Аннотация: Лапшин Юрий Михайлович (замкомандира 345 опдп в 87-89 гг) представляет отрывок из готовящейся к печати книги "Афганский дневник" 2009. Это уже второе издание книги, дополненное и исправленное.
"Афганский дневник"
24.01.1988, Баграм. Воскресенье
Вчера вернулись с "боевых". Когда 19 ноября уходили, никто не предполагал, что воевать будем больше двух месяцев. Все надеялись, что Новый год встретим на базе, но встречать пришлось в палатках, среди гор. Столько впечатлений, что и не знаю, как все изложить, за какую ниточку потянуть. Да и рука отвыкла от писания. Время без пяти двенадцать (полночь). За день отоспался, как медведь зимой, и буду писать всю ночь, тем более что завтра второй выходной, объявленный командиром. Два выходных за два с лишним месяца.
Итак... 19 ноября. Семь утра, колеса закрутились. Путь знакомый: аэродром, базар, Баграмский круг, Мирбачакот, перевал, "Теплый стан", и пустырь-предгорье за инфекционным госпиталем на окраине Кабула. Здесь ночевка. Все продумано, все отработано. Буквально через час без суеты и спешки вырос бивуак, закурились дымки кухонь. Хотя все знакомо и привычно, но неоднократно и потом про себя удивлялся, как быстро у нас устраивался полевой быт. Под вечер смог съездить в 103-ю дивизию, повидать В. Савицкого. Впрочем, они выходили на "боевые" вместе с нами, и потом мы неоднократно встречались и в Гардезе, и на перевале, и на нашем КП в районе Сраны.
Впервые посмотрел "зеленку" по дороге на Гардез. Вот это действительно "духовский" заповедник. Наша Чарикарская "зеленка" и дорога через нее просто забава по сравнению с этой. Разрушенные кишлаки вплотную подходят к дороге. Кругом кустарник и целые рощи деревьев. Представил, какие джунгли здесь летом. Место для засад -- лучше не придумаешь. Поэтому груды машин, вернее то, что от них осталось, все искореженные, с дырками от пуль и осколков, удивления не вызывают. "Духовская" добыча. Сколько похоронок ушло в Союз, можно только гадать.
Под Гардезом без движения и дела простояли почти месяц. Парламентеры с письмами от правительства утешительных известий не принесли. Сведения, поступающие из-за цепи гор, тоже не вселяют надежды на мирный исход. Из Пакистана перебрасывается пополнение, дороги и ключевые высоты минируются, запасы создаются, а все ценное вывозится. Племя "джадран" при поддержке соседних племен дорогу и перевал открывать не намерено. Уверенности им прибавляет то, что за девять лет на Хост не прошло ни одной колонны, нога советского солдата не ступала за перевал и дальше. Все снабжение Хоста, города и округа, шло по воздуху. А в последние месяцы и это стало очень рискованно. Наш баграмский отряд Ан-12 испытал это на себе в полной мере. Встречаясь с летчиками, только и слышали от них о пусках ПЗРК, обстрелах самолетов РСами и минометами при посадке и взлете. Каждый полет как лотерея. В лучшем случае -- работа для техников.
Несколько дней длились переговоры, затем заговорило оружие. Огонь артиллерии, удары авиации, и пехота пошла брать предгорье. Первые сообщения об успехах и неудачах, первые потери. Много подрывов. Первые потери и у нас. Взлетела на воздух БМП 9-й роты, которая сопровождала и охраняла саперов инженерного полка. Машину пришлось списать и разобрать на запчасти. Механику повезло: контужен, но жив. Предгорье взяли, и в бой ушел "полтинник" (350-й гв. пдп). Перед их уходом заехал к Сергею Яркову, поделились новостями, пожелал ему успехов, а он мне. Перевал взяли хорошо: быстро и почти без потерь. А потом вмешалась политика, будь она трижды проклята. Эти марионетки затеяли джиргу, которая объявила 20-дневное перемирие: игра в миролюбие, двуличные речи, а по сути по обстановке -- удар нам в спину, время для того, чтобы "духи" укрепились.
Чтобы как-то занять личный состав, удержать настрой, организовали боевую подготовку, провели соревнования по боксу, футболу, выявили знатоков в своей импровизированной игре "Что? Где? Когда?". В общем, "странная война", как в Европе 1939--1940 гг. И все равно люди "перегорели". Однообразие и неопределенность хуже всего. День похож на день. С утра ждешь газеты, как лучший подарок. Объехали все бани 56-й десантно-штурмовой бригады. По вечерам преферанс на троих: Востротин, Березнев и я. С грехом пополам научили под конец начальника особого отдела игре без ошибок.
Под занавес нашего гардезского стояния командующий поставил полку задачу на проведение поисков под блоками "полосатых" за перевалом, первое реальное дело. Первый день командовал я, второй -- В. Востротин. Первые успехи, первые найденные и уничтоженные склады с боеприпасами. Свой КП развернули рядом с НП Армии на самой высокой точке перевала. Вид как с борта самолета, все как на ладони. Декабрь месяц, но тепло и солнечно. Перевал Сатекандав (протекающая внизу под перевалом река, судя по карте, носит название Сатекандавльгад) буквально переводится как "толстое бревно", а литературно как "перевал могучих деревьев". И действительно, начиная с предгорья, растительность нарастает с геометрической прогрессией. Непривычно видеть заросшие соснами, кедрами и горным дубом склоны. Заглянули за перевал, как на обратную сторону Луны. Даже дух непривычен, смолистый дух российского леса. И горы, горы, горы до горизонта. Враждебные горы. Оттуда периодически летят РСы, бьют минометы. Видим разрывы на блоках "полосатых" (наши десантники). Хорошо, что мы не пошли на выбранное первоначально место. Душманы его накрыли несколькими залпами в первый же день. В ответ бьет наша артиллерия, заходят в атаку штурмовики. То тут, то там пузырятся разрывы, такие безобидные с виду, особенно пока звук не доходит до нас.
Делаю отступление от рассказа. Тихо бурчит радиоприемник, и вдруг слышу невероятную весть. Передают, что в Кабуле правительство объявило о том, что афганские войска покинут после успешной операции дорогу Гардез -- Хост и призывают население взять на себя охрану дороги. Нет слов для комментариев. Это про те войска, которые бежали впереди нас, нарушая все графики и забивая дорогу? Это сообщение сейчас, когда мы уже сидим по домам, а "зеленые" -- тем более? А о каком населении идет речь, если за перевалом все кишлаки брошены, население ушло в Пакистан, а в горах только "духовские" боевые группы и отряды? Вот брехуны. Черт с ними.
Наверное, никогда не будет правдивой информации ни с той, ни с нашей стороны. Первоначально в газетах были такие сообщения, что если бы я не был участником тех событий, то вообще ничего бы не понял. Только под конец то, что писалось о нас, а писалось много, стало соответствовать действительности. И все равно, нет-нет, да и приврут, приукрасят. Взять хотя бы статью в "Известиях" о бое на высоте 3234. Сколько там реально было человеческого мужества, самопожертвования, какой трагический накал боя! А статья какая-то глянцевая, фанфаронская. К чему это? Впрочем, писал человек-телефон. Писал, не покидая Москвы. Уже на следующий день после того, как газета попала на высоту к истинным участникам событий, комбат передал, что люди оскорблены и возмущены. Кто услышит?
Убедился лично, что врут отчаянно и на той стороне. Вражеский "голос" передавал как-то раз, что мы тела вывозили грузовиками. Стиль подачи новостей -- для базарных торговок. Закончили сообщение похвалами "мужественным моджахедам", которые упорно сражаются и не дают нашим войскам продвинуться вперед. А у нас на следующий день пошла первая колонна! "Духи" в Пакистане на весь мир объявили, что насбивали наших самолетов и даже взяли в плен трех летчиков, называли фамилии полковника, майора и старшего лейтенанта. Врут отчаянно. Мы-то знаем, что за все время операции "Магистраль" они сбили один вертолет под Гардезом, да один штурмовик получил "Стингер" в хвост. Летчик довел-таки своего "грача" до Баграма. Его переговоры мы прослушивали по сети авианаводчика.
Для памяти. По официальным данным, опубликованным после войны в ходе проведения операции "Магистраль", потери наших войск составили 27 убитых и 56 человек раненых.
Но к делу... Вслед за десантниками 350 гв. пдп в дело вступила гардезская 56-я десантно-штурмовая бригада. Вот тут действительно "духи" оборонялись отчаянно. Трудно, медленно, но упорно наши продвигались вперед. Каждая высота бралась с боем. Сильное огневое воздействие. Роту "полтинника", которую выдвинули вперед, чтобы прикрыть левый флаг бригады, даже пришлось отвести, так как она начала нести потери. Близость базового района Джелалуддина была ощутима. Без его захвата не было смысла дальше драться за дорогу. Не знаю точно, как и когда созрел у командующего окончательный замысел, но мы получили сформированную задачу 18 декабря.
Вечер 18 декабря. Палатка офицеров управления. Тесно от собравшихся. Все собранны и сосредоточенны. В. Востротин отдает боевой приказ, организует взаимодействие. Кратко общий замысел: выход к базовому району Срана на широком фронте, захват гор восточнее долины 1-м батальоном; западнее -- 3-м, затем проведение разведывательно-поисковых действий разведротой непосредственно в районе. Я возглавляю передовой командный пункт полка и иду с 3-м батальоном. Нам, наконец, отдают обратно 9-ю роту, которая работала до этого на перевале, прикрывая саперов. Получил от В. Востротина неприятное внушение. И справедливо, по делу. Все надо делать самому и тогда не придется ни на кого сваливать. Долго скрывал, что вышел на "боевые" без спальника. Пришлось выкручиваться.
За час до рассвета начинаем выдвижение за перевал. Уходили из Гардеза почти летом, а вернулись туда уже настоящей снежной зимой. Последняя ночевка перед боем в исходном районе. Обговариваем с командиром 3-го батальона (майор Н. Ивоник) и его заместителем (капитан И. Печерских) последние детали действий на завтра, ужинаем, и на боковую. Остаюсь ночевать у них в палатке. Не сказать, что особо волновался. Спал без сновидений. Точно помню, что подумал о том, как все закончится, вернемся и будем вспоминать пережитое. И никто не знал (почти как в "Живых и мертвых": "...и никто из них не знал, что эта задержка у моста разделила их всех на живых и мертвых"), что Н. Ивоник уже следующим вечером будет ранен. А через 20 дней я поднимусь на гору и заменю в командовании батальоном раненого И. Печерских.
Рассвет 20 декабря. Начинаем выдвижение на боевых машинах сначала по главной дороге, затем сворачиваем в русло реки и, петляя вместе с ней между гор, выходим за линию 8-й афганской пехотной дивизии. Дальше нас выручают только ноги и десантное здоровье. Хочется выразить словами все свои ощущения, но боюсь, не найду таких слов. Увешанные рюкзаками, оружием, взбираемся по еле видимой тропинке на склоне с осыпями. Спуск вниз, опять на хребет, вверх. Опять рвешь воздух ртом. Пот, пот, пот. Короткая передышка на вершине. Пара жадных глотков из фляги. Сверяем карту с местностью. И снова вперед.
В некоторых местах выставляем крупнокалиберные "Утесы", выдвигаем вперед одну роту, и, после того, как она оседлает следующую вершину, выдвигаемся к ней. На подозрительные вершины на флангах вызываем огонь артиллерии. Бог войны бьет точно. Молодцы! Для артиллеристов следует от нас команда: "Запомнить", т.е. держать под рукой эти пристрелочные данные, если нас начнут обстреливать из этого района. Наконец выходим к цели нашего путешествия. Перед нами солидная стена, правая часть которой именуется горой Дрангхулегар. За двое суток это название трансформировалось у нас в "Хулиган". И этот "Хулиган", по всем нашим данным, уже занят "зелеными". Вид горы солидный: обрывистые камни на вершине. Идеальное место для обороны. Влево по хребту одна за другой возвышаются две вершины поменьше. За ними плато, оно же наша задача. Последний разговор с В. Востротиным, уточнение задачи, и мы начинаем подъем. На середине подъема уже проходим за раз не более 50 метров и буквально падаем для отдыха.
Первым тревожным позывом для нас были разгоревшаяся пальба справа на "Хулигане", минометные разрывы. Отчетливо вижу две фигуры, отходящие по вершине. А ведь тогда я решил, что это "зеленые" укрываются от огня. Потом выяснилось, что эти "вояки" численностью в 25 человек бежали от 15 "духов". Через десяток минут справа сверху ударили из автоматов вниз, через наши головы. Снизу в сторону горы заработал пулемет, и теперь уже не только свист пуль над нами, но и светящиеся очереди трассеров прижали нас к земле. Передал обстановку, приказал надеть всем каски и укрыться за кое-где поваленными стволами деревьев. Утешение слабое, но сам укрыл голову рюкзаком. Всяк надеется. И вдруг вой снарядов и разрывы. Все в кучу. Разрывы все ближе и ближе. Снаряды, а это точно снаряды, а не "духовские" мины и РСы, летят с нашей стороны. Кто бьет по нам, непонятно. Чувствую по тревожным голосам с КП полка, что они пытаются нам помочь, выходят на связь с КП Армии. Но время идет, а снаряды все падают и падают. Сначала матерюсь я. Потом опять серия разрывов с перелетом, доклад Н. Ивоника, что у него трое раненых, и теперь уже в эфире матерится В. Востротин. Как истинный офицер и командир Н. Ивоник не доложил, что и сам ранен. Когда, наконец, все стихло, это передал И. Печерских.
Их группа выше нас метров на 50. Бросаю свой рюкзак и налегке с радистом выхожу на вершину. Н. Ивоник ранен в челюсть. Солдату-радисту осколок снес переносицу. Старший лейтенант А. Бобровский лежит с перебитыми ногами. Из тех, кто рядом и цел, никто не растерян: рвут бинты, мотают повязки. Сосредоточенно работает врач лейтенант З. Саипов, переходя от одного к другому. Уже стемнело, все делается буквально на ощупь. Пока раненым оказывают помощь, коротко совещаюсь с В. Востротиным. Темнота, неясность обстановки, раненые. Решение: отходить и спускаться вниз. Сказать, что выносить раненых в горах трудно, значит не сказать ничего. Ночью тем более. Вызывает гордость и уважение то, как измотанные люди несут на плащ-палатке раненого, нередко оступаясь и рискуя сорваться вниз в темноте. Другие ведут, поддерживая своего товарища, раненого в лицо. Третьи взвалили на себя по второму рюкзаку. Комбат спускается сам. Лицо наполовину замотано окровавленной повязкой. На одной из остановок пробует закурить. У него не получается, и я всовываю ему между бинтами зажженную сигарету.
Нам пытается подсвечивать осветительными снарядами артиллерия. 40 секунд света, а затем еще более непроницаемая темнота. Движемся рывками. Внизу в долине нас с блоков начинают обстреливать "зеленые". Сволочи. Их уже предупредили на всех уровнях о том, где мы пойдем, дважды мы даем сигнальные ракеты, и все равно они продолжают всаживать одиночные трассирующие пули в камни над нашей головой. Как игра в кошки-мышки. Группа с ранеными заменяется и продолжает движение дальше. Им придется преодолевать еще один хребет. Только туда могут подойти боевые машины. Я забираю своих людей и поднимаюсь на другую вершину.
Обстреляли нас в 17.30. Раненых вынесли к машинам только к часу ночи. Бобровский внизу в долине был еще в сознании, просил пить, но, несмотря на то, что делали ему на остановках капельницу, вводили лекарство, вскоре впал в беспамятство и перед рассветом скончался. Винить некого, сделали все возможное. Если бы не горы, был бы без ног, но жив. Когда я утром получил от В. Востротина сообщение: "Бобер-021" и сказал об этом О. Иванову, у того накатили слезы, и он ушел за камни. В Баграме он с А. Бобровским жил в одной комнате.
То, что била по нам артиллерия "зеленых", мы поняли еще тогда, когда ложились снаряды. Так и оказалось. Разве это первый случай? На следующий день они объяснили, что к ним поступила информация о том, что на гору лезут душманы, переодетые в советскую форму. К сожалению, никто дальше разбираться не стал.
На своей вершине некоторое время обдумывал, с какой стороны разместить людей. С юга противник на "Хулигане", с севера "союзники", и кто опасней, неизвестно. Залегли на отдых на южном склоне, решив, что "союзники" опаснее ночью. С рассветом перебрались за скаты на северную сторону. И вовремя. Через пару часов душманские пули защелкали у нас над головой.
По-моему, впервые почувствовал, что такое предел сил. На последнюю горку поднимался уже на автопилоте, соображал с трудом. Растерял людей и собрал всех только на КП 8-й роты. Некоторое время прослушивал переговоры по радио об эвакуации раненых и не заметил, как выключился. Боюсь, что и радист заснул.
21 декабря. Посовещавшись с командиром, решили дать людям отдохнуть до 10.00. Пришел нежданно-негаданно командир 76-го афганского пехотного полка с переводчиком. Его КП оказался на нашем хребте с другой стороны. Пришел согласовывать действия. Мы ему все наболевшее высказали, не выбирая выражений. Собрались, вроде, эти обезьяны снова брать "Хулиган" и хотели начать вместе с нами. Ну что, эмоции эмоциями, а воевать все равно надо. Хотя и не ахти какая сила в помощь (с командиром полка два батальона, аж 50 человек, а третий батальон -- 15 человек на вершине, с которой нас обстреливали), но вреда за спиной могут принести много. Поэтому В. Востротин приказал мне выйти к ним, к "зеленым", на КП. Согласовать все действия. И. Печерских с 9-й ротой -- снова взять вчерашнюю высоту. Мне -- осуществлять общее руководство, а с занятием высоты и самому выдвинуться на эту вершину. Находясь на афганском КП, не допустить, чтобы им опять что-нибудь "показалось". Ко всему, командир послал Ф. Клинцевича на КП 8-й пехотной дивизии.
Когда я добрался до афганцев, выяснилось, что воевать они не собираются. Плюнул, выругался про себя и сосредоточил внимание на нашей задаче. На высоту взошли без происшествий, но И. Печерских второй раз поиграл со смертью. Взял двух радистов, командира 9-й роты С. Ткачева, корректировщика и выдвинулся по хребту к "Хулигану" на рекогносцировку. Не успели они как следует осмотреться, как "духи" ударили по ним с разных сторон. Со своего места отчетливо вижу минометные разрывы, воздушные гранатометные разрывы, с "Хулигана" бьют пулемет и автоматы. Дело дрянь. Отойти они не могут, лежат среди камней, и это пока спасает их от пуль и осколков. Но надолго ли?
Командир среагировал быстро. В считанные минуты вся артиллерия обрушилась на "Хулигана" и соседнюю высотку, истерзала их разрывами, затянула дымом дымовых снарядов. В роте быстро развернули "Утес" и подавили гранатомет. И. Печерских со своей группой броском вышел из ловушки. Когда они бежали, успел их сосчитать и вздохнул с облегчением. Честно говоря, восхищаюсь мужеством и выдержкой этого человека. Все доклады следовали абсолютно спокойным голосом, полный самоконтроль. Молодец!
Я уже собрался двигаться к И. Печерских, но тут командир поставил новую задачу. Кухня этого решения интересна, но вдаваться в подробности не буду, многословия и так хватает. Больше всего тому, что карабкаться вверх не придется, обрадовались радисты с их тяжелыми радиостанциями и запасными АКБ. На следующий день по пути прочесали долину и кишлаки в ней. Нашли и уничтожили кучу мин, патронов и гранат. Захватили в "плен" ишака и нагрузили на него обнаруженное безоткатное орудие и ДШК. К середине дня вышли в новый район. Цель -- базовый район Срана. И надо взять это гнездо ударом двух батальонов во что бы то ни стало. В газетах Срана трансформировалась в Сурану или Сарану. Мол, не литературно.
С рассветом 23 декабря батальоны после огневой подготовки при поддержке огнем танков двинулись вперед, охватывая долину с двух сторон. Противник тут же откликнулся залпами РСов. Заполучил "духовский подарок" и мой ПКП. Не успели как следует обосноваться -- нарастающий свист, раскатистые разрывы, и нашу высотку заволокли клубы пыли. Один залп, второй, третий. Неприятное чувство беспомощности. Лежишь и уповаешь на судьбу. Прошу командира, чтобы батальоны засекали, откуда работает РПУ, но никто пока ничего не видит. Следующие залпы идут с перелетом, теперь уже "духи" бьют зажигательными снарядами. От горящих блямб фосфора вспыхивают и горят кусты и деревья. Наши потери: осколками пробиты штормовка старшего лейтенанта О. Иванова, висевшая на кусте, да палатка связистов. Все целы.
Но нам легче, мы на месте, у нас есть укрытия в каменных кладках. Тем же, кто в это время штурмует высоты, намного сложнее, и здесь не до шуток. Начинают поступать доклады о раненых. Ранен капитан Иван Гордейчик -- начальник штаба у комбата-1 А. Давлятшина. Ни на одних "боевых" управления батальонов не несли такие потери, как здесь. Дела у 1-го пдб идут успешно.
Из воспоминаний сержанта 2 пдр Кривошей Дмитрия Михайловича
"Призвался 20 апреля 1986 г. из Киева. Попал в Гайжюнай, в 301 учебный полк (сержантская рота) и после окончания, 2 ноября 1986 г., прибыл в Баграм, в 345 опдп. Нас собрали в клубе для распределения, командир 2-й пдр гв ст. лейтенант И. В. Печерских забрал несколько человек к себе в роту. Больше всего радовало, что попал вместе с Владимиром Закриничным, с которым мы подружились еще на курсах парашютистов
В операции "Магистраль" нашему полку было поручено блокирование района Срана в стороне от трассы Гардез -- Хост, где бандформирования были более всего активны. На второй день нашего выдвижения к указанному району, при активном сопротивлении духов, нас выделили в отдельную операцию. Мы выдвинулись к пересохшему руслу реки в предгорье одного из отрогов главного Джадранского хребта. С него вели интенсивный огонь из стрелкового оружия. Было принято решение ночевать здесь, а утром, после авианалета и артподготовки, начать наступление. Утром наши "Сталинские соколы" провели бомбежку, да так, что умудрились пару 250-килограммовых бомб сбросить на взвод В. Супруна и управление батальона. Крик комбата, гв. майора Давлятшина Сан Саныча, с угрозами запустить "стрелой" по летчикам, наверное, был слышен не только нам, но и в кабинах пилотов. После бомбежки духи открыли огонь РСами и умудрились попасть в палатку первого взвода, которая стояла на обратной от них стороне холма. Запросили артиллерию, все укрылись в скалах. На наблюдении остался Андрей Горохов. После артподготовки он в шутку сказал, что его ранило, и показал осколок, который залетел под бронник, на теле остался ожог. Мы это восприняли как хорошую примету, и этот казалось бы малозначащий эпизод еще не один раз вспоминали, обсуждая эту войну. На этой войне моей роте везло.
Дали команду на выдвижение. Командир роты М. Рассомаха дал команду: "Кто как может, так и выполняет". Мы выдвинулись на высоту 2826.
С первой трудностью мы столкнулись уже через час. Маршрут проходил через ущелье, которое пересекало высохшее русло, метров 100 открытого пространства, простреливаемое из ДШК. Только побежали первые два человека, мы услышали залп РПУ и через 3--5 секунд взрывы -- били прямой наводкой. В метрах двухстах от нас был ранен зам. комбата И. Гордейчик. Для его эвакуации был вызван БТС. Под его прикрытием мы перебежали к дувалу возле самого русла. От него по два человека перебегали на ту сторону. "Духи" стали стрелять фосфорными ракетами. Бывало так: начнешь бежать, а через метров 10 слышишь залп, и бежишь назад. У двоих человек порвались лямки на рюкзаках.
Ночь мой взвод провел с управлением батальона и первым разведвзводом на брошенном "духовском" посту. Рано утром нас опять обстреливали из РПУ и минометов. Пришлось спуститься в ущелье и укрыться в пещере. Ждали подхода управления роты во главе с командиром гв. ст. лейтенантом М. Рассомахой, но их долго не было. Связавшись по рации, попросили их обозначить ракетой свое место. Рассомаха убеждал комбата, что находится впереди нас, но когда его заставили дать сигнальную ракету, оказалось, он отстал от нас почти на километр. Пришлось ждать его подхода. Все благополучно вышли к нам. Во время обстрела по звуку мы поняли, что кроме РПУ и миномета по нам работает еще что-то. Через два дня взвод Супруна нашел танк -- все стало ясно. Танк взорвали.
На одну ночь нашему взводу были приданы армейские артиллеристы, которые проводили испытание управляемых мин для СМ "Тюльпан". Во время ночевки они всю ночь бахали по горкам. Рано утром еще по темноте мы выдвинулись под горку и с рассветом начали подъем. "Духов" там не было, зато чуть не обстреляли свою же 1-ю роту, которая заплутала и полезла на наш пупок с другой стороны. На горке мы расположились, сходили к речке, полазили по покинутому кишлаку, часов в 11 нас начали обстреливать из стрелкового оружия и из ДШК.
Командованием батальона было решено, что укрепрайон, который был перед нами, занимает 1-я рота, а наш взвод, объединяясь со вторым взводом, проходит через них и берет верхний укрепрайон. Чем ближе мы подходили к высоте, тем очевидней становилось, что этот район очень крупная база "духов". В некоторых пещерах были оборудованы склады с узкоколейками для вагонеток, на которых возили боеприпасы. Нашли трактор с таким родным названием "Беларусь", который мы забрали в полк как трофей. Практически в каждом дувале мы находили боеприпасы (в основном противотанковые и противопехотные мины). Когда подошли к подножью высоты, мы разделились. Уходя, В. Супрун оставил нам еще одного пулеметчика Сашу Юрченко, что сыграло не последнюю роль в том, что в последствии мы отстояли горку. Поднявшись на высоту 2826, мы увидели хорошо укрепленную позицию с окопами и двумя блиндажами (полудомик- полуземлянка). Не считая боеприпасов, нашли два ДШК, ЗГУ только все они без затворов. Прапорщик Геннадий Мисько (комсомолец батальона) позже нашел недостающие запчасти к одному ДШК. Ночь прошла относительно спокойно.
Утром мы начали обследовать прилегающую территорию. Спускаясь в ущелье, увидели провода на деревьях, идя по которым, вышли на склады, каких я раньше нигде не видел. Пещеры такие, что туда спокойно могла заехать машина. В одном ущелье в пещере нашли оборудованный всем необходимым госпиталь, из которого был прорублен выход наверх, где находился хорошо замаскированный наблюдательный пост. Нашли американское обмундирование, большие палатки, много медикаментов. В одной из пещер обнаружили два американских летных комбинезона. Один командир роты обещал передать КэПу. Взрывать склады сразу не стали, наверху "сидел" 1-й взвод. Позже, когда 1-й взвод поднялся к нам на горку, мы взорвали эти склады. Оплавленные "итальянки" (противотанковые мины) были разбросаны по всему ущелью, а РСы взрывались и летали дня два.
Вечером мы увидели как из-за горки, которая находилась перед нами, взлетел небольшой транспортный самолет. Ночью хорошо были видны бьющие из-за нее лучи света. Когда авианаводчик, разговаривая по "ромашке" с летчиком СУ-25, который в это время находился над нашим районом, спросил что там, ответ был такой: "Наблюдаю ниточку (колонну машин)... нет братцы, по-моему, это взлетка".
Наутро часть взвода с командиром пошла вниз к подъехавшей "броне" за сухпайками. Нас осталось человек 6--7. Примерно через час начало работать РПУ. Били по нашей "броне". РСы пролетали прямо над нами. В метрах 200--300 от нас мы увидели "духов" с рацией, которые показывали в сторону расположения полковой "брони". Мы открыли по ним огонь. И тут началось: по нам начали стрелять со всех сторон. Кто-то заметил, что слева от нас по хребту к нам бегут "духи". Мы схватили ДШК и побежали на это направление, чтобы успеть их достать, пока они не забегут в лес. Думаю, "духи" хотели подойти к нам поближе, но мы их опередили. Примерно через час все стихло. Прибежали наши, принесли сухпайки. Комбат нам потом говорил, что наше переодевание в "духовскую" трофейную форму могло закончиться трагически. Он думал, что "духи" уносят ДШК, и все управление готово было открыть по нам огонь.
Рано утром к нам присоединились 2-й и несколько человек из 1-го взвода. Оставив людей на высоте, мы двинулись по хребту к горке, за которой что-то было. Когда до вершины оставалось совсем немного мы с моим другом, "замком" первого взвода Владимиром Закриничным, увидели внизу пещеру и решили проверить ее. До пещеры оставалось совсем немного, Супрун крикнул нам: "Поднимайтесь! Сначала зайдем на горку, а потом будете шарить". Не успели развернутся, как с горки по нам открыли огонь. Не знаю как, но пробежали метров 200 по склону вверх с такой скоростью, что нас не задело. Это была засада. Отходя, мы оставляли контрзасады, но "духи" за нами не пошли. Вернувшись на горку, мы поняли, что, не считая прострелянной рации Виктора Стрельцова и порванных штанов Э. Калабаева, мы хорошо отделались. Вечером на нашей горке собралась половина 2-й роты и 1-й разведвзвод. Говорили, подойдет разведрота, и мы опять попробуем сходить и посмотреть, что все-таки там находится. Не получилось. Ночью мы сначала слышали, а потом видели, как из-за той горки поднимались и улетали вертолеты в сторону Пакистана. Позже они летали, когда духи пошли на 9-ю роту. На следующий день к нам пришли зенитчики с ПЗРК. Говорят, один раз они засекли "вертушку", но она ушла за горку.
Через два дня мы получили задачу выдвинуться к этой горке и блокировать спуск в ущелье, где корреспондент М. Лещинский снимал кино про базу Джелалуддина. По нашему убеждению, он снимал не в том месте. Выйдя на место, мы оборудовали кладки и стали ждать. Рядом со мной был "замок" разведвзвода Игорь Абраменков. Вижу, как его пулеметчик, находившийся немного в стороне от нас, что-то пытается нам объяснить. Сначала не могли понять, что он хочет, а когда я выглянул из-за кладки, то увидел цепь выходящих из леса "духов".
Мы открыли огонь, и завязался бой. Со стороны "духов" доносился воинственный крик вперемешку со стонами раненых. Молодой таджик из разведвзвода, услышав эти крики, запаниковал и, не выдержав напряжения, выбросил винтовку и постоянно повторял что-то на своем языке. После этой войны его перевели на хлебозавод, а за винтовкой, рискуя жизнью, полез Валера Марцевой. Игорю Абраменкову пуля попала в магазин, срикошетила и ушла в сторону. Через некоторое время нам передали, что можно отходить. Прикрывая друг друга, мы начали отход. "Духи" не отставали. Ранило Генку Амбросимова из 1-го разведвзвода, пуля раздробила кисть руки. Выстрелом из гранатомета контузило санинструктора Виктора Белозерова и пулеметчика из разведвзвода. Отойдя на высоту, мы заняли оборону. "Духи" напирали со всех сторон. "Замок" 2-го взвода Коля Рогожко открыл огонь из "подствольника", чем вызвал панику у "духов". Когда я прибежал на горку, мы с Саней Веприковым начали стрелять из ДШК. Довольно быстро "духи" сконцентрировали огонь по нам. Очередью пробило короб пулемета. Вставив шомпол в отверстия, вычислили направление, откуда стреляют, а корректировщик, находившийся рядом, навел туда артиллерию. В какой-то момент у нас наступило замешательство: зная, что впереди наших не осталось, мы увидели воинов в касках и бронежилетах. Потом поняли, что это наемники. Старшине саперной роты, по-моему, его звали Михаил, осколок пробил голову, также были ранены ст. лейтенант. Супрун и ст. лейтенант Калабаев. Раненые были в одном из блиндажей, кто мог, заряжал магазины. Когда мы заметили "духа", который бегал с каким-то черным предметом, у меня промелькнула мысль, что это какая-то химия, а оказалось, это микрофон, которым записывался бой. Когда "духи" подошли совсем близко, мы начали бросать гранаты.
Вскоре к нам поднялось подкрепление из 1-й роты. В двух метрах от нашего ДШК упала 120 мм мина и не взорвалась. Следующая мина упала возле Сани Дудника и тоже не разорвалась. "Духи", наверное, не увидев разрывов, перестали стрелять из минометов. К вечеру боеприпасов практически не осталось. Нам приказали получше укрыться. Начала работать артиллерия (стреляли "ежами"). Со стороны "духов" поднялся крик, и они начали отступать. Когда они, неся своих раненых, выходили из леса и оказывались на открытой местности, корректировщик давал команду "Огонь".
Вечером раненых начали спускать на броню. Гв. ст. лейтенант Супрун отказался. Если бы он ушел, то до утра на горке кроме командира 1-го разведвзвода гв. ст. лейтенанта А. Богдана офицеров не оставалось. Ночью к нам поднялась разведрота, поднесла боеприпасы. Мои земляки Тоха Половко и Игорь Шемчук принесли нам фирмовые сигареты и мед в баночках. Мы долго сидели на горке, пили чай и обсуждали произошедшее, и гадали, что все-таки находится за "духовской" горкой. Утром мы пошли ставить растяжки, и уже через несколько метров стали натыкаться на окровавленные духовские вещи. Нашли два автомата, лифчик, гранатомет и магнитофон с записью вчерашнего боя. На следующий день, после того как поставили растяжки, выпал снег, и вокруг все стало тихо и красиво. До Нового года мы спокойно несли боевое охранение. Неоднократно во время наших докладов по рации "духи" выходили на нашу частоту, и у нас завязывался диалог. Все началось с выкриков: "Москва, комсомол, сдавайтесь" и наш ответ: "Иди на...". А закончилось: "Руби, Руби ("Рубин-03" -- наш позывной), я твой друг, приходи к нам чай пить". Мы соглашались при условии, если они соберутся все вместе, желательно ночью, и обозначат себя большим костром, ракетами и трассерами. Сейчас понимаешь: "духи", не пройдя у нас, держали нас в напряжении, готовясь к войне с "девяткой" (9 ротой на высоте 3234).
Новый год встретили со всеми атрибутами, какие можно было себе позволить в той ситуации: украшенная банками, бинтами, патронами и гранатами елка, радио, еда с духовских складов и т. д. Попытались сделать самогон, но у нас взорвался чайник. После Нового года нас сменила разведрота, и мы спустились на броню помыться.
На броне к нам все подходили и расспрашивали, что у нас там произошло. В эти дни я последний раз видел Славку Александрова и Андрюху Цветкова с 9-й роты, с которыми мы познакомились еще в учебке в Гайжюнае. Они уже помылись и утром уходят в горы. Мы тогда смеялись, мол, у нас и "духи" есть, и домики с дровами и буржуйкой, в которой можно греть воду, а у вас один холод собачий. Обещали принести им палатку, если будем спускаться к складам. Тогда все думали, что активные боевые действия уже закончились, и никто не мог предположить, что ждет 9-ю роту.
На броне нас собрал командир полка гв. подполковник Востротин В. А. Во время беседы ему доложили, что духи обстреливают РСами и минами 9-ю роту и у них есть потери -- погиб корректировщик Андрей Федотов. На первом Хосте он был с моим взводом. КэП каждому пожал руку, мы срочно собрались и ушли обратно на свою высоту. Когда поднялись на горку, мы поняли, что огонь ведут из-за духовской горки перед нами.
К вечеру следующего дня, когда стало ясно, что у 9-й роты происходит что-то страшное, мы пытались пристреляться к ним из всего оружия, какое у нас было, чтобы хоть чем-то помочь. Стрелковое не достреливало, а из миномета мы побоялись, потому что у нас не было пристрелочных мин. В тот момент мы поняли, что могли бы сделать армейские корректировщики со своими "Тюльпанами", но они все остались на броне. Нам оставалось только слушать рацию и наблюдать в приборы.
В ночь с 21 на 22 января мы ушли с нашей горки, оставив духам несколько сюрпризов, на которые они обязательно поймаются. Вечером 23 января 1988 г. мы вернулись на базу".
Продолжение дневника. В это же время одновременно с 1 батальонов третий батальон ведет свой бой. Встретив упорное сопротивление, 3-й пдб штурмует высоту за высотой, отклоняясь к западу. Обстановка корректирует планы. Выйдя к высоте, которую мы потом назвали для простоты высотой "2" (а позже героической высотой с отметкой 3234), наступление пришлось приостановить. Почти 50 метров отвесной скалы. Риск велик, потери могут быть большие. Игорь Печерских, взявший на себя командование батальоном после ранения комбата, докладывает решение о ночном штурме. Пока подразделения закрепляются на достигнутых рубежах, темнеет, и стрельба постепенно стихает. Последние несколько залпов "духи" кладут в долину по месту, где утром стояли танки. Чем теперь она им не понравилась, не знаю. Видимо, бьют наобум, без корректировщика. Пусть тратят снаряды по пустому месту, завтра меньше упадет на наших солдат.
В спокойной обстановке собрал подчиненных для организации охранения и быта. Настрого запретил с рассветом всякие передвижения: из-за чего нас засек противник и накрыл своим огнем. Напоследок пошутил над старшим лейтенантом Г. Шевченко и радистом, что в былые времена подчиненные закрывали своим телом командира в бою, а сегодня мне пришлось на них сверху лежать, когда кругом все загрохотало. Люди все опытные, надежные и испытанные. Багаутдинов, Гавшин и Степанов были со мной в августе на горе Чунари. Дмитрий Яковлев и Эдуард Шевченко прошли недавно. Опыт опытом, но лишний раз настроить на опасность не повредит.
Помнится, для пущей убедительности и повышения бдительности рассказал офицерам и солдатам запавший мне в память эпизод из книги Сидора Ковпака о гибели партизанской роты в ходе карпатского рейда ковпаковцев. Вымотались люди в ходе трудного и длительного перехода по горам. Остановились на ночевку, выставили охранение, да и заснули все, в том числе и часовые. И никто не проснулся. Подобрались немецкие егеря и перерезали всех ножами. "Дед" Ковпак сокрушался. Опытные были люди, отвоевали по два года, из таких переделок выходили, а погибли бездарно.
Ночной штурм третьим батальоном высоты 3234 получился удачным. Зрелище, конечно, жутковатое. Снаряды кучно рвутся на вершине. Осколочные снаряды идут вперемежку с дымовыми. Осветительными снарядами специально бьют по земле для ослепления противника. Все грохочет, горит. Высоту заволокло дымом. А в это время вверх карабкается штурмовая группа. Остается только ждать. И вот, наконец, как вздох облегчения, доклад: "Высота взята! Потерь нет". Душманы и не попытались оказать сопротивление, дали деру. Наши трофеи, правда, не велики: чугун с горячим пловом, пара чайников и куча тряпья.
После того, как долину надежно обложили со всех сторон, в дело вступила разведрота. Разведчики в долине, а роты вокруг своих блоков буквально вывернули все наизнанку. Давно не брали столько трофеев, не уничтожали такого количества боеприпасов. Если бы не 20-дневное вынужденное стояние, результат был бы еще больше, без сомнения. Множество пещер, некоторые глубиной под сотню и более метров. Из некоторых пещер явно что-то вывезено. Взят и подорван неисправный танк, уничтожен ГАЗ-53, а ЗиЛ-130 с английским дизелем разведчики выпросили для себя и торжественно въехали на нем в полк по возвращении. Взят и новенький исправный трактор "Беларусь", который командующий разрешил полку оставить себе. Найдены спрятанные в пещерах и водостоках 12 ДШК, 4 пулемета "Максим", 3 чехословацких пулемета времен войны, несколько минометов, горная пушка, ЗГУ, запасные стволы, ружья и винтовки, 100 тонн зерна, склад под 1000 комплектов обмундирования, склады с продовольствием, оптикой, госпиталь с западным оборудованием. Количество боеприпасов ко всякому оружию подсчитать было трудно.
Наверное, все-таки нашим докладам не особенно доверяли, до тех пор, пока мы не отпечатали и не предоставили фотографии. Вот когда закрутился механизм успеха и популярности! Кинооператоры приехали раз, потом корреспонденты трех газет, затем М. Лещинский, потом опять кинооператоры. Особенно трудно дался нам визит Лещинского. Суета съемочной группы привлекла внимание противника. Вынуждены были рисковать жизнью людей. Количество раненых увеличилось у нас на четыре человека. Не слишком ли велика цена трехминутного репортажа?!
В какой-то из дней получил по радио сообщение: встретить выехавшего ко мне "Звезду-2". Посмотрел в ТПДЛ (таблица позывных должностных лиц), а это Командующий. Событие. Устроил форменный аврал. Срочно собрали вокруг горки все пустые банки. Усилили наблюдение и дополнительно организовали круговую оборону на нашей вершине. Сам вылил из фляги остатки воды и сбрил, морщась от боли, недельную щетину на обветренном лице.
Вскоре внизу появились два бронетранспортера. Встретил и представился Б. Громову. По тропе поднялись на вершину. Командующего сопровождал генерал-майор, судя по рубашке с галстуком и ботиночкам -- турист из Москвы. На вершине по приказу Громова доложил обстановку, ход боевых действий при захвате базового района и показал на местности расположение подразделений батальонов. Сначала не мог понять, почему московский генерал вроде и не слушает, больше на меня косится. Наконец того прорвало: "А почему вы, товарищ подполковник, выбриты и вымыты, а ваши подчиненные такие заросшие?" Что тут ответишь, кроме как: "Виноват"? Посмотрел на Громова, и тот отвел взгляд.
Пока я докладывал, внизу прозвучало два взрыва. Пояснил, что вчера подошли подразделения мотострелковой бригады и они, вероятно, строят укрытия. Командующий приказал вызвать их старшего, и вниз отправился старший лейтенант О. Иванов. Ждем-ждем, никого нет. Наконец появляется солдат в майке и тапочках. Громов ему: "Ты кто"? В ответ: "Ефрейтор такой-то". "А где комбат? -- Ушел в кишлак. -- Что делаете? -- Укрытия для танков. -- Не подорветесь сами? -- Нет, мы сами саперы". Громов хмыкнул, и мы опять вернулись к разговору о предыдущих днях. Солдат стоял, смотрел на нас снизу и вдруг решил проявить заботу: "Вы бы так открыто не стояли. Вчера вот так же стояли, и "духи" как нае... РСами". Майор, начальник охраны, аж поперхнулся: "Солдат, ты же с командующим говоришь!" Боец застеснялся и поправился, мол: "Не нае... а врезали...". Отправили бойца обратно с наказом вызвать комбата, когда тот объявится. Когда стали спускаться и мы, Громов посмотрел на разбросанные вокруг осколки РСов и спросил: "Что, нае... вас вчера?" На что я ответил, что только врезали, и оба рассмеялись. А внизу на перевале нарисовался пехотный майор, и я попросился вернуться обратно, чтобы не видеть окончания корриды.
Все остальные дни похожи как близнецы. Как были мы на главном направлении, так и остались. Никого так постоянно, с остервенением, "духи" не обстреливали, как наши подразделения. В первые дни обстрелы РСами начинались в 14--15 часов. Затем "духи" перестроились и начинали работать с 8.30--8.50. Тут же в ответ начинала работать наша артиллерия. Обстрелы в подразделениях стали так привычны, что командиры иногда переставали об этом докладывать. Как ни укрывай людей, то один, то двое новых раненых появляются. Радуемся, что нет убитых.
Где-то под Новый год КП полка и артиллерия начали перемещаться вперед, в новый район, ближе к нам. На время беру управление на себя, а когда КП полностью развернулся, мне уже не нашлось работы. ПКП закончил свое существование. Новый год встретили в палатке за импровизированным праздничным столом. Командира пригласили в гости наши соседи из бригады "коммандос". По праву старшего я произнес тост. Подняли кружки со сливовым соком, и уже к 9 вечера все разошлись. Командир отдал приказ: Новый год встречаем на базе в ночь с 31 января на 1 февраля.
Периодически разговариваем с полком. Станция "Космос" обеспечивает надежную связь. В курсе всех новостей. Не все новости приятны. В Анаве четверо убитых, один тяжело ранен. Душманы решили закупорить аэродром, сбили один за другим три самолета, да один штурмовик упал в Панджшере. Несколько наших женщин собрались в отпуск и просились у экипажа Ан-26 взять их на борт до Ферганы. Те отказали, взлетели, и были сбиты буквально над полком. Очевидцы рассказывают, что наши остававшиеся в полку женщины впали в истерику, рыдания неслись на весь полк до тех пор, пока они не узнали и не поверили, что их подруги не успели сесть в этот самолет. Вой стоял ужасный, пока все не прояснилось. Самолет упал километра через два в "зеленке". Экипаж успел выброситься, погиб только командир экипажа. Ему не хватило высоты, пары секунд. Теперь в Баграме все полеты осуществляются по ночам. А если взлетают днем, то поднимают для прикрытия боевые вертолеты, как в Кабуле.
Начиная с Нового года, последовательно снимаем с гор роты, заменяя их разведчиками, даем отдохнуть день-два. Устраиваем помывку в нашей полевой бане. Получилось совсем неплохо, сами моемся с удовольствием. Умудряемся с командиром даже постираться. По вечерам в своем кунге вдвоем с В. Востротиным ведем долгие разговоры о будущем, о настоящем, о жизни, о том, о сем. Впечатлений хватает.
День 7 января начинался хорошо. С утра позвонили из Баграма и сообщили, что Указ состоялся в конце декабря, и пришли награды. Моя "Красная звездочка" лежит и ждет моего возвращения. Приятно принимать поздравления. Затем мне на ухо Н. А. Самусев шепнул по секрету, что сегодня должен состояться Указ о присвоении В. Востротину звания Героя Советского Союза.
Когда в 16.30 3-й батальон сообщил о том, что начался обстрел 9-й роты, мы еще не знали, что это будет наша боль и наша слава. Обстрелы стали привычны. Но постепенно обстановка становилась тревожнее и тревожнее. Сильное огневое воздействие из безоткатных орудий, минометов, стрелкового оружия, гранатометов. Первый доклад о потерях, гибнет ефрейтор А. Федотов. Через час в сумерках противник перешел в атаку. Двигаются спокойно, в полный рост. Одеты в черные куртки с капюшонами. Разгорается ожесточенный бой. Прут, невзирая на потери и огонь артиллерии. Двое подрываются на минном поле.
Не знаю, верно ли наше предположение, но, посовещавшись, утвердились во мнении, что все они шли в атаку обкуренные. Раненые солдаты, которых мы опрашивали на следующий день после боя, в один голос говорили, что всех неприятно поражало, с каким спокойствием "духи" переговаривались. Используя террасы и скрытые подступы, противник подходит все ближе и ближе. Теперь уже с той и другой стороны в ход идут гранаты. Душманы атакуют с криками: "Аллах Акбар! Москва, сдавайся!" Наши мальчишки, бросая гранаты, кричат в ответ: "За Куйбышев! За Борисов! За Могилев!" Каждый кричит свой родной город. Бой идет второй час. Прикрывая отход товарищей, остается один в кладке и отбивается от "духов" младший сержант Александров Вячеслав Александрович. Все успели отойти без потерь и закрепиться на высоте. Александров отойти не успел. Душманы одновременно бьют по нему из гранатометов с трех направлений. Мнение всех его сослуживцев об этом парне было единым: прекраснейший человек и отличный товарищ. Это первый наш солдат в том бою, которого мы представили к званию Героя посмертно.
Пока идет бой, мы срочно снимаем с горы разведывательную роту и бросаем ее на помощь нашей героической 9-й. Старший лейтенант С. Ткачев командует уверенно, но тревога в голосе чувствуется. Рота держится, но боеприпасы подходят к концу. Проклятые скалы. Чтобы как-то ускорить подход, разведчики создали группу, которая, бросив все лишнее, взяв только гранаты и патроны, идет во тьме наверх. Короткая передышка, и снова вражеская атака. Девятый час вечера. Положение критическое. Почти нет гранат. Один за другим гибнут рядовые А. В. Мельников и А. Ю. Кузнецов.
На помощь роте выходит разведвзвод старшего лейтенанта Алексея Смирнова. Чуть легче. Отлично работает корректировщик старший лейтенант И. Бабенко. Артиллерия делает полдела. Группе разведроты еще часа два пути наверх. Отбита вторая атака. Где-то ближе к часу и до трех начинается и захлебывается третья атака, самая ожесточенная. Много раненых, мало патронов. Душманы забрасывают наши позиции гранатами. Когда после боя выносили умирающего рядового О. В. Криштопенко, он все шептал, что не успел ее (гранату) отбросить, отбросить свою смерть. До рассвета не дожил. Видели мы потом эти ручные гранаты американского производства. Легкие, пластмассовые. Срезав часть корпуса, обнаружили множество шариков диаметром в 3 мм. До сотни таких шариков остались в теле младшего сержанта К. Н. Огнева. Ногу ему пришлось ампутировать. Сутки прожил с тяжелейшей контузией рядовой А. П. Цветков и скончался. Трудно мы удержали высоту 3234. Шестеро убитых, десять раненых. Из раненых трое отказались спускаться и эвакуироваться. Только через трое суток их спустили -- стали гноиться раны.
Из записей сержанта 2-го взвода 9-й роты С. Ю. Борисова, сделанных им сразу после боя на высоте 3234
"...С этих горок духи были выбиты нами с боем, штурм провели ночью. Горы, на которых находилась наша рота, были привлекательны для душманов в том плане, что заняв их, можно было обстреливать колонны по дороге на Хост. Почти каждый день по нашим высоткам вели обстрел реактивными снарядами, а также из миномета и безоткатки.
7 января как обычно опять начался массированный обстрел, это было в 3 часа дня. Именно во время этого обстрела мы потеряли А. Федотова. РС сработал от ветки, под которой находился корректор Федотов. Потом все стихло, но ненадолго, буквально на час. Душманы подошли именно в том месте, где наблюдатели просто не могли их засечь.
Старшим на этом направлении был мл. сержант В. Александров. Сосредоточенный интенсивный огонь из гранатометов "духи" вели именно на этом направлении. Вячеслав Александров сделал все возможное и невозможное, чтобы смогли отойти его товарищи рядовые С. Объедков и А. Копырин. Патроны у него закончились, но отойти он так и не успел. Над ним разорвался граник. Это была первая атака, но ближе 80 метров они не смогли подойти. У них уже были убитые и раненые. Они, по всей видимости, не ожидали такого сопротивления. Своими страшными криками они хотели запугать нас, кричали на своем языке черт знает что, но я точно помню такие возгласы: "Аллах Акбар", "Шурави, давай, давай, давай", "Мусульмане...". Они были явно обкуренные.
"Утес", который был на нашем направлении, после первой очереди заклинил, и я под обстрелом просто не в состоянии был его отладить. В эту же первую атаку я получил свое первое ранение от граника. Даже не думал, что ранило. После того как рука стала слабеть, решил ее перевязать.
Уже стало темнеть, когда шквальный огонь немного прекратился, постоянно работал ПК со скальника. Ст. лейтенант И. Бабенко, ст. лейтенант С. Рожков, ст. лейтенант В. Гагарин собрали нас, сержантов, поставили конкретные задачи, кто и где должен находиться. Меня назначили старшим на направлении. С ряд. А. Копыриным мы вытащили и наладили "Утес", снарядили ленты, сделали кладку для него ближе того места, где он стоял раньше. В это время было затишье.
Аркадия Копырина выставил на наблюдение возле "Утеса", и сам выбрал место для наблюдения. Мл. сержанту Н. Огневу и мл. сержанту В. Криштопенко сказал, чтобы доснарядили все магазины, принесли боеприпасы и гранаты.
Сидя на наблюдении, меня ошеломило то, что "духи" спокойно шли на нас уже в пределах 50 метров и спокойно разговаривали между собой. Я выпустил целый магазин в этом направлении и скомандовал: "Все к бою!!!". Это была самая продолжительная и более напористая атака. Духи кричали во всю глотку. Было жутко. Но я как сержант не видел в подчиненных, в лицах своих товарищей, ни страха, ни паники. Все знали свое дело и вели постоянный огонь. Мне запомнился один момент, когда я стрелял из "Утеса", а "дух" находился на дереве и стрелял трассерами в мою сторону. Пули пришлись в кладку. "Духи" уже обошли нас с двух сторон. Даже артель (артиллерия), которая постоянно работала, не могла ничего сделать. "Духи" подошли вплотную к нам, и ближе уже невозможно было наводить. В ход пошли гранаты, мы кидали гранаты с отборным русским матом. Спустя два-три часа атака мятежников стала захлебываться, по всей видимости, у них кончались боеприпасы.
Все атаки душманов были хорошо организованны. К нам на подмогу пришли остатки роты, пополнили наши боеприпасы и гранаты. Наступило затишье, вернее угомонилась стрельба. Зато поднялся сильный ветер, стало очень холодно. Я спустился вниз под скальник, где находились только что пришедшие товарищи. В это время началась самая страшная и самая жуткая атака. Было светло от разрывов граников (гранат от РПГ-7). Душманы вели шквальный огонь с трех направлений. Они вычислили наше направление и вели сосредоточенный огонь из гранатометов по месту, где находился ряд. А. Мельников с пулеметом. Духи выпустили туда пять или шесть гранат. Он уже мертвый прибежал вниз. Упал замертво, не произнеся ни слова. Он с самого начала боя вел огонь из пулемета, как с нашего направления, так и с того, где получил смертельную рану.
Мл. сержанту Передельскому В. В. я приказал все гранаты нести наверх, к тому камню, где находились все наши товарищи. После чего сам взял гранату и устремился туда. Подбодрив ребят, чтобы держались, сам стал вести огонь.
"Духи" уже подошли на 20--25 метров. Мы вели по ним огонь почти в упор. Но мы даже не подозревали, что они подползут еще ближе на расстояние 5--6 метров и оттуда станут закидывать нас гранатами. Мы просто не могли простреливать эту рытвину, возле которой было два толстых дерева. В этот момент гранат у нас уже не было. Я стоял рядом с А. Цветковым и граната, которая разорвалась под нами, была для него смертельной. Меня же ранило в руку и в ногу.
Было много раненых, они лежали, а мы ничем не могли им помочь. Нас осталось четверо: я, Владимир Щиголев, Виктор Передельский и Павел Трутнев, потом прибежал на подмогу Зураб Ментешашвили. У нас оставалось уже по два магазина на каждого и ни одной гранаты. Даже некому было снаряжать магазины. В этот самый страшный момент к нам на подмогу пришел наш разведвзвод, а мы стали вытаскивать раненых. Рядовой Игорь Тихоненко прикрывал наш правый фланг все 10 часов, вел прицельный огонь из пулемета. Возможно, благодаря ему и Андрею Мельникову "духи" не смогли обойти нас с правой стороны. В четвертом только часу духи поняли, что эту горку им не взять. Забрав своих раненых и убитых, они стали отходить.На поле боя потом мы нашли гранатомет, выстрелы к нему в разных местах и три ручные гранаты без колец. Видимо когда они рвали кольца, чеки остались в запале. Может быть, мятежникам и не хватило этих трех гранат, чтобы подавить наше сопротивление.
Везде было много крови, видимо и у них были большие потери. Все деревья и камни были изрешечены, не видно живого места. В деревьях торчали хвостовики от граников.
Я еще не написал про "Утес", который "духи" пулями и осколками в прямом смысле превратили в кусок металлолома. Мы вели из него огонь до самой последней минуты.
Особенно хочу отметить в этом бою тех, кто действительно проявил мужество и героизм и своим личным примером поднял дух всей роты. Это: сержант З. Ментешашвили, сержант В. Щиголев, мл. сержант В. Передельский, мл. сержант В. Александров, ряд. А. Кузнецов, мл. сержант В. Криштопенко, ряд. А. Мельников, мл. сержант А. Цветков, ефр. И. Тихоненко, мл. сержант В. Борисов, ряд. А. Копырин, ряд. С. Объедков, ряд. Ю. Саламаха, ряд. Е. Яцук, ряд. П. Трутнев. Все солдаты роты вели себя мужественно, просто те, кого я перечислил, были со мной плечом к плечу в том бою".
Продолжение дневника. Сколько было противника, можно только догадываться. По нашим прикидкам, никак не менее двух-трех сотен. Против 39 десантников. Когда на следующий день саперы поднялись на вершину, чтобы восстановить минные поля, обнаружили множество луж крови, обрывки бинтов и обмундирования, окровавленные ботинки, огромнейшее количество стреляных гильз. Нам достался только один гранатомет с десятью выстрелами. Верные себе "духи" вынесли всех убитых и раненых. Так и не узнали мы достоверно, удалось ли нам накрыть артиллерией "духовские" вертолеты, которые садились на площадку за хребтом. По звуку двигателей определили приблизительный район и накрыли залпами батареи БМ-21 "Град". Целый день там что-то горело и дымило, но что? Столб черного густого дыма. Видел и ранее, как горят вертушки и самолеты. Да ко всему больше в тех горах и гореть не чему. Почти полная уверенность, что мы накрыли духов при отходе. Из-за низкой облачности летчики заявку на воздушную разведку не приняли. Через несколько дней через разведуправление Армии пришло сообщение о том, что против нас воевал отборный полк "коммандос" пакистанской армии "Чехатвал".
Поддержали нас и в представлении на Героя Советского Союза (посмертно) мл. сержанта В. Александрова и рядового А. Мельникова. 8 января узнали, что Указом от 06.01.1988 г. наш командир В. А. Востротин получил это высокое звание. Рад за него искренне, достойнейший человек. Как обычно на войне, и боль, и радость ходят рядом.
Остальное кратко. Каждый день без перерыва идут колонны по 180--250 машин. 11 января получает ранение в голову капитан Игорь Печерских. Теперь батальон в буквальном смысле обезглавлен. С утра поднимаюсь на КНП 3-го пдб и принимаю командование батальоном на себя. Через три дня И. Печерских возвращается. Крепкая оказалась у него голова, отделался царапинами. Под конец ударили морозы. Выпал снег. Поморозили людей. Горы есть горы. Мороз, ветер, снег. Посиди-ка на высоте за 3000 метров. Командир приказал срочно собрать на командном пункте все полушубки и перебросить для тех, кто находится на снежных вершинах. Зато и "духам" стало трудно нас долбить. Количество обстрелов заметно поубавилось. Из боя вышли только утром 22 января, без происшествий. На всякий случай в дополнение к заградительному огню артиллерии выставили на прямую наводку танки И. Сухарева. Трудно дался подъем на заледенелый перевал Сатекандав. Ночевка под Гардезом, а 23 января на одном дыхании домой.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023