ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Аблазов Валерий Иванович
Для Нас, Вдов, Та Война Не Закончится Никогда

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фрагмент из книги Афганская арена. Генерал Петр Шкидченко.Воспоминания Вавенко Людмилы Федоровны, вдовы полковника Вавенко Николая Ивановича - в 1980-1982 годах старшего офицера-оператора Группы управления боевыми действиями Главного военного советника в Афганистане.
  ДЛЯ НАС, ВДОВ, ТА ВОЙНА НЕ ЗАКОНЧИТСЯ НИКОГДА
  
  
  Воспоминания Вавенко Людмилы Федоровны.
  Вдова полковника Вавенко Николая Ивановича - в 1980-1982 годах старшего офицера-оператора группы управления боевыми действиями при Министерстве обороны Афганистана.
  
  На момент ввода советских войск в Афганистан мой муж проходил адьюнктуру при Академии им. Фрунзе. Тема его диссертации была посвящена обеспечению эффективной работы оперативных управлений армейского звена. Все складывалось вполне успешно, но в начале 1980 года, когда в преддверии Олимпийских игр Москву стали "очищать" от тех, кто не имел постоянной прописки, Колю неожиданно перевели служить в военно-научный отдел штаба Северо-Кавказского военного округа.
  В Ростове ему сразу же дали квартиру, да и должность мужа позволяла продолжить работу над кандидатской, однако заняться наукой на новом месте ему не удалось - в середине июня 1980 года он получил приказ об убытии в Афганистан. На тот момент я вместе с нашим десятилетним сыном Алешей находилась на Дальнем Востоке. Там в Комсомольске-на-Амуре заканчивала среднюю школу моя старшая дочь Дина (она жила у бабушки), и я поехала поддержать ее при поступлении в институт.
  
  В двадцатых числах июня прошел выпускной вечер дочери, и буквально на следующий день раздался телефонный звонок мужа: "Меня направляют в Афганистан. Провожать не надо. Занимайся поступлением дочери в ВУЗ - это сейчас значительно важнее". Я конечно заволновалась, говорю: "Коля, у тебя же больной отец, да и ты сам не очень здоров. Неужели свет клином сошелся именно на тебе?". Он ответил довольно резко: "Я полковник, а не футбольный мяч. Я не могу бесконечно мотаться из одного округа в другой. Но раз приказали - значит надо ехать". И бросил трубку.
  И вот мы с сыном и дочерью остались в Комсомольске-на-Амуре, а Коля поехал из Ростова в Москву. Там в 10-м главном управлении Генерального штаба его и нескольких других офицеров стали готовить к поездке в Афганистан. Их группа состояла из 10 человек, его сразу же избрали казначеем - их сориентировали, что все самое необходимое на первое время жизни в Кабуле надо купить в Москве. Когда он нам позвонил оттуда, то очень коротко рассказал: "Формируется группа управления боевыми действиями афганских войск, ее возглавляет генерал-лейтенант. Людочка, это такой умница!". Голос у мужа был бодрым, приподнятым - он был преданным армии человеком, очень серьезно относился к своей научной деятельности, а тут, по его словам, они ехали "заниматься своим военным делом".
  В начале июля их группа улетела в Кабул, и затем от мужа долго не было никаких вестей. Где-то через месяц нам пришло письмо: "...Здесь не рай. Рискую вами, но тем не менее оформляю вызов на тебя и сына. Посол дал на это разрешение. Сюда приезжает жена нашего генерала, жены других офицеров нашей группы. Нам надо, чтобы здесь нас кто-то ждал!".
  Конечно, я даже близко не представляла, с чем мы столкнемся в Афганистане. А если бы и представила, так что? Я жена офицера, куда он - туда и я. Дочь к тому времени поступила в институт, за нею присматривала бабушка, и я, взяв с собою Лешу, со спокойной душой вылетела к мужу.
  
  И вот мы прибыли в Кабул... У меня до сих пор стоит перед глазами городок, где мы прожили два года. Его называли старым микрорайоном. Где-то, говорили, был еще и новый микрорайон, в котором тоже жили семьи советников, но я в нем ни разу не была.
  Наш городок находился в одном из центральных районов города и представлял из себя квартал из 4-5 многоэтажных домов, со всех сторон окруженных жилищами афганцев. Никакого ограждения вокруг городка не было, пройти на его территорию мог любой желающий. Первоначально он не охранялся, потом, правда, возле домов поставили два БТРа с афганскими экипажами, но в какой степени можно было надеяться на таких охранников? С первого дня нас предупредили: без охраны или мужчины-сопровождающего никуда в Кабуле не ходить! А так как наши мужья неделями находились в горах, то дальше нашего городка мы и не ходили. А это пространство меньше гектара. Очень скоро у меня появилось ощущение, что мы живем в каком-то загоне-резервации.
  В день нашего прилета муж находился на какой-то боевой операции, но начальник группы генерал Петр Иванович Шкидченко отпустил Колю встретить семью. Боже, я как увидела его... Худющий, уставший, запыленный, с темно-красным от солнца лицом. Он и раньше был смуглым, а тут и вовсе стал темнокожим как афганец. Нас увидел - обрадовался, у него от волнения даже подбородок задрожал, хотя Коля был человеком далеким от сентиментальностей.
  
  Буквально в первые же дни после нашего приезда я познакомилась с женой Петра Ивановича Шкидченко Варварой Ивановной. Произошло это на площадке возле нашего дома, где обычно общались жены советников. В дальнейшем я постоянно была с нею в самом тесном контакте. Мужья в одной группе делают общее дело, а мы их терпеливо ждем. Наш сосед по трехкомнатной коммунальной квартире - его звали Зиннур, он служил в штабе Главного военного советника - сообщал мне по вечерам: "Сегодня группа Шкидченко находилась в районе такого-то населенного пункта, а завтра они должны перебраться туда-то". И так изо дня в день. И вот наконец наступал момент, когда он говорит: "Завтра операция завершается и вечером они должны быть в Кабуле!".
  В день их приезда, мы, жены, ужин приготовим и выходим на улицу встречать мужей. Ходим, ходим с Варварой Ивановной возле дома, а их все нет и нет. Общаемся с женщинами из других домов, стараемся отвлечь себя какими-то разговорами, а все мысли только об одном: "Ну где же они, где?". По вечерам оставаться одной в квартире было невыносимо - уже через полгода пребывания в Кабуле мы, женщины, были на пределе. Там ведь каждый день только и слышишь: то душманы где-то напали на колонну, то вертолет сбили, то самолет, то еще какая-то беда.
  И вот, наконец-то, они возвращаются! Усталые, запыленные. Бытовые условия в горах были суровыми: питались они из походной афганской кухни, прежде чем пить воду, ее вначале надо было обеззаразить специальной таблеткой. Иногда они брали с собой апельсины, но после них хотелось пить еще больше.
  
  В их группе подобрались хорошие, толковые ребята. Они быстро сдружились, поддерживали друг друга. У одного из них, правда, на первых порах были проблемы с личной дисциплиной - он любил выпить, но Петр Иванович быстро поставил этого офицера на место.
  Когда я первый раз пообщалась с генералом Шкидченко, мне стало понятно, чем он так заворожил моего мужа. Мудрый, уравновешенный, немногословный. Каждая фраза весома и всегда к месту. А к тому же еще и красавец: рост под два метра, приятное открытое лицо, располагающая к себе улыбка. Глядя на него, было трудно поверить, что этот высокоинтеллигентный, хорошо образованный человек вышел из самой обычной сельской семьи. Об этом мне рассказывала Варвара Ивановна. По ее словам, она вышла замуж сразу же после школы и с тех пор везде сопровождала мужа. А за свою службу они сменили более двух десятков гарнизонов! Настоящая жена офицера!
  Это была очень дружная пара, причем авторитет Петра Ивановича в ней был непререкаемым. Не раз слышала от Варвары Ивановны: "Петя сказал, что мне лучше одеть это платье" или "Петя считает, что правильно будет поступить вот так-то". Они были настолько спаяны, настолько дополняли друг друга, что мне порою казалось, будто у них и дыхание общее...
  
  Мой муж проникся большим уважением к Петру Ивановичу, и тот отвечал ему взаимностью - ценил Колин ум, его знания, сообразительность, ответственное отношение к делу. Сколько раз бывало так, что перед тем как идти со службы домой, муж вначале заходил в квартиру Петра Ивановича, и они с ним о чем-то вполголоса совещались. Об этом я слышала от Варвары Ивановны, которая тоже симпатизировала моему мужу.
  Чем они занимались в горах, я могла только догадываться по отдельным фразам мужчин. Ни мой муж, ни Петр Иванович в присутствии нас, женщин, никогда об этом не говорили. Но то, что им приходится нелегко, было видно и без разговоров на служебные темы. Помню, однажды Коля приехал домой после очередной боевой операции, искупался (по пятницам в наши дома обычно давали воду), подошел к окну и говорит: "Боже мой, как я отвык от тишины! Небо здесь такое красивое! А там, в горах, этого совсем не замечаешь".
  
  В этом плане мне хорошо запомнилось, чем закончилось празднование дня рождения Коли в 1981 году. Это было 10 мая. Накануне я попросила у Бориса Ивановича, который выдавал нам пайки, продать мне не одну, а две бутылки водки. Тот пошел навстречу - отпустил ее в счет следующего месяца. Сосед-переводчик (он с женой находился в Афганистане уже несколько лет и знал в Кабуле все входы и выходы) купил по моей просьбе на рынке баранью ногу и вызвался сам ее приготовить. Жена полковника Казакова (он тоже входил в группу генерала Шкидченко) Мария Мирсаевна помогла мне приготовить салат. Днем я сорвала во дворе две веточки шиповника, украсила ими стол. Словом, с учетом тех условий, все получилось довольно прилично.
  Поздно вечером к нам пришел Петр Иванович и все ребята из его группы. Поздравили именинника, немного выпили, закусили, а потом Коля показывает мне глазами, мол, выйди, нам надо поговорить. Я пошла на кухню, стала заниматься чем-то по хозяйству. Когда проходит минут пять, десять, а в нашей комнате тихо: застольного разговора не слышно, вилки-ложки не звенят. Думаю: да что же там такое, почему не празднуют? Не удержалась - приоткрыла слегка дверь и вижу: все наши гости и мой Коля склонились над столом, двигают по нему пустые рюмки и негромко обсуждают, как им проводить предстоящую операцию: "Этот батальон пойдет в предбоевых порядках, а этот - в боевых...". Вот такой день рождения. А с утра у них снова ранний подъем - и в горы.
  
  Петр Иванович и офицеры его группы дома бывали редко. Раз в неделю, как правило в пятницу, когда у мусульман был выходной, они приезжали на побывку. Правда, иногда боевые операции затягивались, и тогда их не было и по две, и по три недели. Мы, жены, старались не сидеть в это время без дела. Ездили проведывать наших солдат в Кабульский госпиталь, организовывали собрания, коллективную читку советских газет, проводили политинформации. У нас работала своя женская парторганизация - среди жен советников оказалось немало членов партии. Те, у кого дети были школьниками, по очереди сопровождали автобус с ними в школу при советском посольстве и обратно (водителем автобуса был солдат-афганец).
  Наша квартира находилась на третьем этаже трехэтажного дома, построенного советскими строителями. И я, и наши соседи (у них было двое детей) по коммуналке опасались, что в дни обострения ситуации в Кабуле через крышу к нам в квартиру могут забраться душманы. Поэтому довольно часто Зиннур спал ночью в спортивном костюме с пистолетом под подушкой. Дверь в их комнату при этом оставалась открытой, чтобы мы с сыном, если что, могли позвать на помощь. Нож, который лежал у меня рядом с кроватью, я не убирала все то время, пока мы жили в Кабуле. Муж как-то сказал, что офицеров их группы предупредили: по одному в город не ходите - за вами ведется слежка. Знаю, что на машинах, которые были закреплены за группой генерала Шкидченко, из-за этого периодически меняли номерные знаки.
  
  В Кабуле наш сын Алеша пошел во второй класс. Однажды мы стояли с ним на балконе нашей квартиры, как вдруг он схватился левой рукой за правое плечо: "Мама, что-то сильно колет". Я посмотрела - на плече вспухает какая-то шишка размером с 5 копеек. Она немного кровила. Тут же показала эту шишку знакомой медсестре - нашей соседке по дому. Та посмотрела и говорит: "Наверное укусило какое-то насекомое. Ничего страшного - со временем все пройдет". Так оно и вышло - через несколько дней шишка исчезла, и мы забыли о ней на многие годы.
  А когда в 1986 году Леша поступал в суворовское училище, то при рентгенологическом обследовании выяснилось, что в правом плече у него крошечный осколок. От чего - теперь уже не установишь. Врачи посовещались и решили, что лучше этот инородный предмет не трогать. Так что с осколком в плече мой сын ходит и по сей день. Я так думаю, что он от какого-то самодельного оружия, которым иногда баловались афганские подростки. Нам по этой причине запрещали выбрасывать стеклянные бутылки - они мастерили из них взрывные устройства. Случалось и так, что по нашим домам стреляли из проезжающего мимо автомобиля, и куски тола в подвале дома, где мы жили, советская служба безопасности находила. Наш подъезд круглосуточно охранял афганский солдат. Что у него было на уме, с кем из своих соплеменников он контактировал - об этом теперь можно только догадываться.
  
  Условия службы советских советников в Афганистане заметно разнились. Кто-то, как офицеры группы генерала Шкидченко, постоянно находился в полях, а кто-то за два года загранкомандировки так ни разу и не выехал за пределы Кабула. И это вполне объяснимо - у каждого были свои обязанности, существовал свой круг задач. В нашем доме, например, жил офицер-медик, который отвечал за отправку в СССР тел погибших в Афганистане советских военнослужащих. Его лицо от постоянного употребления алкоголя было, что называется, синим. Не дай Бог кому такую службу!
  Помню, однажды кормлю сына на кухне ужином, а он возьми да и спроси меня в присутствии соседки: "Мама, а почему наш папа все время в отъезде, а дядя Зиннур каждый вечер дома?". Как же соседка на меня обиделась! Она решила, что это я научила Лешу такому. Я же, разумеется, была тут совершенно ни при чем. Просто дети гораздо непосредственнее взрослых - что видят, то и говорят.
  
  Те из жителей нашего городка, кто знал, чем занимается группа генерала Шкидченко, относились к Петру Ивановичу и офицерам из его группы с большим уважением. Люди ведь понимали, какую важную работу они делают, какому риску себя подвергают. Приведу на этот счет такой пример. По приезду в Кабул первое впечатление от квартиры, в которой поселили мужа, было очень неприятным - обшарпанные стены, видавшие виды солдатские кровати с грязными матрацами, бетонный пол. Мне, конечно, захотелось навести в этом жилище элементарный порядок, создать в нем хоть немного уюта. Расспросила соседок и выяснила, что на территории городка есть небольшой склад КЭС, на котором можно получить половики. "Правда, - говорят, - начсклада человек зажимистый, может и отказать". Прихожу туда, а там какой-то пожилой мужчина, гражданский. Говорю ему: "Я жена полковника Вавенко из группы генерала Шкидченко". В ответ - само радушие: "Боже мой, это такие люди! Я сейчас выдам вам все необходимое".
  Когда мы с сыном приехали в Кабул, в нашем городке еще жило несколько семей, которые застали времена Тараки, а некоторые - и президента Дауда. Одна из соседок - жена советского профессора, который преподавал в Кабульском университете - как-то сказала: "И зачем только советские войска сюда пришли? Мы так хорошо жили до этого: местные жители к нам прекрасно относились, наши специалисты свободно перемещались по всему Афганистану и при этом не знали никаких проблем!".
  Ее семья занималась тогда очень выгодным бизнесом - десятками возила в Москву дубленки. На шереметьевской таможне у них были свои люди, которым они платили заранее оговоренную сумму, и проблем с доставкой товара у них никогда не возникало. Благодаря этому семье профессора удалось купить квартиру в Москве и дачу в Подмосковье, обеспечить на многие годы вперед и себя, и своих детей. А мы как нищими в Афганистан приехали, так такими же оттуда и уехали. О том периоде в моей памяти только и осталось: изматывающее однообразие, постоянный страх за сына и мужа, мучительное ожидание возвращения наших мужчин с очередной боевой операции.
  * * *
  А потом был этот страшный день 19 января 1982 года. С утра была низкая облачность, и Петра Ивановича вроде бы предупреждали, что лучше не лететь. Но тут ведь дело военное - есть приказ, и его надо выполнять. Куда он летел, зачем - этого я тогда не знала. Слышала только от мужа, что накануне вечером он заходил к генералу Шкидченко домой, и они обсудили задачи на следующий день. Как выяснилось уже потом, из состава их группы с собою в вертолет генерал взял только переводчика рядового Ширинбекова.
  Во сколько Петр Иванович вылетел в тот день, я не знаю. На боевые операции они вылетали обычно очень рано - в 3 или 4 утра. Таких случаев, чтобы они стартовали куда-то среди дня, я даже не вспомню. В какой день, а уж тем более в какое время будут возвращаться, муж никогда не говорил. Дело-то военное - что тут загадывать. Коля вообще ничего не рассказывал о своей работе, а уж тем более о каких-то планах. А я никогда ни о чем его не спрашивала. Моей задачей было дождаться, накормить, напоить и создать все условия, чтобы он хоть немного восстановил силы между очередными выходами в горы.
  
  Тогда, 19 января, я вышла днем на улицу немного пройтись, и когда встретила соседку по дому, то она, вместо того чтобы как обычно подойти ко мне, быстро ушла куда-то в сторону. То же самое и другие женщины. Вижу: почему-то прячут от меня глаза, не задерживаются, чтобы поговорить. Это уже потом я поняла: они, видимо, знали, что сбит вертолет группы генерала Шкидченко, и кто именно в нем находился, еще было неизвестно.
  Походила немного около дома и поднялась домой - на улице в тот день было довольно прохладно, на мне был теплый плащ. Смотрю: жена Зиннура тоже почему-то избегает общения со мной. Позже она объяснила: "Мне тогда уже сказали о случившемся, и я решила, что Николай Иванович тоже летел в том вертолете".
  Поведение соседки меня насторожило. Готовлю ужин и при этом время от времени выхожу на балкончик, смотрю: не идет ли муж. Когда вижу: очень быстрым шагом, почти бегом, он движется в сторону нашего дома. Я кинулась к дверям, встречаю: "Коля, что случилось?". А он: "Ни о чем не спрашивай! Водка у нас есть?". Я достала из шкафчика начатую бутылку. Он налил аж полстакана, залпом выпил и только потом сказал: "С Петром Ивановичем горе. Как все произошло - пока неизвестно. Видимо вертолет сбили - внизу была вспышка". Сказал - и пулей умчался из квартиры. И в последующем я с ним на эту тему никогда не говорила. Муж очень тяжело пережил гибель Петра Ивановича - в тот же вечер у него случился сердечный приступ и он оказался в Кабульском военном госпитале. Я тогда считала, что муж находился на борту второго вертолета, который летел в паре с вертолетом генерала Шкидченко. Но так это было или нет, с полной уверенностью сказать не могу.
  
  Уже потом, несколько дней спустя, я слышала от соседок, что вертолет подбили, когда он преодолевал горный хребет. Машина упала, загорелся бензобак. Петру Ивановичу выбраться из вертолета не удалось. Опознали его по часам на руке и номеру пистолета, а переводчика (он был студентом, призванным из Таджикистана) - по красным носкам. Летчик погиб сразу, а штурмана и борттехника - они были афганцами, отбросило в сторону, и кто-то из них, вроде, остался жив.
  Но все это я узнала уже позже, а тогда, после ухода мужа, пошла к Варваре Ивановне. Она еще ничего не знала о случившемся. У нее в квартире на тот момент находилась соседка Людмила Леонидовна - жена заместителя начальника политотдела аппарата советников генерала Левченко. Мы с нею переглянулись, и я поняла, что ей уже все известно. Вместе с Людмилой Леонидовной мы о чем-то говорили с Варварой Ивановной, кажется расспрашивали ее о каком-то кулинарном рецепте, а в голове у меня тогда была только одна мысль: "А вдруг все обошлось!". Такое в Афганистане иногда случалось: вначале приходят самые мрачные известия, а потом выясняется, что человек не погиб, а только ранен. Но увы, увы, в этот раз чуда не произошло...
  
  Что было дальше - помню плохо, только отдельными фрагментами... Сообщить Варваре Ивановне о трагедии пришла довольно большая группа сослуживцев Петра Ивановича. Они что-то объясняли, произносили слова сочувствия, а Варвара Ивановна - это я видела - все никак не могла осознать случившегося... Потом мы подбирали одежду Петру Ивановичу. Когда он ехал в Афганистан, то взял с собою два костюма, один из них - пастельного цвета. В Кабуле он несколько раз надевал его на какие-то местные праздники. Вот этот костюм, коричневые туфли, светлую рубашку мы и передали в госпиталь.
  Варвара Ивановна находилась тогда в потерянном состоянии. "Людочка, - говорила она, - вот если бы Николай Иванович полетел с Петей в одном вертолете, с ними бы ничего не случилась". Она с большим уважением относилась к моему мужу, считала его ангелом-хранителем Петра Ивановича. Конечно, никому не дано знать, как оно могло случиться. Судя по тому, что я слышала от мужа, генерал Шкидченко берег людей, никогда не рисковал жизнями подчиненных, а вот сам не раз оказывался в ситуациях между жизнью и смертью. Но до этого все как-то обходилось, а здесь... Муж рассказывал, что однажды на каком-то совещании, проходившем в Кабуле, Петр Иванович очень эмоционально, вплоть до очень резких мужских слов, высказался по поводу целесообразности присутствия советских войск в Афганистане. И в тоже время офицерам своей группы генерал Шкидченко говорил: "Но раз мы находимся здесь - надо служить в полную силу". Сам он именно так и поступал.
  
  Прощание с Петром Ивановичем жителей нашего городка проходило в небольшом здании, которое между собой мы называли Домом офицеров. Закрытый гроб поставили в одной из комнат, из которой перед этим убрали всю мебель. На стенах остались висеть какие-то стенды с политическими плакатами. Мне запомнилось, что Варвара Ивановна и я сидели напротив стенда с фотографиями и текстами, посвященными биографии Брежнева. Кажется, звучала какая-то негромкая музыка. Все остальное уже не помню. В те неполные двое суток я находилась в каком-то полуобморочном состоянии, да и потом не сразу пришла в себя. А что уж говорить о Варваре Ивановне? В тот день, когда проходило прощание, она как ухватилась за мою левую руку, так и не отпускала ее, пока не села в самолет. Полететь с нею в Днепропетровск, где похоронили Петра Ивановича, я не могла - муж вторые сутки находился в госпитале, и мне надо было спасать его.
  
  Своего командира Николай Иванович пережил не намного. В середине октября 1982 года мы уехали из Кабула, а год спустя - 26 октября - муж умер. После возвращения из Афганистана он почти не покидал госпиталей. Коля и раньше был не очень здоров, а Афганистан его доконал окончательно - обострились проблемы с сердцем, нервной системой. Как писали врачи в его медицинских документах: "Сердечная недостаточноcть неизвестной этиологии".
  Несмотря на слабое здоровье, муж до последнего дня службы в ДРА продолжал выполнять свои служебные обязанности. А вот один из его сослуживцев сразу же после гибели Петра Ивановича лег в госпиталь и через 1,5 месяца улетел в Союз. Я когда об этом узнала, то сразу сказала: "Предатель!". Сейчас я понимаю, что мне не стоило быть такой категоричной - мало ли какие у человека могли возникнуть проблемы, тем более что он был уже в возрасте. Но тогда, вскоре после гибели генерала Шкидченко, такой поступок был воспринят именно как предательство не только мною - никто из группы не посчитал нужным проводить этого офицера в Союз. Да и сам он ни к кому не зашел попрощаться. Помню, когда этот офицер с супругой вышел из своего подъезда, чтобы ехать на служебном автобусе в аэропорт, то прежде чем сесть в машину, поднял голову в сторону нашего окна. Но я не стала выходить из дома - тогда у меня не нашлось сил простить ему такой поступок. Позже, в Советском Союзе, уже после смерти мужа, он разыскал мой киевский адрес. Несколько раз присылал поздравительные открытки к каким-то праздникам. Я не держу на него зла, уже давно все ему простила, но какой-то неприятный осадок в душе все же остался.
  
  У Петра Ивановича и Коли была идея написать по возвращению в Союз книгу. Они хотели обобщить свой афганский опыт ведения боевых действий в горах, передать его молодым офицерам. Я несколько раз слышала об этом от мужа. По поручению генерала муж собирал какие-то документы, схемы, карты. Петр Иванович поощрял эту работу, не раз говорил мужу: "Давай, наука, старайся! Все это потом пригодится!". В 1982 году Коля вывез собранные материалы из Кабула. Но когда он тяжело заболел, ему стало уже не до книги. А после смерти мужа его архив уже никого не заинтересовал. Лет десять тому во время ремонта квартиры мне попались на глаза несколько небольших схем, привезенных тогда из Афганистана, я их повертела-повертела в руках и выбросила в макулатуру. Решила, что теперь они уже точно никому не нужны. Хотя, наверное, стоило бы отдать эти схемы в афганский музей. Но что теперь понапрасну жалеть? Того, что было, уже не вернешь...
  О судьбах офицеров из группы генерала Шкидченко мне мало что известно. Знаю только, что в Самаре живет полковник Казаков Баязит Мажитович. Он, как и мой муж, был офицером-оператором. Остальных же, по-видимому, уже нет в живых. Они ведь все тогда были подполковниками/полковниками, то есть людьми в возрасте, а средняя продолжительность жизни мужчин в странах СНГ, вы сами знаете, не превышает 65-ти лет.
  
  После смерти мужа я многие годы работала в секретной части Национальной академии обороны Украины, всегда была на хорошем счету. Однажды по случаю какого-то праздника меня пригласили в Министерство обороны, и там во время торжественного собрания сам министр - генерал армии Кузьмук - вручил мне грамоту и гвоздику.
  Перед началом этой церемонии я во все глаза смотрела по сторонам: где же сын Петра Ивановича? Я, конечно, знала, что генерал-полковник Владимир Петрович Шкидченко недавно возглавил Генеральный штаб, и все пыталась рассмотреть его среди других генералов. И когда он вместе с министром вошел в зал, то узнать его было несложно - внешне Владимир Петрович очень похож и на отца, и на маму. Мне сразу вспомнился давний разговор в Кабуле. Мы тогда заговорили о детях, и я, услышав что Шкидченко-младший служит на Дальнем Востоке, высказала свое удивление. "Неужели, - говорю, - вы, Петр Иванович, не могли помочь сыну попасть служить куда-то поближе к столице?". Петр Иванович на это ответил: "Меня никто по службе за руку не вел, и его никто вести не будет. Если Володя чего-то и добьется в службе, то только благодаря своим усилиям. Он это хорошо усвоил".
  После окончания мероприятия там же, в актовом зале Минобороны, я подошла к Владимиру Петровичу. Увидев меня, он первым начал разговор. "Догадываюсь, - говорит, - что вы хотите мне сказать". А он, оказывается, и до этого не раз слышал мою фамилию от мамы. Спустя несколько дней Владимир Петрович пригласил меня в свой кабинет, и мы около получаса говорили о Петре Ивановиче и Варваре Ивановне. Впоследствии он помог мне с восстановлением памятника мужу (какие-то вандалы его разбили), а однажды посодействовал в разрешении сложной для меня житейской ситуации. Я ему очень благодарна!
  
  С Варварой Ивановной я все эти годы перезваниваюсь. В начале 2000-х годов она приезжала в Киев к сыну, и мы встретились. Говорили, в основном, о сегодняшнем дне, о детях и внуках, но и о прошлом, конечно, тоже. Вспоминать связанное с Афганистаном и ей, и мне, конечно же, очень больно, а забыть - невозможно. Для нас, вдов, та война не закончится никогда.
  
  Записал Сергей Бабаков
  (г. Киев, 2012 г.)
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023