ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Агалаков Александр Викторович
А мы были на этих войнах, или Почему очевидцы войны против мирных "паразитов мозга"

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 5.19*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рецензия на рецензию - довольно редкий жанр. Причем потребовалось время, чтобы полемический накал не повлиял на расстановку акцентов. Прошедшие года подтвердили, что слова, написанные слюною бешеной собаки, выцвели и исчезли, а вот следы каравана остались на песке.

   А мы были на этих войнах, или Почему очевидцы войны против мирных "паразитов мозга".
      
       С Кавказа уже давно не доносится канонады очередной перманентной войны, длящейся, начиная с конца 18 века, вот уж четвертое столетие подряд. А вот журнально-книжная баталия продолжается. Может, это правильно? Правильно?! Не скажите, прочитав такой пассаж.
        
        1. Странная любовь к бандитам Кавказа
      
       "...Гордин чрезвычайно подробно и красочно рисует примеры влюбленности в противника, начиная от подражания его костюму и кончая метафизическими теориями, указывающими на благотворную роль горской архаики для современного упадка нравов и верований. Несмотря даже на то, что эта любовь отвергалась иной раз в самой извращенной форме: "Тут я в первый раз увидел, как горцы "обещещивают" тела гяуров, отрезывая некоторые органы и кладя их в рот убитым". Конец первой цитаты. А вот еще один образчик: "Когда горец приходит в станицу для продажи своих произведений, казак дает ему, что хочет, половину, четверть того, что он требует, и затем гонит его вон". Это тоже можно назвать разве что странною любовью... Подобные страницы невозможно читать без боли и мучительного стыда". Конец второй цитаты. Заметим, стыд автор замечает у себя, когда речь идет об утеснении горских аборигенов. В отношении же страдания русских он невозмутимо и гордо держит голову, показывая, что он "над схваткой". Вот такая странная любовь. Россию любят такой странной любовью некоторые издатели и публицисты.
       Грамотному читателю ясно, кто есть кто в этих пассажах. Гордин Яков Аркадьевич - главный редактор санкт-петербургского журнала "Звезда", член союза писателей РФ, автор ряда книг, пьес и сборников стихов, в начале века осуществил просветительский проект по изданию серии книг о сложных отношениях России и Кавказа. Запомнилась одна - "Мы были на этих войнах". А автор цитат - критик-публицист Александр Мелихов, по образованию физик, занимался "челночным" бизнесом, автор скандальных произведений, известный также неординарными высказываниями. Его опусы Гордин приветствует, правда, держа дистанцию. Цитаты взяты из очередного опуса Мелихова в журнале "Знамя" N8 2009 г., где он похваливает кавказские книги своего знакомца.
       Однако нам интересны другие его, скажем осторожно, критические произведения. В частности, развернутая рецензия на упомянутый военный сборник, которая имеет характерное антонимичное название "Мы не были на этих войнах" [http://old.russ.ru/krug/20030812_mel.html]. Видите, как с самого начала уже запутано. На войне не был, а с азартом о ней рассуждает, размахивая руками на кухонном междусобойчике. А потому предоставим читателю не рецензию на упомянутый сборник, а рецензию на рецензию. Уж больно и широко разоткровенничался автор насчет обоснования русского позора в одной из чеченских войн, и до сих пор не успокоился.
        
        2. Жестокая честность в "горячей точке"
      
       Скажем прямо, необширную критику собрал сборник "Мы были на этих войнах", выпущенный издательством журнала "Звезда" (СПб, 2003). Потому что боевые действия на Северном Кавказе перешли в тактику партизанской войны и былую остроту потеряли. Хотя процесс этот грозит затянуться, как бывало, на десятилетия. Даже не процесс - абсцесс. При установленных симптомах окончательный диагноз ставить рано, критики и исследователи феномена этой "горячей точки" ждут развязки - а что еще остается делать? Тем не менее, своевременность выхода указанного сборника, исповедующего "жестокую честность психического состояния русского офицера, ввергнутого в эту бойню" - по меткому замечанию составителей, переоценить трудно. Поскольку это информация, полученная из первых рук, в которых еще недавно дрожал работающий трассерами автомат. Это правда, вырванная из кровавого контекста боестолкновений, горечи утрат и победного торжества над трупами врагов. Это также пристрастность, с какой перед глазами читателя проносится вереница встреч, поступков, действий, смертей - всего того, из чего состояла и состоит российская история, коей чужды "и равновесие империй и мирная жизнь". Одним словом, весь корпус военной документалистики, поданной с пылу с жару - еще только должен стать исходным материалом для изучения периода истории России рубежа-излома ХХ и ХХI века. Хотя материала этого опубликовано ещё мало. А вот исследователи (критики, толкователи, претенденты на понимание и прочтение ситуации) своего часа не ждут.
        
        3. Позиция премудрой обезьяны
      
       С одним мнением довелось познакомиться - это упомянутая статья Мелихова. И ничего, кроме недоверия к пассажам, далеко идущим в провоцировании чеченской проблемы, у читателя-очевидца возникнуть не может. Этот критик - не Данко, из болота не выведет, да и сам не погибнет, поскольку из мягкого ленинградского кресла пытается осветить чеченские трудные тропы ложным светом спорных умозаключений. Прямо с заголовка ошарашивает: "Мы не были на этих войнах". Не был, так помолчи! Ведь правды ты не скажешь. Не молчит этот автор, Александр Мелихов. Что-то знакомо звучит... а! "Тихий Дон"! С его вечным путаником Григорием Мелеховым, проскакавшим как-то сопредельные с Чечней степи с шашкой наголо. (К этому сопоставлению, с небольшим "огрехом" в написании фамилии, мы вернемся в конце наших заметок). Заявленная антитеза в названии критической публикации заставляет насторожиться, поскольку в споре двух всегда должна присутствовать третья точка зрения - читательское мнение. И тут надо договориться о терминах, чтобы сразу избавить, по меткому определению классика, человечество от половины ошибок, им совершаемых. Дело и в позиции наблюдателя с претензией на толкование нюансов русско-чеченского конфликта, и в используемом им аппарате формулировок, происхождение которых случайно, темно и безнравственно.
       Ну, с позицией-то нашего оппонента сразу проступает анекдотическая ясность. Из двух дерущихся под "стенами Кавказа" - чеченского волка и русского медведя - самым умным "зверем" является, допустим, сидящая на горе обезьяна, которая дождется исхода битвы, спустится и палочкой доколотит выжившее обескровленное животное. Очень удобно, и мудро, и без последствий. Каждое сравнение хромает, но за снятием аллегорий ситуация прочитывается именно так. Причем звери-то еще дерутся, а обезьяна уже заговорила, не осознавая, что жить ей все-таки придется скорее всего в рамках государственных институтов, нежели в полевых условиях бандитского общежития. Третьего не дано. Тогда зачем уважаемому критику шептать в спину бойцам правопорядка вещи опасные? Называть "страдания и унижения наших солдат на джигитских окраинах - приемлемой платой...". При этом простительны (демократия на дворе и время официально невоенное, прикладом рот не "заткнут") такие спорные высказывания, как:
       "Ведь природа ФСБ заключается в том, чтобы творить зло даже без всякой выгоды, а то и с опасностью для себя";
       "Признать, что у начальства могут быть какие-то иные цели, кроме заботы о нашем благополучии, - это уже выход из политического младенчества";
       "Нет ничего страшнее зависти, выдающей себя за справедливость. Интеллигенция умеет это делать с недосягаемым мастерством";
       "Недостаток интеллигентности больше сказывается в том, что он и о начальстве старается судить справедливо";
       "Ощущать свою правоту настолько более отчетливо, чем чужую, очень нехорошо..."
       Каждый такой словесный пассаж строится на обобщении по типу мышления, изученному психологией - его, этот тип, еще называют "женской логикой". Увы, в природе женщин существует потребность на одном факте строить глобальные умозаключения, "вавилоны" громоздить. А потому воевать и строить мыслители-"обобщители" не могут, так же как из одного кирпича дом не сложишь, и с одного выстрела войны не выиграешь.
       ...В природе ФСБ - действительно, есть долг и тяга творить зло - но с выгодой, пусть и с опасностью для сотрудников этого ведомства. Украденные ядерные секреты, выявленные и уничтоженные "кроты" и т.д. - это зло творится для традиционных противников и с одновременной пользой для соотечественников. Для каждого россиянина и независимо от того, осознает ли он эту пользу или нет. Иные цели начальство преследует даже на войне, и в боевых условиях все же заботится о солдатах, которые в "отместку" пишут песни про "батянь", не вдаваясь в политический раздрай, какой в силовых структурах обоснованно запрещается действующим законодательством именно в целях соблюдения единоначалия и во избежание воплощения этого раздрая в армейской среде. Страшнее зависти могут быть подлость, месть и предательство, выдающие себя за справедливость не только руками и устами представителей вездесущей интеллигенции, которая о начальстве все-таки может судить и судит справедливо. А ощущать свою правоту, как это сейчас чувствует автор этих строк, хорошо и к месту, поскольку аргументы спора видятся ему более отчетливо, чем оторванные от реалий обобщения оппонента. В этих ощущениях нет греха словоблудия, а потому в самый раз, для полной ясности, договориться о терминах. В самый раз избавить "паразитов мозга" от их пищи и приемчиков, организующих мозговую деятельность спонтанно и способных малообоснованно растекаться мыслию по древу, без стеснения расплескивая дурнопахнущую жижу из черепка и не вытирая за собой.
        
        4. Введение в "сатрапию" и "крысоведение"
      
       Не раз и не два Александр Мелихов называет бойцов правопорядка сатрапами. Читаем в умной книге, возьмите хоть словарь иностранных слов, что сатрап - это в Древней Персии наместник провинции (сатрапии), пользовавшийся всей полнотой административной и судебной власти. В данном споре наиболее приемлемо второе (переносное) значение этого слова - жестокий деспотичный начальник, администратор. Термин - универсальный для характеристики любой иерархической лестницы с дисциплиной и субординацией, отягощенной национальным моментом - особенно на российских окраинах. Клан, тейп. Но - стоп. Таких жестоких и деспотичных военных начальников, угнетающих своих подчиненных, среди авторов и героев сборника "Мы были на этих войнах" нет. И не могло быть. (Рядовые персонажи, заставляющие подчиненных сдавать врагам оружие или долго думающие в штабах об огневой поддержке - не в счет. Это не сатрапы - просто дураки и трусы). Вместе с солдатами в поиск, дозор и разведку идут и их начальники, в книге часто описываются бои, в которых участвуют одни офицеры милиции и внутренних войск. Они действительно жестоки и деспотичны к врагам, и по ходу дела - к части местного населения, перемешанного с врагами. Так на то и война, чтобы неприятеля ликвидировать без сантиментов, дома разрушать с не покинувшими обжитые места обитателями, отделять овец от козлищ в фильтрационных лагерях. Есть такая профессия - Родину от распада защищать. Это как у хирурга - без кровопролития на операции никак не обойтись. У сатрапов же, причем в мирное время, другие и методы и мотивы проявления жестокости - не по долгу службы и военной необходимости, а для забавы и тщеславия. Если уж так не нравятся Мелихову люди в военной форме, мог бы подобрать определения поточнее, а не наобум ярлыки навешивать. Мог бы назвать аниками-воинами, скалозубами, держимордами, да мало ли в литературе существует характеристик солдафонам разного рода? Немало. Но вот доказать - соотнести ярлык с товаром - это еще надо уметь делать аргументировано. Материалы сборника подобной пищи критику не предоставляют. Вот он и ухватился за мифического сатрапа, чтобы дешево и сердито получилось. А не получилось.
       "Сатрапия" в отношении солдат невозможна еще и по тому, что, к недоумению человека, не бывавшему на этих войнах, главные усилия в чеченской кампании в первую очередь сосредоточены на сохранении личного состава. Здесь даже архаично представлять, что "сказали бы о таких напутствиях Ермолов и Воронцов!" (Да-а, спросил бы критик еще у Тимура или Чингисхана, складывавших из отрубленных голов пирамиды!) Однако, война сегодня - это тактическая война, война точных технологий. Не надо бегать за Дудаевым по горам целой бригадой, бросая солдат на минные поля, а проще навести на его радиотелефон бомбу с лазерным прицелом - и потом вручить ключи от трехкомнатной квартиры отличившемуся летчику, поставившему снайперскую точку в биографии чеченского беглого президента. (В этой ликвидационной операции есть ещё один положительный момент. Последние секунды жизни Дудаев провел за разговором по сотовому телефону. Беседовал с оппозиционным политиком Константином Боровым, который волей-неволей сыграл роль подставного козлика при охоте на тигра и с подпорченным реноме из большой политики выброшен). Во-вторых, без преувеличения можно сказать, что при отправлении каждого сводного отряда в боевую командировку на мятежный Северный Кавказ командиры получали напутствия от генералов и глав субъектов Российской Федерации: "Берегите ребят! Заклинаю, берегите ребят!" Все-таки на рубеже ХХ и ХХI веков, в России, вышедшей из режима тоталитаризма, все больше начинают ценить личность военного, даже не за "слезинку офицера и солдата", чьи достоинства кое-кому еще удается лицемерно умалять. Ценить - в противовес тому, как эти слезы и кровь незаметно проливались в корейскую, вьетнамскую, ангольскую, эфиопскую и другие тайные войны. Впрочем, иной чинуша может заявить, что "он их туда не посылал".
       Еще один термин у Мелихова "пляшет". И "пляшет" опять по недопониманию плюральных (множественных) отношений субординации между людьми, ходящими под погонами во фронтовой и прифронтовой полосе. Речь пойдет о "крысах" - это слово критик употребляет без кавычек и, что интересно, почему-то применительно к своему статусу. Итак, небольшой экскурс в "Введение в "крысоведение". На войне (да и на зоне, в рабочем коллективе и т.д.) крысятничать - значит жить за чужой счет; т.е., мелко ли, крупно воровать, ничем не рискуя. На войне совершенно невозможно такое определение: "фронтовая крыса" - вблизи смерти этих особей о двух ногах не наблюдается. Зато чем дальше от передовой, тем их, разношерстных, числом становится больше. Вот в комендатурах появляются, с точки зрения бойцов на передовой, "штабные крысы" - не первые лица, а их заместители, адъютанты, служивые из разряда "подай-унеси", которые своими жизнями рискуют мало, но выслуга им идет также день за три, опять же усиленный паек и выплаты боевых. Где-нибудь в Моздоке на базах снабжения безбедно существуют настоящие "тыловые крысы", которые поперек себя шире. Это заведующие финансированием и питанием, начислением боевых, выделением продуктов, выдачей вооружения, боеприпасов, сменой обмундирования. Вся эта армия "грызунов" не может не отщипывать, обвешивать, обманывать, недодавать. Здесь, в армейском тылу, как и на гражданке, военным бухгалтерам выплачивают премии за сэкономленные боевые! Мало кто из омоновцев знает, что им полагаются еще и окопные деньги, осевшие в финчастях федерального казначейства, где тоже сидят экономные "тыловики"! Потому-то в суды представители ОМОНов приносят журналы боевых донесений - один из них опубликован в сборнике - доказывая, какими напряженными по боевой обстановке выдались те или иные сутки. И женщина в судейской мантии (гражданская! баба!) водит карандашиком по строкам донесений, решая, какой день "закрыть" как боевой, какой - нет. Это одна из страниц позора контртеррористической операции на Северном Кавказе, творимая "тыловыми крысами". Но так или иначе, в этом бодром отряде воинов-"грызунов" место для штатских "пасюков" не предусмотрено, даже если уж очень хочется, хоть номинально, поточить зубы на чужом горе. Потому что штатские для военных - это "не мышонок, не лягушка", а в боевой обстановке - вообще персонаж, близкий к шпионам и провокаторам.
       Вольное у Мелихова обращение с понятиями порою прямо наталкивает очевидца на мысль - он, что, разницы не видит между черным и белым? и кровь людская для него водица? Ответ следует положительный на оба вопроса: не видит, и да - водица. Потому что в бандитах критик разглядел людей. Которые не мучили и не убивали его родных и близких. Вот эти-то люди носят взрывчатку по горам и натирают до кровавых волдырей ноги, кормят в "зеленке" москитов в надежде поймать в перекрестье прицела верную цель, и потом у них от укусов нестерпимо зудит кожа. Их ждут по утрам домой - вымотавшихся и, может быть, даже раненых. Жены этих людей стоят в очереди на получение гуманитарной помощи, из которой потом пекут лепешки и снаряжают детей в горы - неженатых ополченцев кормить. (Все вышесказанное - правда, причем это сказано не сердобольным критиком, но выполнено в том духе, какого придерживается этот, скажем осторожно, агент влияния.) ...Весь этот абсурдный видеоряд необходимо и достаточно закончить по-военному лапидарно: собрать в одну кучу бандитов, их приспешников, выкормышей, снабженцев, финансистов, сочувствующих - и рвануть. (На бумаге затраты упираются всего в одну букву и цифру - Ф-1). Вблизи боевое решение чеченской проблемы видится только так.
        
        5. Горлорезка для критика
        
       А вот издалека, с прохладных берегов Невы забавно упражняться разными мыслительными категориями относительно идеи культурного релятивизма, "которая в данном случае требовала бы уважения к такому народному обычаю, как ограбление поездов" на горячих берегах Терека. Мысль про этот "народный обычай" пришла, видимо, критику сходу - это как птица летела, капнула, и полетела дальше, не беспокоясь о ляпсусе. На то и птица, и птичьи мозги. Но эту-то фразочку отбил интеллигентный человек, который быстрых вестернов про ограбления почтовых поездов насмотрелся, что ли. Герои массовой культуры хороши в умозрительном плане - как литература, и только. И им действительно подражают - дети. А дяди? Тоже?! Тогда познакомим критика еще с одним чеченским "народным обычаем" - пропиской в банде. Результаты этого "обычая" видны на железнодорожном перегоне Наурская - Терек, возле станицы Микенская - два ряда нескончаемых могильных холмиков с православными крестами. Чеченскому почтальону, жителю станицы, перед вступлением в отряд боевиков предложили пройти тест - пострелять в русское население, что он, прекрасно осведомленный о местожительстве сельчан, и сделал. Оставил лежать на улицах и во дворах домов 29 трупов. Чеченские старики уговорили его опустить оружие, признав настоящим джигитом - затем привязали "прописавшегося" к столбу и забили цепью. Преступника не хоронили. Это, к слову, третий "народный обычай" в окололитературную копилку знатоков национальной жизни джигитских окраин. Пятый "обычай" - горлорезка. Шестой - зиндан для рабов. А сам институт рабства в Чечне - это уже не обычай, а образ жизни для представительной прослойки населения. По Мелихову, выходит, все эти "обычаи" надо уважать. Да он прямо-таки в коллективную зикру (моление-заклинание с экстатичным бегом по кругу) встал, и ножкой притопывает.
       Отойдем от "обычаев" и вернемся к идее "культурного релятивизма", что сквозит у Мелихова отовсюду. Вот он не поленился попенять обширными выписками одному из авторов сборника - майору Валерию Горбаню за то, что тот "о страданиях чеченцев говорит как правило общими словами, а о страданиях и обидах "своих" - гораздо более детально". От такого "релятивизма" недалеко и до братания с бородачами, до "возлюби врага как брата", до "мы можем понять и простить даже убийц". Штатскому человеку не понять, что милосердие на войне - вещь коварная, как непредсказуем сам враг. Который как раз рассчитывает на людей впечатлительных, нежных, плаксивых, из которых получаются плохие солдаты и хорошие мишени. Вспоминается, двое хлюпиков в шинелях чеченскую старушку пожалели - переждав артналет, ведьма бодро зашагала по дороге, не забыв швырнуть благодетелям в окопчик гранату. Еще вспоминается, еду на бронепоезде, ощетинившемся стволами по обе стороны хода. У станции Ищерская стоит группа чеченских гаврошей и неприлично жестикулирует. То, что они отмахивают локтями оттуда, откуда ноги растут... У них вряд ли до таких размеров когда-нибудь "женилка" вырастет. Но, подумалось, что немцы также на бронепоездах ездили, и так же мальчишки вдоль путей стояли. А с теми, кто жестикулировал, разговор, очевидно, был короткий короткими же очередями. ...А почему сейчас нельзя? Или на вопрос журналиста тогдашнему начальнику пресс-службы МВД РФ Владимиру Ворожцову, почему нельзя организовать репортаж из чеченских окопов, тот невозмутимо ответил, что на такое предложение, интересно, что бы ответили ваши отцы и деды, если бы корреспондент попросил переправить его на сторону фашистов для сбора сведений о тяготах окопной жизни. Что одним - просто, вторым стоит - жизни, а ведь те и другие - граждане одной страны, для единства которой третье мнение о войне вражеским проискам сродни. Так или иначе любому гражданину приходится выбирать.
       Давно пора понять всем критикам, знатокам и прочему невоенному люду, что любая война сама заботится о своей смерти. Она стремится к итогу - победе или поражению - со скоростью пули, осколка или гранаты, выпущенной из подствольника. Ей нельзя мешать переговорами (пустыми, не о капитуляции), акциями гражданского неповиновения, мораториями, играми политиков, командами человека в пиджаке: "туда не стреляй!" Консолидация общества при этом - не последнее дело. Об этом точно сказано у Александра Мелихова, о войне, "которую невозможно выиграть, не покончив предварительно с демократией". Люди в форме деморализованы, когда им в спину демократические представители кричат о сатрапах, о политическом младенчестве, честных боевиках, необходимости уважать бандитские обычаи. Пытаются воспитывать его, "сидя в окопе противника"! Или прямо говорят, что собирать компромат на солдата "может быть занятием вполне перспективным". (Как эти выкрики с места напоминают разговоры народовольцев о том, что хочет русский мужик, о чем думает, к чему стремится! Они даже в народ сходили, но ничего не поняли в русском мужике, который их исправно сдавал в охранку.) И сегодня - такой целенаправленной тыловой "гуманитарной поддержки" солдаты и их командиры не принимают. Наоборот, внимая подобного рода провокациям, они начинают подумывать о консолидации общества под началом военных, поскольку оставлять в гражданском тылу такую "жиронду", такое в разнобой квакающее болото - смерти подобно. Сразу видится диктатура, общественное устройство по армейскому образцу, где у каждого паек, четкая речь и обязанность колесиком-винтиком крутиться в нужном направлении. И где именно ему - солдату - будет отведена серьезная роль в исполнении наказаний. Тут уж солдат - не последнее звено, не "стрелочник", которого можно, в случае чего, выдать за козла отпущения, слезинку ему на лицо навесить. И пусть тогда штатские "пасюки", наворачивающие галушки, покричат о 37 годе, а кто поумнее - о 93-ем годе Гюго или 1984-ом Оруэлла.
        
        6. Кого же рубил, братцы?
      
       Тем не менее, публикация Александра Мелихова, его парадоксальные суждения играют положительную роль - пиаровскую. Инвективы в сторону людей в камуфляже, может, подтолкнут не одного участника боев выплеснуть чувствительные свидетельства, свое "очевидное-невероятное" на бумагу, что явится ценным материалом для историков и составителей новых сборников. Выступление Мелихова - своего рода провокация по типу "разведки боем", когда на наглую вылазку с редким попукиванием из пугачей в разные стороны следует шквальный целенаправленный ответный огонь из табельного вооружения с выверенными прицелами. Скандальная критика всегда привлекает внимание, вовлекая в тему обсуждения новых потенциальных участников, которые вносят в базу данных спора новые аргументы. Как это было у продвинутых коронованных особ с шутами и скоморохами, которым перед принятием монарших решений дозволялось говорить о довольно острых вещах. Кто перебарщивал, тех обезглавливали. В наше цивилизованное время критикам-циникам это не грозит. Не светит им и общественное порицание. И, судя по напору 11-страничного мелиховского комментария, самораскаяния ждать не приходится. Мавр делает дело. Но где-то там, в классике первой трети ХХ века, его несостоявшийся (паронимичный) однофамилец Григорий Мелехов, отмахавший шашкой по головам соотечественников, очумело и вечно чешет затылок: "Кого же это я рубил, братцы!?"
      
       P.S. Данная статья в периодике бумажной (и виртуальной) не публиковалась. Издатель Яков Гордин не счел необходимым продолжать спор, начатый Мелиховым. Редакция виртуального "Русского журнала", предоставившая Мелихову возможность для выступления, вообще не ответила на вопрос об ответной публикации. Похоже, в литературных дуэлях эти люди предпочитают стрелять из заряженных пистолетов, оставляя оппонентам лишь "право" на холостой, как у Печорина, выстрел. И любят они Россию, ее солдат и офицеров, какой-то странной любовью... Виной тому - паразиты мозга, порождающие аберрацию сознания и эффект иудушки, разглагольствующего в тенёчке под смоковницей. А чеченский волк рыщет по округе, ему веревку ищет...
       2005-2011 гг.
    Оценка: 5.19*10  Ваша оценка:
    По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
    (с) ArtOfWar, 1998-2023