ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Гончар Анатолий
Сверкаюшие слезы (повесть)

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.76*7  Ваша оценка:


СВЕРКАЮЩИЕ СЛЕЗЫ

   приключенческая повесть
   Сергей вылез из палатки и зябко поежился. Ветер, дувший со стороны гор, пробирал до костей. Постояв с минуту он скрылся под пологом и заполз в спальник. Поворочавшись с минуту он ус­нул. Вениамин всхрапнул и перевернулся на бок. Я валялся рядом и думал о предстоящем переходе. Каюры, доставившие нас сюда, наотрез отказались идти дальше.
   - Злой дух обитает среди этих гор, - сказали они, - только глупец или слуга Ивайна может посметь появиться в этих местах.
   За кого они принимали нас, осталось неизвестно, но чем ближе подходили мы к гористой местности, тем сильнее сторонились они нас. A вчера и вовсе отказались идти вперед. Когда же Вениамин захотел купить у них собачью упряжку, они шарахнулись от него, как от приведения и собрав свои пожитки, поспешно удалились. И теперь мы трое лежали в этой палатке, не в силах покинуть такие теплые и уютныe спальники. Но время идет, и вылезать все равно придется.
  
   Я встал и быстро надев на себя холодную верхнюю одежду, беру свой синий блокнот. В самом начале этой авантюры было решено вести дневник путешествия, а так как я единственный из нашей братии, имеющий некоторое отношение к перу, то и писать выпало на мою долю. А теперь немного о членах нашей экспедиции и причине, заставившей нас отказаться от всех благ цивилизации и оказаться близ этих безымянных, скалистых сопок.
   Начну со старшего - Вениамина Петровича Ветрова. В свои сорок два с половиной года он успел исколесить полстраны - побывать на реках Сибири, избороздить вдоль и поперёк Карелию, на лодках и прочих плавсредствах преодолеть большинство сколько бы то ни было значимых горных рек нашей необъятной Родины. Его любимой темой разговора является обсуждение труднопроходимости рек, а однажды он даже пытался растолковать мне что-то об их степени сложности, и угрохал на это битый час, но я, признаться, так ничего и не понял, кроме того что при подобных путешествиях можно запросто свернуть себе шею, и сделал основополагающий вывод, что нет никакого прока рисковать жизнью ради бестолкового скатывания вниз по реке. Но это его проблемы. Хотя ему как уже было сказано за сорок, по характеру своему он был и остается мальчишкой, таскает повсюду совершенно не нужные вещи и предметы, в его необъятных карманах всегда полно всякой всячины, начиная от остатков сухарей и кончая большими садовыми ножницами. Перед отправлением я специально проследил, чтобы он разгрузил их, но похоже, бестолку. Вот и сейчас, помимо рюкзака он таскает еще и объемистый баул с разобранной байдаркой. Я попытался объяснить ему, что мы можем прекрасно обойтись и без этого плавсредства, так как на карте в местности, где проходит наш маршрут, нет водных объектов, но он совершенно справедливо заметив, что на карте нет и ничего, напоминающего горы, все-таки взял ее с собой. Хорошо хоть нам удалось убедить его не брать весел, сказав, что уж весла мы сумеем вырубить из каких-нибудь деревцов, растущих там.
   Жду не дождусь, когда ему надоест таскать эту тяжесть, и он выбросит эту лодку в ближайшую яму.
   Теперь о Сергее, самом молодом участнике экспедиции. Ему двадцать восемь лет, мастер спорта по бегу и спортивной ходьбе. Кандидат в мастера по спортивному ориентированию, вот уже пять лет он занимается организацией туристических походов на одной из пригородных турбаз. Его хобби - постоянное совершенствование своего тела. Подпольная кличка его "массовик-затейник" - это прозвище мы дали ему за то, что он закончил филиал МОГИФКа по специальности "организатор массового туризма и спорта". Из нас троих он наиболее подготовлен к таким пешим путешес­твиям.
   Что касается меня, то я, несмотря на мою профессию, в этой группе похож на груз лодки, брошенный за борт и волочащийся за ней. Правда я иной раз думаю, что балласт не всегда плохо, так как иной раз может предотвратить скатывание в пропасть. Мне двадцать девять лет. Я не очень боль­шого роста, хотя и маленьким меня не назовешь. С вполне атлети­ческой фигурой, оставшейся с юношеских лет и не успевшей заплыть жирком. Теперь самое время о моей профессии. Я военнослужащий, но самой что ни на есть мирной его разновидности Я - комсомольский работник. А так как мне приходится часто писать липовые комсомольские отчеты, то я по праву отношу себя к пишущей братии. Я самый ленивый и неподготовленный участник этой авантюры, о чем я честно сказал ребятам, но они мне не поверили, а зря. Да, когда-то я имел парочку-троечку разрядов, но выше первого не поднимался. Пробовал я себя во многих видах спорта, но по-настоящему так ни одним и не занялся. Я вообще никогда ничем не занимался по-настоящему, даже военное дело я изучал кое-как, выхватывая только самое необходимое в службе.
   Последние три года, находясь на комсомольской работе, я вообще ничего не делал. Мышцы мои совсем атрофировались. Ведь ничего тяжелее ручки мне в руки брать не приходилось, я бы и дальше продолжал гнить, предаваясь безделью, если бы не развал Советского Союза и не последовавшее за этим упразднение политорганов. Почти вслед за этим я подал рапорт об увольнении из Вооруженных Сил не чувствуя себя готовым служить правительству, к которому я отнюдь не испытываю чувства уважения. В течении полугода там наверху никак не могут определится с моим увольнением, и я исправно получаю денежное довольствие, но теперь я не делаю вообще ничего, даже не являюсь на службу.
   Когда ребята предложили мне поехать с ними, я недолго думая, согласился, не дожидаясь, когда наконец подпишут приказ о моём "дембеле".
   Теперь, когда я вроде бы написал обо всех, наступило время поведать о причинах, заставивших нас разгар солнечного лета сре­дней полосы сменить на довольно унылую картину одного из северных районов. А дело было так: -Вениамин, "отдыхая" в больнице после одной из своих про­гулок по рекам, встретил там старого, умирающего оленевода. В больницу его доставили едва живого. Плечо и грудь его были изодраны огромными медвежьими когтями. Старик охотился на медведя, но видимо не подрассчитал свои силы. Медведя он все-таки убил, но и сам оказался на грани небытия. Кровать оленевода долго стояла рядом с кроватью Вениамина. Находясь в беспамятстве, старик все время бредил. Веня никак не мог понять смысл этого бреда, когда же ему удалось ухватить путеводную нить, он запасся терпением и стал ждать, когда этот интересный старик очнется. Когда тот пришел в себя и начал понемногу поправляться, Вениамин подступился к нему с вопросами и вот, что рассказал старый оленевод.
   - Мой дед рассказывал моему отцу старую притчу про прекрасную де­вушку Хайзалык. Лучший охотник племени Немун и прекрасная девушка Хайзалык полюбили друг друга, но злой Ивайна, дух черных скал, украл девушку, запер ее в черной пещере за тяжелой решеткой из клыков огромных черных зверей и наложил на вход заклятье.
   Горько заплакал охотник и отправился на поиски своей возлюбленной. Много дней и ночей добирался он до владений Ивайны. Наконец Немун вошёл в черное ущелье, там ему встретился сам Ивайна, в образе получеловека-полузверя, и постарался запугать охотника, но тот выпустил из лука магическую стрелу и ранил горного демона. Диким криком огласились окрестности, распугав птиц и зверей сам же Ивайна исчез в расселине. Охотник пошел дальше и в темной черной пещере обна­ружил свою красавицу невесту. Посчитав, что злой дух мертв, а его заклятие снято, он смело шагнул к заколдованной решетке. Но Ивайна не умер, едва охотник коснулся ее, тут же превратился в огромного черного медведя. Одним ударом могучей лапы он разбил костяную твердь, но увидев, на что стали похожи его руки, с ревом убежал в скалы. Хазайлык в горе забралась на самую высокую скалу и стала звать своего возлюбленного, ее горькие слезы так и катились из глаз замерзая на холодном ветру, и были так горьки, что становились тверже любого камня, а так как в них жила любовь, то они сверкали на солнце падающим северным сиянием. Девушка плакала и плакала до тех, пока вся не превратилась в слезы.
   Долго бродил черный медведь среди скал, наконец он вспомнил о своей любимой и вернулся назад, но вместо Хайзалык обнаружил лишь её сверкающие слезы. Они лежали около высокой скалы на берегу небольшого ручья с кристально чистой водой. Заплакал охотник и поклялся охранять это место. Светлым днем он лежал под скалой готовый разорвать любого, посмевшего приблизится к этому месту, а по ночам уходил далеко в тундру и появлялся в стойбищах, гоня людей все дальше и дальше от угрюмых черных скал. Шли годы, черный медведь забыл, кто он и откуда пришел, но по-прежнему продолжал охранять покой своей невесты. Забылись бы­лые обиды, и теперь долгими зимними ночами Медведь, сидя на вершине скалы часто беседует со своим бывшим врагом духом Ивайной, и тогда в горах гуляет пурга и ревет ветер, не давая кому-нибудь прийти и помешать их беседе.
   - Вот такую притчу рассказал мне отец, - старый оленевод замолчал и закрыл глаза, затем не открывая их, продолжил, - я тогда был молод и тщеславен, мне хотелось доказать племени, что я самый отважный, и уговорив своего друга Саха, отправился на поиски страны демона.
   Тридцать дней и ночей шли мы на оленьих упряжках, нако­нец на тридцать первый день показались отроги гор. Много нам удалось повидать, пока мы нашли место, где лежали слезы прекрас­ной Хойзалык. Ослепленный их волшебной красотой, я нагнулся, и под­няв с земли горсть слез, положил в карман, наверное под воздействием их волшебной силы мной овладела такая храбрость, что забыв об осторожности я вскричал: "Ну где ты, Ивайна, где твой чудовищный медведь? Неужели вы боитесь храброго охотника?" И не успел звук моего голоса затеряться в скалах, как раздался страшный рев и из-за соседней скалы, тяжело ступая по земле выбежал огромный, черный медведь, сердце мое перестало биться и я застыл на месте. Мой друг оглянулся на шум за его спиной и крик ужаса вырвался из его горла. Пытаясь спастись он побежал, но медведь в три скачка догнал его и ударом могучей лапы свалил на землю. Пока черное чудище поедало моего друга, я спасся в постыд­ном бегстве. Не помню, как добрался до стойбища, и представ перед старейшинами, рассказал всё. Они внимательно выслушали и приказали мне возвратить украденные камни на место, ибо в противном случае черный медведь не оставит стойбище в покое. И правда, через два дня возле моей юрты нашли следы больших медвежьих лап. Я сказал, что ухожу относить сверкающие слезы назад к подножию ска­лы, но выехав за пределы стойбища, я выбросил их в густые сплетения карликовых берез. Вернутся во владения черного медведя было выше моих сил. Я покинул родное стойбище и уже никогда не возвращался. Я кочевал от племени к племя, но черный медведь повсюду преследовал меня. Чаще он приходил не сам, а посылал своих бурых слуг. Шли годы, появились белые люди, машины, бегающие быстрее оленя. Я забыл свои прежние страхи и теперь по-другому глядел на мину­вшие события, и меня вновь потянуло в те забытые места. В это лето я все ближе и гнал своих оленей к заповедным скалам. Я был уже в пятнадцати днях пути, когда посланец черного медведя настиг меня, и если бы не свора верных собак, сумевшая отогнать косолапого, не лежал бы я здесь, а давно был бы грудой обглоданных костей. Медведь ушел, преследуемый собаками, а я оказался на этой больничной койке, но жить мне осталось недолго, скоро он придет за мной, -старый оленевод смолк, и сколько потом не пытался Вениамин его раз­говорить, все было напрасно. Через два дня оленевод умер от остановки сердца. Страх перед черным медведем сделал свое дело.
   Выйдя из больницы, Вениамин Петрович не забыл рассказа старика и часто в мыслях возвращался к древней легенде. Как-то раз находясь в гостях у нашего общего друга, после очередной рюмки он пересказал рассказ оленевода. Хозяин дома, в прошлом доцент кафедры истории, а ныне преуспевающий бизнесмен, очень заинтересовался. Занявшись обстоятельными исследованиями он наткнулся на забытый отчет этногра­фической экспедиции в котором была описана "легенда о сверкающих слезах", писавший отчёт сделал особый акцент на упоминающейся легенде необычайной твердости камня, приписав данные свойства вымыслу. Никто, из читавших отчет, не посчитал легенду заслуживающей внимания, и она забылась.
   Одновременно доцент определил точное место нападения медведя на оленевода, находящееся более чем в трехстах километрах от традиционных пастбищ, попутно выяснил, что уже несколько лет назад было теоретически доказано возможное нахождение в этих районах алмазосодержащих пород. Предпосылка, из которой изначально исходил доцент, подтвердилась. И вот когда у него в руках оказалось блестящее подтверждение своей правоты, он уже не мог все это бросить. Ведь в каждом из нас сидит этакий чертик, который заставляет делать опрометчивые поступки, я уже не говорю о том что каждый из нас хоть раз в жизни мечтал найти клад.
   После некоторого колебания он принял окончательное решение и взялся за подготовку экспедиции. В первую очередь он заручился нашим согласием, затем детально разработал маршрут и места поисков. Ну, а закупить необходимое снаряжение было для него делом техники.
   Вот так началась наша экспедиция, длившаяся уже неделю. Но до сегодняшнего дня наше путешествие было скорее прогулочным, и лишь палатки, служившие ночью крышей над головой, напоминали нам, что мы находимся далеко от цивилизации.
   Сегодня нам предстоит первый пеший переход. Вперед к победе!
   Я поставил жирный восклицательный знак. Зевнул, захлопнул и запихал блокнот вместе с ручкой в нагрудный карман. На следующем привале вернусь к записям, подумал я, и принялся тормошить ребят.
   - Подъем, тревога, - сказал я негромко, но они только сонно помотали головами и процедили сквозь зубы что-то нечленораздельное.
   - Подъем! - заорал я во все горло, пытаясь вытряхнуть Сергея из мешка. Тот сонно прижмурился, скорчил гримасу и нехорошо выругавшись, начал вылезать на свет божий медленно и сонно перебирая руками. Прохладный воздух вмиг привел его в чувство. Быстроте, с которой он натянул на себя верхнюю одежду, можно было только позавидовать. А я тем временем принялся за Петровича. Этот бывалый путешественник мощно храпел, ни в какую не желая выползать в свежесть раннего утра. Наконец он открыл глаза и сказал, - ну, какого черта расшумелся, ночь еще.
   - Какая ночь, - проорал я, - глянь в окошко, светло как днем.
   - Не имеет ни малейшего значения, ты лучше на часы погляди.
   - Боже праведный, - взглянув на часы, ахнул я, - половина четвертого, ну извинясь совсем зарапортовался, если так, то давайте спать дальше.
   - Ага, теперь уснешь, держи карман шире, - просипел Вениамин, и утк­нув нос в спальник моментально захрапел. Сергей глянул на Петровича, рассмеялся и последовал его примеру. Я еще некоторое время любовался на спящих, затем не раздеваясь попытался влезть в спальник. С трудом, но это мне удалось. Блаженное тепло наполнило мое тело, и я отправился догонять товарищей.
  
   Сладко потянувшись, я выполз на свет божий. Наученный горьким опытом, я взглянул на часы и второй раз за утро принялся тормошить друзей. На сей раз, они поднялись гораздо охотнее. Правда Веня что-то проворчал насчет испорченных часов.
   Наскоро перекусив и собрав пожитки, мы с уверенностью слепого мула тронулись в путь. Когда до ближай­ших скал оставалось менее полукилометра, я стянул с плеча карабин и взял его в руки.
   - Ты что, боишься легендарного медведя? - усмехнулся Сергей, - не бойся, от одного нашего топота дичь разбегаемся в радиусе несколь­ких километров, так что не только медведь, но и сам Ивайна, будь он на самом деле, удрал бы.
   И хотя я снял оружие, потому что оно оттянуло мне плечо, при его словах я почувствовал себя уютнее с карабином в руках, а не за спиной.
  
   Мелкие камни, изредка попадавшиеся на пути, перешли в спло­шную каменную осыпь. Пройдя сотню метров, мы вышли на ровное, состоя­щее из целого камня плато с торчащими то там, то здесь большими гранитными глыбами. Каменная платформа словно лицо древней старухи было покрыта густой сетью рытвин и не высокий но протяженных валов, а слева, параллельно нашему движению, проле­гала довольно-таки приличная расщелина. "Пойду, посмотрю", - решил Петрович, и подойдя к разверзнутой земной пасти, посветил вниз фонариком. Луч заметался и утонул где-то в глубине.
   - Эге-ге, - закричал он, звук его голоса на мгновение как бы завис и лишь потом бесследно исчез в пространстве.
   Местность состояла из сплошных возвышений, скорее похожих на холмы, чем на горы. Остаток дня прошел в подъемах и спусках. Когда настало время вечернего привала, меня шатало и внутрен­ности мои дергались от бесконечных прыжков с каменных уступов.
   - Все, шабаш, - оглядываясь по сторонам и садясь на большой ва­лун, сказал Сергей, - сейчас поедим и будем устанавливать палатку.
   - Вы как хотите, - перебил его Петрович, - а я бы предпочел разбить палатку и пожевать, лежа в спальном мешке.
   - Что ж, может быть ты и прав, - охотно согласился с ним Серей. Я промолчал, ибо устал и проголодался одинаково, и мне было все рав­но, что делать в первую очередь, лишь бы поскорее. Было решено сперва поставить палатку и я не говоря ни слова принялся обустраивать место отдыха.
   Лежа в спальном мешке и блаженно похрустывая галетой, я уже не так сильно ругал себя за мое безрассудство, заставившее принять участие в этой затее. Мои сумбурные мысли прервал голос Петровича.
   - Мне уже четыре десятка лет и все время не дают покоя одни и те же мысли. Да что мне, человечество тысячи лет потратило на это же, сколько величайших умов мира сего бились над этими вопросами, но едва ли кто из них приблизился к ответу.
   - О чем ты там? Бормочешь целый час, а конкретного ничего, даже о чем речь и то непонятно, - прервав его монолог, выглянул из спаль­ника Сергей.
   - Да я вот о чем. Откуда взялся этот мир и зачем мы в нем? Есть ли бог или его нет? Я скорее человек материалистического воззрения, но с удовольствием готов допустить в этот мир боженьку. Но когда встает вопрос сотворения, образ боженьки несколько расплывается и удаляется в минус бесконечность.
   - Это почему же? - вставил свою реплику я.
   - Потому что, если считать, что бог сделал все это, - он вытащил руку из спальника и грациозно обвел ею стены, тогда неизбежно встает вопрос: кто создал самого боженьку?
   - О, да ты оказывается и вправду философ, - Сергей, явно заинтересованный раз­говором, перевернулся на правый бок.
   - О, молодой человек, - высокопарно начал Петрович, - поживешь с мое, сам станешь философом, хотя лично я приобщился к этому святому делу лет в пятнадцать. - Туг он остановился и уже естественным голосом предложил. - А вообще эти высшие материи интересная вещь, можно думать часами.
   - А главное с одинаковым результатом, - вставил свое слово Сергей.
   - Не паясничай, - деланно холодным голосом остановил его Петрович, -так о чем я, ах да, так вот к примеру, вселенная вроде бы бесконеч­на, но ведь должна же она когда-либо заканчиваться, должна же быть у нее стена в конце концов.
   - Постой, - попытался я показать свою эрудицию, - насколько я знаю, то считается, что вселенная замкнута на самой себя, что-то типа круга, не имеющего ни начала, ни конца.
   - Да слышал я все эти теории, там еще что-то вроде изогнутого обруча, где каждая из сторон одновременно является и внутренней и внешней, по-моему, это чушь. Человеческое убожество и тут постаралось прикрыть свою тупость подгонкой фактов, а что до меня, то я считаю, что никогда мы не сможем понять до конца истоки окружавшего нас мира. Мы не можем понять даже наш мир с его проблемами и заботами, а взять такое обыденное дело, как смерть, вот по-моему загадка из загадок. Нам никогда не отгадать, что там за гранью небытия. Ад? Рай? Ничто? Я готов поверить в Бога, но у меня это мало получается, атеизм всосан с молоком матери, но все равно давайте на минуту представим, что нас кто-то coздал, к примеру то существо, которое мы и называем богом, но где гарантия, что нас создали для послесмертного блаженства или вечного мучения за грехи свои, а не для собственного развлечения, прихоти ради? Что, если мы не что иное, как вселенский цирк, многовековое непрерывное действо. Что, если наши создатели смотрят на нас и смеются, глядя на наши никчемные потуги прожить жизнь чище и обеспечить свое блаженство? Но это еще полбеды, ведь может быть и так, что наш мир вообще понятие эмферическое, сгусток сметаны, который в любой момент может слизнуть кошка иного, больше­го мира, чем наш мир. Я боюсь смерти, смерти как явления, но я не боюсь конкретной смерти, смерти в данный момент, сегодня, завтра, послезавтра, все равно когда, ибо конец неизбежен, а за порогом смер­ти пустота, ничто. Человек умирает и ему все равно во сколько лет он умер - в двадцать, тридцать, сто. Он умер, для него не существует завтра, сегодня, вчера. Я не боюсь умереть, ибо умирать неизбежно, но это не значит, что спешу умереть, о нет, до последнего вздоха я буду избегать ее липких объятий, но когда она придет, надеюсь не буду боятся и плакать от огорчения. Хотя я безмерно люблю жить! И мне страшно не хочется уходить в пустоту. Я, пожалуй, атеист, но как бы мне хотелось поверить в бога, но увы не тому обучен, и все же в душе у меня как и у каждого человека живет надежда. Наверное каждый из нас, даже самый закостенелый еретик, выдумывает для себя щелочку, ведущую к спасению.
   - И какую же ты обосновал для себя теорию? - спросил я.
   - О, я выбрал самую хитроумную, а может самую глупую, ведь все в мире относительно. Так вот, согласно этому, когда-то, через бессчетное количество веков, молекулы, составляющие наше тело опять со­берутся вместе.
   - А значит... - некстати влез Сергей.
   - Помолчи, - довольно грубо прервал его я.
   Вениамин продолжил, - итак, молекулы соберутся вместе и ты станешь самим собой, правда это будет случаться очень редко, гораздо чаще будет возникать твой образ отдельно от мозга, мозг в другой оболочке, мозг, а следовательно и разум частично сме­шанный с другим, в общем это будет нечто одного бесконечного сумасшествия, страшного наваждения. Ты будешь рождаться и умирать в муках, задыхать­ся в пустоте и гореть на солнце, но в награду всегда в финале будешь становится самим собой в привычной обстановке, в кругу друзей. Кстати моя теория объясняет многие непонятные феномены и явления. Если моя теория верна, то человек, который видит будущее - это человек, мозг которого или часть мозга уже когда-то жили в подобном мире. Взять пример Нострадамуса, в прош­лой настоящей своей жизни он уже жил в мире, подобном нашему, но в позжих, гораздо пожих веках. В нашей же бытности он появился в шестнад­цатом веке, значит в меру своей памяти и ума мог приблизительно составить хронологию последующих событий. Но даже, при его познаниях он не рисковал делать точные прогнозы, потому и сделал их расплывчатыми, но вполне угадываемыми.
   - Но почему многие, так называемые пророки, ошибаются или угадывают лишь отдельные события?
   - Это легко объяснимо, во-первых, среди них много просто шарлатанов, во-вторых, некоторые жили в сходных, но других мирах, события которых были похожи на прошлом этапе, но могли совершенно не походить на события будущего. Жизнь и ее проявления слишком разнообразны, чтобы всегда бежать по одному и тому же руслу. Очень часто люди не осознают в себе присутствие чужого естества, зачастую что-то бывшее уже в жизни, находит­ся на уровне подсознания и всплывает на поверхность лишь иногда, и тогда люди "видят". Это является для них озарением, знамением, хотя и является всего лишь всплеском иного разума. Конечно, для человека впервые родившегося, эта частичка чужого "я" становится его собс­твенной, он уже неотделим от нее, без нее он уже не он. Чаще всего, люди, являющиеся пророками, не осознают своего прошлого, ведь в них лишь часть от людей, живших когда-то.
   - Но тогда получается, что наш мозг может оказаться в кошке?!
   - Да хоть в кошке, хоть в собаке, кстати я вряд ли могу претендовать на первенство в данном вопросе, индийцы уже давно проповедуют религию, аналогичную моей теории, у нас лишь одна существенная разница: они го­ворят о переселении душ, я о перемещении молекул, но они в отличие от нас гораздо практичнее. Они не закапывают тела в землю, тем самым надолго изымая их молекулы из круговорота и тем самым удлиняя срок материализации, а наоборот сжигают, освобождая телесные составляющие, ведь вода, входящая в нас, вряд ли играет существенную роль в индивидуальности. Но вернемся к собакам, спешу тебя успокоить, едва ли наш мозг сможет воссоздаться в этой оболочке в естественном виде, так что твое время нахождения в образе зверюге будет тебе представляться в виде легкого помешательства, но это далеко не все, что объясняет моя теория. Вот еще один пример: живет себе человек и вдруг начинает чувствовать себя другим. По нашему говоря, начинает сходить с ума. Что бы это значило? Да просто в его мозгу (а речь идет о растущем организме, так что тебе, Сергей, это не грозит) по мере роста добавляются какие-то новые молекулы и происходит какое-то, возможно вовсе незначительное изменение, заставляющее осознать часть своего прошлого "я", но не в силах соединить две реальности, окончательно запутывается и сходит о ума.
   Петрович замолчал и окинул нас взглядом. Он хотел что-то еще добавить, но я предостерегающе поднял руку.
   - Поговорил и будя. Теперь я поворочаю языком и расскажу вам еще одну теорию на данную тему и тоже по-своему аргументированную. Вы xopошо знаете Юлия Никитовича Березина, так вот он считает, что после смерти душа человека становится вольной, то есть она может лететь куда угодно и делать что угодно, многие так и поступают, разлетаясь, кто куда. Одни улетают в поисках бога, другие летят к звездам поисках других миров и чудес. Но многие остаются на земле, по каким-то причинам не решаясь или не хотя покидать родную планету. Надо сказать, что согласно этой теории, души не имеют органов чувств, кроме зрения, и не могут общаться с людьми. Конечно между собой они общаются, но контакт с живыми людьми у них утерян. Итак, согласно этой теории, души, чтобы ощутить телесные радости, вселяются в живого человека, оставаясь при этом как бы сторонними наблюдателями, не имея возможности вмешаться в поступки живого, но иногда некоторые души, а чаще это души великих ли чем-то отличных от других людей, пытаются вмешиваться в поступки других, еще живых людей, и если воля того человека слаба, то наступает раздвоение личности, которое затем приводит к полному сумасшествию. Душа покидает ставшее ненужным тело, и человек, даже уже будучи свободен от инородного разума, не может вернуться в прежнее состояние. Эта же теория объясняет многие из убийств и самоубийств. Известно множество фактов, когда человек примерного поведения внезапно и беспричинно убивал, а потом не мог объяснить, почему он это сделал. Следуя этой теории, это означает, что в этих ситуациях над ними доминировала душа какого-либо убийцы, отторгнувшая душу хозяина и с помощью его тела совершившая преступление - убийство или самоубийство, тем самым испытав уже изведанное некогда чувство, - я смолк.
   - Я думаю, что в этой теории что-то есть, -дослушав мой длительный монолог, буркнул Петрович.
   - А я думаю, - пробасил Сергей, - что это обыкновенная подгонка фактов.
   - Ну, насчет фактов как раз не все совпадает, но в целом я ду­маю, теория заслуживает внимания, - добавил Петрович, - а вообще-то никто и никогда не объяснит всего.
   - Я думаю, что нам пора спать, - я потянулся и поглубже влез вовнутрь спальника.
   - Спать, так спать, - согласился Петрович, но он еще долго ворочался, обуреваемый какими-то, только ему ведомыми мыслями.
  
   Слева тянулась каменистая гряда. Вот уже битый час мы шли вдоль нее, не решась начать восхождение, слишком еще ноют ноги пос­ле вчерашнего перехода, " да и плечи неприятно покалывает при каждом резком движении. Предложение Сергея начать восхождение и перевалить это горное препятствие, не прошло. Слишком много времени потребова­лось бы на переход, и до темноты мы вряд ли бы успели, расстояние в горах обманчиво, это я знаю по своему опыту. Потому мы и не стали предпринимать бесплодные по­пытки. Сейчас мы тащились по неглубокому каньону, все дальше и дальше забирая на север, двигаясь чуть наискось требуемого маршрута. Каньон стал уже и стены его поднялись выше, и потому для нас явилось полной неожиданностью, когда он внезапно раздался в стороны, и на­шему взору открылось озеро, со всех сторон окруженное каменными уступами. В ширину оно едва достигало двухсот метров, зато уходи­ло вдаль до самого горизонта.
   - Ну вот, пришли, - образованно проговорил Петрович.
   - Ты чего радуешься? - глядя на ребристую водную поверхность, буркнул Сергей.
   - Да как же не радоваться, вот ведь и пригодилась моя лодочка, хоть вы и говорили, что я ее даром таскаю.
   - А что толку? - сказал я, - лодка есть, а весла-то ек, вокруг ни одного деревца, из чего делать будем, чем грести? Руками?
   - А вы что думали, я такой дурак чтобы надеяться на ваши умозри­тельные деревянные весла? У меня свои лежат. - И он, развязав баул, вытряхнул его содержимое. Среди прочих лодочных принадлежностей лежали в разобранном виде два алюминиевых весла.
   - Ну, Петрович, ну прохиндей, - довольно хмыкнул Сергей, ну и сколько времени мы будем собирать это богатство, часа два или три?
   - Пятнадцать минут.
   - Ты еще скажи "пять", - недоверчиво покосился на груду железок Сергей.
   - Можно было бы и за пять, если бы со мной были не такие олухи, как вы. А вообще-то, моя лодка модернизирована. Она легче обычной поч­ти в два раза, и гораздо прочнее. Друзья из НИИ помогли с материалом, а я сам разработал конструкцию и собрал. - Он присел на корточки и стал молча монтировать детали, ловко и быстро стыкуя разнообраз­ные трубочки.
  
   Через полчаса лодка была опушена на воду, и загрузив рюкзаки, мы не спеша поплыли по спокойной глади воды. Я попробовал грести, сидя на дне лодки, но уже вскоре понял все неудобства по­добного положения, и потому, подтянув под себя рюкзак, уселся на него верхом. Чем вызвал недовольное бурчание Петровича.
   - Так сидишь не правильно, центр тяжести поднимается высоко, можно перевернуться, - -пробасил он.
   - Ну и что, Петрович? Вот Сергей пусть внизу сидит, а ты давай, как и я, чай вода спокойная, ветра нет. Тут тебе не пороги, а гладь озера.
   Петрович поворчал для порядка с минуту, а потом последовал моему примеру.
   После таскания по каменным уступам, плыть было одно удовольствие. Лениво ворочая веслом, я почувствовал себя на вершине блаженства.
   - Может рыбку половим? - предложил Сергей.
   - Обожди с рыбкой, вот пристанем к берегу, тогда и половишь.
   - Да это я так, в шутку, - отмахнулся Сергей, а потом внезапно нахохлился, поняв смысл сказанного Петровичем, - а что, разве у тебя и удочка имеется?
   - А как же, - ничуть не смущаясь, ответил Петрович.
   - Во дает, - в который раз удивился Сергей и развел руками.
   А я сидел и, глядя на них улыбался. Неожиданно где-то справа от нас, близ самого берега что то с громкий плеском шлепнулось об воду. И повернув дружно головы, мы увидели расходящиеся концентрические круги.
   - Рыбина, - заворожено прошептал Сергей.
   - Вряд ли, какая же это должна быть рыбина, если она подняла такую волну, - и он показал на гребни, уже достигшие нашей лодки. - Нет, скорее это упал с берега большой валун. Вон их сколько по берегам разбросано.
   Все с ним согласились. Но разговор перешел на рыбную тему, обсуждая рассказы о пойманных и не пойманных рыбах, мы с Петровичем до того увлеклись, что незаметно перешли на спор. Сергей не разделял нашего энтузиазма и поминутно огладывался по сторонам, по-видимому заинтересованный более обитателями здешних вод, чем умозрительными рыболовными построениями.
   Вдруг он как-то напрягся и показав пальцем назад, выдохнул: - Вон.
   Мы с Петровичем оглянулись одновременно, едва не сделав оверкиль, но не это заставило забиться наши сердца. В метрах двухстах виднелась узкая вертикальная полоска, похожая на шест, утолщающийся к основанию. Эта штука стремительно приближалась, оставляя за собой тонкий кильваторный след. Еще не отдавая себе отчета в происходящем, мы развернулись и быстро замахали веслами.
   - Оно ближе, - выкрикнул Серега.
   Мы с Петровичем промолчали, сил на слова тратить не хотелось.
   - Ну и балбес этот Сергей, это не оно, а она, это же акула, ежу понятно, - подумал я, сам не понимая откуда у меня взялась такая уверенность.
   Новый предостерегающий крик Сергея заставил меня выкинуть из головы все мысли и желания, кроме одного - сильнее налечь на весла. от непреры­вного махания веслом, руки стали деревенеть и вряд ли я выдержал бы долго, если бы не заметил впереди мысок, тонкою полосою вклиниваю­щийся на добрую сотню метров в ширь озера, и не думая направил к нему лодку. Петрович, поняв мой маневр, начал загребать с левого борта.
   Лодка чиркнула правым боком, и ткнувшись носом в каменную преграду, остановилась, заскрежетав передом днища о скрытые по водой камни.
   Едва я успел выпрыгнуть, выбросив на берег свой и оставленный Сергеем рюкзак, как за моей спиной что-то странно щелкнуло, раздался всплеск, брызги полетели на меня, я отбежал подальше от края и обернулся, когда наша пятиметровая лодка исчезла в бездонной пасти чудовища. Рыбина развернулась, задев носом выступающие камни, и оглушительно хлопнув хвостом, ушла в темные глубины озера. Закрывшись рукой от падающих капель, я растерянно оглянулся по сторонам. Мои спутники стояли неподалеку, едва ли не более обескураженные, чем я.
   Первым заговорил, проявив свое бездонное любопытство, Сергей:
   - Что это?
   - Похоже акула, только чересчур большая, метров под двадцать, но откуда она могла здесь взяться? - растерянно озираясь, пробубнил я.
   - Откуда? Известно откуда, из моря, - встрял в разговор Петрович, - миллионов триста назад здесь было море - затем море ушло, а акула по какой-то причине осталась, - он замолчал и лизнул каплю, задержавшуюся на его ладони, почмокал губами, и задумался, затем, наклонившись к воде, зачерпнул ладонью и хлеб­нул, затем тихо добавил, - точно, чуть-чуть солонит. Встав он отряхнув колени и отошел в сторону.
   - Но тогда получается, - растерянно пробормотал Сергей, - что акула ископаемая, - он посмотрел на меня.
   - Получается так, - пожав плечами, ответил я.
   Сергей задумчиво потёр переносицу и хмыкнув сел на любезно выброшен­ный мной рюкзак и уже сидя как ни в чем не бывало спросил, - Петрович, а как с рыбалкой? Что-то не терпится половить доисторической рыбки. Давай удочку.
   - А удочки нет.
   - Как нет, ты же говорил, что есть?
   - Была, а теперь тютю, ушла вместе с байдаркой.
   - Как это? - не унимался Сергей.
   - Элементарно, она была вставлена в одну из боковых трубок лодки, а раз лодка скушалась, то скушалась и удочка.
   - Жаль, - вздохнул Сергей и подняв голову посмотрел на горизонт, где в багряном закате уже заходило солнце.
   Взвалив на себя рюкзаки, мы вышли на более широкое место косы и не торопясь разбили палатку.
  
   Проснулся я от какого-то неясного шума, доносящегося со стороны берега. Я вылез из спального мешка, наспех натянул куртку и хватив карабин осторожно выглянул из палатки, темень ночи надежно укрыла своей пеленой происходящее на берегу, но оттуда явственно доносились какие-то звуки. Приглушенное чмоканье сменялось всплесками воды и сквозь эти звуки прорывалась чья-то мягкая, но вместе о тем тяжеловесная поступь. Но сколько я не прис­лушивался, не сумел определить, что бы это значило. Посидев с полчаса и убедившись, что непосредственная опасность нам не грозит, я вернулся в палатку и быстро уснул чутким настороженным сном. Много раз я просыпался встревоженный, затем вновь засыпал. Уже рассветало, когда беспокоившие нас звуки прекратились, и я смог уснуть в совершенном спокойс­твии.
   - Эй, ты, ранняя птичка, кончай спать, - прогнал мой сон голос Сергея, -ишь разоспался, из-за тебя все утро проспали.
   Я молча выполз из спальника и протер глаза, - Ну и сколько сейчас напикало?
   - Без двадцати восемь, - и показав мне часы, добавил, - неплохо соснули.
   - Угу, - согласился я.
   - И что это с тобой такое? - он внимательно посмотрел на меня, - а когда ты успел одеться? Я не слышал, что бы ты ночью вставал.
   - А ты, когда спишь вообще хоть что-нибудь слышишь? Тебе медведь на ухо наступит, а ты по-прежнему будешь храпеть.
   - Вот-вот, - позевывая, поддержал меня Вениамин, - он у нас великий соня. К тому же непревзойденный храпун.
   - Кто, я? - удивился тот, - разве я храплю?
   - Храпишь, храпишь, - поспешил утешить его я.
   - Наговариваете, - сделал обиженный вид Серега.
   - Ладно, следующий раз я наговаривать не буду, рассмеялся Петрович, -просто возьму грязный носок и положу тебе на нос, говорят здорово помогает от храпа.
   - Ладно что вы все обо мне, да обо мне, давайте лучше поедим.
   - Не возражаем, - ответили мы и дружно потянулись к жратве, уже аккурат­но разложенной Сергеем.
   Пока мы чавкали я не проронил ни слова, и только когда начали собирать палатку, как бы между прочим заметил, - а сегодня ночью мы здесь были не одни.
   - Ага, - небрежно отозвался Сергей, - мне тоже показалась что вокруг палатки мыши шуршат.
   - Ну мыши не мыши, но вон там на берегу так топали, что разбуди­ли меня.
   - Кто это был? - бросил взгляд в сторону берега Петрович, затем заметив мое недоумение добавил - Силуэты были большими?
   - Не знаю, я их не видел, темно, но шум стоял порядочный.
   -Все ясно, нужно быть настороже, - Петрович потрогал рукой прик­лад своего дробовика.
   - А я думаю, что Геннадию все это приснилось.
   - Думай, думай, тебе это полезно, жаль, что делаешь ты это редко, -усмехнулся я и закинул за плечо рюкзак, готовый продолжить путь.
   - Подкалывал тут один, - отозвался на мою реплику Сергей.
   - Ну и где он сейчас?
   - Похоронили!
   Я улыбнулся старой шутке и промолчал, перекладывая с руки на руку "сайгу".
   - Ладно, пошли вперед, хватит балагурить, - сделал шаг вперед Петрович. Мы тяжело вздохнули и двинулись следом.
   Выйдя на песчаный берег мы чуть не вздрогнули от неожиданности. На берегу виднелись множественные отпечатки следов. Я конечно ожидал увидеть следы крупных животных, но таких.
   - Кто это мог быть? - чуть ли не запинаясь проговорил я ставя ногу в одну из лунок. Мой ботинок свободно уместился в круглом отпе­чатке.
   - Нда-а-а... - задумчиво процедил Петрович, - не знаю, кто это, но во всяком случае не медведи, даже не знаю что думать.
   - А что тут думать? - лицо Сергея светилось вдохновением, - по-моему двух мнений быть не может, это следы слонов, наверное сбежали из зоопарка и забрели сада.
   - Ага, точно, а ты хоть знаешь сколько отсюда до ближайшего зоопарка? - Петрович вяло глянул на залившегося краской Сергея, - то-то же, да и какой ляд слонам делать в этом холоде? Но в твоих словах больше истины, чем показалось сразу и если вспомнить доисто­рическую акулу, то чем черт не шутит, возможно это мамонты.
   - Ну ты, Петрович, хватил, не многовато ли для одного похода? Если так пойдет и дальше, то скоро мы встретимся с Ортодоксом - пещерным медведем.
   - Что ж, если вспомнить легенду, то это вполне возможно, - совершенно невозмутимо продолжил Вениамин, - огромный черный медведь, чем не описание ортодокса.
   До меня вдруг дошло, меня прошиб холодный пот, я молча кивнул, соглашаясь с доводами и мы, не переставая удивляться, двинулись дальше, стараясь не терять следы этих животных. Обступающие нас со всех сторон скалы, начали вновь сужаться, песок под ногами кончился и перешел в сплошной каменный покров, то здесь, то там прерываемый извилистыми линиями трещин.
   - Петрович, - прервал я затянувшееся молчание, - как ты думаешь, по­чему они здесь выжили?
   - А черт их знает, - ответил Валерий и опять надолго ушел в мол­чание.
  
   Приблизительно к полудню мы вышли на возвышенный участок, обступающие нас скалы отступили и перед нами на десятки километров открылась серая, безликая в своем однообразии долина. Нe сбавляя шага, мы ступили на её серую землю. Унылый пейзаж разнообра­зили то здесь, то там стоявшие сухие деревья, их сухие ветви отнюдь не украшали местность, привнося мертвенную опустошенность. Покуда хватало глаз не было видно ничего живого. По неволе мы насто­рожились, но четкая видимость и невозможность укрыться от наших глаз, вселяла уверенность в безопасность. Но чувство опасно­сти не покидает меня. Мне кажется вое вокруг странным и каким-то демоническим. Я поневоле начинаю проникаться суеверным ужасом так пугающим окрестные племена. Я иду не переставая ломать голову над мертвенным пейзажем и причиной его возникновения, пока чуть не ударяюсь лбом о низко свисающую ветку старого дерева. Я бросаю взгляд на поверхность ствола и мной овладевает изумление. Передо ­мной кора дерева явно не хвойного. Я ещё не могу до конца определить что это именно за дерево, когда Петрович берет в руки сухую ветку и ломает ее, старая кора опадает и нашим взорам предстает темная с красным оттенком древесина. Одновременно с наших губ как бы спрашивая и утверждая слетает одно слово: "Ольха?!"
   - Чудеса, - остолбенело выдыхает Петрович.
   - А что здесь такого, ольха и ольха, - растерянно глядит на сухой сук Сергей
   - О, тут сразу два вопроса, - пытается просветить нашего "вундеркинда" Вениамин, - во-первых, - на этой широте лиственные деревья не растут, а во-вторых, она любит сырую почву, а здесь, как видишь сухо. Правда почва здесь, - он пригляделся и ковырнул землю носком ботинка, - очень похожа на сухую грязь, - он смолк и не спеша окинул взглядом долину, - похоже здесь было озеро причем, относительно недавно. - Петрович еще раз внимательно посмотрел вокруг и добавил, - на его месте появилась земляная пустошь, на которой почему-то ничего не выросло, - он нагнулся и отковырнул топориком пласт земли, среди темного куска явно про­сматривались темные прожилки корней. - Я не прав, растительность бы­ла, но потом почему-то исчезла. Одни загадки. - Он разжал руку и вытер ладонь о брюки.
   По прежнему не торопясь, мы побрели дальше. Полное отсут­ствие живой растительности порождало странные мысли. В глубине души затаился страх. Мы спустились к центру долины и пошли по лощине, напоминающей высохшее дно озера.
   - Похоже оно и вправду здесь было, - подумал я и внезапно заметил чуть в стороне что-то белесое. Инстинктивно вкинул карабин, чем привел своих товарищей в замешательство. Молча кивнув в сторону виднеющегося предмета, я жестом попро­сил их оставаться на своих местах, а сам с карабином на изготовку стал приближаться к заинтересовавшему меня предмету. Подойдя поближе я разглядел лежащее, и закинул оружие за спину. Увидев мои действия, Сергей и Вениамин сделали то же самое и быстро подбежали ко мне. Нашему взору предстала огромная, в два человеческих роста черепная коробка гигантского зверя, именно зверя, другого слова у меня просто не нашлось, чтобы дать определение этим костям акулы, а в том что перед нами бренные останки гигантской акулы, сомнений не было.
   - Вот теперь можно оказать определенно, что здесь было большое озеро, - первым опомнился Петрович.
   - Она погибла недавно да? - нога Сергея со стуком ударила о белесую черепушку хищницы.
   - Вряд ли это произошло в последние десятилетия, эта узкая про­тока, - он показал рукой на расстилающееся перед нами ровное пространство, - остававшаяся некоторое время после исчезновения основного пространства озера едва ли смогла бы прокормить эту громадину, скорее всего она погибла гораздо раньше и упала на дно озера, где пролежала долгие годы.
   - А почему не видно других костей, неужели она была одна?
   - Нет конечно же их было много и жили они здесь уже миллионы лет, а значит поколение должно было сменятся поколением. Я думаю, что это пересохшее озеро и то, по которому нам довелось плыть, когда-то составляли одно целое, тянувшееся на десятки километров и довольно значи­тельной глубины. Таким зверюгам нужно пространство, так что я не думаю что в оставшихся водах эти зверюги долго протянули бы. Так что и в том озере их ждет полное вымирание. Я думаю они скоро вымрут, если конечно не вмешаются люди и не спасут вид, хотя может произойти обратное, никто от этого не застрахован.
   - Ладно мужики, что-то мы надолго застряли, - прервал их диалог я, - пора топать, а то через пару часиков пора будет останавливаться на бай-бай.
   Петрович первым увидел поднимающийся над горизо­нтом дымок и указал на него рукой.
   - Что бы это значило? - задумчиво произнес я.
   - Не знаю, - протянул Петрович.
   Сергей в задумчивости почесал в затылке. Мы остановились в нере­шительности.
   - Нам нечего терять, кроме своих цепей, - буркнул Сергей и решительно шагнул вперед. Мы последовали его примеру, и на ходу стали гадать, кто разжег костер в этой пустынной местности? Но чем ближе подходили мы к источнику дыма, тем недоуменнее становились наши мысли.
   Местность была совершенно ровной, без камней и нагромождений, но никаких признаков тех, кто развел костер, видно не было. Не было и пламени, дым, казалось валит прямо из-под земли. Все стало ясно, когда мы подошли ближе. Из длинной расселины, уходящей в глубь земли, валил пар, создавая видимость дыма. То здесь, то там на каменистой поверхности виднелись чахлые травинки.
   Петрович присел на край, с кислым видом огляделся и назидательно, словно читая нравоучение произнес, - Теперь все ясно, геотермальный источник позволил сохранить фауну и флору былых времен, когда несколько десятков или сотен лет назад он иссяк, все пришло в запустение. Наступившее похолодание погубило деревья и растительность, не привыкшие к подобному климату, но это произошло сравнительно недавно, потому что их место еще не успела занять северная расти­тельность.
   - А как же акула? - вставил свое слово Сергей.
   - С ней все просто, мне еще тогда вода показалась слишком теплой, но я не придал этому значения. По-видимому в озеро еще поступает тепло. Непонятно, почему оно обмелело, но и этому по-видимому суще­ствует объяснение. Возможно образовалась трещина, через нее вода ушла вглубь, тем самым залив источники тепла, и возможно пар взорвался и взрывом перекрыло поступление тепла. Вот, похоже я полностью объяснил причину здешнего катаклизма, - он замолчал и чрезвычайно довольный собой, отвернулся.
   - А слоны? - не унимался Сергей, - Как они выжили?
   - Во-первых, не слоны, а мамонты, а во-вторых процесс остывания длил­ся не один год и они похоже просто успели приспособиться.
   Я посмотрел на их разглагольствования и решил остановить. - Ну вот, когда все встало на свои места, может наконец-то подумаем об ужине, тем более что он обещает быть сегодня с подогревом.
   - Вряд ли, - пробормотал Вениамин, подержав руку над идущим из-под зем­ли паром.
   - Вот опять ты все опошлил, - обиженным голосом сказал я, - нужен нам был твой пар. Ау, Сережа, ты у нас самый молодой, сбегай-ка к тому деревцу, наломай веточек для костерочка.
   - Ничего себе сбегай, да до него добрых пятьсот метров.
   - Это ты загнул, не, пятьсот не будет, разве что метров так четыреста девяносто девять, - и Петрович с серьезным видом запустив руку в сброшенный вещмешок, достал пачку с галетами.
   Сергей нехотя поднялся и, сделав вид оскорбленного достоинства, поплелся к одиноко стоящему дереву.
  
   Сухие ветки весело трещали в костре. Искры красным фейерверком весело улетали в небо. Удобно развалившись на опальных мешках, мы шустро похрустывали разогретыми концентратами. Откинувшись назад я прислонился к вещмешку и обратил свой взор на небо, где яркими чуть мигающими точками поблескивали многие миллионы звезд, мне подумалось, как красиво и непостигаемо ночное небо. И там где-то в бездонной глубине космоса возможно лежит и мечтает похожий на меня человек, но нам никогда не суждено встретиться, и его звезда так и останется для меня одной из многих.
   - О чем задумался? - прервал мои размышления Петрович, - поди о звез­дах, я о них тоже когда-то мечтал, в детстве, но потом подрос и понял, что человечество обречено на прозябание на своей планете. Полет к другим звездам нам не грозит. Даже если наука достигнет таких высот, что мы создадим корабль, способный долететь до далеких миров.
   Человеческая жизнь слишком воротка, а мы находимся на периферии галактики. Заметьте, на краю одной галактики средь множества ей подо­бных, хотя мы считаем себя чуть ли не пупом вселенной. Но с другой стороны может быть такая удаленность и к лучшему. Кто знает, что бы­ло бы, будь мы поближе к другим звездам, может быть нас уже съели бы кровожадные завоеватели или просто стерли бы с лица земли конку­рирующую фирму в нашем лице. А так мы живем себе по-маленьку и никто нам пока не мешает, и ни какой вислоухий слоник с развитым интеллектом и длинной-предлинной жизнью не прилетит к нам и не заставит плясать под свою дудку.
   - Опять понесло, - прервал наш разговор Сергей, - поговорили бы лучше о бабах.
   - А что о них говорить? - Петрович потянулся и почесал свои живот, - бабы они и в Африке бабы.
   - Это ты зря так, Петрович, бабы - это вечное, вот я например не встречал ни одной, похожей на другую. А их ноги, что в природе есть совершеннее женских ног? А цвет женской кожи, он может быть любого оттенка - от белого, как лист бумаги до иссиня-черного. А запах, за­пах... - чувствовалось, что Сергей оседлал своего конька, - а эти гла­за светящиеся то любовью и нежностью, то всепожирающим огнем ненавис­ти. В них можно тонуть до бесконечности, погружаться глубже и глуб­же. А губы, эти лепестки роз - Сергей мечтательно закрыл глаза.
   Воспользовавшись мгновеньем молчания, Петрович со смехом спросил, -Ты кончил?
   - Нет, - не понял остроты тот.
   - Ну, тогда валяй дальше, когда кончишь, ложись спать.
   - Ах ты, - дошло наконец до рассказчика, - подковырнул значит, я тебе то­же подковырну следующий раз.
   Он насупился, словно обидевшись, а затем не выдержав расхохотался, - Ну, Петрович, ну погоди.
   Он замолчал. Усталость дала знать, никто не предпринял попытки продолжить раз­говор и скоро все мы мирно посапывали, так и не удосужившись разбить палатку.
   Я проснулся среди ночи оттого, что ужасно замерз, ощупал себя и понял, что лежу на голой земле, а спальник лежит рядом. Я взял его в руки, быстро влез и постарался согреться. Дрожь била меня, зубы стучали наподобие отбойных молотков. Почти час проваландав­шись я наконец согрелся, но вместе с тем и окончательно проснулся. Звезды по прежнему ярко сверкали на небосводе, но где-то на востоке уже начинала заниматься заря. Я начал считать, но сон не шел, я пе­ревернулся на правый бок, решив думать о чем-нибудь приятном, но вместо этого в голову лезли мысли о службе, затем перед глазами промелькну­ло несколько знакомых лиц. И вот наконец сбылась мечта идиота, пе­ред мысленным взором вместо разноцветных миленьких картинок начали мельтешить рожицы. Приведения, страшилы и вампиры, сметая друг друга тянулись к моему горлу. Я лежу посредине комнаты, смертельный ужас объял мое тело, не в силах пошевелиться, я смотрю на приближающегося демона. Моя рука тянется к лежащему оружию, я сжимаю его в руке, поднимаю ствол, и просыпаюсь. Лоб в холодной испарине, рука лежит на цевье ружья.
   - Фу ты, черт, приснится же, не успел заметить, как уснул, проклятая чертовщина разбудила, - думаю я, но теперь уже ощутимо чувствую объятия Морфея, я закрываю глаза и почти мгновенно засыпаю.
  
   Как по часам просыпаюсь, время шесть, бужу ребят и присту­паю к подготовке завтрака. Из оставшихся дров развожу костер, утренняя прохлада заставляет зябко поеживаться. Солнце, поднявшееся над горизонтом, разгоняет последние клочья тумана. Скоро оно прогреет, а пока чересчур свежо. Сергей вылазит из спальника, как всегда улы­баясь и сладко позевывая, Петрович - хмуря брови и передергивая плечами от холода.
  
   Битый час мы взбираемся по откосу, стараясь перевалить хребет, но пройденное расстояние кажется совсем не сокращает пути. Вершина гряды ни как не желает приближаться. В какой раз я твержу себе об обманчивости горных расстояний. Петрович устал и ели тащится, Сергей приуныл и повесил нос. Один я чувствую себя в своей стихии, сам удивляясь, сколь долго сохранилась во мне память о годах службы в горнах районах. Служба приучила меня к карабканью по скалам, а этот подъем - сущий пустяк, и весело посвистывая я шагаю впереди, всем своим видом вселяя уверенность в удачном завершении этого затянувшегося штурма. Первым сдается Сергей.
   - Все, - говорит, - баста, перекур, а то я тут и сдохну. - И садится на первый подвернувший­ся валун.
   - Хорошо, - соглашается с ним Петрович, - действительно нужно передохнуть пару минут, - и с наслаждением усаживается, скидывая рюкзак. - А ты чего стоишь? - обращается он ко мне, - садись, - показывает он на камень рядом с собой, - пусть ноги отдохнут.
   С деланным неудовольствием я последовал его совету. И вот уже мы все трое сидим и оглядываясь по сторонам, замечаем, что с нашего места открывается вполне живописный вид.
   - Да, - промямлил Сергей, - это тебе не по равнине бегать, - кивнул он на сидящего рядом Петровича.
   - Пожалуй, ты прав, что-то тяжеловато дается этот подъем, а вот Геннадий хоть бы хны, скачет как козел.
   Я промолчал. Зато Сергей живо ухватился за эту тему.
   - Обижаешь, Петрович, он у нас не козел, он у нас козерог, к тому же в гоpax года три не был, вот и наверстывает.
   Я усмехнулся и посмотрел на него снисходительно - мели Емеля, твоя неделя.
   - Гляди, как он на справедливые слова реагирует, - апеллируя к Петровичу, произнес Сергей, - а если посмотреть, то может у него, как у козерога рога есть.
   - А кто знает, - поддакнул Вениамин, - может, пока он тут бродит у него и отросли рога, хотя какие у него рога, он ведь не женатый, это скорее к нам с тобой относится.
   При упоминаний рогов противно защемило сердце. Сероглазая, пылкая подруга, как ты там, уже много дней я не видел тебя, но к стыду своему должен признать, что за сутолокой последних дней ни разу о ней не вспомнил. Я поднял голову и окинул взором сидевших товарищей. Их каламбур иссяк, они молчали.
   - Посидели и будя, - прервал я их размышления, - пора в путь.
   - Ты что, травы борзянки объелся? Мы только присели, - и Сергей покосился на часы.
   - Зря смотришь, уже добрых полчаса валандаемся, пошли.
   Мужики нехотя поднялись, и следуя за мной потянулись в гору.
  
   Уже далеко за полдень мы достигли плоской вершины, и перевалив, начали осторожный спуск. Двигаться стало легче. Но по прежнему приходилось хорошо смотреть под ноги, чтобы ненароком не оступиться и не загреметь по склону. Уже почти стемнело, когда мы добрались до ровной площадки и разбили лагерь, состоящий из одной палатки. Мы наскоро перекусили, забрались в спальники и измотанные тяжелым переходом уснули.
  
   Жуткий демонический крик прорезал мое сознание и заставил просну­ться. Он длился так недолго, что я не сумел понять был ли это действительно крик или крик звучал в одном из моих ночных кошмаров. В наступившее тишине отчетливо стало слышно биение моего сердца. Я уже было подумал, что мне приснилось, когда по неестественно тихому дыханию друзей понял, что они тоже не спят и прислушиваются.
   - Не понял, но понравилось, - тихо прошептал я.
   - Что это было? - также в тон мне спросил Сергей.
   - А бес его знает, - за меня ответил Петрович, - одно ясно, оно где-то радом, а значит нам надо держать ухо востро.
   Не успел он договорить, как со всех сторон понеслись звуки, напоминающие шорох камней, будто зашептались на сотни голо­сов окружающие нас камни. В смятении мы умолкли. Звуки лились со всех сторон, вползая своей таинственностью в наши души.
   Неожиданно все стихло, и вдруг тишину прорезал душераздираю­щий почти человеческий крик, В нем слышалась ненависть и угроза, словно кто-то невидимый угрожал нам своей мощью.
   - Может пойти бабахнуть? - стряхнув с себя оцепенение, сквозь зубы процедил я.
   - Не надо, - остановил меня Петрович, - мало ли что это может, вдруг наш выстрел вызовет агрессию.
   - Агрессию?! Со стороны кого? - нервно засмеявшись, сказал Сергей, - я не знаю, кто там, - он указал рукой на полог. Может стрельнуть и они разбегутся.
   - Вот именно поэтому и нельзя, что мы не знаем, кто или что там, - Петрович многозначительно кивнул.
   - Что, так и будем сидеть и молча ждать, когда нас прикончат в этой чертовой палатке? - начал было Сергей, но он не успел закончить, как со всех сторон понеслись новые странные звуки, будто десятки босых ног не спеша зашлепали по камням. Затем вновь раздался этот ужасный крик, еще и еще, мое сердце затрепыхалось, я поднялся, взял карабин и осторожно выбрался наружу. Темная ночь надежно скрыва­ла окружавшие предметы, только звуки стали отчетливее. А стоял и с напряжением вглядывался в черноту ночи. Вдруг за моей спиной раздался звук, заставивший меня замереть. По спине побежали мурашки. Я явно услышал скребыхание когтей по камню. Резко повернувшись, я за­метил едва различимую тень и вскинул карабин, тень юркнула в сторону и исчезла. Я еще с минуту постоял, водя стволом из стороны в сторону и прислушиваясь, затем спиной раздвинул полог и влез в палатку.
   - Кто там? - направив ствол на вход, произнес Сергей.
   - Да кто их знает? - сразу поняв смысл вопроса, ответил я, - во всяком случае не похоже, чтобы они хотели напасть, - добавил я, желая приободрить друзей. Как бы мне хотелось, чтобы это было на са­мом деле так. Я взглянул на вход и тяжело опустился на спальник, выпустив из руки карабин. Он с легким стуком упал, и только тут я понял, что карабин Сергея все еще направлен на меня, теперь уже на мои ноги.
   - Эй, ты, оболтус, куда целишь? Отшибешь мне, - я сделал многозначительную паузу, - ноги, сам меня и потащишь.
   - Вай, - протянул Сергей и подвинул ствол в сторону, - да ты не бойся, он у меня на предохранителе.
   - А вот это зря, если кто и вправду нападет, с предохранителя снимать будет поздно, ладно, положи его рядом и спи.
   - А как же те снаружи?
   - А черт с ними, я сейчас зашнурую полог, и чтобы добраться до нас, им придется разорвать брезент, а он достаточно прочный, - правда Петрович?
   - Угу, - сонно ответил тот, - это не просто брезент, это спецбрезент, он намного крепче обыкновенного, тигр не прорвет, так что и правда давай спать, а то уже за полночь - он смолк.
   Мы легли, положив поближе оружие и закрыли глаза, но вряд ли кто из нас действительно спал. Ближе к рассвету шабаш ведьм стал стирать, звуки удаляться и наконец стихли. Но еще долго в моей сознании звучал крик, разрывающий тишину ночи. Мне стало окончательно ясно, почему окрестные племена так панически боятся этих мест. Я взглянул на часы и поудобнее устроившись, пог­рузился в дрему.
   Когда я проснулся, уже во всю светило солнце. Мужики еще спали и стараясь их не будить, я осторожно выполз из палатки. Утрен­нее, уже успевшее довольно высоко подняться солнце позолотило камен­ные уступы и поднималось все выше и выше, забираясь лучами в рассе­лины и потаенные места. Осторожно ступая я обошел вокруг палатки, внимательно высматривая, не осталось ли где следов вчерашних гостей. Но каменистая почва мало пригодна для следопытов, тем более, что я таковым и не являюсь. Ничего не заметив я возвратился на свою лежанку. Взглянув на часы, я зафиксировал время и решил, что пора поднимать коллег по несчастью. Первым моим импульсом было заорать во все горло "тревога", а потом наблюдать за ничего не пони­мающими со сна товарищами, но вспомнив ночное посещение, передумал и начал их осторожно тормошить. Петрович поднялся сразу, зато Сергей долго отбрыкивался и никак не хотел вставать.
  
   Торопливо закусывая мы начали обсуждать ночное происшествие, но весь наш разговор свелся к трем вопросам: Кто это был? Что они от нас хотели? Агрессивны ли они и нужно ли их бояться? И под конец мы выразили всеобщую надежду, что они больше не вернутся.
   Мы шли весь день. Остановившись лишь один раз отдохнуть и заморить червячка. То здесь, то там валялись полусгнившие остовы деревьев. Местность на нашем пути начала уходить вверх, казалось это бесконечный подъем в неизвестность. Несколько раз среди камней мелькнула мордочка какой-то зверушки, да раза три далеко впе­реди пробежали стайки быстроногих оленей. Стрелять по ним не имело смысла, слишком далеко чтобы попасть, а расходовать зря патроны нам почему-то уже не хотелось.
  
   Разбив палатку, мы заметно нервничая стали ожидать темноты. Наши чаяния оказались напрасны, с первыми звездами до нас донеслись отдаленные завывания вчерашних гостей. Все еще надеясь на лучшее, мы легли спать.
  
   Крик раздался так неожиданно и близко, что заставил нас всех невольно вздрогнуть, затем новый звук обратил на себя внимание. Тонкий визжащий голос, да это был действительно голос, тявкнул, а затем перешел в визг тонкий и протяжный, голос сорвался и перешел в стон, ему вторил другой, еще более тонкий и пронзительный, что-то ухнуло и в такт им, словно железо по стеклу, ударил по ушам исте­рический хохот. Неожиданно все стихло, холодный пот струился по моей спине, рука мягко гласила цевье "сайги". Не успели мы перевести дух, как завывание началось вновь. Казалось, весь звериный мир собрался вокруг палатки и голосит на все лады. Пытаясь то ли поговорить, то ли отпугнуть незваных гостей. Все мои детские страхи выплыли наружу и всколыхнули душу. При всем материализме, слепое суеве­рие время от времени посещает меня. Частенько находясь в ночи, я поглядывал через плечо в поисках нечисти, среди которых черт и баба-Яга безо­бидные проказники. Вообще суеверие весьма распространенное явление среди людей, и не один я боюсь ночной темноты. По видимому в нас еще живут страхи перед неизведанной природой, которые пугали наших пред­ков. При этом при всем моя храбрость и моя трусость остаются загад­кой для самого меня. Я не могу с точностью сказать, чего и когда я смогу напугаться. Причем боюсь я страхов чаще всего умозрительных, неосязаемых. Я неуютно чувствую себя после фильмов ужасов, хотя с удовольствием смотрю их. Могу ночь просидеть на кладбище, хотя одному богу известно, скольких седых волос мне будет это стоить. Но впервые суеверные страхи приняли для меня свои материальные обличья. Я внутренностями почувствовал, что те, кто находят­ся снаружи нe являются зверьми по крайней мере в полном понимании этого слова. Я слышал звериный топот, стучание когтей по камням и сиплое прерывистое дыхание, но что-то было в этом шуме усколь­зающее, но тем не менее заставляющее думать об этих существах, как о чем-то странном и неестественном. Что-то сверхъестественное было в этих криках, предостерегающее и грозящее одновременно.
   Сжимая в руках оружие, как панацею, я прислушивался к раздающимся звукам стараясь точнее определить, чьи глотки могли исторгать это. Но память не хранила ничего даже приблизительно похожего. И опять воображение начало рисовать образы собратьев Дракулы. Через полчаса мне надоело все это слушать до такой степени, что появилась упрямая решимость пойти в черноту ночи и разрядить парочку-троечку магазинов. Но мысль не переросла в действие. Я еще долго лежал, слыша как рядом беспокойно ерзает Сергей и сопит от злости Пет­рович.
  
   Урвав у рассвета три-четыре часа сна, мы поднялись и разложили костер.
   - Эти твари, - провел рукой по сонному лицу Петрович, - скоро меня доконают. У меня чуть-чуть сердечный приступ не случился, когда этот обморок завизжал под самым ухом.
   - Вот-вот, самое им название - "обмороки". Когда отловим одного и представим на свет божий, так его и назовем "обморок" пусть это чудо природы ходит с таким именем, - усмехнулся Сергей и откусил кусок галеты.
   - Ты его хоть как назови, ему от этого ни холодно ни жарко, в этой глуши энциклопедии о животных вряд ли читают. - Я повернулся к Петровичу и спросил, - как ты думаешь, я правильно говорю?
   - Правильно, правильно, только я думаю, если мы найдем что ищем, то этим существам не недолго жить в одиночестве. Народа будет больше, чем на Клондайке времен золотой лихорадки. В общем этих грымзам каюк, можешь сразу их в исчезнувшие виды записать.
   - А что, можно и в исчезнувшие, лишь бы имя первооткрывателя было записано, а так я готов их хоть сейчас положить, - Серега деловито потрогал ствол своего ружья.
   - Балбес ты, Серега, животный мир нужно беречь и охранять, да и патроны пока побереги, еще пригодятся.
   - Все, диспут закончился, пора топать, - сказал я.
   - А как не охота, - тихо процедил Сергей, поднимаясь и покряхтывая.
   По мере продвижения вперед местность становилась более обитаемой, то здесь, то там пробегали какие-то непонятные зверьки величиной с белку, но с острой мордочкой. Пару раз среди камней мелькнули леминги. Каменистые пустоши сменились покровом из чахлой растительности. Кое-где попадались какие-то кустарники и почти стелящиеся по земле берёзы. Мы уже устали и начали присматривать место для отдыха, когда Петрович отошел в сторону, явно чем-то заинтересованный. Мы остано­вились, он оглядел что-то у своих ног, затем махнул рукой под­зывая.
   - Что он мог там обнаружить? - быстро шагая, спросил Сергей.
   - А я откуда могу знать?
   Мы замолчали.
   - Смотрите, -указал Петрович куда-то на землю.
   - Ничего не вижу. Трава как трава, - Сергей начал ковырять почву носком сапога.
   - Не видите? - снова спросил Петрович.
   - Трава примята вроде бы, вон там пощипана кажется, - указал я паль­цем на кусок почвы с явно выдранными из нее растениями.
   - Да пощипана, но это не то. Смотрите, след, - и он нагнувшись показал ни круглое примятое пятно, заметное лишь по игре светотени, - точно такие же были там, у озера. Так что я надеюсь вскоре увидеть мамонтов.
   - А почему мамонты? - возразил Сергей, - а не логичней ли предположить, что это динозавры, раз уж мы встретили ископаемую акулу.
   - Нет, Серега, твоя мысль, хоть и не лишена привлекательности, но едва ли соответствует истине. Так как если судить по черному медведю, а я считаю его существование фактом, и по мелькающим то здесь, то там зверушкам, то фауна здесь не юрского, а всего лишь доледникового периода.
   - Но ведь акула то..,
   - Акула - другое дело, - перебил его Петрович, - она обитала в воде и ей пожалуй было легче спастись от катаклизмов, происходящих на поверх­ности земли.
   - Будем считать, что ты меня убедил, - согласился Сергей, - но динозавры - было бы интереснее, как никак самые громадные из животных живших на земле.
   - Опять ты не совсем прав, самые большие динозавры диплодоки и брон­тозавры весили около восьмидесяти тонн. Кстати у диплодока возмож­но был хобот, как у слона, а название у него переводится как "двойная колода'', а бронтозавра как "громоподобный ящер", но они не самые большие, больше всех весят киты, синий кит достигает гораз­до больших размеров. Например самка синего кита, пойманная в 1947 го­ду советской китобойной флотилией весила 137 тонн при длине 28 метров. Еще раньше, в 1909 году на берег Кампанья Аргентина де Песка Южная Джорджия, была выброшена самка синего кита длиной тридцать три с половиной метра, правда взвесить ее не удалось. Некоторые ученые предполагают, что синие киты могли достигать веса трехсот тонн. Хищный кашалот тоже может достигать веса большего, чем динозавры, а самый большой хищный динозавр тиранозавр рекс был величиной с современного слона и весил в пределах десяти тонн, так что мир, в котором мы живем не менее удивителен, только он более изучен, и потому вызывает меньше восторга.
   - Ну, Петрович, ну умыл, - улыбнулся Сергей, - но про китов я кое-что слыхал, а вот откуда у тебя такие точности, мне интересно узнать?
   - Все просто, друг мой Гораций, животным миром я грезил с детства, у меня дома одних книг про них около сотни.
   - Ладно, мужики, все это хорошо, - в который раз прервал я их затянувшуюся беседу, - но время идет, а мы как дураки стоим на ногах, так что давай привал организуем что ли. Вы и поболтаете в сласть.
   - Ноу проблем, - бодро гаркнул Сергей, быстренько скидывая рюкзак и выкладывая припасы, -так - ребята, не знаю как вы, а я бы не отказался вздремнуть.
   - Не ворчи, спать ночью будешь.
   - Ага, уснешь тут, каждой ночью песнопения, и откуда они, эти певцы, знают, где мы находимся?
   - Я думаю, что тут все просто, либо они следят за нами, либо идут по нашему следу, как собаки.
   - А может это собаки и есть.
   - Вряд ли это вообще хищники. Ведь они еще ни разу не попытались напасть на нас.
   - Геннадий, это ни о чем не говорит, волки тоже при случае часто подолгу ходят за людьми, не решаясь напасть, а нападают чаще всего лишь в том случае, если человек проявляет признаки слабос­ти и усталости, - внес свое веское слово Петрович.
  
   Мы в темпе перекусили и неспешно продолжили свой путь.
   Пейзаж по прежнему не отличался многообразием. Стало заметно свежее, с северо-запада потянул несильный, но зябкий ветерок.
   На ночь мы остановились около большого валуна, невесть как взявшегося среди ровной устеленной небольшими камешками, похожими на морскую гальку, равнины.
   Свистопляска нечисти повторилась опять. Только крики стали явно более злобными и количество кричавших явно прибавилось. Я отнюдь не чувствовал себя защищенным, находясь в палатке, наоборот складывалось впечатление, что мы птенцы, пытающиеся спастись от свирепого хищника в яичной скорлупке. Они долго не давали нам спать, но мы по прежнему решили не провоцировать их действия и не вы­ходить наружу.
   Утром мы снова обыскали все вокруг, но ни смогли обнаружить ничего, что помогло бы нам определить видовую принадлежность этих странных животных.
   Понурые и обессиленные бессонной ночью, мы двинули­сь в путь, упрямо держась намеченного маршрута. Ночные голоса неотсту­пно преследовали нас и даже днем время от времени, казалось раздавались крики, похожие на стон. В эти мгновенья я смотрел на друзей втайне надеясь, что и они слышат их и это на самом деле до нас доносятся голоса ночных пришельцев. Но их лица оставались совершенно бесстрастными, и мне ничего не оставалось, как приписать все это моему больному воображению.
  
   Сумерки подступили незаметно. Западный ветер принес тучи, и они закрыли небо. Молча перекусив, мы забрались в спальники, пытаясь хоть на время забыться, провалившись в пустоту сна. Засыпая я подумал, как хорошо сейчас оказаться в уютной холостяцкой квартире и спать не ожидая подвоха.
  
   Как всегда первым раздался протяжный басовитый крик, что-то среднее между воем волка и криком смертельно перепуганного человека. Его подхватили и продолжили другие. Волна завываний и стонов прока­тилась по долине полукольцом, охватывая место нахождения нашей палатки.
   - Сколько дней мы еще выдержим, -подумал я. Мне захотелось встать, выйти и произвести пару прицельных выстрелов, но я отогнал от себя эти мысли и попробо­вал расслабиться и уснуть.
  
   Первым не выдержал Сергей. Услышав поспешный уход Сергея, я еще не успел осознать, что бы это значило, когда снаружи началась торопливая пальба. Пока я выкарабкался из спальника и выскочил наружу, тот успел сделать пять выстрелов и перезаряжал магазин.
   - Прекрати, - заорал я, и мой голос слился с шестым выстрелом. И тотчас же где-то в темноте раздался плач, словно заплакал ребенок, он послужил сигналом и над нашей головой засвистели камни. Еще туго соображая я упал и потянул за собой незадачливого стрелка. Тот грохнулся, но по-видимому неудачно, так как я услышал его стон.
   Свист над головой внезапно прекратился, в наступившей тишине я приподнялся на локтях и позвал: -Сергей, как ты там?
   - Да жив я, нога болит.
   - Что вы там с ума посходили? - высунул голову из-под полога Петрович, -разбудили меня своей пальбой, а теперь еще шепчетесь. Давай быстро рассказывайте, что тут случилось.
   - Сергею захотелось развлечься, - быстро ответил я, - вот он и вылез пострелять, а те обиделись и обстреляли нас камнями. Ему кажется нем­ножко досталось.
   - Ничего себе немножко, всю ногу так и ломит.
   - Следующий раз не трать зря патронов.
   - А я не зря, я кажется попал.
   - Слышал, и если это так, то это еще хуже.
   - Почему, они ведь убежали, и теперь можно будет спокойно поспать.
   - Ты, друг мой, наивно полагаешь, что мы от них избавились, едва ли. Скорее наоборот и если они нас до сих пор пугали, то теперь нападут наверняка.
   - Так кто же это был, как ты считаешь? - обратился ко мне Петрович.
   - Сказать точно я не смогу, но похоже это какое-то племя людей, задержавшееся в каменном веке. Ни одно животное не может метать камни, хотя возможно это большие обезьяны, ведь у них нет никакого даже примитивного оружия. Ничего более конкретного я сказать не смогу, разве что только то, что им ужасно не нравится наше присутствие.
   - Или нравится, - тихо произнес Петрович, а потом громко добавил, - идите оба спать, я покараулю. - И он, взяв в руки ружье, уселся перед опущенным пологом палатки.
   Я проснулся, взглянул на часы, вылез из спальника и осторожно выполз наружу. У угла палатки, свернувшись калачиком и вздрагивая от холода спал Петрович. Ружье лежало в двух шагах от незадачливого сторожа. Я поднял его и сняв с предохранителя, нажал спуск, правый ствол коротко тявкнул и окутался дымом. Петрович вскочил испуганно и непонимающе озираясь по сторонам. Увидев меня и осознав происходящее с криком, -Ах ты, обормот, - он набросился на меня. Я ед­ва успел поставить ружье на предохранитель, когда он всей своей тушей сбил меня с ног и начал в шутку мутузить.
   - Помогите, инвалидов бьют, - заорал я благим матом, наблюдая как с карабином наперевес из палатки, путаясь в еще не сброшенном спальнике показался Сергей. Его ошарашенное лицо тупо уставилось в нашем направлении.
   - Что смотришь, как баран на новые ворота, стяни с меня этого медведя, а то покалечит - потащишь меня на руках.
   - Пусть калечит, - ответил наконец скумекавший что к чему Сергей, - мне на добивание одного патрона не жалко, похороним и скажем, что так оно и было.
   - Ладно, Петрович, заканчивай, а то и правда весь дух вышибешь, кто тогда строевую у вас принимать будет?
   - Ладно, живи пока, - сказал Петрович, поднимаясь, - да ружье-то отдай и за патрон втридорога заплатишь, и за аренду ружья тоже, попользовался - плати.
   - Вот так всегда, разбудишь их, понимаешь ли, по-человечески, а они с сразу с претензиями, а вы хоть знаете, что положено за сон на посту в боевых условиях? Не знаете, так сидите и не высовывайтесь. - Потом на мгновенье замолчав, я добавил совершенно серьезно. - Петрович, еще разок так соснешь и найдем мы утром лишь твои обглоданные косточки, если ко­нечно сами проснемся. Так что смех у нас плохой, чтобы следующий раз не спать, захотелось бай, буди другого.
   - Да я думал досижу до рассвета, немного оставалось, - виновато опустив глаза, сделал попытку оправдаться Петрович.
   - Сepeгa, - решив сменить тему, спросил я, - как твоя нога?
   - Да ничего, опухла малость, а так почти не болит, - и он для пущей убедительности встал на ушибленную ногу. На мгновенье на его лицо легла гримаса боли, которая сразу разгладилась в широкую немного не естественную улыбку.
   - И долго ты будешь так стоять на одной ножке - как цапля на болоте, слетай на землю, клевать будем. Правда лягушек у нас нет, зато есть галеты, сухая колбаса, сыр, наконец чай с сахаром, - и не дожидаясь, когда Сергей приблизится, я выложил все это из своего вещмешка.
   - Вот сейчас все съедим и мне будет легче всех идти, - пошутил я.
   - Скоро нам всем будет легко идти. Если не начнем охотиться, то скоро жрать будет нечего, да и вода у нас на исходе. Так что придется поторопится, а то без воды и загнуться недолго, - закончив свою тира­ду, Петрович уполз в палатку. Затем, пятясь задом, выволок оттуда свой вещмешок.
   Сергей приотстал и ковылял немного сзади, слегка приволакивая свою ушибленную ногу. Я шагал рядом с Петровичем, время от времени от нечего делать футболя мелкие камешки.
   - На речку бы сейчас, - вытирая кативший по лбу пот, сказал он, - я, знаешь ли, давненько не купался.
   - Представь себе, я тоже, - саркастически заметил я, - но по мне лучше ван­на.
   - Да я не о том. Сейчас было бы здорово поплавать, понырять, ты когда-нибудь охотился с подводным ружьем?
   - В детстве с самодельным, на маленьких окуньков. Полчаса полазишь, на уху настреляешь. Однажды подстрелил щуренка грамм на триста, а оку­ньков больше, чем на сто пятьдесят грамм не стрелял.
   - Не велики твои успехи. Я с самодельным никогда не нырял, да и вообще, честно говоря, до восьмого класса плавать не умел. Я ведь родил­ся в степи. У нас правда был пруд, но очень уж грязный и мелкий. Все лето берег в "лепешках", - коров на водопой гоняли. В середине ше­стидесятых мать снова вышла замуж и мы переехали. Отчим у меня был мужик хороший. Многому меня научил и плавать в том числе, жаль про­жил он не долго. Мне не было восемнадцати, когда он умер. Жалел я о нем тогда, да и теперь жалею. Ладно, что уж там. Так вот, впервые охотится под водой я попробовал, когда мне было уже тридцать два года. Как-то друзья, ты их не знаешь, пригласили меня на рыбалку. И взяли с собой подводное ружье, я тоже разок нырнул и вот с тех пор живу в ожидании очередного лета.
   - И каковы успехи? - как можно небрежнее спросил я, хотя самого так и подмывало любопытство, о подводных трофеях я уже был немало нас­лышан. Нo мало в них верил, оставаясь закоренелым рыбаком-удильщи­ком. И вот сейчас готовился слушать человека, который при рассказах о своих трофеях никогда ничего не прибавлял.
   - Мои успехи, - начал он, - более, чем скромны, хотя и у меня были удачные деньки. Помню, однажды за пятнадцать минут я вытащил на берег пять судаков от двух до пяти килограммов. Стрелял я конечно много всякой рыбы, но очень крупные мне не попадались, хотя и видел очень солидные экземпляры. Вот взять хотя бы язя, стрелял я самого большого на полтора килограмма, а видел килограмма на три. Щуку стрелял на три с половиной, а видел килограмм на восемь-десять. Самая большая моя рыба была, как ей наверное и полагается - сом, но и то всего лишь на десять килограмм, а вот срывался со стрелы и ухо­дил пуда на два. Чаще всего рыба уходит от неопытности, от спешки и из-за недостаточно надежного оружия. Сейчас у меня конечно снаряжение очень справное, но рыбы стало гораздо меньше. Так что едва ли мои достижения улучшаться.
   - Вот это трофеи, - не смог сдержать своего восхищения я, - да мне с моими удочками и закидушками такая рыба и не снилась. А ты говоришь так, как будто не доволен. Твои трофеи да мне, я был бы самым удачливым рыболовом в нашем подъезде, да что подъезде, доме, улице.
   - Моя рыба - ерунда по сравнению с добычей более уда­чливых и более опытных рыболовов. Один мой знакомый добывал судака на семь килограмм, а сома на целых шестьдесят восемь. Так что с подводиком рыбалка бывает частенько удачлива, но не все так хорошо, как хочется. Бывают к сожалению и несчастные случаи, однажды утонул парнишка, запутавшись в подводной коряге, зацепился то ли маской то ли трусами, и не смог выпутаться, а года два назад мужчина примерно мое­го возраста подстрелил огромного сома и боясь выпустить из рук ружье и тем самым упустить добычу, намотал бечевку от стрелы нa руку, да так что не сумел ее размотать, когда сом потянул его на глубину. Его так и нашли плавающим, как поплавок за тем сомом. Вес кстати у того оказался почти центнер. А сколько раз незадач­ливые охотники стреляли себе в руки, ноги и еще черт его знает куда? Некоторые марки подводных ружей имеет дурацкую привычку стрелять, когда им заблагорассудится. А убойная сила у них дай бог, оно и в воде свободно пробивает многокилограммовую рыбину насквозь, а на воздухе бьет еще сильнее. В общем, как ты видишь, подводная охота не для всех. Занятие это весьма хлопотное и тяжелое, да и касательно добычи, можно целыми неделями сидеть в воде и возвращаться домой пус­тым.
   - Ну вот, агитировал, агитировал, а теперь отоваривает, решил наверное, что я всю твою рыбу перестреляю. Не бойся, меня в траву и под коряги и на аркане не затащишь, - засмеялся я.
   - Мужики, вам не надоело трепаться? - напал на нас Сергей, - а то завели разговор про рыб, тягомотина. Вы бы еще про жаб поговорили, и то лучше. Веселее по крайней мере.
   - Я знаю, куда ты клонишь, - отпарировал я, - тебе все о бабах поговорить хочется. Словно нам ночных б... не хватает. А ты нам ими ещё днем мозги пудрить собираешься, не так ли?
   - А почему бы и нет? Вот представьте себе - лежите вы на мягкой кровати, утопая в лебяжьей перине, покрытой белоснежной простыней, на накрахмаленной подушке - неяркий оранжевый свет падает в комнату через плотно закрытые шторы. Тихо тикают часы на камине, напоминая о бренности всего мирского. Камин, мы снова возвращаемся к камину. В камине горит, весело потрескивая букет роз, подаренных накануне несчастным мужем. В вазе скромные фиалки, подарок пламенного любовника. В правом углу комнаты портрет всё того же мужа в цвете, с растущи­ми изрядно великими рогами. Вы засыпаете. В послед­ний момент вглядываясь в лицо рогоносца, что-то в чертах его лица кажется вам до боли знакомым, ваши глаза слипаются, и с последними проблескам сознания приходит озарение. О ужас, вы просыпаетесь - в углу на стене висит ваш портрет.
   - Да ты поэт, под твое мурчание действительно можно уснуть, - зевая, сказал Вениамин.
   - Не перебивай, - вмешался Петрович, - пусть добалаболкает до конца, может стих получится.
   - Так на чем я остановился? Ага вы засыпаете и тут стук в дверь. Портрет падает и вы умираете, проткнутый острыми рогами. Финал - настоящий муж входит и пораженный увиденной картиной подает на развод, - он смолк, и помолчав немного с вызовом в голосе спросил, - где же аплодисменты?
   - Не мешай, не видишь - мы спим, - зевнув ответил Петрович.
   - Вот она, земная слава, - делая страдальческое лицо пробурчал Сергей.
  
   На горизонте показались какие-то каменистые уступы и взгорки. С левого края, возвышаясь над остальными, виднелась темная остроконечная скала, похожая на каменистый шпиль. Петрович остановился и поднял к глазам бинокль, и всмотревшись ска­зал:
   - Если судить по описанию старика, то мы подходим к черной горе, но почему она так называется, ума не приложу. Издалека она по край­ней мере ничем не отличается от всех остальных, такая же серая и угрюмая, разве что значительно выше да и вершина у нее больно острая, прямо как шпиль. Да бог с ней, подойдем, разберемся. Теперь ужe недалеко, к вечеру будем там.
  
   Темные в вечерних сумерках скалы выросли до многометровой высоты. Огромный кусок породы, словно островерхая башня уходил в вышину, четко выделяясь на сумеречном небосводе. Нам окончательно стало ясно, что до темноты добраться до них нам не удастся. Мы посоветовались и решили в темноте всё равно продолжать путь и разбить лагерь у подножия этих по прежнему еще далеких скал.
  
   Измотанные длительным переходом последние километры мы тащились почти в темноте, часто спотыкаясь о разбросанные обломки камней, то здесь, то там валяющиеся на поверхности земли. Один раз я запнулся так сильно, что упал, изодрав при этом руки о какой-то колючий кустар­ник.
   Было уже далеко за полночь, когда мы наконец подошли к наме­ченной цели, и найдя ровное место поставили палатку и сразу же легли спать, не пытаясь в свете фонаря осмотреть окружающую местность, и даже не перекусив. Спал я чутко, время от времени просыпаясь на звуки визга и воя наших ночных компаньонов, на сей раз доносившихся откуда-то издалека. Видно все же напутанные ружейной пальбой, они больше не рисковали приближаться, на время оставив нас в по­кое. Не знаю почему, но их отступление показалось мне временным. Я печенкой ощутил их все больше возрастающую ненависть.
  
   Проснулся я как всегда рано, чувствуя себя бодрым и почти выспавшимся. Руки и ноги, втянувшиеся в каждодневную работу, чувствовали себя сносно. Я выполз из палатки и огляделся. Справа и слева от нас высились каменные монолит, огромной своей массой нависая над едва заметной тропинкой, пробитой в каменистой почве и ведущей куда-то в глубину гор. Я повел взглядом дальше и едва не раскрыл рот от удивления, так меня поразил открывшийся вид: прямо передо мной убегая в небо на добрую сотню метров, высилась та самая скала. Словно громадный великан она глядела вниз на своих каменных собратьев ростом пониже. Но не это поразило меня, а то, что она состояла из двух цветов, которые делили ее сходящихся почти ровно на средине. Южная ее сторона, обращенная к долине, была такого же серого цвета, как и окружающие ее камни. Другая, обращенная вовнутрь прохода, была темного, почти чернильно-темного цвета. По каким-то причинам ее поверхность была совершенно ровной, словно тысячи шлифовальщиков столетиями трудились над ней. На ее гладкой блестящей поверхности искрились лучи поднимающегося солнца. Шпиль ее отбрасывал гигантскую тень, напоминая штырь огромных солнечных часов. Я удивленно посмотрел на это творение природы, и не ломая головы над этим чудом, полез в палатку, где принялся усердно тормошить заспавшихся сонь. Покряхтывая и едва разлепляя глаза, те наконец под­нялись, и не вылезая из-под полога степенно принялись за трапезу.
   Я не стал рассказывать об увиденном, чтобы не портить их впечатление. Но я испытал удивление, даже досаду, когда они наконец выползли и ничего не заметив, удалились под сень скал, чтобы сделать свои неот­ложные дела. Я приписал их невнимательность неотложной заботе. Но не тут-то было, они вернулись и опять ничего не заметили. Я уже было собрался наставить их на путь истинный, когда окончательно проснувшийся Петрович, протянув руку к подножию Черной скалы присвистнул и произнес:
   - Глядите, пещера.
   Я недоверчиво глянул в направлении указующего пальца и у меня отпала челюсть. Воистину бог лишил меня зрения. Внизу, отчетливо выделяясь на сером фоне чернело своей пастью отверстие пещеры. Поставив челюсть на место я попытался взять реванш, сказав им о сделанном мной открытии, но они отмахнувшись от ме­ня, как от назойливой мухи, принялись поспешно укладывать рюкзаки. Тогда я попытался их убедить пойти в пещеру налегке, считая, что лишняя сотня шагов туда-сюда нам не повредит. Но опять не нашел отклика в их душах. Решив, что я сегодня явно не в моде, я последовал их примеру.
   Через десять минут мы стояли перед входом и Петрович тщетно пытался высечь искру божию из своего карманного фонарика.
  -- Все конец котенку, гадить больше не будет, - сказал он и с силой отбросил бесполезный фонарь в сторону.
   - Надо было взять вместо него колбаску, и то толку было бы больше. - проворчал Сергей.
   - Не ворчи, - легко огрызнулся Петрович, - лучше доставай полотенце.
   - Это зачем?'
   - Факел делать будем.
   - А почему именно из моего? - пробубнил наш юный друг.
   - Потому что ты единственный, кто таскает эту штуку. Вот Геннадий большой носовой платок для этого приспособил, а я так вообще рукавом вытираюсь. Да давай, давай, - подбодрил он растерявшегося полотенценосца, - не бойся, я тебе половину оставлю.
   Сергей нехотя полез в просторы своего рюкзака и вытащил большое махровое полотенце. Взяв его, Петрович сделал разрез ножом и рванув, разорвал на две части. Отдав одну владельцу, он из второй начал мастерить нечто по­добное факелу, старательно наматывая материал на невесть откуда взявшуюся палку.
   - Готово, - сказал он, закончив поливать материал какой-то вонючей жидкостью из металлического пузырька, вытащенного из боково­го кармана. Он протянул руку, из зажигалки высыпали искры и но­воиспеченный факел вспыхнул желтоватым коптящим светом, отбрасывая темноту вглубь пещеры. Осторожно ступили мы вовнутрь, своды ухо­дили вверх и нельзя было определить высоту потолка. Двигаясь вдоль стены, мы пошли вглубь каменного помещения. Обломки камня устилающие пол пещеры, покрывал толстый слой пыли. Стены неровные и шероховатые, скорее были похожи на дело рук человеческих, чем на творение природы, чуть в стороне в свете мелькающего камня я увидел скелет какого-то мелкого животного, и уже хотел двинутся к нему, когда ступня Сергея опустилась вниз, превращая в пыль невесть сколько пролежавшие здесь кости. Он ничего не заметил и прошагал дальше. Я промолчал, решив не отвлекаться по пустякам. Мы сделали полукруг и уже направились к виднеющемуся выходу, когда Петрович охнул и отшатнулся в сторону. Перед нами лежал прикрытый ветхими изодранными лоскутами, бывшими когда-то одеждой, скелет человека. Его кости располагались полукругом, ноги поджаты, кисти рук с осыпавшимися фалангами лежали на ко­ленях. Впечатление было такое, словно человек пытался согреться. На ступнях ни каких признаков обуви. Одежда явно европейская. Возле черепа остатки светлых волос.
   - Откуда он здесь? - справившись с замешательством ни к кому не обращаясь сказал Вениамин.
   Мы промолчали, я нагнулся и под полусгнившей одеждой заметил торчащий угол какого-то предмета.
   Я потянул его, одежда о легким шорохом расползлась в стороны и в ру­ке у меня оказался небольшой кожаный кошелек с потемневшей от вре­мени застежкой. Сверху его перепоясывала кожаная тесемка. Я потянул ссохшийся узел, но застаревшая кожа не поддалась, Петрович подал нож и я осторожно перерезал завязь.
   Затем снял ее и положил на землю. Медленно и аккуратно я открыл коше­лек и увидел свернутые в трубку, желтые от времени листы бумаги.
   Я взялся за нее двумя пальцами и вынул. Из ее середины выпал карандаш, издав легкий стук от удара о землю. Не дыша я начал распрямлять свиток. Я уже почти сделал это и успел заметить какие-то цифры в углу страницы, когда листок рассыпался в труху. Тоже произошло со вторым и третьим. Четвертый распался час­тично, удалось прочитать отдельные слова и фразы, но по ним ничего нельзя было понять. Наконец пятый листок оказался почти целым, отпал и разлетелся лишь верхний левый край. Только тут сообразив, что нам здесь делать больше нечего, я медленно направился к выходу. Выйдя на свет я торопливо, словно боясь, что написанное может исчезнуть, я принялся читать.
   "Снова ночью нам не давали спать неизвестные создания. Федот называет их демонами, остальные напуганы не меньше его, но все же решили продолжить путь. Егор Агафонов по-прежнему твердит, что его дед нашел где-то в этих местах несметные сокровища, но по возвращении на него напали, ограбили и покалечили.
   Он прожил еще полгода, харкал кровью и все бурчал о каких-то богатствах. Егор пока держит всех в кулаке и говорит, что его бердана разгонит каких хошь демонов. Сегодня он стрелял в темноту по мельк­нувшему силуэту и мы явственно услышали стон, будто человеческий. Вообще все здесь чудно. Из под земли бьют теплые струи воздуха. Егор называет это каким то мудрёным словом, а Федот твердит, что это пар котлов преисподней, но я не верю. Долина покрыта зеленью и высокими лиственными лесами.
   В долине два озера: одно достаточно большое и глубокое, второе длинное и узкое, но более мелкое, чем его собрат. Оно явно пересыхает. Егор говорит, что его дед рассказывал об одном огромном озере. Похоже так оно и было, и эти два озера соединялись между собой. Теперь одно из них быстро мелеет. В центре его время от времени над поверхностью с грохотом вырываются огромные клубы пара. Демьян божится, что утром он заметил в глубинах озера тень огромной рыбины в двадцать аршин. Я думаю он брешет или привиделось со сна. С каждым днем идти становится все страшнее. Ночью слышали топот стада каких-то огромных зверей. На тропе Федот разглядел следы медведя, только он говорит, что у медведей не бывает таких огромных лап и приписывает следы оборотню, но у Федота все кругом ведьмаки и вурдалаки. Будь его воля, он на лбу бы каждого нарисовал крест.
   21 августа.
   Половина старателей в панике. Они отказываются идти дальше. Сегодня видели оборотня. У меня до сих пор на спине му­рашки. Он стоял на горе и грозил нам кулаком. Его длинные руки ка­сались колен, сгорбленные плечи чуть наклоненные вперед, были раза в два шире человеческих, и вообще он огромен. Он был на расстоянии выстрела, но никто не посмел поднять ружье. Пять минут он потрясал кулаками и ревел дьявольским голосом, затем повернулся и пошел прочь. Оцепенение видимо покинуло нашего вожака, и он подняв фузею, ухнул вослед уходящему демону, показалось, что тот упал и покатился вниз. Егор обрадовано поднял ружье, но в этот миг это чудовище вновь выскочило из-за камня и с еще более злыми криками бросилось в нашу сторону. У нас не осталось ни капли смелости и бросая вещи мы кинулись наутек. Всеобщей панике поддался и наш вожак. Вечером у костра порешили возвращаться домой, все ругали Егора. Напрасно он пытался их образумить доказывая, что это вовсе не демоны, а древние люди, и что одного из них он убил, а вышедший из-за камней был другой, предлагал вернутся и убедится в его правоте. Но его никто не захотел слушать, а самые ершистые предложили ему одному отпра­вится туда я принести в доказательство своей правоты голову оборотня. Егор сказал, что так и сделает. Я склонен думать, что Егор прав.
   23 августа.
   Лишь позавчера мы сидели все вместе у костра. А сегодня я в одиночестве оплакиваю своих товарищей. Я видел их ги­бель и знаю, что теперь они мертвы.
   Ночью на нас напали. Егор был прав - это действительно древние люди. Он один не растерялся и начал отбиваться положив трех из ихней братии. А мы стояли прижатые к скале остро зато­ченными палками и молча наблюдали как гибнет наш атаман. Мы сдались потеряв волю, но все еще надеясь. День нас продержали в пещере загороженной костями огромных животных. В углу ее, нагоняя страх таращились на нас пустыми глазницами десятки белых черепов. Эти люди, если конечно их можно назвать людьми, содрали о нас верхнюю одежду и обувь. Но мы все еще надеялись. Надежда пропала когда сегодня нас вывели наружу. Слева, вбитые в трещину, торчали десятка полтора шестов с остатками скелетов одетых в лоскутья меховой одежды. Чуть в стороне было шесть свободных кольев из светлого дерева с остроконечным верхом. У меня закружилась голова и подкосились ноги, я понял их предназначение. У кого-то с шумом опорожнился желудок, видно не один я понял, для чего нас сюда привели. Эти чудища, а их было несколько десятков, окружили нас со всех сторон, образовав нечто наподобие кольца и принялись ритмично ударять себя в грудь, производя звук, похожий на дробь барабанов. Из окрестных скал выползли и заняли места рядом с кольями женщины и дети. Мои глаза затуманились я отрешенно про­вел взором по рядам со зрителями. Вдруг что-то словно ударило меня по голове. Я заметил что-то необычное. Я напряг волю, взор мой прояснился и я явственно увидел то, что меня так заинтересовало. Среди зрителей, принятая сначала за ребенка, сидела женщина по облику своему явно не принадлежащая к этому чертову отродью. Ско­рее она была похожа на женщин племен оленеводов кочующих побли­зости в тундре. На плечах у нее сидел мальчик, менее рослый, чем его дикие собратья, но с такой же полузвериной мордой. Явно более подвиж­ный, он то и дело бил своей ручонкой по головам товарищей не вызывая в них ни каких чувств кроме подобострастного одобрения. Из созерца­ния этого чуда меня вывел истошный крик Демьяна. Четверо дикарей схватили его, весело завывая протащили через всю площадку и припод­няв водрузили на дальний от нас кол. Демьян взревел, рёв перешел в жалобный визг, затем в тихий стон. Он внезапно обмяк и уронил голову на грудь, безвольно опустив руки. Мои товарищи запричитали, одни начали молится, умоляя бога простить им прегрешения, другие, а точнее Федот проклинать его за ниспосланную злую судьбину. Я стоял соображая. Рок уготовил мне участь видеть как один за другим гибнут мои товарищи. На глаза мне вновь попался получеловеческий мальчик гоняющий за своими товарищами. Я подумал, что если он может управляться с этими зверьми, то почему этого не могу сделать я. Когда схватили к поволокли Анисима, я понял, что кроме меня ни кого не осталось и следующая очередь моя. Анисим заорал перекрывая стоны еще живых товарищей и тут я решил, что лучше погибнуть так как погиб Егор Агафонов - в драке с этими уродами, чем безвольно дать себя насадить на кол. Я бросился к окружающим меня бесам и прежде чем они что-либо успели сообразить, один за другим нанес два уда­ра в живот стоящему на моем пути верзиле. Он согнулся и я оттолк­нув его в сторону бросился бежать. Те медленно развернулись и ста­ли преследовать меня. Я бежал изо всех сил, пока не стало слышно то­пота их ног. Решив что они не стали меня преследовать, я остановился и посмотрел назад. Каково же было мое удивление, когда я уви­дел что мои враги по прежнему преследуют меня. Но как неуклюже и медленно они это делали. - О, боже, - подумал я, - как легко могли бы мы справится с ними, не покинь нас мужество и не сковай наши руки слепое суеверие. Весь день я прошагал к месту нашего последнего лагеря в на­дежде найти там оружие и припасы, но тщетно, бесы унесли все ни оста­вив даже какой-либо мелочи. Теперь я лежу в этой огромной пещере без надежды в душе и без бога в сердце. Свежий северный ветер принес холод, мои ноги совсем окоченели, но я знаю, что когда замерзают ста­новится теплее, руки мои дрожат, и уже не могут писать. Может когда-нибудь, кто-то найдет эти записки и поставит свечу за упокой раба божьего Григория Неглинного.
   Я закончил читать и посмотрел на притихших товарищей. Записки объяс­няли некоторые загадки и подтверждали наши предположения. Нo основ­ную нашу задачу есть ли здесь алмазы она не объясняла.
   - Что скажете мужики. - спросил я.
   - А что говорить, говорить нечего, можно только перечислить то, о чем мы и без того догадывались. Первое, нас преследует племя неандер­тальцев. Судя по описаний, это именно они, а не просто отсталое племя людей. Во-вторых, подтверждается легенда о девушке. Как следует из записей, племя издревле таскало девушек и мужчин из оленеводческих стойбищ и в отличии от вторых, не только не убивало их, а даже признавало своими соп­леменницами. Косвенно подтверждается наличие огромных медведей или медведя. Так же подтвердились наши догадки относительно озер и геотермальных вод. Об одном нет ни малейшего упоминание в записке, совсем не упоминаются алмазы. Нo писавший говорит о сокровищах, о золоте, хотя, надо думать, их атаман мог и не сказать об истиной цели пути. Даже вероятнее всего он так и сделал. Стара­телей было проще убедить в существовании золота, чем драгоценных камней. Тем более, что в то время в России слыхом не слыхали о нали­чии на ее территории алмазов. Почему же сам Егор поверил в россказни избитого полусумасшедшего деда и как простой старатель смог отличить алмаз от красивого камня? Я думаю, что мог, но именно пото­му дед Егор не был простым старателем. Ведь помните, что пишет Григорий в своей записке. Егор назвал пар валящий из-под земли муд­реным словом, и мне, мол, то есть Григорию, это слово неизвестно, а Григорий и сам далеко не дурак, и грамоте обучен, хорошо обучен, коли даже замерзая пишет послание. Скорее всего Григорий какой-нибудь бывший волостной писарь волею судьбы оказавшийся в старательской артели. Егор первым догадывается о природе окружающих их людей и называет их древними. Видите, не дикими, не отсталыми, а именно древ­ними. Из всего этого получается, что Егор обладает значительными познаниями и можно с уверенностью сказать, что Агафонов твердо знал зачем и куда он идет, в отличии от нас , мы куда идти не знаем .
   - Зато мы теперь знаем другое, с этими двуногими нужно держать ухо востро- присаживаясь на камень пробубнил Сергей.
   - А что ты собственно уселся, - делая рассерженный вид, громко сказал Петрович. Сергеи поднял на него глаза и улыбнувшись встал.
   Еще немного поторчав нa месте мы потопали дальше. Холодные ветер залезал за воротник и гнал по земле легкие снежинки. Узкая тропинка извиваясь вела куда-то вверх. Огромные серые камни сменились нагромождениями небольших валунов и скальных выступов. Через несколько часов черная скала и ее подруги оказалась далеко внизу. Петрович остановился и достав бинокль начал рассматривать окрестности. Некоторое время он водил им из стороны в сторону, затем замер и долго всматривался, вдовольнасмотревшись он оторвал глаза от окуляра и передав бинокль мне, показал в сторону небольшой гряды. Я быстро отыскал ее и заметил как у ее подножия копошаться десят­ка два /полуголых человечков,/ совершенно голых человечков.
   - Видишь? - спросил Петрович.
   - Да, - едва заметно кивнул я.
   - Ну, и что ту думаешь?
   - Вo-первых, похоже, что они от нас отстали, и возможно временно оставят в покое; во-вторых, это только взрослые особи, они одинакового роста, причем я думаю, это мужчины, а следовательно где-то должна быть их стоянка, женщины, дети. Если стоянка осталась на том же месте, где была, когда сюда забрели старатели, то до нее еще топать день-два, и я не думаю, что нас там встретят с распростертыми объятьями.
   - Пожалуй так.
   - А может, перестрелять тех, кто внизу и дело с концом,- сказал свое веское слово Сергей.
   - Ох ты, горе луковое, - начал вправлять ему мозги Петрович, - во-первых, они исчезающий вид, во-вторых, если уж не люди, то во всяком случае и не звери. Так что ты уж подожди проливать их кровь, подождем, может они отнюдь не агрессивны, ну, а если нападут, тут уж выбирать не придется.
   Мы перемахнули через небольшую гряду и спустились в не­большой каньон. Тонкий ручеек, берущий начало у нагромождения кам­ней, пробегал не более сотни метров и с глухим шумом проваливался в расселину. Набрав воды и немного отдохнув, мы не торопясь двинулись вперед, внимательно поглядывая по сторонам. Глинистое дно каньона было испещрено следами большими и малыми, принадлежащими человеческим существам и животным. Особенно поразил меня след, очень похожий на человеческий, но с тупыми длинными когтями и во много раз больший. Взглянув на него, я ни минуты не колебался, хотя видел такой только в "Справочнике охотника". Я молча указал на него пальцем и спросил у Петровича, - видишь?
   - Да, медвежий, там позади тоже было несколько. Крупный. Таких я никогда не видел, но след старый, глина давно засохла.
   - Вот бы такого завалить, - весело откликнулся Сергей, - вот бы охотники сдохли от зависти.
   - Помолчи. Ты хоть раз медведя встречал?
   - Встречал. В зоопарке, - хохотнул Серега, - а ты?
   - Я тоже, но на природе, поэтому предпочел бы с ним не видеться. Особенно вот с этим, - и он небрежным жестом указал на следы.
   Сергей еще раз взглянул вниз и поняв неуместность своей бравады, замолчал. Не прошли мы десятка шагов, как Вениамин резко остановился, я чуть но налетел на его спину.
   - Что? - коротко спросил, я резко притормозив.
   - Гляди, - и он указал стволом ружья на цепочку ржавых пятен мелкими крапинками растянувшимися длинной полосой поперек тропы.
   - В чем проблема? - разглядывая полоску, осведомился Сергей.
   - Не видишь разве - кровь, - небрежно бросил я.
   - Свежая, - добавил Петрович, проведя по земле рукой.
   - Ну и что с того - не унимался Сергей, - что, так и будем стоять, подумаешь, кто-то кого-то съел.
   - Пойдем, - дернул его за рукав Петрович, без объяснении сворачивая на кровяной след, идущий куда-то к стенам каньона.
   Некоторое время он тянулся параллельно краям, затем резко повернул и приблизившись к стене, исчез в узкой расселине.
   - Что, проверим? Или не станем? - оглянувшись спросил Вениамин.
   - Если уж мы плелись по нему добрых полкилометра, то уж проверить кто там, мы дожны, а то любопытство заест. - Вынес свой приговор я. - Только чем светить бyдeм?
   - А у меня фонарик есть, - совершенно спокойно сказал Петрович.
   - Так ты же его выбросил?!
   - А, тот, - небрежно процедил Вениамин , - так у меня же другой есть.
   - Тогда же почему мы разодрали мое полотенце?!
   - Потому что проверили твою готовность к самопожертвованию.
   - Ах так, - вскричал Сергей и набросился на Петровича, в шутку мутузя его кулаками.
   - Ребята, прекратите, - постарался прекратить их озорство я, но тщетно.
   - Вот фонарь разобьется и тогда конец остаткам твоего полотенца, - сквозь глухие удары провякал Петрович.
   Словно наконец осознав последствия, Сергей прекратил избиение и пропустив Петровича, пошел вслед за ним. Тонкий луч фонарика скользил по голым стенам нигде ни на мгновение не задерживаясь. Петрович посветил на каменистое покрытие под нашими ногами и выхватив цепочку красных влажных пятен пошел вдоль нее, лишь изредка бросая луч по сторонам. Мы шли все дальше и дальше, у меня в душе заскребыхало похоронное предчувствие, и я стараясь не пока­зать своего настроения предложил, - Петрович, как бы не заплутать, может на стенах какие-нибудь отметки станем ставить?!
   - А зачем, по кровавому следу и выберемся. Только вы старайтесь его не затаптывать.
   Услышав его слова, мы о Сергеем как по команде отпрянули в стороны, и пошли дальше так чтобы даже случайно не наступить на эту нить Ариадны. По мере продвижений вперед капельки крови становились мельче и капали гораздо реже.
   - Кто бы это ни был, - прошептал Петрович, останавливаясь, - но кровотече­ние у него приостанавливается и нам возможно предстоит встреча с отнюдь не ослабленным животным.
   Я уловил смысл его слов сразу и пок­репче сжав карабин, снял его с предохранителя.
   - Пошли, - подтолкнул я Петровича и он, пожав плечами, пошел дальше.
   Что-то мелькнуло в свете фонаря. Какая-то бесформенная серая масса. Луч побежал обратно и уперся в это нечто. Затем на мгновение замер и следом резко начал бегать по сторонам. Ничего не по­няв, я остановился. Шедший чуть сзади Сергей, потряс ружьем, присел и сделав глубокий вздох осипшим голосом спросил, - Что там, Петро­вич?
   - Идите за мной, - сказал тот, - сами увидите. - Он прошел вперед и остановился, светя фонарем прямо перед собой. - Видите?
   Я подошел и заглянул через его плечо. На каменном полу пещеры лежало существо, похожее на человека. Его лицо было обезображено и иссечено двумя глубокими разрезами, похожими на ножевые, левая нога отсутствовала, на месте отрыва белела кость с острыми раздробленны­ми краями, синие кровеносные сосуды, торчащие из обрубка уже переста­ли кровоточить. Существо было мертво.
   - Как же оно двигалось? - обращаясь к Петровичу, спросил Сергей.
   - А оно и не двигалось, - ответил за него я, - его несли, так что твоя шуточка насчет того, что кто-то кого-то съел, оказалась не в бровь, а в глаз.
   - Но тогда где-то рядом, - растерянно пробормотал Сергей.
   -Угу, где-то рядом должно находиться существо, которое его сюда при­тащило, - закончил за него мысль Петрович, - более того, оно охотится на таких как ты и я. Похоже это для него обычная добыча.
   - Ну, успокоил, - процедил Серега.
   - Не дрефь, - Петрович осветил окрестности, - никого нет, - ободряюще доба­вил я, и хотел было похлопать Сергея по плечу, когда услышал резкий скрежет, показавшийся мне знакомым. Он напомнил мне свист колес по асфальту, если резко отпустить педаль оцепления и дать газу. То, что издало его, сейчас сделало тоже самое. Еще плохо соображая, что к чему, я привычно отвалился на спину и открыл пальбу в направлении звука. Моя спина ударилась о каменный пол одно­временно с последним клацанием откатившегося затвора. Машинально протянув руку, чтобы отсоединить магазин, я почувствовал удар падающего тела и что-то заскребло по моей обуви, раздирая кожу на голенище моего сапога. Острая боль пронзила тело и приподнявшись, я наотмашь ударил предполагаемое чудовище концом ство­ла. Он соскользнул и ударил меня по носку, тяжелая рифленая подошва чуть смягчила удар, но все же боль заставила ойкнуть. Я рванулся и на удивление легко освободившись, откатился в сторону. Все произошло в течении нескольких секунд. При свете фонаря я увидел растерянно стоящих товарищей. Сергей, прижавший карабин к плечу, целивший гораздо выше повержен­ного животного, так и не решившийся стрелять из боязни задеть ме­ня, и Петрович, стоящий с отрешенный видом и водящий лучом фонарика вдоль туловища лежавшего зверя, передние лапы которого в агонии все еще скребли по каменистой поверхности, издавая противный режущий уши звук. Я взглянул на свое разодранное окровавленное голенище и ужаснулся, мысль пронзила меня с бешенной силой: если раненое, почти мертвое животное способно в мгновенье разодрать половину ноги, то что бы оно могло сделать с ней, доведись ему ударить по ней со всего размаху лапы. Психологическая нагрузка почти заглушила все остальные чувства, и я почти забыл о боли, лишь чуть жгло ушибленные пальцы. Я сел и спокойно принялся сдирать остат­ки своего сапога.
   Рана на ноге оказалась не такой уж глубокой. Кожаный сапог с толстым слоем меха сделал свое дело и когти зверя лишь незна­чительно задели ногу, сделав лишь две неглубокие полосы, тянувшиеся через всю голенъ.
   Мы вылезли из злополучной пещеры и потащились дальше по каньону в твердой решимости никогда больше не предпринимать подобных попыток лишь ради того, чтобы ублажить наше не здоровое любопытство.
   Теперь уже я тащился сзади, чуть приволакивал ногу и тем самым значительно замедлял наше продвижение. Было тоскливо заметно полегчавшие рюкзаки отнюдь не прибавляли оптимизма. Все более становилось ясно, что без пополнения запасов нам не пройти обратный путь и потому я держал карабин наготове, чтобы успеть мгновенно выстрелить.
   Ког­да животное появилось, я чуть не прозевал его, опешив от неожиданности, но и оно в свою очередь сплоховало, простояв на виду чересчур дол­го и дав мне возможность прицельно выстрелить. Животное, брыкнув копытами, полетело с края каньона вниз прямо на тропу перед нами. Этот зверь был похож на олененка, но из-под его верхней губы, /заставив меня замереть от неожиданности/ торчали два длинных изогнутых клыка.
   - Что это? - стараясь казаться спокойным и не ожидая вразумительного ответа, сказал я. И указав на неподвижные, но все еще страшные зубки отрешенно добавил, - у них что здесь, и олени хищники? Или у меня уже галюники?
   - Это животное, - с высокоученым видом начал Петрович, - вполне травоядное, к тому же совершенно знакомое или почти знакомое, и вооб­ще горе вы, а не охотники...
   - Не томи, Петрович, - нетерпеливо перебил я.
   - Ладно, не буду, хотя стоило бы вам прочесть лекцию о родной природе. Всё, всё, всё, - сделал он предостерегающий жест в сторону Сергея, вознамерившегося открыть рот, - лекция заокнчена это ничто иное, как кабарга.
   Что-то знакомое промелькнуло у меня в голове, но я все еще не видел связи между этими двумя животными. А Петрович продолжал, - так вот, повторяю еще раз по слогам, это ка-бар-га, один из самых мелких оленей, точнее похоже ее двоюродный братец.
   - Петрович, но клыки - опять перебил я.
   - А что клыки, клыки есть и у обыкновенной кабарги и довольно длин­ные до десяти сантиметров, а у этого - он нагнулся и измерил пальцами, - раза в два больше.
   - Ну и зачем ей такие огромные клыки?
   - Наверное для турнирных боев, хотя может и для чего другого, во всяком случае не для нападения на других. Поглядите на остальные зубы, - он заглянул в раскрытую пасть животного, - они принадлежат типичному травоядному. Я удовлетворил ваше любопытство? Если да, то вперед за свежевание, хотя ты, Геннадий, как добытчик можешь и отдохнуть.
   Я не возражал, и отойдя в сторону опустился на землю, блаженно вытянув ноги.
   - Эта кабарга пожалуй покрупнее обычной, - подняв тушку за задние ноги, вынес свой вердикт Петрович, - здесь одного мяса килограмм двадцать, не меньше. И опустив кабаргу на землю, принялся свежевать животное со скоростью заправского шкуродера. Закончив, он аккуратно разложил куски мяса на невесть, откуда взявшемся у него куске материи и принял­ся с наслаждением рассказывать, какое изумительное блюдо из кабарги ему удалось отведать однажды где-то на Алтае. Он рассказывал так увлечен­но и при этом так смачно чмокал губами, что я счел за благо отползти в сторону, чтобы не захлебнуться набегающей слюной.
  
   К вечеру мы дошли до бегущего с верховьев ручья, по опи­санию похожего на тот, о котором говорил старый оленевод, и высмотрев небольшую ровную площадку, поставили на ней палатку. В стане царило приподнятое настроение, до заветной цели оставалось совсем немного. Сверкающие слезы становились менее призрачными.
  
   Нападение произошло внезапно и до того неожиданно, что я едва успел потянуть собачку карабина и сделать один выстрел, как тяжелое тело свалилось на меня из-за камня и сбило с ног, я вывернулся и уже поднял руку для удара, когда что-то твердое, тяжелое опустилось мне на голову, и я потерял сознание. Закрывающиеся глаза еще успели увидеть Петровича, вытаскивающего нож из груди неандертальца, и Сергея, размахивающего над годовой карабином с обломанным прикладом.
  
   Я очнулся, когда неандерталец, схватив большой рукой меня за шиворот, взвалил на плечи и потащил куда-то. Я хотел попытаться вырваться, но вовремя сообразил, что лучше сначала оглядеться. Мой носильщик похоже шел впереди всех, следом за ним плелись мои собратья по несчастью. Они брели, понуро опустив голову с заложенными назад и по-видимому связанными руками. Заметив за их спинами нетро­нутые рюкзаки, я осторожно повернулся и у себя за спиной обнаружил то же самое. В голове сразу мелькнула мысль о том, что кем бы не являлись эти дикари, но мародеров среди них явно не было. Видно это проявление человеческого характера присуще лишь более цивилизованным обществам. Я еще раз оглядел шествующую толпу и с удовольствием отметил, что все наше оружие, включая длинный нож Петровича не брошено, а даже наоборот, очень аккуратно связанное какой-то бечевкой покоится на плече одного из аборигенов. Позади него нестройной толпой брело до полутора десятков воинов, на сложенных в виде носилок копьях они несли тела четверых соплеменников. Но ни тени грусти не было на их лицах. Наоборот, как мне показалось, на их мордах нет-нет, да и проскальзы­вало подобие улыбки. Была ли это улыбка каннибала или просто они радовались освободившемуся месту под солнцем, мне по счастью не удалось узнать, - так как из-за скалы сбоку от идущих выползла черная тень и приблизившись, превратилась в огромного черного медведя.
   Крики ужаса раздались средь каменной пустоши, когда дикари увидели приближающуюся громадину, бросив все, они устремились к нагромождению больших камней, находящихся шагах в двухстах, надеясь найти в них защиту. Мой носильщик устремился за ними, но ношу свою не выпустил. Я понял, что пришла пора действовать и изо всей силы ударил его локтем в подреберье. Тот охнул и стряхнув меня со своей спины, даже не обернувшись помчался за улепетывающими сородичами. Больно ударившись больной ногой о камень, я ойкнул и побежал в обратную сторону, туда где лежало брошенное оружие. Еще не добежав, я понял, что мои друзья, стоящие на тропе, не одни, около них стоит высоко подняв копье воин местного племени. Что-то в его облике показалось мне странным, я пригляделся вниматель­нее и понял, его осанка была более гордая и прямая, чем у бежавших аборигенов. Лицо с чуть приплюснутым носом было вполне человеческим. На его почти безволосом лице клочьями висели остатки какой-то одежды. На конце деревянного шеста блестел отливая стальным, креп­ко прикрученный кинжал с длинным почти как у меча клинком и этот клинок готовился вонзиться в сердце черного медведя. Решимость этого дикаря дала мне силы, и забыв о саднящей боли в ноге, я преодолел последние метры со скоростью чемпиона мира, и со всего лету упал на землю возле ног аборигена, не обратившего на меня ни малейшего внима­ния и схватил узел с оружием, к счастью, мне удалось сразу вытащить нож и перерезать стягивающую веревку, сделанную из жилы какого-то животного. Развязывать друзей было некогда, и схватив первый попавшийся карабин, я начал поливать свинцом бегущее мохнатое существо. Но то ли пули мои не достигали цели, то ли были малы чтобы остановить это животное, но оно бежало, не проявляя никаких признаков ранения. Только лишь прибавило скорости и из широко разинутой пасти закапала пена. Я взял другой карабин, но на сей раз выбрал свой и тщательно прицелившись выстрелил. Раздался щелчок и пуля, распоров шкуру медведя, с жалобный свистом срикошетила от его лба и ушла куда-то вверх. Я прицелился ниже и послал остававшиеся три пули прямо в раскрытую пасть животного. Медведь взревел, но не остановился. Я схватил ружьё и разрядил в грудь подбегающего зверя. Тот как-то стран­но загреб лапой и с мягким стуком, странным для такого огромного существа, упал на каменистую почву. Абориген посерел лицом, но не утра­тил боевого духа, и когда упавший зверь попытался подняться, он уда­рил его острием копья в шею, а затем начал наносить удары по всей туше, стараясь задевать жизненно важные органы, затем его копье сколь­знуло по животу, он сделал несколько быстрых движений, затем еще одно тщательно и медленно, и содержимое живота животного вывалилось на каменистую насыпь. Мои ноздри обдало запахом пар­ного мяса. Медведь моргнул и со страшным хрипом отдал богу душу. Пока абориген визжал и наслаждался победой, я перерезал путы своих товарищей и отдал в их затекшие руки карабины.
  
   Абориген замолчал, увидев стоящих против него трех мужчин, и опустил копье острием вниз, показывая нам свое миролюбие. Мы стояли напротив него уже более минуты, не зная что предпринять, когда незнакомец вдруг заговорил. Его речь не была в полной мере человеческой, она скорее напоминала щебет говорящего попугая, однако что-то было в ней до боли знакомое. Знакомое и уже слышанное. Я поглядел на товарищей и увидел Петровича, стоящего с открытым ртом и беззвучно шевелящего губами, словно пытающегося что-то сказать .
   - Рожай быстрее, Петрович, - поторопил его я, не в силах больше терпеть неизвестность.
   - Это, это, - запинаясь пробормотал Вениамин, - ненецкий, исковерканный, обезображенный, но бесспорно ненецкий.
   - Что он говорит? Переводи, Петрович, - с мольбой в голосе сказал Сергей, не менее меня заинтригованный происходящим.
   - Он говорит, что он друг и больше ничего. Он повторяет это до бесконечности.
   - Так скажи ему что мы тоже друзья и не хотим ему вреда. Пусть расскажет о себе все.
   - Да, да, - поспешно согласился Петрович и начал быстро говорить.
   Когда абориген понял и успокоился, он степенно подошел к убитому медведю и усевшись на его теплый бок, безостановочно затараторил, Петрович едва успевал переводить. И вот, что мы поняли из его рассказа.
   "Много-много лет назад, так давно, что никто и не помнит, на месте этой холодной долины была цветущая земля, где не было зимы, одно большое теплое лето. В этих местах в изобилии водились маленькие острозубые олени, огромные мохнатые звери с изогнутыми клыками, сердитые большие кошки и великие черные медведи, владыки этих мест. Они безраздельно господствовали в долине, одинаково легко расправляясь и с маленькими оленями и с большими мохнатыми толстоногами. Племена Орайнов, а именно так называется народ, живущий здесь, они не трогали, и за это люди платили им каж­додневную тяжелую дань в виде туш убитых животных. Ораны никогда не видели маленьких черных медведей и потому счи­тали, что те живут вечно, лишь иногда обновляя старую душу, при этом они становились чуть меньше, оставаясь такими же сильными и злоб­ными, как и раньше.
   Окрест этих цветущих мест всегда в изобилии бродили стада оленей, охраняемые народом оленеводов, кото­рые считали теплую долину жилищем богов и не смели заходить в ее пределы. Сами же Орайны в те благословенные годы частенько опускались к стойбищам и не встречая сопротивления, забирали и уводили с собой оленей, а иногда и девушек. Дети от них рождались слабыми и часто гибли.
   Все благоденствовало. Так длилось много-много лет. До тех пор, пока одно из многих племен не разгневало своими поступками бога, и народ Орайнов был жестоко наказан.
   Вождь племени Тога-Злосчастный похитил в стойбище красавицу девушку. И старейшины пытались убедить его, что это невеста бога, ибо простая девушка не может быть с белым лицом и белым телом, но напрасно. Он сделал ее своей женой и через год она родила ему тройню. И тогда даже Тора понял, что эта женщина была уготована богу и хотел убить ее и ее детей, но не успел, летающая палка богини пробила насквозь его голову. Вскоре и сама она умерла, перед смертью научив племя многим искусствам, жаль только многое давно забылось, даже летающие стрелы разучились летать. Не успели погребальные птицы разлететься от ее останков, как в долину пришел разгневанный боголицый бог. Много Орайнов убил он из изрыгающей огонь и гром палки, многих покалечил, но затем гнев его стал спадать, гром греметь реже и Орайны понемногу стали успокаиваться. Но злой рок все еще тяготел над племенем. Когда вождем стал великий воин Бар, остатки былого народа объединились в одно племя числом несчетные пальцы. Белого бога давно не было видно и все решили, что он ушел из их земли. И тогда черная гордыня обуяла великого вождя: и решил он стать по­велителем всего живого, и заманив в ловушку черного медведя, убил его. Но Бару показалось этого мало, он решил истре­бить и прогнать всех черных медведей. Много воинов погибло в тот год, пытаясь победить черных медведей, но все тщетно. Лишь одну огромную медведицу удалось зажать средь высоких скал и убить, но в схватке погиб и сам вождь. Племя посчитало это плохим предз­наменованием и со страхом стало ждать наказания и не напрасно. Вскоре вновь появился белолицый бог. Только он стал более грозен и сердит. С лица у него свисала длинная белая борода, белые волосы нис­падали на плечи, а сам он ехал, восседая на спине черного медведя, а рядом с шел еще один медведь и нес в зубах тело лучшего охот­ника. Старейшины сразу же признали ожившие души убитых медведей, и решив что настал их последний час со стенаниями попадали ниц. Медведи подошли ближе и когда остановились всевидящий бог заго­ворил громовым голосом на языке, понятном лишь женщинам из стойбищ оленеводов и старейшинам.
   - Вы сильно прогневили меня, - сказал он. - И вас ждут многие беды. Но я не буду предавать вас грому и пока пощажу. Но с сегодняшнего дня вы будете вновь платить дань черным медведям, а кроме того, в дни длинного солнца будете приводить мне в услужение и обучение двух мальчиков и трех девочек и одну девушку из оленеводческих стойбищ. И о горе тому, кто осмелится поступить иначе!
   Сказав это, он выбрал самую красивую из девушек, и посадив ее на спину второго медведя, скрылся промеж скал. Тело воина так и осталось лежать там, где его выпустил из пасти медведь, никто не посмел коснуться его бренных останков.
   Вскоре предсказания бога начали сбываться. Однажды племя проснулось от ужасно шума, доносящегося из долины озера. Казалось земля разверзлась и заходила под ногами. Племя возопило о пощаде. Когда наступило утро, все увидели что, над долиной великого озе­ра стоит огромное облако дыма, а от самого озера осталась узкая полоска. С течением времени стала наступать великая стужа, деревья и трава сохнуть и гибнуть, птицы покинули места гнездовий, погибли или улетели куда-то, звери начали уходить, наступил великий голод и мор, даже черные медведи, любимцы богов стали покидать долину и уходить к стойбищам оленеводов и пожирать их стада. Напуганные, те ушли далеко-далеко, лишь изредка возвращаясь к долине и радуя народ Орайна вкусным оленьим мясом, но потом и вовсе перестали появляться в этих местах. Шли годы, люди старели и умирали, но бог не менялся, оставаясь таким же, как и при первом своем появлении. Он по-прежнему восседал на одном медведе, а другой неиз­менно бежал рядом. Его длинные белые волосы по-прежнему ниспадали с лица, и он по-прежнему приходил за данью, и требовал ее с каждым разом все больше и больше, и когда племя не могло поставить ему требуемого количества животных, он забирал с собой мужчин и женщин и никто уже никогда не возвращался назад. Так прошло много, много снегов. Шли годы, Ойранов становилось все меньше и дичи почти не стало. Потому-то сегодня племя не очень огорчилось, когда погибли четыре воина, их можно будет отдать в дань богу Ивайне, а добытую вчера олениху оставить себе, воинов должно хватить ему надолго, ведь десять зим назад он освободил их от непосильной дани, но не радость принесло это в стойбище, а невыносимое горе и печаль. Потому что прежде, чем освободить их от дани, он совершил страшное. В ту ночь над горой, обиталищем бога вился синий туман, а днем, когда пригрело солнце оттуда раздался раздирающий душу вой-крик, стенания продолжались долго, когда они стихли, то показался сам Ивайна, он приближался к селению с невиданной прежде скоростью, и взвыв, напал на селение. Мужчины бежали гонимые стра­хом, А женщины и дети, оставшиеся в жилищах, погибли от зубов и когтей рассерженных медведей, понукаемых гневными окриками Ивайны. Моя мать погибла одной из первых. Из всех оставшихся удалось спастись лишь двум женщинам и ребенку. Одной из женщин была древняя старуха, моя бабушка, последняя из украденных в стойбищах чужих людей. Она спрятала меня в дальнем углу пещеры, сама села рядом и прикрылась тяжелыми шкурами огромных клыкастых зверей. Но с тех пор меня называют проклятым, так как великий бог не взял нас к себе в жертву, но я знаю, он просто не заметил нас, значит он не всевидящий, - с вызовом сказал юноша и гордо расправив плечи замолчал.
   - Вы все поняли? - закончив переводить, спросил нас Петрович.
   - Поняли-то все, но где правда, а где сказка не отличишь, по его словам выходит, что бог действительно есть и он вполне материален. Спроси его, видел ли он сам бога?
   Петрович молча кивнул и что-то буркнул на непонятном мне языке. Юношa чуть помешкал, затем медленно начал говорить.
   - Да, но это было давно. Бог редко выходит сам, чаще он посылает своих медведей, мы боимся их и всегда даем дань.
   - Почему же ты не испугался увидев медведя?
   Юноша опять помешкал, прежде чем ответить, будто обдумывая свои слова. - Моя бабушка рассказывала, что однажды в их стойбище были белые люди, великие охотники, у них были громкие палки, посылающие смерть и они не боялись ни зверя, ни бога и собирались идти в долину. Когда сегодня утром ты, - он указал на меня пальцем, - ударом грома убил самого сильного нашего охотника, я решил, что вы поможете мне сокрушить черных медведей и отомстить за смерть матери и всего племени, ибо теперь, когда на стоянке не осталось женщин /а последняя из них умерла восемь зим назад/ Орайны исчезнут, когда исчезнет последний воин, и это будет о, о.. как скоро, - протянул он,замолчал, и резко развернулся. Я услышал странный свист и в то же мгновенье тяжелое копье ударило юношу в грудь и он повалился на землю. А из-за лежавшего невдалеке валуна выскочил дикарь и с гортанными криками пустился наутек. Сергей поднял карабин, но я жестом остановил его и наклонился к пытающемуся приподняться юноше, его губы еле слышно что-то шептали, затем изо рта побежала тоненькая алая струйка крови и он тихо, единого стона покинул этот мир.
   - Он сказал, что племя прокляло его потому что они счи­тают, что убив медведя, он навлек на племя большие несчастья, но он умер считая, что поступил правильно, что он великий охотник и уйдет в солнечную страну, где бродят огромные стада дичи и много женщин. - Петрович замолчал и опустив руку, легким движением закрыл юноше глаза.
   Собрав камни, мы долго сидели у насыпанного холмика. Почему-то на душе было тоскливо и тягостно, говорить не хотелось. Петрович первым прервал молчание, - Я всегда был атеистом, хотя и соревновался в детстве, как мне тогда казалось с самим богом, за право быть вечно в этой жизни, в окружении друзей и родных. Я выбирал сорев­нования сам и конечно же побеждал. Шли годы, я рос все с той же детской наивностью, надеясь что я и мои близкие вечны. Первой смертью, ударившей по моей вере, была смерть бабушки, за ней ушел дедушка, дяди, тети. Смерть понемногу сужала свой круг. Тогда я стал молить о том, чтобы вместе со мной умер весь мир, чтобы после меня не было ничего, чтобы умирая, я знал, что все кончилось, больше не будет ничего интересного. Но я оттягивал свою смерть, моля бога отдавать часть моей жизни тем, кого я люблю. Затем появились дети и я понял, что был не справедлив к миру, желая его гибели вместе со мной. Чем виноваты все остальные, если нет милости божей или нет его самого? И многие годы я, молю его лишь об одном - умереть раньше любимых людей. Я готов сделать это хоть завтра, хотя хочется еще поднять на ноги детей. Да и просто пожить не мешало бы. - Петрович прервал свой мо­нолог и устремил взгляд куда-то вдаль.
  
   Мы снова вышли к берегу ручья и пошли вверх по течению. Впереди что-то засеребрилось и подойдя, мы обомлели - окружающие кам­ни блестели и переливались.
   - Что это? - спросил я, тюкнув обухом топорика по краю камня и сколов небольшой кусок.
   - Похоже на горный хрусталь, - ответил Вениамин, перепрыгивая через нагромождение камней.
   - А-а-а... - разочарованно произнес Сергей, - а я думал... - он не до­кончил и замолчал.
   - Ха-ха-ха...- не выдержал я, - ну ты, братец, даешь. Алмазные горы. Ну и ну. Ох, рассмешил.
   - Да ладно, чего уж там, - отмахнулся тот.
  
   К вечеру мы добрались до истока озера, вытекающего из небольшого отверстия в скальных нагромождениях.
   - Похоже там пещера, - посветив фонариком, сказал Петрович, и убрав его в карман, принялся выкладывать галеты. Разведя костер из остатков деревьев, валяющихся повсюду, мы зажарили мясо кабарги и перекусив, легли спать, отложив исследование пещеры на завтра.
   Едва забрезжило, я проснулся и долго валялся с закрытыми глазами, не желая вставать и не имея возможности уснуть вновь. Предчувствие скорой развязки бодрило. За стеной палатки то и дело слышалось пошаркивание шагов, это Петрович, вызвав­шийся дежурить последним, разминал затекшие ноги. В шесть часов он вошел в палатку с намерением нас разбудить, но увидев, как мы дружно открыли глаза, лишь развел руками.
  
   Перекусив, мы перешли ручей и подошли к пещере. Вход был узкий и я едва протиснулся, чуть не замочив ноги. Выдираясь из щели, я не сразу понял, что пещера освещена. Я огляделся в поисках источника света и наконец понял, что он проникает сквозь полупрозрачные стены дальней от меня стороны.
   - Лезьте, - шумнул я ребятам и голос мой, эхом отразившись от каменного потолка затухая разлетелся по стенам грота. Кряхтя и отдуваясь влез Петрович и не сразу разобравшись, включил фонарик.
   - Выключи, видишь, светло, - показал я рукой вокруг себя.
   Он выключил его и протянул руку пыхтящему в тщетной попытке влезть Сергея.
   - Ты бы хоть рюкзак снял, - хватая его за куртку и втягивая в помещение сказал я, - тянем прямо как репку.
   Тот промолчал и лишь улыбнулся уголками губ.
   - Пошли, чего стоять, - сказал я и пошел вглубь пещеры. В памяти еще была жива встреча с пещерной кошкой, и потому я держал карабин на взводе. Я готовился к неожиданной встрече, но когда мои глаза окончательно привыкли к царившему здесь сумраку, изумлению моему не было предела. Возле дальней стены, опустив костяшки пальцев на колени, сидели скелеты. Их было много, все разного роста, все разные, но в одинаково пошитой одежде из шкур какого-то пятнистого животного. Я пробежал взглядом по застывшим фигурам, затем вернулся, отметив скелет, сидящий в центре на небольшом постаменте из тщательно отшлифованного камня. Я подошел ближе и внимательно всмотрелся. Из-под звериной шкуры, служащей верхней одеждой, в том месте, где торчали шейные позвонки, явственно высовывался воротник европейской рубахи. На оголенной кости челюсти сохранился клочок кожи с короткими, явно стриженными волосами, за спиной густо осыпая плечи, валялся целый ворох длинных седых волос. Я заглянул за спину и увидел стоящий в каменном углублении сундучок красного дерева. Протянув руку, я начал осторожно его вынимать, стало слышно как засопели сзади мои товарищи. Наконец мне удалось приподнять крышку, но с последним движением нестойкое равновесие нарушилось и скелет полетел вниз с треском разбрасывая кости. С рассыпающихся шейных позвонков слетела и звеня заскользила по камням золотая цепочка с распятием.
   - Ух ты, - пробасил Петрович, поднимая ее левой рукой, - христианин, вот воистину, мир тесен.
   Мужики стали рассматривать крес­тик, а я тем временем открыл шкатулку и вытащил оттуда тщательно завер­нутый в шкурку свиток. Разложив шкурку на ровном месте, я не торопясь развернул его и при неярком, но достаточном свете, я принялся изучать написанное и почти не удивился, так как предполагал нечто подобное, когда увидел рукописный текст и понял, что он написан на русском языке, только лишь с дореволюционной орфографией. Медленно разбирая буквы, я принялся читать. Слева в углу стояла дата.
  
   17 июля 1787 года.
   Вчеpa была затерта во льдах и потонула шхуна "Элизабет" под командой его светлости Александра Бергиштейна. Экипаж в количестве двадцати пяти человек высадилась на льды. Матросы ропщут, считая виновником несчастья капитана, взявшего на борт женщину, свою жену Софью Павловну, очаровательную, восхитительную женщину.
  
   24 августа 1787 года.
   По мере того, как кончаются припасы, матросы проявляет все большее недовольство, требуя идти на юго-запад.
  
   4 сентября 1787года.
   Произошел бунт. Команда, взяв большую часть оставшегося продовольствия, ушла на юго-запад. Капитан, пытавшийся остановить их, убит. Горе женщины, потерявшей мужа, безгранично. Я, она и еще два матроса, пожелавшие остаться, продолжили путь на юг, в надежде встретить жилые селения.
  
   25 сентября 1787 года.
   Становится все холоднее, лишь меховая одежда спасает нас от холода. Бедная женщина, она идет наравне с нами. Продукты почти кончились. Старший матрос Репин украдкой ловит лемингов и ест. Если в ближайшие дни не найдем людей, то придется пос­ледовать его примеру.
  
   28 сентября 1787 года.
   Софье Павловне совсем плохо, пока она лежала без сил, поймал и приготовил на костре нескольких грызунов. Я сказал ей, что это полярные рябчики, она с удовольствием поела.
  
   30 сентября 1787 года.
   Несмотря на то, что продолжаю подкармливать Софью Павловну мясом, ей не становится лучше.
  
   1октября 1787 года.
   Не могу выразить своей радости, наконец мы дошли. Стойбище оленеводов приняло нас с радостью. Матросов разоб­рали по хижинам радушные хозяева, общение с которыми не составило мне труда, их язык мне знаком.
  
   5 октября 1787 года.
   Софья тяжело больна. Я ухожу. Брать с собой Софью Павловну было бы убийством. Оставляю ее на попечение гостеприимных хозяев. Тепло попрощался с ней, обещав вернутся как можно скорее.
  
   12 мая 1789 года.
   Я вернулся, как можно скоро, но оказалось, что опоздал. Со слов старейшины понял, что Софья Павловна вскоре после нашего ухода поправилась. Но ее похитили "слуги богов", обитающих в горах. Смысл его слов стал поня­тен мне не сразу. Когда же я прозрел, мне стало ясно, что ее похитило какое-то дикое племя. Я плачу.
  
   14 мая 1789 года.
   Сегодня окончательно решил отправляться на поиски Софьи. Мои спутники предпочитают вернуться, а не рисковать понапрасну. Я полностью расплатился с ними.
  
   17 мая 1789 года.
   Сегодня перешел хребет и обнаружил удивительную долину. Посреди тундры оазис. Озеро, раскинувшееся до коль хватает глаз, хранит в себе огромные запасы теплой, почти горячей воды. Деревья растущие по берегам, очень похожи на наши. Только более стройные и не такие ветвистые. В высокой траве видел животное, подобное леопарду. Эта кошка при моем появлении попыталась на меня набросится. Выстрел мушкета положил конец ее наглым посяга­тельствам. Я содрал шкуру и не смотря на ее тяжесть беру с собой. Может пригодится укрыться от непогоды.
  
   18 мая 1789 года.
   Видел аборигена. Эти люди похожи на больших обезьян.
  
   23 мая 1789 года.
   Выследил трех дикарей. Двоих подстрелил выстрелами из пистолета, третий убежал. Придется действовать более осторожно. По-прежнему никаких следов Софьи. Видно она погибла. Буду бить гадов, пока есть силы.
  
   3 июня 1789 года.
   Перебил множество варваров, изрядно истощив запас пороха и пуль.
  
   5 июня 1789 года.
   Отбил у "чертей" женщину, явно украденную теми у оленеводов. Она совсем дикая. Прекрасная возможность поупражняться в ее языке.
  
   6 июня 1789 года.
   Назвал женщину Софьей в честь погибшей Софьи Павловны.
  
   7 июня 1789 года.
   Софья привыкла и совсем меня не боит­ся. Буду учить ее русскому языку.
  
   17 июля 1789 года.
   Обнаружил более организованное племя. У них есть кое-какие признаки одежды, которая используется скорее как украшение, чем как средство прикрыть наготу. У них я заметил луки.
  
   18 июля 1789 года.
   Видел удивительных животных, поразивших мое воображение. Я находился далеко от своего жилища, когда с северной стороны послышался какой-то шум. Он стремительно приближался. Я услы­шал треск ломающегося кустарника и почел за благо взобраться на толстое дерево и укрыться в ветвях. Едва я успел это сделать, как из близ растущего кустарника выскочило пять огромных мохнатых животных с длинными изогнутыми бивнями. Они очень похожи на виденных мной слонов, но те были совершенно лысы, а эти просто утопали в длинной свисающей до самой земли шерсти. Они промчались прямо подо мной и ломая ветви, устремились в глубь леса. Едва они окрылись как на поляну выскочили три черных и почти таких же огромных, как слоны медведя, и не останавливаясь, устремились вдогонку. Я облег­ченно перевел дух.
  
   19 июля 1789 года.
   Сделал небольшой арбалет и уже подст­релил небольшого зверька. Теперь буду меньше расходовать пороха, которого осталось совсем мало.
  
   29 сентября 1789 года.
   В глубокой пещере, обследованной мной на предмет устройства жилища, обнаружил двух черных медвежат. Они так истощены, что не выказали ни малейших признаков агрессивности и с жадностью набросились на кусок оленины, брошенный мной. Его им явно мало, но я не рискнул давать больше, опасаясь перекормить их голодные желудки. Надеюсь, они приручаются не хуже, чем их бурые собратья.
  
   22 октября 1789 года.
   По прежнему добываю пропитание с помощью арбалета, дичи много и при должном умении добыть её не составляет труда. Вчера подстрелил еще одного аборигена. Продолжаю кормить медвежат, которые стали совсем ручными и удивительно послушными. Софья очень способная ученица, мы уже можем немного общаться на моем родном языке.
  
   26 ноября 1789 года.
   Медвежата едят невообразимо много, но даже когда пищи мало, не выказывают ни малейшей агрессивности. Ко мне они привыкли настолько, что с нетерпением ждут моего возвращения. Но сами ни за что не желают покидать стен пещеры.
   Растут они необычайно быстро, за месяц вымахали с добро­го телка.
  
   23 декабря 1789 года.
   Климат почти не изменился, только с неба чаще падает снег, который тут же тает, да день стал короче. Мои звереныши вымахали почти с корову. Я им обоим дал имена и они уже откликаются на них. Весьма смышленые создания. Софья помогает мне за ними ухаживать, она резвится и играет с ними как ребенок.
  
   16 апреля 1790 года.
   По прежнему не утихает боль в сердце, оставшаяся от гибели Софьи Павловны. Придет время и я сполна рассчитаюсь за это с дикарями. Мстить становится все труднее, остатки племен объединились и теперь они ходят группами, нападать стало небезопасно, придется дожидаться более благоприятного времени.
  
   18 апреля 1790 года.
   В стане дикарей царит оживление, видимо готовятся к большой охоте. На днях видел их охоту на оленя и понял, насколько они неуклюжи, хотя и являются обладателями силы необычайной. Из орудий у них есть только самое примитивное, невесть откуда взявшиеся у них луки используются весьма неумело.
  
   19 апреля 1790 года.
   Заметил большую группу охотников и хотя я вот уже два месяца не веду на них охоту /совсем не осталось пороха/, тем не менее проследил за ними и стал свидетелем кровавого побоища.
   Три дюжины аборигенов зажали среди уступов огромного черного медведя. 0ни побросали в него свои копья и выпустили все стрелы, но медведь не упал, видимо ни одно из орудий не пронзило его достаточно глубоко. Охотники же прыгали вокруг медведя в какой-то сумасшедшей пляске до тех пор, пока десяток из них сами не оказались в роли добычи, заскочив в пылу танца в один из скальных углов. Их визг смешался с ревом взбешенного медведя. Когда тот повернулся в обратную сторону, с его пасти капала кровавая пена. Он поднялся на задние лапы и пошел к выходу. Решимость аборигенов дрогнула и они рассыпались в разные стороны. Один из охотников, самый рослый и по-видимому являющийся вождем с гортанным криком бросился на зверя с намерением вцепиться в того зубами, но одного взмаха могучей лапы хватило, что бы окровавленная голова отделилась от тела и полетела по камням, разбрызгивая во все стороны темно-красную кровь. Медведь опустился на четвереньки и по прежнему не выпуская мертвое тело из своих зубов, кинулся наутек.
   Через час убедившись в отсутствии дикарей убравшихся с плачем восвояси, я вышел из своего укрытия и спустившись вниз, пошел по кровавому следу. Медведь издох возле отвесных скал, далеко от места побоища, так и не выпустив человеческое тело. Я осмотрел тушу и обнаружил, что это медведица еще недавно кормившая медвежат, так как соски ее были сильно вытянуты и на них кое-где виднелись довольно свежие ранки, оставленное острыми маленькими зубами. Покончив с осмотром я задался вопросом, куда она направ­лялась и начал осматривать скальные уступы отвесно уходившие вверх. Я занимался этим долго и терпение мое было вознаграждено. Мне удалось обнаружить каменный проход, точнее круто уходящую вверх тропу по весьма заметным черным каплям застывшей крови, капавшей из тел умертвленных животных. Подъем отнял у меня два часа. И был очень утомитель­ным. Вид, открывшийся мне сверху потряс мое воображение. Скалы, заключенные внутри этого давно потухшего вулкана во множестве мест свер­кали и переливались под лучами вечернего солнца. Это сверхъестествен­ное сияние заставило забиться мое сердце и я не мешкая, спустился вниз. Изумлению моему не было предела, когда подойдя к сверкающей стене, я понял, что не ошибся: в каменной породе, отшлифованные временем сверкали алмазы. Когда бурная радость, охватившая меня начала спадать, и я взглянул себе под ноги, и ужаснулся - мои ноги утопали по колени в разбросанных костях разной величины. Среди голов, увенчанных велико­лепными бивнями и множеством черепов других, более мелких зверей, изредка белели хрупкие человеческие кости. Я отгреб их в сторону и на ровной поверхности застывшей магмы заметил вкрапление драгоцен­ных камней. Несколько алмазов лежало на поверхности. Подняв их и положив в карман, я начал внимательно осматривать окрестности и заме­тил, что некоторые скалы совершенно прозрачны и совсем не похожи на застывшую магму. Я не слишком большой знаток вулканов, да и видел их лишь раз во время плавания, да и то издалека, но вполне резонно предположил что огненная жидкость приподняла земную твердь, вывернув ее наизнанку, но не разодрав на части. Найдя решение этой задаче, я вспомнил про медвежат и отправился на их поиски. Заметив неподалеку пещеру, я направился прямо к ней. В глубине ее сверкали четыре красных глаза. Взяв мушкет наизготовку и пошел в глубь пещеры. Звереныши встретили меня не ласково и при моем приближении заурчали. Но когда я им бросил заранее припасенный кусок мяса, принялись поедать его с явным удовольствием, не выказывая уже никаких признаков агрессивности. "Что ж, - подумал я, - туши медведи­цы хватит им надолго, а там будет видно, как с ними поступить, в край­нем случае получится неплохое, меховое покрывало для Софьи". Тело дикаря я решил оттащить в сторону и завалить камнями. Отдать его на съедение медвежатам мне показалось не по-христиански. Впервые со дня моего прихода сюда я подумал о боге.
  
   15 августа 1790 года.
   У меня праздник, мои медвежата впервые решились выйти за пределы пещеры. И почти сразу же мне удалось узнать, почему они не делали этого раньше, правда за истину мы чуть не поплатились жизнью. Прошло не более трех часов, как мы вышли, когда поза­ди нас стали раздаваться хорошо знакомые мне звуки идущего стада волосатых слонов с длинными изогнутыми бивнями. Услышав их прибли­жение, я не проявил ни малейших признаков беспокойства, ибо считал их безобидными травоядными гигантами. Совершенно не так повели себя мои медведи. Они взревели и вздыбив шерсть, развернулись в сторону доносящегося шума. Я решил что, мои медвежатки решили поохотится. Так как частенько видел больших медведей, гонящихся за Волосатиками. Каково же было мое удивление, когда я увидел первого из идущих. Он шел низко опустив хобот и явно принюхиваясь, словно лайка иду­щая по следу.
   Когда показались остальные, от сомнений в намерениях их не осталось следа. Их маленькие подслеповатые глазки увидели нас, и они задрав высоко вверх свои хоботы затрубили, словно заправские трубачи. Я все понял, это звучал их боевой клич. Точно также они вели себя, когда собирались атаковать нестройные цепи аборигенов, и тогда дело завершалось десятками раздавленных трупов. /Я всегда удивлялся тупой настойчивости, с которой дикари пытались добыть хотя бы ма­ленького мамонтенка, ведь чаще всего дело заканчивалось позорным бегством незадачливых охотников. Тут дело видимо в том, что мясо этого животного необычайно вкусно, и как мы рискуем зачастую жизнью ради куска желтого металла, так и они рискуют, чтобы урвать кус лакомого мяса./
   В момент их трубного гласа по телу моего медведя пробежала постыдная дрожь. Ho он не бросился нау­тек, видимо природа, одарив их редкостным чувством опаснос­ти не научила от нее убегать. И хотя он по прежнему смотрел на приближающихся гигантов ноги его заскользили назад. Необходимо было срочно что-то предпринять. Я быстро разрядил имеющееся у меня оружие по приближающимся зверям. Передний из них споткнулся и упал, временно загородив дорогу. И пока те обходили его дергавшееся тело, я принял решение. И моля бога, чтобы медведи меня послушались, дал команду убегать. С ленцой, едва не стоившей нам жизни мои медведи развернулись, и когда бивни лесных громадин почти коснулись их шерсти, рванув с места дали такого стре­кача, что я едва не свалился на землю, в последний момент успев схватиться за длинную, черную шерсть. Усевшись поудобней я оглянулся на отставших преследователей и направил ми­шек к обнаруженному мной котловану. В нем имелось все необходимое для жизни. Помимо пещеры с медвежатами, я обнаружил там еще три, в одной из которых берясь неизвестно откуда, вытекал ручей и пробиваясь сквозь камни, нес свои воды в долину. Здесь я и решил обосновать свое новое убежище. Последнюю версту я ехал не спеша, погружен­ный в раздумья. /Много раз видя, как черные медведи нападают на малень­ких, а иногда и на больших слонов, я никогда не мог подумать, что те в свою очередь нападают на молодых и не взматеревших животных, мстя за обиды нанесённые старшими членами медвежьего клана. Поняв это, я решил пока не разрешать своим медведям отходить далеко от нашего убежища.
  
   16 августа 1790 года.
   Сегодня весь день возил на своих медведях тушу слона, разрубая ее на части. Устал страшно. Теперь мяса моим зверькам хватит надолго, они не привереды и охотно поедают мясо далеко не первой свежести.
   Познакомил их с медвежатами. Встреча была дружественной, особенно обрадовались малыши. Отличное домашнее животное.
  
   17 августа 1790 года.
   Я плачу. Сегодня хотел забрать Софью и отправился за ней в наше старое жилище. Нашел ее бездыханную с торчащим из груди копьем. Огонь моей мести бросили сухие ветви. Дикари берегитесь.
  
   19 августа 1790 года.
   Приходил архангел Гавриил, просил не беспокоиться о Софье и лишь помолиться за упокой ее души, что я на утро и сделал.
  
   22 августа 1790 года.
   Два дня потратил на собирание алмазов. Но этому мешают разбросанные на земле груды костей. Что бы разобрать все это нужны не одни руки.
  
   12 сентября 1790 года.
   У меня появился план. Да простит меня бог.
  
   15 сентября 1790 года.
   Всю ночь молил Иегова о прощении за мои святотатские мысли.
  
   25 сентября 1790 года.
   Было видение. Приходил архангел Гавриил и сказал: "Да простятся тебе деяния твоя".
  
   27 сентября 1790 года.
   С божьего благословения побывал близ селения аборигенов и все разузнал. Все как нельзя лучше. Среди них есть женщины из племен оленеводов и по всему видно, что они уже давно находятся в плену, а значит знают язык аборигенов, что как нельзя лучше способствует моему плану, через них я смогу передать свою волю, волю бога, да именно бога, так как я отныне становлюсь для них богом. Мое появление должно вызвать у них суеверный трепет. Мои длинные поседевшие волосы и седая окладистая борода создадут внеземной и вместе с тем устрашающий образ. Не мудрствуя лукаво я назову нового бога своей фамилией - Иванов.
  
   30 сентября 1790 года.
   Вчера не делал записей, было слишком много хлопот с дикарями. Все удалось прекрасно. Я явился к ним восседая на медведе, другой бежал рядом. Приблизившись к жилищам, я возвестил о своем прибытии выстрелом из пистолета, другой заряженный я оставил наготове. Левой рукой я слегка касался притороченного сбоку мушкета. Ужас моего появления заставил всех без исключения упасть ниц и застонать. Я понял, что убеждать их в том что я божество не придется, они уже сами уверовали в это. Стараясь перекричать их вой, я громко крикнул по-ненец­ки: "Я пришел к вам. Я - Иванов", назвав свою фамилию я ткнул себя пальцем в грудь. Сделав большую паузу, я спросил, кто понимает меня. Сразу с трех сторон донеслись до меня голоса ненецких женщин. Четвертая, лежащая напротив меня не подавала признаков жизни. Види­мо потрясение, вызванное моим появлением было так сильно, что она упала в обморок.
   - Поднимите головы, - сказал я женщинам и когда те выполнили мое прика­зание, ткнул пальцем в сторону аборигенов и произнес, - знаете ли вы язык этих пожирателей падали? - всe трое утвердительно кивнули в ответ. Я указал на одну из них и пробасил, - Мы, боги не желаем говорить на их варварском языке, поэтому ты будешь переводить для них мои слова. Ты меня поняла? - почти ласково докончил я.
   - Да, великий, - ответила она тихо.
   Мне понравилось, как она это сделала, я одобрительно улыбнулся ей и начал говорить:
   - Я, великий Иванов, пришел чтобы наказать вас, но я милостив. Я не стану умервщлять вас, лишь заберу пятерых главных мужчин вашего племени, посмевших прогневить богов. - И я быстро показал на старейшин, отличающихся от остальных черной полосой, пересекающей их волосатые руки от плеча до кистей рук. Пораженные моей осведомленностью, дикари даже перестали причитать. Я же довольно посмеивался, ибо уже давно научился отличать старейшин от простых охотников. Еще, - сказал я, - со мной пойдут пять простых воинов и эта женщина, -указал я пальцем па переводчицу. Ее реакция была странна, она если и испугалась, то не подала вида.
   Я приказал избранным подняться и идти следом за мной. Так как солнце уже клонилось к вечеру, то я сразу повел их к заранее облюбованной и приготовленной мной пещере, находящейся неподалеку от моего убежища. Обширная пещера с низким потолком была достаточно удобна для содержания пленников. Почти весь вход в нее я забаррикадировал, использовав в качестве решетки слоновые бивни и оставил узкий лаз, пригодный лишь для того, чтобы пролезть одному чело­веку, не сделав на нём никакого запора специально, чтобы ввести их в искушение и еще раз продемонстрировать свое могущество. Подойдя к пещере я приказал всем залезть в нее. Всем кроме женщины. Решив, что лучше не оставлять ее одну с десятью варварами. Когда те залезли, я сказал им, чтобы они не смели подходить к входному отверстию, пока я сам не позову их, если кто-либо ослушается, то его тут же поразит гром и огонь. Сказав это я быстро насторожил из пистолета самострел и удалился, стараясь оставаться на виду все время, пока не отъехал достаточно далеко, и в тайне надеясь что среди пленников найдется отчаянная голова и он попробует вырваться из пещеры. Скрывшись из вида, я приказал медведям сторожить девушку, а сам незаметно стал пробираться обратно. Не успел я пройти и сотни шагов, как впе­реди раздался выстрел. Я побежал бегом и остановился в тени деревьев только тогда, когда увидел извиващегося возле пещеры дикаря. Он визжал от боли и явно молил товарищей о помощи, но никто не пытался больше вылезти из пещеры. Убедившись, что уловка сработала, я быстро вернулся обратно.
   На оставшемся пути к убежищу я тщательно разглядел женщину, идущую рядом. Она была молода, хорошо сложена и наверное среди своих соплеменников почиталась красавицей.
   Подъем в гору дался ей нелегко и решив помочь ей, я протянул руку и втянул ее на шею медведю. Смрад затх­лой пещеры идущий от ее тела, заставил меня отпрянуть и выпустить распростертое тело. Она скользнула вниз, но не упала, ухватившись за могучую медвежью шею. Я отсел подальше на круп и почувствовал отвращение к этой дикарке. Как, подумал я, она будет кормить моих медвежат и перево­дить, находясь рядом со мной и так мерзко пахнуть. Это просто непереносимо.
   Когда мы спустились вниз и я отпустил медведей, я приказал ей следовать за мной. Там в дальней пещере у истока ручья я давно оборудовал нечто вроде небольшого озера, где купался вместе со своими медведями. Когда мы вошли, я сказал: - О, женщина, ты должна омыться в этих священных водах и смыть с себя грязь греха. Туда же опусти свои одежды. Она на удивление быстро повиновалась и скинув с ceбя остатки шкур, некогда бывшие одеянием, со страхом вошла в воду. Теплые струи омыли ее тело, она повела рукой, разбрасывая по сторонам искрящиеся брызги и впервые переборов испуг засмеялась. Ей быстро понравилось купаться и она начала резвиться с простодушием малого ребенка. Ее плескание в воде было так заразительным, что мне самому захотелось искупаться. Я скинул свои одежды и вошел в воду. От чистой родниковой воды девушка преобразилась, длинные черные волосы разметались по плечам, ее стройное тело омылось от грязи и теперь блестело, большие крепкие груди выпятились вперед, нацеливая на меня темные точки сосков. У меня появилось стран­ное, давно забытое ощущение. Она взглянула вниз моего живота и зарделась. Затем с неистовством самки повернулась ко мне спиной и нагнувшись стала биться о мое тело, касаясь ягодицами низа моего живота. Я стоял не в силах шевельнуться, страстное, упоительное чувство пронзило меня, заставив испустить дикий, звериный крик, девушка задрожала и сильным ударом вогнала в свое тело мой остывающий меч по самую рукоять.
   Поскриптум: о боже, я грешен, я согрешил с этой женщиной, но как восхитительны были эти мгновенья, я буду молить господа о прощении.
  
   1 октября 1790 года.
   Придя к пещере, я обнаружил, что абориген мертв, он изошел кровью. Никто из соплеменников не посмел придти ему на помощь. Я забрал их с собой и приведя в убежище с помощью туземки объяснил, что делать. За день они сумели очистить довольно большой участок, снося все в одну большую кучу на краю. Я приказал стаскивать останки в одну большую кучу, относясь к ценнейшим слоновьим бивням как к простым костям. Расчищенная площадка по сравнению с тем, что еще предстояло очистить, была совсем крохотной, но, о боже, сколько больших и маленьких алмазов осталось на ее поверхности. Придет время и я с ними отправлюсь в цивилизованный мир. Вечером я дал каждому аборигену по большому куску мяса и приказал отправиться в свою пещеру, с тем, чтобы с рассветом вновь вернуться и взяться за работу.
  
   30 января 1791 года.
   Туземцы закончили расчистку. Наконец можно приступить к сбору.
  
   21 января 1791 года.
   С утра шел снег, сейчас он растаял, уже подсыхает, пора на работу.
  
   23 января 1791 года.
   Набрал три полных корзины. Столь­ко мне не унести. Завтра отвезу к облюбованной скале на берегу ручья и спрячу пока там.
  
   21 февраля 1791 года.
   Заставил дикарей выбивать алмазы из скал. Совсем не хотят работать. Затравил одного медведем. Работа пошла быстрее.
  
   3 марта 1791 года.
   Было явление Христа. Теперь я точно знаю, что делать.
  
   4 марта.
   Эти твари просят есть и не хотят работать. Бью их палкой, чтобы работали лучше.
  
   26 марта 1791 года.
   Эти туземцы совершенно негодные работники, еще два сдохли. Придется набрать новых.
  
   27 марта. 1791 года.
   Привел новых рабов.
  
   15 апреля 1791 года.
   Было видение. Теперь я знаю, что мне угото­вана судьба вселить вдохновение божие в этих обезьян и обратить к вере в господа бога нашего.
  
   11 января 1792 года.
   Эта туземка ни на что не годна, она не смогла зачать ребенка. Я отдам ее медведям, но прежде приведу из селения трех новых.
  
   15 января 1792 года.
   Привел трех женщин и освятил их в священной воде.
  
   18 октября 1792 года.
   Все женщины не годны. Было видение, мне нужны маленькие дети, чтобы воспитать их во Христе.
  
   26 октября 1792 года.
   Аборигены привели мне трех девочек и двух мальчиков из стойбища оленеводов.
  
   28 октября 1792 года.
   Рабы добывают все меньше и меньше священных камней, хотя их уже тридцать ртов. Туземцы опять принесли мало дани. Нужно приказать носить больше мяса и съедобных растений.
  
   11 ноября 1792 года.
   Корзины вновь полны. Нужно отнести их на скалу. Мне кажется, за мной кто-то следит. Воры, они все воры. Воры и мошенники. Самый большой камень я спрятал на своей священной груди.
  
   12 ноября 1792 года.
   Камни благополучно спрятаны. Оставил одного медведя охранять.
  
   13 ноября 1792 года.
   Продолжил обучение детей русскому языку. Способные дети. Особенно самый старший, ему наверное лет десять. Надо будет обучить его письму.
  
   21 февраля 1793 года.
   Рабы совсем перестали искать камни. Нет камней - нет корма, сегодня опять троё сдохли. Медведи будут сытее. У меня радость, медведица принесла двух очаровательных медвежат.
  
   3 февраля 1793 года.
   Господь, прояснил мой ум и я понял, почему женщины не могли
   зачать мне ребенка. Они погрязли в грехе и даже святые воды не смогли отмыть его. Господь научил меня. Взрастя девочек в чистоте и богопочитании, я освящу их своим семенем и они народят новых пророков.
  
   1800 год.
   Долгих семь лет я не брал в руки перо, дав обет не писать до тех пор, пока не созреет старшая послушница. Сегодня я омою ее в священных водах.
  
   Июль 1800 год.
   Проклинаю бога за его деяние и отрекаюсь от него. Ибо наказал он меня непомерно, лишив благостной силы. Все мои помыслы были о дне, когда я смогу зачать наследника. Я дал обет и не прикасался к нечестивым туземкам.
   Я отвергаю бога, ибо я теперь сам бог. Деяния мои священны, и если мне не дано зачать наследника, то я нашел его, мой ученик, мой приемный сын унаследует мое имя и облик. Из года в год он и его дети будут являться к пещерам дикарей и карать их за прегрешения. У них не будет истинного бога, ты Иисус не сумеешь обратить их в свою веру, ибо бог у них будет один я - Иванов-Ивайна. Бог их будет зрим и неизменен тысячи лет и я знаю, как осуществить это. Не было и не будет веры более крепкой, чем вера в моего бога.
  
   Июль 1800, шестнадцатое.
   Обрезал свою бороду. Весь день трудился над ней не выходя из пещеры. Сейчас она вновь на мне, привязанная клочком прочной сыромятной кожи. Немного неудобно, но я привыкну. Придет день и я передам ее своему наследнику. Она станет символом нашей божественности. Пойдет из поколения в поколение. Отец будет передавать ее сыну, точно также как короли передают свою корону, только она будет символом еще большей власти, власти бога".
  
   Я на мгновенье перестал читать. Запись прервалась. Внизу листа корявыми печатными буквами стояла приписка:
   ВЕЛИКИЙ БОГ УШЕЛ, ВЕЛИКИЙ БОГ ОСТАЛСЯ. Я СТЕФАН - ВЕЛИКИЙ И МОГУЩЕСТВЕННЫЙ БОГ ИВАНОВ.
   На этом запись обрывалась. Я поднял взгляд и окинул им молчавших товарищей. Впечатление было шоковое. Вот так взять и ни с того ни сего окунуться в события двухвековой давности.
   - Ну? - спросил я.
   - Думаю, он сошел с ума, - кивая на бумаги, сказал Петрович.
   - Похоже на то, - согласился я.
   - Алмазы все-таки существуют, - как бы про себя произнес Сергей и обвел пещеру ищущим взлядом.
   - Что ты там бубнишь, мог бы оказать и погромче, - улыбнулся Петрович, - пожалуй мы не зря сюда топали.
   - Угу, осталась лишь малость - найти, куда он их спрятал, - не разделил их оптимизма я.
   - А что их искать-то, он ведь ясно написал, где спрятал камни, - Сергей лыбился и тыкал пальцев в бумаги.
   - А ты знаешь сколько вдоль этого ручья труднодоступных скал? Да и у этого ли ручья, ведь их тут может быть несколько, да и русло могло запросто смениться.
   - Гена, тебя послушать, так получается нам его искать до бесконечности.
   - Я так не сказал, а вот потопать еще придется.
   - Ладно, молодые люди, поболтали и хватит, пора заняться более насущным делом. Если я правильно понял, то из этой пещеры должен быть внутренний выход.
   - Похоже на то, - согласился я.
   - А где же он, я его не вижу, - озираясь по сторонам проворчал Сергей.
   Вениамин включил фонарик и посветил по периметру. Никаких признаков двери.
   - Нe понял, но понравилось, - разводя руками произнес я.
   - Да, не плохой расклад, ну что ж, осмотрим более тщательно, - голосом, полным оптимизма изрек Петрович, - если они замуровали дверь, то по крайней море должны быть заметны трещины или еще что-нибудь в этом роде.
   После его слов мы касаясь камня руками пошли вдоль стен. Вернувшись к исходной точке, мы бессильно развели руками.
   - Надо подумать, - сказал Петрович, усаживаясь на каменную ступеньку, прежде занятую скелетом.
   - Эх, знать бы где этот самый вход, - промямил Сергей.
   - Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, - парировал Петрович и усевшись в стиле статуи Родена, повторил, - надо подумать.
   - Что думать, прыгать надо, - пошутил я и машинально подняв глаза вверх, увидел трещину, горизонтально пересекающую стену.
   - А ну, подсади, - сказал я, обращаясь к Сергею.
   - Сейчас, - поняв в чем дело, с готовностью отозвался тот.
   - Что ты там углядел? - обронил Петрович.
   - Увидишь, - отозвался я влазя на услужливо подставленную спину. Ощутив под руками трещину, я нажал на камень чуть выше нее. Он медленно отошел в сторону, открыв небольшое квадратное отверстие. Я ухватился руками и постарался вскарабкаться. "Как они только тут лазили? - вертелось у меня в голове, - да еще и покойничков таскали, вот ведь здоровенькие были". Наконец мне удалось зацепиться за небольшую выемку и потянувшись я выполз в просторное, напоминающее большую арку помещение. Свет ярко освещал его и я сразу заметил небольшую приставную лестницу, сделанную из какого-то прочного дерева, ибо я сразу попробовал его на прочность, наступив на плоскую ступеньку.
   - Ау, - раздались снизу голоса.
   - Иду, - отозвался я и опустил к ним лестницу.
  
   Выйдя из пещеры мы оказались на краю круглой площадки, сильно напоминающей стадион. Остановившись на мгновенье, мы осмотрелись, и не спеша направились к огромной белесой куче на том конце котлована. Я сразу понял, что это, но все равно с трудом верилось, что такое возможно. Когда мы подошли ближе перед нами открылась огромная куча костей различных животных. Большинство из них носило на себе следы огромных клыков. Внизу по всему периметру лежали более мелкие и гораздо более свежие человеческие кости. Я наклонился и поднял один из черепов. У своего основания он носил явные следы удара тупым предметом.
   - Кажется "наш" скелет забавлялся, - взглянув на пролом, подтвердил мою догадку Петрович.
   - Угу, - едва ли поняв о чем идет речь поддакнул Сергей.
   Осторожно опустив череп на землю я отошел в сторону и направился к видневшемуся неподалеку темному провалу пещеры. Остальные не торопясь последовали за мной.
   Войдя и держа карабин наготове, я остановился, выжидая, когда мои глаза привыкнут к сумеречному освещению.
   - Везет же нам сегодня на покойников, - сказал первым опомнившийся Сергей, - столько трупов я за всю жизнь не видел.
   - А сколько ты видел? - стараясь разрядить гнетущую обстановку, задал вопрос я.
   - Кончай болтать, - резко оборвал Петрович.
   Мы затихли и стали молча изучать сложенные штабелями скелеты, одетые в какое-то подобие одежды.
   - Похоже на усыпальницу, - прервав молчание, предположил я.
   Петрович нехотя кивнул, Сepгей засопел, но промолчал.
   - Трупов много, а где живые? - опять не выдержал я.
  -- Кто их знает, - почесал в затылке Петрович, - никаких признаков живых существ, хотя слой хозяйственного мусора велик, но свежего нет, очевидно они ушли.
   Я оглянулся и посмотрел на площадь. Ее поверхность была засыпана толстым слоем отходов, состоящих из какого-то подобия сена, фекалий, раздробленных костей, то здесь, то там высовывающихся из-под грязи шкур с остатками шерсти самых разнообразных расцветок.
   - Пойдем, - я направился к выходу и потянул за рукав Сергея, - поищем другие пещеры, ведь их должно быть еще две.
  
   Мы пошли вдоль стен, иссеченных какими-то орудиями. То здесь, то там виднелись большие отверстия, напоминающие норы.
   -Шахты, - понял я. - интересно насколько далеко вглубь породы они уходят? Можно бы посмотреть, но стоит ли? Пожалуй нет, - и я не останавливаясь, шел дальше, пока не очутился у открытого входа в большую пещеру. Мы вошли. Петрович вытащил и включил фонарик. Пол пещеры почти сплошь укрывали шкуры с длинным темно-коричневым мехом. На них плотно прижавшись друг к другу валялись остатки человеческих существ одетых в аляпистые, неудобные одежды. Положение трупов указывало на внезапную и тихую смерть. От чего они умерли мне было не ясно, но не вызывало сомнений что скорее всего смерть наступила когда они спали.
   -Петрович, от чего они умерли? Как думаешь, - опередив меня задал вопрос Сергей.
   -А я откуда знаю? - резко ответил тот, затем немного подумав добавил уже совершенно спокойно, - Похоже они отравились газом когда спали. Они ведь по сути жили в потухшей печке, ну и когда пошёл дымок, трубу открыть было некому. Когда никогда это должно было случиться.
   -Они все умерли, - лицо Сергея стало таким грустным что мне показалось что он вот-вот расплачется.
   -Да похоже так, - совсем не страдая согласился с ним Петрович и осторожно пнул ближайший к себе черепок.
   -Э нет, - возразил я, - вы забыли что сказал туземец, "Бог еще жив" и он его видел Я думаю по крайней мере один из этой шайки иждивенцев уцелел, да и медведи кроме этих, - я указал на полуоблезлые шкуры лежащие поверх скелетов,- думаю еще есть, ведь мы имели честь одного видеть. Так что осмотрим пещеры и в путь, нам еще предстоит нелёгкая работёнка. В оставшихся двух пещерах мы не нашли ничего кроме остатков допотопной кухонной посуды и кучи почти превратившихся в труху луков. Закончив осмотр и не найдя ничего говорившего о наличии алмазов, мы уже пройденным путём вышли за пределы амфитеатра.
  
   -Стоит заночевать на прежнем месте, - остановившись сказал я и повернулся в строну Петровича ожидая его одобрения. Но вопреки ожидаемому он возразил причём как-то странно грубо видно и ему хоть он и старался делать вид что все до лампочки сильно давили на мозги валяющиеся везде черепа и кости: - До сумерек ещё два часа и не стоит выбрасывать их коту под хвост.
   Я пожал плечами и уже не останавливаясь пошёл вперёд. Идти не пришлось слишком долго. Приблизительно через пару километров мы вплотную подошли к одиноко стоявшей скале с крутыми почти неприступными стенами. Пока и Сергей изучали возможность взобраться на неё, Петрович ползал по мелкой речной гальке и явно что-то выискивал. Я обогнул скалу и с её северной стороны заметил едва приметный уходящий вверх уступ, по которому при должной сноровке можно было взобраться на самую вершину. Показав на неё пальцем и увидев одобрительный кивок Сергея я ничего не говоря повернул к копошащемуся в гальке Петровичу.
   -Ты что хочешь здесь найти? -Задал вопрос Сергей опередив меня на сотую долю секунды.
   -Алмазы, -машинально ответил тот, продолжая разгребать каменную кучу.
   -Но почему именно здесь? -наконец-то я опередил Сергея который уже успел открыть рот.
   -Разве вы не помните я ведь говорил вам , что по словам оленевода слёзы усыпали берег ручья сверкая и переливаясь от падающих сверху лучей солнца. Конечно прошло столько лет и все камни могло унести рекой, но вдруг один два остались? Если найдём это послужит дополнительным подтверждением того что там на верху. - он указал рукой на плоскую вершину скалы, - лежат камни и нам будет гораздо легче туда залезть зная что верхотура нас не разочарует.
   -А что искать, нужно залезть и всё станет на свои места, - разгорячась заторопил нас Сергей.
   -Подожди не кипятись, пять минут нас не устроит. Поищем, а потом полезем. - Петрович был не преклонен. Его глаза сузились до узкой полоски и он уже не обращая внимания на Сергея принялся руками разгребать валяющиеся у нас под ногами камни.
   -Засекай время, - взглянув на Сергея бросил я и присев на корточки рядом с Петровичем гребанул рукой холодную гальку. Тот хмуро посмотрел на меня и кивнул в сторону: -Тут я смотрел, Вон там ищи.
   Время летело тем более это были какие-то жалкие пять минут, мы явно перерабатывали, я уже стал подниматься когда Сергей быстро нагнулся и совершенно обыденным голосом возвестил: - Отбой, кажись алмаз найден. Лезем на вершину. Он хитро улыбнулся и вытянул вперёд левую руку.
   Мы как по мановению волшебной палочки вскочили на ноги и уставились на раскрытую ладонь Сергея. На ней в лучах уходящего солнца тускло поблёскивал камень величиной с лесной орех.
   -Хорошо, - только и сказал Петрович. Я не имея слов счёл за лучшее промолчать и мы направились к месту подъёма. Зато Сергей разговорился не на шутку. Я было уже раскрыл рот что бы рявкнуть что ни будь нехорошее, но потом сдержался и побрёл дальше.
  
   Сопровождаемые непрестанной трепотнёй Сергея, рассуждающего о том что он будет делать со своей долей мы поднялись на вершину используя для этого обнаруженный ранее уступ, встали цепью и просматривая каждую выемку, каждую трещинку двинулись к краю нависающему над ручьём. Мы подходили всё ближе и ближе, затем остановились пережёвывая увиденное. У Сергея дар красноречия как рукой сняло, Петрович перебирал в руках невесть откуда взявшуюся у него рукавицу, а я не выдержал и расхохотался, до того нелепо выглядели три больших дяди стоящих на голой вершине чужого нам мира. А на краю уступа, вперемешку с трухлявыми и изломанными прутьями лозы / ещё носящей следы изгибов на местах переплёта/ валялись белые человеческие кости. Череп изгрызенный каким то хищником лежал чуть поодаль и в его сохранившихся выбеленных временем зубах виднелся маленький блестящий камень. Нижняя челюсть была крепко притянута несколькими витками сыромятной кожи.
   - Нет повести печальнее в мире чем козыри четыре на четыре, - тихо прогнусавил Петрович и в изнеможении опустился на колени, - Я чувствую себя чертовски одураченным.
   -Угу, - охотно согласился я, - но надо слазить, а то скоро будет как у негра в заднице.
   -А зачем слазить, - поглядывая по сторонам прохрипел Серега, площадка ровная можно и здесь заночевать, вон только черепушку сбросить что б глаза не мозолила.
   -Можно и тут, -осторожно согласился Вениамин и в свою очередь посмотрел по сторонам, -лунатизмом никто из нас кажется не страдает, выспимся, а утром можно будет и домой потопати...
   -Домой? - глаза Сергея расширились и он не понимающе уставился на меня, - но...
   -Да, да, домой, домой, алмазы уже где ни будь подвергаются стотысячной огранке, - я развел руками и пристально уставился на догорающий закат. Глаза противно зарезало, толи от ускользающих за горизонт лучей, толи от въевшейся в грудь обиды.
   -Но как же, голос Сергея совсем осип и в нем позвучала такая тоска что и мне захотелось немного повыть, - а алмазы? Петрович что он мелит? Сергей посмотрел на меня как Ленин на буржуазию или как Сталин на Троцкого, что лучше я не знаю по мне всё едино.
   -Боюсь что он прав и все алмазы уже тю-тю, уплыли. Мой оленевод маленько покривил душой. По оставшимся камням не скажешь что он унёс лишь одну горстку. Я думаю он утащил их все, потому то так и боялся чёрного медведя.
   -А с чего ты взял что он обманул тебя? -Сергей ни унимался, никак не желая смириться с неизбежным, - Разве ты можешь доказать это?
   -Похоже что могу. -Петрович сделал шаг вперёд и остановился рядом со скелетом, - Взгляни, видишь остатки одежды? он на мгновение смолк, - этот скелет явно принадлежит его другу, якобы убитому медведем. Из под ноги Петровича вниз сыпанулись мелкие округленные ветром камешки.
   -Но разве это не так? Разве это не следы от медвежьих следов?
   Петрович нагнулся и дотронулся до голой черепушки: - Вот эти похоже да. Но вот этот в центре самый большой и глубокий больше похож на удар копья или дротика. Так что разумнее предположить что вначале он прикончил своего друга, а уж потом над трупом потрудился медведь. Петрович отошёл от края и с тоской посмотрел на темнеющие очертания долины. Сергей опешил и его вопрос вырвавшийся наружу было едва слышно: -Но зачем ему потребовалось убивать?
   -Кто его знает, драгоценности и просто необычные вещи всегда заставляли людей совершать необъяснимые поступки. Из-за денег совершается большинство преступлений. Так что я думаю они просто не поделили понравившиеся им камни. Но мой оленевод видно не на шутку озлобился если желая показать жадность друга стянул его челюсти ремнями.
   -Да протопали столько вёрст и всё даром-, -подсев к черепу и выковыривая ножом из его пасти крепко зажатый камень изрёк Сергей. - его нож ковырнул и отломил зуб, челюсть щёлкнула и выпущенный будто из пращи камень просвистев в дюйме от ноги Сергея улетел в темноту ночи и с лёгким всплеском шлепнулся в воду.
   -Балбес, - беззлобно выругался Петрович, -нужно было перерезать стягивающие ремни, а не ковыряться как в носу.
   -А кто знал-то что они пролежав столько лет всё еще стягивают- Сергей недоумённо развёл руками.
   -Пожалуй ты прав, действительно очень странно. -Петрович задумчиво почесал голову. - Ладно мужики, давай кушать и спать.
  
   В тёмной, глубокой пещере, подперев рукой старческую голову сидел последний бог погибшего племени. Его беззубый рот улыбался, он вспоминал. В тот год он был ещё совсем молодым богом, из снежной пустоши пришли двое и осквернили святые камни своими прикосновениями. Он прогнал одного и убил другого. Затем перенёс священные камни с осквернённого места, а на туда втащил и оставил на веки вечные тело убитого осквернителя, закрепив в его ненасытной пасти один из так вожделенных им камней. Когда путы стягивающие челюсти черепа ветшали он заменял их на новые. Так длилось долго-долго, никто не смел нарушить покой его владений. Но теперь пришли трое, они хотят украсть святыню! Ивайна крепко сжал губы. Он принял решение, он поступит как должен поступить истинный бог!
  
   Утро позолотило окрестности. Я вылез из палатки, сладко потянулся и затуманенным взором оглядел местность расстилавшуюся передо мной. Где-то в километрах трёх, в неярком свете восходящего солнца чернели своими высохшими стволами остатки некогда могучего и величественного леса. Под пологом палатки зашебуршали и вскоре от туда послышались голоса моих друзей. Петрович и Сергей яростно заспорили решив что они обсуждают алмазную тему я прислушался и очень удивился когда понял суть спора.
   ....А я утверждаю, - доносился голос Петровича, - что Сталин был великий человек, много сделавший для страны и людей!
   -А как же тогда лагеря, и миллионы репрессированных, тысячи расстрелянных? Причем среди них такие великие люди как Тухачевский, Уборевич, а убийство Троцкого наконец...
   -Всё элементарно Ватсон. Ты знаешь с чего начиналось дело Тухачевского? Не знаешь! Так я тебе подскажу, с дачи! С самой элементарной вещи под названием кража государственных денег. Короче говоря я думаю что все или почти все начальники погорели на воровстве. Но тебя конечно интересует почему их обвинили в предательстве?! Опять элементарно. Представь что бы случилось если бы высших партийных и советских руководителей одного за одним обвиняли в воровстве, взяточничестве и так далее, правильно полный разброд и шатания. Неверие в партию и её лидеров. А вот расстрел шпиона прокравшегося в ряды славных ленинцев, совсем другое дело. Это сплачивало и укрепляло веру в справедливость и торжество государственных интересов. А Троцкий о нём вообще можно не говорить. Хотя конечно его сейчас хвалят, совершенно забывая что это именно он отдавал приказы о расстреле каждого десятого красноармейца в случае отступления. Да приди он к власти страна действительно бы утонула в крови. А кстати те же Уборевич, Тухачевский, кто как не они расстреливали Тамбовских крестьян, травили газом целые деревни? А другие деятели революции и контрреволюции считаемые сейчас чуть ли не ангелами имели подобные же грешки.
   -Ладно, ладно будем считать что я согласен с чем-то, но посмотрим что ты ответишь на это - почему твой великий и прозорливый прозевал начало войны?
   Петрович усмехнулся: - Лично я думаю что он прекрасно знал и дату и время начала войны и был уверен в её скором начале.
   -Вот видишь! - восторженно воскликнул Сергей, - значит он негодяй.
   -Подожди, подожди я ещё не объяснил, вот послушай: как ты думаешь что бы произошло если бы войска были готовы к нападению?
   -Как ты говоришь - элементарно, запросто отбили бы первый натиск и погнали бы фашистов.
   -Ну а дальше?
   -А что дальше, взяли бы Берлин и вся недолга.
   -Я думаю вот тут как раз, ты крепко ошибаешься. Не дали бы нам дойти до Берлина. Америка, Англия не дали бы. Они наверняка стали бы помогать Гитлеру и в конце концов влезли бы в войну на его стороне. Они бы поступили так потому что испугались бы расширения Советского влияния на страны Европы. Сталин думал также и ему надо было сделать так что бы весь мир узнал о мощи фашистских войск, что бы мир вздрогнул и испугался. Простая рокировка тут не помогла бы, он думая о будущем не на год два. а на десятилетия, столетия вперёд решился на этот страшный действительно страшный шаг. Правда похоже первое время он и сам засомневался: уж не переборщил ли, но потом всё встало на свои места.
   -Но почему же тогда в сорок четвёртом Америка и Англия не выступили на стороне нацистов, даже на оборот?
   А они не могли, общественное мнение не позволило бы это сделать это, а открыли второй фронт потому что наступление Советской Армии было столь стремительно что вся Европа могла быть освобождена и без их помощи, а значит и попасть под наше влияние.
   -Твоя теория притянута за уши, - сказал я входя, -но имеет право на существование, -уже примирительно добавил я. - И если ваши мысли вновь заняты политикой, то можно считать что с золотая лихорадка нас благополучно миновала и можно не опасаясь за наши жизни отправиться в обратный путь.
   -Ты прав. На душе немного паршиво, но вполне сносно...Зато мир повидали. Задумчивость и тоска отразилась на лице Петровича, он хотел ещё что-то добавить, но его перебил Сергей его глаза блестели и он восторженно размахивал руками: -Ерунда, я тут немного подумал и понял что мы компенсируем наши затраты на одних лекциях и книгах по описанию путешествия. А слоновой кости тут, уууу, не дрефь ребята мы ещё разбогатеем.
   -Ладно бизнесмен, - давай хавать, а то еще топать и топать.
  
   Взяв консервы мы выползли навстречу восходящему солнцу, уже оторвавшемуся от горизонта.
   Запихав в рот сухарь и хлебнув из флаги я энергично жуя повернулся на запад и чуть не задохнулся поперхнувшись крошкой. Картина открывшаяся передо мной потрясла моё воображение. Всё еще кашляя я вытянул руку указывая пальцем на северо-запад. не далее километра от нас виднелась скала плоская вершина которой блестела и переливалась под лучами поднимающегося солнца. Охнув Петрович бросился к палатке и в рекордно короткие сроки затолкал её в рюкзак.
  
   Добежав до подножия скалы мы почти взлетели на её вершину и сняв рюкзаки начали торопливо набивать их алмазами.
   -Стоп, - скомандовал первым опомнившийся Петрович и мы замерли от звука его голоса, внезапно осознав всё идиотство наших действий.
   -Ссыпай обратно, - осипшым голосом процедил я и Сергей послушно вытряхнул содержимое своего мешка. Я и Виниамин сделали тоже самое. Затем мы тщательно рассортировав вещи мы разложили их по вещь мешкам Сергея и Петровича, в мой же , отбирая самые крупные и красивые стали не спеша складывать драгоценные камни. Когда их набралось килограмм под тридцать мы закончили собирание. Я надел его на плечи и мы осторожно ступая спустились вниз. Нервное напряжение висевшее над нами всё это время наконец дало разрядку усталостью навалившись на наши тела и заставив спотыкаться наши ноги, я очень удивился тому факту что ни кто при спуске не навернулся и не сломал себе шею. Солнце стояло высоко я поглядел на часы и удивился тому факту что время было уже далеко за полдень, молча словно у меня отнялся язык я кивнул на часы, мужики поняли меня и без слов, сняв рюкзаки они повалились на землю. Я отошёл чуть в сторону, положил на землю карабин и присев на небольшой валун закрыл глаза. Какой-то шум заставил меня очнуться и я открыл глаза и увидел несущегося на нас медведя с сидящим на спине бородатым старикашкой. Ребята застыли в неподвижных позах, я же схватил карабин и начал стрелять. Медведь взревел от боли, но прежде чем он упал его могучие лапы нанесли два сокрушительных удара, а зубы схватили и сжали уже и без того бездыханное тело Сергея. Затем он упал подмяв под себя старика и накрыв окровавленное тело Петровича. Я перезарядил карабин и всё еще не полностью осознав ужас произошедшего подошёл к лежавшему на земле Ивайне. При падении он ударился о камень и из его пробитой головы медленно сочилась кровь, левая нога застрявшая под дёргающейся тушей медведя была неестественно вывернута, правая рука крепко сжимала короткое остроносое копьё, фальшивая борода задралась вверх обнажив совершено безволосый подбородок. На его одежде привязанные сыромятными ремнями крепились два проржавевших и потому совершенно бесполезных пистолета. На боку медведя был приторочен такой же ржавый мушкет. Я отвернулся и не глядя на кровавую кашу совершенно отрешённо побрёл непонятно зачем и куда лишь бы подальше от этого места. Мой слух не уловил, а может я не захотел услышать как поднялась старческая рука и копье прошелестев в воздухе вспороло рюкзак и с неимоверной силой ударило мне в спину. -Зачем всё это было нужно? - подумал я падая на рассыпающиеся по камням алмазы.
  
   1995г
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
   110
  
  
  
  

Оценка: 7.76*7  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023