Аннотация: Владимир Волошенюк, комвзвода из 56 одшбр, рассказывает о повседневном быте солдат и младших офицеров легендарной бригады.
Владимир Волошенюк.
Участник боевых действий в ДРА:
ноябрь 1981 - ноябрь 1983 г.,
командир десантно-штурмового взвода
3-го ДШБ (Бараки, провинция Логар)
56-й ДШБР (Гардез).
Предсказание
К часу ночи в комнате офицеров 9-й роты за столом, накрытым газетами, предусмотрительно взятыми из подшивки замполита роты, и уставленным пустыми бутылками и тарелками с недоедеными пехотными деликатесами из консервных банок НЗ, остались только командир 3-го десантно-штурмового взвода Миша Гусев и старший техник роты Шура Петренко.
Сидели почти в темноте, свет уже отрубили, а почерневшая керосинка с фитилем из солдатского брючного ремня и соляркой вместо керосина больше коптила, чем светила.
Петренко старательно процеживал через марлю в кружки оставшуюся в трехлитровой банке недавно поставленную брагу, а Гусев, обхватив голову руками, смотрел в окно.
- Ты знаешь, Шура, я в последнее время часто просыпаюсь по ночам, спать не могу.
- И вот, смотрю на вас всех спящих и мне кажется, что Володя Остяков - покойник.
Командир 1-го взвода старший лейтенант Володя Остяков спал на кровати первого яруса, укрывшись одеялом с головой. Под его кроватью, свернувшись калачиком, дремала Машка, дворняга, которую он подобрал щенком во время операции и выкормил.
Петренко непроизвольно, с опаской посмотрел сначала на взводного, потом на Машку и шепотом сказал:
- Миша, ты что? Прекрати!
Гусев залпом выпил налитую брагу и тоже шепотом ответил:
- Вы все нормальные лежите, живые я вижу. Ты, Вовка Васильев, замполит, а Володя - покойник. Мне самому непосебе становится, но ты понимаешь, я это чувствую и ничего не могу с собой поделать.
В это время сверху тихо затрещал включенный трофейный, а по-восточному бакшишный панасоник. Эфир, как всегда, был забит заунывными, как зубная боль песнопениями, которые сменялись молитвами, угнетающе действующими в любое время суток.
Володя Васильев, командир 2-го взвода, лежа на втором ярусе, медленно вращал ручку настройки. После недавнего гепатита он не пил совсем, но в компаниях старался никому не мешать своей трезвостью. Это качество в нем ценили товарищи офицеры и в утешение иногда отдавали самые диетические продукты из офицерского доп. пайка - порошковый творог и сгущенку, если она не шла на брагу.
- Гусь, ты хоть с Вовкой не делись своими ночными видениями, и вообще, лучше не каркай на эту тему, - сказал он, выключая транзистор.
- Ну что ты, я ж понимаю.
- Только это ничего не изменит, - после паузы добавил он. Потом наклонившись, он потрепал по шее спящую Машку, та подняла голову и ее глаза в темноте блеснулии, как два уголька .
Мотнув головой, Гусев взял в руки банку и недоуменно посмотрел на бражную гущу на дне.
Помолчав еще немного, он продолжил размышлять вслух, теперь уже как бы сам с собою и совсем о другом.
- Вот старшинка артбатареи почти год просидел безвылазно в расположении. Заменщик его уже был в Ташкенте. И какой хер понес его на сопровождение?... Называется, сходил посрать... Хрен знает на каком расстоянии от духов, рядом с позициями батареи... Надо же было ему в эти заросли лезть чтобы получить очередь в спину из собственного АКСа.
Петренко, внимательно слушавший, не смог удержаться от оценки событий, когда речь зашла о его брате-прапоре, тем более, что история еще была свежа. В батальоне все перебирали подробности гибели старшины со спущенными штанами от того, что спусковой крючок зацепился за ветку.
- Он придурок, предохранитель надо было ставить и не изображать из себя рейнджера.
- Ладно, молчи умный, наливай лучше.
Гусев пододвинул ему кружку.
- А нету, брага йок командор.
- Мужики, продолжал Гусев, - было бы это все под Прохоровкой, я бы отдал концы, не жалея ни о чем.
- А здесь - обидно все-таки. Хоть там и долг, и приказ... Если бы моя мымра не загуляла, никогда бы сюда не уехал.
Петренко в знак согласия, молча, кивнул головой и добавил с ноткой удовлетворения.
- Комбат подписал на старшину представление, за б/з посмертно, семье передадут.
Гусев еще раз посмотрел на дно банки и, зевая, философски заметил.
- А гробы в Кабуле паршивые делают, мне мужики из комендатуры говорили.
- Ладно, давай спать, пить все равно нечего.
- Шура, позови дневального, пусть уберет все.
Петренко замотал головой:
- Не надо, там "Слон" стоит, он тут такой грохот поднимет, лучше пусть утром уберет.
Гусев, не раздеваясь, повалился на кровать, которая под его далеко не птичьим весом заскрипела всеми своими пружинами.
- Володь, ты спишь? - он слегка пнул рукой в сетку кровати второго яруса.
- Нет, я сплю, Гусь.
- Слушай, мне предложили перейти в бригаду на зам. ком. роты во
2-й батальон. Как ты думаешь, а? - не дождавшись ответа, продолжал рассуждать вслух.
- А что, там спокойнее... На операции они выходят редко, не так, как мы здесь, машемся чуть ли не каждый божий день. Мне ребята говорили, что их нашим батальоном пугают, как штрафбатом.
-А еще там в офицерской столовой официантки есть, а в медчасти сестрички...
- Как ты думаешь?
- Не знаю, смотри сам, скучать будешь без нас.
- Да, хотя бы Вовку пронесло. Боюсь я за него...
. . . . . . . . .
...Подрыв на фугасе произошел через месяц во время сопровождения. Духи долго "пасли" БТРД Володи Остякова с установленным на нем трофейным ДШК. Он умер, не приходя в сознание.
В тот день с утра после выхода роты Машка словно взбесилась, она то металась по длинному коридору расположения, то скулила, не даваясь никому в руки.
Обо всем этом Петренко рассказал Васильеву, когда тот вернулся в батальон после второго гепатита и отпуска по болезни.
И еще на пересылке в Ташкенте Васильев узнал от офицера со 2-го батальона, куда перешел Миша Гусев, что он перед выходом бригады на операцию попросил своего однокашника, чтобы тот сопровождал его тело домой в Саратов...
Зайдя в комнату офицеров "девятки" Васильев, увидел, что кровати теперь стоят в один ярус. Постель на кровати Володи Остякова была застелена аккуратно по-солдатски: синее одеяло прямоугольником, на одеяле серая простынь полоской наискосок. На подушке лежала Володина панама.
Он взял табуретку, что стояла возле стола и поставил ее у изголовья кровати Володи Остякова и сел. Петренко, стоя за столом, молча открыл бутылку горилки с перцем, привезенную Васильевым, и разлил в три стакана, положив на один кусок черного хлеба.
- Шура, а где Машка? Васиьев обвел взглядом теперь ставшую какой-то чужой комнату.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023