Родился 04.11.1923г. в г.Спасске-Дальнем, Приморского края (ДВК -Дальневосточный край на то время).
Отец - Анкудинов Петр Никитович, военнослужащий, авиатехник. Родился в г.Саратове (Затон) в 1893г. До призыва в армию работал на заводе (Гарднера?), Саратов, машинистом дизелей. Призван в армию в 1915г.. Прошел обучение в Брянской школе авиамотористов. Проходил службу в авиапарках: 3-м, 26-м. В 3-м авиапарке проходил службу в г.Киеве. Участвовал в событиях 1917г. на киевском Арсенале. Прошел Гражданскую войну с 26-м Авиапарком в том числе. Их самолет фигурирует в книге Фурманова "Чапаев" - летел к Чапаеву и не долетел. Мотор забарахлил. Отец вылез на крыло, пытался наладить карбюратор. Не налаживался, самолет терял высоту и, в конце концов, зацепившись колесами за телеграфные провода, упал на землю. Остались живы. С войной дошел до Владивостока. Затем продолжал службу в авиагарнизоне г.Спасска-Дальнего.
Мать - Анкудинова (в девичестве - Мокринская) Зоя Николаевна, домохозяйка. Успела закончить гимназию (в Хабаровске?). Родилась в 1904г., скорее всего в г.Благовещенске или Хабаровске.
Ее дед (мой прадед) - Мокринский Александр. Поляк, шляхтич. Служил в русской армии, в Варшаве, в чине полковника. За какие-то провинности ссылался в действующие части на Кавказ. После "помилования" вернулся в СПб, умкнув в качестве жены "черкешенку младую" - княжну. Она родила ему двух сыновей. После двух лет жизни в СПб, умерла.
Один из сыновей - Мокринский Николай Александрович - мой дед по матери. Есть обрывочная информация, что оба сына были до революции офицерами. Один капитан 1-го ранга, второй - полковник. Во времена "диктатуры пролетариата" о таких родственниках упоминать было "чревато". Отсюда такая скудная информация. Деда я видел урывками и помню слабо. Вроде бы прадед был вторично сослан за что-то (скорее всего за связи с польскими революционерами) в Благовещенск на Амуре.
ХР-002
21.09.2001
У отца, кроме него, было еще 13 братьев и сестер.
У матери был брат Мокринский Анатолий Николаевич. Родился в 1900 году в г. Хабаровске. Известно, что он на Амуре при советской власти плавал капитаном пассажирского парохода "Ф.Дзержинский". В 30-х годах работал инспектором-диспетчером при начальнике Управления канала Москва - Волга (г. Москва).
Был в те времена в СССР "символ" (один из многих) - речной дизель-электроход "И.Сталин" (кинофильм "Волга - Волга", в конце фильма он занимал много места). Капитаном на нем был друг дяди по прошлой работе на Амуре. Где-то в 36 или 37-м годах этот теплоход в тумане носом выскочил на песчаный берег канала Москва-Волга. Происшествие не было бы замечено из-за своей незначительности, если бы не имя теплохода! Дядю послали на расследование, дав понять, что И.Сталин даже в качестве судна на мель садиться не может, поэтому происшествие следует рассматривать как "вредительство". Дядя, как старый интеллигент, провел расследование и установил в действиях капитана "небрежение обязанностями", достойное дисциплинарного наказания и не более. И дядю и капитана в одну из ночей 1937 г. года (точно - 27.10.37 г.) арестовали. 22 марта 1938 г. Военной Коллегией Верховного Суда (ВКВС) СССР дядя был обвинен в участии в контрреволюционной террористической организации (вот так-то!) и приговорен к расстрелу. Расстрелян в тот же день. Похоронен на полигоне НКВД "Коммунарка" (бывшая дача Ягоды). Реабилитирован 30.05.1956 г. В реабилитационном документе было указано, что он "умер в 1942 г., место захоронения неизвестно".
Сестра матери - Нина Николаевна, в замужестве Булина. Родилась в 1902г. Умерла в 1993г.(?). Два друга авиамеханика одновременно женились на двух сестрах.
Мой дядя Алексей Михайлович Булин в 1926г. демобилизовался и поселился в Москве. Сколько я его знал, он работал мастером испытательной станции у конструктора авиадвигателей А.А.Микулина (на его заводах в Москве). Непосредственно участвовал в доводке авиадвигателей (М-34) для рекордных перелетов в тридцатые годы ХХ в. летчиков Чкалова, Громова и других (самолет АНТ-25).
После ареста дяди Анатолия все связи между родственниками, чтобы не расширять круг репрессий, были прекращены. Нас, детей об этих событиях не информировали. Боялись, наверное, утечки нежелательной информации. Жили в непрерывном страхе и ожидании арестов.
Нас было трое братьев: я, Владимир (1926г. рожд.), Юрий (1938г. рожд.). Есть сведения, что я не старший. Старшим был брат, родившийся и умерший при рождении в 1922году.
В авиагородке Спасска мы прожили до 1928г. В этом году отца перевели в г.Читу (Чита-1). Жили в пристанционном поселке с названием Колония. В Чите изредка у нас появлялся дед по матери. В 1930г. отца вновь перевели в Спасск. Жили снова в авиагородке (Хвалынка).
ХР-003.
22.09.2001
В 1931г. ездили всем семейством в отпуск в Москву (к Булиным). Опоздали со школой. 1-е классы уже были укомплектованы. Меня отдали в "нулевой" класс (подготовительный). Читать я научился лет в 6, а может и раньше. Считать до 100 и писать (печатными буквами) тоже умел. Поэтому учиться было легко. Видно, при первой же вакансии (примерно через 2 м-ца), меня перевели в 1-й класс. Родители не препятствовали развитию нашей самостоятельности, и не очень нас опекали и контролировали. Узнали с удивлением к концу учебного года о моем переходе во 2-й класс. И, вообще, до окончания 10-го класса, никогда не интересовались моими школьными делами. Правда, отец обещал "примерное" наказание за любые школьные проступки. Поэтому, приходилось соразмерять свои поступки и надеяться только на себя.
Дисциплина дома была военная в смысле беспрекословного исполнения родительских поручений (принести воду, напилить и поколоть дров, сбегать - именно "сбегать" - за хлебом и т.д.). Никаких возражений и хныканий не допускалось. Правда, такое положение дел не угнетало. Например, отцом был заведен такой порядок: если он уже сел за стол, а мы не успели - "гуляем" до следующего срока приема пищи. Никаких, при этом нотаций и увещеваний. Матери было запрещено кормить нас в неположенные сроки. Приходилось соответственно планировать свои дела. Голодные - успевали попасть за стол раньше отца. Сытые или дела "важные" - спокойно пропускаем очередной прием пищи. Это не было наказуемым.
В Спасске отец был начальником САМ (Стационарные Авиационные Мастерские). В 1935г. его посылают в Ленинград на 2-х годичные курсы усовершенствования инженерного состава при авиатехническом училище им. Ворошилова (ныне Академия им. Можайского).
Через год я закончил 5 классов Фабрично-Заводской семилетки - ФЗС (так тогда назывались городские школы, а сельские - ШКМ - школа крестьянской, а может колхозной?, молодежи).
В августе 1936г. (видно, после того, как отец нашел частную квартиру) мы с матерью приехали в Ленинград. В декабре отец закончил КУИНЖ и получил назначение в г. Лебедин (Харьковский военный округ, Харьковская - до 1939г. - затем
Сумская область) начальником авиамастерских САМ 300. В Ленинграде, до отъезда в г. Лебедин, я закончил 2 четверти 7-го класса. Один из двух на всю школу к этому времени получил значки: БГТО и сопутствующие БГСО и БГПВХО. В те времена это было на грани геройства и предметом жуткой зависти. В Лебедине в то время в русской школе было всего 5 классов. Родители попытались устроить меня в эту школу. Боялись, что кроме украинского мне еще и немецкий язык надо будет заново осваивать (до этого я учил английский). Я все-таки пошел в украинскую школу. Украинский язык мне очень нравился, и я его освоил быстро (в отличие от немецкого). В 8-м классе (это тогда 2-я ступень) я уже проходил как украинец, без всяких скидок.
В июне 1941г. закончил 10 классов Лебединской СШ N1. В мае этого же года получил повестку из военкомата, где указывалось, что 25-го июня 41г. я должен явиться в Рижскую авиашколу пилотов гидроавиации ВМФ для прохождения обучения.
21 июня - выпускной вечер. Домой (в авиагородок) заявился в 6 утра 22-го. Отца дома не было - убыл по тревоге. Ничего особенного - после окончания финской войны учебные тревоги были частым явлением. Завалился спать. В 11-ом часу мать будит: " Вставай, война! Сейчас по радио Молотов будет выступать".
ХР-004
23.09.2001
Радиотрансляция в ДНС (дом начсостава) и в казармах, сколько я помню, всегда находилась включенной - по ней объявлялись тревоги, разного рода оповещения и сообщения (помимо обычной трансляции)
Вскочил мигом. Наконец-то, долгожданная! Мы же страшно завидовали старшим и ждали с нетерпением, когда и нам выпадет повоевать. А тут - повестка в кармане - надо срочно бежать в военкомат и - на фронт! Да поскорее, не ровен час немецкий народ поднимет революцию (а ведь верили в такое!) и мы опять не повоюем.
Не стал есть, плеснул водой на лицо - и бегом в город, в военкомат (4 км надо было бежать). Выступление Молотова до конца не дослушал. Некогда. Скорее на войну! Прибегаю в школу, а там почти все парни из 2-х десятых в сборе. Создали подобие строя и ускоренным маршем в военкомат. Были уверены, что нас сразу, вне всякой очереди призовут. К военкомату примыкал городской стадион (футбольное поле и несколько скамеек). Так вот, поле уже было полностью заполнено резервистами из района, их женами и матерями, выпряженными повозками. Многие уже на солидном подпитии. В разных местах песни, гармошки, причитания женщин. Ярмарку чем-то напоминало. Военком в запарке и тут мы являемся. Чтобы не было волокиты с нами, он, не стал слушать нас, рявкнул: "Смирно! Кругом! Бегом марш!" Команду мы выполнили - этому нас раньше выучили. Побежали. В райком комсомола. Надеялись, что с секретарем райкома разговор у военкома будет более конструктивным.
В то время ношение военной формы (без знаков различия) среди всякого местного начальства, особенно комсомольского, было престижным. И вот, снова строй (человек тридцать) - впереди в военной форме, с обязательной планшеткой на боку, первый секретарь райкома. Остановились около военкомата так, чтобы не попадать на глаза военкому. Приказав из строя не выходить, секретарь направился к военкому. О чем у них был разговор, нам неведомо. Но, секретарь вылетел пулей из военкомата. Красный, как рак. Распустил строй и предложил разойтись и ждать, когда нас вызовут. Вот так для нас прошел первый день войны.
Вернулся в городок. В ДКА (Дом Красной Армии) в длинном зале фойе командование установило на всю длину столы со скамьями. Рядом ящики с патронами (отдельно с трассирующими, зажигательными, бронебойными и др. пулями), металлические звенья пулеметных лент и... коробки с конфетами. Членам семей предстояло заняться (после короткого инструктажа) снаряжением пулеметных лент. Народа собралось много. Я тоже в этом поучаствовал. На второй день только стало доходить, что война вещь реальная.
Начались воздушные тревоги. Женщины с узлами, малыми детишками по нескольку раз на день укрывались в специально оборудованных в подвалах домов бомбоубежищах. Вспыхивала и гасла легкая паника. Мы, старшие пацаны, по убежищам не бегали, демонстрировали свою смелость. Да еще что делали: женщины укрываются в бомбоубежище, а мы палками во всю силу молотим по массивным металлическим дверям убежища - имитируем взрывы бомб. Что в это время творилось в убежищах, не трудно представить. Вот такими мы тогда были.
У домов начали рыть щели. Вблизи от домов. Чтобы по тревоге не надо было далеко бегать с узлами и детишками. Были тревоги, но бомбежек не было. Не было, поэтому, и соответствующего "боевого" опыта. В щелях чаще укрывались по вечерам. Иногда в них, среди женщин "случайно" оказывались мужчины (начсостав). Какой скандал тогда разгорался в щелях!
На четвертый день войны отец прервал мое ничегонеделание. Его авиамастерские разворачивались по нормам военного времени. Призывались резервисты. Отец сказал: "Пока тебя не вызовут в военкомат, будешь работать у меня". Начало работы в 5 часов утра, окончание - в 21 час. Обед привозили на работу. Мне за время работы (с 25.06 до 06.07.41) ни разу не пришлось пообедать. Утром, чтобы не опаздывать, приходилось вставать в четвертом часу утра, когда все спали, ухватить пару холодных картофелин (от ужина) и бежать. Однажды я опоздал минут на десять. Отец вызвал меня в кабинет и в присутствии своих подчиненных начальников строго предупредил меня, что за следующее опоздание, по законам военного времени я буду отдан под суд военного трибунала.
В обеденный перерыв я должен был бежать домой, взять обед отцу (у него была диета, в мае он вернулся из московского госпиталя, где лечился по поводу язвы желудка) и - бегом на работу. Успевал прибежать только к началу работы. Обед к этому времени уже был съеден. Так что приходилось жить впроголодь до вечера.
Работал на дефектации и комплектации авиадвигателей (М-105). Вечером в авиагородке, в целях светомаскировки, в 21.00 отключали электроэнергию и воду. Придя с работы, надо было бежать (уже в темноте) за 800 м на озеро - смывать рабочую грязь. Поужинать и спать мертвецким сном. Выручало, пожалуй, мое занятие спортом.
6-го июля отец вечером передал мне повестку из военкомата. 7-го июля в 7 утра я должен быть в военкомате со всеми "причиндалами", готовым к отправке к месту службы. Надо было сбегать на озеро помыться, собрать вещички, поспать и - бегом 4 км до военкомата.
Вот так, ни дня перед армией не погулял! В военкомате с утра готовили документы (кстати, забрали аттестат об окончании средней школы и паспорт; восстанавливать их пришлось после войны), сводили в баню, пропустили через медкомиссию, постригли наголо, сводили на митинг в кинотеатр и, поводив строем с песнями по городу, вечером привели на ж.д. вокзал. Пришли попрощаться отец с матерью. Нас было человек 80 - все выпускники средних учебных заведений Лебединского района.
Погрузились в вагон и утром были в Харькове. Там нас встретили машины. Погрузились. Привезли в пос.Рогань (недалеко от тракторного завода), в Харьковскую военно-авиационную школу стрелков-бомбардиров (ХВАШ с/б). Так было переименовано в 40-м году Харьковское военно-авиационное училище штурманов и летчиков-наблюдателей. О реформе авиации (массовая подготовка пилотов и стрелков-бомбардиров - штурманов - в сержантском звании) - см. В.Суворов. День "М".
ХР-005
23.09.2001
До 14.07. находились в карантине, проходили "мандатную" и медицинскую (довольно строгую) комиссии. Очень многих забраковали по здоровью. Все эти ребята, в том же месяце, или несколько позже (об этом стало известно после войны), были брошены без подготовки навстречу наступающим немецким войскам (по одной из версий - на Штеповском направлении). Все пропали "без вести" - вероятнее всего, погибли. В живых из 40 человек, из двух наших десятых классов, в конце войны оставалось 6-7 человек.
14.07 принятые были зачислены курсантами в 5-ю АЭ (авиаэскадрилью). Поскольку мы были призваны в войну, курсанты ранних наборов присвоили нам кличку "тотальники". С этой кличкой мы проходили и в Сибири - и там мы были самыми младшими, но единственными, уже повидавшими войну. В АЭ было 3 отряда по 150 человек, в каждом из которых было по 3 классных отделения (к/о). Я был в 46 к/о.
Младшими командирами (командиры отделений) у нас были старослужащие. Нашим отделением командовал мл. сержант Чохели (мастер спорта по вольной борьбе - классический грузинский джигит) Утренние зарядки у нас были на высоте. Старшиной нашего 1-го отряда (в него входили курсанты из Полтавской и Сумской областей) был сержант Жоржолиани - родной племянник знаменитого грузинского комического киноартиста - тоже колоритная фигура.
До 1-го августа - интенсивный курс молодого бойца.
01.07.1941г. приняли присягу и совершили первый ознакомительный полет на тяжелом бомбардировщике ТБ-3. Я устроился в носовой кабине. Это был мой первый полет. Начались интенсивные занятия и учебные полеты. Летали чуть ли не через день. Полетные задания комплексировались. Нагрузка была колоссальной. Летал на одномоторных легких бомбардировщиках Р-5 и Р-10 (ХАИ-10). Каждые 10 дней - баня и обязательный укол (прививка) в спину. После уколов - никаких послаблений, ни от занятий, ни от полетов не освобождались.
Мне теоретическая подготовка и полетные задания давались легко. Все-таки в авиации вырос, стремился летать (отец и дядя хотели, чтобы я был технарем), к военной дисциплине не надо было привыкать.
На нашем аэродроме базировалось боевое авиационное подразделение ТБ-3 (скорее всего одна эскадрилья, может и крупнее). Летали они ночью на Констанцу и еще куда-то. Нас, курсантов, посылали в их общежитие дневалить. Все стремились туда попасть. Мне везло, я побывал у них несколько раз.
2-го сентября в 21.05 - первая бомбежка Харькова. Я в это время стоял на посту (на въезде в склады). Вдоль забора пролегала канава, через нее мостик - бетонная труба диаметром около 0,5 м. На одном ее конце - "грибок" часового. Я под ним - наблюдаю налет. По небу шарят прожектора. Попавший в его луч Не-111 или J-88 (сейчас трудно сказать, какие самолеты бомбили), светит белым блеском, в сторону прожектора летят пунктиры трассирующих пуль, слышны взрывы зенитных снарядов. Захватывающее зрелище! На крышах нескольких зданий в школьном городке установлены "спешенные" турельные установки ШКАС-ов, обслуживаемые старшими курсантами. Угрозы немцам они не представляли (по высоте полета), но трассы, видимо, разозлили одного немца. Он резко снизился, по ходу обстрелял зенитчиков и, положив серию из 20-ти 50-ти кг бомб вдоль стоянки наших Р-5, ушел с набором высоты.
Мой пост оказался недалеко от первого взрыва. Я, забыв о своих обязанностях часового, с испугу сиганул с винтовкой (с примкнутым штыком) в мост - трубу. И на половине пути "заклинился": трубу много лет не прочищали и там всякого мусора, в т.ч. попалась и колючая проволока, было предостаточно. Новый страх: я бросил пост! Надо срочно, пока не обнаружили, выбираться на поверхность, а я так плотно втиснулся, что ни взад, ни вперед - Больше всего держит колючая проволока. Страх все-таки оказался сильнее. Поцарапавшись до крови проволокой, вымазавшись и порвав в нескольких местах шинель, все же успел выбраться не обнаруженным.
На стоянке огромное яркое пламя - горела большая палатка с парашютами и фотопленкой, пострадал один техник - сидел в сортире и получил осколок в мякоть зада, да несколько осколков наделали дырок в перкалевой обшивке самолетов. Половина бомб не взорвались - оказались наполненными опилками (наверное, чехи?). Таков мой "первый бой" в начале войны.
P.S. Сейчас эту часть отправлю и постараюсь сегодня же продолжить - днем выспался.
ХР-006
24.09.2001
В сентябре немецкие самолеты-разведчики начали появляться над Харьковом и днем. Раз обстреляли в воздухе наш Р-5. В другой раз принудили Р-5 к посадке вне аэродрома. Пошли слухи, что школу будут эвакуировать в Сибирь. Пошли письма домой с уведомлениями о предстоящем переезде. Оказывается, корреспонденция курсантская никуда не отправлялась, собиралась или командованием, или (скорее всего) "компетентными органами" - не знаю, как они в то время назывались. Построили школу и устроили "накачку", напомнили о сохранении военной тайны, о военном трибунале. В общем, нагнали на нас страху! В те времена существовало много запретов и за нарушения - трибунал.
Во время ночных налетов немецкой авиации кроме бомб сбрасывалась масса листовок. По утрам вся территория городка была покрыта ими, как снегом. Как хотелось почитать их, что там противник пишет? Но, ни-ни! Трибунал!
В 10-х числах сентября до нас доходили слухи об эвакуации ХТЗ и других заводов.
В середине сентября началась эвакуация и нашей школы. Нас, "тотальников" в составе нашего отряда держали до последнего. По слухам собирались оставить на оборону города. 22.09 наше классное отделение (остальной состав отряда двинулся пешком до Балашова) все же спешно погрузили на машины и доставили в район ж.д. вокзала. Над городом летала сажа от сжигаемых бумаг. Открыли магазины на разграбление. Народ тащил, что попадалось. В основном, продукты питания. Наши авиационные вещевые и продовольственные склады горели (поджигали наши, чтобы немцам не достались). Мы туда в последние дни посылались на работы. Зная, что едем в Сибирь, пытались запастись теплыми вещами. Но после окончания работ нас выстраивали, обыскивали и все изымали. (в Сибири, в декабре 41г. в 50-ти градусные морозы мы работали в пилотках, дырявых сапогах, полусгнивших портянках, в летнем нижнем белье, летних гимнастерках и в стареньких солдатских шинелишках).
На вокзале началась погрузка в пассажирский вагон поезда, отходящего на Москву. Успели загрузить продукты питания, вещи офицеров отряда, остатки эскадрильного имущества. Командиры, кроме заместителя командира отряда, находились уже внутри вагона. Там же находилась часть курсантов. Принимали и укладывали грузы. Остальные (в т.ч. и я) находились с заместителем командира отряда на перроне - подавали грузы в вагон. Вдруг над вокзалом на бреющем проносится J-88 (не бомбил). Мы по команде лейтенанта бросились через пути в укрытие. А наш поезд в это время тронулся, чтобы избежать бомбежки. Самолет, сделав круга два над вокзалом, исчез. Мы вернулись на перрон. Поезда с нашим вагоном и продуктами питания не застали. Ушел! Как мы безо всего в военное время добирались до Красноярска - это в следующем письме.
ХР-007
24.09.2001
Не застав нашего поезда, мы вскочили другой пассажирский поезд, спешно покидающий вокзал. Оказалось, что этот поезд пошел не по московскому направлению, а в направлении Лиски - Поворино - Ртищево - Пенза.
Вагон был общий, плацкартный, народ кроме нас гражданский, в основном женщины, ехавшие до ближайших от Харькова станций. Почти у всех огромные мешки, набитые хлебом и булочками, большей частью в виде крошек (видно сильно мяли мешки при диких посадках в поезда). А мы едем без продуктов и без необходимых дорожных документов - все уехало на Москву. Успели проголодаться - целый день не ели. А тут столько мешков с хлебом! Оружие (пистолет) было только у лейтенанта. Он, оценив создавшуюся обстановку, решил произвести у пассажиров ("мешочников", как их тогда обзывали), некоторые изъятия продуктов. Крику было много, но пистолета побаивались. Хлебных крошек досталось по пилотке (не развернутой) на брата. Кроме хлеба попались селедки (по одной на троих), немного сгущенного молока (по столовой ложке на брата).
Поезда часто и помногу простаивали на перегонах из-за бомбежек, вне станций, чуть ли не до Поворина. Добытую пищу съели быстро и несколько суток жили на кукурузных початках и моркови - добывали на полях (если еще попадались на них) во время остановок. Иногда удавалось початок или морковину засунуть на несколько минут в паровыпускной патрубок паровозного инжекционного насоса - тогда кукуруза или морковь получались почти вареными. Первая станция, на военном питательном пункте которой нас, порядком отощавших, кое-как все же покормили (мы же без документов!), была Поворино. В Ртищево нас покормили почти на законных основаниях, но пайком на дорогу не обеспечивали. Так что питались один раз за два дня.
В Пензе маршрут нашего поезда закончился. Почти сутки сидели и спали на площади перед вокзалом - внутрь почему-то не пускали. Лейтенант, бедняга, где-то носился - решал вопросы с нашим питанием и способом дальнейшего движения в направлении Красноярска. Кто-то из ребят ухитрился не то спереть, не то выпросить немного еды - сырой картошки. Пришлось жителей упрашивать, чтобы они эту картошку сварили. В общем, слегка перекусили.
Появился радостный лейтенант - нам выделили 2-х осный товарный вагон "8 лошадей или 40 солдат" и продовольственный аттестат. Сразу поднялись и потопали на продпункт. Там нас накормили "от пуза": готовили на какой-то эшелон, а он куда-то пропал. Получили в дорогу сухой паек. Сытые и довольные пошли устраиваться в выделенный вагон. Расположились. И тут началось! У всех рвота, высокая температура, начали терять сознание. Появились врачи. Оказывается: массовое отравление. Медицина, видно сработала оперативно и качественно. Всем промыли желудки и воткнули по уколу. К утру оклемались. Не знаю, как в других эшелонах (а их там стояло на запад несколько), в нашем вагоне никто не умер и никого не сняли.
Дальше поехали без приключений. Нас прицепляли к разным эшелонам с эвакуируемыми на восток предприятиями.
В Кинели (за Куйбышевом) разглядывали представителей польского войска Андерса. Двигались они в Иран.
В Златоусте провели операцию по уворовыванию в депо из отремонтированного пассажирского вагона добротной чугунной печки. Дальше ехали в тепле и с горячей пищей. Воровали из товарняков картофель и соль. Соль меняли у жителей на сливочное масло, сметану. От хорошей такой жизни память дальнейший путь до Красноярска не сохранила
В Красноярск прибыли 16.10.41 г. От вокзала до авиагородка шли пешком (около 10-ти км). Был легкий морозец и лужи, покрытые ледком - все, что запомнилось. В городке набилось много народа из эвакуированных училищ. Спали вповалку на голом асфальтовом полу казарм. Столовая не успевала кормить всех по распорядку. Обедать можно было под утро. Ужин и завтрак моли быть совмещены и проходить в обед и т.п.
Наша "тотальная" 5 АЭ была передана в состав Канской авиашколы стрелков-бомбардиров (КВАШ с/б),располагавшейся в г.Канске (в двухстах с лишним километрах восточнее Красноярска) и стала именоваться 4-й АЭ. 3-я АЭ прибыла из Краснодара, а 1-я и 2-я эскадрильи - коренные сибирские (в основном из Канского и ближайших к нему районов).
ХР-008
24.09.2001
В Красноярске пробыли 3-е суток. В Канск прибыли числа 20-21-го октября. Основной состав нашей АЭ был уже там. Ходили на занятия и, в основном, по вечерам или ночам на вокзале разгружали вагоны со школьными грузами (в том числе и самолеты Р-5). Казармы - 2-х этажные, царской постройки. Полы асфальтовые, печное оборудование (голландки). Топили плохо, и температура в помещениях всю осень и зиму не превышала плюс 7 градусов. Страшно мерзли. В отношении "жизни" было не только холодно, но и голодно.
Летали в основном на открытых устаревших самолетах-бипланах с открытой кабиной Р-5, а более современные монопланы Р-10 ушли на фронт.
Полеты не отменялись до минус 35 градусов. На лица одевали меховые (из кротовых шкурок) маски. Одна маска - на несколько курсантов. Часто из-за спешки не успевали подогнать маску по лицу и получали сильнейшие обморожения.
В конце года произошло первое сокращение курсантской массы. Сократили безнадежных двоечников и плохо летавших. Передали их в так называемые Сталинские дивизии (стрелковые). Одна из них формировалась в Канске. Через некоторое время нас навестили некоторые из отчисленных. В новеньких белых полушубках, шапках-ушанках (тогда армия ходила, в большинстве своем, еще в так называемых шлемах), на ногах - валенки, лица упитанные, розовые. Полная противоположность нам, одетым еще по-летнему, голодным и мерзнущим. Мы им позавидовали.
Через короткий промежуток времени произошло еще одно крупное сокращение. Сократили всех троечников. Их направили в Сумское артиллерийское училище (в Ачинск). Остались преимущественно отличники (я в том числе).
В конце зимы 42 года начали сворачивать полеты. Стали больше использовать нас на всяких хозработах. Правда теоретический курс и количество полетов были значительно перевыполнены. Первоначально срок обучения определялся в 6 месяцев. Фактически, мы прошли два "круга".
Отряды (похудевшие) начали сводить в так называемые резервные батальоны (РБ). Учеба потекла крайне вяло, полеты отменили.
Мы мечтали об отправке на фронт хоть в пехоту. Неопределенность стала тяготить. У большинства в Украине остались родные. Их судьба была неизвестна.
Летом наш резервный батальон отправили в село Б.Уря (в 35 км от Канска) на заготовку сена. Работали напряженно. Начинали в 6 утра, заканчивали в 2-3 часа ночи. В 20-х числах августа нам приказали срочно прибыть в Канск. 35 км преодолели почти бегом. Надеялись, что наш вызов связан с отправкой на фронт. Поэтому и спешили.
И все-таки опоздали. Главные и солидные "покупатели" набрали себе нужное количество людей. Нам осталась самая обычная пехота. Но и это радовало нас ("отличников"). У казарм костры. Горит солома из подушек и матрацев, горят конспекты. Массовое ликование, песни, радостные крики.
Построились и с веселыми песнями двинулись на вокзал. Вдоль улицы шеренги женщин, жалеющих нас. Это было числа 26 августа 1942г.
Погрузились в вагоны (нас было 500 человек - цифра более или менее точная). Куда везут точно, не знаем, но знаем, что на фронт. На запад движется масса военных эшелонов. С Дальнего Востока едут на фронт кадровые представители сухопутных войск, моряки с кораблей.
Моряки вдоль пути следования наводили страх на население, разгоняли милицию (на протяжении всей войны они ее люто ненавидели), грабили станционные и пристанционные буфеты и киоски. Брали спиртное. И среди этих эшелонов движемся мы в сборном эшелоне.
Неожиданно на ст. Юрга (не доезжая Новосибирска) 28 августа вагоны с нами отцепляют. Нас выгружают. Строимся и идем 12 км до летних лагерей Новосибирского пехотного училища (Юргинские лагери). Как потом стало известно, нами ("штурманами") заменили "разбойных" морячков.
Из нас сформировали 2 учебных батальона - минометный и пулеметный. Я со своими ребятами попал в пулеметный.
ХР-009
25.09.2001
В училище нам сообщили, что, учитывая нашу предыдущую подготовку, из нас планируют за 4 месяца подготовить заместителей командиров пулеметных, автоматных и минометных рот. Началась интенсивная подготовка. Б/у -шные гимнастерки менялись еженедельно - разваливались от соли и интенсивных нагрузок. Деревянные макеты винтовок выдерживали не более 2-х занятий. Частые ночные тревоги, марш - броски.
Мне "повезло" - был назначен первым номером пулемета Максим, из которого стреляла вся рота, а чистить его приходилось мне и второму номеру.
В начале октября вернулись на зимние квартиры в Новосибирск. Наш взводный, лейтенант Тузов, в отличие от других взводных из запаса, был кадровым военным. На занятиях не терпел никаких условностей. Кроме этого он был чемпионом Алтайского края по бегу на дальние дистанции. Это я к тому, что в конце октября наш взвод последовательно занял первые места по бегу на 10 км по пересеченной местности с полной боевой выкладкой (ранец с 16-тью кг кирпичей - взводный сам взвешивал и загружал - и винтовка) на первенство роты (1 час06 мин), первенство батальона (1 час02 мин), первенство училища (58 мин) и первенство СибВО (56 мин!). И все это было проделано за 4 дня без тренировок и отдыха. Вот такой нам попался лейтенант. В других взводах нас жалели и нам сочувствовали. Зато на войне из нашего взвода, наверное, больше всех уцелело. Искал я его после войны. Безуспешно.
7-го ноября предполагалось открытие Новосибирского оперного театра (пока в качестве помещения для проведения торжественного заседания новосибирских властей). Наш взвод, как передовой, был назначен в почетный караул. Нам выдали новенькое обмундирование, кирзовые сапоги и автоматы ППШ. Однако 5-го ноября наши два батальона выстраивают, приказывают сдать постели, полученное накануне новое обмундирование и оружие. Очень быстро нас после этого построили в походную колонну, на ходу, буквально, сообщили, что выпуска не будет и наши два курсантских батальона отправляются на пополнение формирующейся гвардейской армии. В этот же день погрузились в вагоны и двинулись на запад. Провожали нас с оркестром, лозунгами. Как сибиряков. А нас больше половины было с Украины.
ХР-010
26.09.2001
5-го ноября 42 г. поздним вечером, под оркестры и ветер со снегом, тронулись на запад. Знали только, что едем на пополнение гвардейской армии. По дороге понемногу приворовывали из вагонов картофель и соль. Это было связано со смертельным риском: охрана стреляла по людям. Бывало, и попадала, но, тем не менее, воровать не переставали. Однажды (в Уфе или Казани), наши "умельцы" хорошо обчистили воинский продсклад, и вся курсантская команда несколько дней лопала концентраты (пищевые 400 граммовые брикеты) преимущественно гороховые.
После 7-го ноября (скорее 12-го или 14-го) на рассвете наша команда выгрузилась на ст. Платоновка (Тамбовской обл.). Построились и по пушистому снежку потопали до г. Рассказово (километров 12-14). У меня была легкая простуда с повышенной температурой. Мои ботинки еще в Новосибирске развалились. От носков до начала каблуков подошвы отстали начисто. Между портянками и подошвами напихивал пуки сена или соломы и потом подошвы мягкой проволокой подвязывал к верху ботинок. Сооружение получалось таким, что последние дни перед отправкой меня безо всяких освобождали от строевых занятий и любимых мною лыжных кроссов. От такой обуви и простуда. А тут этот марш до Рассказова. Усугубилась простуда, и появились на ногах кровавые потертости.
Привели нас в молодой сосновый лес около города. Распустили строй. Со всех сторон крики командиров-зазывал: "Кто в разведчики? Сюда, ко мне!", "Кто в артиллеристы? Ко мне!", "Кто в автоматчики? Ко мне!" и т.п. и т. п. Большинство ребят, естественно, бросились к разведчику и я в том числе. В своих ботинках я немного замешкался и прямо передо мной набор закончился. Рядом кричал лейтенант-автоматчик и, не успевшие в "разведку", ринулись к нему. Тут я оказался в числе первых.
Вот так я стал автоматчиком 1-го взвода 1-роты автоматчиков 70 Гвардейского стрелкового полка 24-й Гвардейской стрелковой дивизии 2-й Гвардейской Армии под командованием Р.Малиновского.
ХР-011
27.09.2001
Разбили нас по взводам, показали, где рыть котлован под ротную землянку и где валить деревья для срубов и для дров. Сказали, чтобы поторапливались - ночевать будем в выстроенной землянке или на снегу - других мест нет. К полуночи все-таки построили, установили печи (из 200-литровых бочек), долго их растапливали (дрова-то сырые, из свежеспиленных сосен). Много было дыма. Спать пришлось в полунатопленной землянке на нарах из сырых жердей, накрытых оттаявшим сосновым лапником. Постелей не было. А у меня, ко всему, высокая температура. Но, ничего, все обошлось.
Утром нас стали обмундировывать. Каждому выдали: шапку-ушанку, шерстяной подшлемник, шинель, телогрейку, гимнастерку, брезентовые ремни для шинели и брюк, комплект нижнего белья, ватные брюки, валенки, ботинки, белую маскировочную сетку, маскхалат, каску, автомат ППШ с 2-мя дисками, финский нож, саперную лопатку, противогаз, вещмешок - "сидор" и 1000 патронов (10 кг) в качестве НЗ.
В полку были две роты автоматчиков, непосредственно подчинявшиеся командиру полка. Наша, 1-я рота больше, чем наполовину состояла из нас, бывших, последовательно, курсантов авиационного и пехотного училищ и процентов 25 составляли бывшие зеки (23 - 24 г.г. рождения - наши ровесники), а остальные (человек 10), сохранившиеся в составе 24 Гв.Стр. дивизии, понесшей огромные потери, в том числе в р-не печально знаменитого Мясного Бора, Новгородской обл., где до сих пор собирают останки погибших.
2-я же рота автоматчиков почти целиком состояла из моряков Тихоокеанского флота и небольшого количества кадровых зенитчиков с Дальнего Востока. У них были проблемы с переобмундированием. Моряки никак не хотели расставаться со своим морским обмундированием. В конце концов им разрешили оставить у себя бескозырку, тельняшку, ремень и, вроде бы, бушлат.
До конца ноября - боевая подготовка: тактические занятия, марши, стрельбы. Роты автоматчиков были в своем роде элитой. Комплектовались преимущественно комсомольцами и членами партии, с приличным (в основном не ниже среднего) образованием. Выявлявшихся при формировании "сачков" и больных, добивавшихся освобождений от занятий и нарядов, безжалостно отправляли в стрелковые батальоны. Поэтому я, не желая уходить из автоматчиков, о своей простуде и потертостях ног, не распространялся. Простуда прошла быстро, а вот потертости только к началу 43-го года зажили. Это причиняло некоторые неудобства. Приходилось терпеть.
В начале декабря начали подавать эшелоны под погрузку. В ожидании погрузок между населением и нами (включая офицеров) развернулся оживленный товарообмен: загонялись ботинки (зима, ведь!), подшлемники (сибиряки, не замерзнем!), офицерские сапоги и не помню, что еще. Взамен брали еду, самогон. В общем, перед отправкой немного "облегчились". Уже на фронте под Сталинградом это "облегчение" нам аукнулось (если забуду об этом написать - напомни).
О том, куда едем, никто толком ничего не знал. Одни говорили, что повезут под Воронеж, другие - в Сталинград. Поехали. Через несколько дней стало ясно: едем под Сталинград.
Наша дивизия разгружалась на станциях Лог и Иловля. Станции были разрушены - бомбежки. Разное снаряжение, продукты были в разных эшелонах. Перед выгрузкой нам дополнительно выдали лыжи, но без креплений - крепления ехали в другом эшелоне. В других эшелонах ехал и основной запас продуктов и сено для лошадей. По-видимому, чтобы не попасть под бомбежку, нас быстро строили и - шагом марш! Шли ускоренным маршем, не кормленные, с лыжами на плечах (креплений-то не было!). Бросить их нельзя - боевое снаряжение. Бросили их только, когда на нас пошли немецкие танки. Шли через Качалино, Калач, Ляпичев и где-то недалеко (на юг от Ляпичева с десяток км) остановились в открытом поле. Ветер, мороз. Кухня без продуктов. Мы и конь нашей кухни - без ужина. Начальство как-то туманно объясняет наше будущее: здесь останавливаемся, окапываемся, ждем подхода остальных сил армии, подвоза продуктов, боеприпасов и пр.. Отсюда наша армия после артиллерийской и авиационной подготовки должна вклиниться в расположение окруженных немцев и, расчленяя их на группы - уничтожать. Мы же надеялись на маленький отдых и подвоз продуктов.
ХР-012
28.09.2001
Не успели сообразить, где и как будем ночевать, как прозвучала команда: полку построиться и начать марш. Все это происходило в спешке.
Интересная цитата на этот счет: "14 декабря в 22 часа 30 мин. директивой на имя А.М.Василевского Ставка потребовала ввиду изменившейся обстановки на юге, осуществление первого этапа операции "Кольцо" отложить. 2-ю гвардейскую армию предлагалось форсированным маршем двинуть на юг и расположить в тылу частей, действующих против котельниковской группы противника." (Академик А.М.Самсонов. Сталинградская битва. "Наука", М., 1982, с.439) - вовремя попалась мне эта книга!
ХР-013
28.09.2001
И начался ночной марш в неизвестность. Страшный был марш! Накануне была оттепель, наши валенки и шинели были насквозь мокрыми. А тут в самом начале марша резко похолодало, началась поземка. Валенки и шинели настолько заледенели, что нельзя было ни нагнуться, ни согнуть руки. Страшные муки терпели те, у кого возникали проблемы с опорожнением желудка - ни штаны расстегнуть, ни присесть. Это был ужас!
Двигались почти без привалов. Люди выбивались из сил, падали и не могли подняться. Их пытались ставить на ноги и как-то заставить двигаться их товарищи, сержанты. Многие, пройдя несколько шагов, снова падали. У охранявших еще возможность двигаться, порой уже недоставало сил поднимать и тащить выбившихся из сил товарищей или подчиненных. И их бросали на произвол судьбы. Очень много людей погибло от холода и потери сил. Механического транспорта у полка почти не было. Кони, как и люди, тоже не получали корма, выбивались из сил и, как и люди, падали и погибали. Страшный был марш! Мне и тем, кого "мучил" в пехотном училище лейтенант Тузов, удалось вынести нечеловеческие нагрузки марша и не понести потерь. Как мы были ему благодарны!
Девяносто километров прошагал таким образом наш 70-й полк. При этом нас еще и бомбили! Бомбили-то, в основном, отступающие части 51-й армии, а нам (так нам казалось) попадало "попутно". Отступающие части имели печальный вид. Скорее всего, они в панике бежали. Многие - без оружия. На малочисленных транспортных средствах (автомобили, конный транспорт - даже кухни) люди висели гроздьями, срывались, падали, на их место карабкались другие. Удручающее зрелище! Все происходило совсем не так, как нам сообщалось и как мы сами представляли до этого. Два потока двигались в разные (противоположные) стороны.
Мы, солдаты, не имели ни малейшего представления, куда нас ведут таким ускоренным темпом. Догадывались, что впереди нас ждет что-то серьезное.
А вот как описывается наш марш у А.М.Самсонова, с.477 (примеч. 98): "Войска двигались по 40-50 км в сутки в условиях лютой зимы, населенные пункты на пути их следования были заняты тыловыми учреждениями и госпиталями, обогревание бойцов представляло невероятные трудности, но армия двигалась и вовремя своими передовыми частями - 3-й и 49-й гвардейскими стрелковыми дивизиями 13 гвардейского стрелкового корпуса, 98-й стрелковой дивизией и 70-м стрелковым полком 24-й гвардейской стрелковой дивизии (наш полк!) 1-го гвардейского стрелкового корпуса - удачно вышла на рубеж Громославка, Ивановка, Капкинка, предупредив действия противника"
В конце марша произошел такой эпизод. Морозное солнечное утро, в воздухе появился 4-х моторный транспортный "Кондор" - вез грузы окруженным немцам. Появились наши Ла-5 (пара). Завязался воздушный бой. "Кондор" был сбит. Начал падать недалеко от нас. Два летчика выбросились с парашютами. Нам команда - захватить парашютистов. Одного парашютиста относило далеко в сторону, за ним бросились полковые разведчики. У них завязалась перестрелка с приземлившимся летчиком. Летчик сопротивлялся и был убит. Второй приземлялся прямо в месте падения и взрыва самолета.
ХР-014
28.09.2001
Мы побежали к месту падения самолета. При взрыве в радиусе метров 200 разбросало его груз. Грузом был консервированный хлеб, каждая булка которого была завернута в пропарафиненную бумагу. Булки в виде брусков (формовые), весом 500-600 г. На верхней корке выдавлены цифры (на сохранившихся булках): 1938, 1940(по-видимому, годы выпуска). Большинство булок были разрушены на множество кусков. Парашютист же перед приземлением поднял руки вверх - сдавался. К самолету практически сбегался весь полк - было кому пленять парашютиста. Мы, сильно голодные, добежав до разбросанного хлеба, начали его запихивать в рот и попутно собирать в запас во что придется. Бросил на землю автомат, достал маскировочную сетку и на нее в темпе стал собирать и укладывать куски хлеба. Собирающего народа хватало. Надо было шустрить, чтобы собрать побольше. Я, перебегая с сеткой, совсем забыл про свой автомат. Спохватился, когда от него удалился метров на 150. Как я испугался! Это ж надо! Так увлечься и забыть об оружии! Удивительно, при дефицитности автоматов, никто на него не позарился. Голод всеми двигал. В общем, страх я испытал огромнейший и долго помнил о таком позорном случае.
Хлебом все пообъедались до тошноты и болей в желудке. Некоторые даже сознание теряли. Но никто со своими запасами не расставался. Отошли от самолета не более километра. Чувствуем себя препогано. А тут команда - срочно окапываться - ожидается атака немецких танков. Земля промерзла на солидную глубину. За несколько часов (к утру) удалось каждому вырыть по круглой ямке на глубину меньше метра. Если бы атака немецких танков состоялась, вряд ли бы мы уцелели в степи и в таких ямках.
В памяти об этих днях остались непрерывные перемещения, танковые бои, бои в воздухе, частые бомбежки немецкой и итальянской авиации, морозы, недосып и жуткая усталость.
Пришлось поучаствовать в непонятном танковом десанте. На закате солнца, в мороз, на окраине одного из населенных пунктов нашу роту подвели к работающим на малых оборотах танкам Т-34 и, не поставив никакой задачи, приказали по отделениям занять места на броне танков. Танкисты грелись в сохранившихся хатах, а мы в ожидании их появления, мерзли на броне. Наконец, танкисты заняли свои места в танках. Нам опять-таки никто ничего не объяснил, куда нас везут, где, когда и что нам надо будет делать. Двинулись в темноту. Нас на броне швыряет, держаться почти не за что, руки прихватывает мороз. Тоскливо. В темноте начали появляться вспышки искр, звук взрыва не всегда был за грохотом и лязгом танков слышен. Судя по всему, немцы били в темноте по площади.
Вдруг, наш танк резко остановился. Мотор заглох. Мы от резкой остановки чуть не слетели с танка, набили себе синяков и шишек. Стали явственнее слышны разрывы. В танке тишина. Потом звук открываемого десантного люка (и, по-видимому, люков механика- водителя и стрелка-радиста). Танкисты покинули танк, ничего не сказав нам, и бросились бежать назад, к селу (откуда выехали). Видя такое, мы тоже покинули танк и бросились вдогонку за экипажем. Через некоторое время вернулись практически все танки. Что это была за "операция" я так до сего времени не могу понять.
