ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Агалаков Александр Викторович
Лирика "трехсотого" груза

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Редактор журнала "Звезда" Я.А.Гордин: как справедливо пишет майор Агалаков, сила и значение публикуемых стихов не в чисто литературных достоинствах, не в отделанности строчек. Они принадлежат к чрезвычайно важному слою культуры - свидетельствам. Сотни тысяч молодых граждан СССР, а потом России оказались в последней трети ХХ века участниками трагических ситуаций - так называемых "локальных" войн, войн, которых могло не быть. Это люди со своим взглядом на происходящее и с особым психологическим опытом, который - и здесь мы снова согласны с автором предисловия - далеко не достаточно отражен в профессиональной литературе. А знать общество об этом должно. Стихи Сергея К. во многом напоминают по своим мотивам стихи - в том числе и загубленные советской цензурой - участников Великой Отечественной войны. В качестве примера достаточно сравнить стихотворение Сергея К. "А в тылу..." со стихотворением фронтового поэта Константина Левина, которое в своем подлинном виде так и не было опубликовано: "Там все еще ползут, минируют /И отражают контрудары,/А здесь уже иллюминируют,/Уже кропают мемуары,/А здесь за целиною гибельной/Ленивым лоском льют паркеты..." И эта психологическая преемственность, несмотря на всю огромную разницу в характере войн, подлежит внимательному анализу.

Лирика "трехсотого" груза.

(раненая поэзия)

   Магазины свинцом набиты.
   Часовой не смыкает глаз.
   Страх тая, стерегут бандиты,
   Степь, захваченную у нас.
   Борис Богатков,
   погиб 11 августа 1943 года
  
   В редкие военные кампании опровергается расхожее мнение о том, что "когда говорят пушки, музы молчат". В прошедшем веке говорили пушки и молчали музы в русско-японскую войну и Первую мировую, плавно перетекшую в Гражданскую. Конечно, в патриотических виршах, появлявшихся в периодике того времени, настоящая поэзия не ночевала. Стихотворные агитки и рифмы, мобилизованные на потребу дня литературными комиссарами и их политическими оппонентами, а позднее газетными погромщиками японских милитаристов и белофиннов, падали в массы подобием скороспелых пустоцветов. Трескучее пустословие напоминало заемные, надолго невостребованные и в конечном итоге обесцененные облигации конфискационных денежных займов. Только в Великую Отечественную расцвели музы К.Симонова, М.Исаковского, А.Суркова... - тех поэтов, чьи стихи мгновенно становились хоровыми, солдатскими, застольными - поистине народными песнями. ...А вот масштабного поэтического отражения афганской войны не получилось. Ибо не на родной территории и, главное, безыдейно (здесь идея подразумевается в широком смысле слова - не в узко государственном или партийном интересе) велась эта война. В составе ограниченного войскового контингента поэтические способности самобытных авторов ограничились бардовским, под гитарную россыпь, осмыслением невосполнимых утрат да описанием метафорических "черных тюльпанов"*), которые, по злой традиции силового решения всевозможных национально-социальных конфликтов, перекочевали в военную лирику периода чеченского конфликта.
   Эту поэзию трудно встретить в периодике. В "толстых" журналах ее тоже мало. С тем осуждением в обществе, какое встретила первая чеченская кампания 95 года, да и вторая, яро критикуемая сегодня оппонентами правительства, трудно ожидать от профессиональных поэтов творений, где идея защиты отечества от терроризма соотносится с фактурой боя, засады или рейда так же органично, как поэтические понятия "форма" и "содержание". Поэтому окопную лирику пишут сами бойцы, которые разбираются в устройстве автомата Калашникова (АК) неизмеримо лучше, чем в строфике ямба, хорея или анапеста. Тем не менее, потребность в поэтическом осмыслении фронтовой жизни, ее понимании и приятии самими участниками боев - велика.
   Известно, что поэзия возникает там и тогда, где и когда эмоциональное восприятие выплескивается за рамки формальной логики, отрывается от существующего порядка вещей, негодует по поводу устройства мира, объективные методы познания которого обанкротились. Одновременно обостряется чувственное восприятие. В самом деле, в голове не укладывается, как можно при нападении боевиков на расположенную на станции Аргун заставу в течение пяти часов пятью последними патронами удерживать вражеского снайпера от активности? В принципе, в этом эмоциональном ощущении алогизма боевой обстановки есть перекличка с поэтами-бойцами Великой Отечественной, именами которых названы улицы городов. Написал же фронтовой поэт Борис Богатков, поднявший свой взвод в последнюю атаку за Гнездиловскую высоту в районе Смоленск-Ельня, проникновенные строки о магазинах, набитых свинцом, а не патронами с пулями в цельнометаллической оболочке. Написал он и о ливне пуль, сносящем пилотки, а не головы.
   И сегодня, в окопе или на блок-посту, подсветив глаза красным светом и положив кусочек сахара под язык, чтобы лучше вглядываться в темноте в ползущие тени людей или деревьев, шепчут обветренные губы сначала что-то несуразное. "На небе нету звезд - их съела ночь.\ И вряд ли кто сумеет нам помочь:\ Патронов лишь на час для обороны.\ На завтрак отварные макароны"...\ Право, шлифовать или, как говорят спецы литературного цеха, вылизывать стихотворные строки бойцу, взявшемуся за перо, некогда. Или не дано. А, может, это в характере русского воина: бесшабашно думать о смертном бое и одновременно - о предстоящем завтраке? Одно радует - этот омоновец, одетый в камуфляж, разгрузку*), каскосферу, подпоясанный портупеей и обутый в высокие берцы, вооруженный АК и табельным штык-ножом, умеющий метать гранаты, устанавливать растяжки*) и поражать врага на далекой и близкой дистанции из любого вида оружия - этот Рембо, оказывается, способен тонко настроиться на лирический код и ощущать, среди "перлов" казенно-командных формулировок, метафоры, ассонансы и другие поэтические фигуры.
   Здесь особую атмосферу создает армейский жаргон. (Небольшой военно-полевой словарик поможет читателю разобраться в этой арготической лексике.) Причем арготизмы, в большинстве своем образованные уменьшительно-ласкательными суффиксами, постоянно подчеркивают легковесность человеческих ценностей перед лицом смерти. Производные этого вечного противостояния черного и белого, живого и мертвого, а именно - такие темы, как "сила и слабость", "долг и совесть", "страх и мужество", "смерть и бессмертие" горячо волнуют самобытных авторов, которым многие строки, коряво написанные, прощаются на бивуаке, в тесном кругу сослуживцев, расположившихся у костра. А, значит, мы точно знаем, что по одну сторону окопов находятся точно люди, которые способны чувствовать и сопереживать вместе с нами и которые сами нуждаются в гуманитарной (духовной) поддержке и сопереживании.
   Сергей К., боец сводного отряда Западно-Сибирского УВД на транспорте, прошел первый этап второй чеченской кампании. Это было время, когда одна за другой колонны техники с омоновцами попадали в засады, когда бандитские налеты на заставы стали обыденными, а помощь обороняющимся бойцам постоянно и безнадежно опаздывала. В этой оторванности от дома, семьи и близких людей, в атмосфере военного феодализма и тотальной враждебности коренного населения, поэзия, пожалуй, явилась той тонкой связующей нитью между российским милиционером и малой родиной, родными, земляками, культурными ценностями, которые помогают ему выстоять в схватке с теми, кто считает убийство людей довольно прибыльным, не особо пыльным ремеслом и единственно возможной формой диалога в проталкивании идей сепаратизма.
   Из той небольшой подборки стихотворений, которых могло быть гораздо больше - пройдись полнее и глубже литературный "спецназ" по тем недорифмованным, "неотесанным", выросшим из такого, по Ахматовой, сора строчкам, - возникают вопросы. Что заботит сегодня поэта-бойца? Все те же вечные темы. Это и стратегия ферзей, воплощенная в тактике сдачи пешек, и страх перед неизбежностью вражеского нападения, при котором каждый обстрел, возможно, тот - последний, самый. Волнуют его исторические аналогии вечного противостояния непримиримых противников, необходимость биороботизации войны с целью сохранения молодых жизней, а также выказывается критическое отношение к делам и делишкам глубокого тыла, где живут неопасно, а умирают глупо. В этом перечислении скрыт пласт обостренной окопной правды, которая проходит мимо большой литературы. А жаль.
   Александр Агалаков г.Новосибирск
  
   ***
  
   Сергей К.
   Из чеченских тетрадей.
  
   Большие ставки.
  
   В большой игре большие ставки:
   За эшелоном эшелон.
   Отсюда - нефть, сюда - вагоны
   С бойцами, к смерти на поклон.
  
   На каждой станции - заставы
   колючкой вкруг обнесены.
   Вгрызаясь в землю, топорами
   Окопы роют пацаны*).
  
   Девчонки - "белые колготки"*)
   Здесь убивают без затей.
   А мы у негров режем уши
   В отместку за своих друзей.
  
   Тут генералы над "трехверсткой"*)
   Решают: "Бить и долго ль бить?"
   А в медсанбате над "трехсотым"*)
   Врач произносит: "Будет жить".
  
   ******
   Ночь, туманная сырость,
   где-то воет шакал.
   В микрофон дребезжащий
   Ты "релейку"*) позвал.
   Сообщил, слышен шорох,
   Подозрительный шум.
   Грянул выстрел, и пуля
   Унеслась наобум.
   Над Червленою тихо,
   не гудят поезда.
   Одиноко над нами
   светит злая звезда.
   Вдруг туман пеленою
   заволок все вокруг,
   но с тобою в окопе
   твой напарник и друг.
  
  
   Ночной ажиотаж.
  
   На нашем блок-посту ажиотаж -
   Сработали в "зеленке"*) две растяжки.
   Объявлена тревога - без натяжки,
   Чечены скопом прут на абордаж?
   Как сразу суровеют наши лица,
   У каждого бойца - своя бойница.
   А ночь Ичкерии рисует свой мираж.
   Под мутною Луною скрыта местность,
   Кусты за кочки прячутся. Нечестность
   В минутах ожидания сквозит.
   Здесь все чужое, все не так, все спит -
   Иль притворяется, что спит. Все - пресность.
   Неверною тропой Луна плывет.
   ...И в метрах сорока растяжка рвет.
   От вспышек оживился пост соседний
   На тень, на шорох, на пейзажик вредный.
   И вся застава, словно сговорясь,
   Что склад у нас патронами не бедный,
   Обрушила огонь, пьянясь, ярясь,
   На чахленький лесочек по округе,
   Который затрещал, отпрял в испуге.
   - А ну кончай палить! - раздался бас
   (наш командир - не генерал пока) -
   - Кончай палить! Сожгли по два БК!*)
   А нам тут жить!" Минут пятнадцать ждем.
   В "зеленке" тишина залижет раны.
   Плывет Луна в тумане над хребтом.
   Неверная, она убудет в страны,
   Где в полночь - верный сон, царит покой.
   И нам звучит команда: "Всем отбой!"
  
  
   ******
   Солнце видит день
   и последний бой.
   Стрелы взмыли вверх,
   как пчелиный рой.
   С кровью смешан снег
   и утоптан в грязь.
   Русский богатырь
   и чеченский князь.
   В очи пелена,
   дикий смех и плач.
   Он упал с коня -
   ты над ним - палач.
   Солнце видит смерть,
   вечно видит кровь.
   Все бойцы умрут,
   чтоб воскреснуть вновь.
  
  
   Биосолдат.
  
   Закодированный воин.
   С чувством страха -
   не знаком он.
   Его пули донимают,
   как укусы комара.
   Он в походе свеж и легок,
   никогда не спит, не курит
   и в свободную минутку
   ему некому писать.
   Свою мать не помнит вовсе,
   и девчонок не целует.
   Но оружие содержит
   даже очень хорошо.
   Он когда-то был солдатом,
   и погиб под Гудермесом,
   и чеченец бородатый
   ему голову срубил.
   Его сделали, однако,
   в институте суперменом
   и завод хороший дали,
   чтобы бегать и стрелять.
   Он отличный биовоин.
   До последнего бандита
   будет он гвоздить "зеленку",
   горы ВОГами*) равнять.
  
   *****
   Дождь в январе. То не чудо ли? Ни!
   Для бойца, что с Алтайского края.
   ...На убитую землю Чечни
   Ангел чистые слезы роняет.
  
  
   А в тылу...
  
   Перебежки, передышки,
   "Цинк"*) с винтовкой на горбе.
   А в тылу читают книжки
   Про любовь и о себе.
  
   Перелески, перестрелки,
   Пули с посвистом летят.
   А в тылу ведут со "стрелки"
   Раскрасневшихся девчат.
  
   Перевалы, перекуры,
   Перевязыванье ран.
   А тылу пьют не микстуры -
   Самогонку льют в стакан.
  
   Переправы, перелеты,
   Шепот "стингера"*) с земли.
   А в тылу загнули боты.
   С перепою? Ай-люли!
  
   ***
  
   *) Из военно-полевого словарика - для непосвященных читателей.
   "Белые колготки" - снайперы-женщины, набранные в состав чеченских бандформирований, как из числа местных жителей, так и из числа наемников, прибывших из Украины, стран Балтии и др. В прошлом - мастера спорта по биатлону или пулевой стрельбе.
   БК - боекомплект.
   ВОГ - выстрел осколочный гранатомета.
   "Двухсотый" (груз) - труп военнослужащего, направляемый на "черном тюльпане" в морг для последующей передачи родственникам погибшего и захоронения с воинскими почестями.
   "Зеленка" - заросли кустарника вблизи блокпостов или дорог. Летом - удобное место для засад и ведения обстрелов.
   "Пацан" - распространенное обращение омоновца к омоновцу, стилизованное под дворовое общение.
   "Разгрузка" - жилет с множеством карманов под гранаты, запасные обоймы к автомату, трубку-рацию и спецсредства.
   "Растяжка" - ручная граната оборонительного или наступательного действия, установленная на тропе, дороге или других местах возможного появления противника.
   "Релейка" - релейная линия связи в полевых условиях.
   "Стингер" - переносная самонаводящаяся ракета типа "земля-воздух".
   "Трехверстка" - оперативная полевая мелкомасштабная карта.
   "Трехсотый" (груз) - раненый боец, направляемый по воздуху или на броне в госпиталь.
   "Цинк" - оцинкованная коробка с патронами.
   "Черный тюльпан" - борт (военно-транспортный самолет или вертолет), предназначенный для доставки военного снаряжения на передовую и перевозки раненых и убитых.
  
   __________________________________________________
   Примечание: статья "Лирика "трехсотого" груза" и подборка стихотворений опубликованы в журнале "Звезда" N 3, 2002, с. 235-238
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023