Глава 5

Новое место несения службы располагалось на границе Дагестана и Чечни, в поселке под названием Гирзель-аул. Граница проходила по небольшой каменистой речушке, через которую проходил основательный бетонный мост; на его дагестанской стороне и находился блокпост федеральных сил.

Сразу после перевода Борькину машину запланировали на отправку в место постоянной дислокации -- Каспийск. Борька сам сказал об этом земляку, и Саша понял, что сейчас решается очень многое. Кроме того, у него появилась еще одна немаловажная причина для поездки в часть: та рана за ухом, на которую он попервоначалу не обратил никакого внимания, продолжала болеть, причем боль усиливалась, а пальцами он явственно различал признаки нагноения. Штатного медика на блоке не было, и Саша с чистой совестью подошел к Дробязко с просьбой отправить его ближайшим рейсом в Каспийск, в медроту. Командир взвода лично осмотрел больное место у подчиненного, хмыкнул, но разрешение дал. Первый рейс на Каспийск -- это и была Борькина машина.

Через два дня они тронулись: ехали долго, но это не раздражало, Саша смотрел на убегающую дорогу, и мысленно подсчитывал, сколько еще осталось ему служить -- получалось не так уж и много.

"Только бы сегодня не сорвалось; только бы кейс донести до Полины Яковлевны. И главное, чтобы она в него не залезла"!

Рано или поздно, но любая дорога заканчивается. Показались окраины Каспийска. Но вместо радости, Саша почувствовал нарастающее напряжение: как все сложится -- удастся ему незаметно вынести кейс из части, или нет.

"Так, уже стемнело -- это хорошо. Но если мы заедем в часть, то кейс вынести будет очень трудно: я же не офицер. Других привлекать нельзя, лишние люди, и так Боря знает слишком много. Надо вынести его до части... Черт! А я даже не знаю, где Борька его прячет: не сказал ни слова, паразит... Надо что-то делать! Если кейс найдут потом, то дело раскрутят, и мне о-очень плохо будет! Что делать?!" -- мысли скакали в голове как скакуны, но ничего не придумывалось. А "шишига" в это время неумолимо приближалась к первому КПП.

Внезапно машина остановилась, и сидящие в кузове услышали слова прапорщика:

-- Стой здесь, я сейчас сигарет куплю и вернусь!

Не теряя ни минуты, Саша выпрыгнул из кузова, обежал машину со стороны, противоположной движению прапорщика, и заглянул в кабину.

-- Слышь, Боря, надо сейчас мой груз снимать, в части поздно будет!

-- Да как я сниму, он под днищем закреплен -- туда лезть надо, отсоединять.

-- А как же быть, Боря? Из части как его вытащить? А если тебя на ремонт поставят, все, хана!

-- И чего?

-- Да того, Боренька, что если найдут, нас с тобой очень далеко законопатят, за контрабанду оружия-то, пойми!

-- О, черт! Втянул ты меня! Ладно, иди, а то уже прапорщик возвращается, сейчас что-нибудь придумаю.

-- Давай, Боря, давай!

Саша тем же маршрутом вернулся в кузов. Сердце бешено колотилось: такого напряжения он не испытывал даже в бою за блокпост. Слишком многое было поставлено на карту. До первого КПП оставалось примерно полтора километра.

Они проехали еще минут пять, и под днищем что-то загрохотало.

-- Товарищ прапорщик! Проволоку намотало! -- жалобно произнес Боря, стоя у дверцы со стороны прапорщика. -- Надо лезть с плоскогубцами: обрезать и разматывать. Работ минут на пятнадцать.

Прапорщик был раньше учителем, но из-за хронического безденежья в семье бросил педагогику, устроился по блату в часть и служил не слишком-то еще и долго. Сказать по другому -- в технике он был почти "ноль". Боря со спокойной душой мог навешать ему лапши на уши, ничуть не рискуя.

Бывший учитель посмотрел на часы, и наблюдательный водитель сразу заметил жест нетерпения, невольно выдавший прапорщика с головой.

"А, дружок, домой хочешь!"

-- Товарищ прапорщик! Тут до КПП -- пять минут пешком. Вы, может, с личным составом так дойдете, а я все сделаю и подъеду за вами?

Прапорщик заколебался. Конечно, ему хотелось домой ужасно, но оставить машину в темное время суток с одним водителем в городе? Его просто никто бы не понял. Он молчал, мучительно раздумывая, но все же чувство долга победило:

-- Нет, я дождусь. Ты же не долго?

Боря вздохнул про себя, проматерился, подошел к кузову, заглянул внутрь и сказал:

-- Шурик, помоги мне -- фонарик подержи.

Саша выпрыгнул из машины как гимнаст. Взял у Бори фонарик, и они, свернувшись в три погибели, залезли под "шишигу". Саша светил, а земляк аккуратно отсоединял кейс от днища. Кейс был покрыт таким количеством грязи, что слился с машиной в одно целое -- смотри в упор, и то не заметишь. Наконец, Боря принял его на руки и протянул Саше.

-- Давай, беги. Потом сам придешь, это уже твое дело!

Пользуясь наступившей темнотой, Саша укрылся в тени ближайшего фонарного столба, лампочка которого потухла уже много лет тому назад. "Шишига" уехала. Снайпер обнял кейс, оглянулся по сторонам, и быстрым шагом, почти бегом, направился к дому Полины Яковлевны.

Он крался по темным сторонам улиц, замирал, если его слуха касались подозрительные звуки, быстро перебегал освещенные пространства. Путь казался ему не проще, чем тот блестящий поход за винтовкой, который он позволил себе пару месяцев тому назад.

Наконец снайпер достиг знакомой калитки. Пожилая женщина набирала в ведра воду из домашнего водопровода. Саша счастливо вздохнул и толкнул калитку рукой; она со скрипом отворилась, и Полина Яковлевна повернула голову.

-- Здравствуйте, Полина Яковлевна! Не ждали?

-- Это ты, Саша?! Откуда?!

-- - Прямо из Чечни!.. Но я на минутку, у меня к вам просьба большая, но не трудная.

-- Это как?

-- Да вот этот чемоданчик сохранить пока. Нам же деньги выдают за Чечню, вот я хочу у вас их припрятать, чтоб не отобрали. А потом заберу.

-- Ну... Ты знаешь, я не хочу деньги хранить. Еще придут ко мне из-за них, прибьют старуху...

-- Не беспокойтесь! Никто не знает, что я к вам пошел. И кроме вас, мне в этом городе идти не к кому.

Полина Яковлевна заколебалась: конечно, кому нужны чужие проблемы? Но по натуре она была женщиной доброй, и постепенно мысли ее начали клониться в благоприятную для Саши сторону. Правда, она привела еще одно возражение:

-- А сколько там денег? Ты потом не будешь претензии предъявлять?

-- Помилуйте, Полина Яковлевна! А давайте так: бумажку поперек кейса приклеим, я на ней свою фамилию напишу -- и вам будет спокойнее. Идет? И я вам за хранение хорошо заплачу!

Старуха явно нуждалась в деньгах, Саша это знал, и последний аргумент окончательно сломил ее сопротивление. Она сходила в дом за бумагой, а пока ее не было, Саша тряпкой, снятой с хозяйского забора, пытался придать невыносимо чумазому кейсу некий более-менее опрятный вид, что, впрочем, получалось не очень.

Но все же место опечатывания удалось надраить до блеска, а наличие чумазости Саша обратил в положительный факт: посоветовал спрятать кейс в дровяной сарай, где в таком виде его никакой обыск не найдет. Саша наскоро поцеловал хозяйку в щеку, и скороговоркой прокричав, что уже опаздывает, почти бегом выскочил за калитку.

Спустя час Сашина фигура возникла на пороге первого КПП. На его счастье, за пультом дежурного сидел не офицер, а сержант Дзунусов, который снайпера Куценко хорошо знал.

-- О, Шура! Ты откуда такой?

-- Слышь, Мага! Такое дело: на въезде остановились, я хотел воды купить -- "сушняк" невозможный, а когда из ларька выскочил, Борька уже уехал. Вот, пешком дошел.

-- Ай, молодец! Где вода?

-- Ну выпил, ясное дело!

-- Я тебя пропущу, но с тебя сигарета!

-- Хорошо.

-- Через десять минут! Две!

-- Хорошо...

-- Давай!

Врач медицинской роты определил, что за ухом у Саши сидел маленький осколок; и не осколок даже, а так, осколочек. Вся операция по удалению заняла пятнадцать минут.

-- Полежишь у нас в медроте неделю, отдохнешь. А потом, извини, обратно. Твой ротный лично просил побыстрее отправить тебя к нему. Чем же ты так незаменим, солдат?

-- Стреляю хорошо.

-- Снайпер?

-- Ну да, вроде того...

Возвращение на блокпост никакой радости не принесло. В медроте он хотя бы по вечерам мог смотреть телевизор; здесь же, кроме как по три раза перечитанных книг и карт никаких развлечений не было. В боевом отношении пост был совершенно спокойный. Обстрелов здесь не знали вообще, местные не выказывали даже признаков враждебности. Кормили получше, чем в Чечне; иногда даже подваливала гуманитарная помощь от сочувствующих.

От такой скучной жизни многие просто изнывали, и делали разные глупости. Например Борька отчего-то полюбил расспрашивать у Саши, когда и как тот расплатится с ним за услугу, а иногда приставал с расспросами, на черта ему нужна эта винтовка -- не в киллеры ли собирается он податься на гражданке. Саша сначала испуганно оглядывался по сторонам, а потом отшучивался, но всякий раз просил Борьку поменьше разговаривать. Неугомонный земляк обещал, но всякий раз нарушал данное им обещание. От таких дел Саша начал нервничать по-настоящему. Иногда он ловил себя на мысли, что начинает ненавидеть водителя. Это сначала его пугало, но при последующих размышлениях в голову приходила мысль, что пока есть человек, который знает о его интимном деле слишком много, то не будет ему покоя. Потом он изумлялся собственным ощущениям, убеждал себя, что так думать просто нельзя, но черные мысли упорно возвращались обратно.

И бог знает, до чего бы он наконец додумался, но была война, была Судьба, и они решили по-своему.

Глава 6

В нескольких километрах от Гирзельаульского блокпоста располагался аэродром "вертушек", с которого каждый день боевые воздушные машины уходили в небо, чтобы утюжить на земле негодяев, посмешивших нарушить конституционный порядок, установленный самим российским Президентом.

Этот аэродром не давал покоя многим полевым командирам, составлявшим так называемый "Восточный фронт". И одному из них пришел в голову простой и дерзкий план.

Собственно говоря, блокпост у Гирзель-аула можно было назвать этим гордым названием весьма условно. По большому счету, никакого блока там не было, а просто поперек моста уложили бетонные плиты особым образом, так, что любой машине приходилось изрядно поманеврировать, чтобы проехать между ними; на дагестанской стороне, у въезда на мост, оборудовали по паре огневых точек; а личный состав располагался в палатках. И всего-то их было два отделения и шесть-семь человек из местной милиции.

У бетонных плит стояло двое часовых с сержантом, а командир блокпоста располагался в отдельной палатке с рацией. Таким было устройство блока в тот жаркий июльский день 1996 года.

С самого утра молодой боец по имени Василий с веселой фамилией Рабинович убеждал Сашу пойти с ним на рыбалку. Снасти Рабиновичу привезли очередным рейсом из Каспийска, удилища он приготовил сам; но молодого бойца с блок-поста одного не отпустили бы, а вот со старослужащим, таким как Куценко -- может быть. Кроме того, Саша относился к Рабиновичу лучше остальных: не прикалывался над его фамилией, не напрягал, и тем более, не бил; другие старослужащие такой кучей достоинств не обладали. Поэтому Василий так долго надоедал Саше со своей просьбой, пока тот не согласился. Не очень-то он любил рыбалку, но посидеть в жару у прохладной реки в тот день захотелось и ему.

Он подошел к сержанту -- контрактнику Соломатину, объяснил, куда хочет сходить, где он будет, и с кем. Тот не возражал: ничего особенного в этом не было, тем более что ухой из рыбы Саша обязательно поделился бы и с ним.

Таким образом, окрыленный Рабинович метнулся за снастями, вихрем примчался обратно, и, подхватив личное оружие, они отправились на реку. Недалеко, за поворот, но теперь за растительностью их было не видно, а вот они сквозь ветки могли запросто разглядеть все происходящее. Саша выбрал это место потому, что договорился с сержантом: в случае непредвиденных осложнений тот махнет ему рукой.

Вот Саша и выглядывал периодически на мост: служить ему оставалось не так чтобы и долго, а сложностей и приключений на свою голову уже не хотелось. Саша поднял винтовку и через прицел принялся просматривать аул. Он никому не говорил, но однажды таким образом ему удалось разглядеть купающуюся во дворе чеченку. Та была абсолютно голой, и Саша пережил немало приятных минут. Но в сегодняшний полдень поселок будто вымер -- ни одного человека ни на улице, ни во дворах. Странно; хотя, впрочем -- жара!

Послышался звук машины со стороны аула. Саша автоматически перевел прицел в сторону шума: к мосту приближался армейский "Урал" -- ничего интересного.

Саша перевел глаза на Василия. Тот установил сразу две удочки, и теперь метался между ними как вратарь между штангами. У Василия наблюдался тот неприятный случай, когда рыба клевала постоянно, но из-за своего мелкого размера не могла нацепиться на крючок. Рабинович матерился, но чувствовалось, что он рад; полное отсутствие клева расстроило бы его значительно сильнее.

"Урал" миновал препоны и остановился возле часовых. Из кабины выпрыгнул офицер, и, что уже было довольно любопытно, водитель. В эту минуту Сашины глаза округлились, и он прошептал:

-- Черт!

Прибывшие взмахнули руками, и часовые на мосту рухнули. Соломатин согнулся в три погибели, и упал на бок. "Урал" двинулся дальше; по ходу движения из него как горох посыпались люди в камуфляже, и с необыкновенной быстротой кидались выполнять какие-то, как видно давно отработанные, задачи. Саша похолодел. Не оборачиваясь, он тихо позвал Рабиновича:

-- Бросай удочки, беги сюда!

Василий, у которого в этот момент особенно яростно клевало, не слишком хотел бросать свое занятие, и он промолчал, будто не расслышал.

-- Вася! Бросай все, иди сюда!

Когда старослужащий приказывает молодому таким тоном, то лучше выполнять, ибо неподчинение чревато. Василий с сожалением бросил удить, и подошел к Саше.

-- Ну, чего?

-- Вася! Падай в кусты и лежи. Кажется, наш блокпост накрылся.

-- Чего?!

-- Лежи, говорю. Нохчи пожаловали.

Стрельбы никакой не было. Но через пять минут со стороны Чечни появилась маленькая колонна: "шишига" и три УАЗика. Они остановились около плит перекрытия, высадилась куча народа. Оттащили перекрытия в сторону, снова сели и техника помчалась дальше. Сразу после этого Борькина машина через мост отправилась в сторону Чечни. А на мост вышли трое: они оттащили куда-то тела часовых, а сами спокойно заняли их место.

У Рабиновича, который, как и Саша, в полном молчании наблюдал за происходящим, зуб не попадал на зуб. Он откровенно испугался, и даже не старался этого скрыть.

Поэтому Саша, внимательно посмотрев на сослуживца, приказал ему тоном, не терпящим возражений, залечь в кусты и лежать там, чтобы не случилось. Вася с большим облегчением поспешил исполнить этот приказ и скрылся в кустарнике так, что даже Саша не мог его разглядеть.

Сам же Куценко прилег поудобнее и принялся внимательно наблюдать за мостом в прицел. Его особенно радовало, что он не снял с СВД глушитель -- это было как нельзя кстати. Шли минуты, а ничего нового не происходило. Часовые переговаривались, но из-за расстояния трудно было разобрать слова. Саше показалось, что говорят они странно: ни по-чеченски, ни по-русски, а как-то еще. "Может, бандеровцы?" -- подумал он, но как ни старался разобрать хотя бы одно предложение, ничего у него не вышло.

И все же есть бог на свете! Удобный случай представился и федеральному снайперу.

Один из часовых спустился под мост, по дороге расстегивая штаны. Вот он присел на корточки, и Саша ощутил прилив адреналина. "Обосрался, сволочь! Сейчас ты у меня навсегда отосрешься, мразь!" -- радостно и злобно подумал он. Пока он целился, ощутил появление подзабытого возбуждения во всем теле, и выстрел стал подобен оргазму -- чпок!

Удаленная фигура под мостом завалилась; спущенные штаны придавали трупу некоторую комичность, и Саша даже прыснул в ладонь. Но быстро подавил радость и снова прильнул к прицелу.

Минут десять на мосту было спокойно, но потом один из часовых что-то прокричал, крикнул еще и забеспокоился. Перегнулся через перила, но, похоже, ничего не увидел. Тогда он снял оружие с предохранителя, передернул затвор, и осторожно начал спуск под мост. Как только он спустился настолько, чтобы другой часовой уже не мог его видеть, Саша выстрелил. И второй бандит дернувшись, ткнулся своей поганой мордой в землю.

Снайпер не стал ждать, пока забеспокоится третий часовой -- тот мог уже и не пойти под выстрел, а наоборот, затаиться. Как его тогда выкурить? И как только затылок третьего врага попал в прицел, Саша нажал на курок. Голова исчезла, а снайпер интуитивно понял, что не промахнулся. "Трое гадов! Мало, конечно, но все, что смог!" -- Саша отложил винтовку, перевернулся на спину и, глядя в небо, расслабился.

Потом свистнул в кусты.

-- Эй ты, лицо известной национальности! Вылезай!

Кусты зашевелились, и испуганная Васина мордочка выглянула наружу.

-- Давай ко мне, воин!

-- Зачем?

-- Ты что, вообще опух, солдат! А ну быстро сюда!

Вася подполз, и Саша предоставил ему возможность полюбоваться своей работой.

-- А теперь, брат, надо идти на блок!

-- Зачем?!

-- А затем, чтобы посмотреть, что там творится.

-- А если ты не всех убил? А если там еще кто?

-- Этот кто уже дал бы о себе знать: последнего я прямо на мосту завалил, усекаешь? Его-то увидели бы! А тишина... Значит, он был последним. Идем! Кому сказал?!

И они медленно, прислушиваясь к каждому шороху, поползли к мосту. Внезапно со стороны Хасавюрта донеслись звуки боя. Он усиливался.

-- Ты знаешь что это, Вася?!

-- Нет!

-- Это аэродром вертолетный атакован -- туда нохчи и поехали. И отступать они тоже будут здесь, поэтому и дорогу себе расчистили.

Они продолжили красться, и вскоре оказались на точке, откуда все палатки были видны как на ладони. Никого не было. Стояла полная тишина, только насекомые звенели в траве. Сослуживцы осмелели, и Саша выпрямился в полный рост. Вслед за ним выпрямился и Василий. Они бегом кинулись в расположение.

Одну за другой обследовав все палатки, последние бойцы Гирзельаульского блокпоста сначала не обнаружили ни тел, ни оружия. В командирской палатке валялась простреленная рация Р-107. Через несколько минут нашлись тела нескольких рядовых и Соломатина, над которыми уже роились мухи.

"Как же так бывает?"- подумал Саша, стоя над телом контрактника. -- "Буквально недавно я с ним разговаривал, а вот уже мухи ползают по его глазам. Никак не привыкну". Он опустился на колени и закрыл товарищу веки. Оглянулся, и увидел лицо молодого солдата, по которому градом текли слезы, хотя ни одного звука он не издал.

-- Это мой земляк! -- сказал он, показав на одного из мертвых бойцов. -- Он три дома от меня живет, я ж его всю жизнь знал!

-- Заткнись, потом рыдать будешь! Помогай давай.

Вдвоем они скинули в воду лежащий на мосту труп сепаратиста, который и на самом деле оказался бандеровцем: рослым светловолосым парнем с голубыми глазами и усами пшеничного цвета.

-- Вот сволочь, против своих братьев славян воевал, гнида хохляцкая! Иди рыбу кормить!

-- Санек! А куда все остальные-то подевались, а?

-- Видел, Борькина машина в Чечню уехала -- там они все, я так думаю. В плену, одним словом.

-- Хорошо, что мы на рыбалку пошли!

-- Да уж, и не говори...

Скинуть западенца в воду было легко, а вот поставить поперек моста бетонные плиты сложно (у снайпера был свой, маленький план мести). Плиты были очень тяжелые, но если очень постараться, то они все же двигались, и два бойца, изнемогая и обливаясь потом, сумели соорудить что-то вроде баррикады.

-- Знаешь, Вася! -- сказал снайпер, привалившись спиной к одному из блоков и вытирая пот со лба, -- они ведь возвращаться тоже здесь будут, я так думаю. Тут поблизости других мостов нет, а берега везде крутые. Тут они поедут, тут. Вот им и придется остановиться здесь.

-- И что?

-- Увидишь тогда, что!

-- А ты знаешь, я вижу, что сюда аборигены идут.

-- Какие, к черту, аборигены?!

-- Местные.

Саша резво перевернулся и обомлел: к мосту резво продвигалась толпа жителей аула, которые все знали, все поняли, а сейчас шли забрать с поста то, что не взяли проехавшие бандиты.

-- Мать твою! -- сказал Саша, -- они ведь нам все испортят! Надо что-то делать...

Он не слишком раздумывал; на своем месте в палатке он нашел целый цинк патронов, которые на всякий случай заранее припрятал, как оказалось, не зря. И проблему он решил исправить единственным доступным ему способом.

Саша приложился к прицелу и приступил к отбору целей: "Кого же пристрелить, чтоб остальные разбежались?". В оптику близко, как руку протяни, виделась приближающаяся толпа. Женщины в черном, как воронье, старики в папахах, подростки со злобными лицами -- все они вызывали у снайпера почти животное неприятие. Стрелять хотелось в любого. "Что ж, буду стрелять в кого бог пошлет!" -- подумал Саша, и выстрелил в чеченского подростка, бежавшего впереди всех. Тот подломился, и сходу кубарем покатился по земле. Не теряя времени, снайпер перевел прицел на следующего -- выстрел! Второй упал назад, на спину, раскинув от удивления руки. Чтобы соблюсти "социальное равенство" два следующих метких выстрела Саша сделал по женщине и старику. Толпа бросилась врассыпную.

-- Санек, а нам за это ничего не будет? За то, что мы гражданских постреляли?

-- Если живы останемся, то ничего, не бойся. В бою все спишется.

-- Так тут же не было никакого боя?

-- Не было, значит будет! Подожди ужо, брат Рабинович!

Оба замолчали и прислушались -- канонада в районе аэродрома продолжалась.

-- Давай за мной, Вася!

Они бегом вернулись на место рыбалки, где Саша немедленно приступил к окапыванию, заставив рыть окоп и молодого солдата. Он в краткой, но весьма доступной форме объяснил тому, что для продолжения его никчемного существования ему понадобится чрезвычайно глубокий окоп, так как неизвестно, что будет дальше, и возиться с ним Саше некогда. И в течение получаса они лишь молча пыхтели, да махали саперными лопатками; хотя Саша бросал периодически быстрый взгляд то на мост, то на противоположный берег.

Часов не оказалось ни у того, ни у другого: оставалось ориентироваться по солнцу.

Истошный визг тормозов Саша услышал задолго до того, как на мосту, почти вплотную к баррикаде, затормозил утренний бандитский "Урал". Водитель успел заметить перекрытый мост, и начать торможение -- иначе для чеченского отряда все могло закончиться более чем печально. Из машин немедленно открыли стрельбу по кустам, думали, что здесь находится засада. Но до Саши было им далеко, и он только улыбнулся. Под аккомпанемент обстрела, с десяток вайнахов помчалось разбирать преграду.

"Десяток -- это много! Столько я не перестреляю", -- разочарованно сказал себе снайпер. -- "Ну, пусть... Мы пойдем другим путем, как говорила Элла Эмильевна!" Воспоминание о ненавистной философичке добавило Саше злобы и хладнокровия.

Бетонные перегородки покидали прямо в воду на удивление быстро, но только "Урал" двинулся вперед, как двумя пулями оказались пробиты переднее и заднее колесо. Машину развернуло поперек моста. Третья пуля угодила точно в бензобак. И он рванул. Рванул так, что горящие фигуры вылетали из кузова минуя перила прямо в реку. Сейчас вайнахи уподобились тем злосчастным колоннам 131-й бригады, которые горели под Новый год на улицах Грозного, и не могли даже разглядеть беспощадного противника, поливавшего их свинцом со всех сторон.

Все было бы здорово, одно только Саша упустил из виду: перегородив дорогу, он остановил машины. И теперь нохчам не оставалось ничего другого, как бросить технику, и рассыпаться в стороны, вдоль берега, чтобы перейти реку вброд и раствориться в "зеленке".

А продвигаясь по берегу, они неизбежно должны были наткнуться на снайпера.

Саша сообразил это в последний момент.

-- Атас, Вася! За мной!

Пригнувшись, они пробежали несколько десятков метров, а потом пустились бежать уже во всю мощь молодых ног и здоровых легких. Позади, у моста и вдоль берега, слышались крики и стрельба. Но, к счастью, они не приближались, и бойцы, выбрав заросли погуще, заползли в них, и свалились в изнеможении: сердце было готово выскочить из грудной клетки, а кровь так била в голову, что в глазах появился легкий туман.

Через пару часов захотелось пить и есть, но друзья (теперь уже), не решились никуда двинуться, и остались ночевать не сходя с места.

Звучит банально, но Сашу разбудило пение птиц. Василий продолжал спать, но неспокойно, тревожно, издавая какие-то непонятные звуки и дергая ногами. Снайпер толкнул его в бок; тот сразу испуганно вскочил:

-- Где я?!

-- В лесу, друг мой, в кустах.

-- А почему?

-- Ты что, очумел, осел?

Более привычная форма обращения привела молодого солдата в чувство, и он с немым ожиданием уставился Саше в глаза. А тот понимал, что Рабинович ему не советчик, и придется выпутываться самому.

"Что делать? Идти на дорогу и тормознуть транспорт?.. И куда я доеду? До Хасавюрта?.. Это вряд ли; наверняка посты уже стоят по всей дороге, остановят, и пришьют захват транспортного средства. Оно мне надо?.. Нет! И даже если доеду до города -- то куда дальше? Оружие бросить?.. А последствия? Мне вообще до дембеля меньше месяца осталось -- мне в истории влипать нельзя! Доехать до аэродрома -- опять же посты; пешком далеко, да и схватить все равно могут... Ну куда?! Наверное, надо двигать обратно на блокпост; посмотреть, что там творится, да и сказать, что в кустах от нохчей прятались: ничего не видели, ничего не слышали. Про стрельбу молчок: за тех гражданских, что я положил, могут наложить так, что и не унесу... Или, не дай бог, в местную ментовку сдадут: там меня и прирежут благополучно -- хрен с ними, с наградами и славой -- я домой хочу!"

Закончив обдумывание, Саша кивнул молодому, и они выползли из куста, встали, отряхнулись, и отправились обратно; причем Вася с такой преданностью смотрел на Сашу, что тому даже стало на краткий миг неловко. От этой неловкости он хотел наорать на попутчика, но сдержался; перед такой ответственной задачей не стоило нервировать молодого солдата: ляпнет что-нибудь не во время, и все -- "Аспирин у пса".

Шли они довольно долго. Саша даже удивился: прошлым днем они одолели это расстояние значительно быстрее -- помог адреналин. Но, может быть, сказывалось отсутствие питания и воды. За время службы Саша лишних жиров не нажил, и любое недоедание легко выбивало его из того состояния равновесия между сытостью и голодом, которое дается только после долгих и мучительных месяцев службы. Рабинович вообще уже хотел привала, но это в Сашины планы не входило, и ему пришлось даже пару раз отвесить Васе пинков, отчего тот сильно расстроился, зато отказался от мыслей по поводу отдыха. Благодаря суровым мерам, снайпер и его спутник все же достигли конечной точки своего путешествия без остановок.

-- Стоп! -- прошептал Саша, -- Вася, отдыхай!

Тот беззвучно, но с большим наслаждением рухнул на траву. А снайпер осторожно подполз к своей вчерашней позиции, но только взял несколько в сторону, боялся, что за отрытым им вчера окопом наблюдают. И опасения его оказались небеспочвенны.

На мосту шло срочное укрепление огневых точек; сам же пост строился основательно, из бетонных стен, с амбразурами и мешками с землей. Саша мог разглядеть даже танк, стоящий на обочине, и еще много суетящихся людей.

"А раньше не могли блокпост нормальный сделать, уроды. Борьке теперь уже все равно, например", -- подумал снайпер, и эта случайная вроде бы мысль обожгла его, как кипяток. Ведь Борис был последним человеком, который знал слишком много о заветном кейсе мертвого араба. Теперь последний свидетель исчез. Саша почти насильно вновь заставил себя переключить внимание на мост.

Оценив доступные его взору и слуху детали, Саша счел, что на мосту ОМОН. Но чей, естественно, сказать никак не мог; единственное -- ОМОН из российского города: не было слышно не одного гортанного наречия, как если бы омоновцы приехали откуда-то из Дагестана.

"Что ж, пора сдаваться!" -- счел снайпер, посчитав, что потратил достаточно времени на изучение обстановки. Настоятельно требовал капитуляции и пустой желудок, и пересохшее горло. Саша прополз обратно, привел в чувство спутника, и начал объяснять порядок действий:

-- Ты, главное, молчи. Говори "да", если я тебе кивну, сам не выступай. Короче, легенда такая: мы ловили рыбу, напали нохчи, мы испугались и бросились бежать; переночевали в кустах и вернулись. Все!

-- А почему нельзя сказать правду: ты же герой! Настоящий герой!

-- Ты гражданских вчерашних помнишь?

-- Ну?

-- Сколько я пристрелил?

-- Четверых, кажется.

-- За них знаешь, что с нами сделают?! А у меня дембель на носу, понял! Поэтому говори то, что я тебе сказал, и ничего больше.

-- А если спросят, кто нохчей уделал?

-- Мы сбежали и ничего не видели!

-- А винтовку ты бросишь?

-- Нет, конечно: оружие не бросают!

-- А тебя по пулям вычислят. Есть такая наука -- баллистика; у каждой пули -- свой почерк. Вот возьмут у тебя винтовку, сравнят с теми пулями, которыми ты местных посек; и ты попал!

-- О, черт!

Здесь Сашин план дал трещину, и он серьезно задумался. С одной стороны, Вася, как ни крути, прав -- по винтовке его можно взять тепленьким; но с другой стороны -- война, трупы, хаос -- какие тут на хрен криминалистические экспертизы! И все же Саша нервничал и колебался. Победили инстинкты: пить и жрать хотелось невыносимо.

Они положили оружие на землю, выпрямились, подняли руки вверх, и вышли из-за кустарника на берег. В первые секунды их никто не заметил. Солдаты начали медленно продвигаться к блокпосту. Саша мечтал только об одном -- чтобы не попался нервный боец, который сначала стреляет, а потом спрашивает: "Кто там?".

-- Стоять! Лицом вниз! Руки за голову!

Саша и Вася упали в траву; снайпер благодарил Небо: теперь уже точно -- просто так не пристрелят: сначала посмотрят в лицо. К ним подлетело человек пять.

-- Это что такое?

-- Да вроде наши: смотри, солдаты обыкновенные.

-- А чего они тут делают? Ну-ка, вы кто такие?

Саша забубнил, не поднимая головы:

-- Мы с этого блокпоста. Вчера рыбу удили. Потом нохчи налетели -- мы убежали, в лесу ночевали. Вот, вернулись.

Снайпер ожидал смеха, но никто не засмеялся. Чьи-то сильные руки обыскали его с головы до ног.

-- Поднимайся!

Рядом встал Вася: помятый и испуганный.

-- Оружие бросили, воины федеральных войск?

-- Нет. Сзади в кустах лежит. Мы оружие не бросаем.

-- А товарищей бросаете? "Герои"!.. Ладно, идите за мной!

Саше Куценко оставалось служить еще две недели.