Пока наш самолет был еще на большой высоте, горы не казались высокими и долина, в которой лежал город, выглядела обычно. Снижение, даже для нас летчиков, показалось очень крутым, и мы неожиданно провалились в огромную чашу, окруженную горами с крутыми и высокими скалами и сереньким глинобитным городом внизу. На снижении наш борт тут же подхватила пара Ми-24, вертолеты сопровождения, и небо мгновенно превратилось в огромную голубую чашу, расцвеченную белыми шлейфами и желтыми огнями "асошек" и "кадеэсок". Это было необычно и даже, поначалу, показалось красиво. Чаша вокруг поражала размерами и высотой скал.
Кабул террасами плавно восходил по склонам вверх и казался сер, пылен и скучен.
Взлетающие самолеты словно собирались таранить вертикально стоящие скалы вокруг и, натужно гудя двигателями, отворачивали, казалось, лишь в десятках метров от крутых склонов. Жара и пыль стояли плотной стеной. К жаре мы уже привыкли в Узбекистане, а афганская пыль поражала своей невесомостью и всепроникаемостью.
До самого вечера нас держали на бетонке аэродрома, гоняя с места на место со всеми вещами и ящиками с инструментами техсостава. Мы всем мешали, и даже афганские таможенники, совершенно неулыбчивые солдаты, начинающие проверку каждой новой группы стандартной фразой "Кабул контрол", тоже сгоняли нас с места. Ветра не было, но к вечеру стало прохладнее, и, как только село солнце, начисто исчезла пыль.
Странно было, что все шло так обыденно. Солнце, рабочий аэродром, уставшие люди вокруг, и постоянные взрывы, выстрелы и очереди где-то. Не было похоже на наши понятия о войне, но вокруг все же проявлялась смерть. В ста метрах от нас, в таможенном "отстойнике", упали, негромко лопнув, две мины. Нам было слышно их разрывы, а проходивший мимо офицер совершенно буднично сообщил, что убиты двое солдат и один тяжело ранен. Мы погрузили свое имущество в подруливший АН-12 и собирались грузиться сами, когда произошло одновременно два события. Во-первых, всем предложили надеть парашюты, и, пока разбирались, как после этого грузиться и что делать солдатам и техникам, никогда не прыгавшим с этой штукой, тем более не на принудительное раскрытие, на взлетной полосе столкнулись и загорелись Ми-8 и Ан-26. Было уже очень темно и пожар выглядел завораживающе красиво и не страшно. Самолет, видимо, заруливал на стоянку, а вертолет собирался занять взлетку по команде КП на взлет с дежурного звена. Ночь в Афганистане наступает практически мгновенно, и чернота ее поражает отсутствием полутонов. Все самолеты и вертолеты выполняли полеты и руления с выключенными бортовыми огнями и всегда были невидимы... Пожар быстро и без суеты потушили, полосу освободили, а нас продолжили готовить к вылету, словно ничего не произошло. Но с одним молодым офицером из техсостава случилась истерика, он категорически не желал надевать парашют и садиться в самолет. Истерику погасили также деловито и быстро, как и пожар, и с перелетом в Баграм проблем больше не было.
БАГРАМ
Утро следующего дня было началом бесконечной череды рабочих дней, закончившихся только после прилета заменщиков через год. Система работы авиаполков на войне простая: год работы - замена.
Мы заменили ребят, не славившихся удачей. На аэродроме перед домиком дежурного звена, стояла стелла с целой чередой фотографий погибших летчиков. Поражала деловитость с которой нас практически мгновенно подготовили на первый удар.
Рядом с аэродромом простиралась пустыня с условным пятном у двух одиноко стоящих скал: полигон, позывной "Легенда". Что-то там валялось в песке, по чему можно было прицеливаться и пускать "эрэсы" или бомбить.
В первый же день - взлеты на "Легенду" и ознакомление с будущим районом полетов - в принципе весь Афганистан.
Аэродром расположен практически в центре широкой долины Чарикара. Начало долины - выход из ущелий Саланг и Панджшер, а сама долина - бывшее устье наземных и подземных рукавов реки, которой уже давно нет. От ущелья Саланг вдоль гор по западной стороне долины тянется асфальтированная дорога Чарикар - Кабул. Чарикар - средней (по афганским понятиям) величины город в начале этой дороги. С другой стороны дороги тянутся обширные виноградники (так называемая "зеленка"), иссеченные кяризами (сеть подземных коридоров, иногда довольно широких, бывших ложем для подземных рек). Довольно много среди всего этого разбросано кишлачков, обычно очень маленьких, живущих только за счет своего куска "зеленки". Аэродром на самом краю "зеленки", за ним только пустыня с "Легендой" и вдалеке гряда скал вдоль всей восточной части долины. Охраняют аэродром цепь наших и афганских постов, расположенных в несколько эшелонов и поддерживаемых с нашей стороны дивизией МСД и полком десантников. Но все это так перемешано, так пересыпано эпизодически появляющимися где угодно "бандформированиями", что четкого понятия нашей и не нашей земли нет. Странный случай, когда война вокруг тебя непрерывно, а линии фронта никогда не было и нет...
Каждый взлет самолета сопровождается висящими в небе вертолетами и салютом из защитных огней ловушек. Причем из-за близости предполагаемого противника все взлеты и посадки совершаются в довольно ограниченном цилиндрическом куске воздушного пространства, крутизна глиссад поразительна: свечой вверх и камнем вниз. Мы же, только появившиеся здесь, и еще не нюхавшие никакой войны, делаем все с щенячим восторгом и с радостью соглашаемся на любые предложения. Например, первые три дня нам не были поставлены защитные ловушки "асошки". Предложено было летать без них, и мы согласились. Причем также должны были летать и ребята, которых мы меняли, так как на все удары (бомбометания или пуски эрэсов) водили два дня они. Поначалу было немного страшновато, но мы быстро привыкли. И только два месяца спустя, я понял на что мы пошли. Нас не сбили тогда, очевидно, только из лени...
Первый удар мы выполняли в Панджерский Крест. Так называлось ущелье в форме креста в первой трети самого Панджшера. Цель находилась в самом центре Креста. По информации ХАДа там собирался комитет полевых командиров Ахмадшаха Масуда. "Наших и мирных нет!" - фраза, звучавшая в конце любого доклада начальника разведки и почти всегда означавшая, что нет вблизи ни наших войск или десантных групп, ни гражданского населения. Задача - нанести удар восьмеркой "Грачей" : вооружение 4 "эрэса" С-24 на каждый штурмовик. То есть каждый из нас нес 4 таких черных железных бревна по два метра длиной и диаметром 24 сантиметра. Группа легко вышла на цель, но мы сориентировались, где она и куда выполнять пуски, только после ввода в пикирование ведущего. А дальше было что-то просто кошмарное, не похожее ни на что ранее виденное. Крутое пикирование под диким углом (чуть не под 70 градусов) в узкое скалистое ущелье, на дне которого едва просматривались красные крыши домов маленького кишлака. Команда "Пуск!", и тут же все впереди покрылось шлейфами сорвавшихся с направляющих снарядов и дымами "асошек". Судорожно успеваю выбрать цель, выполнить пуск и резко тяну ручку управления на себя. Справа и слева проносятся скальные стенки, самолет дико трясет, и он нехотя выходит из пикирования. Опять голубое небо и черные крестики группы впереди. Делаем разворот для анализа результатов удара и домой. А я все думаю: "Ни черта не понял, как все это можно найти среди абсолютно одинаковых скал и кишлаков!"
Необычно и на земле: весь аэродром и каждая отдельная часть его окружены минными полями. По периметру установлены два ряда колючей проволоки, все пространство внутри - мины. Каждая ночь - это беспрерывная работа артиллерии; залпами, как молотом по огромной бочке, стучат гаубицы, обрабатывая по несколько раз за ночь площадки возможных точек обстрела гарнизона "эрэсами" или минами. ХАД постоянно дает информацию о готовящихся обстрелах и с таким же постоянством работает еженочно "артель" (артиллеристы).
И тем не менее обстрелы бывали довольно часто, но не массированные, а какие-то странно мелкие. Прилетит штук пять-шесть "эрэсов" или мин - и тишина. То есть тишина только в смысле обстрела, а на деле-то, конечно, все наоборот: тут же начинает в предполагаемую точку обстрела долбить "артель", ухают гаубицы или шелестит и воет "Град". Автоматные очереди уже никто не замечает. Постоянно гремят крупнокалиберные пулеметы: наши "Утесы" или их, хотя тоже в прошлом наш ДШК (Утес и ДШК - названия пулеметов). Периодические разрывы мин на разделительной полосе: обычно рвутся какие-нибудь полудикие животные или, изредка, наши солдаты, переходящие ночью эту опасную полоску по уже отработанным тропам за "чарзом". "Чарз" - наркотик, анаша афганского производства, стоит просто бросовые деньги, особенно если учесть, что простое дерево в Афганистане идет на вес золота. Все в нашем гарнизоне построено с помощью нашей "бомботары": это квадратные деревянные бруски в которые упаковываются и бомбы, и "эрэсы". Всего этого добра мы ежечасно выпускаем и сбрасываем просто огромное количество. Соответственно и заборы, и дорожки, и все вспомогательные строения типа бань и курилок для отдыха - сплошное дерево и, конечно, "богатство" для любого духа (духи - одно из названий повсеместно употребляемых для афганцев, это от "душман" - бандит, но чаще так называли всех без различий афганцев). Естественно часть этого "богатства" каждую ночь превращается в "чарз". На тропы "любителей" постоянно выставляются сигнальные мины: это трубка с сигнальными ракетами, от которой пауком тянутся растяжки. Задел одну из них, и тут же начинается сначала дико-хулиганский свист, по звуку напоминающий свист падающей бомбы, а затем минуля выплевывает над собой штук пять-шесть осветительных ракет, исключительно интеллектуально решая задачу: "Послушай, кто-то тут есть... А теперь посмотри, кто это"... Смотрят обычно с караульных вышек, для верности подсвечивая себе трассирующей очередью из крупнокалиберного пулемета. Вот такая ночная "экзотика"...
НОЯБРЬ
К концу октября мы были уже подготовлены до обычного своего уровня летчиков первого класса. Нам так казалось...
Самым сложным было научиться точно определять место цели. Мы работали по километровым картам. Цели давались с точностью до десятков метров. Но штурмовик не имеет никаких специальных навигационных средств для такого точного определения координат цели, кроме глаз летчика, и поэтому приходилось просто заучивать и запоминать все о цели, а затем, на подходе, быстро сверить, если успеешь все с картой - и вперед...
Месяц начался с праздника. Прилетевший из Кабула генерал деловито прояснил, что начался Большой Рамазан. А 4 ноября - день рождения пророка Магомеда и праздник жертвоприношения. Давали понять, что стоит быть повнимательней, чтобы нас не принесли в жертву.
Ноябрь был первым по-настоящему тяжелым месяцем. Работа без конца: на войне нет выходных, первые мы получили только после Нового года, когда три дня шли дожди и мы наконец-то смогли выспаться... До этого все дни были сплошной чередой "работа - немного сна - работа". Обычно четыре-пять БШУ (бомбо-штурмрвых ударов) в день, затем немного сна и ночные БШУ.
Между тем праздник шел своим чередом: севернее аэродрома духи вырезали два поста демократов, они тут же провели свою операцию "Возмездие": разбомбили поселок Гулямали в двух километрах от аэродрома.
Первые серьезные ночные операции... Под Газни духи блокировали на дороге нашу колонну. Обстреливали весь день и полночи. Я сопровождал последнюю, видимо подбитую машину, она еле ползла и ее все время обстреливали, но все-таки успешно добралась до крепости.
Ночи здесь просто страшные: почти абсолютная темнота, особенно когда нет звезд, и в кабине чувствуешь себя как в космосе.
16 ноября, ночью, обеспечивали спецназ в горах. Их блокировали еще днем и, видимо, весь день ребята вели бой. Группа располагалась не высоко в горах, всего на 2500 метрах северо-западнее Газни, но скалы были, даже сверху видно, тяжело проходимыми.
Ночью землю не видно без подсветки, поэтому когда я вышел в район, сразу запросил их наземного авианаводчика. Парень долго не отвечал на мои запросы, а потом вдруг запросил сам: "Грачи!.. Грачи!.. Грачи - земле!"..
Меня просто поразил его голос: по интонации - смертельно уставшего человека, по чистоте же тембра, совсем молодого парня. Я сразу связался с ним и попросил обозначить цель ракетой. У ребят к тому времени кончились и ракеты, и с патронами, видимо, было не здорово: места ударов они обозначали лишь короткими автоматными трассами. Проработал с ними больше часа. Тяжело было бомбить: страшно попасть по своим, к тому же работать среди скал в нескольких десятках метров от них нельзя было без лазерного прицела, а это значило, что надо снижаться под самые скалы. Но все прошло хорошо, и их слова: "Спасибо! Уходите." - сняли все напряжение.
Двадцатого провели первый комплексный удар. Операция по уничтожению школы операторов "Стингер". Удар был назначен на конец дня. Цели - на склонах ущелья недалеко от кишлака Таджикха. Участвовали группы самолетов Су-17, МиГ-23 и наши Грачи. Мы работали восьмеркой в основном зажигательными авиабомбами. В лучах заходящего солнца наши группы падали в это ущелье с огромной высоты. Удар должен был быть практически одновременным для всех групп: мы были немножко разделены по времени и месту, но в общем все видели всех. Вероятно это было красивое зрелище: самолеты со всех сторон, одновременные сбросы и пуски ракет, и все это подсвечено лучами заходящего солнца, горящими гроздьями "асошек" и мощным огнем противодействия с земли... Вот только мы несли смерть, а с земли она летела навстречу нам. Тогда мы впервые поняли, что Афганистан - это особенная страна: почти 80% наших зажигательных бомб не инициировали пожары. Причина проста - высоко в горах им не хватало кислорода для горения...
ДЕКАБРЬ
Зима началась с подготовки к длинной и сложной операции "Магистраль". Суть ее нам объяснили достаточно просто: от Кабула на юго-восток идет дорога (большей частью в горах) к небольшому городку Хост, недалеко от границы с Пакистаном. Дорога давно блокирована, город не получает продовольствия, ее нужно очистить и провести несколько колонн. Наземники продвигались, перенося свои "блоки" (укрепленные посты) на 1 - 3 километра в день. Дорога была сплошь заминирована, а скалы вокруг нее, также сплошь неприступны. Как нам пояснили, дорогу эту охраняло одно из воинственных горных племен. Договориться с ними сразу не удалось, поэтому потери на земле были большими. Но все же буквально через десять дней с начала операции состоялось "перемирие". Мы отметили на картах "зону мира" и, наверное, полдня успешно сторожили ее не производя никаких действий, хотя на земле постоянно что-то взрывалось, стреляло и горело... Затем мы также успешно стали ее бомбить. Видимо, "воинственное племя" оказалось еще и по азиатски хитрым, потому что за время "перемирия" были просто оттянуты в глубь гор или частично сожжены склады с оружием. Мы стали летать на разведывательно-ударные действия (РУД). Такие удары не готовятся заранее, а просто определяется район для свободной охоты. Мы наносили на карту расположение наших блоков и вылетали в район РУД для самостоятельного поиска целей. Днем это были машины или места работы артиллерии духов, ночью любые видимые огневые точки или отдельные костры в горах. При обнаружении скоплений войск давали координаты для работы наших "Градов" или "Ураганов". От залпа одной такой установки в месте удара горела даже сама земля, причем вспыхивало все мгновенно на огромном квадрате в несколько гектаров.
По РУД работали с авианаводчиками. Эти ребята жили в Баграме, в модуле , недалеко от нас. Мы знали их в лицо и различали по голосам. Забегая вперед, скажу, что операция все же прошла успешно: мы провели несколько колонн с продовольствием, расставили вдоль дороги свои блоки и затем успешно передали их демократам. А чуть погодя, дорогу опять взяло в свои руки все то же "воинственное племя". Я думаю, оно там и сейчас, и по-прежнему не пускает колонны продовольствия в Хост... Но не потому, что так не любит этот город, а просто потому, что так в Афганистане в основном и добывают себе еду...
Декабрь принес свои проблемы. Накопилась усталость, резко повысилась сложность и ответственность задач. Высота поражения "Стингер" поднялась до 6 - 6,5 тысяч метров: операторы теперь дежурили высоко в горах. Приходилось выходить на цель на высотах до 8 тысяч метров. Помимо сложности определения цели с таких высот, появилась еще одна проблема: штурмовик - это самолет для работы над полем боя, он хорошо защищен от осколков и случайных пуль, даже крупного калибра, но не предназначен для полетов на таких высотах... То есть летает-то он, конечно, без проблем, но его кабина негерметична. Приходилось все время работать в кислородной маске и дышать одним чистым кислородом. Поначалу казалось, что особых проблем нет, но спустя какое-то время я почувствовал, как стало больно вдыхать простой воздух на земле после посадки. Боль была где-то в спине за грудью. Врачи не обращали внимания на такие мелочи, но при попытке выяснить в чем суть, нам пояснили, что "это ожег легких кислородом"... Но это было обычное влияние декомпрессии на легкие: мы слишком резко падали в своих пикированиях и из-за сильного перепада частично происходило отслоение плевры в легких. Это не опасные микротравмы, которые здоровый организм вполне мог перенести и самостоятельно залечить, если бы мы не получали их так много и так часто... Но самым опясным было нарушение обеспечения кислородом в полете. Кислородные приборы редко, но отказывают, к тому же уже были случаи, когда летчики второпях просто забывали подсоединить шланг маски к редуктору прибора. В этом случае маска у летчика подтянута хорошо, но чем он дышит он не может определить, а кислородное голодание наступает незаметно. Дважды я наблюдал это в нашем звене, когда самолет внезапно начинал плавно отходить от строя, заваливаясь на крыло со снижением. Оба раза это было с моим ведущим, командиром эскадрильи. Один раз отказ прибора, а другой раз просто не подсоединил шланг маски к редуктору. На штурмовике есть вторая радиостанция, по которой мы могли переговариваться друг с другом, никому не мешая; по этой станции и приходилось кричать ему: "Толик! Толик! В чем дело!?.. Проснись!..." Правда, оба раза он удачно "просыпался", упав не ниже 6 тысяч метров. Наш маленький "Грачик", ко всем проблемам, еще и не имеет автопилота, при отсутствии управления со стороны летчика, он кренился и плавно падал, автоматически наполняя атмосферу в кабине кислородом... Вот только летчик иногда не успевал вывести самолет из пикирования... Так погибли по меньшей мере двое ребят из полка, который мы заменили, оба "заснули" ночью, когда разбудить было уже не кому...
22 декабря я запомнил на всю жизнь...
Перед этим мы ужасно вымотались: всю ночь работали по кострам. В глазах рябило от огней в черноте ночи, и ужасно хотелось плюнуть на все и заснуть... Днем удалось немного поспать, но после ужина мы опять шли к автобусу для выезда на дежурство. Понуро брели мы вчетвером, растягивая время до начала очередной круговерти.
Над полосой, в уже окрашенном закатом небе, плавно набирал высоту Ан-26. На высоте примерно 2 -2,5 тысячи метров, почти над центром полосы, он вдруг перестал отстреливать "кадээски". Мы еще удивились: для транспортников это было нехарактерно... Вначале показалось, что из "зеленки" пустили осветительную ракету: взлетел не спеша маленький желтый огонек. Вдруг он резко ускорился и, прочертив ровную прямую линию в небе, ударил прямо в середину фюзеляжа Ан-26. Звук разрыва донесся немного позже... Самолет почти мгновенно оказался в большом огненном шаре насыщенного желтого цвета: он тут же начал крениться, выпустил шлейф черного дыма, очень быстро свалился в пикирование и упал в "зеленку". Опять запоздало пришел звук взрыва и слабо дрогнула земля. И только теперь мы заметили, что в небе, на фоне закатных гор и столба не рассеявшегося дыма расцвело пять куполов парашютов...
Мы успели засечь место пуска ракеты и быстро выехали на стоянку самолетов. Минут пять ушло на отметку точки пуска на карте: поразило, что оператор произвел запуск ракеты из точки, вокруг которой в радиусе примерно 1000 метров находилось аж семь наших постов! Но, как выяснилось, с земли, кроме нас, пуск никто не видел. Ракета ушла совершенно без дыма, пламени и почти без звука. Через пятнадцать минут мы с командиром эскадрильи вышли парой на цель, но работать было уже нельзя: солнце село за горы, и в долину упала тень, надежно прикрыв все детали на земле. Вблизи своих постов работать было просто невозможно, так как на наших самолетах были подвешены очень мощные ракеты. Мы разошлись, прикрывая с двух сторон работу вертолетов, занимающихся спасением экипажа. Всех пятерых подняли почти сразу, не смотря на сильное противодействие с земли. Было видно, как по "вертушкам" работали со всех сторон крупнокалиберные пулеметы и две спаренные зенитные установки. Командный пункт дал информацию что в экипаже было шесть человек и последним должен был прыгать командир. Но никто не видел прыгал ли он вообще. Парашютов в небе все видели только пять. Мы продолжили поиск по радиомаяку и световым сигналам... Наверное, через полчаса я заметил факел, похожий на сигнал ночного сигнального патрона, применяемого для обозначения места приземления летчика. Но мне четко было видно, что это очень далеко от места подбора экипажа. Я доложил на КП и передал координаты. Через минуту меня попросили подтвердить координаты и спросили, наблюдаю ли я место падения Ан-26?... Я все подтвердил, но и сам понимал, что этот сигнал был все-таки далековато от места падения. Больше сигналов не было, а вертолет для проверки моей засечки факела посылать стало опасно: было уже достаточно темно и далеко. На земле меня вызвали на КП и попросили отметить место засечки на карте точно.
А через неделю я узнал от нашего "особиста ", что командира все же обнаружили именно там... Крестьяне из ближнего кишлака нашли его утром и просто забили тяпками. У него почему-то не было пистолета и, возможно, он был ранен. Но, когда на следующий день пришла туда бронегруппа, он лежал в целом комбинезоне, ботинки стояли рядом, а внутри был весь изрублен на куски. Посмертно он получил Героя...
Такая странная война...
И закончился декабрь тоже потерями. Духи, видимо, решили срочно почтить праздник жертвоприношения. Ежедневно выходили на дежурство операторы "Стингер" в разных местах "зеленки". Через неделю после Ан-26 на наших глазах сбили над взлетной полосой спарку МиГ-21 с нашим инструктором и демократом. Катапультировались успешно оба, и наша бронегруппа их тут же подняла.
К следующему вечеру ХАД дал координаты места дежурства очередного оператора, планировалось ударить помощней, чтобы наверняка, так как они выполняли пуски из открытых кяризов.
В сумерки взлетели два наших Грача с мощным боезапасом. Цель решили обозначить залпом "Града", и после этого они должны были атаковать ее один за другим. В готовности на земле ждала еще пара Грачей.
После обозначения первым атаковал Саша Плюснин, начальник разведки нашего полка; по принятому коду он доложил: "Цель вижу, атакую"... После этого - тишина и взрыв на земле, мощный, с грибом вспыхнувшего в воздухе керосина от взорвавшегося со всем боезапасом самолета. Ребята из пары, сидящей на земле в готовности, ощутили толчок земли даже в кабинах. Самолет упал в шести километрах от аэродрома, но к месту падения не смогли пройти ни бронегруппа, ни батальон 108-ой дивизии, усиленный бронегруппой. Мы так и не узнали, почему он погиб. Даже то, что точно погиб, выяснилось только в начале января. До этого он был без вести пропавшим. Кстати, тогда мы впервые узнали, что если нет подтверждения гибели, семья не имеет права на пенсию...
Странные законы были в той странной войне: любой из нас мог превратиться просто в дым... Государство предполагало, что за риск на войне должно отвечать не оно, а наши семьи...
ЯНВАРЬ
Пошли дожди. Новый год "отметили", как обычно, на дежурстве. Был, конечно, "фейерверк": в двенадцать ночи засиял и засветился весь гарнизон. Стреляли в небо, жгли сигнальные ракеты и факелы: скучное веселье...
Четвертого января, в выходной по погоде (шел сильный дождь), поминали Сашу. А затем снова операция "Магистарль"... Началась погода, обычные вылеты и опять "Стингеры"...
Утром сопровождали вертолеты из Панджшера. На подходе к аэродрому - попадание ракеты в винт Ми-8. Ребята умудрились посадить машину на дикой тряске. Через день подбили в районе удара на "Магистрали" одного нашего командира звена. Все-таки Грачи были очень живучими: на нашем самолете установлено два двигателя, поэтому чаще всего попадания были строго между ними - в хвост самолета. Сергей "поймал" ракету под Хостом, но пришел сам оттуда и сел почти без проблем, если не считать, что самолет не тормозил вообще и его пришлось "ловить " на полосе.
Долго не было писем из дома: из-за непогоды не летал транспортный "почтовик". В день, когда погода появилась, он прилетел рано утром и разбился прямо в двухстах метрах от начала полосы. Все письма сгорели, конечно. А сбили его из простого автомата: просто убили летчика, попав в лицо перед самой посадкой...
Ночь после этого была просто ужасной. Я простудился, была высокая температура, да еще всю ночь долбили гаубицы, стены модуля буквально ходили ходуном.
Приснился кошмарный сон: я лежу в кровати, вокруг все взрывается и горит; вдруг появляется мой сын Денис, в шубе и шапке, почему-то маленький, лет шести... Он сосредоточенно смотрит куда-то вдаль и проходит мимо меня...
Я вскакиваю, кричу сквозь разрывы вокруг:"Куда ты, Денис!?"
А он спокойно, не оборачиваясь говорит мне: :"Не бойся. Спи! Я никуда"... И исчезает. Я просыпаюсь, смотрю сквозь темноту, сидя на кровати и ничего не пойму, где я, что тут происходит?...
Январь закончился так же плохо, как и начался. Один из наших молодых летчиков, работая по РУД ночью, получил подтверждение КП на атаку обнаруженной колонны и сбросил бомбы. Колонна оказалась нашей. Бомбы, к счастью, упали мимо: он очень торопился и промазал... Определили виновным летчика. Обычно, если было попадание, по суду полагалась тюрьма. Командующий грозился послать его в передовые авианаводчики, как бы в наказание и в назидание. Прямой вины летчика не было. Главное было в несовершенстве нашей системы наведения на наземные цели. Хотя только наши колонны позволяли обнаружить себя с воздуха. Духи в этом смысле были более профессиональны, а наши чаще всего белее беспечны...
В общем, в конце концов, мы его с трудом отстояли, но молодежи запретили летать на РУД ночью (а значит вся нагрузка опять упала на нас), но и днем после этого ребята долго еще не решались брать на себя решение на атаку: считали, что лучше уж тогда "ничего не обнаруживать"...
ФЕВРАЛЬ
Закончилась "Магистраль". Вернулись наши соседи десантники. Мы ходили смотреть трофеи... Впечатление ударное. У "бедного" племени в горах были отлично оборудованные госпитали для раненых: вырубленные в скалах операционные и палаты, выложенные кафелем, чистые и хорошо оборудованные. Амуниция на складах на загляденье: легкая и крепкая обувь, удобная одежда, а для операторов "Стингер" даже комбинезоны с электроподогревом. Самое современное оружие, в медаптечках - даже стерильный материал с рассасывающимися нитками для зашивания ран. Привезли в трофеях и диковинку: портативный полевой рентгеновский аппарат, размером всего с посылочный ящик.
Пошли слухи о возможном выводе наших войск. Наши посты начали подтягивать ближе к аэродрому. Духи просто обнаглели. Блокировали в "зеленке" практически каждую нашу группу и не пропускали без бакшиша (подарок, дань уважения или почитания сильного) в виде оружия и боеприпасов. Они явно чувствовали себя хозяевами.
Как-то ночью я обеспечивал прикрытие снятия нашей заставы южнее Кабула под Бараки. Маленькая застава на дороге была вся в огне. По ней стреляли со всех сторон. Полное окружение. Рядом горел бронетранспортер: пытались вывезти раненых, но не прошли. При подходе вертолетов с Кабула я сбросил светящиеся авиабомбы для подсветки места посадки. Включившиеся в небе "люстры" мгновенно прекратили всю стрельбу. Духи очень опасались авиации. Даже вертолеты не обстреливали: дали спокойно забрать всех, тринадцать раненых, из них десять тяжелых... А на этой заставушке вряд ли было больше тридцати человек.
29-го днем, на глазах у всех сбили Ми-24, обеспечивающий посты на скалах восточнее точки. Летчик-оператор успел только сказать в эфир: "Прыгаем!", и они тут же рухнули в ущелье. "Стингер" пришел точно в "Липу" и сразу обрубил хвост. "Липа" - это установка для увода ракет, подобных "Стингер", с траектории; она устанавливается за фюзеляжем в начале балки хвоста вертолета. Обычно вертолетчики не включали ее, но неделю назад специально приезжали инженеры, проводили занятия по "Липе" и убедили всех в ее надежности. Надежность действительно оказалась "высокой"...
МАРТ
Становится все теплее, чаще идут дожди, давая нам отдых.
А обстановка вокруг все горячей. Много обстрелов, много подрывов на минах. На аэродром мы ездим мимо маленького магазинчика, сама дорога ведет на базар и как бы ничья. И практически после каждого дождя в лужах обнаруживают аккуратно поставленные ночью мины, в основном противопехотные. Духи "заботятся" о нас...
Предполагаемый вывод войск, наделав много шума и напустив слухов, сыграл для нас с комэской счастливую роль: нас отпустили в отпуск домой!...
На счету у всех нас было уже более чем по сто боевых вылетов. С отпуском, правда, долго тянули и меняли: едем не едем, едем, но позже... Но отпустили как всегда неожиданно. К тому времени от усталости или однообразия событий абсолютно притупилось чувство опасности. Однажды заметил за собой, что я не отреагировал на разрыв мины буквально в десяти метрах от себя: собирал в сумерки дрова для печки в дежурном звене, а эта штучка взорвалась рядом, за пустыми ящиками: острый красный всплеск огня вверх, взвизгнули осколки, а я стоял и смотрел, не задело ли кого...
А в ночь перед отпуском, ехал в "УАЗике" десантников по пустынной дороге. Мы были одни с водителем, и я вдруг весь обмер от того, что понял: МЫ ЕДЕМ ПО ЛУЖАМ!!! В каждой луже я ступнями чувствовал жуткий ужас от возможного разрыва мины. И вдруг все вокруг вспыхнуло огнями трасс, осветительными ракетами, наполнилось грохотом очередей десятков крупнокалиберных пулеметов ДШК: у духов начался их Новый год! Было красиво и страшно, и это почему-то успокоило...
МАЙ
Отпуск пролетел мгновенно. Пятнадцатого мая мы вновь были в Кабуле. На аэродроме сидели на постоянном дежурстве два наших звена Грачей. Все было как обычно, только обстрелы чаще. В ожидании борта на Баграм пошли к своим. Просидели у них до вечера. Оказалось, что нам повезло: в пересыльном пункте, где обычно ожидают самолет на свою точку, упало два "эрэса" - двое убиты и двое ранены. Действительно везет!..
В пол одиннадцатого - уже у себя в модуле, в Баграме. Тут же позвонил своим ребятам в дежурное звено и узнал, что завтра мы летаем: значит, вставать, как обычно, в три...
Работаем каждый день по сопровождению наших колонн. Идет ВЫВОД! Пока еще не очень тяжело вставать каждый раз в три часа, но днем уже начинает клонить в сон от жары и усталости. Беспрерывные войны вокруг. Банды воюют друг с другом за место под солнцем. В связи с нашим выводом у них появилась возможность заполучить бывшие наши блоки с жилыми модулями, банями, столовыми и даже бассейном иногда. Очень обеспокоены войска демократов: с выводом наших их жизнь явно осложнится. Уже сейчас их попросту целыми ротами вырезают на удаленных постах. Иногда они просто переходят в какую-либо банду.
Наши политмейкеры провели в войсках работу: в связи с изменением политики СССР в РА, прекратить употребление слов "бандформирования" и "банды", теперь мы называем их "отряды повстанцев"... Все отлично понимали, что от этого ничего не изменилось, но политические игры тогда еще были в моде. Странным было поведение наших "любимых" повстанцев: они уничтожили все посты демократов севернее аэродрома, приняли сдавшуюся без боя целую роту царандоя (афганская милиция), но наши блоки не тронули, оставив за кольцом теперь уже своих постов. В результате несколько блоков охраны оказались полностью отрезаны и их снабжали продовольствием с помощью вертушек ночью. А потом "повстанцы", неожиданно спокойно (даже без бакшиша), пропустили их сквозь свои посты не тронув.
Вывод шел более или менее успешно, не без обстрелов колонн, но и без особых задержек. Но в конце мая все же сказалось неравновесие сил правительства и моджахедов . Из Кандагара начало вывода было сорвано. Первая же колонна была блокирована в ущелье и вынуждена была с боем вернуться. Готовилась операция по очистке зеленки.
ИЮНЬ
На базаре стали периодически подрываться на всяких мелочах: авторучках, детских игрушках. Вокруг гарнизона теперь ежедневно ходит танк с минным тралом, разминируя дорогу. Подняли до двухметровой высоты сплошной забор вокруг гарнизона: появились снайперы. В начале месяца произошло два подрыва на минной полосе прямо у нашего модуля. Первым подорвался солдат, спрыгнувший прямо на полосу с караульной вышки. Говорил, что что-то блестящее заметил. Чтобы вытащить его оттуда, одному нашему молодому летчику тоже пришлось прыгать на удачу туда, к нему. Солдат остался без ноги, а лейтенанту повезло: он вытащил его без приключений... Только поговорили с бойцами на эту тему, как на следующий день опять там же подрыв мины и крик! Я как раз был в модуле и выскочил посмотреть, что произошло. Бежал к забору и злился: "Ну что же это так по-дурацки люди рвутся!".. Но на этот раз подорвался старший лейтенант, сапер, разминировавший дорогу. Только почистили дорогу тралом, и он зачем-то возвращался, ступая точно по колее. Видимо, "итальянка" прошла в трале между зубьями и не сработала, а он на нее наступил. Ему начисто оторвало ступню, и болевой шок был так силен, что парень катался по земле, дико матерясь, ничего не слыша вокруг. А мы стояли на досках забора и ничем не могли ему помочь: между нами была минная полоса почти в три метра шириной... Перекинули ему аптечку с промедолом (шприц-тюбик с обезболивающим) и жгут, но он ничего не понимал от боли, только катался и кричал. На крик прибежали женщины из столовского модуля и, видя все это, не могли сдержать слез... А я стоял и молил бога, чтобы он не попал спиной еще на одну мину... Его забрали только через полчаса.
15-го погибли двое наших офицеров-техников и солдат-водитель. Стояли перед взлетной полосой на КАМАЗе, когда демократ на самолете Су-20 выполнил посадку с убранным крылом на огромной скорости. Вылетая с полосы, самолет только чиркнул крылом по кабине машины, а ребят вместе с навешанной на кабину броней в результате буквально разорвало на куски...
24-го при обстреле аэродрома Кабул духи "эрэсами" полностью сожгли девять из десяти базировавшихся там наших Грачиков. Вернулась оттуда наша группа: все целы, нет только самолетов.
С воздуха сгоревшие самолеты на стоянке смотрятся как серые тени...
ИЮЛЬ
В конце июля я попал в медсанбат с легким ранением в ногу. Дырку зашили, но нога долго не хотела заживать. Месяц почти провел в медсанбате: лежать там было хуже, чем воевать...
Очень много смертей детей-афганцев... До сих пор помню маленького (лет двенадцати) баченка . Его привезли всего израненного: был разведчиком у какого-то полевого командира, и в него выстрелили из подствольника (реактивная пехотная граната). Он мучался почти десять дней, но плакал только когда снимали швы с ампутированной руки: от страха плакал, а не от боли, потому что он был и так весь прошит осколками и состоял из одного куска бесконечной и последней в его жизни боли... Очень спокойно приняли его смерть мужчины из рода: "Аллах дал, Аллах взял!", а пока лечили его, приезжали каждый день и обещали деньги и грозили врачу: он был последний мужчина в роду... Под утро, когда он умер, нас разбудил леденящий душу вой старухи. Она сидела в пыли посередине дороги у ворот медсанбата и тонко, страшно, с какими-то невозможными причитаниями выла без перерыва до следующего утра. Ее просили отойти с дороги, зайти в медсанбат, давали есть, но она брала только воду. Отходила пропуская машины, и потом снова возвращалась. Может быть она и не была старухой...
А 19 июля я уже шел над пустыней на удар и поражался красоте открывающейся картины. На огромной площади беспорядочно стояли извивающимися столбами желто-голубые смерчи. Сверху это напоминало какой-то космический пейзаж. Они рождались и умирали. Высота их была тысяч до двух, небольшая воронка вверху голубела каким-то очень чистым цветом. Перед исчезновением они отрывались внизу от земли и еще долго висели так в воздухе, одной тонкой конусной воронкой, и исчезали бесследно.
21-го со мной произошел курьезный случай... Рана у меня на ноге еще не зажила и меня выписали под честное слово, что раз в день я буду приезжать в медсанбат на перевязку. В тот день я смог вырваться туда только под вечер. Медсанбат в Баграме довольно далеко и стоит отдельным гарнизоном. Добираться только на попутках. Так получилосьв тот день, что когда я вышел за ворота мадсанбата, начинались сумерки. Обычные машины в такое время не ходят:опасно. Я стоял в пыли пустой дороги и думал, как же добраться домой?.. Тут на дороге появиалась гусеничная БМПэшка . Я голоснул на удачу и она тут же остановилась. В откинувшийся люк высунулся командир:"Тебе куда, летун?" - "В гарнизон." - "Ну поехали." Я запрыгнул на броню, а командир захлопнул люк и машина рванула по дороге. Но первые пять секунд радости, что еду, тут же были перечеркнуты осознанием того, как еду, и куда... Сразу за медсанбатом они повернули в пустыню, через кишлаки, по короткой дороге в 108-ю дивизию... Это было почти туда, куда нужно, но... До сих пор не знаю была ли это шутка, или они не думали что делали, потому что я оказался один на голой броне в одном комбинезоне и без оружия. Пистолет я оставил в модуле, был один только финский нож в ножнах на бедре. БМПэшка летела по дороге через пустынные кишлаки, а черные дыры окон вдоль дороги угрожали выстрелом каждое следующее мгновение. Было очень не по себе, но изменить ничего я не мог: достучаться к ребятам через броню во время движения было невозможно, спрятаться негде, а спрыгнуть - самоубийство. Так мы пролетели в клубах пыли все шесть километров до дороги на гарнизон. Ничего не произошло, но на этом мои проблемы не закончились. Меня ссадили ровно посередине дороги между дивизией и гарнизоном: нужно было еще протопать около тысячи метров до КПП... Делать было нечего и я пошел. Пройдя метров двадцать, услышал шум мотора грузовика позади. Меня нагоняло какое-то антикварное чудище: грузовик типа американского студебеккера. Я уже готов был ко всем несчастьям, поэтому ничего хорошего не ждал. Сделав вид очень занятого размышлениями путника, я не оборачиваясь шел, считая шаги, как секунды до смерти. Конечно, они остановились!... Открылась дверца и улыбающийся дух радостно произнес:"Садись, шурави, подвезем!!!" Я, конечно, здорово испугался и понимал, что такая поездка может кончиться пленом... Судорожно придумывая выход, я между тем, вежливо отказывался, убеждая его, что "мне тут недалеко"... Дух медленно ехал рядом и продолжал настаивать сесть к нему в кабину. После третьего приглашения, понимая, что мои "ташакор" ("спасибо" - на языке дари) сейчас примут за трусость, а этого я не мог допустить - согласился. Залезая в кабину, я еще не знал что меня ждет там... Если водитель этого чудовища не внушал мне особых опасений из-за щуплого телосложения (на чем я и прокололся), то обнаружившийся в кабине пасажир был вторым Шварцнегером... Красивый парень с абсолютно правильными чертами смуглого ассирийского типа лица, черными вьющимися волосами, был одет в футболку цвета хаки с закатанными рукавами из которых вполне недвусмысленно торчали такие бицепсы, что меня начала брать тоска: вот ведь как день не задался!.. После того, как я сел в кабину, он, кивнув с совершенно нейтральным выражением лица на мое "салам аллейкум!", молча нажал кнопку стоящей между нами магнитолы, и положив на нее правую руку, уставился в лобовое стекло... А я сквозь гром музыки старательно и уже без суеты решал задачу: будут убивать, или увезут в плен?.. Его левую руку я не видел, поэтому предполагая возможность удара ножом, начал пристраивать свою правую руку под блокирование удара. С его бицепсами полностью блокировать удар было явно невозможно, и я изощрялся беспрерывно поправляя козырек, одновременно стараясь держать правую руку как можно ближе к ножнам на бедре. Вряд ли мы проехали более пяти минут, но и они показались вечностью. Поравнявшись с двориком местного магазинчика, я не выдержал и тут же приоткрыв дверь сказал, что мне нужно было сюда... Отпустили меня без слов и абсолютно спокойно, видимо это были все же наши духи...
АВГУСТ
Началась операция по чистке вокруг Кабула. Десант занимался чистками и минированием, а мы, как обычно, прикрывали их. Начали работать ракетами "воздух-земля" с лазерными головками самонаведения. Цель подсвечивалась с земли с бронетранспортера, оборудованного лазером с невидимым лучом (луч наводили простым оптическим прицелом). Мы пикировали издалека в район цели. Ракета на борту быстро захватывала цель и сразу после этого можно было ее пускать и уходить. Она сама находила цель никогда не теряя отраженный лазерный зайчик. Дальности пуска и подсветки были такими большими, что ни наши самолеты, ни бронетранспортеры с лазером никто не видел и только ракеты прилетали точно в цель и в полной тишине (на конечном участке ракета шла уже по инерции без двигателя). Точность была такой, что наземники могли провожать ракету буквально в окошки укреплений.
В полку появился новый начальник из Кабула: полковник из штаба воздушной армии, он был мазохистски "героичен". Каждый день он "водил в бой" новую группу наших ребят. После удара, практически всегда успешного, на всю группу посылались наградные листы. Как правило на ордена. Места ударов он выбирал сам, а принцип работы был такой: "Не трусить! Снижайтесь до двухсот метров, нечего "Стингеров" бояться! Главное, чтобы был хороший эффект и побольше пожаров!" Он очень любил воевать... Даже в Афганистан сам напросился во второй раз. Мы называли его группы "группами героев"... Не знаю какую задачу для армии он выполнял, но, скорее всего, просто создавал себе биографию: ведь если вокруг тебя все получают ордена, значит, нужно и этого командира сделать Героем...
4-го мы с комэской планировались в такую "группу героев". Но, пока полковник искал куда же ударить, нас подняли на прикрытие литерного борта над Кабулом.
Был вечер и мы висели над столицей уже минут двадцать, когда по второй станции услышали, как "группа героев" проводит выруливание на удар с одновременной доподготовкой к полету. В тот раз группа была элитной: в основном звенья управления эскадрилий (вместо нас полетел начальник огневой подготовки полка со своим ведомым). Зарядка у них была очень мощной и рассчитана зачем-то на два захода. Цель оказалась достаточно далеко - под Хостом. Там давно не было наших войск, соответственно не было причин там работать, к тому же Пакистан уже давно беспокоил нас вылетами своих F-16 и имел там сплошное радиолокационное поле и наземные комплексы зенитных ракет. Уже темнело, и группа договаривалась, как атаковать поочередно сплошным потоком, чтобы отработать безопасно для себя, и быстро выйти из под возможного противодействия. Но, видимо, их обнаружили еще на подходе, потому что сразу же за докладом командира группы об атаке, я увидел вдруг, как в небе в том районе вспыхнул огненный шар. Я еще удивился: неужели настолько обнаглели, что решили работать с подсветкой "люстрами" (светящимися авиабомбами, применяемыми для подсветки цели перед атакой ночью)?!
И тут же резко в эфире запищал радиомаяк "Комар". Ясно было, что кто-то прыгнул... Почти одновременно крик: доклад ведомого командира группы молодого лейтенанта "703-й - сбит!" и тут же за ним бедлам в эфире: "Пуск! Пуск!". Потом почти спокойный доклад командира второй эскадрильи: "601-й, встал двигатель!... Запускаю!... Встал второй двигатель!..." Все замолчали, ожидая чем все это закончится. Почти через вечность счастливый голос Коли (командира 2-й эскадрильи): "Запустил оба! Иду на точку!"
И они начали собираться...
Потом выяснилось, что сразу после ввода в пикирование на атаку, по ним с земли сделали два пуска из стационарного наземного зенитного комплекса - по первой и второй паре. Первая ракета сразу сбила 703-го и его самолет взорвался в воздухе. От второй ракеты вторая пара отвернула так резко, что у ведущего встали оба двигателя. Остальные после этого сразу развернулись на точку. Только во время сбора узнали, что, пока все решали свои проблемы, ведомый сбитого 703-го дисциплинированно стоял над местом падения самолета и не был сбит только потому, что сообразил набрать высоту...
703-й, как потом выяснилось, успешно катапультировался и утром сдался в плен, а вскоре его обменяли на какого-то важного духа...
В полку перестала действовать "кузница героев", но сам 703-й Героем все-таки стал...
СЕНТЯБРЬ
Шла долгая операция под Кундузом на севере Афганистана. Наш десант нес там большие потери. Каждую ночь мы светили им своими "люстрами" и бомбили под этими же "фонарями" сами. Летали всю ночь теперь уже не звеном, а шестеркой, чтобы обеспечить непрерывный поток самолетов, висящих в районе цели. Вылеты были тяжелые: висели почти по два часа. Как-то ночью в нашей шестерке заболел один летчик. Комэска предложил мне сделать пять вылетов за ночь, причем первые четыре подряд, на двух самолетах попеременно. Я знал, что будет тяжело, но к четвертому вылету понял, что сейчас точно не выдержу - засну... Весь третий вылет я уже не боролся со сном: просто засыпал на несколько секунд и судорожно просыпался. Ребята все отработали и легли спать (пятый мой вылет был в составе шестерки в пять утра), а меня ждал самолет... Я шел в кабину, как на смерть. Все надеялся, что что-то случится и вылет отменят. Запускал двигатели и мысленно говорил себе: "Сейчас доложу:402-й - отказ! Прекращаю запуск!"... А сам уже выруливал. О том же мечтал на взлетной полосе и... взлетел. Набирая высоту, тоскливо прощался со своей несчастной жизнью, но автоматически работал и работал. И вдруг на северо-восточной части неба плавно оторвался и взмыл в небо огромный яркий костер: восходила Венера!.. Так иногда появлялись там особо яркие звезды, отрываясь от горизонта, как расплавленное озеро жидкой меди... И стало легко и спокойно: я отлетал без проблем.
ОКТЯБРЬ
Приближалась зима, а дни все тянулись и тянулись... Вокруг Кабула обстановка накалилась до предела. Обстрелы не прекращались. Комэска второй эскадрильи, Коля, вернулся из Кабула, отдежурив там десять дней, весь в синяках. Рад был, что вернулся, и шутил, что на стоянке целыми днями прыгал за камни, как Ренат Дасаев за мячом: "Достали меня эти духи своими обстрелами!"
Однажды нас вызвали на прикрытие: к востоку от Кабула, у ущелья Чакарай, прямо из центра небольшой песчаной пустыньки, проводили пуски "эрэсов" по городу. Мы четко видели каждый пуск и тут же обрабатывали это место, но следующий снаряд спокойно вылетал буквально в метрах от наших разрывов. Комэска удивился: "Камикадзе там, что ли, посадили?" Потом мы узнали, что духи применяли одиночные пусковые установки уже наведенные на цель и установленные на таймер... Они точно умели воевать!
В следующий раз я приобрел опыт войны с профессионалами ценой собственных седых волос...
Под конец дня я выполнял РУД вокруг Кабула. На борту были подвешены четыре мощные 500-килограммовые РБК , заряженные зажигательными 2,5-килограммовыми бомбочками. Все было спокойно. В конце дежурства я вышел на ущелье Чакарай. Уже собираясь уходить, вдруг заметил автомобиль с включенными щелевыми фарами, движущийся на восток по дороге на озеро Суруби. Быстро сверил по карте район: там не было наших войск. Уверенности, что это не наша разведгруппа, не было, и я хотел было вообще промолчать об этой цели, как вдруг, сам не понимая почему, нажал кнопку передачи и доложил: "Наблюдаю "коробочку "... КП незамедлительно ответил необычайно любезным тоном: "По "коробочке" - огонь!".. Они даже не знали моего вооружения и явно не уточняли моего места...
Солнце быстро садилось, прикрывая машины внизу тенью скал. Я срочно начал строить маневр для атаки и никак не мог приспособиться, чтобы нормально ввести в пикирование. В конце концов самолет набрал угол почти под 80 градусов, и я, падая в это ущелье старательно прицелился и сбросил бомбы. На выводе, подвернув в район цели, четко увидел, как два огненных диска, перекрывая друг друга, точно накрыли цель... И тут с земли ровным треугольником взвились ракеты: сигнал "Я свой!.." Ужас сковал мои руки, и самолет все лез и лез вверх, набирая уже десятую тысячу метров. "Все! Конец!.. Легковая машина!.. Кто там мог быть?!!!" Я судорожно управлял самолетом, разворачиваясь на точку...
Офицер КП так же безразлично, как и прежде, спросил: "Отработал, 402-й?" - "Да." - "Иди на точку." Колени трясло как у паралитика... На земле было тихо, нас не беспокоили до утра, а я все никак не мог заснуть... Утро началось с ударов в районе Чакарая, и я снова и снова рассматривал район моего удара.
Только много позже, уже успокоившись, я узнал от нашей разведки, что в тот район вышли наемники из Пакистана. Обеспечены всем, имеют наши частоты, знают позывные и сигналы взаимодействия...
Началось интенсивное снабжение Чарикарской зеленки оружием. Ночами идут караваны для разных групп духов. Пришел караван Фаттеху, ждет караван Шафак. Бескараванные дерутся друг с другом за распределение нашего оружия, которое совместно отбивают. Накопление войск в Чакарае для действий по Кабулу. Прислали им большой караван с оружием и 20 установок "Стингер". В Панджшер приехали двое инструкторов из Пакистана для примирения отрядов и организации объединенных действий против госвласти. Север контролирует Ахмадшах Масуд. Это бывший полковник, получивший образование у нас в Москве, в военной академии. Он имеет реальную власть, силу и деньги: контролирует Панджшер, где добывают одно из основных богатств Афганистана - драгоценные и полудрагоценные камни. Он же является и единственным для нас гарантом спокойного (относительно, конечно) вывода войск из этого района. Ввел даже смертную казнь за несанкционированное нападение на посты "шурави" .
Обстановка в стране - полная дрянь! Взят Асмар, блокирован Асадабад, полностью блокирован и готовится к сдаче Джелалабад. Все города и точки, которые мы освобождаем, правительство в Кабуле не может ни защитить, ни удержать.
Выработано три плана вывода: 1-й - плановый вывод так как он сейчас идет, 2-й - массированный вывод через Саланг одним потоком; и 3-й - если Саланг блокируют, бросить всю технику и вывести всех авиацией... Это уже будет бегство...
Десант, вернувшись с операции, рассказывает, что их не редко обстреливают вертолеты демократов. Многие зеленые стреляют по постам просто из мести. Командование разрешило в таких случаях сбивать их вертолеты. Мы славно "дружим" и, как всегда, обходимся друг с другом по-братски...
Потихоньку достает нас и авиация Пакистана. Выходят на дежурство F-16 , правда нам говорят, что это подготовленные в Пакистане афганские моджахеды летают с их аэродромов.
Подбили под Хостом ракетой "воздух-воздух" МиГ-23.
На удары нас стали сопровождать еще и прикрытие истребителей. Эффективность прикрытия, конечно, слабая, так как в горах нет сплошного радиолокационного поля. Цели просто терялись... Так в середине октября "потеряли" и нас...
Мы шли на удар восьмеркой в район Гардеза. При подходе к цели неожиданно пошел конденсационный след. Я тут же сказал комэске: "След пошел"... Группа снизилась до его исчезновения. Но мы уже "проявились", и КП тут же дало команду истребителям сопровождения: "Две цели прямо по курсу, дальность двенадцать, на встречных"... Истребители почти сразу доложили о потере метки цели на экране радара. Нам нужно было работать, и восьмерка Грачей начала атаку. После сброса бомб все было спокойно, но на выводе, когда я сделал переход из левого пеленга в правый (мешало солнце), впереди, на самом хвосте самолета ведущего вспыхнул желтый взрыв, и над моей кабиной пролетел огромный кусок обшивки самолета. В эфире никаких докладов. Я запросил по второй станции: "Толик! Что там у тебя?" - "Кажется задело!" - "Как управление?" - "Пока в порядке, просто затяжелело". - "Иди так, я пройду над тобой".
Проходя над его машиной, я увидел, что взрывом ракеты оторвало половину руля высоты и разворотило контейнер с тормозным парашютом. Дошел он сам и сел нормально, а на земле обнаружили, что повреждения получены от взрыва ракеты, пущенной с самолета. Пускали, видимо издалека, так как атакующую пару F-16 так никто и не увидел.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023