На часах пять двадцать пять. Гоню, чертыхаясь, во всю ивановскую, пока вроде не очень опаздываю. Ну не могла же я прервать вице-президента на самом интересном месте, типа, мол, рабочий день окончен, и я в любимом на данный момент костюмчике (с юбкой, между прочим, но об этом - чуть позже) мчусь к шести вечера в престижный кабак запросто так. Сразу б решил, что на интервью намылилась. Да, не забыть вытащить из-под сиденья шпильки и снять офисные галошки.

Через мост уже не успеваю - пробки, парковаться потом еще. Будем "брать speedline", и пристойные десять минут опоздания мне простятся. Зато в электричке можно будет прийти в себя и даже поразмышлять на любимую тему...

Я сошла с ума. Даже знаю, где и как это произошло - в минуту, когда я с полной сознательностью произнесла: "Гидролизованные белки применяются..." и ринулась бороться за выживаемость собственной особи. (Папа, ты помнишь, как уговаривал меня лет пятнадцать назад бросить неженское дело любования фасцинирующими картинками электрических полей? Я тогда послушалась, и следующий десяток лет убила на компаративистское изучение полей иного типа - семантических, в результате чего научилась виртуозно ругаться на пяти языках. Но кормят-то нас всех сегодня мои насосы-насадки-нейтрализации. Эх, папа, папа...)

Нечто странное со мной происходит. Нет, конечно, совершенно не в стиле операций по изменению полов и "голубых" баров. Распады империй, обретение всяческих мнимых независимостей, мое открытие америк принесли мне только одну радость в плане освобождения и демократизации - возможность навечно влезть в брюки как рабочую униформу. Здесь, среди дымящихся труб, белоснежных спецхалатов и гудящих механизмов, портки - не только удобство (я отказалась от юбок-шпилек в первый же раз, когда пришлось лезть на четвертый этаж в пылеуловитель по винтовой лестнице для отбора пробы - лаборантка смертельно боялась высоты), но и неотъемлемая часть атрибутики правящего, вернее, местного управляющего класса, среди которого я - единственная женщина. С того дня мини и каблуки - только на выход, как сегодня, или на Рождественский междусобойчик на радость рабочим.

Но дело-то не в брюках вовсе. В последнее время при некотором сближении с представителями противоположного пола у меня почему-то возникают лишь два чувства: либо желание умыть-отмыть-накормить-убаюкать, либо дать в лоб так, ну, не знаю, как, но чтоб больно.

Вот эти двое. Они такие разные! У одного неповторимая клочковатая борода и протертые на тощем заду джинсы при тривиально-интеллектуальной должности системного администратора. У другого рост - хоть в национальную баскетбольную лигу пиши, герой-любовниковский иконостас, правда, частенько в традиционно русском салате, плюс кандидатская степень умопомрачительных наук в престижном университете с автоматически прилагающимися многочисленными романами со студентками. У первого - редкостное умение никогда не переходить, когда второй радостно претворяет в жизнь свободолюбивые принципы Степы Лиходеева.

Первый постоянно высмеивает отсутствие у меня энтузиазма по поводу окружающей действительности, морщится при виде аккуратно расставленных мною в его ванной туалетных принадлежностей и мимолетно вымытой посуды, ненавидит мой нагло-коричневый рот. Ну разве я виновата, что этот странный "детсконеожиданный" цвет единственно применим к моей не по-дворянски смуглой роже? И какой тут энтузиазм после присущих должности сверхурочных и цельнодневных объяснений на языке, единственный образный эпитет в котором начинается сами знаете с какой буквы? Да, порой мне действительно кажется, что из моего мозга постепенно выветриваются умные и красивые слова, вернее, выражаясь профессионально, снижается уровень их потребления, и даже чтение на ночь Бирса с Маканиным не может оживить унылой картины размеренности кружев на пуховой подушке, и также, увы, отнюдь не побуждает сменить их на разношерстные наволочки-пододеяльники в холостяцкой берлоге компьютерного бога.

А как прикажете смотреть на второго? Чтоб из-под темных очков не перли голубые блюдца, ибо при наличии "таких" глаз и ног, как он утверждает, совершенно невозможно говорить о хностическом гносисе, и все мои попытки предстать кем-то значимым ему уже заранее смешны, несмотря на неуспешные пробивания ко мне по вечно занятому рабочему телефону.

"Вы действительно большой начальник, девочка?" - спросил он меня почти через месяц после нашего знакомства. В ответ я буркнула что-то невнятное про раздачу кнутов и пряников, мол, из женских ручек оно и полегче, и поприятнее, а потом не спала полночи, проигрывая еще и еще раз проведенный вечер, пытаясь отыскать обидные проколы в собственном поведении. Не следовало, наверное, начинать с расплытия в улыбке при встрече. Но ведь трудно удержаться - вы никогда не замечали, как разъезжаются губы в улыбке при виде чего-кого-либо красивого? Красота спасет мир. Да, особенно эта безукоризненная стопка изящных гостевых полотенец в его мраморной ванной - я пытаюсь запомнить порядок полосатых-одноцветных-рябеньких всякий раз, чтоб хоть примерно угадать, сколько "нас" здесь проходит в неделю... или в месяц...

Не хочу больше о грустном, ибо оба этих совершенно разных типа совершенно одинаково не любят меня за то, что я постоянно путаю, как должны пахнуть мои волосы: вызывающе-знойно для одного и сладко-умиротворяюще для другого. За мои вечные костюмы, которые следует обязательно вешать на плечики, а это отнимает столько времени и выглядит несколько казенно-неромантично. За то, что пью все - просто все, что делаю карьеру , ведь даже кошка в доме знает, откуда мыши приносятся, за то, что могу исчезнуть и не напоминать о себе месяцами, а потом поднять трубку так, будто вчера расстались. За то, что прислушиваюсь, но делаю наоборот, за вечную заначку на предвиденные безумства, за то, что всегда есть запасной вариант...

Шесть десять. Успела. Растрепать волосы. Сегодня я просто отдыхаю. Без обязательств и последствий, раздумий и сожалений, с целованием ручек, немного по делу, немного шутя. Ведь Майкл, или, как я больше люблю, Михал, по-чешски, - европеец старой закалки с полным джентльменским набором.

- Привет! Извини, я немного опоздала! Ну, рассказывай, где ты пропадал два месяца. Конечно, соскучилась. Да, мартини для разминки великолепно. Депрессия? Тебя - на пенсию? За sexual harassment? Знаешь, давай лучше водки... straight... а потом ты мне расскажешь, кого ты там отхарассил... Значит, наш проект для Британики пока накрылся...

Больше всего на свете мне хочется, чтоб мои волосы пахли просто дождем и солнцем.

New Jersey, 1999