ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Чеботарёв Сергей Иванович
Мой третий горнострелковый батальон. Завершение..

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  МОЙ третий горнострелковый батальон. Завершение.
  7.
  
   Миномётная батарея.
  
   Сами понимаете, о своём родном подразделении я могу рассказывать много и до бесконечности подробно. Хотя, даже в этом случае нужно иметь определённую меру. Тем более, что о миномётной батарее 3-го горнострелкового батальона я довольно много рассказывал в своих предыдущих повествования. Но и ничего не сказать теперь заново, тоже будет совершенно неправильно. Поэтому, уж простите меня, если где-то повторюсь.
  
   Командир 3-й миномётной батареи. В момент моего прибытия непосредственно в полк, 11 июня 1981 года в батальон, мне пришлось представляться о своём прибытии командиру нашей миномётной батареи старшему лейтенанту Корнеенко Виктор Николаевич. Входил он в Афганистан с первым составом полка. По существу, его я знал всего только одну неделю. Человек очень интересный, спокойный, уравновешенный, волевой, с довольно сильно выраженными командирскими качествами. Рост выше среднего, худощавый, по внешнему виду хороший спортсмен и изрядно выносливый человек. Ценился Корнеенко у командования батальона и полка как толковый командир подразделения. В Афганистане в тот период времени главное внимание уделялось боеготовности, исправности техники и вооружения, способности подразделения выполнить поставленную задачу в любых условиях обстановки. На некоторые упущения в ведении ротного хозяйства попросту "закрывали глаза". Да и, стоило ли вспоминать об отдельных недостатках в обустройстве жизни и быта личного состава, когда сами командиры жили в довольно "пещерных" условиях. Впрочем, пожалуй, военнослужащие срочной службы в больших армейских палатках были устроены несколько лучше, чем их же офицеры и прапорщики. И именно в это время быт солдат и сержантов срочной службы батареи был обустроен с максимальными для данных условий удобствами. Понятное дело, полевой лагерь, есть полевой лагерь. В холодное время года - печное отопление. Умывальники и отхожие места - на улице. Однако, понятия личной гигиены и санитарии были на первом месте. В тех же самых палатках имелись дощатые полы. Влажная уборка с хлорированной водой не менее трёх раз в сутки. Чистота. В палатках - идеальный порядок. Питьевая вода в бачках всегда была холодная и свежая, пол постоянно влажный, чтобы создать прохладу за счёт испарения. В сильную жару пòлы палаток поднимались, что бы создать сквознячок. В светлое время суток с личным составом занимался один из офицеров или прапорщиков. Даже в личное время военнослужащие срочной службы не оставались одни. С ними кто-нибудь беседовал, организовывал написание писем, или просто проводил добровольные концерты. Организатором и вдохновителем данных мероприятий с самого начала был, безусловно, Витя Корниенко. Командир батареи умел добиваться необходимой для него цели, используя для этого порой довольно резкие меры. 15 июня 1981 года мы выехали на операцию в город Айбак, а уже 16 июня Витя получил осколочное ранение в живот, был доставлен, сперва, в военный госпиталь Пули-Хумри, а затем в Ташкент. Умер от ран 21 июня 1981 года. Некоторое время исполняющим обязанности командира батареи был назначен командир взвода управления старший лейтенант Чаус Василий Иванович. Впрочем, это продлилось ровно столько, сколько потребовалось на оформление документов для назначения нового командира батареи. Им назначили одного командира взвода из артиллерийского дивизиона нашего же полка старшего лейтенанта Бурмистрова Павла Алексеевича. Рост чуть выше 180 см, крепкого телосложения с фигурой борца, ладонь как пехотная лопатка, добродушное, улыбчивое лицо и "железный", настойчивый характер. В Афганистан мы с ним приехали по замене примерно в одно и тоже время, так что служить нам вместе предстояло долго. Бурмистров уже в возрасте где-то старше 25 лет, экстерном, на офицерское звание, сдал экзамены за курс артиллерийского училища. Среди командиров взводов он был явным "переростком". В 1981 году ему было уже 27 лет. В его годы некоторые одногодки командовали дивизионами. Удивительнее всего было то, что человек то уникальный, воспитатель подчинённых от рождения, талантливый руководитель, с очень общительным характером, требовательный офицер, умеющий добиваться выполнения своих приказов и распоряжений без нервозности и криков - чисто силой убеждения в необходимости именно данных действий. И как существенное дополнение к характеристике - смелый, надёжный и верный товарищ. С ним у нас с самого начала сложились полу деловые, дружеские отношения. По своему характеру я никогда не стремился к панибратским отношениям в воинских коллективах, воспринимая Пашу не только как друга, но и как командира. У нас было чёткое распределение обязанностей: я отвечал за состояние вооружения, боеприпасов, боевую подготовку батареи, он - за воспитание сержантов и солдат, состояние воинской дисциплины и порядок. И ещё за состояние всей автомобильной техники, учёт и отчётности. Это меня вполне устраивало, так как по молодости лет я ещё не умел часами проводить нравоучительные беседы с подчинёнными, был нетерпелив и скор на принятие решений, порой не совсем верных. В общем, о таком командире батареи, я и мечтать то тогда не смел. За его "широкой спиной" и под прикрытием его авторитета нам жилось в батарее очень спокойно и комфортно. Правда, этот самый Пашин авторитет нам приходилось постоянно подкреплять практическими действиями. Это заставляло постоянно находиться в положении лидера, как в вопросах внутреннего порядка, так и в вопросах дисциплины и исполнительности. По системе действий рейдового горнострелкового батальона, в полном составе миномётная батарея воевала довольно редко. Как правило, батальон делился на две части, каждая из которых "работала" самостоятельно, порой на расстоянии от прямой видимости до нескольких километров. Соответственно, для огневого прикрытия каждой этой части батальона выделялась полубатарея, составляющая отдельную группу огневой поддержки. Одной такой группой, в составе усиленного первого огневого взвода, командовал я, другую группу из второго огневого взвода почти всегда возглавлял Бурмистров. Третий огневой взвод "Васильков", или оставался в резерве командира батальона с бронегруппой, или, без миномётов, распределялся равномерно между боевыми группами батареи, как подносчики боеприпасов. В результате этой системы нам с командиром батареи воевать вместе, полным составом, приходилось относительно не часто. О состоянии и успехах соседней группы мы узнавали или по радиостанции, или, уже после окончания операции, из рассказов участников и очевидцев. В принципе, вполне возможно, что такая тактика применения батальонной артиллерии была свойственна не всем батальонам в Афганистане. Но для нашего района боевых действий, где в основном преобладали мелкие, мобильные банды душманов, численностью от 50 до 200 человек, районы сосредоточения "духов" приходилось "брать в клещи", чтобы не дать им беспрепятственно от нас улизнуть. Я на эту особенность боевого применения обратил внимание только по той причине, чтобы охарактеризовать старшего лейтенанта Пашу Бурмистрова только теми примерами, очевидцем и участником которых я был сам. Как-то не хочется передавать слухи и рассказы от третьего лица. Если появится желание ознакомиться более подробно с описанием моего командира батареи, милости прошу осуществить прочтение рассказа "Паша". Уже после того, как наш батальон был переведён из роли рейдового в категорию охранного, то есть, в конце 1982 года, Бурмистрова перевели от нас с повышением на должность начальника штаба артиллерийского дивизиона. Вернее, была проведена совершенно неравная рокировка: комбата - на должность начальника штаба дивизиона, а начальника штаба - комбатом. Паша, по большему счёту, далеко от нас таки и не уехал, так как командование этого дивизиона располагалось совсем рядом с командным пунктом нашего батальона в провинции Саманган. Поэтому с ним мы продолжали встречаться довольно часто. На место Бурмистрова с понижением в должности в январе 1983 года был назначен бывший начальник штаба артиллерийского дивизиона майор Анненков Александр Владимирович. Среднего роста, стандартного телосложения, с типично русским лицом. Гарнизон, который он возглавлял, находился буквально в паре километрах от Айбака. Почти рядом с ним располагался гарнизон, которым командовал тогда командир взвода управления батареи лейтенант Полушкин С.В. По сути дела, и мой, и Полушкина гарнизоны тогда были предоставлены нам самим. Новый командир батареи к нам появлялся по паре раз за весь период службы до моей замены, предпочитая всё время проводить в своей землянке на гарнизоне и занимаясь "любимым творчеством". По правде говоря, лично меня это вполне устраивало. Сами понимаете, если начальники тебя часто посещают, значит - не доверяют. Или, доверяют не во всех вопросах. Конечно, снятие с должности Анненкова здорово "пришибло" и сделало совершенно пассивным. А ведь как артиллерист, Александр Владимирович был первоклассным специалистом. Особенно, в стрельбе и управлении огнём. О нём в Закавказском военном округе ходили легенды как о командире батареи ПТУРС. Он "загонял" 10 из 10 противотанковых управляемых ракет "Малютка" в ручном режиме в цель. И даже на спор с начальником артиллерии армии попал в цель, управляя ПТУРСом ногой. Да и вообще, в стрельбе и управлении огнем артиллерии тоже мог стрелять любую задачу "на раз". Да вот, не повезло ему и командиру дивизиона, когда случилось дезертирство сержанта срочной службы в их подразделении. По замене он убыл в Среднеазиатский военный округ, где прослужил до самой пенсии. Последние годы жил в Казахстане, если не ошибаюсь, в Караганде и преподавал в институте на военной кафедре. Насколько верны мои сведения, Анненков Александр Владимирович умер 22 октября 2016 года.
  
   Перейду теперь непосредственно к повествованию о командирах взводов нашей миномётной батареи.
  
   Командир взвода управления батареи. Первого командира взвода управления батареи лейтенанта Панченко Юрия Митрофановича я, по сути дела, и не знал. Погиб он за год до моего появления в батальоне, 6 июня 1980 года. Этот эпизод был мной ранее рассказан, так что, обращать ваше внимание на этот вопрос уже не имеет ни малейшего смысла. Мир его праху. После гибели Панченко Ю.М. на его должность был назначен лейтенант Чаус Василий Иванович. К моменту моего появления в батарее, он был уже старшим лейтенантом. Рост "метр с кепкой", рыжая шевелюра, свойственная всем рыжим, конопатая физиономия с рыжими усами, быстрая, немного переваливающаяся походка. На месте больше пяти минут спокойно посидеть (постоять) не мог. Взвод управления миномётной батареи горнострелкового батальона по своему прямому предназначению особо тогда и не применялся. На вооружении во взводе были: из средств разведки только буссоли ПАБ-2А и зенитный дальномер ЗД-1 (пользоваться которым никто не умел, и, поэтому, на операции мы вообще его не брали, впрочем, как и буссоль, так как у меня имелась своя буссоль ПАБ-2), из средств связи - радиостанции Р-108м да телефонные аппараты ТА-57 с кабелем. Как правило, командир взвода управления батареи назначался в одну из групп, сопровождавших горнострелковые роты, а остальной личный состав распределялся поровну между группами, и выполнял роль связистов и подносчиков мин. Васька хорошо стрелял и из 82-мм миномёта "Поднос", и из 82-мм автоматического миномёта "Василёк". Любил поэкспериментировать при стрельбе с закрытой огневой позиции. Но это только в охотку и довольно не часто. А вообще, по своей сущности, человек очень миролюбивый, общительный, компанейский. В полку "Мухомора" знали и любили все. Да и никакого вреда, в силу своего характера, он принести никому просто не мог. После замены из Афганистана, Чаус попал служить в Группу советских войск в Германии. Получилось так (изрядно редко случается), что практически более восьми первых лет своей офицерской службы, Василий Чаус прослужил за границей (год в Чехословакии, около двух лет - в Афганистане, пять лет - в Германии). В 1984 году мне с ним довелось встретиться в армейской артиллерийской бригаде города Цейтхайн. Когда меня назначили там командиром дивизиона, я предложил Васе пойти ко мне на должность начальника штаба дивизиона (он был тогда командиром батареи). Чаус от предложения отказался, предпочтя пойти на должность начальника службы горючего и смазочных материалов бригады. В Германии с Чаусом мы как-то вообще не контактировали. Как будто, совершенно чужие люди. Я, по правде говоря, совершенно его не чурался. Однако, встретив довольно прохладный приём с его стороны, особо навязываться то и не стал. Бог ему в этом судья. Заменился он в Украину. Насколько можно верить слухам, ныне он обитает в городе Новоград-Волынский. Ни связи, ни каких-то сведений другого порядка, у меня о нём не имеется. Да и не мудрено. И россияне, и белорусы давно у хохлов в "черном списке". Вроде бы, люди одних кровей, а стали врагами. В 16 декабря 1981 года на замену Чаусу приехал лейтенант Полушкин Сергей Владимирович. Благо, мы буквально три дня до этого возвернулись с очередной рейдовой операции. Васька Чаус, вопреки существующему закону, сдавал должность не три дня, а аж восемь. Уехал он в Союз 24 декабря 1981 года. С учётом отпуска, имел право встретить Новый 1982 год с семьёй. Сергей Полушкин закончил Тбилисское артиллерийское училище в этом же, 1981 году. Служил, если память мне не изменяет, в Тбилиси. Оттуда и был направлен в Афганистан. Ростом около 175 сантиметров, худощавый, усатый офицер, внешне, чем-то смахивающий на грузина. Большую часть своей жизни до момента передаваемых мной событий, он прожил в Тбилиси. И в разговоре и в действиях его явно проступали характерные особенности молодых грузин. Нет, по национальности он был не грузином, а чистокровным славянином, но атмосфера долгого проживания в столице Грузии наложила на него характерный для населения Закавказья отпечаток. Характер простой, общительный, доброжелательный. Как и все молодые офицеры, прибывшие в Афганистан, готов был впитывать любые новые знания и приобретать необходимые на войне навыки сходу, не вдумываясь, порой, а пригодятся ли они в будущем. Вместе с ним нам пришлось ещё участвовать в шести или семи крупных операциях, но, как и Чаус, он, как правило, находился в полубатарее, которая поддерживала огнём другую роту нашего батальона. А вообще-то Серёжке везло. За всё время, что мне пришлось с ним служить, он ни разу таки не попал в довольно угрожаемое для жизни положение. Хотя, это понятие сравнительно относительное. Даже когда наш батальон в конце 1982 года вывели из состава рейдовых, горнострелковых батальонов и поставили охранять трассу и трубопровод, ему достался один из самых опасных гарнизонов, находящийся где-то в 500-600 метрах от дороги позади небольшого кишлака Лархау. Попросту говоря, в самом "сердце" "зелёнки". Место изрядно поганое. Даже днём туда проехать было весьма проблематично из-за отвратительной, извилистой и узкой дороги. А уж ночью ждать подмоги из батальона, в случае крайней необходимости, не имело смысла. Местные банды "духов" проверяли этот гарнизон "на вшивость" регулярно. Для огневой поддержки ему не зря был выделен расчёт пулемёта ПКМ. Гарнизон находился на небольшом возвышении от прилегающей местности. На самом "пупке" горы было построено из саманного кирпича двухэтажное здание с башенкой и площадкой для наблюдения и ведения огня. Склон горы был весь изрыли окопами и траншеями, обложен крупными камнями. В окопах установили миномёты "Поднос". Всю территорию гарнизона обнесли колючей проволокой - где сплошным забором, где рогатками. На подходе к "колючке" растянули малозаметное препятствие МЗП. Освещение на этом гарнизоне, впрочем, как и на всех других, было организовано с помощью керосиновых ламп. Всё остальное, включая воду, привозное. Солдаты и сержанты размещались на первом этаже дома в комнатах с маленькими окошками. Полушкин и командир 2-го огневого взвода батареи прапорщик Лоза Гриша жили в отдельной комнатке, в которой с трудом поместились две койки, столик и пара табуретов. Кухонька размещалась в отдельном месте. Склад с боеприпасами - в землянке. Проходы внутри здания узкие, тёмные даже в дневное время. В общем, когда я приезжал на этот гарнизон и видел эту обстановку, надолго оставалось угнетающее впечатление, а заезжал я к нему весьма даже регулярно. В силу привычки и дружеских отношений. Если еду в Айбак, то проехать мимо не могу. Серёжка Полушкин никогда не поддавался упадническому настроению. Вечно он что-то изобретал, усовершенствовал на своём гарнизоне. Не всегда всё получалось так, как задумывал. Ничего. Переделывал заново, экспериментировал, стремился сделать лучше, удобнее, надёжнее, и даже комфортнее, в меру возможностей. На гарнизоне у себя Полушкин организовал службу выше всяких похвал. Несколько раз на его гарнизон пытались напасть местные "духи", однако все их попытки заканчивались для нападавших весьма плачевно. Я уезжал из Афганистана без замены, передав должность старшего офицера на батарее Серёжке. В 1985 году мы встречались с Полушкиным в Белоруссии, в городе Осиповичи. Посидели, вспомнили наших сослуживцев и расстались. Связь с ним надолго оборвалась. Служить Полушкину довелось в Германии, откуда его часть вывели под Челябинск в город Чебаркуль. Там он попал под сокращение части. Получил свою квартиру. В разгар 90-х годов, мыкался по различным работам. Ныне, вроде бы, всё "устоялось". По его словам, жить не только можно, но и нужно.
  
   Командир 1-го огневого взвода 82-мм миномётов (2Б14) "Поднос"- старший офицер на батарее. Мне довелось менять на этой должности старшего лейтенанта Микушева Андрея Модистовича. Андрей в полку был с момента ввода в Афганистан. Выпускник Коломенского артиллерийского училища 1976 года. По сути дела, должность командира взвода он так и не преодолел, так как чуть более чем через год после своей замены, погиб 18 августа 1982 года в аварии в городе Бузулук Приволжского военного округа. Не скажу, что знал я его хорошо. Всего-то, три дня, отведённые на приём-сдачу должности. 14 июня 1981 года он благополучно убыл в Союз. В момент моего прибытия, он находился в "контрах" с офицерами и прапорщиками батареи, (ему не могли простить тот факт, что, находясь в командировке в отделе кадров дивизии, сумел обеспечить себе замену в первую очередь) и жил в отдельном отгороженном помещении в палатке солдат своего взвода миномётной батареи. Особо о нем я ничего сказать не могу, да и не хочу. Знаю, что он написал много стихов о службе в Афгане. Некоторые его стихи переложили на песни, и, насколько я знаю, эти песни и сейчас исполняются, как народные (автора-то, не знают!). Заменился он на моё место командира учебного взвода в город Бузулук. Долгое время, практически до его гибели 18 августа 1982 года, мы с ним переписывались. Всё-таки, тянуло его в свою батарею. Как мной было отмечено, 14 июня 1981 года, я, тогда ещё лейтенант Чеботарёв Сергей Иванович, официально вступил в должность командира 1-го огневого взвода - старшего офицера на батарее. После окончания Одесского артиллерийского училища минуло почти два года. Впрочем, о себе ничего рассказывать не стану. И мне совершенно не интересно, да и вам - лишняя информация. Попросту говоря, без лишней скромности, большинство моих повествований, в большей степени, рассказали обо мне всё. Или, почти всё. 16 мая 1983 года, сдав дела и должность командира 1-го огневого взвода - старшего офицера на батарее, а заодно и должность начальника гарнизона Хазрати-Султан лейтенанту Полушкину Сергею Владимировичу, я убыл без замены в Союз. Попал служить в Азербайджан на должность командира батареи в артиллерийский полк.
  
   Командир 2-го огневого взвода 82-мм миномётов (2Б14) "Поднос". Первым командиром второго огневого взвода с момента ввода был прапорщик Грошек Михаил Иванович. Ростом немного ниже среднего, худощавый, жилистый, как будто бы высушенный афганским солнцем, с пышными усами, невероятно подвижный и выносливый. Служба в рейдовом батальоне приучила его к постоянным опасностям. По возрасту, он был старше всех нас, так как ему было уже за 30. Типичный хохол. Скорее всего, лет 200-300 назад его предки были в числе запорожских казаков и совершали набеги в Туретчину. По своему характеру Мишка был человеком настроения. Может шутить, балагурить, подтрунивать (беззлобно) над окружающими. А через пол часа ляжет на койку, и слова из него не вытянешь. В условиях "сухого закона" Афганистана, он умудрялся в любой момент времени найти спиртосодержащие напитки, без которых чувствовал себя явно не здорово. Покупал водку, бодяжил брагу, гнал самогон. Если же, по какой-то причине всё-таки спиртного не находилось, стимуляцию организму находил в чифире. Вот чего у него точно не отнимешь, так это смелости и бесшабашности, в равных пропорциях. Из-за своей бесшабашности Мишка 21 августа 1981 года по дурости получил пулевое ранение в живот. На операции в "зелёнке" между Пули-Хумри и Айбаком он решил в бой пойти в рубашке с погонами. Видите ли, жарко! Все остальные, как обычно, были одеты в хлопчатобумажные куртки. Снайпер засёк отличающегося по одежде командира и стал за ним "гоняться". С третьей попытки Мишку подстрелили. Спасла от смерти только неимоверная везучесть. Пуля из "бура" прошла навылет через живот, не повредив ни одного жизненно важного органа. Очень скоро Мишка вернулся из госпиталя в часть. Миномётчик-практик. Как стрелки из лука интуитивно учитывают ветер, положение цели и другие факторы, влияющие на точность выстрела, так и Грошек в доли секунды мог подготовить данные для попадания первой миной в цель. Чаще всего это были просто глазомер и огромнейший опыт. Во всяком случае, рассказать мне потом, почему на прицеле он поставил именно такие установки, совершенно не мог. А вообще-то, мне особо и не было возможностей наблюдать за тем, как воевал командир второго огневого взвода. Как правило, его взвод находился с командиром батареи и действовал отдельно от меня. Да и учебные занятия с его огневым взводом я проводил в составе всей батареи, а Миша в это время предпочитал заниматься любым другим делом. Не лежала у него душа к проведению тренировок расчётов и занятиям без боевого выстрела. Да и зачем ему было лезть со своей инициативой, если мне подобные мероприятия были откровенно в радость. Замены Мишке пришла в начале июля 1982 года. Он в это время находился в Союзе, поэтому пришлось вызывать его телеграммой. К сожалению, когда Грошек уезжал в Союз, мы находились на очередной операции и проводить его не смогли. По непроверенным данным, Грошек попал служить куда-то на Западную Украину в Закарпатье, к себе на родину, и даже где-то уверено "рулил" общевойсковым полигоном. Всё-таки, кавалер ордена Красной звезды и медали "За отвагу". На нынешний отрезок времени, совершенно никаких сведений о нём нет. На место Грошека командиром второго огневого взвода пришёл прапорщик Лоза Георгий Дмитриевич. Вот уж кому явно не следовало выбирать судьбу военного. Родом, как и Грошек, из Закарпатья. Авантюрист высшей пробы. Ему ничего не стоило присвоить своему солдату звание "сержант" личным приказом, совершенно не беспокоясь о том, что приказа по строевой части полка нет. И не будет. Небольшого роста, худенький, с усами на пол лица, какой-то несобранный, суетливый, неуверенный (по виду) в правильности любых своих действий. Таким он и остался в моей памяти. Благо, на операциях вместе с ним, да и позднее на гарнизоне, рядом постоянно находился командир взвода управления лейтенант Полушкин, который сразу же взял его взвод под свою опеку, и уверенно командовал двумя взводами - своим взводом управления и 2-м огневым взводом. По сути, Сергей Полушкин его знал гораздо лучше, чем я. Причём, при наших встречах, неоднократно в его присутствии, ругал, "на чем свет стоит". В общем, вспомнить что-то дополнительно интересное о Грише Лозе у меня не получается, а сочинять и создавать героя-вояку как-то не поднимается рука. Пусть он будет просто командиром огневого взвода. На тот период времени, без взвода.
  
   Командир 3-го огневого взвода 82мм миномётов (2Б9) "Василёк". Командиром третьего огневого взвода автоматических миномётов "Василёк" с момента введения полка в Афганистан был прапорщик Майборода Виктор Васильевич. Родом из-под Житомира. Это уникальный во всех отношениях человек. Немного ниже среднего роста, с округлым усатым лицом, сухощавый, выносливый, довольно подвижный, надежный товарищ и заботливый командир. Общительный, имеющий тонкое чувство юмора, отзывчивый, сочинитель и исполнитель песен под собственный аккомпанемент на гитаре, природный методист и многое-многое другое можно сказать о нём. Он всего на год был меня старше, видимо по этой причине, отношения с ним сразу же стали ровными. Сказать, что он виртуоз в стрельбе из "Василька" - это значит, ничего не сказать. Простой пример. В 1981 году из Союза по замене в полк прибыл новый начальник артиллерии майор Журавлёв. Первое, что он сделал, знакомясь с батареей, это вывел нас с техникой и вооружением за расположение полка, ближе к горам на импровизированный полковой полигон. Началась проверка того, как мы можем выполнять огневые задачи прямой, полупрямой наводкой и с закрытых огневых позиций боевой миной. Одна из мин "абортировалась", т.е. основной заряд не сработал. Мину необходимо было извлечь из ствола миномета, а потом - уничтожать или сдавать на склад. Второе, практически невозможно, так как она на складе РАВ никому была не нужна. Запасных основных зарядов, как это и должно быть, в наличии не имелось. Витя предложил Журавлёву: "Товарищ майор. Давайте, я её расстреляю из "Василька". Только вы меня больше не мучайте". Попасть миной в мину, учитывая, что она стоит на хвостовом оперении где-то в 200 метрах от миномёта и имеет размеры 82 мм в диаметре и около 300 мм в высоту практически невозможно. Однако данный факт случился. Первая мина, выпущенная прямой наводкой, точненько попала в цель, разорвав её на куски. На этом проверка нашей батареи и закончилась. Больше нас никто и никогда не приходил проверять. Я, как правило, был командиром второй группы огневой поддержки наших горнострелковых рот, и со мной рядом, чаще всего, был Витя. Естественно, кроме тех случаев, когда взвод автоматических миномётов оставался в резерве командира батальона вместе с бронегруппой. Приходилось нам и ночные атаки басмачей отражать, сидя в одном окопе, и быть под обстрелом своих орудий и вертолётов. По рассказам тех, кто служил с ним до моего приезда в Афганистан, неординарных случаев в практике прапорщика Майбороды было очень даже много. Один раз ему даже пришлось вести огонь из "Василька" прямой наводкой по ущелью, в котором засела банда. Вроде бы, ничего необычного в этом нет, если не сказать того, что миномёт то стоял на гребне горы, и само ущелье было под ним. Естественно, для стрельбы автоматическому миномёту не хватало угла склонения ствола. Пришлось привязать станины миномёта к машине верёвками и опускать его по склону горы до тех пор, пока всё ущелье не окажется в прямой видимости. Представьте себе, стоящий над ущельем автоматический миномёт под углом 45-50º, стволом вниз. А на станине за прицелом - Майборода. "Духи" никак не могли ожидать, что сверху по ним прицельно откроет огонь автоматический миномёт. Эффект неожиданности и точность огня заставили банду разбежаться в горах. Правда, не всем им удалось испытать счастье спасения от смерти. Опять же и Майборода, и Грошек рассказывали мне случай, когда своей меткостью и умением обращаться с автоматическим миномётом Витя спас жизнь многих солдат и сержантов нашего батальона. Во время проведения одной из операций, в процессе ведения боя с довольно крупной бандой в одном кишлаке, во фланг наступающим ударили из окон дома два пулемёта "духов". Ударили очень даже вовремя, когда наступающая цепь батальона оказалась на открытом месте. Единственно, что спасло залегших стрелков, так это то, что "Василёк" стоял уже выкаченным из машины. Мгновенно развернули станины, и прямо с колёс, не поднимая миномёт на домкрат, Витя "загнал" две мины в окна дома. Больше пулемёты из этого дома не стреляли. Один неоспоримый Витин недостаток того времени, хочется всё-таки отметить. Во время службы в Афганистане не всё благополучно у Майбороды было со спиртным. Любил он "приложиться" к стакану. Если же, оное не получалось, взбадривал себя чифирем. На пару с Грошеком. Только вот здоровье то у них было разное. Как результат. Приобрёл Витя довольно поганую болячку - аритмию. По большему счёту, вроде бы окружающих этот факт не должен был бы интересовать. Только вот, именно нам, проживающим с ним в одной комнате, пришлось Майбороду пару раз "вытаскивать с того света". Происходила потеря сознания с остановкой сердца. Не окажись рядом никого - отправился бы он домой в цинковом гробу. 11 сентября 1982 года Майборода по замене убыл в Союз. По сути дела, в нашей батарее он был самым последним из тех, кто входил в Афганистан в феврале 1980 года и заменился, отслужив два года и семь месяцев. Достоверно о его дальнейшей службе в Советской Армии ничего сообщить не могу. Знаю только, что из армии он ушел. Устроился служить в милиции города Житомир. Уволился уже из Внутренних дел Украины с должности начальника уголовного розыска и в звании подполковник. Ныне живёт там же. Как-то я предпринимал попытки наладить с ним постоянную связь. Мне это не удалось. В связи с тем, что уже тогда в Украине началась "охота на русскоязычных ведьм". Соседние славяне стали врагами. А, жаль! Ведь "афганцев" всегда так много связывало - и в службе "за речкой" тогда, и в воспоминаниях теперь. На должность командира 3-го огневого взвода нашей батареи на замену Майбороде в сентябре 1982 года приехал прапорщик Бондарчук Николай Николаевич. Среднего роста, спортивного телосложения, не худой и не толстый, с округлым лицом и ухоженными "казацкими" усами, сильный и выносливый. По своему характеру, внешнему виду, повадкам - вроде настоящий военный человек, способный вызывать уважение, как у подчинённых, так и у окружающих. И в засадах на басмачей участвовал, и подчинялся беспрекословно, и в целом делал всё, что должен делать, но из-за нескольких случаев, о которых не хочется, не только писать, но и вспоминать, больше о нём язык не поворачивается что-то говорить. Имелись у него некоторые наклонности, явно авантюрной направленности, которые, при близком знакомстве, попросту заставляли держаться от него подальше. Или же, быть постоянно настороже. Вы меня простите за субъективизм, но и пусть лучше он так и останется Колей Бондарчуком.
  
   Старшина миномётной батареи. Прапорщик Ганиев Минизив Мавлиевич также был из категории старожилов в батарее. Родом из Башкирии. Татарин по национальности, спокойный, уравновешенный, хозяйственный. Не многословный. Умеющий не только ставить обдуманные задачи подчинённым, но и скрупулёзно контролировать ход их выполнения. Чуть ниже среднего роста, худощавого телосложения, жилистый, выносливый, пунктуальный и исполнительный. Единственный в батарее из командного состава без усов. Исполнитель всех приказов и предложений в хозяйственных вопросах. Хотя, приказы, собственно говоря, ему можно было совершенно не отдавать. Всё, что касалось ведения ротного хозяйства, всегда было заранее продумано и спланировано старшиной. По книгам учёта в батарее числились только те вещи, которые были одеты на личном составе и находились в расположении батареи. В кладовой никаких лишних вещей найти было невозможно. Но вот в подвале под каптёркой, о котором знали только мы, командный состав батареи, можно было найти всё, что необходимо в данный момент. И даже с лихвой. Вернулся солдат с операции в брюках, у которых вся задница превращена камнями ската горы в одну сплошную дыру - получасовая беседа о необходимости беречь казённое имущество, два часа на ремонт брюк и только после этого - выдаст другие брюки. Отремонтированное же обмундирование использовалось как подменный фонд и рабочая форма одежды. Откуда у него всё бралось, не могу сказать до сих пор. Все его запасы пригодились в 1982 году, когда сменилось командование армии и новые начальники начали перед операциями проводить строевые смотры. На этот случай имелся комплект полностью укомплектованных вещевых мешков, который после смотра изымался у военнослужащих и бережно укладывался в одну из машин, и в горы мы брали только то, что будет нам там жизненно необходимо. А вообще, старшина в глаза не бросался, был как-то на заднем плане. В горы с нами не ходил, оставаясь старшим над водителями батареи. Только в любой момент мы знали, что с обеспечением, порядком в расположении, в службе внутреннего наряда у нас проблем никогда не возникнет. Уехал в Союз из Афганистана наш старшина 15 июля 1982 года. Сейчас, насколько я в курсе дела, находится на пенсии и проживает у себя на Родине. В Интернете я его место нахождения нашел, однако общаться со мной он не пожелал. Бог ему в этом судья. Хотя, насколько я помню, даже во время нашей совместной службы в Афганистане нам с ним как-то общаться таки и не приходилось. У него были свои задачи. У меня - свои. На смену Ганиеву 6 июля 1982 года прибыл прапорщик Овчинников Евгений Владимирович из Чапаевска. Он был старше меня на одиннадцать лет, поэтому, первое время, я как-то стеснялся им особо рьяно командовать. Хотя, со временем, убедился, что особо в моих командах он и не нуждался. Знал свои обязанности и исполнял их неплохо. Впрочем, командной жилки у Жени совершенно не имелось. Там, где необходимо было с подчинёнными "переходить на бас", он пытался обойтись "сопрано". Зачастую, некоторые военнослужащие срочной службы первоначально воспринимали это как "интеллигентскую слабость". Благо, в нужный момент рядом оказывались те, кто имел у подчинённых непреклонный авторитет. Мужчина средних лет, "очкарик", как и я, с далеко не "воинственным" телосложением, среднего роста, худощавый, спокойный, уравновешенный, даже несколько флегматичный. Если его никто не трогал, не причинял ему неприятностей, это был самый миролюбивый человек на земле. Зато Женя коренным образом менялся, если видел беспорядок в расположении, валяющееся обмундирование или имущество. Начинались "разборки" в спокойном тоне, которые в случае пререканий могли перерасти в "извержение вулкана". После этих вспышек гнева Овчинников долго внутренне переживал, ходил, насупившись, сожалея о своей несдержанности. Приняв "хозяйство" батареи в идеальном состоянии, он всеми силами стремился это состояние поддержать на должном уровне, что выходило у него с неизменным успехом. В общем, со старшинами нам везло, и никто ни разу не упрекал их в отсутствии "персональных подвигов" и нахождении в относительной безопасности во время рейдовых операций. Мы ходили в горы, спокойные за свой "тыл", уверенные в том, что будем всегда накормлены, одеты, обуты и сможем по возвращению в полк отдохнуть. Ну, а во времена несения службы на гарнизоне Хазрато-Султан (под моим командованием), Жене можно было уверено поручить дежурство по гарнизону, зная, что всё будет сделано так, как было мной указано. Насколько я в курсе дела, несколько лет назад Жени Овчинникова не стало. Подвело сердце. Похоронен он у себя на родине в городе Чапаевск.
  
  8.
  
   Отдельные взвода третьего горнострелкового батальона.
  
   Как ни посмотри, хоть это были подразделения батальонного подчинения, однако, особыми привилегиями перед начальством не пользовались. Единственно, что личный состав срочной службы начальник штаба батальона отбирал в эти взвода в первую очередь. А уж командирам отдельных взводов батальона своей собственной работы всегда хватало с избытком. Естественно, речь идёт о тех подразделениях, которые постоянно находились с батальоном и участвовали во всех мероприятиях, проводимых командованием батальона. Зенитно-ракетный взвод, за его ненадобностью (никаких летательных аппаратов, с которыми нужно было бы вести борьбу, у душманов не имелось), был отторгнут от батальона, и использовался для охранения пункта постоянной дислокации полка. В принципе, три бронетранспортёра БТР-70 были бы не лишними и для батальона. Да и личный состав этого взвода пригодился бы в горах. Однако, полковое начальство решило, что более целесообразно зенитно-ракетные взвода батальонов держать возле себя. Может быть оно и правильно. Ведь девять БТР-70 (по три от каждого мотострелкового батальона) - это же, практически мотострелковая рота.
  
   Разведывательный взвод. Честно говоря, разведывательный взвод в нашем батальоне я, как таковой, не помню, да и помнить не могу. Появился он в штате, только в 1983 году. Распоряжение на формирование нештатного взвода разведки батальонов было в августе 1983 года, а в штат батальона (официально) его включили уже в декабре этого же года. Первый командир взвода лейтенант Наниев Отар Ревазович. Выпускник Бакинского общевойскового училища 1981 года. Первоначально в Афганистане он состоял на должности командира взвода в 8-й мотострелковой роте. Небольшего роста, худощавый, постоянно с совершенно серьезным лицом, рассудительный, хладнокровный, умеющий принимать правильные решения в любой обстановке. В нашем батальоне, по сути дела, пробыл он около года, после чего был переведён на вышестоящую должность. Насколько я в курсе дела, в 1984 году его перевели в разведотдел 40 армии. На какую должность не знаю. Не имею понятия, как уж так получилось, что старшего лейтенанта сразу же взяли в штаб армии. За особый "полководческий талант"? Однако, сий факт реально имеет место. После Афганистана он служил где-то в дисциплинарном батальоне. Практически перед увольнением в запас подполковник Наниев О.Р. был военным комиссаром города Грозный. Ныне проживает городе Цхинвал Южная Осетия. Встречаться с ним довелось аж в 2008 году. Да и сейчас периодически обмениваемся сообщениями в Интернете. Двум его последовательным сменщикам как-то очень даже не повезло. Старший лейтенант Мамедов Ариф (Алик) Гусейн-оглы прослужил в Афганистане всего только год. Погиб 5 февраля 1985 года. Подорвал себя гранатой, будучи раненым. Следующий командир разведывательного взвода нашего батальона лейтенант Сычёв Андрей Спартакович вообще командовал взводом только три месяца. Погиб 9 мая 1985 года. Следует отметить такой факт, что все эти три последовательно назначенные командиры разведывательного взвода батальона были до этого командирами мотострелковых взводов в 8-й мотострелковой роте. Ничего удивительного в этом нет. На такую ответственную и опасную для жизни должность назначали только проверенных офицеров, а не просто "прибывших по замене" из Союза. Тем более, что даже в тот период, когда батальон уже не числился "рейдовым", 8-я рота с вспомогательными взводами батальона продолжала вплотную заниматься местными бандформированиями в зоне ответственности нашего батальона. Прошу учесть, что если Отара Наниева я хоть немного, но знаю, то об остальных командирах разведывательного взвода поведал вам только понаслышке. Со слов тех, кому довелось с ними сталкиваться вплотную.
  
   Взвод связи. Первым командиром этого взвода, с которым мне довелось встретиться по прибытии в батальон, был старший лейтенант Ильин. А вот имени его я таки и не помню. Высокого роста, среднего телосложения, можно даже сказать, что худой, нескладный, что в движениях, что при нахождении на месте, с ярко выраженным русским национальным типом лица. Не стану ничего выдумывать, что бы углубляться в особенности его личности, так как, особо его изучить я и не успел. Хотя, опять же, стоит уточнить, что времени его замены из Афганистана в Союз я, сколько ни вспоминал, так и не припомнил. Помнится только, что в межоперационный период времени он постоянно ходил в каком-то полупьяном-полуобмарочном состоянии. Хотя, что бы быть полностью объективным, стоит заметить, что подобное выражение лица в это знойное лето, было у большинства моих сослуживцев. Скорее всего, это было даже не полупьяное выражение (что также у многих имело место), а полусонное. А лето, в самом деле, было на удивление жарким. Представьте себе, жару, не свойственную даже для нашей Средней Азии. Ртутный столбик термометра редко в дневное время опускался ниже сорока пяти градусов. Жара изредка спадала только в вечернее время, да ещё и тогда, когда на расположение полка налетала пылевая буря "афганца". А, что при жаре, что при пылевой буре, находиться в домиках офицерского состава было просто невыносимо. Время, когда можно было на вполне законном основании находиться в наших домиках, по приказу командира полка, было установлено с полудня и до четырёх часов дня. Спать было невозможно даже под мокрой простынёй. Да и какая она, к чёрту, мокрая, если уже через пять-семь минут после того, как простыня окуналась в бачек с водой, вся влага из неё испарялась полностью. В общем и целом, в дневное время начинались мучения, которое не заканчивались и ночью. Вот вам и результат - полусонное выражение лица. "Утомлённые солнцем". Тем, кому доводилось в это время хватить чарку - другую водки, вообще становился зомби. Почему? Сами догадайтесь с трёх раз. На замену Ильину командиром взвода связи - начальником связи батальона в июне 1981 года прибыл лейтенант Юрков Никита Эдуардович. Мой одногодок. Что собой представлял начальник связи нашего батальона - командир взвода связи лейтенант Никита Юрков? Маленького роста, как о таких принято говорить - "метр с кепкой", худощавый, подвижный, непоседливый двадцати трёх летний молодой человек. Вместо крови, у него, наверное, была ртуть. Единственное время, когда он мог посидеть спокойно, было тогда, когда он брал в руки гитару, на которой, подчеркну, играл очень даже хорошо. Обладал завидным баритоном, который можно было слушать очень долго. Лицом особо выделиться в толпе подобных ему мужчин не мог, хотя, многие женщины его считали красавцем. Особой достопримечательностью и даже гордостью Никиты были пышные усы. Именно пышные и лощёные. Да и вообще, мог Юрков или не мог выделяться в толпе обычных мужчин - вопрос открытый. А вот в полку, а тем более в батальоне, он выделялся. Очевидно было это всем. Ни с кем другим его спутать было невозможно. Такой у нас был в единственном числе. Смотришь, со стороны парка быстрым шагом, почти вприпрыжку движется маленький человек в военной форме, усиленно жестикулируя - ясно - Никита перемещается к новому объекту своего внимания. Или в свою комнату, где постоянно на зарядке стояли аккумуляторные батареи к радиостанциям. Или в палатку, где размещались солдаты и сержанты взвода связи. Или на склады полка за каким-нибудь имуществом. Уж что-что, а забот у командира отдельного взвода всегда было выше крыши. Не очень-то ему рьяно рвались помогать другие офицеры батальона. У каждого и своих забот было по горло. Гонора у этого парня хватало. Да и язычок имел, дай Бог каждому. Если, вдруг, почувствует, хоть отдалённую нотку сочувствия или, упаси вас от этого господь, насмешку, Никита моментально взрывается как бутылка с карбидом. Тут тебе и осколки, и вода, и отработка пены, и всё остальное. Убить, может и не убьёт, но отмываться придётся долго. Ещё одной особенностью Юркова было то, что "во хмелю" он терял всякие тормоза, свойственные законопослушному кадровому военному. Тут для него должности-звания становились ниже пояса. Вспомнит какую-нибудь обиду, нанесённую лично ему командиром полка - пойдёт к нему в комнату "на разборки". Будет обидчиков несколько человек - полезет в драку и с преобладающими силами. В общем, человек, который ничего не боялся и привык защищать своё достоинство до конца. Даже, если во время "разборок" ему доставалось изрядно, это не мешало Никите отправиться по "проторенной уже дороге" на следующий же день, повторять свой "подвиг". И так до тех пор, пока противоположная сторона, которой просто подобное не надоедало, не признавала своё поражение. Пусть, только в моральном плане.
  
   Вернусь к увлечению Никиты Юркова. О нём знали не только в нашем батальоне, но и в полку. Оно заключалось в том, что командир взвода связи страстно любил собирать и исполнять песни разнообразной направленности. В особенности бардовские. Ноты ему были не нужны. Обладая отменным музыкальным слухом, он мгновенно подбирал музыку услышанной песни. Слова, казалось, сами запоминались им с лёту. Когда в полку появились первые кассеты с записью песен Юрия Кирсанова (тогда эти песни почему-то назывались группы "Каскад"), они все вошли в ассортимент песенного репертуара Никиты. А уж о песнях, которые рождались в самом полку, говорить просто не приходится. Да и, кроме того, что-то мне подсказывает, что определённая часть песен бардовского афганского содержания - плоды творения самого Юркова. Утверждать не буду, хотя, хотелось бы оного. Именно это самое увлечение песней и её исполнением, собирало по вечерам офицеров и прапорщиков, свободных от несения службы, в районе наших батальонных домиков. Знаете, как это бывает! Выйдет человек с музыкальным инструментом на улицу, сядет на скамейку, лениво переберёт струны - и вот уже начинают к нему стекаться слушатели. Два человека. Вот и ещё несколько. Кто со своим стулом. Кто просто устроится на бордюрном камне дороги, идущей вдоль офицерских жилищ. "Никита, а спой вот эту...". "А я вот недавно услышал новую песню. Не слышал?" Смотришь, время до отбоя пролетает так быстро, что глазом не успеваешь моргнуть. Во время службы в Афгане это было очень важно мероприятие. Время по вечерам девать было некуда. Водку пьянствовать каждый день - непозволительная роскошь. Маловато "золотого запаса". Да и до хронического алкоголизма, именуемого белой горячкой, можно было дойти весьма легко. Вот и спасали Никитины концерты. Да и не только сольные. Устал - найдутся люди, которые подменят на время, пока отдыхает солист. Вот вам и развлечение от увлечения.
  
   Ещё одна особенность, свойственная именно Никите Юркову. Любил он модно одеться. Причём покупал, в основном, такую одежду, о которой по тогдашним меркам Советского Союза, многие могли только мечтать. Сие остаётся неоспоримым фактом, что снабжение местных афганских дуканов восточными, западными и американскими товарами было поставлено в сотни раз лучше, чем даже в наших фирменных "чековых" магазинах "Берёзка". Да и цены были в разы меньше. Именно по этой причине, большинство офицеров и прапорщиков, поднакопив до отпуска чеки, предпочитали обменять их на афгани ("афонии") у наших же советских специалистов в Департаменте, посетить более-менее солидные дуканы в Мазари-Шариф, закупить по списку нужные вещи, и во время отпуска щеголять на родине в импортных шмотках. Что обычно покупали? Послушайте "афганские" бардовские песни, и список станет вполне понятным. Однако, этого Никите было явно не достаточно. Уж он-то стремился хоть чем-то удивить окружающих. Помнится, перед своим очередным отпуском в 1982 году, он полностью оделся в кожаные вещи. Причём, именно в чисто кожаные. Куртка, пиджак, брюки, туфли. Всё одного тона. Наверное, только нижнее бельё и носки были трикотажные. А брюки из тонкой кожи были такие узкие, что напоминали лосины американских индейцев времён начала гражданской войны Севера и Юга. Вот в этой одежде Никита и поехал домой. Стоит, наверное, отметить, что действие это происходило в самые жгучие морозы, свирепствовавшие в центральной части России. Выезжал Никита из полка при плюсовой температуре, а приземлился его самолёт в Московском аэропорту, когда ртутный столбик опустился далеко за цифру минус 20ºС. Трудно себе представить состояние этого отпускника. Обратно Юрков вернулся экипированным значительно более солидно. Рассказывая о том, как добирался к себе домой, он и плакал и смеялся. Если пиджак и куртка ещё более-менее спасали от лютого холода, то кожаные брюки чуть было не примёрзли к ногам. К слову сказать, Никита умел рассказывать с юмором и не стыдился посмеяться над собой. Сам - мог. Другим - не позволял. Будь он более скрытным человеком, наверное, никто никогда не узнал бы об этом его ляпсусе. Хотя, с ним мы были именно друзьями.
  
   В боевой обстановке на моей памяти Никита Юрков показал себя только с наилучшей стороны. Даже, пожалуй, несколько излишне бесшабашным. Так и норовил он влезть в какую-нибудь историю. Как это ни удивительно, но вражеские пули обходили его стороной. Может быть, маленькой пуле было явно затруднительно найти не менее маленького Никиту? А, возможно, просто он имел огромное везение в тот период времени. Да и командование батальона, находясь постоянно рядом, могло сдерживать отдельные геройские порывы этого человека. Во всяком случае, дырок в его шкуре Афганистан не оставил. Слава Богу. 23 апреля 1982 года его перевели начальником связи во 2-й мотострелковый батальон (Айбак). Можно с вероятностью "попадания" в 95 процентов предположить, что Никита попросту надоел, что командованию батальона, что начальству полка. Вот и сделана была рокировка командиров взводов связи батальонов. Не лишним будет отметить, насколько я в курсе событий, что именно непосредственно Юркову обязаны своим освобождением в 1983 году советские специалисты, похищенные "духами" в городе Мазари-Шариф. Свидетельство тому орден Красного Знамени на его груди. В "довесок" к ордену Красная звезда. Поверьте мне, не много существовало тогда связистов, вернувшихся из Афганистана с двумя орденами.
  
   Взамен Юркова командиром взвода связи был назначен старший лейтенант Жердев Геннадий Павлович. Разительная противоположность Никиты. Ростом более ста восьмидесяти сантиметров. Довольно плотного телосложения. Неторопливый, рассудительный, спокойный в любых ситуациях. Прежде чем сделать какой-нибудь ответственный шаг, всё тщательно обдумает, взвесит, сопоставит факты, стоит это делать или нет, а если стоит, то не отложить ли это на завтра, что бы сегодня не приобрести неприятностей. "Никогда не нужно откладывать на завтра то, что можно сделать послезавтра". Единственное что могло хоть немного внешне и внутренне роднить этих двух человек, это наличие примерно одинаковый вид усов - пышных, ухоженных, видных издалека, да огромная ответственность за свою работу. С Геной Жердевым у нас, видимо по сложившейся уже традиции, установились такие же хорошие, дружеские отношения. Я не буду утверждать, что мы были с ним "не разлей вода". Однако, общались гораздо чаще, чем с некоторыми командирами мотострелковых взводов. Всё-таки, проживание в одном общежитии модульного типа, нахождение на рейдовых операциях, питание в одной столовой, создавало определённые подсознательные рефлексы, укрепляющие дружбу между людьми, которые близки по духу и мыслям.
  
   Более дружеские отношения сложились у Гены с командиром противотанково-огнемётного взвода старшим лейтенантом Мишей Ясеневым. И этому удивляться особо не приходится. Вот они-то постоянно были вместе. Жили в одной комнате. Личный состав обоих взводов располагался в соседних палатках. Во время рейдовых операций оба взвода постоянно находились вместе с командиром батальона. В общем, создались наилучшие условия для того, что бы эти два офицера, сведённые военной службой в одно и то же место, стали закадычными друзьями. Да и к тому же, фамилии обоих офицеров имели созвучную основу, как бы продолжавшую одной другую: "ясеневая жердь". Это уже просто в качестве шутки, а не в виде "обзывалки". Да и крепкая дружба в условиях Афганистана могла только радовать, не вызывая зависти. Хотя, насколько я в курсе дела, уже после своей замены в Союз эти два закадычные друга как-то разругались не на шутку, в результате чего, полностью порвали всякую связь между собой. И такое бывает.
  
   Как уже мной было отмечено ранее, Гена Жердев отличался неторопливостью, рассудительностью и спокойствием. Что, в принципе, свойственно большинству мужчин солидной комплекции. Что ещё было ему характерно, так это обязательность и скрупулёзное выполнение своих функциональных обязанностей. Положено перед любым выездом из расположения батальона организовать надёжную радиосвязь командира батальона со всеми подчинёнными подразделениями - "разобьётся в лепёшку", задёргает всех абонентов, проверит все радиостанции, но добьётся того, что связь будет организована идеально. Да и накануне самого выезда в обязательном порядке обеспечит все переносные радиостанции свежезаряженными аккумуляторными батареями. Уже после моей замены в Союз Гена получил серьёзную травму. После госпиталя был комиссован из армии. Добился своего восстановления в Вооруженных силах. Пусть и на нестроевой должности. Уволился в запас с должности военного комиссара города Белая Калитва. Там же ныне и проживает. С Геной Жердевым нам как-то довелось повстречаться в Украине в районе города Сумы. На очередной встрече ветеранов нашего батальона. Конечно, возраст взял своё. Уже Гену сходу и не узнаешь. О связистах нашего батальона я более-менее подробно поведал ранее в своём рассказе "Дай связь комбату..."
  
   Взвод АГС (автоматических гранатомётов). Первого командира этого взвода я вообще не помню. Да и не помню сейчас, когда этот взвод был введен в штат батальона. По правде говоря, с этим взводом и его командиром старшим лейтенантом Лучниковым Игорем Борисовичем тесно познакомиться мне удалось только в тот период времени, когда наш батальон уже стоял на охранении трассы Термез-Кабул. То есть, после сентября 1982 года. Этому взводу достался очень опасный гарнизон No17. Взвод закрывал выход "духам" из ущелья Дараи-Зиндан и старого города Айбак на трассу. Напротив, на горе Ак-Мазар стояла полковая артиллерийская батарея 122-мм гаубиц Д-30. Следующий 18-й гарнизон был уже 395-го мотострелкового полка. О Лучникове. Маленького роста, худощавый, подвижный, отзывчивый, доброжелательный, всегда готовый прийти на помощь, даже если об этом никто особо и не просил. Впрочем, совершенно не навязчиво, по доброте душевной. Солидно эрудированный. Знающий массу интересных жизненных эпизодов. Умеющий просто завораживать слушателей своими "байками". Причём, сразу не поймешь, правду он говорит, или попросту выдумывает, треплется. Обладал неиссякаемым оптимизмом и искромётным юмором. Лично я ему обязан жизнью, когда он выручал меня и моих подчинённых из довольно опасных ситуаций. В общем, товарищами мы были взаправдашними. Не скажу, что друзьями, так как нас на тот момент времени разделяло не только расстояние между гарнизонами, но и существенная разница в возрасте. И о нём мне уже довелось рассказывать. Читали "Шакро"? Это он. К слову сказать, в свои шестьдесят лет отроду, каким я видел Лучникова совсем ещё недавно, он остался всё таким же юморным, неунывающим, общительным и дружеским человеком. К величайшему моему сожалению, Игоря больше нет. Он умер 18 июля 2024 года в городе Ставрополь.
  
   Противотанково-огнемётный взвод. Практически все два года моей службы в Афганистане этим взводом командовал старший лейтенант Ясенев Михаил. Взвод был попросту уникальным по своему штатному составу. Кроме стандартных для подобных взводов отделений станковых противотанковых гранатомётов СПГ-9, вместо отделения переносных противотанковых управляемых установок "Фагот", имелось отделение ручных огнемётов "Рысь". Во время проведения рейдовых операций в горной местности, взвод в обязательном порядке брал с собой СПГ-9 и РПО "Рысь". На моей памяти, СПГ-9 и РПО пару-тройку раз применяли на деле. Причём, вполне успешно. Что собой представлял Миша Ясенев? Роста ниже среднего, худощавый, выносливый, несколько замкнутый в себе, малоразговорчивый и ещё менее улыбчивый. В его характере имелись определённые "взрывоопасные нотки". Хотя, до самого "взрыва" и необдуманных действий, Мишу нужно было ещё довести. В компании предпочитал в "жаркие" обсуждения особо не вступать. Да и вообще, его как-то было внешне не заметно. Вроде бы он и есть, а его-то и нет. Занимался всё время своим взводом. Хоть кроме миномётчиков в батальоне выпускников артиллерийских училищ не было, однако, дружбу с нами он не водил вообще. Впрочем, и мы не навязывались. "Насильно мил не будешь!" В дружеских отношениях он находился только с командиром взвода связи Жердевым Геной. Что их сдружило? Ума не приложу. После замены нашего батальона вторым мотострелковым батальоном, его взвод был поставлен охранять заставу трубопроводчиков в 3-х километрах от Ташкургана. По сути дела, дорога через ущелье возле Ташкургана к командно-наблюдательному пункту 7-й мотострелковой роты (Источник), находилась под охраной именно этого взвода. Не скажу, что этот район относился к категории спокойный. Ведь именно к Ташкургану выходили местные горные дороги из Мармоля и Шедиана. В то же время, на моей памяти особых трудностей с местными басмачами у взвода не возникало. Да и расположенная в крепости Ташкургана пограничная ММГ, несколько сдерживала "духов" от скоропалительных действий. В подтверждение "взрываапасного" характера Миши приведу один пример. В зоне ответственности этого взвода находилось довольно много афганских духанов, расположенных вдоль дороги. Торговцы имели солидный доход от проходящих по трассе советских военных колонн. Однако, многие из них использовались душманами в качестве поставщиков разведывательной информации, что нисколько не удивительно. Я сейчас достоверно и не помню, что возбудило недовольство Миши Ясенево в отношении хозяина одного из духанов. То ли он его попросту обдурил с товаром или деньгами. То ли "подставил" одну из колонн на трассе. В общем, не согласовывая ни с кем из начальства своих действий, Миша попросту с использованием своего БТР-70, врезался в духан и завалил стены и крышу. Всё это осталось бы его тайной, если бы не командирский люк БТР, который от удара сорвался со стопора и не нанёс травму руки Мише. Пришлось ему долго ходить в бинтах, впрочем, без отрыва от исполнения служебных обязанностей. Начальство же спустило этот инцидент "на тормозах". На настоящий момент времени у меня никаких сведений о Ясиневе не имеется. По моим данным, в какой-то временной промежуток, огнемётное отделение из этого взвода было удалено, и в батальоне появился химический (огнемётный) взвод. Хотя, эта информация получена из источников Интернета.
  
   Зенитно-ракетный взвод. Кто командовал именно этим взводом, номинально входившим в состав нашего батальона, просто затрудняюсь вам сообщить. Даже тогда, когда батальон находился в пункте постоянной дислокации полка, я его особо и не видел. А может быть, и видел, да не знал, что он командовал взводом, входившим в штат батальона. По общим сведениям, переданным мне сослуживцами, это был молодой прапорщик, татарин по национальности. Взвод был придан зенитной батарее полка и обитали они в её расположении на боевом дежурстве охранения ППД. У этого командира взвода имелся свой блиндаж рядом с позицией взводных бронетранспортёров. Ему попадаться на глаза командованию батальона было явно "не с руки". Дабы не нарваться на неплановую задачу.
  
   Взвод обеспечения. Первого командира взвода обеспечения батальона, попросту я особо и не помню. Прапорщик лет сорока в очках, среднего роста и довольно плотного телосложения. Жил он в модуле напротив комнаты прапорщиков миномётной батареи. Был ещё тем "жучком", умевшим "из воздуха создавать себе пользу". Фамилию и имя совершенно не помню. Как-то так получилось, что этот человек был всегда в батальоне незаметным. Во время проведения рейдовых операций, он постоянно находился на пункте хозяйственного довольствия батальона. Работа, скажем так, у личного состава взвода была очень важной, трудной и хлопотливой. Когда намечался ранний выезд подразделений батальона, повара вставали за пару-тройку часов до нас, что бы приготовить завтрак. Потом, когда все отдыхали, нужно было вымыть котлы, посуду и подготовиться к приготовлению очередного приёма пищи. Ведь даже тогда, когда подавляющая масса подразделений батальона находилась в горах и питалась сухим пайком, оставшийся личный состав бронегруппы, а это, как ни посчитай, более сотни человек, продолжали питаться котловым довольствием. В пункте постоянной дислокации полка, ситуация существенно не менялась. Всё то же, приготовление пищи, обслуживание техники и так далее и тому подобное. Стоит отметить, учитывая то, что личного состава взвода было не особо много, командир взвода задействовал всех без исключения на основное мероприятие - питание людей. В общем, хотя взвод непосредственного участия в боях не принимал, забот всегда хватало с лихвой. Несколько легче стало только тогда, когда батальон был переведён на охранение трассы. Да и то, пускай, кормить нужно было в три раза меньше людей, однако, приготовление пищи, пусть и на полторы-две сотни человек, отнимало всё тоже время. Нового командира взвода обеспечения прапорщика Илларионова Николая я помню уже очень хорошо. Ниже среднего роста, среднего телосложения, внешне похожего на татарина, с солидной проплешиной на голове, суетливого, с какими-то бегающими глазами и пронырливым характером. Лично у меня отношения с ним с самого момента его прибытия в батальон сложились явно негативные. В чём проблема? В том, что ежемесячно именно этот прапорщик получал продовольствие на весь батальон в полку и выдавал на гарнизоны продукты для приготовления пищи личному составу. Старшина миномётной батареи прапорщик Женя Овчинников, который ранее получал на складе батальона продукты на мой гарнизон, по своему характеру был слишком спокойный и не конфликтный человек. Его Илларионов с первого же раза, изрядно обсчитал на продукты. Да вдобавок к этому, выдал почти всё "бросовое", типа пшена, перловки, сечки, гороха, рыбных консервов в томатном соусе, сушеных овощей. Однообразная еда всем тогда уже надоела изрядно. Да и не додав продукты до нормы, нас поставили в весьма щекотливое положение. Ведь тянуть-то пришлось бы целый месяц. Благо, на гарнизоне имелся кое-какой запас продовольствия, оставшийся от прошлого состава гарнизона. Шуметь "издалека" не имело смысла. Я только по радиосвязи пожаловался командованию батальона на случившийся "обвес". Поди теперь, докажи, что ты не ишак! На следующий раз, когда следовало получать продукты на предстоящий месяц, со старшиной батареи я поехал сам. Картина почти что повторилась, как под копирку. Пришлось вмешаться и устроить грандиозный скандал. Сразу же всё нашлось. Даже свежее мясо, а не мясные консервы. Пришлось мне до самой своей замены ездить на получение продовольствия в батальон. И практически каждый раз устраивать вороватому прапорщику "головомойку". Успокоиться он никак не мог. Жилка стяжательства преобладала над здравым смыслом. А вдруг, да пройдет? Мой пример стал заразителен для начальников других гарнизонов. Так что, "дополнительный доход" командира взвода обеспечения батальона потихоньку стал снижаться. Хотя, было бы желание, а возможности можно изыскать всегда, даже "на ровном месте".
  
   Медицинский пункт. При мне начальником медпункта был прапорщик Карабут Анатолий. Ростом около 180 сантиметров, спортивного телосложения, подвижный, симпатичный, компанейский, доброжелательный и отзывчивый. Ни во что, особо, не вмешивающийся. По своему виду он чем-то напоминал цыган. Вполне возможно, что в роду у него были молдаване. Или же сам он был из тех краёв. Какой он был специалист в медицине, судить не берусь. В основном он занимался военнослужащими срочной службы. Во время проведения рейдовых операций, с батальоном дополнительно выходил один из врачей полкового медпункта, который и занимался непосредственно ранеными и пострадавшими. Вот в компании с Карабутом доводилось сидеть частенько. Толик имел склонность шикануть. В 1982 году, собрав все свои "чеки" и даже одолжив часть денег у сослуживцев, он их обменял на афгани, и купил себе в духане Мазари-Шариф шикарную японскую магнитолу-двухкассетник. Как сейчас помню, отдал он за неё около шестнадцати тысяч афгани (более тысячи чеков) и назывался этот аппарат "Каньён". Внушительная, почти метровая "машина", с сильным звуком и всевозможными наворотами. Практически в это же время, в полку появились записи песен Юрия Кирсанова. Именно на магнитоле Толика, большинство офицеров и прапорщиков батальона сделали себе копии этих песен. И я, в том числе. Правда, эта магнитола у Карабута была не очень долго, так как ему объяснили, что в Союз через таможню перевезти её невозможно. Нужна в паспорте аппаратуры печать о продаже в сети "Внешпосылторга". Пришлось вернуть магнитолу в духан, естественно, по более низкой цене. В конце декабря 1982 году на смену Толику прибыл прапорщик Мельник. Встречаться с ним мне особо и не довелось. Даже тогда, когда я приезжал в Айбак. Не было в этом необходимости. Хотя, по отзывам офицеров батальона, авторитетом он явно не пользовался. Можно даже сказать большее, только язык не поворачивается.
  
  9.
  
   Пожалуй, об основной части офицеров и прапорщиков нашего третьего горнострелкового батальона я рассказал. Чисто в качестве небольшой справки. Так уж получилось, что большая часть офицеров и прапорщиков батальона прибыла в Афганистан практически в одно со мной время, с разницей в пару месяцев туда-сюда. Именно по этой причине, два года нам довелось служить совместно. Причём, подавляющую часть этого временного отрезка, совместно учувствовать в боевых действиях. А это, многого стоит. Не зря ведь говорится: "Друг познаётся в беде"! А худшей беды, чем война, и придумать сложно. Наверное, именно по этой причине, все, кому довелось в тот или иной промежуток своей жизни принимать непосредственное участие в боях, помнят об этом всю свою жизнь до самой смерти. Так было с моим отцом - фронтовиком. Так, я думаю, будет и со мной. Хотя, вынужден признать как факт, кое-кого участие в войне в Афганистане "обидело". Есть у меня на примете подобные примеры. "Не получил награду"! "Обошли с вышестоящей должностью"! "Не приобрёл ничего для себя полезного и стоящего". В общем, встречались на моём жизненном пути отдельные ветераны боевых действий, которые об Афганистане вспоминать не любят. Или же, вспоминают только плохое. Бог им в этом судья. Надеюсь, читатели этого повествования к данной категории не относятся. Иначе, на кой ляд заходить на этот сайт? Ради пустой траты времени? Не стоит.
  
   Заранее прошу меня простить, если где-то были допущены ошибки. Естественно, не грамматические или стилистические. Просто я мог где-то напутать с номерами взводов. Да, по сути дела, не столь уж это существенно, командовал офицер или прапорщик первым или третьим взводом. Если у кого-то возникнет желание уточнить или дополнить что-то в данном повествовании, буду только рад. Как ни посмотри, с момента описываемых мной событий, прошло уже более сорока лет. Что-то "улетучилось" из памяти. Начали "блекнуть" те образы, которые раньше были отчётливыми. В общем, пусть уж "тупой карандаш" будет лучше "острой памяти". Да и, я надеюсь, возможно, найдутся мои бывшие однополчане, с которыми ныне нет связи.
  
   И ещё одно примечание. Невольно поймал себя на греховной мысли. Уже довольно много моих тогдашних сослуживцев "отправилось в мир иной". Прискорбный факт. И, в то же время, смерть одних воспринимается только как "свершившийся факт", а других - с огромной скорбью. Всё-таки, человеческое сознание крайне избирательно. Кто был дорог при жизни, таковым останется и после смерти. К кому всегда "не лежала душа", довольно быстро стирается из памяти. Хотелось бы, чтобы о нас вспоминало как можно больше людей. Значит, жизнь прожил не напрасно, не впустую. Впрочем, "на небесах" это уже и не важно.
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2025