Аннотация: Задолго до памятного 37-ого года перед руководителями советской юстиции остро стояла задача отлаженной работы судебного механизма, которому мешали разного рода курьезы.
Контузия Верховного Трибунала: в обзор суда попали сибирские курьезные истории
Задолго до памятного 37-ого года перед руководителями советской юстиции остро стояла задача отлаженной работы судебного механизма.
Уголовные дела на потоке
Поток клиентов правосудия, особенно из армейской среды, ожидался многолюдным. Поэтому работу ОГПУ и других силовых ведомств должны были отличать слаженность и быстродействие. Всеобщая подозрительность обеспечивала фронт работ. "Царица доказательств" ― выбитое у подследственных признание ― завершала недолгий поиск вины. Однако показания, протоколы, прения и прочие проволочки очень мешали отправлять правосудие. Судьи явно не поспевали за ходом истории и допускали ошибки, в которых 90 лет назад разбирались на высоком уровне, чтобы карательная политика, хотя бы в рамках формальной логики, была вне подозрений.
В 1934 году председатель военной коллегии Верховного Суда (ВС) СССР Василий Ульрих утвердил для ограниченного распространения секретный бюллетень N 1. В документе анализировалась работа Верховных Трибуналов (ВТ) за предшествующее время. По результатам проверки работы ВТ обобщил судейский опыт член военколлегии ВС П.А. Камерон. Всего напечатано 111 экземпляров бюллетеня. Судьи на местах познакомились с тем, как не надо вершить правосудие. "Качество судебного приговора, ― предопределял в преамбуле Петр Алексеевич, ― зависит от соответствия приговора той картине и обстановке преступления, которые выявились на судебном заседании".
В сибирском захолустье кипели шекспировские страсти
А картины выходили на суде настолько динамичные, что секретари не успевали записывать, а судьи осмыслить суть протекших событий и в своих приговорах отражали фабулы, как в кривом зеркале. Излишняя подробность, парадоксальная логика и крученый судейский язык формировали у обывателя негативное мнение: подгнило что-то в этом государстве, где суд напоминает цирк.
В 1933 году ВТ под председательством судьи Стасюлиса вынес приговор по делу новосибирского комбата Леонова, который год назад застрелил жену в нервном приступе. Судья потратил много сил и энергии на выяснение альковных подробностей, мельчайших деталей супружеских отношений, в которые вошел начальник комбата, любовник его жены. Терпение у Леонова лопнуло, когда на предложение съехать со служебной квартиры неверная супружница Анна Ивановна "отказалась в грубой форме ― показала кукиш". Обозленный мужчина побежал за наганом на батарею, вернулся обратно (общий путь пробежки составил 4 км) и, найдя жену в кругу соседок, два раза нажал на курок. "Один выстрел прошел мимо, другой попал в голову". Приговор ― 5 лет условного лишения свободы.
В объяснительной записке к приговору Стасюлис обосновал "необычность" мягкого наказания. "В глухой сибирской местности, где слушалось дело, убийства из-за семейных драм могут расшириться, так как, во-первых, захолустье; во-вторых, из-за настроений, что семья рассматривается как нераздельное звено, в котором муж играет роль хозяина и собственника". То есть, "хозяин и собственник" может безнаказанно поступать так, как ему заблагорассудится. Кроме того, "накануне смерти жену и ее друга-любовника исключили из партии за половую распущенность, а официального супруга обвинили на партсобрании в мягкотелости к жене". Вот он и огрубел! Стасюлис заканчивает свое многословное объяснение характеристикой Леонова как хорошего командира.
В других приговорах председатель ВТ ошибался меньше, однако образчики курьезной судейской мысли не ускользнули от внимания проверяющего. Выуженные из приговоров фразочки действительно замечательные: "Дезорганизация работ посредством организации", "возбуждение рабочих посредством заставления их работать без обуви", "в общей панике здание сгорело", "на пьянство надо мобилизовать одно из основных вниманий"... В одном из приговоров констатируется, что подсудимый "ударил ногой в личность командира, которого предварительное следствие не установило". Если у Гоголя в одной из петербургских повестей во всех злоключениях майора-героя Ковалева был виноват нос, то у Стасюлиса "при взводе курка большой палец сорвался и произошел выстрел, который убил в спину одного из мотористов".
Крученый судейский язык
Атмосферой "зазеркалья" наполнен следующий приговор, подписанный другим председателем ВТ Кондратьевым, который разбирал дела 45-ой стрелковой дивизии. Описанные в приговоре события замешаны круто. "Курсант Иванов проявил недовольство службой в различных симуляциях и увертках. Факт умышленного отрубления пальца Иванов все время отрицал, заявляя, что он левша, но будучи правшою..." А вот и совсем несуразный факт пьянства, который расписывать судье не стоило, во избежание дискредитации Красной Армии. "Обвиняемые курсанты Никишин и Коновалов около дверей ресторана свалились на землю и подобным своим положением на земле начали собирать любопытствующую публику города".
В другом случае "военнослужащие, несмотря на одетую на них форму краснофлотцев, водку выпили из горлышка бутылки и тут же взятым из части хлебом закусили. Не успев как следует проесть хлеб, они приняли предложение неизвестного для них человека и снова на базаре распили водку из горлышка". А вот фраза, достойная Жванецкого. "Пьяный шофер Радзивиллов, ― из приговора судьи Зенкевича, ― ехал и не обращал внимание на стоящие погоды и дороги".
В решениях судов было много "физики" ― "Преступление совершено путем физического раздирания досок перегородки", и алогизма ― "Нож пролетел мимо на улицу, а затем бросился драться".
И анатомия вычурная, и прочие промахи
У арбитра Томашука обстоятельства криминального самострела изложены в самой причудливой форме. "Ануфриев взял винтовку, упер ее в предмет на полу и, полусогнувшись над стволом винтовки, сжал в правую сторону с середины груди мякоть и, подняв правую руку, выстрелил". Таким образом, заключил Томашук, "нанесено ранение в правой части груди в мякоть с выходом и тем выстрелом ранена правая рука навылет в части правого плеча и пробита лишь плоть". Удивительные познания в анатомии у судьи Алеева выплеснулись в приговор в таком виде: "Пуля смертельно ранила спину навылет в грудь курсанта Щербакова". Камерон справедливо задается вопросом: куда же попала пуля, в спину или грудь? Разобраться в этом трудно, так как тут же имеется "левый бок поясницы".
А производственные причины возрастающего количества разного рода "диверсий" вообще не следовало брать в расчет. Председатель ВТ Квашнин посчитал обвиняемого Бубнова ответственным за то, что, "приняв парк машин в полном порядке, он в значительной степени расшатал его за счет черствого отношения к подчиненным". О происках зарубежных разведок пока ни слова. Хотя политический аспект в судебных постановлениях понемногу проявляется. Председатель ВТ по Закавказью Резаев пишет: "Обвиняемый Зюзин ночью ворвался через окошко в квартиру проститутки по имени Контузия и использовал ее". Все бы ничего, но Зюзин, "уходя, стал требовать от нее деньги на фаэтон. Поднял крик, чем дискредитировал себя и рабоче-крестьянскую милицию в глазах собравшихся трудящихся масс". Очевидно, что Зюзин был милицейским чином, но вел себя как зарвавшийся и разложившийся нэпман.
Несуразное судопроизводство в Сибири
Самое несуразное судейство, граничащее с самосудом, Камерон обнаружил в Томске, где рассеянность при вынесении вердиктов оказалась просто потрясающей. В судебном приговоре осужденный Лепетанов именовался попеременно Лепетиновым, Лепетуховым, Лепетовым, Лепетаевым ― ну полный лепет провинциального правосудия!
Резюме Петра Алексеевича было сурово. Член военколлегии потребовал от судов выполнения непременного и элементарного условия: "соответствия приговоров по протекшим событиям". Впредь запрещалась "подробная детализация по сексуальным преступлениям". Отменялись публичные разбирательства. Из судебного жаргона изгонялись просторечные фразочки: "ходил к женщинам", "поднял кипиш", "покрал вещи", "засыпался" и другие. Впредь ― никаких заочных слушаний дел, никаких смягчений приговоров, в том числе участникам Октябрьской революции.
Никакого послабления и неуверенности на процессе! Вот председатель ВТ Падуев бросил фразу при обвинении группы работников Челябинского домзака: "Дело-то сыроватое..." Это позволило осужденному Пальчину сослаться в кассационной жалобе на судейские слова и избежать сурового наказания.
Военное судопроизводство середины 30-х годов четко усвоило преподанные уроки. От малообразованных судей стали требовать не грамотного ведения процессов, а безукоризненно четкого оформления бумаг. Хотя в эпоху Большого террора, как назло, встречались в приговорах не изжитые курьезны. Поэта Заболоцкого, например, уличили в том, что он рыл подземный ход до Бомбея. А академику Козыреву дали 10 лет за попытку угнать реку Волгу на запад, но у него не получилось. Зато у суда получилось вынести приговор. Редкие подследственные принимали такую игру: следователь просил руководство убрать от него писателя Хармса, который доводил ответы до такого абсурда, что в дело записать ничего из бреда не представлялось возможным.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023