Аннотация: Просто литературный эксперимент. Навеяло от скуки...
Контроль
Легкий ветерок, колыхнувший сырой пропитанный густыми пряными ароматами дикого леса воздух, явственно принес горьковатую нотку дыма. Потянул будто играясь за собой легкий запах жилого, теплого - не то хлеба свежевыпеченного, не то молока парного... В общем, толком и не поймешь чего именно. Но так явственно, узнаваемо, что уже и бестолковый городской дурень не ошибется. Жильем пахнуло. Причем близким, вот-вот уже и откроющимся глазу за сплошной пеленой заплетающих дорогу корявых ветвей, да жирных мясистых листьев.
Бригадир, учуяв долетевшее, притормозил, хищно втягивая воздух затрепетавшими, как у охотничьей собаки ноздрями. Замер, пытаясь вынюхать, какую еще подсказку притянул ветерок. Постоял так с минуту, потом разочарованно хмыкнул и тихим свистом подозвал шедшего головным мальца. Тот не сразу врубившись, что старшой остановился, утопал уже далеко вперед и того и гляди должен был совсем скрыться из виду в зелено-буром лесном мельтешении. Остальные тоже подтянулись к Бригадиру и столпились позади, тяжело дыша и перетаптываясь.
Бригадир оглянулся через плечо, мазнул взглядам по широким плечам, да по бригадной моде наголо стриженным головам, проверяя все ли на месте, не отстал ли кто, не заплутал... Нет, все пятеро здесь. Порядок. Успокоившись насчет команды, вздохнул нарочито и, покряхтывая, опустился на неприметный бугорок, начал рыться в карманах.
- Что стоим, мальцы? По сторонам кто сечь будет? Или расслабились совсем?
Сказано было тихо, едва ли не ласково. Но в бригаде всяк доподлинно знает, что такой тон у Бригадира самый обманчивый. Вот ежели говорит старшой в полный голос, да мат-перемат через слово, шуточки солдатские, да прибауточки сальные, выходит нормально все, а коли заговорил вдруг вежливо, значит и впрямь косяк серьезный упорот, такой, что и головой ответить можно.
Мальцы замерли, будто оловянные солдатики, с навеки застывшей безупречной выправкой. Дыхание разом перехватило, и даже тяжелая потная рубаха на спине у самого младшего, Витьки, перестала вдруг липнуть к мучительно вывернутым в стойке лопаткам. Тишина, наступившая после вопроса Бригадира, была густой и вязкой как лесная грязь. Слышно было, как где-то высоко перепархивает с ветки на ветку сойка, да комар назойливо звенит у самого уха Бригадира.
Головной, Степка, тот самый, что чуть не ушел в отрыв, медленно, с опаской повернулся к старшому. Лицо его было землистым, а в широко распахнутых глазах, метался откровенный страх.
- Так... так никто не расслаблялся, - выдавил он, и голос его прозвучал неестественно громко, разрывая липкую паутину молчания. - Я... дым учуял. Решил на разведку...
- На разведку, - без всякой интонации, словно просто пробуя на вкус это слово, перебил его Бригадир. Он так и не нашел в карманах то, что искал, и теперь просто сидел, уставившись куда-то в пространство перед собой, будто читал там невидимую другим карту. - А сечь по сторонам, пока ты на своей разведке, кто будет? По штатному расписанию, головной - он за фронт отвечает. А фланги? Кто за фланги?
Он медленно перевел тяжелый взгляд на остальных. Парни стояли, опустив головы, не поднимая глаз от земли под ногами. Каждый чувствовал себя виноватым, хотя и не мог понять, в чем именно. Такова была магия этого тихого голоса - он будто заставлял человека заглядывать внутрь себя и находить там прорехи, о которых раньше и не подозревал.
- Фланги, - снова повторил Бригадир, и в уголке его рта дрогнула едва заметная судорога. - А ну-ка, Михалыч, просвети товарищей. По какой стороне идешь и за кем должен следить?
Михалыч, коренастый детина с руками, похожими на кузнечные молоты, вздрогнул и вытянулся еще сильнее.
- По правой, бригадир! Должен следить за Степкой впереди и за... за промежутком между мной и березняком!
- Промежутком, - кивнул Бригадир. - А ты, Жук?
Тот, кого назвали Жуком, мелкий и юркий, заморгал часто-часто.
- По левой... За ольшаником смотрю и... за тобой, бригадир, сзади.
- Точно. А я, выходит, по центру иду и за вами всеми должен смотреть. И за дымом, что с фланга потянуло. И за тем, чтобы никто из вас, орлов моих ненаглядных, в этом самом ольшанике не заплутал. Многовато работы у одного бригадира, не находите?
Он не ждал ответа. Поднялся с бугорка, отряхнул ладони о затертые камуфляжные штаны. Движения его стали вдруг снова простыми и грубоватыми, какими и должны быть.
- Ладно. Раз Степка так рвется в разведку, пусть ей и занимается. Сними рюкзак, передай Михалычу. И пойдешь теперь замыкающим. Будешь у нас пыль с флангов обтирать. Понял?
- Так точно, - прошептал Степка, и по его лицу было видно, что эта 'почетная' должность для него хуже любого наряда.
- А остальные... - Бригадир обвел их взглядом, и в глазах его снова появилась знакомая, жесткая искорка. - А остальные, мальцы, шевелитесь. Дым-то не ждет. И кто кого там разведает первым - еще вопрос.
Степка, с лицом, на котором краска стыда смешалась с земляной пылью, молча и быстро перекинул свой потрепанный рюкзак на подставленное плечо Михалыча. Тот принял груз без единого слова, лишь чуть кивнул, взгляд его был тяжел и понятен: 'Попал, браток. Отвечай теперь'. Бывший головной, теперь замыкающий, шмыгнул в хвост нестройной колонны, чувствуя на себе не только тяжесть всеобщего осуждающего внимания, но и холодок пустоты за спиной - теперь именно он отвечал за то, чего никто не видит.
Бригадир, сбросив с себя маску задумчивости, тряхнул плечами, и с него будто осыпалась невидимая шелуха минутной слабости.
- Ну что, орлы, приуныли? - голос его снова гремел привычной, ухарской медью, в которой уже не было и намека на прежнюю зловещую ласковость. - Дым - он, братва, как девка строптивая. Поманит, повертится перед носом, а ты уж и бежишь сломя голову, а она - раз! - и нет ее. Так что нюх в сторону, а глаза - на триста шестьдесят градусов! Михалыч, на правом фланге не зевай, у тебя там просека вроде как чистая, а за буреломом черт его знает что прячется. Жук, на левом - твои уши должны слышать, как паук по паутине ползет. Поняли?
- Так точно! - рявкнули мальцы хором, и колонна снова пришла в движение, но двигалась теперь уже не как лениво растянутая резина, а как спрессованный, единый механизм.
Шли молча, прислушиваясь к лесу и друг к другу. Воздух, все еще густой и пряный, теперь казался наполненным не только запахами, но и явно ощутимой угрозой. Каждый шорох, каждый треск хвороста под ногами впереди идущего был сигналом. Степка, замыкающий, чувствовал это острее всех. Его мир сузился до спин товарищей и зыбкой, трепетной тишины сзади. Казалось, вот-вот из-за ствола мелькнет тень, догоняющая их, или послышится позади щелчок взводимого курка. Он то и дело оборачивался, вглядываясь в зеленоватый полумрак, но видел лишь пустую, уходящую вглубь леса тропу.
А впереди дымная нота, та самая, горьковатая и манящая, снова стала набирать силу. Она уже не была мимолетным намеком. Теперь это был устойчивый шлейф, вплетенный в воздух, как нить в холст.
- Чувствуете? - не оборачиваясь, бросил Бригадир, и по его спине было видно, как напряглись под пятнистой курткой мышцы. - Близко. Не костер, нет... Топка. Печь топится.
Они вышли на край небольшого поросшего молодым ельником оврага. И тут же присели по сигналу Бригадира. Тот жестом приказал Жуку вперед. Юркий парень бесшумно, как ящерица, исчез в зарослях, чтобы через пару минут вернуться с глазами, горящими азартом.
- Избушка, - выдохнул он, обращаясь к Бригадиру. - С краю оврага, почти под откосом. Труба на крыше, дымок так и валит. Оконце одно, закопченное. Никого не видно.
Бригадир кивнул, лицо его стало сосредоточенным и жестким.
- Так. Значит, не мимо проходили. Значит, оно, самое это... жилье. - Он обвел взглядом мальцов, и в его глазах загорелся хищный огонь. - Развернулись по-боевому. Без шума. Степка, - кивок в сторону хвоста колонны, - ты теперь у нас тылы прикрываешь. Остальные - за мной. Помним правило: пока не ясно - свои или чужие, все - чужие. Поняли?
Мальцы, не говоря ни слова, кивнули. Страх и усталость куда-то испарились, их место заняла холодная, до тошноты знакомая сосредоточенность.
Бригадир чуть пригнулся, сторожко нюхая воздух, махнул парням.
- Пошли, мальцы. Навестим соседей.
Колонна растворилась в лесной чащобе, как призраки. Не было слышно ни звона металла, ни хруста веток под ногами - только сдавленное дыхание да стук собственной крови в ушах. Бригадир шел первым, его спина - щит и ориентир. Михалыч и Жук, словно бесплотные духи, расходились по флангам, сливаясь с узором из стволов и теней. Степка остался на краю оврага, прижавшись спиной к шершавой коре старой сосны, мира вокруг него практически схлопнулся - остался только трепет листьев сзади и затихающие шаги товарищей впереди.
Избушка, как и доложил Жук, притулилась под самым откосом, будто пряталась от мира. Низкая, почерневшая от времени и дождя, она напоминала громадный, поросший мхом пень. Из кривой трубы валил густой, жирный дым - тот самый, что вел их все это время. Пахло теперь не просто жильем - пахло жизнью. Топленым молоком, старой древесиной и чем-то простым, человеческим: вареной картошкой или щами.
Бригадир замер в двадцати шагах, за стволом разлапистой ели. Мгновение оценивал обстановку. Окно, единственное, было мутным, залепленным грязью и пылью. Сквозь него ничего нельзя было разглядеть. Ни движения, ни огня. Но дым из трубы говорил одно: кто-то здесь есть. И он не ждет гостей.
- Обход, - тихо скомандовал он, и два силуэта бесшумно скользнули вперед, огибая лачугу с двух сторон.
Секунды растянулись в часы. Бригадир не шевелился, его глаза, сузившиеся до щелочек, впивались в темный прямоугольник двери. В ушах стояла оглушительная тишина леса, нарушаемая лишь мерным потрескиванием дров где-то внутри избушки.
Михалыч появился справа, показал рукой: 'Задняя чисто'. Слева возник Жук. Он подошел почти вплотную, его лицо было бледным, глаза выдавали бушующую внутри панику.
- Бригадир, - прошептал он, едва шевеля губами. - У порога... следы. Детские.
Бригадир не дрогнул, лишь веки его на мгновение сомкнулись, будто он принял на себя какую-то тяжесть. Хищный огонь в его глазах померк, уступив место холодной решимости. Он коротко кивнул Жуку - ясно.
- Отойти. На исходную, - голос Бригадира был тихим, но абсолютно невозможно было даже подумать о том, чтобы ослушаться, пойти против его воли.
Они отошли так же бесшумно, как и пришли. Лес сомкнулся за их спинами, скрыв в зеленом мареве дымящуюся трубу.
Когда вернулись к месту, где бригаду ждал Степка, Бригадир не стал ничего объяснять. Остро глянул исподлобья на мальцов, на их напряженные, ждущие объяснения лица.
- Никого, - коротко бросил, и в этих словах был приказ, оспаривать который явно не стоило. - Место пустое. Разворачиваемся. Идем дальше.
Он повернулся и пошел прочь от избушки, от дыма, от следов на пороге. Его спина снова была прямой и жесткой, но мальцы, шедшие рядом, видели новую морщину глубокой складкой перерезавшую бригадирскую переносицу - складку усталости не от пути, а от чего-то иного. Они не спрашивали. Они просто шли, зная, что бригадир ведет их куда надо. Даже если путь этот лежал прочь от цели.
Уходили быстро, почти бесшумно, уже без прежней хищной грации. Шли не как охотники, а как люди, уносящие с собой нечто тяжелое и невысказанное. Лес, еще недавно бывший полем боя, снова стал просто лесом - влажным, густым и безучастным.
Бригадир шел впереди, шел тяжело, будто тащил на себе невидимый груз. Он больше не вслушивался в трепет листвы и не втягивал воздух, ловя запахи. Он шел, и каждый его шаг был отказом, отречением от чего-то, что уже почти стало очередным смыслом, очередной победой.
Нахмуренный Михалыч, зло отшвырнул в сторону из-под ноги обломанную ветку.
- Как же так... - прошипел он, обращаясь больше к самому себе. - Дым, изба... Мы же почти...
- А 'почти' - не считается, - тихо, но веско бросил Бригадир, даже не повернувшись в его сторону. - Считается - 'есть' или 'нету'. У нас - нету.
Жук, все еще бледный, потер ладонью грудь под сердцем, будто у него там вдруг защемило.
- А может... может, свои там? Поселенцы какие... - начал он неуверенно.
- Свои в условленном месте ждут, - отрезал Бригадир. Его голос вдруг стал скрипучим и жестким, как точильный камень. - А не в избушке посреди ниоткуда. И детей с собой не берут. Правила, малец. Их не мы придумали...
Степка, шедший последним, молчал. Он смотрел под ноги, но видел не корни и хвою, а тот самый, невиданный им порог и отпечатки босых ног на сырой земле. Он представлял, как кто-то маленький вдруг выскочил из двери, может, погнался за яркой бабочкой... И его пальцы сами сжимались в кулаки от внезапной, бессильной ярости - не к тем, кто в избе, а к чему-то другому, большому и несправедливому, что заставило их уйти.
Они шли еще с полчаса, пока Бригадир не вывел их на каменистую гряду, с которой открывался вид на уходящие до горизонта волны тайги. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая лес в багровые и золотые тона. Он остановился, достал из кармана помятую пачку, долго крутил в пальцах сигарету, так и не закурив.
- Ладно, - сказал наконец, и в его голосе снова появились привычные, командирские нотки, но теперь в них слышалась еще и усталость. - Отбой. Ночлег здесь. Михалыч, периметр. Жук, костер, да без дыма - яма, как учили. Степка, вода. Живо!
Мальцы бросились выполнять приказы, будто снова обрели почву под ногами после простых привычных команд.
Бригадир стоял на краю гряды, глядя в багровеющую даль. Он не видел плывущего в облаках закатного солнца. Он видел карту. И на этой карте теперь была точка, которую они не взяли. Точка, с уютным дымком и следами маленьких детских ног вокруг. И он знал - это не последняя такая точка на их пути. Лес был велик, и в нем пряталось слишком много того, что никак не вписывалось в ясные, черно-белые правила их задания.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2025