Часть 8.

-- Через три дня мы сворачиваемся! Не прыгайте только как бабуины... И не сообщайте пока личному составу! А то совсем расслабятся! Потихоньку готовьтесь к отъезду, -- сообщил нам капитан Лебедев на последнем совещании.

Такие представительные совещания не собирались уже месяц, и поэтому мы с Васей уже заранее догадались, о чем пойдет речь. Впрочем, до этого нас предупредил Молчанов, Юра Венгр по секрету шепнул Рацу на ПХД, поэтому, боюсь, указание на режим секретности для рядовых и сержантов чересчур запоздало. А уж тем более, когда они увидели, что все офицеры пошли к начальнику блока...

Не надо бойцов считать глупее себя.

-- Чтобы не тащить боеприпасы с собой, будем их расстреливать на месте.

Меня передернуло: значит, где-то патронов не хватает, а мы их будем просто так изводить?! Но никто не возразил, и я промолчал тоже. Мне было только интересно -- это Лебедеву сверху приказали, или его собственная идея?

По тому энтузиазму, который он проявил в этом мероприятии, я решил, что все это он придумал сам. Впрочем, личный состав отнесся к этому с большим удовольствием. Эх, и отвели же они душу! Стреляли все, стреляли из всего. Если отнести это к тренировке, то может быть, все не так уж и плохо? По крайней мере, Папен и его компания в кои-то веки постреляли из гранатомета, покидали гранаты и вдоволь настрелялись. Теперь они могли смело стучать себя дома пяткой в грудь: "Я из всего стрелял, я не метлой махал. Я весь в дыму пороховом!".

Обнаружились даже боеприпасы, заныканные Зерниевым. Между прочим, они поржавели, поэтому их пришлось просто выкинуть. Это было самым огорчительным.

В отличие от нас, два других блока сохраняли тишину. Поэтому Дагестанов вышел на связь с нашим начальником, и спросил, в чем, собственно, дело. Ну, Лебедев и объяснил свою гениальную задумку...

Как сказал нам Косач, топот майорских ног он слышал даже находясь в метре от рации. Посеревший капитан приказал немедленно прекратить огонь. Но это было не так-то легко. Еще минут двадцать любители пострелять никак не могли угомониться. Поэтому последовал еще один выход на связь Дагестанова, и Лебедев уже как ошпаренный лично с табельным оружием примчался наводить порядок. С трудом, но ему это удалось.

Когда Гусебов появился в блиндаже у Лебедева, то выглядел он дико. Глаза его смотрели почему-то в разные стороны, на ногах присутствовал только один ботинок, был он как-то весь неприглядно ободран, и вообще плакал и бормотал что-то бессвязное.

В общем, плохо выглядел Гусебов.

От одного этого зрелища Лебедева и Косача подбросило с лежаков как пружиной. Лебедев почему-то подумал, что весь наш верхний блок вырезали, и лишь один храбрый прапорщик сумел вырваться и уйти от погони. Косач ничего не подумал, он просто спросонья вообще ничего не мог понять.

-- Ты что здесь делаешь? -- наконец спросил капитан.

Нет, Гусебов не мог дать ответа. Он только трясся, и что-то бормотал по-своему.

-- Садись давай. На, выпей! -- Косач лечил все состояния только одним универсальным лекарством.

В этот момент неожиданно ожила рация. Лебедев надел наушники, и лицо его вытянулось.

-- Поленый жив. Он спрашивает, приехал ли Гусебов... Выехал на "Урале"... Ага... Понятно... Какой-то странный...

Капитан пристально посмотрел на прапорщика:

-- Где машина?

Гусебова закачало. Он жадно высосал колпачок водки, преподнесенный ему Косачем, и махнул рукой:

-- Там!

-- Где там?!

-- Там, в пропасти.

Капитан и Косач в ступоре долго смотрели друг на друга.

-- Ты что-нибудь понимаешь, Леня? -- наконец открыл рот Лебедев.

-- Кажется, догадываюсь... -- Медленно процедил мрачнеющий на глазах замполит. -- Прапорщик пьян как фортепьян, машины нет, сам босой и побитый... Вывод: свалил "Урал" в пропасть, а сам успел выпрыгнуть.

-- Это хорошо, что успел! -- Наоборот, повеселел капитан. -- Это значит, что будет, кому расплачиваться за разбитую технику!.. Вот к пенсии как раз и расплатишься, папоротник!

Рыдающий прапорщик повалился на лежанку. Ноги его дергались в такт рыданиям.

-- Давай, Леня, акт составлять. Пусть подписывает, пока тепленький. А то протрезвеет, и пойдет в глухую несознанку!

Косач, чернильная душа, начал писать. Но тут же перестал.

-- Надо сначала место происшествия осмотреть. Разобраться, кто отправил нарушителя за руль, что там был за контроль над ним? Где шлялся штатный водитель?

В общем, оставив забывшегося беспокойным сном Гусебова в землянке, капитан и замполит подняли дежурного водителя и поехали к Сэму разбираться.

Картина выявилась весьма некрасивая. Руководство всю ночь прогуляло, а потом папоротнику приспичило поехать к нам. Его заинтересовала судьба неких продуктов, опрометчиво оставленных им у нас. В четыре часа утра! Лучшего времени он найти просто не мог!

Вышвырнув спящего в кабине "Урала" водителя, пан атаман-супермегапрапорщик сам уселся за руль, и с лихой песней поехал к нам. Машина пошла под откос -- трезвый человек, наверное, не выжил бы. Но юркий Гусебов сумел змейкой выскользнуть наружу, хотя и поплатился обувью. А потом он самостоятельно дошлепал до командной землянки... Остальное известно.

Когда он слегка оклемался, злоязычный Косач подробно сообщил прапорщику, сколько стоит машина, и сколько лет он будет погашать задолженность. После этого папоротник со стоном снова завалился обратно...

Смех смехом, а там внизу запчасти, имущество, да и пушку на чем-то тащить на базу надо. Позвонили Лазаревичу. Тот приехал вместе с Дагестановым. Они подхватили под белые рученьки обмякшего Гусебова и потащили на место преступления.

-- М-да!.. -- сказал Лазаревич.

-- М-да!.. -- сказал Дагестанов.

-- У-у-у-у!!!.. -- завыл Гусебов.

Хороший прапорщик Гусебов. Долго он теперь будет служить в армии.

-- Что, друг, ты мне тут про цивилизацию рассказываешь, а? -- Молчанов крайне язвительно препарировал папоротника (уж не знаю, с чего у них разговор зашел). -- Я, надо думать, приеду в цивилизованный город. Приму горячую ванну. Выпью чашечку кофе. Пойду в театр, или на концерт, на худой конец. В сортире посижу с удовольствием. А?

Все это было чрезвычайно иронично. Папоротник только отворачивался и помалкивал.

Да, квартиру Игорь получил очень быстро и прямо около части. Напротив КПП, если точнее. Удручало Молчанова одно. В доме не было воды. Начиная с 1991 года. С тех пор воду доставал кто как мог. Офицерам из части носили воду солдаты. Гражданским иногда привозили воду в цистерне. А иногда воды не было ни там, ни там. Ванна для Игоря стала просто "идеей фикс". Фразу про цивилизацию, ванну и горячую воду он повторял постоянно. До определенного момента. До зимы. В связи с отсутствием воды отопления в доме, естественно, не было. И когда грянули не частые, но иногда случающиеся двадцатиградусные морозы, Молчанов плюнул на все, и отправил жену в Ростов к родителям. Сам же забился в одну комнату с телевизором и обогревателем. Кроме того, на всякий пожарный, около кровати стояла бутылка водки.

Озверевший от отсутствия женской ласки, тепла и горячей ванны капитан призывал всяческие кары на город своего пребывания и начал мечтать об увольнении. Кстати, между прочим, хрен бы он вообще получил эту квартиру, если бы в штабе бригады не служил его родственник.

Несчастные, проживавшие в общаге в соседнем доме -- весь первый этаж -- могли уснуть только после стакана водки на ночь. Причем посреди ночи требовалось принять второй. Но были герои! Один храбрый старлей даже принимал душ! Температура воды была близка к нулю. Я преклонялся перед его подвигами, но сам бы никогда не рискнул пойти на такой шаг...

Несмотря на уничижительные эскапады Молчанова по поводу Темир-Хан-Шуры, мне очень хотелось вернуться с перевала.

Ну, во-первых, необыкновенно хотелось искупаться. У меня тоже не было горячей ванны, зато я мог просто согреть ведро воды. Или даже два. Мне лично этого хватит.

Во-вторых, внизу было тепло. Я устал мерзнуть по ночам. И вообще устал. Я за эти два месяца считанные разы снимал обувь. И честно говоря, хотелось как-то посвободнее себя почувствовать.

Хотелось побриться и постричься. Хотелось посмотреть нормально телевизор. Почитать книгу, наконец. Хотелось пива! Очень хотелось. Нет, конечно, не местного, названия которого я даже не запомнил. Но около моего пристанища был ларек, где торговали "Волжаниным"! И рыбой сушеной торговали тоже. Это мне нравилось необыкновенно. Мы покупали с Молчановым, Лазаревичем и Васей ящик пива, штук шесть-семь сушеных рыбин, и на квартире у Игоря (или у Старого Майора) сидели до тех пор, пока ящик не кончался.

От этих мыслей у меня появилась слабость во всем теле. Я практически чувствовал вкус пива и рыбы на языке.

А еще я хотел поесть шоколада. И сгущенки тоже. И, наконец, написать домой. И получить письма ко мне!

С каждой минутой приятных воспоминаний и предвкушений меня распирало все больше и больше. Мне дико захотелось вниз -- в место постоянной дислокации. Конечно, я понимал, что вывод, скорее всего, временный, потом мы опять куда-нибудь войдем. Но это будет потом, а между "сейчас" и "потом" будет промежуток приятного расслабления. Жить одним днем! А потом -- будь что будет!

Когда рано утром с верхушки к нам вместе со всем своим скарбом вернулись Сэм, Маркелов и полностью перевоспитавшийся Гусебов, я понял, что сегодня мы уедем. Настроение у меня резко поднялось, и я принялся складывать свое имущество. Его ведь надо было вернуть доброму старшине.

Наш блок стал походить на растревоженный муравейник. Бойцы снимали палатки, сворачивали имущество, загружали в технику. День обещал быть чудесным: тепло, ни облачка, прекрасный обзор во все стороны.

Я наслаждался последними видами ставшего практически родным перевала.

-- Да, такую красоту редко можно увидеть, -- громко сказал мне прямо в ухо внезапно появившийся Вася. -- Здесь раньше отдыхали партийные бонзы. Их на вертолете доставляли в дом отдыха на озере. Классно! Ни народа, никого! Тишина, спокойствие...

-- Можно подумать, Вася, ты так устал от жизни!

-- Да нет, конечно, это я так, к слову... Кстати, в "шишигах" мест свободных нет. На ПХД пару наших машин забрали. Наверное, тебе придется ехать в кузове.

Яркий солнечный день для меня померк в одно мгновение. Ехать в кузове! Что они, издеваются?! Недели ожидания приятного возвращения отправить коту под хвост? Что же делать? Я глубоко задумался. Но ничего в голову не лезло. Машин, как я не прикидывал, не хватало. Если только в "Урал" в Сэму вторым номером?..

Но машин Сэма не было. Они уехали куда-то вниз. Впрочем, я обратил внимание, что пушки остались на месте. Значит, он еще вернется. Тогда и надо будет поговорить.

Я же от нечего делать принялся наблюдать, как наши водилы и привлеченный личный состав натягивают тенты обратно на "шишиги". Вид у них был еще тот. Папен не был в большом восторге от того, что снова встретился с товарищем Зерниевым. Пенделей и затрещин Попов получил за полдня работы больше, чем за последний месяц. Было просто очевидно, что за то время, которое Зерниев провел на ПХД, он крайне соскучился по любимому занятию. Ходили невнятные слухи, что там ему не на ком было проявить характер, а как раз, кстати, на нем самом кое-кто характер-то и проявил.

Короче, больше всех сегодняшнему утру радовался именно Зерниев.

Рамир же, Пимон и прочие выглядели довольно удрученно. Возвращение в казармы их отнюдь не радовало. Им-то как раз не светило пиво, отдых и прочие радости жизни. Им светили наряды, пинки от представителей разного рода "землячеств" и тому подобные прелести места постоянной дислокации.

-- Эх, остаться бы тут на зиму, товарищ лейтенант! -- сказал мне мечтательно Рамир. -- А в следующем мае мне уже домой...

-- Друг, ты забыл, как пережил здесь первую неделю? А ведь зимой будет фантастический дубарь!

-- Ну нет... Тогда-то у нас ничего не было! А сейчас землянки, печки. Бушлаты бы новые привезли! И красота!

-- А топливо для печек тебе, наверное, с самолета должны были бы сбрасывать? И жратву тоже...

-- Придумали бы что-нибудь! Не хочу я возвращаться в Темир-Хан-Шуру! Не хочу! Когда новый поход?

-- Ты еще из этого не вернулся! Погоди, отдохни...

-- Так ведь отдыхать-то мне-то и не придется! Это здесь я отдыхал. Мне здесь лучше, чем в части... Может, куда добровольцем отправиться?

-- Успокойся, доброволец! Успеешь.

День шел к вечеру, а отправка все не начиналась. Я стал нервничать. Я отвык ночевать под открытым небом. Мне этого не хотелось. Хотя, впрочем, дождя не предвиделось, но кто его знает? В любой момент погода здесь могла кардинально измениться -- мы это уже проходили.

Наконец подкатил Сэм. Я бросился к нему.

-- У тебя есть машины без старшего? -- спросил я с тайной надеждой в глазах.

Сэм даже не взглянул на меня, но разрешил мою проблему мгновенно:

-- Да, есть, садись к Толстому!

Я не знал, кто такой этот Толстый; Сэм менял клички своих подчиненных постоянно. Но в той стороне, куда он махнул рукой, находилась только одна машина. Я наугад побрел к ней и заглянул в кабину. Гм-м! Размеры водилы соответствовали определению.

Подошел Сэм и избавил меня от лишних объяснений.

-- Он с тобой поедет! -- сказал он увальню.

Тот кивнул головой. Мне показалось, что ему это было по барабану. Меня это вполне устраивало.

Я успел определиться вовремя. Только устроился поудобнее на сиденье, оптимально разместил вещмешок, как капитан Лебедев неожиданно зычно заорал:

-- Машины в колонну!

Толстый пристроился за машиной командира, то есть Сэма, и теперь его задача сузилась до двух простых вещей: следовать за ней и не отставать. Я окинул последним прощальным взором наш первый блок и привалился к дверце. Вечер уже был в самом разгаре, вот-вот он начнет переходить в сумерки, потом наступит ночь, а ночные поездки я любил. Мне захотелось что-нибудь насвистеть, и я потихоньку завел "Хождение по воде".

Но ехали мы недолго. Около ПХД все остановились, и Дагестанов построил командный состав для инструкции. Здесь я увидел не только всю "партию" со второго блока, но и всех знакомых с блока третьего, которых не встречал чуть ли не все эти месяцы на перевале.

Мы бы, конечно, потрендели, говоря по-простому, но Дагестанов так решительно разорался, что пришлось ограничиться парой фраз, да дружескими кивками.

-- Так, -- сказал майор, -- правила передвижения в колонне для всех одинаковы и просты. Запомните их. Надеюсь, вы с этим справитесь. Двигаться строго друг за другом. Не обгонять! Не расслабляться. Бойцов держать в тонусе -- мало ли что! Конечная цель сегодняшнего маршрута -- Ботлих. Дорога, сами помните, хреновая. И за это время лучше она не стала. Поэтому особое внимание -- старшим машин с прицепленным вооружением. Ясно?

Интересно! Это уже относилось ко мне. В принципе, я понятия не имел, как я должен был проявить это особое внимание. Впрочем, не в первый раз: все закивали головами. Я посмотрел на Игоря. Он был необыкновенно серьезен. Хотя это и ничего не означало, -- в любой момент он мог выкинуть какую-нибудь шутку. Стоявший рядом папоротник был приятно расслаблен. Кто бы сомневался!

Майор говорил что-то еще, но я этого уже не слышал. Мне было хорошо. Надоевшее до тошноты однообразие жизни закончилось. Должно было появиться что-то новое. Трудно сказать, каким оно будет. Но то, что каким-то другим -- это точно.

Я даже выключился ненадолго из реальности. В результате пропустил что-то важное, и народ ломанулся по машинам. Впрочем, и так все было понятно. Я помчался к своему "Уралу", запрыгнул в кабину, и мы тронулись.

Мимо нас с наглыми мордами промчались два местных абрека на мотоцикле. Я вытаращился на них в немом изумлении. Конечно, это был Дагестан, но за последнее время я как-то отвык от такой наглости гражданских, да и вообще их давно не видел.

-- Попались бы они нам на блоке, -- мечтательно сказал Толстый, -- домой бы пошли пешком.

Я, собственно говоря, в этом и не сомневался. Но вот сейчас словно запахло предстоящей обычной армейской жизнью, и тут же появились гражданские местные. Мне показалось это глубоко символичным. Кстати, этот символ меня не очень-то и обрадовал.

Да черт с ними! До базы еще доехать надо!

И мы поехали

Да... Повороты на серпантине показались мне не слишком безопасными. А если учесть, что позади нас болталась пушка, то мне стало совсем не весело.

Первая машина пошла на обгон примерно через полчаса пути. Это была "шишига", но не из наших. И понеслось! Мой водила тоже занервничал. Ему явно хотелось показать этим "оборзевшим лохам", кто тут умеет ездить, а кто только пальцы гнет на ровном месте. Я постоянно напоминал ему о пушке, которая ехала за нами. Но он считал, что это не помеха.

Через пять минут тягомотной езды за какой-то еле дышащей машиной, Толстый, наконец, не выдержал. Он резко прибавил газу и со свистом обошел немощный драндулет. Я понял, что водилу не остановить. Однако вскоре мы оказались за машиной самого Дагестанова. Толстый притих. Он только провожал глазами технику, которая нас обгоняла. И сладко улыбался, когда слышал дикий мат майора, сопровождавший каждый такой обгон. Наконец, Дагестанов охрип.

-- Усе, больше он кричать не будет, -- определил водила и вывернул руль влево.

На всякий случай я привалился спиной поглубже к стенке, чтобы большое начальство меня не узнало. Но Дагестанов уже даже не пытался орать. Мы обошли майора и включились в увлекательное ралли. Все это жутко напоминало мне фильм "Этот безумный, безумный, безумный мир!".

Выглядело все это так. Что-то у нашего "Урала" случилось с рулевым управлением, и поворот руля налево стал весьма проблематичным. Толстый изо всех сил крутил баранку на поворотах, а я, каюсь, вместо того, чтобы помогать ему поворачивать, с ужасом смотрел на край пропасти и молился, чтобы мы туда не сорвались. Затем, когда мы все-таки поворачивали и выезжали на прямой участок дороги, водила давал газу, и мы нагоняли все то, что теряли во время манипуляций с рулем.

Потрясло меня только ночное Анди. На склоне горы как огромные соты горели огоньки окон. Их было много. А я думал, сколько же сил надо было потратить, чтобы провести электричество сюда, на такую высоту! В эти дикие края. И еще я думал, чем же они здесь живут, и чем расплачиваются за электричество с поставщиками?

Вспомнилось, как в третьем классе я хотел быть инженером-строителем, и возводить города почему-то именно в горах. Мне казалось заманчивой возводить здания на скалах, чтобы улицы шли не вдоль, а вверх или вниз и все такое. И вот достаточно неожиданно я увидел воплощение своей детской мечты собственными глазами.

Ну что же, и она промелькнула перед глазами, и скрылась вдали. А мы продолжили гонку.

Через несколько часов бригада остановилась там же, откуда в июне начинала свой поход. Честно говоря, в темноте я ничего не узнавал. Все казалось незнакомым, хотя я точно знал, что здесь мы уже были.

Как только наш "Урал" остановился, Толстый немедленно испарился, но и мне в кабине делать было нечего. Я подхватил свой автомат и отправился на прогулку, благо знакомого народа попадалось немеряно.

Где-то кто-то что-то жрал. Никакой еды на обратную дорогу не выдавали, я ничего не запас, а на 100 рублей, которые я случайно обнаружил, перебирая свой вещмешок, естественно, ничего нельзя было купить. В данный момент дензнаки не имели своей притягательной силы.

"Пойти попобираться, что ли?" -- мелькнула мысль.

Мелькнула и ушла. Я счел это ниже своего достоинства. Но посмотреть на знакомых хотелось. Лучше всего было бы найти Игоря. Я принялся за поиски.

Но то ли темнота мне помешала, то ли усталость после длительной поездки, то ли Молчанов остановился где-то в другом месте, -- найти его мне так и не удалось. Толпы военнослужащих бродили туда-сюда, лагерь натурально стал походить на табор, и, пошатавшись бессмысленно среди этой толпы, я пришел к выводу, что надо где-то приклонить голову. Честно говоря, очень захотелось спать.

Погода был классной. Здесь, внизу, ночь была теплой, как парное молоко. Идти ночевать в кабину мне не хотелось. Вполне можно было переночевать и снаружи.

Я направился в сторону наших "шишиг".

-- Эй, Папен! -- крикнул я. -- Где одеяла, которые мы забрали с собой?

-- Здесь, у меня!

Этот ответ меня вполне удовлетворил.

-- Дай мне одно!

Папен скинул мне одно из тех одеял, которые мы позаимствовали в кошаре. Я прикинул его размер: вполне хватало на то, чтобы на него улечься с ногами и руками и еще завернуться. Оставалось решить только один вопрос -- где, собственно говоря, мне разложиться? Поколебавшись, я просто отошел подальше от колонн машин в сторону гор, где никто не шлялся, и улегся прямо на земле. Мне было хорошо и удобно. Вскоре человеческий гомон ушел куда-то в сторону, и я уснул.

Нет смысла рассказывать о дальнейшей дороге. Это была одна сплошная цепь обгонов, остановок, покупки арбузов, воровства яблок из садов, которым "повезло" оказаться у нас на пути. Мы ехали тем же самым маршрутом, которым более двух месяцев назад добирались до перевала. Но в этот раз было много жарче: я уже изнывал от пота и пыли. И когда на горизонте показались очертания Темир-Хан-Шуры, я чувствовал такое опустошение, что хотелось только быстрее доехать и хоть где-нибудь искупаться.

Встречали нас с оркестром. Но его заунывные нестройные звуки вызвали у меня непреодолимое желание хоть раз использовать автомат по назначению и заставить музыкантов заткнуться.

От бригады до дома я шел пешком по знакомым улицам. Ничего не изменилось! А с другой стороны, что должно было измениться? Чего я ждал от города? Что должно было произойти?

Когда я проходил мимо "белого дома", где жили Игорь и Старый Майор, то совершенно неожиданно услышал голос, от которого мое настроение мигом взлетело до высшей точки, и грустную усталость как рукой сняло:

-- Эй, Паша, приходи в баню, там народ уже стол накрыл! Не задерживайся!

Хей-хо! Йо-хо-хо! Вау! И все такое...

Круг первый замкнулся, а до второго еще надо дожить.