Егор забрёл в беседку на заднем дворе роты и в одиночестве закурил, слушая, как скулят и зевают в вольерах служебные собаки. Он не любил собак. Не питал к ним нежных чувств как отдельные люди. Для него они были не более, чем лошади или куры, или кошки. Он поднялся и отправился к собачьему питомнику, щелчком пальцев запустив окурок в сумеречное небо, который по баллистической траектории взвился красной сигнальной ракетой, угодил в бетонную стену и рассыпался горстью крошечных искр. Прошёл мимо нескольких вольеров с табличками и остановился у нужного.
- Каро, - позвал Бис. - Каро, иди сюда!
Собака осторожно высунула из будки нос, принюхалась к нечаянному гостю, и затем показала морду.
- Иди ко мне!
Тяжело дыша и что-то вынюхивая, Каро нетвёрдой поступью подошёл к ограждению.
Контуженную взрывом собаку, ефрейтора Котова по прозвищу 'Кот' и рядового Фёдорова по прозвищу 'дядя Фёдор' в шутку прозвали 'Трое из Простоквашино'. Но никакого отношения к известной повести Эдуарда Успенского они не имели. Их объединяло другое. Все трое при роковом стечение обстоятельств пострадали от подрыва радиоэлектронных фугасов. У минно-розыскной собаки тогда погиб вожатый. Пораненная собака после подрыва на фугасе не восстановилась, работать не могла и медленно хирела, и только Стеклов считал, что у Каро депрессия из-за потери вожатого. Завидев после ужина у штаба часового, которого казалось никогда не меняли на посту, Бису пришла в голову идея - обменять Каро на Брайта, тем самым вызволив второго из омоновской неволи. Официально Брайт числился в штате милицейского отряда, возвращать его омоновцы не собирались, и обмен, возможно, был единственным выходом в такой ситуации. Он не был честным и приятным, хотя бы потому, что ради свободы одной собаки Стеклову придётся отдать другую. Но вариант был только таким. Последний раз Каро мог послужить делу всей своей жизни, принеся себя в жертву как камикадзе. Ну или - пеший камикадзе - как придумал Стеклов. Для Егора такой шаг был вполне объясним. Придя служить в бригаду, он свой выбор сделал. Быть может, не выбирал, но принял. Жизнь по принципам спецназа тесно переплетена с жизнью множества валаамских иноков, что отправились в Первую мировую войну с исполнением святого долга от Евангельского Слова Христа: 'положить душу свою за други своя'.
В спецназе долг был не только у человека, но и у специальных служебных собак. Каро мог спасти Брайта.
- Что скажешь? - спросил Егор собаку. - Узнаем, что по этому поводу думает старший прапорщик Стеклов?
Каро облизнулся и печально заскулил, будто что-то понимал. Прощаясь, Егор постучал ладонью по решётке. Собаки заметались, подняли заливистый лай на всю округу, пока окончательно не охрипли от брёха.
Отняв нетрезвую голову от подушки, Владимир Стеклов остановил случайно подвернувшегося под руку дрессировщика и отправил на выход, где тот едва не сшиб Биса с ног.
- Стой! Куда?
- Товарищ старший лейтенант, товарищ старший прапорщик приказал проверить собак на питомнике! Разрешите?
- Валяй.
Командир застал роту в дремотной маяте, пропитанной молчанием и размышлениями. Такими вечерами пронзительный лай из вольеров только обострял хандру. Солдаты, охваченные привычной меланхолией, лежали на солдатских нарах, слушали в плейерах музыку, шептались или писали домой трогательные письма. Кто-то готовился к утреннему выходу, как на войну, основательно; кто-то чистил одежду и сушил обувь, расставив вокруг печи десятка два, а то и три, пар армейских ботинок носами к пляшущему огню, будто для языческого ритуала. Старший лейтенант сунул в бункер зольника тонкую лучину, глядя на мерцающее сияние, подождал, когда языки пламени охватят её и прикурил. Завтра исполнялся месяц, как он здесь. Непростое выдалось время. Вроде бы месяц, а сколько всего случилось? Кому-то и за полгода столько не пережить. Мысли о том, чтобы подвести промежуточные итоги пребывания появились нечаянно и как нельзя кстати. Занять голову и руки - вот, что требовалось этим вечером. Дело оказалось нехитрым, но несмотря на простоту Бис вооружился электронным калькулятором. Листая дневник, перечитал короткие записи, сверил их с уменьшенной копией карты минной обстановки и календарём. Уповая на высокие показатели, вывел на чистой странице блокнота пункт первый:
'Обнаружили и обезвредили...'
- Чего-то я никак не соображу, всего два, что ли? - произнёс он, сведя брови. - Как же такое возможно? Два фугаса? Невозможно! Это ошибка? - Он начал проверку сначала. - Первым был фугас со шрапнелью. Его обнаружил рядовой Гузенко, он же и обезвредил. Произошло это аж двадцать пятого декабря... Следующим был... где же? - Бис перевернул страницу. - Это нас подорвали - это не то... Это обстрел из РПГ... Это подрыв... Это тоже подрыв... И это подрыв... Это мы разминировали собой... Это, ну понятно, снайпер... Ну, вот же! - отыскал он наконец нужную запись: восьмого января, обнаружил и обезвредил Гузенко... Это второй... - Егор внимательно изучил свои записи. - Выходит, всё? Гузенко - первый и он же - второй?'
Егор окинул взглядом расположение:
- Гузенко!
- Я! - отозвался тот.
- Ну-ка иди сюда. Скажи мне, сколько ты обнаружил фугасов в январе?
- В январе? - переспросил Сергей, будто упорядочивая в голове информацию о лично обнаруженных фугасах-ловушках. - В январе один. И ещё один в декабре. Всего, - два.
- Выходит - я не ошибся. Кто-нибудь ещё обезвреживал фугас в декабре или январе?
- Я, рядовой Сурков, - доложил солдат, выглядывая из темноты солдатских нар. - На Тухачевского, на первом маршруте. Дату не помню... это ещё при капитане Кубрикове было.
- Погоди, Сурков. Дай я пока со своим маршрутом разберусь.
Егор запыхтел как паровоз, бормоча несвязно и постукивая обратной стороной графитного карандаша по клавишам калькулятора. Наконец он затих, придирчиво проверил окончательный вариант, после чего любовно разгладил страницу, как казалось, довольный результатом.
В итоге картина получилась следующей:
- обнаружили и обезвредили фугасов - 2 (25.12.2000; 08.01.2001);
- вскрыли факт минирования, но не обезвредили (так Егор обозвал ситуацию, когда подрыв фугаса был вызван близостью к нему сапёров) - 3 (18.12.2000; 04.01.2001; 09.01.2001);
- подрыв дозора без потерь - 2 (23.12.2000; 24.12.2000);
- подрыв фугасов с потерями - 2 (21.12.2000; 05.01.2001);
- уличные бои - 5 (12.12.2000; 01.01.2001; 04.01.2001, 05.01.2001; 06.01.2001);
- потери личного состава - 3 санитарные, из них личных - 2 (04.01.2001; 06.01.2001).
- Нас подорвали больше раз, чем мы обезвредили фугасов - раза так в три-четыре... - сделал Егор вывод по результатам анализа. - Какая тактика, такая и динамика. Что скажешь, Ген? - спросил Егор Кривицкого.
- Кто-то явно желает тебе смерти, - равнодушно ответил тот.
- Только ли мне? А как же ты?
- У меня на маршруте тишина, как видишь. А тебе на своём надо что-то делать.
- Может быть, ты знаешь что именно?
- Тут надо думать, - повелительным тоном сказал Кривицкий.
- А ты случаем не заметил, что на планёрке я пытался внести предложение?
- Да что это за предложение: изменить время? Что это даст? Всё, что ты смог предложить для борьбы с самодельными взрывными устройствами - это камни и палки. Ты сражаешься с радиоэлектронными фугасами первобытным орудием, как Дон Кихот с ветряными мельницами. Но что хуже этого, что командование не хочет ничего замечать или попытаться хоть как-то тебе помочь.
- Помочь - поддержать меня, чтобы хоть как-то повлиять на сложившуюся ситуацию - я просил тебя! Но почему-то в самый ответственный момент ты спрятал язык в жопу! - высказал Егор, что держал в себе с самого возвращения из штаба. - И если у тебя нет сколько-нибудь внятного предложения мне не требуется мнение какого-то повара!
- Что ж, жизнь полна аномалий, - сказал в ответ Геннадий, определив самую суть.
Бис повернулся на другой бок и постарался уснуть.
На другой день на обоих маршрутах обстановка была нормальной. Это было самым приятным и самым странным чувством одновременно. Но то, что беспокоило Егора, не особо тревожило Геннадия. Долгое время на маршруте Кривицкого сохранялось завидное безмолвие. Вероятно на руку играло близкое расположение главной базы российских войск в Ханкале, которая считалась самым тихим местом и самым охраняемым объектом во всей Чечне, окруженным рядами колючей проволоки, минными полями и блокпостами, и также тщательно окутанный ореолом неприступности и неуязвимости.
На обратном пути Егор остановился у блокпоста, где томилась в неволе собака Стеклова. Окажись хозяин здесь - уже бежал бы к своему Брайту сломя голову. Только Стеклов на маршрут не вышел, нетрезвым, он спал в палатке. Егор тяжело спустился на землю. Этим утром необычно сильно ныла нога и он почти не покидал БТРа, погружённый в напряжённые размышления. Всё пытался понять, почему встретил такое ожесточённое сопротивление со стороны комбрига, ведь он как и полагалось предлагал внедрить в действия дозоров наряду с традиционными приемами нестандартные решения? Почему комбриг блокировал практические инициативы и взывал к теории наставлений? Ведь между теорией и практикой наблюдались различия почти в каждом бою. Никто не мог объяснить, почему, но данный феномен наблюдался во время множества экспериментов. При каждом подрыве противник уничтожал тех, кто ему противостоял. И, в основном, это были сапёры...
Брайт лежал на земле и поглядывал на всех умными печальными глазами. Дожидаясь Мирона, Бис перемигивался с Брайтом глазами, а когда тот наконец появился сходу предложил вариант с обменом собаки на собаку и бонус - размером в половину барана. Всё это, как надеялся Бис, должно было помочь Мирону принять нужное решение. Однако Мирон предложение принял холодно, но обещал подумать и дать скорый ответ. Егор распрощался, снова незаметно подмигнул Брайту как близкому другу, вскарабкался на бронетранспортёр и поспешил отбыть на базу. По прибытию организовал для солдат обед, чистку оружия и тренировку по отражению нападения на инженерный дозор и экстренной эвакуации раненного.
- Ну сколько можно, товарищ лейтенант? - возмутился ефрейтор Ерёмин. - Мы уже сто раз отрабатывали эти приёмы!
- Во-первых, старший лейтенант, дубина! А во-вторых, отрабатывать будем столько, сколько скажу. Пот, как известно, экономит кровь, ясно тебе?
- Так точно, - отвернул безрадостные глаза Ерёмин, понимая как и все, что спорить было бессмысленно.
За учебным занятием последовал ужин. За ним - вечерняя планёрка, где старший лейтенант вновь получил отказ на предложение изменить время выхода. После планёрки он посетил медпункт, где сделали перевязку и укол, и отправился к разведчикам, что располагались в соседнем с медротой здании. В свой крайний визит в разведроту на одной из межэтажных площадок он заметил старые деревянные рамы для окон, давно не видевших краски, однако со стёклами в них, и хотел выяснить не осталось ли лишних. На пороге его встретил лейтенант Олег Белоусов, командир взвода разведки, которого все поголовно называли Михалычем. Вообще это было его настоящее отчество. Егор не знал, чем тот заслужил такое отношение к себе, ведь они были ровесники, только сам начальник разведки полковник Стержнев уважительно обращался к нему исключительно так и не иначе.
- Олег, видел у тебя оконные рамы со стёклами. Выручи, пожалуйста, нужны минимум две.
- Чего остеклить собрался? - по-хозяйски спросил Михалыч.
- Хочу помочь одному человеку в городе.
- Местному, что ли?
- Да. Местному. У него из-за нас выбило стёкла во время обстрела, вот я и пообещал помочь.
- Решил разыграть из себя благотворителя? - улыбнулся Михалыч. - Доброжелательность на войне - это худшая ошибка из всех!
- Да, да, знаю... Так ты дашь или как?
- Бери, конечно! Для друга ничего не жалко. Уверен ты знаешь, что делаешь!
- Знаю.
Вместе они отправились на этаж, где была свалка из рам.
- Ты же не сам понесёшь? - спросил вдруг Михалыч. - Выбери какие нравиться, а я дам команду - получишь рамы через двадцать минут.
- Спасибо, братишка.
- Всегда пожалуйста!
Спустя двадцать минут в сапёрную роту явились четверо разведчиков с хрупким грузом на крепких плечах.
Утром следующего дня рамы погрузили на бронемашины и вышли на маршрут. Было пасмурно и накрапывал слабый дождь. В воздухе витали запахи чего-то такого, о чём знаешь только в далёком детстве, а позже и не вспомнишь, что это было. Мокрый асфальт почернел и, казалось, распух. Звуки в округе отсырели и растаяли, и было слышно только жалобное журчание воды, будто кто-то невидимый плачет и безнадёжно молит о помощи. Стояла неприличная тишина, в которой радиоэфир изредка оживляли минные офицеры докладами о прохождении контрольных точек своих маршрутов. О своём прибытии в пункт назначения, как обычно, первым доложил Кривицкий, в силу того, что его маршрут был значительно короче второго. К этому часу Бис подобрался к 'Сливе', до 'Груши' оставалось около двух километров, куда позже сапёры добрались без особых проблем.
На обратном пути дозор старшего лейтенанта остановился на Маяковского, рядом с домом, в который первого января попала граната РПГ и взрывом выбило из окон стёкла. Бис внимательно и придирчиво осмотрелся. Он не знал случая, чтобы осмотрительность кому-то однажды помешала. Тем более, когда на оценку обстановки не требовалось долгих часов. Улица давно была изучена вдоль и поперёк: немного машин, немного людей, дальше по маршруту рынок, разве что новый прилавок вырос у дороги в аккурат с интересующим домом. С утра прилавок осмотрел сапёр - он был пуст, а сейчас на нём стояли рядами консервы и разные овощи, а рядом - безоговорочно - бутыли с горючкой.
Подойдя к нужному дому, Бис взглянул на окна, на которых стёкла временно заменили полупрозрачной плёнкой, остановился у двери в заборе, ударил в неё трижды и прислушался к звукам во дворе, на всякий случай отступив за её створ и стал ждать. Он ждал - спокойно и неподвижно - и мысленно фиксировал течение времени. Стрелки часов беззвучно переступили деление двух часов дня.
Наконец спустя несколько минут за дверью послышались шаркающие шаги, засов сдвинулся в сторону, щелкнул замок, дверь распахнулась и перед Егором предстал знакомый старик. Офицер бросил беглый взгляд на руки пожилому мужчине, за тем за спину, через плечо.
- Добрый день, - наконец сказал он.
- И вам доброго дня, - ответил старик. - Что случилось?
- Ничего не случилось. Мы привезли стёкла для окон.
Сдержанное и учтивое лицо мужчины не изменилось, но Егор почувствовал во взгляде вопрос: что за стёкла?
- Взрывом гранаты у вас выбило стёкла в окнах, помните?
- Конечно, помню. Их слишком часто выбивает, чтобы я мог забыть об этом?
- Я обещал помочь со стёклами...
- Не помню, чтобы я брал с вас подобное обещание? Но, что поделать, если вы здесь, значит, никакой ошибки нет.
- Конечно, нет.
Офицер обернулся и махнул рукой:
- Заносим сюда!
С машин одну за другой сгрузили облезлые оконные рамы.
- Украл? - робко, но в то же время строго спросил старик. - Если украл - не возьму.
- Не украл, - сказал офицер. - Взял там, где они были без надобности...
Старик на минуту задумался, опустив глаза.
- Ас-саляму алейкум, - подоспел неизвестный Егору мужчина и, приветливо улыбаясь, поинтересовался у старика. - Всё в порядке, Усман?
- Уа-алейкум ас-салям! Всё хорошо, хвала Аллаху, Господу миров!
- Вот, заметил у твоих ворот военных, решил подойти и поинтересоваться, вдруг могу чем-то помочь или быть полезен? Моё имя Ваха. Мы соседи, - объяснил незнакомец своё крайнее любопытство. - Я живу с семьёй в этом доме... - показал он рукой через дом. - Хочу обсудить расположение у дороги моей торговой лавки - что можно оставлять, а что нет - чтобы ваши солдаты не подорвали её и не расстреляли из гранатомётов. Если что-то нужно - то же добро пожаловать - всё съедобное, всё очень свежее!
- Хорошо, - кивнул Бис.
- Если что, только скажите... - повторил Ваха, не собираясь уходить.
- Передам рамы и подойду.
- Ясно, - понимающе закивал Ваха. - Если найдётся немного солярки - куплю!
- Сейчас поговорим об этом, - сказал Бис.
Незнакомец из учтивости отступил в сторону, чтобы у офицера не возникло повода уличить его в назойливости. На Кавказе все устремлены проявлять подлинное уважение друг к другу, подчёркивая благородство крови в личной плоти.
Когда деревянные рамы заняли место во дворе старика, он поблагодарил солдат и остался у ворот снаружи. С холодной учтивостью Егор кивнул в ответ и, потеряв всякий интерес к пожилому Усману, затопал к продовольственной лавке у дороги, негромко позвякивая автоматом. И снова осмотрелся, каждую минуту оценивая обстановку.
- Я в прошлом тоже офицер. Подполковник Российской Армии в запасе, - с гордостью сказал Ваха. - Служил в пятьдесят первой дивизии противовоздушной обороны. Знаешь такую?
- Нет, - признался Егор, смерив Ваху настороженным взглядом.
На вид Вахе было, как Кривицкому, тридцать три-тридцать пять. Немного седины и неглубоких морщин. На поверку мог оказаться немного старше, - до сорока. Крепкого телосложения и в достойной физической форме. Вполне мог быть в прошлом военным. Дружелюбный, рассудительный, несомненно умный, чтобы достичь своих целей, и хитрый, - как-то же выживал здесь.
- Что смотришь? Соврал, думаешь? Выгляжу молодо? Хорошо сохранился в Забайкальских широтах, - улыбнулся Ваха. - Нравилась мне военная служба. Тяжело временами было, но, что тут скажешь, мечта детства. Страну объехать хотел всю. И послужить много где довелось... Дольше всех, целых семь лет, служил в ЗабВО... Округ такой? В шутку расшифровывается - 'забудь вернуться обратно'.
Бис кивнул:
- Забайкальский военный округ.
- Верно. Служил я в 200-й артиллерийской бригаде большой мощности рядом с Читой-46, между Яблоновым хребтом и хребтом Черского. В советское время умели прятать объекты стратегической важности! Служить там было одно удовольствие: бригада как родная семья; прекрасный военный городок в сосновом лесу; воздух, как мёд; охота, рыбалка; в жилгородке - горячая вода, бассейн, детская школа искусств и Дом офицеров. Особое государство в государстве, как Ватикан, со своим пропускным режимом, милицией и прокуратурой. До Читы семьдесят километров. Правда, под дембель решил перебраться поближе к дому, - так оказался в Новочеркасске. Получил подполковника, дали квартиру в Ростове, и тут - война... Собрал комдив нас, офицеров-чеченцев, в клубе и сказал, что отправлять чеченцев в Чечню не будут. Не потому, чтобы не пришлось нам стрелять по своим домам и городам или убивать земляков, а чтобы мы в спины своих же солдат не стреляли. Клянусь, обидно было до слёз, и я - благо выслуги лет хватало - написал рапорт и уволился в запас. Уехал в Грозный. В семье я младший из детей, обязан около родителей быть. Хотел увезти их в Ростов, только они на отрез отказались. Не поехали. Мыкался я некоторое время - Ростов-Грозный, Грозный-Ростов, когда можно было, в конце концов, развелись с женой. Это она у меня русская, в Грозный понятное дело не поехала бы. Квартиру ей и дочери оставил. Короче, я когда увидел куда здесь всё катится, сразу подумал тогда: правильно, что военные сюда пришли. Только не думал я, что всех этих шайтанов калёным железом выжигать придётся. Вот так подумаешь: а что было делать? И понимаешь: всё правильно Путин управил, коль, мы беспомощны у себя дома оказались. В январе 95-го, во время бомбёжки мать с отцом погибли под завалом. Меня дома не было. Долго не мог в себя прийти, собрать себя не мог: вся эта война, мать с отцом, разруха, непонятки эти: что делать? как жить? После первой занялся торговлей. Потом бросил. Занялся строительством. Вот - родительский дом своими руками отстроил. Между войнами второй раз женился. Жена моложе на восемнадцать лет. Двоих детей воспитываю. Вот такая история... О том, как я однажды уехал из дома и снова приехал, а между отъездом и приездом целая жизнь незаметно случилась. Живу теперь здесь... - развёл он руками. - А ты давно здесь?
- Прилично, - пожал Бис плечами.
- Значит, не первый раз?
- Нет.
- В 94-м был?
- Нет. С 99-го здесь...
- Тебя как зовут? Меня Ваха.
- Егор.
- Ты, говори, Егор, если что нужно тебе, привезу.
- Хорошо.
- Так я могу оставить лавку у дороги?
- Оставляй. Но следи за тем, чтобы на ночь в ней ничего не оставалось, ни мешков с картошкой, ни пакетов с чем-либо. Замечу, не обижайся, расстреляю из КПВТ, такая инструкция.
- КПВТ? Знаю! Мощный пулемёт! А ты смотрю, всё делаешь по инструкции?
- Конечно.
- Это правильно. Это правильно. Устав кровью написан.
- Пора мне, - протянул Бис руку.
- Удачи, - Ваха протянул в ответ, крепко сдавил руку Егора и хорошенько встряхнул.
Это был редкий и дорогой напиток, что можно было найти на войне.
- За что? - удивился Бис.
- Судя по всему, ты неплохой человек. Доброе дело сделал для старика.
- Я не возьму.
- Возьми. Это от сердца. У старика нет ничего, он не может дать, а я могу.
Егор заглянул Вахе в глаза.
- Так отдай старику.
- Зачем ему это?
- Чтобы было чем расплатиться с тем, кто вставит стёкла в рамы.
- Вставят без этого, не беспокойся. У нас на Кавказе чужих стариков и детей нет... Так что возьми, - настойчиво повторил он, вложив в руки Биса гостинец, и, казалось, расстроенный вернулся к прилавку. Егор всё ещё колебался. С древних времён существовал обычай, согласно которому получение подарка обязывало получателя в будущем сделать презент дарителю. Бис проводил Ваху тяжёлым взглядом, забрался на броню и отправился в путь, подняв руку ладонью вперед с открытыми пальцами в знак благодарности.
У омоновского блокпоста, где обитал Брайт, Егор снова остановился. В этот раз, Мирон и несколько бойцов стояли снаружи бетонного опорного пункта, занимаясь досмотром проезжающих машин. Мирон узнал Биса и, не дожидаясь пока тот спрыгнет, направился к головному БТРу сапёров первым.
- Как дела? - спросил он первым делом.
- Сегодня тихо, - ответил Егор. - Что-нибудь решили насчёт собаки?
- Да, на девяносто девять процентов решили положительно, - твёрдо сказал Мирон. - Только сперва хотелось бы взглянуть на подмену?
- Завтра, - идёт?
- По рукам.
Не сходя с места, они ударили по рукам и разъехались.
Сразу по возвращению на базу Егор поднялся к оперативному для доклада. Устного - командиру бригады и по телефону закрытой связи - в инженерный отдел Группировки. Обстоятельный и развёрнутый доклад в Группировку при возвращении был вполне объясним, а доклад комбригу - пустая формальность, которую полковник Слюнев установил для контроля за психоактивным состоянием офицеров-сапёров, проявляющемся в изменении поведенческих функций, развязности, потере субординации и снижении критики к собственным возможностям. Ведь о ходе разведки, её окончании и результатах Слюнев знал заранее, из докладов дежурного офицера или его помощника, что фиксировали положение сапёров на маршруте по тем же пресловутым контрольным точкам. Конечно, это было досужим суждением Биса, что доклад всего лишь предлог и у Слюнева установка поймать его с поличным. С другой стороны, каким ещё оно могло быть, если выслушав короткий доклад, комбриг первым делом спросил:
- Трезвый сегодня?
- Так точно, - признался старший лейтенант.
- Опять ничего?
- Что именно ничего, товарищ полковник?
- Ты мне дурака здесь не валяй... Опять ничего не обнаружил?
Он крепко задумался над ответом, зная, что Слюнев станет выкручивать оголённый нерв, который полковник Стержнев Александр Линович, между прочим - Герой России, однажды предложил побеждать и закалять привычкою. В конце концов, решив, что комбригу не придраться к дотошно подобранному в уме ответу, Егор наконец произнёс:
- Ничего.
- Плохо, Бис, что ничего, - желчно известил полковник. - Как тебя учили вообще, что ты ничего не умеешь? Ты что за шарагу окончил?
- Что ещё за шарага? - как заправский боксёр, ушёл в глухую защиту старший лейтенант. - Я даже слов таких не знаю...
- Училище какое окончил?
- Инженерно-строительное, - ответил старший лейтенант.
- Так может в этом причина?
- Причина чего? - притворился Егор, что не понимает.
- Того, что у тебя особого чутья нет, подобно слуху, зрению и обонянию. Тут надо иметь тонкий нюх, а у тебя только спесь. Вот ты и не можешь ни черта... И в роте у тебя хуже, чем в конюшне!
Бис ослабил в колене ногу, как по команде 'Вольно!' и застыл в понурой позе, уныло склонив голову и спину под тяжестью бронежилета и разгрузки.
- А вы что окончили, товарищ полковник? - спросил он.
- Я? - удивился Слюнев вопросу, будто никто не имел права его об этом спросить.
- Алма-Атинское высшее общевойсковое училище и Общевойсковую академию Вооружённых Сил.
- Так вы общевойсковую шарагу, что ли, окончили? - раздосадовано произнёс Бис, насмешливо отмахнувшись.
- Ты охренел, старлей? - вскочил с места Слюнев. - Пошёл вон!
- Так и вам фугас не светит найти, товарищ полковник. Мы так-то в одинаковых условиях.
- Пошёл вон, сказал! - поднял крик Слюнев.
- Есть! Разрешите на доклад больше не приходить?
- Запрещаю! Нет, отставить! Не разрешаю!
С улыбкой до ушей Бис выскочил за дверь, едва не налетев на начштаба Крышевского, сухо извинился, вприпрыжку сбежал вниз по лестнице, ногой толкнув дверь. Оказавшись на улице, остановился, всегда смущаясь, когда производил много шума, натянул на глаза шапку, степенно прошёл мимо часового, заранее отворившему для него калитку и, не желая ничего дурного бедному покинутому юноше, поспешно перекрестил его, содержательно произнеся:
- Аминь!
Он закурил и, спрятав зажигалку в карман, невозмутимо и неспеша, слегка прихрамывая, направился по дорожке в расположение роты. Свернув на знакомую тропу, Егор заметил у входа в палатку внушительную свалку из вещмешков, одежды - в основном верхней, и разбитой обуви. Были здесь и личные веще солдат и офицеров. Стальные кровати, деревянные тумбочки, подушки, закрученные в матрасы и одеяла, словно куриные рулеты, и даже содержимое оружейной комнаты находилось здесь. Рядом с ротными пожитками - незамеченным -стоял вооружённый дневальный.
- Дежурный по роте, на выход! - увидев командира, завопил он.
Бис остановился, не понимая, что произошло. Из палатки, как из ларца, выскочил дежурный и застыл рядом с дневальным, и стало их уже двое. Оба - виноватого вида.
- Кот, это что? - спросил Егор.
- Погром, товарищ старший лейтенант! - смело доложил ефрейтор Котов.
- Что случилось?
- Комбриг приходил... вот... вывернул палатку, товарищ старший лейтенант!
- И какая для этого нашлась причина? - нахмурил Бис брови. - Только не ори, как на пожаре, спокойно доложи, - предупредил офицер.
- Комбригу не понравился внутренний порядок, - доложил Котов.
Бис стоял непроницаемый, точно скала, задержав руку на открытой двери, так что в конце концов Котову пришлось отступить, освободив проход, и пропустить командира внутрь. Увиденное совершенно точно не привело ротного в восторг, но и не поразило бешенством, словно молнией. Это уже был прогресс. Впрочем, после убытия групп инженерной разведки в палатке всегда наблюдался беспорядок, - люди поднимались засветло, собирались при тусклом освещении, снаряжались, торопились, что-то забывали, возвращались, затем возвращались патрули и ночная смена с 'ДЭСок' - дизельных электростанций, водители инженерных машин тоже шастали здесь без конца. Беспорядок в расположении роты был неотъемлемой частью повседневного быта, кипучей деятельности, любых сборов и построений, но к возвращению командира роты суточный наряд был обязан превратить расположение в благоухающий эдем. И Биса, страстного любителя чистоты и несоревновательного бокса, тот порядок, что он находил по возвращению с некоторых пор вполне удовлетворял.
- Что так не понравилось комбригу? - спокойно спросил он.
- Сам не понимаю, товарищ старший лейтенант!
- А где в это время был Кривицкий?
- Не могу знать.
- А Стеклов?
- Его пьяного спрятали на питомнике.
- А что комбриг?
- Комбриг его не видел. Дневальный срисовал комбрига, когда тот пошёл в палатку комендачей и химвзвода. Тем временем мы перенесли товарища старшего прапорщика в вольер вместе с матрасом, - не стали будить.
- И что было дальше?
Вопросы молодого офицера становились короткими и напоминали блиц-допрос.
- Комбриг сказал, что в роте беспорядок и объявил вводную.
- И какую?
- 'Пожар в роте'...
Безусловно, никакого пожара не было. Это была учебная команда, при объявлении которой из подразделения эвакуировали личный состав, вооружение и другое специальное и военное имущество. Не оставляли ничего. Как сейчас в палатке, в которой кроме деревянных полов и солдатских нар ничего не было. Только там, где прежде стояла командирская кровать на боковой стойке красовались приколоченные на гвозди чёрно-белые уличные указатели с названиями городских улиц, на которые крепились фотографии жены и сына.
- Уложились?
- Так точно.
- И какое время?
- Семь минут. Хорошо народу было много, только с обеда вернулись.
- Полчаса хватит привести палатку в привычное состояние?
- Так точно, - выдохнул Котов, набрав полные лёгкие, пока соображал.
- Приступай.
- Есть, - сорвался он с места и, с криком: 'Один, давай всех сюда!', скрылся из виду.
На это время Бис устроился в беседке во дворе, недалеко от питомника. Перед мысленным взором Егора возник Стеклов, спящий в вольере. Ему стало интересно и он отправился проверить, - не врал ли Котов? Котов не соврал. На матраце застеленном одеялом лежал Владимир Стеклов, укрытый поверх несколькими солдатскими бушлатами, вероятно, чтобы не замёрз на смерть. Калитка не была заперта, только прикрыта, замок висел рядом и Егор намеренно накинул его на петли.
- Володя, - ласково позвал Бис. - Володя!
Тот не повёл ухом.
- Володя, - снова позвал Бис, но уже громче.
Стеклов вздрогнул и зашевелился.
- Тебе очень идёт этот вольер. Сразу видно - человек на своём месте.
- Пошёл нахуй!
- Что за день-то такой сегодня? Куда не придёшь, отовсюду шлют?
- Кто ещё?
- Известно кто. Тот, от кого ты здесь спрятался.
- Комбриг?
- Он самый.
- Не принимай близко к сердцу. Он хороший человек. Просто немного ущербный.
- Тогда стоило посадить вас в один вольер рядом.
- Ага, - согласился Стеклов.
- Как долго ты ещё намерен в свинью превращаться?
- А что?
- Да, так, ничего. Просто пока ты пьёшь, как животное, комбриг почему-то меня обнюхивает, - Бис присел на чурбак рядом с клеткой, распрямив левую ногу и потирая внутреннюю часть бедра.
- Так это он не поэтому.
- А почему?
- Весна близко - просыпается всё, обостряется, почки набухают, щепка на щепку лезет, - вот он и бесится. Зуд у него там... Потерпи, скоро пройдёт.
- А ты, когда с синей иглы соскочишь?
- Дня через два-три... Да я, между прочим, вчера хотел завязать и с тобой - на разведку. Да только не могу я пойти туда, где мой Брайт... Мимо ходить не смогу! Сорваться боюсь и перестрелять их всех!
- Кого перестрелять?
- Омоновцев.
- Ты дурак?
- Сам знаешь...
- Ах, ну да, о чём я вообще спросил?
- Я перестать думать о нём не могу. Из-за этого в бутылку лезу.
- И что же ты надумал о нём?
- Толком ничего.
- За то у меня есть одна идея, только я обсудить её с тобой не могу, потому что ты четвёртые сутки пьян!
Стеклов, лицом в подушку, затянул 'белогвардейский' романс:
- Четвёртые сутки пылают станицы, горит под ногами... И что за идея?
- Тебе не понравится.
- Что за идея?
- Протрезвеешь, приведёшь себя в порядок, приходи, обсудим.
- Егор, ну скажи!
- Я всё сказал. Трезвый приходи.
Бис поднялся и направился прочь.
- Постой! Ключ где? Калитку открой!
- Замок открыт.
Поздним вечером , когда в палатке прозвучала команда 'Отбой!', Стеклов подобрался к Бису с расспросами.
- Что у тебя за идея? - спросил он шёпотом, подсев на край кровати и пригладив взъерошенные волосы.
После тёплой бани одутловатое лицо его немного расправилось и посвежело.
- Ну, слушай, - взглянул Егор на Владимира, решив, что тот к разговору готов. - Только наберись терпения и не горячись сразу... Я предлагаю обменять контуженного Каро на Брайта. Если, конечно, омоновцев устроит подмена? Каро для них кот в мешке, тёмная лошадка, они его ещё не видели и подозреваю, не обрадуются увиденному, как-никак разница между собаками очевидна. Чтобы они были сговорчивее, я оставил предложение на полбарана в силе... Так что где-то нужно найти в Грозном молодого барашка? - Егор поднялся с постели, дабы серьёзный разговор не стал праздным, и принял гордую осанку, подчёркивающую благопристойность.
Вывернув от удивления глаза, Владимир сжал кулаки, будто в них вложили древко невидимого топора и поглядел на Биса снизу вверх, словно тот был деревом.
