"Заблуждение академика Павлова"
Вы звери, господа!.. Вы звери...
Елена Соловей, актриса.
Нет, звери не едят своих. Это делают только голуби и люди.
Автор, журналист.
Ночь. Элеватор. Отгрузка зерна. В кромешном аду из лузги, пыли, лязга вагонных буферов и грохота падающего по самотёкам зерна, мечутся в свете прожекторов ломаные тени аппаратчиков, подгоняемых требовательными гудками мотовоза: двадцать секунд --- тонна, чуть зазевался --- она уже за бортом.
По верх всего этого откуда-то пробивается удивительно знакомый, но чрезвычайно пронзительный звук. Когда эшелон с зерном отходит, а другой ещё за стрелкой, и пыль немного оседает, то под крышей погрузочного узла виден...воробей! Он по-хозяйски деловито ходит по железной балке и что-то обстоятельно рассказывает нарочито грубоватым чириканьем.
Дело в том, что они с воробьихой устроили гнездо в надколотом стеклоблоке, и теперь она высиживает птенцов, а он, как может, старается её оберечь и успокоить.
Зерно грузили два дня и две ночи. За это время успело смениться четыре бригады людей. Покрытые толстым слоем пыли и, как мешки, набитые мякиной они устало сползали по трапам и разбредались по своим домам, где до следующей смены будут отмываться, отсыпаться и отхаркивать липкие чёрные сгустки.
Однако никто из людей не видел, когда воробей спал, что ел и где пил. Он всегда был на месте и, перекрывая элеваторный гай, подавал, лишь им двоим, понятный сигнал: всё в порядке, всё хорошо, будь спокойна, я здесь.
Только одно могло придать этому крохотному тельцу так много сил. Это любовь.
А академик Павлов всё твердил: инстинкты, инстинкты...
Когда зерновозы укатили в Новороссийский порт, где их ждали голодные египтяне, которые так увлеклись войной с Израйлем, что разучились выращивать хлеб, на путях был обнаружен труп подростка.
Пятнадцатилетний пацан жил неподалёку и лёг на рельсы уже второй раз. Он никогда не ходил в детский сад, не учился в школе, а всю свою короткую жизнь мечтал только получить паспорт, чтобы уйти из вечно голодной и пьяной своры, которую называли "его семья". Когда ему исполнилось четырнадцать, то выяснилось, что он нигде, никогда, ни в каких книгах записан не был, а значит и не существует.
В тот раз инстинкт жизни не дал ему поднять голову, и когда три тысячи тонн, прогрохотав, умчались, сердитые милиционеры стащили его с насыпи, привели домой и выписали родителям штраф, на который те глубоко плевали.
Теперь же инстинкт жизни уступил, и вагонная ось, ударив по затылку, расколола парню череп...
На собранные соседями деньги семья гуляла три дня. Когда тело привезли из морга, деньги кончились. Это уже не инстинкты. Это голый рефлекс. На водку.
