ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Агалаков Александр Викторович
Лермонтовский отряд

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.26*5  Ваша оценка:

   Лунинская закваска
  
   Воинские отряды специального назначения существовали издавна. В Отечественную войну 1812 года они играли роль авангарда при операциях типа "разведка боем" или выполняли внезапные набеги на вражеские тылы. Примером служит партизанский отряд Дениса Давыдова, беспокоивший, в основном, наполеоновских фуражиров. Дисциплина в таких боевых группах оставляла желать лучшего. Вооружались - кто чем мог, а одевались - кто во что горазд. Как следствие, хромала дисциплина. Сам Давыдов признавался, что если бы партизаны меньше пили вина, то больше бы положили французов. С другой стороны, слепое следование субординации и строгому ношению форменного обмундирования заметно снижало боеспособность этих и других специализированных воинских подразделений.
   На одном из военных парадов эту дилемму продемонстрировал участник войны 1812 года Михаил Лунин, который на спор с вышестоящим начальником двумя командами "спешиться!" и "на коня!" привёл эскадрон в полное расстройство. Гусары, спешиваясь и следом сразу садясь на коней, запутались в амуниции и оказались не способны, в случае нападения неприятеля, оказать немедленное сопротивление. Поэтому будущий декабрист Лунин говаривал: "Всё делаемое для внешней картинности формы, лишь стесняет свободу солдат, а потому совершенно непригодно в боевых условиях". Гусарский командир также был известен своими протестными действиями против общественных приличий в любой ситуации. Даже находясь на сибирской каторге, борьбу с самодержавием он не закончил, писал возмутительные письма и погиб при невыясненных обстоятельствах в камере гиблого застенка в Акатуе. []
   Старался игнорировать внешние воинские нормы поведения, а также светский стиль и будущий опальный поэт Михаил Лермонтов, который в столице являлся на развод караулов с миниатюрной саблей на боку, а на балы - с неуставным шитьём на воротнике вицмундира, за что получал от начальства взыскания. А когда автор возмутительного стихотворения "Смерть поэта" попал в сформированный Луниным 4-ый эскадрон Гродненского гусарского полка, то там лунинская закваска пришлась ему по душе. Доброго командира, в свое время замышлявшего истребление всей царской фамилии, здесь помнили десятки гусар, от которых поэт напитался "вольности" в манерах и мыслях.
  
   Адъютант всегда впереди
  
   Когда после очередного нарушения приличий (дуэли с Барантом) царь отправил молодого вольнодумца на Кавказскую войну, то в действующую армию поэт прибыл со стойким убеждением, высказанным в письме одной из знакомых дам: "Если будет война, клянусь, буду всегда впереди". Этому девизу соответствовала воинская должность поэта и немецкая философия, которой поэт увлекался именно потому, что она по-разному трактует смысл и значение жизни.
   []
   Лермонтов попал в "чеченский" отряд генерал-лейтенанта А.В.Галафеева, который в ходе отражения набегов горцев осуществлял карательные меры против мятежного населения. Горцы наносили удары, в ответ солдаты вытаптывали их посевы, резали скот, сжигали аулы непокорных, проводя тактику "выжженной земли". От этих карательных акций Лермонтов уклонялся, состоя в должности генеральского адъютанта, который действовал лишь в случае опасности - тогда он организовывал контратаки и командовал авангардом. Свой девиз "быть всегда впереди" он проявил в бое у реки Валерик, который описал в стихах и переломный ход боя отразил в рисунке.
  
   14 июля 1840 года на пути русских войск чеченцы устроили завал и напали на колонну со всех сторон. Лермонтов возглавил группу атакующих бойцов. Без поддержки основных сил он первым ворвался на завалы. Увлечённые им солдаты набросились на неприятеля, и тот дрогнул, несмотря на то, что находился в выгодном положении и напал на русских из засады. Михаил Юрьевич описал этот бой такими словами: "Нас 2 тысячи человек пехоты, а их 6 тысяч. И всё время дрались штыками. У нас убыло 30 офицеров и до 300 рядовых, а их 600 тел осталось на месте - кажется, хорошо! - вообразите себе, что в овраге, где была потеха, час после дела ещё пахло кровью. Есть подробности очень интересные". []
   Первой интересной подробностью является географическое название, имеющее по прямому совпадению точное отношение к смыслу жизни военного человека. Валерик - река, приток Сунжи, впадающей в Терек. На самом деле по-чеченски название реки звучит как Валарг, что этимологически исходит от Валерхан хи (смерти река). Путём закономерных превращений название изменилось на Валериг, что было известно Лермонтову и его современникам от аборигенов. Преодоление смерти как таковой, спор с ней в смертном бою, выигрыш жизни составили основу одного занимательного философского спора двух бойцов у реки "смерти".
  
   Спор военных философов
  
   Дело в том, что в этом бою, помимо натиска и отваги, произошел философский диспут, закончившийся смертью одного из спорщиков. С одной стороны, спорил Лермонтов - человек закрытый, разуверившийся, заражённый скептицизмом и социальным пессимизмом, отгородившийся от людей маской иронии. Он был своего рода "вещью в себе" - что составляло особую смысловую категорию немецкой философии. Другой "категорией", или "абсолютом" стал другой участник боя - сосланный сначала в Сибирь, а затем рядовым на Кавказ декабрист Владимир Лихарев, с которым поэт познакомился месяцем ранее. Жизненная позиция Лихарева, связанная с поиском абсолютных истин широко открытыми глазами, привела его сначала в Южное общество, где он создал интересный критический документ "Взгляд на военные поселения". Его открытость сказалась в общении с предателем декабристов Бошняком. Спохватившись, Лихарев грозил доносителю смертью в случае измены. Но тот не испугался угроз и донёс. На каторге Лихарев в совершенстве овладел 4 иностранными языками, которые в Сибири и на Кавказе не пригодились. О последних минутах жизни декабриста, умершего буквально на руках поэта, свидетельствует Николай Лорер - ещё один участник боя, переживший сибирскую каторгу и Кавказскую войну.
   [] []
   Судя по запискам Лорера, "в этой стычке, где Лихарев был убит, он был в стрелках с Лермонтовым. Сражение уже подходило к концу, и оба приятеля шли рука об руку, споря о Канте и Гегеле, и часто, в жару спора, неосторожно останавливались". А, значит, становились удобными мишенями. Их спор о Канте и Гегеле - о понятиях "вещь в себе" и "абсолют", которые немецкие философы апробировали для понимания мироустройства, сопровождал звук шальных пуль. Однако в том бою свою "не шальную" пулю один из спорщиков не услышал. В стихотворении "Валерик" после описания батальной сцены Лермонтов отразил скорбь по потерянному боевому другу, по цензурным соображениям описав его гибель в виде смерти безымянного капитана, вокруг которого сплотились плачущие солдаты. А тому спору о немецких философах было посвящено не боевое, а другое малоизвестное философское стихотворение.
  
   Я - "вещь в себе" - непознаваем
   И жду познанья твоего
   Через себя, пусть даже краем,
   Но мимо ты идешь него.
  
   Ты - "абсолют" - непостижима,
   И в боли мне к тебе тонуть
   Через отгаданное имя,
   Но неопознанную суть.
  
   И нам сказали единично:
   "Века той грани не сотрут,
   Где Кант и Гегель так различны,
   Как "вещь в себе" и "абсолют".
  
   Характерно, что это стихотворение посвящено безвестной даме, как и "Валерик" - знакомой М.Лермонтова В.Бахметьевой, с которой юный поэт в отрочестве провел лето на подмосковной даче в подростковой компании, названной им впоследствии "весёлой шайкой". "Весёлая шайка", "лунинский эскадрон", атаки без правил... Эти и другие поступки и привязанности закономерно привели поэта в особую "дикую" сотню отборных кавказских бойцов - своего рода армейский спецназ. Своим выбором Лермонтов доказывал, что смысл жизни определяется понятием "вещь в себе", с определённым практичным набором неуставных отношений, замыкающих круг, за который посторонний человек с начальствующей указкой вступить не может.
  
   Дикой "сотней"
  
   переведенный из отряда Галафеева Лермонтов командовал около двух месяцев. Трудно было подобрать для этой особой воинской части более подходящего командира, после ранения прежнего - Р.Дорохова, фигура которого послужила прототипом другому великому русскому классику Л.Н.Толстому для создания образа бесшабашного Долохова в романе "Война и мир". В этом спецотряде Лермонтов "был всегда первый на коне и последний на отдыхе". Командуя "сотней", в октябре 1840 года Михаил Юрьевич вновь отличился в новом бою у реки Валерик. Его бойцы не то чтобы опрокинули, а просто смели неприятеля с завалов одним махом. С тех пор "сотня" стала называться Лермонтовским отрядом. []
   Новый командир при наборе кандидатов ввёл правила. В его команду "охотников" могли поступать люди всех племён, наций и состояний без исключения. Кандидату назначался экзамен - какое-либо трудное поручение". Например, необходимо было пленить вооруженного горца, который предпочел бы умереть в бою, но в плен не сдаваться. Поэтому помимо силы претендент на рядовую должность в отряд должен был волей-неволей проявить ловкость, расчетливость, природную хитрость. Наиболее смекалистыми были бойцы, взятые из среды инородцев. Такие воинские команды, набранные по интернациональному принципу, и сегодня считаются самыми боеспособными. А тогда после успешной экзаменовки (привод "языка") новичку "брили голову, предлагали отпустить бороду, одевали его по-черкесски и выдавали двуствольное ружье со штыком". Ружье стреляло картечью и пулями. Другими словами, бойца не по уставу готовили к дерзкой военной работе.
   Эти нововведения сегодня напоминают "прописку" кандидата в спецназ для получения крапового берета. В Лермонтовском отряде приветствовалось удальство, отвага, преданность командиру и презрение к огнестрельному оружию. Под стать "спецназовцам" образца 1840 года был сам командир, отошедший от всяких титульных воинских приличий и субординации. Как рядовой солдат, он спал на голой земле, укрывшись шинелью, ел из общего котла, имел небрежность во внешнем виде и форме. П.Султанов отмечал, что "Лермонтов не подчинялся никакому режиму. Его команда, как блуждающая комета, бродила всюду, появлялась там, где ей вздумается, а в бою она искала самых опасных мест". Этот образ жизни можно назвать героическим поведением, поскольку каждый шаг лермонтовского бойца и его командира сопровождался, как и положено на войне, подвигом.
  
   Авангард гибнет первым
  
   Однако мир светских условностей и надуманных воинских приличий всё-таки достал поэта, надеявшегося за свои подвиги получить награду, что позволило бы ему выйти в отставку и заняться литературным трудом. Лермонтов дважды представлялся к наградам. (О втором представлении к награде он так и не узнал). Ещё за первое Валерикское сражение Михаила Юрьевича представили к ордену Владимира 4 степени с бантом, но вышестоящий командир снизил награждение до ордена Станислава 3 степени. Но и "сниженную" награду злопамятный Николай I не утвердил, поскольку не забывал, что опальный поэт служил "без права выслуги". Об этом условии Лермонтов не подозревал, поскольку царь был тоже своего рода "вещью в себе" и не оглашал весь список условий досрочного освобождения наказанных вольнодумцев. Собственно, списка не было. Предусматривалось лишь одно условие - смерть в бою, от болезни или помешательство рассудка.
   Об этом не ведали декабристы, сосланные на Кавказ в действующую армию и надеявшиеся военными подвигами заслужить прощение. На фронте они гибли, как Лихарев, или выживали чудом, как Лорер. Тут можно привести много аналогий. Писателя-декабриста А.Бестужева-Марлинского черкесы изрубили саблями в бою у мыса Адлер, а его товарищу Захару Чернышову горская пуля пробила грудь навылет. (Раненый выжил и получил долгожданную отставку. Умер в Риме). В отношении же автора "Смерти поэта" мстительный император распорядился вообще "не отпускать от фронта". Лермонтов понял, что, сколько подвигов ни соверши, они зачтены не будут. Таковы были реалии не боя, а несправедливого мироустройства.
   А точку в этом противостоянии поставил убийца поэта Мартынов, полный светских предрассудков и тяготеющий к соблюдению внешних приличий. "В такого дурака я стрелять не стану!" - заверил секундантов Лермонтов, и дал выстрел в сторону. В свою очередь, окарикатуренный и обиженный словом "дурак" дамский угодник не промахнулся. Исходя из внутренних побуждений, Лермонтов был вправе рисовать карикатуры, нарушая приличия офицерского общежития. А Мартынов вправе был мстить, поскольку кроме внешней чести у него за душой ничего не было, и противник отнимал у него последнее - внешний облик.
   В обществе и на войне проявление крайних или передовых философских позиций напоминает выступающие углы, которые стираются в процессе каждого дня. Перенесенные в жизнь умозрительные концепции проверяются практикой, и философские вызовы, как правило, опрокидываются, в том числе выстрелами в бою, на дуэли или из-за угла. Одно дело по Канту и Гегелю скрещивать шпаги перед университетской аудиторией в диспутах о понимании сути вещей и устройства миропорядка. И другое дело доказывать в кровавой схватке кто ты есть на самом деле и чего в этой жизни стоишь. При этом можно быть "вещью в себе" или "абсолютом", что уже не так важно. Зато для "практикующих философов" важны последствия таких поединков, условия которых складываются не по надуманным умозрительным законам, а по выбору людей, от низа и до самого верха иерархической лестницы, которые представляют массовое общественное сознание, порою враждебное всяким нововведениям.
   В жизни и на войне авангард гибнет первым.
Оценка: 8.26*5  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023