ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Гарцкия Авто Зефикович
Охотник

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  Авто Гарцкиа
  Охотник
  Бабурику Мамацеву из Лыхны посвящается
  
  
  Это было в самом начале войны. Наш отряд занял позицию в трёхстах метрах от пицундского поворота, в эвкалиптовой роще по обе стороны от железной дороги, на небольшой возвышенности по отношению к противнику.
  Выгодную дислокацию нам указал опытный командир Мухаммед Килба, пришедший на помощь из-за Кавказского хребта. Необыкновенно спокойный, уравновешенный, всем своим поведением вселяющий надежду и уверенность красивый мужчина лет тридцати. С ним прибыли ещё трое хорошо вооружённых молодых ребят, которые тоже держались так спокойно, будто приехали на летний отдых пострелять перепелов. И они были, как на подбор, симпатичными людьми. Пишу об этом так подчёркнуто, потому что позже я повидал немало людей, приехавших воевать, но не внушающих особого доверия.
  Там мы и назвали свой отряд - "Эвкалипт". Эвкалипт очень полезное дерево, он идеально высушивает заболоченные места, превращая их в зелёные лужайки. Вот и мы рассудили, что каждый человек в отряде будет обязательно чем-то полезен. Я прошёл службу в морской пехоте Балтийского Флота, к тому же был прилично начитан, так что знал кое-какие простые истины о войне. Знал, что тех, кто идёт впереди, будет всегда не больше 10-20 процентов от общего числа бойцов. Эти смельчаки, храбрецы, авантюристы будут драться при любых обстоятельствах, собственным примером увлекая остальных. Но в бою ведь нужны и те, кто поднесёт вовремя снаряд для гранатомёта или хотя бы пачку патронов подбросит в критическую минуту! А что может быть важней и выше, чем помочь истекающему кровью раненому? Причём риск получить свою долю свинца тут никак не меньше... Потому и решили - "Эвкалипт".
  Заняв отведённую нам прифронтовую зону, мы продолжали доформирование отряда. Вначале нас было человек двенадцать городских, из Гудауты, после стали прибывать и сельские ребята, по два-три человека в день. В основном без оружия, в лучшем случае с берданками. Занимались будничными солдатскими делами: ходили в разведку, ночью делали вылазки на позиции противника - немного пострелять, чтобы не спали там спокойно... А сами, когда выдавалась минутка, от всех физических и эмоциональных перегрузок, впервые выпавших на нашу долю, просто падали и забывались мёртвым сном. Даже если по нашим позициям колошматили из миномётов.
  В одну из тех ночей я прилёг в наспех сделанном шалаше, обложенном ветками эвкалипта, и провалился в глубокий сон. И тут, как будто наяву, вижу, как спускается с небес очень высокий седой старец с бородой до колен, с посохом в руке, и говорит:
  - Человек, кто тут у вас командир?
  - Ну, я командир, - отвечаю, подняв на него глаза.
  - А как ты думаешь, командир, зачем я сюда спустился?
  - Не знаю, - отвечаю я ему с почтительной осторожностью, а у самого всё тело будто ватное и не шевельнуть ни клеточкой, - не могу же я читать твои мысли.
  - А ты подумай. Одного я уже забрал, остались ещё двое.
  Одного - значит, Разведчика, который погиб четыре дня назад. И только эта мысль мелькнула в голове, как он отвечает:
  - Да, ты прав.
  В нашем отряде прозвища были только у троих: Разведчик, Охотник и Художник.
  Разведчик - потому что сам вызвался им быть, не многим хотелось ходить в разведку. Охотник - до войны слыл хорошим охотником. Художник был и вправду настоящим художником, его картины, в стиле Ван Гога, выставлялись в Европе. Но главное - эти парни были не такими как все. Разительно отличались от остальных и собственной точкой зрения, и суждениями.
  - Не отдам! - отвечаю я старцу. - Идёт война, у нас каждый человек на счету.
  - Вот в том-то и дело, что воевать им нельзя. Не должны такие люди убивать других людей.
  - Как так нельзя? - заспорил я. - Враг к нам домой зашёл, все должны поднять оружие, у нас нет другой Родины.
  Так мы проспорили до утра. Просыпаюсь и не могу понять: ощущение, будто вернулся с другой планеты, энергии во мне через край и такая уверенность, что буду бить этих подлюк до конца войны и всю оставшуюся жизнь!
  Два дня этот сон преследовал меня. Не выдержал и решил всё-таки рассказать о нём ребятам: так, мол, и так, боюсь я чего-то этого старика, будь он неладен. Пусть Охотник и Художник займутся другими делами. Человек может быть полезен и в мирном труде.
  Но после того, что услышал в ответ, я пожалел, что завёл этот разговор: умереть можно и дома... от судьбы не уйдешь... всё равно когда-нибудь придётся спрыгнуть в ящик, так лучше за Родину... На том обсуждение и закончилось.
  Вскоре наш "Эвкалипт" принял боевое крещение - освобождение Гагры. Дошли до границы на реке Псоу, а после нас бросили ещё и в горы, в село Аибга, на зачистку.
  Бабурик - так звали нашего Охотника - был симпатичным молодым парнем, лет двадцати шести, крепкого телосложения. Человеком высокой нравственности и, что не менее важно, ответственности. Пожалуй, он лучше всех знал Апсуара, национальный кодекс чести абхазов.
  Пока отряд находился в эвкалиптах, мы не уставали дивиться его хозяйственным талантам. У нашего очага всегда было копчёное мясо, благо хороший молодняк-выводок свиней постоянно вертелся поблизости, свежие овощи и, конечно же, добрая домашняя водка. Понимал Охотник, что нужно истинному абхазцу для полного счастья: хорошая закуска и возможность выговориться в длинных тостах за будущие победы.
  Ну и, конечно, Охотник знал толк в охоте. Она была его любимой темой, овеянной всякими хитростями и таинствами. В них обязательно присутствовал грозный лесной бог Ажвейпшаа, карающий излишне кровожадных людей.
  Как ни странно, у Охотника с самого начала войны и до последнего дня его жизни не было боевого оружия. Но при этом пользы в сражении он приносил куда больше, чем те, кто строчил из автоматов в небо! Со временем уже почти все бойцы обзавелись автоматами, пулемётами и даже гранатомётом, а он, не скрывая, завидовал им.
  - Ничего, добуду в бою, - улыбаясь, говорил Охотник.
  В начале ноября "Эвкалипт" совместно с другими отрядами вышел в поход через горы. Задача стояла не из простых: зайти противнику в тыл и нанести удар с высокой северной стороны.
  Все, кто участвовал в этом походе, вспоминают его как спуск в ад. Охотник, привычный к горным тропам, уверенно вёл нас в безлунной ночи. Только тогда я понял, что называется: хоть глаз выколи. Мы падали, вставали, затем опять падали, снова вставали - и так до бесконечности. Было холодно, а с нас пот шёл градом. Даже Охотник запыхался к концу перехода. Всю дорогу он то и делал, что помогал нам: давал полезные советы, кого-то нёс, кого-то поддерживал на склонах, а сам был весь увешан автоматами и боеприпасами тех, кто совсем обессилел. До базы мы дошли в таком состоянии, что вода в родничке, который бил у подножья скалы, показалась нам самой вкусной пищей на свете.
  А вскоре, усталые, голодные и злые, мы пошли в бой. Охотник, как и прежде, тащил на себе снаряды к гранатомёту и патроны. Первая же атака, на развилке дороги в районе Гумы (чуть ниже справа был Каман, а левее и выше Шрома), увенчалась успехом. В считанные минуты были уничтожены БМП, две машины и несколько десятков солдат противника.
  Пока мы разбирались, кто где, смотрю, стоит наш Охотник весь в трофеях - за плечом автомат, в руках гранатомёт. А сколько счастья было в его глазах: вот, мол, видишь, достал-таки оружие в бою. Я поздравил его, он улыбнулся в ответ. Помню, как именно в тот момент у меня будто что-то сжалось в груди. Я сказал: "Не торопись, Бабурик - это твой первый бой с оружием, а здесь звери пострашней, чем на охоте". Он ответил: "Урт ирзызуо убап!" - "Увидишь, что я с ними сделаю!"
  Почуяв вкус победы, мы самоуверенно вошли в ловушку. Бой в горах имеет свои особенности - это место, где условия диктует сама природа. План операции был нарушен. За девять часов непрерывного боя мы, уткнувшись в Каманский мост, от которого начинался подъём на Шрому, не только не сумели продвинуться вперёд, но и потеряли многих друзей.
  Противник обрушил на нас весь свой арсенал: закопанный танк, авиация, вертолёты, миномёты... Только от одной мысли, что придётся отступать, голова шла кругом. Столько километров пройти в горах, а теперь ещё возвращаться! Кто это сказал, что лучше гор могут быть только горы? В эти минуты мы готовы были воевать даже в самой жаркой пустыне мира, лишь бы она была ровной. К концу дня все настолько вымотались, что уже каждый бился, как мог.
  И в этой страшной перестрелке наш Охотник "выписывал" из гранатомёта такие оплеухи грузинам, что те в какой-то момент вынуждены были сосредоточить на нём весь свой огонь... Он падал десятки раз и столько же раз вставал, делал перебежки, потом кувыркался, уходя от прицельного огня, будто танцевал свой последний танец. В те минуты он понял, что вызвал огонь на себя и хотел продать свою жизнь подороже. Видать, сказалась охотничья закалка. Он уже уничтожил на своём фланге два пулемёта противника, но ещё откуда-то били и неизвестно сколько... Он заряжал и стрелял, заряжал и стрелял, разложив снаряды по периметру для удобства, а трофейный автомат так и висел у него за спиной.
  Уже видно было, что противник подобрался совсем близко к нему. Вдруг Охотник упал, а через несколько секунд, встав, схватился за ногу, после за плечо... Мотнув несколько раз головой, он прыгнул в сторону и опять, зарядив РПГ, уже наугад выстрелил в сторону грузин и так несколько раз... Никто не мог ему помочь, никто. Он был отрезан от нас миномётным огнем, а ведь артиллерийское училище в Тбилиси было одним из лучших в СССР...
  Настал момент, когда гранатомёт Охотника умолк. Так и есть - снаряды кончились... Раздался взрыв, дым быстро рассеялся. Охотник лежал на спине, как-то по-детски, и, закрыв лицо руками, уже не дышал. Смерть пришла к нему быстро.
  Мы так и не смогли добраться до него, а после с тяжёлым сердцем отходили, унося с собой раненых. Живые думают о живых. А Охотник так и остался там, за Гумистой... После его обменяли на живых пленных грузин.
  Прости, Охотник, что не настоял я на своём, хоть и рассказал мне всё тот старец, как наяву... Не узнал ты и о том, что третий из вас, Художник, уже вроде угомонившись и рисуя дома картины о войне, не выдержал и всё-таки пошёл в последний день войны увидеть своими глазами освобождённую столицу. И не вернулся.
  
  Охотник - Бабури Борисович Мамацев, погиб 3 ноября 1992 года близ села Шрома.
  Художник - Заур Кучкович Аджба, погиб 25 сентября 1993 года в городе Сухум.
  
  Из цикла "Фронтовые заметки"
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023