ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Блажко Антон Вячеславович
Малая судьба

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.43*21  Ваша оценка:

Малая судьба

  
   -- Серега, вставай! - возникшая из тьмы рука с грязным пластырем на мизинце тронула спящего за плечо. - Пора.
   Бормотнув "ага", тот повернулся на бок, урывшись глубже в спальник. Будь ты дважды кадровый офицер, трудно продирать глаза в рассветном сумраке, когда на улице ждет зябкая сырость и неохотная возня в ближних палатках. А с вечера было злоупотреблено "шилом"... Вставший раньше колдовал у свечи. Дрожащее пламя озаряло кусками вислый темный свитер и зад пятнистых штанов с клетчатыми помочами. Скребанув щечный ворс, он качнул тело на высоком топчане:
   -- Баранов, ептыть! Выезд через полчаса.
   Тело со вздохом повозилось и сбросило оголовье мешка, явив острый череп и припухшее сухое лицо. Зевнув, обладатель их вылез из кокона, свесил ноги в защитных кальсонах и с минуту вдумчиво чесал грудь под тельником с рукавами.
   -- Как там, дождь?
   -- Пока не предвидится.
   -- Орлы поднялись?
   -- Нет, тебя ждут с сосами в люлях...
   Обнажив мускулистый торс, Баранов натянул камуфляжные брюки с портупейным ремнем и по-утреннему волглые боты. Бросив на шею полотенце и откинув фанерную дверь, полез наружу из землянки.
   Слыша, как товарищ походя "строит" кого-то, оставшийся резал крошившийся хлеб. Вскрытая тушенка дымилась на снарядной таре, застеленной боевым листком. Часть дури в прифронтовых условиях переставала соблюдаться, и бланки из замполитского железного ящика пошли в быт. Обросший сажей алюминиевый чайник сочился паром на кирпиче. Заварку брали пайком и сыпали по вкусу, возмещая крепостью ее сорт и прочие обиходные невзгоды.
   Вернулся Баранов, растираясь серой вафельной тканью, матеря дневальных за вечно обделанный толчок и пустые рукомойники. Вода стекала за ночь из жестянок, сколько ни наливай, вскакивающие за час до подъема бойцы сопровождения вообще не мылись в промозглую рань, и прикорнувшего где-то "тумбочного" из больных и хилых понять можно было. Что до отхожих мест, то в расположении имелись господские, меньше и чище, но ими пользовались в основном старшие офицеры. Упрямый капитан предпочитал общий клозет ввиду стратегической близости и военного демократизма - командир, но не барин. ВВшное училище он окончил, когда специальность в дипломах еще значилась не "юрист", а взводный, служил и в лагере, и в войсках. Мог начистить рыло поварам за промашку с обедом для роты, а после удрючить ее же шагистикой в грязи при чьей-нибудь вине. Солдаты предпочитали его напарника, полуштатского Федорина. Оставляя их внутреннюю жизнь на произвол "дедов" и сержантов, тот не брезговал привилегиями офицера крепостной армии.
   Ложка у Баранова состояла на вооружении складная, из походного набора в кожаном чехле. "Инструмент" даже многие командиры предпочитали носить с собой, Бог весть, где и как выпадет подкрепиться в следующий раз. Капитан вообще с чувством и толком относился к снаряжению: имел в арсенале горный рюкзак, стискиваемый до комка спальник, антиводный буржуйский крем для обуви и невиданные пружинящие стельки. Особую гордость вызывал "Золинген" в черных ножнах и пижонский разгрузник, он же тканевый бронежилет с карманами, "липами" и чем-то вроде кавказских нагрудных патронташей. От прямых попаданий не спасали и штатные бронекирасы, почему офицеры манкировали ими, а даже удержанная спецматериалом железка могла ушибить насмерть. И все же временный ротный таскал на выезды свой прикид, игнорируя легкую зависть и шутки коллег, довольствовавшихся казенными "лифчиками" из брезента.
   Черпая расползшуюся волокнистую массу, он попросил:
   -- Набери воды, если поздно вернемся, хоть пыль смою. Мандавохи скоро живьем есть начнут, в баню бы.
   -- С пивом и бабами?
   -- С горячей водой и парилкой!..
   Вшей ротный помянул не для красного словца. Отечественную войну даже на закате века сопровождали три неизменных свойства: дезорганизованность, неоправданно тяжкие потери и паразит. Стояли вольготно своей епархией, и помывки случались с долей регулярности, а мелкая тварь грызла тела бойцов и даже командиров с оккупантской беззастенчивостью. Старожилы вспоминали, что возникла она сама собой, через неделю по прибытии в зону боевых действий. И сколь потом ни сражались с гадом, верх остался за ним. Да и как особенно повоюешь - скученность, грязь. Можно сто балбесов остричь, вымыть, заставить шмотки продезинфицировать; а сто первый дикий вернется из недельного караула либо "выделений" на операцию, и... Федорин с Барановым все же ухитрялись с переменным успехом отбивать врага. Спали с пехтурой только по необходимости, плескались хладной водицей "через не хочу", таскали обрабатывать вещи в "химчистку". О ней стоило рассказать особо.
   Старшина одной роты, мужик взрослый и с головой, начинал срочником в охране ИТК. Знал формы и методы борьбы с бедствием в любой казенной учредилке, где согнано много людских единиц - армия ли, зона. Служаки, видевшие то и другое, существенной разницы не отмечали. Хорошо действуют старые добрые "прожарки", организовать которые раз плюнуть - железный ящик с песком и костер под ним. Правда, народ останется без пластмассовых пуговиц, зато с дырами в самых нежданных местах. Нижнего чина приставят кидать дрова, он набросает под завязку и сядет курить дурь, а то уснет. Да и высчитать оптимальную температуру не просто. Смех смехом, а массовая порча обмундирования подрывает боеспособность чище иной диверсии. Огненная купель потому отставлялась на крайний случай. Еще можно обрабатывать паром в закрытой камере, только откуда ее в поле взять. Без сомнения, в недрах тыла войск, в дивизии, округе или дальше имелись какие-то специальные машины, устройства, агрегаты или порошки для таких надобностей, но - где они? Низовым подразделениям что в мирное время, что лихолетье приходилось рассчитывать только на себя.
   Каждый производственник и просто рукомесленный человек знает: сходный результат часто достигается как термической, так и химбработкой предмета труда. У начвооружения среди прочих штук числился хлорпикрин, применяемый на учениях для имитации газовой атаки. А также для проверки выживаемости солдат, когда их гоняют в намордниках сквозь специальные душные палатки. Слезоточка класса "Черемуха" имелась в каждой роте, ВВ предназначены собственно для разгона митингов, пресечения массовых сумасбродств и другой полицейщины. На войну с собой притащили даже щиты-дубинки, ехали защищать конституционный порядок. Но опыты показали низкую эффективность табельной отравы против микропротивника. Хлорпикрин тоже не цианид; однако, даже просроченный, газ в целом одолел поставленную задачу. Особенно когда старшина-Эдисон разжился у полкового "химика" каким-то ядом и начал добавлять к серым уставным парам. Миру - мир, конвенция-разрядка, а бронепоезд ржавел на запасном пути.
   Инновации отмахнули "добро". С разрешения начальства был сколочен из слег каркас, внутри укреплены трехэтажные поперечины, списана на покрытие выслуженная 20-местная палатка. Двое воинов в ОЗК с хоботами исправно ворошили длинными палками сдаваемое в "вошебойку" тряпье, по часам сверяя загрузку партий. Шмотье, правда, крепко смердило после душегубки, по коже шли алые прыщи. Посему одежды вешали на растяжки шатров выветриваться, и заступающим в наряд или срочно брошенным на выезд случалось одалживать форму у сослуживцев. Взвод-другой нередко топал к столовой в одних сапогах и белье. Оскал войны для тех, кто в погонах - не атаки с перекатывающимся "ура", а вши, понос, голод, стертые ноги и перманентный недосып.
   Баранов регулярно посылал бойцов на санобработку и не отставал сам, увлекая примером напарника. Смена платья благо имелась. Хотя - ночевка в "бэтере" с солдатней, повалка в наспех вырытых траншеях, и старания тотчас шли прахом. Федорин уже склонялся просто оттерпеть до конца, но товарищ в вопросах гигиены был тверд. Более того, заставил следовать его примеру в интимном моменте, брить по мере надобности подмышечные области и паховые места. Вша от вши разнится - бельевая, головная и далее, хотя особо разбирать было недосуг. Если враг не сдается... Дед Баранова воевал и сообщил будущему офицеру много подробностей фронтовой жизни, остававшихся вне рамок берущих за душу книг и героических фильмов. Стриглись наголо обязательно. Видишь в фильме длиннопатлых освободителей - не смотри дальше, вранье. Усатый старшина еще новобранцами перед каждой баней, по любой погоде, строил голыми в очередь. И самолично квачом, обмакнутым в какой-то дуст, щедро мазал каждому те самые отделы. Пастеризация не Бог весть, но действовало! На фронт отправились тем же составом, и пока старшина даже на переднем крае всех дрочил, заставлял мыться и вычищать обмундирование, вша красноармейцев не брала. Дальше, правда, и старшину убило взрывом, и спали в ходах сообщения прямо на дерьме - не давал фриц головы высунуть. Но в итоге все равно победили.
   Временный ротный пробовал внедрить что-то подобное среди вверенного стада, выяснял в санчасти наличие цивилизованных средств (не керосином же натираться). Но именно данный нефтепродукт авиценна медицинской службы, званием капитан, и порекомендовал. Наравне с хозяйственным мылом вместо туалетного, и лучше 70-ти процентов. В задницу бы ему реактивного топлива, злился Баранов на обратном пути. Хлопцы кухонной соде для помывки рады, потому как хер что дают. Кто из "папуасов" зубы чистит? Нечем. Требовать от вверенного стада бритья лобков в таких условиях было слишком. Да и не по чину все-таки. К тому же оно здорово кололось первые дни...
   -- Плесни чайку, брат. А, мать его!.. - натягивая между сменой блюд куртку, Баранов смахнул банку на пол. Мясной сок оросил струей подогнанную в голень штанину и берцы. - Спецназ мой заржет: "командир обо...ся"!
   Названый родственник смял еще один боевой листок:
   -- Вытрись. "На войне не западло".
   -- Кто как, а я после этой сраной войны первым делом - в ресторан с дамой. Тарелки, скатерть, вилка-нож... Свечи - только для антуражаА. Первый раз в таких мазурских болотах сижу. Жадят освещение на весь полк дать, крысы, обустроили себе штабик и довольны.
   -- А я просто пива хлебну. С женой, на диване...
   Отсутствие мелочей, создающих комфорт цивилизованной жизни, тяготило порой острее главных лишений. Было странно думать, что в какой-то полусотне километров к северу люди ходят по асфальту, смотрят телек, достают из холодильника ту же запотевшую бутыль. Созваниваются, компанией идут в баню... Здесь же полоскались от случая к случаю, ковшиком в дырявой палатке, за тягомотностью процедуры чаще избегая ее совсем. Срочнику полагалось ведро кипятка, командирам - больше. Рассказывали, что зимой воины мылись в сапогах - как еще? Потом добыли старые грузовые поддоны, разложили на земле в бане. Они скоро заросли грязным льдом, не таявшим даже при помывках, по теплу обнажили занозы и склизкую гниль, так что ступить на них босой ластой отваживался не каждый ратник.
   Воду - еще одна сложность - возили из села, где имелась артезианская скважина, насос и дизель ежедневно тягали свой. Поблизости бурчала мутная речка, переполнявшаяся в дожди. Там мыли технику и бултыхались иногда жаркими полднями, хотя воины стращали друг друга, что выше по течению гадит скотина и "чехи" сыпят яд. Поредевшую худобу ныне далеко не гоняли, а отравить быстрый ручей не сумел бы даже Бен Ладен, разве что КАМАЗами сгружать мышьяк или завалить русло жмурами. Дохляк в водоемах редкости не составлял, заилевших колхозных прудов следовало опасаться. Но из луж влагу черпают только от безвыходности, в разгар боев. При долговременной стоянке тыловикам ставят первоочередные задачи, и те худо-бедно их выполняют.
   По другую сторону холма торчал на склоне бетонный колодец, разбитые поилки скорбно зарастали травой, точно памятник угасшему животноводству. Расчистив, из криницы поначалу и наладили добычу питьевой воды, отменной в здешних краях. По месту основной дислокации полка, средь приволжских степей, ее возили цистернами, перед употреблением отстаивали и сливали меньше половины, выплескивая осевший йод долой. Но в марте случилось ЧП, разом выведшее из строя чуть не весь личный состав. Его в один день начала косить неведомая чума. Больных с первых часов трясло, выворачивало наизнанку, жгло температурой; ноги пухли до слоновьих размеров, утрачивая способность ходить. Часовым раздали валенки вместо сапог, укоротили смену. Они составляли два-три ящика от боеприпасов и влезали коленями, привалясь к какому-нибудь стояку. На пике эпидемии караулы вперемешку со срочниками несли офицеры и прапоры, которых процентно в строю осталось все-таки больше. За вычетом нарядов и главнокомандования (загадочный факт) рать оказалась практически небоеспособной. Случись мятежники, перерезали бы ножами.
   Массовые поражения в армии случаются обычно через пищу, состоящую на две третьих из воды. В полевых условиях, бывает, недокипяченной. Кормовые запасы перетрясли, емкости отдраили с хлоркой, а поветрие не кончалось. Оставалась единственная причина - колодец. Заявлять официально диверсию не виделось оснований, то бишь резона начальству: оставили без охраны важнейший объект, к тому же лежащий под боком (почему, собственно, в голову и не пришло). Часовые ничего подозрительного не замечали, хотя ночью раз плюнуть и к штабу проползти; однако с той же вероятностью грунтовые воды могли размыть какую-нибудь дрянь. Совсем обессиливших увезли в госпиталь, большинство перемоглось ядовито-красным тетрациклином из аптечек и несгибаемой доблестью, как испокон веков. Для порядку набрали проб из колодца, помойной ямы, зачем-то ручья и отправили на анализ. Выявилось что-то запредельное или склянки просто затерялись, но дело замяли. Комиссий удалось избежать, а мрут на войне всяко - главное, что за отчизну. Командование организовало подвоз воды из села, где стояли вологодские милиционеры, а злополучный колодец велело к дьяволу завалить.
   Сама часть развернулась на голой сопке вокруг брошенных кошар, чудом уцелевших в полыме войны. Посередке торчал кирпичный сарай о трех комнатках для чабанов, некогда даже электрифицированный: вдоль дороги тянулись добросовестно ободранные столбы. Избушку тоже обнесли начисто, включая рамы окон, внутренность густо уделали прятавшиеся от непогоды овцы. Роте обеспечения, прибывшей в конце зимы для разбивки лагеря, пришлось долго выгребать первосортный, усохший в плотную корку навоз. Молодые бойцы ледяной водой отмывали пол и стены, испещренные граффити "Аллаху акбар", "смерть русским!", "Мусик казел" и прочей угольной (местами даже фекальной) незамысловатостью. Проемы затянули пленкой, пристроили мотающиеся на палку брезентовые шторы для светомаскировки, навесили снятую где-то дверь. Внутреннюю кубатуру вымазали до потолка древним суриком из ржавой металлической бочки, разжиженным бензином. Так было оборудовано помещение под штаб - самое важное подразделение, без которого не может протекать боевая работа войск. Разобранные остатки загонов ушли в огонь и на всяческую стройку.
   Мрачно-поносный интерьер рождал сложные ощущения у входивших, скоро выявились недостатки посущественнее. Смрад многолетних животных испражнений так и не удалось выветрить, скверно взявшаяся краска пачкалась, а от затопленных буржуек тоже начала вонять. Разместившееся было под крышей начальство вернулось в кунги машин и вагончики с печками, приштабные офицеры расползлись в землянки, к строевым - от холодов все, кто мог, нарыл руками солдат нор поглубже. Сами главные защитники отечества ютились большей частью в палатках, но им тяготы и лишения предписывал устав.
   В дверцу сунулась голова замкомвзвода из барановской роты:
   -- Тащ каптан, лич состав построен!
   Тащ хлебал чай с горбушкой домодельного каравая. Столовались по-окопному, из общего котла. Формовое печево было в радость, его не всегда успевали подвезти, вынуждая поварскую братию извращаться с разными лепешкосухарами. Масло, почти упраздненное в армии, полагалось в боевых условиях, но его никто не видел. Комсосотаву, даже пришлому, денежное довольствие с надбавками платили на месте, и башли водились. Но при редких заездах в населенные пункты успевалось купить только водку отвратного качества.
   -- Больные, шальные, уставшие служить есть?
   -- Один с диарэей, - сержант блеснул модным словом.
   -- Заступающий наряд оставил?
   -- Так точ.
   -- Все, сейчас иду.
   "Замок" исчез.
   Выпускник пединститута Федорин еще недавно имел туманное представление о ратной службе, тем паче в прифронтовых условиях. В дыру эту он загремел оттого, что у комсостава брошенных на пылавшую землю частей сохранялись все отпуска. "Операция по восстановлению порядка" в отдельно взятом регионе войной не считалась. Убывавших заменяли кадрами, присланными со всех концов державы, не заботясь о последствиях в части дисциплины и боевой слаженности. Здесь Федорину пришлось узреть воочию, что такое поминаемый на всех уровнях некомплект. Через неделю после заброски они с Барановым остались единственными офицерами в своих ротах. Даже лейтенантов-взводных в полку было наперечет, особенно сейчас, накануне лета. Ближе к осени штатное расписание кое-как латалось пополнением из училищ, но далее за год низовое командное звено вновь успевало рассасываться. Юные правоведы в погонах тяжкой лямки старались всеми силами избежать. Получив звание и плюя на контракт, они массово увольнялись. Разжаловать и сослать на срочную их никто уже не мог, судебных преследований реально не осуществлялось. Самым нетерпеливым приходилось для скорейшего вызволения оплатить "неизнос формы". Их ждали правительственные учреждения, частные фирмы, адвокатура, на фоне которых армейская действительность смотрелась острым бредом. Поболтавшиеся на Кавказе стремились вырваться оттуда любой ценой. Наконец, сдюжившие один призыв, не выбывшие по ранению или действительной болезни шагали выше. "Растут" на войне или полувойне быстро.
   В результате обязанности командиров взводов исполняли заместители-сержанты, на офицерские должности ставили прапоров из вчерашних рядовых. Трясли контрактников, у кого был семестр любого занюханного института, а то и техникума - давай, пошлем на курсы, генералом будешь... Те смеялись: лучше я свои полгода на броне отмерзну (чистить толчки их не пытались заставлять) и поеду к бабе при лавэ, чем трешник с вами по землянкам пухнуть. В одном бате имелся лейтенант-"пластилин", призванный на два года после инженерного факультета с юридическим уклоном (чего только в сфере образования не пооткрывали). Как-то схерив общевойсковую специальность командира мотострелкового взвода, формально вбитую преподами-отставниками, его сгребли в ВВ. Последние фактически не имели возможности пополнять свои кадры данным путем: военные кафедры, число которых все уменьшалось, соответствующей номенклатуры просто не штамповали. Худой и жалкий "пластилин", не сумевший избежать почетной обязанности, мало подходил к центурионской задаче "держать" тридцатимордную банду. Заставлять ее работать, как именуется на казенном языке соблюдение бессчетных требований и способность выполнить самый абсурдный приказ. К концу третьей недели его начали посылать даже сопливые "душары", и лишь усилиями "стариков" внешний порядок в роте был восстановлен. Они-то уже знали, что устав нужно блюсти хотя бы формально, иначе дурацкая система развалится совсем. Да, мы в выгребной яме; но выжить нужно всем. Для этого требуется порядок. Пусть зверский, неуставной...
   Должное количество подчиненных также мало где набиралось. Половина - считалось хорошо, полк давно не пополнялся до штата, а здесь вовсе таял, как снег весной. На гражданке парни косили, прятались, откупались от службы; по прибытии в часть сбегали от побоев, глумления, недостатка еды и прочих тягот, в том числе к "духам". Получали ранения и творили самопалы, болели невероятными сыпняками. Идеальная командная система - под ефрейтором трое рядовых, у взводного три сержанта и так до маршала включительно - существовала только на бумаге. Батальоны числом и боеспособностью равнялись ротам, полк таковым лишь числился да тащил вверенное хозяйство, порядком урезанное и обветшавшее.
   Сняв с гвоздя разгрузник, Баранов взял пристроенный у топчана автомат.
   -- Бывай!
   -- Ни пуха.
   -- Постараемся.
   Через минуту раздалось зычное: "По машинам!" Строевик, думал Федорин, настоящий армеец. Серый гусь, пес войны - добился командировки сам, как некогда в Ош и Карабах. Тогда ВВ с зон только начали кидать в "точки", разворачивая по эту сторону Урала в крупные соединения. Младше товарища по годам, Баранов давно ходил бы в майорах, но должностной "потолок" и крутой нрав отдаляли раз за разом заслуженный чин. Офицером он являлся по духу, не гнался за звездами и презирал лизавших вышестоящим известные места. Мог сказать правду в глаза московскому начальству, разбить ладонью кирпич и окоротить любого зарвавшегося "деда" или контрактника. Впрочем, звание по возвращении должно было его ждать - бумаги "на ступеньку выше предусмотренного" оформили перед командировкой.
   В училище Федорин с ним близко не знался, поскольку Бараныч состоял при кафедре тактики. Бывшего учителя географии крайне дивило поначалу, что в заведение брали случайных лиц, а потом делали из них работников. Вернее, они постепенно как бы становились ими, исполняя даже через пень-колоду обязанности. Хотя часто не обладали нужным качествами и подготовкой. Известная часть рекрутировалась из волко?в, оттрубивших по мордовским лагерям еще в имперское время. Ближе к пенсии они, задействуя все возможности, двигали в благополучный после тайги город умеренного пояса, где прошла курсантская юность и имелась жилплощадь родителей жены. Армейский механизм настроен так, что к месту службы новоиспеченный офицер должен убыть с супругой. Дабы иметь в грядущих буднях крепкий тыл, налаженный быт и вообще стабилизирующий житейский фактор. Иначе рискует он спиться-загнуться в первый же год и куролесить до тюрьмы в отпуска. Спутниц в дальних гарнизонах да за колючей проволокой взять просто неоткуда. Зная об этом, поколения девушек являлись в училище на танцы, именовавшиеся когда-то балами, позже дискотекой, теперь чуть ли не ночным клубом при юридическом институте ВВ МВД страны. Который занимал перестроенное здание бывшего кадетского корпуса. Время добросовестно меняло антураж, но традиция выкристаллизовалась и устояла.
   Кому-то способствовали в переводе знакомые. Так, Баранова сманил из войск друган-однокашник, встреченный в доме отдыха: чего киснешь среди портянок? Харэ грязь месить, давай ко мне, место есть!.. Друган преуспел больше: имел чин подпола, брюхо, "Ауди" и еле выдавил потом собственного протеже с кафедры правоведения, которую метил возглавить. То ли боясь конкуренции, не то ожженный Барановским гвардейством и прямотой. Так или иначе, капитан утвердился в заведении, относясь к немногочисленной категории офицеров молодых, но с опытом. Дельных, решительных и целеустремленных, успешно осваивающих любой род службы - надежда и будущее училища, ведомства, усиленно затираемое "китами".
   Следующим резервом были кадры Минобороны, покинувшие его ряды, но с желанием дотянуть стаж. Иногда они напрямую прыгали от дяди к дяде, действовал одно время совместный приказ. Встречались и среди них неплохие мужики, хотя с клеймом... армейщины, что ли. А тут был все-таки вуз, пусть военный, кузница комсостава мощной структуры. Время требовало уже других людей, иных подходов... Наконец, Федорин олицетворял самую последнюю категорию - штатских, не сумевших приспособиться к новым временам.
   В самый тяжкий период пореформенного бытия он узнал, что знакомый пристроился в ставшее "блатным" училище компьютерщиком или кем-то по связи. Тоже после многих житейских мытарств. Оказалось, туда брали с гражданки и совсем не вояк. А главное - ничего, служили люди.
   Случай помогает ищущему; Федорин как раз стоял на распутье. Школа, всегда тяготившая, окончательно села в печень и перестала кормить. Толковой специальности не имел. Вузов в городе было мало, и по молодости пошел, куда взяли, не задумываясь о грядущем. Да и кто его мог тогда предсказать. Присутствовала толика романтики - ездили с практикой на Алтай, Южный Урал, где горы сменяет степь. Потом взяли в железа: извольте учительствовать, заведеньице-то "пед". Хоть услали недалеко в область, мотался по выходным домой, к оставшейся с родителями жене. Но отчалил за хозяином больше двух лет, кляня на чем свет земство, застывшее в чеховско-макаренковских временах. Там и погиб бы он средь колхозного захолустья, лишившись семьи и утонув в рюмке, но тут строгость ослабла. Директора с облоно удалось превозмочь, да и родившийся наследник помог выбраться на материк.
   Как выяснилось, ничего радужного там не ожидало. Страна погрязала в трясине экономического расстройства. Товарищ завел кооперативчик; мотались по селам на развалюхе, скупая мясо и другую провизию, с которой становилось все туже. Вроде стало получаться, вот-вот можно было раздать долги. Но компаньон начал махинации, утверждая, что знает лучше. Федорин приходил домой за полночь, бегал по всяким налоговым и СЭС, подписывал, заверял, оформлял, не успевая вникать в происходящее - легализация для серьезной коммерции или перевод дела на бумагу. Потом напарник исчез, зато стали наезжать хмурые личности, вызывавшие поговорить на лестницу. Впору стало бежать назад в село, да у самих кредиторов кого-то убили. Начались внутренние разборки со взрывами, пальбой, и от него постепенно отстали.
   Урок предпринимательства запомнился накрепко, да и жена выразилась ясно: впредь - через мой труп. Для прокорма семьи пытался как-то употребить профессию. Таскал при геодезистах рейку, снимая площади под несостоявшиеся объекты, прокладывали остался в планах трамвайный маршрут. Грянувший финансовый криз парализовал все строительства. Когда начисленное выплатили, тянуло оно на пачку сигарет... Трудоустроиться оказывалось сложнее, чем в Штатах времен депрессии. Оставался казенный кошт по прежнему разряду.
   Хватило его на три почти года с мелкими перерывами, но ярмо к шее никак не прирастало. Мзды избегал, да и не предлагали; перспективы отсутствовали. Завучество вскоре бросил - морока за грош. Одно и то же изо дня в день, растущие негодяи и клинические дебилы, которых хотелось прибить... Нравы в кратчайший срок эволюционировали радикально. Курящий в сортире шкет на замечание посылал, с кодлой за спиной мог врезать. Правда, заведения менял не ахти - округ все поляризовалось, элитные гимназии и лицеи в кадрах не нуждались. Тянул две ставки с классным руководством, часами труда, физкультуры, черчения, психологии семейных или каких там отношений, две четверти даже странного предмета ОБЖ, напрасно заменившего военподготовку в стране с призывной армией. Самое гнусное заключалось в том, что мало-мальски обеспечить при этом семью решительно не удавалось.
   Против всего, что в подобных условиях случается делать женам, супруга раза не попрекнула трудностями даже при размолвках. Окончив музыкальное училище, на ниву педагогики она не рвалась, хотя вела когда-то кружок при Дворце пионеров. Выпестовав сына до садовского возраста, с началом лихих времен устроилась в косметический салон, бывшую парикмахерскую. Быстро освоила спектр услуг, от причесок и наращивания когтей зажиточным дамам до прокалывания ушек хнычущей малышне. Хозяйка ее ценила, и периодами на маникюрном жалованье держались всей семьей. Отбывая на работе шесть дней в неделю, жена успевала вести дом, следить за внешностью, не теряла оптимизма и подумывала, "когда немного освобожусь", пойти на массажные курсы...
   Заканчивались каникулы. Поймав невидящий взгляд мужа, устремленный мимо телевизора, она потрепала макушку с вечно торчащим хохлом:
   -- Ну, Федо?ра, ты что?
   -- Опять завтра в школу...
   Жена накрыла ладонью его длиннопалую кисть:
   -- Знаешь, уходи оттуда. Месяц-два перебьемся, за это время придумаем что-нибудь.
   Через пару дней Федорин встретил давнего полуприятеля, рассказавшего об удачливом компьютерщике. Просомневавшись до вечера и решив в итоге "не пытка", педагог со стажем нашел его телефон...
  

--------------------------

  
   Чайник остыл, тащиться к столовой не хотелось. Подведомственные богатыри додрыхали законный получас, искать дневального стало б себе дороже. В жилищах печек уже не топили, убрав за теснотой, хотя ночами чувствовалась прохлада. Теперь можно добрать сна. Скомканный боевой лист с консервной банкой вылетели за порог - бойцы подберут, наводя порядок. Крошки смахнул на пол. Остающийся на базе офицер вставал раньше убывавшего в сопровождение, поднимал людей, отдавал нужные распоряжения, собирал товарищу поесть. Вместо знаменитой армейской тушенки, переполнившей на воле ларьки, есть приходилось разное. Перловую дрянь с комбижиром, когда-то называвшуюся "Завтрак туриста", твердокаменные каши, значившиеся мясными, сельдь с рисом (убийственная смесь) и что-то вовсе неясное, соевый фарш или колбасный полуфабрикат. Нечастая тушенина шла хорошо разогретой, шинкованной прямо в жестянке на кусочки.
   Перед выездом стоило заправиться поплотнее, горячим - могло статься, что на день и два. Колонна, поджидаемая для боевого охранения на выделенном участке, проходила то в семь утра, то под вечер. Однажды торчали вообще до темна, Федорин своей властью приказал сниматься; в горах связь практически не работала, а докричишься - скажут "жди". Выяснилось, что "ленточку" отменили, им же просто забыли сообщить. К полной безалаберности внутри системы привыкалось трудно. Внезапно гнали на высоту, заставляли окопаться с техникой, и бросали на трое суток под дождем, без продовольствия и боеприпасов. У бывалого пехотинца всегда найдется сухарь с томатной килькой, в каждом бэтэре снычен аварийный общак-запас, от сухого горохового концентрата до "шмали". Кипятили по нескольку раз заварку и пили со всякими крохами, пока не завалили приблудившуюся овцу. Затем так же неожиданно следовал приказ сняться и быть к стольки-то там. Все костерили начальников за маневры и перестраховку, скорее всего банальную неорганизованность. Хай тогда все же подняли: где жратва, почему не дают "сухарь" по норме? Боезапас, огневое прикрытие? Так вас же придали оперативному соединению, с ними и следовало решать. Какое в ж... соединение, кому что разъяснили внятно? Зашвырнули нас, как ошметок грязи!.. А вы командиры российской армии, товарищи офицеры, или где? Идите занимайтесь личным составом! Хорошо, "чичи" тогда не вылезли на них, дураками сидящих на безвестной горке. Башенные стволы машин да стрелковое оружие, зайди сверху и бей из "граников", а враг умел и орудия по скалам таскать. Располагал НУРСами отечественного и зарубежного производства, которые запускались с камня - точность поражения, правда, так себе...
   К семи выгребся из землянки. Над хребтом лучилось румяное, точно барышня из постели, солнце. Разливалось первое тепло. Вроде не высокогорье, а ночью пар изо рта, днем же хоть раздевайся. Один дембель так и поступил на выезде за дровами. Разлегся в плавках на БТРе, пока младшие призывы шуршали вокруг, и получил снайперскую пулю в шею. На броне его и привезли, словно готовым для морга. Эта первая при Федорине смерть лишний раз подтвердила: не высовывайся, не лезь куда б то ни было без крайней нужды. И если обойдет тебя железо в прямом бою, вернешься скорее всего целым.
   Холм, занятый частью, возвышался в центре сенокосной котловины, протянувшейся к северо-западу от пильчатых кряжей. Обрамляли ее зеленые лапы гигантского зверя, меньшего из братьев, залегших один горбатее другого чередой на юг. Жить в лесу или подле него было б сподручнее, но борющейся с местным населением армии он противопоказан - чащобы, ущелья, болота от веку партизанские вотчины. Давно требовавший стирки "вшивник" Федорин снял, чтобы после не возвращаться, ежился в вылинявшей зеленой майке под хэбэ. К столовой протопали без строя почти бойцы, младшие под командой сержанта изображали подобие шеренг, "деды" с контрактниками вольно плелись сзади, сунув кепи в карман. К счастью, "наемников", самой бедовой части войск, здесь числилось мало. Главным образом свои же, отбывшие срок и зависшие по разным причинам, чаще всего - делать на родине было абсолютно нечего. В "миротворческие силы" по объявлениям еще не гребли, а самостоятельно любовь к отчизне народ изъявлял вяло. Ветеранства за наведение конституционного порядка в родной стране не полагалось, боевые начислялись запутанно и шли долгим путем, срочникам не платились вообще. Федорину с подчиненными везло, сначала думал - назначили специально, выяснив его "родословную". Оказалось, что повезло. В роте служило всего семь дембелей, от контрактников Бог избавил, убывший в отпуск командир поддерживал среди "гоблинов" относительную дисциплину. С его отъездом она начала падать, но вмешиваться Федорин не стал. У него вряд ли бы получилось, а теперь, под занавес, и выглядело бы смешно. Сержанты работали, чувствуя власть и неся ответственность, "деды" сверх должного не наглели. Сообща они подпрессовывали остальных, и все шло заведенным кругом.
   Офицеры тоже стягивались к кормушке, шатру поменьше рядом с навесами для солдат. Бодро здоровались:
   -- Привет, Михалыч!
   -- И вас туда же, товарищ майор.
   -- Что носы повесили, командиры?
   -- А у тебя и черешок сник, как сюда прислали.
   -- Ты проверял, очень помню!
   -- Дак мне Людка с санчасти баяла - шиш, мол, еще пойду к нему. Сосис вялый, а сам бздит по ночам!
   Дружный хохот покрывал вздох:
   -- Увянешь тут...
   При желании можно было не ходить в пищеблок, взять порцайку на кухне или прямо из берлоги заслать бойца. Но при хорошей погоде столовка превращалась в клуб, да и начальство иногда выкидывало фортели - проверку внешнего вида, соблюдения распорядка дня, или сходку тотчас после завтрака. Умеренная щетина со скрипом прощалась, хотя делались попытки струнить нерях:
   -- Товарищи офицеры, поступило указание - всем побриться! Чтобы не выделяться на фоне рядового состава. Для вашей же безопасности, а то снайперы щелкают таких "бродяг" в первую голову.
   Майор Зенкевич, тоже из училища, имевший ряху нового русского и одесский говорок, реагировал не вставая:
   -- Тащ полковник, посмотрите на мою харю. И ще, кто-то спутает, я вас умоляю?..
   Собрание грохнуло, и нововведение не прошло. Отросшую шерсть мерзко скоблить и в цивильных условиях, а здесь вело к тяжким последствиям - с грязью и по?том даже "Шипр" не спасал от язв. Исполнявший же обязанности командира полка носил чин рангом ниже, но настоящий служака неизменно опускает "под". Будучи по натуре не вредным, и. о. умел закрыть глаза на мелочи, если в остальном служба шла без происшествий.
   С начальством творилось в полку тоже Бог знает что. Родной "папа" вроде ушел наверх, где пока тоже что-то исполнял, то есть официально числился на прежнем месте, но откомандированным к новому. Таков порядок замещения больших постов. Присланный на смену пенсионник явно мечтал озвездиться под дагестанский коньяк и свалить как можно дальше, но мог быть утвержден в должности не раньше, чем ее освободят. Рвения в службе он не проявлял, главным образом находясь в разъездах. Заправлял всем начштаба подполковник Кузовлёв, также надеявшийся получить заветный пост, но пока обойденный "варягом". Начавший со срочной, кондовость от портянки он подчеркивал вечным фельдфебельским "а я вам докладываю". Однако что-то еще держалось и функционировало благодаря в основном ему.
   Офицеров всех звеньев, кроме штабного, в полку остро не хватало. Командированные едва успевали заменить часть их, перемещаемую куда-то либо сменно находившуюся в отпусках, по идее отменявшихся при войне. "Спецоперация" таковой упорно не считалась, что влекло много кровавой дури - наступай-отступай, дерись-мирись, воюй без ущерба для мирного населения - и разных несуразиц внутрислужебного толка. Места отбывших занимали могучие кадры, отряженные из министерства, округов, училищ и других невойсковых подразделений. Видимо, их отрыв от прямых обязанностей мыслился наименее ущербным. На деле выходил бред: Федорин, последний раз читавший какой-то устав перед экзаменом по "военке", получил взвод, обходившийся без пастыря больше года. Не успев запомнить подчиненных даже численно, был назначен и. о. замкомроты по личному составу с исполнением обязанностей полного командира, поскольку и тот куда-то исчез. Второй человек со звездами в роте, немолодой прапорщик Шалеев, держался чуть наособицу, величал его по имени-отчеству, хотя ранговых границ воеводы одного звена не придерживались. Прибывшего с ними подполковника Стекольникова, здесь ставшего и. о. комбата, Федорин с училища звал Васей. Чехарда прямых солдатских начальников влекла стойкое обоюдное "на кой оно все надо, если мне (тебе) завтра уезжать"...
   После завтрака, перекурив у столовой, командиры разошлись в подразделения. Возни хватало ежедневно - копать, таскать, строить, укреплять и, конечно же, заниматься порядком. Раз-другой в лютый дождь, сжалившись, бойцов велели рассадить в палатках по койкам (больше негде) и вести занятия по тактической подготовке. Как это делать, Федорин слабо представлял, ибо забыл даже ТТХ "Калашникова". В итоге разрешил своим орлам подшиваться, строчить письма, кемарить без шума, выставив дозорных, чтоб при шухере мухой летели к нему. Сам отвалил в землянку и тоже приспал, удивившись после, что Баранов два часа парил своих орлов действиями мотострелкового взвода в наступлении, обороне, разведке, при проверке населенных пунктов и транспорта, приводя многочисленные примеры из реального опыта. Хлопцы слушали с интересом, временами галдели, имея тоже что рассказать... Совещаний вроде не предвиделось, подведомственный личный состав в большинстве убыл на сопровождение. Федорин залез обратно в дыру, решив поваляться еще. Тяга к койке отмечала неуклонную деградацию личности, но размышлять об этом тоже было лень.
   Училище внутренних войск, переименованное с новыми временами в юринститут при увеличении штатов и ежегодного набора, превратилось в лакомый кусище. По сокращении многих военных заведений конкурсы в МВДшные шараги, малопрестижные недавно, с каждым голом росли, увеличивая возможности сотрудников и начальства. Федорина при этом взяли практически с улицы - везение, случай. Вакансии по топографической части, вроде бы единственно подходившей ему, не имелось, но пустовала недавно введенная единица помощника начальника редакционно-издательского отдела при ученом совете института. (ПНРИО при УС, он не сразу запомнил и еще дольше затруднялся выговорить разом.) Изначальным профессиям и навыкам служащих здесь не придавали значения, прикажем - станешь и доктором наук. Отдел состоял из двух человек, шефа и пома-заместителя, вследствие чего работа, естественно, ложилась на последнего. Требовала она, правда, из базовых умений лишь относительной грамотности. Федорин нормально учился в школе и после, новой специальностью овладел довольно быстро. Наиболее сложным оказалось выбивать из большезвездных мужей плоды высокого творчества, всякие тезисы к отчетной научно-практической конференции. Побегав за ними по коридорам, отделам, кабинетам, когда припирал срок, добыв наконец вымученные странички, оставалось их в меру сил причесать, срастить куски и сдать компьютерной машинистке Вале. Лет ей было под 50, но должность не подразумевала наличие отчества. Затем тезисы шлепали на ризографе в количестве ста экземпляров, указав в данных для зачета публикации триста, слали в нужные инстанции и раздавали довольным участникам. Остаток скидывался в библиотеку. Выпускали никчемные методички, которыми заставляли пользоваться курсантов (то бишь слушателей), и даже сборники статей. Помначальника по научной части лелеял в мечтах целый "Вестник" или "Ученые записки", но о практическом внедрении, к счастью, речи пока не шло.
   При возможности Федорину обещали подыскать более подходящее место, хотя он быстро свыкся с назначенным и все реже ощущал себя в костюме с чужого плеча, гостем у незнакомых хозяев.
   Процесс армейского воспитания ранее представлялся ему в виде четырехугольной тюрьмы-казармы, охватывающих серый плац. Там, под жгучим солнцем, краснорожие унтеры гоняли до потери пульса звероподобных тупых юнцов, не способных на полезное служение обществу... В жизни хватало и этого, но многое Федорина удивило чрезвычайно. Среди преподавателей и курсантов оказалось немало умных, все понимающих людей, надевших форму в силу разных причин и подшучивавшими над уставными глупостями. Дело свое сотрудники в большинстве знали, не придавая значения маршировке на разводах - так, специфика ведомства. В аудиториях и классах шла действительная учеба с лекциями, семинарами, рефератами и докладами, экзаменами и зачетами. "Шпоры", успевающие и отстающие, контрольные и освоение нового матер мало рознились от прочих заведений. Странные штатскому уху предметы отличались не меньшей разработанностью, чем какое-нибудь ресурсоведение природных зон страны. Имелась та же всеобщая философия, информатика, заграничные языки.
   С научной механикой высших образовательных учреждений Федорин был знаком весьма поверхностно. Тем неожиданнее оказалось здесь наличие всех должных атрибутов - плановых тем, исследовательских заданий, раздачи степеней. Ерундовость и формализм результатов народ сознавал вполне, но ведь так обстояло почти во всех отраслях. К тому же тут жестче, чем где-либо, выполнялось "положено - должно быть", усугубленное военным архиконсерватизмом. Свежему взгляду острее виделось противоречие, несовместность вольной мысли с тяжелой казенщиной и приказным порядком. Та же учеба есть все-таки творческий, индивидуальный процесс, а вколачивался прежде всего параграф. Не говоря о том, что львиная часть проходимых наук, как и везде, едва ли могла выпускникам пригодиться.
   Впрочем, уставшего от мытарств учителя данные соображения заботили мало. С коллегами сошелся без трудностей, военная среда легко принимает людей. Даже при шестидневной рабочей неделе торчать на службе приходилось не больше прежнего, в основном придумывая себе какое-нибудь дело. Жалование при этом шло намного солиднее и выплачивалось почти в срок.
   Обсуждая его новое устройство, жена сказала вечером на кухне:
   -- Какой из тебя солдафон, Федорин? А если станешь им, еще хуже...
   Но не перечила. "Повезло мне с ней", - не раз думал он, избегая сторонних связей. Впрочем, дамы ему и не докучали.
   Когда началось чеченское безумие, в училище заговорили: "Скоро поедем". Прочили отправку вплоть до слушателей, по крайне мере выпускных курсов - на охрану коммуникаций и административных границ. Многие помнили азиатчину и Закавказье, осетино-ингушский конфликт. Но время шло, где-то затягивались немыслимые для огромной армии бои за провинциальный город, а приказа все не спускали. Ретивых осаживали - служите где сл?жите, не Иностранный легион. Героический порыв остыл, и тут пришла квота: двадцать человек в трехдневный срок. На сорок пять суток, может больше - как повезет.
   Ехать не принуждали, хватало добровольцев, но молодым офицерам остаться в задних рядах было не к лицу. Военвуз - заведение специфическое, тридцатилетние капитаны и даже майоры числились в юношах. Выказало патриотизм народу вдвое против нужного, всех должностей и возрастов. Набрали по справедливости, человека от кафедры или отдела, дабы не опустошить штат. Прочим обещали следующие разы. Возглавил группу начальник курса дисциплин подполковник Стекольников, башковитый лысеющий весельчак с помидорной рожей кадрового вояки - мороз, солнце, алкоголь (в любой последовательности). Он презрел штабной стульчак в Ханкале, где зависло несколько человек, и прибыл с оставшимися в отдельный полк ВВ.
   Полк с начала весны держали в каком-то странном резерве. Переброшенный поздней осенью в Дагестан, он участвовал в зимних боях на юго-восточном направлении, добросовестно занимал назначенные рубежи, а потом словно увяз в тине. Проституирование верхов, отсутствие четкой передовой и обозначенного противника остановят стальной кулак любого государства. К центру бывшей автономии не перемещали, на окраинах мятежной Ичкерии установился хрупкий баланс. Равнину официально контролировали федеральные силы, по мере возможностей закрепившиеся в предгорьях. Дальше властвовали главари племенных банд. Оседлать горную часть при вилянии правительственным хвостом, без многократного увеличения числа войск, наведения хоть какого-то порядка в руководстве, координации и обеспечении, оказалось невозможно. Высокое командование, знающее лишь приказ сверху, вряд ли осознало это стратегически - просто не вышло. Штурмы Грозного ценой тысячных жертв, точно Праги и Берлина сорокалетьем раньше, распыление частей по занятой территории значительно ослабили группировку. Она не смогла даже прочно запереть крупные ущелья с проходами за хребет, откуда подпитывался враг. За недавнюю помощь тамошним сепаратистам южный сосед мстил бывшему Брату, как мог. Подкрепления на каком-то этапе вводить в действие перестали. Видимо, в сферах начался синдром "ограниченного контингента" - не всей же мощью вооруженных сил бить горстку презренных уголовников. Тем более безуспешно.
   После случаев тяжелых потерь и даже гибели в полном составе колонн, осуществлявших циркуляцию по "очищенной" зоне, было решено обеспечить их твердую безопасность. При спорадическом участии в боевых действиях полку назначили почетную обязанность - ежедневное сопровождение "лент" на самом сложном отрезке бывшей трассы союзного значения. Грузовики пылили среди заросших разнотравьем полей и взбирались на серпантины под охраной собственной брони, иногда даже танков. Затем в указанном месте останавливались, чтобы принять в хвост, голову и куда-нибудь в середину дополнительные БТРы. Эффект был сомнителен, в пути цепь все равно растягивалась, особенно на пересеченных участках. Подрыв крайних машин превращал колонны в мишень независимо от мощи конвоя. Тем не менее он исправно выезжал на рассвете согласно предписанию. Военный механизм силен безоговорочным исполнением приказов, что сводит на нет частая их бессмысленность.
   В сопровождение ездили первые два батальона, третий нес караулы, исполнял всяческие работы и выдумки командования, а последний, самый малочисленный, в основном занимался обеспечением внутренних нужд. Батальоны не составляли количеством штатных рот, но выделять для ездок силы менее установленных запрещалось. Таскались поэтому через день каким-то сводным формированием, с одним из ротных во главе. Сегодня Баранов брал часть федоринских людей, завтра происходило наоборот. Монотонность занятия всем обрыдла, большинство командированных ехали сюда "за орденами", но деться было некуда.
   День после-перед сопровождением являлся как бы выходным, папы не дергали без надобности, личный состав вяло отправлял текучку. После завтрака до девяти личный состав наводил условный блезир, дневальные выгребали из палаток и с проходов на зады всякий мусор. Федорин задержался, наблюдая картину полевого лечения. Золотушный первогодок ежился, обнажась до пояса. Круглоголовый товарищ густо мазал ему чудовищные фурункулы на шее и спине палочкой, окунаемой в пузырек с белым веществом. Охотно пояснил:
   -- Задолбал вже ту дохторшу, ходя до нее. От, дала цей майонез. Щас обштукатурым его, як порося, и в пэчь!
   Боец виновато улыбался, потирая тщедушную грудь. Руки и плечи усеивали рыжие веснушки, на теле виднелись желтые поджившие синяки. Старослужащие, игнорируя появление офицера, над чем-то ржали.
   -- Поглядьте, товарыщ старшый лыйтинант! - домодельный эскулап погрузил кончик палочки в кратер язвы. Инструмент влез почти на дюйм, страдалец едва поморщился. Содрогнувшись, Федорин пошел дальше.
   Разыскав Шалеева, попросил:
   -- Николай Иваныч, займи людей до обеда. Я у себя буду, что-то не климатит сегодня. Если чего - позовешь.
   Настроение вправду было вялым. То ли к погоде, то ли штатский организм не осиливал здешний допинг. Всегда подтянутый и даже выбритый прапорщик ответствовал:
   -- Понял. Есть.
   Странные отношения. Пройдясь для видимости вдоль палаток, Федорин скрылся в блиндажике.
   Дремалось скверно, в поту выныривал из каких-то провалов, хотя земля хранила прохладу даже днем, при солнце и открытой двери. Валялся в обуви, что удобства не прибавляло. Повернувшись на спину, созерцал бревенчатый потолок, снаружи крытый толем. Кино про сорок третий, мля... В молодости все это всколыхнуло бы, наверное, а сейчас ощущалось как колхоз студенческих лет. Надоело, скорее бы домой. Война оказывалась на деле много тягостнее и дурнее, чем можно было предполагать. Одна нескончаемая грязь, самая обыкновенная, от заляпанных по ствол бэтэров до вечно зудящей кожи...
   Под навесом курилки шло обычное предобеденное зубоскальство, когда примчался запыханный вестовой:
   -- Офицеров срочно в штаб, командир приехал!
  

--------------------------

  
   Сидений на всех не хватило, младшие сгрудились у стен. Фамилии рыбьеглазого подпола с зачесом на темя, которого обязан был знать в лицо и любить как родного всякий в полку, Федорин так и не запомнил. Складывалось впечатление, что не он один. И. о. командира против маршальских повадок оказался в этот раз краток:
   -- Товарищи! Завтра первый и второй батальоны в полном составе выделяются для участия в операции. Будет работать отряд спецназа "Щит", нашему составу отводится тыл и боевое обеспечение. Старший - комбат-один. Подъем в 4.30, выдвижение в 6.00, задачи поставят на месте. До ужина проверить технику, вооружение, подготовить остальное и к 18 часам доложить. Сопровождение на завтра выставляет третий батальон, наряды - четвертый. Да, и привести в соответствие внешний вид, должен быть представитель группировки. Ходите, как "лесные братья" или партизаны сальвадорские, а бойцы на вас смотрят. Вопросы есть? Тогда довести по подразделениям.
   Расходились с гомоном: свалилась на голову очередная буза. Хоть не с коек ночью дернули, как всегда, секретность и безалаберность. А то дали бы пару дней - и федералам подготовиться, и "духам", все боевые секреты знающим, подальше уйти. Передразнивали:
   -- "Комба-ат-один"! Начдив, полуротный... Вот Баранов твой вечерком обрадуется - думал, завтра будет телескоп свой чесать и молоком бешенной коровки укрепляться, а тут трах-бах, стране нужны герои!
   -- Угу, а рождают одних дураков...
   В офицерской столовой по причине тепла были распахнуты окна, то есть сдвинуты вбок плексигласовые квадраты в деревянных рамах. Господам повара добавляли обычно что-нибудь сверх нормы, поджарку из овощей или капустно-морковный салат, нагребали побольше мяса и скелетированной рыбы. Но Федорину спустя час неизменно хотелось есть снова. Матерые же служаки покидали стол, едва доковыряв одно "блюдо", зато водку и разведенный спирт глушили зверскими порциями, с осьмушкой хлеба на нос. Операция сулила некоторое разнообразие и вместе с тем хлопоты, а пользы как всегда грош. Сухофрукты кончились, третий день в обед вместо компота хлебали котловой "байкал". Чай, как в зоне, даже бойцы старались добыть свой и сварить отдельно, иногда просто сунув кружку в горящую лужицу соляры. Наскоро посмолив под навесом (Федорин в очередной раз пробовал здесь курить, но не проникся), командиры двинулись исполнять "це у".
   Сопровождение вернулось поздно, колонна снова задержалась. Остывший борщ с неразрезанными картофелинами хлебали вяло, слипшаяся перловка почти целиком ушла в помойные бачки. Вот и отдохнули, да еще с техникой маяться - две "коробки" не на ходу. В итоге ванны для обоих ротных придержал федоринский "замок-один" Сомов, дельный парень, когда бочковозы приперли воды. Доступным офицерам сибаритством были ямки с мелкий окопчик, отрываемые в минуту парой орлов. Туда опускалась специальная прорезиненная емкость или пленка, даже брезент, ведер пять хрустальной влаги, все это оставлялось под солнцем до вечера - и кайфуй с сигареткой в зубах или кружкой чая. После трудового дня, особенно выездов, полежать так было наслаждением. Отработанный литраж выплескивали, подняв "ванну" за края. Когда стенки рушились от использования и осадков, ямку заваливали, чтобы не искротовить всю свободную площадь. Иногда слегка мылись прямо в импровизированных лоханях, по-немецки, ополаскиваясь напоследок чистой водой. Мелкие удобства в пещерном здешнем быту ценились поневоле высоко.
   Нынче плескались второпях после доклада о готовности, когда солнце подползло к западному кряжу и дохнуло прохладцей. Нормально прогревшаяся за полдня вода добавляла удовольствия процедуре. Рожи на ощупь, без зеркала скребли турецкими одноразками, дергавшими шерсть. Копченные затылки выделялись на фоне белых спин; Баранов хотел побрить голову, но раздумал - скоро домой, в цирюльне машинкой отобьют волос ровно нужной длины. Ужинали молча при тусклых лампочках, висящих под самым пологом. Вечернее, самое лучшее время сегодня пропадало. "Пускать сок", даже по малой, настроения в коллективе не отмечалось; кивнув сержантам "ведите людей, на горшок и спать", отправились к себе. Землянка им досталась славная, как раз на двоих и малая для сборищ, почему блевания и прочих безобразий в ней почти не случалось. Когда-то и здесь жили четверо офицеров, но казарменность быстро утомляет. Постепенно - благо, не самим махать кайлом - все настроили себе апартаментов, устраиваясь хоть сколь-то человечьи...
  

-------------------------

  
   ...Ревущие бэтэры ухали в выбоины размытой, искореженной гусеницами дороги, почти касаясь скошенными мордами полотна. Тряска на мокрой с ночи броне смотрится лихо больше со стороны. Внутри машин теплее, но тесно и глохнешь, подставляли же лица пыли, ветру и дождю больше из практических нужд. На фугасе вспорхнешь птицей и можешь уцелеть, в корпусе же - верная хана. Менее верткие БМП так и звались "братской могилой пехоты". Только водилы-смертники, труженики армии и войны, глядели из люков, предпочитая летящую в очи грязь синякам от резиновых окуляров. Сизый дым рвался на подъемах столбом из выхлопных труб.
   Горы росли, надвигались все ближе, постепенно смыкаясь хребтинами; отвернув вбок с главной трассы, промотали по шоссейке еще километров шесть. Развернувшись в боевой порядок, по одиночке, с интервалами всползли по заросшей грунтовке на травянистую седловину. За перегибом начинался лес, густо покрывавший здешние вершины с севера. "Щиты" спешились, погудели над картой и двинулись вперед группами по четыре-пять человек, донельзя брутальные в камуфляжах "день-ночь" и при всяческих бамбасах. Автоматы 7,62 с подствольниками, тускло блестящие змеи пулеметные ленты, гроздья "мух", готовые к бою фаустпатроны-РПГ, мини-рации в специальных кармашках разгрузников выглядели круто. Тяжелые каски складывались лепестком из обтянутых тканью пластин, шнуруемых сверху под размер черепа. В них быстро уставала голова и зверски ныла шея, но от железок они хозяев берегли. Некоторые, впрочем, шли в черных шапочках или платках-банданах. Перчатки без пальцев напоминали митенки полусветских дам, оружие все держали на плечах или за рукоятки стволом вверх, посверкивая дымчатыми солнцезащитными очками.
   Грязные и оборванные на их фоне войска заняли господствующую позицию, разбившись по направлениям, и расположились вдоль машин. Связисты распрямляли длинные антенны зеленых ящиков, которые на марше и при пешем движении гнули в дугу. Обломится штуковина - сам чини либо ищи новую. Вскоре бойцы начали помаленьку курить, сползаться кучками в тень брони, проситься "по делу". Руководил операцией какой-то полкан, насколько удалось понять, тоже сменный, из Ростова. В чехарде кадров мало кто уже разбирал, где временные, замещающие, исполняющие чьи-то обязанности, а где хоть какой-то постоянный командир. Солдатская масса вовсе представлялась безликой, то возраставшей, то опадавшей числом до критического уровня и ниже. Полковник остался внизу, на повторяющей изгиб реки грунтовке с охраной и машиной связи. Не из одной начальственной олигофрении или жлобства, даже генералы знают, что радиоприем и передача качественнее на возвышении, а горах иначе вообще малоэффективны. Просто выяснилось - станции частично неисправна, и проку от нее здесь, в сложных условиях прохождения волн, примерно как от носимых заплечных устройств. Творилось на этой войне что-то невообразимое, как и вообще в государстве - соединение на выездной операции фактически не имело дальней связи.
   К чести своей или наоборот, полкан доискиваться виновных не стал. Просто оставил солидную передвижку в качестве командирской связи при себе. Да и то - не новую ж станцию вызывать. Спектакль задуман на один день, потом все разъедутся восвояси. Восседая на башне своего "коробка", Федорин видел, как под деревом поставили раскладной столик, сидение и, похоже, начался перекус. Батальонам выдали сухпай, но давиться им пока было рано. Перед отъездом в столовой клейстерная размазня не лезла внутрь, а теперь и. о. ротного глотнул слюну и спрыгнул наземь, подальше от искушений.
   Правая федоринская рука, замкомвзвод дембель Сомов славился отменным зрением. Он долго всматривался куда-то в сторону массива, громоздившегося выступом справа от них.
   -- Тащ сташ лейтенант, никак блестит что-то?
   Приглядевшись, Федорин тоже вроде уловил некий промельк. Зайчик прицела с такого расстояния едва ли заметишь, да и не станут им тупо семафорить. Но и отсвечивать просто так в лесу тоже нечему.
   -- Может, проверить?
   -- Приключений ищешь на седалище, к маме неохота? Пошли кого-нибудь к Баранову за "глазами".
   По штату оптика полагалась каждому офицеру, как и много чего еще. Опытный напарник прихватил в командировку собственный 32-кратный бинокль со шкалой дальномера, который таскал при выездах в черном футляре на груди. Прямо белый золотопогонник из фильма, только форма уже не та. Наведя общую резкость и сфокусировав подвижную линзу, Федорин сосредоточился на размытой увеличением зелени мыска. Она безлично трепетала в золотистых лучах, какая-то точка действительно вспыхнула на миг и тут же погасла...
   -- Разрешите? - сержант бережно взял прибор. - Знатная штука. Вон, вон оно мигнуло, ей-бо!
   -- Дай!
   Федорин напряг глаза, но различал только желтые солнечные пятнышки в калейдоскопе листьев и ветвей. Показалось, что поймал мелкий отблеск, однако все тут же опять смешалось. Ранний подъем придал бодрости, забилась шальная жилка: пухнуть здесь до вечера; от силы час времени, если сбегать налегке. Много людей брать нельзя, заметят, а проверить с отделением подступы он как бы даже обязан. Размяться в лесу, шурша прелой листвой под ногами. Когда на природе был, не считая тягомотных училищных летних лагерей да разъездов в этой командировке? Какие мины, растяжки или снайпер, по-детски выдающий себя бликованием прицела, в этой глуши, где шалит между скал только ветер... Путь "витязей" лежал вблизи от неясного источника всполохов, они расшугали бы любых партизан, хотя что-то же там маячит. Следует выяснить, в общем, только без резины докладов и запрашивания санкций. В армии постоянно все куда-нибудь сматываются без разрешения, и ничего, лишь бы не "спалиться". Нарушение конечно, но...
   -- Сомов, бери семь человек, идем в разведку. Иванычу передайте - остается за старшего, будем через... сорок минут. - Федорин бросил внутрь машины каску и полевую сумку с одной истертой тетрадкой, "журнал" или рабочий конспект командира роты, он же при нужде пипифакс. Броник успешно валялся там еще с базы. Забрал у водилы пару дополнительных рожков и гранаты, чтобы не ковыряться в цинках на дне, указал стратегическое направление маневра: - Двигаем по верху, из вида друг друга не терять. Сомов замыкающий. Нога здесь - другая там!
   По долгому отсутствию практики Федорин забыл, что в горах кажущееся близким может отстоять на километры пути. Для начала пришлось одолеть приличный спуск, заросший низколесьем с колючим кустарником, до уровня загибавшегося вправо отвершка. Запыхавшись, отдохнули на смычке его гривы с покидаемым массивом и по краю вершинной плешки гуськом чесанули дальше. А там подъемы, спуски, крапивные заросли, буреломы, глубокие промоины и нежданные скальники начали вылезать в самых проходимых с виду местах. Обливаясь потом, ротный начал сознавать, что они с сержантом могут не найти тот мыс, который изучали с позиции. Просто не узнают, стоя на нем среди зарослей и ушедших в землю глыб, слишком отлично все в реальности от дальнего взгляда. Ландшафт оказывался иным, склоны просматривались лишь до ближнего перегиба. Какой из вздыбленных носов был намечен в качестве цели, определить на ходу уже не удавалось.
   На минуту привалясь к ближнему дереву, Федорин принял командирское решение:
   -- Обогнем еще то "плечико", лес слегка пошерстим и обратно, пока на "подарок" не нарвались. Сомов, на какой примерно высоте была та ерундень?
   -- ... знает, тащ старший лейтенант. Повыше вроде.
   Упревшие в полной выкладке бойцы уже не радовались прогулке.
   -- Ладно, за родину вперед!
   Дьявол, влево от разбитого трещинами серого лба начинался глубокий овраг, правее склон задирался почти вертикально. Перистое или кулисное членение рельефа, как его там... На схемах в учебнике выглядело проще. Заскакали по осыпи над щелью приличной глубины, дальше пришлось карабкаться вверх по глинистому откосу. Из-под ног сыпался грунт с остроугольным белесым щебнем, сахарные глыбы оказывались вблизи мышиного цвета, разбавленного красно-бурыми и желтыми потеками, паутина трещин геометрически секла известняк по плоскостям напластований. Следовало бы возвращаться, но держал азарт - вдруг что-то как раз там, за вывороченным корневищем, рухнувшим под натиском бури трехобхватным стволом, очередным мысом или прикрытой ветроломом ямой? Когда в просветах деревьев мелькнул дальний гребень и пошли отвесные стенки, пыхтели вдоль них, пока не выбрались кое-как на задернованную пологую вершинку с редким сухостоем. За противополождным краем вновь оказался крутой срез, и чтобы обогнуть его, пришлось брести к новому подъему. Там обнаружился цирковидный обрыв, настоящая пропасть, вернулись назад, где Федорин махнул рукой вниз: хоть на крыльях, время жмет. Так далеко углубляться малыми силами опасно, да и перлись без утайки, топая на весь лес как слоны. Но - последний овраг, еще одна перемычка...
   С грехом пополам скатившись до ближайшей террасы, заскользили дальше аккуратнее, на седалищах и подошвах. Склон бороздили вымоины, увалы, бровки, с которых приходилось прыгать на добрых метр-два, поваленные стихиями вкривь и вкось бревна ежеминутно преграждали путь. Если тут и бывал кто, лесоразработчики или какие-нибудь пастухи с отарами, все давно заросло или вообще пребывало в девственности. Когда преодолели еще один глубокий яр и взобрались на следующий отвершек, за ним оказался новый провал и здоровый крутобокий холмище. Точно собака на поводке, он тянулся от следующего крупного массива в белых доломитовых лишаинах.
   Федорин обругался про себя: окружающее явно не соответствовало намеченному участку, плато с оставленными соратниками отсюда вообще не было видно. В круговерти распадков, лощин, эскарпов где-то свернули не туда, шаг-другой по звериной тропке, и оказываешься невесть где, удивленно озираясь...
   -- Вертаемся, хлопцы! - опомнившись, Федорин с растущей тревогой повернул отряд. - Промахнулись, идем назад. Сомов, гони всех плотнее, точно вздрючат нас...
   Заспешили, утыкаясь в спины один другому. Направление Федорин, ему казалось, представлял верно, обратный путь короче всегда. Тоже мне армия - никому не выдали карт, лишь полкан что-то показал комбатам перед выездом, а те уже "водили руками" подчиненным по соображению. Правда, сейчас он едва ли б уже сориентировался. Для этого нужна верхотура, утес, одиночное дерево, да и некогда болтавшийся на тыльном ремешке сумки компас потерялся или был украден в первые дни. За курвиметр и смену белья драли при плановых тревогах в училище, тут автомат на месте - и хорошо...
   Огибая скальный выступ, услышал позади:
   -- Гляньте, товарищ старший лейтенант!
   Боец-"годок" указывал пальцем в небо, отирая черной лапой пот. Задрав голову, Федорин не сразу нашел, что там, потом звучно выматерился и начал карабкаться вверх по боковой осыпи здорового "лба". Там, на макушке, росли кривые деревца, пронизавшие извилистыми корнями тонкий грунт и щели поверхности монолита. Под ветром стоящее у края временами кивало маковкой, увенчанной бутылью в двадцать литров с узким горлом. Безвестные чертовы шутники, затащив сюда кукурузную сивуху или домашнее вино, насадили опустошенную тару на побег вместо того, чтобы просто грохнуть о скалу или бросить в сторону. А упрямое растение не оплело ее побегами и не дало скинуть воздушным порывам, взметнуло над уступом, точно какой-то дикий фонарь. Изнутри склянка заполнилась всякой прелью, но снаружи ее мыли исправно дожди и терли колышущиеся прутья. Подвижный маячок при каком-то угле солнечных лучей мигал зайчиками, подтолкнув Федорина совершить целый рейд.
   Он вскинул автомат, но опомнился, не хватало получить на шум от своих и чужих.
   -- Разбить сволочь на фиг, чтоб больше не светилась!
   Длины прикладов не хватило, под градом камней стекло наконец звонко лопнуло, обнажив принявший ее форму комок лоз с бледными листками. Назад можно было идти с упокоенной совестью и чувством выполненного долга.
   Почти сразу выяснился и обратный курс, за ближним поворотом открылся край седловины. У следующего подъема Федорин позволил дружине сесть, побулькать флягами. В оврагах перепрыгивали ручейки, но тощеватые и мутные для питья, выручил запас на поясных ремнях. И тут донеслось приглушенное расстоянием, но вполне отчетливое "б-бум", а затем "пах-пах-пах" стрелкового оружия.
   Все невольно переглянулись - началось. Взрыв донесся оттуда, где должны были шуршать "богатыри". У Федорина разом все упало внутри от мелькнувшего "влип". Теперь отоварят по полной, "дуплу" быть с пушечный ствол. А то вплоть до увольнения, как повернется... Вскочил первым:
   -- За мной!
   Давно он так не бегал, стегаемый мыслью о последствиях дурацкой вылазки. Откуда взялись силы - в свои тридцать обогнал пацанов, разом перемахивая буреломы и штурмуя крутые склоны на четвереньках, как паук. Свистел ветер в ушах, ветки секли кожу, захлебывающимся дыханием изнутри жгло грудь. Татаканье перестрелки сделалось различимее, перемежаясь редкими хлопками гранат. Парни отстали, Федорин сам чувствовал предел и в марафонском запале не успел что-либо понять, когда из зарослей навстречу резанула очередь, прошуршав чуть выше макушки в листве. Рухнув как подкошенный, успел вскинуть автомат и строчнуть куда-то перед собой. Бойцы попадали выше, на увале, вспыхнул разрозненный огонь. От второго бесприцельного нажатия крючка рожок опустел вмиг и не хотел отстегиваться, трясущиеся пальцы долго рвали за следующим клапан "лифака". Федорин лежал невыгодно, почти открыто. Сделал змеиное движение к дереву, из него пуля тотчас с визгом выщепила лучину. Казалось, били со всех сторон. Ощущая впервые смертный ужас, частью сознания он понимал - если нарвались на крупную группу, опытные "духи" сейчас возьмут их в кольцо и передавят, как цыплят. Жахнул почти в упор подствольник. Теряя соображение, Федорин выскреб из кармашка зеленый кругляш с белым пластиковым взрывателем. Рвал кольцо, пока не вспомнил об усиках, швырнул гранату прямо, сколько хватило руки. Выждав просвист осколков, ступнями назад лихорадочно пополз обратно...
  

----------------------------

  
   Качество оперативной армейской связи оставляло желать много лучшего, тем более в горах. По мере движения спецназа контакт с ним становился все прерывистее, войска ловили обрывки сообщений и передавали их вниз начальству, вообще не слышавшему на своей дороге ничего. "Щит" загнал, видимо, собственного крикуна на какую-то высотку, и тот явственно сообщил: обнаружена база противника (избушка-землянка, как всегда), даже не заминированная. С бое- и другими припасами, а именно консервами отечественного производства и присоленной бараньей ногой. В казане дымилась теплая еще жратва, на столе валялись грязные миски - "чичи" выпасли ситуацию и смотались только-только, верно, не слишком далеко.
   Полкан велел найденное взорвать, собрав документы, бумаги, любую представляющую развединтерес дрянь и немедленно возвращаться. Результат есть, "двухсотые" не нужны. Коммандос стали готовить фейерверк, выдвинувшись частью сил дальше, через пятнадцать минут их связной проорал: ведем бой с душманами неустановленной численности. Находимся там-то, как насчет поддержать? К роте приравнивался отряд или целому батальону, но численно состоял не больше чем из пятидесяти человек. Ситуацию кратко доложили вниз.
   -- Я не понял, какая еще поддержка? - забулькали наушники скрипучим визгом командующего. - Авиацию им вызвать, что ли? Отходить немедленно, а вы отсечете противника огнем, если приблизится к досягаемости! С места не трогаться, ясно?
   "Коренной" майор Паляница, командир первого батальона и старший над прикрывающими спецназ силами, бросил головные телефоны и повернулся к заму по составу:
   -- Тьфу, б... штабная! Передай - первая и вторая роты идут со мной, ты остаешься в бате за главного. Связиста ко мне.
   Зам, пожав плечами, отправился выполнять приказание. Взяв микрофон, Паляница нажал передачу:
   -- "Волна-2", где старший твой?
   Ответил искаженный металлом бас Стекольникова:
   -- Внимательно!
   -- Отряжай нам одну роту, принимаешь здесь общее командование пока.
   -- Давай я схожу!
   -- Не препираться. Горку на сто пятьдесят градусов видишь? Твоих "карандашей" жду там. Пусть выдвигаются самостоятельно, через лощину, я в первом порядке. Все.
   Услышав переговоры, нижняя рация возмущенно захрюкала, но никто ей уже не отвечал.
   Во втором батальоне три штатных тщедушных роты, за отсутствием личного состава и матчасти, свели до летнего пополнения в две. Кого послать из офицеров, раздумывать не приходилось; Стекольников крикнул назначенному в порученцы соколу:
   -- Баранова сюда!
  

-------------------------------

  
   ...Бегство осталось в памяти сплошным огненным кошмаром. Федорин не умел командовать в бою и поначалу забыл вообще о своем долге. Имевшие какой-то опыт бойцы, приученные к руководству, отстреливались вразнобой. Когда он выкрикнул наконец из ложбинки "Назад!" и кто-то услыхал сквозь грохот схватки, была упущена последняя возможность организованного сопротивления. Смешав огонь и поневоле обратя к врагу спины, парни начали по-змеиному выползать из-под кинжальных перекрестий свинца и карабкаться прочь на четвереньках. Кто-то вскакивал, пытаясь бежать согнувшись, тотчас падал и жался в траву под затяжными очередями невидимого врага. Федорин извивался ящерицей на животе, зарываясь в рыхлую землю, скатился в канаву с осыпающимися бортами и пропахал ее до конца, сузившегося в ширину тела. Греб руками и подошвами, стремясь укрыться хоть как-нибудь, ввинтиться червем в проклятую глину. Сверху что-то рухнуло. Он выпустил автомат и забился, пытаясь вытолкнуться на руках, не помня про штык у пояса, резинкой прихваченный за кончик к бедру. Над ухом захрипело:
   -- Тащ старший лейтенант, уходите, это я!
   Дышащий с присвистом Сомов отвалился в сторону и рванул его на спину из утрамбованной норы. Словно очнувшись, Федорин нашарил в лесном соре автомат. Пули секли кору выше, не доставая их в мелком овражке, ставшем на миг укрытием среди смерти и огня. Полусидя, он схватил сержанта за вылинявший брезентовый нагрудник:
   -- Патроны давай, гранаты... Уводи всех, скорей!
   Бухнувшись на колени, Сомов молитвенно припал к земле и стал торопливо вываливать из тканевых ячеек рожки. Магазинов официально полагалось четыре, но каждый таскал их, сколько мог добыть и снести, помимо латунных россыпей в карманах и оставленных при технике вещмешках. Федорин сунул ему опустошенную загулину, сержант автоматически спрятал ее в нагрудник, привыкнув беречь казенное добро. Цепляясь ручкой, бомбочка не хотела лезть из кармашка наружу, пришлось додрать полуоторванный клапан. По сомовской каске цвиркнуло, "замок" ткнулся ничком в скат. Федорин схватил его за плечо:
   -- Жив? Беги - приказываю, слышишь!
   Приподняв шлем с глаз, тот потряс головой и на карачках запрыгал в гору, волоча за ремень автомат. Прищелкнув двойной валетный рожок, перемотанный изолентой, Федорин пополз в другую сторону. Выставив ствол из-за бревна, не глядя начал сыпать короткими выдачами туда, откуда несся грохот и вспыхивали среди зелени пламенные язычки. Сзади над головой прошел веер - кто-то поддержал, отходящие под началом "замка" команда огрызалась прицельнее. Швырнув подальше вперед гранату, Федорин за дымом успел метнуться под громадный вывороченный пень с камнем меж корней и притих.
   Сознание того, что он уже мертв и должен только прикрыть солдат, которых завел на гибель, уняло дрожь и отчасти вернуло мыслям строй. Задача осталась продержаться, дать парням уйти. Выполнить последнее, что способен и должен был сделать. Бежать им оставалось не так много, лишь бы выйти из-под огня, там свои выдвинутся на помощь. Знающие местность "чехи", даже если не разведали пока наличие крупных сил, вряд ли полезут дальше - не с неба ж свалились они, дурачье, где-то должны быть остальные. Сунув гладкую наступательную "лимонку" в карман штанов, Федорин мгновенно приподнялся и кинул ребристую Ф-1 с замахом от плеча. Грохнул взрыв, он пополз в сторону, чтобы отвлечь пальбу на себя.
   Огонь действительно сместился, стоило бахнуть из-за кочки раз-другой. Спуск жал экономно, кончатся патроны, и все. "Духи" метко прижимали к земле, сердце захолодило - обошли, но тут понял, что выше из-за спины бьют туда же, куда он. Остался кто-то из бойцов? Выяснять было некогда, в секунду затишья чуть высунулся из укрытия и поймал быстрый промельк среди деревьев. Выдал навскидку, похоже не зря, различились крики и последовал шквальный всплеск стрельбы. Неподалеку взрыл землю ВОГ, разорвавшись жалящими осколками. Точно плетью хлестнуло левый бок - металл просек форму, достав тело. Остаться б навек лицом в земле, если бы не судорожный автомат там, на склоне. Когда тот захлебнулся, Федорин усилием воли поднял свой и засадил в неприятельскую сторону: что, взяли?
   Разнобой очередей внезапно стал отдаляться. В грунт вонзились рядом два или три заряда подствольника, взметнув щебнистый чернозем и вороха палок. Оглушенный Федорин бросил оружие и распластался на хрящеватом ложе, прикрыв руками беззащитную голову и пытаясь заполнить собой малейшую вмятинку. Чудом его не тронуло, зависла томительная пауза. Придя в себя, он не сразу понял, что вокруг тихо. На всякий случай вновь припав к автоматному ложу, долго пытался уяснить обстановку. Лежал минута за минутой не шевелясь, затаив дыхание. Пискнула наконец птаха и зашуршало в траве, пороховая гарь рассеивалась в душистом лесном настое. Нашарив пальцами камешек, без отрыва локтя метнул в сторону, подальше от себя. Зелень вокруг молчала. Еще не веря в спасение, чужим голосом помнач РИО окликнул:
   -- Эй, есть кто?

---------------------------------

  
   Быстро собрав людей и поставив задачу, Паляница бегом двинулся наискось по склону прямо к следующей вершинке, чтобы не повторять маршрут "роботов-убийц". Сектор перед глазами, а могли уже ждать коварные "сюрпризы" партизанской войны, да и сократить время не было лишним. Заросшей тропкой скатились к лысому подъему, по верхнему обрезу увенчанному скальными выходами. Связист с переменным успехом пытался докричаться спецназа, который шел где-то навстречу, отбиваясь от кусавших с боков "контрас". Начал обрисовываться расклад: у партизанской избушки "витязи" разделились, и пока группа с сапером взрывала ее, другая часть углубилась в лес и наткнулась на "чич". Мужчины пытались дать бой и даже погнать врага, едва ли превосходившего силой, но уже на старте оказались в невыгодном положении. Перекрестный огонь вспыхнул разом, точно их появления в низине ждали на высотах кругом. Сразу появились раненые, по счастью не тяжело, и группа начала отход, вызывая замешкавшихся у схрона. Те попали в свою очередь под мелкий обстрел, но не стали ввязываться и двинулись своим путем, стараясь координироваться с товарищами по ходу. "Герильерос" использовали превосходство хозяев, скакали по верхам, как бесы, встречая залпами в неожиданных местах и принуждая идти то заваленным глыбами ручьем, то крутыми оврагами. Оказались числом они больше, чем могла вместить темная полуземлянка, или мобильнее спецов, но самое худшее - видимо, прослушивали связь.
   Одолев штурмом ближний горб, комбат повел войска в максимальном темпе под углом к следующей гриве, чтобы траверсом взойти на нее и кучным огнем поддержать отряд. Баранова с подчиненными оставил на полпути по краю зеленки, обеспечивать тыл. Подвигов майор не жаждал, выполнить задачу и грести отсюда с минимальными потерями, лучше вовсе без них. С одним стрелковым оружием и парой гранатометов в войну не играют. Кто только выдумал это шоу, уже ставшее в малую пока кровь...
   Прапорщик Шалеев нервничал у федоринского бэтэра, когда началась суета выступления. В любую минуту Стекольников мог затребовать командира, что тогда говорить - до кустов отлучился? Это не прикрыть офицерскую пьянку или самоезд за водкой в село. Обратился снова к бойцу:
   -- Так куда они пошли?
   -- Туда, - махнул воин граблей.
   -- Зачем?
   -- Проверыть. Снайпыра засекли, чи што...
   -- Какой снайпер может там быть, как бы его увидели... черт возьми? - крепких слов Шалев не употреблял, принципиально, что ли.
   -- А я шо, тащ прапоршык... - в полку было много российских южан. Малый из прикубанской станицы чистосердечно жал плечами, по справедливости не видя за собой никакой вины.
  

-------------------------------------

  
   Солдат трясся, лежа на подвернутой ноге.
   -- Чего не ушел?
   Парень молчал. С бледного под грязью лица тек пот, кругом валялись стрелянные гильзы. Федорин поднял брошенный автомат, отщелкнул магазин - пуст. В руке бедолага сжимал гранату, к счастью, с невыдернутой чекой.
   -- Размораживайся, пока вроде живы. Цел?
   На измаранной, как и собственная, форме не сразу заметил ниже левого колена пятно. От прикосновения боец дернулся.
   -- Встать можешь? Идти?
   Глядя на ротного бессмысленными глазами, несчастный хлопец словно проглотил язык. С натугой Федорин разорвал тупым штыком прочную ткань; рана оказалась сквозной, а задела что или нет, как узнаешь. Почему его бросили? Небось бежал последним, ткнуло сзади, и все. Переждав, когда чуть успокоились трясущиеся руки, всадил иглу пластиковой ампулы из своей аптечки. Первогодок если не сам истратит промедол на кайф, то отберут старшие, у стрелков в шприцах обычно плескалась вода. Достав из нарукавного кармана солдата, где все носили перевязку, индивидуальный пакет с ватной подушечкой, замотал ему голень как мог. Марля быстро начала промокать. Ноги самого не держали, кое-как нашел две ровных ветки. Прикрутил собственным бинтом к нижней части конечности на манер шины, вдруг тронуло кость. Боец морщился, но не издал звук.
   Следовало перетянуть где-то артерию и даже сунуть под жгут записку со временем. Вот оно, отсутствие военно-полевых навыков... Размотав с чужого приклада резиновую ленту, потемневшую и растрескавшуюся от солнца, остановился в нерешительности. Как-то на выезде баловавшиеся раздолбаи прострелили одному дурню плечо. Инструктора с ними не оказалось, оголив страдальца до пояса, дружно пытались зажать ему "веняки?". Кровь брызнула таким фонтаном, что содрали все к лешему и помчали на бэтэре в часть. Оформили как выстрел снайпера, пострадавший даже съездил в отпуск. А затянешь при ране что-то без умения, и конец. Но спрашивать было не у кого, поэтому наложил медснасть, как получилось. Хуже вроде не стало. Глянул на часы: половина первого. Надо ж, шли. И времени прошло не так много.
   -- Поднимайся, на себе не потащу. Идти нужно, доходит? Ну что ты как оглоблей получил...
   Затравленно таращась, тот не отвечал. Терпение Федорина начало истощаться:
   -- В плен хочешь или сдохнуть тут, если не подберут? Хрен знает, что там сейчас, как про все доложат. Меня точно в павшие занесли, а ты без вести пропавшим будешь. Радости дома... Вставай, ну!
   Подыскав дрючок с развилкой на манер костыля, он повесил на себя автоматы и собрал расстрелянные рожки, мало ли что. Взяв салагу под мышки, с трудом поставил на ноги, тот выворачивался и стонал. Обозлясь, Федорин крепко тряхнул его:
   -- Да оживай, елы, а то как звездану сейчас!..
   Парень вдруг заплакал, одергиваясь сзади рукой. Ниже бронежилета измазанные штаны расплывались темно-влажным.
   -- Что, и сюда тоже? - Тот помотал головой, и Федорин понял. - Трам-татам, я уж думал!.. Брось, не до этого. Хотя подожди малость, я сейчас...
   С неодолимой ясностью он вдруг почувствовалось, что может повторить конфуз...
  

----------------------------

  
   Первыми на барановцев вышли спецы основной группы, прекратившие незадолго перед тем связь. Осколок ли пробил их главную радиостанцию, выданный на время операции штатный "гроб", село питание или старый агрегат не выдержал болтанки, только карманные их устройства работали на другой волне. Естественно, побратимов едва не встретили огнем. Рейнджеры отходили молодцами, сказывались подготовка и спаянность. Двух задетых тащили на брезентовых носилках, заднего больше для скорости, с касательно чиркнутым бедром. "Царапины" остальных ранами не считались. Из заметных трофеев, прихваченных в логове, наличествовали сломанная видеокамера и двухкассетный магнитофон. Левое оружие и другие погремушки в богатом оснащении заметно не выделялись. С Паляницей они не пересеклись, тот вышел в район схватки левее и завязал перестрелку с тут же обнаружившими его басмачами, в результате оттянувшимися от спецназа. Понимая обстановку, противник вряд ли развернул бы масштабное сражение, и все же где-то за хребтом сейчас шел бой. Баранов взялся за рацию, однако комбат, видимо, ее не слышал. Выходила сплошная ерунда: теперь следовало помочь войскам, ушедшим на выручку отряду. Правда, гладко все бывает только на штабных планах.
   "Универсальные солдаты" готовы были повернуть вспять, сдав раненых, пополнив огневой запас и разжившись дальней связью. Но Баранов предложил сменить его на позиции. Условившись, что как только появится вторая группа, братва формирует кулак и по мере сил обеспечит армейцам выход. Сориентировавшись по переданной ему карте, он тут же двинулся вперед.
   Перемахнув облесенную гриву, вскоре услышали первые выстрелы из лощины. Помчались быстрее, выйдя из радиотени и перекрикиваясь напрямую с товарищами - оказалось, те шли навстречу. На бегу толком не удавалось разобрать, но связист при ротном понял: кто-то ранен. За взгорком попались несколько человек под командованием взмыленного сверхсрочника в порванном хэбэ. Трое срочников волокли по самой земле майора Паляницу на распяленном бронежилете, поддерживая за ноги. Крови на сбитой вверх форме почти не было, лишь серое лицо с опавшими веками говорило о тяжести состояния.
   -- Куда его? - Баранов схватил безжизненную кисть комбата.
   -- В живот, грудь. Нога тоже... - "сверчок", руководивший импровизированными санитарами, смотрел побито. Утерев пот с лица, залепленного древесной трухой, грязью и паутиной, хрипло отхаркнул в сторону.
   -- С остальными что? Где со связью, почему отвечаете через раз?
   -- Не знаю, там все, - капрал показал автоматом в направлении, откуда неслась частая пальба.
   -- Ладно, несите быстрей. Меняйтесь чаще, только не останавливаться. Там спецы, на бэтэр сразу и вниз. Готовой отвечаешь, пошел!
   Заворачивая и сбивая в кучу встречных бойцов, отрывочно выяснил: Паляница разделил своих, чтобы зайти "чехам" в тыл, охватить и при взаимодействии с отрядом шугнуть как можно дальше. Но первая рота с комбатом встретила "духов" раньше, чем планировалось. Те бегали кругом, маневрируя в зависимости от перехватов федеральной связи. Радиообмен был прекращен. Внезапно открытый с гребня на короткой дистанции огонь срезал Паляницу, бежавшего впереди. Командир первой роты, молодой лейтенант, приказал спасать комбата и занял оборону с неполным взводом.
   Вторая группа удачно вышла в намеченный район и прижала неприятеля, но тут же подверглась обстрелу с тыла - верно, той его частью, что раньше молотилась с "терминаторами". Противник обнаружил немалую мощь и умение воевать, в горной местности партизаны могут побеждать регулярную армию. Спецназ молчал в ответ на вызовы, положение осложнялось неясностью: выбрался он и нужно думать о себе, или отстреливается и вот-вот может возникнуть рядом. Барахлящая дезорганизованная связь, проклятие всей кампании, не давала согласовывать действия.
   Вмешательство барановской группы решило наконец исход дела.
  

-----------------------------

  
   Различая далекую стрельбу, ковыляли своей дорогой, в представлении Федорина - к заветному плато с броней. Маршрут получался так себе, боец не мог одолевать склоны, двинулись низинами по-над ручьем, где хватало глыб и бурелома. Старшего в двойке теперь больше заботило, как оправдываться по возвращении. Вляпался крепко: самоволка, хоть и в сторону противника. По его вине ранен солдат, дай Бог один. Это шишкам за тысячные потери очередные чины с крестами дают. Задела мысль, что не дойти лично ему, пожалуй, оказалось бы проще. Что за война и служба такая, если собственное начальстве хуже врага... Правда, вина серьезная, но и наказан уже по самые гланды; а парень за что? Гадостность положения была неимоверной.
   Пацан ступал тяжело, поджав раненую конечность и прыгая на здоровой, вскоре сломал подпорку и рухнул, здорово ударившись. Трудно выталкивая слова, попросил ослабить жгут - ниже перевязи все занемело, а кровь сочилась все равно. Матерясь, Федорин размотал резину и упихал в боковой карман. Брючным ремнем хлопца чуть перетянул голень у колена, но когда тот встал, штаны свалились до земли. Форма, как всегда, была размера на три больше нужного. Вернув брезентовую полоску на место, отстегнул собственные подтяжки. Снял с раненого всю лишнюю сбрую, которой пришлось грузиться самому, нашел ему под левую руку дрын и сунул в правую автомат, стволом вниз:
   -- Хромай так, а то к вечеру не доберемся.
   Сам Федорин надеялся, что их уже выдвинулись искать, и опасался разминуться со спасителями в зеленке. Тандем их силы не представлял и в случае нового столкновения был бы уничтожен. Путь старался выбирать параллельный тому, каким приперлись, во избежание очередных неожиданностей. Выходило очень приблизительно, паскудство и началось как раз тем, что заблудились. Но лучшего в голову все равно не шло.
   Кепи где-то потерял, напялил чужую каску. Броник наливался тяжестью с каждым шагом, приходилось тащиться сзади раненого, в трудных местах подставляя ему плечо. От штанов бредущего впереди пованивало, спустились к воде обмыться. Федорин отошел, чтобы не смущать. Вблизи самая праведная война - грязь, кровь да вот это, не говоря уж дурацкая, как все державные начинания последних лет. Раздевшись до пояса, чуть поплескался сам, осколочные порезы саднил пот и терла одежда.
   Косогор, спрямлявший путь, воин не осилил, поплелись дальше в обход холма. За скальным выступом борта раздались в стороны, открылась настоящая пойма, заросшая сочной травой. К руслу выходили три распадка с собственными водотоками, почва зачавкала под ногами. Следовало лезть вверх, либо их просто не найдут, и так отклонились уже дальше возможного.
   -- Слышь, потерпи: надо подняться. А там сядем и будем ждать. Должны нас уже искать, не могут просто так взять и бросить...

----------------------------------

  
   Забрав вправо для обхода противника, Баранов попал на вторую роту первого бата, пробивавшуюся к основным силам. О командовании спорить не пришлось, измазанный прапорщик из вчерашних срочников, и. о. взводного, готов был к любым твердым распоряжениям. Махнув рукой на связь, помогавшую больше "чичам", скучили огонь, израсходовали почти все гранаты, но ударно и без потерь одолели стоявшую на пути высоту. С нее оказались уже в прямой видимости полуокруженных товарищей. Душманы палили ожесточенно и не без толку, но сдали назад.
   К остатку первой роты прорвались вовремя, ей приходилось туго. На командира, прикрывавшего с горсткой бойцов основную группу, страшно было глянуть. Близкий взрыв как лезвиями располосовал ему шмотье и обтяжку бронежилета, сорвал с головы каску, посек руки и лицо. Кровь из многочисленных порезов заливала глаза и рот, оглушенный контузией, он смахивал красные сгустки с бровей и пытался что-то кричать, встряхивая головой. Баранов заставил его первым идти в тыл, развернул подкрепление и скомандовал общий отход, приняв раненых в середину. Товарищи разобрали их на спины и под руки.
   Фактическое безвластие, в котором отряд спецуры подчинялся сам себе, а Паляница плюнул на временное командование, обернулось наконец к пользе. Как только отряженные солдаты дотащили майора до лужка, где залегли рейнджеры, те в свою очередь выступили на помощь. В чехарде взаимовыручек Баранов при поддержке спецдядек даже перешел в короткое наступление. Правнуков Шамиля удалось отогнать за ближний хребтик, где они наконец отстали. Успех не стали развивать, хватит на сегодня. Шарахнув в сторону непрятеля гранатометный залп, поспешили назад, к заждавшейся технике.
   На основной позиции Стекольников тем временем запросил к рации комроты-2. Прапорщицкое "на связи!" его не удовлетворило:
   -- "Двести пятнадцатый" где?
   Это был позывной Федорина.
   -- Я за него.
   -- Тебя спрашивают: где он?
   Наушники помолчали.
   -- Вызвали куда-то... Участвует в операции.
   -- Кто приказал?
   -- Не могу знать.
   -- Связь с ним имеешь?
   -- Никак нет.
   Обругавшись, подполковник затребовал:
   -- Ищи где хочешь, разворачивай две "коробки" и держи наготове - наши с "трехсотыми" идут.
   Честя всех подряд, Стекольников продул беломорину, обмял пальцами гильзу и сунул в рот. Огниво затерялось где-то под сбруей, связист услужливо протянул свое. Пустив едкий дым, батальонный подытожил:
   -- Вечный дурдом! Командиров до бениной матери, одни командиры вокруг, а бардак что двадцать лет назад, что... Хотя такого все ж не было!
  

-------------------------------

  
   От движения помочи ослабли и распустились, пришлось их заново перевязать. При ходьбе кровь текла из раны постоянно, бинт и штанина промокли насквозь, в ботинке бойца похлюпывало. Федорин разорвал второй индпакет, нашедшийся у парня, обмотал ногу поверх старой марли и глянул на часы. Стекло подернулось трещинами, исчезли циферки на кварцевом табло - где-то ударил. Остыв немного, почувствовали голод. Хлебнули в очередь из фляги, наполненной по дороге внизу.
   -- Тебя как зовут?
   -- Рядовой Воронов.
   -- А по имени?
   -- Саня. Александр.
   -- Попали мы с тобой, Александр... Ладно, прорвемся. Откуда сам?
   Они сидели, привалившись ноющими спинами к деревьям.
   -- Из Тверской.
   -- Сколько выслуги?
   -- Полгода. Может, день за два будет. Тогда к Новому году домой...
   -- Вернемся - госпиталь обеспечен, в Махачкале здорово, говорят. А то и в Ростов отвезут, цивильный город. Отдохнешь, потом отпуск в кармане, считай. Дырка у тебя пустяковая, срастется в три дня. Зато медаль какую-нибудь получишь, сейчас всем раненых вроде дают. Где вот только наши запропастились?
   Обе свои ракеты, красную и зеленую, Федорин уже выпустил безответно. Во времени он как-то запутался, оно словно разорвалось на до и после схватки, но солнце явно перевалило на закат.
   -- Надо идти, Александр. Что-то не так, хотя Бог его знает...
   Стрелять вверх не хотелось, дважды чудо сомнительно. Противник любой численности означал для них конец. Ремень на вороновском автомате отпустил так, чтобы хлопец сунул в него левый ботинок, не касаясь стопой земли. После чего вновь обнялись и захромали вниз.

---------------------

  
   Когда арьергард прикрытия достиг зоны контроля главных сил, начались вновь беспорядок и суета, из самых лучших побуждений. Для перевозки раненых изготовили машины, отправив часть личного состава вниз пешком, санитаров с носилками и перевязочным материалом выслали навстречу под охраной целого взводов. Майора с подстреленными "витязями" и двух мотострелков, получивших осколочные ранения, увезли первыми. Стихший полкан велел связной передвижке лететь вперед с небольшим конвоем и хоть самостоятельно, хоть через промежуточные станции запросить вертолет.
   Баранов последовательно задержался на собственной недавней позиции, затем на взгорке, уже в виду бэтэров, чтобы пересчитать народ и собрать отставших. Разные бывает в подобных ситуациях. Однако торопили все - нижнее, оно же верховное начальство, Стекольников, "щиты", полагавшие свою задачу выполненной. Сверить наличие людей толком не получалось. Кто-то убыл с ранеными, другие скатывались по склону напрямик, в ходе сегодняшних маневров подразделения частью перемешались. Спецы вначале искали собственную отставшую группу, подрывавшую схрон, требовали развернуть войска для прочесывания и хватались за стволы. Потом выяснилось, что те давно внизу и успели даже поесть. Мордатый старший лейтенант, метра в два высотой и возрастом под генерала (поздно надел звездочки, видать), ухитрился кружным путем вывести своих бугров прямо на командный пункт, где поджидал вверенные силы нервничавший полковник. Найдя друг друга, терминаторы заспешили больше всех. Они почему-то не имели собственного транспорта и предвидели ночь на перекладных. Стекольников тоже подгонял:
   -- Быстрее, быстрее! Сосчитали людей? Ладно, там проверимся, по машинам!
   Сгреблись в конце концов, как есть, облепили технику и вереницей потянулись вниз. Шествие торжественно замыкал, развернув назад башню, единственный дряхлый танк. Он так и не был задействован, без приказа командир экипажа не имел права открыть огонь. Да и куда палить, не имея точного целеуказания, когда свои весь день куролесили вперемешку с "чехами". Увешанный брикетами взрывчатки, которая детонацией отбрасывает попавшие заряды, он казался покрытой наростами черепахой-мастодонтом. Вкупе с ним утратившая стройность колонна напоминала какой-то табор цыган войны.
   Уже на пути следования батальонов из привершинной рощи неожиданно выбежала группка в защитной форме. Одного, виснущего мешком, тащили под локти. Их могли не приметить, но хлопцы пустили вверх пару очередей, заставив народ в хвосте пригнуться и вскинуть оружие. Крайняя машина притормозила и, дождавшись замешкавшихся, дала газ.
   Шалееву в сумятице так и не удалось отыскать ротного. На спуске, когда остановились из-за буксовавшего грузовика, к нему запрыгнул ранее отряженный для поисков хлопец. Сквозь рев двигателя он прокричал, что видел в хвосте замка? первого взвода Сомова, с которым старший лейтенант куда-то уходил. Прапорщик несколько успокоился - верно, и тот где-нибудь среди бойцов, залетчик. Офицеры хреновы, трясся он на броне со злостью, без году неделя, а ворочу, что хочу. Наберут в армию от пивного ларя, служи потом с ними ...
  

--------------------

  
   Федорин думал уже не о том, что шахиды могут настигнуть их в любой момент, гнело другое. Окапываться, стоять насмерть или гнать врага до снежных вершин здесь никто не собирался. Представление изначально намечалось показательным, ровно на один день. И если побывавший нынче в бою сводный полк - не полк ждет их сейчас, вытянувшись в походную колонну, а пара рот брошена на поиск, выходило скверно. Но где же они, товарищи по оружию? Воин Красной Армии, спаси!
   Раненый выдохся скакать по бесконечным спускам, подъемчикам, и не в силах был уже лезть на гриву, чтобы затем топать ве?рхом. А командир его к тому же не узнавал мест, хотя молчал об этом. Высокие пики скалистого передового хребта, по которым можно было как-то определять местоположение, не просматривались из распадков. Окрестные носы и пирамиды, затянутые лесом на пологих северных склонах и голые с юга, повсюду выглядели незнакомо-однообразно. Подступала тревога - как бы не... Бросали на произвол судьбы и верную смерть целые армейские части, ОМОНы, СОБРы. Злосчастных два человека в счет могли не идти, тем более живых или...
   Поразмыслив, Федорин решил идти вниз по ручьям. Сливаясь, они должны были привести к потоку, бурлившему в долине, откуда вся сегодняшняя эпопея началась. Собственно, другого выхода и не оставалось.
  

-----------------------------

  
   -- ...Как - нету?
   Шалеев молчал. Колонна строилась на шоссе, люди в форме бегали от машины к машине, моторы урчали на малых оборотах. Заглохнет кто-то, особенно в голове - горе всем.
   -- В душу его мать, я спрашиваю - как?
   Сомов честно рассказал о случившемся, но выкладывать командованию сразу всю правду прапорщик не стал. Ротный двинулся по чьему-то приказу в район боевых действий, не ставя его в известность лично. Со слов вернувшихся, группа попала в засаду, и старший остался прикрыть с одним бойцом. Обоих их скорее всего уже не было на свете, или попали в плен, что в общем равнозначно. А как дело повернется, еще следовало посмотреть.
   -- Где это случилось? - голос у Стекольникова сел.
   -- Правее заварухи спецназовцев, как парни говорят. Не по карте ведь двигались...
   Кому она нужна, правда - лишняя морока всем, прапорщику в первую очередь. Докладывать, отчитываться, писать, а затем его же выдолбят по самые гланды, что да как, почему допустил. Выберется старлей - пусть сам отплевывается, в одиночку сподручнее. Если случилось худшее, война не без этого, все спишет. Пал смертью храбрых лучше сгинувшего по глупости. Его же в сложившейся ситуации задергают, верно, один ляд: куда смотрел ты, настоящий солдат, которому доверили этого анархиста?..
  

----------------------------

  
   Больше Воронов идти не мог.
   -- Саня, посиди тут, а я сбегаю на ту горку. Может, наши уже рядом где.
   Глаза раненого налились мольбой:
   -- Тарищ старший лейтенант, не бросайте меня!..
   -- Что говоришь-то? Просто мы как иголка в сене, до утра ведь тоже искать не смогут. И каюк нам. Сообразил?
   Подозрения на самом деле переходили в уверенность - похоже, их впрямь потеряли со всеми вытекающими. Но озвучить приговор ротный не спешил. Хлопец уцепился за обмундирование:
   -- Товарищ стар... пожалуйста! Я взорву себя, я ...
   В глазах стояли слезы. Отчасти он был прав, и без шкурных намерений плутануть здесь - два плевка. Навык ориентирования Федорин уже доказал. Потерять место, где оставил пацана, и аукать потом вокруг, зазывая на себя "духов"? Может, они и так шастают поблизости, за следующим поворотом резанут огнем, как тогда... От воспоминаний занехорошело.
   -- Накроемся мы с тобой тут оба, Воронов. Медным тазом. Какого ты вообще не ушел со всеми, подставился этим козлам?
   Злость все-таки прорвалась, боец понял и выпустил полу куртки. Если б не он, командир давно, может быть, мчался на бэтэре среди своих, а отлучку и не заметили... Хотя что там, парень сам вряд ли помнил, как удар в икру сбил с ног. Орал убегавшим, а те не слышали за страхом и шумом боя, не хотели слышать...
   -- Военник у тебя с собой? С кульком?
   -- Да.
   Солдаты заматывали документ в полиэтиленки, чтобы меньше размывал пот и дожди.
   -- Давай ксивы в берцы пихать, на случай, если нас потом обнаружат. Может, "чехи" не польстятся на рвань. А номерки - в другой говнодав, под стельку. Не глотать же их.
   Мог он представить, что так буднично придется готовится к смерти. Воронову тоже доводилось впервые, хотя по сроку должен был участвовать в зимних боях. Правда, там иное дело; да что теперь. Документы и личные номера моджахеды старались забирать как доказательства подвигов, совали в объективы телекамер, получали от главарей бакшиш. Неопознанные трупы федералы свозили потом в железнодорожные рефрижераторы под Грозный и в другие места. Им же валяться где-нибудь тут до истлевания, шинкованными кинжалами или раздербаненными в куски "эфкой", чтобы не попасть в плен. Домашним будет суждена мучительная долгая неизвестность...
   Пособил Воронову с обуванием больной ноги:
   -- Не хочешь оставаться - идем.

-------------------------------

  
   -- Товарищ полковник, во втором батальоне отсутствуют исполняющий обязанности командира роты старший лейтенант Федорин и один рядовой.
   -- Что значит - отсутствуют? Куда делись?
   -- Неизвестно. Предположительно не вышли из района боя.
   -- Предположительно-о... - раздражение командира сквозило в каждом слове. - Выяснили хоть что-нибудь? Кто видел их последним?
   -- Бойцы его группы. Прикрыл отход, когда попали в окружение.
   Стекольников был сам ошарашен случившимся. Как Федорин оказался в пекле, если надлежало бдительно торчать на указанном рубеже, докапываться не стал. Всякое случается в армейской неразберихе, а узна?ешь слишком много - ты же после отвечай, почему своевременно не доложил, не принял меры. Разговор с начальством шел практически с глазу на глаз. Представитель штаба оперативной зоны отбыл с первыми ранеными, чтоб успеть в вертак и скорее попасть домой.
   -- Искали?
   -- Не успели. Только выяснилось, что их нет.
   Полкан напряженно размышлял, барабаня ногтем по клапану здоровой полевой сумки, выдававшейся генералитету. Наконец решил:
   -- У нас нет времени. Разберемся после, сейчас по машинам!
   -- Товарищ полковник!..
   Аспидные глаза на дрябловатом, нездорово смуглом лице впились в Стекольникова.
   -- Приказ не ясен? Хотите новых потерь или месяц здесь ошиваться? Ваши подчиненные - ваш недосмотр, а за партизанщину всем ответить придется. Это я твердо обещаю!
   Временный комбат ничьих грехов расхлебывать не собирался, но промолчал.
   -- Майор, как его, который самовольно двинул личный состав и помешал выполнять задачи спецназу - известно вам, что он скончался по дороге? С другими, ранеными по его вине, тоже пока неизвестно что. Теперь еще отсутствующие выискались. Понимаете хоть, какое будет разбирательство? Сегодняшних бесчинств я так не оставлю, разбойничья шайка вместо армии! Если отказываетесь подчиняться, вы отстранены. Вопросы есть? Тогда идите командуйте!
   Развернувшись без "есть", Стекольников зашагал вдоль колонны к своим войскам.
  

------------------------------

   Сообразив, что видит желанную седловину, просто с другого бока, Федорин ощутил величайшее облегчение. Натруженные колени при этом не выдержали, и он размашисто припал на них. Дошли! Вскочил, скинув тяжелую амуницию рядом с каликой Вороновым, и побежал на вершину бугра, словно взбодренный живительным эликсиром. Запал на подъеме быстро иссяк, дальше карабкался носом в землю, опираясь на автомат и хватаясь за стволы с корешками. Холм оказался высоким, за уступом террасы вместо неба открылся постепенно крутеющий склон. Обогнув прискалок, Федорин влез на него с пологой стороны и попытался высмотреть - что там, на заветной гряде. Сейчас бы тот бинокль!.. Плюнул, дал очередь и замер, выжидая ответ.
   Расстреляв остаток рожка и наоравшись до хрипоты, он сел на камень, ткнув в землю ствол. Не услышать вряд ли могли, позиция мотострелков находилась в прямой видимости, даже если оттуда простым глазом он и не виден. Значит?.. Собравшись с духом, поднялся - жизнь их, похоже, находилась целиком в собственных руках. Ногах, точнее. Вниз бежал слаломистскими зигзагами, чтобы не полететь кубарем. Несколько раз все-таки упал. Воронова пришлось докрикиваться, он забился под корягу и боялся отвечать, уже плохо соображая. А географ Федорин опять промахнулся, на сей раз с точностью спуска. Будь они прокляты, эти горы! Даст Господь выбраться - на картинках не станет глядеть...
   Хлопец молча кое-как встал, обнял шею и запрыгал рядом тяжелым увечным кузнечиком, дергая ротного при каждом броске. Спустились вновь к ручью, который стал полноводнее и шире руслом. Через шаг громоздились обточенные течением валуны, рухнувшие стволы и притащенный в дожди бурелом образовывали целые засеки-плотины. Стопы проваливались между скользких камней, грозя ежеминутно хрустнуть. Где случалось ровнее, хлюпали по воде, отпечатывая следы на редких песчаных отмелях. Крупные завалы обходили, выбираясь на берег к заросшей пойме. Наконец оба рухнули без сил.
   -- Скину я эту броню, - решил наконец Федорин, - не дороже головы. Будем живы - разберемся. Если нет, что тогда...
   Вороновский панцирь, каску и пустые рожки сунул в яму, под корни вывороченного бука, завалил суглинком и травой с палыми листьями. Для порядка попытался запомнить место и даже выбил заметку на бревне штыком. С какой попытки удалось бы продырявить им врага? Даже новенькие, в смазке клинки неизменно оказывались тупее консервных ножей для патронных цинков. Пошли чуть быстрее, но скоро выдохлись опять - боец постанывал, норовил запасть в обморок и вис грузом, еле-еле волоча простреленную конечность. Рана была серьезнее, чем казалось, либо много вытекло крови, но и воин геракловым здоровьем явно не отличался. Выбравшись в лощину пошире, где уже целая речушка петляла меж зеленых бортов, плюхнулись мешками средь высокого остролиста. Отдыхивались долго, не замечая атакующих комаров и слепней.
   Действие вколотого средства заканчивалось, раненого жгла боль. Страдальчески морщась, он вдруг зачастил:
   -- Товарищ старший лейтенант, оставьте меня пожалуйста, больше не могу. Оба из-за меня погибнем, идите, я вас очень прошу, дайте только гранату, возьмите билет, домой сообщите потом...
   И суетливо тянулся к берцу.
   Прижав трясущуюся кисть парня, Федорин закрыл глаза. Ныли ступни, растертые мокрой обувью, и непривыкшие к подобным бегам мышцы ног. Тени удлинились, солнце почти касалось изломанного хребта, снежные зубцы которого грозно рисовались в синеве. Было странно вспомнить, как утром выезжали с базы, думать не думая о чем-либо скверном. Судьба, хоть и сам виноват, нечистый дернул. Повезет спастись - все будет иначе, новая жизнь, ценить каждый миг... Лишь при встряске начинаешь что-то понимать. Дойти бы только - куда теперь?..
   Кое-как перевалили ближний скат и снова поплелись в обход, над речкой по открытому месту, сдвоенная малоподвижная мишень с любой окрестной возвышенности. От них теперь зависело разве что не сдаться в последнем. Брести вперед, к долине, где размещался командный пункт. Верилось в спасение все меньше, но ковыляли через силу, подгоняемые федоринским уверением, что если до темна вылезти на дорогу, там обязательно будет кто-нибудь ждать. Правда, даже навскидку маршрут вел южнее нужной им точки, выше по течению главной водной артерии района. Но вдруг ищут или оставили с бронетехникой взвод-другой...
   Взрезанные протокой отроги сблизились, тащиться опять пришлось в теснине, руслом. Выбирали, где удастся, галечные бичевники с косами буро-серых наносов, чаще тяжко спотыкались о булыжник. Ступни до бесчувствия замерзли в ледяной воде, измочаленные документы вытащили из ботинок обратно, вдруг еще понадобятся. Начинало смеркаться. Когда за поворотом каньона раскрылось вдруг заветное ущелье, Федорин не сразу это понял, затем припустил как мог вперед, едва сдерживаясь от пинков солдату. Грунтовка оказалась пуста, но и место выглядело незнакомым. Хотя опознал бы он опушку под деревьями, где завтракал со вкусом полкан? Разве на месте, по мусору и следам колес.
   Уложив Воронова при обочине, изо всех оставшихся сил помчался к выступу, который огибало полотно. Ноги легче несли под уклон, даром что сам уже хромал; пролетев мыс, еле затормозил, готовый орать: "Вот мы!" Участок показался тот самый, вон пологий склон с восходящей прорезью старой колеи. Помнилась даже лента травы меж наезженных старых проплешин, а здесь БТРы начинали разворот на подъем. Дорога просматривалась до полукилометра, и даже о?блачка выхлопной гари не клубилось над ней. Тишину нарушало лишь прерывистое федоринское дыхание да бурчанье реки на камнях. Все.
  

-----------------------

  
   Мотание между требовавшим доклада полковником и командиром спецназа, хотевшим данных о совокупном уроне врага, Стекольниковым, растрепанным первым батом, который фактически вывел из-под огня, и собственной ротой умаяли Баранова хуже боя. Не закончив подсчет людей, переложил его на сержантов и еле успел прыгнуть на свой бэтээр, изрыгавший смрадный дым.
   Шли без остановки, успев только справить нужду да вспороть по консервине, пока в назначенном пункте разделялись с "витязями" и командованием. Срок его полномочий к взаимному облегчению истек. Темнота быстро сгущалась. Дожевывая на ходу, позабирались внутрь гремучих коробок, сколько хватило места, и дремали вповалку без различия званий и чинов. Под руководством Стекольникова прибыли в полк уже за полночь.
   Спешно занялись последними делами - ставить технику, проверять оружие и личный состав. Народ поротно гнали в столовую, где с ужина ждали застывшая каша и сонный наряд. Разогрели быстро даже остатки дневного супа, но уставшая пехота рубало вяло, норовя ткнуться в миску лбом. Лишь тут Баранов узнал, что пропал его товарищ с одним из солдат. Впилились куда-то и попали под обстрел, "замок" вывел основную группу, а тех двоих больше не видели. Официально пока не объявлялось, каждый думал, что всем уже известно. В подавленной атмосфере конца этих суток известие достигло его последним.
   Капитан бросился искать Стекольникова, оказавшегося у полкового начальства. Оно уже почивало, но Кузовлёв приказал будить его, как только выделенные силы прибудут назад. Временный батальонный настоял также на подъеме и. о. комполка. В штабе буднично пованивало испражнениями, краской и хлором, который дневальных заставляли использовать при мытье полов. Подпол с набрякшими мутными буркалами от рапорта в восторг не пришел:
   -- Да, натворили за один день, разгребать кому теперь? Сейчас за потери бьют, между прочим. Завтра свяжусь с дивизией, а начштаба пусть думает, что делать.
   Формальное самовольство Паляницы, бросившего войска в роковую для него схватку, Стекольников по возможности обошел. Иных сведений до командования пока вроде не дошло. Решения принимал не он, пусть разбираются в своей части хоть до ноябрьского парада, если при такой организации службы будет с кем. Упор делал на безвестном отсутствие офицера с бойцом, волей обстоятельств брошенных живыми или мертвыми в чужих горах. Однако "папу" их судьба явно не волновала. Личной ответственности он тут не нес, а войны без потерь не бывает.
   -- Товарищ полковник, - равный по званию глава кафедры завысил ранг начальника, как сержант, - разрешите утром вернуться туда с батальоном для поисков. Местность уже знакомая, район невелик. Прочешем за полдня, а если подтянуть вертолетчиков...
   -- Что вы несете, - хмуро перебил тот, - какой батальон? Первый день здесь? Вы по карте прикиньте этот район и количество требуемых сил, товарищ преподаватель или кто вы там. Затевать целую операцию из-за двух человек, с которыми неизвестно что случилось - кто нам позволит? С таким вопросом я даже выходить на командование не стану, а про самодеятельность забудьте раз и навсегда.
   Видимо, какие-то сведения о бурных событиях минувшего дня дальше нужного все-таки успели просочиться.
   -- Мы с начштабом попробуем что-нибудь сделать, но... Следовало на месте решать, а теперь в чем-то я виноват, что ли? Да, раз командовали там, побеспокойтесь об оформлении наградных документов. Вместе с политчастью. Погибшему майору, капитану, что вывел людей, из раненых кому-нибудь. Лучше офицеру. Я подпишу.
   Подполковник встал, обозначая конец разговора. Давя неприязнь, Стекольников взял просительную интонацию:
   -- Разрешите хотя бы завтра...
   -- Нет. Завтра, то есть уже сегодня - сопровождение и прочее по распорядку. На полк возложены задачи, которые никто не отменял. И у вас есть прямые обязанности, между прочим..
   Не дослушав, Стекольников хлопнул покосившейся дверью так, что строеньице дрогнуло.
   У столовой его настиг Баранов:
   -- Василий, как это получилось? Почему ты...
   -- Да потому, перемать! Сам-то хоть знаешь, что было? Кто велел твоему Федькину в самую задницу переться? Чистое самоуправство, крендель штатский... Решил в войнуху поиграть!
   -- Я ему приказал, если надо, я - понял? Оставили почему их, спрашиваю?! - капитан от ярости срывался на крик.
   -- Иди ты, Серега! Без тебя тошно, веришь-нет? Вон командир сидит, топай к нему и ори. Где ты раньше был, а теперь герой выискался!..
   Удар в челюсть сбил комбата с ног.
   -- Опупел, Рембо гребанный?
   Баранов наддал ему пинка в зад:
   -- Раздавлю сейчас, гнида большезвездная!..
   Сбежавшиеся на шум офицеры кое-как разняли их. Баранова, оравшего: "Тревога! Второй батальон на выезд!", едва скрутили вчетвером. Отвели в землянку, почти силой влили стакан, второй и держали, пока не стих. Долго сидели с ним, кто-то заснул на федоринском месте. Щупая пухнущую скулу, по мере сил внятно Стекольников распорядился:
   -- Поднять этого утром в сопровождение, чтоб как штык был! Очередь подельника, вот пусть и замещает, раз невшибенный друг. Грамотный выискался! Доигрались в "Зарницу", щенки...
  

-----------------------------

   Бойца все-таки пришлось тащить на себе. Сперва нес заплечным мешком, согнувшись пополам и боясь рухнуть лицом вниз, так как не успел бы даже выставить руку. По виду субтильный Воронов оказался тяжел, неудобно хватал одежду на груди, душил за шею и при каждом шаге стонал. Федорин выбрал идти тянувшимся вдоль дороги краем ольховой рощицы, взбегавшей по склону к переходу в собственно лес. После того, как солнце ушло за окружающие хребты, мрак с необыкновенной стремительностью затопил долину. Луна пряталась за кряжами или не взошла на этой широте, но от запрудивших небо звезд путь как-то просматривались. Уплотненная чернота препятствий немного различалась в сквозном воздухе.
   Не отпуская ноши, Федорину удалось пройти много, гораздо больше, чем ожидал, передыхая скрючившись у встречных стволов. Висящие на нем автоматы при каждом шаге брякали друг об друга, любой пацан с берданкой или самодельным пистолем уложил бы их сейчас одной пулей. Оставалось верить в милость Бога, который уже спас их сегодня от верного конца. Почувствовав, что сейчас точно упадет, по ближайшему деревцу ротный сполз вниз, отвалив солдата набок.
   Тому делалось все хуже, рана болела сильней. Раненной ногой ступать было уже совсем невозможно, сам парень заметно ослаб. У него сохранилась зажигалка, при ее вспышках Федорин кое-как разорвал пропотевшую вороновскую майку и символически заново обмотал ему голень. Верхний слой кровавых сбившихся бинтов пришлось содрать. Перевязывая еще вначале, он растер дезинфицирующие таблетки ("бросил в лужу и через минуту пей"), тетрациклин из пластиковой гильзочки и посыпал оба отверстия. Условная бактерицидная смесь давно растаяла и смылась. Попадет что-нибудь в дырки, и окажется - зря пер... Перемочься тут до утра и бежать с рассветом к трассе, в надежде на проезжающих? Всю ночь где-то по пути ждать их вряд ли станут. Разве что "духи", одарив федералов прощальным залпом, сейчас чешут навстречу, не таясь. Кто шарится тут в темноте, даже представлять не хотелось. Но как знать, дотянет ли этот со своей ногой до солнца?
   Повесив оружие к чертям за спину, с трудом поднял Воронова и принял на оба плеча, как бремя муки или овцу. В фильмах про войну смотрелось мужественнее. Правда, там чаще рослый красноармеец нес командира, позванивая медалями (кто их надевает в бой?). А на шее болтался ППШ с круглым магазином и перфорированным кожухом ствола... Думал ли когда, что выпадет такое. Воевавшие дети невоевавших отцов, есть такая профессия - уродину-мать защищать...
   -- Не жми, - оттянул худую руку воина от горла.
   Тот что-то пробормотал. Спасибо, хоть вроде не бредил пока. Встряхнувшись, чтобы ловчее пристроить его на спине, кряхтящий Федорин с трудом двинулся вперед.
   Сквозь собственный топот, пыхтенье и стоны Воронова, шум речки на той стороне он не сразу расслышал гул мотора. Осознал звук, только когда тот раздался почти за спиной. Рванувшись глубже в заросли, сбросил вскрикнувшего бойца и упал рядом, пытаясь расцепить автоматы, но быстро стих. Мимо неторопливо прогудел БТР с людьми на броне, слепя яркими глазницами - ехали уверенно, по-хозяйски. Большего в темноте разглядеть не удалось.
   -- Тарщ старший лейтенант, - дернул за рукав очнувшийся Воронов, - это ж наши! Надо тормознуть...
   И попытался встать.
   -- Лежи, идиотина! - шипя, вжал его в траву Федорин. - Какие наши могут тут ночью быть с одной "коробкой"?
   Слухи о том, что у "чехов" есть техника в горах, ходили постоянно. На равнине, под Грозным не слишком многочисленные по счастью танки и артиллерия били по наступавшим частям вовсю. Кровопролитной работой федеральных сил постепенно число их единиц сокращалось. А в труднодоступных местах, по-видимому, у врага оставалось еще много чего. Вот тебе разведка и спецмероприятия, бронемашину ведь не спрячешь на чердак. Главное - лишь бы их не приметили... Даже начав замерзать, все еще лежали неподвижно, но слышалось только переливчатое бормотание воды в каменистом русле. Однако не хорониться же тут до света, когда опасность может только возрасти. Воронов словно пришел в себя, попробовал скакать на одной ноге самостоятельно, обняв командира за шею и мужественно терпя боль. Теперь пробирались осторожно, поминутно замирая и напряженно вслушиваясь. На ровное место у обочины вылезать не хотелось, а проклятые сучья трещали вокруг, как пулемет. Стоило померещиться чему-либо, падали в крапиву и лопух, но тревоги оказывались ложными. Чуть успокоившись, прошагали по своей мерке немало, когда метров за сто взревел двигатель и свет прорезал листву. Федорин рухнул, увлекая за собой парня, который чуть не раздавил ему ребра об автоматное железо. Ткнулись рядом, боясь шевельнуться. Видимо, затаившийся "гроб" простоял тут на какой-то поляне. Сейчас он вырулил к дороге и медленно тронулся в обратный путь.
   -- Нас ищут... - прошептал у щеки Воронов.
   -- Откуда им знать про нас? Тш-ш...
   С машины заметили движение или вправду преследовали какую-то цель, но транспортер замер невдалеке. Вооруженные люди быстро спрыгнули вниз и пошли россыпью к зарослям, просвеченным мощными полушариями фар. Мотор стих, различилась местная речь; двое или трое без спешки направились к ним, хрустя мелким валежником. Федорин не успел выставить автомат, пользы при двух магазинах в нем особой не было, и теперь страшился дохнуть. Чеченцы остановились, ближний сказал что-то, в ответ гоготнули и пустили веером несколько очередей в лес. Пули свистнули над самыми затылками, осыпав веточками и трухой. Едва живой, Федорин с замиранием сердца услышал хруст отдалявшихся шагов. Двигатель заурчал, и бэтэр так же неторопливо покатил в свое тайное логово. Ночью моджахеды разъезжали здесь, как дома, чувствуя силу и власть.
   Вылежав минут тридцать после того, как мотор стих за поворотами, Федорин поднял голову и нащупал предплечье соседа:
   -- Саня, давай утра ждать. В открытую нельзя идти, сам видишь, а по темноте этой лесом далеко не уползем. Леший знает, чего еще тут ждать. Да и поспать надо как-то. Будем по очереди сторожить.
   Солдат молчал, борясь с одолевавшей болью. Затащив его подальше в заросли, Федорин нарвал ощупью травы, наломал тонких ветвей для подстилки. Устроил хлопца, часть сена навалил сверху и заполз тоже под копну, пригребя оставшееся по бокам. С Вороновым прижались спина к спине, обняв автоматы. Первую смену лежачего караула правом старшего назначил бойцу. Понимая, что никакой очередности соблюдать они не смогут, как в общем-то и охранить себя.
  

-----------------------------

   -- Товарищ капитан, вставайте! - дежурный по роте склонился над командиром, прикрыв заправленную бензином "летучую мышь" рукой. На долгий стук в дверку ему никто не ответил.
   Баранов всхрапнул. Камуфляжный спальник был перекручен и доходил ротному только до груди.
   -- Вам на выезд, все уже поднялись!
   Уважительно растолкав наконец командира за плечо, младший сержант предложил:
   -- Я поесть сейчас принесу.
   -- Не надо, - Барановс трудом сел на шконке, опершись руками в края. - Брось что-нибудь с собой. Как войска будут готовы - кричи.
   -- Есть.
   Пригнувшись, дежурный вышел из землянки наружу. Сапоги оставили густой дух негрола, заменяющего ваксу. Капитан, закрыв глаза, рухнул обратно на тощий матрац.

-----------------------

  
   Подремать и вообще сколько-то отдохнуть не получилось. Стоило опасть напряжению, заныло измученное, раненное и побитое днем тело, свело в резях живот. Но главным бичом оказался неистовый, арктический какой-то холод, точно сам космос мертвым языком лизал эту динозавровую чешую земли. Лесная сырость вкупе с мокрой одеждой не позволяла согреться на пяток минут, подняв ворот и дыша за пазуху. Ненадолго прикорнув, Федорин продрог окончательно, вынужден был вскочить и прыгать на месте. Воронова бил озноб, он тихо стонал на одной ноте, откликаясь каждому импульсу в разорванных тканях икры. Федорин вынужден был почти лечь на него, чтобы как-то согреть, тер ледяные кисти своими бесчувственными пальцами. Ломал ветки, дергал крепкие стебли с комками земли, безуспешно пытаясь засыпаться, укрыть их обоих или хотя бы несчастного солдата. Расшвыривал затем пародию на шалаш и опять трясся в пляске святого Витта. Ноги подкашивались от усталости, он падал на невольного товарища и виновника стольких бедствий. Проваливался в беспамятство и тут же выныривал обратно, на поверхность кромешной промозглой тьмы...
   Именно эта ночь, а не внезапная даже схватка, трехногое ковыляние по камням в ежесекундном ожидании выстрела или приключение с БТРом осталась в памяти как самый тяжкий кошмар. Лишившись сознания, воин стих, и Федорин как-то прикорнул на нем, вскинувшись с ужасом - задавил! Тряс его куклой, припал к запекшемуся горькому рту и вгонял собственное дыхание, пока не вернул к жизни, заставив наконец издать хриплый звук. Чувствуя смертельное окоченение, попытался разжечь костер с помощью найденной у Воронова подтирной газеты. Слипшаяся влажная бумага не занималась, нагревшееся колесико чиркалки обожгло палец. Федорин выронил зажигалку и еле нашел, обшарив на коленях всю землю вокруг. Собирал на ощупь ломкие сухие прутики, которые едва тлели и гасли один за другим, померцав рубиновыми точками. Затем кончился газ. Примирившись с неизбежностью кончины, Федорин скорчился и обнял парня. Дрожа в полузабытьи на какой-то действительно последней грани, вдруг скорее ощутил, чем заметил перемену в окружающем - начало сереть. Когда различились ближние деревца? и купы росистых папоротников, адским усилием, сгребшись на четвереньки и едва разогнув тело, встал. Шатало, отчего-то вдруг нашла судорожная икота. Через боль, с трудом помочился в сторону и, не застегивая штанов, стал поднимать бойца на спину.
  

----------------------------------

  
   Развернувшись под углом к выщербленному асфальту, бэтэры замерли в ряд на широкой обочине, переходившей дальше в склон холма. Башенные КПВТ смотрели в лес, который темнел ближе к вершине, оставив голым подъем. До прибытия колонны оставался неопределенный бездеятельный срок. Разрешив стрелкам шамать "сухарь" и греть чай на паяльных лампах, Баранов сел в проем десантного люка своего "коробка?". День только начинался, из нутра привычно веяло бензиново-масляным теплом. Настроение у ротного было поганым.
   Как обычно, притопал зачуханный молодой стрелец с дымящимся чаем в кружке поновее, без черных выщерблин, и банкой килек:
   -- Покушайте, товарищ капитан. Может, с нами захочете, второй взвод кашу греет?
   Парень через слово шмыгал носом, каска сползла на лоб. "Деды" заставляли салабонов блюсти постоянно экипировку больше для порядка и оттенка собственных привилегий. Их же приказом срелки порасторопнее упромыслили, верно, на завтраке бачок-другой с кухни. Выживал тут каждый в меру способностей.
   -- Спасибо, рубай сам. Долго не рассиживайтесь, вдруг эти рано приедут.
   Организм с утра принял только ковш ледяной воды из остатков вчерашнего завоза. Дорожная тряска перемутила внутри похмельную дрянь, в самую пору было дохлебнуть из плоской карманной фляжки и прочиститься где-нибудь в стороне. Верный способ, особенно если "заполировать" потом сверху горячим чифирком. Баранов избегал есть с пацанвой на выездах, когда они сами делили на двоих-троих жестянки с жиром либо останками неведомых рыб. По счету делили между собой кусочки выданного сахара. Что за армия, где солдат перед боем не может вдоволь нажраться? Пусть той же бульбы, но сваренной нормально с мясом, а не вечного "перегноя" из сухого картофеля и кислой капусты, распаренных до непотребности вперемес. Почему не доходят до солдат несчастные требушные консервы и сгущенка, положенные нормативом? Сучье начальство и завхозы, все на складах есть и даже отпускается службе тыла, рассказывали сами бойцы, ездившие как грузовая сила. Еще трендят что-то о профессиональной армии, беря в пример Штаты. За брошенного на погибель ратника, не говоря офицера тамошний генерал отправится под суд, а здесь... Тьфу!
   Одернулся - будто сам ни в чем не виноват. Мог и обязан был проверить все, став на час главным в батальоне. Первая заповедь, вдалбливаемая с училищ - пересчитывать личный состав даже после отпуска в сортир. А уж потерять офицера, хотя куда и зачем полез Федор, пока осталось невыясненным. Там, на месте, удалось бы что-то организовать, когда власть фактически принадлежала старшим в подразделениях. Теперь-то что казниться...
   Поджидая колонну, машины сопровождения занимали одну и ту же позицию в назначенном пункте, где трасса начинала подъем к уступам передового хребта. Левее тянулась к самому кювету зеленка, чахлая рощица на продувном склоне. Настоящие заросли кучились ниже, в невидимой завершинной ложбине, и раскидывалась затем плащом на весь ближний отрог. По другую сторону разбитой дороги начиналась равнина, бывшие колхозные поля, заросшие буйным сором. Кому она понадобилась, эта независимость, какие шири раньше запахивали. В селах разбитые дворцы стоят улицами, не бедствовал здесь народ... Бэтэры уже по привычке лениво обосновывались на проплешинах от собственных протекторов. Многие сознавали опасность, но сменить установленный порядок все как-то не получалось. В конце концов мина рванула прямо под колесом, вырвав с мясом из крепления. Только чудом обошлось без жертв. Полдня возились с машиной, держа колонну мишенью среди окрестных высот - каждый не имел права двигаться самостоятельно. Вытаскивать БТР пришлось на сцепке малым ходом. Баранов с тех пор всякий раз менял стоянку в пределах обращенного к дороге выположенного ската бугра. Не нравилась ему также близость лесмассива, но выбирать дислокацию по собственному усмотрению он полномочиями не располагал.
   Отправленный с биноклем наверх дозор при появлении колонны давал знак и скакал вниз, чтобы усыпанные людьми коробки могли пристроиться к ней на ходу. Задержка на одном и том же участке могла быть на руку только врагу. Ротный потянулся вытереть о траву ботинок, и в этот миг с соседней горки бухнул выстрел. Метили в правый бак командирской машины, стоявшей первой в ряду как на заказ, но что-то подвело целившего - выучка ли, твердость руки. Из ПТРа Отечественной системы Дегтярева, с квадратным компенсатором на срезе дула, мудрые оружейники сочинили магазинную "антиснайперскую" винтовку. Долбя в одно место, она пробивала кирпичную стену и была особенно эффективна в городских условиях против отдельных пуле-, гранатометчиков и стрелков. При использовании зажигательных и даже обычных боеприпасов успешно губила технику. Крупнокалиберный заряд, выпущенный из длинного ствола, прошил броню ниже емкости с горючим, точно бумагу. Не утратив силы, пуля снесла кусок ершистого барановского черепа, не любившего каски. Впрочем, каска вряд ли бы его спасла.
   Открыв шквальный огонь, войска атаковали проклятую высоту и обшарили ее дочиста, но ни лежки с примятой травой, ни даже гильзы не отыскали. Стрелявший, если только он бегал в одиночку с тяжеленной дурой, шмальнул от крайних деревьев леса, взбегавшего с севера за перегиб цепи. И ушел скрытно в чащу, где его так же безуспешно пытались искать. Близость вытянувшегося по дну котловины села, взрезанного надвое петляющей речкой, мало что доказывала. Откуда у врага штуковина, редкая среди передовых федеральных частей, тоже осталось невыясненным. Ее и определили лишь по страшной ране капитана да величине дырки в броне.
  

-----------------------------------

  
   Устав тащить бесчувственного парня, Федорин решился наконец его оставить. Не погибать же обоим, прежде всего солдату: он был совсем плох. Уложив рядом "калаш" с одним рожком и гранату, забросал ветками и двинул к не слишком крутому гребешку, который долго бы пришлось огибать по дороге. Да еще светясь на открытых местах - долина там сужалась. Где-то за ним грунтовка вливалась в главную транспортную артерию ущелья, по которой мчались вчера меж зеленых уступов и белых скал. С обрывчика на вершине, взятой последним издыханием, открылась желанная перспектива. Вот она, родимая трасса, вьется мышиной лентой вдоль блестящей на солнце реки. Вода змеилась стальным изгибом в галечном русле, ни дать, ни взять - сабля. Оставили бы в покое эти горы с их бандитским народом, что не может жить в мире, но и лихой свободы своей не отдаст. Разбередили тут все еще на сто лет... Вниз съехал обессилено, на заду, скатиться б колобком до самого полотна, не считая собственной мякотью камней и рытвин. Припав наконец к разбитому асфальту, лежал несколько блаженных минут, чувствуя себя почти спасенным. Здесь, в долине, поднявшееся над зубцами солнце уже дарило первое тепло, согревая растрескавшийся гудрон. Ощутив, что сейчас уснет, заставил себя отползти в канаву и изготовился ждать, устроив щеку на приклад.
   Дорога оставалась пустой так долго, что собрался было ковылять вниз, и тут со стороны равнины показался сине-белый ЗИЛ. Скрывшись ненадолго в ложбине, грузовик бодро вынырнул и покатил к его засаде. Федорин выскочил к середине проезжей части, держа автомат наперевес:
   -- Стой! Стрелять буду!
   Охрипший голос звучал лающе, слова с трудом протискивались сквозь гортань.
   Водитель потрепанного бортовика, небритый чеченец лет пятидесяти в кепке, побледнел. Не имея возможности молниеносно развернуться, он попытался обогнуть дикую фигуру с оружием без явных знаков принадлежности к определенным силам. Очередь перед ветровым стеклом заставила его резко сбросить газ. Фигура рванула дверцу и ткнула ствол в живот:
   -- Едешь со мной, быстро! Я федерал, надо раненого отвезти!
   Не снимая пальца с крючка и переведя мушку на лоб, чудище обогнуло кабину и влезло рядом. Влипший чечен молча тронулся вперед, Федорин поторапливал безотчетной скороговоркой:
   -- Живей, дед, просто отвезешь нас и все - только без глупостей, ладно? Сейчас повернем, выйдешь со мной, поможешь донести человека, и едем на любой российский пост. Ментов ваших не надо, ясно, да? Не шути только, если жить хочешь, я тебя прошу. Мне уже все по это самое, говорю честно ...
   -- Да, да, - успокаивал водитель, пытаясь локтем отвести дуло. - Убери от мине аутомат, нажимешь ведь...
  

-----------------------------------------

  
   Бойцы обеспечения ждали на подхвате цистерны с водой. Когда из кабины бочковоза выпал грязный, оборванный и пошатывающийся тип, они не сразу поняли, кого занесло в полк. Первым охнул случайно проходивший Зенкевич:
   -- Федоркин, ты?! Ну и ну! Тебя в пропавшие зачислили... Цел?
   -- Да.
   -- А Паляница-то, из первого бата, умер. От ран.
   -- Знаю, по дороге сказали. Жаль.
   -- Тут со вчерашней гастролью столько дел, начальству месяц отписываться - комбат, раненые, ты вот... Ладно, доложись пока. Да, боец с тобой вроде был, где он?
   -- В госпитале.
   ...Мотострелки на блокпосту едва не расстреляли гражданский ЗИЛ с местными номерами, подкативший к самым заграждениям. Над опущенным дверным стеклом чумазая рожа махала какой-то фигней - остатками удостоверения личности офицера. Старлей, комендант форта, быстро вник в ситуацию и отрядили раздолбанный зеленый УАЗик, домчавший их с Вороновым в ближайшую санчасть. По минимальной хирургической оснащенности тому оказали первую помощь и заказали транспорт для отправки дальше. Федорин побаивался, что хлопец умрет, но осмотревший его врач заверил: выкарабкается. Разве что ногу в крайнем случае укоротят. Оптимист хренов...
   Сам от обработки повреждений отказался, только умылся кое-как и поел. Не давая себе упасть на первую ровную поверхность, бросился искать связь с полком. Оказалось, быстрее закинуться в чей-то "Урал", ехавший примерно в те края. Провалившись в сон, очнулся далеко за нужной развилкой. О чудике в кузове просто забыли, а на свое замызганное офицерство и соответствующее отношение он не напирал. Пришлось вернуться гражданской попуткой к проспанному блоку. Там старший подсадил его на бэтэр небольшой колонны, шедшей куда-то через "родное" село, дававшее воду полку. Примечательно, что его нигде не задержали, не требовали документов, утративших вид. От села думал в худшем случае брести пешком, в странствиях пополнив запас патронов, благо хоть этого добра везде было завались. Но тут удачно подвернулись свои.
   Хозяйственники жили несколько обособленно, знали лишь, что на боевом выходе спецназ попал в засаду. Войска двинулись на выручку и бились до ночи, перемолотив кучу "чич", но погиб командир первого батальона. Еще кто-то отстал или потерялся. Валясь на ужавшегося сержанта, главного у водовозчиков, Федорин не дослушал рассказ. Полная трухи и разного мусора голова елозила по погону соседа, от шмотья спящего несло потом. Младший командир бережно поддерживал его за плечи, поставив автомат рядом с собственным между ног.
   Для начала Федорин счел целесообразным разжиться головным убором. И обмахнуть берцы перед тем, как идти к начальству. У ротных палаток курил на снарядном ящике Сомов, в больничной синей робе и тапочках, с перевязанной рукой. Его зацепило при отходе, и он решил отдохнуть недельку "на кресте", но ввиду скуки и дембельских прав уже на следующий день явился проведать роту. Перед ним стояли навытяжку два молодых воина, о чем-то сурово допрашиваемых. Увидев командира, осклабившийся Сомов встал, бросив горящую папиросу.
   -- Тащ старший лейтенант! Выбрались, значит? Слава Богу, не знали уж, что думать. Я это, Шалееву доложил сразу, как чего, дальше они сами там решали...
   "Замок" как бы для порядка оправдывался.
   -- Ничего, брось. Тут все путем?
   -- Какой там... - сержант посерьезнел. - Вчера майора Паляницу ранили, он до вертушки не дотянул. А сейчас, они вот говорят, передали: товарищ капитан Баранов на выезде убит.
  

--------------------------------------

  
   Вечером пьяный Федорин в стекольниковской землянке, убранной "трофейными" покрывалами и другим барахлом, плющил о стол кулак:
   -- Он из-за меня погиб, вместо меня, пока я там по лесу бегал!..
   Присутствовавшие большей частью молчали. В подробности его истории никто вникать особо не стал, попал с группой в переплет, так на войне разное бывает. Паляница, мир его праху, с точки зрения командования тоже проявил вопиющее самоуправство. Нарушил боевой приказ, гибелью покрыв и взыскание, и возможную награду. С новой смертью вряд ли станут раскапывать то, что кончилось в общем благополучно. Временный комбат-два, искушенный в службе, перехватил Федорина по дороге в штаб:
   -- Слушай, намешалось тут уже столько, ты им много не говори. Я свел к тому - мол, распоряжений на позиции своей мы не слышали, прервалась связь. Виктор, как старший, двинул батальон в поддержку этим урфинджусам. Когда он выбыл из строя, Баранов заступил на его место, потому что был рядом. Ты с мобильной группой совершал обход противника в целях разведки и отвлечения от ударных сил... Примерно так и вышло, если не рыть глубоко. Погибших не вернешь, а Бараныч вчера при свидетелях орал, что это он тебя с заданием отправил. От подвига до выговора один шаг, сам знаешь. Главное - держись. Доложи четко, коротко. Трепать не станут, им сейчас бы ж... прикрыть, потом за храбрость еще висюльку какую-нибудь дадут. Проставимся кому надо, а командирам выгодно тот выезд в битву народов раздуть...
   Но Федорина почти избавили от лжи и выворачиваний - оказалось не до него. Жив, и ладно. Пиши рапорт с изложением да иди служить. Экспедицию за доспехами отряжать, естественно, никто не собирался. Решать вопрос ему предоставлялось самостоятельно хоть со старшиной, хоть с самим начслужбы вооружения. Не заикнись он - ушло бы чохом в потери при очередной инвентаризации. Как прочее имущество, ГСМ, техника, провизия и боеприпасы, сплавляемые зачастую тем же басмачам. Поразмыслив, Федорин решил: утраченное числилось, собственно, на Воронове, который в полк если вернется, то неизвестно когда. Пусть с него и взыскивают.
   -- ...Ты оставь это, - обнимал толстой лапой Зенкевич, - то ж малая судьба незнамая. Думали - ты погиб, а тебя уберегло как раз. Серега по всем статьям оказался герой, а его под пулю вытащило.
   -- Малая? - тянул Федорин. - Малая, говоришь? А большая где?
   Майор возвел горе? очи, сузившиеся от выпитого:
   -- Там, - и для ясности указал пальцем-сосиской в потолок.
   -- В округе, что ли? В Москве?
   -- Сам ты в Москве... Т а м. Ладно, пошли спать. Завтра тебе на выезд.
  

-----------------------------

  
   Уезжали домой в конце мая, по сроку. Задерживать командированных не стали. После федоринского спасения выяснилось, что его броник с каской, валявшиеся в бэтэре и не подписанные, за полтора дня безвестного отсутствия кто-то доблестно спер. Не с вороновской, так со своей амуницией в тяни-толкая все же пришлось играть. Поднаторев на редакционном посту в служебной фразеологии, без мучений сочинил: закрепленное защитное вооружение было приведено в негодность массированным попаданием осколков и пуль. Вследствие чего пришлось оборудовать непосредственно на поле боя временное хранилище в виде углубления в грунте. Остатки защитного вооружения скрытно от противника были помещены туда и замаскированы дерном. Данное решение принял в сложившейся боевой обстановке с целью обеспечения выхода из окружения и транспортировки на себе раненого военнослужащего срочной службы. Временное хранилище готов указать на местности либо подробно описать.
   Сдобренная казенными оборотами белиберда выплескивалась на лист даже складно. Тонкие ценители из коллег, ознакомившись, в голос ржали: "Чистый Хазанов, не, как его, Задорнов! Тебе ж в сатирики надо идти, Федо?ра!" Дурацкое прозвище как-то перекочевало за ним из семьи в армию. Самого ротного военный идиотизм больше не смешил. Все казалось мелким и скучным на фоне пережитого, смерти друга. Дело с броником и каской на удивление беспрепятственно сошло рук. Не потребовалось даже обычной спиртной взятки; много чего, видать, списали по ведомостям на тот рейд.
   Сопровождение вскоре отменили. Район был признан опасным, и маршрут перенесли к северу, где "духи" разбомбили первую же колонну. Бывшие выездные батальоны до новых задач маялись вялым бездельем, текущими нуждами да обеспечением полка. Наградные представления вправду отправили в группировку и затем дальше: погибшим - ордена Мужества, Федорину и некоторым отличившимся "За боевые заслуги", в просторечии "ЗБЗ". Он пытался найти Воронова, но того отправили из полевого госпиталя во Владикавказ.
   По возвращении на родину желавшим сразу дали краткосрочный отпуск. Второй день прогуливавший школу сын умчал перед завтраком в булочную, Федорин спросил жену
   -- Я... опять кричал сегодня?
   -- Нет, бормотал только "зеленка", "в зеленке!". А потом сел, начал озираться вокруг, стену гладить. Приснилось что?
   Бывший ротный, виновато покосившись, не смог врать:
   -- Как дернуло, а ничего не пойму - землянка чья-то богатая, ковер, мягко. Рядом баба спит, а медсестер вчера не притаскивали вроде...
   Уткнув лицо в его кирпичную шею, жена разрыдалась. Федорин гладил темные волосы, собранные в хвост, и не хотел больше ни о чем думать.
  
  
   Рассказ основан на событиях первой чеченской войны.
  
  
  
   2001-2006
  

Примечания

  
   ВВ - внутренние войска МВД РФ
   Разгрузка, разгрузник, "лифак" - разгрузочный жилет с отделениями для магазинов, гранат, ракет и др. вооружения
   Броник - бронежилет
   НУРС - неуправляемый реактивный снаряд
   БТР - бронетранспортер
   "Вшивник" - неуставная теплая одежда из шерсти, байки и пр.
   БМП - боевая машина пехоты
   Хэбэ, х/б - куртка летнего форменного обмундирования из хлопчатобумажной ткани
   "Шмаль" - марихуана и другие наркотические вещества, в основном употребляемые курением
   ТТХ - тактико-технические характеристики вооружения
   Подствольник - подствольный гранатомет к автомату Калашникова
   "Муха" - одноразовый гранатомет в раздвижном тубусе защитного цвета
   "Карандаши" - в кодовом и затем отчасти разговорном обозначении солдаты, рядовой и сержантский состав
   Наступательная "лимонка" - РГН, ручная граната наступательного применения
   Ф-1, "эфка" - граната оборонительного применения с радиусом поражения до 200 м
   ВОГ - выстрел с осколочной гранатой (заряд для подствольных гранатометов)
   ППШ - пистолет-пулемет Шпагина, автомат периода Великой Отечественной войны и послевоенных лет
   КПВТ - крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый
   ПТР - противотанковое ружье
   29
  
  
   1
  
  
  
  
Оценка: 7.43*21  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023