Аннотация: Первыми "европейскими" жителями Приобья были служивые люди - казаки, которые любили и были любимы. Казаки и их возлюбленные сибирячки так же, как и мы, страдали от неразделенных чувств и радовались тихому счастью рядом с верным плечом. По архивным данным удалось проследить, как первопоселенцев вело по жизни раненное стрелой амура сердце человеческое.
Казацкая любовь на обских берегах
Первыми "европейскими" жителями Приобья были служивые люди - казаки, которые любили и были любимы. Казаки и их возлюбленные сибирячки так же, как и мы, страдали от неразделенных чувств и радовались тихому счастью рядом с верным плечом. По архивным данным, разысканным писателем Анатолием Садыровым, удалось проследить, как первопоселенцев вело по жизни раненное стрелой амура сердце человеческое.
Всё ли стерпится?
Одна из первых любовных историй, приключившихся в начале ХVIII в. на обских берегах, коснулась служивого казака Василия Кунгурцева, ходившего под началом приказчика Чаусского острога Дмитрия Лаврентьева. Казак задумал жениться и уже присмотрел в рядом расположенной деревеньке Амбинской невесту, девушку-крестьянку Евфимию. Однако при засылке сватов Василия поразила такая прелюдия его неудачной судьбы: при выезде сватов из острога пушкарь Петька Кашкеров показал делегации кукиш.
Фигура из трех пальцев так расстроила казака, что он занемог. Предчувствие не обмануло - сватов в деревне не приняли. Сердце казака наполнилось грустью и тоской, всё стало валиться у него из рук. В жалобе своему начальнику Василий написал, что он пьет травяные отвары, дышит березовым дымом, чтобы избавиться от любовного недуга - ничто не помогает. Тем временем пушкарь разнес по острогу весть, что он сам женится на Евфимии, с которой, очевидно, у него была предварительная договоренность.
Кунгурцев погрозился на венчании в церкви, когда поп приглашает желающих назвать причины, препятствующие браку, выступить с протестом. Невозможность венчания казак планировал обосновать тем, что дети у пушкаря и его невесты выйдут "корявы лицом". Как приказчик разрешил этот любовный конфликт, осталось тайной.
Ксения, боярская дочь
А вот история со счастливым концом началась на обской переправе, когда караульщик Андрей Сивков заприметил среди 8 ссыльных баб девичью фигуру, дрожащую на холодном осеннем ветру. Сивков знал, что это следуют по этапу женщины, обвиненные в "богопротивных сборищах" -- т.н. "расстриги", в число которых часто попадали политические противники правящей власти. Так и оказалось - субтильной фигуркой была боярская дочь Ксения Ветрова, с первого взгляда пленившая караульщика Андрея.
Расчувствовавшийся Сивков сначала поделился с Ксенией куском хлеба, а затем на просьбу дать копеечку, чтобы купить иконку, выделил целый пятак. Напоследок Андрей скинул тулупчик со своего плеча на худенькие плечи репрессированной боярыни, вздрогнувшей от небывалого, перед зимней стужей, дара. Этот тулупчик, впоследствии, сыграл роль того заячьего салопа, которым одарил пушкинский Гринев Емельяна Пугачева - добро всегда оборачивается добром, идет ли речь об избавлении от виселицы или о негаданной свадьбе.
Через несколько лет Сивков вышел в отставку по причине "телесной непригодности", основал на обском берегу заимку и стал крестьянствовать. Он узнал о политической амнистии, последовавшей после воцарения Елизаветы, и мысленно порадовался за молодую боярыню, которая обрела свободу. Вскоре пришло известие, что к нему на заимку едет трудница. Это была Ксения, пояснившая по приезду, что не трудницей, "а в женках твоих хочу быть".
Возвращаться ей было некуда: родня вырезана, усадьба сожжена, имущество разграблено. На вопрос о сословном несоответствии невеста ответила, что "все мы дети Божьи", а на 30-летнюю разницу в возрасте - удивительно современной фразой о том, что все молодые люди "гулящи и на копейку жадные". В общем, отставного караульщика боярская дочь уговорила. Пока шла длительная переписка между ведомствами о разрешении на брак, у Андрея и Ксении уже было "беремя детей".
Верность любви
Любящие люди знают, что в Сибири верное чувство проверяется огромными расстояниями и временем, имеющим в запасе баснословные года. Служивый Федор Тумашев из Бердского острога по поручению начальства часто ездил по Сибири и не догадывался, что его интимная история обретет классическое содержание, когда два любящих сердца разъединяют десятилетия и чужие страны, но своей путеводной звезде он не изменит до самого конца.
Находясь в разъезде, в городе Нарыме, Федор встретил девушку Анастасию, в которую влюбился с первого взгляда. Сговорились о свадьбе, но начальство услало Федора сопровождать очередных купцов, затем рудознатцев. Вояж растянулся на 6 лет, и этого испытания влюбленный казак не выдержал. Подговорив дружка, Федор самоволкой отправился в Нарым к невесте, но по дороге был схвачен и отдан в рекруты.
Четыре года верная Настя ждала жениха, затем по родительскому произволу ее выдали замуж. Когда драгун Тумашев брал немецкие города Мемель и Франкфурт, Анастасия рожала детей от нелюбимого. В архивах сохранились реляции русских генералов, написанные рукой выучившегося писать Федора, который сообщал императрице Елизавете о победах русского оружия.
Отслужив 31 год, Федор вышел в отставку и направился в Бердский острог, рядом с которым в Ганюшкином Зимовье проживала его любовь, обремененная домочадцами. Прямо у порога дома любимой старый солдат положил свое верное сердце, заявив, что умрет, но любимую больше не покинет. На семейном совете сыновья Анастасии, тронутые драматичной сценой, поддержали ветерана, который остался приживальщиком в их доме навсегда.
Люди расходятся, судьбы сходятся
Весной 1777 года в деревне Дубровино разыгралась драма, которая коснулась семьи местного жителя - крестьянина Матвея Чаплина, поступившего жестоко по отношению к своей дочери Анфии. Дело в том, что девушка полюбила парня Игнатия, который пришел в дом Матвея просить руку и сердце его дочери, но получил оскорбительный отказ.
Расстроенный Игнатий сел в лодку, поплыл против течения в сторону Кривощеково и пропал. Все лето безутешная невеста ждала возлюбленного, а поздней осенью украдкой от отца отправилась на розыски. Девушка плутала шесть недель, бредя вдоль обского берега, пугаясь лесных зверей и питаясь неизвестно чем. В ноябре дьяк Никольской кривощековской церкви Федор Сафьянов обнаружил ее у церковных ворот. Анфия еле дышала, ее босые ноги были иссиня-черные, а лицо напоминало чугунок.
Оклемавшаяся дубровчанка поведала о пропаже молодого человека и описала его приметы. Русоволос, глаза серые, большого пальца на левой руке нет. Дьяк с дьяконицей переглянулись: ведь именно такого неизвестного, убитого на берегу разбойниками, еще в июне отпели и погребли на кладбище возле церкви. Супруги решили ничего не говорить, пока Анфия не оклемается. Но на первой же прогулке болезной произошло непредвиденное.
Анфия бросилась бежать вдоль могил, по наитию упала на безымянный холмик, под коим упокоился Игнатий, возрыдала, прошептала прощальные слова и умерла. Обескураженный дьяк в письме Матвею Чаплину сообщал о теле его дочери, положенном в церковной сторожке до приезда отца или последующих распоряжений.
Неизвестно, была ли похоронена Анфия рядом с возлюбленным, но их судьбы, к сожалению, соединились таким печальным образом.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023
