ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Жуков Максим Петрович
Багряные облака. Глава 2. Другие служат, и я как-нибудь...

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  
  В туманно-серые, замутнённые окна вагона врывался тёплый, наполненный благоуханием зелени, ветер. Подставив лицо под его настойчивые порывы, я стоял у раскладного столика и с тоской взирал на родные просторы. Низкие грозовые тучи преследовали нас, прячась за неказистыми постройками и почерневшими от времени деверьями. Когда-то здесь, возле железнодорожного полотна, тянулись лесополосы. На равнине, которую сейчас проезжали, сохранилось немало огромных деревьев. Точно богатыри, глядели они, сняв шапки, в широкий простор, упрямо не желая покориться старости. Некоторые из них низко склоняли кроны к железной дороге, словно прислушиваясь к знакомым напевам. Из магнитофона доносились советские песни. Их патриотический настрой наводил на размышления о напряженной, строгой жизни, тяготах и тревогах. Меня из Волгограда везли служить в часть где-то под Астраханью двое сопровождающих - старший сержант в измятой тельняшке и лейтенант, застёгнутый не смотря на несносную духоту на все пуговицы. Оба выглядели так, будто выиграли в казино. С жаром шутили, чокались чаем и нарочно шульмовали за игрой в 'дурака', чтобы вызвать в свой адрес порцию словесных пощёчин. Изредка они бросали на меня вопросительные взгляды. Им, видимо, не нравилась загнанность, с которой я смотрел, не переставая, в окно.
  - Солдат, может, песни не нравятся? - забеспокоился офицер.
  - Всё нормально. Просто залюбовался природой. Узнаю родные места, - с удовольствием потянулся я и представил, как скоро стану частью всей этой безмятежной идиллии.
  В дальнем конце вагона показался рослый мужчина в синих с малиновым кантом брюках и в белой майке навыпуск. Он спросил лейтенанта, не сыграет ли тот с ним в шахматы.
  - Да рады бы, товарищ полковник, но нам скоро выходить. К тому же сопровождаем солдата.
  - А куда его?
  Офицер что-то прошептал.
  - И ему не сказали? - удивился полковник. Он, слегка покачиваясь, направился к выходу, лениво, с оттяжкой, предупредив: - Через остановку будем в Астрахани. Не пропустите.
  У меня от волнения перехватило дыхание. Сопровождающие, как назло, затеяли спор, кто из них первым выйдет на станции. Никто не хотел уступать. Их эмоциональные жесты и выкрики мешали насладиться счастливым моментом встречи с родным городом.
  - Идите вдвоём, - не выдержал я.
  Они уставились с таким видом, будто я совершил непростительный проступок. Офицер удивленно спросил:
  - Ты что, забыл, что запрещено оставлять тебя одного?
  - Но мы почти приехали. Где находится часть?
  - Так, так,- заулыбался старший сержант, - за три месяца службы ты ничуть не изменился. Разве не помнишь, как насолил командованию?
  - Я рассказал ему правду.
  - До твоей правды у командира полка была образцовая рота связистов.
  - Он просто не замечал дурного всевластия 'стариков', ограничиваясь тишиной и порядком.
  - Ты, брат, говоришь разумные вещи,- признал старший сержант, выхватывая наручники и пристёгивая меня к железной ножке стола.
  - А это зачем?
  - Чтоб не сбежал, - сухо процедил лейтенант, оглядываясь на полусонного мужчину, ехавшего с нами в вагоне вместе с женой и маленьким сыном. - Открою секрет, служить тебя отправляют не домой - размечтался - мы едем в Чечню, парень. И, если не ошибаюсь, в Борзой.
  Столь неожиданный поворот ошарашил меня. Я испуганно посмотрел на наручники, несколько раз дёрнулся, сметая со стола пустые тарелки и пластиковые стаканчики. Магнитофон зашелестел зажёванной плёнкой. Раздался протяжный гудок. Вагон ощутимо тряхнуло. Монотонный голос проводницы предупредил, что близится остановка, а я всё ещё отчаянно пытался освободиться.
   - За что? Почему не предупредили? Не спросили, а вот так, силком на войну меня тащите?
  - Какая война? - деловито поинтересовался офицер, - она давно кончилась. Официально боевые действия в Чечне не ведутся.
  - А на самом деле? - спросил я с надеждой.
  - Увидишь.
  Они взяли с собой спортивную сумку и заторопились к выходу. За ними поплёлся и тот самый полусонный мужчина, оставив семью присматривать за вещами.
  - Вы на рынок? Может...
  Но меня не захотели слушать. Оставили одного. Впрочем, нет - в вагоне остались женщина с малышом. Мать держала на коленях маленького мальчика и пальцем показывала ему что-то в окно. Положение у меня было сложное, можно сказать - унизительное. По окончании миллеровской учебки командир справлялся у нас, 'молодых' бойцов, хотим ли мы продолжить службу в горячей точке. Я, следуя советам отца, наотрез отказался. Потом, после распределения в Волгограде, меня снова спросили относительно Северного Кавказа. Я вновь запротестовал, чувствуя, что неведомые силы буквально подталкивают окунуться в водоворот боевых действий. Сколько можно им сопротивляться? Два - три раза? Скорее уж три - Бог любит Троицу.
  'Может, поднять шум, пожаловаться, но кому?'. Я оглядел пустующий вагон и остановился взглядом на женщине.
  - Вы из Волгограда?
  Она отрицательно повела головой.
  - А я из Астрахани. Меня Михаилом зовут.
  - Татьяна Владимировна.
  Мы разговорились. Я рассказал о суровой природе маленького городка Миллерово, где находилась моя танковая учебная часть, о том, как в годы Великой Отечественной войны город был оккупирован немецко-фашистскими войсками и что на его территории раньше располагался лагерь для советских военнопленных.
  Татьяна слушала внимательно, изредка одёргивая сына, который играл с пластмассовым вертолётом.
  - Слышала, вас отправляют в Борзой?
  В голове промелькнуло: 'Сейчас самое время написать письмо родителям и попросить попутчицу опустить его в почтовый ящик'.
  - Самым опасным там считаются перелёты. Муж сказал, в этом году сбили два вертолёта. В феврале из-за плохой погоды упали две вертушки. Война на Кавказе приобрела классический партизанский характер. Многие отряды боевиков, пережив зиму 2001-го, перешли к активным действиям. Атаки на колонны, подрывы и налёты на лагеря военных - всё это происходит с удручающей регулярностью. Мне, как матери, тяжело это осознавать - столько солдатиков гибнет...
  - А мне сказали, войны уже нет.
  - Милый мой, да они тебя не хотели пугать...Ты ведь юный совсем, впечатлительный. Небось, ещё и стихи сочиняешь...
   − Ну, вообще то...
  Я постарался вспомнить, что-нибудь про любовь, но ни одно стихотворение не ожило в моей памяти - будто каждая строчка знала, что ничего путного из этого не получиться.
  Татьяна между тем снова обратилась к словам мужа. Похоже, она его очень любила, раз так точно цитировала:
  − Когда подписывали бумаги об окончании военных действий, высшим чинам казалось, что с Чечнёй покончено. Крупные силы боевиков полегли в Грозном и Комсомольском. К тому же, ваххабиты не контролировали ни один аул, их небольшие отряды повсеместно сдавались в плен.
  - Но не всех ещё перебили, как я понимаю.
  - У чеченцев остался испытанный метод борьбы, отлично сработавший в предыдущую компанию - как там мой говорил? Ах да - партизанщина!
  Она сделала на последнем слове акцент и, помолчав немного, добавила:
  - И первые месяцы оказались только кровавым прологом к настоящей войне. Я тебя понимаю. Никто не хочет отправляться туда, да и я не хочу. Мы живём на приграничной территории, рядом с Моздоком. Там, конечно, относительно спокойно, но всё равно - далеко не лучшее место для воспитания сына.
  Меня одолел стыд за собственный страх. 'Что ж я распереживался, как девочка? Вдруг не всё так ужасно, как я себе мысленно нарисовал? Отец бы меня пожурил, да и дедушка тоже. 'Чтобы быть достойными их...' − вспомнил я фразу родителя и успокоился, заверив себя: 'Ерунда всё это. Другие служат, и я как-нибудь...'
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023