ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева

Абдулаев Эркебек
Позывной "Кобра". Часть 5. Служба в органах контрразведки

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.43*19  Ваша оценка:


   Часть пятая. Служба в органах контрразведки
  

Чтобы быть справедливым возмездье могло,

лишь злом воздавать подобает за зло.

Фирдоуси

   Глава 1. Минская школа
  
   В конце августа 1979 года я приехал в Минск на Высшие курсы КГБ СССР. Несколько дней длилось тестирование и собеседование. На первой установочной лекции начальник курсов заявил:
   -- Из числа сидящих в этом зале через десять лет 5-6 слушателей станут генералами. Примерно столько же человек не поднимутся выше майора. Остальные будут подполковниками и полковниками. Минские курсы являются лучшим учебным заведением контрразведки в стране. Московская Высшая школа КГБ, разумеется, думает иначе. Но факты налицо. Об этом свидетельствует статистика.
   Думаю, что слушатели мысленно примерили на свои плечи генеральские погоны. Я уж точно. Каждый из нас, сидящих в зале, имеет высшее образование, в течение нескольких лет успел поработать в народном хозяйстве по своей основной гражданской специальности. Мы только что, впервые в жизни надели офицерскую форму. Хромовые сапоги, хрустящие портупеи, это, знаете ли, чертовски здорово! Покажите мне мужчину, который не мечтал бы носить военную форму! Солидные тридцатилетние мужики украдкой бегали в фойе поглядеться в зеркало как самые последние институтки. На моих погонах красовались три маленькие звездочки. Таких старлеев на курсах было всего несколько. Основная масса слушателей были лейтенантами. Были и сержанты из тех, которые обучались в вузах без военных кафедр. Они получали по 75 рублей курсантских, в то время как я -- 205. Из этой суммы 150 рублей ежемесячно отправлял своей жене. Сержантам через полгода Приказом Председателя КГБ присвоили лейтенантские звания.
   По результатам тестирования первое место на Курсах получил Валера из Ленинграда с коэффициентом 4,6 балла! Это близко к гениальности. Пятерку в принципе получить невозможно, пятерка -- это абсолют! Он стал командиром нашей учебной группы. Минимальный показатель -- 2,8 балла, имел парнишка с соседней группы. Через полгода его отчислили за неуспеваемость. Остальные ребята плотно вписались между 3,5 и 4. Это свидетельствует о том, что в органы госбезопасности отбирали не самых худших. Я с 4,2 баллами был назначен заместителем командира группы.
   В каждой группе было по 14 слушателей, приехавшие с разных концов Союза. Проживали в общежитии по четыре человека в комнате. В нашей комнате кроме меня были ребята из Самары, Эстонии, и Казахстана.
   Утро начиналось с получасовой пробежки и зарядки. Затем туалет и завтрак. Занятия строились по схе-ме, отработанной многолетней практикой. Сперва установочные лекции по спецдисциплинам, на которых преподаватели знакомили нас со свежими материалами из практики контрразведки.
   После обеденного перерыва занятия продолжались до 18 часов. С 18 до 20 часов самоподготовка. Затем ужин и личное время. Отбой в 23 часа.
   Учебников по спецдисциплинам было много. Но еще интереснее было читать первоисточники: это были настоящие материалы по наиболее громким делам, известным и неизвестным широкой публике. Времени, отведенного на самоподготовку, катастрофически не хватало. Поэтому после ужина возвращались в класс и засиживались до отбоя. Секретчик просто отбирал у нас документы, запирал их в железный шкаф и выгонял всех из класса. Признаюсь, что после Минской школы я охладел к детективам, потому что реальные операции оказались во много раз интереснее писательских выдумок.
  
   Глава 2. Лучше иметь красную рожу и синий диплом, нежели синюю рожу и красный диплом
  
   В справедливости этого студенческого афоризма убедился на практике. В нашей группе был парень, окончивший школу с золотой медалью и ВУЗ с красным дипломом. Обладая феноменальной памятью, на семинарских занятиях он слово в слово цитировал выдержки из учебников. Но стоило преподавателю задать каверзный вопрос, начинал плавать. Мы, хронические троечники в прошлой жизни, напрягая извилины и, используя житейский опыт, выкручивались. Иногда даже поражали преподавателя оригинальными вариантами решения задач и получали пятерки. Оказалось, что в оперативном работнике выше всего ценится именно способность думать. Через полгода, адаптировавшись к учебе, даже выкраивали время сбегать на танцульки в ОДО. При упоминании окружного дома офицеров у каждого выпускника Минской школы непременно мелькнет улыбка, он вспомнит солдатский духовой оркестр на сцене, наяривающий "твист" и "шейк", красивых барышень у входа, хватающих офицеров за руки:
   -- Товарищ лейтенант, проведите, пожалуйста, на танцы!
   И без пятнадцати одиннадцать торопливое прощание с девушкой и стремительный марш-бросок в расположение, чтобы успеть на вечернюю поверку.
   Бывшие отличники получали тройки и имели бледно-синюшные лица. Ходили байки, что на предыдущем потоке у одного "отличника" от перегруза поехала крыша: заметили, что каждое утро он надраивает щеткой сапоги Феликсу Эдмундовичу, чей огромный портрет висел в вестибюле. Над шутником сперва посмеивались. Спохватились, когда он начал пускать пену и кусаться. Короче, повязали и отправили домой.
   Случилось так, что в начале учебы один из наших слушателей, будучи в городе, на пять минут опоздал на вечернюю поверку. Ему устроили разнос по служебной и партийной линии. Один ретивый коммунист даже предложил исключить его из партии. Это было уж слишком. Мы заступились за своего товарища:
   -- Ребята, проблема не стоит выеденного яйца. Посмотрим, что еще будет к концу учебы! Предлагаем ограничиться "постановкой ему на вид".
   Парню все же влепили выговор.
   Через полгода "ретивый коммунист" не вернулся ночевать. Мы с Валерой не доложили по команде, надеясь, что к утру он объявится. Парнишка был холостой, возможно завлекла в свои сети какая-нибудь красотка. Однако он отсутствовал и на утренней поверке. Мы еще на что-то надеялись. Прошла двухчасовая лекция в актовом зале. Его все нет. На семинарских занятиях преподаватель, наконец, обратил внимание на его отсутствие. Начался разбор. Переговорили с ребятами, с которыми вечером он был в ресторане, и выяснили, что он ушел провожать официантку Танечку. Позвонили в ресторан. Оказалось, у них работают четыре Тани. Попросили домашний адрес той, которая сегодня не вышла на работу. Ребята съездили к ней на квартиру и обнаружили нашего героя в нежных девичьих объятиях. Возмущению ребят не было предела: так бесстыдно подставить группу! Потом все же сделали скидку на то, что он в эту ночь лишился невинности, и ограничились выговором по партийной линии. Однако он подводил нас еще не раз.
   Я окончил Высшие курсы с одной четверкой по Советскому уголовному праву, однако попал в список отличников. Большинство зачетов заработал "автоматом" за активность на семинарских и практических занятиях. И что интересно, получил пятерку за ненаписанный реферат по научному коммунизму. Когда я поделился мыслями о том, в каком ключе собираюсь раскрыть содержание темы, преподаватель схватился за голову, и попросил этого не делать.
   На выпускных трехсуточных учениях я оказался в редколлегии стенной газеты, которая освещала действия участников. По плану учений в Минск приезжал иностранный дипломат-разведчик (эту роль прекрасно сыграл сотрудник центрального аппарата КГБ Белоруссии, владевший несколькими языками), которого наши ребята "пасли". Кроме того, слушателям приходилось писать запросы и спецпроверки, составлять заявки на проведение оперативно-технических мероприятий и наружного наблюдения, читать их отчеты и на их основе готовить аналитические справки. Все происходило как в реальной боевой обстановке. Мы, члены редколлегии были посвящены в планы учений на два хода вперед и успевали выпустить свежие материалы точно к тому моменту, когда усталые слушатели, после обсуждения очередной задачи и принятия решения, выходили покурить. Они поражались оперативным фотосъемкам с мест: узнавая свои перекошенные физиономии, кто-то хохотал, кто-то краснел. Газета на оберточной бумаге каждые два часа прибавляла в размерах на несколько метров. Когда все четыре стены огромного фойе были заняты, стала закручиваться в спираль на выносных стендах. Общая длина стенгазеты составила 147 метров! Его показали самому Председателю КГБ Белоруссии. Председатель смеялся до слез! Именно после этого наш генерал, начальник Высших Курсов, своим приказом зачислил меня в категорию отличников.
  
   Глава 3. Город Минск
  
   Минск 1979 года -- чистый, ухоженный город. Много театров и музеев. Девушки красивы, парни приветливы и добродушны. Обеспеченность продуктами питания и товарами -- получше, чем в Москве. Отношение жителей Минска к людям в военной форме было каким-то особенно трепетным. Бабульки в магазинах любезно старались пропустить нас без очереди. Ежемесячно я отправлял дочуркам посылки с конфетами, жевательной резинкой и прочими подарками. Минские ребята рассказывали, что этому изобилию они обязаны Первому секретарю ЦК КП Белоруссии Герою Советского Союза Машерову, который, в отличие от других республиканских лидеров, сумел в свое время сказать "нет" Хрущеву и сохранить поголовье скота. Мне довелось дважды видеть его близко: на демонстрации 7 ноября 1979 года, когда мы стояли в оцеплении правительственной трибуны, и на День Победы 1980-го, при возложении венков к монументу павшим в Великой Отечественной войне. По реакции людей было видно, что его искренне уважают и любят. Трагическая смерть Машерова потрясла всех.
   Нынче мне совершенно не понятна реакция некоторых отморозков, выступающих против воссоединения России и Белоруссии. По этому поводу вспоминается мнение одного ветерана войны: "здесь вражество какое-то есть!"
  
   Глава 4. Олимпиада-80
  
   В начале 1980 нам объявили, что вся Минская школа будет задействована на обеспечении безопасности Олимпиады-80. Сверх установленной учебной программы начались дополнительные занятия. Лекции читали представители Советского Национального Олимпийского комитета, известные спортсмены, медики, сотрудники внешней разведки и контрразведки. От врачей мы узнали "главную Олимпийскую тайну": о том, как обмануть допинг-контроль. Оказывается, только в двух странах мира имеется технология выявления применения анаболиков: в Советском Союзе и Великобритании. На предыдущей Монреальской Олимпиаде-76 из Канады в Англию ежедневно гоняли специально зафрахтованный американский сверхзвуковой бомбардировщик с анализами мочи участников соревнований.
   Сотрудники внешней контрразведки рассказали, что не пустили в Союз полторы тысячи туристов только из одной ФРГ, на которых имелись материалы о связях с экстремистскими организациями.
   Пограничники высыпали перед нами мешок иностранных паспортов и научили, как распознавать фальшивые.
   Мы должны были заниматься аккредитацией всех прибывающих. На каждого из них отводилось 30 секунд. За это время должны были успеть сличить его физиономию с фотографией на документе, отпечатать на машинке его фамилию, наклеить фото, заламинировать документ, пробить в нем дыроколом отверстия, пропустить и завязать шелковый шнурок и повесить его на шею дорогому гостю.
   Рано утром 1 июня 1980 года эшелон со слушателями Минской школы прибыл в Москву. Столица сияла чистотой вымытых улиц и прозрачной свежестью воздуха. Нас разместили на первом этаже казармы военного училища авиационных техников ПВО неподалеку от Олимпийской деревни. На втором этаже поселились будущие особисты из Новосибирской школы КГБ. Их одели в милицейскую форму и поставили старшими над курсантами училищ МВД. Мы ходили в гражданском. Вообще-то сперва одели в специальную униформу: некая зарубежная фирма, нашив на залежалые синтетические спортивные костюмы десятилетней давности свой товарный знак, подарила их Олимпиаде. Выглядели мы в них чучелами огородными. Президент МОК Майкл Килланин, увидев наших ребят в вестибюле гостиницы Москва, испугался их внешнего вида, и распорядился срочно переодеть. В тот же день для нас закупили крупную партию цивильных ГДРовских костюмов.
   Наша учебная группа в полном составе попала в центральный пункт аккредитации, который размещался в Лужниках. Мое рабочее место находилось в комнате за железными дверями, на которых висели грозные таблички: "Посторонним вход запрещен". В комнате стоял бронированный агрегат с револьверной подачей полок, которым заведовал гражданский парень из оргкомитета по имени Олег. В этом агрегате хранились все Олимпийские карточки. Согласно многолетней традиции, они делятся на категории А, В, С, D, E, F и являются документом, по которым в период официального проведения Игр разрешается свободное пересечение государственной границы принимающей страны без паспорта и досмотра багажа! Для владельцев этих карточек не должны существовать закрытых зон и городов. Представляете, какой соблазн испытывали зарубежные спецслужбы? И какой колоссальный объем работы проделали наши органы безопасности, чтобы предотвратить нежелательные эксцессы?
   Кроме того, были карточки, выдаваемые сотрудникам службы безопасности и обслуживающему персоналу. Тут у нашего оргкомитета возникла более серьезная проблема: как быть с Леонидом Ильичом и другими уважаемыми людьми? Ведь они не являются участниками Игр и по существующим правилам не имеют права доступа на Олимпийские объекты. И тогда чья-то гениальная голова родила идею изготовить карточки для внутреннего пользования: ПГ (Почетный гость), СО-1, СО-2 и СО-3 (Советская общественность первой, второй и третьей категорий). В категорию почетных гостей попадали члены Политбюро КПСС, главы зарубежных государств и лидеры коммунистических партий. Олег мечтал лично аккредитовать Леонида Ильича и вручить ему карточку ПГ N 000001, однако члены Политбюро обошлись без нашей помощи, у них и так был проход всюду.
   На карточки СО-1 имели право первые секретари ЦК Советских республик с женами. СО-2 положено было вручать республиканским Председателям Президиумов Верховных Советов, завотделам ЦК КПСС, некоторым космонавтам (но уже без жен). С карточками СО-1 и СО-2 можно было посещать открытие и закрытие Олимпиады, и все игры. Карточки СО-3 выписывались персонально известным спортсменам, министрам, ученым, артистам, писателям, некоторым передовикам производства и космонавтам. Этот контингент был самым многочисленным. Почему и по какому принципу разделили космонавтов на "Советскую общественность" второй и третьей категорий не знаю. С карточками СО-3 можно было только посетить открытие и закрытие Олимпиады и без очереди купить билеты на любые игры.
   Так было задумано. На практике получилось несколько иначе. У нас были заверенные Руководством КГБ списки людей, которым нужно было выписать карточки. Хотя грифа секретности на этих документах не было (на Олимпийских играх секреты не положены), доступ к ним имел узко ограниченный круг лиц. Многие министерства и ведомства прислали заявки не только на своих руководителей, но и на их первых заместителей. А если учесть, что в некоторых министерствах было по дюжине первых замов, к тому же они захотели взять с собой жен, можете представить, какой бардак у нас начался. Конкретный пример: как не выписать СО-2 Юрию Леонидовичу Брежневу, который являлся где-то одиннадцатым первым заместителем внешнеторгового ведомства? Но в таком случае, чтобы его не смущать, следует уважить и всех остальных первых замов! Карточка была подготовлена, но, к чести Юрия Леонидовича, он от нее отказался. Один из наших отцов-командиров, руководствуясь инструкцией, сперва отправил в корзину фотографии всех "лишних" жен. Потом, спохватившись, затребовал обратно и распорядился по особому блату все же удовлетворить просьбу некоторых из них. Поскольку фамилии жен и мужей не всегда совпадают, мы начали путать их фотографии, что вызвало жуткое неудовольствие заказчиков. Но это еще полбеды: некоторые высокопоставленные особы проходили сразу по трем заявкам: по линии ЦК, КГБ и своего министерства. Должен сознаться, что были случаи, когда под давлением Руководства мы умудрялись выписывать на одного человека по три карточки!
   В нашей комнате имелся аппарат для уничтожения секретных документов, который перемалывает бумагу в мелкую лапшу. Регулярно к нам приносили горы компьютерных распечаток, подлежащих уничтожению. Комната была буквально забита мешками с огнеопасным мусором. А дурацкая режимная система не позволяла выносить даже мусор без особого на то распоряжения. Кроме того, стоял ксерокс, подарок английской фирмы "Ксерокс". Это было сооружение размером с письменный стол. Часто он "жевал" бумагу и горел. В таких случаях мы просто дожидались, пока внутри него все выгорит, затем разбирали, протирали спиртом барабан и продолжали работу. Так что работа наша была пыльной, дымной и огнеопасной.
   Несколько слов о большом олимпийском компьютере. Эту совершенно секретную американскую разработку удалось заполучить благодаря Президенту МОК Майклу Килланину. Однако американцы по-видимому что-то там подпортили, и компьютер часто барахлил. Именно его распечатки мы периодически перемалывали. Тогда Олег предложил старый и надежный способ учета: ручную картотеку. Все Олимпийские документы были ксерокопированы в трех экземплярах и разложены в трех картотеках: по номерам, по фамилиям участников и по странам. В нашей секретной комнате стоял телефон закрытой связи, соединенный с наружным наблюдением. "Наружка" постоянно просила проверить по картотеке интересующих их лиц. Однажды ребята поведали по телефону забавную историю:
   -- Пришел к нам вчера сердитый генерал и устроил разнос. Потом протянул листок с несколькими номерами документов и потребовал установить их владельцев. Я вышел в соседнюю комнату и позвонил вам. Через три минуты вручил генералу полные установочные данные на затребованных. От такой оперативности он охренел, и объявил всем благодарность. Все-таки компьютер -- великое дело!
   Если бы он знал, какой у нас "компьютер".
  
   Чрезвычайные прошествия на Олимпиаде
   Каждое утро в 10 часов наш классный руководитель -- подполковник собирал группу на пятиминутку и доводил до сведения личного состава обо всех ЧП, происшедших за сутки. В центральном пункте аккредитации кроме нас переводчиками работали ребята и девчата из института имени Мориса Тореза. Наш чекистский коллектив, за полгода до Игр начавший отращивать патлы и бороды, выглядел довольно живописно и придерживался в общении с гражданскими специалистами соответствующей легенды и линии поведения. Я, например, представлялся вторым секретарем Таласского райкома комсомола, мобилизованным на Олимпиаду по линии ВЛКСМ. Гражданские не могли взять в толк, почему на эти пятиминутки одних допускают, других нет.
   Так что о чрезвычайных происшествиях мы узнавали официально на ежедневном инструктаже своего командира, неофициально по телефону от "наружки", и от наших ребят, работающих на других объектах.
   Один пожилой чеченец в аэропорту зарезал кинжалом офицера милиции и тут же был схвачен. Иностранный турист вынашивал намерение, раздевшись догола, приковать себя наручниками к ограде возле Мавзолея на Красной площади и развернуть транспарант с требованием предоставить свободу советским гомосексуалистам. Но его по пути перехватила агентура КГБ из числа иностранцев и так накачала русской водкой, что несколько дней он не мог оклематься. Группа интуристов привезла с собой крупную партию самоклеящихся листовок антисоветского содержания. Однако, побывав на открытии Игр и ознакомившись с нашей действительностью, отказалась от акции и увезла листовки обратно. Французский спортсмен занимался любовью с нашей официанткой на газоне Олимпийской деревни, не ведая, что находится под наблюдением телекамер. Ему не стали мешать, а официантку наутро уволили. Бригада наружного наблюдения зафиксировала контакт иностранного разведчика с нашим гражданином. При проверке документов этот вальяжный гражданин предъявил удостоверение сотрудника ЦК КПСС. Ребята оробели. На запрос КГБ в ЦК ответили, что такой человек у них не числится. "Наружке" устроили головомойку.
   Во время Игр с одним из наших ребят произошел интересный случай. Из Индии взамен судьи (то ли по хоккею на траве, то ли по конному поло, точно не помню) приехал другой человек, член Индийского Национального комитета. С ним консул, документы в полном порядке, вроде никаких проблем. Но бдительный молодой чекист усадил гостей за стол, попросил очаровательных девчат-переводчиц угощать и всячески развлекать их, а сам кинулся к телефону. Как на грех он не смог найти ни одного ответсотрудника, способного принять решение. Индийцев продержали в зале аккредитации почти четыре часа! Консул заявил протест. Назревал международный скандал. И тогда парнишка, взяв на себя ответственность, объяснил, что не может выписать на его имя карточку категории D, поскольку судейский уровень уважаемого господина не соответствует олимпийскому. Взамен он готов, если гость не возражает, выписать карточку более высокой категории В. Индус рассмеялся и согласился. Инцидент был улажен.
   Действия нашего коллеги были высоко оценены Руководством. Не исключено, что парнишка предотвратил провокацию: зарубежные средства массовой информации могли раздуть шумиху, типа, мол, Советы не смогли даже пригласить на Игры судей соответствующего уровня.
   В целом Олимпиада-80 прошла без особых неприятностей. Открытие и закрытие Игр были просто потрясающи! Мы испытывали законную гордость за Державу, сумевшую организовать и провести такое сложное мероприятие, в котором есть крупица и нашего труда. Приказом Председателя КГБ всему чекистскому коллективу, принимавшему участие в обеспечении безопасности Олимпиады, была объявлена благодарность.
  
   Глава 5. Возвращение домой
  
   По завершении Олимпийских Игр я вернулся в родной город. Папа повел меня в сарай и с гордостью продемонстрировал двух упитанных барашков:
   -- Я их специально откармливаю к твоему приезду. Приглашай друзей, есть чем их угостить.
   Оказывается, откладывая со своей скудной пенсии, он сумел несколько месяцев назад купить пару ягнят. Патрульные милиционеры рассказывали, что каждую ночь видели отца, тайком рвущего траву на газоне в центре города, и, стараясь не смутить аксакала, обходили это место стороной.
   За год моего отсутствия Надежде довелось пережить многое, мыкаясь с двумя детьми по частным квартирам, занимаясь проблемой приобретения дров и угля. Однако в своих письмах она ни разу не обмолвилась о трудностях.
  
   Глава 6. Первое оперативное задание
  
   На следующее утро раздался телефонный звонок из КГБ. Поздравили с окончанием школы, и хотя впереди у меня был целый месяц отпуска, попросили срочно выйти на работу.
   Оказалось, получены оперативные данные о том, что в доме главы местных баптистов, возможно, находится подпольная типография. Поскольку меня еще никто в Таласе не знает, как оперативника, нужно было под благовидным предлогом посетить дом баптиста и попытаться обнаружить эту типографию. Подготовленная для меня легенда была смехотворной. Мне была заготовлено удостоверение сотрудника республиканского комитета Народного контроля и анонимное письмо о том, что гражданин Левен Генрих Петрович на дому якобы занимается незаконным пошивом меховых шапок. Взяв с собой двух сотрудников местного Народного контроля, я пришел к Левену. В общем, обнаружил у него большое количество чистой бумаги, клей, несколько сот экземпляров Нового завета, выпущенного издательством "Христианин". Но это все было не то. Наконец нашел крупную партию самиздатовской литературы, и внушительную пачку литературы антисоветского содержания, в которой содержались материалы об узниках совести, о кознях "кагебистов" в отношении верующих и т. д.
   Чета Левенов и районные Народные контролеры, наконец, сообразили, что в моем лице имеют дело с комитетчиком. Однако начальством мне было велено упорно придерживаться отведенной дурацкой роли. Как законопослушный гражданин, я вызвал участкового милиционера, чтобы составить необходимый протокол. Районный прокурор поспешил скрыться от нас в неизвестном направлении, хотя ему строго было указано сидеть на телефоне и никуда не отлучаться. Участковый изъял по описи всю религиозную литературу на экспертизу. Потом, правда, вернули Левенам все, кроме антисоветчины. Через пару лет Генриха Петровича все же посадили за автонаезд на пешехода. Но к этой истории я уже не имел отношения.
  
   Глава 7. Кировское райотделение КГБ
  
   По возвращении из отпуска я был распределен младшим оперуполномоченным Кировского райотделения КГБ. Об этом позаботился Жениш Качикеев, который оформлял меня на работу в органы и теперь стал моим непосредственным начальником. Надежда устроилась инспектором РайОНО. Пару месяцев мы с семьей жили на квартире у родственника. Потом нам предоставили трехкомнатную квартиру. Мы тут же поменялись с многодетным соседом, нуждавшимся в расширении, а сами вселились в их двухкомнатную. В Кировке я родился, здесь хорошо знают моих родителей. Так что будущая оперативная работа теперь будет протекать как в аквариуме, под бдительным и критическим оком многочисленной родни и знакомых.
   Наше Кировское райотделение, в котором работало всего два человека, обслуживало четыре сельскохозяйственных района. Кроме того, имелись объекты Особой народнохозяйственной важности. Вскоре в структуре КГБ Киргизии произошла реорганизация, и было создано Таласское управление, куда вошло наше райотделение.
   Я проработал в Кировке всего два года, однако в моей практике было множество интересных дел. К великому сожалению, не обо всех можно написать, поскольку излишняя откровенность может повредить негласным помощникам, участвовавших в этих оперативных комбинациях. Единственное, что могу сделать в такой ситуации, это сказать в их адрес слова самой искренней и теплой благодарности за их нелегкий и опасный труд. Все агенты, а среди них были киргизы, русские, немцы, греки, курды, турки, китайцы, переданные мне на связь и завербованные лично, работали на идейно-патриотической основе.
  
   Глава 8. Сибирская язва
  
   Где-то в конце сентября 1980-го в Кировскую районную больницу были доставлены 7 человек с признаками сибирской язвы. Медики сработали оперативно: немедленно задействовали мобилизационный план, выделили отдельное здание и изолировали больных от внешнего мира. Здесь следует особо отметить, что Кировская райбольница по всем показателям числилась лучшей в республике. На следующий день госпитализировали еще несколько человек, и количество больных достигло четырнадцати. Через три дня был создан областной штаб по борьбе с эпидемией. Объявили карантин вокруг села, откуда поступили зараженные. Началось расследование. Задача органов безопасности в таких ситуациях четко очерчена в наших собственных мобилизационных планах. Не детализируя, могу сказать, что там содержатся пункты, по которым мы обязаны оперативными возможностями установить истинные причины случившегося, и пресекать панику. Ведь не исключается диверсия и сознательное распространение ложных слухов. С другой стороны, чрезвычайные происшествия зачастую происходят по вине или халатности ответственных лиц, которые всеми силами будут пытаться выгораживать себя и дезинформировать Руководство. Так было всегда. Падают самолеты, тонут пароходы, взрывается реактор -- КГБ тут как тут. Оперативников боятся и ненавидят. Но они делают свое дело.
   Получаю сигнал: распространяются слухи о том, что "уже погибло несколько человек, скотина вымирает сотнями. Село оцеплено автоматчиками. Сибирская язва неизлечима, поэтому, опасаясь эпидемии, правительство приняло решение сжечь село вместе с жителями".
   Вот это да! Два раза в день я передаю в областное УКГБ сводку о состоянии больных. Еще вчера вечером их здоровье не вызывало тревоги. На всякий случай звоню дежурной медсестре изолятора и узнаю: больных осталось одиннадцать человек! Неужели трое уже скончались? Бросаю трубку и мчусь в больницу. Заместитель главного врача выглядит совершенно спокойным:
   -- Вчера я уже выписал троих и отправил домой. Остальные тоже в норме, просто хочу привести их пораженные язвой лица в порядок.
   Слава богу! Звоню из кабинета врача в УКГБ, докладываю об обстановке. Теперь нужно срочно профилактировать паникера. Едем в очаг заражения. По дороге замглавврача рассказывает о сибирской язве.
   -- Обычно переносчиками вируса являются коровы. В нашем районе в прошлые годы было зафиксировано 4 случая заболевания скота. Их мясо нельзя употреблять в пищу, туши животных не сжигают, а положено замуровывать в цемент. На могиле ставится памятник: "Здесь в таком-то году похоронена корова "Машка", павшая от сибирской язвы". Территория могильника огораживается забором, чтобы не паслась другая скотина. Потому что вирус способен сохранять жизнеспособность в течение десятилетий. Однако какой к черту цемент и надгробный памятник корове? Закопали туши и все. Наши пациенты употребляли мясо зараженной буренки, которая, видимо, паслась в таком месте.
   У въезда в село шлагбаум, участок дороги засыпан опилками, пропитанными дезинфицирующим раствором. Разбита палатка, возле которой скучает милиционер и ветеринарный врач. В селе в одном из домов заседает областной штаб. Каждое утро десяток "Волг" привозят сюда высокопоставленных особ и вечером увозят обратно. Завидев нас, поддатые члены штаба делают мужественные лица (они считают, что водка является лучшим профилактическим средством от любой болезни). Через улицу заседает другой штаб, но уже районного масштаба, с не менее мужественными ответработниками. Идиотизм! Ведь они и являются самыми главными потенциальными разносчиками заразы!
   Ветеринары объясняют, что провели в селе вакцинацию всех коров и овец. Десяток истощенных овечек, не выдержав большой дозы, издохли.
   Нахожу в селе паникера и беру в оборот. Перепуганный мужичок объясняет, что услышал от одного курда историю, якобы в прошлом столетии в Иране, не сумев справиться с чумой, власти сожгли село со всеми жителями. Пообещав лично сжечь живьем его самого, если будет много болтать, отпускаю восвояси.
  
   Глава 9. Возвращение младенца
  
   Одна русская женщина, бомж, обратилась к врачу-гинекологу с просьбой прервать нежелательную беременность. Врачиха за услуги предложила оштукатурить и выбелить огромный дом. Женщина в течение четырех месяцев выполнила работу. Но к тому времени срок беременности оказался слишком большим. Гинеколог отказалась проводить операцию, предложила родить и отдать ей ребенка, пообещав заплатить хорошие деньги. Женщина согласилась. Родился симпатичный голубоглазый мальчонка. Увидев чадо, мать наотрез отказалась расставаться с ним. Врачиха запретила приносить ребенка на кормление, и объявила, что ребенок умер. За ней уже давно тянулся хвост нехороших дел. Был даже смертельный случай с юной пациенткой. В селе поговаривали, что она сознательно умертвила ее, чтобы выдать за ее мужа свою близкую родственницу.
   Моя супруга, входившая по линии Кировского райОНО в комиссию по усыновлению детей-сирот, решительно взялась за дело. Накупили подарков и приехали на оперативной машине КГБ в больницу проведать роженицу. Бедная перепуганная женщина ничего не могла понять, рыдала и оправдывалась. Еле успокоили. Принесли ребенка. Как она целовала и ласкала его! Мы договорились, что она всем будет рассказывать, что моя Надюша приходится ей дальней родственницей. Под мою диктовку корявым почерком написала заявление в прокуратуру. Районный прокурор дал ход делу. Врача-гинеколога сняли с должности. Роженицу в срочном порядке перевели в более комфортабельную палату. Врач-педиатр объяснил мне, что ребенок нуждался в каком-то лечении, потому и не носили несколько дней на кормление. Дальше - больше. Врач сказал, что нельзя выписывать ребенка, пока для него не будут созданы соответствующие условия содержания и проживания. По просьбе больницы райисполком тут же выделил роженице комнату в общежитии барачного типа. Записали в домовую кухню, где ребенок будет получать бесплатное питание.
   Настал день выписки. Мы с начальником райотделения КГБ Качикеевым сложились деньгами, купили детский комплект, шампанское, цветы. В больнице все прошло как положено: медсестра завернула и торжественно вынесла ребенка, я выстрелил шампанским, Надюша вручила "родственнице" цветы, сунула в карман медсестре червонец. На оперативной машине привезли виновников торжества в их новое жилище. Нас сопровождал врач-педиатр. Он придирчиво осмотрел комнату и остался доволен. Все чисто, сухо, солнечно. Бедная женщина не знала, как благодарить нас. Через несколько лет, уже будучи в Москве, получили от нее трогательное письмо: малыш растет крепким и здоровым, уже пошел в садик. Она получила прописку и работает в строительной организации.
  
   Глава 10. Дело "Изувер"
  
   4 декабря 1980 года в правительственной даче на Иссык-Куле был убит Председатель Совета Министров Киргизской ССР Султан Ибраимов. Убийца ночью пробрался в его комнату, и спящему всадил из малокалиберного нарезного оружия две пули в каждый глаз. Перед этим он застрелил милиционера-охранника и водителя. В КГБ было заведено дело "Изувер". Председатель КГБ СССР Ю.В. Андропов взял дело под личный контроль. На розыск были брошены лучшие силы Союза. Иссык-Кульскую область наводнили официальные представители Центра, оперативники, следователи и "наружка". Мой начальник Качикеев, как уроженец тех краев, уехал в командировку на шесть месяцев, и в райотделении я остался один.
   Однажды позвонил начальник Таласского управления КГБ Усуп Мукамбаев:
   -- Такого-то числа в городе Джамбуле на проходящий поезд Фрунзе-Москва сели двое молодых людей. Одного звать Володя, другого Саша. Володя якобы служил в Германии, у Саши родинка на верхней губе. Возможно, они из твоего района, поскольку в разговоре между собой упоминали о каком-то водохранилище. Высадились из поезда в Набережных Челнах. Они проходят по делу "Изувер" в качестве свидетелей. Москва просит их найти. Докладывать мне каждые два часа.
   Я призадумался. Во-первых, может оказаться, что служил Володя не в Германии, а в стройбате в каком-нибудь Урюпинске. Во-вторых, ребята могли изменить свои имена (я сам, когда знакомлюсь с какой-нибудь не внушающей доверия персоной, обычно называюсь другим именем). В-третьих, они могут оказаться уроженцами другого города или региона, и приезжали в наши края в гости.
   Поиск начал с военкомата. Военком объяснил, что у них существует общая разнарядка на призывников в команду 240, направляемых за границу. Кто из них едет в Германию, в Чехословакию, Венгрию или Монголию -- неизвестно.
   -- И вообще, в каком году призывались твои ребята?
   Этого я не знаю. Прошу проверить за последние десять лет. Военком заводит в архив, и мне становится плохо. На полках пылятся огромные тюки, перевязанные шпагатом. С помощью сотрудницы военкомата начинаем копаться в бумагах. К концу дня в моем блокноте установочные данные на сотню Владимиров и Александров с их домашними адресами. На следующий день роюсь в паспортном столе РОВД и в сельсоветах. Езжу по адресам, опрашиваю всех встречных и поперечных. Нацеливаю на поиск агентуру. Безрезультатно. Начальник УКГБ, которому регулярно докладываю о проделанной работе, начинает раздражаться. На третий день кропотливой работы, наконец, улыбнулась удача! Получаю сообщение, что на день рождения к "Ивановой" (фамилия вымышленная) из Набережных Челнов приезжал сын, который после службы в Германии, по комсомольской путевке устроился работать на "Камазе". Погостив несколько дней, уехал обратно с соседом-одногодком, соблазнив его интересной работой и высокими заработками на заводе. Только их обоих зовут Сергеями.
   Дальше все было просто. Взяв с собой пачку военкоматовских повесток, приехал к нему домой. Родители Сергея сидели за чаем. Пригласили за стол. Я довел легенду, мол, военкомат поручил установить местонахождение нескольких ребят, не ставших на воинский учет по возвращении из армии, назвал и фамилию их сына. Родители дали его адрес и даже показали полученное от него письмо. В конверте оказалась цветная фотография двух друзей. У одного из них на верхней губе родинка!
   Через пятнадцать минут из районного узла связи по телефону я надиктовал начальнику УКГБ полные установочные данные, адреса и особые приметы ребят, вплоть до цвета глаз и волос. Через два часа Мукамбаев позвонил мне:
   -- Сотрудники КГБ Набережных Челнов установили разыскиваемых, встретились и переговорили с ними. Москва объявляет тебе благодарность. Но смотри, не зазнавайся!
   Кроме того продолжалась работа по розыску нарезного оружия, особенно малокалиберного, скрупулезно проверялись лица, отбывавшие ранее сроки заключения по особо опасным уголовным статьям, антисоветчики, шизофреники, бомжи, лица "кавказской национальности". Так, в моем районе проживало 64 человека из категории "Особо опасных": в том числе два бывших эсэсовца, один разведчик-диверсант абвера; один сотрудник редакции фашистской газеты "Милли Туркестан". Шизофреников числилось более 300 человек. Пришлось побывать в интернате для умалишенных. Жуткое зрелище! Я впервые осознал, что нас, человекообразных, делает людьми разум. Когда увидел несколько десятков искаженных гримасой лиц, пустые бессмысленные глаза, мне стало не по себе. Позже, на войне довелось видеть много трупов. Так вот, и покойники и умалишенные выглядят одинаково неприятно.
   На бомжах следует остановиться особо. В наших краях почти каждый чабан содержал одного-двух в качестве подпасков, кроме того, летом корейцы-луководы использовали их дешевый труд на плантациях. В Джамбуле даже существовал неофициальный базар бомжей, где их нанимали. Как-то под вечер с начальником РОВД поехали с проверкой по кошарам. У одного чабана обнаружили здоровенного, разрисованного татуировками человека, у другого -- юную, очень красивую девушку. До сих пор помню ее глаза, наполненные невыразимым чувством страха и какой-то безнадежной обреченностью. Какими судьбами ее занесло сюда, от кого и почему скрывается? Приехали к третьему чабану довольно поздно. В комнате на полу за вечерним дастарханом застали большую интернациональную семью. Вперемешку с чумазыми, узкоглазыми детишками сидят двое взрослых русских, мужчина и женщина, светловолосая девушка лет шестнадцати и белобрысый, семилетний мальчик. Документы взрослых в порядке. Однако они не супруги. Мужчина прописан в Кемерово, женщина откуда-то из Подмосковья. В паспортах стоят штампы ЗАГСа. Белокурые детишки к ним не имеют никакого отношения. Мальчонка, увидев милиционера, начинает судорожно всхлипывать, девчушка, прижав его голову к груди, смотрит на нас волчонком. На вопрос начмила, кто это такие, жена чабана приняла позу кобры:
   -- Мои дети!
   Чабан рассказал, что это дети соседей-немцев. Отец их умер, мать сошлась с другим. Когда отчим начал домогаться девочки, пьяница-мать выгнала ее из дома. Поскольку никого родных и близких у них нет, подалась в горы к соседу. Вскоре к ней присоединился братишка. Так и живут все вместе одной семьей.
   Из "лиц кавказской национальности" особо запомнился молодой чеченец Ахмет, проживавший в отдаленном глухом селе. Он отслужил в ракетных войсках вместе с начальником райотдела милиции, прежде работал оперуполномоченным уголовного розыска. Допрашивая подозреваемого, применил "детектор лжи". Прикрепив к руке задержанного урки обыкновенный медицинский тонометр, и навешав провода на разные части тела, завязал глаза и начал допрос. Каждый сомнительный ответ сопровождал разрядом электрического тока. Бедный урка раскололся мгновенно. На суде все всплыло, и чеченец сам загремел в места не столь отдаленные. По возвращении из мест заключения, устроился работать начальником сейсмической станции, обслуживающий Семипалатинский ядерный полигон. В глухом горном кишлаке среди местных жителей он, пожалуй, единственный выглядел интеллигентно. Территория станции была прекрасно обустроена, имелся собственный дизель-генератор и коротковолновая радиостанция. В подвале -- измерительная аппаратура, в глубоких шурфах, пробитых в скальном грунте -- сейсмические датчики. В соседнем помещении профессиональная фотоаппаратура и набор дефицитных фотохимикатов.
   Селяне поведали интересную историю. Как-то Ахмет шел мимо сельпо. Его окликнули несколько местных парней:
   -- Эй, чечен, пойдем выпьем!
   -- Я без закуски не пью.
   -- Что выпендриваешься, мать-перемать?
   Ахмет молча подошел, залпом опрокинул протянутый стакан. Затем вытащил из ножен охотничий нож, отмахнул матерщиннику половину уха, зажевал.
   Этот абрек подрабатывал еще тем, что воровал в соседних селах и резал коров, мясо на молоковозе отправлял знакомому шашлычнику в Джамбул.
   За ним приехала милиция. По дороге Ахмет попросился по нужде. Был сильный мороз, лежал глубокий снег. Милиционеры на всякий случай, сняли с него обувь и выпустили на улицу в одной рубашке. Ахмет рванул в горы. Милиционеры пару раз пальнули в воздух, однако, беглец не обратил на это никакого внимания. Так и убежал босиком.
   Я заинтересовался этим джигитом давно, потому что в мои руки попал изготовленный им фальшивый военный билет. Я приехал к нему ночью в сопровождении нескольких автоматчиков, выделенных Феликсом Куловым, в ту пору заместителем Таласского УВД. Меня мало волновали криминальные выверты Ахмета, лишь попросил предоставить четкое алиби: где он находился 4-го декабря, когда был убит Председатель Совмина. Этот разбойник мне понравился.
   Занимаясь розыском оружия, я получил сведения на полторы сотни нарезных стволов, среди которых числились пулемет ПК, несколько автоматов Калашникова, СКС. Я ознакомил с этими данными своего друга, начальника угрозыска Кировского РОВД. По его просьбе не стал передавать наверх сразу всю информацию, а посылал справки в Управление КГБ каждую неделю, дозируя по десять-пятнадцать стволов. УКГБ передавало сведения на реализацию в УВД. Оттуда присылали ориентировку в РОВД. За это время мой друг успевал подработать по своим каналам и изъять часть оружия. Приезжает из областного центра грозное милицейское начальство, а им, пожалуйста, -- стволы на столе. Все довольны.
   Копаясь в связях водителя-немца, убитого вместе с Султаном Ибраимовым, я добрался аж до агента ЦРУ в Греции, действующего на канале въезда Советских граждан. Москва меня вовремя остановила, очертив круг поиска.
   Султана Ибраимова убил Смагин. Это доказано. Однако мотивы убийства так и остались невыясненными. Труп Смагина был обнаружен повешенным на собственном шарфе в пригородной электричке, кажется в Куйбышеве. Муссировались слухи, что его ликвидировали сотрудники КГБ по указанию Юрия Владимировича Андропова. Если это правда, то дело принимает иной оборот. У меня на этот счет есть собственная оперативная версия. Интересно было бы когда-нибудь докопаться до сути.
  
   Глава 11. Дело луководов
  
   Бригадир луководов одного хозяйства в моем районе попался на том, что не оформил расход мешков на 8 тысяч рублей. Его тут же арестовали и посадили в СИЗО Кировского райотдела милиции. Ни для кого не было секретом, что луководы самые богатые люди. Например, каждый луковод, чтобы получить гектар земли, давал бригадиру весной взятку в размере 1 тысячи рублей. Под лук в этом хозяйстве отводилось 260 гектаров пашни. Кроме того, осенью бригадиру полагалось отдать десятую часть урожая. При официальной урожайности 250 центнеров лука с одного гектара, трудолюбивые корейцы собирали по 500 центнеров. Цена лука в Сибири 3 рубля за килограмм. Можете сами подсчитать выручку одного колхозного бригадира. А таких хозяйств у нас десяток. Разумеется, львиная доля денег попадала в карманы председателей колхозов. Они в свою очередь делились с районными руководителями. Те платили дань выше. Нити потянулись очень высоко, в ЦК КП Киргизии. У меня к бригадиру луководов тоже был определенный интерес. На моей территории проживало 13 подпольных миллионеров. В соседних областях Казахстана и Узбекистана их было гораздо больше. Изредка они "оттягивались", снимая на несколько суток приличный дом и выставляя вооруженную охрану. Причем наши предпочитали гулять в соседних республиках, а их люди у нас. Бывало, приглашали отдохнуть нужных людей. Играли в карты. Нужный человек, разумеется, выигрывал крупную сумму. Если он, подозревая, что это все-таки взятка, отказывался от денег, играли на "интерес": например, был случай, когда человеку захотелось переспать с девственницей-блондинкой. На этот случай джамбульские мафиози специально держали на примете нецелованных девочек разных национальностей. За любовь им неплохо платили. Правда, попадались и принципиальные девочки, которых братва была вынуждена просто похищать на ночь, а затем топить в Кировском водохранилище. За "моим" бригадиром уже числилось два трупа.
   Мне помогали советами старые мудрые оперативники из КГБ Киргизии и соседнего Джамбульского УКГБ. Они и подсказали - чтобы взять дело в свое производство, нужно ориентироваться на поиск валюты и золота. С начальником уголовного розыска Кировского РОВД провели внутрикамерную разработку бригадира, не поставив в известность даже его руководство. Через пару месяцев вышли на нелегальный канал поступления золота из Магадана. Тем временем, друзья бригадира договорились с областным прокурором за взятку в 50 тысяч рублей освободить своего "бугра". Я доложил об этом в УКГБ. Мукамбаев сообщил устно первому секретарю обкома. Секретарь не захотел сажать прокурора и попросил составить от имени УКГБ информацию в облпрокуратуру, типа: "по непроверенным данным, одному из сотрудников прокуратуры в ближайшее время собираются дать взятку за прекращение уголовного дела в отношении..." и т.д. Прокурора чуть не хватила кондрашка, он с инфарктом оказался в больнице. Луководы, ничего не подозревая, пришли его проведать.
   -- За мной следит КГБ, -- успел прошептать бледный неудачник, хватаясь за сердце. Второй инфаркт.
   Осерчавшая братва быстро вычислила, чьих это рук дело, и приняла решение "убрать этого молокососа".
   Убрать -- это как: убить что ли? Тут еще начальник райотделения КГБ, возвратившийся из длительной командировки, отобрал у меня пистолет. Начал буквально по минутам расписывать распорядок дня, запретил ездить в луководческий район, мог внезапно позвонить или нагрянуть в неурочный час на квартиру под пустячным предлогом. К такому повороту событий я подготовился заранее: перевел работу негласных помощников на особый режим, заимел неучтенный пистолет. Супруга спала с заряженной двустволкой под кроватью (по ночам я обычно мотался по району).
   Плохо, если меня прирежут. Еще хуже, если я пристрелю нападающего. Нужно было срочно переходить к активным формам защиты. И тогда мы с другом, начальником угро, разыграли комбинацию.
   Поздно вечером я позвонил дежурному РОВД и попросил соединить с уголовным розыском. По оперативным данным, этот капитан работал на луководов, именно через него бригадир, сидящий в СИЗО, поддерживал связь с внешним миром. Я не сомневался, что дежурный через коммутатор будет прослушивать наш разговор. Через полчаса заехал в милицию. Вскоре к нашей компании присоединился и капитан, "случайно" заглянувший в кабинет. Как раз в это время я жаловался на жизнь. Размахивал нетабельным оружием и грозился перестрелять всех мафиози. Начальник уголовного розыска, поддакивая, за моей спиной подмигивал капитану, какие, мол, эти кагебисты козлы. Не называя фамилий и адресов, я разоткровенничался, что хорошо знаю расположение комнат в доме главного мафиози:
   -- У него в стене, выходящей на улицу, за картиной японский сейф. Как вы думаете, что там хранится? Вряд ли золото и бриллианты. Скорее всего, магнитофонные и фотографические пленки с компроматом. В принципе неплохо было бы уронить ночью на эту стену с проезжающего трейлера экскаватор. Шум, гам! Примчится милиция. Или устроить взрыв. На веранде у него стоит газовая плита с большим баллоном. Остается лишь, подперев дверь в комнату, зажечь конфорку и поставить на огонь баллон с газом. Через пять минут можно вызывать пожарных и милицию. Сейф будет обнаружен наверняка. Особенно, если я предупрежу милицию.
   Дежурный сидел, развесив уши.
   У этой истории печальный конец. Дело кончилось тем, что был задавлен машиной начальника ГАИ начальник РОВД, не имевший никакого отношения к разработке бригадира луководов. Когда начмил проходил вдоль стены, начальник ГАИ резко сдал назад и припечатал беднягу к стене. Может быть и случайно. Помогавший мне начальник угрозыска лишился одной звезды на погонах и отправился участковым в глухую деревню. Заместитель областного прокурора -- упертый, принципиальный парень, который вел дело бригадира, получил орден "Знак Почета", и с повышением переведен в другую область, а я был срочно отправлен на учебу. Преступник получил 4 года, хотя тянул на "высшую меру" с конфискацией имущества. Поскольку он уже отсидел почти год в СИЗО, вскоре вышел на поселение.
   Когда меня спрашивают, каким образом я устроил себе такую карьеру, попав из провинциального района в Москву, отвечаю:
   -- Хорошо работайте и от вас наверняка постараются избавиться.
  

Продолжение


Оценка: 7.43*19  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2018