Эпилог.

Из дневника старшей медицинской сестры Светланы Горбуновой.

Вечером состоялся решающий разговор с Сергеем. К счастью, мы обошлись без ненужных сцен и выяснения отношений на повышенных тонах. Его самолюбие уязвлено. Впрочем, эти чувства испытывает каждый нормальный мужик, когда его бросают.

"Нормальный"...Потому что ненормальные валяются в ногах и пытаются вернуть то, что невозможно. Уважение, веру в него, единый настрой душ... Словом, все, что зовется любовью. Глупые, они не понимают, что такими попытками еще больше отдаляют от себя. И если раньше было просто отчуждение, то теперь оно перерастает в презрение...

Почему я решилась на это именно сегодня, ведь пустота в душах и отсутствие близости у нас были уже давно? Может, потому, что сегодня мне продемонстрировали пример совершенно другой любви. Той, к какой я стремилась всегда, и какой меня судьба обделила. Смогу ли я так, как Лена со своим Гарагяном? Вряд ли.

То, что я ставлю в вину Сергею -- неумение отрешиться ради чувства от развитого понятия долга перед собой и окружающими, восприятия себя не только как особи определенного пола, но и человека -- то же самое присуще и мне. Ну, не могу я думать только одним местом, как это делает Елена... Хотелось бы, но не получается!

Иначе давно обратила бы более пристальное внимание на этого долговязого Протасова. Ну и что с того, что он солдат? Ан -- нет... Не могу. Может, боюсь? Почему бы и нет? Боюсь. Осуждения. Непонимания тоже боюсь. "Мезальянс -- неравная связь".... А кому какое дело, ведь Ленка же смогла? Но я же -- старшая медсестра отделения, а не какая-нибудь лаборантка. Впору ли мне гоняться за молоденькими мальчиками? Не солидно. Вот связь с Сергеем -- это на уровне, не оскорбляет глаза...

Тьфу, так и надавала бы себе по губам и избила бы руку, написавшую эту мерзость. Но так или иначе я оборвала всю эту "солидность", за которой стояла пустота. И пусть Машка обзовет меня трижды дурой...

Ведь мне всего лишь двадцать девять, и я еще могу встретить того, с кем все будет. Как хочется на это надеяться!"

Протасов.

Серпантин горной дороги становится все круче. Серый асфальт с белым пунктиром разметки (откуда она здесь взялась?), ровный, словно зеркало, кренится под углом в сторону обрыва.

Ноги, как по льду, начинают скользить к краю пропасти. Я изо всех сил стараюсь удержаться. Медленно, шаг за шагом, двигаюсь к повороту. За ним, я знаю, перевал, спуск -- там ровная дорога, там будет легче.

Как удалось так быстро проскочить опасное место тем двоим в милицейских плащах? Они совсем недавно были рядом со мной, а теперь уже почти скрылись из вида. Я спешу изо всех сил, боюсь оторваться от этой пары и остаться один. Хочу их догнать, хотя не знаю, что это за люди.

Один из впереди идущих поворачивает назад голову, сдвигает на затылок серую фуражку с красным околышком (откуда в Афгане наши менты?) и хитро подмигивает:

-- А ты думал, что один такой умный?

Картузов? Что он делает в Афгане, тем более в этой форме?

Мишка, словно прочитав мои мысли, добавляет:

-- Это не Афганистан, Андрей. Это Союз. Мы теперь в Союзе воюем...

Его спутник тоже поворачивается в мою сторону.

Гарагян?!

-- Дурак я был, -- говорит он мне, -- от войны хотел убежать. Просто жить, никому не мешая. А война за мной пришла. Не живу я теперь в Баку, Андрюха. Теперь армяне в Баку не живут...

-- А как же Ленка? -- кричу я ему.

Гарагян в ответ грустно и обреченно улыбается. Вдруг вижу, что это не Гарагян вовсе, а "дух", которого я убил прошлой весной в Красном ущелье.

"Дух" вскидывает к плечу автомат, я рву свой... Выпускаю очередь, но она не приносит врагу никакого вреда. Я жму и жму на спусковой крючок, АКС выплевывает пули со звуком детской тарахтелки, и не могу понять, куда они деваются: душман только смеется в ответ.

Ствол его "калаша" медленно, но неумолимо поднимается до уровня моей груди.

-- Мишка, помоги! -- кричу, нет, молю я Картузова.

Но он в ответ только кривит лицо в той же жалкой гарагяновской улыбке. Может, он не понимает происходящего?

-- Патроны давай, у меня холостые!!! -- ору в полный голос, -- Патроны!!!

Кто-то хватает меня сзади за плечо. Окружили?! Я взмахиваю правой рукой, чтобы заехать локтем в лицо противника. Локоть проваливается в пустоту, но меня по-прежнему крепко держат.

...-- Андрей, проснись! Андрей!!!

-- Фу, ч-черт...

Темнота палаты, голос Светланы.

Ее халат маячит надо мной.

-- Ну, ты как, проснулся?

Несколько минут лежу молча, вытянувшись на койке. Говорить не хочется.

Света осторожно присаживается рядом. Прохладной ладонью вытирает мой взмокший лоб.

Серый, по-городскому размеченный асфальт, красные горы, глумливое лицо "духа" и собственный страх от чувства собственной беспомощности потихоньку уходят назад, в темноту, в небытие, в прошлое. Туда, откуда они явились.

-- Пойдем ко мне на пост, -- говорит Светлана, -- Чайку попьешь, успокоишься. Ты так орал, что чуть всю палату не разбудил.

-- Ее разбудишь... -- шепчу виновато, -- Здесь только мой подручный из Новосиба. Остальных же выписали из-за тифа. Ты же знаешь... А мой "патрон" так умаялся, что его пушкой не разбудишь...

Я не спешу принять ее предложение -- хочется еще мгновение протянуть удовольствие ощущения нежной женской ладони на разгоряченном лице. Светлана, словно догадываясь об этом, не торопится убирать руку.

Прошло мгновение, еще одно...

-- Отошел от своих кошмаров? -- Света говорит нарочисто суховато, отнимая ладонь, словно хочет реабилитироваться за свою ласку. -- Вставай, я пойду чай поставлю.

Желтый круг настольной лампы на белой скатерти, запах индийского чая, бутерброды на "гражданской" тарелочке, расписанной веселыми цветочками. Домашний уют. Это уже было месяц назад...

-- Помнишь, мы с тобой вот также сидели и спорили о любви и ненависти, -- говорит она, -- Тогда мы оказались по разные стороны баррикад, так и не смогли согласиться друг с другом. А жизнь все равно свела нас вместе...

Помнишь тот случай, когда ребята из терапии разбирались с Гарагяном, и я дала им ключ, чтобы они его наказали? А до этого -- да и после -- случая я не раз проводила воспитательные беседы с Леной, чтобы доказать ей, кто на самом деле ее возлюбленный. Она не слушала меня...

И, наверное, правильно делала. Мы -- и ты, и я, все -- слишком ожесточились, чтобы понимать любовь без какой-нибудь привязки: общественного мнения, благосостояния родителей, долга... Да мало ли чего!

-- Я не понимаю, о чем ты...

-- Сегодня ночью Гарагян сбежал с гарнизонной "губы" и примчался к своей ненаглядной. Я дала им ключ от ординаторской, -- Света рассмеялась, -- Видимо, мне по жизни суждено служить ключницей: открывать и закрывать двери, помогать кому-то... Ты удивлен, что я так сделала? Пусть! Пусть у них будет ночь настоящей любви, свободной от всяких дурацких условностей! Утром Ваган сам сдаться в комендатуру.

...Ты бы так смог?!- она вскинула на меня свои серые глаза, пронзительно сверкнувшие за кругом электрического света, -- Вряд ли. Сказал бы, что это блажь, глупость -- из-за бабы идти под трибунал, калечить себе жизнь. Не Вагана на кичу сажать надо, Андрей, а нас, разучившихся любить по-настоящему, несущих в этот мир ущербность. Да, мы страдаем от этого, но что толку? Знал бы ты, как я завидую этой дуре Ленке...

Она помолчала.

...-- Ладно, Протасов, хватит лирики... Завтра срочно выписывайся из госпиталя. Судя по симптомам, твой помощник подхватил тиф. Я подходила к нему ночью -- у него жар. Если не хочешь быть следующим -- двигай отсюда.

-- А кто больных кормить будет?

-- Из ходячих наберем. Не твоя печаль. Завтра ваш веселый доктор Махмудов приезжает -- вот и дуй с ним отсюда в полк. Все! Допивай свой чай и иди спать!

-- Свет...

-- Спать, я сказала!

Я встал, шагнул к двери.

Светлана, не глядя, взяла мою руку:

-- Андрюш... Ты не обижайся. Я же старая, почти на десять лет тебя старше. Изъезженная кобыла. А у тебя все впереди... Вернешься домой, найдешь нормальную, с невывихнутыми мозгами девчонку...

Я опустился перед ней на корточки, посмотрел прямо в глаза:

-- Ты веришь, что мне нужна с невывихнутыми? Простая, как пять копеек, прозрачная, как стекло? Такая, когда смотришь ей в глаза, а видишь противоположную стену? Что я с ней буду делать: ей мозги вывихивать или себе вправлять? Меня мои устраивают.

-- Она медленно опустила мою руку:

-- Иди, Андрей...

Я вышел на крыльцо.

Звезд в черноте неба не было видно. Заволокло тучами, наверное. Теплый вечер фамильярно мазнул ладошкой по лицу, сыпанул мелким дождем. Запахло влажной, просыпающейся землей. Скоро здесь будет весна.

Так же, как в маленьком дворе южноуральского города моего детства, я прижался спиной к шершавой спине дома и полной грудью вдохнул будоражащий запах. Еще и еще... От души, как куски засохшей грязи, отваливалось нечто, что помогало мне выжить, но сейчас мешает жить.

Я вдыхал полной грудью запах просыпающейся земли. Самый настоящий из тех, что приходилось когда-либо чувствовать. Запах жизни, запах любви.

-- Это ты, Андрей? -- на крыльце появилась стройная фигура в белом.

-- Я, Свет...

-- Пойдем ко мне, Андрюш... Молчи! Пойдем.

Ярославль -- Душанбе -- Москва -- Ярославль

1993 -- 2003 г.г.