-1-

     Так получилось, что за многие годы, проведенные в Афганистане, самые незабываемые дни моей жизни там совпали с событиями конца апреля - начала мая 1992 г. Этот короткий временной отрезок говорит о многом любому человеку, кто помнит события в Афганистане, принимал в них какое-либо участие или просто интересовался новейшей историей этой страны. Конец апреля - начало мая 1992 г. было временем, которое резко изменило весь ход истории Афганистана. Именно тогда закончил свое существование прокоммунистический режим, существовавший там с 1978 г. и возглавлявшийся в последнее время президентом Наджибуллой. В конце апреля 1992 г. в Кабул вошли военные формирования различных исламских военно-политических группировок, известных в Aфганистане, мусульманских странах и государствах Запада как муджахеды и называвшиеся душманами и бандитами в СССР, и лишь в последнее время, после начала в 1986 г. в Афганистане проведения политики т.н. национального примирения, получившие с благословения сверху в нашей стране наименование "боевые отряды вооруженной афганской оппозиции."
     Эти заметки не претендуют на полноту, всеохватность и намеренно лишены каких-либо политических оценок. Скорее это некий эскиз, набросок, воспоминания о том, что я видел в Кабуле в те дни. Тогда я вел дневник, в который записывал все, что мне казалось интересным и достойным фиксирования на бумаге. И хотя обстановка и атмосфера, царившая тогда в городе, не позволяла делать эти заметки ежедневно, тем не менее эти записи позволили удержать в памяти многие детали. Я намеренно не упоминаю имен тех людей, с которыми я тогда общался, поскольку это, как мне кажется, позволяет не только точнее передать незабываемую для меня обстановку тех дней, но также уделить больше внимания именно описанию всего того, что я видел тогда.
      К началу апреля 1992 г. в Кабуле оставалось уже не столь много граждан России. Все бывавшие в Афганистане в период с середины 1988 по август 1992 г., когда российское посольство в Кабуле было закрыто, знают, что такое означает "оптимизация численного состава совзагранучреждений в Афганистане" - в переводе с иносказательного на русский это означало максимальное сокращение всех работавших в них людей с оставлением там лишь того минимума, какой необходим для их функционирования. Этот процесс начался еще в конце 1987 г., когда был уже подписан т.н. женевский пакет договоренностей между правительствами Афганистана и Пакистана, позволивший создать внешнеполитические условия, а точнее прикрытие для вывода оттуда т.н. Ограниченного контингента советских войск в Афганистане (ОКСВА ), бывшего конечно же ограниченным только по сравнению с Советской армией, но отнюдь не с афганской правительственной армией, численность рядов которой была несколько (а точнее заметно) меньше, чем численность советских частей, размещенных в Афганистане. Начиная с осени 1987 г. в Кабул вместе с родителями, отправлявшимися туда в командировки, уже не пускали советских детей школьного возраста, хотя в совпосольстве и была средняя школа, куда каждое утро свозили на уроки в бронированных автобусах и под охраной советских детей, проживавших со своими родителями за пределами посольства - в основном в хрущовках т.н. кабульских микрорайонов - старом и новом. К началу лета 1988 г. из Кабула на родину были отправлены неработавшие женщины с маленькими детьми - в посольстве был и детский сад. Когда закончился учебный год в школе из Кабула уехали все дети школьного возраста, сопровождаемые их неработавшими в загранучреждениях мамами. По мере вывода советских войск из Афганистана, начавшегося в мае 1988 г., уезжали из страны и советские специалисты, работавшие на тех объектах, которые находились в районах и городах, оставляемых советскими войсками. К осени 1988 г. из Кабула уехали почти все неработавшие советские женщины, а к началу 1989 г. численный состав сотрудников всех созагранучреждений в Кабуле был сокращен до минимума, а некоторые из них были и закрыты вообще. Потом, где-то с лета 1989 г., когда стало ясно, что режим Наджибуллы, опираясь на гигантскую военно-техническую и финансовую помощь СССР, все же выстоял (как оказалось впоследствии - не надолго) в борьбе против отрядов афганской вооруженной исламской оппозиции, начался обратный процесс. В Кабуле были вновь открыты ряд закрытых ранее советских загранучреждений, и даже был отмечен рост числа сотрудников многих наших представительств, включая посольство, торгпредство и ряд других.
      Однако к апрелю 1992 г. все уже было ясно. В марте того года отряды, состоявшие из подразделений 53-й дивизии национальной гвардии Афганистана, находившейся под командованием Героя Республики Афганистан генерал-лейтенанта Абдур-Рашида Дустума, считавшегося самой надежной опорой режима президента Наджибуллы, объединившись с вооруженными формированиями оппозиционного Исламского союза Афганистана, действовавших под военным руководством "льва Панджшера" Ахмад Шаха Масуда, и поддержанные боевыми частями лидера афганских исмаилитов Саида Мансура Надери установили свой контроль над северными районами страны и в первую очередь городом Мазар-и Шариф. Часы были запущены. Вопрос о том, падет или не падет режим Наджибуллы уже не стоял; все дело было лишь в том, когда именно это произойдет. В середине апреля 1992 г. даже самому неискушенному в афганских делах человеку стало ясно, что режим Наджибуллы находится на грани падения. Когда отряды Ахмад Шаха Масуда - самого удачливого командира муджахедов - вышли из долины реки Панджшер и начали продвигаться по Парванской долине в сторону авиабазы Баграм, находившейся в 70 км от Кабула, был проведен массовый вывоз россиян из Кабула.
      На военно-транспортных самолетах Ил-76 на родину было отправлено несколько десятков человек. Хорошо запомнилась их посадка в самолеты, которая почти ни чем не отличалась от любой другой посадки в "спецуху", так на кабульском жаргоне назывались самолеты, принадлежавшие различным - прежде всего силовым - ведомствам России, которые прилетали в Кабул.
      И хотя "спецухи" летали не часто, без какого либо расписания, а по мере надобности, все старались попасть именно на них. Во-первых, там почти не было ограничения багажа по весу. А в условиях советского дефицита на все и вся Афганистан для многих советских и впоследствии российских специалистов - и прежде всего отправлявшихся туда исполнять свой "интернациональный долг" из небольших провинциальных городов великой родины, был зачастую единственной возможностью затовариться там всем необходимым на долгие годы. В Афганистане покупалось все и вся, на какие только уловки не шли наши соотечественники там, чтобы купить побольше и подешевле. Из страны вывозилось все - не говоря уже о дефицитной тогда японской электронике, китайской посуде, индийских, корейских, японских тканях и т.п. При окончательном отъезде из Афганистана - как в случае окончания срока командирования, так и в случае ее прерывания и досрочного откомандирования на Родину за совершение какого-либо неблаговидного поступка, советский человек имел право бесплатно вывезти 100 килограммов груза. И хотя многие из нас имели дружеские контакты с представительством Аэрофлота и сотрудниками афганской авиакомпании "Арийана", что давало возможность вывезти, не оплачивая, гораздо больше груза, "спецуха" ценилась очень, и попасть в список отлетающих на ней было делом не простым, если ты не принадлежал к силовым структурам, которые и гоняли эти спецрейсы из Москвы в Кабул и обратно.
      Кстати только "спецухами " в Афганистан возились афганские деньги, печатавшиеся на Пермской фабрике Гознака. Один раз и мне довелось лететь таким самолетом, загруженным деньгами. Каких-то особых эмоций я при этом не испытал. Афганские деньги - афгани - были упакованы в большие пачки, покрытые сверху толстой полиэтиленовой пленкой, что придавало деньгам прозаический вид довольно больших брусков. Деньги были легкомысленно сложены в одном из углов самолета, перетянуты сеткой и находились под присмотром нескольких немногословных и внушительных с виду людей. При посадке в самолет я не обратил на них никакого внимания, и лишь значительно позже, где-то во время или после посадки в Кабуле понял, каким самолетом я лечу. В Кабуле самолет с деньгами встречали представители афганского государственного банка, сопровождавшиеся многочисленной охраной.
      Ил-76 самолет большой, пассажиры сами грузили весь свой багаж в салон, выстраивая его цепочкой в центре самолета, которая постепенно превращалась в многометровый штабель коробок. Потом члены экипажа, ответственные за перевозку груза, закрепляли его с помощью специальной сетки. Каждый из летевших старался усесться на откидные алюминиевые сидения поблизости от своего багажа. Где-то с 1989 - 1990 г. багаж, перевозимый "спецухами" из Кабула в СССР, начали досматривать на предмет наличия в нем оружия и наркотиков. Осуществлялось это с помощью специально натренированных собак - любимцев всей советской колонии. Они были научены находить взрывчатку и наркотические вещества, и в обычные дни, когда не было "спецух", несли охрану совпосольства и других совзагранучреждений в Кабуле. Перед загрузкой багажа его выстраивали около самолета и собаки обходили его, тщательно обнюхивая каждую коробку с грузом. На моей памяти, а встречать и провожать "спецухи" доводилось часто, каких-либо инцидентов с незаконным вывозом оружия или наркотиков из Кабула на борту спецрейсов не было. Спецрейсы прилетали обычно не в Шереметьево-2, а чаще всего на Чкаловский аэродром под Москвой. Таможенные службы настойчивыми там не были, и относились к своим обязанностям не очень-то и рьяно: чего смотреть, самолет-то из Афганистана, т.е. ребята прилетели с войны, и знают, что, почем, почему, как и где.
      Последние "спецухи", на которых улетали советские люди перед входом муджахедов в Кабул, запомнились, я полагаю, не только тем, кто улетал на них, но и тем, кто их провожал. Церемония прощания, наверное, походила - в особенности в глазах улетавших - в процесс прощания со смертниками. О том, чего ожидать с приходом муджахедов в Кабул, и как этот сам приход произойдет, догадывались не многие, а вариантов развития событий - в том числе и не очень веселых для нас - сотрудников бывших советских, а тогда российских загранучреждений в Кабуле - было немало.
      Последняя " спецуха " уходила из Кабула забитая под завязку. Каждый увозил помногу коробок, набитых разным грузом, нажитым за годы работы в Кабуле. Особой популярностью пользовались автопокрышки, которых тогда в России не было. "Спецуху" провожали не только те, кто это должен был делать, так сказать, по долгу службы, но и все те, кто мог выехать в аэропорт - не стоит забывать, что сотрудники российских учреждений в Кабуле могли выезжать в город только по служебным делам, хотя службой зачастую прикрывались и многие другие потребности, что, впрочем, было секретом Полишинеля. В Кабульском аэропорту все было внешне по-старому. Машины и автобусы с соотечественниками как обычно выехали на летное поле, и самолет стал загружаться. Все отдавали себе отчет в том, что судьба остающихся была никому неизвестна. Наконец после слов прощания и объятий, а зачастую улетали добрые и старые друзья, с которыми довелось повидать многое в Афганистане, борт ушел в воздух, как всегда прикрываясь отстрелкой противоракет, методически вылетавших из двух больших контейнеров, укрепленных в хвостовой части самолета. Ракеты-ловушки должны были, в случае чего, привлечь к себе внимание тепловой головки наведения зенитной ракеты Стингер, если бы какой-нибудь муджахед захотел пальнуть в последний русский самолет, улетавший из Кабула до их входа в город. Однако ничего не случилось и, сделав как обычно широкий круг вокруг города, лежавшего в огромной горной котловине, ИЛ-76 взял курс на север. Вскоре он скрылся над заснеженным Пагманским хребтом.
      Многие из провожавших его дождались этого момента, и лишь потом в каком-то деловом молчании разошлись по своим машинам, и стали уезжать из аэропорта. Я уезжал одним из последних и обратил внимание на то, что один из бойцов 53-й дивизии генерала Дустума, стоявший на блок-посту на развилке двух дорог, одна из которых вела к международному аэровокзалу, а другая к комплексу т.н. старого аэровокзала, поприветствовав меня, вдруг спросил: "А ты чего не улетел-то, места что ли не хватило? Не боишься, что ли?" Ответил я ему что-то формальное и по восточному вежливое, но ранее такого панибратства от бойцов этой дивизии, считавшейся своего рода преторианской гвардией Наджибуллы, известной также своей отчаянной смелостью, дисциплиной и любовью поживиться на поле боя, не наблюдалось.
      В городе внешне, если не приглядываться, ничего не изменилось. Так же как и раньше по улицам катили желтые ГАЗ-21 - кабульские такси; ехали большие синие индийские автобусы фирмы ТАТА; семенили нагруженные овощами и фруктами ослики; строем - по 5-6 человек в ряд, - не обращая никакого внимания на машины, и ведя между собой оживленную беседу - ехали велосипедисты; рычали огромные КАМАЗы, практически вытеснившие с дорог страны причудливо разукрашенные и разрисованные американские грузовики фирмы "National" (мы их называли "бурбухайки"), описанию убранству которых ранее - в 70-е гг. - одна американская исследовательница даже посвятила свою диссертацию. Все так же на углах стояли мальчишки, продававшие на вес отварную свеклу - излюбленную еду кабульской бедноты, другие юные предприниматели торговали сигаретами, жевательной резинкой, спичками, конфетами и другой мелочевкой. Кабульские лавки - дуканы все так же были полны самыми разнообразными товарами и продуктами, даже не верилось, что это все в стране, в которой уже почти 15 лет шла изнурительная гражданская война.
      Внешне все по старому, но однако, если приглядеться, то можно заметить, что в городе кое что изменилось. В северной и восточных частях города в глаза бросаются группы людей, сидящие в многочисленных ресторанчиках, шашлычных и чайханах. Многие из них одеты не так, как одеваются коренные кабульцы. Среди них много молодых людей, на головах которых красуются чалмы (в Кабуле чалма атрибут одежды в основном пожилых людей) и паколи - своеобразные суконные шапочки, похожие на береты, которые носят многие жители северо-восточного Афганистана, и являющиеся своего рода элементом униформы бойцов отрядов Ахмад Шаха Масуда. По поведению ряда из них заметно, что в Кабуле, а может быть даже и в городе они впервые. Многие из них говорят на характерном панджшерском диалекте языка дари, отличающемся от кабульского говора.
      В южной и западной частях города все более заметны люди, одетые в традиционные пуштунские одежды, головы которых повязаны чалмой в характерной для города Кандагара манере, при которой один ее конец кокетливо выпускается наверх, и торчит над правым ухом неким подобием хохолка. Многие из этих людей носят длинные окладистые бороды. Заметно, что их волосы не встречались с парикмахером по крайней мере 2-3 года. Некоторые из них, по-видимому, плохо знают, что такое мыло, а их одежда грязна и неаккуратна. На ногах у них традиционные афганские кожаные туфли с загнутыми носами (такие уже почти не встречаются в Кабуле) или грубые афганские сандалии, часто сделанные из автомобильной покрышки, одетые прямо на босую ногу. Говорят они преимущественно на языке пушту, в целом не характерном для большинства из жителей Кабула. На людей, одетых в европейскую одежду, они смотрят настороженно и порою с плохо скрываемой неприязнью.
      На многих улицах Кабула - и прежде всего центральных, эти люди вступают в продолжительные беседы с солдатами афганской армии и внутренних войск - царандоя, охраняющими государственные учреждения, или стоящими на стратегически важных перекрестках.. Разговоры эти идут мирно и заметно, что им всем есть, что сказать друг другу.
      В некоторых районах Кабула - прежде всего центральных, таких как Мандави, где расположен самый большой базар города, Лаб-и Дарья - что дословно в переводе на русский язык означает "набережная" (там находится множество ювелирных магазинов) и в районе проспекта Майванд (обе стороны которого на протяжении почти двух с половиной километров представляют собой по сути дела огромный рынок) некоторые владельцы магазинов закрывают посередине дня свои лавки, с грохотом опуская железные жалюзи и вешая на них китайские навесные замки. Знак это в целом плохой, он свидетельствует об увеличении политической нестабильности в городе. Закрытые лавки всегда свидетельствуют в пользу того, что в городе вскоре начнут стрелять или начнутся массовые беспорядки. Последний раз такое было 6 марта 1990 г. за несколько часов до начала неудачной попытки военного мятежа бывшего министра обороны Афганистана генерала Шах Наваз Таная, восставшего против режима президента Наджибуллы. Тогда я волей случая оказался в городе за несколько часов до начала этого мятежа, и видел как кабульские дукандоры - лавочники - как будто бы сговорившись, начали закрывать свои лавки. Доехать тогда обратно я не успел - город начала бомбить эскадрилья самолетов МИГ-21 афганских ВВС, перешедшая на сторону мятежников. В ряде районов начались вооруженные столкновения и перестрелки между частями армии, вставшими на сторону Таная и оставшихся верными президенту Наджибулле Ощущения были не из приятных. Удалось найти прибежище на территории Академии общественных наук ЦК НДПА, где пришлось отсиживаться почти сутки, поддерживая связь с посольством по рации. В городе был объявлен комендантский час, и выехать оттуда не было никакой возможности, да и необходимости тоже. Попадать в прицел какого-нибудь гранатометчика, пулеметчика или танкиста не хотелось.
      Сейчас процесс закрытия лавок протекал вяло. Некоторые лавочники закрывали свои магазины, другие, отойдя в сторону и, посовещавшись некоторое время со своими коллегами, отпирали их снова. Постояв несколько минут на одном из перекрестков и поняв, что, по всей видимости, информацию, полученную лавочниками в отношении возможных вооруженных столкновений в Кабуле, они сами, поразмыслив, посчитали малодостоверной, я несколько успокоился, сделав для себя вывод, что исламская революция, о необходимости которой все кругом только и говорили, сегодня в городе не произойдет, и можно спокойно ехать домой обедать.
      Работал я тогда в Кабуле в Доме российской науки и культуры, принадлежавшего бывшему Союзу советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами, получившем впоследствии название РАМСИС - Российское агентство международных связей и сотрудничества. Работы тогда у нас, направленной изначально на установление и развитие дружеских связей между афганским и российским народами, как вы сами понимаете, не было. Да и оставалось нас в огромном комплексе Дома - называвшимся нами по старинке ДСНК - т.е. Дом советской науки и культуры - всего четыре человека. Главной нашей задачей было вывезти в предвидении входа муджахедов в Кабул все сколько-нибудь ценное (а такого было, надо сказать, много) в безопасное место, т.е. на территорию комплекса российского посольства в Кабуле. В этой деятельности нам помогали еще человек 5-6 афганских рабочих, которые трудились в ДСНК уже не один год подряд, и о которых у меня остались самые лучшие воспоминания. Охранял нас по периметру территории взвод афганских солдат внутренних войск, которые выполняли свои обязанности - и к слову сказать, неплохо - вплоть до самого последнего момента.
      До вывода из Афганистана советских войск охрана ДСНК была возложена на взвод наших пограничников - хорошо помню даже и номер их полевой почты - в/ч 555 "А". Обычно днем они спали в специально отведенном для них помещении или ковырялись в своем бронетранспортере, стоявшем в огромном подземном гараже. Выходили они нас охранять по ночам, обходя дозором большую по площади территорию, прилегавшую к ДСНК и ограниченную высоким забором. Было у них также два пулеметных гнезда, расположенных на крыше здания. Впоследствии в одно из них, к счастью уже пустое, попала в июле 1990 г. ракета, запущенная муджахедами из района Пагмана - местности в 11 километрах от Кабула. У нас тогда были и погибшие и получившие тяжелые ранения. Если можно так говорить, то нам повезло. Ракета прилетела тогда, когда большинство из наших сотрудников были в отпусках, и в ДСНК было мало народа. Если бы ракета попала в наш дом в другое время - не летом, то потери были бы значительно большими. Внутренности самого ДСНК охраняла так называемая комендантская служба, набиравшаяся после вывода советских войск из Афганистана из прапорщиков-пограничников.
      По дороге домой - на въезде в квартал Дех-е мазанг, заселенном преимущественно хазарейцами - народом тюрко-монгольского происхождения, обращаю внимание на некий ажиотаж, царящий у многочисленных мастерских по ремонту и изготовлению металлоизделий (там делают металлические ворота, ограды, печки, похожие на буржуйки, но топящиеся не дровами, а соляркой, емкости для воды и т.п.) Группы людей кучкуются прежде всего около мастерских, которые делают железные тачки, так популярные в Кабуле и использующиеся там почти так же, как и ручные тележки в больших городах России - на них возят все, что угодно. Большие, но уже деревянные двухколесные ручные телеги, т.н. карачи - основной источник пропитания многих семей хазарейцев. В Кабуле есть специальные биржи карачивалов - так называют этих "возильщиков". Там можно их нанять за небольшие деньги, и они перевезут вам на своих карачи все, что вам нужно, и куда угодно в пределах города. Сделают они это быстро, аккуратно и в срок. Возят на них все, но, пожалуй, один раз меня больше всего поразил вид БРДМ - боевой разведывательно-дозорной машины, небольшого советского броневичка с пулеметной башней, который весит около пяти тонн. Так вот, однажды я видел, как группа хазарейцев, человек этак 6-7 тащили это чудище со снятыми колесами, а может быть и двигателем - кто знает - погруженном на большую телегу - карачи. Хазарейцы в Афганистане вообще считаются очень сильным в физическом отношении народом, который, однако, занимает низкое социальное положение в стране. Большинство хазарейцев работает дворниками, носильщиками, слугами, грузчиками и т.п., хотя среди них есть и довольно много крупных и удачливых купцов, торговцев и предпринимателей.
      Останавливаюсь чуть поодаль и медленно подхожу к ближайшей мастерской. Прислушиваюсь к разговору. Интересно. Обычно это место довольно тихое. Какого-либо ажиотажа там не бывает, а сейчас заметно некоторое усиление покупательской активности. Это настораживает. Через несколько минут все становится ясным. Покупатели хотят купить железные тачки по ценам, которые были раньше - неделю назад, а владелец мастерской не уступает, говоря, что изменилась ситуация (как и в какую сторону, он не говорит, и так все ясно). Встречаюсь глазами с молодым пареньком, стоящим чуть в стороне и спрашиваю его, прикидываясь дурачком - в чем собственно дело. Он, принимая меня по выговору за уроженца западно-афганского города Герата, говорит, чуть растягивая по хазарейски слова и проглатывая некоторые согласные - "Че, не знаешь что ли, браток, перед тем, как муджахеды войдут в город, в Кабуле начнется такой "бир у бар" (т.е. кавардак и беспорядок), что народ бандитский - лути - бросится грабить посольства, советское и других, как по-ихнему - а, вспомнил, стран социалистических ( этот парень не знает, что СССР и стран социализма уже больше года нет в помине), вот тогда-то наши - т.е. хазарейцы - и подзаработают, увозить-то добро на чем-то ведь надо. Вот ребята и покупают сейчас тачки, пока еще по дешевке, и даже уже поделили между собой места, где встанут у посольств." Перебросившись еще парой ни к чему не обязывающих фраз, отхожу от этой группы торгующихся и, купив для вида у мальчишки разносчика какую-то мелочь, сажусь в машину - номера на ней не дипломатические и не консульские, а обычные кабульские, и не торопясь отъезжаю от лавок.
      Через 400 метров и наш ДСНК. Солдат царандоя, стоящий у ворот, которые не открыты как обычно, а закрыты, по привычке берет под козырек и открывает их. Проезжаю во внутрь. В глаза сразу бросается белая 24-я Волга, на которой ездит начальник охраны посольства. Вижу и его самого, прогуливающегося с тремя моими коллегами по территории. Увидев меня, он говорит: "Ну вот и ты, а мы-то думали тебя уже вычеркивать из списка сотрудников ДСНК и снять с довольствия - думали, гадали и пришли к выводу, что тебя муджахеды в гости пригласили." Начальник шутит, значит еще все не так плохо. Он внимательно смотрит на меня и говорит скороговоркой: "Только не говори ничего о хазарейцах с тачками. Знаю. Все будет нормально. Вам бы уже надо переехать жить в посольство. Места много. А то вы у нас здесь в Кабуле одни "шурави" (т.е. советские), что живут не в посольстве. Возьмут вас здесь духи (т.е. душманы) без шума и пыли, и не найдет вас никто. Ну, да ладно, вы народ тертый, поживите еще малехо - каждый час днем по рации докладывайте, как дела, и чтобы в город без них ни ногой. А ночью если вас брать будут, так царандой стрелять начнет. Мы услышим. Если будете себя вести хорошо, то приедем за вами. Вывезете все что нужно в посольство - и добро пожаловать к нам, поселим в дом, что за продовольственным складом. Царандой пока еще здесь верный, поохраняет вас, ну а потом, когда поселитесь у нас, будете приезжать в ДСНК днем на работу. А когда в посольство тикать надо будет - поймете сами, да и мы подскажем." Прощаемся и смотрим, как гражданин начальник садится в машину и за воротами поворачивает направо, чтобы ехать вдоль по проспекту Дар-уль-Аман - от нас до посольства два с половиной километра.