Глава 3.
Сентябрь 1984 года. Советский Союз. Фрунзе.

Майор Черкасов шел домой с тяжелым чувством. С одной стороны он давно готовил жену к тому, что его могут отправить в далекую зарубежную командировку, в каких побывала добрая половина офицеров вертолетного полка, но когда командир полка вызвал его к себе и дал неделю на сдачу должности для убытия в длительную командировку, сердце екнуло. Тем более что подтвердилось худшее предположение -- Афганистан.... Хотя чего еще можно ожидать -- сейчас почти все, убывающие за границу, ехали в эту таинственную страну.

Про Афганистан говорили разное. О многом можно было догадаться по периодически приходившим цинковым гробам, которые почему-то запрещалось открывать, и заплаканным глазам офицерских вдов, оставшихся доживать свой горький бабий век в военном городке.

Вернувшиеся оттуда загорелые дочерна летчики почему-то ничего не рассказывали, но о многом можно было догадаться и без слов. По какой-то их внутренней собранности и готовности к чему-то непознанному служащими здесь, в Союзе, офицерами.

Еще большее можно было предположить по какой-то только им одним свойственной манере летать. Причем тогда, когда запрещалось по всем инструкциям, тогда, когда лететь было нельзя, потому что это было просто невозможно. А они летали. В любую погоду, в любых летных условиях. На каком-то одном, только им знакомом ощущении и восприятии окружающего мира, когда видят не глаза, а интуиция и внутреннее чутье. Когда видят кожей, спинным мозгом и еще бог его знает чем.

И вот теперь ему предстояло узнать -- через что они проходят, чтобы стать богами неба.

-- Мама, папочка пришел! -- ласковой птичкой к нему на руки вспорхнула старшенькая пятилетняя Леночка, смешно махнув своей небольшой косичкой.

-- Какая ты у меня красивая, умничка, -- начал Черкасов свой привычный ритуал, -- мамина помощница, сестренкина воспитательница!

Леночка довольно заулыбалась, прижимаясь к колючей отцовской щеке и начала перечислять:

-- Я сегодня мусор вынесла, цветы полила, игрушки за Светулькой собрала....

-- Лена! Ну, хватит, -- выглянула из кухни жена Марина, отпуская с рук двухлетнюю Светочку, радостно рванувшую к отцу, -- папа кушать хочет, а вы его в дверях держите.

Черкасов подхватил на руки вторую дочь и занес в зал, где плюхнулся с ними на диван под веселый девчачий визг.

Жена, войдя в комнату, внимательно посмотрела ему в глаза, и он, не выдержав, отвел взгляд в сторону.

-- Что случилось?

-- Ничего, все нормально.... -- ответил он, теребя дочерей и избегая смотреть в глаза жене.

-- Та-ак, Лена! -- присев в кресло, произнесла Марина, -- Ну-ка забирай Свету и, дуйте к себе в комнату, нам с папой поговорить надо.

-- Ну, -- потребовала жена, когда дочери вышли, -- говори. Я тебя не первый день знаю, вижу ведь, что что-то случилось.

-- Да ничего не случилось, -- неестественно засмеялся Черкасов, -- просто мне придется на некоторое время уехать в командировку. Потом вернусь, и все будет, как всегда.

-- Туда? -- посуровело лицо жены, -- В Афганистан?

Он кивнул, и боковым зрением увидел, как безвольно повисли Маринины руки, выронившие кухонное полотенце.

-- Ну, ты что раскисла? -- улыбнулся он, -- Вон, сколько наших там побывало, и все нормально.

-- Мне хватает того, что я вижу тех нескольких "ненормальных", которые не дождались своих мужей, -- тихо произнесла жена.

Они сидели молча довольно долго, боясь нарушить тишину и ту незримую нить, что сейчас связывала их. Они молчали, но души их переплелись и общались, страдая и плача от осознания близкой разлуки....

-- Ты знаешь, как я мучилась, когда родилась Света? -- прошептала Марина, -- Когда в ногах путается трехлетняя Ленка, а на руках грудная Светочка? Когда уставшая как собака, валишься с ног, засыпаешь на ходу и рвешь жилы, чтобы выдержать.... Чтобы прибраться дома. Чтобы приготовить тебе еду. Чтобы постирать и перегладить белье. Чтобы были сыты, одеты и обуты дети. А тебя все нет рядом и нет.... Ты то летаешь, то в наряде, то в командировке. Ты хоть представляешь, сколько слез я выплакала в подушку теми ночами? Когда у Светочки температура под сорок. Когда она плачет, а объяснить -- где и что болит -- не может.... А тебя рядом все нет и нет. Мне иногда казалось, что я не выдержу, не переживу всего этого. И вот теперь ты уезжаешь....

Он подошел к ней и ласково обнял ее, а она, крепко вцепившись в него и прижавшись щекой, вдруг разрыдалась горькими бабьими слезами.

Глава 4.
Октябрь 1984 года. Афганистан. Район Чарикара.

Ох уж этот Афганистан! Больше пугали. Ничего страшного Анисимов здесь не увидел. А вот магазины ему понравились. И те, что находились в военных городках, и в которых продавалось то, чего он никогда в Союзе не видел, и еще больше дуканы -- торговые лавки афганцев. Вот в них то уж действительно было все, что есть на белом свете, и что можно только вообразить. Закрываешь глаза и говоришь -- хочу двухкассетный магнитофон. Открываешь глаза, а дуканщик уже держит его перед тобой. Хочу телевизор Сони. Пожалуйста, вот он. Хочу пистолет. Получи. Хочу кожаный плащ! На! Хочу конфеты "Мишка на севере" фабрики Рот-Фронт! Тоже есть? Да чего же тогда у вас нет?

-- Э-э, -- смеется дуканщик, -- если чего и нет, в Кабул позвоню, через три дня приходи, привезут...

Первую неделю Анисимов только и делал, что подсчитывал, сколько он получит чеков^*1), что на них можно купить, и самое трудное -- решал, что же все-таки покупать на будущие деньги, которых оказалось так мало, а купить хотелось так много.... И, наконец, через неделю список был готов.

Офицеры роты, в которую он попал служить, понравились ему очень сильно. Ротный "без базара" под будущую зарплату организовал пять бутылок водки, под закуску пошел сухой паек, а послушать последние новости из Союза собрались почти все офицеры и прапорщики батальона. Анисимов был крайне польщен, еще никогда в жизни такое количество офицеров не оказывало ему столько знаков внимания, поэтому он с жаром и чувством гордости от собственной значимости рассказывал последние новости.

Солдаты оказались самые обычные. Никакие не супергерои, как расписывали их газеты и журналы. А в основном такие же обезьяны, как и в Союзе. В первое его дежурство по батальону, когда Анисимов, мечтая о будущих покупках, сидел в ротной канцелярии, в дверь, тихонько постучавшись, заглянул солдат:

-- Товарищ прапорщик! Разрешите?

-- Ты кто? Чего надо? -- недовольно пробурчал Анисимов, вырванный из сладких грез.

-- Рядовой Зайцев, Коля я, Николай Петрович точнее, -- представился солдат, втискиваясь в дверь и прикрывая ее за собой, -- у меня к вам важное дело!

Прапорщик недоуменно рассматривал его. Маленький неказистый солдат с прилизанными и зачесанными набок редкими светлыми волосиками смотрел преданно и нежно.

-- Ну, говори.

-- Товарищ прапорщик! У нас в роте голубые есть! -- от важности сообщаемого Зайцев даже приоткрыл свой маленький ротик, высунув кончик языка.

-- Чего!? -- подскочил прапорщик, -- Чего ты несешь?

-- Честное слово! -- закивал головой солдат, -- Только я не могу вам рассказать, кто именно.

Анисимов почувствовал, как у него в голове начался активный умственный процесс, и зашевелились мозги. Неужели в свое первое дежурство он вскроет гнездо разврата? Вот будут уважать его ротный и другие офицеры! Только бы не спугнуть этого недоделка.

-- Почему это ты не можешь? -- ласково заговорил он с солдатиком, -- Ты понимаешь, что это твой долг, как любого советского гражданина!

-- Ага! Вы хоть представляете, что они могут мне сделать, -- сделал плаксивую рожицу солдат, -- но я расскажу вам, если вы дадите мне две банки сгущенки...

Прапор подскочил к шкафу, где валялись остатки сухого пайка и начал требушить пакеты. Черт! Только одна банка!

-- Одна... -- расстроено повернулся он к Зайцеву и увидел, как тот вожделенно уставился на банку, напоминая своим видом кролика перед взором удава.

-- Ладно, я расскажу, -- затараторил солдатик, словно боясь, что сгущенку сейчас уберут, -- представляете, прошлой ночью подходит ко мне младший сержант Аймаров и предлагает переспать с ним! Не просто переспать, а чтобы я свой зад ему подставил! Ну, разумеется, я отказываюсь, так он -- как давай меня уговаривать! Мол, дай хотя бы между ляжек поводить. Я не соглашаюсь. Он и объясняет, что это не считается. Ну, я прикинул, что и действительно -- это не считается, и дал ему между ляжек себе поводить за два кило печенья.... Вот! Представляете! Аймаров -- голубой!

Анисимов сидел ошарашенный, в голове мысли перепутались, решая непосильную даже его светлому разуму задачу. То, что он вскрыл гнездо разврата -- это точно. Но вот является ли гомиком Зайцев или нет?.. Ведь он сам пришел и рассказал?.. Может быть, действительно между ляжек не считается?! А если считается, то по зоновским законам и он, прапорщик Анисимов, общаясь с этим гомиком, автоматически причисляется к ним. Мысли зашкаливали в голове, грозя разорвать ее на мелкие части...

-- Все, -- кивнул он солдатику, -- иди...

Тот выхватил из рук Анисимова банку, про которую тот и забыл и, словно боясь, что прапор передумает, рванул из канцелярии.

Прапорщик еле дождался утра. Как только глаза связывала дремота, перед взором появлялся Зайцев, который пытался раздвинуть ему ляжки и что-то вставить. Он подскакивал в ужасе, отмахиваясь руками, и облегченно видел, что рядом никого нет. Как только из своей комнатушки вышел командир роты, Анисимов сразу же кинулся к нему:

-- Товарищ капитан! Разрешите срочно с вами переговорить!

Тот удивленно разглядывал изнеможенного прапорщика и, понимая, что что-то произошло, кивнул и прошел в канцелярию.

-- Что случилось?

-- Товарищ капитан, ничего не случилось, разрешите у вас узнать, что из себя представляет рядовой Зайцев?

Тот весело рассмеялся:

-- Кто? Этот придурок? Он тебя, поди, достал за ночь? Не обращай внимания! Во! Видал, каких нам недоносков из Союза присылают! Он вообще не должен был идти в армию, так как годен только к нестроевой. После того, как его в детстве лошадь копытом по голове лягнула. А он сам напросился и вдобавок как-то добился, чтобы еще и в Афганистан направили! Ты с ним поосторожней. Он к нам бегает про солдат докладывает, к замполиту полка бегает, на офицеров стучит.... Представляешь, какие солдаты в Афганистан служить попадают. И самое обидное -- придет такой урод к себе на родину, будет сказки рассказывать, как он здесь воевал. На собрания в родную школу приглашать будут. Героя -- интернационалиста, вашу мать. Вне конкурса куда-нибудь в университет на престижный факультет типа юридического поступит. И станет этот Зайцев каким-нибудь начальником-юристом местного разлива и еще будет нас уму-разуму учить...

Примечания:

^*1) 1 Чек - денежная единица, получаемая советскими военнослужащими в Афганистане.