ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Баранов Юрий Иванович
Сибиряк

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:

Сибиряк

   Володя Карасев, несомненно, был увалень. Так его назвал наш старшина в первый день пребывания в войсковом приемнике летнего училища.
   - Экий увалень, произнес он, глядя, как этот розовощекий абитуриент с простодушной улыбкой сельского жителя неторопливо несет себя на построение, в то время как все кандидаты в курсанты сразу поняли, что любую команду в армии выполняют бегом.
   - Ничего-ничего, он у нас быстро бегать научится, - добавил старшина.
   Но Володя так и не научился бегом выполнять команды, шустрить иметь молодцеватый вид и есть глазами начальство. То есть, он, конечно же, вместе со всеми торопился встать в строй, но делал это с таким достоинством, что невольно хотелось сказать: "Поспешает медленно".
   Сырая походка сен-бернара, непривычный сибирский говорок и застенчивая добрая улыбка быстро сделали его одной из самых колоритных фигур на курсе. Приехал Володя в училище из далекого сибирского села, почти с берегов Байкала. Вернее, жил он не в селе, а где-то в лесничестве. А в школу ходил за пять километров.
   -Бывало,- рассказывал он, - встанешь засветло и топаешь по снегу. Ангара рядом шумит. Она ведь не замерзает, от нее туман стелется. Чем сильнее мороз, тем гуще туман. А по дороге ручей переходить надобно. Все бы ничего, да на камнях наледь, скользко. Идешь, а небо черное, звездатое. Сосны, кедры в снегу стоят, шапки нахлобучили. Спят. А я топаю да песни про себя пою. Молча, значит.
   - А почему молча?
   - Дык, кто же ее, тишину такую порушить насмелится. Только снег скрипит под обутками и Ангара шуршит. Ну, ветка хрустнет. И все. Баушка с собой лепешку даст или шаньгу, чтобы, значит, на переменке съесть Узелок за пазуху положишь. Он тебя греет, а ты его. А домой из школы бежишь по солнышку. Мороз не мороз, а солнце у нас в Сибири жаркое. Днем проталины - утром ледок. А весной жарки цветут. Э-эх! Темные вы люди - жарков не видали. Их еще огоньками зовут. Горят огоньки эти на зеленом. А сорвешь - повянут враз. Да и что рвать попусту.
   - Володя, а раз хорошо так в Сибири, что же ты в военное училище пошел, да еще в летчики?
   - Дык я, это, - смущенно почесывал он макушку, - полюбил в небо глядеть. Бывало на крыше лежишь и смотришь. Облака кораблями плывут. На каждый корабль влезть хочется и потрогать. А в дождливый день сидишь и думаш, как там над дождем - верно солнце и небо синее. Полететь бы над тучами, над дождем в синем прозрачном небе. Эх, если б можно, я бы там без самолета летал. Самолет он ведь чо? - керосиновой гарью дышит. А там чисто и светло.
   - Ну и фантазер ты Володя - смеялись над ним.
   - Дык, не мешает оно.
   - Как сказать, на службе не пофантазируешь.
   - Ну и ладно, соглашался он. Мы, сибиряки, народ покладистый, но самостоятельный. Нас не тронь, и мы не обидим.
   Он действительно гляделся покладистым, не обидчивым, хотя был постоянной мишенью для шутников.
   Володя, говорили ему, скажи-ка, дружок, какая будет нагрузка на ручку управления в момент запуска двигателя? Володя морщил лоб, долго шевелил губами, а потом, неуверенно улыбаясь, говорил: "Ну, килограмм двадцать будет".
   - Это на земле? - смеялись курсанты.
   - Да! Ошибся маленько, - смеялся вместе со всеми Володя.
   - Ну что же. Быват. Опять дразнили его. А он только застенчиво улыбался в ответ и казался мне большим и добрым медведем, который идет своей дорогой, не обращая внимания на лай мелких шавок, путающихся под ногами.
   Конечно же, мое представление о медвежьих повадках было, в большей степени, продиктовано образами мультяшных героев, но виделся мне Володя именно таким. Да и сила в нем была медвежья. Что и показал забавный случай в первом, еще ознакомительном полете.
   Мы стояли на аэродроме и легкий, но сырой весенний ветер словно прощупывал наши синие еще не обмятые комбинезоны, приятно поглаживал румяные щеки курсантов и, вероятно, чувствуя наше волнение, успокаивающе хлопал мягкими руками-крыльями по плечам, по спине.
   - Не дрейфь ребята! Все будет хорошо.
   - Главное, вы дожили-дошли до полетов.
   - Вы уже почти летчики.
   Летчик-инструктор, лейтенант Блохин, в учебную группу которого определила Володю судьба, тоже волновался. Еще бы, это были его первые полеты с курсантами. Совсем недавно он носил такие же синие с золотой окантовкой погоны, а сегодня ему были доверены жизни и судьбы мальчишек, летающих пока что только во сне. И от него зависело, встанут ли они на крыло, полетят ли самостоятельно, захлебываясь от счастья и наплывающей на них синевы. Конечно же, Блохин не думал - не гадал, что будет учить курсантов. Он мечтал о боевой авиации, о тяжелых воздушных кораблях, дальних перелетах и дозаправке в воздухе. Но Господь Бог в образе кадровика равнодушной рукой отложил его личное дело в сторону и определил в полк первоначального обучения. Естественно, Блохин расстроился, но демонстрировать свою обиду на кадровиков в армии не принято. Он подчинился этому первому повороту своей судьбы с привычкой, свойственной хорошо воспитанному профессиональному военному. А теперь, стоя со своими курсантами у стартового домика на аэродроме, он еще и еще раз оглядывал каждого из них, продумывая свое поведение в полете и пытаясь угадать, чего следует ожидать от них в воздухе. Ни страха, ни подавленности он не видел. Это был хороший признак. Курсанты возбужденно переговаривались, с нетерпением ожидая команды: "По самолетам!". От Володи особых сюрпризов он не ожидал. Да и чего можно ожидать в полете ознакомительном, где курсанту доверят только подержаться за ручку управления. Тем более что Володя производил впечатление трудолюбивого, спокойного и старательного человека.
   Привычная работа в кабине, запуск двигателя под неумолкающий говорок инструктора успокоили Володю. Короткий разбег отозвался перестуком колес по бетонным плитам полосы и вот, наконец, стук оборвался, инструктор все продолжал говорить, что-то о скорости, высоте ...
   - Володя! - крикнул он. - Володя! Ты меня слышишь?
   Володя молчал. Он никогда раньше не летал даже на пассажирском самолете. А тут шквал впечатлений только от взлета, мелькания за бортом картинок аэродромной жизни, которые вдруг слились в одну сверкающую разноцветную полосу, как будто кто-то большой кистью прочертил и размазал рисунок, который остался уже далеко внизу, превратился в странные квадраты полей, кубики домов и муравьиное шевеление людей и машин. Он еще не успел переварить впечатление от взлета, как самолет перешел в горизонтальный полет, и Володя увидел совсем рядом облака-корабли, о которых мечтал с детства. Вот они. Протяни руку и достанешь. А самолет скользил в бездонной синеве, и хотелось кричать от счастья и боли. Боль появилась от страха потерять эту красоту. От страха, что завтра тебе не позволят еще раз взлететь и окунуться снова в мир сегодняшних ощущений. Володя далеко не сразу понял, что инструктор зовет его. Как же трудно было понять и привыкнуть к мысли, что ты здесь не один.
   - Володя! У тебя что, уши заложило? - кричал инструктор.
   - Да нет, товарищ лейтенант.
   - А почему молчишь?
   - Дык, я это, задумался. Красиво.
   - То-то и оно, что красиво. Привыкнешь, - неожиданно тихо сказал Блохин. - Сейчас мы придем в зону и ты попробуешь пилотировать сам. Недолго. Понял?
   - Понял, - ответил Володя и подумал про себя: "Как же тут не понять?". А сам все глядел по сторонам, не в силах поверить, что это он летит так высоко в небе.
   А инструктор опять все говорил и говорил, а потом вдруг ручка управления резко и быстро качнулась вправо-влево, так быстро, что самолет не успел отреагировать, и больно ударила Володю по коленкам.
   - Ты что? Опять не слышишь? В воздухе нельзя спать.
   - Дык, извините, товарищ лейтенант.
   - И говорить нужно кратко и четко, без всяких "дык", "значит" и "вот". Понял?
   - Понял, товарищ лейтенант.
   - А теперь, Володя, бери управление на себя, не волнуйся, я подстрахую.
   Володя, чувствуя, как сердце заколотилось где-то в горле, вначале несмело протянул руку и прикоснулся к ребристой поверхности ручки управления. Как только рука обхватила ее, Володя почувствовал легкое подрагивание, словно прикоснулся к живому существу, и каждой клеточкой своего тела осознал на всю оставшуюся жизнь, что в руках он держит живую самолетную душу, пойманную и взнузданную, как сказочный конь, с которым нужно уметь ладить, а то он может взбунтоваться и сбросить седока.
   - Вот так, - забубнил в задней кабине Блохин.
   А теперь нужно доложить: "Управление взял".
   - Управление взял,- повторил Володя, еще не решаясь сжать, как следует вожделенный штурвал.
   - Смелее, смелее. Качни самолет вправо-влево, чтобы почувствовать его.
   Володя глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, и придавил ручку вправо, затем влево и вдруг резко вдавил ее вперед. Самолет Л-29 легко качнул крыльями вправо, влево, затем клюнул носом и понесся к земле, наращивая скорость в глубоком пике.
   - Володя! Володя! Выводи! Пора выводить! Ручку на себя! - Закричал Блохин.
   Но Володя не слышал инструктора. Новый поток впечатлений, набегающая снизу земля, меняющая по мере приближения свой вид и цвет, вышибли из него способность слышать и даже дышать. Он был одно целое с этим рассекающим воздух крылатым зверем. И вместе с ним захлебывался от набегающего потока. А инструктор? Что инструктор? Он был вовсе ни при чем. Его голос только мешал. А смысл произносимых им слов был чужероден, не ясен и еле различим.
   Блохин сделал попытку взять управление на себя, но не тут-то было. Володя мертвой хваткой держал штурвал. А земля приближалась. И - росла скорость.
   - Володя, брось ручку! Отпусти! Отпусти! Отпусти, тебе говорят!- Вначале спокойно, а затем, уже не сдерживая злость и досаду на этого увальня, который с медвежьей силой зажал управление и не понимает, что они вот-вот воткнуться в землю, - кричал лейтенант. Одновременно он уперся ногами в приборную доску и попробовал силой вывести самолет из пикирования, но сил у Володи было явно больше. И тогда инструктор, чуть не плача, заблажил:
   -Володя, Володечка, отпусти ручку, очень тебя прошу, отпусти. Мы же разобьемся. Пожалуйста, отпусти.
   Никто так и не узнал, почему Володя разжал пальцы. Скорее всего, подействовал не командирский, необычный тон инструктора. Блохин буквально вырвал самолет из пике на высоте почти десять метров.
   После посадки Володя шел от самолета нетвердой походкой не совсем трезвого человека. На лице у него застыла счастливая улыбка. А инструктору было не до переживаний. В передней кабине пристегивался очередной курсант. Следовало собраться и настроить себя на работу с ним, да так, чтобы ничем не выдать свое волнение или раздражение от пережитого.
   Только вечером, после детального разбора полета в учебном экипаже, Блохин, глядя на кряжистого курсанта с большими ухватистыми руками, спросил:
   -Володя, неужто не понимаешь, что ты нас чуть не угробил?
   Володя поднял голову, глаза его на мгновение вспыхнули тем же синим пламенем, с каким он смотрел на облака и набегающую землю, затем потухли и без того румяные щеки стали пунцовыми. Молча он опустил голову.
   - Давай мы с тобой договоримся: во время учебных полетов можно любоваться облаками, но обязательно нужно слышать голос инструктора и руководителя полетов. Договорились? - еще мягче сказал Блохин.
   - Да - едва слышно промолвил Володя.
   Учеба началась.
   Но как же тяжело давался Володе каждый элемент полета по кругу. Но Блохин не унывал. Он, казалось, видел потенциал, заложенный сибирской природой и родителями в этого мужичка. Заквашенная на трудолюбии и упорстве любовь к небу не даст этому сибиряку покоя. Она заставит его преодолеть все мыслимые и немыслимые трудности и дозреть.
   Подошло время, когда почти каждый день кого-то из курсантов выпускали в самостоятельный полет. В экипаже Блохина не встал на крыло только один курсант.
   - Что ты возишься с этим "Чкаловым"? - смеялся командир звена, капитан Белоусов. - Пора списывать его и дело с концом. Забыл, как он тебя чуть не убил?
   В ответ Блохин отшучивался или отмалчивался, твердо веря, что количество обязательно перейдет в качество. Просто не может такой человек, как Володя Карасев что-то в жизни сотворить плохо.
   Наступил день, когда лейтенант Блохин вконец утомленный вывозной программой неожиданно для себя придумал трюк, который заставил Володю поверить в себя. На кругу, после третьего разворота он вдруг разулся, поставил ботинки на колени и задрал ноги поверх приборной доски. Он даже носки снял и стал шевелить пальцами ног, как бы разминаясь. Конечно же, курсант в передней кабине не мог этого не увидеть. А когда инструктор понял, что курсант обратил внимание на странные манипуляции, он вместо того, чтобы держать руки для подстраховки поближе к управлению самолетом, заложил их за голову и с беспечным видом стал поглядывать то вверх, то по сторонам. Володя на мгновение опешил, увидев такую беспечность инструктора, который до сих пор контролировал каждое его движение. Это могло означать только одно - летчик-инструктор безоговорочно верит в него. Верит, что он, курсант Карасев, способен нормально зайти на посадку и хорошо посадить самолет. Догадка была так проста, что о ней не следовало даже говорить. Стрелки приборов как-то сразу показали нужный режим. Как-то очень просто звякнули маркеры приводных радиостанций. Сначала дальней, а затем ближней. Очень просто, оказалось, самостоятельно определить высоту выравнивания самолета и вот уже колеса коснулись ВПП и, как бы сам, самолет стал притормаживать. Об инструкторе Володя вспомнил, когда уже заруливал на стоянку.
   - Ну, вот и все - сказал Блохин, спускаясь по стремянке на землю. - Завтра один контрольный полетик и полетишь сам.
   Оказалось, что Володя Карасев родился летчиком. Но ни он сам, ни окружающие не знали об этом. Теперь, когда летчик-инструктор снял с Володи слой за слоем шелуху сомнений и недоверия к собственным возможностям, миру явился человек способный печенкой, копчиком чувствовать изменения режима полета и каждый сантиметр высоты на посадке. А главное, он был удивительно терпелив и неутомим. К каждому полету готовился так тщательно, словно это был его первый самостоятельный вылет. Пешим по летному, то есть с макетом самолета в руке он вечерами ходил и ходил по площадке, где были нарисованы маршруты в зоны для отработки полетных заданий и не повторял, а пел бесконечную песню завтрашней своей работы в кабине.
   Однажды я наблюдал как Володя во время парко-хозяйственного дня мыл свой самолет, свою Эллочку. Он нежно и ласково оглаживал её тело ладонью и губкой в жидком мыле. Наклоняясь, что-то шептал ей в воздухозаборник и с наслаждением вдыхал запах дюраля, нагретого солнцем. Этот мальчик, еще не любивший, не целованный уже любил первой, самой чистой и горячей любовью девочку-подростка самолет Л-29.
   А на выпускном курсе незадолго до экзаменов с Володей Карасевым произошел случай, показавший еще раз незаурядность этого парня.
   В это время курсанты летали уже на боевом самолете - бомбардировщике, тяжелом и несколько инертном. На взлете в остекление фонаря кабины попала птица. Она, как снаряд, прошила левую часть остекления и, если бы Володя по счастливой случайности не повернул в этот момент голову направо, эта история имела бы другой конец. Самолет разгерметизировался, и шум двигателей ворвался в кабину. Хлопок и усиление шума были услышаны штурманом и стрелком, которые, не понимая случившегося, наперебой закричали по СПУ: "Что случилось?"
   Володя не только не растерялся, но и, надевая одной рукой очки, чтобы защитить глаза от потока воздуха, который буквально резал лицо, не выпустил штурвал. Совершенно спокойно и даже буднично, как рассказывал потом штурман, он объяснил экипажу случившееся, доложил руководителю полетов, а затем, обычным порядком, словно ничего и не было, зашел на посадку. Аккуратно, как говорят в авиации, притер самолет.
   Давно замечено, что плохие люди в летной профессии не удерживаются. Сама авиационная жизнь, требующая ответственности, предельной честности, выдержки и терпения, отторгает инородное тело.
   Незамутненность и чистота байкальской воды, воздух, напоенный ароматами хвои и разнотравья способствовали воспитанию души особого склада. Образовался сплав крепкий, сильный, способный байкальской скалой стоять на пути невзгод и ненастья, величественный и широкий, подобно облакам над морем - озером. А главное, чистый и добрый, как ангарская волна в солнечный день.
   Училище готовило летчиков преимущественно для Дальней Авиации. И, казалось, Володя идеально подходил для этой роли. Конечно же, сибирский медведь должен летать на "Медведях" - так в НАТО называли основной самолет дальней авиации "Ту-95". Но человек предполагает, а кадровики располагают. Лейтенант Карасев попал в учебный полк летчиком-инструктором. Видимо, кому-то из отцов-командиров пришла в голову мудрая мысль: хорошие летчики нам самим нужны.
   Отглаживая новенький офицерский мундир в последнюю ночь в курсантской казарме, говорил Володя приятелю своему, однокашнику, Валере Артамохину: "Мне, паря, думалось, пролететь над Байкалом, глянуть как он одеялом облаков укрывается. Ан - нет. Ну, ничо. Эллочка самолет добрый".
   Как пелось в старой курсантской песни на мотив "Прощание славянки":
   Отгремели весенние грозы.
   Нам в поход собираться пора.
   Что ж ты милая смотришь не весело,
   Провожая меня в лагеря.
   Пришла пора полетов с курсантами. Полк перебазировался на лагерный аэродром. За шесть месяцев офицерской вольной жизни Володя так и не обзавелся подружкой. Все свободное время делил между курсантами своей группы и любимой "девочкой Эллочкой". Она так и осталась его главной и единственной любовью. Попадая в женское общество, Володя дичился, краснел и старался уйти - спрятаться.
   После первой недели полетов командир принял решение отпустить часть офицеров в город к семьям. Карасеву же командир сказал:
   -Пользуйся случаем, отдохни, сходи в кино. В следующий выходной заступишь дежурным по лагерю, а далее карусель наша так завертится, что отдыхать будет некогда. Понял? Поезжай.
   - Понял, товарищ полковник.- Козырнул Володя, четко повернулся кругом и зашагал к автобусу.
   Уже вечерело, когда отпускники выехали на гравийку, петляющую по полям, изредка пересеченными перелесками и лесопосадками, зеленеющими молодой листвой. Земля, не прогретая молодым солнцем, быстро остывала. До города было еще километров двадцать, когда из-за лесополосы, взревев, выскочил Камаз и сходу протаранил автобус. Удар пришелся в то место, где сидел у окна Володя.
   .................................................................................................
   Он понимал, что умирает. Зажатое между креслами изломанное тело нестерпимо болело. Володя даже не мог определить, что именно у него болит. Кроме него никто не пострадал. Отделались синяками и шишками. Сослуживцы суетились рядом, пытаясь как-то помочь. Но все понимали, что помощь если и придёт, то очень нескоро. Он даже не потерял сознание и, видимо, боялся, что дневной свет погаснет раньше, чем он успеет сказать или сделать что-то очень важное. В это время расплавленный шар солнца скатился к горизонту и стал плющиться о распаханное поле. Высоко, недостижимо высоко, уже появились первые бледные звезды, а синева вокруг них, медленно кружась, густела, опускаясь все ниже.
   - Ребята! Ребята! - прохрипел Володя и медленно, собираясь с силами после каждого слова, прошептал:
   -Курсантов... Моих... Всех... Выпустить самостоятельно... Всех на крыло.
   Он еще раз вздохнул, и все поняли, что в эти последние слова Володя вложил оставшиеся силы.
   Потом он закрыл глаза, и голова его бессильно поникла.
  
  
   Совсем недавно прочитал я на одном интернет-форуме спор об офицерской чести. Собственно, спорили об установке в Иркутске памятника адмиралу Колчаку. Одна дама, участница разговора, написала: "Конечно же, белые офицеры были людьми долга и чести, а что можно сказать о советских офицерах? Советский офицер и честь - понятия не совместные".
   Именно эти слова заставили меня вспомнить и рассказать о нашем Сибиряке Володе.
  
  
   Ю.И. Баранов
  
  
  
  
  
   СПУ - самолетное переговорное устройство
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   9
  
  
  
  
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023