ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Баранов Юрий Иванович
Старик Крыльцов

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:

Ю.И.Баранов

Старик Крыльцов

  
   От него всегда исходила какая-то теплая волна. Она обволакивала и словно создавала защитное поле. Казалось, что встреча с этим человеком уже защищала от неприятностей. Я понимаю, что это звучит как строки из научно-фантастического романа. Но так и было. Что бы он ни делал, светло-серые, водянистые его глаза лучились добротой. А крупное лицо, с неожиданно острым подбородком, всегда было значительно и серьезно.
   -А что, Юрчык? Они ж несмышленыши. Мы им подмогнем - говорил старик твердо, по-белорусски выговаривая согласные. Хотя многие из этих несмышленышей вполне могли подмогнуть нам. Они ведь совсем недавно закончили школу. А мы поступали в училище, уже успев поработать и послужить. Старик - в войсках связи, а я - на флоте. Хотя кое в чем мы им были весьма полезны. Солдатские хитрости просты, но требуют сноровки . Вот тут этим домашним мальчикам пригодился бы наш опыт и уже сформированные воинские привычки.
   Старику было двадцать лет. Но было совершенно понятно, почему это прозвище так прилипло к нему еще со времен войскового приемника при поступлении в летное училище. Все, что он делал, было обдуманно, основательно и носило завершенный характер.
   У Старика было три страсти: математика, физика и авиация. Но математика и физика служили только для познания авиационных премудростей. Даже фамилию свою Старик толковал своеобразно: не от слова крыльцо, крылечко; а от слова крылья - маленькие крыльца - говорил он. В то время мы еще не знали, что очень редко сочетаются в хорошем летчике - способности к точным наукам и способность печенкой чувствовать ситуацию в небе, а кобчиком расстояние до земли на посадке. Такие люди в авиации редкость. Чаще летная успешность принадлежит тем, кто, по образному выражению знакомого летчика-инструктора, приходя домой, забавляется интегралом, надевая его на палец и вращая по часовой стрелке.
   Пока мы учились на первом курсе, Старик был впереди и обозначился, как один из вероятных претендентов в медалисты. Так было до начала полетов.
   Первые же полеты показали, что Старик не видит землю. Так говорили о людях, которые не могли определить высоту, на которой следует переломить линию снижения самолета на посадке. Самолет снижается по невидимой линии, которую называют глиссадой, до точки выравнивания. То есть невидимой воображаемой точки в воздухе, на высоте порядка пяти метров. А далее летчик начинает поднимать нос, выравнивать самолет, снижая обороты двигателя по мере приближения земли, до соприкосновения с ней.
   Вот эту высоту, на которой необходимо начинать поднимать нос самолета, Старик не видел. Возможно, это было следствием отсутствия бинокулярного (глубинного) зрения. Возможно, были другие причины. Но посадка у него не получалась. Далеко не сразу инструктору удалось понять, в чем была причина стойкой неспособности Старика нормально посадить самолет. Оказалось, причина была в горячей любви к авиационной технике и непоколебимая вера в авиационные приборы. На самолете первоначального обучения тех лет Л-29 стоял радиовысотомер малых высот, который давал погрешность в определении высоты.
   В то время, когда нормальные курсанты переводили взгляд на земную поверхность, глазами и задницей определяя сантиметры высоты, Старик пытался определить эти сантиметры по любимому им прибору.
   Конечно же, списывать хорошего, старательного курсанта никто не хотел. С ним возились долго и основательно. Даже, помнится, ставили табуретку в торце взлетно-посадочной полосы для лучшего восприятия объемности пейзажа. Но выработавшийся стойкий динамический стереотип не позволил Старику Крыльцову успешно завершить вывозную программу. Его списали по профессиональной непригодности.
  
   Через десять лет, будучи проездом в Москве, я встретил Старика Крыльцова, в черной шинели летчика морской авиации.
   -Вовка! Старик! Неужели это ты?! - крикнул я, увидев в толпе метро Павелецкая знакомые серые глаза под козырьком черной фуражки. "Здорово, Юрчык!" - закричал Старик. Мы обнялись.
   Конечно же, Старик рассказал мне историю своего возвращения в авиацию. Поскольку был он мужик головастый, и кроме авиации любил физику и математику, то вознамерился продолжить свое образование в Ленинградском университете. Приняли его без экзаменов, но на первый курс. Старик с головой ушел в учебу. А когда поднимал голову, то, по его образному выражению, становилось тошно до коликов в животе. Питерские облака вызывали у него только одно чувство - горечь и тоску по навсегда утраченным полетам. Знаменитые питерские дожди рождали воспоминания о нелетных днях Кирсановского аэродрома под Тамбовом, о курсантах, ожидающих ясной, летной погоды. Словом: тоска, тоска, тоска.....
   -Однажды,- рассказывал Старик, приснился мне весенней, светлой ночью сон. Будто сижу я в степи у костра и слегка тренькаю на гитаре. А потом отложил ее и стал смотреть на звездное небо. Вокруг тихо-тихо. Слышно, как угольки в костре потрескивают. Вдруг слышу шаги. Идет кто-то. Смотрю, человек к костру подходит. Подошел и сел молча. В свете костра лицо не рассмотреть. Оно как будто плывет, а глаза его почему-то четко видно. И в глазах такая тоска, такая усталость. А потом человек потянулся к гитаре и запел. Вернее не пел он. А тихо говорил, перебирая струны гитары:
   Я услышал когда-то в сказке,
   Что живешь ты, где небо кончается.
   Я назначил тебе свидание,
   А вот встреча не получается.
  
  
   Но упрямо я лезу к звездам.
   Ты одна у меня, любимая.
   И тебе я несу в подарок
   Небеса свои голубиные.
  
   Я еще упаду закатом.
   Горизонт, заливая кровью.
   Обо мне еще скажут ребята:
   В небо шел за твоей любовью.
  
   И нигде, никогда не заплачу
   Только вышагнув утром в небыль,
   Я увижу - земля качается
   И живешь ты на ней - не в небе.
  
   Утром человек улетел. Просто встал, вытянул к облакам руки и взлетел, так как ныряют в воду.
   То Юрчык был я сам. То была моя любовь, моя тоска. И понял я, что не жить мне без неба, без авиации.
   Забрал я утром документы из универа. Плюнул на все и поехал домой в Гомель. Пришел в Гомеле в аэроклуб и упал там перед мужиками на четыре кости. Берите меня, говорю, и учите. Переросток я, но жить по-другому не могу.
   . Как я работал, как отгулы зарабатывал, чтоб в аэроклубе учиться - то другая история. Взял я три вывозных программы. Вывезли меня на Як-18. Федор Иванович Тищенко вывез, дай бог ему здоровья и счастья. Всю жизнь на него молиться буду. На прощание Федор Иванович сказал:"Верю, что если ты в руки взял, то держать будешь крепко. Летчик из тебя добрый будет". Взял я свою летную книжку и поехал в Главный Штаб ВВС. Даже не ожидал я, что меня так встретят. Одним словом, хорошо встретили. Определили учиться в Саратовское вертолетное училище. Один генерал даже сказал: "Не дрейфь, сынок. Я воевать начинал, имея всего семьдесят часов налета. А у тебя сто пятьдесят. А то, что летчиком можешь быть, ты уже доказал."
   Вот так я попал в училище. Закончил его с медалью. Выбрал морскую авиацию. А сейчас нашу часть переформировывают и, скорее всего, попаду я в армейскую авиацию на Ми-24.
   Я смотрел на Старика, верил и не верил. Это какую же надо волю иметь и желание летать, чтобы вырастить свои маленькие крыльца в настоящие крылья.
  
   В 1983 году, я узнал, что при выполнении боевой задачи в Афганистане горбатый Ми-24 Володи Крыльцова был подбит. Оператор был тяжело ранен и Вовка не смог оставить товарища и прыгнуть. Он до конца пилотировал, пытаясь посадить уже неуправляемую машину. Так они и сгорели вместе.
  
  
  
  
   январь, 2005
  
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023