Годы идут: растут дети, жены из молоденьких девчонок превращаются в зрелых дам, а мы... мы все те же мальчишки в голубых тельняшках с лихо заломленными на бок беретами.
"... набекрень береты голубого цвета... со стальным просветом огонек в глазах..."
Напевая, достаю из шкафа берет, камуфляж с орденами.
Мда... берет тронут молью, медали потускнели, - не беда, не потускнели воспоминания.
Маленький металлический кругляшек, надпись "За боевые заслуги".
Серые камни, душная пыль из-под ног, красномордое солнце на излете. Группа медленно ползет вверх по склону. Во вчерашнем письме от жены - жарко, мол, у них там, дома, аж 35. Жарко? Э-х-х-х: сейчас бы в тенек.
Там градусов 50 - не так печет. Мысли путаются.
Маленькие шустрые ящерицы, распластавшись копчеными завитушками на камнях, провожают десантуру немигающими глазами.
Счастливые! Им чем теплее, тем веселее.
На работе привыкли. Знают, что один раз в году директор появляется не в пиджаке и при галстуке, а в пятнистом застиранном камуфляже, с беретом под погоном.
Привыкли.
Противный свист мины, глухой осколочный разрыв.
Засекли. Теперь будем, судорожно вжимаясь в неприветливо-твердый грунт, отстреливаться. А так все начиналось-то мирно. Обычное усиление постов на праздники. Духи тоже знают, что десантура в этот день гуляет, вот и норовят подпортить настроение.
Радист злобно матерится - осколок, уронивший его на землю, застрял в корпусе "Ангары".
Приплыли. Тьфу, черт! Теперь и связи толковой нет.
Проверив почту, раздав на работе указания, еду на набережную. Из динамиков афганский репертуар:
"Расплескалась синева, расплескалась,
По тельняшкам разлилась, по погонам".
Трезвый пока еще народ, в тельняшках и беретах обнимается, шумит, смеется, грустит. Как редко видимся-то.
Не повезло сегодня, ой, не повезло. Надо же так. Прижали. На склоне: не внизу, не вверху - посередине подъема. Разворачиваем АГС. Сейчас, сейчас мы вам объясним, кто мы, откуда и что здесь делаем. Хочется закрыть глаза и открыть их дома. Хочется убедить себя, что это сон.
Как умирать-то не хочется!
- Эй, бача! Инджабе!
Знакомый голос. Точно. Пашка, сукин сын!
- Привет, братишка! Как семья? Дети? Работа?
- Нормально, шурави! Пивко аст?
- Нист! Но сейчас организуем.
У Пашки длинный шрам на правом плече. Духовская пуля слегка лишь коснулась руки, а память... память осталась на всю жизнь.
Плотно бьют гады, ой плотно. Не зацепили бы кого. И еще связь. Пуля срезает антенну у "Северка". Надо же так, а! Совсем ведь пропадем без связи, однако. Одна надежда на случай.
Пашка матерится. Одна автоматная пуля разбивает магазин, другая чертит полосу на плече. Праздник, стало быть.
- Хреново, Паша?
- Нормально, командир!
Милицейский наряд окидывает нас подозрительным взглядом.
- Отмороженные собрались, - шипит серый лейтенант, боязливо посматривая, не слышат ли.
- Паш, да хрен с ним, пусть шипит, у нас сегодня праздник.
Вот оно! В "Ромашке" знакомые голоса:
- Витязь 824, я - воздух, что у вас?
Вертуны, братцы мои, как я вас люблю!
- Воздух, я - Витязь, контакт с бородатыми, квадрат 56, по улитке 9, прошу помощь.
- Работаем, Витязь.
- Паш, а Паш, дай берет поносить! - мальчонка из соседнего двора гордо демонстрирует соседским пацанам дырочку на берете.
- Видали? Это от пули, да, Паш?!
- Да откуда пули? Моль проела, - смеется Пашка.
Моль. Если бы это была моль.
Пара двадцатьчетверок вынырнула из-за гребня:
- Витязь, я - Воздух, дайте целеуказание.
Ага, зашевелились душки, не нравится.
Бойцы натягивают на стриженые макушки голубые береты.
- Воздух, я - Витязь, видите нас?
- Видим! Ну, черти полосатые, тьфу, - бородатые: держитесь!
Старый потрепанный берет, поношенный тельник, потускневшая медаль.
Память об одном дне августа.
