ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Адэ Владимир Александрович
Илюша

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.14*14  Ваша оценка:

ИЛЮША

   Все военные делятся на две категории: одни отдают приказания, другие их исполняют. В зависимости от обстоятельств, конечно, каждый военный оказывается и в том, и в другом положении. Не выполняет приказов только Верховный Главнокомандующий, потому что никто ему приказать не может. А Министр Обороны выполняет приказы Верховного, Командующие округов выполняют приказы Министра, Командующие армиями - Командующих округов, и так далее, и так далее, и так далее.
   Я, когда дежурю по роте, отдаю приказы дневальным, а в обычное время выполняю приказы всех-всех-всех, потому что я - боевая исполнительная единица армии, рядовой. Я миниатюрный гвоздик в подошве огромного военного сапога.
   А сейчас я отказываюсь выполнять приказание, и не только я.
   - Внимание, рота! Упор лежа принять!
   Утро. Погода мерзкая. Ночью был снег, а сейчас, не останавливаясь, льет противный мелкий дождь. Температура около нуля. Земля размокла и аэродром, где у нас проходит зарядка, напоминает корыто со строительным раствором - серая жидкая масса, в которую вляпываешься по щиколотки. Каждый шаг - хлюпанье и чавканье, противно, спасу нет.
   Мы, как и все остальные роты, на утренней физзарядке. Но в отличие от остальных рот, командиры которых после стандартной трехкилометровки загнали своих подопечных в палатки, мы стоим по стойке "смирно" посреди булькающего и грязного океана.
   Форма одежды номер два, это значит только штаны и обувь. И то и другое промокло насквозь.
   Мы стоим, покрывшись мурашками, и смотрим на нашего командира - самого страшного и жестокого лейтенанта в отряде, по прозвищу Илюша.
   Илюша - командир первой группы в нашей роте, про таких как он говорят, фанат службы. А Давыд называет его еще проще - рубанок по металлу. Потому что ему всегда больше всех надо, и всегда он больше всех выслужиться хочет.
   Любимчик комбата, хотя комбат ни разу его из всех офицеров ничем не выделял. И прозвище ему свои же лейтенанты придумали, но просочились слухи "в народ" и теперь его все так ласково называют.
   Вот и сейчас, когда нормальные офицеры, оберегая своих солдат от простуды (погода-то ужас!), личный состав в палатки загнали, нашему больше всех надо.
   Я не простуды боюсь, было бы чего бояться, не в простуде дело. В отношении!
   Мы стоим, никто не шелохнулся. Илюша выкатил глаза и заорал:
   - Внимание, рота, повторяю приказ! Упор лежа принять!
   Мы стоим, кому охота в дерьмо ложиться, да еще в такой холод
   Последняя рота скрылась в палатках, на аэродроме только наша, горемычная.
   А Илюша, по-видимому, пошел на принцип. Ему, как офицеру, на физзарядки разрешается выбегать в любой форме, и он одет по погоде. Курточка с капюшоном, под курточкой футболка, нормально, в общем.
   Но рота два раза не выполнила приказ! И дело уже не в одежде!
   Он обжег нас взглядом и сквозь зубы проговорил:
   - Внимание, рота, слушай боевой приказ. Упор лежа принять!
   Озверел точно! Загнул, боевой приказ! Рота сейчас на отдыхе, в боевых действиях не участвует. Но формулировка правильная. За невыполнение боевого приказа в зоне ведения боевых действий расстрел полагается. Круто взял, лейтенант.
   Пацаны встали в упор. А я остался стоять по стойке "смирно". И еще Фикса, и еще Серега.
   Лейтенант посмотрел вниз, на стоящих в упоре солдат, затем на нас троих и ухмыльнулся:
   - Я все понял, товарищи солдаты, встать! В расположение бегом марш!
   Здесь нам два раза повторять не надо. Отфыркиваясь от назойливого дождя, мы побежали в палатки.
  -- Как думаешь, Серега, застучит или нет?
  -- Кто?! Илюша? - Серега вроде удивился, - конечно, застучит! Сдаст, как стеклотару!
   - Обидно получается. Сам нервный, а нам отвечать. - Хмуро добавил Фикса.
   После завтрака ротный построил роту и вывел нас троих из строя:
   - За невыполнение приказа командира группы объявляю вам трое суток ареста!
  -- Есть! - хором рявкнули мы.
   Все-таки сдал Илюша, не весело.
   Здесь гауптвахты нет, все провинившиеся отбывают наказания в трудах, - работают на нужды лагеря. А ночуют в зиндане. Тех же, кто особенно отличился, вообще из зиндана не выпускают, так и сидят там сутками. Мы отличились особенно.
   Зиндан - это глубокая, метров пять, яма, выкопанная в форме кувшина, узкий лаз и расширяющаяся к низу пещерка. Вход накрывают какими-нибудь досками, а внутри ничего нет, голая земля. Арестанта не кормят и по нужде не выводят, терпи.
   Мужики к нам подходят, утешают, мол, ничего, все там будем. Бывалые арестанты полезные советы дают:
  -- Жратву тарьте, чтобы не нашли.
  -- Воды вам принесут.
  -- Теплее одевайтесь, мужики.
   Мы тщательно готовимся к "погребению". Надеваем самые теплые вещи, маскируем в рукавах и штанинах пачки печенья, хлеб, бульонные кубики. Сигареты и спички надо прятать особо, - арестантам курить не положено, если обнаружат, накинут еще пару суток. Серега вообще против того, чтобы сигареты брать:
   - Через сутки наша рота заступает в караул, значит, охранять нас будут свои. На фиг с сигаретами лишний раз светиться, чуть-чуть потерпим, а там принесут. Так?
   - Так - отвечаю. Ему хорошо, он хочет, курит, а хочет, не курит, надо хоть парочку заныкать.
   Минут через десять за нами должен прийти комендант лагеря и забрать нас "на кичу". Еще одни носки возьму, пожалуй, мало ли что. И перчатки лишними не будут.
   - Эй, третья рота! Кто там у вас самый умный, выходи строиться!
   Это за нами, голос коменданта не спутаешь.
   Комендант - здоровенный прапор, фамилии его я не помню. Оценил нас - мы в струнку, подбородки параллельно горизонту, а одеты как колобки.
   Прапор уселся на скамеечку, размял папироску и кивнул нам:
  -- Курите еще, кому надо - в нужник, кому не надо, тоже советую.
   Мы закурили, а комендант подвинулся поближе и, прищуривая один глаз от дыма, спросил:
  -- За что залетели? Лейтенанта послали?
  -- Ага, - Фикса ответил. - И не только его.
  -- А кого еще?
  -- Всю армию.
  -- Ну, это ничего - прапор откинулся на спинку, - я ее каждый раз посылаю, после второй бутылки.
   И засмеялся. Потом резко встал и повернулся к нам:
   - Так, сынки, давайте по-хорошему, все курительно-зажигательные принадлежности оставляем здесь. Я вас понимаю, но и вы меня поймите, служба есть служба.
   Мы молчим, как будто ни у кого ничего нет.
   - Понятно - прапор нахмурился - ну, что ж, руки в стороны, ноги врозь, проверять буду.
   Мы изобразили пятиконечные звезды. Какой позор! Шмонают в родном расположении. Пацаны, которые вышли из палаток посмотреть на нас, все поняли и скрылись. Им тоже неловко.
   Прапор начал с меня. Похлопал по плечам, груди и плавно перешел к рукавам. Черт, кажется, нащупал!
   Комендант глянул мне прямо в глаза, от неожиданности я растерялся и опустил руки.
   - Руки в стороны, солдат! - рявкнул комендант. И... перешел к Фиксе.
   Быстро проверив Фиксу с Серегой, прапор скомандовал нам следовать к вагончику оперативного дежурного, именно там находился самый глубокий зиндан в батальоне.
   - А прапор ничего, - шепнул мне на ходу Серега, - не гнида.
   Да, подумал я, заначку мою явно нащупал, а виду не подал. Каждый прапор когда-то был солдатом и понимает, что к чему.
   До командировки я всего один раз "залетал". Но сидел не на "губе", а в гарнизонной комендатуре, там легче.
   Тогда мы втроем с пацанами ушли в самоволку и подрались в баре. А барменша, хорошая, в общем, девчонка, выбежала к нам и закричала. Мальчики, кричит, убегайте, я уже милицию вызвала, извините, мол. Дура. Но ее тоже понять можно, у нее работа такая. Арестовали нас всех троих и в комендатуру. Когда вышли, замполит сказал, что нарочно не забирал нас из комендатуры. И сидели вы, говорит, не за то, что из части самовольно ушли, а за то, что попались. И за то, что с милицией не справились, тоже мне, спецназовцы. Ага, справишься с ними, они на четырех машинах приехали нас арестовывать.
   По февральским меркам сегодня тепло, хотя солнца вообще нет. Небо хмурое и тяжелое, того и гляди, на головы свалится. Дождь утренний весь вышел, но следы его остались. Грязь и лужи повсюду.
   Оперативный дежурный на нас даже не взглянул, и мы полезли в зиндан.
   Внутри холодно и темно. Спустившись по веревке, мы оказались в маленьком гроте, в котором можно было располагаться только сидя. Свет от далекого входного отверстия померк, - вход заложили досками.
   - Убью гада - первым нарушил тишину Фикса. - На первом же выходе.
   - Конечно, так он с тобой и пошел. А если и пойдет, то только сзади, метрах в ста. Так что, может, что не ты его, а он тебя. - Серега мрачно выругался и из того угла, откуда доносился его голос, послышалось шевеление.
   - Да успокойтесь вы, как дети малые - я тоже подключился к беседе.
   Слова звучали глухо, земляные стены и потолок скрадывали половину букв. Сидеть было неудобно - почва твердая, глинистая с выступающей повсюду галькой. Большое количество теплых штанов немного смягчали положение, но через двадцать минут спина начинала ныть. Вслед за спиной - ноги, предатели, потом шея.
   Глаза привыкли к темноте, и было видно, кто как расположился. Мы сидели, прислонившись к холодным стенам, а наши ноги соприкасались в середине пещеры, образовывая трехлучевую фигуру наподобие фирменного знака "Мерседеса".
   Фикса поерзал на жестком полу и неожиданно повалился на бок.
  -- Спать буду. - Только и сказал.
   Мысль хорошая, подумал я, и посмотрел на Серегу. А тот уже, по-моему, давно спал.
   Сверху, сквозь не плотно пригнанные доски, пробивались тусклые полоски дневного света. Нас посадили около десяти, значит, сейчас где-то одиннадцать. Время мчаться не желает. Скука. И ведь никто из нас часы не взял! Остолопы! Когда наши заступят, надо напомнить, чтобы принесли.
   А где у меня сигаретка? Вот она, любимая. Арестантская отрада. Эту прапор бы никогда не нашел, есть такие места потайные, где одежда сминается в естественные складки и туда как раз влезает сигаретка. А у меня их четыре, в смысле, сигареты.
   Спички я нарочно рассыпухой прихватил, так легче спрятать, а зажечь не проблема. Меховой солдатский бушлат покрыт грубой хлопчатобумажной тканью, натянуть ее потуже и зажигай. Не хуже коробка. А еще можно камешек какой-нибудь гладкий выкопать и отшлифовать рукавицей, тоже неплохо. Главное, чтобы спички не отсырели. От земли влажность идет и пар от дыхания.
   Вот, блин, из-за какого-то козла сиди теперь здесь, мучайся!
   Ротному спасибо, всего трое суток дал, а мог бы и больше, если не хуже. Понятное дело, офицерский приказ не выполнили, а если он дурной, этот приказ! Но, приказы не обсуждаются.
   Илюша сейчас радуется, упек хороших солдат в зиндан. Главное, что мы теперь врага на всю жизнь нажили, он такого не забывает. Может отомстить. Хорошо бы, если не на боевых.
   Фикса зашевелился, приподнялся, видимо, дым почуял.
  -- Ты чё сдурел? И так дышать нечем, он, блин, курит!
  -- Да, ладно, Саня, не ори. Тебе оставить?
  -- Давай, делать-то нечего.
   Серега даже не шелохнулся, вот сон крепкий у человека! А я не могу заснуть, хоть ты лопни.
  -- Саня, есть хочешь?
  -- М-м-м?
  -- Есть, говорю, хочешь?
  -- Не, оставь на потом. Кто его знает, может, нашу роту с караула снимут.
   Такое возможно. Вообще, распорядок у нас строгий, но всякое случается. В батальоне, кроме ВМО, связи и прочих, всего четыре боевые роты. Обычно, две роты на боевых, одна на отдыхе, а одна наряды тянет. Наша третья рота сейчас на отдыхе, вторая в нарядах, четвертая и первая - на боевых. Значит, мы меняем вторую, четвертая уходит на отдых, первая остается на боевых и к ней присоединяется вторая. Все просто. Но бывают всякие неприятные моменты, когда отдыхающую роту ставят в усиление нарядам или еще чего-нибудь. А могут оставить одну роту в нарядах на неделю, а все остальные отправить на боевые. Всякое может случиться.
  -- Фикса, а ты чего отжиматься не стал?
  -- А ты?
  -- А я что, бобик?
  -- Вот и я также.
   Поговорили.
   Сидим молча. Смотрим, как Серега дрыхнет. Скукотища.
  -- Гитару бы сюда, да?
  -- Ага, и девчонок.
  -- И водки, и все это вместе с нами наверх - Серега проснулся. - Вы какие-то придурки. Делать что ли больше нечего, всякую ахинею несут оба. Спать лучше ложитесь.
  -- Да я не могу здесь спать на этих камнях, вся задница уже болит! - Фикса нервничает. Я его понимаю, сам страдаю от того же.
   А наверху жизнь. Наверху суета и служба, в полном смысле. Кто-то на посту стоит, кто-то оружие чистит, кто-то пишет письмо родным. "Не волнуйтесь, мама-папа, у меня все хорошо..."
   У меня тоже все хорошо, и у Фиксы, а у Сереги подавно - перевернулся на бок и храпит. Железный человек.
   Ночь наступила кошмарная. Стремительно навалился холод, и все наши меховые бушлаты проколол, словно они бумажные. Мы теснее сдвинулись друг к другу, как щенки, но уснуть по серьезному все равно не удалось. Снизу твердая и колючая земля с торчащими краями гальки, сверху жгучий холодный воздух. Ворочаемся с боку на бок, материмся, курим, чтобы хоть немного согреться. Иногда наступает какое-то неведомое состояние, в котором все теряется. Забытье и невесомость. Но не долго, просыпаешься либо от холода, либо от толчков товарищей.
   Все припасы сожрали, не помогает. Жуть.
   Бог его знает, сколько еще до утра мучится, а там лишь бы вывели на воздух. Поработаем - согреемся. Если выведут. Хрен с ним со сном.
   И вторые носки не помогают, черт. Скорее бы утро.
   Сейчас бы спальник, хоть один.
  -- Вставай, дяденька.
  -- Чего?
  -- Вставай, говорю, - Фикса трясет меня за штанину - пошли на волю.
   Доски наверху откинуты, в зиндане светло, утро.
   Серега с Фиксой уже давно, видимо, проснулись и хохочут надо мной. Я никак не могу подняться, закоченел. Мы все в инее, помятые и красноглазые.
   Сверху свисает довольная морда коменданта, он бросает нам веревку и кричит:
   - Вылазь, арестанты хреновы, родина требует помощи. Надо поработать.
   Кое-как выбрались наверх. Спина хрумкает, ноги-руки не разгибаются, тело отекло от лежания на ледяной земле. Построились в шеренгу. Комендант веселый что-то, прибаутками так и сыпет:
   - Ну что, граждане разгильдяи-тунеядцы-хулиганы-обормоты? Работать хотим? Или не хотим? Или в туалет хотим?
   Ему бы, козлу, в гестапо работать. Улыбается, садист. А нам не до смеха, стоим, под ноги смотрим, переминаемся.
   Комендант вдруг изменился в лице:
   - Ладно, сынки, поступаете в распоряжение старшины вашей роты. Что он скажет, то и будете делать. Пойдете?
  -- Так точно - радостно проорали мы.
  -- Нале-во! В расположение шагом марш!
   Наш старшина, Лис, мужик не злобный и с понятием. Лучше у него работать, чем у коменданта.
   По пути встретился комбат. Прапор что-то скомандовал нам, но комбат сам подошел и поздоровался. Спросил, куда идем и зачем, и почему такие страшные. Комендант все выложил как на тарелочке.
   - Ну, вы что, мужики, у нас и так рук не хватает успевать везде, а вы еще по трое суток схлопотали. Лица-то мне ваши знакомы, и этого лопоухого, - комбат указал на Фиксу, - тоже знаю. Что стряслось-то?
   Серега с комбатом знакомы еще с прошлой командировки, он ему все и рассказал, за что посадили, когда посадили и как. Обида в человеке кипела, вот и выплеснулось все.
   Комбат выслушал, ухмыльнулся:
   - Ладно, идите, я разберусь.
   Пришли в роту, комендант передал нас Лису и, едва он скрылся, началось. Все пацаны ржут, балдеют над нами. У нас вид-то, не дай бог. Морды помятые, глаза красные, как солнце на закате, все в грязи по уши. Смех, а не спецназ. Мы пошли переодеваться и умываться, Лис дал на все про все пятнадцать минут.
   Фикса сразу засуетился:
  -- Еда осталась?
  -- Ешьте, сколько влезет.
   После завтрака и умывания мы порозовели, дремота легонько прокрадывалась по телу, сейчас бы грохнуться часов на десять! Но блеск в глазах от бессонной ночи все же остался.
   Задание старшины было короткое и емкое, как все военные задания - построить новый туалет. Полевой туалет - сооружение особенное и требует знания всех тонкостей технологии.
   На свободном и желательно строго горизонтальном участке земли выкапывается глубокая яма в форме правильного четырехугольника шириной в метр и длиной в пять метров. Затем яма огораживается столбами высотой в полтора метра, на столбы натягивается маскировочная сеть. Нужно очень много маскировочной сети, чтобы она стала плотной и не просматриваемой со всех сторон. Поперек ямы кладутся доски с интервалом в сорок сантиметров и все, полевой армейский, временный туалет готов. При передислокации войск снимают сеть, выкапывают столбы и засыпают яму. Просто, надежно, гигиенично. Как в нормальной армии.
   Но просто только на словах, на деле иначе. Здесь земля - сплошные камни и глина. Наш лагерь стоит на месте бывшего аэродрома, а аэродромы, надо полагать, строили серьезные люди и стройматериалов не жалели. Поэтому почва здесь неподъемная и твердая как бетон, лопаты гнутся и отказываются нормально копать.
   Меня, как самого младшего, отправили искать лом. Я нашел два лома и одну кирку, точь-в-точь как на плакатах времен борьбы с империализмом в период гражданской войны.
   За полчаса продвинулись сантиметров на пятьдесят всего, а вымокли на весь метр.
   - Хватит, давай покурим, надоело уже эту землю ковырять. Как зубочисткой в кирпич, блин! - Фикса отчаянно выматерился и с силой швырнул лом на небольшую кучу земли.
  -- Ты "Графа Монте-Кристо" читал?
  -- Серега, при чем здесь Монте-Кристо?
  -- А при том, нечего психовать, копать надо, а не ныть.
  -- Кто ноет-то? Ты пальцем покажи.
  -- Да ты ноешь.
  -- Кто я?
  -- Да ты.
   Я сижу, покуриваю, наблюдаю за обоими. Перенервничали парни. Такое здесь часто бывает. Насмотришься всякой гадости, пару раз мертвецов в кузов пособираешь, потом как собака на всех кидаешься. Под конец срока, мужики рассказывали, вообще ни на кого смотреть неохота, раздражает все. Вроде жил с парнем полгода бок о бок, а тут просишь закурить, а он на тебя полкана спускает. У Сереги вторая командировка, он спокойней, а у Фиксы первая, тем более ночь в этом проклятом зиндане, вот и срывается пацан.
   Нервы все нервы. Домой приедем, сразу вся дурь из башки выйдет. Пивом зальем всю дурь и девчонками затуманим.
   - Эй, горячие парни! - кричу этим балбесам, они и впрямь драться собрались. - Хватит дурью маяться! Садись покурим! Вам что заняться нечем? Вон земли-то много, пинай ее родимую, бей лопатой, сколько хочешь, не жалко.
   Не идет вглубь, хоть ты тресни! Попалась же земелька! Воистину, в этих местах все против нас. И люди и природа, даже туалет построить не дают по человечески.
   Солнце поднялось, мы скинули бушлаты и шапочки, в работе тепла и так хватает. Дремоту, что после завтрака соблазняла, уже и не помнишь, кровь разогрелась, - всю дремоту смыла.
   Эх, ррраз! Эх, ррраз! Ломом еще ррраз! А теперь лопатой соберем-ка. Так. Ломом раз, еще раз! А потом лопатой. И никакой высшей математики. Ну, метр с небольшим уже есть.
   - А Илюша что-то не появился ни разу, - Фикса воткнул лопату и снял свитер. Остался в одной тельняшке.
   - Боится, наверное, что ты его ломом зашибешь, - Серега сделал то же самое.
   - Нет, он за нами из укрытия наблюдает, и все в книжечку записывает, - я тоже разделся.
   Сидим, полосатые спины на солнце греем, курим.
   - Эй, землекопы! Сдавай лопаты, в караул идете! - из-за палатки вышел старшина и посмотрел на нашу работу. Что-то пробормотал и ушел обратно.
   Комбат отменил решение командира роты и снял арест. Теперь Илюша будет злобу точить еще больше.
   После бессонной ночи в караул - это лучше, чем обратно в зиндан, вытерпим, главное, справедливость на свете не перевелась. А после обеда можно пару часиков вздремнуть.
   Дневальный у палатки спросил нас, когда мы возвратились:
  -- Пацаны, а хотите знать, кто начкаром идет?
  -- Илюша?! - в три голоса догадались мы.
   И еще не ясно, что он в карауле придумает.
   Меня поставили в первую смену на четвертый пост, это КПП. Вообще-то караул выставляется всего на четырех постах. Первый это ЦБУ, второй - склад артвооружения, третий - автопарк и четвертый это КПП. Или должно быть КПП, а на самом деле - шаткая будочка, сколоченная из обломков снарядных ящиков и фанеры. Она располагается на отшибе лагеря "спиной" к взлетному полю, и одна сторона из четырех у нее выломана ветром. Получается как телефонная будка без двери.
   На мне теплая одежда, бронежилет, каска, автомат и радиостанция. Стою, наблюдаю за полем, хотя отлично понимаю, что ни один "носатый" с этой стороны к нашему лагерю не подберется. Потому что поле со всех сторон окружено войсками Группировки в два слоя, как рождественский пирог моей бабули. Танкисты, мотострелки, артиллерия, МВД, десантура, пехота и даже стройбат. Ульяновцы, ставропольцы, аксайцы, пермяки, омичи, москвичи, питерцы, вся страна почти.
   Стемнело. Облака растворились в вечернем воздухе и по синему небу рассыпались звезды, высокие и недоступные. До конца смены осталась чуть больше получаса, значит надо передать в караульное помещение, что на посту без происшествий.
   - Первый слушает, прием. - В головном телефоне хрипло отозвался Илюша.
   - Четвертый - без происшествий.
   - До связи.
   До связи, так до связи.
   Километра за два от меня, вдоль горизонта со стороны гор стали заметны отсветы красно-желтого сияния - горит нефтяная скважина. Послышались пулеметные выстрелы и стали видны следы трассирующих молний. Пунктирные линии трассеров - это космическое видение, которое переплетается в какой-то произвольный орнамент. Красиво, но не дай бог угодить в эпицентр такой красоты.
   Пулемет строчил долго и умолк, но через минуту трассера взлетели вновь. Кто по кому стреляет, непонятно. Это не бой. Такое впечатление, что для острастки стрельбу затеяли. Или у кого-то очень много лишних трассирующих патронов, и он выстреливает их тысячу за тысячей. Остановится на минуту, перезарядит новую "банку" и далее. Очереди сыпались щедро и беспорядочно, по редким кустам или просто в землю, недалеко от самого стрелка. Поочередно поднимаясь и опускаясь над линией горизонта, импульсы огня образовывали что-то наподобие волны, бушующей над землей. Мне кажется, что человек, нажимающий спусковой крючок, не лишен художественного воображения - очереди ложились ровно и организованно. И вот, невидимый пулеметчик решил создать истинный шедевр и направил ствол своего оружия прямо вверх, перпендикулярно земле. Пули улетали к звездам и пропадали там, может, становились звездами и образовывали новые созвездия?
   Балуется кто-то наверняка. Но зрелище впечатляющее, смертоносный фонтан, феерия огня. Вдруг, яркий сноп качнулся и начал падать в сторону нашего лагеря. Мать моя! Теперь четко видно, что пули, минуя расстояние, летят прямо на меня. Я едва не попал под струю убийственных горящих точек. Я упал на живот и инстинктивно передернул затвор автомата. Нападение на пост! Несколько пуль прошили будку КПП на уровне человеческой груди и, остыв, упали позади. Две или три угодили в автокухню, а еще несколько - в палатку второй роты. Огонь прекратился. Я нажал на "вызов".
   - Слушаю, первый.
   - Нападение на четвертого!!! - заорал я.
   - Ты чего, Стриж, рехнулся там что ли! Я сейчас дам тебе нападение!
   - Товарищ лейтенант, по мне открыт огонь! Я открываю ответный!
   Какие к черту уставы! Какие к черту кодированные сообщения!
   Из палатки второй роты с автоматами выбежало несколько человек, без суеты заняли позиции у расположения. Илюша, видимо, доложил оперативному дежурному, и тот сыграл "тревогу". Лагерь переполошился. Через минуту ко мне подползли Илюша с моим разводящим.
   - Оттуда, товарищ лейтенант - я показал место предполагаемой позиции противника. - Вот сюда попало и сюда.
   Илюша встал на одно колено и пощупал свежие отверстия, что-то пробормотал оперативному в "моторолу". И тут огонь возобновился, но уже в другую сторону. Трассеры, как и прежде, выписывали причудливые траектории и кромсали воздух. Постреляв некоторое время, пулеметчик успокоился.
  -- Да - сказал начкар, - балдеет кто-то.
   Он встал, отряхнул колени и скомандовал "отбой". Через пять минут меня сменили и отправили к особисту.
  
  

* * * * *

   На всю ночь поставили усиление и выспаться не удалось. Сменившись с караула, мы устало бредем в расположение. Обсуждаем происшествие и строим предположения, кто это был, откуда, и хорошо, что все обошлось.
   В роте Илюша не дал никому даже переодеться и построил всех. Вспомнил, за что нас в зиндан посадил и сейчас, наверное, воспитывать начнет. Это ловко задумано - сначала в зиндан, потом без отдыха в караул, а после караула можно и нервы потрепать. Талант! И... объявил мне благодарность при всей роте! За примерное несение караульной службы. А потом рассказал, что произошло.
   Оказывается, что в какой-то десантной бригаде, которая дислоцировалась на той стороне аэродрома, праздновали день рождения одного старшины роты и решили на радостях устроить фейерверк. Да выпили видать чересчур.
  
  
  
  
  
  
  
  
  

   1
  
  
   1
  
  
  
Оценка: 7.14*14  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023