Аннотация: События описанные в данной книге предшествовали изложенным в повести "Звёзды над Кишимом".
"Аранчи".
"Воинская служба в рядах Вооруженных Сил
Союза Советских Социалистических Республик
- почетная обязанность советских граждан".
(Конституция СССР: статья 62, глава 7, раздел 2).
Глава 1. Небо зовёт!
- В это воскресенье набор на курсы парашютистов в аэроклубе. Может быть, пойдем, запишемся? - предложил мой друг Алик, после звонка на перемену.- Мы же говорили об этом... Помнишь?
- Конечно, пойдём! Если сделаем три прыжка, потом, скорее всего, в десантуре служить будем!
Дело было осенью 1983 года. Мы с Аликом учились тогда в одной группе в Ташкентском Техникуме Коммунального Хозяйства. В то время большинство юношей не пытались увильнуть от армии. Напротив, тех, кто не отслужил в вооружённых силах, считали в чём-то ущербными. Недомужиками что ли... Вот и мы, зная, что момент призыва на действительную воинскую службу не за горами, хотели подготовиться к этому непростому для каждого советского мужчины испытанию.
Желание прыгнуть с парашютом я вынашивал уже давно. Есть в самом этом акте что-то знаковое. Словно преодолеваешь какой-то внутренний рубеж и обретаешь новое качество. Благо в Ташкенте имелся аэроклуб Добровольного Общества Содействия Армии Авиации и Флоту - ДОСААФ. Ещё один плюс был в том, что этот самый аэроклуб находился неподалёку от места нашего проживания - у станции метро "Чиланзар". И Алик, и я жили в этом районе, правда, в разных концах, но это были уже детали. С нами записаться в парашютисты захотели ещё несколько ребят - из группы, в которой мы учились.
Когда наступил указанный в объявлении день, я поехал в аэроклуб. Желающих пополнить ряды покорителей пятого океана было предостаточно, в основном, конечно, юноши, однако то, что здесь присутствовали и девушки, придавало этому мероприятию особую прелесть.
Девушки кучковались небольшими группами, немного смущаясь и краснея от обилия к себе внимания.
Большинство соискателей пришли вместе со своими друзьями и знакомыми. От энергии молодости и юношеского задора пространство вибрировало и искрилось. В ожидании процедуры отбора ребята коротали время, заигрывая с девушками в несколько озорной и показушной манере. Некоторые из девушек, краснея, отмалчивались, неумело пытаясь скрыть, что им приятны знаки внимания со стороны парней. Те, кто посмелее, как и положено настоящим комсомолкам, в довольно дерзкой манере парировали шутки ребят, лишая последних, какой бы то ни было надежды на лёгкое знакомство.
Среди этой толпы я отыскал Алика. С ним пришёл его сосед и друг, светловолосый паренёк крепкого сложения. Мы поздоровались и разговорились, ожидая, что же будет дальше.
В объявлении о наборе в отряд парашютистов было сказано, что зачисление будет производиться по результатам забега на три километра и подтягиваний на перекладине.
Алик и его спутник переживали насчёт второго упражнения. Я успокоил их, сказав, что подтянусь за обоих, главное, чтобы в списке мы были записаны не слишком близко друг к другу, дабы мне не примелькаться.
Наконец из здания "Аэроклуба" вышли несколько мужчин с громкоговорителем. Нас построили и объявили порядок проведения отбора. Потом мы переоделись в спортивную форму, принесённую с собой.
Сначала был забег на три километра. Напротив аэроклуба, у дороги, поставили судейский столик. Кандидат в парашютисты подходил к старту, называл свои имя и фамилию и по команде бежал вдоль проспекта "Дружбы Народов" в сторону станции метро имени генерала Сабира Рахимова. Нужно было добежать до дежурного на трассе, стоящего у входа в метро, сообщить ему свою фамилию и, развернувшись, бежать обратно.
Когда подошёл мой черёд, я назвал свои данные и по сигналу побежал. Три километра - дистанция непростая. В школе, а позже и в техникуме, я считался неплохим бегуном. Несколько ребят из нашего класса занимались в различных спортивных секциях, в том числе и лёгкой атлетикой, и в беге я незначительно уступал лишь самым быстрым из них.
Короче, пробежал нормально, в районе двенадцати минут. Мои спутники тоже не ударили лицом в грязь.
Пришло время сдавать подтягивания. Перед вестибюлем аэроклуба находился небольшой спортгородок. Здесь была и перекладина. Порядок был тот же, что и на забеге. Кандидат называл свои данные, запрыгивал на турник и выполнял упражнение максимальное число раз. Девушки отжимались от пола.
Я подтянулся пятнадцать раз за себя, немного отдохнув, и назвавшись Мамбетовым Алишером, подтянулся за Алика ещё пятнадцать. После короткого отдыха я в третий раз запрыгнул на перекладину, назвав при этом имя и фамилию парнишки, пришедшего с Аликом. Мышцы забились и подтягивания давались с трудом. Тем не менее, я постарался, чтобы третий наш товарищ не чувствовал себя слабее нас с Аликом, и выполнил упражнение ещё пятнадцать раз.
Когда всё мероприятие завершилось, нам сказали, что списки прошедших отбор вывесят в "Аэроклубе" в конце недели. Алик и его спутник ещё раз поблагодарили меня за помощь, и мы разъехались по домам.
Всю неделю я с нетерпением ждал результатов отбора. Мы опять договорились с Аликом, и приехали к аэроклубу. Его друг был с ним.
В вестибюле аэроклуба было людно. Списки висели на стене, и для того, чтобы узнать итоги, нужно было пролезть сквозь эту толпу. Благо у меня был опыт просачивания сквозь человеческую массу, приобретённый во время добывания билетов на особо популярные киносеансы, которые мы частенько посещали всем двором.
Моему разочарованию не было предела, когда, оказавшись у стены со списками зачисленных в отряд парашютистов, я не обнаружил там своей фамилии.
Это обстоятельство в значительной мере притупило радость за двух моих товарищей. Их фамилии оказались в списке принятых. Правда, там была одна фамилия очень похожая на мою, и я всё ещё лелеял надежду, что произошла досадная ошибка, и мою фамилию неправильно записали.
Кандидатам, прошедшим отбор необходимо было явиться в аэроклуб на следующий день, для распределения по группам.
Я пришёл домой в расстроенных чувствах. Родители, хоть и не были в восторге от моей затеи записаться в парашютисты, узнав, в чём дело, постарались успокоить меня.
Отец, к моей мечте стать десантником, относился довольно прохладно. Он ещё ребёнком имел возможность видеть ужасы войны, и считал, что в войне не может быть никакой романтики.
И когда я говорил, что десантные войска - это нечто особенное, из ряда вон выходящее, он мягко возражал, говоря, что десантники такое же "пушечное мясо" как и все остальные.
Но, как и многие ребята моего возраста, я не слишком нуждался в чьих-либо указаниях, когда дело касалось моего решения. Несмотря на то, что очень любил отца и во многих вопросах прислушивался к его мнению, считал, что поступаю верно, стараясь записаться в парашютисты.
В этой ситуации видя, что я огорчён, отец посоветовал мне всё же сходить в аэроклуб ещё раз, и выяснить всё до конца. Возможно, действительно произошла ошибка.
На следующий день я вновь пришёл в аэроклуб.
Народу опять было много. Алик с другом были здесь. Когда зачитывали список прошедших отбор, оказалось, что никакой ошибки не было, и среди присутствующих действительно был парень с похожей фамилией.
Всех, кто оказался в списке, зачислили к инструктору Александру Васильевичу Коннову в группу по парашютному многоборью.
Я почти уже потерял всякую надежду и был жутко раздосадован, но тут оставшихся попросили построиться. Так как народ был не особо организован, образовавшийся в результате всех потуг строй был скорее похож на толпу примерно прямоугольной формы.
Один из инструкторов очень высокого роста обратился к своему товарищу:
- Слава, сколько здесь народу?
Тот окинул толпу взглядом, и практически мгновенно определил примерное количество людей в этом подобии строя.
- Восемьдесят человек.
Меня поразила способность этого инструктора так быстро считать людей.
Затем строй разделили на четыре относительно равные части, и за каждой из групп закрепили своего инструктора.
Я оказался в группе у инструктора который привлёк моё внимание своим умением навскидку определять количество людей.
- Здорово, мужички! - широко улыбаясь, поприветствовал нас инструктор. - Меня зовут Вячеслав Романович Коновалов. Вы будете моей учебной группой. Давайте пройдем в учебный класс.
Мы проследовали за ним и когда оказались в классе, Вячеслав Романович составил список присутствующих, а также провёл небольшую вводную беседу.
Я был на седьмом небе от счастья - сбылась моя мечта. Я принят в отряд парашютистов и в двух шагах от исполнения своей мечты, - службы в ВДВ.
Затем начались теоретические занятия. Они проходили раз в неделю. Мы ознакомились с устройством парашютно-десантных систем, изучили материальную часть, способ укладки и механизм раскрытия основного и запасного парашютов. Отрабатывали порядок действий парашютиста в самолёте, отделение от летательного аппарата, действия парашютиста в воздухе и в особых случаях, технику приземления.
Пару раз мы приезжали на аэродром для того, чтобы осмотреться на месте, отработать некоторые элементы прыжка на тренажёрах и помочь нашему тренеру навести порядок на складе парашютно-десантного имущества.
Первый раз это было в ноябре. Вячеслав Романович объяснил нам, как добраться до аэродрома. С северного вокзала Ташкента шла электричка в Ангрен. Нам надо было доехать до станции "Кучлюк", а оттуда, пройдя пешим ходом около трёх километров, дойти до аэродрома "Аранчи".
Все парашютисты по традиции садились в последний, или как, традиционно говорят те, кто связан с авиацией - крайний вагон. Немногим более часа пути электричкой, и мы на станции "Кучлюк". Выходим и двигаемся на аэродром, следуя за спортсменами - парашютистами.
Глава 2. Аэродром.
Сначала мы петляем по улицам посёлка "Кучлюк". Это довольно типичный для Средней Азии посёлок, достопримечательностями которого являются вышеупомянутая железнодорожная станция и нефтебаза. На выходе из посёлка, вдоль дороги расположились рисовые чеки. Дальше мост через реку Карасу, за которым дорога поворачивает налево. Далее по прямой, между хлопковыми плантациями, ограниченными голыми деревцами тутовника. Через полтора километра пути, перед следующим поворотом по правую сторону от дороги и расположился городок для подготовки лётчиков-спортсменов и парашютистов, а дальше за ним аэродром, названный так же, как и близлежащий поселок - Аранчи.
Когда мы приехали в первый раз, постельные принадлежности выдали не всем, и мы спали на складе, закутавшись в купола парашютов. Места на стеллажах склада было достаточно. Со мной на складе ночевали Саня Губанов и Дима Геймор из нашей группы, и ещё Стас Салиев и Тахир Султанов по прозвищу "Майор" из группы Владимира Ивановича Тихонова. Стас объяснил мне, что прозвище своё Тахир "заработал" за свою привычку командовать и поучать всех. Капрон, из которого были сделаны купола, хорошо держал тепло и, несмотря на то, что склад не отапливался, а за окном был ноябрь, спать было довольно комфортно.
Ранним утром после подъёма мы вышли на пробежку. Было ещё темно. Небо хмурилось, и тучи нависали над самой головой. Рядом со мной бежал Стас и другие ребята, с большинством из которых я познакомился совсем недавно. Путь наш лежал по дороге, ведущей от городка в сторону районного центра. Когда мы пробежали метров двести, нам навстречу, на небольшой высоте, оглушительно каркая, летела большая стая ворон. Ветер дул в лицо, и в какой-то момент нечто непонятное прилетело сверху навстречу, и шлёпнуло паренька, бегущего между мной и Стасом по физиономии.
-Твою же за ногу! - раздосадовано сплюнул наш соратник, пальцами вытирая правое веко.
- Прямо в глаз попала, зараза...
Воронам, похоже, вздумалось отработать на нас точность бомбометания и, как минимум одна из попыток достигла цели. Мы со Стасом прыснули со смеху, а наш спутник, на бегу вытирая глаз, и как-то смущённо посмеиваясь над этим казусом, продолжает: - А я,- говорит, - не понял сначала... В последний момент показалось, будто бабочка навстречу летит... Ещё подумал: Зима на носу... Откуда зимой бабочки-то... А тут на тебе... Вот же курица безмозглая!
- Хорошо, что коровы не летают! - вставил Стас цитату из известного анекдота.
- Это точно! - поддержали те, кто находился поблизости.
Пробежка была около двух километров, после чего небольшая зарядка, потом умывание и завтрак, после которого следовали практические занятия.
Когда мы приехали во второй раз, опять возникла проблема с пастельными принадлежностями. Но тогда нас хотя бы поселили в домике. В качестве постели мы снова использовали парашюты, правда, теперь уже перкалевые купола Д 1-5у. Мы разложили их прямо на железных сетках кроватей армейского образца.
Стоял февраль, и на земле местами ещё лежал снег. Весь день мы были задействованы на всяких работах и занятиях, а вечером решили немного развеяться. В тот момент на аэродроме находилось несколько спортсменов, занимавшихся не первый год, с некоторыми из них мы успели познакомиться. Одним из них был Сергей Толстухин, который уже отслужил в армии. В нашей группе тоже был спортсмен первого года обучения, по имени Фахриддин. Мы называли его Фёдор.
Один из наших, паренёк по имени Павел, у которого в соседней деревне была дача с баней, предложил пойти попариться. Однако покидать расположение городка, не поставив в известность старших, было запрещено. Мы договорились, что в случае возникновения вопросов скажем, что идём на аэродром искать часы, якобы потерянные Толстухиным при приземлении. На эту вылазку кроме Толстухина, Паши, Фахриддина и меня, пошли ещё Стас, "Майор" и Вадик Туркин, как и Фёдор, являющийся спортсменом первого года обучения.
Как нарочно по дороге мы напоролись на Вячеслава Романовича. Наша версия, конечно, не выдерживала никакой критики, и надеяться на то, что нам удастся воплотить свой замысел, особо не приходилось. Но так как с нами был внушавший доверие Серёга Толстухин, шеф отпустил нас с миром.
До деревни с колоритным названием Чапаевка было около двух километров хода. Мы прошли через аэродром, дальше по полям. Деревушка была довольно большая, но так как солнцё ушло за горизонт, на улицах было немноголюдно. Когда мы пришли на дачу, Паша растопил печь в бане, а мы тем временем, пожарили картошечки с луком.
У Паши нашлись пара бутылок сухого вина, однако этого было мало на семерых. Мы решили купить ещё и попёрлись в магазин. Вид у нас был, конечно, вызывающий. Все мы были в десантных ватных штанах и бушлатах с большими цигейковыми воротниками. Со стороны нас можно было бы принять за группу военнослужащих, если бы не цветные вязаные шапочки и кроссовки. Мы ещё немного "похулиганили", запалив пару ночных сигнальных огней и запустив ракетницу. Благо на улицах почти не было людей, так как уже стемнело.
Магазин оказался запертым, и нам пришлось идти к продавщице домой. Местные знатоки сообщили нам, что продавщицу зовут Татьяна, и вино можно купить прямо у неё. Но и там, похоже, нас никто не ждал, и даже свет в доме был погашен. Мы тарабанили в дверь и, в конце концов, Татьяна удосужила нас своим вниманием. Оказывается, у неё в это время был гость. Его мотоцикл стоял во дворе.
Своим визитом, судя по всему, мы помешали их уединению, тем не менее Татьяна была весела, приветлива и охотно продала нам ещё несколько бутылок сухого белого вина. Мы вернулись на дачу, от души попарились с берёзовыми веничками, периодически выбегая во двор, в чём мать родила, чтобы обтереться снежком.
Паша оказался знатным банщиком и так здорово попарил нас, что тело после этого стало совершенно невесомым. Отдохнув, таким образом, и душой и телом, мы направились обратно в городок. У меня в руке была ещё одна бутылка вина.
- Ну что, мужики, ещё один пузырь остался. Есть у кого желание? - поинтересовался я.
- Открывай! - прозвучало в ответ.
Я так и сделал. Отхлебнул немного и предложил друзьям, но все остались равнодушны к моему предложению. Пока мы шли по деревне я, не спеша, потягивал винцо, время от времени обращаясь к своим спутникам в надежде найти себе компаньона. Но, похоже, банька разморила всех, и никто не поддержал меня. Мне же после бани страшно хотелось пить, а прохладное сухое вино неплохо утоляло жажду. На выходе из Чапаевки я метнул пустую бутылку в оросительный канал.
Мы вернулись в городок, когда все уже спали. Стараясь оставаться незамеченными, мы пробрались в свой домик, и завалились спать, укутавшись в парашюты. В соседней комнате ночевали две парашютистки - Ира и Таня. У них был маленький радиоприёмник, и через приоткрытую дверь до нас долетали тихие звуки музыки и обрывки радиопередач.
- Вот блин... Эти метёлки приёмник вырубить забыли... - заключил подвыпивший Фёдор. - Может, сходим к ним в гости? Познакомимся поближе?..
- Мальчики, если будете ругаться, я пожалуюсь на вас Владимиру Георгиевичу, он выгонит вас из домика, - выглянув в приоткрытую дверь, сказала Ирина.
Силясь припомнить, кто такой Владимир Георгиевич, я попытался извиниться. Так как я тоже был пьян, произнесённая мною фраза не блистала особой складностью. В ответ Ирка только прыснула со смеху, и скрылась за дверью. Ещё какое-то время девчонки шептались и хихикали, потом выключили радио, и всё погрузилось в тишину.
Утром, когда мы стояли у умывальника, туда же подошла и Ирина.
- Тахир... Это ты так вчера соригинальничал?- с улыбкой глядя на нас, поинтересовалась она.
- Как? - спросил "Майор", сражаясь с признаками алкогольной интоксикации.
- "Извините, большое, пожалуйста..." - она опять рассмеялась.
Тахир лишь непонимающе пожал плечами.
- Он... Он... - не вынимая зубную щётку изо рта, сказал я, вспомнив вчерашний инцидент, и понимая, что она имеет ввиду.
Наши тренировки продолжались до апреля 1984 года. За это время я уже успел бросить техникум, поработать два месяца грузчиком на заводе текстильного машиностроения, и снова вернуться к учёбе.
Техникум я бросил ещё осенью, во время хлопковой компании. Я учился тогда на втором курсе. На первом курсе мы собирали хлопок в Джизакской области, и я был чуть ли не единственным человеком в техникуме, кто пробыл на хлопке все сорок восемь дней, ни разу не сорвавшись домой. Мне даже благодарность за это объявили.
На этот раз нас привезли в совхоз в Сырдарьинской области и расселили в здании школы. Обстановка там была настолько гнетущая, что я с приятелем решил удрать оттуда на второй же день. Точнее, мы ушли ночью.
Оказавшись дома, и полагая, что из технаря меня наверняка выгонят, я устроился грузчиком на завод. А спустя два месяца домой пришло письмо, в котором руководство техникума сообщало моими родителям, что их сын не появляется на занятиях.
Тогда я как раз был на аэродроме, и мой отец видимо узнав адрес в аэроклубе, приехал ко мне, чтобы сообщить эту новость.
- Давай, сын... Продолжай учиться, пока есть такая возможность, - сказал он. - Работы на твой век ещё хватит. Так что увольняйся с завода и берись за учёбу.
Я хорошо понимал мотивы, побудившие его приехать ко мне. Сам он успел окончить четыре класса, а потом началась война. После войны думать об учёбе было некогда, и отец всю свою жизнь проработал на стройке. Нас в семье было пятеро детей и родители прилагали все усилия, для того чтобы мы ни в чём не испытывали нужды. Мама до войны окончила только первый класс. Читать она умела, но так и не научилась писать. Работала мама штамповщицей на заводе, а отец после своей основной работы, подрабатывал ремонтом квартир.
Мне очень хорошо запомнился этот визит отца. Видеть его в лётном городке было как-то необычно. Он показался мне тогда человеком из совершенно другого мира. Но то, как он говорил со мной, и то, что он, бросив все свои дела, приехал туда только для того, чтобы убедить меня в необходимости возобновить обучение, показалось мне таким трогательным проявлением родительской заботы.
Я, честно говоря, не горел желанием продолжать учёбу. Зарабатывал я неплохо, и мне нравилось чувствовать себя самостоятельным и взрослым. Но я решил внять совету родителей и вернулся в техникум.
Работа грузчиком на свежем воздухе пошла мне на пользу. Многое стало понятнее, проще, да и сознание как-то прояснилось и, приступив к учёбе, я за пару недель наверстал упущенное и сдал сессию одним из первых в группе, в основном на пятёрки.
Зима немного затянулась, и весна выдалась дождливой. Но к апрелю установилась ясная и относительно тёплая погода.
Мы вновь приехали на аэродром, теперь уже для того, чтобы проверить в деле, всё чему мы научились. Нас заселили в уже знакомой нам комнатке, но на этот раз она была плотно заставлена двухъярусными кроватями. Мы получили постельные принадлежности.
Когда все хлопоты, связанные с обустройством были закончены, мы перекусили тем, что прихватили из дома, и пошли на склад за парашютами, чтобы попрактиковаться в укладке.
Три дня практических занятий пролетают очень быстро. Мы учимся укладке, отрабатываем на тренажёрах отделение от самолёта, действия парашютистов в воздухе и приземление.
Наконец, мы уложили купола для прыжков. Утром следующего дня погрузили парашюты в кунг старого грузовичка, который парашютисты любовно окрестили "Коломбиной". Этот грузовичок марки ЗИС давно потерял способность передвигаться самостоятельно, поэтому его брал на прицеп ГАЗ-66. Машины неспешно покатили на лётное поле, а мы, построившись в колонну по два, двинулись следом. Небо было подёрнуто неплотной, полупрозрачной завесой облаков. Мы пришли на аэродром. Здесь располагался большой песчаный круг диаметром метров двадцать и в центральной части достигавший около метра в высоту. Это было место для приземления спортсменов-парашютистов при прыжках на точность приземления. Неподалёку от круга располагалось место для укладки парашютов, стоянка машин и линия стартового осмотра парашютистов, у которой обычно ставили столик руководителя прыжками. Всё это вместе взятое называлось одним словом - старт.
По прибытии на старт мы расстелили укладочные брезентовые полотнища, или, как их ещё называли столы для укладки парашютов, установили колдун, приготовили парашюты.
Настроение перед первым прыжком было возбуждённо-приподнятое, хотя, конечно, было заметно, что все немного нервничали. Тем не менее все старались не выдавать своих переживаний. Парни шутили и храбрились. Девушки были в меньшинстве, но вели себя тоже очень достойно.
За несколько предшествующих прыжкам месяцев, нами был изучен весь необходимый теоретический материал, подкрепленный практическими тренировками. Нам объяснили правила поведения на аэродроме и в самолёте. Кроме того, на тренажёрах мы отработали отделение от самолёта, действия парашютиста в воздухе, в экстренных случаях, порядок подготовки к приземлению, само приземление и действия после приземления.
Такая тщательная подготовка плюс ко всему позволяла психологически настроиться на совершение парашютных прыжков. Но одно дело занятия и совершенно другое - настоящие прыжки.
Пока мы готовились к прыжкам, начался мелкий, почти невидимый глазом дождик, что ставило под угрозу всё предприятие, но все оставались на старте в ожидании прояснения.
Эта вынужденная отсрочка только добавила напряжения. Чтобы хоть как-то занять нас и разрядить ситуацию, Вячеслав Романович предложил поиграть в какую-нибудь подвижную игру.
Так как даже мяча у нас с собой не было, мы решили поиграть в популярную тогда дворовую игру под названием "Круговой козёл". Игра была весёлой и задорной, что позволяло отвлечься от переживаний. Примерно через полчаса дождь перестал, небо прояснилось и нам дали команду готовиться к подъёму в воздух.
Нас поделили на взлёты, и я должен был прыгать во втором взлёте. Первый был уже в воздухе, мы прошли стартовый осмотр и стояли в ожидании своей очереди, наблюдая за тем, как самолёт, набрав нужную высоту, готовился к выброске парашютистов.
В одном с нами взлёте находился парень крепкого сложения и довольно высокого роста по фамилии Шрам. Мы проходили отбор в одно время, но к этому моменту он уже набрал около двадцати прыжков, так как прибыл на аэродром гораздо раньше нас, вместе с призывниками, направленными военкоматом для прохождения парашютной подготовки. На аэродроме их называли ВэДэВэшниками. Совершив положенные три прыжка, он изъявил желание помогать в подготовке следующих партий призывников и прыгать до самого призыва в армию. Держался он несколько особняком и производил впечатление эдакого бывалого парашютиста. Вот и теперь он с невозмутимым лицом наблюдал за летающим над нами самолётом и комментировал происходящее, стараясь обратить наше внимание на самые важные моменты.
- Всё, набрал высоту... Вон дверь открылась, видите? На боевой курс встал! Сейчас начнёт выброску!
Мы с волнением наблюдали за происходящим в небе.
- "Пристрелка" пошла...- всё в той же спокойной манере сказал он, когда из самолёта выбросили маленький парашютик с подвешенным к нему грузом. Это нехитрое приспособление служило для определения силы ветра и величины сноса. После того, как пристрелочный парашют приземлился, началась выброска парашютистов.
Всего в самолёте было восемь парашютистов с десантными парашютными системами Д-5. Кроме того, на борту находился выпускающий инструктор и два лётчика. Парашютисты прыгали по два человека в один заход. Затем самолёт делал следующий круг и так, пока все десантники не покинут борт летательного аппарата. Когда "крайняя" пара оказалась за бортом, самолёт пошёл на посадку за следующей партией десантников.
Инструктор, находящийся на линии стартового осмотра, ещё раз бегло осмотрел нас, и когда самолёт подрулил к месту посадки десанта, дал команду двигаться к "машине". В колонну по одному мы побежали на посадку.
По правилам техники безопасности подходить к самолёту с заведённым двигателем необходимо со стороны хвоста, однако работающие лопасти создавали довольно плотный встречный поток воздуха, и добраться до двери самолёта было не совсем просто.
Выпускающим инструктором был Александр Васильевич Коннов. После того, как все парашютисты поднялись на борт, он движением ноги отцепил пристегнутую у дверцы ступеньку и, положив её в хвостовой части самолета, закрыл дверь. Все его действия были спокойны и отработаны. Затем он рассадил нас соответственно нашему весу, то есть самые тяжелые должны были прыгать первыми.
Машина вырулила на грунтовую ВПП, короткий разбег, отрыв, и самолёт взмыл в небо. Набирая высоту, он облетал аэродром по траектории, называемой в авиации "коробочка". Я смотрел в иллюминатор, наблюдая за тем, как мы поднимаемся всё выше и выше. Со мной рядом сидел паренёк по имени Улугбек, с которым мы были в приятельских отношениях.
Как и все остальные он смотрел в окошко, а потом с деланной серьёзностью взглянул на меня и произнёс: - Наш курс - Афганистан...
Я в такой же наигранной манере, слегка прищурив глаза и поджав губы, кивнул ему в ответ.
В то время все уже знали о военных действиях в Афганистане, как знали и то, что внушительная часть из тех, кто проходит здесь парашютно-десантную подготовку, в конце концов, попадут служить в эту страну. Мы были воспитаны таким образом, что большинство юношей не боялись армии, хотя, конечно, и сложить голову где-нибудь под Кабулом никто особо не рвался.
Александр Васильевич внимательно осмотрел всё ли в порядке у сидящих на борту парашютистов, убедился, что страхующие приборы на основном и запасном парашютах подсоединены правильно. Затем он выдал каждому из нас по специальному фалу, что скользили по тросам натянутым под потолком салона. Инструктор помог пристегнуть к этим удлинителям карабины от камер стабилизирующих парашютов. После этого он вернулся в заднюю часть салона, надел лежащий на полу самолета парашют и открыл дверь. Самолёт к этому моменту уже набрал высоту метров в шестьсот. Поток свежего, бодрящего воздуха ворвался внутрь и, одновременно с ним в кровь выбросилась очередная порция адреналина, которого итак уже у всех нас было через край.
Затаив дыхание, мы смотрели в открытую дверь, где в сизоватой дымке, расшитая зеленеющими лоскутами полей, расчерченная дорогами с бегущими по ней коробочками машин, сверкающая лентами рек и каналов, виднелась земля. С такой высоты деревеньки и небольшие поселения казались крохотными, а домики игрушечными.
Кто хоть однажды летал на самолёте Ан-2, знает насколько это необычное ощущение. Здесь нет такого чувства изоляции от внешнего пространства, как при полёте на больших пассажирских лайнерах, а при открытой же двери это чувство усиливается многократно.
Выражение лица у всех парашютистов было сосредоточенно напряжённым. Для всех, кроме Шрама, предстоящий прыжок был первым в жизни, и волнение проявлялось вовне. Но все были полны решимости осуществить задуманное, и отступать никто не собирался. К тому же, по слухам, если уж ты оказался на борту, то "включить заднюю" не получится. Ну и, конечно, вылететь из самолёта, получив пинка под зад, считалось дурным тоном.
Однако внешность Александра Васильевича Коннова не внушала опасений. Напротив, выражение его лица, открытое и доброжелательное, помогало отбросить все тревоги и успокаивало.
Тем временем, покачиваясь от боковых порывов ветра и подныривая в воздушных ямах, самолёт набрал нужную высоту - около восьмисот метров. Вот ещё один поворот и машина встала на "боевой" курс. Инструктор стоял у открытой двери и внимательно смотрел на проплывающую внизу землю. Прозвучал короткий гудок сирены, сопровождаемый включением жёлтого сигнального фонаря.
Мы следили за каждым движением инструктора. Всё с тем же безмятежным выражением лица Александр Васильевич указательным пальцем правой руки указал поочерёдно на каждого из первой двойки.
- Первый! Второй!- объявил он им порядок отделения и, развернув кисть ладонью вверх, жестом приказал им подняться и проследовать к нему.
Ребята поспешили выполнить указания выпускающего. Прозвучал длинный гудок сирены и зажегся зелёный фонарь. Александр Васильевич все так же спокойно отошёл на шаг от двери, кивком головы разрешив первому из двойки покинуть борт.
Первым как раз был Шрам. Он не мешкая, принял положение изготовки к прыжку и по команде: - "Пошёл!", энергично оттолкнувшись от порога ногой, выпрыгнул наружу. Мы с интересом наблюдали за происходящим.
- Приготовиться! - сказал инструктор второму парашютисту, слегка придерживая его за лямку подвесной системы, и выдержав необходимый интервал, спокойно и громко произнёс: - Пошёл!
После отделения второго парашютиста самолёт практически сразу заложил левый вираж и мы увидели два раскрывшихся купола.
Сделав круг, самолет вышел на следующий заход для выброски очередной пары. Все прошло так же гладко, как и в предыдущий раз. Ещё один круг, и вот в салоне остались только два парашютиста - я и ещё один парень.
Снова гудит сирена и инструктор показывает нам, что пора готовиться к прыжку. Я был первым в четвёртой паре. Мы встали рядом с дверью. Длинный гудок и Александр Васильевич освобождает дверной проём, спокойно кивает, глядя мне в глаза, и ладонью указывает в направлении двери. Я киваю в ответ и, стараясь совладать с волнением, принимаю положение готовности. Команда: - Пошёл! - и, оттолкнувшись от порога, я выпрыгиваю из самолёта. Меня сразу же уносит потоком воздуха. Ветер шумит в ушах, и тело болтается так, словно кто-то трясет тебя, держа за загривок, как котёнка. Сориентироваться в этой свистопляске очень непросто.
- Пятьсот один... Пятьсот два... Пятьсот три... - произношу я заученные цифры, с силой рву кольцо основного парашюта, и спустя пару секунд ощущаю чувствительный рывок вверх, означающий раскрытие купола. Одновременно с этим наступает тишина, лишь только ветерок ровно гудит в натянутых стропах.
Осматриваю купол. Всё в порядке. Плавно раскачиваясь, гляжу по сторонам. Самое страшное позади. Парашют раскрылся.
Слышу возглас ликования своего напарника. У него тоже всё в порядке. Напоминаем друг другу, что нужно отсоединить страхующий прибор на запасном парашюте, иначе его раскрытие создаст кучу ненужных хлопот и самому парашютисту, и тем, кто потом должен будет укладывать "запаску" заново.
Теперь необходимо хорошенько осмотреться и грамотно подготовиться к приземлению. После раскрытия парашюта остаётся не более трёх минут до контакта с землёй.
Мы покинули борт самолёта где-то над северо-западной границей аэродрома, и нас слегка относит в юго-восточном направлении. До взлётно-посадочной полосы ещё очень далеко, а оросительный канал, ограничивающий аэродром с этой стороны, остался позади. Больше никаких опасных для приземления участков поблизости не наблюдается. Значит, необходимо просто развернуться по ветру и правильно сгруппироваться перед касанием земли.
Даже, казалось бы, такая простая задача, как прыжок с десантным парашютом, почти не оставляют времени, чтобы полюбоваться окрестностями и видами, открывающимися с высоты. Все внимание уходит на оценку ситуации и принятие своевременных мер для того, чтобы избежать возможных осложнений.
Вот до земли остаётся метров пятьдесят. Чем меньше высота, тем скорость кажется выше. Развернувшись при помощи свободных концов парашюта лицом в сторону приземления, несусь навстречу земле. Слегка сгибаю сведённые вместе ноги в коленях и, стараясь держать ступни параллельно поверхности земли, жду приземления.
Несмотря на то, что весь процесс контролируется визуально, точно определить момент касания с непривычки сложно, и удар о землю получается немного неожиданным. Устоять на ногах не удается, и я неуклюже валюсь вперёд и вправо. Теперь нужно быстро погасить купол и собрать парашют. Хорошо что ветер не так силен, и сделать это не сложно. Мой товарищ приземляется неподалёку, метрах в ста от меня, гасит и собирает купол. Мы поздравляем друг друга с удачным прыжком и, делясь впечатлениями, идём в сторону старта, до которого от нас метров четыреста.
На старте всё так же кипит работа. Взлет за взлётом парашютисты проходят стартовый осмотр и отправляются в небо. Те, кто уже отпрыгал, находятся в приподнятом настроении, ждут окончания прыжкового дня, наблюдая за происходящим и рассказывая друзьям о пережитых ощущениях. Всего в этот день на аэродроме находилось около восьмидесяти парашютистов, большинство из которых прыгали впервые.
Всё прошло без происшествий, если не считать нескольких случаев раскрытия запасных парашютов у тех, кто забыл отключить страхующий прибор. Некоторые из этих парашютистов всё же успели не дать куполу запаски наполниться. Остальные приземлялись на двух куполах. После того, как прыжки завершились, самолёт отправился на стоянку, а мы принялись собирать старт.
Вернувшись в городок, мы выгрузили парашюты и прочее имущество из "Коломбины" и сложили всё это на складе. Потом был обед в столовой. После обеда разбор прыжков и укладка парашютов для следующего прыжкового дня.
Вечером в нашем домике мы пели под гитару. На улице было прохладно, и хотя домики были оборудованы кирпичными печами, их не топили, обогревались элекрорефлекторами.
На гитаре играл Стас. В комнате стояло пять двухъярусных кроватей. Народу было много, но места хватало всем.
- Я в весеннем лесу, пил берёзовый сок...- пел гитарист. Мы, каждый в меру своего вокального дарования и знания текста песни, старались подпевать ему.
Потом пели и другие песни, большая часть которых воспевала парашютные прыжки, небо, службу в десантных войсках и прочую приключенческую романтику.
Отбой был в десять часов вечера, а подъём назначили на шесть утра. Ещё какое-то время, лежа на своих кроватях, мы делились впечатлениями от первого прыжка, и говорили о предстоящем дне.
Но на следующий день погода ухудшилась. С ночи зарядил дождь, и плотная облачность затянула всё небо. Погоды не было ещё три дня, поэтому следующий свой прыжок мы делали спустя четыре дня.
На этот раз выпускающим в самолёте был Вячеслав Романович Коновалов. На аэродроме его часто называли просто по отчеству - Романыч, хотя он сам признался как-то, что ему не очень нравится такое обращение. Ему на тот момент было лет двадцать пять. Он был среднего роста, крепкого сложения, а весёлый характер и озорной огонёк в глазах очень хорошо дополнялись слегка кучерявой шевелюрой русого цвета и аккуратными усами.
Самолет набрал заданную высоту, и началась выброска парашютистов. Все вроде шло нормально. Вот пришла моя очередь прыгать. По команде инструктора я подошёл к двери и принял положение изготовки к прыжку.
- Пошел! - приказывает мне выпускающий, и будто выйдя из гипнотического транса, я вдруг осознаю, что стою сейчас перед дверью самолёта, открытой на огромной высоте.
- Что?! - громко переспрашиваю я, в некотором замешательстве глядя на инструктора.
- Пошёл!- опять кричит он, перекрикивая гул мотора.
Какую-то долю секунды я ещё пытаюсь совладать со своими эмоциями, но видя решительно настроенное лицо Вячеслава Романовича, уже готового перейти к конкретным действиям, собираюсь и выпрыгиваю из самолёта.
На этот раз мне показалось, что я рванул кольцо раньше, чем следовало, да и динамический удар от раскрытия купола был вроде как посильней, чем в прошлый раз. Я уж было подумал, не зацепился ли я за подкос стабилизатора самолёта. Но посмотрев вверх, увидел, что все мои опасения беспочвенны - я свободно раскачиваюсь под наполненным куполом, а самолёт ровно гудя, улетает вдаль. Приземление произошло на краю канала протекающего по периметру аэродрома. Я растянулся на пологом берегу арыка, едва не нырнув в него головой. Купол плавно опустился на противоположной стороне.
Третий прыжок мы совершили в тот же день. Точно не помню, уложили ли мы накануне по два парашюта или укладка происходила сразу после прыжка - на аэродроме. Всё прошло без приключений, и этот прыжок ничем особенным мне не запомнился.
Вот и прошла неделя на аэродроме. Нам выдали значки парашютистов и удостоверения о том, что мы прошли курс начальной десантной подготовки, и получили третий разряд, совершив три прыжка.
Прежде чем мы покинули аэродром, Вячеслав Романович предложил мне и Диме Геймор продолжить занятия парашютным спортом под его руководством, окрестив нас "спортивными ребятами". Посчитав это предложение большой удачей, я согласился. Также стать спортсменами-парашютистами согласились мои новые друзья - Санёк Губанов, Паша, Саид Зарипов, Эркин Пирмухамедов, Витя Чуприн, Санёк Тэн и ещё человек пять. Саня Тэн был самым взрослым из нас, за его спиной была уже служба в танковых войсках.
Некоторые сложности возникли у меня позже с прохождением врачебно-лётной комиссии из-за повышенного давления.
Комиссию нужно было проходить в Ташкентском военном госпитале, который располагался напротив православного Храма, на улице Госпитальной. Тогда на территории госпиталя проходили лечение и реабилитацию воины-интернационалисты из Афганистана. Когда я смотрел на этих ребят одетых в синюю больничную робу, я испытывал сложные чувства. Многие были мне почти ровесниками. Некоторые из них были изувечены, и могли передвигаться только в инвалидном кресле, на костылях, или при помощи сопровождающего.
Сын одной из сотрудниц моей сестры, тоже проходил лечение в этом госпитале. Его здоровью по счастью не угрожало ничего серьёзного, и он шёл на поправку. Но во время своих визитов к нему женщина познакомилась с одним из ребят, воевавших в Афганистане. Этому парню повезло куда меньше. Пуля попала ему в низ живота, пробив мочевой пузырь. Это существенно осложняло процесс заживления. Ещё долгое время после того как её сын выписался из госпиталя, женщина навещала раненого солдата приносила ему гостинцы и поддерживала морально.
Афганистан был болью всего советского народа. Каждый не утративший способности сопереживать человек не мог оставаться равнодушным к той трагедии. Ведь там гибли простые советские парни, чьи-то дети, соседи, друзья, близкие люди.
Трудно передать что чувствуешь, когда смотришь на такого же парня, как и ты, который остался без руки или ноги, когда видишь в его спокойном прямом взгляде то, что ему пришлось пережить, перебороть в себе, прежде чем смириться и принять свою участь.
Со второй попытки, выпив перед комиссией пару таблеток от давления, я получил-таки разрешение на занятия парашютным спортом. Также спортсменами-парашютистами стали ребята из групп других инструкторов. С некоторыми из них у меня завязались дружеские отношения, а с кем-то, не очень.
С пацанами из группы Тихонова: Стасом, "Майором", Сашкой Журавлёвыми Лёхой Никифоровым по прозвищу "Никита", я дружил уже давно.
В этой же группе был Рома Юнусов. Он уже отслужил в армии. Лично мне он казался немного непонятным человеком, скорее всего виной тому была разница в возрасте.
Рома любил играть на гитаре, и был увлечён одной миловидной особой из парашютного звена, по имени Лиза. Её портрет, нарисованный рукой неизвестного мне художника, украшал Ромину гитару. Только вот надпись "Моно Лиза" рядом с портретом, на мой взгляд, портила всё впечатление. Впрочем, и качеством исполнения этот портрет явно не дотягивал до бессмертного творения Да Винчи. Возможно именно поэтому слово "моно", так и хотелось исправить на "стерео".
Чувство Ромы к Елизавете было неразделённым. Лиза симпатизировала Тихонову. Короче говоря, классика жанра - любовный треугольник. То же обстоятельство, что и Владимир Иванович проявлял к ней интерес, лишало нашего "Ромео", каких бы то ни было шансов на успех. Возможно потому, выражение его лица, было всегда немного печальным.
Отношения Ромы с ребятами из своей группы, назвать дружескими, можно было назвать с большой натяжкой. И тут, похоже, имел место конфликт поколений, а потому Рома большую часть времени проводил среди курсантов-лётчиков и техников.
Ещё один весёлый малый был в группе у Анатолия Петровича Буракова. Звали его Серёжка Алиманов. Копна волос цвета выгоревшей соломы веснушки и курносый нос делали его похожим на персонаж из детских фильмов.
С ребятами из группы Коннова - Артуром и Серёгой отношения у меня были прохладными. Будучи многоборцами, они всё время проводили, упражняясь в беге, плавании, стрельбе, да и на аэродроме они держались обособленно, и мы пересекались крайне редко.
Со спортсменами из группы Наби Машрабовича Кадырова мы тоже в основном общались по необходимости.
Разумеется, не все из тех, кому было предложено стать спортсменами-парашютистами, смогли продолжить занятия. По разным причинам некоторые из ребят, не стали заниматься дальше, ограничившись тремя прыжками. Было жаль, что и Димка Геймор оказался в их числе. За время знакомства мы сдружились с ним.
Сергей Зверев весной ушёл в армию, как и близнецы, братья Пугачёвы. Все они были классными ребятами. Тогда же мы проводили в армию Фахриддина. Он проживал в той части Ташкента, которая носит название Старый город. Мы с друзьями от души повеселились на его проводах. Большого опыта в распитии спиртного у нас не было, и, выпив шампанского в самом начале, мы закончили водкой. Не знаю как остальные но, вернувшись домой за полночь, я ещё долго кружил на "вертолёте".
Глава 3. Всё впереди...
В мае мы ещё пару раз приезжали на аэродром, но тогда в основном были заняты хозяйственной работой. Мы выложили кирпичную стену на складе. Это был наш первый опыт работы каменщиками. И хотя стена была метров восемь в длину и около трёх в высоту, мы построили её дня за три. Стена эта, конечно, не отличалась особой прямотой, тем не менее стоит и поныне. Ещё мы выложили пол метлахской плиткой на том же складе, уложив около сорока квадратов. Когда работа была закончена, пол получился под стать стене, и походил на так называемые "амурские волны".
Работы было хоть отбавляй, а то, что наш тренер был заведующим парашютным складом, делало нас эдаким местным стройбатом. Очень часто нам помогали ребята из группы Тихонова, и именно с ними у нас сложились самые братские отношения.
Короче говоря, в мае я совершил ещё один прыжок на "дубе", то есть с парашютом системы Д 1-5у, уложенном для принудительного раскрытия, или как говорили спортсмены "на верёвку". При таком способе укладки парашют раскрывался сразу после отделения от самолёта. Даже кольцо отсутствовало, и купол просто вытягивался из чехла, который оставался трепыхаться за самолетом, а после отделения всех спортсменов инструктор затаскивал все эти многометровые "гирлянды" обратно в салон самолёта. Такие прыжки позволяли отработать спортивный вариант отделения от самолёта, то есть лицом в сторону кабины и получить начальные навыки работы на точность приземления. Этот прыжок я совершил на ветеранских соревнованиях, по условиям которых все прыгали на "дубах". Так как это был мой первый прыжок на точность приземления, то и результат оказался соответствующим.
За время своего пребывания на аэродроме я успел получше познакомиться с сотрудниками аэроклуба, в основном с теми, кто был связан с парашютным спортом. Лётчики-спортсмены жили своей жизнью, и с нами - начинающим парашютистами практически не пересекались.
Надо сказать, коллектив работников парашютного звена подобрался на редкость удачный. Все инструкторы-парашютисты, лётчики, командир звена, неплохо ладили и понимали друг друга. Конечно, люди есть люди, и в таком ответственном и непростом деле неизбежно возникновение острых, а порой и без преувеличения жизненно важных вопросов, но атмосфера в коллективе была по большей части дружеской и доброжелательной.
Начальником аэроклуба был полковник авиации Потёмкин, солидный такой дядька. На аэродроме я его встречал не часто, но насколько я мог видеть со своей колокольни, аэроклубом он рулил неплохо, ну и, как и положено, авторитетом среди подчинённых пользовался безграничным. Лично я общался с ним лишь раза три-четыре, и на меня он произвёл неплохое впечатление.
Командиром парашютного звена был Владимир Георгиевич Кузьменко. В отличие от Потёмкина, роста он был невысокого, но и его авторитет был непререкаемым и заслуженным. Инструкторы относились к нему с уважением. Он и сам был опытным лётчиком и нередко садился за штурвал самолета, чтобы поднять в воздух парашютистов.
Самым старшим по возрасту из инструкторов-парашютистов был Рашид Батырбеевич Азибеков. Он считался одним из самых опытных инструкторов аэроклуба и много времени и сил отдавал работе со спортсменами сборной команды Узбекской ССР.
Анатолий Петрович Бураков тоже был парашютистом-инструктором с большим опытом работы. На его счету было несколько тысяч прыжков. Человеком он был своеобразным и очень колоритным. Он практически никогда не расставался со своей трубкой. Даже умудрялся курить её под куполом своего ПО-9. Его супруга Тамара также была одной из опытнейших парашютисток Республики, и за её плечами была не одна тысяча прыжков.
Александр Васильевич Коннов отвечал на аэродроме за подготовку спортсменов многоборцев. Сам он был в отличной физической форме, и не давал спуску своим подопечным. Он тоже был опытным парашютистом и хорошим лётчиком. Рассказывали, что однажды на показательных выступлениях на одном из подмосковных аэродромов он выпрыгнул с парашютом системы УТ-15 с высоты в сто тридцать пять метров, при том, что минимально допустимая высота раскрытия этого парашюта составляет сто пятьдесят метров. Говорили, он еще немного пролетел в свободном падении, прежде чем рвануть кольцо. Купол наполнился перед самой землёй, но этого немного не хватило. Александр Васильевич сломал ноги.
