КАВКАЗСКОЕ ГОСТЕПРЕИМСТВО
     
     Я уже упоминал в своих записках о варварском и диком обычае чеченов насиловать пленных. Попробую подробнее рассказать о двух нашумевших случаев, которые произошли на моих глазах.
     
      Первый случай надругательства, ставший известным не только мне, но и всей группировке, произошел в июне или июле 1995 года. В тот день нас построил командир роты, вернувшийся с совещания, и поведал такую вот печальную историю.
     Дело было в мотострелковом полку, стоявшем в Штатое (это высоко в горах). Там некий прапорщик решил продать чехам пять тонн солярки. Обговорив предварительные условия предстоящей сделки, горе купец - удалой молодец, взяв водителя и заправив бензовоз, поехал на нем в самое логово боевиков. Прапорщик, наверное, надеялся на заключенное в очередной, на уровне руководства страны, раз перемирие, а скорее всего, сыграла роль обычная жадность, так свойственная всему сословию этих неугомонных тружеников тыла.
     Как бы там ни было, прапорщик вместе с водителем успешно достигли села Шатой, где и слили боевикам привезенные пять тонн солярки. Боевики, конечно, поблагодарили прапорщика за его неоценимый вклад в дело завоевания независимости и свободы Ичкерии. Тут бы прапорщику уехать, ан нет, он стал напоминать борцам за независимость о том, что долг платежом красен, и надо бы им с ним рассчитаться. Одним словом прапорщик спросил: "А где же деньги?" Упоминание о деньгах подействовало на воинов ислама как красная тряпка на быка. Прапорщику и водителю не повезло. Были уведены они боевиками в укромное место, где случилась с ними большая беда. Были они оба хором изнасилованы. После того как боевики удовлетворили свои скотские инстинкты, они связались с командиром полка и выставили требование: за прапорщика и водителя, если хотят получить их живыми, еще пять тонн солярки. Было очередное перемирие, и решить вопрос силовым путем командир полка не мог. Пришлось гнать в Шатой еще один бензовоз и сливать чехам еще пять тонн горючего.
     Чехи слово свое сдержали. Прапорщик и водитель были выданы в полк живыми. А вот невредимыми ли? Как рассказывали очевидцы, шли они оба широко расставив ноги и еле передвигаясь. Да это то еще ладно, а то ведь и вместо формы одеты оба были в мешкообразные женские платья до пяток, а на шеях висели бусы и прочая женская бижутерия. Затрудняюсь предположить дальнейшую судьбу горе торговцев, война полна неожиданностей и сюрпризов, не исключаю, что все у них сложилось и неплохо.
     Другой нашумевший случай соприкосновения с кавказским гостеприимством имел место уже у нас в бригаде осенью 1996 года.
     Тогда тоже было построение личного состава, где вывели парня с выстриженным на голове подобием петушиного гребня. Парень одет был не в форму, а в какие-то гражданские лохмотья. Стоявший рядом с ним офицер ФСБ велел рассказать ему свою печальную повесть.
     Этот парень стоял на одном из блокпостов, во множестве выставленных бригадой по всему Шалинскому району. Как обычно это бывает, завел себе он "друга" из местных жителей, который доставал ему водку и сигареты. И вот однажды, этот "друг" пригласил его в качестве гостя на свадьбу своей дочери. Обещал ему незабываемые впечатления от настоящей кавказской свадьбы. Наш воин, не долго думая, дал согласие и вскоре, сменившись с дежурства, захватив автомат, поехал со счастливым отцом невесты в соседнее село.
     Все было даже лучше, чем он ожидал. Богатый стол, искренняя забота: "Ешь, пей, гость дорогой". Цветистые кавказские тосты. Подношение рога с вином знатному гостю. Такого внимания к себе бедный деревенский парень не видел, наверное, никогда в своей короткой и беспутной жизни. Посажен он был на самое почетное место, и ни разу не обнесен выпивкой или угощением. Расслабившись в такой милой атмосфере, гость дорогой отложил в сторонку автомат, и уже порывался плясать лезгинку с невестой. Но тут...
     Тут в комнату вошли вооруженные до зубов боевики, видимо гости со стороны жениха. Весело оглядев комнату, они задали вопрос: "А гдэ жэ нэвеста?" и тут же сами нашли ответ, указав на нашего солдата: "А вот и нэвэста". Дальше все пошло совсем не так как хотелось "гостю дорогому". Боевики, быстренько разоружив его, повели во времянку, во дворе дома. А там четверо боевиков стали склонять нашего воина к выполнению обязанностей невесты. Я думаю, что не стоит уточнять читателю, в чем заключаются обязанности невесты. Уговоры проходили, конечно, не только на словах, но и подкреплялись вескими аргументами в виде прикладов, кулаков и сапогов.
     Вскоре, будучи убежденным столь вескими доводами, наш герой согласился, наконец, к радости боевиков стать их "нэвэстой". Как следовало из его рассказа, в течение четырех дней он попарно обслуживал боевиков в естественных и извращенных формах. По прошествии же четырех дней боевики ушли обратно в горы. "Нэвэсту" они с собой не взяли, видимо решив, что "она" недостаточно хорошо выполняла свои супружеские обязанности. Однако выстригли ему на голове петушиный гребень, как у панка. Гостеприимный хозяин отвез своего "дорогого гостя" обратно на блокпост, дав ему кое-какую одежонку покрыть наготу.
     Не думаю, что командир и сослуживцы были рады увидеть своего товарища в столь жалком виде. Как бы там ни было, но его передали в ФСБ, а те вывели его перед строем, чтобы он всем поведал, что такое на самом деле кавказское гостеприимство и кавказская свадьба. Теперь и вы имеете об этом представление.
     
     СТРАХ
     
     Разведгруппа спешилась с БМП. Мы разделяемся на две группы и идем по лесу. Скоро здесь пройдет колонна. По большому счету, наша задача зачистить горное село со странным названием Хити-Хутор. Группы идут по разным сторонам дороги. Пока все нормально. Продравшись через заросли орешника, мы вышли на лесную полянку. Мартовское солнце уже взошло и достаточно согрело землю. Жизнь прекрасна и удивительна. После этой операции, возможно, я поеду в отпуск. Около года я уже не был дома. Я забыл, как жить нормально, и даже боюсь возвращения. Но все равно, весеннее солнце делает свое дело и мне начинает хотеться домой. Маленький привал. Я облокачиваюсь спиной о дерево и полностью расслабляюсь. Скорее бы кончилась эта операция.
     Внезапно благополучие весеннего дня разрывают пулеметные очереди. Стреляют где-то совсем рядом. Слышны крики "Аллах акбар! Сдохни русская сука!" и снова пулеметные очереди. По команде командира мы бежим к дороге, где происходит бой. На обочине наша группа залегла в канаве. Пулемет где-то рядом, метрах в двадцати-тридцати от нас. Но в густых зарослях пулеметчика не видно. Он не один, стреляет еще и миномет. Командир группы подзывает меня и Мишку, срочника. Командир ставит заведомо невыполнимую задачу: мне вылезти на дорогу и из огнемета накрыть пулеметчика. Мишка должен при этом меня прикрывать. Я спрашиваю командира, где же конкретно пулеметчик. Командир ответил четко и ясно: "Вылезешь на дорогу, там и увидишь его". А пули продолжают лететь над нашими головами. В уши лезет крик "Аллах акбар! Сдохни русская сука!" До меня медленно начинает доходить, что русская сука, которая должна сдохнуть, это я. Меня охватывает животный ужас. Так не хочется погибнуть здесь и сейчас, в теплый весенний денек, когда уже появились листочки. Дома, наверное, девушки уже бродят по улицам в коротких юбках. Мои знакомые и друзья, наверное, стреляют глазами по ним. Кто-то сидит в кафе или ресторане. И никому нет дела до того, что здесь и сейчас идет война. Возможно, кто-то сейчас погибнет. Другой мир, другая жизнь. В данный момент и моя жизнь лежит на невидимых весах, и в какую сторону они качнутся, я не знаю.
     Как бы там ни было, мы с Мишкой пытаемся вылезти на обочину. Мишка сейчас должен первым выползти на дорогу и огнем из автомата отвлечь боевиков, следующим выскакивать мне и из огнемета бить по пулеметчику. Дрожащими руками снимаю трубу "Шмеля" и устанавливаю прицел. Кладу на землю автомат, мне он сейчас не пригодится, будет только помехой. Действовать придется быстро. Шансов накрыть пулеметчика у меня почти нет, и я это знаю. Мишка вылезает по пояс из кювета и тут же падает обратно. Верхняя часть туловища у него разворочена. Он уже не жилец.
     А солнце светит все ярче и теплее. Командир отзывает меня. Он понял, что дорога плотно простреливается. Чехи насаживают еще пару мин, но ложатся они на другую сторону дороги. Между нашей группой и чехами невысокий холм, он и не дает им стрелять по нам. Пули летят по верху и срезают ветки над головой.
     Труп Мишки лежит там же в кювете, сейчас не до него. Группа подбирается к холмику. Я и Юрка-срочник лежим рядом на склоне холмика. Командир по рации вызывает БМП. Несколько секунд - и на дорогу выехала "бешка" разведроты. Она занимает выгодную позицию и ведет огонь из орудия куда-то впереди нас. Чехи перестали вопить, и вроде бы как затихла стрельба. Не тут-то было. Оглушительный хлопок. Гранатометный выстрел. Граната, выпущенная в БМП, путается в густых ветвях деревьев, свисающих над дорогой, теряет скорость и направление. Теперь она летит, кувыркаясь, как палка. Четко видно стабилизаторы и сам заряд. Продолжая кувыркаться, граната пролетает над БМП и взрывается где-то позади, в лесу. Экипаж БМП отчаянно лупит из пушки. Чехи делают еще несколько выстрелов из миномета.
     Меня трясет. Так поразителен этот контраст между солнечным весенним днем и смертью, витающей в воздухе. Юрка дергается и отчаянно чешет ягодицы. Он просит меня посмотреть, не ранило ли его. Нет, его не ранило, просто осколок от мины прожег его ватные штаны. Командир группы по рации наводит артиллерию на засаду чехов. Как только он кончает сеанс, чеховские мины начинают ложиться ближе к нам. Они перехватили разговор.
     Звучит самая приятная команда: "Отходим!" Не передать мою радость и легкость, с какой я бегу назад, подальше от всего этого кошмара. В голове одна мысль: "только бы больше туда не идти, пускай идут другие. Пехота, БМП, танки, да кто угодно - только не мы". Отошли и залегли за деревьями. Снаряды ложатся на то место, где находится засада. Командир говорит мне, что если пулеметчик снова заработает, то мне надо будет накрыть его с огнемета. Страх снова селится в моей душе. Выяснилось, что граната, летевшая в БМП, взорвалась в группе людей, и ранения получило четыре человека.
     Артобстрел окончен. Мы вновь идем прочесывать лес. Выстрелов со стороны чехов не слышно. Держа автоматы у пояса, мы простреливаем лес. С первыми выстрелами как обычно проходит дрожь в руках, и я начинаю действовать как автомат. Я ни о чем не думаю, только стреляю. Луплю не глядя в лес, от выстрелов осыпаются ветки и отлетает кора деревьев. Я изливаю злобу за моменты страха, пережитые минутами раньше. Я словно хочу застрелить свой страх.
     Все тихо. На месте, где была засада, никого и ничего. Только следы от гусениц трактора. На нем и был установлен миномет - "чечен-танк". Я испытываю сильнейшее облегчение. Ближайшие минуты воевать не придется. На дорогу выезжает танк. Башня его разворачивается в сторону небольшого хуторка, расположенного в километре от дороги на плоской площадке. Танк делает несколько выстрелов. Хорошо видно, как они взрываются среди домов и хозяйственных построек. Бегают обезумевшие коровы и падают с разорванными внутренностями. Домики и постройки рушатся. Хороший урок чехам за засаду. Перемирие кончилось. Вновь началась война.
     Уже после того, как вошли в Хити-Хутор, я от своего напарника Туркмена узнал, что же произошло у них. Оказалось, что их группа, двигавшаяся по другой стороне дороги, встретилась лоб в лоб с чеченской засадой. Дальше события приняли вообще фантастический оборот. Чечены вырядились под русских солдат, то есть оделись в "афганки", напялили на себя бронежилеты и каски. В общем, оделись так, как должны бы согласно уставу выглядеть Российские военные. Наши же напротив были одеты разномастно, были грязные и небритые. Чехи подумали, что это тоже их разведка, только от другой банды. Наши же в свою очередь решили, что это тоже разведка, только другого полка. Чеченский командир почему-то по-русски обратился к кому-то из разведчиков: "Эй, старшего позови". Тот пошел звать. Обе группы стояли и пялили глаза друг на друга. Туркмена удивило то, что контрактники, а чехи выглядели именно как контрактники, ходят в касках и бронежилетах. Постепенно обе стороны, почуяв, что дело не ладно, разбежались по обе стороны холмика и открыли стрельбу друг по другу. Интересный момент - сбежали несколько человек, струсили. Первым убежал командир отделения - контрактник, который постоянно третировал подчиненных ему срочников.
     В Хити-Хутор мы входили как немцы из фильмов об Отечественной войне. Впереди ехали танки и БМП, а позади с автоматами на шее нестройной колонной шли солдаты. При входе в село нас встретил старейшина, державший в трясущихся руках хлеб-соль, и еще двое отцов села. На здании сельсовета спешно меняли зеленое знамя ислама на красный флаг. Далее мы заняли село, и так как дело клонилось к вечеру, стали располагаться на ночлег и копать окопы.
     На этот день страхи мои закончились. Ночь прошла спокойно. Еще пять суток мы простояли в этом селе. Правда, радости это не доставило, так как погода в горах переменчива и в этот раз она сильно испортилась. Уже ночью стало холодать и начал моросить дождь. А днем пошел дождь со снегом. Палаток у нас не было, и мы вымокли до нитки. Все пять суток разведгруппа провела у костра разожженного в ямке, лежа в жидкой грязи и согреваясь чаем без сахара. Стоял такой сильный туман, что не видно было ничего на расстоянии метров трех. Несмотря на конец марта, дождь постоянно чередовался со снегом. Спать было практически невозможно из-за сырости и холода. Все ходили в полусонном состоянии. Я лично переставал уже отличать сон от реальности. Все чувства абсолютно притупились.
     Через пять суток наша бригада вернулась на равнину. При возвращении мы опять понесли потери на радиоуправляемых минах. Тогда на лесной горной дороге взорвалось БМП, механику-водителю оторвало голову, остальных раскидало с брони в разные стороны. В этот раз разведка тоже ехала первой, но мы постоянно плотно простреливали местность из автоматов, видимо, поэтому чехи не смогли подорвать нас, а вот пехоте двигавшейся за нами не повезло.
     А была весна, и девушки в коротких юбках ходили по улицам городов, и парочки сидели в кафе и обнимались на лавках, и никому не было дела до идущей на Кавказе войны, "...предоставь мертвым погребать своих мертвецов" (Лк.9.60)...
     
     МАРОДЕРЫ
     
     Село наконец-то взято. Боевики выбиты, мирные жители разбежались еще загодя при виде колонны федеральных сил, бронированной змеей ползущей по извилистой горной дороге. Теперь пошла самая приятная часть войны: поиск и добыча трофеев.
     Село разорено. Заброшенные дома стоят полуразрушенные. По улицам бродит бесхозная скотина и жалобно мычит. Еще вчера здесь шли бои. Вчера мы как сумасшедшие врывались в дома и лупили с автоматов по окнам и дверям, забрасывали их гранатами. Кое-что удалось набрать и вчера. Вчера я шел по улице, намотав на шею связку копченой бараньей колбасы, и периодически откусывал от нее. Вчера мы расположились в кирпичном здании школы и устроили там погром. На доске в одном из классов мелом нарисован мужской фаллос гипертрофированных размеров и надпись "вот вам чечены". Это художество пулеметчика разведроты, бывшего школьного учителя. В кабинете директора устроен сортир, во двор выходить было опасно, работали чеченские снайпера. Окна заложили партами. В кабинете биологии стоял макет скелета человека. Теперь в костяной рот черепа, одетого в дырявую каску, вставлен пластилиновый фаллос.
     Переночевав с комфортом на матрасах и перинах в теплых школьных стенах, мы ждем, что будет дальше. Командир разведроты ушел на совещание к командиру бригады. Если после его возвращения не будет команды собираться, значит, этот день пройдет здесь, то есть не придется воевать. Я с нетерпением жду ротного и не хочу сегодня воевать. Вот ротный вернулся. Он ничего не говорит. Минут через десять стало ясно, что никто никуда на задание не пойдет. У меня отлегло от сердца.
     Нас с Туркменом подзывает командир взвода. У меня ёкает сердце, неужели сейчас опять куда-то идти на разведку. Нет, дело намного проще и лучше. Взводный показывает на два хлипких домика, стоявших впереди школы. Лейтенант говорит, что их надо снести с огнеметов. Ну, это дело простое и знакомое. Два оглушительных хлопка и домики осыпались. Обзор взводному обеспечен. Мы с Туркменом свободны. Туркмен предлагает походить по домам. Он хочет найти телевизор и привезти его в роту. В роте есть электричество от движка. У офицеров есть телевизор, у нас нет, Туркмен хочет, чтобы и у нас он был. Правда до сего дня электроника нам в домах не попадалась. Чехи видимо заранее попрятали все самое ценное. В основном набираем одежду, обувь, еду, одеяла и матрасы. Вчера был королевский ужин из разных разносолов, набранных в домах. Приготовлялись всякие экзотические блюда, наподобие орехов с детским питанием или со сметаной. От орехов у меня к стати теперь дикая потенция и мужское начало выпирает из штанов, что дает повод для Туркменовых насмешек. Мы с Туркменом берем автоматы, вещмешки и идем в село на мародерку, так называется в просторечье собирание трофеев.
     Первым делом мы спускаемся под горку, дома там почти не разрушены. Вместе с нами туда же идут и трое разведчиков. Они хотят найти снайпершу, которой вчера выстрелом из БМП оторвало ноги. Спускаемся к месту, где по расчетам должна быть снайперша. Её там, к сожалению нет. На этом месте огромные пятна крови и следы волочения, ведущие в сторону мечети. Лежит огромный полиэтиленовый пакет. Вытряхиваем его содержимое. Две противопехотные мины, упаковки одноразовых шприцов и ампул, пачка фотографий, какие-то тампаксы-прокладки. Надеюсь, последние ей уже никогда не понадобятся. Разведчики сразу же заинтересовались минами и медикаментами, а мы с Туркменом рассматриваем фотографии. На них на всех присутствует молодая женщина средней привлекательности. Она то в платье, то в камуфляже с оружием, то снята в обнимку с какими-то бородатыми чехами, также обвешенными оружием. Разведчики уходят по кровавым следам, а я, выбросив фотографии, отправляюсь вслед за Туркменом в первый же дом.
     Дом, куда мы вошли, кажется, еще не осчастливлен присутствием русского солдата. Все в относительном порядке. Беглого взгляда достаточно, что бы понять, что телевизором здесь и не пахнет. Мы переворачиваем постельные принадлежности, опрокидываем шкафы и ломаем мебель, в надежде отыскать, что ни будь ценное. Что именно мы пока еще и сами не знаем. Туркмен в ящике серванта находит пачку денег, но, к сожалению, это советские купюры 1961 года выпуска. Да, не повезло. По полу раскиданы фотографии из семейного альбома. На нас с укоризной смотрят носатые лица разных поколений. Наконец Туркмен находит медаль "Мать-героиня" и с радостью надевает ее на куртку. Я молча давлюсь со смеху и не объясняю ему, что это за награда. Пусть покрасуется.
     Истошный вопль заставляет нас выскочить на улицу. В соседнем дворе кто-то орет нечеловеческим голосом. С автоматами наготове мы вбегаем во двор. Там наблюдается интересная сцена. Двое пехотинцев поймали осла и пытаются навьючить на него какие-то мешки. Один из солдат держит осла за его длинные уши, а второй взваливает ему на спину мешки. Осел скидывает мешки и истошно орет. Все ясно, в этом доме делать уже не чего. Набив карманы грецкими орехами, рассыпанными по полу веранды, мы продолжаем путь.
     В следующем доме нам везет больше. Я нашел почти новые хромовые сапоги. Тут же сажусь и переобуваюсь. Сбрасываю добытые на прошлой мародерке горские сапоги, которые размокли в грязи, и одеваю более подходящие для весны хромовые. Туркмен находит целый мешок новенькой обуви, но, увы, она детская, размера 36-38. В шкафу мы находим новый костюм-тройку серого цвета. Я надеваю жилетку и кладу в карманы по гранате, Туркмен накидывает поверх своей куртки пиджак. Смотрим друг на друга и смеемся. Выходим так пофорсить.
     В третьем доме наконец-то удача. В комнате на тумбочке стоит огромный черно-белый телевизор. Проверить его работу нет никакой возможности из-за отсутствия в селе электричества, но Туркмен почему-то уверен, что он работает. Обвязываем телевизор веревками, найденными тут же в доме, и волочем его теперь в гору. Мы не раз пожалели, что нам не попался какой-нибудь бесхозно бродящий осел. Но ослы видимо представляли для чехов большую ценность, чего не скажешь о коровах, те нам попадались постоянно.
     Дотащив телевизор до школы, Туркмен по хозяйски подходит к БМП разведчиков и вышвыривает вещи из десантного отсека. Когда отсек опустел, мы задвигаем телевизор в самую глубь машины. Затем Туркмен забрасывает обратно вываленные вещи.
     Теперь мы вновь уходим мародерить. Теперь наша цель пища. Обойдя несколько домов, уже изрядно разграбленных, мы не находим ничего достойного нашего внимания. Всех этих колбас, сметан, огурцов у нас и так навалом, хочется чего-нибудь этакого. Коров на улице поубавилось. Их потихоньку отстреливают на шашлык. Бродившие прежде коровы теперь валяются на улицах и, как правило, у них отрублена одна из ног. Проходя мимо одного из домов, я замечаю вывеску на русском языке "Библиотека". Не может быть. Наконец-то я возьму хоть чего-нибудь почитать. Не веря в свою удачу, я забегаю в дом с выбитыми стеклами. Там уже копается Костик, солдат из клуба, бывший следователь милиции. Я приветствую его и тоже начинаю перебирать книги, сваленные на полу. Туркмен равнодушен к пище духовной и торопит меня. Быстро кидаю в мешок томик Бальзака и "Жизнь Магомеда". Идем дальше.
     Нет, в центре села ловить уже явно нечего. Тут похозяйничала пехота, и теперь за ними подчищают тыловые службы. А, только этой беды еще не хватало. По главной дороге в село входит колонна внутренних войск. Лица солдат срочников напряжены. Они все в сферах и бронежилетах. Руки, сжимающие автоматы, побелели. Позади БТРов цепью, перебежками двигаются еще солдаты. Что такое? Кого они собрались здесь брать? А вот и разгадка. Позади колонны мы видим оператора с камерой. Все понятно. Снимается фильм о зачистке силами МВД села от боевиков. Решив не искушать судьбу, мы направляемся вглубь деревни, куда еще никто толком не добрался.
     В домах там, однако, такая же нищета, как и везде. Наводим погром и уходим. В курятнике одного из домов перестреляли кур, за то, что плохо неслись. В другом доме завалили огромную кавказскую овчарку. Так мы прошли домов пять. В шестом доме нас ждала удача. Там жила старая бабка, которая не покинула село и пережила достаточно спокойно наше вторжение. У нее даже корова осталась цела. Туркмен спрашивает у бабки лепешки и молоко. Хитрая старуха жалуется, что нет у нее ни муки, ни сахара. Проблема решается просто. Мы заходим в соседний дом и через пять минут у бабки мешок муки и мешок сахара, плюс связка колбасы в нагрузку. Обрадованная старуха тут же дает нам трехлитровую банку парного молока и вечером приглашает зайти за свежими лепешками. Довольные, мы расстаемся.
     Понабрав кое-чего по мелочевке, мы вновь на центральной улице. Жители потихоньку возвращаются в дома. Вот у калитки разрушенного дома, возле коровьего трупа с отрезанной ногой стоит старик и курит сигаретку. Вымениваем у него две пачки за мешок сахара, который опять же берем в каком-то соседнем доме.
     Пора обедать, и мы с Туркменом возвращаемся в школу. Открываем чеченский сухпаек турецкого производства. Какая гадость. Одна пресная картошка с горохом и ни ложки мяса. Нет, будем лучше есть колбасу и орехи.
     После обеда Туркмен садиться разбирать свои трофеи в виде носков, свитеров, маек и трусов, в очередной раз любовно перекладывая их в чемодане. Я ложусь на матрас и читаю "Шагреневую кожу" Бальзака.
     Отдых наш прерывает командир разведроты, он берет людей и едет на БМП в соседнее село, там где-то он видел цветной телевизор и теперь хочет забрать его. Мы с Туркменом попадаем в его команду. Ротный почему-то уверен, что телевизор еще цел. После нескольких минут петляния по горным дорогам мы в нужном селе. Одна заминка, туда уже вернулись жители. Ротного это не смущает. Его смущает другое, он забыл, где нужный дом. С третьей попытки дом наконец-то найден. На наше счастье он пуст. С великими предосторожностями грузим цветной телевизор отечественного производства на БМП. Телевизор ротный хорошо упаковал в коробку и обвязал одеялами, позаимствованными у хозяина телевизора. С великими предосторожностями он был доставлен в школу. Далее след телевизора пропал. Наверное, пошел кому-то в подарок. Вечером мы опять отправляемся за лепешками. Бабка молодец, неплохо их приготовила. Дала еще банку молока. Так и прошел день. Утром следующего дня мы снялись и ушли в Дарго.
     
     P.S. Телевизор, который Туркмен так искал и после усиленно оберегал до самого конца операции, оказался безнадежно испорченным и не подлежащим никакому ремонту. Это выяснилось через пару недель, когда мы вернулись в лагерь.
     
     ОШИБКА
     
     Колонна движется по горной дороге. Мотострелковая бригада идет зачищать очередное село. Погода прекрасная. Весна вступила в свои права. В этот раз я иду в составе колонны и от этого мне приятно. Сюрпризов и неожиданностей, подстерегающих в разведке, не ожидается. Огнемет лежит на броне БМП, медленно плетущейся за сапером, который с миноискателем проверяет дорогу. Слева от дороги высится горный откос, а справа глубокое ущелье. На дне ущелья видны дома. Там какое-то село. Как приятно вышагивать налегке ни о чем не думая, или думая о приятном. О скором возвращении домой, например. Что и как изменилось там за этот год. Как мои друзья, подруги, которые впрочем, ни разу и не написали, а кто и написал, так какую-нибудь гадость о том, как хорошо там живется, пока тебя нет. Ну да ладно. Денег, заработанных здесь, хватит купить иллюзию счастья на несколько дней.
     В колонне заметилось оживление. Орудия БМП и стволы автоматов стали направляться вниз, в ущелье. Я тоже смотрю вниз, и вижу как в село, расположенное на дне, входят вооруженные люди. Отсюда они видятся маленькими фигурками. Фигурки перебегают от дома к дому, держа оружие наперевес. Кто это такие, не разобрать. Командир решает, что чехи, и дает команду открыть по ним огонь. Повторять команду не надо. Рядом со мной захлопал подствольник. Гранаты разрываются внизу. Фигурки ошалело мечутся между домов, пытаясь укрыться. Вокруг заработали автоматы. Я беру на прицел одну из мечущихся фигурок. Как в тире. Они практически не могут причинить нам никакого вреда. Стрелять снизу вверх очень сложно и тем более мы в безопасности, все их пули пойдут поверху. Порожденный безнаказанностью азарт охватывает меня.
     Поймав фигурку на мушку, жму курок. Короткая очередь, и фигурка, дернувшись, падает на землю. Рядом падают еще фигурки. Ищу в прицеле следующую мишень. Где-то позади нас разворачивают миномет. Он еще не готов к стрельбе. Фигурки внизу в большинстве попрятались за домами. Несколько продолжают лежать. Кто-то из лежащих пытается ползти. Беру его на прицел. Краем глаза замечаю, как из-за одного дома в воздух с шипением вылетает зеленая ракета. Это наши. Они не успели вовремя обозначить себя. И как результат это побоище.
     Командиры кричат: "Прекратить огонь!" Огонь прекратили. Хорошо хоть миномет не успел начать стрельбу, а то жертв было бы куда больше. Мы стараемся не смотреть друг другу в глаза. Не ожидали, что станем виновниками гибели таких же как и мы русских солдат. Это ведь оказалась разведка другого мотострелкового полка, который так же как и наша бригада шел на зачистку.
     Такие ошибки, в общем-то, не были большой редкостью. Мне и самому не раз доводилось попадать под обстрел своих же. В этот раз нам повезло, им нет. Ошибки не исключены в любом деле. Колонна продолжила свое движение и в этот же день достигла цели. Зачистка села в этот раз прошла для нас, к счастью, очень успешно и без потерь, так как боевики оттуда заблаговременно убрались, не успев даже наставить мин.
     
     ОТРАЖЕНИЕ
     
     Обстрел продолжался минут двадцать. В течение этого времени на село падали мины, и танки прямой наводкой били по окраинным домам. Теперь пришло время идти пехоте. Со стороны села не стреляют. Тем не менее, перебежками двигаемся по пустырю, разделяющему насыпь, за которой мы залегли от крайних домов. Легко бежать по сухой земле, покрытой свежевыросшей травкой. Особенно легко бежать, когда за спиной осталась одна труба огнемета. Вторую я успешно отстрелял часом ранее.
     Рядом со мной бегут другие солдаты. Несмотря на неоднократные крики командира рассыпаться, мы инстинктивно сбиваемся в кучу, так не так страшно. На ходу стреляем из автоматов вперед. Как правило, не прицельно. Также не прицельно, просто вперед стреляю и я. Пули летят куда-то в село. Автомат дергается в руках, и эта его вибрация помогает побороть мой собственный страх. Дрожь в руках проходит после первых же выстрелов. Теперь я ощущаю, что в руках у меня не кусок металла, а грозное оружие, несущее кому-то смерть. Противное ощущение мишени прошло. Это ощущение давило на меня, когда мы лежали за насыпью, вжимаясь в землю, а над головами с противным свистом летали пули. Еще страшней было, когда мина, выпущенная чехами, взорвалась перед насыпью и осыпала меня комьями земли. Теперь я беру реванш за страх, для этого и стреляю очередями, не жалея патронов. Их-то много, на всех хватит.
     Перебегаем пустырь. Вот крайний плетень. Одним махом как на крыльях перемахиваю его. Первые дома представляют собой сплошные руины. В них никого нет. Двигаемся дальше. Вот летит граната в окно целого еще дома. Хлопок и вылетают стекла. В доме пусто. В разных концах улицы раздается еще несколько хлопков. Это другая рота проводит зачистку. Раздаются автоматные очереди и эвон разбитых стекол. Кто-то стреляет по окнам. Поднимаю ствол автомата и жму курок. Очередь пошла в целое еще окно. Стекла осыпались. В доме тихо. Выбираю еще целое окно в другом доме и стреляю туда. Та же картина.
     Проходим улицу до конца. Оканчивается она спуском в глубокий овраг, заросший густыми кустами. Боевики пока не обнаружены. Для профилактики поливаем кусты очередями. Тихо. Выходим на другую широкую улицу села. По краю улицы идет канава, по которой сливают нечистоты. По обеим сторонам улицы плетни. Пригнувшись, мы идем впереди остальных подразделений. Вдруг крик где-то сзади, где в полный рост шествует пехота. Один раненый. Ранен в почку. Наверняка где-то там, в кустах, залег снайпер. Несколько пуль просвистело и рядом с нами. Не дожидаясь команды, падаем в самое безопасное место: в канаву с нечистотами. От волнения я даже не замечаю противного запаха лезущего в ноздри. Теперь ползком двигаемся по канаве к перекрестку. Там полуразрушенное здание, в нем наш командир хочет засесть и вычислять снайпера.
     От перекрестка, быстрыми перебежками, пригнувшись, по одному забегаем в развалины. Огромная дыра в стене, в рост человека, выходит на сад, за которым оканчивается село и начинаются заросли кустарника, откуда работает снайпер. А тот небезуспешно продолжает свое дело. В идущей за нами роте убит командир взвода. Бронетехника никак не может развернуться на узких улочках, и брать снайпера, видимо, придется нам. Эта мысль повергает меня в уныние. Так хорошо стоять здесь, хоть за разрушенной, но стеной. Надеюсь все-таки, что останусь здесь у пролома прикрывать остальных. А остальные семь человек нашей группы один за другим выскакивают в дыру и залегают между деревьями сада. В доме остались я и командир разведроты. Я осторожно выглядываю в пролом и в то же мгновение пулей вылетаю через него, гонимый пинком командира роты. В свободном полете пробегаю несколько шагов и как куль падаю за толстым стволом яблони. Мимо меня пробегает ротный. Он залег в неглубокой канавке впереди всех.
     Никто не стреляет. Молчит и снайпер. В кустах, где он находится, ничего не видно. Одно зеленое поле. Наконец снайпер, видимо не выдержав, дал о себе знать. Два фонтанчика земли взвились возле моих ног, торчащих из-за дерева. Боюсь, что труба огнемета, висящая на спине лакомая цель для снайпера. В случае взрыва накроет всех. Впереди плетень. Ползком, как ящерица подбираюсь к нему. Защиты никакой, зато меня не видно. Приходит чувство защищенности. Впереди Туркмен делает быструю перебежку и встает у широченного дерева с раздвоенным стволом. Он кричит ротному, что сейчас снимет снайпера, только увидит его. Ротный остужает лихую азиатскую голову и Туркмен остается на месте.
     Видя, что снайпер не хочет снова обозначаться, ротный предпринимает смелый шаг. Он говорит нам, что сейчас пробежит через сад и вызовет огонь снайпера, а наша задача засечь его. Со словами "А, ладно" ротный вскакивает и зигзагами бежит по саду. Не сбавляя шаг, вбегает в недавно покинутый разрушенный дом. Тишина. Ни единого выстрела. По-прежнему лежим, вжавшись в землю.
     Наконец в кустах полыхнуло пламя выстрела. Выстрел не в нашу сторону. Куда-то по пехоте, занимающей дома позади нас. Тут же Андрюха - зам ком взвода делает выстрел из подствольника по обозначившемуся снайперу. Нас как прорвало. Очереди из восьми автоматов слились воедино. Даже отсюда видно, как крошатся кусты там, где по нашим расчетам сидит снайпер. Больше выстрелов оттуда не было. Мы продолжаем зачищать село.
     Вроде все спокойно. Боевиков и иных людей по-прежнему не наблюдается. Вот под стволом моего автомата, направленного в землю, пробегает курица. Жму курок. Курица припадает, словно вдавленная пулей в землю, летит пух. Пуля прошила её насквозь, но она тут же сломя голову продолжает бежать дальше. Живучая тварь.
     Впереди три сбившихся в кучу домиков. Выбираю один из них, где полуоткрыта дверь. Пинком открываю ее, и даю очередь из автомата вглубь дома. Резко врываюсь в следующую комнату. Автомат наготове. Из глубины комнаты на меня смотрит грязный бородатый мужик в косынке на патлатой голове. В руках его автомат, направленный на меня. Взгляд бешенный. Тут же жму курок и слышу звон разбитого стекла. Это было большое зеркало, стоящее на тумбочке. Вот это дожил, испугался собственного отражения. Подхожу к другому зеркалу, поменьше, стоящему на столе в комнате и рассматриваю себя. За месяц боев я ни разу не смотрелся в зеркало. Теперь вот нагляжусь. Да, вид ничего не скажешь. То ли грязное, то ли загорелое лицо с козлиной бородой "А ля Хо Ши Мин". Грязная, нечесаная грива волос, клоками торчащая из-под синей косынки. Какие-то безумные и испуганные глаза. С трудом узнаю себя. Когда все это кончится, я вновь приду в нормальное обличие, но сейчас мне страшно смотреть на себя. Какой-то звероподобный облик. Во что я превратился.
     Посокрушавшись над произошедшей метаморфозой, выхожу из дома, даже не прихватив ничего. Настолько расстроился.
     Продвигаемся дальше. Простреливаем почти каждый дом. Дурные новости. Пулеметчик с пехоты, заглотив одеколон, найденный им в одном из домов, решил поиграть в "Рембо". Обмотавшись пулеметной лентой и вскинув ПК на руку, отправился в одиночку ловить снайпера, работавшего в глубоком овраге. Товарищи и молодой лейтенант, его командир, не смогли удержать "героя", решившего, что в жизни всегда есть место подвигу. Теперь ни пулеметчика, ни снайпера, все пропали бесследно.
     Больше день сюрпризов не принес, и на ночлег мы остались в добротном, не разрушенном доме, где спали на кроватях, под теплыми одеялами. Всю ночь мне снился кошмарный сон. Будто я в теперешнем обличие приехал домой, хожу с автоматом по улицам и никто из знакомых не узнает меня, а мать не пускает домой, как бы я не пытался объяснить ей, что я её сын. Все отворачиваются или шарахаются от меня. Со словами: "Да это же я, вы что, не узнаете!" просыпаюсь.
     Утром в арыке был обнаружен труп пулеметчика, пытавшегося поймать снайпера. У него была порублена спина. Обломки ребер, словно крылья торчали из спины. Половые органы отсутствовали, одежда тоже.
     Жизнь, однако, продолжалась, и мы из села ушли, оставив его внутренним войскам. Впереди ждало еще много работы.
     
     ПОЧЕТНАЯ ЛЕНТА
     
     Дело было летом 1995 года, когда бригада наша стояла в районе н.п. Старые Атаги, и командовал ею гвардии полковник М. В ту пору, как раз после событий в Буденовске, пошла череда массовых увольнений контрактников. Для того чтобы остановить этот отток, командование шло на различные меры, подчас и весьма оригинальные. Однажды утром нас построили на плацу ЦБУ бригады. К моменту построения там находился сам командир бригады. Возле него стоял нарытый красной скатертью стол с какими-то бумагами, возле которых возился начальник строевой части. На противоположной стороне плаца стоял ГАЗ-66, приехавший из какого-то мотострелкового батальона. Возле машины стояли двое офицеров из этого батальона и контрактник. Еще неподалеку выстроились солдаты комендантского взвода с метлами в руках. Мы были в некотором недоумении от ожидавшегося мероприятия. Один из офицеров, приехавших на ГАЗ-66, достал из кузова машины вещмешок и отнес его к столу, покрытому скатертью.
     Представление началось. Комбриг зычным голосом поведал личному составу, что сейчас состоится торжественное увольнение контрактника из третьего мотострелкового батальона, не пожелавшего служить, как положено, до конца срока и разорвавшего контракт. Так как данный военнослужащий своим недобросовестным отношением к обязанностям дискредитировал высокое звание Российского военного, он не достоин носить и форменное обмундирование. После этих слов солдаты комендантского взвода быстро сняли с увольняемого контрактника форму, и оставили его на плацу босиком и в одних трусах. После такого стриптиза увольняемый пошел к столу, а двое солдат комендантского взвода метлами мели следом за ним. Командир бригады объяснил это так: "Мы выметаем его из наших рядов, чтобы и следов его здесь не осталось".
     Однако на контрактника слова командира должного впечатления не произвели. Он счастливо улыбался, что наконец-то уедет из опостылевшей ему горной республики. Мы же, стоявшие на плацу, смеялись и с интересом наблюдали продолжение необычного шоу.
     Когда уволенный наконец-то добрался до стола и уже надеялся получить из рук начальника строевой части долгожданные документы, командир бригады продолжил свое выступление. Теперь он взял со стола кусок красной материи и, обратившись к личному составу, объявил, что награждает увольняемого почетной лентой, чтобы дома все знали, как он служил и какими заслугами прославил себя в ходе боевых действий. Комендачи, приняв из рук командира награду, надели ее на награжденного, который, видимо из-за природной скромности, вяло сопротивлялся награждению, и уверял в энергичных выражениях, что не достоин такой чести. Наконец награждение состоялось, и все увидели, как грудь героя украсила красная лента, на ней белыми крупными буквами было написано одно единственное слово: "ПЬЯНИЦА". Плац потрясли раскаты смеха. Начальник строевой части наконец-то отдал награжденному его документы. Бывший контрактник взяв бумаги и вещмешок, быстро побежал к ГАЗ-66, матерясь и срывая на ходу почетную ленту. Добежав до машины, он быстро переоделся в гражданскую одежду, что была в вещмешке, и вскоре машина увезла его.
     Командир бригады в завершении сказал, что так будут увольнять и остальных контрактников, пожелавших досрочно расторгнуть контракт.
     Подобный способ увольнения был не единственным в арсенале командования. Примерно с июля 1995 года, после позорных событий в Буденовске, командир бригады стал практиковать увольнение "за оскорбление чеченского народа". Под оскорблением чеченского народа подразумевалось хождение полуголыми на виду у жителей окрестных сел. Странно, что при этом командир не замечал оскорбительных надписей на заборах домов, типа "Смерть российским оккупантам" или "Смерть свиньям, свобода волкам!" Излишне, наверное, уточнять, что под свиньями подразумевались русские, а под волками, конечно же "гордые сыны гор". При следующем командире бригады гвардии полковнике Ц. подобные шоу уже не устраивались, то ли из-за зимнего времени, то ли из-за активизировавшихся боевых действий. Тогда уже увольняемым просто делали запись в военном билете, как правило, наискосок по всему первому листу: "АЛКОГОЛИК, НАРКОМАН, МАРОДЕР". Данная запись удостоверялась подписью начальника штаба и скреплялась гербовой печатью части. Однажды я видел и более оригинальную запись, также во весь разворот военного билета: "УВОЛЕН ЗА СРЫВ МИРНЫХ ПЕРЕГОВОРОВ" и также печать и подпись. Пулеметчик второго батальона, обладатель этой записи, чрезвычайно ею гордился и всем показывал свой военный билет, чтобы ни у кого не возникло сомнений в его боевых заслугах.
     Увольнению контрактника, как правило, предшествовала его отсидка в яме, где ему предоставлялась возможность обдумать твердость своих намерений. Замечу, однако, что редко кто из желающих уволиться после ямы менял свое решение.
     Как бы там ни было, но случай увольнения с почетной лентой показался мне наиболее оригинальным и запомнился надолго. Честное слово, если бы мне при увольнении дали бы такую ленту, я бы не стал её выбрасывать, а с гордостью носил бы ее, какая ни какая, а награда.
     
     ИЗВЕСТНЫЕ СОБЫТИЯ
     
     Был январь 1996 года, наша бригада уже несколько месяцев лагерем стояла у н.п. Шали. Лагерь порядочно врос в землю и покрылся снегом. Жизнь относительно обустроилась. Обустроилась жизнь и в химроте, где мне довелось тогда служить. Кроме трех врытых в землю и относительно благоустроенных палаток у нас в роте еще имелась оружейная комната, представлявшая собой глубокую яму, покрытую шифером. Все это ветхое сооружение имело, однако, деревянную дверь с навесным замком. Ключ от этого замка находился у старшины роты. Кроме того, стоял на краю небольшого лагеря крытый брезентом кузов, где лежало вповалку имущество роты: сапоги, форма и прочее.
     Как уж старшине роты пришла в голову мысль заняться коммерцией - неизвестно. Но однажды, в один из январских дней мы перестали получать тушенку, которую выдавали каждый день - одну банку на пятерых человек. Старшина объяснил подобную диету перебоями в снабжении. Однако вскоре после начала вынужденного поста в оружейке появились три ящика с водкой, которые старшина регулярно проверял и пересчитывал куда добросовестнее, чем находившееся там же оружие.
     Так прошла неделя. В течение этой недели к нам в роту постоянно приходили люди со всей бригады, спрашивали старшину и уходили страшно довольные, унося с собой вожделенную бутылку "огненной воды". Сам старшина и офицеры роты ходили навеселе, и все были довольны, кроме солдат, конечно. К вегетарианской диете прибавилось еще и воздержание от курения. А у старшины в оружейке появились новые бутылки спиртного. У наряда, выставляемого на ночь для охраны этой оружейки, постоянно чесались руки поживиться сокровищами старшины. И однажды это свершилось.
     Стояли в ту ночь на охране двое огнеметчиков - Колька и Витька, и двое водителей - Олег и Мишка. Водители только получили серьезный нагоняй от техника роты и находились в крайнем возбуждении. Олегу пришла в голову мысль, пользуясь мертвецким сном в офицерской палатке после пьянки, происшедшей там, немного поживиться и выпить бутылочку водки из запасов старшины. Олег справедливо рассудил, что старшина и офицеры вряд ли смогут с утра вспомнить, сколько было выпито, и отсутствие одной бутылки не заметят. Весь состав наряда единогласно поддержал такое предложение, и через пять минут шиферная крыша лежала на снегу, а Мишка с бутылкой водки в руке вылазил из ямы. Крышу тут же водворили на место, и распили бутылочку, употребив на закуску найденный возле нужника окурок. Однако после выпивки в головы бойцам пришла мысль угостить "братву". Крыша была тут же вновь снята, и из оружейки достали ящик водки, который Колька и Витек понесли в палатку огнеметчиков. И тут началось...
     В палатку огнеметчиков набились все солдаты роты, даже срочники Сашка и Вася приняли участие в пьянке. В застольных беседах не раз недобрым словом поминался старшина роты, продавший тушенку и курево чехам, а теперь спекулирующий водкой (продавал он её по двадцать пять рублей бутылку). Водители в свою очередь стали вспоминать обиды, причиненные им техником роты. Вскоре был извлечен и второй ящик водки. Пьянка набирала новые обороты. В воздухе запахло стихийным бунтом. И вот он разразился. Первым крышу сорвало Кольке, он, передернув затвор автомата, вышел из палатки и дал очередь по прицепу, где хранилось имущество. Следом за ним стали палить в воздух оба срочника. От выстрелов проснулись жители офицерской палатки. Еще не придя в себя, они увидели вооруженных людей, бродящих по лагерю и стреляющих в воздух. Не знаю, что уж они подумали, но первым верно оценил обстановку старшина роты. Он понял, что сокровища его пропали и теперь наверняка контрактники спросят с него за тушенку и курево. Поэтому старшина не мешкая, как был в одних кальсонах и исподней рубахе, босиком убежал в находившуюся неподалеку роту РЭБ, где у него, кстати, и было больше всего клиентов. Командир роты попытался, было, образумить своих подчиненных, но тут автоматная очередь пробила верх палатки и ротный, поспешно одевшись потеплее, решил не искушать судьбу и быстренько убежал в окоп, где его было не видать и не слыхать до самого утра. В офицерской палатке остались еще трое обитателей: начхим - молодой майор с непонятными обязанностями, а поэтому существо безвредное, молоденький лейтенант-двухгодичник - замполит роты, существо, напротив, в высшей степени полезное, так как оформлял всем отпуска и увольнения, поэтому к этим двум жителям никто претензий не имел, и они спокойно продолжали лежать на шконках, не вмешиваясь в естественный ход событий. А вот третий обитатель палатки - техник роты, совершенно напрасно надеялся на собственную неприкосновенность, обеспечиваемую погонами прапорщика. Защита эта, как выяснилось, была очень уж иллюзорна. Водители, а в особенности Олег, которого техник роты днем назвал непечатным словом и грозился совершить с ним половой акт за слитую солярку, решили конкретно разобраться со своим обидчиком. Со словами: "Сейчас мы тебя самого отымеем" Мишка и Олег вытащили злосчастного прапорщика из палатки и повалили его на снег. Всю одежду несчастного составляло нижнее бельё. Ему бы бежать, а техник напротив стал призывать своих мучителей к порядку. Не долго думая, Мишка повернул лежащего на земле прапорщика на живот, а Олег сорвал с него штаны и стал тыкать носком сапога в задницу техника. Прапорщик орал, грозился самыми страшными карами обидчикам, но ничего не помогало. Надругательство продолжалось. Вслед за Олегом такую же гнусную и неприятную для техника роты процедуру проделал и Мишка. Хуже всего было то, что на крики потерпевшего сбежались почти все участники пьянки, но вместо оказания помощи лишь надсмехались над несчастным и давали советы насильникам по части техники полового акта.
     Окончив свое богомерзкое дело, Мишка предложил всем желающим воспользоваться прапорщиком, пока тот добрый. Среди огнеметчиков содомитов, однако, не нашлось, и техник роты, натянув кальсоны, поспешно скрылся в темноте.
     Колька, решив справить естественную нужду в окопе, обнаружил там свернувшегося калачиком командира роты. Они оба сделали вид, что не заметили друг друга. К ротному Колька претензий особых не имел, поэтому не стал выдавать собутыльникам его местонахождения.
     Часа через два, расстреляв по рожку в воздух и окружающие палатки, войско успокоилось и пошло допивать водку, которой осталось еще довольно-таки много. К счастью большинство людей было на операции, поэтому события ограничились только расположением роты. До самого рассвета пьяные контрактники ругались, смеялись и занимались всякой ерундой. Никто из офицеров в роте не показывался.
     Утром, часов примерно в девять, когда все контрактники спали вповалку в палатках беспробудным сном, офицеры потихоньку разоружили их и объявили построение.
     Помятые и толком не пришедшие в себя контрактники нехотя покидали свои промерзшие за ночь палатки и неровной качающейся шеренгой строились на снегу. Офицеры и прапорщики роты, воспрянувшие духом подбоченясь и высоко подняв головы, прохаживались перед строем. Так же с гордым и суровым видом стоял техник роты. Контрактникам был устроен словесный разгон. Распалившись ротный не жалел крепких выражений в адрес своих подчиненных. Ему в унисон вторил и техник. Старшина, замполит и начхим молчали с каменными лицами. Из контрактников вместе с хмелем вышла и вчерашняя удаль молодецкая. Они стояли, понурившись и опустив головы. Олег и Мишка подобострастно елейными голосами утверждали, что больше не будут. Окончив свою нравоучительную речь, ротный распустил войско.
     Результатом бурной ночи явилось выведение из строя электрической проводки в палатке огнеметчиков, многочисленные дырки в палатках и порванный в клочья брезент на прицепе с имуществом. Старшина, лишившийся в одночасье своих сокровищ, удалился в прицеп для инвентаризации оставшегося добра. Техник роты с энтузиазмом принялся осматривать машины, при этом на чем свет стоит крыл Мишку с Олегом и те покорно сносили оскорбления и с энтузиазмом копались в моторах. Огнеметчики разошлись в палатки в ожидании дальнейших действий. В общем, все окончилось довольно благополучно.
     Однако не бывает худа без добра. Теперь все недостачи в вещевом имуществе старшина списывал на "известные события". Даже отсчет времени в роте стал идти так: "До известных событий "и после "Известных событий". Сами "известные события" покрылись легендами и мифами и с присовокуплением невероятных подробностей рассказывались всем новичкам.