Аннотация: Исполнилось 100 лет с того дня, когда в Новониколаевск прибыл целый поезд арестантов монархической направленности. Что делать с ними ― никто не знал.
Приморский "подарок". Поезд арестантов из Владивостока
В Новониколаевске расследовали деятельность дальневосточной монархической организации. Почему в Новониколаевске? Зачем надо было везти врагов советской власти от берега Японского моря за тысячи километров?
С приходом частей Рабоче-Крестьянской Красной Армии во Владивосток осенью 1922 года на улицах города произошли облавы, в ходе которых были задержаны подозрительные лица. Всего набралось более 300 задержанных. Всех их по указанию, неизвестно кем отданному, в составе арестантского поезда отправили в Новониколаевск (Новосибирск) для производства дознания по принадлежности к враждебным советской власти организациям. Оставлять их на месте и разбираться с задержанными, даже тройками военных трибуналов, победители не решились: в любой момент власть в городе могла перемениться, и тогда пленники могли запросто стать палачами большевиков. Среди задержанных оказались бывшие белогвардейцы, преподаватели военной академии, члены монархических организаций, студенты, мирные жители и даже боровшиеся с белыми партизаны - так хаотично и наобум были произведены аресты.
Получив такой "подарок" в декабре 1922 года, а именно - состав с тремя сотнями арестантов, которые требовали индивидуальной работы с каждым - Новониколаевский губпрокурор Алимов вздрогнул, но на протяжении трех месяцев, поместив доставленных в арестный дом, (который сохранился)
бумажка к бумажке, стал оформлять наблюдательное производство в отношении самой крупной партии доставленных, около 50 человек, членов монархической организации, активно боровшихся с советской властью. Имелись предварительные сведения, что некоторые монархисты перед приходом красных совершали не только политические, но и уголовные преступления: проводили съезды, митинговали, собирали средства на борьбу с большевизмом, а также разбирали ж.д.пути, помогали оккупационным войскам оборудовать ж.д.станции для обороны пулеметами, производили расстрелы революционных рабочих.
Первым делом Алимов познакомился с поэтическим творчеством монархистов. Некий поэт, Александр Матвеев, следы которого затерялись еще в 1915 году, написал стихотворение "Вера, Царь и Русский Народ", откуда взято название самой распространенной монархической организации:
Лишь три слова всего: Вера, Царь и Народ,
Вот святые для русских начала.
С них пошла наша Русь, ими дышит, живет,
Ими крепла, росла и стояла.
И не время теперь тем словам изменять,
Предавать их врагу на глумленье,
Хоть страдает несказанно Родина-мать,
В них и было, и будет спасенье!
Затем Алимову стало ясно, что предстоит кропотливый труд по изучению биографий монархистов и случайных людей, получение от них показаний с последующей проверкой и перепроверкой. Эту работу губпрокурор мог бы разделить со своим заместителем - замгубпрокурором Веселовским Николаем Васильевичем, но тот лишь читал по слогам самоучкой и в школе не учился (1). Поэтому дознание Алимов справедливо разделил со старшим следователем Новониколаевского губсуда Кокиным, на плечи которого упала основная тяжесть проведения досудебного дознания. К тому времени было ясно, что Комитет монархических организаций Дальнего Востока (Высший монархический совет) был основан во Владивостоке в июле 1922 года. В состав Комитета входили следующие организации: "Вера, Царь и Народ", "Русское обновленное общество", "Русское национальное студенческое общество", "Союз домовладельцев Владивостока", "Союз кадровых офицеров" и ряд мелких монархических кружков. Все эти организации враждебно относились к советской власти и степень их враждебности, проявленную в Приморье, предстояло выяснить в Новониколаевске.
Работа Алимова и Кокина строилась по такому принципу. Первый из расспросов, сопроводительных бумаг узнавал нечто компрометирующее в отношении лица, которого сразу передавал Кокину. А тот, поместив фигуранта в Домзак (Дом заключения), т.е. в условия далеко не комфортные, предлагал сидельцу доказать свою непричастность к враждебной организации. Времени у советских юристов было много, поэтому арестанты, все как один, по мере того, как ожидание участи переросло в раздражение, а затем и в безысходность, стали жаловаться на 5-ти - 7-мимесячное заключение без суда и следствия. По сути, они стали отбывать наказание, не определенное ни одним приговором. Таковы были реалии юриспруденции того времени.
Одним из первых документов в переписке Алимова и Кокина является сопроводительная записка, датированная 23 апреля 1923 года, о направлении в губсуд 47 дел и 6 томов подсобного материала членов монархической организации Дальнего Востока для производства дела. Кокин стал выносить постановления, обвиняя фигурантов, как деятелей антисоветских политических партий, по статье 61 (2) Уголовного Кодекса РСФСР (1922 года). Первым был обвинен в монархических связях Гусев Александр Сергеевич, который по показаниям свидетелей "с целью реставрации монархии и оказании помощи международной буржуазии в 1921-1922 гг. был членом во Владивостоке монархической организации "Вера, царь и народ". Гусев обвинялся также в том, что был членом Земского собора, поддерживал генерала Дитерихса (3), который "вооруженно боролся с Советской властью за монархию. Передавал военные сведения в Японию, за вознаграждение. Имел тайные сношения с японским корреспондентом газеты "Осахи" Фудзи и адъютантом жандармского управления Амазаки, которым сообщил за 50 рублей сведения о борьбе Приморского правительства с Советской властью".
Следующим, кому Кокин предъявил обвинение, стал Тарасов Фрол Николаевич, 40 лет, в отношении которого свидетель показал, что Фрол Николаевич, с целью восстановления монархии осенью 1918 года на станции Вяземский присутствовал на антикоммунистическом съезде, по постановлению которого был разобран ж.д. путь (4) Уссурийской дороги, чтобы воспрепятствовать продвижению красных войск. Второе прегрешение Фрола состояло в том, что "с приходом японцев в 1919 году он организовал самооборону и доставлял японцам осиновые чурки". Третье прегрешение оказалось более серьезным - в 1920 году Фрол вступил в "Русское обновленное общество", требовавшее предоставить престол великому князю Николаю Николаевичу (5), был казначеем организации, организовал дружину самообороны Владивостока.
Очередной фигурант коллективного уголовного дела, Грачев Александр Михайлович, "подписал декларацию консулам Франции, Англии и Японии о выдаче в 1922 году Временному Приамурскому Правительству (ВПП) белогвардейцев оружия, денег и золота, принадлежащего Российскому Государству и находившемуся в руках японского военного командования". А его подельник Горюнов Павел Андреевич, 38 лет, помогал врагам советской России не подписями, а делом. Он "исполнял должность уполномоченного ВПП, боролся против красных крестьян, налаживал местные административные аппараты и почтово-телеграфные конторы в тех местностях, откуда изгнали красных партизан. Павел Андреевич также носил на груди серебряную медаль на бело-желто-черной ленте в память о деятельности Земского собора, от имени которого был награжден грамотой "За благие труды на пользу Русского Приамурского края, России и Русского народа". Колесников Гавриил Иванович имел при себе улику - членский билет монархической организации "Вера, Царь и Народ". Кроме того, верный человек донес, что "Колесников в 1922 году в г.Спасске спорил и стрелял из нагана в гражданина Михея Камчаткина, отстаивавшего в диспуте Советскую власть". Полковник Всеволод Зданович 30 октября 1922 года был схвачен на улице Владивостока именно как полковник. В своей жалобе Кокину он сообщал, что его везли из Владивостока до Новониколаевска "в арестантском вагоне 3 недели, 7 месяцев он находится в заключении", пора бы разобраться в его вине.
К группе монархистов примыкала боевая молодежь из числа студентов Дальне-Восточного университета. Студенты Иосиф Красногорский и Александр Лушников содержались в заключении за то, что свидетель сообщил: они пели царский гимн, называли красных студентов "совдепщиками" и "жидами", вытесняли их из общежития. Помимо хулиганских выходок Красногорский служил у Колчака, участвовал в боях под Вяткой, на бронепоезде "Генерал Корнилов" совершил ледяной поход через Байкал с армией генерала Каппеля (6), за что получил чин капитана и орден, который носил на груди, состоя при Дитерихсе в самообороне Владивостока. Лушников в толпе держал монархический флаг и произносил речи об объединении России. Еще один молодой человек Людвиг Ненецкий при Колчаке был начальником пулеметной команды, а попав в Новониколаевский Домзак, предъявил польский паспорт и высказал намерение уехать на свою историческую родину. Его, разумеется, никуда не отпустили.
Однако самыми опасными монархистами оказались ревностные белогвардейцы, на которых было собрано обширное досье. Стрижевский Константин Лукич обвинялся в том, что при ВПП и Дитерихсе был начальником владивостокской станции Первая речка, сочувствовал монархистам, содействовал белым, очищал свою станцию от красных партизан и сообщил начальнику контрразведки белых: "Слава Богу, мне удалось очистить станцию от красной сволочи". А во время японского наступления в апреле 1920 года он приютил на своей квартире японцев с пулеметами. Антонович Александр Трифонович представился новониколаевскому губследователю "заведывающим обучающихся слушателей Русской Военной Академии", которую в 1918 году советская власть перебросила в Екатеринбург. Восстание белочехов переместило академию во Владивосток. При Колчаке Антонович был дежурным генералом Ставки Восточного Фронта, генерал-квартирмейстером, преподавателем академии, генерал-майором, который участвовал в переговорах генерала Розанова с японским генералом Оо по вопросу предотвращения взятия Владивостока красными войсками. Рядом с Антоновичем томился в общей сырой камере Домзака заслуженный профессор Военной Академии Христиани Григорий Григорьевич, который от службы у Колчака категорически отказался, а во Владивостоке находился, "защищая от иностранщины книги, записки, планы и прочее имущество Академии". "Нервы у меня ни к черту", - жаловался на суровое содержание заслуженный полковник, который как будто в антисоветчине был невиновен. Зато во время 7-месячного сидения прояснилась роль упоминавшегося белогвардейца Здановича, который "в Гайдовское восстание (7) под фамилией Брокера принимал активное участие в расстреле рабочих, при Каппеле работал активно, при Колчаке был помощником Воинского начальника в г.Владивостоке до 1920 года, при Дитерихсе был начальником Охраны пути ж.д. на участке от Владивостока до ст.Угольная и надзирателем 3-его участка милиции".
Архивные и плохо сохранившиеся листы титула наблюдательного дела монархистов, жалоб и отношений белогвардейцев Здановича, Стрижевского, Тарасова
Томились в Домзаке и люди, не имевшие никакого отношения к реставрации монархического строя, но их доводы рассматривались тоже медленно. В архиве сохранились карандашные каракули на листе оберточной бумаги, написанные Рыжовым Кириллом Васильевичем, якобы членом монархической организации "Союз домовладельцев Владивостока". В неоднократных своих просьбах освободить его, Рыжов писал, что живет он во Владивостоке на Старо-Корейской слободке и занимается тем, что из досок и ящиков, наполненных землей, строит на продажу домики "5 ½ аршин ширина и 9 длинна". Построил много домиков, что не понравилось местным домовладельцам, которые с Управой и милицией ВПП стали "наши домики ломать". Тогда Рыжов и еще несколько строителей создали "Союз Засельщиков", который "не дал ломать наши домики". "Союз наш не монархический, он существует и сейчас", - откровенничал незадачливый строитель хижин. Однако "Союз Засельщиков" выдвинул Рыжова, как самого грамотного, депутатом в комитет социалистов, который намеревался отправить его на какой-то съезд в Никольск. Но Рыжов отказался: "Я человек не гулящий (в смысле: не политический - прим. Автора), кормлю свою семью трудом своим и работаю по вечерам и в праздники". Помимо строительства летом Кирилл Васильевич занимался огородом, зимой - шил рукавицы. "Монархистом я никогда не был. Сижу совершенно зря вот уже 5 месяцев". А тем временем в "нашей слободке происходит бардак. Каждый день драка и шум пьяных солдат". Ночами Рыжов с соседями "окарауливали свои хибары". Затем читатель записки Кокин узнал о лояльности "монархиста": "Один из наших караульщиков бегал в партию большевиков и сообщал новости из слободки". Свою просьбу об освобождении вольный засельщик подкрепил воплем души: "Я быть монархистом не могу и зачем мне манарiя. Я при монархии служил только дворником и получал 15 рублей в месяц, до 35 лет мотался как бустула (перекати-поле, катун - прим. Автора) в поле. 5.5.23 г.".
Сидя в Домзаке, вот уж кто кровно обиделся на родную советскую власть - так это красный партизан Голиков Василий Евстафьевич, который уходил в сопки к партизанам и воевал против белых. "За все это я получил незаслуженно тюрьму и оставленную за 6 тысяч верст мать-старуху, 68 лет, которой судьба мне неизвестна". В своей жалобе Кокину бывший партизан сообщил о том, почему он попал в красный застенок. В 1920 году он был безработным и подал заявление на должность конторщика в "Русское обновленное общество", которое тогда не было монархической организацией. Однако на работу так и не устроился, но в списках общества остался. В 1922 году он избежал мобилизации в армию Дитерихса и уехал на катере с 13 партизанами. Затем в составе Таваричанского партизанского отряда под командованием т.Сколмелева в октябре того же года принял бой с белыми гардемаринами и матросами, в составе 2-ого Нерчинского Красного полка вошел во Владивосток, где был арестован по старым спискам общества, ставшего монархическим". Проверка показала правдивость слов красного партизана, и он был немедленно освобожден 19.07.23 года, спустя 8 месяцев после ареста.
Настрадалась в заключении и доставленные из Приморья дамы. Это Самарская Вера Ивановна, которая поддалась на требование близкого родственника по фамилии Краснопевцев, председателя "Монархического кружка инвалидов" (была и такая антисоветская организация!), вступить в общество, хотя долгое время противилась угрозам брата. А Хорошунова Нина Александровна обвинялась в участии в монархическом обществе "Вера, царь и народ" на основе доноса на нее со стороны гражданина Гузова, который сообщил, что "по просьбе генерала Шакова она записалась в монархическую организацию и в целях сбора средств продавала на монархическом вечере цветы". Свое "цветочное" преступление женщина усугубила тем обстоятельством, что еще во Владивостоке подписала под угрозой оперуполномоченного ГПУ протокол допроса с ложными признаниями. К тому же выяснилось, что Гузов и Хорошунова жили на одной квартире, и донос явился сведением личных счетов, оговором. Дам в итоге отпустили.
После 7, а то и 8 месяцев отсидки в Новониколаевске "поезда арестантов" губпрокурор Алимов и губследователь Кокин пришли к выводу о том, что все мыслимые сроки прокурорского дознания и досудебных следственных действий исчерпаны, и стали под благовидными предлогами отпускать подследственных под подписку о невыезде и отдаче на поруки. В этом была здравая мысль, поскольку по поведению бежавшего из-под подписки, самой попытке подследственного скрыться можно было судить о настоящих монархических помыслах натерпевшихся в неволе фигурантов. Никто из них и не думал убегать. Одними из первых освободили из Домзака больных. Например некоего Бориса Мартынова, страдавшего из-за "крайне тяжелой тюремной обстановки обострением хронических болезней и катаром легких". Отпущен на жительство в Новониколаевск, чтобы поправить нервы в домашней обстановке, и заслуженный профессор Военной академии Христиани. За упоминавшегося "монархиста" Грачева, вина которого не была доказана следствием, ходатайствовала целая деревня Макариха Хвощевской волости Половского уезда, поручившись круговой порукой за явку земляка по первому вызову следователя. Отпущены также явные враги, такие как каратель Зданович и генерал Антонович, явную вину которых не установили. К некоторым отпущенным приехали жены и дети, которые стали снимать углы и завалили ходатайствами прокурора и следователя об устройстве отпущенных кормильцев на работу, так как основной источник существования "монархических" семей была "распродажа личного имущества, которое уже закончилось", а с клеймом монархиста отца, сына или брата на работу нигде не берут.
От всех этих проблем губпрокуратура и губсуд поспешили откреститься. 5.06.1923 года принято решение отправить всех подследственных обратно во Владивосток, где советская власть твердо встала у руля. Одновременно передавались 44 подследственных и 41 том подсобных материалов, выросший из прежних 6 томов. Правда, для начала подследственных Алимов распорядился числить за Областным Дальне-Восточным прокурором, который находился в Чите. Именно в Читу был направлен арестантский поезд с подследственными и делами. А ранее арестованных стопроцентных 300 белогвардейцев пришлось вообще освободить за "неустановлением вины".
Примечания:
(1). Из анкеты: Веселовский Н.В., член РКП(б) с 1912 года, рабочий, низшего образования, в органах юстиции с декабря 1922 года.
(2). Выписки из Уголовного кодекса РСФСР (1922 г.): ОСОБЕННАЯ ЧАСТЬ. ГЛАВА I. Государственные преступления. О контрреволюционных преступлениях:
Ст.57. Контрреволюционным признается всякое действие, направленное на свержение завоеванной пролетарской революцией власти рабоче-крестьянских Советов и существующего на основании Конституции РСФСР Рабоче-Крестьянского Правительства, а также действия в направлении помощи той части международной буржуазии, которая не признает равноправия приходящей на смену капитализма коммунистической системы собственности и стремится к ее свержению путем интервенции или блокады, шпионажа, финансирования прессы и т.п. средствами.
Ст.58. Организация в контрреволюционных целях вооруженных восстаний или вторжения на советскую территорию вооруженных отрядов или банд, а равно участие во всякой попытке в тех же целях захватить власть в центре и на местах или насильственно отторгнуть от РСФСР какую-либо часть ее территории, или расторгнуть заключенные ею договоры, карается - высшей мерой наказания и конфискацией всего имущества, с допущением при смягчающих обстоятельствах понижения наказания до лишения свободы на срок не ниже пяти лет со строгой изоляцией и конфискацией всего имущества.
При установлении судом неосведомленности участника о конечных целях означенного в сей статье преступления, участие в нем карается - лишением свободы на срок не ниже трех лет.
Ст.61. Участие в организации или содействие организации, действующей в направлении помощи международной буржуазии, указанной в ст.57 Уголовного кодекса, карается - теми же наказаниями.
(3). Дитерихс Михаил Константинович (17.04.1874 - 09.10.1937) - русский генерал, один из организаторов Белого движения в Сибири. В июле 1919 года командовал Сибирской армией Колчака, в июле - ноябре 1919 года - Восточным фронтом. Лично курировал следствие по убийству Царской Семьи, проводимое следователем Соколовым. Отстаивал православно-монархические позиции. Сумел сплотить вокруг себя православных русских людей и провести в 1922 году в Приморье Приамурский Земский собор, на котором его участники объявили, что 'Верховная Всероссийская власть принадлежит Царскому Дому Романовых'. При Дитерихсе белые впервые выступили под монархическими знаменами.
(4). Это деяние каралось. См. выписку из Уголовного кодекса РСФСР (1922 года):
Ст.76. Организация и участие в бандах (вооруженных шайках) и организуемых бандами разбойных нападениях и ограблениях, налетах на советские и частные учреждения и отдельных граждан, остановка поездов и разрушения жел.-дор. путей, безразлично сопровождались ли эти нападения убийствами и ограблениями или не сопровождались, карается - высшей мерой наказания и конфискацией всего имущества, с допущением по смягчающим обстоятельствам понижения наказания до лишения свободы на срок не ниже трех лет со строгой изоляцией и конфискацией имущества.
(5). Когда монархия в России была свергнута, великий князь Николай Николаевич уехал в Крым, что спасло ему жизнь. В Гражданскую войну Николай Николаевич оказался на территории, занятой Белой армией. Деникин обращался к нему с предложением возглавить борьбу с большевиками, однако тот отказался от участия в Гражданской войне и убыл во Францию. В декабре 1924 года он принял от барона Врангеля руководство всеми зарубежными русскими военными организациями, которые при его участии были объединены в Российский общевоинский союз (РОВС). Умер в 1929 году.
(6). Великий Сибирский поход, названный Ледяным, начал белый генерал Каппель Владимир Оскарович, умерший в походе. В середине февраля 1920 года войска Белой армии перешли Байкал, переход стал одним из самых сложных отрезков пути Великого Сибирского похода. Всего Байкал перешло 30-35 тысяч человек. На станции Мысовая раненые и больные белогвардейцы, а также женщины и дети были погружены в эшелоны, а здоровые продолжили свой поход (около 600 км) до Читы. Когда поход закончился, генерал Войцеховский учредил Знак отличия Военного Ордена 'За Великий Сибирский поход' (название награды ставило её в один ряд с Орденом Святого Георгия Русской Императорской армии). Знаком награждались все солдаты и офицеры, прошедшие Великий Сибирский Ледяной Поход. Участие бронепоезда 'Генерал Корнилов' в ледяном походе через Байкал ничем не подтверждается. Но бронепоезд с таким наименованием сражался в войсках Деникина.
(7). Гайдовское восстание - вооруженное выступление белочехов по линии Транссиба. Одним из руководителей восставших был полковник, затем генерал Радола Гайда.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023
![[]](/img/a/agalakow_a_w/text_0450/turma.jpg)
![[]](/img/a/agalakow_a_w/text_0450/mon.jpg)