ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Адэ Владимир Александрович
За орденом

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.90*21  Ваша оценка:

ЗА ОРДЕНОМ...

  
  
   Сегодня на обед рисовая каша. В ней похоронены останки какой-то домашней птицы. Мы как археологи, срезающие временные слои, срезаем ложками густую серую массу в поисках сокровищ. Но, ничего, есть можно. Слава богу, без хлорки. В прошлом месяце объявляли карантин из-за гепатита, так заставляли посуду в хлорной воде полоскать. Бак такой огромный в роте стоял, и перед каждой трапезой мы в него со своими тарелками ныряли. Потом жрать невозможно. Но умник какой-то сообразил тарелки хлоркой не вымарывать, а прикасаться только донышком и побулькать слегка, чтобы фельдшер услышал. Внутрь бака он все равно не заглядывал - можно глаза обжечь. А потом всем прививки поставили, и мы про эту душераздирающую процедуру только с улыбкой вспоминаем.
   Вообще-то каша - не редкость, но сегодня повар дядя Коля постарался на славу, наверное, трезвый был. Или наоборот. Его не поймешь, то ли он в здоровье располагается, то ли с фляжкой заветной с утра уже поцеловался.
   Старшина Лис, как обычно, приправил обед соленым анекдотом. Как всегда матерным и про женщин. Только его все равно никто не слушал, он анекдоты рассказывать не умеет. Мычит только себе в усы, а потом один ржет как жеребец ахал-техинец. А Лис, по-моему, сам себе всегда рассказывает, и разговаривает сам с собой частенько. Контузия на половину головы еще с Афгана.
   Кроме каши на столе еще кое-что имеется. Недавно пацаны посылки получили, само собой родственники разносол обеспечили. Мои прислали огурцов маринованных и приправ, перец там, горчица. Баклану родня с севера подкинула каких-то консервированных фруктов и кетчуп, вот это действительно редкость в этих параллелях. Лук, чеснок, петрушка, черемша - обязательно - за такое добро даже волноваться не стоит. Оно кажется, даже зимой здесь растет - климат, приближенный к субтропикам. Сало, конечно, без него солдатский стол не обходится. И прочие продукты, к которым на "гражданке" даже и подойти боялся, а здесь самый цимус.
   Сидим, хрупаем. Болтать некогда, скорей требуху набить и покурить. Возле каждой палатки топчанчик имеется, там наболтаемся. А потом в баню. Странное дело, когда в институте учился, баню вообще не понимал. Был пару раз, но постоянно голова кружилась, жажда душила, и воздуха не хватало. Друзья пивом отпаивали постоянно, чтоб не умер. Для себя решил, больше я в бани ходить не буду, ни за какие бублики. А сюда прилетели, кроме бани и помыться негде. В Сунжу не полезешь - вода холодная, как лед, и грязная. В три секунды какую-нибудь заразу подхватить. Вот и стали в приказном порядке все роты для себя бани возводить. Из снарядных ящиков, из обломков взорванных дач и прочего материала. Здесь строительное дерево - такая же редкость как кетчуп. Дрова нам тоже привозят. Недавно из Ставрополья были, из Ярославля, даже из Сургута состав березовый приходил. И к бане я привык постепенно. Теперь градусов сто для меня, что танку пуля, даже не ойкну.
   Мы сегодня третий раз за неделю пойдем. Рота на отдыхе, мойся, сколько влезет, письма пиши или дрыхни в палатке как ленивый кот. Воду каждый день привозят из Ханкалы, чистую, без дизентерии и холеры, лей, не жалей.
   Баклан треплется:
   - ... а потом открывает, а там до самого верха всякие одежды набросаны и "калаш" новенький, весь в масле...
   Ничего не стряслось, язык просто чешется. Он со второй ротой два дня назад под Шали летал на блокпост, сейчас хвастает, как геройствовал. Балбес.
   Баклан (вообще-то его Виталькой зовут) маленький и широкий человек. С большим носом и вечно открытым ртом, потому что улыбается постоянно. Он веселый и в отличие от Лиса анекдоты рассказывать умеет. Он вообще из той категории людей, которые что ни скажут, все смешно. А если уж Баклан начнет вещать о своих любовных успехах, - живот трескается. Но и радист хороший, девятнадцать групп в минуту принимает, как ротный говорит "во всю маму".
   Мы с Бакланом да еще пара пацанов начинали службу в роте связи, в разведку нас позже перевели. А здесь все пригодится. Хоть ты снайпер, хоть пулеметчик, хоть вице-король Индии. Тем более, если у тебя за плечами полгода учебы разведсвязи.
   Наши в баню засобирались. Докурю, тоже пойду.
   - Стриж! Стриж, иди к капитану, бегом!
   Это меня. Зачем? Дежурным я уже отстоял, проколов за мной не было. Наверное, сказать что-нибудь.
   В офицерской палатке душно, натоплено от самого сердца. Это замполит вечно мерзнет. Вернее, не замполит, а заместитель командира роты по воспитательной работе.
   - Разрешите, Игорь Александрович.
   - Заходи, как дела?
   - Нормально.
   - Домой пишешь?
   - Пишу, регулярно.
   - А тебе пишут?
   - Пишут, регулярно.
   Понятно, психологическая работа с личным составом. Чтоб никто не повесился от скуки, чтоб не подрался. Ну да с этим не ко мне, товарищ капитан, я этим не балуюсь. Хотя Негру из второй группы давно пора лицо пощупать, наглеет часто.
   - Ну, молодец, Стриж.
   Прозвище, а вернее, позывной - второе имя для радиста, и единственное на войне.
   - Игорь Александрович, еще что-нибудь или идти можно?
  -- Можно Машку за ляжку и в телегу с разбегу, понял?
   "Разрешите", конечно "разрешите", всегда забываюсь.
  -- Так точно, понял.
  -- Сегодня четвертая рота идет за сопку, ты и Говор идете с ними. Пойдешь радистом, у старшины получи два пояса. Все.
  -- Разрешите идти?
  -- Давай, Вовчик, не горюй, я тебя от караула освобожу.
   А я и не горюю. Просто в баню сходил.
  -- Лис, давай пояса! Мы с Говором помылись уже!
   - Давать - не мужское дело! Сам возьми, у меня два на зарядке, а два у вас где-то болтаются!
   Нашел пояса, тяжелые, килограмм по десять. Один придется на себе тащить - закон, а другой "рэксам" отдам, пусть трудятся. Радист в группе - особа ценная, ее беречь надо и не перегружать. Поэтому один пояс всегда на мне, подключенный к станции, а второй пусть разведка тянет. Мало того, ко мне еще сержанта надо для личной охраны. Вернее, положено так по идее. Ну да ладно.
   Хорошо, что с Говором идем, я в четвертой мало кого знаю, веселее будет. Говор - старый прапор, жизнь знает, службы тоже понюхал изрядно. В нем, говорят, две пули застряло. Одна в голове, другая в жопе. Шутка. Да к тому же мы с ним тезки. А вот он, сейчас обрадую.
  -- Дядя Вова! Хочешь новость?
  -- Новость, ты наливай, а потом поговорим.
  -- Мы с четвертой...
   - Сегодня идем, знаю. Это, Вольдемар, для тебя новость, а для меня потерянная пачка лапши.
   У Говора друзей много в ВМО, он каждый вечер с ними в карты режется. На кону сигареты, сало, иногда конверты. А вчера поставил пачку спагетти из посылки и продул. Обещал сегодня вечером отыграть, и отыграл бы, если бы не работа.
   Надо у Сашки вээсэску взять, а то со станцией, да еще с автоматом идти тяжко. Это в принципе не возбраняется, главное, вернуть ее целой. Делай что хочешь, а чужую винтовку верни.
   - Эй, стадо небритое! Кто с четвертой идет, через десять минут построение!
   Спасибо, люди добрые, что предупредили, а то мы сидим, расстраиваемся, как это без построения! Еще словом обидным называют. Вообще-то, что правда, то правда, стадо мы небритое. На войне уставы иные, на усмотрение командира роты личному составу можно отращивать и усы и бороды. Почему бы ни воспользоваться, раз дозволяют. А в нашей роте средний возраст - двадцать с хвостиком. Прямо скажу, не все еще как мужики полностью сформировались. Бреемся раз в четыре дня и того незаметно. В общем, через месяц стали мы похожи на банду каторжников, которых сенокосилкой брили. Мы же еще и лысые. Все тридцать макушек наголо, на солнце лысины сверкают, а на морды лучше не смотреть. У кого под носом веник вырос, а у подбородка ни кустика, у кого наоборот, - вся борода в лохмотьях, а над верхней губой пустынно, у кого и там и там по чуть-чуть, а на щеках голо. Словом, зоопарк, а не боевая рота специального назначения. В зеркало на себя посмотришь - вылитый разбойник с брянских лесов времен польского нашествия. А ротный проще выразился, обезьяны вы, говорит, но мне плевать, кому это безобразие нравится, оставляйте. А раз ротному плевать, то и комбату тоже, в этом они похожи. А я сбрил, мне не плевать.
   Носки шерстяные, сверху полиэтиленовые пакеты, чтобы ноги не промокли. Здесь февраль, как у нас апрель, паскудный и непредсказуемый. Бывает, одни сутки все погодные неприятности на себя примут. Утром туман ледяной, днем солнце жарит так, что трава пробивается, вечером ливень ниагарский, а ночью снег. Не поймешь этот климат. Поэтому носки шерстяные с пакетами - вещи первостепенные. Кроссовки. Ветровка. На голову косынку, затянуть сзади покрепче, та-ак, хорош. Разгрузочка у меня классная, натовская. Лис подарил по случаю. Таких всего четыре в роте, у старшины, у замполита и у ротного. И у меня еще. В разгрузку входит все, что нужно: патроны, дымы, сигналки. Еще гранат немного, три эргээнки и одну эфку. Теперь станцию, вторую, пояс, уф, аж сопрел. Это только вначале тяжело, а потом привыкаешь и можно километров тридцать без лишних соплей отмахать. Проверено. На плечо спальный мешок. Американский, на шикарном синтепоне. Теплый, легкий и негабаритный - сворачивается в миниатюрный цилиндр (сантиметров в сорок длиной) и перетягивается ремешками в виде сумочки. И на плечо. Воды налить надо и жратвы взять кое-какой. Хотя, пайки нам не выдали, значит идем не на долго. Это радует.
  -- Вольдема-а-а-ар, выходи что ли! Построимся ради интереса.
  -- Иду, дядь Вов, спички возьму! Сашка, я твою волыну взял. Если магнитофон притащите, кассеты у меня в полке, "Любэ", Розенбаум, все, давайте!
   Расположение четвертой роты сразу за нашими палатками. Идем, побрякиваем. Это когда выступим, тогда все тщательней закрепим, чтобы не шуметь как пустая электричка.
   - Здорово, рэксы! - Говор приветствует четвертую, - что нахохлились, как дома в известной песне?
   Кое-кто повернулся в нашу сторону, закивали, но большинство смотрели на командирскую палатку. Всего человек десять-одиннадцать. Мы с Говором пристроились в конце строя.
   Из палатки вышли командир четвертой роты, по прозвищу Остап, и лейтенант Белый (не знаю, что это, фамилия или прозвище, его все так называют). Остап, - здоровенный лось, наголо бритый и с мохнатой серо-коричневой бородой. Походка всегда устрашающа, взгляд из глубины лба, глаз словно нет. Одет не по-походному, я бы даже сказал, вообще не одет. Спортивные трусы "Nike" и все.
   Лейтенант же экипирован основательно: к обычному набору плюс еще пять-шесть убийственных штучек. Сам он высокий, худощавый, на чем все держится? А еще "мухи" получим, наверное, не дойдет.
   Лейтенант бодро скомандовал:
  -- Ррравняйсь! Смиррна-а!
  -- Вольно - вяло отреагировал майор. - Задача группы - у командира группы. С богом.
   И ушел, сплюнул около палатки и скрылся внутри.
   Белый поздоровался за руку с Говором, кивнул мне и встал напротив строя. Подтянутый и строгий. Белый первый раз в командировке, также как и я, но слухи о нем по батальону ходят. Это показатель. Наша братва на молодых лейтенантов глядит сквозь пальцы, но Белого в четвертой уважают. Говорят, не тормоз и словам предпочитает дела. Нормальный мужик, короче.
  -- Сегодня идем за сопку, не шумим, просто смотрим, убираем растяжки, ставим свои. Головной дозор - Матвеев, Лысый и Карпов. - Белый передал Лысому - маленькому сержанту с алтайскими глазами - переносную радиостанцию "Motorola". - В основной группе я первый, за мной Крюк, Шамсеев, Чернаков, Малой, потом радист и Говор. Крайними остальные, кого не назвал. Десять минут перекурить и заправиться, чтоб ни одна хреновина не дребезжала.
   Все стали поправлять снаряжение, попыхивая сигаретами. Говор подошел ко мне и легонько хлопнул по затылку:
   - Выходит, Вольдемар, я тебя нынче охраняю, давай поясок, покрасуюсь так и быть.
  -- Дядь Вов, мне сержанта положено, а не прапорщика, ты же кроме своей каптерки ничего в жизни не охранял. - Я знал, что Говор не обидится, поэтому и пошутил. Дядя Вова очень старый воин, юмор ценит.
  -- Я еще "Москвич" свой пару раз охранял, пока гараж не построил. Так что опыт у меня в этом деле имеется. А раз машину сохранил, то и тебя сумею.
   Лейтенант все сделал грамотно, - в головной дозор поставил пулеметчика, автоматчика и сержанта. В основной группе сам первый, потом автоматчик, гранатометчик, снайпер и пулеметчик. Мы с дядей Вовой - обязательный довесок. И крайними идут сержант, пулеметчик и автоматчик. Все, как по учебнику.
   Курим, ждем команды. Сопка, за которую пойдем, в трех километрах от лагеря. За ней какой-то бензиновый завод был, его наши подожгли. Но "носатые" туда наведываются, постреливают, минируют. Первая рота на прошлой неделе там была на зачистке, все обошлось. Врагов, как говорится, не обнаружилось. Сегодня мы посмотрим.
   Белый подбросил свой окурок и правой ногой ловко перепасовал его за насыпь. Проверил что-то в кармане и зычно гаркнул:
  -- Ну что, войско мое ненаглядное, пошли что ли, такси подан. Едем в "десанте", на бортах будет дежурное подразделение для маскировки. Мы выходим по моей команде из люка и падаем за дорогой, потом переходим аккуратно в "зеленку". Что дальше, расскажу.
   У КПП фырчал и порыкивал БТР. Его облепили пацаны из ДП. Улюлюкают, здороваются, подшучивают:
  -- Рэксы на охоту подались!
  -- Сегодня дождь обещали, поздравляем!
  -- Лысый, дай "моторолку", девчонке позвонить!
   Иностранная штучка всем в диковину, каждый хочет потрогать, кнопки понажимать. Мы огрызаемся, отвечаем соответствующе, но Белый прерывает веселье:
   - Хорош скалиться, тоже мне подружки. По местам!
   Внутри БТРа душно и от запаха солярки можно с ума сойти. Кое- как расселись. БТР взревел и плавно тронулся. По мягкости хода БТР может с любой "Волгой" поспорить - четыре моста. Не едем, а плывем. Разговаривать в "салоне" - только связки надрывать, грохот стоит страшный. Поэтому все молчим, Крюк даже пытается задремать, сумасшедший. А вдруг получится? Я тоже закрыл глаза.
   Примерно через десять минут БТР, судя по звуку двигателей, вышел на проселочную дорогу под сопкой. Все насторожились и смотрели на лейтенанта. БТР сбавил скорость и чуть пофыркивал. Если на сопке или в "зеленке" рядом кто-нибудь есть, ребятам из дежурного подразделения несдобровать. Одинокий БТР с бойцами на борту "носатые" не упустят. Выходит, им сейчас не слаще, чем нам. На войне всегда кто-то кого-то прикрывает.
   В бойницы видно, что "такси" идет под сопкой. Слева от нас безобразной щетиной разбросана "зеленка", уходящая далеко вверх, к вершине сопки. Справа придорожные рытвины и канавы, дальше неровное поле, стелящееся вплоть до лагеря. Поле заминировано и круглосуточно просматривается из лагеря из специально оборудованных НП - секретов. Ночью поле регулярно простреливается. Сейчас примерно половина четвертого, значит, случайная пуля не грозит, до обстрела еще далеко.
   Белый знаками показал головному дозору открыть правый люк и выходить по одному. Теперь шутки-прибаутки кончились. Выходить, а вернее, выпадать (слишком уж мы тяжелые) придется на скорости. Останавливаться нельзя, пусть даже на сопке никого нет. Водила, увидев, что мы зашевелились, чуть сбросил газ.
   Лысый, как и положено хорошему сержанту, выпрыгнул первым. Из-за скорости показалось, что он просто приблизился к люку и исчез словно фантом. Не дожидаясь команды, Матвеев с Карповым нырнули в открытый люк. Затем все остальные.
   Мне пришлось хуже всего. Оттолкнувшись от края люка, я постарался расположить тело так, чтобы приземлиться на ноги и сразу упасть в канаву. Но невероятная тяжесть двух радиостанций и пояса помешали сбыться первоначальному плану. По инерции меня немного развернуло, и я грохнулся в пыль как кирпич. Вээсэска соскочила с плеча и больно ударила в челюсть, но обращать на это внимание нельзя. Поскорее перевернуться на живот и отползти в ближайшую яму. Тьфу, наглотался пыли.
   БТР уходил, освобождая на ходу свое чрево от спецназовцев. На лицах дежурного подразделения уже не было улыбок, они словно не замечали, что БТР выплевывает нас. Их глаза ощупывали пологие бока сопки, а руки направляли стволы автоматов в "зеленку".
   Упал, проверь, все ли цело. Вроде все на месте, ничего не растерял, ничего не сломал. За станции даже не волнуюсь, их можно хоть под танк - защитный корпус прочный, краска может чуть облезет. По сторонам от меня "рэксы", справа метрах в трех Говор, слышно как матерится. Наверное, тоже земли наелся.
  -- Дядь Вов, дядь Вов! - громко шепчу Говору. Тот повернул голову, кивнул. - Дядь Вов, что червонец потерял?
   Говор сморщился, прислушиваясь, а потом до него дошло. Выразительно, насколько был способен, он обозначил губами несколько слов, смысл которых дошел до меня сразу. Пошел ты, мол, умник, туда-то и туда-то. Значит прапорщик в порядке.
   Дорогу перешли правильно, на проверке получили бы пятерку, а здесь некому оценки выставлять. Ползком добрались до более густых кустов, расселись между ветками поближе к лейтенанту.
   - Молодцы, пацаны, все сделали красиво... - начал было Белый, но остановился, прислушался и продолжил. - Дело в следующем: обходим эту чертову гору справа, так дольше. Если даже "носатые" нас видели, то там они нас не ждут. Какой дурак пойдет в обход, да тем более по пепелищу? А мы пойдем, да, Стриж?
   - Как скажете, так и пойдем.
   Не случайно Белый мою персону обозначил. Значит, пришло время отправить в лагерь первую весточку по малой станции. Я отполз подальше и принялся колдовать над своим хозяйством. Раз я сегодня радист, то меня оповестят, когда буду нужен.
   Говор подобрался ко мне поближе, разлегся на мерзлой земле. Ему тоже все было ясно.
   - Дядь Вов, а ты не знаешь, почему я пошел? Что Остап не мог штатного радиста взять?
   - Значит, Вольдемар, не такой уж важный наш поход, так, скорее всего, профилактика. А почему тебя именно выбрали? Красивый ты, наверное, шибко.
   И хохочет. Говор забавный тип.
   Головной дозор вышел. По кустам, не торопясь, кое-где ползком. И вскоре вообще затерялся средь облезлой "зеленки".
   Настала наша очередь. Озираясь по сторонам, разведка затрусила за лейтенантом. Следом мы с дядей Вовой. Тыловой дозор выйдет позже, и будет охранять наши, затянутые ремнями и нагруженные боеприпасами спины.
   Прошли километра два с половиной, сопка осталась чуть левее. Дальше пепелище. Когда жгли завод, огонь перекинулся на близлежащие деревца. Уничтожил около двух гектар. Корявые и гнутые стволы обгоревших кустов черны и неприглядны. Меж ними то там, то здесь сверкают стальные молнии растяжек. От непрошеных гостей. Чуть не под каждым кустом смерть. Тысячи смертей. Тысячи горбатых и беззубых старух с косой. Притаились, ждут. Наступи неверно, и взлетят твои кости в небо, и в баню ходить тебе не понадобится. Но Белый дело знает. Перешептывается с дозорами по станции, указывает своим орлам куда лететь. А сзади ребята такие же ловушки ставят. Таких же старух под кусты закапывают.
   Начинает темнеть, вот это уже неприятно. Хотя у каждого второго ночной бинокль на шее, все одно, радости маловато, когда об какую-нибудь ниточку запнешься. А к ниточке Ф-1 привязана.
   Сопку обошли. Вымазались как черти в саже и грязи. Темнеет с устрашающей силой. Но еще видимость хорошая. Через полчаса - каюк.
   Что-то передние притормозили. Понятно, все собираемся, ждем крайних. Белый шипит на всех, чтобы пошустрей падали и не вздумали курить. Когда подошел тыловой дозор, лейтенант смешно шмыгнул носом и заговорил:
   - Все, ребята, идем домой. Стриж, вызывай телегу, выйдем на трассу коротким путем, тут до дома рукой подать. Стемнеет скоро, надо успеть.
   Словно ничего и не было. Вечерняя прогулка перед сном.
   Назад шли быстрее, не заботясь о том, что кто-нибудь услышит. Уже всем ясно, за сопкой никого нет, но правила есть правила. Только Говор сзади ворчит и кроет всю эту разведку отборной казарменной бранью. Меня это жутко забавляет, и я хихикаю, стараясь не рассмеяться во весь голос.
   Много мне, конечно, не понятно. Какого лешего взяли меня, рядового третьей роты в четвертую, да еще радистом? Почему я должен был передавать в лагерь не кодированные сообщения, а текстом, пусть и замаскированным? Почему Говора взяли обеспечивать мою безопасность? Много "почему". Такое впечатление, что это какая-то пионерская "зарница". Но гранаты под кустами отнюдь не пионерские! И патроны у нас не холостые! И по темноте домой возвращаться - нарушение комендантского часа! Не пойму.
   Вышли на редколесье, до лагеря минут тридцать ходьбы. Здесь легче, можно идти в полный рост и не опасаться подкравшейся внезапно старухи - растяжек нет. Тут можно сказать официальная территория доблестной Красной Армии. Мы разговариваем почти в полный голос.
   Передние как-то странно задвигались. Сквозь дымку голых веток кошмарным привидением заскакал Белый. Руками машет мол, ложись и шипит, словно раненый лебедь. Говор толкнул сильно в спину, я рухнул в куст.
   Пацаны расползлись по мерзлому ковру и притаились. Белый, лежа на боку, вытаскивает одной рукой "стечкина", а другой указывает в сторону сопки. На лице какая-то плотоядная радость и пятна грязи. Только блестят молодые зубы.
   Понятно теперь, почему кипиш, - метрах в ста от нас собирает ветки "носатый". Нас, по-видимому, не заметил. Одет в камуфляж, на голове черный капюшон, за плечами какое-то оружие. С такого расстояния видно не очень, но, по-моему, ПКМ с отпиленным прикладом.
   Мы не шевелимся, вросли в грунт, смотрим, вдруг он не один.
   Точно не заметил. Ходит себе, попинывает земляные комья, собирает веточки и складывает в кучу, совсем обнаглел. Я бы из сашкиной вээсэски его достал сейчас. Оптика - прелесть, сама легкая и бесшумная, малогабаритная, рукоятка с ладонью, как брат с сестрой. Сначала бы в колено срезал или в бедро, а потом подошли бы поближе и вот он, хочешь с перцем, а хочешь так ешь. За пленного орден бы дали.
   Белый делает знак "в цепь", понятно, брать пойдем. Эх, лежал бы я рядом с командиром, точно был бы первый выстрел мой.
   Тихонечко, чтобы ни одна веточка не хрустнула, аккуратненько стелемся меж кустов, ужи чумазые. "Носатый" уселся к нам спиной и закурил. Пулемет положил рядом, вот это да! Такая удача не каждому выпадает. Он даже хрюкнуть не успеет.
   Все смотрят на Белого, кого назначит, всем же охота кусок послаще. Эх, черт, радистом взяли! Жаль.
   Говор напрягся как-то и глаза выпучил. Ты чего, дядя Вова, инопланетян увидел?
  -- Дядь Вов, - шепчу еле слышно, - что ты надулся, как жаба?
   А он сказать ничего не может, только пальцем в сторону "носатого" тычет. И напуган явно.
   Я гляжу, Белый почти в полный рост встал и бежит туда. Один. С пистолетом наголо. Господи, он рехнулся что ли! Кто ж так делает-то, товарищ лейтенант! У меня ноги онемели, ни пошевелить. Смотрю, что дальше.
   Никого не взял, значит сам хочет пирога с вареньем, командир, мать твою! Говор чертыхается, "щенок", "молокосос" и в том же духе.
   Мы не шевелимся, пацаны по цепочке передают, все нормально, была команда всем лежать.
   Белый подобрался совсем близко, присел на колено и выстрелил. Раздалось несколько металлических щелчков, - бесшумный пистолет трещит как форточный шпингалет. А Белый стрелял очередью, по-моему, попал. "Носатый" дернулся и вскочил. Увидел нашего командира и потянулся к пулемету. Нет, не попал, да что ж это такое! Пистолет лейтенанта щелкнул еще пару раз. Мимо! Боже мой, чтоб тебя!
   А тот не к пулемету тянулся, он что-то с земли поднял и кинулся в сторону, бросив оружие. Белый заорал, что есть мочи:
  -- Не стрелять!
   И бросился следом. Из наших кое-кто от напряжения вскочил, но ребята уронили обратно. Один ли "носатый", пока не ясно. Высовываться не смей, снайпер, если он есть, бьет не хуже тебя. Получишь свинцовую муху между глаз, мало не покажется. Зубы у меня скрипят, пальцы сухую пыль перемалывают, хочется встать и самому догнать "носатого". Я бы догнал, я стометровку за двенадцать с половиной секунд пробегаю.
   Белый, цепляясь за ветки, смешно вскидывал колени и пытался выстрелить на ходу. Споткнулся. Встал и побежал уже в полный рост. С отмашкой и матерщиной.
   Мгновения жуткие - серое небо едва проглядывает из-за колючих веток, запах жженого дерева, каменная холодная почва и твой командир с пистолетом.
   Говор уже не смотрит, опустил голову и лицом уткнулся в землю. Вояка бывалый, наверное, уже почувствовал, что не догонит командир зверя этого камуфлированного. Да нет, догонит, или подстрелит.
   Говор медленно высвободил автоматный ремень из-под руки и мягко приложился щекой к прикладу. Оттянул затвор и отпустил. Автомат клацнул.
  -- Дядь Вов, ты чего, дядь Вов?
  -- Ничего, убежит медалька от лейтенанта, но я догоню.
  -- Не надо, Говор, ты его зацепишь.
  -- Сынок, пошел ты...
   И тут взрыв. Не такой как в кино показывают, а хлопок обыкновенный. Резкий только и громкий. Хлоп... и осколки так фур-фур-фур. Дыма почти не было, развеялся между веток.
   Рвануло где-то рядом с Белым, буквально у него под ногами. Граната.
   Лейтенант даже не дернулся, как бежал, так и продолжил дальше... только без головы. Руки привычные движения отмахивали, ноги ступали твердо, туловище, а головы не было.
   Сделал шагов четыре-пять и упал.
   Говор автомат отбросил, тот ударился о ствол какого-то дерева и жалобно дзинькнув застыл на земле. Все подскочили, переглядываются. Страшно всем.
   Говор рванул спальник с плеча и заорал:
   - Матвеев, Стриж! За мной! - и побежал к лейтенанту. Плевать ему на всех снайперов, плевать ему и на "носатого", который после взрыва исчез куда-то, испарился. Кто-то из наших, кажется, за ним побежал, я уж не видел.
   Уже совсем вечер. И холодает.
   Подошли ближе. Белый лежал на груди, руки вытянуты вперед. Такое впечатление, что спит лейтенант.
   Крови много, все забрызгано вокруг. Когда бежал, видимо хлестало здорово.
   Говор подошел ближе всех, достал сигарету и прикурил. Закашлялся. Отшвырнул окурок и выдавил из себя:
   - Угробили командира.
   А все стояли и боялись посмотреть туда. Где должна быть голова лейтенанта, молодая, красивая и умная. Некоторых стошнило.
   - Заворачивайте в спальник, пошли домой. - Говор теперь за старшего, и только он единственный не онемел.
   Лейтенант не был дураком, и идиотом не был. И геройствовать ему вовсе не хотелось. Солдат он своих пожалел, но не за этим побежал в одиночку на вооруженного бандита.
   Знал лейтенант, что ждет его в случае неудачи, но пошел. Дома жена у него с сыном остались, но он пошел.
   За орденом побежал наш командир. Здесь орден ничего не значит - побрякушка, железка красивая, кусочек флага. А дома - показатель. Квартира вне очереди, льготы какие-то, уважение. Потому что многим, кто без ордена, от страны в подарок мало, что выпадает. В лучшем случае бесплатные костыли. Ну еще санаторий раз в год без горячей воды и проезд в электричках без билета. Или ящик никелированный и фотография в родной школе.
   А Белому теперь ни ордена, ни квартиры, ни даже бесплатных электричек. Одна шальная растяжка.
   Завернули командира в спальник, голову туда же положили. Гада того не поймали, а пулемет его без патронов оказался, так висела пустая банка и все.
   В лагерь шли молча. Темно было и каждому из нас казалось, что все это сон. О комендантском часе вообще ничего в голову не приходило, идем себе и идем.
   Передо мной колышется спина того, кто впереди идет. Я изучаю складочки ветровки, ремни, под ноги не смотрю. Кроссовки в грязи, брюки тоже, чего там смотреть.
   Вот он лагерь-то. Еще не спит никто. Лезут с вопросами.
  -- Да идите вы...все. Дядь Вов, дай закурить.
  

* * * * *

  
   Поужинали, выпили и каждый в свою ячейку забился. Отдых.
   А я уснуть не могу, перед глазами одно и то же. Сквозь колючие серые ветки бежит лейтенант дымом окутанный. Бежит ровно, бежит без головы. Бежит за орденом.
  
  
  
   1
  
  
   7
  
  
  
  
Оценка: 7.90*21  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023