ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Бегларян Ашот Эрнестович
Призрак холодной стены

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  
  "Конечно, и в древности брали крепости измором. Но римляне в эпоху гражданской доблести стыдились таких побед... Война войной, а голод - скверное, недостойное оружие..." - в голове у Геворга всплыла цитата одного из современных писателей (1), который, будучи иной национальности и находясь далеко от места событий, воспринимал происходящее в горном армянском крае близко к своему сердцу - как, впрочем, и подобает настоящему интеллигенту, для которого не бывает чужой боли, тем более если она касается детей, многих детей, одновременно десятков тысяч детей...
  
  "А на дворе, заметьте, двадцать первый век!" - в последнее время у Геворга появилась привычка разговаривать с разными невидимыми собеседниками. Он как бы дополнил мысль неравнодушного писателя: "Для любого современного человека условия, в которых живут люди на этой крохотной точке земного шара, покажутся неестественными и дикими. Надо же! Взять и отрезать напрочь от остального мира и превратить зелёный, цветущий край даже не в серую зону, а в чёрную дыру, где можно безнаказанно совершать все преступления, которые когда-либо видела человеческая цивилизация. После войны (2), унесшей и сломавшей всего пару лет назад столько жизней, блокирование единственной дороги (3) во внешний мир - это новое извращение, задуманное нашим врагом. Лишить человека самого элементарного: света, тепла, воды и куска хлеба!.. С какой стати и по какому праву?!"
  
  Общаться с незримыми визави Геворг стал с тех пор, как был вынужден жить бирюком, отвыкнув от постоянного живого общения. Ещё в ноябре прошлого года жена выехала в сопровождении дочери на плановое лечение. Через неделю-две они должны были вернуться домой, но им пришлось надолго остаться в чужом городе: единственную дорогу обратно, казалось бы, надёжно защищаемую миротворцами, неожиданно закрыли. Так Геворг оказался один в четырёх стенах, холодных и тёмных, неким отшельником и не заметил, как стал общаться с призраками. С соседями же и знакомыми он лишь перекидывался парой слов в очереди за хлебом или на церемонии похорон, которые стали почти обыденным, ежедневным явлением. Впрочем, время от времени его навещал сосед с третьего этажа, тоже невольно разлучённый со своей семьей из-за блокады. В первое время тот непременно приносил с собой что-то: щепотку чая или кофе, пару кусочков сахара. Но с каждым новым днём блокады всё становилось дефицитом, и вскоре взамен продуктов сосед стал приносить "горячие", обычно дурные новости.
  
  Так на прошлой неделе он рассказал о гибели двух маленьких детей, брата и сестры, в возрасте трёх и шести лет (4). Трагедия была связана с тем же голодом, пусть и косвенно. Мать, оставив детей спящими дома, пешком отправилась в райцентр в поисках еды для них. Но за время её отсутствия дети проснулись и, не застав дома мать, тоже направились в июльскую жару в сторону города, дошли до его окрестностей ближе к сумеркам, открыли заднюю незапертую дверь припаркованного на дороге автомобиля, забрались в него и заснули там. Утром их нашли мёртвыми. Пока следователи предполагали, что истощённый детский организм не выдержал удушья и высокой температуры в салоне машины, сосед утверждал, что на территории республики орудуют диверсанты, которые и могли задушить детей...
  
  Хотя Геворг по природе был достаточно общительным, но с начала блокады он старался меньше слушать знакомых, да и не совсем знакомых ему людей, потому что каждый, казалось, считал себя самым информированным и умным, делился, таинственно понизив голос (видимо, желая тем самым придать своим словам особую значимость и секретность), "эксклюзивной", известной только ему одному информацией и делал самоуверенные выводы и прогнозы: либо крайне мрачные, либо, наоборот, чересчур оптимистичные и нереалистичные. И было непонятно, по незнанию и неопытности он это делает, или же специально, чтобы посеять в людях страх и панику, дезориентировать, дать ложную надежду и усыпить бдительность. В народе ходили слухи о шпионах и агентах, завербованных врагом. Нескольких таких уже разоблачили и отправили за решётку. Среди них оказался близко знакомый Геворгу бывший комсомольский активист, которого вряд ли кто-либо заподозрил бы в предательстве. Но факты говорили сами за себя...
  
  А не далее как вчера на панихиде по погибшему в ходе пограничного инцидента военнослужащему двое молодых людей говорили вполголоса, но достаточно отчётливо о строительстве большой тюрьмы в ближайшем поселении (5) по ту сторону линии соприкосновения войск. Она якобы предназначалась для всех армянских мужчин, вне зависимости от возраста и рода деятельности, которых власти противной стороны причисляли к преступникам, убийцам и террористам. Называлось даже конкретное число потенциальных узников - тридцать тысяч человек.
  
  "Значит, этим нечестивцам показалось мало "общего режима" для всех! Они, оказывается, ещё и концлагерь в концлагере для нас строят, подобие карцера", - молча возмущался Геворг, стараясь ничем, ни мимикой, ни жестом, не выдавать себя.
  
  Словно в подтверждение тревожных слухов о концлагере, через пару дней осаждённую республику облетела новость о том, что при перевозке пожилого мужчины на машине Международного Комитета Красного Креста в Армению для оказания неотложной медицинской помощи он был задержан на незаконном азербайджанском КПП в конце Лачинского коридора (6). Подробности инцидента шокировали: сотрудника МККК азербайджанцы вытолкнули из машины, а молодой женщине, сопровождавшей отца и попытавшейся предотвратить похищение больного родителя, пригрозили применением силы. Задержанного увезли в неизвестном направлении. Позже по официальным каналам сообщили, что власти соседней республики предъявили пленённому мужчине обвинение, ни много ни мало, в совершении геноцида в начале 90-х годов...
  
  Геворг лежал в одинокой постели в своей квартире на первом этаже, невольно разглядывая узоры на стене напротив окна. Собственно говоря, это были вовсе не узоры -на стене, отсыревшей ввиду нестабильного отопления из-за отсутствия газа и перебоев с электричеством, местами посыпалась штукатурка, образовались трещины и вздутия, появилась плесень, и в тусклом свете восходящего за окном полумесяца пятна превращались в причудливых зверушек, человеческие лица и фигуры. Геворг смотрел на случайные рисунки на стене и поражался, какими цельными и завершёнными образами они порой воспринимаются им, словно были изображены рукой настоящего мастера-художника, а не являлись плодом воображения и зрительной иллюзией, игрой теней.
  
  Однако общение с несуществующими персонажами лишь усугубляло сосущее чувство одиночества. Сегодня было особенно тоскливо на душе, и неприглядный вид холодной стены лишь усиливал чувство печали и разлуки. Слухи о строящемся всего в нескольких километрах концлагере и наглое похищение его соотечественника из рук сотрудников Красного Креста прямо под носом у миротворцев подействовали на Геворга крайне угнетающе. Он, взрослый мужчина, прошедший три войны, чувствовал себя беззащитным, как маленький ребёнок. Геворг не мог сомкнуть глаз. "Холод, мрак, сырость, безмолвие - не это ли репетиция к смерти?" - подумал он.
  
  Вдруг у него появлялось ощущение присутствия невидимого существа в доме. В какой-то момент в отражении мертвенного лунного света на стене напротив ему примерещилось чьё-то хищное лицо - не звериная морда, а именно злое, оскалившееся человеческое лицо. Оно не исчезало, а с восхождением полумесяца, наоборот, становилось всё более отчётливым, суровым и злым. Казалось, призрак вот-вот оторвётся от стены и бросится на него, как свирепый хищник... Геворг невольно содрогнулся всем телом, им овладело реальное чувство страха...
  
  Обычная электрическая лампа или свет свечи, озарив комнату, вмиг изгнали бы всех злых духов и привидений, рассеяли бы все галлюцинации и кошмары. Однако электричество отключили час назад согласно "веерному графику" и ожидалось оно только через три часа, а свечи в доме кончились ещё на прошлой неделе, и в целом по городу их днём с огнём не было сыскать. Тем временем чувство ужаса, как свет разогревающейся лампы накаливания, с каждой секундой становилось всё более интенсивным, ощущение жара и тревоги последовательно нарастало. Геворг инстинктивно уткнулся лицом в подушку и не понял, как отрубился - не то заснул, не то потерял сознание...
  
  Проснулся непривычно поздно для себя - к одиннадцати утра, но с чётким осознанием, что для того, чтобы не заболеть, не сойти с ума от чувства безысходности и неотвратимо приближающейся опасности, ему необходимо абстрагироваться от токсичной действительности и уйти в нечто такое, что поглотило бы с головой и не дало бы эмоционально выгореть до прихода реальной опасности, в надежде, что к тому времени что-то изменится и можно будет как-то подготовиться к угрозе. Впрочем, он инстинктивно понимал, что трудно ожидать чего-либо адекватного и обнадёживающего от находящихся уже восьмой месяц в осаде голодных, измождённых, психологически надломленных людей, пусть и формально наделённых властью. Да и надежда на помощь извне, со стороны так называемого международного сообщества, постепенно угасала...
  
  Геворг вдруг вспомнил про книгу, которую подарили ему на пятидесятилетие коллеги, и искренне удивился, почему спохватился её только сейчас. Будучи инженером-проектировщиком, он, к немалому удивлению коллег, серьёзно увлекался художественной литературой, много читал, был разносторонне эрудирован. За глаза товарищи называли его философом - за рассудительность и широкий кругозор. Правда, в последнее время чтение даже газетной заметки Геворгу давалось с трудом - после пережитой тяжёлой контузии стоило немного напрячься, как появлялись головные боли, да и концентрироваться было нелегко. Но сейчас Геворг решил непременно дочитать эту книгу до конца, пусть и по несколько страниц в день.
  
  Книга была подарена между двумя войнами (7), но тогда всё ещё приходящие в себя от одной беды люди не подозревали о второй уже надвигающейся напасти. Вручая книгу "Опыты" Мишеля Монтеня (8), издание в красивом переплёте, пожилой старший инженер загадочно произнёс: "Мне кажется, это как раз для тебя. Читай на здоровье!" Коллега не стал объяснять Геворгу, почему эта книга именно для него, однако по его уважительному тону можно было догадаться, что речь о сложности и глубокомысленности написанного в ней.
  
  Геворг тогда лишь перелистал книгу и, как ребёнок, оставляющий самую вкусную конфету напоследок, отложил чтение до отпуска. Однако отпуска как такового не было. Время было тяжёлое и ответственное: маленькая, изрядно потрепанная короткой, но разрушительной войной республика всеми силами пыталась восстановиться, и каждый специалист был на счету.
  
  Потом началась новая война (9), более жестокая и кровавая. Не война, а настоящая бойня. А называлась она, наверное, в силу её изощрённости, войной нового поколения, словно в издёвку над представителями среднего и старшего поколения - мол, вам тут уже нечего делать, не вашего ума дело. Но, несмотря на уже достаточно почтенный возраст, Геворг добровольцем отправился на фронт и уже на третий день получил тяжёлую контузию от взрыва разорвавшегося неподалеку дрона-камикадзе - впервые за всю историю местных войн беспилотники массово применялись противником.
  
  Геворг долго восстанавливался после контузии, постоянные головные боли не давали ему сосредоточиться на чтении, как и на любой другой более-менее серьёзной умственной работе. А Монтень требовал весьма вдумчивого отношения к себе.
  
  И вот сегодня Геворг решил, что откладывать больше нельзя. Он достал из верхней полки большого книжного шкафа "Опыты" и - надо же! - раскрыв книгу на случайной странице, наткнулся на слова автора об... осаде. Именно об осаде! Естественно, не о той, в которой уже восьмой месяц находился Геворг вместе со своими соотечественниками. Но какими же сегодня актуальными оказались эти размышления! Написанная почти пять веков назад книга, казалось, содержала размышления о сегодняшнем дне. Геворг лёг на диван и уткнулся в неё. Чтение поглотило его с головой.
  
  Современному человеку порой кажется, что события, происходившие в далёком прошлом, были немного неестественными, необычными и даже исключительными. Однако происшествия, описываемые Монтенем, словно происходили на соседней улице, были до боли знакомы, прозаичны и однообразны.
  
  "Не зря говорят, что история имеет свойство повторяться", - сделал свой первый вывод из "Опытов" Геворг.
  
  Затем он подумал, что между людьми, жившими сто, двести, пятьсот и, наверное, даже тысячи лет назад, и его современниками так много общего, потому что сущность самой жизни в физиологическом смысле не изменилась, как и суть лишений, страданий и боли. Сегодня же, когда враг взял людей в долгую осаду и лишил их не только современных удобств цивилизации - благ, обеспечивающих мало-мальски комфортную жизнь, но и самого насущного - элементарно хлеба и воды, у человека оголились инстинкты, он вернулся к себе первозданному, натуральному и, возможно, более сильному.
  
  "Разве изменилось ощущение голода у человека? Разве человеческий организм перестал реагировать на холод ознобом и дрожью? Разве страх перестал быть естественным защитным механизмом для человека перед лицом угрозы? Разве изменились базовые инстинкты человека? Быть может, несколько изменилось, скорее косметически, их восприятие человеком, да и то на индивидуальном уровне, исходя из его мировосприятия и личного воспитания, несколько адаптировалось к современным нормам поведения. Не более того..." - полемизировал сам с собой Геворг. В какой-то момент даже подумал, что обладай он врождённым даром писать, то непременно издал бы свои "Опыты".
  
  Геворг с увлечением сравнивал далёкое прошлое с настоящим, стараясь разумом своим найти что-то поучительное в развязке исторических событий и в комментариях автора, в то время как неосознанно, на уровне инстинкта, искал нечто обнадёживающее в них, пытаясь предугадать по ним будущее, словно происшествия полутысячелетней давности имели некую магическую связь с днём сегодняшним и могли оказать какое-то влияние на разворачивающиеся события.
  
  Особенно ему было интересно сопоставлять описываемые Монтенем личные качества и черты характера своих персонажей со свойствами и особенностями нынешних современников - конкретных реальных людей конца XX - начала XXI века.
  
  Автор писал о стойкости: "Что до стойкости, то мы нуждаемся в ней, чтобы терпеливо сносить невзгоды, с которыми нет средств бороться..." Философ рассматривал осаду как испытание для человека, выявляющее его истинные качества и стойкость духа. По Монтеню, осада - это не только физическое испытание, но и духовное - возможность для самопознания и проверки своих убеждений. Он уверял, что истинная стойкость заключается не в отсутствии страха, а в способности сохранять ясность ума и не терять себя перед лицом опасности. Философ не призывал к демонстрации мужества, но к осознанному выбору поведения в критической ситуации.
  
  Как человек мудрый (слово "мудрый" каждый раз невольно приходило на ум Геворгу, когда он читал очередной глубокомысленный вывод писателя-философа), автор не идеализировал мужество, а, напротив, признавал, что внешние обстоятельства и страсти могут оказывать существенное влияние на поведение самого стойкого и отважного человека, оказавшегося в чрезвычайной ситуации. Подчеркивая важность сохранения разума и самообладания перед лицом опасности, Монтень при этом не отрицал естественной человеческой реакции на страх и боль. Оттого его образы казались живыми - из той же плоти и крови, что и современники Геворга.
  
  Необычайная естественность объяснялась, пожалуй, прежде всего тем, что Монтень рассматривал людей в правильном ракурсе - сквозь призму двойственности человеческой природы. Не веря в абсолютное бесстрашие и непоколебимость, он демонстрировал на примерах, что даже герои могут испытывать элементарный человеческий страх. Вместе с тем писатель считал, что важно, как люди справляются со своими страстями и сохраняют внутреннее равновесие, не теряют своё лицо... Тут Геворг невольно вспомнил Арсена и эпизод из первой карабахской войны (10), в которой он сам участвовал добровольцем, будучи ещё студентом, имеющим право на отсрочку от призыва.
  
  Морозной зимней ночью противник крупными силами неожиданно напал на небольшой пост ополченцев. Бой был жаркий, но неравный и короткий. Смертельно раненный командир успел лишь крикнуть: "Ребята, спасайтесь!"
  
  Вместе с несколькими уцелевшими товарищами Арсену удалось прорваться к старой БМП, замаскированной неподалёку в винограднике. Однако, отъехав всего пару сотен метров, боевая машина напоролась на противотанковую мину. Чудовищной силы взрыв подбросил БМП в воздух. Бойцов спасло то, что люки машины были открыты, в противном случае от удара и давления внутри экипаж просто размазало бы по стенам этого железного гроба.
  
  Придя в себя, Арсен с ужасом осознал безвыходность собственного положения: перевернувшись в воздухе, железная махина, упав, задавила всей своей тяжестью кисть хрупкой человеческой руки. Коварнее ловушки смерть придумать не могла, но страшнее смерти представлялся плен - неподалёку слышались голоса вражеских солдат.
  
  Боец догадывался, что той части руки, которая осталась под БМП, уже нет, он даже не чувствовал её: боль начиналась только с предплечья, моментально затёкшего. Рядом, постанывая от переломов и ушибов, вразброс лежали товарищи. Все пока находились в шоке, и каждый был занят лишь своей болью, собственной бедой: кто-то ругался, проклиная случай, другой в полузабытье звал на помощь, третий молчал, и было неясно, жив он или нет...
  
  Арсен осторожно потянул придавленную руку на себя - боль током пробежала по предплечью к шее. "Другого выхода нет, надо решиться!" - наконец признался он самому себе, принимая неизбежность того, что в первую минуту подсознательно отогнал с ужасом.
  
  Боец достал штык-нож, ещё раз приказав себе быть решительным. Поманив одного из товарищей, находившегося поближе и, видимо, отделавшегося лишь лёгкой контузией, он протянул ему нож. Просьба Арсена заставила того невольно отшатнуться.
  
  Стиснув зубы, он сам стал резать собственную плоть. Инстинкт самосохранения полностью поглотил человека, заставляя его ради сохранения целого жертвовать частью, не задумываясь. Бойцу даже не было жаль собственной кисти, он лишь досадовал на неё, когда связка сухожилий не хотела поддаваться грубому ножу, упорно выскальзывая из-под тупого лезвия. И не сразу он поймал себя на мысли, что почти не чувствует боли. По-видимому, непосредственная смертельная опасность, огромная внешняя и внутренняя напряжённость, служа своеобразным наркозом, заглушили даже такое сильное чувство, свойственное всякому живому организму.
  
  Перерубить кость сил не хватило - сделать это помогли осмелевшие наконец товарищи, накрепко перевязавшие свежую культю солдатским ремнём.
  
  До госпиталя Арсен добирался сам, всю дорогу внушая себе: "Не упаду!.."
  
  Перед мысленным взором Геворга калейдоскопом промелькнули другие удивительные образы - примеры невообразимого, казалось бы, нечеловеческого самообладания перед самой смертью. Вот ни на минуту не выпускавший из рук пулемёт и даже отдыхавший с ним в обнимку в сырых окопах Аркадий - гроза вражеской пехоты. Пуля прошила ему живот, он держал руку на кровавой ране и... улыбался. Между пальцев текла багровая кровь, а он так и умер с улыбкой на лице, несломленным и непобеждённым... Примерно о том же писал Монтень, размышляя о стойкости духа в момент смерти: "Тот, кто пред лицом грозящей ему смерти не утрачивает способности владеть собой, тот, кто, испуская последнее дыхание, смотрит на своего врага твёрдым и презрительным взглядом, - тот сражён, но не побеждён..."
  
  Геворг вспомнил и Юру, фаготчика. Перед тем, как навсегда покинуть ребят, он успел подбить три вражеских танка и две БМП. Умирая же, он просил товарищей не о помощи, а о прощении - за то, что покидает их в минуту смертельной опасности... Борик же в агонии просил прощения у своей мамы - он был единственной опорой пожилой родительницы...
  
  "Всё это я видел собственными глазами. Но поверили бы мне поколения, если, обладай я талантом писателя, изложил бы правдиво и точно все события, имевшие место в действительности? Не обвинили бы меня в притворстве и сочинительстве, идеализировании своих героев? Тем более что людей нынешних принято считать изнеженными и слабыми. Но ведь это реальная история, когда боец со вспоротым миномётным осколком, словно скальпелем, животом совершенно невозмутимо разговаривал с товарищами, которые в полуобморочном состоянии, подавляя рвоту, вправляли ему внутренности? Можно ли спокойно описывать всё это, да и какой читатель поверит твоему чудовищному рассказу?.."
  
  Геворг закрыл книгу и углубился в собственные мысли: "А внешне они вовсе не казались героями. Наоборот, малорослые, с самыми обычными лицами, даже неприметные или просто невзрачные. Но банальная внешность порой скрывала настоящую героическую сущность. И наоборот..."
  
  Тут перед глазами Геворга встал дородный мужчина лет тридцати в больничной робе, с благородным лицом интеллигента. Из-за нехватки мест в больнице его, страдавшего почечными коликами и не имевшего никакого отношения к войне, положили на пару дней в одну палату с ранеными бойцами. К немалому удивлению последних, этот рослый мужчина патологически боялся боли, за что его невзлюбили даже врачи и медсёстры. Не стесняясь лежащих на соседних койках раненых, он, словно ребёнок, вечно стонал, ныл и брюзжал, упрекая врачей в том, что они якобы оказывают ему мало внимания. Наряду с этим cтрах пронизывал все фибры его существа, когда появлялась медсестра со шприцем, чтобы впрыснуть ему болеутоляющее лекарство. Детина становился бледным как полотно, глаза выпучивались от ужаса, его всего трясло... Всё это выглядело весьма карикатурно, походило на фарс и изрядно веселило раненых. "Надо же, снаружи - лев, а сердце - заячье!" - не выдержал один из них.
  
  Чтобы попытаться понять малодушного здоровяка, Геворг разговорился с ним. Тот утверждал, видимо, стараясь оправдать себя, что героев как таковых в природе не существует, а есть люди трусливые и более трусливые, которые кажутся на фоне первых героями, ибо вдобавок ко всему боятся ещё и своей трусости, стесняются её и всячески стараются скрыть свой страх... Слушая странного типа, патологически боящегося боли, Геворг вдруг явственно ощутил, как страх, словно червь, постепенно разъедает того изнутри, оставляя лишь пустую, хрупкую оболочку...
  
  Монтень утверждал, что, страшась смерти, мы думаем прежде всего о боли, её обычной предшественнице. Исходя из собственного опыта участия в боевых действиях и утверждений философа, Геворг заключил, что, пожалуй, из всех разновидностей страха человеком чаще всего овладевает страх боли: "Боль и угроза боли сопровождают человека всю жизнь. Боль старается всячески унизить человеческое существо, подчеркнуть зависимость от себя. Она пробует превратить человека в труса и подхалима. Но однажды существо, обладающее даром мышления и речи, должно собраться с силами, преодолеть боль и, став выше неё, с гордостью осознать себя Человеком, доказать, что не страх является регулятором поступков и действий, а Дух, который зреет и крепнет вместе со становлением человеческой личности..."
  
  Геворг видел собственными глазами, как люди умирали на войне не только от смертельных ран, от боли и болевого шока, но и от ожидания смерти, быть может, ложного, от элементарного страха, чаще всего страха боли, неимоверной боли. Умирая же, они по-разному относились к причинённой им боли, нередко диаметрально противоположно реагировали на примерно равную по силе боль...
  
  В любом случае война и смерть, причиняя человеку огромную боль, брали что-то своё - если не саму жизнь, то частичку тела или души. Но далеко не всегда, покалечив человека физически, война была в состоянии сломать его дух. Геворг поражался, как колясочники с парализованными, хилыми, иссохшими ногами, инвалиды с пластмассой вместо черепа, люди без кисти и ступни умудрялись всегда быть деловыми и бодрыми, во всяком случае, на людях: шутили, веселились, танцевали, сочетались браком и производили на свет детей, втайне надеясь, что те будут жить не так, как они, гораздо лучше...
  
  Но были и такие, кто больше смерти, во всяком случае на словах, боялся стать калекой. "Лучше быть убитым сразу, одним ударом, не поняв, что произошло, чем выжить и мучиться всю жизнь", - не раз твердил один из боевых товарищей и в итоге накликал на себя беду. Именно так он и погиб - от прямого попадания в окоп миномётного снаряда. Наверное, и не успел сполна почувствовать боли, осознать, что произошло. А ведь мгновенная смерть для человека в каком-то смысле оскорбительна: не успеваешь произнести слово прощания или услышать "напутствие" перед отправкой в вечность. Подумав это, Геворг словно сделал для себя открытие: как-то тихо, незаметно ушли друзья-товарищи, не попрощавшись, словно и не жили на этом свете никогда. Он был ошеломлён: "Неужели и я мог оказаться на их месте?"
  
  Подсознательно ища у Монтеня ответа на вопрос, почему война сберегла его в самых сложных ситуациях, хотя он был достаточно крупной и, можно сказать, открытой нехитрой мишенью, Геворг вскоре наткнулся на довольно суровые строки: "Если исходить из естественного хода вещей, то ты уже долгое время живёшь благодаря особому благоволению неба. Ты превысил обычный срок человеческой жизни. И дабы ты мог убедиться в этом, подсчитай, сколько твоих знакомых умерло ранее твоего возраста, и ты увидишь, что таких много больше, чем тех, кто дожил до твоих лет..." У Геворга вдруг кольнуло в темени, голова налилась тупой пульсирующей болью. Книгу пришлось отложить.
  
  Геворга одолевали тягостные воспоминания, которые вместе с эмоциями рождали вопросы, столь же тяжёлые и какие-то провокационные. И всё же, почему война сберегла его, какая сила пронесла его сквозь смертельные опасности? Почему ударная волна от разорвавшегося неподалёку дрона ограничилась только тем, что отбросила его в угол траншеи с выбитыми зубами и сотрясением мозга, в то время как пулемётчика рядом настигла мгновенная смерть? Что это было - то самое "особое благоволение неба" или простая случайность? Если первое, то за какие заслуги и в честь чего? Если второе, то как долго это будет продолжаться? Ведь невозможно, чтобы одному человеку постоянно везло, и даже самому бесстрашному герою и искусному воину предписан свой час смерти...
  
  "Самые доблестные бывают порой и самыми несчастливыми", - словно беседуя с Геворгом, писал Монтень.
  
  "Более того, самыми незащищенными и обречёнными, - Геворг невольно поддержал и развил парадоксальную, на первый взгляд, мысль автора. - Войне необходимы герои - без них её не бывает. Усилиями героев достигается цель в любой войне: до поры до времени война как бы доверяется им, хранит в самых сложных ситуациях и перипетиях, реализуя собственные планы и одновременно предоставляя самим героям возможность и время для самовыражения и достижения пика собственной славы. Однако очень часто, сполна использовав героев и достигнув конкретных целей, война безжалостно избавляется от них... Самое слабое место у героев - спина. Они постоянно идут вперёд, к достижению цели, не останавливаясь, не особенно задумываясь о поддержке с тыла, даже если чувствуют, что фатальный исход близок..."
  
  Геворг заснул с тяжёлой головой прямо на диване. Снился некий сумбурный сон, в котором явь путалась с бредом: какой-то неупорядоченный людской поток безмолвно двигался в вечернем мраке. Люди без лиц сталкивались в темноте, мешали друг другу, кто-то пытался повернуть обратно, но пробраться сквозь плотный поток было невозможно. Несмотря на царящий хаос, всё происходило в мёртвой тишине, словно в немом кино или в фильме с отключённым звуком... Этот странный сон приснится Геворгу ещё несколько раз. Видение не имело конца, в определённый момент оно резко обрывалось, как при внезапном отключении электричества...
  
  Тем временем шёл уже восьмой месяц осады. Казалось, это было в какой-то прошлой, далёкой жизни, когда безмятежным вечером можно было выйти из дома и беззаботно прогуляться по улицам оживлённого и веселого города, посидеть на скамейке бульвара или насладиться свежим воздухом в зелёном парке. Город поник, застыл в тягостном ожидании. Всегда хлебосольные, щедро принимающие гостя горожане, словно по злой иронии теперь часами простаивали в очередях за куском хлеба - не важно какого, белого или чёрного, пшеничного или ржаного, лишь бы детям было что поесть. Дети же давно забыли вкус конфет и мороженого. Да и сладкий чай по утрам уже казался деликатесом. Мамы не позволяли своим любимым чадам второй кусочек хлеба, а потом тайком плакали. Но другого выбора не было. Детям "запрещали" даже болеть, потому что в аптеках не было лекарств. Маленький край, который туристы и сами жители считали райским уголком, превратился в некое место забытых грёз...
  
  
  Каждый наступающий день блокады приносил с собой новые ограничения, запреты и лишения. Жизнь внутри изолированной от внешнего мира маленькой страны скукожилась донельзя, превратилась в настоящую пытку, всё сильнее сжимая несчастных людей в своих тисках. Запасы амбаров неумолимо истощались. Сначала закончился пшеничный хлеб, потом и ржаной. Их заменила тонкая кукурузная лепёшка. Но и на неё нельзя было долго рассчитывать...
  
  Иногда бывший фронтовой товарищ отправлял Геворгу из деревни в город "паёк" из своего небольшого приусадебного огорода: несколько картофелин, пару пучков зелени и лука, баночку засоленных ещё прошлой осенью огурцов или помидоров. Деревенским было чуть легче: они могли вырастить, выкопать что-то на своих огородах, сорвать плод с дерева. В городе же упорно распространялись слухи, что съестного осталось всего на несколько дней. Кто-то уже говорил о том, что скоро люди будут кушать крыс и пить воду из канав...
  
  Между тем Монтень советовал терпеливо сносить невзгоды, с которыми невозможно бороться, и Геворг, следуя мудрому совету, старался забыться в чтении. Но и тут были свои ограничения: читать можно было лишь в дневное время суток, а с наступлением сумерек часто не бывало и электричества, так как оно подавалось в соответствие с графиком веерных отключений, по четыре-шесть часов в сутки. В отрезок времени, когда небесное светило и свет в холодном доме одновременно гасли и всё потихоньку начинало погружаться в беспросветную тьму и зловещую тишину, на душе у Геворга становилось особенно тоскливо и одиноко, чувство отчаяния готово было проглотить его точно так, как изголодавшийся человек кусочек неожиданно доставшегося ему хлеба. Тут Геворг невольно вспоминал отсутствующих членов своей семьи, и от этого на душе становилось ещё тяжелее. На холодной стене напротив, казалось, оживал зловещий призрак...
  
  В один из пасмурных дней в дверь коротко постучались. Геворг знал, что это всего лишь формальность, поэтому не стал утруждать себя приглашением войти, да и вряд ли успел бы, - сосед с третьего этажа по-свойски уже распахнул дверь и переступил порог, лишь кликнув чисто для проформы: "Хозяин!".
  
  Гость пришёл с очередной новостью.
  
  - Они что, совсем нас за идиотов держат?! - начал он гневно и без обиняков. - И дураку понятно, что кусок хлеба, который протягивает тебе враг, скорее отравлен... Этой дешёвой агдамской приманкой (11) нас не обмануть - ищите дураков!.. Хотят убедить мир, что никакой блокады нет... Обиднее всего, что среди нас находятся уроды, которые готовы принять эту подачку...
  
  Из его эмоционального, сбивчивого рассказа, в котором паузы заполнялись короткой бранью, выяснилось, что он только что поругался со знакомым из-за того, что тот готов был принять от врага помощь, лишь бы дети не голодали.
  
  - Пусть своих доходяг кормят. Я слышал, что у них часто бывают голодные бунты, жители городских трущоб подыхают с голоду. Вот пусть и отправляют им этот корм. А нам их троянский конь не нужен, - поддержал собеседника Геворг.
  
  - Правильно, нам чужого не надо. Пусть пропустят наш груз через Бердзор.
  
   Нечеловеческий голод не смог заставить осаждённых принять вражеский груз. Люди проявляли чудеса стойкости и духа...
  
  Однако душа, которая не подпитывается надеждой, истончается, становится слабее. Щемящее чувство безысходности и покинутости постепенно овладевало каждым. Казалось, весь мир отвернулся от них...
  
  Призрак вновь стал подавать знаки своего присутствия на холодной, изъеденной плесенью стене. Геворгу снова приснился сон с хаотическим движением толпы людей без лиц. Тяжёлое предчувствие росло с каждым днём и готово было вот-вот взорваться некой внутренней бомбой...
  
  И бомба взорвалась, но снаружи. В час пополудни солнечного, вроде бы не предвещавшего беды сентябрьского дня (12), начался интенсивный ракетно-артиллерийский обстрел. Мишенью огня стали не только военные объекты, но и мирные поселения. Среди раненых и погибших были также дети. Миротворцы не вмешивались в ход боевых действий и лишь содействовали эвакуации жителей из приграничных сёл.
  
  Истощённые и измотанные после девяти месяцев осады защитники края сопротивлялись, как могли. Противник же, стараясь избежать лишних потерь в живой силе, активно применял артиллерию и авиацию, в основном беспилотники. Он полностью господствовал в воздухе, однако при попытке наступления по суше встречал ожесточённое сопротивление местных бойцов, которые защищались с отчаянием загнанного в угол зверя и наносили существенный урон наступающим силам. Многократное численное превосходство врага и угроза разгрома вынуждали обороняющихся быстро расходовать боекомплект, который нечем было пополнять. Одновременно противник продолжал обстрелы сёл и городов, жители которых были вынуждены ночевать в подвалах, заменявших по возможности бомбоубежища...
  
  Геворг не стал спускаться в подвал. Он считал это зазорным, более того, укорял себя в том, что в этот роковой час находится в тылу, а не на передовой вместе с ребятами. Но на сколько войн рассчитан человеческий материал? Разве здоровье и возможности одного человека готовы выдержать четыре войны?..
  
  Ровно в час пополудни следующего дня при посредничестве миротворцев военные действия были остановлены. Однако инерция войны продолжалась ещё сутки - нарушая соглашение о прекращении огня, противник периодически обстреливал столицу и некоторые населённые пункты непризнанной республики из разных видов стрелкового оружия.
  
  Массовый исход населения был неизбежен: люди не были готовы жить по условиям оккупантов.
  
  Среди немногих вещей, уместившихся в большой чемодан и ручную сумку, Геворг взял и книгу Монтеня, верного соратника по суровым испытаниям, мудрого советчика и свидетеля его собственного опыта блокады...
  
  
  Примечания:
  
  1. Высказывание поэта, переводчика, литературоведа Михаила Синельникова относительно блокировки Лачинского (Бердзорского - историческое армянское название) коридора со стороны Азербайджана.
  
  2. Война 2020 года - развязанная Азербайджаном и Турцией широкомасштабная вооружённая агрессия против Нагорного Карабаха с вовлечением тысяч наёмников.
  
  3. С 12 декабря 2022 года по конец сентября 2023 года Лачинский коридор - единственная связывающая Нагорный Карабах с Арменией дорога, которая, согласно трёхстороннему заявлению от 9 ноября 2020 года, положившему конец "44-дневной войне", должна была находиться под контролем российского миротворческого контингента и использоваться свободно и беспрепятственно, была заблокирована со стороны Азербайджана. Тем самым 120-тысячное население Арцаха, в том числе 30 тысяч детей, оказалось полностью отрезанным от внешнего мира.
  
  4. Реальный факт, имевший место 7 июля 2023 года в селе Агабекаландж Мартакертского района НКР.
  
  5. В пограничном поселении Агдам (Акна) бакинский режим готовил для населения Нагорного Карабаха своеобразный концентрационный лагерь, куда собирался заключить всё взрослое мужское население НКР. Об этом в январе 2024 года писало американское издание New Lines Magazine (https://www.aysor.am/ru/news/2024/01/12/New-Lines-Magazine/2210882).
  
  6. 29 июля 2023 года 68-летний гражданин Республики Арцах Вагиф Хачатрян был задержан на незаконном азербайджанском КПП на мосту Хакари в конце Лачинского коридора. Бакинский военный суд приговорил его к 15 годам лишения свободы по сфабрикованному против него уголовному делу.
  
  7. "4-дневная война" 2016 года и "44-дневная война" 2020 года.
  
  8. Мишель Монтень - французский писатель и философ эпохи Возрождения.
  
  9. "44-дневная война" - крупномасштабная вооружённая агрессия Азербайджана против Нагорного Карабаха в сентябре-ноябре 2020 года, самая кровопролитная и разрушительная со времени окончания первой карабахской войны в 1994 году. Активную военно-политическую поддержку Азербайджану оказала Турция.
  
  10. Война, развязанная Азербайджаном против Нагорного Карабаха в 1991-1994 годах. Завершилась победой армянской стороны, несмотря на значительное преимущество противника в живой силе и технике.
  
  11. К концу восьмого месяца блокады (в третьей декаде июля 2023 года) пропагандистская машина противника начала настойчиво муссировать тему открытия т.н. "агдамской дороги" - "дороги в никуда", как называли тогда её некоторые наблюдатели. Вместо того, чтобы на фоне растущего возмущения и международного давления открыть законный коридор (Лачинский гуманитарный коридор) и пустить простаивающую там уже много дней автоколонну с продовольствием и лекарствами из Армении, власти соседней республики отправили из ближайшего своего населённого пункта - Агдама "гуманитарный груз". Причём на грузовиках Красного Полумесяца вместо традиционных автомобилей Международного комитета Красного Креста, что само по себе опровергало состоятельность "помощи" христианскому народу и разоблачало истинные её цели. Несмотря на экзистенциальный кризис, голод и другие суровые лишения, осаждённые категорически выступали против этой дороги. В пограничном Аскеранском районе НКР были сооружены баррикады на пути "гуманитарного груза" из Агдама, проведены митинги протеста.
  "Гуманитарный груз" из Агдама был своеобразным "троянским конем", хитрым приёмом, направленным на создание видимости согласия карабахцев на "интеграцию" в азербайджанское общество и постепенное удушение борьбы армян Нагорного Карабаха за свои исконные права. Но даже после изгнания всего населения Арцаха спекуляции вокруг "агдамской дороги" не прекратились. 26 сентября 2023 года, когда огромная колонна вынужденно покидающих свою родину людей направлялась в Корнидзор, бакинская пропаганда распространила издевательское сообщение о том, что из Баку в Карабах отправлена "очередная партия гуманитарной помощи", включающая 40 тонн муки, средства гигиены, постельное бельё. Это была новая пропагандистская уловка для введения в заблуждение международного сообщества с целью показать, что блокады нет, нет преступления против человечности - этнических чисток.
  
  12. 19 сентября 2023 года в нарушение заявления о прекращении огня от 2020 года Азербайджан объявил о проведении военной операции против НКР, представив её как "антитеррористические мероприятия локального характера".
  На самом деле это были широкомасштабные военные действия с обстрелом столицы НКР Степанакерта и других населённых пунктов. Спустя сутки после начала боевых действий Информационный центр НКР заявил, что власти республики приняли предложение российских миротворцев о прекращении огня с 13:00 20 сентября 2023 года. Однако вскоре после вступления в силу согласованного режима прекращения огня стрельба возобновилась. Несколько городов НКР продолжали находиться под обстрелом Азербайджана. МВД НКР, в частности, заявило, что азербайджанские военные, нарушив соглашение о прекращении огня, обстреливают Степанакерт "из разных видов стрелкового оружия".
   В итоге армяне Арцаха отвергли фальшивое предложение оккупационных властей "о реинтеграции, обеспечении прав и безопасности армян Нагорного Карабаха в рамках Конституции Азербайджана" и в массовом порядке выехали в Армению.
  
   2025 г.
  
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2025