Вячеслав Миронов
Я был на той войне
Продолжение
- Независимо от исхода, напьюсь сегодня, - настроение окончательно испортилось, и я со злостью посматривал на охрану "Северного". Те уже успели отмыться и привести форму в порядок, некоторые уже щеголяли в новом, необмятом обмундировании.
Я посмотрел на свои брюки, залитые кровью убитого зека, на свой промасленный, пыльный, грязный, многократно прожженный и пробитый в двух местах осколками бушлат. М-да, если в мирной жизни появиться в таком виде, сразу в милицию попадешь, бич бичом.
- Непременно напьемся, Славян, я, тем более, тебе должен, - у Юрки, напротив, было прекрасное настроение.
- Водку где будешь брать? Из-под топчана? - мы с Рыжовым перед входом в Грозный скинулись и взяли три ящика водки, да я у связистов по старой памяти семь литров спирта обменял на полный камуфляжный костюм. Так что я бы удивился, если бы напарник нашел водку в другом месте.
- А где еще я ее возьму. Духи киоски позакрывали, а наш Военторг дальше "Северного" не выезжает.
- Слушай, возле госпиталя есть точка Военторга, попробуем из-под полы купить пива, а? - Страшно захотелось пива, вот прямо сейчас, я даже представил, как оно прохладной, тугой, вязкой струей вливается в горло и, булькая, прокатывается вниз, тяжело ударяясь о стенки желудка. И пить только из горлышка, не признаю стаканов. Может, это недостаток воспитания, но нравится мне, ничего поделать с собой не могу.
- Это идея. Сейчас, один черт, раненых пока будут сгружать, минут двадцать у нас есть. Вот только будет ли там пиво и хватит ли денег? - сказал он, выгребая из карманов почти не нужные здесь деньги и пересчитывая их.
- У меня тоже есть, - сказал я, вытаскивая из карманов свои мятые бумажки, - и сигарет обязательно надо взять, желательно что-нибудь классное.
- Что, на красивую жизнь потянуло? - Рыжов усмехнулся.
- Потянет тут, когда видишь, как в пятнадцати километрах от тебя люди живут, - я со вздохом обвел глазами расположение "придворного" полка.
- Подожди, сейчас в госпиталь приедем, там что говорить будешь, когда на женщин посмотришь, - Юрка уже откровенно издевался.
Я решил поддержать разговор:
- Или десяток изнасилую, или застрелюсь.
Стали подъезжать к госпиталю, он разместился слева от аэропорта в здании бывшего большого ресторана, по слухам, принадлежавшего ранее кому-то из родственников Дудаева. Стали попадаться медсестры и врачи, в том числе и женщины. Любая женщина на фронте - это богиня. И дело не только в сексуальном голодании. Просто, глядя на женщину, общаясь с ней, не так быстро грубеешь, ниточка, связывающая тебя с нормальным миром, не так быстро рвется, а у нас в бригаде нет женщин. И поэтому, может, так и тянуло всех к женщинам. Первое желание, естественно, это чисто сексуальное влечение, и почему с нами не ездят передвижные бордели? Вот раньше были войны! Позиционные, неторопливые. Уважали противника. Чудесная кухня, передвижные бардаки, шампанское, белые рубашки. Времена изменились и, на мой взгляд, не в лучшую сторону. Зато сейчас медицина на высоте. Пока никто из доставленных сюда раненых не умер.
- Приехали! - комбриг первым спрыгнул с БМП.
Следом последовали все, разминая затекшие ноги и растирая озябшие задницы. Подскочили врачи и санитары, началась выгрузка раненых и убитых. Последних здесь или в Моздоке положат в деревянные гробы, затем гробы в цинковые ящики, ящики запаяют, сделают обрешетку, чтобы было удобней переносить и не перепутать, где верх, а где низ, и отправят "Груз-200" родителям с уведомлением и благодарностями за прекрасное воспитание сына. Вот так-то и все. Прогремит над его могилой залп из автоматов холостыми патронами. Стрелять будут либо молодые курсанты, либо молодые солдаты. И те и другие - потенциальные кандидаты на такие же "пышные" похороны в ближайшее время. Бог войны требует новых жертв, и противоборствующие стороны их в достатке поставляют.
Затем родителям или жене погибшего солдата выдадут деньги за погибшего - десятилетнее денежное довольствие, аж пять миллионов рублей, в течение полугода будут их навещать, а потом, как водится, забудут. И когда мать или жена придут за помощью к властям (не имеет значения, в военкомат или районную администрацию), вначале от нее вежливо отделаются отговорками, а затем сообщат, что ни средств, ни возможностей помочь ей нет. А если она будет настойчивой, скажут - вашего сына (мужа) мы не посылали на войну. Идите просите и разбирайтесь с теми, кто его послал, а к нам можете не приходить, потому что те, кто посылал на смерть, забыл выделить деньги вам на пенсию за потерю кормильца, а также на ремонт крыши, проведение телефона и т.д. И можешь, читатель, жаловаться, толку, поверь, не будет. Власть имущие про тебя будут говорить: "А, это та, у которой(-го) погиб сын (муж)". И будет это сказано с таким чувством пренебрежения, что независимо от возраста и состояния здоровья зарыдаешь ты, читатель, и бросишься на выход, и уже никогда не придешь сюда, даже когда в Новый год или к 23 февраля выделят смехотворную сумму на подарок. Вот и подумай, стоит ли отправлять сына на кровавую бойню ради какого-то больного Верховного Главнокомандующего. Крепко подумай. На момент войны в Чечне у него внук был призывного возраста, но почему-то я даже на экскурсии его там не наблюдал.
Тем временем раненых сгружали и относили внутрь госпиталя. Мы прошли следом, на нас ровным счетом никто не обращал внимания. Мы с Рыжовым пялились и даже не пытались заигрывать с женщинами-медиками, они и без нас были давным-давно поделены и распределены. Да и внешний вид наш не внушал доверия. Мы искали полуподпольную точку Военторга или хотя бы местного жулика, который втихаря торговал спиртным и сигаретами. История мировых войн показывает, что всегда найдутся мелкие жулики, которые заработают копейку, перепродавая мелкий дефицит. Ничего особенно противозаконного, и, с другой стороны, они делают благо, поставляя на фронт мелкие радости из нормальной жизни, которых лишены люди. Были бы только деньги. Для кого война, а для кого мать родна. Может, так и надо? Нет, не смогу, воспитание и мой небогатый жизненный опыт не позволят сделать это.
И поэтому, шатаясь по госпиталю, мы спрашивали солдат, где есть пиво и сигареты. Но так как здесь был эвакуационный госпиталь и солдаты больше суток, как правило, тут не задерживались, то никто толком не знал. Тут мы увидели солдата, но с харей больше, чем у нас с Юркой вместе взятых. Тот был в новом камуфляже и, стоя у открытой форточки, с наслаждением курил, пуская дым вверх. Рожа его выражала самодовольство и сытость, казалось, происходящее вокруг его не касалось. На раненого он никак не был похож.
Я толкнул Юрку в бок, когда он откровенно разглядывал какую-то медсестру, спешащую по своим делам и имевшую несчастье пройти мимо. Судя по выражению Юркиной голодной морды, он ее уже минимум раз десять изнасиловал и собирался это дело продолжить.
- Хватит насиловать женщин, мы здесь с тобой с миротворческой миссией. Глянь лучше на эту картинку, - я показал воина-богатыря, - по-моему, его телом можно десяток амбразур закрыть сразу. Кажется, что он олицетворяет всю мощь вооруженных сил России. Как ты считаешь, Юра?
Говорил я нарочно громко, чтобы боец нас услышал. Юрка понял мой замысел и подхватил игру.
- Да, мужик, ты прав. Нам бы его в разведку, вместо живого щита, а еще лучше - в штурмовую группу, или раненых на себе вытаскивать.
Боец лениво скосил на нас глаза и даже не повернулся. На нас, как на многих офицерах, не было погон и звездочек, указывающих звание, а то у снайперов есть дурная привычка выбивать в первую очередь офицеров. Прямо какая-то тотальная ненависть у них к нам. Что ж, у каждого свои комплексы, а тут комплекс профессиональный, к тому же неплохо оплачиваемый.
- Сынок, - вежливо-вкрадчиво начал Юрка, - как ты думаешь, если мы тебя пригласим к себе в бригаду на экскурсию, чтобы ты, сучонок, посмотрел на войну, а то ведь, пидор, приедешь с войны с железкой, а войны толком и не видел.
Все это Юрка говорил тихим голосом, так что проходящие мимо врачи не обращали на нас никакого внимания. Стоят вояки, беседуют тихо-мирно, без шума и крика.
- Да пошел ты на хрен, - пробормотал боец лениво, не поворачивая головы, и столько в его голосе было презрения, что не по себе стало. Мгновенно проснулась злость. По себе знаю, что в такие моменты я плохо контролирую себя, много могу глупостей наделать, но осмысление приходит потом.
- Ну-ка, повернись, гнида, когда к тебе боевой офицер обращается, и немедленно попроси прощения, - я тоже старался говорить спокойным голосом, но слова клокотали в горле. Меня никогда никто из солдат не смел оскорблять, в каком бы состоянии они не находились. Будучи сопливым лейтенантом, приходилось успокаивать пьяный караул. А тут тыловая вошь смеет двух офицеров оскорблять.
Жирный хорек повернулся и опять насмешливо уставился на нас, не говоря ни слова и всем своим видом издеваясь над нами. Я и Юрка поняли, что убеждать словами это животное бесполезно, надо действовать. Рядом находился закуток, где хранился хозяйственный инвентарь. Мы, не сговариваясь, быстро взяли юношу под ручки и впихнули его в темную, душную каморку. Я мгновенно схватил его за горло, чтобы тот не заорал, а Юрка упер ствол своего автомата ему в пах и надавил. Даже при недостаточном освещении было видно, как тот побледнел. Глаза готовы были вывалиться из орбит и крик рвался из горла, но я сдерживал его, сжимая сильнее горло, позволяя ему только дышать. Я наклонился к уху и прошептал:
- Сейчас я отпущу немного горло, если ты, подонок, обещаешь спокойно, тихо принести нам извинения. И еще пива и сигарет, уверен, что есть. Если согласен - моргни, если отказываешься, то я тебя душу, а мой приятель отстреливает тебе яйца. Разбираться никто не будет, спишут на боевые потери. Если вздумаешь выкинуть какой-нибудь другой фокус, то история повторится. Смятое горло и отстреленные яйца, а также мы можем тебя погрузить в машину и обменять у духов на ящик пива и блок сигарет. Кстати, урод, мы тебе самому предлагаем сделать такой обмен. Понял, урёбище? - я чуть посильней сдавил горло, а Юрка нажал на автомат.
Солдат заморгал глазами, как мотылек крылышками у лампочки:
- Извините меня, пожалуйста, товарищи офицеры, я обознался, я больше не буду, честное слово, не буду, - из глаз его покатились слезы, но жирное горлышко его я не отпускал.
- А вторая часть выступления? - спросил Юрка, намекая на пиво и сигареты.
- Да-да, сейчас, - боец засуетился, начал шарить у себя за головой в каких-то ведрах и вытащил на свет божий упаковку пива "Holsten" и блок "LM". По-нашему - "любовь мента".
Мы отпустили поганца, я снисходительно похлопал его по щеке, вытащил из кармана смятые пять тысяч рублей и сунул в карман хныкающему бойцу:
- Никогда не хами, юноша, и, может, тогда останешься жить, а это деньги тебе за товар, чтобы не говорил, что мы бандиты. Кстати, одолжи нам пару сумочек, чтобы спокойно вынести наши покупки.
Боец отвернулся и опять в полутьме зашарил по ведрам. Хороший у него тут тайничок, в ведрах звякнуло что-то металлическое, по звуку похоже на пистолет. Неужели будет дурить пацан? Я поднял свой автомат и упер ствол в основание черепа, там, где он стыкуется с позвоночником, и нажал - есть там болевая точка. Если быстро и сильно туда ударить, то человек падает без сознания. Юрка мгновенно упер ствол своего автомата в позвоночник в районе почек.
- Сынок, не дури, - я опять сделал елейный голос, - или ты, ублюдок, решил помереть героем, тогда валяй.
Левой рукой я вытащил из ножен узкий трофейный стилет и приложил к его горлу, слегка нажал, холодная сталь у горла подействовала почему-то лучше автомата. Интересно, почему? Снова звякнуло металлическое, видимо, он бросил пистолет обратно в ведро. Убрав стилет от горла, я рывком развернул бойца к себе и опять упер автомат ему под подбородок. Боец поднял руки вверх, в левой руке он зажал чехол от спецаппаратуры. Я левой рукой пошарил у него за головой и наткнулся на пистолет. Вытащил его. Ё-мое! Пистолет Макарова с глушителем - ПБС (прибор для бесшумной и беспламенной стрельбы). Здорово. Упер у какого-нибудь раненого разведчика или спецназовца. Я ударил рукояткой пистолета в переносицу бойца, туда, где нос соединяется со лбом. Тот беззвучно начал опускаться вниз. Мы опустили его на пол и, забрав сумки, погрузив в них пиво и сигареты, вышли.
На улице уже заканчивалась выгрузка, и комбриг собирал офицеров своего штаба, чтобы идти на совещание к руководству группировкой. Мы кинули сумки в свою БМПшку, наказав механику, что если уведут сумки, то мы его кастрируем и оставим здесь, в госпитале. Боец понятливо кивнул головой, продолжая раздевать глазами проходящих мимо женщин. Идя за командиром, мы неторопливо затягивались хорошими сигаретами и обсуждали аргументы, которые будем выдвигать против штурма в лоб долбанной Минутки.
- Давай так: авиация, артиллерия, танки, реактивная артиллерия, а потом уже, когда все раздолбят, заходит махра, а? - спросил Юрка, с наслаждением затягиваясь и осматривая почти мирную жизнь вокруг.
- А еще лучше бомбы с напалмом, чтобы все горело вокруг, и включить погромче веселую музыку, чтобы духи веселее Аллаху душу отдавали, - я испытывал умиротворение, а от сигареты и от спокойной обстановки почти сексуальное удовлетворение. Как мало, черт побери, человеку надо. Хорошая сигарета, мирная атмосфера, женщины вокруг.
Тут мы увидели знакомого офицера, вместе штурмовали "Северный", а потом его полк оставили для охраны аэродрома, везет же людям.
- Юра, Слава, живы, вот здорово! Наслышаны о ваших подвигах. И про Карпова тоже наслышаны. Здесь сначала думали, что это вы его грохнули, но потом все выяснили, сам дурак. Представили его к Ордену мужества.
- Прямо так и думали, что мы Славкой и грохнули это московское уребище?
- Да нет, тут все знают, что он большой гнус.
Мы с Юркой заржали во весь голос:
- Саша, мы видели его в первый раз и такую же кличку ему дали. Гнус - он и есть гнус. Ты лучше расскажи, какие виды на Минутку и на нас.
- Мужики, морпех и десантники попытались с ходу взять эту гребаную Минутку, потеряли человек тридцать и откатились. И вот теперь хотят вас кинуть.
- Да пошли они на хрен!
- Там еще этот сраный миротворец сидит. По радио выходит к нам с обращениями. Слушайте анекдот про него. Сидит этот миротворец по правам человека в бункере у Дудаева со своей делегацией, а про них и забыли, не кормят, не поят. Думают, что делать дальше. Тут он и предлагает: "Давайте примем ислам!". У него спрашивают: "А что, поможет?" "Нет. Но из обрезков можно сварить суп!" - Сашка довольно заржал.
Мы плюнули и от его сообщений и от анекдота и тоже улыбнулись.
- Мужики, я здесь комендантом устроился, заходите. А сейчас, извините, спешу, в госпитале кто-то бойцу голову проломил.
Присвистнув от удивления, что Сашка получил такую должность, мы пошли догонять наших. За бойца мы не беспокоились. Башка у него целая, я за это ручаюсь, а что из носа кровь идет, так это в темноте споткнулся. Разве у нас в армии кто-нибудь посмеет ударить такого гарного хлопца? Нет, конечно, а пока без сознания валялся, вот и привиделись ему офицеры. С его избыточным весом и повышенным давлением еще не такая чепуха может показаться. На диету, товарищи врачи, посадите его. А еще лучше, подарите на неделю его нам. Не узнаете хлопчика.
Навстречу нам вышел какой-то офицер и сказал, что генерал Ролин сейчас занят и освободится через десять-пятнадцать минут. Они-де разговаривают с министром обороны. Ладно, пусть говорит. Один хрен, ничего толкового не наговорит. Комбриг пошел звонить в бригаду, чтобы узнать последние новости.
Тут мы заметили, что Сашка возвращается, и окликнули его:
- Саша, ну как боец?
- Несет какую-то чушь, что два офицера его избили. У самого штаны мокрые, обоссался, пока без сознания был. И приметы, - тут он начал на нас подозрительно посмотрел, - ну, на вас похожи.
- Сашок, неужели ты думаешь, что мы способны избить солдата? Я лично сразу хватаю за горло, - начал я.
- А я отстреливаю яйца, ты же нас знаешь, - подхватил Юрка.
Мы с обиженным выражением лица уставились на Сашку Холина, как бы требуя, чтобы тот снял с нас всякие подозрения.
- Вот вас-то я как раз и знаю, отморозки несчастные. Насмотрелся. Ни себя, ни других не пожалеете. Так это вы бойца ухайдакали?
- Саша, - вновь начал я задушевным голосом, полуобнимая его за плечи, - дорогой ты наш человек, объясни нам, по твоим словам - двум отморозкам, чего это ради ты помчался в госпиталь? Милосердия и сострадания мы в тебе никогда не замечали. Даже когда привезли наших раненых, ты, видимо, был так сильно занят, что забыл встретить своих друзей.
- Которые, между прочим, пришли к тебе на выручку, когда духи загнали тебя с бойцами на край летного поля, - продолжил Юрка, - и, неудобно напоминать, клялся всеми святыми, что не забудешь своих спасителей.
- А сейчас, отец родной, ты хочешь сдать своих благодетелей как стеклотару, - снова вступил я. - Мы же никому не говорим, что твой подручный по спекулятивным ценам сбывал спертое, пардон - сэкономленное тобой имущество, да еще, сука, пытался запугать нас пистолем. Так как, Александр? Сдается мне, что твой боец просто ударился башкой обо что-то.
- За что вы его?
- Меня на хрен послал, причем так откровенно, и не извинился, прикидываешь, Саша?
- Ну, я ему задам, засранцу.
- Саша, так как мы нашли общий язык, предлагаем тебе оказать нам гуманитарную помощь.
- Так вы и так уже набрали.
- Ложь, поклеп и навет, - с пафосом произнес Юрий, - мы не украли, а купили за пять долларов. Или пять тысяч рублей. Темно было, а доллары и рубли лежат в одном кармане. Правда, Слава?
- Истинная правда, сам расплачивался. Но сдается мне, что твой хренов помощничек пытается утаить от тебя часть незаконно заработанной выручки. И купили мы у него всего-то упаковочку пива, ма-а-а-ленькие такие баночки, и блок "ментовской любви", а ты не хочешь нас снарядить в путь-дорожку по полной программе.
- Представляешь, - Юра тоже вошел в раж, - убьют нас, тьфу-тьфу-тьфу, конечно, а ты будешь переживать, что не дал нам трех палок хорошей колбасы, водки московского завода "Кристалл", пары бутылочек хорошего коньячку, ну, сыра, конечно, и еще там по мелочи. И мы будем являться тебе по ночам, и будем протягивать к тебе руки и говорить, - тут мы как вампиры стали протягивать к нему руки: - "Зажал хавчик, гад!"
- Да, Саша, - вмешался я, - без пары упаковок пива и хороших сигарет я уже точно не сдохну, но к пиву неплохо бы добавить рыбки сушеной, а еще…
- Хватит, придурки. Дайте, тетенька, воды напиться, а то так есть хочется, и переночевать негде, - передразнил нас Саша. - Если бы вы мне жизнь не спасли, то сидели бы уже в комендатуре на казенных харчах.
- Так я тогда во время боя и говорю Славке: "Смотри, Слава, какой хороший капитан погибает. Давай его спасем, а он, когда станет комендантом, станет нас до окончания войны кормить". Слава, это правда?
- Чтоб я сдох, правда. Юра, а было бы неплохо недельку-другую половить вшей в комендатуре, а? Трехразовое питание, чистое белье, можно раздеваться, баня! - я мечтательно закрыл глаза и потянулся до хруста в суставах. - Кайф! Саша, а может, ты сдашь нас, а твой пидор через две недели изменит свои показания, мол, обознался, и нас выпустят, а там, глядишь, и война закончится. Подумай, Саша? Я тебе коньяк поставлю.
- Нет, вы точно идиоты. Недаром вашу бригаду духи называют "собаками", загрызете, с ума сведете кого угодно.
- Мы сейчас пойдем к командующему, послушаем, как он будет нас агитировать идти на Минутку. Так вот, я, Слава, думаю предложить, чтобы он этот свой полчок с охраны аэропорта снял и на Минутку кинул, а нас на его место. А после Минутки, когда вы ее возьмете, и мы можем дальше воевать. Как, Саш? Кстати, ты здесь всех девочек перепробовал?
- Нет, они здесь все поделены, так что в чужой огород не суйся.
- Так поделись на пару дней, мы ее потом привезем, не жадничай!
- Придурки, чистой воды придурки.
Из штаба показался порученец, который позвал нашу группу штабных офицеров к командующему.
- Саша, мы минут сорок будем у командующего, ты гуманитарную помощь не забудь, а то будем по ночам являться. А своему нукеру передай, что если будет хамить, или звиздеть в наш адрес что-нибудь, то легким испугом не отделается. Жди, и мы вернемся. Только очень жди, - перефразировал я слова известного стихотворения на прощание. - И пива, родной, еще пива не забудь, а остальное - это уже обязательно.
Юрка, дурачась, послал Сашке воздушный поцелуй.
- До встречи, дорогой! Жди в гости!
Сашка плюнул в сторону, показывая свое отношение к нашему дуракавалянию. Проходящие мимо солдаты с удивлением смотрели на сцену нашего прощания.
Мы пошли вслед за своими офицерами в задние аэропорта, на ходу торопливо докуривая сигареты и выбрасывая окурки. На войне обычно курили, пряча сигарету в кулак, чтобы в темноте снайпер не заметил. Эта привычка работала и днем. Так легче. А то днем одни повадки, а ночью - другие, так легко запутаться и сделать роковую ошибку.
Всей группой вошли в зал, где сидели уже командующий группировкой генерал-майор Ролин и наш генерал Захарин. В прошлом он носил армянскую фамилию, но после распада Союза ему порекомендовали ее сменить, и вот из Авакяна он стал Захариным - взял фамилию жены.
Окна в зале для совещаний были заложены мешками с песком. Горел свет, который не освещал углов, где сидели люди-тени: связисты, ординарцы, порученцы и еще много всякого народа из тех, кто помогал генералу или просто подхалимничал.
- Прошу садиться, товарищи офицеры, - Ролин встал и за руку поздоровался с Бахелем, остальным просто кивнул.
- Я только что говорил с министром обороны Грачиным. На высшем уровне, - Ролин подчеркнул этот "высший уровень", - принято решение штурмовать комплекс зданий, расположенный на площади Минутка. Операцию поручено возглавить мне, а выполнять эту сложную и ответственную миссию вашей бригаде.
В конце его выступления голос стал торжественный. Интересно, с Карповым они не у одного ли учителя учились? Хотя этот вроде не москвич. Хрен разберет в этой ставке, ху из ху.
- Нашей оперативной группой разработан план, согласованный с Генеральным штабом и утвержденный министром обороны. Генерал Захарин только что закончил ознакомление с ним. Прошу и вас также внимательно слушать. Правильное его выполнение позволит в кратчайшие сроки ликвидировать силы боевиков во главе с Дудаевым, дислоцированных в Госбанке и так называемом Дворце Дудаева, - он начал водить пальцем по карте, расстеленной на столе (судя по выражению лица Захарина, тот был не в восторге от этого плана), - остальные здания малозначительные и не представляют для нас особого интереса.
Удивительно, что военный человек, тем более при планировании такого кровопролитного сражения, так пренебрежительно относится к соседним зданиям, где также расположены боевики, ни слова не говорит о двух мостах, выходящих на площадь. Они-то хорошо охраняются и как пить дать заминированы.
В армии есть ближайшая задача, последующая и главная. Всегда начинают с ближайшей задачи, а затем, развивая тему, доходят до главной. Ну а если начинают с главной задачи, тем более не упоминая о промежуточных, да и еще называя такие персоналии, как Дудаев, то это голая политика. Политика для военного - это смерть, верная гибель, потому что эти придурки не думают о загубленных жизнях и последствиях, им важен результат, и как можно скорее. Цель оправдывает средства. Иезуитская аксиома.
Мы все уперли взгляды в карту, выходило, что мы должны на полном ходу проскочить мосты. А если не удастся, или проскочит только часть войск, а затем духи взорвут мост? То тогда тех, кто проскочил, самых резвых, самых первых вырежут на наших глазах, как баранов. Никому эта авантюра не нравилась. Мы профессиональные военные, и рисковать жизнями, как своими, так и чужими, мы учились с первого курса военного училища, но вот так абсурдно гибнуть, ну нет - увольте. У всех присутствующих помрачнели лица, все поняли, что если сейчас не отстоим свою позицию, то смерть Майкопской бригады покажется детским лепетом на лужайке. Тем более что это даже не железнодорожный вокзал, а резиденция их президента, символ национальной гордости. Тут надо или атомную бомбу кидать, чтобы разом со всем покончить, либо авиации и артиллерии долго и упорно трудиться.
Из тени выдвинулся так называемый начальник штаба группировки полковник Седов. О нем мало кто знал, но война часто выносит и великих полководцев и великих бездарей на вершину военного Олимпа. Про Седова я ничего не мог сказать, но если это он разработал план, лежащий перед нами на столе, то он не бездарь, а военный преступник или, вернее, - преступник в погонах. Седов начал говорить. Голос у него был хорошо поставлен. Чувствовалось, что не тушуется перед Ролиным и выступать ему уже приходилось не раз. Судя по выправке и обветренному лицу, не из Генерального штаба, а строевой офицер. Послушаем.
- Товарищ генерал, товарищи офицеры, - начал Седов, - противник сосредоточил основные силы в районе площади Минутка.
"Тоже мне новость" - подумал я.
- Поэтому для того, чтобы окончательно сломить сопротивление противника, деморализовать его и выбить из города, вам предлагается осуществить план, утвержденный министром обороны и одобренный Верховным Главнокомандующим, - теперь уже казалось, что Седов любовался сам собой. Его прямо распирала гордость от самомнения и от того, что его план - а в авторстве уже не было никаких сомнений - утвердил Сам.
- Вам необходимо форсированным маршем захватить мосты через Сунжу и стремительно ворваться на площадь Минутка, затем осуществить захват и уничтожение живой силы противника в здании государственного банка и резиденции правительства Дудаева, так называемом Дворце Дудаева, - продолжал петь Седов.
"Здравствуй, жопа, Новый год" - пронеслось у меня в голове.
- Для захвата комплекса зданий вам придаются части воздушно-десантных войск, морской пехоты и ленинградский полк. Вас также будет поддерживать авиация и артиллерия.
Самое интересное, что практически не указывались наименования частей и количество авиации и артиллерии, которые собирались нас поддерживать. Что это, одна эскадрилья и один артдивизион? Короче, вопрос не проработанный, сырой, и в случае провала по их сценарию всю ответственность взвалят на нас. Веселая перспектива!
- Штурм назначен через два дня. За эти два дня вам необходимо форсированно овладеть гостиницей "Кавказ", затем передать ее (кому?) и двинуться на площадь Минутка, - казалось, что все предельно ясно Седову, и, естественно, нам и поэтому, воодушевленные, мы должны будем прямо отсюда рвануть и на черном коне взять Минутку. Маразм! Маразм! Маразм!
- Товарищ генерал, товарищи офицеры, я закончил. У кого будут вопросы? - судя по тону, которым он спросил, похоже, он полагал, что вопросы будут задавать дегенераты и дебилы - что можно от этой сибирской махры ждать?
- Какими вы располагаете данными о численности гарнизона на площади Минутка, об их вооружении, заминированы ли мосты? - негромко, но жестко спросил комбриг, выдвигаясь из тени.
- Численность живой силы боевиков не превышает трех-четырех тысяч человек (веселенький разброс, подумаешь - одной тысячей больше, одной меньше), вооружение - обычное стрелковое, плюс подствольники, РПГ-7, легкие пехотные минометы (слабо бегать под минометным огнем по площади?)
- А мосты?
- Мы не располагаем точной информацией о минировании мостов. На подступах ведется плотный огонь, повсюду находятся засады и секреты противника, поэтому не представилось возможным уточнить данный вопрос. Но мы постоянно работаем в данном направлении. И товарищи из местной оппозиции постоянно помогают нам.
Мы все широко улыбнулись. Чечен чечену глаз не выклюет, а вот неверного гяура сдать - первое дело.
- Вы зря смеетесь, - Седов занервничал, - сейчас в Москве с подачи оппозиции рассматривается вопрос о том, что наше вторжение и бессмысленно жестокие действия нанесли экономике республики непоправимый ущерб, озлобили людей. Партизанское движение приобретает все большую популярность (прозрели). И в связи с этим есть мнение, чтобы боевиков ни в коем случае не убивать, а разоружать и отпускать по домам, потому что в большинстве своем они скромные, запуганные крестьяне, а скоро весна, сев. Иначе - голод в республике.
- Ну и хрен с ними! - в гробовой тишине вырвалось у меня. Все тут же прыснули от смеха, а на меня обратили внимание и Ролин и Седов. Юрка толкнул меня в бок, но было уже поздно.
- Вы, видимо не понимаете, товарищ… - тут Седов посмотрел на мои погоны и, не увидев звездочек, продолжил, - а, кстати, почему вы без звездочек?
- Снайпера боюсь, товарищ полковник, - ответил я как можно скромнее, хотя меня так и подмывало на скандал.
- Ерунда все это, вы думаете, что снайпер смотрит на звездочки? Нет. А как вы личным составом руководите, если знаки различия отсутствуют?
Я уже приготовился к длинной нелестной тираде по поводу звездочек, и того, что думаю по поводу его гнусного плана. Я не герой, но на войне понимаешь, что хуже тебе уже вряд ли будет, разве только если ранят. А так - пошли все эти умники на хрен. Хотите уволить - пожалуйста!
Но меня опередил Бахель, он, видимо, понял, что сейчас из-за меня может произойти скандал, и поэтому начал:
- Товарищ генерал, мы позже разберемся, почему отсутствуют звездочки у капитана Миронова. Это я разрешил офицерам не носить знаки различия. Меня сейчас больше волнует предстоящая операция. Такие сжатые сроки не позволят моей бригаде, которая не выходит из тяжелых боев, форсированно, без соответствующей подготовки приступить к реализации вашего плана (на "вашем" Бахель сделал упор), также я предлагаю немедленно отдать приказ о нанесении массированного бомбового и артиллерийского ударов по комплексу зданий. Удары наносить непрерывно до начала операции по захвату площади. За два часа до начала операции силами диверсионно-разведывательных групп из частей воздушно-десантных войск захватить мосты и не допустить их подрыва. Кстати, что это за части, с которыми нам предстоит взаимодействовать? Брать в лоб площадь Минутка считаю неразумным и самоубийственным. Я не буду выполнять приказ, который по своей значимости равносилен расстрелу людей.
- Да ты понимаешь, полковник, что говоришь! - начал бушевать Ролин. - Да я сейчас позвоню Грачину, и тебя под трибунал! Да я просто тебя сейчас возьму и арестую, и ближайшим самолетом отправлю в Москву! На твое место знаешь сколько желающих?!
- Если это поможет остановить расстрел моих людей, я готов немедленно написать рапорт о моем увольнении! - начал кричать и Бахель. - Вы боитесь разнести с помощью авиации эту долбанную площадь, но не боитесь несколько тысяч положить, чтобы те захлебнулись в крови?! Вы об этом лучше подумайте, а то вам имидж крутых парней дороже солдатских жизней…
- Замолчи, предатель! - заорал Ролин. - Ты, полковник, сошел с ума, ты струсил. Я тебе, идиоту, звание Героя России сделаю в пять секунд. А вы что уставились, а ну, марш отсюда!
Ну, вот уж хрен тебе, генерал, мы за командира глотки порвем, пусть только скажет "фас", перервем здесь всех.
- Мы поддерживаем нашего командира, это самоубийство идти без предварительной авиа- и артподготовки, - подал кто-то из наших голос из темноты.
- Что, все так считают? - Ролин прищурился, тяжелым взглядом обвел всю нашу группу. - Во-о-он! Караул! Вывести, разоружить, и на гауптвахту этих предателей!
В ответ мы только плотнее стали плечом к плечу. Молчание. Гробовое молчание. Открывается входная дверь, и вбегают два солдата и офицер, готовые выполнить любой приказ командира. Все приготовились к самой худшей развязке. И тут молчание нарушил генерал Захарьин - молодец армянин.
- Давайте не будем пороть горячку. Мы сейчас отпустим офицеров и сами здесь решим, как нам выйти из ситуации. Спокойно, без горячки. Для всех очевидно, что штурмовать в лоб опасно, но вместе мы найдем оптимальный вариант, - и, уже обращаясь к нам, - идите, товарищи офицеры, ждите, ничего не произойдет, я вам обещаю.
- Идите. Ждите, - приказал комбриг. Голос его был сух.
Мы вышли. Всех колотила нервная дрожь. Следом вышел караул. В темноте кто-то схватил начальника караула за ворот и зашептал:
- Если ты, блядь, вздумаешь арестовать нашего командира - убью, ты понял?
- А как же приказ? - испуганно спросил тот. Бойцы его жались по стенкам.
- Жить хочешь?
- Да!
- Если будешь командира арестовывать, мы нападаем на вас, и без лишнего шума ты передаешь его нам. Понял? За это ты и твои солдаты останутся в живых. Ты все понял?
- Да!
- Сейчас мы подгоним технику поближе, а ты панику не поднимай. Выйдет командир с нашим генералом, мы спокойно сядем и уедем. Запомни, мы твоей крови не хотим, но если встанешь поперек дороги, - убьем. Ты понял? Знаешь, кто мы?
- Знаю. Вы - "собаки". Я все понял.
- Ни хрена ты не понял, мы не собаки, мы - махра, и за своего командира разорвем. Все, иди. И если ты или твои бойцы вякнут что-нибудь - будем воевать. Ты хочешь этого?
- Нет, не хочу.
- Правильно, нам с тобой с чеченом воевать надо, а не между собой. Нас хотят послать брать Минутку в лоб. Посылают на смерть. А мы не хотим. Вот поэтому Ролин и разорался. Не поднимай лишнего шума.
- Я понял. Я слышал, что вы настоящие отморозки, но чтобы на Ролина прыгать, этого никто не ждал даже от вас. Ну, ребята, вы даете! - начальник караула отошел от первого шока и шел на выход вместе с нами. Лицо его выражало и восхищение, и недоверие одновременно.
Вышли на улицу, от всех валил пар, закурили. Дымили, жадно переваривая полученную информацию. Исполняющего обязанности начальника разведки как самого молодого послали перегнать технику поближе к аэропорту. Начальнику караула сказали, чтобы тот дал команду на постановку техники поближе к зданию аэропорта.
- Вы что, мужики, меня ж посадят! Это же саботаж!
- Нам что, вязать тебя, что ли?
- Вяжите, убивайте, а такой команды дать не могу.
- Ладно, парень, остынь. Перегоним до твоих постов и там оставим. Доволен?
- Хорошо. Только пусть там и стоят, иначе я буду стрелять.
- Уговорил.
Мы все прекрасно отдавали себе отчет в своих действиях и в том, что невыполнение приказа, особенно в боевых условиях, влечет за собой все что угодно, вплоть до расстрела на месте без суда и следствия. Устав - закон армии - гласит "Приказ должен быть выполнен беспрекословно точно и в срок. После выполнения приказ может быть обжалован". А кому потом обжаловать приказ, после того, как вся бригада ляжет костьми на этой сраной площади? Кто останется в живых - это вечные клиенты психушки.
М-да, вооруженный мятеж, а именно так и только так можно расценивать открытый отказ от выполнения приказа.
- Слава, а может, как броненосец "Потемкин", уйдем куда-нибудь, а? - спросил Юрка, жадно затягиваясь. - В Турцию или еще куда.
- На БМП по дну Черного моря, неплохой вариант. Не дури и не психуй. Мы пока еще ничего противозаконного не совершали. Есть же в Уставе статья, что если приказ считаешь противоречащим Конституции и противоречащим нормативным актам, то вправе его не выполнять (после окончания первого "чеченского конфликта" общевоинские Уставы заменили, в новой редакции такая статья отсутствует). А вести людей на гибель - это смерть. Вон Чехословакия немногим больше Чечни, но к вводу войск готовились шесть месяцев, а здесь на арапа. Потому что там - заграница, а здесь можно и миллион своих ухлопать, как с одной, так и с другой стороны. Ублюдки, - я выбросил сигарету и тут же вытащил новую, с непривычки, после "Примы", не могли накуриться более слабыми сигаретами. - Смотри, Сашка нам помощь тащит!
Рядом с шествовавшим с важным видом комендантом тащил две коробки наш старый знакомый - старшина госпиталя с пластырем на переносице и наливающимися синяками-очками под обоими глазами.
- Мы же тебе говорили, что не надо хамить, сынок! - Юрка и я улыбались во весь рот. - Не хотел по-хорошему с нами договориться, вот и получил.
- Если будешь хамить незнакомцам, то до дембеля не доживешь, - подхватил я. - А ведь если чуть повыше ударил, то, может, и череп раскроил бы. Везунчик ты, салабон, могли же подождать, когда ты с пистолетом развернешься, и сделали бы вскрытие без наркоза.
Сашка пришел вовремя, своим появлением с незадачливым солдатом он отвлек нас от горьких мыслей. Не хотелось быть преступником, когда в душе патриот, и не хотелось класть своих людей на площади, а затем стреляться. Совесть, честь офицерская не позволят дальше жить с таким грузом. Было бешеное желание напиться - вот в этих коробках и сумках есть спиртное, которое позволит на какое-то время уйти от страшного выбора. Но нельзя этого делать здесь. Тогда уж точно обвинят в пьянстве. Это понимали прекрасно все присутствующие офицеры.
- Вы, что, мужики, мятеж объявили? - Сашка был встревожен. - Все на ушах, поговаривают о вашем захвате.
- Нет, мы просто сказали, что комендант аэропорта изъявил желание повести комендантскую роту впереди нашей бригады на пулеметы, а он, понимаешь, не хочет тебя отпускать. Вот уперся, и все тут, не пущу, говорит, своего любимого капитана на верную гибель. А вас, засранцев, мне не жаль. Гибните, говорит, хоть всей бригадой во главе со своим командиром и доблестным генералом, я вам, мол, по Герою в гроб положу, - меня опять начинала разбирать злость. Я понимал, что Сашка и этот боец здесь не при чем. Но хотелось сорвать злость на ком-то.
- Саша, а может, подаришь нам этого недоноска, мы сейчас рапорт напишем от его имени на перевод, а под его же пушкой он что хочет подпишет. Выстрела никто не услышит, а тело подальше отвезем и в развалины бросим. Как ты на это, подонок, смотришь?
Я ждал ответной реакции со стороны Сашки или бойца, хотя бы жеста. Но они молчали. Я был мрачен и свиреп, все чувства, мысли замерли, скрутились в тугую пружину, готовую сорваться, выбрасывая мгновенно огромный заряд энергии. Сашка с бойцом безмолвствовали.
- Саша, ты все погрузил, что обещал? - я уже успокоился и взял себя в руки, но пружина скручивалась все туже, обостряя и без того отточенное восприятие. - Идем погрузим.
Мы пошли к нашей БМП. Впереди я, затем боец, замыкающим шел Сашка. Повсюду была непролазная грязь, солнце уже начало клониться к закату. Я открыл десантный люк и боец начал складывать вовнутрь Сашкины подарки. Подошел Сашка. Я пинком отправил бойца в темное чрево машины и захлопнул люк. Схватил Сашку за воротник, припер его к БМП и вытащил пистолет из-за пазухи. Сашка побледнел, расширенными глазами он посмотрел на меня, затем на ствол.
- Рассказывай, кто дал команду нас окружить? Ну, быстрее, ты же знаешь, что или наши нас сейчас прикончат, или потом духи. Быстрее, сука, говори.
Сзади подошел Юрка.
- Обкладывают нас. В здание уже будет сложно прорваться, они туда не меньше роты затащили. И гранатометчики тоже там, будут в упор бить, - Юрка был абсолютно спокоен, но готов к действию.
Спокойно он сказал, обращаясь к Сашке:
- Говори, Саша, кто что сказал, каков приказ.
- После вас вышел Седов, сказал, чтобы не выпускали вас с "Северного" - уже пароль поменяли - и в здание приказано не допускать. При попытке уехать без разрешения или проникнуть в здание аэропорта - открывать огонь на поражение без предупреждения. Сказал, что вы к Дудаеву перебежать бригадой собираетесь. Мне дана команда отвлечь вас, попытаться напоить. Все. Отпусти, задушишь. Вы все-таки отморозки. Что с бойцом моим будете делать? - Сашка тер шею.
- Да забирай ты его, он, наверно, уже со страха обосрался. Какой пароль?
- Не знаю, мне только сказали, чтобы вас напоить и быстро уходить. А что мне сказать Седову?
- Скажешь, как было, боец подтвердит. Значит, скоро будут нас убивать, если велели тебе поскорее уходить. Ладно, Саша, иди. Прощай.
- Слава, Юра, все уляжется. Они там договорятся. Хотите, я к Седову, Ролину пойду, попрошу, чтобы вас оставили. Или идем со мной, когда все закончится, я вас выведу. Идемте, ребята.
Сашка сказал "когда все закончится", а мог закончиться только расстрел. Потому что, это я сейчас понял, я в своих стрелять не смогу, а вот в их глазах мы - пособники боевиков.
- Спасибо, Саша, иди. Скажи только всем, передай, что не предатели мы. Даже если и останемся здесь, не предатели. Прощай.
Я открыл десантный люк, боец отпрянул.
- Не бойся, выходи. Все слышал?
- Да.
- Будут спрашивать, расскажешь, как слышал, - и когда они отошли, я не удержался и крикнул на прощанье: - Не хами незнакомцам!
Боец, как от удара, втянул голову в плечи.
- Ну что, Слава, пойдем?
Всю обратную дорогу мы брели, не проронив ни слова. На душе было пусто, темно. Говорить не хотелось. От нас уже ничего не зависело, абсолютно ничего. И для себя все уже решено. Оставалось только ждать, как баранам, своего заклания.
Все офицеры стояли плотной кучкой и что-то обсуждали. Наши бойцы были рассажены на БМП, двигатели были заведены, многие пушки были повернуты в сторону здания аэровокзала. Мы подошли ближе к нашим офицерам, казалось, что говорили все разом и никто не слушал никого:
- Неужели они будут стрелять?
- А ты бы что сделал?
- Мы же с ними вместе этот аэропорт освобождали. Суки, уроды, бляди!
- Всю Россию продали, и нас сейчас e…т!
- Эх, кто бы нас сейчас на Москву развернул!
- Прав был мой отец-фронтовик, что первый враг сидит в Москве - он больше всех твоей смерти хочет, второй - это своя авиация, а третий - это уже немец!
- Юра, Слава, ну, что надумали? - все замолчали и уставились на нас.
- Я, - начал я, сделав упор на это местоимение, - стрелять в своих не буду. Комендант рассказал, что Седов приказал нас с территории не выпускать. В здание не пускать. Пароль сменил. Внутрь здания стянуты люди. Состав - примерно около роты. Сейчас уже, может, больше. Короче - дерьмо.
- Так ты что предлагаешь, просто стоять и ждать, когда нас как куропаток ухлопают? Хорош гусь, нечего сказать!
- Если бы я хотел уйти, я бы уже давно ушел, вон - до аэропорта сто метров. Седов сказал, что мы собираемся всей бригадой свалить к Дудаеву и поэтому отказываемся от штурма Минутки.
Поднялся шум, гвалт. Все возмущенно начали говорить, шуметь. Описать все эти диалоги невозможно, потому что пришлось бы ставить только одни многоточия, и между ними союзы. Типа "…и…", "…или…", а также следующие слова "да пошли они", "сами они" и так далее. Если ты, читатель, настроишься на подобную волну, то сможешь сам сочинить самосто
