ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Скибан Игорь
Последняя колонна из Файзабада

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 4.40*30  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Игорь Скибан умер 20 октября 2019г

   Время, не всегда добрый друг и помощник человеку. Оно затирает память, оно издевается над нами, делая нас, взрослей, старей, уводя нас в мир иной, не советуясь с нами практически никогда. Ребятам из Файзабада, тем, кто был со мной рядом, кого я успел встретить там, и тем, кто по разным причинам не встретился мне, ПОСВЯЩАЮ!
  

Игорь Моисеевич Скибан, старший лейтенант, начальник связи штаба артиллерийского дивизиона - командир взвода управления дивизиона

860 отдельного мотострелкового полка

ПОСЛЕДНЯЯ КОЛОННА ИЗ ФАЙЗАБАДА.

   Кто придумал этот странный обычай - посидеть на дорожку? Ну, присел я на краешек коечки своей панцирной, посмотрел тупо на ободранную стеночку. Наверное, по этому обычаю, я должен был подумать о чём-то хорошем, о том, что ждёт меня впереди, или ещё о чем-то... Ни о чём я таком не думал. Впереди была долгая дорога в неизвестность и лёгкой прогулочки она не обещала. Так что, хорошего было настолько мало, чтобы о нём даже мозги шевелились бы. Думать не хотелось. Я просто оглядел свой закуточек в задней части палатки, машинально открыл тумбочку. Пусто... Резко встал, взял автомат, двинул ногой по дверце тумбочки и вышел в коридорчик. Здесь я ещё раз огляделся, пытаясь запомнить всё, с чем связывало меня целый год из моей двадцатипятилетней жизни.
   Маленькая комнатка, в которой я жил в тёплое время года, была более чем скромна даже в лучшие времена. Оборудована она была в тыльной части обычной палатки, имеющей название УСБ. Не буду рыться в памяти, пытаясь найти расшифровку этих трёх загадочных букв, помню, что последняя буквица означает, по-моему, "Больничная". На этом мои скромные познания заканчиваются, поэтому позволю себе продолжить. Вся палатка была обшита досками от снарядных ящиков. Благо в артиллерии их было достаточно. Потолок, стены, перегородки, пол, двери - всё из ящиков. Досочки подлиннее - спасибо реактивщикам, досочки покороче - и гаубичникам слава! Из единственного окна моей коморки был прекрасный вид на соседнюю палатку-близняшку, принадлежавшую старшине. Вид портился колючей проволокой, которую натянул кто-то из моих предшественников по всему окошку самым безобразным образом. Наверное, он опасался, что в его отсутствие какой-нибудь злоумышленник похитит у него расписание занятий, которое он не успел дописать, умудряясь укладывать достаточно внушительный лист (Как же! Все должны видеть издалека, чем занимается подразделение, выполняющее интернациональный долг в ДРА) на крышке ветхой солдатской тумбочки. Честно говоря, я даже не помню, где эти расписания вывешивались. Гонял меня начальник штаба дивизиона майор Пелёвин за эти расписания, драл как козу сидорову, я обижался на него и на судьбу свою. Когда я стал повзрослее и у меня самого появились подчинённые лейтенанты, я почувствовал в себе изумительную способность только словами довести человека до белого каления. И без всяких там действий, типа в рожу кулаком, а потом разберёмся. Молодец Сергей Пелёвин, дай Бог тебе здоровья! Ещё оконце закрывалось от дождя не очень хитроумной конструкцией, состоящей из оргстекла в деревянном обрамлении. От дождя, иногда, конструкция помогала, от холода, скажу так, не очень. Стены когда-то были обильно покрыты типографскими фотографиями каких-то индийских и пакистанских красоток из певучего кино, вырезками из советских журналов, где красовались уже родные и близкие красавицы нашего, отечественного. Когда я приехал, мне сразу сказали о плохой примете. Никогда не меняй в помещении ничего до тех пор, пока ты не будешь уверен, что тот, которого ты заменил, уже покинул жаркую страну. Не снимай со стен фотографий, вырезок газетных, не меняй обстановку в уголке человека, который гордо называет тебя "заменщиком". Я был в благоговейном ужасе и не стал менять ничего изначала до самого конца своего пребывания в этой "канцелярии".
   Дверца в мою "кандейку" закрывалась суровым китайским замочком, ключ от которого здорово напоминает мне нынешний ключик от моего почтового ящика. Степень защиты, наверное, та же. А рядом с дверью, с правой стороны, висит конструкция, предназначенная для умывания моей командирской физиономии и чистки моих бивней, уже тогда, слегка нарушенных хулиганами, стоматологами, хлоркой и кариесом. Простота - предшественник гениальности. Где-то солдатики нашли воздушный баллон от КамАЗа, сделали дырку пошире с обратной от крана стороны, привесили к стене, поставили внизу ведёрко и всё! Дневальный плеснёт поутру в отверстие сверху водички. Красота! Пользуйся, командир, на здоровье. Краник снизу баллона, только не забудь открыть, а то вдруг с головой что-то не так после вчерашнего.
   А по правой стороне от входа была ещё одна малюсенькая комнатка, доставлявшая мне большую головную боль. Там хранилось всякое нужное добро: радиостанции, аккумуляторы, бинокли, короче всё, за что командир ответит перед Родиной в случае утери, в разнократном размере.
   Сейчас все двери открыты. На полу валяются нещадно разорванные фотографии красоток. Был бы ветер, он поднял бы эти лоскутки и постарался бы унести их подальше. Но нет ветерка. Жара! Духотища! Полдень... Я вышел из палатки.
   Глубоко вздохнув летнего зноя, взглянул на турник и лавочку у палатки. Не думаю, что солдаты афганской армии, которые займут наши палатки, будут на спор подъём-переворотом крутить. Да и лавочку у палатки в самом тенёчке первым делом сломают. А рядом деревца растут. Давно растут, тоненькие ещё, правда, но ведь если подливать постоянно, вырастут, сил наберутся, плоды давать начнут. Так ведь никто их корни больше не польет. Порубят на дрова и всё. Оружейки смотрят на меня своими открытыми дверями. Не смотрите. Это когда мы здесь были у каждой железной двери, каждую ночь стоял, сидел, лежал, бодрствовал, дремал, спал, курил, справлял естественные надобности, разговаривал с такими же дневальными из других подразделений очередной разгильдяй из моего славного ВУДа. Вы, оружейки больше никому не нужны.
   Обойдя палатку, я зашёл в неё с парадной стороны. Голые двухъярусные койки по обе стороны. Справа от входа единственная одноярусная. Моего "замка". На уровне второго ряда по центральному проходу печка-"буржуйка", спасительница наша в холодные зимние вечера и ночи. Всё...
   Я ушел, не закрыв дверь. Розы, буйно разросшиеся по обе стороны от входа в палатку, пытались мне что-то прошептать, но мне было не до них. Ткнув кулаком грибок дневального, я быстрым шагом преодолел вторую и первую линейку палаток. Возле штаба я остановился.

Отступление.

   В начале 1987 года я был счастлив. Прошла длительная командировка с вывеской "выполнение правительственного задания", в которой я непосредственно принимал участие в качестве командира взвода связи. Это была уборка урожая, так называемая в народе "целина". Вернулись в родное Тоцкое без людских потерь, за что и получили какое-то там знамя и звание лучшего батальона среди сухопутных войск. Интересно, а были ли "целинные" батальоны от ВВС и ВМФ? Кто-то из руководства получил назначение, кто-то звание досрочно, кому-то и по медальке досталось. Связистов как всегда в виде поощрения не наказали, и я был счастлив! Впрочем, я отвлёкся. Так вот, пребывание меня в хорошем настроении прибавила командировка в Саратов, где я выполнял задание изначально невыполнимое. Но всё хорошее заканчивается, и я вышел на службу в свой родной мотострелковый полк, где я реально числился командиром взвода связи 1 мотострелкового батальона.
   Не успел я поздороваться со своими солдатиками, узнать от них все новости, произошедшие за последние полгода, познакомиться с молодым пополнением, как меня вызвали в штаб. У меня было хорошее настроение. У старшего помощника начальника штаба полка оно было торжественно-упредительным.
   - Товарищ лейтенант! Вам необходимо немедленно прибыть в штаб дивизии к начальнику отдела кадров!
   - Есть! - сказал я, удивлённо пожав плечами. Интересно, зачем какой-то лейтенант нужен такой "шишке". И я пошёл достаточно бодро, подгоняемый любопытством. Конечно, я тешил себя надеждой. Вот приду в отдел кадров, а мне с порога скажет начальник, мол, так и так, за добросовестное выполнение задания правительственного мы тут посовещались,... Может роту дадут. Нет, врядли, лейтенанты ротами последний раз в 45-ом под Балатоном командовали. Опять же могут и за границу послать по замене. От Германии не откажусь, а вот в Польшу...
   Не успел я толком придумать отмазку насчет Польши, как ноги мои принесли в штаб дивизии, где я, предварительно постучав, открыл дверь кабинета начальника отдела кадров.
   - Товарищ подполковник! Лейтенант Скибан по Вашему приказанию прибыл!
   - Ну, здравствуй. Присаживайся. - Прямо по-отечески встретил меня начальник. Вот только кофе с коньячком не предложил. Зато дальнейшие слова были как мёдом мазаные.
   - Ну как там твоя семья? Как они до сих пор не приехали? Уже полтора года не живешь с семьей? - Удивляется главный кадровик дивизии, брови аж на лысину залезают. А у меня мысль нехорошая в голове и раздражение опять же. "А ты что, в личное дело не смотрел? Когда им было ко мне ехать? На одном месте не сижу, полтора года как служу в офицерском звании, второе место службы из-за долбаных сокращений, да и с этого второго места на полгода в командировку засунули, сволочи! Давай, предлагай скорей и пойду, обрадую милую, вызвав на междугородние переговоры".
   - Так вот, мы решили, что ты достойный офицер и приняли решение отправить тебя выполнять интернациональный долг в Демократическую Республику Афганистан! Ты сам понимаешь, такое предлагают далеко не каждому, а только лучшим! - патетически произнёс кадровик и присел. Он, наверное, надеялся, что я вскочу, стану по стойке "смирно" и, сияя, как начищенная перед большим праздником труба из полкового оркестра, громогласно воскликну что-то типа "Спасибо партии, правительству и комсомолу! Оправдаю оказанное доверие!", и в сердцах брошусь пожимать мужественную руку сурового начальника отдела долбаных кадров.
   Я был слегка поражён. Да, наверное, от Польши я тоже не отказался бы. Эх, где же ты Польша, с её милыми и очаровательными польками и вечно недовольными нами поляками. Варшава, Висла сонная... Нет, ну надо же! Нашли лучшего, штоб твою мать. Он явно не читал моё личное дело. Поганые слова в мой адрес навеки запечатлены машинописным текстом в виде аттестации среди немногих листочков этого документа. О моей слабой исполнительности сказано там, о том, что я материальную часть знаю плохо. Вот козлы-писатели! Ведь знали меня пару месяцев, а выводы уже какие делали! Ломали лейтенанту карьеру офицерскую изначала, ублюдки! А тут сразу лучший!
   - Ну, ты также должен понять, что из вашего полка больше некому! - Уже как-то упрашивающе изрёк вершитель судеб. Тоже неправда. Да и связисты были не только в нашем единственном на весь округ развёрнутом полку. Но я его понял.
   Всех офицеров и прапорщиков как нашего полка в частности, так и дивизии в целом, можно было разделить на три части: те, кто был "за речкой", кто там обязательно будет и те, кто отмазался. Я там не был, трусливо прятаться за чужие спины меня отец не научил, поэтому я встал и устало спросил:
   - Где мне взять направление на медицинскую комиссию?
  

Продолжение.

   Штабы, штабы,... Сколько судеб людских проходит через эти штабы. А ведь штаб - это не здание, пусть даже оно похоже на сарай, заброшенный или помпезное строение с претензией на дворец советской эпохи. Это в первую очередь люди, служащие и работающие здесь. Как правило, сюда приходят служить, пройдя большинство должностей батальонного уровня. И это опытные, зачастую мудрые не по годам офицеры. Штаб - это мозг. И от работы этого мозга зависит жизнь и здоровье всего полка, дивизии, армии.
   В штабе полка оставались практически все службы. По большому счёту они в горах вовсе не нужны. А порой даже и опасны. Пусть сидят себе под кондиционерами, у кого они есть, и планируют, планируют. Дай Бог им здоровья молодецкого в их делах важности государственной. С ними я ещё увижусь, а вот со зданием штаба попрощаюсь мысленно. Скольких людей видело это здание модульного типа! Вся история полка в этой стране хранится за этими стенами. Прощай!
   Справа солдатская столовая. Мне приходилось видеть много солдатских столовых за всю мою службу. Были они и очень хорошие, были и очень плохие. Если оценивать по состоянию оборудования, количеству посадочных мест и ещё некоторым параметрам, то столовая была достаточно неплохой. Но как кормили солдат...

Отступление.

   Кормили солдат в лучшем случае плохо, в худшем - очень плохо. Нет, не вина поваров, начальника столовой и других должностных лиц, так или иначе связанных с самым важным для человеком делом - говоря казённым языком, приёмом пищи. Наверное, они старались, как могли. Но когда в котёл кладётся в течение полутора месяцев, а то и больше, одна сечка пшённая и ничего, кроме сечки... Помню, дембеля во взводе принципиально не ели это кашло. Честно говоря, я смотрел на это, закрыв глаза. Если дембеля отдают свою кашку молодым, значит вот вам и забота отеческая, да и боец не станет по помойке рыться в поисках остатков пищи. А ведь было и такое. И жаль мне этого бойца, смотрит он на меня затравленными, голодными глазами. Привели его мои ребята ко мне, не били, вроде бы, хотя и высказали много чего нелицеприятного. Всё-таки честь подразделения превыше всего, а вот из-за такого парня разведка с пехотой на смех поднимут. Смотрю я на воина-интернационалиста, а у него карманы мокрые, натолкал туда сечки из бачка помойного, поесть хотел. Где же вы есть, политотдельцы? Хорошо, что они в палаточный городок ходили, предварительно грозно предупредив всех командиров: "Смотрите мол, я приду, наведу у вас порядок, а то вы ни хрена не можете!". Зашел бы секретарь парторганизации в тот момент ко мне в палатку, так я бы был просто счастлив, что к партии не имею никакого отношения, а всего лишь комсомолец. Иначе я был бы морально изнасилован, унижен, а на партийном собрании офицеров полка в меня он, с высокой трибуны, тыкал бы пальцем и называл позором для армии.
   Посмотрел я на солдатика, а он худющий, форма мешком висит, боится всего и главное, голодный. Командиру отделения сказал душевно:
   - Дуй к старшине, возьми какие-нибудь штаны, переодень, проконтролируй постирушку, на вечерней поверке боец чистый стоит, постиранный, улыбающийся и рвущийся в бой! Сам понимаешь, что ты в ответе, за тех, кого я тебе поручил.
   - Есть! - безрадостно отвечает "комод" и уходит к старшине, взяв за ремень солдата с перепуганными глазами.
   - Всё! Идите с миром! - устало говорю я всем присутствующим и тусклым взглядом смотрю в окошечко палатки.
   Я всё понимаю, армия выполняет боевую задачу, прикрываясь от всего населения страны лозунгом интернационального долга. Армия пришла сюда по приказу, находится здесь на основании приказов. Приказы, как минимум Министра обороны СССР. Почему у меня солдат голодный, объясните мне! Не надо мне рассказывать о трудностях поставки в наш полк. Да, трудно! Очень трудно! Но ведь летят вертушки не только в интересах нашего полка! Везут наши советские караваны для 24 полка афганской армии продукты питания, обмундирование. Афганский сорбоз жрёт, сука, рис, а мой боец на помойке побирается. АПО (отряд агитации и пропаганды) под прикрытием разведроты в ближайшие кишлаки жратву развозят в виде дара от Советского Союза дремучему афганскому народу. Музыку включат громко, колокола-громкоговорители на БРДМ надрываются. Афганский народ улыбается. А что не улыбаться? На халяву хавчик прибыл! Вы, шурави, нам ещё привозите! Мы совсем не против! Их фотографируют счастливые политработники, сами на их фоне обязательно запечатлеются. Будет о чём рассказать в Союзе. Всё! Пора заканчивать показуху! Короткая команда по радио и разведрота, окружившая кишлак на случай непредвиденных ситуаций, быстро собирается и, запрыгнув на "броню", удаляется, ощетинившись стрелковым оружием, прикрывая БРДМ, который в военной среде называют "Аллой Пугачёвой". Начальник политотдела ждёт-не-дождётся доклада о прибытии колонны, чтобы доложить в Кабул, сколько тонн продуктов раздали дехканам. Начпо точно знает, что в Кабуле его похвалят. Да и ребята из АПО тоже довольны. А что? Выехали в соседний с полком кишлачок, разведчики прикрыли, опять же артиллерия недалеко, на прямой наводке. Эх, можно и наградные листочки подготовить.
   А дехкане собрали мешки в кучу и ждут решения муллы. Вот он для них и есть самый главный авторитет! А не "неверные" шурави во главе с каким-то начпо. Название для них дикое, а если расшифровать, то вообще непонятное. И мулла принимает решение, в результате которого, все остаются довольны. И в каждый двор перепадёт, и тем, кто убивает "неверных" достанется. Интересно, неужели нашему ущербному политотделу это было неясно? Или блеск орденов затмевал разум? Лучше бы в солдатскую столовую отдали бы этот рис, тушёнку, муку, а в Кабул доложили, что мероприятие проведено. Лапшу на уши вешать ведь с училища учили, не правда ли? Галочку бы поставили вам! Ведь проверять в такую дыру, как Файзабад, никто из вашего брата не прилетел бы. Трухнули бы. Проще кабульские полки насиловать насчёт стенгазет и прочей наглядной агитации. И шкуру собственную не попортишь, и дырочку под орден очередной заготовить можно не шибко напрягаясь. А солдат родного полка, глядишь и поел бы лишний раз не досыта, так хоть нормально.
   А, как одеты, были мои солдаты! Посмотришь фильм Бондарчука и радуешься! Молодец Федя, классно поставил! Особенно моменты, когда боевые действия ведутся! Все в разгрузочках, чистые, умытые, любо-дорого посмотреть. Репы крупные, упитанные. Не топит афганское солнце жирок у киношных десантников. Сам Федя там непонятно кого играет. Консультанты у Бондарчука были ребята-афганцы из 345 пдп. Эх, парни, парни. Уважаю я вас. Вспомните июнь-начало июля 1988 года. Вы прикрывали наш вывод. Зона ответственности: Таликан-Кишим. Может забыли... А я помню. Машут нам руками худенькие, загорелые до черноты мальчишки. Выскакивают на дорогу и жестом (два пальца дрожащие у губ) курить просят. Как и наши солдатики одеты. КЗС на голое тело, как у меня, впрочем. Разгрузочка, поди, из плавжилета изобретенная, там, в окопчике с автоматиком рядышком лежит. Останавливаешь свою броню лёгким ударом по башке Коли Довгалюка, под его ворчанье быстро достаёшь пачку "Донских" (у нас с Колей на двоих одна заначка) и бросаешь этому пацану. Машет он мне приветливо рукой, я в ответ тоже махнул, но колонна поджимает, лёгкий шлепок по затылку Колиному означает "вперёд!". Отличная замена внутренней связи! Довольна десантура, хоть покурить "стрельнули". От своих тыловиков хрен дождёшься.
   Дорога на Самати. Идёт боец с пулемётом ПК, лента запасная вокруг торса обвешана непонятно как, но не спадает. Хорош мужик, памятники таким парням можно ставить в любых городах и весях необъятной Родины. Вот только что-то смущает меня. Ну да, конечно. Штанишки у него больничные! Синего, что ни есть больничного цвета! Идет боец, улыбается! Наверное, военные журналисты, если бы они были у нас, тут же написали статью в газету какую-нибудь, желательно в "Красную Звезду". Сбежал раненый солдат с больничной койки и сразу в бой! Звучит? Ещё как звучит! А у пулемётчика, поди, собственные штаны протёрлись от длительного ношения во всех мыслимых и немыслимых местах, и пошел он к старшине и сказал "Дайте мне хоть какие штаны, товарищ прапорщик. Я в Союз хочу въехать в штанах, а не в сплошной заплатке". Посмотрел старшина укоризненно на пулемётчика и сказал многозначительно "Не доставай, видишь, я занят!". И пошёл пулемётчик, афганским солнцем палимый, и стал думу думать, где ж ему сердешному штаны достать, чтоб Родину не опозорить, да и самому перед ней не облажаться. Ничего умного в голову не пришло, поэтому пошёл в санчасть и спёр висящие на просушке штаны от больничной пижамы. Наверное, так оно и было.
   Да что штаны! За неимением трусов уставных, некоторые солдатики ходили в шелковом белье. Очень удобно, дезинсекцию проводить в районе, укрываемом этими самыми трусами проводить не надо. Вши в шёлке не водятся. А трусы делаются очень просто. В каждом осветительном снаряде есть парашют. Немного смекалки, нитка, иголка, резинка от умерших труселей и вуаля! Где вы Юдашкины, Зайцевы и прочая хрень, для современной армии форму изобретающая? Спросите у моих бойцов из Файзабада, они вас так проконсультируют, что вы всех Дольчей с Габанами за пояс заткнёте!
   Заместитель командира полка по тылу ушел на повышение в Шинданд. Не удивлюсь, если услышу когда-нибудь, что 5 гвардейская мотострелковая дивизия выходила в Союз в больничных штанах и трусах из парашютов.
   А вот насчет журналистов всего два-три слова. Был один, незнамо как залетевший! 14 июля 1988 года в газете "Красная Звезда" вышла статья "Дорога из Файзабада". Газету на части разрывали все, дембеля, ещё по разным причинам не улетевшие в Союз, просили слёзно статейку на память. Здорово прозвучало, все были в восторге. Особенно про то, как свежие фрукты и овощи доставлялись прямо в окопы. Здорово журналюгу видать приняли-угостили. Мои бойцы просто катались в пыли кундузской от смеха гомерического. Представляю, какое впечатление произвела статейка на пехоту, которая на высотах стояла! Там с водой и то проблема, а тут тебе огурчики-помидорчики свеженькие! И официанточка молоденькая с передничком белым вдогонку, чтоб не скучно было. Но статейку ребятишки аккуратно вырезали, и укладывали меж страничек блокнотиков дембельских, чтобы показать по приезду родным и близким: "Вот видите, я именно там был!". Ведь за восемь лет про Файзабад вообще ничего практически не писалось. И на том спасибо, уважили!

Продолжение.

   Так времени только начало первого, я успеваю. Но стоять на солнцепёке не самый лучший случай, поэтому спешно ко всем нашим. И иду быстрым шагом, правой рукой поддерживая АКС. Справа спортгородок, слева парк боевых машин. Спортивный городок делался когда-то на совесть. Всё было сделано из труб. Перекладины, брусья, ещё что-то, не помню что. На эту площадку я не заходил, так как ленив был изначально. Потом ногу поранил, отмазка плотная. Не любил я спортом заниматься, грешен.
   А слева оставался парк. Там техника наша стояла. Сейчас почти все машины вышли из парка и выстроились в бестолковом порядке в сторону Кокчи. А вот забор парка остался. Мне говорили, что этот дувал, в Союзе называемый забором, сделал один афганец. Я не верил, не верю, но, зная упорство местного населения, могу предположить, что это было так. Забор слегка обрушивался (прыгнуть через дувал всегда проще, чем пройти через ворота), поэтому немалая часть конструкции, особенно в сторону футбольного поля, была заложена гильзами от снарядов. Расскажи какому-нибудь охотнику за цветметом, сколько там было в забор вмонтировано металла, он неделю будет пить горькую от досады. Техника моя вышла, осталась только землянка, где заряжались аккумуляторы и расслаблялись водители-вредители, и могила собаки, которая несла службу до последней секунды. Она была привязана на цепь и бегала в пределах стоянки техники ВУДа по натянутой проволоке. Собака была списана из инженерно-сапёрной роты за непригодностью. Непригодность собаки приходит в результате контузии, ранения или ещё чего-то, в чём я не очень соображаю. Где-то в Подмосковье специально для сапёров Афгана разводили, тренировали собак. И они честно выполняли свой долг! Моего Басира (каждая вторая собака, если кобель, носила гордое имя полевого командира, воюющего против нас на стороне Ахмад-Шаха, но собак мы очень любили, а "духа" Басира...) знали все прапора, заступающие на дежурство в парк. А эта сволочь-прапор из ремроты залил свои шары и пошёл проверять вверенный ему парк. Басир, как всегда, подал голос и получил очередь из автомата. Похоронили мои солдаты собаку, я был вне себя. Старшину попросил, как человека, показать мне этого урода, уж очень хотелось в пятак ему от души своей неугомонной врезать, пришли мы вместе на КТП, а там разборки. Сношают прапора за какие-то дела, а стрельба в парке мимо темы. Плюнул я на всё и пошёл обратно. Старшина пытался меня успокоить, но тщетно...
   Тропинка, густо усеянная отсевом, по краям обрамленная вертикально стоящими камешками ведёт меня мимо клуба. Клуб - это центр культуры, гордость политотдела. Здесь проходили все культурные мероприятия в масштабе той части полка, который находится в пункте постоянной дислокации. В марте 1986 года "духи" выбрали целью именно клуб. Поговаривали, что наводил на цель перебежчик из нашего полка. Странно, перед столовой солдатской постоянно на столбе горела лампа в полкиловатта, да и ужин всегда в одно и то же время. Может быть, следовали логике, ведь кино смотреть будут и солдаты и командиры. Короче, тогда "духи" выпустили массу РСов на клуб. Лично мне рассказывали свидетели, что наше разгильдяйство, как всегда, нам помогло. Задержался ужин, сеанс кино был перенесён, РС падали почти прицельно, клуб сгорел. Погиб солдатик. Не будучи свидетелем, пересказываю, со слов очевидцев. Солдатик был художником в самом клубе, или киномехаником, простите, не помню, с началом обстрела он успел выскочить из здания. А там, в клубе, у него остался альбом дембельский. И он бросился спасать труд своих последних дней.
   Клуб был отстроен. Когда я прилетел в Файзабад, он был в отличном состоянии, исходя из условий.
   Прохожу дальше. Слева офицерская столовая. Сюда я ходил три раза в день, если не был занят другими важными делами. Кормили нас здесь получше, чем сержантский и рядовой состав. Особых изысков не было, но всё-таки...
   Справа остаётся чипок и книжный магазин. Чипок запомнился мне полной пустотой на полках. Всё привозилось на "вертушках", а когда привоз был, то тогда в полку был праздник. От каждого подразделения выделялись люди, которым все бойцы доверяли свои чеки. И стоит очередь на улице за зубными щётками, мылом, "Доной" и "Сиси". Печенюшки югославские покупаются со страшной силой (перетираешь печенье, смешиваешь со сгущенным молоком, вливаешь в форму и получается тортик). Учитесь, кулинары! Сигареты "Ява" нарасхват! А больше ничего и нет. Магнитофоны под запись, спортивные костюмы под запись, всё, хоть что-то стоит больше пачки сигарет - всё под запись. У офицера чеков накопилось за год немеряно, а потратить негде. В Союзе Горбачёв закрыл "Берёзки", чеки наши, с полосой красной по верхнему и нижнему канту ходят только в Афгане. Отоварить негде. Спасибо партии и правительству, и здесь кинули, козлы. А у солдата вообще тоска. Куда ему деть свои копейки, если и накопить не смог (дембелям отдал по их "просьбе", а если и не отдал, то с чего скапливать? У моего "замка" в месяц 27 чеков, у других и того меньше). Перед выводом прилетел "дукан", каждому солдату по магнитофону привёз. Приходи, боец, отоваривайся! Магнитофон однополосный, наверное, в середине 70-х такие диктофоны были у студентов не самых лучших ВУЗов Японии. Вынь солдатик 130 чеков и положь! Дело добровольное, можешь и не класть. Да и то, по подразделениям распространяли, по спискам.
   Книжный магазин я изредка посещал. Отец привил мне любовь к книгам. Смотрел я на корешки книжек, некоторые брал в руки и перелистывал. Купил я там несколько книг, которые и читать не стал. Единственная, зачитанная мной до дыр осталась с тех пор, так это Ярослава Гашека, про Швейка, бравого солдата! Читал, читаю, читать буду, на все времена вовремя написана!
   А вот и колонна выстроилась. Как-то я незаметно к ней подошёл. Стоит техника полка, недавно выкрашенная в горно-пустынный камуфляж. Красиво смотрится! Ждут машинки дальней дорожки, соскучились. Команды ждут, ведь почти все заведутся с пол-оборота. И вперед! Мимо санчасти да на мостик через Кокчу! Мой взвод рядом с санчастью расположился.
   Эх, санчасть, санчасть. Модули в зелени запылённой. Площадка для вертолётов. Сколько людей вы, медрота, поставили на ноги! Не щадили себя, спасая раненых, ставя на ноги больных. Была вас там всего лишь рота медицинская, а спасли вы, офицеры, прапорщики, сержанты, солдаты и милые женщины-медсестрички многие сотни, тысячи людей. Ночь-полночь, вертушки над головой, раненого с заставы привезли, площадка уже освещена (по периметру солярка в стаканах металлических горит). И пошла обычная для медицины работа. Тяжело им было. Да что там говорить, командир полка Матяш Николай Григорьевич, сказал, что во время его командования было потеряно 51 человек убитыми и более 170 ранеными. Про погибших отдельно, а ведь и раненых очень много для мотострелкового пока. А плюс больные. Про болезни и говорить нет смысла. Каких только гепатитов, лихорадок и всякой заразы не ходило там, "за речкой". Пытались спасать наше здоровье наши медики. На построениях таблетки горькие раздавали, чуть ли не каждому в рот. Каждый раненый воспринимался как свой брат. Начмед полка майор Коваленко лично в Бахарак летал, чтобы помочь раненому, на обратном пути вертушки были обстреляны, и он сам был ранен в вертолёте. Всякое было. Склоняю голову перед людьми, на безумной войне, спасающим жизни!

Отступление.

   Медицинскую комиссию я проходил быстро и без осложнений. В медицинской книжке были только записи "Здоров. Годен для службы в ДРА". Осталось только услышать вывод военно-врачебной комиссии и идти спокойно на службу. Насчёт своего здоровья я даже и не сомневался. В двадцать три года лейтенанту быть больным просто стыдно! Да и не было у меня болезней, вот только зрение было не очень, но я связист, а не лётчик, всё для меня допустимо. Вышел я на крылечко, закурил сигарету, а тут и мой дружок-лейтенант из пехоты вышел, тоже закурил. Смеёмся, обсуждаем своё поведение перед врачами, привираем немного о собственной храбрости. Здоровы мы, как быки, а как иначе... А день, действительно, солнечный. Хоть и конец января, а сосульки намечаются. Настроение отличное!
   Выходит на крыльцо капитан в шинели с петлицами черными и эмблемами автомобильными. Радость его не имеет предела в обозримой видимости даже моих близоруких глаз. Я готов был порадоваться с ним вместе и спросил:
   - Ну как?
   - Зашибись! Отмазался! Дайте, мужики, закурить!
   Я оторопело достал из кармана шинели открытую пачку болгарских сигарет, коробку спичек. Капитан прикурил, затянулся и начал рассказывать о липовых болячках, о том, как ловко обманул врача, убедив его в своей болезненности, подтверждённой многочисленными записями в медицинской книжке. Вот молодец! С ранних офицерских лет готовит себя к пенсии почётной, куче окладов денежных, положенных офицерам, при условии увольнения по болезни. А врача обманул - гордости на многие года. Нет, не обманул он врача. Врач таких моральных уродов видит каждый день и не послал тебя в Афган только по гуманным своим убеждениям. Ты, капитан своими качествами личными подразделение подведёшь. Не дай Бог, из-за тебя, ублюдка конченного, потери будут. Лучше сиди здесь и не лети за речку! Молодец врач! Ты был тогда совершенно прав!
   Мы с пехотинцем закурили по очередной сигарете, и устало посмотрели на вечнобольного капитана.
   - А вы что? Не отмазались? Ну, извините! - увидев наш свинцовый взгляд, капитан быстро сошел с деревянных ступенек и уверенно, несмотря на болезни "липовые", пошёл в направлении домов офицерского состава.
   - Вот сука! Может, догоним? - за что мне нравится пехота! Уважаю! У них всё просто и ясно! Сразу в пятак, а опосля разбираться будем! Мне, с моим философским складом ума немного тяжелее.
   - Да пусть идёт себе. Время рассудит.
   Докурили мы с товарищем сигареты, и пошли узнавать заключения комиссии военно-врачебной.
   Можно было бы, и закончить на этом, но просто есть в этой ситуации продолжение. После вывода нас, офицеров и прапорщиков отправляли в те же военные округа, откуда и прибыли в Афган. Я вернулся в Приволжский военный округ, мне долго искали место дальнейшей службы. Я слонялся по штабу округа, курил, нервничал и был зол. Часов через пять после моего прибытия я зашёл к направленцу по связи и спросил:
   - Скажите, долго ли мне ещё ждать?
   - Подождите, вопрос решается - уверенно говорит мне холёный майор. Ещё один вершитель судеб!
   - А что, в Тоцких лагерях уже нет мест? - спросил я, ехидно усмехаясь.
   - Вы хотите в Тоцкое? - удивлённо-радостно спрашивает майор.
   - По ходу пьесы ничего лучшего вы мне не предложите. А бродить здесь ещё пару месяцев у меня нет ни малейшего желания.
   О, сказка! Через полчаса все документы были готовы! Молодцы кадровики! Умеют делать паузу!
   Декабрь 1988 года. На Тоцкое падает снежок. Небо пасмурное, настроение хорошее. Иду в обеденный перерыв на переговоры телефонные с Томском. Там жена моя и дочка, так и не приехавшие к моему месту службы. И вижу я того капитана-автомобилиста, нет не капитана, уже майора. Вырос, гад, и в должности, и в звании. А что не расти, когда штаб дивизии рядом, с женой не разлучён на пару лет, дети опять же встречают каждый вечер после трудного дня. Хорошо питаешься, служба рядом, а из Тоцкого и прыжок можно сделать неплохой, перспективный. И партбилет на стол не положил, как же, болезнь всё-таки, хоть и "липовая", но причина уважительная. Тварь!
   Закурил я и посмотрел в небо. Через десять минут буду дежурить у кабинки междугородних переговоров. С женой поговорю, дочь-малявка скажет мне "привет, папа!". Уже три с половиной года прошло после выпуска из училища, а я всё не живу с семьёй. Да и женился я на третьем курсе училища военного, тоже не семья, а сплошная самоволка. Падает снег на мои старлейские погоны, намертво пришитые к повседневной шинели. Хорошая шинель, ещё в училище пошитая, с утеплителем "на заказ". А всё как новая. А какой ей ещё быть, если я не надевал её, практически. Всё комбезы танковые, да "афганка" по всей службе. Да, надо идти. Сейчас поговорю со своими, и дальше к родному взводу. Ведь когда я прибыл в Тоцкое, все места командиров рот связи во всей дивизии были заняты... Заняты теми, кто не был там, за речкой. Иди, вечный Ванька-взводный и думай, кто был прав тогда, в конце января 1987 года на морозно-солнечном крылечке медсанбата. А действительно, кто был прав?

Продолжение.

   Сидят мои солдатики в тенёчках под прокалёнными солнцем машинами и ждут. Ожидание у каждого человека разное. Кто дремлет сидя, кто ведёт разговоры лениво. Время дневное, солнце выжигает даже мозги, в столовой уже не покормят, сухпай на руках, хочешь, ешь, хочешь, оставь до вечера. Есть не очень охота.
   Я подошёл к взводу, махнул рукой сержанту, который согласно Уставу хотел подать команду "Смирно!" и облокотился на свою МТЛБ-У. Дал команду позвать моего заместителя. Лёшка Корнеков подошёл через минуту, и я поставил ему задачу.
   - Так, Лёша. Коль выходим с рассветом, то до рассвета меня не жди. Я у Свитача, вызов, в крайнем случае.
   - Понятно.
   Какие там задачи? Всё что можно загрузить в машины - загружено. Там, где должны сидеть по замыслу изобретателей отличнейших машин операторы, стрелки, наводчики, всё было забито под завязку всякой нужной всячиной. Ящики со снарядами в МТЛБ и матрацы лежали рядом, не мешая друг другу. Эх, чувствую, мои друзья пехотинцы поматерят нас. Им в горах палаточка "Памир" уже вершина комфорта. Артиллерия есть артиллерия. Стоит в колонне наша машинка - ПАК называется. Не всегда у нас сухой паёк намечается. Горячая пища иногда на земле и всё такое. У пехоты тоже в батальоне есть не хуже машина во взводе обеспечения, да вот только незачем она, практически. Полезут ребята в горы, а оттуда за свеженьким, горячим супчиком не побегаешь. Впрочем, механики-водители, наводчики-операторы БМП остаются внизу. Но ведь это вовсе не значит, что они будут рядом с кухней.
   Впрочем, не буду лгать. Даже, находясь в горах на длительных боевых действиях, пехота умудрялась делать всякие вкусности, типа плова или ещё чего. В каждой роте, в каждом взводе были ребята из Средней Азии, Кавказа, которые умели делать свои национальные блюда. Пусть получалось у них не ресторанно, но такую вкуснотищу, наверное, помнят мужики до сих пор. Люблю, уважаю пехоту, дай бог здоровья каждому из них.
   К Свитачу на позицию я пришел, неторопясь, спросил у дневального, стоящего под грибком в каске и бронежилете в июньской афганской жаре, где командир. Командир был у себя, и я прошёл к нему в землянку. Для порядку, очумевший от жары дневальный по ТА-57 предупредил Володю о моём прибытии, так положено.
   Захожу в землянку к Володьке. Всё как я и ожидал! Практически весь офицерский состав дивизиона здесь. И не просто здесь, а прячется от жары. Вижу Генку Романа, Ваську Чучукало, Толика Шматко, Андрюху Жукова. Спасибо, Вовка, посижу в прохладе перед выходом.
   Свитач Володя был в дивизионе нашем практически легендарным офицером. Когда я прилетел в Файзабад, послужил немного, и тут до меня довели (хотел сказать дошли слухи, но реально, довели), что второй сошник слишком отважный человек. От нечего делать, перелезает через колючую проволоку и наводит порядок на минном поле. Можно представить, территория полка ограничена двумя рядами инженерно-сапёрных сооружений, короче, "колючка" с внешней и внутренней стороны, а между ними мины противопехотные. Бойцы выбрасывают иногда пустые банки от тушняка, или ещё чего-нибудь на "минку". Дураков нет, там наводить порядок! Ан нет, Свитач иногда может это сделать легко! Ходил с длинной палкой и выбрасывал пустые банки во внешнюю сторону. Я поражаюсь и до сих пор преклоняюсь перед бесшабашностью этого мужика! Думаете про...? Нет, мужики, с мозгами у него, на самом деле было всё в полном порядке. Умнейший человек, весел и прост в обращении. Просто любит парень порядок! "Фишка" такая у него. Как говорят шутливо, от обыденности каждый с ума сходит по-своему. Хотя, выйти на "минку" у меня кишка тонка. Ничего не поделаешь.
   Помню, я его назвал миротворцем. Бой шёл между моджахедами в районе кишлака Баташ. Стреляли они добросовестно друг в друга. Пуляют среди белого дня, а толку никакого. Похоже, разборка не закончится до ночи. Сначала Володя через оптику наблюдал с интересом за ходом перестрелки. Потом ему надоело. Вся огневая позиция тоже по очереди к окулярам прильнула. А бой вяло идёт, не затихает. Володю достала ситуация, как настоящий военный, он определил, что к чему, гаубицы, как всегда, готовы, просто звонит на ЦБУ и докладывает:
   - Наблюдаю бой в районе кишлака Баташ. Две банды ведут разборки между собой, есть опасность в том, что стрельба будет в наше направление. Разрешите нанести упреждающий удар?
   Замешательство на ЦБУ, оперативный дёргаться начинает, вопросы глупые задаёт,
   - В какой степени опасность для полка?
   - Понял, стрельбу начинаю! - не слушает Володя оперативного дежурного. Давно наведена у него гаубица Д-30 на прямую наводку. Он бой в кишлаке рассматривает из оптики и у него свои мысли.
   - Огонь! - и тут же вдарила (не ударила а, именно, вдарила, от души) гаубица простым осколочно-фугасным зарядом. Смотрит Володя в окуляры и просчитывает. Отлично снарядик лёг, машет руками сторона "духовская", которой не досталось. Радуются, что шурави по врагам кровным ударили, ручонками машут приветливо, наверное, за поддержку благодарят. А у Володи бойцы, как механизм машины налаженный. Снаряд наготове, осталось только сказать взводному несколько слов, и летит подарок в сторону другой, противоборствующей стороны. Разбежались "духи", обиделись, наверное. Навёл порядок Свитач в близлежащих кишлаках. Вот так вот, не балуйтесь, "духи"! Да, с головой у Вовки полный порядок! Умнейший мужик, отличный товарищ!
   Володя принимал нас всех. В его землянке собрались артиллеристы из Бахарака и Файзабада. Вовка выгнал самогон и угощал им щедро! На жаре июньской мы хмелели, нам было хорошо, мы желали друг другу только одного - без потерь!
   Самогона было не очень много на такую толпу, так, повеселил нас Володя Свитач, но, последнюю (!) бутылку он всем показал и сказал:
   - Мужики, вот эту бутылочку мы выпьем в Хайратоне!
   Мы все дружно согласились, хоть и не знали, где и когда там этот Хайратон будет.
   Разговоры, пожелания, но к любимому взводу надо идти. Впрочем, все офицеры, потекстовав, покурив, пошли по своим подразделениям. Солнце неуклонно падало за урочище Аргу.
   Я пришёл к моим мужикам, Лёша Корнеков успокоил меня, типа всё в порядке, я забрался на "броню" и лёг на спину.
   О, боже, какая чудесная июньская ночь! Такие ночи могут быть только над этими горами. Огромные звёзды висят над головой. Свет этих звёзд мягко и нежно укрывает землю волшебным сиянием. Во всём мире тишина, вот только здесь она нарушается постоянным рокотом реки Кокчи. Речушка бурная, строптивая, несёт свои воды с Гиндукуша. Ночь наступает тихо, как кошка, как мягкий снег, как шелест листочков берёзовых, как сказка детства, рассказанная мамой...
   Стрельба. Остатки дремоты брызнули под катки моей машины. Разведрота уходила ещё под вечер, задача простая, зайти за кишлак Джата, подняться вверх, занять высоту и поддержать колонну. Нарвались наши на засаду! Стрельба идёт нешуточная, корректировщик наш, Мишка Бабенко молчит. Командир разведроты Володя Иванов не очень многословен в эфире. Не до словесного поноса! Рота нарвалась на засаду, ночь, резко принимается решение, атаковать нет смысла, бьют с двух сторон, уходим вдоль дувала назад, раненых прикрыть, лично сам и двое бойцов на подавляющий огонь. Остальные отойти на 50 метров и закрепиться! Настоящий командир! А ведь ещё старлей! Отходит разведрота. Раненных оттаскивают, своими телами прикрывая. Возвращается рота. Не выполнила задания. А был ли смысл идти туда в ночь? Не мне судить.
   - Товарищ старший лейтенант! - Юра Штаер выскочил из люка, - наши напоролись на засаду, потери есть.
   - Понял тебя, понял, слушаю по рации. Кто тебя меняет на дежурстве?
   - Альжанов.
   - Дежурь, по смене доклад мне лично.
   Чёрт бы побрал этих "духов". В собственном кишлаке устроили засаду. Знали, что кишлак будет снесён до основания, не приведи аллах, хоть один из шурави будет задет. Злятся "духи", ох как злятся.

Отступление.

   В штабе Туркестанского округа мне показали карточку, в которой была написана фамилия "Александрович" и войсковая часть полевая почта 89933. По идее, я должен был сменить этого старлея в загадочной в/ч п/п и ещё цифирей пять штук. Я был настроен решительно, поэтому пить водку начал изначально. Ташкент замечательный город, мы с Серёгой Грибковым, капитаном-связистом, пытались исследовать его как умные офицеры. Над озером Бахт пролетали лайнеры, мы с Серёжей стояли в семейных трусах и долгим взглядом провожали стальных птиц. Нам было хорошо, арбузы-дыни были рядом, алкоголь даже в смутное время там не переводился. Мы были молоды и на наши семейные трусы клевали незамужние и даже будучи замужем, женщины. Мы, действительно, были молоды, нам было хорошо под Ташкентским солнцем, а ночи там уж очень хороши.
   Стыдно, но могу сказать, что нас, офицеров, не пускали на пересылку после 23 часов. И мы, иногда соблюдая честность перед своими жёнами, лезли через забор какого-то автопарка с целью добраться до коечки и поспать! Пролез я один раз этим путём и понял, что лучше остаться до утра с дивчиной пылкой, чем пачкать форму о солидольное покрытие верхнего края забора.
   Среди ночи начинает работать громкоговоритель. Фамилии называет тех, кто должен быстро собраться и в машину. Услышав свою фамилию, я резко соскочил с кроватки. Время 2 ночи, я ещё не успел уснуть и наконец-то. Продвижение в неизвестность! Забросил чемодан в кузов грузовика, протянули сверху руки, сзади подтолкнули и влетел я под тент, натянутый над кузовом автомобиля, где собрались удивительно прекрасные, умные, короче, такие же замечательные парни, как я. Мы были все достаточно бухие, поэтому поездка в Тузель нам казалась маленьким приключением. Ночь, какие-то дорожные фонари бегут из-под тента, а тут маленькая остановка, шлагбаум какой-то или воротца, не помню, немного проехали дальше и команда "К машине". Выскакиваю я, ещё не очень трезв, хватаю чемодан и шурую со всеми в небольшое здание. Дают бумажки заполнить! Точно! Это декларации! Таможня, погранцы, все на месте, а то я, парень из пехоты, уже разволновался. Написал как-то я декларацию, иду с чемоданом к таможеннику, а у него улыбка шире лица.
   - Предъявите документы, пожалуйста!
   - Откройте чемодан, пожалуйста!
   Подчиняюсь, как положено, смотрит он мои документы лениво, в чемодан залез, не потрошит, видит, что первый раз лечу в Афган. Насчёт денег спросил, правда:
   - Есть ли у Вас советская валюта?
   А что, наши рубли тоже валютой считались? Разрешалось провезти до тридцати рублей. Но мелочью. Надо узнать как-нибудь, в чём запрет на двадцатипятирублёвки и выше по номиналу.
   Достаю из кармана жалкие монеты, и таможенник благородно говорит:
   -Проходите!
   Беру свой чемодан и иду в отстойник. Почему отстойник? Всё очень просто. Помните советские вокзалы железнодорожные? Там гнутые деревянные кресла были такие желтого цвета! Так вот и здесь такие же, народу как на вокзале, сортир один на всех и парочка тусклых лампочек. Окон нет. Сесть негде. Ни покурить, ни взгрустнуть, похмелье наступает как то резко. Тоска изначальная. А там за ангаром вроде-бы жизнь просыпается. Прогреваются двигатели какого-то самолёта.
   Открывается дверь, ранний солнечный свет бьёт в глаза и я, влекомый стадным чувством, иду со всеми из тёмного ангара. Какая красота! Небо такое голубое, такие светлые постройки, птички приветливые. Нет, мне предлагается войти в задницу огромного самолёта, над которой торчат спаренные крупнокалиберные пулемёты. ИЛ-76, отличный транспортник. Прохожу покорно и сажусь на пол в самом начале брюха этого авиационного монстра. Самолёт заполняется достаточно быстро, закрывается аппарель, или рампа, как она там называется, надсадный рёв моторов и мы взлетаем.
  

Продолжение.

   На соседней машине чиркнула спичка. Прикурил, быстро спрятав в ладони спичку, Володя Свитач. Тоже не спится. Володя уже третий год на войне. Замена ещё в феврале должна была быть, так вот ведь, не повезло! Говорят, все вернутся в те же округа, откуда и призывались. Мне в Приволжский, Володе в Среднеазиатский, а хотелось, наверное, ему... Сон брал в свои руки меня и возносил куда-то вверх. Тело моё было невесомым и...
   - Товарищ старший лейтенант, подъём!
   Я высунул голову из-под одеяла и тупо посмотрел на Игоря Невендлевского. Он улыбался и приветливо мне сообщил:
   - Вставайте, уже все поднялись!
   Игорьку уже нетерпелось завести свою "ластивку". Энергия била из него через край. Я приподнялся на локте, посмотрел сонно на мир, который меня окружает. Было ещё темно, на востоке небо только-только розовело. Но в горах утро приходит быстро, поэтому нечего ждать, если хочется действовать. Я достал из-под матраца автомат, встал на машине во весь рост и потянулся до хруста. Мне нравилась обстановка. Сдержанный разговор, огоньки сигарет, прячущиеся в рукав, команды, отдаваемые полушёпотом. И все всё понимают, слышат, исполняют, и нет обычного русского мата. Всё чётко отработано.
   Я спрыгнул с брони. Мои ребята уже все были рядом, кто-то курил, кто-то перешёптывался, кто-то досматривал сны. Всё ребята, томление закончилось.
   - Взвод управления, ко мне! В колонну по три становись.
   В утренних сумерках построились мои парни, вывел я их к головной машине. Нет смысла проверять наличие людей в строю, все ли с оружием, в бронниках и касках. Всё отработано, всё налажено. Мне только нужно задать единственный вопрос своему "замку":
   - Всё нормально, Алексей?
   - Так точно!
   И всё! Я совершенно спокоен.
   Взвод построился у головной машины. Рядом строились артиллеристы первой батареи. Из темноты вышел начальник штаба майор Пелёвин и негромко скомандовал "Становись!".
   Справа от меня построились офицеры управления дивизиона - зампотех майор Денщиков, замполит капитан Чернявский, и начальник разведки лейтенант Роман. Слева от моего взвода стояла первая батарея. Практически в полном составе выходили они на боевые действия.
   - Дивизион, равняйсь! Смирно! Слушай боевую задачу!
   Командир дивизиона подполковник Гладун доводил эту боевую задачу практически до каждого, но я её не слушал внимательно. И так всё ясно. Ждал когда будет команда "По машинам!". Когда же она прозвучала, я слегка вздрогнул.
   Как положено, я команду продублировал и слегка поторопил нерасторопных. Их-то как раз было не очень много, и, получив назидательно-шутливый пинок в задницу, прибавленный крепким словечком из исконно русского языка, они взлетели акы птицы и приземлились на корпусах своих боевых машин.
   Проверка связи. Ещё не заведены машины, а связь уже налажена, всё работает как часики швейцарские. Я, в принципе, спокоен.
   Рассвет наступал на нас очень настойчиво! Только успели первые птицы что-то пропеть, и их голоса покрыл рев, заведённых командой моторов машин. Бандера прогазовывает усердно машину, а у меня волнение. Не водили ребята машинки свои. Как учат в учебке, сам знаю, был я там взводным, а практики в Афгане почти нет. Спасибо Денщикову, хоть смог два раза провести практические занятия по вождению МТЛБУ. Даже я поводил машину. Но по горным серпантинам мои бойцы водить технику не были привычны.
   Вперёд! Прозвучала команда и я пожелал всем мысленно удачи! Техника выходила из полка не торопясь, степенно переходила мост через Кокчу и мимо кишлачка Кури вытягивалась в ниточку. Солнце начинает подниматься, из кишлака высыпалась горсть бачат, смеются, что-то по-своему чирикают. Взрослых не видать. Прячутся, не высовываются. Да не бойтесь вы, мы уходим. Мы добрые по сути своей!
   А вот и аэродром справа по борту. Выскочила рота охраны в полном составе на дорогу. Поднимают приветливо руки, "держитесь мол, мужики!". А что нам остаётся делать? Вот только и держаться. Вытянулась колонна. Голова её с сапёрами во главе стоит у северного среза аэродрома, замыкание перешло мост через Кокчу и притихло. Ждём. Там, за кишлаком Баймаласы нас ждёт враждебная, ненавидящая нас земля. Степень ненависти ощущается в зависшем утреннем воздухе. Стоит колонна, только сапёры и разведчики выдвинулись вперёд. Ждём...

Отступление.

   Не спится мне. Не научился я спать в любых позах, стоя, сидя или скрючившись. Равномерный гул моторов, конечно, убаюкивает, да вот только мысли лезут в голову всякие. И хорошие, и плохие. Сумбур в башке моей непохмелённой. Сколько там лёту до Кабула? Пью какую-то тепленькую пепси-колу и грущу. Вспомнил не к месту случай. Бухнули мы перед моим уездом в Афган, я в квартиру свою пришёл крайний раз и спать завалился на матрасик. Но сон мой перебила птица ночная, влетевшая сдуру в форточку кухни. Птицей была летучая мышь, которая не могла улететь обратно. Шелест её крыльев я помню очень хорошо. Когда я утром уходил из своей квартиры (улица Калинина, дом 14, кв. 44) форточку оставил открытой. А мышь была очень нестрашной, она съёжиласть, забилась в верхний, тёмный уголок и была не больше груши, по размеру. Интересно, перед отъездом в дальнюю дорогу прилёт летучей мыши это как? Какая это примета?
   А тут двигатели тягу поубавили, и самолёт приостановился в полёте. Заваливаться начал на крыло и пошел по спирали на посадку. Об этой схеме приземления я был наслышан. Чтобы уменьшить возможность получения в движок или корпус заряда из "Стингера", "Блоупайпа" или "Стрелы" китайской, нужно с максимальной высоты приземлиться, используя минимальную площадь. Чем шире площадь, тем риску больше. Впрочем, всё относительно. Можно получить и над самой взлёткой.
   Я прильнул к иллюминатору. Чужой город не очень приветлив в серости своей. Да и я не пылаю задором комсомольским. Мы явно не подружимся. А вот и вертолёты. Эх, какие красавцы эти МИ-24. Изящество форм, хорошее вооружение, десантный отсек. А ведут их настоящие мужики. Летят почти под брюхом нашего ИЛа, ракеты отстреливают. А если говорить проще, своим телом прикрывают нас, сидящих в чреве транспортника. Спасибо, братцы!
   Приземлился наш самолёт, порулил немного по земле и опустил аппарель. Выхожу я со всеми на землю и стою ошеломлённый. Серёга Грибков смеётся надо мной, а мне не до смеха. Состояние после вчерашнего и так хреновое, пить охота, а тут на меня свалилось небо Кабула, какое-то белёсое. Выгорело оно от жары и просто существует над здешним миром. Смотрю я в него, и понять не могу, зачем ты здесь присутствуешь. Ни облачка, сплошная даль и пустота, хоть бы голубизны немного. Тщетно. Таращься в него не таращься, не найдешь хоть чего-то привычного, приятного собственному взору. Жара неимоверная и пустота над головой...
   Пошёл я со всеми на пересылку. О ней можно сказать отдельно, так, как по долгу службы бывал я там неоднократно.
   Недалеко от взлётной полосы, расположен пересыльный пункт. Предназначен он для принятия военнослужащих и распределения по назначению. Кому на самолёт, кому в штаб армии. На пересылке есть столовая для солдат, для офицеров тоже целый ангар выделен. Солдаты живут в палатках, офицеры в модулях от безделья маются. Клуб пересылки славен тем, что здесь выступали великие артисты нашей эпохи. Только фамилии их до сих пор вгоняют меня в трепет. Кобзон, Розенбаум... Они настоящие мужики. Ребят сопливых поддержать морально - великое дело! Кроме них и другие приезжали, но память моя уводит меня куда-то в сторону. Да "Каскад" лично видел, даже разговаривал в очереди в столовую с отличными мужиками. Но они не приезжие, они свои, афганские. Именно их кассеты крутились в наших магнитофонах. Наравне с "Голубыми беретами", Игорем Морозовым и другими авторами-исполнителями.
   Что нужно нормальному человеку? В конце-концов человек не очень притязателен. Немного поесть, немного поспать для восстановления сил. Немного одежды. Одеты мы были изначально, места для сна были определены, и вот только с приёмом пищи всё было не так просто.
   Ввели какие-то списки с подачи тыловиков, вечно боящихся, как бы не накормить тех, кто без продаттестата, и каждый офицер или прапор должен был громко крикнуть "Я!", получить талончик и только после этого идти в столовую. Туда запускали по очереди, по мере освобождения посадочных мест. Стоит прапорщик на входе, руку как шлагбаум держит. Тяжело ему. Надо ведь иметь взгляд цепкий, сколько там встало человек, завершивших приём пищи. Так, десять ушло, можно запустить десятерых. Тяжела служба у прапорщика-интернационалиста. Рука-шлагбаум опускается вниз, и негромким голосом идёт отсчёт до десяти, сопровождаемый непринуждённым шлепком по левому плечу. Ну да ладно, советский офицер был всегда без особых претензий.
   Сижу в столовой, обедаю. Хлебаю супчик, а напротив присаживается старший лейтенант. Эмблемы летунов, а колодочка орденская не просто какая. Орден Боевого Красного Знамени. И ровесник мне, но видать, парню пришлось побывать в непростых переделках. Сильные впечатления оставляют такие случайные встречи.
   К чему веду разговор. О встречах случайных. Стою я как монумент на перекличке. Позавтракать мой молодой организм требует. Подходит ко мне невысокого роста старлей с артиллерийскими эмблемами. Спрашивает как-то излишне скромно:
   - Скажите пожалуйста, а связисты с Приволжского округа есть? - увидел у меня эмблемы моей любимой связи на погонах рубашки.
   - Ну, я с Приволжского - отвечаю я, от гордости приободряясь, - других не видел.
   Мнётся стеснительно старший лейтенант. Да и я в перекличке не хочу свою фамилию пропустить. Талончик на завтрак, святое дело, а тут отвлекают.
   - Да вот, заменщика ищу - обречённо так сказал офицер и посмотрел как-то грустно в сторону.
   - А как фамилия твоя? - у меня внутри что-то завибрировало.
   - Александрович. - Сказал мужик с потухшим взглядом. А у меня уже в глазах та карточка, видел которую в штабе ТуркВО. Вот она и фамилия, и часть загадочная в/ч п./п. 89933, и...
   - Не грусти старик, я твоя замена!
   Человек по сути своей составлен из эмоций. Сначала у Юрки был полный ступор. Он не мог произнести ни слова. Я его понимаю. Стоит несколько десятков офицеров в "союзной" форме, подойти к первому попавшемуся с эмблемами связи и... Как был рад Юра своему заменщику! Ну что ты здесь стоишь, пойдем в чипок, я всё вкусненькое для тебя скуплю. Ну, пойдём, старик, я не против полакомиться вкусностями для нас безчековых недосягаемыми, но ты только скажи, куда я попаду, ведь сгораю от нетерпения.
   - Файзабад. Самое лучшее место в Афгане. У нас там Швейцария - убедительно говорил Юрка, угощая меня всякой вкуснятиной из чекового чипка. Я с удовольствием поглощал деликатесы и про себя улыбался. Юрка был в командировке и совершенно наугад, задав вопрос, нашёл себе замену.

Отступление.

   Осень 1986 года. Уборка урожая. Башкирия. Фёдоровский район. Какого хрена меня туда, в этот район забросили, я примерно знаю. Связист, если работает связь устойчиво, в принципе на хрен не нужен. Даже, в какой-то степени опасен. Куда засунуть мающегося от безделья лейтенанта, у которого на уме бабы и водка? Нет, наверное, водка и бабы. Впрочем, неважна очерёдность главных предметов желания молодого лейтенанта на уборке урожая, засунутого в места такие, где только вороны с удовольствием каркают. Решение командования, как всегда разумное и мудрое - подальше и на подольше. Еду я в этот взвод целинный прекрасной октябрьской осенью. В качестве проверяющего. Как не члена партии, меня обременили не очень важными заданиями. Протоколы комсомольских собраний посмотреть, у взводного конспекты проверить. Короче, шуруй лейтенант с глаз долой. Когда вызовем, тогда и приедешь.
   Встретил меня Ринатик Казаков. Мы служили в одном полку 691 мотострелковом, но не были знакомы достаточно близко. Разумеется, покормил меня, горемычного, предложил несколько капель, от которых я, разумеется, не отказался, короче встреча однополчан была на высоком уровне. Так как моя командировка не предполагала чёткой даты завершения, мне торопиться обратно в штаб не было смысла. И я, на более чем месяц, поселился в вагончике у Рината, нагло пользуясь его гостеприимностью.
   Осенние вечера превращались в беседы на всякие темы. Ринат был постарше меня на пару лет, но уже умудрился послужить Родине как положено. Не очень он распространялся о своей службе в Афгане, но вот о местах, где он служил, говорил с любовью. Уже тогда я проникся уважением к таким словам как "Бадахшан", "Файзабад", "Кишим". Мне казались такими сказочно-восточными те места. Прямо сказки Шахерезады. Не говорил Ринат мне о грязи, крови, и сопутствующем дерьме. Зачем? Но я и так полагал, что Шахерезада не встретит меня. Всё будет проще и страшнее сказки на ночь.
   Спасибо тебе Ринат! По совету друга в Афган я поехал с кучей трусов и массой пар носков (или носок, до сих пор не знаю, как по-русски правильно!) Советы были сказаны так удачно, что вернувшись в Тоцкое, я зашёл к Ринату и обнял его. Спасибо, брат!... Где ты сейчас, друг молодости моей? Отзовись!

Продолжение.

  
   - Не соглашайся на всякие другие предложения - пытался Юрка убедить меня. Он знал, что переманить офицера в Кабуле очень легко, поэтому старался подготовить меня. Приехал по замене ко мне, будь добр, не подведи, не соблазнись на какой-нибудь узел связи. Нет, Юрка, не подведу я тебя. Судьбой написано мне тебя менять. Будь спокоен!
   Объявление по громкоговорящей связи. Услышав свою фамилию, я выхожу на небольшой плац пересылки. Стоит автобус ПАЗик, проверяют нас по спискам, и мы садимся. Прапорщик-сопровождающий небрежно бросает автомат на капот автобуса. Магазины к автомату перевязаны изолентой. Да, только вид оружия бравого прапора вносит уважение. К прикладу пакет медицинский, жгутом перевязанный, примастрячен. Боевой прапор, нечего сказать. Каждый день, слоняясь по Кабулу на потрепанном ПАЗике, отбивается от "духов" и перевязывает себя, истекающего кровью бинтами. Я, конечно тупой, в пехоте служил, знаю, что одним выстрелом из РПГ-7 наш автобус превратится в сплошной кошмар, но помалкиваю. Таких как я, в принципе соображающих, автобус полон. Но, спасибо прапорщику, рассказывал он нам о Кабуле как экскурсовод. А посмотреть было на что.
   Огромный город жил своей жизнью. Как в огромном муравейнике передвигались в разнообразных направлениях люди, верблюды, ишаки, машины и женщины. Я смотрел во все глаза и вспоминал рассказы моего отца, бывшего матросом на эсминце. Он тогда, в 1954 году попал в Египет, видел Александрию и Каир. Судя по его рассказам, никакой разницы. Полный бардак и красота! У кого есть сигнал, тот дудит, у кого есть голос, тот кричит, а верблюд идёт и ему всё По-барабану. И все понимают это, но желание погромче сказать о себе преобладает над восточными людьми. Горят лампочками дуканы красивые, народ бродит разнообразный, а весь город улезает своими невзрачными хижинами в горы. Шум и гам стоит над Кабулом. Красивый восточный город затягивал меня. Мне очень нравилось. Я ехал в автобусе, смотрел в окошечко и радовался жизни. Спустя год я мчался по ночному Кабулу на бронетранспортёре с автоматом наперевес в сторону аэродрома. Было волнительно. Темнота враждебно смотрела нам в глаза. Вот вам и контрасты.
   Штаб армии. Он располагался в здании, которое мы всегда называли "дворцом Амина". Долгая тропинка наверх. Смотрю на окрестности. На мой взгляд, даже войска Македонского не смогли бы взять налету эту высоту. Почти вертикальные скалы, никакого подхода для бронетехники современной армии. Молодцы мужики из "Альфы" и батальона "мусульманского". Кто не видел реально эту территорию, тот не сможет понять и осознать подвиг этих ребят. Жаль не знаком я с ними, по разному служба шла, но снимаю свою шляпу при одном упоминании о группе "Альфа". Будьте всегда здоровы, уверенны и надёжны!
   Поднимаюсь на третий этаж. Как обычно, отдел кадров. Открываю дверь и вижу очень занятых офицеров. Но я не один, со мной, и Серёга Грибков, и Сашка Боханов. Уделите нам внимание, пожалуйста!
   По одному, нас начали вызывать. Первым Серёга пошёл, как старший среди нас по званию и по возрасту. Капитан, двадцать восемь лет, почти солидный возраст. Выходит Сергей, радость в глазах. Получил распределение, хоть знает, что уже к чему!
   - Куда, Серёж? - хотелось бы вместе, за месяц знакомства сдружились-спаялись почти намертво.
   - Газни! А ты в свой Файзабад? - налету подкалывает меня друг. Молчу я, вхожу, и дверь прикрываю за собой. Опять направленец, опять вершащий мою судьбу человек.
   - Согласно порядку замены Вы должны сменить старшего лейтенанта Александровича. Вы знаете об этом?
   - Так точно, я знаю, в штабе ТуркВО мне сообщили!
   - А знаете ли Вы, где находится эта часть?
   Конечно, я уже знал, но хотелось бы послушать взрослого мужика о службе, перспективах, ну и ещё о всякой хрени.
   - Никак нет, не знаю!
   - Это в провинции Бадахшан. Среди нас называют её тем местом, на которое мы садимся, когда ноги устают. Туда не ходят колонны, не летают самолёты. Там действительно, полная задница! Воюют там автономно, ничем мы не помогаем. Хочешь, я тебя в полк связи определю? Здесь будешь, в Кабуле. Что тебе надо?
   Романтик я. Наслушался я воспоминаний Рината о Швейцарии Афганской. Воюют там мужики. И я хочу быть не хуже всех. Да и Юрку подвести не могу.
   - Товарищ подполковник! Считаю, будет правильно, если я заменю офицера, которого обязан заменить! За предложение благодарен, но... Прошу принять решение.
   Улыбнулся офицер. Пожал мне руку и сказал:
   - Ну что же. Ты сам решил! Кто служил в Тоцких лагерях, тому и Афган не страшен, не правда ли?
   - Так точно! Не страшен! - и вышел я из кабинета. А Сашка Боханов, зайдя после меня, тоже получил направление в Файзабад. И на пересылке мы втроём ждали, когда будут наши самолёты, уносящие нас в разные части огромной страны с названием Афганистан.
  

Продолжение.

   "Начинаем движение!". Самая любимая команда застоявшихся машин. Они с удовольствием рычат и хотят броситься вперёд. Даже я, по сути своей не автомобилист, не механик-вредитель, и то понимаю, как машина относится к дороге, к нам. Она, как живая. Рванёт из эжектора, или как он там называется правильно, дымок, обдаст нерасторопного бойца капельками не до конца сожженной соляры и взревёт как зверь, готовый идти на охоту. БМП просто работает в удовольствие своему механизму. МТЛБУ аж свистит! Когда-нибудь я, всё-таки, постараюсь стать автомобилистом, чтобы не быть полным лохом среди продвинутых людей, знающих, что такое карбюратор. Впрочем, на моих машинах карбюратора нет, поэтому я начинаю взбодрятся.
   5 июня на календаре. Мы выходим на блоки. Идём неторопясь, часто останавливаемся. Проходим Баймаласы. Начинается работа артиллерии. Обстрел господствующих высот с обеих сторон Кокчи. Работает Валера Шабдинов добросовестно. Снаряды кладутся как в лузу шары. По горным вершинам стрелять - талант нужен. А талант опытом наживается. Это в Союзе может артиллерийский дивизион возить за собой один-единственный снарядик, стоимость которого 32 рубля, по всему полигону. Там можно возить его сутки, двое, постоянно получая цель, развертывать орудия и в последний момент, получив отмену задачи, укладывать снаряд обратно в укупорку, свертывать батареи и выдвигаться на новые позиции. В Афгане так не было. Стреляли сразу, с любых позиций, при любых условиях. Сергей Пелёвин, начальник штаба дивизиона сказал об Афгане очень красиво. Место, где никто, никому не мешал работать.
   Работает гаубичная батарея! Реактивщики поддержали! Летят над головой снаряды, шуршат и взрываются! Взрывы рядом с тобой, примерно метров восемьсот. Всё отработали! Нет, не всё, вертушки поднялись. Прошлись по хребту полными пакетами НУРсов, и ушли на аэродром.
   И пошла вверх пехота. Классически пехота идёт просто - командир роты впереди, замполит замыкает шествие. Командир определяет цель, ведёт за собой людей. При необходимости, ему могут придать сапёров, но командир сам знает, что делать для выполнения поставленной задачи. Он сам вполне способен щупом проверить тропу. И взводные у него не дураки. И у каждого в подразделении есть способные парни. Вот только щупов не хватит на всех.
   Надеюсь на лучшее. Пехота, она всегда пехота. Боец, сам весом шестьдесят с копейками килограмм тянет на себе бронежилет, каску, оружие и снаряжение, вещевой мешок включил в себя не только зубную щётку (1 БК на автомат Калашникова включает в себя 450 патронов, из них 120 должно быть с трассирующей пулей.). При ведении боевых действий командир определяет сам, сколько иметь патронов, исходя из того, куда идёшь. По приказу Командующего Армией не менее 5 БК на ствол хранится в оружейке. Идёт боец, загруженный донельзя своими прибамбасами, а там и сухпай в вещмешочке, лопаточка сапёрная, водичка на ремешке во фляжке двухлитровой. И не просто так идёт солдатик. Пару мин к "подносу" на него нагрузили. Идёт боец. Кто хоть раз ходил в горы, тот понимает его. Матерится про себя солдатик и главная мысль у него, что же сбросить с себя в первую очередь. Любопытно, но солдат бросить может всё, кроме автомата. Идёт замполит роты (замполитов ротного звена уважаю, они ещё не политотдельцы), замыкает шествие. Пинает отстающих. Не хватает слов у старшего лейтенанта для ободрения личного состава. Матерится старлей, глядючи на мину брошенную. И хотелось бы разобраться, кто бросил, но вот ротный прёт вперёд как трактор. Он задачу боевую выполняет, как учили его в училище пехотном, как служба офицерская обязывает. Не приведи Господь его сейчас трогать. Хоть ты мне и друг, замполит, но сейчас не трогай, потом поговорим.
   Люблю я пехоту! Говорили в мои лейтенантские годы о наличии трёх видов пехоты. Пехота бывает крылатой, морской и тупорылой. К десантникам никогда себя не причислял, не служил, слава Богу. И так голова не всегда в порядке, а тут ещё с парашютом об землю... Морским пехотинцем тоже не судьба была мне стать. А вот в любимой, тупорылой пехоте послужил. Ах, как я уважаю ребят из пехоты и танкистов тоже! Настоящие мужики!
   Выходит ротный на высоту. Нет у него отдышки. Даже закурить с ходу может, что и делает первым делом. Пока подтягивается его рота, у него уже задумки на уме. Здесь будет КНП, по тем точкам выстрою боевое охранение. Секторы стрельбы, район обеспечения. Много херни в голове командира роты. Миномётчиков здесь поставлю. Не понял? Как миномёт без мин? Замполит, ко мне! А скажи мне, дорогой старший лейтенант, какого хрена я тебя в замыкание ставил? Правильно, чтобы обессилевших поддержать, на плечо по-отечески уложить. Перепад высот всего-лишь несколько сот метров, а они подохли. Где мины к "подносу", политрук?
   Молчит замполит и злость копит на бойцов своих. Действительно, шли два часа, высота не самая крутая, а миномётчики остались без мин. Бросали бойцы-пехотинцы мины при удобном случае в ущелье. На кой хрен придавали тогда миномёт? Не поможет при воспитании учение классиков и их идейных последователей. И чего так руки неожиданно зачесались?
   Командир роты в пехоте - как правило, хозяин положения. Не смотри, что он старлей или капитан. Мудрости у него на командира полка, как минимум. Минута времени и у него всё в голове просчитано. Здесь будет стоять пулемётное гнездо, здесь площадка для вертушек, выделенные посты опять же продуманы. Если ротный заходит в девять утра на высоту, то в восемнадцать ноль-ноль можно пердунов старых из Генштаба возить и показывать, как в горах, в породах скальных устанавливается блокпост. Знает ротный своё дело и взводных своих поучает. Взводные на пару лет всего моложе, а слушают, внимают. Правильно всё, опыт не пропиваемая вещь. Обретается он не только ногами, но и учением от более опытных товарищей. Иногда при помощи исконно русских слов, всегда вовремя сказанных.
   Прошли Баймаласы. А вот и кишлак Джата. Ночью здесь был бой. Не снесли мы это кишлак. Надо было бы, по злобе уничтожить всё, что здесь находится. Стали мы там. Нет никого живых. Исчезли, испарились. Течет арык вдоль дувала, гильзы от Калашникова лежат вразброс, но достаточно кучно, чтобы определить, с каких точек били "духи". В упор, минимум четыре огневые точки. Гильз несколько сотен. Забрал я несколько штук, а потом как обжёгся. В наших парней была стрельба в упор, а я "духовские" гильзы в руки взял. Выбросил их. Течёт арык вдоль дувала, из-за которого в наших ребят в упор стреляли. За дувалом сад красивый, в тени дома стоят. Интересно, почему мы их не уничтожили? Не сравняли с землёй все эти постройки. Мы можем это делать и легко! Злость в душе, злость в нервах. Что-то политотдела не видать. Пришли бы в этот кишлачок! Завели бы "Аллу Пугачёву" пару мешков риса сбросили. Нет политотдела! Бросали они здесь и рис, и муку, и медицинскую помощь пытались оказывать. А когда разведроту в упор расстреливали отожравшиеся на нашей "гуманитарной помощи" "духи", то молчат наши проводники идей партии и правительства.
   Течет арык. Колонна не движется. Умылся я от водички, взбодрился. Бойцы мои полны решимости "прочесать" долбаный кишлак. Удерживаю, веду себя рассудительно. По времени около одиннадцати. Солнышко буянит, жарит и обещает не успокаиваться. Впереди сапёры работают, так что торопиться нет смысла. Ждём...

Отступление.

   Объявлена посадка на Кундуз. Схватил я чемодан, благо не очень тяжёл. Сашка Боханов со своими пожитками рядом тащится. Приволоклись мы одни из первых к самолёту. АН-12, великая машина. Сели мы на лавочке, курить боимся. За спиной в клубе "Жестокий романс" показывают. И я подозреваю, что пока лётчики не посмотрят до конца кино, хрен мы взлетим. Перед нами стоит мужичок в лётной форме (жёлтого, песочного, или... подскажите правильно какого цвета!).
   - Вы, ребята не волнуйтесь. Всё будет нормально! По нашему борту было восемь выстрелов из ПЗРК. Я живой! У меня всё в порядке!
   Молодец мужик, успокоил. Приврал, наверное, но бодрости задал. Сидим, ждём, когда кино закончится. Слушаем летуна. Ну, наконец-то. Лётчики пришли, зашли в самолёт и начали его включать, прогревать.
   Немного позже я привык к лётчикам. Вот уж точно бесшабашные ребята. Профессия для настоящих мужиков. Масса юмора и отваги непоказной! Только в Афгане можно было подбежать к вертушке и спросить:
   - Ребята, вы на Файзабад?
   - Нет старик, мы на Пули-Хумри. А вон те ребята, по-моему, тебя подбросят!
   - Спасибо, братишка!
   Бежишь галопом к другой вертушке и опять:
   - Ребята, вы на Файзабад?
   - Ну да! Чего надобно?
   - Долететь бы не против, но два бойца со мной!
   - Погоди! - говорит командир, что-то там по радиосвязи разговоры ведёт, не до меня ему. Переговоры закончились, командир даёт команды неторопливо. Взглядом показал на меня бортачу, и мы уже в вертолёте. Никаких проблем. Парашюты на МИ-8 по правому борту висят. Надевай, не выпендривайся, такие жёсткие требования! Поможет или нет, вопрос другой, но... Я всегда надевал.
   Сейчас, будучи подшофе, я иногда ловлю "тачку" и еду до дома. Плачу по договорённости и иду к подъезду. Там, в Афгане, я мог подойти к любому пилоту, и точно был уверен, что меня не только не кинут, а даже довезут до назначенной точки. Совершенно бесплатно. Не шкурные ребята, настоящие мужики!
   Сижу я самый крайний по правому борту. Сашка Боханов рядом. Самолёт заполнился. Моторы гудят. Поднимается аппарель. Выходит бортач и начинает инструктировать.
   - Внимание! Как только поступит команда покинуть самолёт, сначала уходят пассажиры, сидящие по левому борту. Затем уходят пассажиры, сидящие по правому борту. При выходе ваша правая рука должна быть на скобе, окрашенной в красный цвет. Оказавшись на краю аппарели, вы обязаны резко оттолкнуться обеими ногами и в свободном полёте рваните эту скобу! Показываю! Всем понятно?
   Инструктаж более чем понятный. Вот только с парашютом у меня не очень. Всякие там лямки, замок какой-то. Увидев мои потуги, бортач подошёл ко мне и изрёк:
   - Первый раз? Ничего, привыкнешь! Смотри и запоминай!
   Несколько секунд и я пристёгнут к парашюту. Сел на лавочку и притих. Рулит самолёт, подбирается к взлётной полосе. Всё, подошёл. Взревели двигатели, пошёл самолёт на взлёт, набирает скорость. Смотрю в иллюминатор зачарованно. Ночь, огоньки Кабула медленно уходят вниз, набирает высоту машина, ведомая людьми. Начинает замерзать стекло, ничего не видать, тускло-синий свет и маска на лице. Дышу через маску, высота большая, машина не герметизирована, поэтому будь любезен, надень масочку.
   Не сидится мне спокойно. Снимаю маску и спрашиваю офицера в форме-афганке.
   - Скоро до Кундуза долетим?
   Улыбается старый волк! Верит в приметы, потому и говорит уклончиво, но надёжно:
   - Долетим, не порть компот!
   А приземлившись в Кундузе, получаю ещё одну науку в свою голову бестолковую. Проста она, и гениальна одновременно! Никогда во время полёта не спрашивай, сколько лететь осталось по времени. Только лётчики знают о времени. У них задача сложная и проста в своей арифметике - количество взлётов равняться должно количеству посадок! А ты, сидящий в десантном отделении, лучше молчи, так как разговоры твои беду могут вызвать. Спасибо вам друзья, помню науку вашу!
   Выйдя из самолёта в душную темноту Кундуза, я немного растерялся. Ночь. Куда идти не очень понятно. Но ведь есть в жизни твоей нормальные люди. Они есть всегда, везде и в любое время!
   - Кто на Файзабад ко мне! - кричит прапорщик, увидев нескольких офицеров в союзной форме. Нас пять человек, и дружно подходим к вызывающему.
   - Ну что, мужики, идёмте за мной на Файзабадскую пересылку.
   Летней ночью мы идем в темноте, удаляясь от аэродрома. Дорога кажется бесконечной. Небо афганское давит на тебя огромной массой звёздного света. Тропинки не видать, чемодан дурацки в руке перетягивает влево (толи дело вещмешок! Лежит уютно на спине и душу согревает!).
   - Стой, кто идёт! - грозен голос часового.
   - Идёт замена боевым офицерам! Быстро отворяй ворота! - весел прапорщик, спасибо ему! А его здесь знают. Улыбается дневальный ему, отвечает о том, что всё хорошо в 271 колонне и у него лично полный порядок! Здороваюсь за руку с солдатом и спрашиваю, куда идти:
   - Да вот сюда, товарищи офицеры. Там матрасы на кроватях лежат в скрученном виде, сами разберётесь. Бельё постельное сейчас вам принесут. Вы там располагайтесь, а столовая прямо по курсу. Через десять минут подходите!
   Вот это встреча! Весёлый прапорщик довел нас, общительный солдат в нескольких словах подсказал нам порядок и место нахождения. Всё-таки хорошо, что на этой планете есть простые, надёжные парни.
   Помещение было построено на местный манер, потолок обшит парашютами от снарядов осветительных. Маленькие ящерки по потолку бегают. Их здесь называют варанчиками. Лампочка еле освещала это убогое жилище, но мне оно показалось уютным и вожделенным. Мы бросили свои чемоданы, и вышли в сторону столовой!
   Ах, как там нас встретили! Кормили до упаду, и самое главное очень вкусно! Это тебе не кабульская пересылка! Это пересылка файзабадская!!! И если я ещё даже приказом не отдан в штат краснознамённого полка, то всё-равно ощущаю приветливость людей, уже здесь служащих. С удовольствием поглощая кашу рисовую с тушёнкой, запивая сладким чаем, знакомлюсь со спутниками своими.
   С Сашкой Бохановым мы уже были знакомы. Старший лейтенант из Дальнего Востока. Выпуск нашего 1985 года Ульяновского училища связи. Совершенное спокойствие и уравновешенность в суждениях. Он шёл в роту связи. Гена Роман, невысокий, коренастый светловолосый лейтенант. Из Монголии летит в поисках приключений на свою задницу. Тоже наш год выпуска, только училище артиллерийское. Летит Генка Роман на замену Вадиму Богдану, начальнику разведки дивизиона. Гена - человек действия! Умён, как и положено быть артиллеристу и рассудителен. Отличный парень Генка Роман! Старшего лейтенанта не успел получить в Монголии, теперь долго будет ждать третью звёздочку на погон. Орден Красной Звезды прилетит быстрее, кстати, указом Президиума Верховного Совета СССР назначенный. А старлейская звёздочка так и не прилетела Генке в Афган. Знает Гена, что уже старший лейтенант, а выписка из приказа Командующего ЗабВО ищет личное дело офицера. А личное дело уже в ТуркВО, так что... Не летают быстро выписки из приказов командующих округами. Тем более в ограниченный контингент.
   Коля Жуков вообще из Германии прибыл, как на парад. У меня глаза полезли на лоб, узнав, что он спокойно поменял немецкое пиво на глоток тёплой воды из фляжки. С Колей мы будем встречаться до самого последнего дня существования нашего полка. Молодец парень! Артиллерист, одно слово! Встречался я с артиллеристами и в Афгане, и после него, частенько сталкиваюсь на улице с сослуживцами-пенсионерами. Хорошие они мужики, не пальцем деланные. И мозги работают, и руки, откуда надо растут! 19 ноября я каждый год поднимаю тост за артиллерию! Всего-то год служил в этих достойных войсках, а вот на всю жизнь осталось чувство причастности! Да и год в моей жизни самый лучший, скорее всего!

Продолжение.

   Команда "вперёд!" и мы потихоньку начинаем выдвигаться. Прощай кишлачок, тебе повезло. Должны были мы, просто обязаны сравнять тебя с уровнем земли, превратить в прах, в пыль... Вот только дорогу повредить боялись. Ту дорогу, по которой мы уходим отсюда. Уходим навсегда!
   Остановка... Вода во фляжке почти кипит. Пить неохота. Организм приучен к местным условиям. Мы только начинаем выходить из долины, а нас не пускают минные закладки. Собаки устали искать взрывчатку. Хорошо натренированная собака на такой жаре теряет чувство обоняния через два часа работы, как максимум. Организм животного работает так, как Бог ему указал. Организм сапёра неистощим. Идут парни, щупами трогают недружелюбную землю. Цена жизни на конце щупа. И знает сапёр, что ошибка его не даст уснуть ему до конца дней своих.
   Взрыв! Началось... Сняли фугас. Когда идёт время на минуты, то некогда сапёрам оттачивать мастерство. Накладной заряд на предмет предполагаемого подрыва (мина противотанковая, мешок с селитрой, ещё что-нибудь, представляющее из себя фугас и т.д.), по кабелю передаётся короткий электрический заряд, срабатывает взрыватель и устройство обезврежено. Всё несложно. За один километр пути сапёры "сняли" тридцать пять фугасов. Что-то мне не торопится. Пусть ребята своё дело делают. Тем более что у них пока нормально получается.
   Сижу на броне, курю. От жары не спрятаться, не скрыться. Ещё на серпантин не зашли, а смерть бродит где-то рядом. Артиллерия молчит, вертушки успокоились. А то в течение двух часов не давали шевельнуться ни "духам", ни нам. Аж в ушах до сих пор звенит!
   Спрыгнул в пыль придорожную. Подошел к корме машины, там у меня бак от "Урала" доверху водой заполнен. Бензин выветрился давно, вода противная, но мокрая. Сполоснул рот, сплюнул и прислонился к машине. Улыбаюсь сам себе и мечтаю.
   Надо сказать, что мечты у двадцатипятилетнего парня были тогда очень просты и понятны. Дай в Союз добраться. Там я выпью всё что пьётся, изнасилую всё, что даётся, протрезвею и к жене! У моих бойцов жён ещё не было, поэтому желания их, немного укорачивалось, но алкоголь и бабы в мыслях юных парней, скорее всего, присутствовали.
   Сидит Генка Роман на броне моей ПРП-3, смеётся.
   - Ты чего, Игорёк, хмурый такой? Прыгай ко мне, газировкой угощу!
   - Спасибо! Нет желания! На Самати подойду.
   Самати, это кишлачок, затаившийся в горах. Но там Кокча отступила немного и оставила площадку, на которой дехкане местные разводили свои бахчевые культуры, а мы использовали её ежегодно под огневые позиции. До Самати от полка 18 километров ходу. Мы прошли только восемь. Время около полудня, учитывая, что движение началось практически с рассветом, то и арифметика простая. Один час, один километр. Дойти бы до этого долбанного Самати.

Отступление.

   Кто из вас летал на вертолёте в кабине пилотов? Не каждый может похвастаться этим. На Ми-24 ты и так не попадёшь, МИ-8 не для тебя. Не мешайся, друг, не пустят тебя изначально! А вот в МИ-6 офицеры-лётчики могут снизойти до разговора с пехотой!
   - Ну что, старлей, летим? - смеётся командир экипажа! Я в форме союзной, брюки "пьяные", на рубашечке погоны со звёздочками золотистыми. Чемодан с трусами и носками рядом с моей левой рукой! Сразу видно, летит старший лейтенант менять офицера, ставшего уже зубром на войне этой непонятной! Такого же, наверное, старлея, вот только опытом умудрённого и жизнью побитого!
   - Заходи в кабину, прочувствуй полёт! - Эх, понимает командир, что не летал я на вертолётах никогда. Спасибо, друг! С вами в кабине спокойней и интересней!
   На МИ-6 предназначено место справа, сразу как заходишь в кабину, для связиста, наверное. Вертолётчики будут смеяться, когда, вдруг, прочитают мои строчки, если захотят. Надеюсь, поймут, что я из пехоты, поэтому описываю события по памяти своей, не затурканной специфическими терминами. Не знаю, врать не буду, и вводить в заблуждение всех не хочу. Может это место и не только для связиста. Мне на таком месте приходилось летать всего два раза в жизни, я был благодарен лётчикам и не задавал тупых вопросов. Умная аппаратура мигает глазками. Я, такую систему связи не знаю. Не изучал! Впереди кресло второго пилота, а сбоку иллюминатор. Не смотрю я на лампочки аппаратуры. Если не понимаешь, то и не хрен себя раззадоривать. Взгляд мой вниз спускается. Уходит Кундуз вдаль, а светит хорошо электрическими огнями! Кручу я головой своей бестолковой! Выглянув из-за впереди стоящего кресла, можно увидеть чёрное небо в россыпях звёзд через лобовое стекло, посмотрев направо, в иллюминатор наблюдаешь тоску земную. Вот снаряд осветительный завис. Мне-же, изначально запуганному рассказами про Афган, кажется, что это пуск из "Стингера". Летит в нашу сторону снизу вверх очередь из пуль трассирующих. Ночью, сверху, смотрится впечатлительно и волнительно! Мне говорили, что "духи" не пользуются "трассерами". Наши, видать, на заставах балуются. Но не придаёт мне бодрости серия пуль, летящая в мою сторону!
   Темнота вокруг. Линию горизонта не видно, куча звёзд сверху, снизу непонятно что. Просто темнота. Летит в ночи в сторону Файзабада восемь вертушек, четыре МИ-6 и ещё четыре МИ-8. Ночь... Летим...
   Чуть больше часа и среди кромешной темноты с высоты огромной видишь луч фонаря, вращающийся в горизонтальной плоскости. Потом я узнал, что этот прожектор был двойного назначения. Он мог ослепить приборы ночного видения у противника на несколько секунд. И визуально показывал лётчикам, где находится взлётная полоса. Не уверен, что в своих словах я прав, тем более что в конце 1987 года вместо прожектора была установлена какая-то штуковина, мигающая красным светом. Но это чуть попозже, а я пошёл на посадку.
   Ночь. Отмослала вертушка винтами.
   - Спасибо, мужики за полёт приятный! А куда нам дальше?
   - Как куда? За нами! - смеются летуны. Идём где-то в темноте, спотыкаясь на пустом месте, чертыхаясь и стараясь не отстать. Зашли в какой-то модуль, лётчики нас определили в класс подготовки (по-моему, что-то такое есть у летунов, спрошу, уточню при оказии), сказали, что с утра будет колонна в полк.
   - А полк-то где, далеко? - как хочется мне определённости.
   - Слышишь, речка шумит? Так вот сразу за речкой и полчок наш! Ладно, ребята, вы тут кемарьте, свет не зажигайте, курить, желательно на улицу. Не сожгите нас. Всё, пока!
   Вот и весь разговор в час ночи. Ушли парни отдыхать, мы начали устраиваться. Из нас, пятерых, курящим был только я, поэтому выходить мне приходилось одному и таращиться на полностью темный пейзаж.
   Утро пришло и ласково постучало в наше окошко. Растолкав друзей, сладко дрыхнущих на столах, я вышел на крыльцо и закурил. Генка Роман и Сашка Боханов, изначально некурящие, даже не обратили на мой сигаретный дым никакого внимания. Картина была потрясающая!
   Горы были практически рядом! Они освещались каким-то розовым светом утреннего солнца. В огромном небе среди вакуумной пустоты слышались звуки птиц, проснувшихся где-то далеко. Кокча шумела и придавала нашему оторопливому состоянию немного бодрости. Бросил я сигарету недокуренную, растоптал ботинком окурок, посмотрел на друзей и тихо произнёс:
   - Ну что, парни, вот мы и почти дома. Пойдём искать нашу колонну!
   Колонна стояла ещё с вечера. Несколько грузовых машин под прикрытием БТР быстро загрузились каким-то имуществом, привезённым на вертушках. Нам досталось место в кузове ЗиЛ-131, не оснащенного тентом. Поэтому я был почти счастлив, круча головой и разглядывая новое место службы.
   Впрочем, как раз это место службы я так сначала и не увидел. Сразу бросилось в глаза приземистость пункта постоянной дислокации. Несколько модулей, несколько ЦРМ, палаточки выстроились в три ряда. Впрочем, палатки я увидел не сразу. Машина провезла нас мимо спящего кишлачка, под названием Кури, перебралась через мост, брошенный сапёрами через Кокчу давным-давно, и потянулась вверх, мимо постаментов, установленных заботливо нашими предшественниками. Немного проехав, машина остановилась и старший, высунувшись из кабины, крикнул нам:
   - Артиллеристы на выход!
   Спрыгнули мы втроём из кузова, ушла машина, а мы головами крутим. Вот грибок с дневальным полусонным, а артиллерия... Да вот же она, сразу и не заметишь. Только стволы торчат как-будто из-под земли.
   - Дневальный, вызови кого-нибудь из офицеров!
   Ленив дневальный, неторопясь, крутит ручку индукторного вызова ТА-57. Не хочет будить взводного в такую рань по пустякам.
   - Товарищ старший лейтенант! Какие-то офицеры вас спрашивают. Дать трубку?
   Генка берёт трубочку аппарата и солидно заявляет:
   - Замена Александровичу и Богдану прибыла! Куда нам пройти?
   Дневальный улыбкой своей затмил утреннее солнце. Понял, что это не хухры-мухры, а заменщики! Летит Вовка Свитач из землянки нам навстречу, радости нет предела!
   - Ты что стоишь? Срочно звонок в ВУД! - не повезло дневальному. Под руку недовольного Свитача лучше не попадать. Идём с Володей в землянку его, он чай заваривает. Из ВУДа прибежали бойцы, доложились. Старшина несётся как конь боевой! Замена прибыла!!!
   Не буду рассказывать, что такое замена. Я как заменщик накормлен, напоен, в баньке вымытый, в новую форму одетый. Простынка новенькая в постельке. Заменяемый предоставляет всё своему заменщику! Спасибо, что ты прилетел. К сожалению, у солдат, прилетевших на замену, не было таких впечатлений, как у меня.
  

Продолжение.

   Справа от дороги в двадцати метрах сад расположен. Слева кишлачок. Впереди начало серпантина. Подошёл я к саду, все инструкции нарушая. Смотрю на зелень деревьев, травы свежесть относительную. Тенисто тут. Но напряжённо как-то. Смотрит на меня, скорее всего, через прорезь прицела или через оптику кто-то. Этот взгляд чувствуется, ощущается всем нутром своим. И этот кто-то паузу держит. Дувал этот, как граница между нами. Прыгну я за забор и всё... Нет, не буду я прыгать. Да и в саду делать нечего. В начале июня там всё ещё неспелое. Прощай мой враг! Не привелось мне грех на душу взять очередной, живи и будь здоров! Да и за жизнь мою, тобой неотобранную, спасибо тебе! Ты ведь видел меня, а я тебя нет. У тебя было шансов побольше, чем у меня на первый выстрел!
   Забираюсь на машину свою, а тревога в душе лежит жабой мерзкой. Где же эти глаза? Чёрт бы их побрал, не вижу! Дать бы очередь в сад этот, а толку... Слава Богу, команда на движение пошла. Взревели кони наши стальные и полезли мы на серпантин.
   Дорога поднимается вверх. Слева горы начинают к тебе прижиматься, справа обрыв по высоте всё выше становится. Давай, Игорёк, увози меня подальше от этого сада. Осторожней, старик. Жмись левее, поцарапать машину, по-любому, лучше, чем уронить её в пропасть. Со всеми нами. Повнимательней, тёзка! Поднимается серпантин. Вниз смотреть уже страшновато. Жара! Дорога на серпантине узковата, не разойтись встречным машинам! Каким там встречным! Заглохнет одна единица в колонне и всё! Все остановятся, а ниточку рвать нельзя! Ширина дороги чуть шире ширины танка. Высота - десятки метров вниз, если ошибёшься, водитель или механик-водитель, задуматься перед смертью о прожитой жизни не будет у тебя времени! Вот они, дороги Афганистана!
   Опять взрывчатые вещества, которые придумали "духи" для нас. Нет, ну уходим мы. Дорогу вам оставляем в целости и сохранности. Просчитайте все варианты, моджахеды чёртовы! Мирно разошлись и всё! Так нет же! Обязательно минирование. Обязательно выстрелы в спину. Мстите? Ну, чтож, месть у вас в крови заложена. Так ведь и мы за каждого из наших порвём в клочья любого. Нам всё неважно, мы враги уже восемь лет. Не разойдёмся, скорее всего. Не видать ни одного мирного жителя на пути нашем. Покинули свои кишлаки или спрятались подальше, поглубже. Знают, что мы не будем "зачистку" устраивать. Не до них нам, мы уходим. А всё-равно, взгляд их, настороженный, спиной чувствуется. Рядом они, где-то очень рядом.
   Опять останавливаемся. У сапёров собаки на жаре отказываются работать. Идут ребята со щупами, полагаясь на мудрость свою и опыт. Они и так полагались на свои качества, собаки были в помощь как очень важный фактор. Обоняние... Нет у человека такого выраженного свойства, как у лучшего друга. Но на пекле солнца афганского теряется у собаки верной нюх. С природой спорить только человек научился. Смотрят собака добрыми глазами, объясняет друзьям из рода людского словами своими собачьими, шагами уставшими, хвостом виляя - "Всё! Не могу! Простите, но больше не могу!".
   - Ну ладно, что ты, Друг? Ну, устал, отдохни! Прыгай на машину! Вот тебе попить. Лакай Дружище! А покушать - вот тебе мисочка! Не хочешь? Жарко? Ну ладно, Брат, мисочка твоя здесь в машине постоит. Ты только отдохни, скоро будет ночь, при хорошем раскладе выспишься, остынешь, покушаешь, попьёшь досыта. Завтра ты очень нужен будешь, Друг! Завтра опять дорога, отдохни, пожалуйста - говорят солдатики роты сапёрной своим друзьям надёжным. Жмутся собаки виновато, сняли их с дороги заминированной. Они туда хоть сейчас готовы выйти, но вот щуп человека оказался надёжней их нюха собачьего! Лают собаки в объятья сапёров от несправедливости такой. А дорога сапёров не может держать из-за усталости друзей! Щуп в руки и вперёд. Идёт боевая машина разминирования, но она не всегда среагирует на замыкание или размыкание взрывателя-детонатора хитро установленного. Навесное оборудование, тралы там всякие, не самая надёжная гарантия сапёра на жизнь. Если там будет фугас, управляемый по проводам, то выжить у сапёра, управляющего этой машиной, шансов маловато, если впереди не вычислят взрывчатку собаки или не пройдут щупами люди. Чарикарский инженерно-сапёрный полк вышел на вывод нашего полка. Сложная задача у них была. В районе Каракамара насыпать дорогу поверх затопленной. Шли ребята нам помочь, только вошли в провинцию нашу, Бадахшан, сразу на входе в Кишим, потеряли машину разминирования. Останки машины я не видел, оттащили, наверное, и сбросили, а памятник солдату я помню! Когда я уходил из Кишима, видел в лучах восходящего солнца обелиск, с любовью и горечью установленный погибшему механику-водителю той БРМ однополчанами. Не прошли впереди пешком, торопились, наверное.
   А сколько тысяч километров выпало сапёрам Афгана на прохождение пешим порядком! Они, кто остались живы, рассказать могут только своим, тем, кто поймёт друг друга и то, после литра водки на душу населения. Не сосчитать это в единицах метрических.
   Жарко сидеть на броне. Рукой дотронешься до поверхности, и хочется проверить - "Изжарится ли здесь яичница или нет!". Яиц куриных нет и в помине, посему зависает вопрос в воздухе. Телу, одетому только в КЗС, жарко, ногам в кроссовках приходится ощущать пекло на уровне доменной печи. Снимаю кроссовки. Надеваю тапки солдатские на босу ногу и спрыгиваю с брони. Хорош офицер! КЗС на трусы и тапочки на босу ногу. Без оружия к тому же! Автомат на люке в обнимку с бронежилетом отдыхает. Вышел прогуляться, размяться взводный, пока сапёры работают. Володя Иванов, командир разведроты аж поперхнулся, увидев такой бардак!
   - Эй, командир, ты не потерялся тут случайно? А то смотри, стрельнут "духи" ненароком, как из тапочек выпрыгивать будешь? Расскажи нам, может оценим твой опыт!
   Люблю я разведчиков! Серьёзные ребята, но юмор присущ им всегда! Спасибо Володя! Смеюсь про себя, плохой пример подаю для моих солдат, обязательно одетых в не самое лучшее средство против загара под названием бронежилет. Залезаю на броню, тапочки не снимаю. Жду. Все ждём...
   Опять тронулась колонна. В который раз уже трогаемся, я уж и счёт потерял. Но пока всё хорошо, нет подрывов. Лучше медленно, но уверенно, надёжно. Тянется колонна по серпантину, тянется время, солнце палящее к западу клонится, пехота повзводно в горы уходит по тропам, вверх ведущим.
   Вниз пошла дорога. К реке выходит, валуны огромные в низине. Кишлак Халькоджар рядышком. Остановились, полчаса стоянка. Нырнуть бы в речку сейчас, да вот только не в Кокчу стремительную, а в ленивую какую-нибудь, берёзками на берегу украшенную. Вынырнуть, выйти из воды, ощутив озноб небольшой, и упасть в песок горяченький, но не такой прокалённый, как здесь. Полежать немного, притянув к груди двумя руками верхний слой песочка и посмотреть на девчонок, устроившихся неподалёку. Ох, как они хороши девчонки в июне возле речки... Всё, хватит, шлемофон на голову и слушай эфир, на данный момент это важнее.
   Опять дорога вверх, до Самати совсем немного. Даже настроение поднимается. Да и техника, в предчувствии остановки ночной, ревёт весело. Проходим за час крайний отрезок и спускаемся в означенное место. Пекло потихоньку спадает, солнце подходит к срезу гор. Артиллерия занимает позиции на поле, усеянном неспелыми дынями, рядом с рекой, пехота ощетинивается стволами машин ближе к горам. Рядом миномётчики свои "васильки" устанавливают. Всё делается очень быстро, практически без обычных сочных слов и убедительных тумаков. Каждый знает, что нужно делать, учить "на лету" нет необходимости. Из пехоты последний взвод с лейтенантом Таракановым уходит на блок над кишлаком.
   Связь, она и в Африке связь. Развернулись мы быстро, за считанные минуты. Антенну вверх под коротковолновую станцию, самодельные динамики на вынос. Обустроили место для работы начальника штаба и вычислителей (два снарядных ящика вместо стола, один под сиденье). Впрочем, майор Сергей Пелёвин вполне мог обходиться без вычислителей, хотя тренировал их лично до автоматизма. Сам любил повоевать и делал это с азартом.
   Всё, теперь можно не торопясь и к сухпаю прикоснуться, благо жара практически спала. Артиллерия на месте, связь устойчивая. Вы там ребята-поварята с ПАКом проблем не испытываете? Нет, загудели форсунки отлично продуманной машины. Будет кашка горячая ближе к полуночи. Так ведь к этому времени и аппетит появится, а то в жарищу даже пить неохота, не то, что есть что-нибудь.
   Выстрелы прозвучали в горах обыденно. Кого в Афгане можно удивить пальбой беспорядочной? От тоски смертельной зарядит взводный на заставе магазин трассерами, шмальнёт в небо и смотрит, как уходят к звёздам огоньки пуль. Ушли трассера, погасли, а звёзды горят, как и горели тысячи лет назад над этой землёй. Задумается "лейтёха". Хреново здесь. Но до отпуска месяц остался. Слетаю в отпуск, пройдусь по селу родному птицей-гоголем. Ах, как девчата смотреть будут! Выбирать не стану. Занят я делом государственным, так что не до свадеб. Вот посидеть на лавочке, про звёздочки поговорить, ну там шуры-муры, это я согласен. Хорошие мысли и ко сну хороши. Пальнёт ещё один рожок в небо лейтенант и пойдёт засыпать. У солдата мысли те же. Да и моложе он лейтенанта на два-три года всего. Вот только отпуска нет у солдатика, поэтому до дембеля месяцы, потом дни считать. Влупит пол-ленты из ПК в сторону скалы какой-то, выступа какого-то. У каждого есть своя мишень, под которую желания загадываются. Попаду-не попаду. Сбудется-не сбудется. Тоскливо и грустно среди мрачных гор.
   Пальба нарастала, затем стихла. Несколько минут затишья и опять несколько очередей. В эфире тишина. Заканчивался первый день вывода из полка лично для меня. Мой взвод также покинул навсегда пункт постоянной дислокации. Для моих ребят вывод тоже начался. Не выходили пока 3 мсб и танковый батальон. Но боевые действия для них тоже начались. Они, как всегда, делали рутинную, но очень важную работу. Прикрывали. Что такое прикрывали, не буду объяснять. Прикрытие - это не только наблюдение с каких-то высот, вовремя открытый огонь по "духам". Танк, тралящий дорогу постоянно - это прикрытие. Горстка бойцов из третьего разведвзвода, постоянно меняющая место дислокации (необходимость перекрытия троп возможного прохождения противника, или как там их...) - тоже прикрытие. Но все мы знали точно - вывод полка пошёл.

Отступление.

   Наш 860 отдельный мотострелковый полк, начиная от командира полка Башкирова Владимира Петровича, заканчивая Васей Полупупкиным, прячущемся на хоздворе от перепетий и сложностей жизни, ждал решения. Горбачёв дал обещание перед мировым сообществом (откуда у меня такая фраза? А может уже и тогда была? Много дерьма в моей башке! Мировое сообщество - что это? Нет, это, скорее всего несколько стран, считающих себя носителями сраной демократии. Впрочем, отвлекаюсь...), так вот, дано обещание со стороны Советского Союза в том, что в кратчайший срок из Афганистана будут выведены войска. Кто пойдёт, как пойдёт - неизвестно. Командир полка вылетел в Кабул. Мы все ждали. Был март. Слякоть, низкая облачность, вертушки летают только на высшем умении плотов.
   Уходим!!! Мы в первой волне! Первая радость, первое слово от командира дивизиона, бывшего на совещании у командира полка. Всё, уходим. Сначала Бахарак перетягивается к нам, потом мы уходим. Как 1 батальон подтянется к нам? После 1982 года дорога на Бахарак плотно "духами" прикрыта. Каждый год, уверенно, упёрто, пытался наш полк пробить 40-километровую дорогу, и... Половина армии долбится в Пандшерском ущелье. Не может решить основную проблему - уничтожить укрепрайоны Ахмад-Шаха. Наш полк не может пройти эти сорок километров, всё занято моджахедами того-же Ахмад-Шаха! Укрепрайоны, выбитые в скалах, не в силах уничтожить реактивная и ствольная артиллерия. Не хватает сил отдельного мотострелкового полка, разбросанного по всей провинции. Идёт второй батальон, разведрота. Выходит батарея гаубичная. Тянутся другие подразделения... Нужна авиация. Причём, серьезная, фронтовая там, стратегическая. Но там, бомби, не бомби, эффект не будет достигнут. Будет повреждена дорога, а укрепления "духов", скорее всего, останутся. Не пройдём, скорее всего, погибнет очень много наших парней.
   Командир полка прилетел из Кабула. Собрал своих заместителей, командиров батальонов. Принято решение! Первый батальон и приданные подразделения оставляют свои рубежи, свою технику, и только со стрелковым оружием вылетает в пункт постоянной дислокации у города Файзабада. Крепость Бахарак и сторожевая застава "Сарипульский мост" передаются войскам афганской армии.
   Вывод нашего 860 отдельного мотострелкового полка я помню, как самый первый вывод полков после 1986 года. А в свете горбачёвских, реальных перемен, то, обязательно, первый. Я, анализируя первый этап вывода войск из Афгана, могу сказать, что вывод всей армии начался, скорее всего, из Бахарака!
   На совещании у командира полка, состоявшемся в начале апреля, решалось много вопросов. 24 полк афганской армии перенимает имущество и вооружение советских войск, которые дислоцировались в Бахараке. С начала апреля там уже работали представители афганской армии, улыбаясь нашим солдатам и офицерам. Короче, мы уходим 18 апреля. Так сказал комполка Башкиров. Разошлось совещание, все рады, возбуждены.
   15 апреля вертушки из Кундуза наполнили ночной воздух Файзабада! В поддержку нашей эскадрилье, кундузцы прибыли накануне, так что было сделано восемь ночных вылетов на Бахарак и все ребята наши были вывезены. Даже миномёты с собой забрали! Ни одной потери! А формирования Басира дружно подтягивались к Бахараку. Знали, сволочи, что 18 апреля будем выходить, тянулись пораньше. Молодец командир полка, уловка несложная, но при тупости войны афганской, сработала на сто процентов! Информация к Басиру ушла тут же. Не успел Басир! Думал, что будем 18 числа уходить, а мы на три ночи раньше. Лётчики отработали, молодцы! Ночью, ориентируясь только по приборам и наитию, приземляться, забирать людей, взлетать, лететь, приземляться, высаживать всех и опять на взлёт, могут только советские парни. Нет у них чувства самосохранения. Вру, наверное, есть, но друзей сбитых, как правило, лётчики не бросали. Слава Богу, тогда, 16 апреля, утром они отдохнули после ночной работы. Без потерь. Самое главное! А пехота 1 батальона пошла размещаться по палаткам пункта постоянной дислокации.
   Мы оставили бахаракскую крепость на "зелёных". Со слов советников, связь с Бахараком прекратилась через два дня. Проще говоря, всё вооружение перешло в руки Басира, одного из командиров Ахмад-Шаха. Оставили там БМП-1, БМ-21, Д-30. В каком количестве и качестве не буду говорить. Бахаракцы помнят лучше меня.
  

Продолжение.

  
   Тяжело идти вверх, в гору. Мотострелковый взвод, понятие правильное, но по количеству относительное, если брать как за единицу в 27 человек, плюс взводный. Это штат, но в горы идут только те, кому предназначено должностью и судьбой. Механики-водители, наводчики-операторы, они обязательно должны быть рядом с техникой. Командиры отделений, кто пойдёт, кто не пойдёт, взводный решит! К взводу Тараканова придан огнемётчик. Идут шестнадцать человек в горы. Как обычно, взвод. А там...
   "Вот уже, почти дошли. Нормально, парни, тридцать долбаных метров, дотянем!" - голос взводного, как...
   Наверху, осталось только тридцать метров ходу, встаёт человек в чёрном костюме в полный рост, и говорит нашим ребятам по-русски - "Оружие на землю, командир ко мне". Пулемёт в поддержку у него и несколько "духов" с калашами. Тропа в горах, там, где люди идут затылок-в-затылок, не даёт возможности для боя, которому учат в училищах молодых лейтенантов.
   - Назад! Бегом! - Кричит лейтенант, срывая налету оружие, висевшее на груди. Огнемётчик, не растерявшись, хладнокровно "сбивает" "Шмелём" расчёт пулемёта. Бьют в наших ребят пули. Стреляют "духи" выдвигаясь по гребню. Справа, вниз. Так легче "духам", сверху вниз стрелять по "целям". Бежит лейтенант, спиной, боком подставляясь под пули, спотыкаясь, защищая своих солдат, стреляя снизу вверх по убийцам своим, закончились патроны, меняет на ходу магазин, Тараканов. Бегут вниз его солдаты, отстреливаясь, пули летят в спины, в скалы, выбивая искры, такие яркие... Хорошо, что ночь в горах этих долбанных, быстро приходит. Обернулся лейтенант. Достал из разгрузки последний магазин и понял...
   У лейтенанта была задача! Боевую задачу он не выполнил. Никто на тот момент этого не знал...
   - Сколько нас? - вопрос лейтенанта повис в воздухе. Под нависшей скалой собрались те, кто остался в живых. Радиостанция разбита пулей навылет. Не дозовёшься, да и нет смысла.
   - Так, давайте посмотрим кто у нас раненые.
   Восемь из двенадцати ранены. Не хватает четверых, с учётом огнемётчика. Под этой скалой, ночью, зажигая спички, боясь выстрела сверху, лейтенант принимает решение.
   - Я иду вниз за помощью, ты "замок" здесь с ранеными, обеспечь оборону, там, сверху, возможна "духовская" атака. Через два часа я буду внизу, а вы не скучайте.
   - Товарищ лейтенант! Не соскучимся!
   Идёт лейтенант по тропе вниз. Один! Ночь! Несколько километров! Сам! В темноте. Связь нарушена изначально. Прострелена радиостанция и брошена за ненадобностью. Идёт лейтенант наощупь, на шум реки, там, внизу, наши стоят. Кокча шумит внизу, туда и идёт офицер, на грохот реки. Идёт за помощью. Молодец, лейтенант, вышел к своим. Так и надо!
   А утро... Утро ещё не началось, как разведрота задымила своими эжекторами предрассветную мглу. Разведка быстро работает, и в ближайшем кишлаке действуют наши парни. Прошлись по кишлачку, взяли за бороды десяток аксакалов. Если не вернут наших солдат, значит, будут расстреляны заложники. Командир полка принял решение. "Духи" хорошо понимают такую постановку вопроса! Динамика была очень быстрой и резкой.
   А расстрел вполне реален, так как политотдела здесь не видать. Долбаные политотдельцы с их идеологией здесь не нужны. Остались они в пункте постоянной дислокации отчёты составлять. Отстранились, короче... Мы имеем право действовать по законам войны! Имеем право действовать так, как диктует обстановка! Мы потеряли четырёх ребят! Иди, секретарь партийной организации полка, в кишлачок зайди, пообщайся с дружелюбным народом. Объясни им, невежам, мол рис и муку вам дарили, а вы так нехорошо по отношению к нам поступаете. Нет, секретарь партийной организации, любуясь на свеженький орден Красной Звезды, пишет донесения в вышестоящие инстанции. Сидит, родной, в ППД, обдуваемый кондиционером, сделал донесение, грош которому цена и пошёл спать в модуль. Спится хорошо, а если погибнет кто-то из личного состава, то надо разобраться и наказать по партийной линии ротного и взводного. Кого же ещё? Всё отработано!
   Стоят перепуганные старцы, а разведка уже в горы прыгнула. До чего люблю разведчиков! Не успеет командир слова молвить, а уже дело сделано! Пошли по тропе. Вертушки кружат над вершиной, дай только команду, порвут всё, что можно. Нет команды, уходят "крокодилы" на базу. Смотрят по сторонам, фиксируют, что к чему наши ребята в винтокрылых машинах. Дозаправиться и снова, как обычно, в бой.
   Информация идёт. Перемещается большая группа мятежников. Мятежниками называем всех, кто в горах даже дышит. Видели в советской форме несколько человек. Есть надежда, что хоть живые! В Афгане нет такого, чтобы бросить человека! Нет даже понятия такого! Отстал, заблудился, ну что вы... Батальон будет брошен, при необходимости, на поиски одного человека. Хотя, в одиночку человек не теряется. Идёт разведка утренней тропой по следам взвода Тараканова. Сам лейтенант, оборванный, грязный, лично стремится к своим солдатам, оставленным под тихой скалой. Всё, слава богу, сидят все на месте. Перевязанные налету, напуганные, но живые. Шли они на высоту, а когда в упор получили свинцовые очереди, уходили, нет, не уходили, в той ситуации просто бежали вниз, отстреливаясь и матерясь при этом. Восемь раненых. Иди, лейтенант, сопровождай своих вниз. Ты выполнил свой сам себе приказ! Разведка, как обычно вверх!
   "Духи" могли добить весь взвод. Не стали бежать за ними. Темнота их забирала, тормозила. Трёх солдат нашей страны они в упор расстреляли. Парни лежали и видели они напоследок только несколько звёзд, зарождающихся в вечернем небе. А их добили в упор, не жалея патронов. Забрали оружие, боекомплект, сняли с трупов ботинки шнурованые, изрядно изношенные. Лежат солдаты нашей Родины, в упор расстрелянные, босые, в бронежилетах пробитых и каски рядом валяются...
   Вертушки прилетели, забрали троих бойцов, отдавших жизни свои в стране чужой. Но где же четвёртый? Спускается вниз разведка. Смотрят ребята внимательно, вдруг обнаружится где-то тело солдата. Нет, к счастью, не нашли.
   Тот, четвёртый, потерянный всеми командирами, друзьями был огнемётчиком. Он был придан к взводу мотострелковому. Когда "духи" только обнаружили себя, не стал солдат ждать команду "Огонь!". "Шмель" быстро разобрался с пулемётом и его расчётом. Бросив на землю бесполезную трубу, побежал солдат со всеми вниз, но только получилось у него так, что отбился от всех. Остался один в горах Бадахшана. Один на один с холодными, мерцающими звёздами. Остаться одному во враждебной обстановке очень страшно. Идёт солдат ночью, наощупь, спускается вниз, туда, где река грохочет. Ужас в душе его! Затаиться хочется, в щель забиться, да вот только нет спасения в этих горных укрытиях. Спасение там, внизу, где река. Спотыкается, падает в темноте солдат, рвутся остатки одежды. Только бы дойти, доползти до воды.
   Сапёры, начавшие с утра проверять дорогу, были удивлены. С гор бросился человек в нашей форме одежды, точнее в её лохмотьях. Он остановил БРДМ и начал расцеловывать запылённую броню машины. Наверное, парень выглядел со стороны сумасшедшим. Не приведи господь, быть на его месте. Дошёл огнемётчик к своим! Нет, он не четвёртый. Он живой!!! По связи доложили о находке. Вздохнули все и улыбнулись.
   Пошла пехота дальше. Задача проста, дойти до Каракамара. Три места, где участки затоплены. А на самом Каракамаре тоска несусветная. Со стороны Кишима сапёрный полк из Чарикара практически в полном составе идет, чтобы дорогу сделать нам для вывода. Восемьсот метров затоплено водами Кокчи, наполнившейся под июньским солнцем. Идут сапёры к нам на помощь, потери несут, но идут. Спасибо, братцы!
   Наша колонна двигается к Каракамару. Я остался на Самати, поэтому не был свидетелем этого тяжёлого дня 6 июня. Три затопленных места я увидел неделю спустя. Увидел останки боевой машины разведки. Левый фрикцион "не сработал". Машина разведки не пошла на левый поворот, а как двигалась прямо, так и ушла в пропасть, увлекая за собой привязанного к пушке любимчика разведроты, щеночка маленького, несколько месяцев от роду. Механик-водитель успел спрыгнуть с машины. Схватился за голову и сел у скалы. Там, внизу у него осталось то, что снится ему до сих пор. Сапёры спускаются на верёвках к машине, почти полностью затопленной. Невозможно открыть кормовые люки, деформированы они при падении с такой высоты. Лежит машина "гусками" вверх. А там, у разведки форма на "дембель" любовно приготовлена, блокнотики заветные. Не было возможности у наших ребят альбомы приобретать к дембелю. В лучшем случае, блокнот, где стихи написаны. Наивные, незатейливые, но так душу греющие. Остались в той машине ордена и медали, Родиной присвоенные за подвиги настоящие, не-липовые. Не смогли сапёры ничего сделать, чтобы спасти всё, чем так дорожат солдаты. Ящик тротила и...
   Дошла колонна до Каракамара. Встретили их там танкисты приветливо. Обустроили ЦБУ (центр боевого управления). Всё, теперь вся наша судьба зависит от чарикарцев. Своими силами технику не проведём по воде.
   На Самати я провёл целую неделю. Честно говоря, неделя была полного безделья. Пехота из пушки БМП-2 "свалила" трёх "духов". Гранатомёт и два автомата в трофеи. Недозрелые дыни на вкус огурцы напоминают. Генка Роман рыбалку затеял. Нет что бы как нормальные люди с удочкой, а впрочем, ну какая там удочка в горной реке. Рыбачит Генка азартно. У него ящик есть, называется он очень даже прилично. Ящик рыболова. Небольшой такой ящик, из-под гранат Ф-1. Внутри этого ящика мечта всех рыбаков Вселенной. Тротил аккуратно разложен. Шашечка к шашечке. Любовно шашечки порезаны на неравные части, видать Генка глубину Кокчи тоже учитывал. Детонаторы отдельно, лежат дружненько, ждут очереди своей. А вот и шнурочек огнепроводный. Моточком лежит, непорезаный. Генка знает, он мудрый, где-то подальше забрасывать надо, где-то поглубже, дабы жахнуло! Ножичек там, ленточка изоляционная. Хоть убей меня, не помню, были ли в том ящике рыболовном крючки и леска. Наверное, были, так, для разнообразия. А рыба точно, как у Игоря Морозова в песне сказано "в речке Кокча водится маринка, костлявее я рыбы не видал". Хотя, уха на вкус приятна и незабываема!
   Пришел хозяин бахчи, просит слёзно о чём-то. Переводит мне мой солдат-таджик: "Не губите урожай. У меня семья, кормить надо. Не губите, ради Аллаха!". Уходи, отец, не сохраним мы твою бахчу, видишь, артиллерия развернулась. На следующий год тебе точно удача будет, когда нас не будет здесь. Иди, старик, не гневи Бога. Не должен ты здесь присутствовать. Уходит сгорбленный человек, проклиная меня. Шепчет что-то про себя. Знаю, какие молитвы ты произносишь. Я сам себя ненавижу. Я к нежным водам рек Украины больше тяготею, чем к бурной Кокче, чёрт бы её побрал. Я к солнцу ласковому готов руки протягивать, а не к пеклу адскому. Уходи, уходи, старик, пошустрее и так тошно. Действительно, неспелые дыни на вкус огурцы напоминают. Пнул от злости этот овощ (или ягоду?) и пошёл в тенёчек, машинкой моей созданный.
   - Ну что там Лёша? - сидит мой "замок" на связи. Шипят динамики, иногда прорываются голосами.
   - Под Кишимом МТЛБ подорвалась. Начальник артиллерийской разведки армии и ещё двое человек...
   - Спасибо, Лёшка! И так тоскливо.
   - Так ведь сами спросили.
   Да, действительно. Ладно, Лёшенька, дежурь, не мешаю. Пойду-ка я к Вовке Свитачу. Посидим, пообщаемся за партией в "Кинга". Толик Шматок и Васька Чучукало, надеюсь, поддержат.
   Заглянул под машину Свитача. Володя даже на войне может комфорт себе устроить. Небольшой окопчик, сверху прикрытый 14-тонной громадиной, обеспечивает относительную прохладу. На ящики артиллерийские брошен матрац и подушка, командир во всю длину вытянулся, кайфует.
   - Володь, может картишки раскинем?
   - Ты даже не представляешь, как неохота! Лежу вот, книжку читаю, займись и ты полезным делом.
   Выполз из-под гусениц МТЛБ-У и поплёлся под солнцем палящим маяться от безделья. Сидит Лёшка Корнеков на связи, подкалывает меня:
   - Вы бы может книжку почитали, какую-нибудь! А хотите, я вам работу вычислителя объясню толково и правильно?
   - Спасибо друг! - усмехаюсь я. На жаре обучение в меня не полезет. Прыгаю в прокалённую машину и пинаю Невендлевского, мирно спящего и сны о дембеле смотрящего. Чтоб не скучно было.

Отступление.

  
   О каждом из моих ребят я готов говорить отдельно. Постараюсь так и рассказать, хотя не смогу объять всех, простите меня мои парни!
   Игорь (тёзка!) был изумителен в своей простоте. К тому-же мне он был "зёмой"! Я из Ровенской области, а он из Львовщины. "Бандеры", короче. Совершенно простой, и прямой человек был Игорёк. Дембель ему светил весной 1988 года, но выходил он со мной через Термез только 25 июля и "дембельнуться" ему пришлось только в конце июля, ближе к августу. Не везло Игорю по жизни.
   Говоря о Игоре Невендлевском, я постараюсь рассказать о своём взводе в целом, исходя из некоторых фактов. Мне будет очень сложно высказать всё в эпистолярном жанре. Попробую.
   Игорь был конкретным "залётчиком". Нет, он не "ширялся" героином, не обкуривался постоянно "чарсом". При своей доброте душевной он попадал в ситуации, кажущиеся сейчас смешными. А может и нет.
   Мне было удивительно, что Игорь платит со своих копеечек солдатских за аккумулятор. Как он умудрился потерять такую вещь. Списывалось в Афгане масса имущества (даже я умудрился под обстрел в Кишиме списать кабели аппаратуры ЗАС), не думаю что солдатик, отдавая стране свои 12 чеков, смог бы восстановить этот аккумулятор долбаный. Короче, Игорёк даже сигарету блатную не мог себе купить, так как не было у него ни копейки. Но он был спокоен, уверен и правилен во всех отношениях.
   Иду я из столовой, время обеденное, солнышко греет, в парке моя машинка с открытым листом стоит. Лист броневой над двигателем. Что за дела? Перелезаю через забор (надо сказать, у меня ключ от ворот запасных из парка имелся). Но мне интересно! Откуда у моих механиков-вредителей рвение к службе проявилось. Доказывает мне Невендлевский, что залез в двигатель, там неполадки какие-то, прям не может уснуть. Вдруг "ласточка" подведёт! Я в двигателях МТЛБ-У разбираюсь также как в лазернотерминаторноювелирнохороших прибамбасах, используемых инопланетянами при отлёте с нашей планеты. Пользуются мои парни моей бестолковостью. Походил, покивал головой своей, подражая Буцефалу, коню Александра Македонского. Ушёл. Вздохнул боец, успокоился. Поржали надо мной водилы.
   Следующий день меня в обеденное время поразил точно такой же картиной. Через забор я прыгать не стал. Посчитав, совершенно логично, я подошёл к машине на третий день, когда щит над двигателем закрылся. Ближе к вечеру. И в земляночку, там, где аккумуляторы заряжаются спускаюсь. Сидят дембеля, кого-то ждут. Ещё не налито. А картошечка с шампиньонами (помните, в районе футбольного поля грибочки росли) аж шкворчит. При моём приходе радость поубавилась у моих подчинённых. Исходя из моей иронично-злобной улыбки, они поняли, что всю брагу, любовно выстаивавшуюся в воздушных баллонах моей любимой машины, они уже не увидят. Самое смешное, что я дождался того, кого они все ждали. Он развез воду по полку, ворвался в землянку с отличным настроением, увидел взводного и... Собрал я всю бражку, заботливо по фляжкам разлитую (помните, двухлитровые, пластмассовые) и пошёл из парка! Да, а сержанту, который воду развозил, я в кружку плеснул до краёв и проконтролировал, чтобы он выпил до дна. Остальным я показал от Советской власти маленькую штуковину. Изъятая брага была выпита мной, Толей Шматком и Васькой Чучукало в тот же вечер. Так как я был добр, никаких тренировок по сигналу "Гроза" в ВУДе не происходило. Тёзка от меня даже наряда не получил, уж больно мне понравилась его задумка.
   Зато Игорёк здорово получил по башке с моей подачи. Всё было просто и за что я прошу прощения у моего солдата. Прости меня Игорь Невендлевский, Бандера! Не держи зла. Я тебе сказал, что я, уроженец города Сарны, Ровенской области, тоже земляк, но...
   Был апрель. В Москве должен был проходить съезд солдатских матерей. Наша армия выделяла по одному человеку от дивизии. От отдельных полков (А это только Файзабад и Газни) также по одному солдату. Из всего полка выбрали одного, самого достойного. Лёшка Корнеков, заместитель командира взвода управления артиллерийского дивизиона. Я был рад, что мой сержант будет представлять весь полк, опять же Москва, маму увидит и девочку свою поцелует. Лёшка тщательно начал готовиться к отъезду. Выглядеть нужно суперски, поэтому всё своё время, которое я мог представить ему, Алексей любовно готовил себя к встрече со столицей, с мамой, с домом. Помните, дембеля, как каблучок на форменных ботинках и наращивался, и под уголочек подстраивался?
   Украли эти ботинки у моего "замка". Нет, не пришли со стороны ребятишки. Кто-то из своих позарился. Пора мне взбодрить личный состав! Не всегда мне докладывают сержанты о подленьких поступках, творящихся в подразделении. Скрывают, наверное стыдно им.
   - Сержантский состав, ко мне! - дневальному бросил я со злостью команду, зашёл в палатку с тыльной стороны, закурил и начал заводиться.
   Две минуты и мои семь сержантов стоят передо мной.
   - Ребята, значит так! У нас во взводе завелась тварь. Исходя из ситуации, я точно знаю, что это из наряда, который был сегодня на сутках. Корнеков! Наряд не менять до моего личного распоряжения! Взвод строится на передней линейке. Даже дневальные у оружейки! Всех на переднюю линейку! Четыре минуты, время пошло!
   Через три минуты выхожу из палатки под дождь. Взвод почти весь собран. Курю. Бычок в сторону улетел, на лету погасая от дождливой капли.
   - Равняйсь! Смирно! Товарищ старший лейтенант...
   - Вольно! - кипит злость во мне.
   - Вольно! - дублирует мою команду Алексей и в строй становится.
   - Значит так. Я столкнулся с фактом воровства в своём любимом взводе. Точно понимаю, что произошло это сегодня, поэтому кто-то из вас, пятерых, стоящих в наряде замешан в воровстве. Весь взвод во главе со мной сейчас выйдет к штабу полка. Мы будем там стоять 30 минут. Вас пятеро. Каждому из вас лично поставлю точку, где находиться, так чтобы никто не видел того, кто украл. Тот, кто взял не своё, должен бросить украденное в окно моей комнатки. После этого наряд меняется, никто не узнает, кто из нас немного оступился. Вопросы есть? Ответы завтра! Равняйсь! Смирно! Взвод, шагом марш! Старшина! Стоять у штаба и ждать меня всем дружно!
   - Есть товарищ старший лейтенант - прапорщик Паус понимает, что здесь не до шуток. Ведёт взвод к штабу, я под дождём устанавливаю место нахождения каждого, так, чтобы не подсмотрел кто-либо того, кого несколько десятков людей, связанных одной судьбой, могут ликвидировать.
   Подхожу к штабу. Дождь перешёл в проливной! Разрешаю курить в строю. Промокаем. Стоим у штаба и ждём, что совесть у подонка проснётся. А ведь глаза у парней вполне здравые. Ненависть в глазах читается. Нет, не ко мне, замыслящего такой план. К тому, кто украл. Курим нервно, дежурный по полку вышел в недоумении. Переговорили, понятливо кивнул и от дождя прятаться ушёл торопливо.
   - Равняйсь! Смирно! За мной шагом марш! - отбросил резко правую руку от козырька кепки-"афганки". Эх, песню бы запеть, да ладно. Но тогда, в тот момент "Прощание славянки" прозвучало бы обалденно значимо.
   - На месте, стой! Направо! Равняйсь! Смирно! Вольно, разойдись.
   Промокшие насквозь по моему приказу, солдаты не побежали в палатку. Они стояли и ждали, когда я в свою комнатку зайду. Они ждали от меня слов хороших и правильных.
   Окно в мою комнатку было открыто. Не лежали там ботинки Корнекова и платочек Аладина, приготовленный для матушки своей, родившей семь детей. Служит Сашка, старшенький, в стране далёкой, письма мама отправляет Сашеньке: "Хорошо у нас, сыночек мой! Волга ото льда оттает не сегодня-завтра. Сестрёнки, братья твои растут, не волнуйся, всё в порядке. Те, кто постарше, всё спрашивают, когда братик прилетит? Ты ведь старшенький! Когда же ты прилетишь, сынок?" А у Сашки украли платочек с люрексом, для мамы купленный на копейки свои, солдатские.
   Всем отбой, наряд сменить. Собрание завтра, нет, не комсомольское, а просто собрание личного состава. Злая идея в моей голове уже сидела.
   - Сидите спокойно! Я очень зол насчёт непорядочности среди вас, воинов-интернационалистов. Ворюга здесь, среди вас. Могу предположить, что только один человек из вас, пятерых, стоявших в наряде, мог украсть вещи. Вор, тот, кто платит за аккумуляторы, исчезнувшие когда-то там. Пойдём старшина, покурим!
   Глаза Игоря Невендлевского я очень хорошо запомнил. До сих пор вижу этот взгляд! Отдал я его на закланье, как агнца. Точно знал, что среди этих, пятерых, стоявших в том наряде, он был самым светлым.
   Палатка тряслась от ненависти к человеку. Мы со старшиной вышли покурить, зашли в самый разгар. Ну-ка разойдись. Как дела, Бандера? Сидит боец гордо, течёт кровь из носа, из губы. Досталось нормально, ничего, "дембелю" не привыкать. Подставил я тебя тогда. Помнишь, Игорёк, я извинился перед тобой. При всех. Но не в этот день. Как положено нормальному, взрослому человеку. Не нашёлся тот, кто воровал.
   Прошло две недели.
   - Товарищ старший лейтенант! Бегом, пожалуйста, во взвод, там вора нашли!!!- глаза у бойца живые, настроение бодрое, а я в землянке у Толика Шматка сижу в карты режусь. Ну, наконец-то!
   - Не убивать без меня!!! Всем строиться!
   - Есть - солдат явно в настроении. Сейчас будет интересно.
   Извиняюсь перед Толиком и Васькой за сорванную партию. Они меня очень хорошо понимают. Им-то я рассказал о своей проблеме во взводе.
   Бегу к взводу. Нет, не успел! Гришка Баурда, гагауз горячий, мой командир отделения разведки уже поработал. Наверное, не только он. Подзываю Невендлевского-Бандеру и тихо говорю:
   - Имеешь право, тёзка! Твой день!
   Течёт юшка из рожи сержанта. Хлюпает носом, падаль. Игорь Невендлевский, уже "дембель", с моей подачи избитый дембелями, возможно и от "колпаков" даже досталось, сказал мне просто:
   - Да пошёл он на ... - сухо сплюнув, сказал нормальный солдат. Не стал мараться простой солдат афганской войны! Молодец Игорёк! Ты был достоин себя и имени своему, присвоенному родителями твоими, и фамилии от предков тысячелетней давности доставшейся! Ты был прав! Помнишь, я перед тобой при всём взводе на построении извинился за... За то, что подставил тебя!
   - Ну что, сержант? Посмотри мне в глаза! Ты, сучёнок, пошёл против правил, установленных элементарной порядочностью. Смотри в глаза всем нам.
   Нет ну надо же. У этого морального урода медаль "За боевые заслуги", так же как и у моего "замка". У большинства моих солдат, впрочем как и у меня и того нету. Ну как их сравнить? Стоит сволочь, сопли из носа текут.
   - Старшина! Оформи его на гауптвахту до утра. Там ремрота сегодня. Намекни ребятам, что ворюга в ВУДе нашёлся. Утром забери, чтоб живой был, Саня, переговори, а то эти беспредельщики, не дай Бог, убьют сдуру. С другой стороны, Саш, сам понимаешь, лучше на "губе" его шлифовать будут, чем у меня в палатке.
   Вычислился сержант, из Алма-Аты родом, легко. Полез проверить во время дежурства своего, как хранится ворованное им имущество. Даже потолок в моей палатке был обшит снарядными досками. В уголочке дальнем, слева, была сделана возможность, чтобы, приподняв доску потолка, проверить, всё-ли, украденное, в наличии. Дневальный немного нарушил свои обязанности. Он не стоял тупо у "грибка" а посмотрел, куда сержант, дежурный по взводу полез. Его вычислить было нетрудно, не надо было стоять всему взводу под дождём, не надо было разборки устраивать. Самый тихий, на взгляд первый, самый преданный - это и есть подлец первостепенный!
   Наутро старшина привел ко мне героя апрельской революции. Разбитая физиономия его настороженно мне рассказала о встрече сержанта из ВУДа с ремротой. Хоть не убили, и то хорошо! Корнекова и Баурду лично просил, чтоб проследили за воспитанием "на губе" со своей стороны, через свои каналы передали, что в живых остаться он был обязан. Молодцы, мои парни. Благородства у них больше, чем у всяких героев писаных. Жив остался тот "герой", уехал в Казахстан, наверное, там, в Алма-Ате рассказывает о подвигах своих, небось. К счастью, их было немного, подлецов, подонков, и швали всякой в жизни моей. Не хочу их фамилии озвучивать, пусть живут! Я о хорошем хочу рассказать побольше!
   Прости меня, Игорёк! Ты здорово выдержал удар, который я тебе соорудил! Ты один из самых лучших солдат нашей Родины!
  

Продолжение.

   - Слушай, Бандера, что делать будешь после дембеля?
   Просыпается парень, потягивается во всю ширину груди своей, улыбается и говорит простодушно:
   - Домой приеду. Трактористом устроюсь в колхозе нашем, или на машину.
   - А девчонка есть у тебя?
   - Да нет. Ну, там было, что целовался когда-то, а чтоб по-серьёзному. Нет, не было у меня до армии. Вот после дембеля приду домой, тогда и думать буду.
   - Ладно, Игорёк, дрыхни дальше.
   Вылез я из люка. Ну что ты будешь делать! Может, действительно, книжку почитать?
   Прошло несколько дней полного безделья. Радость была только одна - прилетят вертушки и со снарядами сбросят газеты недельной давности. Хоть почитать можно о чемпионате Европы по футболу. Наши тогда здорово играли. На КВ-станции Р-130 мы пытались услышать голос "Маяка" и узнать счёт игр. Ни хрена у нас не получалось, но всё-равно счёт мы узнавали. Из ППД сообщали по радиосвязи, там телецентр остался. В эти дни всё было как обычно. Авиация армейская нанесла удар по кишлаку Какан. Даже у нас, километров в десяти стоявших от того злополучного кишлака, под ногами земля "ходила". Наш полк не нёс боевых потерь, так как уверенно "сел на блоки", зарылся в вершины господствующие и ждал команды. Зато потерь не избежали самоуверенные полководцы, гнавшие чарикарский полк к нам на выручку. То подрыв у них, то солдат с утра к Кокче умываться пойдет и унесёт его река безумная. Гибнут, гибнут ребята.
   - Значит, так, срочно с "моей" машиной в колонну на Каракамар. Приказ начальника артиллерии - ставит мне задачу начальник штаба. Машина начальника штаба, это 1В16, та, где ЭВМ стоит. ЭВМ никто никогда не пользовался за неумением, а средства связи такие же простые, как и в любой командно-штабной машине.
   Быстро даю команду на сбор механику-водителю и связисту, с Лёшкой Корнековым короткий инструктаж и договорённости. Он тут за старшего остаётся. Так тороплюсь, что забываю про свой чемодан, где кроме "бакшишей" для родни, тихонечко лежит пистолет ПМ, который я любовно спрятал, так как на КЗС он мне никуда не привешивался изначально. На одной тесёмке от капюшона у меня висели спички, на другой ложка серебряная, дабы со мной хворь не приключилась, между сеточкой сапёрного комплекта и моим впалым животом болталась пачка "Донских", а на правом плече АКС. Я был готов ко всему.
   Это было 14 июня. Моя машина пристроилась к саперам, и мы пошли на Каракамар. У кишлака Ишкашам к нам должен был пристроиться танк с навесным оборудованием во главе с лейтенантом Рыбачёнком и мы, все дружно, пошли бы на Каракамар. Танк Рыбачёнка стоял в тени деревьев, сам Алексей увлечённо кувалдой прилаживал тралы. Но он за колонной не успевал. Ещё минут тридцать-сорок, и мы пошли бы все вместе. Но и нас время поджимало. Рядом был первый участок дороги, залитый Кокчей. Слева была скала, справа сапёры разметили край безопасной зоны верёвкой, на которой через определённые промежутки были привязаны ленточки материи, толи красного, толи белого грязноватого цвета. Надо сказать, страшновато входить в горную реку. Хоть и машина плавающая, По-идее, но весу в ней 14 тонн, инструктирую Колю Довгалюка, водителя-электрика до тупого понимания.
   - Коля! Жмись левым бортом к скале, царапай её, не бойся!
   Молодец Колька! Прошли мы этот участок. Небольшой, зараза, но чувствуется, что обрыв там, справа, уж больно глубок. Бурлит там вода мутная и завороты делает. Остальные участки затопленные оказались менее опасными. Прошли мы их на-ура и прибыли в Каракамар.
   Собственно сам кишлак Каракамар был достаточно далеко от заставы танковой, но заставу так и называли. Просто других кишлаков ближе не было, так-бы назвали по-другому.
   Небольшая долина вдоль реки, несколько сот метров в длину. В наибольшей ширине метров пятьдесят, максимум семьдесят. У входа в долину со стороны Файзабада танковый взвод пушечками встречает нежно. В конце долины расположено собственно и командование, и ЦБУ, вот только танков там уже не было. Ушли с лейтенантом Рыбачёнком навстречу нашей колонне, тралить дорогу, как бы подрыва не вышло. Место очень красивое. Сверху, с огромной высоты падает водопад, разбивается о землю и течёт в Кокчу. Руки солдат Советской армии не дали просто так уходить чистой горной воде. Она сначала через один рукав попадала в бассейн, где летом можно было человеку окунуться всегда в проточной влаге, через другой же рукав умудрялась попадать в трубу, из которой сквозь дырки лилась в руки людей, умывая их и доставляя явное удовольствие. И только после этого хрустальную чистоту горного водопада ждала мутная Кокча.
   Место на размещение я получил от начальника артиллерии подполковника Кравченко, поздоровался с Санькой Азаматовым, его помощником, моим хорошим другом, подошёл к бойцам из ВУНА, протянул им руку и поболтал с ними. Как-никак, мои бойцы. Пока взводный из Союза не прибыл, я им был за командира. Прошёл на ЦБУ. Отлично устроились. На свежем воздухе между крышами двух приземистых зданий натянута маскировочная сеть. Свет в ночное время создаётся лампочками, висящими над головой. Головы склонены над картами, лежащими на переносных столах. Вокруг июнь, горы и шум реки. Всё лучше, чем сидеть в подземелье.
  

Отступление.

   Центр боевого управления находился с тыльной стороны нашего штаба. Он представлял собой бункер, врытый в землю и сверху укреплённый насыпью, состоявшей из земли, щебня и ещё какой-то ерунды, называемой отсевом. Перекрытия этого бункера из чего были сделаны, не знаю. Не интересно мне было тогда знать. Знал, что надёжно!
   Если штаб полка был его мозгом, то ЦБУ я назвал бы сердцем. Как сердце гоняет кровь по всему организму, так и ЦБУ принимает информацию от всех подразделений полка, находящихся вне ППД от Кундуза до Бахарака, так и даёт команды на выполнение различных задач. Вся важная информация проходит через ЦБУ. Примерно раз в неделю, если я не был занят другими, более важными делами, я заступал туда в качестве дежурного по связи.
   Оперативные дежурные по ЦБУ были штатными. Подполковники знали своё дело очень хорошо. Заступая, через двое суток на третьи на дежурство быстро входишь в обстановку. Помощников у оперативного дежурного было двое: - по артиллерии и по связи. По артиллерии помощник, с ним всё ясно. Артиллерия работала в любое время года, в любое время суток. А чтобы артиллерия не пульнула, куда ни попадя, вот и нужен для этого дежурный помощник. А если, сдуру, по своим навернёт, вот вам и задница крайняя. Со связистом дежурным немного проще. Он должен уставшего артиллериста, заодно и оперативного дежурного подменить с 2 ночи до 6 утра. Занятым людям нужно и отдохнуть четыре часа, а в это время офицер-связист достойно пронесёт службу за двоих. Надо сказать, время моего бодрствования меня не очень устраивало, но с другой стороны, особых напряг, мне не доставляло. Каждые 2 часа на связь выходят заставы, коротко докладывают и уходят из эфира. Кто не вышел, пытаешься дозваться. Позовёшь минут 10 и бросишь это поганое дело. Уснул боец за радиостанцией. В 6 утра бодро доложит, что у него что-то с гарнитурой было, всё время чинил её, ремонтировал. Бедная, несчастная гарнитура! Сколько же добрых солдатских рук пытались тебя отремонтировать. Да, молодец боец, расскажи землякам, как ты ловко обманул старшего лейтенанта! Они посмеются. Посмеюсь и я!
   Во время моего дежурства случались разные события. Многие отложились в памяти, многие ушли.
   Помню, 19 ноября 1987 года. День как день. У меня годовщина свадьбы. Уже четыре года как. Для всей страны и вовсе никакой день. Но только не для ракетных войск и артиллерии. У них сегодня праздник. На огневой позиции, та, что со стадионом рядом, торжественное собрание. Потом концерт художественной самодеятельности. День тёплый, солнечный, кто в куртку зимнюю одет, кто ещё по-летнему. Отпросился я у оперативного дежурного, радуюсь со всеми. Как-никак, а к празднику причастен. Командир полка, офицеры артиллерии фотографируются на память, и я там с краешку стою, улыбаюсь.
   Бегом бежит дневальный к командиру батареи. Толя Шматок по инстанции к командиру дивизиона. Подбит самолет афганский. Место, откуда стреляли, уточняется. Я бегом на ЦБУ.
   Там уже идёт работа полным ходом. Наши лётчики доложились, что по самолёту из стрелкового оружия стреляли из такого-то района. Самолёт шёл на посадку пробили что-то там нужное (простите меня лётчики, ну не знаю, как эта штука называется, наверное, маслопровод) и шасси не выпускалось у АН-26. Садились, как умели, но сели. Короче, кипишь. Но только не для артиллерии. Дежурный помощник по артиллерии для того и сидит, чтобы подполковнику пехотному, а также оперативному дежурному по совместительству головную боль снять. Минута времени и координаты пошли на огневую позицию к Валере Шабдинову. Огонь был открыт незамедлительно, у Валеры, на огневой ещё и одна БМ-21 стояла, она тоже подключилась. Праздник не испортили "духи".
   Прошло несколько дней. АН-26 залатали, он улетел. У нас свои проблемы, живём, никого не трогаем попусту и тут как гром среди афганского неба. Шабдинов своей артиллерией два "стингера" уничтожил. ГРУшники передали. У них свои каналы среди "духов" были налажены, поэтому достоверность... Впрочем, ГРУшники сказали, а не бабка на дворе воздух нечаянно испортила. Вопрос совсем в другом.
   Когда-то, где-то осенью 1987 года состоялось в клубе собрание офицеров. Собрание выдалось жарким, я был восхищён. Такого в Союзе не увидишь. Командиры мотострелковых рот прямо в лицо обвинили политотдел в нечистоплотности. Почему не проходят наградные листы Ванек-ротных - взводных. Почему только наградной материал замполитов рот уходит беспрепятственно, причём в этом материале всегда написано о решительности и героизме замполита. Вопрос повис в воздухе раскалённого клуба:
   - А где же были мы, командиры рот и взводов?
   Слушал-слушал Николай Григорьевич Матяш и сказал просто и спокойно:
   - Товарищи офицеры! Была бы моя воля, я каждого солдата только за то, что он пересёк границу Афганистана медалью "За боевые заслуги" награждал бы. А сейчас и разговор пустой. Все свободны.
   Успокоились офицеры. Уж кого-кого, а Матяша все уважали, настоящий офицер. Понятно, что и у него в этом вопросе руки связаны.
   Должны были представить Валерку Шабдинова и ребят с огневой позиции к наградам. По-моему, представили. Впрочем, вопрос уже совсем другой!
   А ещё помню обстрел РСами аэродрома. Ночь, связь работает устойчиво, без меня справятся, я бегом наверх из ЦБУ. А там, в нескольких стах метров от нас, творится что-то невероятное. На самом аэродроме огонь фосфорного цвета, летят кометы в сторону наших вертушек. Да кто сказал, что "духи" не пользуются патронами с трассирующеё пулей? С удовольствием поливают наших ребят! Правда, с такого расстояния эти пули как самоутверждение для стреляющих, а вот РСы... В ответ бьют пулемёты роты охраны аэродрома, тоже разбавленные "трассерами". ПК надёжней, но всё равно бьют в темноту. Артиллерия, как обычно, начинает "разгонять" зарвавшихся "духов". Тяжело среди ночи определить точки, откуда идёт стрельба. Утихло всё. Наутро оказалось, что три вертушки повреждены. Ничего, залатали, как обычно, и опять в небезопасный полёт.
   Многое я увидел, услышал, узнал, будучи на дежурстве. Помню, молодой лейтенант из танкистов, взбаламшенный такой, заскочил к нам в бункер, поздоровался задорно! Каракамар ему на связь нужен был. Оперативный дал "добро" и парень начал разговаривать со своим командиром весело, нарушая все правила ведения переговоров по радиосвязи.
   - Что привезти? Да, обязательно добуду! Всё, обязательно, ну какие вопросы?
   Посмотрел на всех нас и сказал просто:
   - Я из отпуска, мужики!
   Мы сидели и улыбались. Даже я, который просто обязан был следить за правилами радиообмена в эфире.
   Вышли мы на перекур. Познакомились. Алексей из отпуска прилетел, впечатлений много. Нам послушать приятно, как там, в Союзе. Ребёнок у Алексея родился, понянчился с ним отец и назад, к месту службы. Фамилия у Лёшки удивительно красивая - Рыбачёнок. Светлой души человек.
  

Продолжение.

   Понравился мне Каракамар. Вдоль дороги несколько деревьев растут, тенью своей, укрывают от жары метров тридцать-сорок дороги. Мужики мне рассказывали, что на удочку здесь, при настроении можно что-то поймать. Я улыбался доверительно и вспоминал Генку Романа с его ящиком рыбака. Тротил, детонаторы, бросок, ловите рыбу те, кто ниже по течению! Нет, здесь можно просто на удочку! Только сейчас вода слишком высоко поднялась, а так, пожалуйста, в тенёчек и сиди, мечтай о доме и тягай маринку!
   Уточнил свою задачу у начальника артиллерии, быстро бросил радиовынос на ЦБУ, поставил шипящий эфиром ТА-57 на стол помощника дежурного по артиллерии и был ошеломлён новостью.
   Рыбачёнок всё-таки установил свои тралы на танк. Исходя из полученной задачи, он должен был возвращаться на Каракамар. Здесь недалеко, рукой подать, вот только надо пройти, этот затопленный участок... Так ведь сюда мы прошли, значит и обратно не слабо! Ну что, солдат, разверни машину, полюбуюсь я на дело рук своих. Да, Т-62, отличный танк. Ну что, рванём?...
   Испугались бойцы-танкисты идти на танке с навесными тралами по узкой, затопленной дороге. Одно дело без оборудования сапёрного, прижался к скале поближе, почувствовал скрежет и прошёл. А с оборудованием, торчащим вперёд на два метра с лишним, немного слабовато. И Алексей понимает, что прижавшись к скале, можно сорвать тралы, а вот если чуть-чуть правее, за ту верёвку сапёрную. Боится механик-водитель.
   - Эх вы, танкисты! Быстро взяли пулемёт и на ту сторону за скалой, смотрите, учитесь! - Алексей легко прыгнул за рычаги танка.
   Взяли бойцы покорно крупнокалиберную штуковину под названием "Утёс" на плечи и пошли выполнять приказ.
   Алексей прогазовал слегка и включил первую передачу. Надо идти очень ювелирно, главное, не повредить тралы, не зря ведь целое утро с ними лично мудохался. Так, входим в воду, спокойно, первая передача работает уверенно... Нет! Не вписываюсь! Задний ход. Так, приму чуть-чуть правее, как и задумка была! Сапёры, они парни-молодцы, всегда сделают зазор в броде. Первая передача...Так, входим в воду, правее, тральчики мои не нарушаются, проходим, а вот сейчас налево...
   Налево машина уже не пошла. Многотонной тяжестью она сорвалась с подводного обрыва и ушла в глубину, увлекая за собой Алексея Рыбачёнка, пытавшегося выйти из страшных водных потоков, рьяно бросившихся внутрь его любимой машины. Экипаж в ужасе смотрел, как командир взвода в считанные секунды ушёл под воду вместе с танком. От танка остался только пулемёт на плечах экипажа, от взводного...
   Ругается командир полка. Его понять можно. Не имеет права офицер садиться за рычаги танка, за штурвал БМП, за руль БТР или ещё какой-нибудь техники, пусть даже и права есть у него на вождение. Хоть какой категории. У каждого своя работа, своя служба! Все это знают. Каждый офицер понимает это, но... Да кто из нас, офицеров, не садился за управление той техники, которой, согласно приказу, директиве и ещё какому-то документу, не имеешь права управлять. Покажите такого, я в глаза ему рассмеюсь.
   Жаль Алексея. По-человечески жаль. Ведь хотел выполнить приказ, своими руками подготовил танк к тралению, а оказалось, гибель свою приготовил. Вот такой был день, 14 июня.
   Наверное, именно в этот день мама Алексея схватилась за сердце. Присела его молодая жена в предчувствии ужаса. Именно тогда, в тот день ушёл молодой, полный сил лейтенант, из этой жизни.
   Спустя три дня подошли бабаи из кишлака, стоящего вверх по течению, к нашим сапёрам. Сапёры, они неугомонные, вечно по дороге тралятся, проверяют ее, чтобы не дай бог.
   - Посмотрите, там ваш человек в реке лежит.
   Выбросила Кокча Рыбачёнка на камни. Пытался он сам уйти из танка, да вот только река чужая в помощь ему тогда не пришла. Не хватило парню воздуха чуть-чуть. Пожалела немного позже. Начальник инженерно-сапёрной службы обвязался верёвкой, и пошёл по воде к телу Алексея. Кокча бурная, норов показывает, но майор знает своё дело. Плывёт, цепляется за камни, если есть возможность на ноги станет, обнимет отшлифованный водой валун, отдышится. Добрался. Принял тело Алексея Рыбачёнка, к себе привязал крепко и крикнул мужикам:
   - Всё в порядке! Тяните!
   Майора, офицера достойного, тоже хочет забрать буйная Кокча. С привязанным к нему телом Алексея. Нет, сапёры всегда надёжны. Вытащили обоих: - один жив, другой...
   Молодцы сапёры! Они всегда на уровне!
   Тело Алексея положили на Каракамаре в помещении, на столе. Где ты, тот весёлый парень?...
   Вертолёты прилетели через два часа. Шли низко, практически над самой водой строптивой реки. С обеих сторон враждебные горы. Приземлились два МИ-8. Пара МИ-24 поднялась вверх, барражирует. Прикрывает сверху своих. Забрали Алексея, нет, уже "груз 200", и понесли тело молодого парнишки над Кокчей, которая забрала у него жизнь. Сколько нас ещё будет?
  

Отступление.

   Тяжело говорить о смерти. Смерть в Афгане присутствовала всегда. Она стояла рядом и выглядывала из-за каждого угла. В списке погибших нашего полка, обозначенном в Интернете даже сейчас, спустя более двадцати лет, год моей службы почему-то прикрыт наглухо. Спасибо огромное человеку, может быть группе единомышленников, кто поднимал архивы, составлял список для всех нас. Они, естественно, пользовались исключительно архивными документами, вот только там, в архивах, что-то не всё в порядке. Я знаю, я точно знаю, что в этих списках недостаёт очень многих. Только на моей памяти за август 1987 года - июль 1988 погибло гораздо больше людей, чем в официальных списках. Странно, но к счастью, пусть это не звучит кощунственно, почему-то список настоящих советских парней, сложивших голову в период с начала ввода полка до "перестройки" достаточно полон. После прихода Горбачёва к власти, перестраиваться начала система. Циферки в списках потерь за всю армию советскую уменьшать надо. Это приветствуется! А в Афганистане скоро как на Марсе будут яблоньки цвести. Вы только подождите, гласность, и перестройка вам всё покажут!
   Ну, кто приказал скрывать имена этих ребят? Или смерть их не всегда героична, исходя из требований директив Главного Политического Управления Вооружённых сил СССР? Неужели надо было себя в окружении врагов гранатой себя подорвать, чтобы в списках оказаться? Такое впечатление, что в ГлавПУре сидели насмотревшиеся патриотического кино пердуны старые, в своё время не попавшие на фронты Великой Отечественной войны по тогдашней молодости своей. Сами не воевали, а вот как воевать учили с удовольствием. Припёрся бы какой-нибудь недоумок в маршальских или генерал-полковничьих погонах к нам на Каракамар. Наверное, обучил бы всех нас как Ленинские комнаты делать в полевых условиях. От сортира шарахнулся бы, нос платочком прикрывая. Потрясал бы негодующе руками! От качества каши гречневой с тушёнкой умилился! Слезу скупую пустил бы. Впрочем, хрен их сюда кто-нибудь затянул бы! Ни за какие коврижки! Им и в Москве неплохо живётся. Зачем тащиться в какой-то там Афганистан, если звезду Героя СССР к семидесятилетию и так дадут. Машина у подъезда дежурит. Подношения с далёких и не очень военных округов всегда вкусные, частенько дорогостоящие. Внуки и внучки, бестолковые, не нарадуются. Пристроены, любимые, учатся студенты, скоро выпустятся с дипломами, поедут в страну какую-то желательно не африканскую, помощником посла, конечно не первым, а так восьмым-десятым. Наловчится внучок за пяток лет задницу ублажать, да бумажки правильные отправлять, как надобно. А там и продвижение. Внучке и того проще! Институт тот же, а даже думать не надо! Знать, кому дать вовремя. Из-за границы можно не выезжать! Это Варенников неугомонный из Кандагара не вылезает, так он с фронта такой. Ну да ладно, заслушаем его, покиваем головами, благо не каждый месяц этот боевой генерал-полковник нам что-то пытается доказать.
   Впрочем, не только политработники грешили подлостью своей по отношению к солдату Советской Армии. Хватало дерьма среди всех, власть держащих над нами.
   Начну по памяти своей бестолковой, простите меня, если не всех упомню.
   В сентябре 1987 года в районе Кишима четыре солдата спускаются в кишлак. Солдат почти всех убивают в том же кишлаке, только один, чудом остаётся в живых. Услышав стрельбу, с заставы, бросается взводный с несколькими ребятами на выстрелы, узнав, что не хватает четырёх бойцов. Ему остались трупы трёх и раненный четвёртый. Замер кишлак. И лейтенант точно знает, что не отправлял никого в кишлак. Разошлись по-мирному. Тот четвёртый, в госпитале ташкентском на камеры телевидения (а телевидение по всей стране вещает, программа "Служу Советскому Союзу", гласность у нас нынче!) рассказывает:
   - Мы, вчетвером, как командир взвода сказал, короче, пошли занимать позицию. Мы приказ выполняли. Нас всех в кишлаке расстреляли, а я в живых один остался. Вот!
   Красиво смотрелся в больничном одеянии, в Ташкенте перед телекамерами. Я видел твоё интервью. Не помню я твоё имя и фамилию, ребята из Кишима подскажут, наверное! Для меня ты контрацептив использованный! Ты, обкурившись на выделенном посту, позвал за собой троих вниз, в кишлак и начал нагружать тёмный народ. Наркоту требовал, оружием угрожал, вёл в кишлаке себя как бандит. Они ответили адекватно, по трупам поплясали, а почему ты выжил? Притворился мёртвым? Герой, наверное, был... Тебя отбили наши парни. Расскажи, контрацептив, как же тебе удалось уцелеть до прихода наших. Мёртвым притворился, а может и трясся от страха перед "духами", плакал и пытался рассказать, что ты не причём... А автоматик твой, где? Вот, парень геройский из кино, но три трупа привел на скорбный счёт, которых нет в списке.
   Нет там, в списке парня из 2 мсб. Сидел, грустил он на заставе. Рядом, в нескольких километрах тоже наша застава. Зёма там сидит, мается, наверное. Пойду, проведаю. Взял винтовку снайперскую и пошёл. Говорят, что увидев "духов", между собой "разборки" наводивших с помощью стрелкового оружия, начал с перепугу стрелять в обе стороны. То, что осталось от солдата, пехота забрала. Сентябрь 1987 года.
   Командир взвода, прибывший на должность ВУНА (взвод управления начальника артиллерии), за то, что солдат не вовремя встал в строй по подъёму, посадил молодого парня на гауптвахту. Гауптвахта нашего полка - вещь очень серьёзная. Парень из ВУНА забит насмерть на "губе". Февраль или март 1988 года.
   Старшина ремроты с тремя солдатами едут за отсевом. Недалеко, сразу за речкой, правее "дембельской высоты", там, у тополей отсев замечательный. Старшина с автоматом, солдаты с лопатами. Практически на виду у полка идёт расстрел. Только старшина, отстреливаясь до последнего патрона смог уйти, а ребята с лопатами... Не отстрелялись. Весна 1988 года.
   Растяжка на командира взвода, в сортире установленная. Бывало и такое на заставах. Погиб сержант на растяжке той. В другой ситуации взводный был тяжело ранен. Зима 1988 года.
   Бахарак. За полчаса до подъёма идет солдат в сортир. Пуля в спину прилетела. Весна 1988 года. Приказано было металлические листы установить в сортире Бахарака. Восемь лет их не было, а перед выводом понадобились...
   Застава у Зуба. Вертушка на площадке винтами маслает. Половина личного состава на разгрузке, другая половина смотрит по сторонам сквозь прорези прицелов. Старшему лейтенанту пуля прилетела в грудь. Закинули офицера в вертушку, побыстрей в санчасть, нет, уже на взлёте умер молодой парень. Апрель 1988 года. Офицер из миномётной батареи, Хоролец Андрей. Возможно, он из приданной батареи кабульской, но делить здесь просто некрасиво, ребята были приданы всегда, и служба у них начиналась изначально в Файзабаде.
   И ещё очень многие, о которых я сразу и не вспомню.
   Несли потери, как убитыми, так и ранеными. Если вспомнить всё, ужас пробуждается внутри себя самого. Как много наших ребят в этом списке отсутствует. Может быть действительно, нет героизма, в понятиях пропагандистских, в их гибели. Так ведь и они на героическую смерть не просились. А ведь живы ещё где-то их матери. От младших братьев и сестёр племянники уже выросли. Заходят в Интернет.
   К чему я это? Большинство фамилий этих ребят я не знал, но ведь кто-то служил рядом. Хотелось бы, чтобы список был полным и окончательным. И мне кажется, неважно как погиб молодой паренёк, то ли в бою получил в лоб пулю, то ли после прочтения письма от любимой своей, пошёл на минное поле. Мне нечего больше сказать...
  

Продолжение.

   День и ночь работают чарикарцы. Рвут породу своими зарядами. Работают люди наизнос. Техника также работает, забыв о средних и, как волшебство, капитальных ремонтах. Восемьсот метров засыпать, это не в лужу воздух выпустить. Поражаюсь лишний раз сапёрам! Могут сделать невозможное! Сядет рядом с тобой сапёр, закурит сигарету, от огонька предложенного не отказываясь, и скажет:
   - М-да! Хорошо! Эх, как хорошо сегодня!
   Молодцы сапёры! Каждую минуту жизни своей ценят, когда грош ломаный ей цена! Наверное, скоро пробьют дорогу, эти долбаные восемьсот метров.
   День и ночь под безжалостным солнцем Афгана. Разведрота легла над Каракамаром как та пантера на ветке, прикрыв десяток километров горных высот. С различных "точек", где разведчики уверенно заняли свои места, перепад высот, по отношению к высоте Кокчи (то есть там, где находился я, впрочем, где и ЦБУ, короче, заставы танковой под названием "Каракамар") составлял от четырёхсот до девятисот метров. Разведчики "висели" над нами, прикрывая всю нашу работу.
   Воду разведчикам нужно обязательно поставлять. Впрочем, как и сухпай! Разведка никогда не ждала от адского света милости. Впрочем, как и вся пехота, сидящая на горах! Прилетят ли вертушки с водой или не прилетят? Разумеется, такого и в мыслях ни у кого не было! Вода, дело святое, зачем гонять нормальных парней на винтокрылых машинах по элементарным вопросам! Сами решаем, всегда и в любых случаях!
   Я был свидетелем одного случая, а потом и другого, связанного с одним и тем же человеком!
   Пришёл, точнее, спустился к реке, наш офицер-разведчик и трое солдат за водой. Кто был хоть раз в горах, тот поймёт меня с полуслова! Небритые парни, РДВ-2 на спине у каждого (подскажите, сапёры, я правильно называю резиновый рюкзак, наполняемый водой и закрываемый снизу, как обычно, патроном 7,62 от ПК?) Четыре парня добрались до нас, мы даже выскочили навстречу! Как же, разведка с гор прибыла! Поговорить! Угостить кружкой чая! Подходите парни, вам ещё подъём на такие высоты. Отдохните, мы вам рады...
   Заместитель командира полка прибыл на замену в апреле этого года. Он был за главного на командном пункте управления полка. Там где КП, ЦБУ, там и решение всех задач! Мне очень понравилось, как по-советски подполковник строил старлея бородатого из разведроты.
   - Это что за люди! Кто старший? Представься! Старший лейтенант? Да вы не старший лейтенант, а предводитель пиратской флотилии. Посмотрите на себя, на бойцов своих! Ходите здесь, как душманы бородатые. Что, старлей скажешь мне? Немедленно побриться самому, и подчинённых своих побрейте!
   - Товарищ подполковник! Так ведь мы за водой спустились с гор, заодно, ближе к воде и побреемся!
   Подобрел подполковник, а вроде бы и не стар был, не глуп. Отошёл добродушно, а мы, старлеи, обнялись по-дружески. Ну как делишки? Давай чайку, уже всё сварганено на котелке, на огоньке, как положено. Давай бойцов своих, вам ещё вверх идти, а у нас здесь тенёчек. Сброшены РДВ, оружие рядом, вверх ещё тащиться метров несколько сот, а вот кружка чаю с полынью афганской.
   - Ну как дела, братишки?
   - Да какие там дела, это вы здесь на земле сидите, хоть что-то по радиосвязи слышите, а у нас тоска последняя. Вертушки прилетели, сухпай сбросили, и на том спасибо. Помираем от тоски, жары. Ну ладно, спасибо, артиллерия, мы пошли, нас ждут.
   Поднимаются парни из разведки, бриться, разумеется, не стали, примета нехорошая, накинули на себя рюкзаки резиновые, наполненные водой, АКМС наперевес, и вперёд. Для разведки перепад высот, в дневное время, по контролируемой нами территории, это просто пробежка вверх! Примерно как на девятый этаж пробежаться, когда лифт не работает! Подумаешь, по карте пятьсот метров. Умножаем на четыре, исходя из непрямолинейности этих горных троп. Ушла разведка! Чёрт! Забыл газету почти свежую дать! Там про футбол, про чемпионат Европы! Наши второе место заняли! Да ладно. Не успел!
   Следующий случай был для меня более значимым! Постараюсь рассказать о себе, любимом, чуть-чуть нескромно!
   Был обычный удушающе прекрасный, летний, бадахшанский вечер! Прохлада Кокчи, бассейн рядом. Представляю, как меня готовы растерзать на последние клочки парни, в это время сходившие с ума от пекла на "блоках". Короче, Каракамар! Солнышко, всем сказало "Удачи!" и пошло освещать более западные части планеты. Ничего не предвещало беды. Я сидел на ЦБУ в качестве дежурного по артиллерии, заодно и по связи.
   Любой артиллерист рассмеётся над моими знаниями! Но от нечего делать я научился работать с артиллерийским кругом (линейка такая, вертикаль-горизонталь на карту укладывай, считай, не очень заумная штуковина) и с таблицами горной стрельбы, применяемыми для гаубиц Д-30. К реактивщикам я не лез, а то Валера Меледин, командир батареи, меня на том свете достал бы. Наверное, кто служил в артиллерии, уже смеются, да и я в восторге! Но моих знаний, на тот момент было достаточно, чтобы я решил один из замечательных вопросов моей службы в Афганистане.
   Пошла команда простая и серьёзная! Танковому взводу необходимо переместиться из Каракамара на Самати. В течение ночи! К утру танкисты должны быть на месте. Ночь в афганском июне не более пяти часов. Необходимо обеспечить танкачей освещением и связью!
   Оперативный спросил меня:
   - Справишься? Или начальника артиллерии поднять?
   - Товарищ подполковник! Вы же меня знаете! Конечно, справлюсь!
   - Ну, чтож, давай!
   Танки пошли в темноте, и, только уйдя за ближайшую гору, связь с ними прекратилась. До Самати километров пятнадцать, примерно три-четыре часа ходу. Как раз за ночь и должны пройти. Какого хрена не завтра, поутру? Впрочем, командира приказы не обсуждаются! Ну что, артиллерист хренов, не пора ли поработать?
   - "Лыжник-98", "Лыжник-98", я "Каскад-57", приём?
   - "Каскад-57", я "Лыжник-98", на приёме.
   - "Лыжник-98", я "Каскад-57" передаю сигнал "Осень-37", как понял?
   - Вас понял, "Осень-37".
   У меня с моим заместителем, Лёшкой Корнековым, взаимопонимание в эфире отработано. Мы просто друг с другом определились не только по запасным частотам, а также и нашли одну, "чистенькую" частоту. Нарушая все наставления и руководства, пошли они подальше, вместе взятые, выхожу на "нашу дорожку".
   - Привет Лёша, срочно Свитача!
   - Понял, командир!
   Ожидание всегда растягивает секунды в неимоверно тягучие отрезки времени.
   - "Каскад-57", Свитач на связи.
   Володя ни хрена понять не может, тем более такой вульгарности в эфире. Извини, брат, не предупредил тебя о нашей с Алексеем секретной частоте. Впрочем, о ней и знать никто не должен был. Вот она и пригодилась.
   - Володя, слушай внимательно! У тебя на карте есть три зоны, обозначенные как "Свет-1", "Свет-2" и "Свет-3". Я, как помощник оперативного дежурного прошу и, получается так, что приказываю, Вовка, каждые десять-пятнадцать минут подсвечивай участки указанные. С переходом с одной зоны на другую, учитывая скорость танков в ночное время. Просчитай, связи с ними нет! Идут автономно. Как только танки на Самати покажутся, артиллерии отбой, мне доклад по расходу снарядов!
   - Понял, Игорёк! Делаем! - Володя никогда так вольготно не общался по радиосвязи, поэтому был слегка шокирован.
   Через пять минут взлетел осветительный снаряд. В какой степени ночью осветить дорогу на серпантине танкистам может он? Не знаю. Скорее всего, помощь была нормальной! По приборам ночного видения в горах ходят только танкисты стотысячного века, фарами светить тупо в скалу или пустоту смысла маловато. Жаль не спросил у парней, как же выходили из ситуации, наверное, фонарик на спину и идёшь впереди, а танк за тобой? Артиллерия же подсвечивала, как положено.
   Все три часа, до момента, когда танкисты спустились на Самати, артиллеристы Свитача подсвечивали осветительные снаряды. Молодцы, отработали чётко. Секундочку, парни!
   Докладываю оперативному дежурному, о том, что артиллерия отработала, цели выполнены такие-то и такие, расход снарядов такой. Разрешите артиллерии отбой? Конечно, отбой! Передаю Володе по неформальной частоте:
   - Спасибо, Володя, всё просто отлично! Всем отбой!
   - Понял, спасибо!
   Ночь уже почти заканчивалась. Солнце поднималось над горами и будило птиц, слегка вздремнувших в афганском июне. Опять зарождается день, очередной день, предвещающий больше неожиданностей, чем стабильности. Сижу над картой артиллерийской, клюю своим носом длинным по запланированным целям, обозначенным прямоугольничками, а тут выходит заместитель командира полка. Здесь и сейчас он самый главный, ему и доклад оперативного дежурного!
   - Товарищ полковник! Во время моего дежурства происшествий не случилось! Согласно приказу командира полка ночью в период с 23.30 по 03.30 танковый взвод был перемещён с места расположения Каракамар на Самати. Обеспечение артиллерией освещения было на высшем уровне!
   - Спасибо! - говорит зам. комполка оперативному, жмёт руку ему, улыбается. Так ведь, что не улыбаться, задача выполнена, потерь нет. Подходит ко мне, жмёт руку.
   - Спасибо, артиллерист!
   - Так он ведь не артиллерист! - смеётся оперативный дежурный!
   - Как не артиллерист? - недоумению нет предела. Сидит кто-то в КЗС за картой артиллерийской, без погон со звёздочками, а он ещё и не артиллерист. Может не наш вообще. На КЗС погоны ведь ещё никто не надоумил пришивать.
   - Связист он, самый что ни на есть! - оперативный, сдерживая смех, докладывает.
   - Связист управлял огнём артиллерии? - у заместителя командира полка, напомню, в апреле, прилетевшего в наш полк, поэтому не знавшего меня, глаза полезли за пределы бровей.
   - Так точно! Он командир взвода управления артиллерийского дивизиона! Старший лейтенант Скибан!
   - Так, старший лейтенант! После вывода лично представлю к ордену Красной Звезды! - жмёт восторженно мне руку офицер, слезятся его глаза от изумления и благодарности.
   Мне было приятно, нет, чёрт, побери, мне было очень приятно! Если бы я был тогда в том возрасте, что сейчас, я бы пустил скупую слезу и носом зашмыгал. Вот.
   Надо сказать, что к ордену он меня не представил, хотя и сказано было при свидетелях в погонах не ниже подполковника. Забыл, наверное. Но если мне Звёздочка Красная предполагалась, то, что должны были получить те ребята-танкисты, крадущиеся на своих танках по ночному серпантину, по дороге горной, слегка освещённой артиллеристами? Да и артиллеристы тоже здесь присутствовали, не подкачали.
   Наверное, в нашем полку это модно было. То в 1979 году, в декабре преодолевать на технике железной вершины, повыше тех, что в Альпах в 218 году до нашей эры Ганнибал преодолевал. Ганнибал половину армии потерял в октябрьских горах, слонов осталось из пятидесяти только несколько. У нас, как обычно, матюки, мать-перемать, всё не как у Ганнибала! Говорят, что бронетехника, стоявшая до этого на хранении, дошла до Хорога вся. Среди людей потерь не было. Так и здесь. Какого хрена именно ночью надо было гнать танки по горам? Впрочем, не мне решения принимать! Эх, пути-дороги Афганистана...
   А вот и чарикарцы успокоились. Сделали дорогу, насыпали, отодвинули Кокчу. Какие же они молодцы! За неполные две недели прорвали скалы и соорудили почти километр дороги в горах. И пошли колонны в сторону Файзабада! Везут топливо для наших машинок, везут всякое имущество и продовольствие для 24 полка "зелёных". Они там разгрузятся, потом пойдут обратно, и мы за ними пристроимся! Домой! Домой!
   В колонну наших машин постоянно влезают "барбухайки". Им так безопаснее, с одной стороны. Но, бывает, что они очень сильно ошибаются. До сих пор перед глазами стоит картина: сидит бородатый человек на камне у самой реки и смотрит куда-то вдаль. А в реке только задняя часть кузова его машины, забитой теперь никому не нужным товаром. Заглохла машина, а колонна наша ждать не будет. Мы свои машины безжалостно в обрыв сбрасываем, а уж с твоей... Даже извинений не получишь, не хрен задерживать нас!
   Идут наши машины, вперемежку с "барбухайками" через Каракамар. Сижу у машины в тенёчке с бойцами, курю после завтрака. Приятно на душе. Тут какая-то "барбухайка" берёт немного правее, уступая движение колонне, и останавливается. Выходит из неё водитель, что-то озабоченно бегает вокруг неё. Видать сломалась какая-то хрень. Минут через пятнадцать идёт этот человек в мою сторону. Я поднялся ему навстречу, не хрен ему шариться у моей техники. Идёт человек улыбается, руки приподнял на уровень плеч, лопочет что-то по-своему, показывает свои дружеские намерения. У меня тоже нет никакой враждебности, автомат на плече, так он всегда здесь болтается. Объясняет мне он что-то и показывает на ржавеющий остов машины, который валяется метров в двадцати от меня. Ну конечно, ему нужно гайку какую-то ржавую скрутить. А то дальше не поедет его "барбухайка". Да хрен с тобой иди, крути. Мне не жалко. Улыбаемся друг другу. Поняли, договорились.
   Всё бы ничего, да вот только на мою беду начальник артиллерии увидел, что в непосредственной близости от наших машин, какой-то человек, не принадлежащий нашей армии, скручивает гайки с рамы проржавевшей.
   - Скибан! Это что такое? Почему на территории заставы посторонние люди. Немедленно выгони его.
   - Товарищ полковник! Да ему гайка всего лишь нужна. Пусть скрутит и сам отсюда свалит. Делов-то на пять минут, тем более я контролирую ситуацию.
   - Я тебе приказываю, немедленно прогони его отсюда! - разговор начарта переходит на крик. Мне это уже не нравится. Да, он конечно, прав, человек находится на территории заставы, там, где он не должен находиться. С другой стороны территория, это обязательно чем-то ограниченное место. Здесь ни проволоки колючей, ни поля минного. С одной стороны гора почти отвесная, с другой река. А начальник артиллерии уже завёлся.
   - Что стоишь? Стреляй в него! - А у меня мысль нехорошая в голове. "На, возьми мой АКС и сам в безоружного человека пальни! Или только голос показывать умеем перед подчинёнными?". А афганец понял, из-за чего весь сыр-бор между шурави происходит. Замер весь настороженно. Не крутит больше гайку свою долбаную, смотрит на нас испугано. Улыбнулся я злостно и спросил начальника.
   - Товарищ полковник, он что, не имеет права ходить по своей земле?
   Немая сцена. Развернулся резко начальник и ушёл. Махнул я рукой афганцу, типа крути дальше, какого хрена стоишь как статуя. Улыбается белозубо. Открутил свою гайку, побежал к машине своей. Покрутился там что-то и опять ко мне несётся. Ну что ещё? Я навстречу поднялся.
   - Рахмат, рахмат, командор! - протягивает лепёшку хлебную мне, благодарит меня. Помните, такие тоненькие лепёшки, твёрдые такие. Хлебом своим делится восточный человек.
   - Да ладно. Спасибо, конечно. Но ты, всё равно чинись побыстрее и вали отсюда от греха подальше! - пожал я ему руку и пошёл обратно к своей машине. Там меня ждали мои бойцы, бывшие свидетелями всего произошедшего. Прислонил я автомат к катку машины, сел устало, отломил от лепёшки кусочек для себя, отдал хлеб афганский парням моим на пробу и, прожёвывая непривычную для меня пищу, призадумался... А ничего так, пресно, но есть можно! Галеты у нас в сухпае почти такие же, только без приправ. Да, а день хороший такой сегодня, солнечный!
   Надо отдать должное чести и порядочности подполковника Кравченко! Конфликт между нами затих так же быстро, как и начался. Последующее наше общение было исключительно уважительное с обеих сторон. О произошедшем между нами, забыли в тот же день.
   А разведка опять понесла потери. Ночью прилетела пуля и смертельно ударила в голову солдата. Он через НСПУ рассматривал окрестности. Прибор, предназначенный для стрельбы из автомата ночью, подсвечивает зеленоватым огоньком. Если неплотно прижиматься глазами к прибору, то свет может падать просто на лицо, что на близком расстоянии может быть неплохим ориентиром для хорошего стрелка-снайпера. Постреляла разведка среди ночи в темноту глухую. Вертушки забрали ранним утром парня, через два дня скончался он, не приходя в сознание.
   А тут ещё одна потеря. Свалилась в пропасть БМП у разведчиков и опять погиб человек. Вечная память этим ребятам!
   Посчитают, наверное, их, как небоевые потери. После колонны на Файзабад в 1987 году 41 человек погиб, больше 110 были ранены, травмированы. Разумеется, это потери за все части, принимавшие участие в проводке колонны на Файзабад. Озвучены они были в анализе, сделанном штабом армии по окончании боевых действий. Много там информации было полезной. Но меня очень удивил тот факт, что среди погибших был только один, посчитанный боевой потерей, так как он был в бронежилете. Остальные сорок... Я понимаю, есть санитарные потери. Это когда заболеет парень, выйдет временно из строя. Может, надолго, а часто бывает, что и навсегда. Я понимаю, когда погибает солдат, когда, вопреки всем мыслимым и немыслимым инструктажам лезет в бензобак с зажженной спичкой посмотреть уровень топлива (кстати, зима 1988 года, парк боевых машин полка, дежурный по парку, прапорщик, отогнал горящую машину от остальных, чтобы и те не рванули. Бойца не спасли. В списках, к сожалению, не значится.). В конце концов, я могу привести примеры самоубийств. Это не боевые потери, во всяком случае, я так понимаю. Но когда во время боевых действий гибнет водитель от пули, только лишь потому, что бронежилет у него не на теле, а на двери кабины, на обе стороны через окно переброшен, не понимаю. А если фугас? Интересно, хоть кого-нибудь может спасти бронежилет, надетый на тело от мощнейшего взрыва, идущего снизу? Да та же разведка! Выбрасывается в такую "задницу" порой, а с собой только несколько БК, сухпая минимум и водички побольше. Да, конечно, они ещё и "бронники" на себя натянут, как-же! Чтоб загар лишний не заработать. Да, и чтобы морда лица не почернела под солнышком афганским, носик нежный не облупился бы, касочку железную надо обязательно не забыть на черепушку напялить. На мой взгляд, мы там несли потери только боевые.
   В далёкие, начала восьмидесятые года погибшим офицерам и солдатам орден Боевого Красного знамени присваивал Президиум Верховного Совета СССР. Присвоение шло на закрытых заседаниях, об этих награждениях знали только мамы, плачущие у могил детей своих. А посчитали там, наверху, наверное, что они погорячились, давая каждому погибшему орден Боевого Красного знамени. Помните, он ведь у первых, настоящих строителей свободы, равенства и братства в Гражданской войне был единственным орденом? Потому только, согласно статуту, вручался настоящим героям, кровь проливающим, или даже помогающим нам в борьбе за власть Советов. Стояли в том строю награждённых и Михаил Фрунзе, и Нестор Махно. За Советскую власть повоевали изрядно, за что и награждены были высшим орденом Революции. Даже у Ленина такого ордена не было! Впрочем, я опять отвлёкся!
   Потом посмертно орден Красной Звезды начали давать. Директивка Главного политуправления, наверное была. Не присваивать больше погибшим Знамя Боевое, а то и так развелось подлежащих представлению со времён двадцатых годов. Потом забывать начали вообще фамилии тех солдат, кто погибал в Афгане. Даже хоть какого ордена нет у погибшего. Нет, просто, "благодаря" долбаной перестройке, начали приравнивать парня на заставе, полтора года сидящего безвылазно и получившего пулю в грудь, как-то не по героически погибшего и вообще. У нас в Советской Армии оказывается, столько бардака обнаружилось. Во всех газетах пишут! Вы что там, в Афгане, совсем не перестроились? У нас тут Русты всякие на площадях Красных присаживаются на самолётах! Министра, целого Министра обороны сняли!
   А потом в списках погибших полка нет солдата. Точнее на него ничего нет. Исключили из списков части как убывшего по болезни, запаяли в цинк, отправили в Ташкент, а там, для госпиталя, он уже погибший, вы только экспертизу проведите, и бумаги нам направьте, мы разберёмся. У себя как раненого, а лучше заболевшего отправили из полка, дивизии подальше от нас. Промолчат все тихонечко. А когда в сентябре 1988 года я со своими друзьями сдавал оставшуюся технику, мне приходилось общаться с медиками Ташкентского госпиталя. Тогда наш Мишка Бабенко, командир взвода реактивной батареи свалился с гепатитом и мы, вместе с ним приехавшие сдавать нашу артиллерию, проникли через забор (!) на территорию военного госпиталя. Конечно, уже на территории мы, обязательно, нашли милых сестричек медицинских, которые передали наши персики-винограды Мишке, нас туда не допустили (естественно, понятно!). Мы посидели, покурили, познакомились с врачами. Интересная информация прошла тогда через меня. Более двух тысяч солдат, прапорщиков и офицеров было вывезено из Ташкентского госпиталя одним грузом. Мне не нравится это название, придуманное америкосами во время своей войны во Вьетнаме. Но оно было принято и нами, на разговорном уровне. Короче, прибыли в Ташкент "трёхсотыми", а ушли "двухсотыми". Две тысячи человек! Информация для меня была просто потрясающая! Я полностью доверяю тем офицерам медицинской службы, прошедшим через Афган, и сидящих с нами на лавочке Ташкентского госпиталя. А сколько госпиталей было тогда на территории Советского Союза! Конечно, большинство наших парней оставалось в госпиталях Афгана (Кабул, Баграм, Шинданд, Кундуз), но очень многих отправляли в Ташкент. Оттуда из Ташкента, в зависимости от характера ранений и возможности транспортировки, отправлялись ребята в госпитали Москвы, Ленинграда и других городов СССР. Дай Бог им здоровья, выжившим!
   Наверное, с "перестройкой" и закончилась эпоха элементарного порядка, хотя бы в тех же документах армейских. Перестраиваются, как обычно, люди не из народа простого. Зачем народу перестраиваться? Перестраиваются, как правило, люди от идеологии в карман, на стол, или ещё куда-нибудь имеющие. Потому и перестроились в армии в первую очередь политработники, всегда члены компартии, в политотделах уже сидящие и имеющие огромное влияние на простых коммунистов, командиров рот обязательно и взводных очень многих. О том, что от командира роты и выше должность была бы занята некоммунистом, об этом не могло быть и речи. Впрочем, это совсем другая история! А каково замполитам рот? Уж они-то в ротах своих в горы ходили, как и все. Рота на "блок", ротный впереди, а замполит обязательно замыкает идущих. Да ещё как замыкает! Любой солдат со мной согласится, тот, кто в горы поднимался! Там не было слов о совести комсомольца. Там были слова, понятные даже тем, кто не знал русского языка в том варианте, котором писал Пушкин, Александр Сергеевич! Впрочем, слов не надо было большой запас, мат-перемат, схватил за шкирку замполит пехотинца, бросившего мину от "подноса" подальше от себя, двинул кулаком в ухо, пнул под зад и... Ну, чтоб твою матушку всегда любили и уважали! Очередной парень, дитя Средней Азии, устал идти вверх. Бьёт замполит, смертным боем его, не призывая к совести, не призывая к долгу. Работа у замполита роты мотострелковой такая же, как и у командира роты. Рота должна выйти в назначенное время на заданные точки. Всё! Задачи ясны и цели понятны... Ротный впереди, в лоб ловит неприятности, замполит сзади, ловит неприятности со всех сторон. А если солдат какой-то заложит его в политотдел, так у замполита неприятности эти навеки будут. Молодцы, ребята-замполиты рот пехоты афганской! Ничего личного! Вас то, я помню, вы были, как правило, правильными мужиками.
   Колонна в сторону Файзабада прошла. Разгружаются там машины и ждут. На старой горной дороге, где никогда не развернутся две встречные машины, нет смысла запускать порожние машины в обратную сторону. Мы все уже устали ждать и вот!!!
   29 июня пошла колонна из Файзабада! Пошёл вывод войск из Бадахшана! Наш полк уходит! С самого утра моя машина, как всегда, на связи, но стоит "на парах". Как только дивизион пойдёт, сразу отключаем ТА-57 от ЦБУ, сматываем П-274, слава богу, всего 50 метров и, быстро пристраиваемся за машиной командира дивизиона. Да, всё заканчивается! Воспоминаний от Каракамара до сих пор немеряно. С танкистами мы ездили на танке к месту гибели Алексея Рыбачёнка. Вода бурлит, а даже намёка нет на то, что там танк утонул. Кокче всё-равно. Интересно, а сейчас, в том месте, когда Кокча мелеет, видны ли останки того злополучного танка? А горы там красоты неописуемой! Даже мне, привыкшему к берёзкам полосы нашей средней, легли они на душу. Вот только бы туристом туда приехать. Да, впрочем, здешний народ и туриста убить может, как запросто. Образ мышления у них не тот. Будут жать руку, при условии, если ты доброе что-нибудь делаешь, да и брат у тебя на плече по имени Калаш насторожено посматривает. А взгляд у них, у жителей местных, всегда бегает. Враги они нам. Или мы им! Смотря как смотреть, но если честно, не хочу я, чтобы эти парни к нам пришли так же, как и мы к ним, с оружием.
   Прощай водопад! Красив ты, шумен, но пойми правильно, разведрота с гор спустилась, значит, пора нам с тобой прощаться. Идёт колонна. Как всегда, сапёры со своими возможностями впереди. Техника, собаки, люди. Сапёры, одно слово. Вот бээмпэшки второго батальона показались. Сняты ребята с блоков, от самого аэродрома файзабадского до Какана выставленных. Впереди них техника разведроты, запрыгивают парни, больше трёх недель в горах сидевшие, на броню свою. Да, потеряла рота уже 2 машины (а сколько их по-штату? Штук десять?). Поэтому, любая боевая разведывательная машина, точнее любая физиономия, торчащая из люка по-походному, или умеющая с высшим шиком, сидя на броне, управлять ногами движением десятитонной громадины, воспринималась разведчиками как что-то очень родное. Прыгает разведка на броню, слова радостные друг другу говорят, эжекторы ревут, прогазовывают машины, а русский мат только у разведчиков так громок! Даже сквозь рёв моторов слышен! Уверен! Наверное, буду спорить со всеми! Разведчиков по громкости перекричать любимую технику могут только танкисты. А может и не могут! Вот и спорный вопрос у меня возникает в самом себе. Знаю точно, что пехота, что танкисты, они все отличные парни, и в плане поругаться матерно и повоевать далеко не дураки! А какой там спорный вопрос? По-моему я отвлёкся.
   А вот и дивизион показался. Моя машина на пригорочке, ворчит тихонечко, я как главнокомандующий, принимаю парад. Вся техника полка идёт мимо меня. На первой машине дивизиона комдив и начальник штаба. Следом за ней ПРП-3 с Геной Романом на башне. Машут все мне руками, жестами показывают, куда пристраиваться. Всё понял, между первой и второй машинками наше место. Давай, Колька, врубай передачу!
   Пристроились мы в колонну, тут остановочка минутная образовалась, ведь кроме меня и танкисты вклинивались, так, что удалось поговорить налету. Чёрт побери, вроде бы каких-то пару недель не виделись, а соскучился по физиономиям родным. Ну да ладно, не до сантиментов, тем более колонна начала двигаться. Шлемофон на голову и слушаю эфир. Идём по дороге, сапёрами полка чарикарского сделанной. Какие молодцы эти парни. Насыпана ровненько, асфальта не надо. За спиной остаётся славная застава танкистов, под названием Каракамар. Не окунусь я больше никогда в прохладу бассейна! Всё, скрылась застава за горой.
   Слева гора, почти отвесная. В некоторых местах, прямо из скал ветки кустарника непонятного пробиваются. Справа, через речку кишлак стоит, Нардара называется. Карта у меня в планшете перед глазами, поэтому и название знаю. Пустота на улочках пункта населённого, никто к воде не идёт, животные не шарятся бестолково. Всё как-то насторожено. А кожей чувствую, что смотрят. Смотрят из-за дувалов, из окошек своих невзрачных. Скорее всего, и сквозь прицелы. Мы как мишени, расстояние небольшое, метров двести, из РПГ-7 по любой машине шандарахни и остановится колонна. Нет, не стреляют. Знают, что уходим мы навсегда, да и смысла стрелять нет, колонна ощетинилась неплохо. Снесём с лица земли кишлак и с карт название со злости сотрём. Повернулся назад, показываю жестами Штаеру, мол, я по правой стороне наблюдаю, ты по верху посматривай. Штаер понял правильно, вот только на свой лад. Он посматривать не стал, а начал палить из автомата по скалам, причём явно с удовольствием. Плюнул я с машины прямо в Кокчу с высоты и словесно выразился. Сидит Юра Штаер, магазин меняет, наверное, дальше решил палить, куда не попадя. Показал ему кулак, рожу свирепую изобразил. А он в ответ удивлённо спрашивает всем лицом "Что-то не так?". Двигатель не даёт своим ворчаньем с присвистыванием разговаривать, кричать неохота. Махнул безнадёжно рукой и стал посматривать в правую сторону. Нардара тихонько уходит назад. Идём, по серпантину, жарко. Задача проста и понятна. До ночи добраться до Артынджилау. Там и заночуем. Серпантин вниз спускается. А вот и собственно сам Каракамар, кишлак, по названию которого и застава названа. Обычный кишлак небольшой такой, правда за ним "зелёнка" идёт. Оттуда прилетит что-нибудь, и среагировать не успеешь. Чёрт побери, может я и слишком волнуюсь в такой ситуации, но, наверное, не я один такой. Вон вдали Собзибахар виднеется. В прошлом году, в конце августа, здесь БРДМ-2 сапёров подорвалась на фугасе. Три человека погибло. Начальник инженерно-сапёрной службы полка, командир взвода сапёрной роты и механик-водитель.
   Воронка до сих пор на месте. Кишлачок рядышком, живёт своей жизнью. Не разнесли его артиллерией, авиацией, в отместку тогда, мы нормальные, честные...Мы не мстим за своих... Уходим, уходим. А ведь привет могли бы сделать, так ведь надо ли... А может и надо... Решение приходит на уровне надобности. Вам сегодня повезло
   Уходим от этого места. Колонна тянется по жаре, по тоскливой безысходности. Ничего живого вокруг нет. Справа Кокча, слева горы, степенно отступающие вдаль. Серпантин, как таковой закончился. Небольшой вроде-бы поворот практически на ровном месте и...
   Технари постоянно убеждают механиков-водителей в том, что первая передача на поворотах в данных условиях - это лучший вариант. Иначе "разутие" машины неминуемо. Каменюка попадает между гуской и катком и гусеница слетает. У меня получилась худшая ситуация. Шли на первой передаче, но на повороте машина всё-равно "разулась". Вся колонна, что была за мной, остановилась, та часть колонны, что была передо мной, торжественно пропылила и исчезла. Я выразил своё неудовлетворение в матерных словах, ни в коем случае не относящихся к механику - водителю. Даже, больше, я спрыгнул с машины и с Колей Довгалюком начал разбирать гусеницу. Правда, когда майор Денщиков прибежал к моей машине (по радио я сразу доложил о неприятности, как положено), мне там делать было нечего. Я сидел на броне и тупо наблюдал, как обувается машина. Ушло минут десять-двадцать. Какой же молодец, зампотех. Да и ребята, водители, тут же бросились на помощь. Накинули гуску и вперёд, машинка, не останавливайся! Засвистела моя техника и тронулась вперёд. Я по радио доложил, мол, всё в порядке, тронулись. И вот у меня, в душе моей появилась тревожная гордость.
   Наша колонна разорвалась. Разумеется, нужно нагонять, навёрстывать. И мы рванули вперёд, догонять наших. Надо сказать, что в тех местах, в сторону Артынджелау, горы отступили и догнать колонну не очень сложно. Поэтому мы рванули и достаточно быстро оторвались от всех. Представить несложно, одна машина на вражеской территории. Ну чем не мишень. Генка Роман на своей ПРП-3 безнадёжно отстаёт. Мне вообще с этой машиной не везёт. Я сам не разбираюсь в тонкостях работы двигателя, хотя и понимаю, что нужно и маслица долить, и солярочкой подзаправить. Ещё немножко теплоты душевной и машинка бронированная, как кошка прирученная, заворчит, зашипит. Ну, честное слово, я неоднократно по этой машине прыгал. Заводил её "с толкача", водил по парку, слава богу, свободного места в парке было больше, чем надо для разгона БМП. Но, к сожалению, у меня с этой машиной не срослось изначально. Может это и мистика какая-то, может я сам себя накрутил, тем более что я не верю ни в бога, ни в чёрта. Машина надо мной посмеялась уже под Ташкентом, "спрятав" пулемёт. Его не могли найти, мне было не просто грустно. Потерять пулемёт для взводного это выше чести. Пулемёт, разумеется, нашёлся, завалялся под тем местом (поймите меня правильно, ну не технарь я, не пехотинец, поэтому своими словами рассказываю), где башня у БМП пристроена. Помните, там, в десанте есть место с правой стороны, на самом дне валялся ПК с электроспуском. Сверху ему подсвечивал прибор ГО-27. Мои механики-водители, в отличие от меня, обучались в учебке. Я, будучи лейтенантом-выпускником, сразу попал в учебку взводным. Ребята мои уходили сержантами в подразделения связи в качестве начальников Р-142Н. Другой вопрос, как их там принимали, но я был горд. В ситуации, где прямо на триплексе этой БМПэшки было написано ручкой "Тебя ждут духи" я немного растерялся. Она не заводилась изначала, механик-водитель, прилетевший в полк осенью 1987 года получив от меня кучу документации, нырял в люк, закрывался и спал уверенно, понимая, что только сон его приближает к приказу Министра обороны. Я уже упоминал, что дело было, скорее всего, в предохранителе, но кто его знает. Когда я был в Кабуле, Гена Роман, оставшись за меня взводным, быстро разогнал мой взвод. Это обусловилось ситуацией, тогда в мае батальон из Бахарака остался безлошадным, была элементарная возможность заменить бестолковых на более толковых. Пусть простят меня ребята, я никогда не хотел бы кого-то обидеть. Лично меня, бестолкового, пусть бы кто-нибудь заменил, я был бы не против. Новый механик-водитель из Бахарака был шустрым парнем, мухи у него во рту не плодились. Правда, машина так и не заводилась сама при наличии двух отличных аккумуляторов. Так вот, эта машина от нас оторвалась, за ней и вся колонна.
   Одни... Вокруг только горы, слегка отступившие, Кокча ворчливая, и кишлаки редкие, закрывшиеся от нас дувалами и жиденькой листвой всяких кустарников и деревцев. Нет ничего более волнительного для, я полагаю, любого человека, остаться один-на-один с территорией враждебной. Когда в колонне, там сапёры (а кто ещё?) обнадёжат. Блоки в горах какую-то уверенность дают. А здесь... Блоков, как таковых уже нет. Экипаж танка доставляет удовольствие, но если исходить из того, что один танк при всём желании, не сможет контролировать состояние на дороге в зоне своей ответственности... Впрочем, я немного увлёкся. Тогда, по дороге на Артынджилау уже не было ни одного танка. Я был один (точнее нас было трое, Коля Довгалюк за рычагами, Юра Штаер на башне и я на связи). Наверное, каждый из нас был один-на-один с собой. Оторвавшись от всех, мы сами себя поставили в возможность призадуматься. А дувалы кишлаков ничего хорошего не предвещают. Волнение у меня слегка повышенное. Адреналин. А, знаете, чувство страха давится сосредоточенностью. Моя близорукость (имею в виду состояние зрения) куда-то исчезла. Вижу на сто процентов. Мозги работают быстро. Впрочем, что я буду рассказывать ребятам из Афгана! Они все были в таких ситуациях, а то и похуже.
   Идём форсированным маршем, пытаемся догнать колонну. Генка отстал безнадёжно. Теперь он в голове колонны по моей вине. Интересно, почему духи, всегда чётко отслеживающие любое наше передвижение не влупили по нашей машине? Опять же, при их ловкости и мину поставить могли. Фугас не успели бы, а TSку как запросто. Везёт мне, ох как везёт. А солнышко сваливается за горы. Неторопясь. Но ещё до захода солнца я на своей машине врываюсь в Артынджилау, где, разумеется, получаю дюлей от командиров, дружественные обнимушки моих друзей. Танкисты, ну вот молодцы, сразу объясняют, что где расположено, лично мне пару капель предлагают. Я, с уважением к танкачам, всё же отказываюсь и собираюсь помыться. А вот и колонна подошла. Всё. Без потерь. Значит, полный порядок, и душа не болит. А солнце уже брякнулось за гору и мы все дружно пошли мыться. Темно. Откуда-то течёт сверху ручеёк, мы стоим в воде по-колено и с шутками-прибаутками пытаемся прорваться к этому ручейку, дабы мыло смыть. В кромешной темноте, все как в бане равны. Эх, отлично помылись. А звёзды над Артынджилау такие же, как и над Файзабадом. Огромные, ласковые, мерцающие. Выкурил сигарету, таращась в небо, и нырнул в люк. Там моё, "блатное" место, где я, с огромным удовольствием вытянулся во всю длину и мгновенно уснул.
   Утро, 30 июня. Проснулся, высунулся из люка и осмотрелся. Артынджилау. Здесь штаб батальона нашего танкового. А батальон прикрывает дорогу от Каракамара (а при ведении боевых действий практически до Файзабада) до зоны третьего моста, почти до Кишима. Минимум 60 километров. Реально девяносто. Три десятка танков. Считай командир батальона, думай, мысли начальник штаба. Конечно, пехота поможет, если что, но главная надежда на стволы ваших танков. Артиллерии здесь нет. Артиллерия была разбросана в разумных пределах, но для зоны ответственности танкистов гаубиц и БМ-21 не досталось. Впрочем, разумно, танк, он тебе не просто так, железяка. В умелых руках стрельнёт так, что мало не покажется. Смотрю на заставу, душа радуется. Да, приказ командующего нашей армии генерала Громова об укреплении сторожевых застав, возведении укреплений в два метра толщиной, высотой такой же, здесь явно не исполняется. Минное поле, пара-тройка танков в капонирах, камнями уложенных, и всё! Так, как и у всех! Интересно, какой умник предложил Громову устраивать заставы в виде крепостей. Конечно, я не против, лишь бы жизнь солдату сохранить. Но в скальных породах камень таскать, может и возможно, а там в пустыне. Привет ребятам из Кандагара, Герата, Пули-Хумри, Ташкургана и Шинданда. Конечно, доложились командиры об исполнении, а как были сделаны заставы мужиками нашими в 80-81 году, доведены "до ума" уже в 82 году, так и всё оставалось, поддерживалось в достойном состоянии. Снимаю шляпу перед ребятами начала восьмидесятых. Вы были первыми, видит Бог, мы ничего не испортили, мы только улучшали. Вот только памятники в полках, установленные в память погибшим, приходилось разрушать. Нет, помню, приказ был, по возможности вывозить в Союз, но не было такой возможности. Конечно, была. Была такая возможность, свалить стелу, на которой выбиты имена парней, погибших в начале войны (добавлять фамилии не удосужились), аккуратно уложить на грузовик и вывезти. А куда? Вот вам и вечная память. А ведь у всех нормальных подразделений скромные обелиски с фамилиями пацанов, не вернувшихся с той войны у палаточек, у землянок стояли. Сапёры, пехота, разведка, не скажите, что я солгал.
   Командир полка вышел на построение в бронежилете. Честно говоря, мне было любопытно смотреть на командира, облачённого в бронник. Он был очень деятелен, неудержим, а визуально, бронежилет его, как-то заковывал. Так как сам комполка на построение вышел забронированным, я, с грустью, снял с люка свой бронник и напялил его через голову на себя.
   - Взвод, равняйсь! Смирно! За мной шагом марш!
   Построение в Артынджилау я запомнил. Командир полка не стал объяснять цели и задачи. Он чётко приказал совершить марш по маршруту Артынджилау - Кишим. Указал время. Кто знает, как в Афгане идёт это самое время?
   - Взвод, равняйсь! Смирно! За мной шагом марш! - и мои ребята пошли за мной. Разговоры в строю я прервал, а вот после команды "Вольно!" с удовольствием закурил сигаретку на пустой желудок. Мои ребята столпились рядом и живо переговариваемся. Помните, мужики, когда в колонне по серпантинам идёшь, не видишься даже несколько часов, и при встрече хочется выговориться. Говорят все. Кто молчит, у того мысли плохие в голове. Поэтому мы выговариваемся.
   - Ладно, парни, быстро пожрать, по... и так далее, нам на Кишим. Бросай курить!
   Расходятся мои мужики. Докуривают на ходу, снимают бронежилеты. Запрыгивают ловко на броню, достают сухпай. Я ничем не отличаюсь от всех. Бронник опять на люк улёгся, банка кашла вскрыта, ем. Колька из люка тоже трескает, улыбается мне полным ртом. Молодец Мыкола. Голодный воин, не самый лучший боец. По себе уже знаю. Так и не повезло мне походить по Артынджилау, славной заставе наших танкистов. Впрочем, и на "мостах" я тоже был проездом, но, справедливо полагаю, Каракамар мне дал понятие о работе танкистов. Они славные ребята! Дай Бог им здоровья всем!
   Тронулись. Опять колонна вытянулась как струна, нет построение колонны совершенно другое, не струнное, а исходя от местности, просто нервишки у меня пошаливают. Мне только 25 лет, а что-то я вспыльчив очень. Кстати про нервы. Человек сам по себе не всегда предсказуем. Для любого солдата отдушина ищется даже в той звёздочке на небе, которой пообещал, что вернёшься, и обязательно дома скажется "спасибо" глядя на эту же звезду. Ожидание встречи у тех, кто слаб внутренне, затягивается, а часто прерывается выстрелом в рот. Калаш, это тебе не охотничье ружьё, там даже не надо ногой на крючок спусковой нажимать. Впрочем, у моих ребят только положительные эмоции.
   Надо сказать, что мосты сами и заставы, стоящие над ними я видел только проходом. Мы шли к Кишиму и, поэтому, не останавливались. Простите, друзья-танкисты, не увидел я ваши замечательные памятники павшим, не дотронулся рукой до тех деревьев, до тех кустов цветочных, не был в ваших помещениях и не "рванул" кружку браги, а то и чуть-чуть чего-то посерьёзнее. Помню очень хорошо мост, нависший над пропастью, а в него нужно входить с поворота. Первый мост, если я не ошибаюсь. Конструкция металлическая, над пропастью висящая. Если ошибся, поправьте, братцы. Коля, хоть по-походному, хоть по-боевому, но боится въехать, практики мало. Выскакиваю и бегу перед машиной как лейтенант Мелёшкин из изумительного фильма "На войне, как на войне". Жестикулирую руками. Мишень для снайпера та ещё! Слава богу, я не нужен никому, только Коле. Хорошо, что уровень пехоты, до которого я уже достиг, служа в мотострелковых частях, позволял мне сначала обучать, затем руководить движением машины. Вообще-то, это в уставчике прописано, старлей Скибан! Изучать, изучать и ещё раз изучать, как говорил, хрен знает кто. Можно приписать Ленину. Впрочем, всем здесь одна задача - на Кишим. Не поверите, но про Ленина, про партию и комсомол не было ни слова во время колонны. А Ленинские комнаты (слава Богу, меня хоть этой хернёй не напрягали), я так и не видел, даже в пункте постоянной дислокации. Наверное, меня туда не тянуло. Но, скажу честно, замполиты, кто в ротах служил, кто в батареях, наш замполит дивизиона, что Хайтов, что Чернявский, были не просто нормальными мужиками, они были классическими замполитами. Наверное, трудно им было после 1991 года. Особенно Чернявскому. Он был, на мой взгляд, в ситуации такой слишком уязвим. Больно порядочен, дай бог ему здоровья!
   Прошёл первый мост. Запрыгиваю на машину, приподнял панаму Коли, шлёпнул по затылку, опустил головной убор на стриженую голову механика-водителя и вперёд. Танки уже были готовы в нашу колонну пристроиться. По-моему до Кишима они шли в колонне после артдивизиона, а после Кишима танки были впереди нас. Идём к Кишиму. "Шилка" встала колом. Ремонтировать надо бы. Нет, мы уходим. Группа сапёров идёт к машине как исполнители приговора. Как всегда, как грустно, ящик тротила в нутро машины. Взрыв и то, что было сделано искусными руками русских людей, взлетает в воздух. Помните, ребята, как башня отрывается от корпуса и в воздухе болтается. Да, неподражаемое зрелище. А меня, Ваньку-взводного, за то, что мои бойцы технику показательно протирали в Тоцком зимними кальсонами, помните, солдатские, с характерным узором-"ёлочкой", наказали на тридцать рублей. За кальсоны я заплатил, тем более сам был организатором такого беспредела (а ветоши всё-равно на тот момент не было). А тут в воздух улетает машина, стоимостью своей на уровне школы где-то в селе российском. "Шилка" - это тебе не велосипед почтальона Печкина. Идём, идём. Второй мост проходим, слава Богу, на него входить проще, наверху должны быть стоять танки, но они, родные, рядышком, ворчат как боевые собаки перед прогулкой. Да какие там собаки. Лгу я вам, лгу. Каждый из танкистов о своём танке будет говорить как о лучшем друге, как о человеке. Проходим третий мост и...
   Подрыв. Летят люди с брони как с одуванчика "парашютики". На одуванчик дунешь и смотришь, как летят медленно те самые "парашютики". Люди летят, визуально, немного медленнее. Секунды идут вопреки всем законам. Медленно, очень медленно. Зачаровано смотришь, как ребята с брони улетают. Остановилась колонна. Проходит зачарованность, несколько секунд и начинаешь соображать адекватно. Блин, кишлаков рядом нет, месть кровожадно не наведём артиллерией. Шлемофон разрывается. У меня в одном ухе связь полковая, в другом - дивизиона. Артиллерии делать нечего, вызывают вертушки. Я спрыгнул с брони и пошёл прогуляться вдоль колонны. К счастью, заложен был не такой фугас, как обычно. Так бы не обошлось без убитых. Под правой гусеницей (что уже любопытно), произошел взрыв, как бритвой срезало два катка передних у БМПэшки, которая шла четвёртой в колонне. Мне, как то рассказывали о ниппельных минах, я кивал головой и иронично улыбался. В четырёхстах метрах от подрыва стоял танк наш с экипажем. Танкисты честно доложили, ничего, мол, не было такого страшного, только двое бачат по дороге прошли. Батарейку они там подложить, подключить, могли элементарно. И никаких ниппелей. Сапёры проверили рядом всё. Дублирующего фугаса не было, что тоже удивительно.
   Одиннадцать человек вышло из строя. Ребята контужены, не очень адекватны. Ждём вертушек приход. Колонна стоит. А ведь медрота уже ушла, интересно, куда ребят понесут винтокрылые машины. Знаю точно, что наша эскадрилья ещё после нашего ухода, базировалась на аэродроме Файзабада. Но медсанчасти там уже не было! Ребят контуженых несли машины железные уже в Кундуз, до которого пешком не дойти, на машине не доехать. Чёрт бы побрал эту дорогу на Файзабад.
   Тронулись. Сапёры с очередным ящиком к БМПэшке подошли. Решение у них всегда, на тот момент, адекватное. Кто будет тащить БМП-2, у которой "срезано" два катка опорных на завод, скажем так, в Тбилиси или Нижний Тагил. Жаль, конечно, но сапёры никогда не ошибаются. Ящик с тротилом для нашей бронетехники был всегда уместен. Отлично сработано! А вот и вопрос у меня возник. Пока башня летает в воздухе, потом падает на землю, у меня всё-таки вопросик. Ребята, сапёры, расскажите мне, тупому, сколько в том ящике тротила. Уж больно трогательно подрываются наши машины. Знаю, что скажете. У вас работа такая, а ведь тоже жаль убивать "железяку", которая не выдержала испытание на прочность.
   Кокча ушла направо, а мы пошли налево. Кокча, сволочная река! Когда я с ней расставался и уходил на юг, к Кишиму, она злостно билась о скалы, стеснённая в своих действиях. Помню огромные скалы базальтовые, зашлифованные миллионами лет, сжавшие борзую речушку. Сколько жизней ты отобрала, река, которая только жизнь дарить и предназначена. Ненавижу!
   А вот и Кишим.
   Ребята, помните тот день 30 июня? Кишим. Бассейн, где глупо мы все плескались, невзирая на чины и звания, тем более, в том бассейне мы все были в труселях и ни у кого не было даже возможности обматерить кого-то лично. Матерились, плескались, снимая с себя пыль Бадахшана, и настраивались на дорогу до Кундуза. Здесь, в Кишиме, зона деятельности моего любимого полка заканчивалась, а там, за Кишимом наш вывод обеспечивают такие же достойные парни, достойной страны. 345 парашютно-десантный полк до границ Бадахшана, дальше 149 полк 201 дивизии, развдбат кундузский. Только название гордое этих частей у меня вышибает слезу и три, оставшихся при мне зуба, сжимаются в "мёртвом" закусе. Вот они! Я их ещё увижу, а пока, плещусь в бассейне, не очень рассчитанном на такое количество людей. Конечно, может и дико смотрится огромная толпа людей в воде, уже проникшейся грязью, потом и запахом тел. Но если честно, несмотря на свою врождённую брезгливость, я с удовольствием прыгнул в эту желтоватую водичку. Ничего страшного, более того, я был счастлив смыть с себя пыль дорог. Не думаю, что кто-то из моих ребят ВУДовских будет мне противоречить. Кишим, Кишим.
   По долгу службы своей я был не только в Файзабаде, или около его. Но в Кишиме, как и в Бахараке я никогда не был до того дня. Очень жалею, что не видел Бахаракскую крепость. Простите ребята, никак не опишу. В Бахараке мой "замок" в колпаках был, рассказывал что там и к чему. Не повезло мне с Бахараком, не судьба, но вот Кишим, я помню. Я был там меньше суток. А вот приём был, как положено. Командир батареи Белов Сашка лично меня провёл и показал, где есть минные поля, где шариться не надо, шлагбаум показал и покормил по-домашнему, по-кишимски. Я точно помню, что было много камышей. А может не камышей, может тростник в Кишиме как в Древнем Египте шпарит к солнцу быстрее трассера. Нет, ну конечно нет, камыши. Я уснул...
   1 июля. Проснулся рано, честно говоря, даже не спал толково. Вылез из брони в темноте и закурил. Ничего, пока всё в порядке. Только немного осталось до Кундуза. А там... А там хер его знает. У нашего Генерального Штаба ВС. СССР нет решения. Точнее нет начальника, который решит все вопросы. У меня на карте, впрочем, как и у всех офицеров, только до Кундуза раскладка, а затем на север, Шерхан и полк уходит в Курган-Тюбе, Таджикской ССР. Но уже тогда среди офицеров ходили слухи. Слухи просто так не ходят. Я столкнулся с этой фигнёй уже в Термезе. Но это уже, другая история.
   Рассвет набирает силу и как обычно в горах быстро съедает остаток ночи. Колонна идёт на Кундуз. Выходим. Съели немного из сухпая горно-летнего и вперёд. Когда солнце приподнялось, моя машина как раз поворачивала у обелиска, солдату поставленного. Погиб здесь парень на фугасе. Тралил дорогу, нам на помощь шёл! А парню и двадцати лет не было.
   Инженерно-сапёрный полк, Чарикар, место постоянной дислокации. Нет постоянной дислокации для сапёров. И нет места, где гибель ждёт сапёра. Говорят мои друзья из Тюменского училища, что сапёр ошибается при выборе профессии. Я, конечно, не сапёр, я связист, но считаю, что сапёр не ошибается никогда. Ошибаются женщины, выходящие замуж за сапёров, думая, что жизнь будет спокойной, тихой и ласковой. После 20 лет жизни с сапёрами (если уживаются) они становятся нормальными. А дети у них растут совершенно нормальные. У сапёров что-то на уровне долга, чести, порядочности планочка завышена. Если жив... Я знаю этих ребят, я уже в Союзе водочку кушал с настоящими мужиками этой нашей войны. И говорил им о Файзабаде. За мой год службы в 860 отдельном мотострелковом полку офицерский состав сапёров, включая начальника инженерно-сапёрной службы, сменился полностью. Не по замене. Для меня, ужас! Для сапёров работа, а по большому счёту жизнь! Да, они всегда спокойные, не вспыльчивые. Во всяком случае те, с кем мне приходилось встречаться. Настоящие герои! Ребята, снимаю шляпу!
   Кстати, водичка из МАВЗа изумительно вкусная, но, до хлорирования. Даже водой в Афгане, тем, кто был в ППД, и то, сапёры обеспечивали. Служба у них такая. Кланяюсь в ноги мамам, не дождавшихся своих сыновей. Обниму любого парня, хоть только пароль мне скажет "Афган". Выпью водки, разговорюсь, но если сапёр, вертолётчик, или разведчик, себе и другу налью по полной. А если кто из Файзабада! Да нет, старик, мне неважно, откуда ты, главное, что ты есть. Не имею права разделять по специальностям. Воспитан я по правильному. Фильм "В бой идут одни "старики"" смотрел неоднократно, впитывая в себя все тонкости характеров этих настоящих мужиков. Помните, друзья, кто, должен расписаться на Рейхстаге со слов комэска Титаренко? Так вот!
   Колонна идёт. Горы потихоньку отпускают нас. Десантура знаменитого полка (лично я совершенно уважаю Героя Советского Союза полковника Востротина, и вопросов к нему у меня нет), но десантура, выскакивает на дорогу и просит закурить. Помните, в начале рассказа, я говорил об этом. Боец в КЗСке выскочил к моей машине. Коля Довгалюк, смотря на меня, выполнил моё распоряжение. Колька в гневе своём был неудержим.
   - Хрен всем, товарищ старший лейтенант! Вы курево разбрасываете на каждом блокпосту, короче, куда ни попадя! А мы что курить будем?
   - Колёк, дома в Союзе накуримся. Вот приедешь на дембель в деревню свою, там, рядом со Львовом, стоящую и скажешь всем Здоровэньки булы! Тебе, герою апрельской революции и курево бесплатное и дивчины просто так давать будут. Вот так вот, Коленька, радуйся!
   Смеётся Коля. До дембеля Кольке ещё целый год. Грустно! Действительно, а что мы будем курить? Да ладно, ведь в Союз выходим, там курева навалом. Знал бы я тогда, что и в Союзе скоро начнутся проблемы и не только с сигаретами.
   А горы действительно отпустили. Дорога перестала петлять и, о чудо!, асфальтом покрылась. Вместо нашего, Бадахшанского пейзажа, где только горы, редкие кишлачки, прижавшиеся к этим возвышенностям, совсем другой натюрморт. Долина, "зелёнки" навалом. Духи шарятся, нас не боятся. То ли расслабились, а может, изначально так было. И асфальт... Твою мать асфальт! Голова колонны дала "газу" и я был просто восхищён. После Кишима танковый батальон шёл впереди нашего дивизиона, и я удивлялся элементарным, наверное, вещам. Танки Т-62, предназначенные явно не для шоссейных гонок мчались по дороге так, "что траки заворачивались". Моя машина даже свистеть устала со своим турбонаддувом. Ей от роду всего четыре года, а эти танки, наверное, в отцы ей годятся. А как идут!!! Восхищён я, честное слово, восхищён!
   Таликан (мы его называли по-разному, лично я говорил Толукан) встретил нас радушно. Бачата носятся со всех сторон, предлагают товар. Выбор, правда, невелик, в основном чарс и дыни. Я, секретарь комитета комсомола артиллерийского дивизиона от чарса гордо отказался. Типа, правильный такой. А вот дыньку треснуть, почему бы и нет. Тем более колонна притормозила.
   У бачат глаза почти чёрные и уже недоверчивые. Кричит мне "Командор, рокет, рокет". Да понимаю я тебя, ракету сигнальную просишь за дыньку. У меня этих ракет как у Деда Мороза подарков в мешке. Достаю "сигналку" и предлагаю пацану обмен. У того глазёнки загорелись, тянет одной рукой дыньку, а вторую руку за ракетой протягивает. Недоверие полнейшее. Я-то правильный, у нас, в нашей стране, не обманывают, как правило. Это у вас бардак полнейший. Но обмен состоялся. Бачёнок с ракетой куда-то брызнул, машина тронулась вместе с колонной. Общение было примерно секунд сорок. А помнится, хорошо помнится.
   Таликан прошли. Дыню разрезали тут-же, на-ходу. Коле Довгалюку, за рычагами сидящему, аппетитные дольки лично сам доставлял. Кушай Колька, питайся вкусненьким, не забывай, что жизни наши везёшь. Успевает Колёк и рычагами дёргать и дыньку трескать. Молодец, одно слово!
   А пейзаж вокруг отличный! Горы отступили, и началась равнина. А тут "зелёнки" навалом, кишлаков побольше. Да, наверное, ребятам из 149 полка здесь было нелегко. А солнышко светит, машинка урчит, танки впереди с удовольствием двигаются. А тут ГАЗ-66 прямо передо мной влезает. Всё бы ничего, но кузов был полон "духов". И не просто мирных, а с оружием, как положено. Оторопь у меня прошла достаточно быстро, я им языком жестов уверенно показываю на пулемёт на башне стоящий, автоматик свой демонстрирую. Духи смеются, мне РПГ-7 тоже показывают, Калашами китайскими помахивают и ржут, сволочи. Вот, блин, мы на войне или шутки шутить будем. По радио докладываю, мол так и так, начинаю стрелять, если что. Успокаивает меня начальник штаба, типа, не парься, банда "договорная", пусть себе едут. Нет, ну вот вопрос, мы сюда или на войну ехали, или с "духами" договариваться. На хрен мне ничего не надо. Злость у меня. Ни во что нас не ставят, что ли? А "духи" смеются в кузове. Человек десять. Магазин из моего автомата ушёл бы, не стесняясь. Нет, чтобы было вкуснее, я из пулемёта их бы покрошил. У меня в ленте почти две сотни патронов заряжено. Даже своё оружие не успели бы вскинуть, гады такие. Эх, где же вы берёзки мои, к которым я девочку юную прижимал, губы её зацеловывая. А тут... Что я тут делаю? Зачем мне всё это надо? Вместо того чтобы от жены налево ходить, я иду в колонне под каким-то Кундузом, в хрен мне не впившемся. Да пошли вы все подальше, живите, радуйтесь. Правда, машина "духовская" свернула через десять минут, а осадок... Получается на всю жизнь осадок и остался. А берёзки. Растут, наверное, до сих пор, вот только девочка юная повзрослела и замуж вышла не за меня. А другая девчонка... Впрочем, кому как. Кому-то девочек кадрить, кому-то по Афгану носиться. Ничего, приедем, разберёмся.
   Ханабад прошли не останавливаясь. Одна заминка получилась уже сразу за Ханабадом. На дороге я уже видел масляный след. В какой-то БМП-2 явно проблемы. Да, точно, по радио в шлемофоне слушаю, как сапёров готовят к работе. Работа простая, обычная, ящик тротила и машина уничтожена. Движок заклинило, а ремонтировать, естественно, никто не будет. Не до этого. Что мне нравилось в Афгане, так там можно было списать и БМП, и танк, и если бы у нас были ракеты ядерные в полку, то и их списали бы на боевые действия. Это в Союзе, тебя застроят за предохранитель из ЗиПа и укажут строго. А здесь... Вся дорога усеяна техникой уничтоженной, сожженной, взорванной. А сколько по всему Афгану ...
   А вот и "крокодилы" над головой. Низко летят, лица лётчиков отчётливо видны. Мы им машем руками, они улыбаются, нам тоже помахивают. Да, Кундуз уже близко, коль авиационная поддержка у нас появилась. Быстрее бы, быстрей!
   Всё, входим в Кундуз, наконец-то. Из Кишима вышли с утренними лучиками солнышка, в Кундуз заходим практически на закате. Собственно, как по окраинам города шли, я помню смутно, а вот как зашли к нашим, помню отчётливо. Минное поле, шлагбаум и мы расставляем технику. Техники много, но устраиваемся быстро, по принципу, "в тесноте, да не в обиде". Всё бы штатно, за исключением одичавших разведчиков, открывших на радостях беспорядочный огонь, даже не просто в небо, а куда ни попало! Сгоняю своих ребят с брони, укрылись за туловищами машин, слушаем стрельбу, нервно посмеиваемся. Ну, всё вроде бы успокоились. Не хватало от своих за пару дней от Союза пулю получить. Мат-перемат, а ночь потихонечку подкралась и мы уснули.
   Три недели мы стояли в Кундузе. Очень много событий прошло за это время, но самое тягостное - это расставание. Улетали мои ребята в Союз, кто на дембель, кто в Термез. По плану мы должны были изначально выходить в Курган-Тюбе, через Шерхан. Потом план изменили. Полк передавал технику (танки "зелёным", БМП-2 в Баграмскую дивизию, что-то в Кундузской дивизии останется). Короче, от техники полка не останется практически ничего. А ребята...
   Жму руки Лёшке Корнекову, Гришке Баурде. "Ну, вы там, мужики, привет Родине передавайте, ну и...". Ничего в голову не лезет, а языком лозунгов не владею. Обнял парней "Вы пишите, адрес мой есть у вас". С Лёшкой мы спишемся только через двадцать лет, Гришка так и затерялся у себя в Болграде, это в Молдове нынешней. Игорь Невендлевский завидует. Ему тоже дембель положен, а наша машина никуда не передаётся. Так как она в какой-то степени секретная, то будет выводиться в Союз, а водитель, посему, дембель свой увидит попозже. Расстроен парень, успокаиваю его, как могу, но не очень получается.
   Не буду описывать время нахождения моего в Кундузе. По большому счёту, ничего такого, чтобы осталось в моей памяти замечательного не произошло. Вот только дембеля мои ушли. Солдат моих в полном почти составе отправили в Термез, у меня остались три машины, только с водителями, которые пойдут со мной до Термеза. 1В15, 1В16 и ПРП-3. Артиллеристы хорошо знают эту технику, а для не очень посвящённых объясняю, это такие машинки на базе МТЛБ-У, а ПРП-3 на базе БМП. Всё, надеюсь, объяснил достаточно доходчиво. Впрочем, весь дивизион, укомплектованный такого типа машинами, не передавался. Короче, от дивизиона уходило около десятка машин, реактивная батарея не смогла передать две БМ-21, машину управления, так что тоже с нами. Связисты со своими машинами, ещё кто-то. Короче, народу нас было человек 180, весь полк уже был в Термезе во главе с командиром, а колонну нашу вел, по-моему, начальник автослужбы. Кто был постарше в должности, те быстро свалили в Термез! Всем штабом! Давай капитан, расхлебывай, а по приходу рапорт на стол об удачном приходе колонны положить! Если неудачный, стреляйся капитан! Машин сколько было в колонне, тоже не очень помню, штук сорок, может немного больше. Как бы там ни было, как обычно ранним утром, 22 июля мы вышли из Кундуза на Пули-Хумри.
   Дорога на Пули-Хумри очень отличается от наших бадахшанских дорог. Наши ребята из роты материального обеспечения постоянно по этой дороге мотались между Хайратоном и Кундузом. Уж они-то хорошо помнят её. Я же ехал по ней первый и последний раз. В чём отличие? Так ведь асфальт! Катись себе, газуй! У нас такого нет, не погазуешь! Зелёнки навалом, кишлаков ну очень много, если учитывать что там живут люди, нас не воспринимающие как друзей, то и нарваться здесь на очень большую неприятность как-то шансы возрастают. Тоже ведь отличие. У нас ведь колонны по Бадахшану не ходили так, как по, практически всему Афгану. За восемь с половиной лет каждая колонна только с боями пробивалась. Как на помощь к окружённым. Впрочем, так оно и было, с той разницей, что в сорок первом году, окружённым, в основном приходилось выходить самим, неся огромнейшие потери, а в 1988 году нам помогли выйти, потеряв в общей сложности 37 человек убитыми и более ста тридцати ранеными. А, по большому счёту, нарваться на дыхание смерти можно было на любой дороге Афгана. Вот тут уж никаких отличий нет.
   Равнина начинает потихоньку сужаться. Горы, сначала невысокие начинают нас приветствовать. Мест этих не знаю, поэтому, на всякий случай, привязываюсь к карте. Прошли Алиабад. Опять горная местность. Не такие высокие, как у нас, но это не значит, что нас там не ждут. Но, слава Богу, горы отступили, и мы опять вошли в долину.
   А вот и знаменитая Багланская "зелёнка". Да уж точно, место красивое, но оборотов прибавили на максимум. С обеих сторон дорогу сжали камыши высоты неимоверной. Наверное, что-то там ещё росло из воды, ботаникам лучше знать. Места для засады лучше не найти. Стрелять можно было в упор по машинам, причём оставаясь совершенно незаметным. Неприятное место. Всё бы ничего, да вот только МТЛБ на полном ходу с Василием Чучукало на броне улетает как птица с дороги и, ломая местную флору, шлёпается днищем об воду. Не справился водитель с управлением на такой скорости. Колонна даже не останавливается. Нет, не бросаем, просто уходим из опасной зоны почти все. Там, за "зелёнкой" подождём, пока техзамыкание вытащит машину. Всё в порядке, пока Ваську-друга выручали, мы с машин попрыгали, размялись немного, покурили, водички попили. Полдень, июль, пекло адское.
   Ну, всё, технари как всегда на уровне. Машина Василия становится в колонну. Команда по радио и мы опять в путь. Я у Васьки уже в Пули-Хумри спросил о его ощущениях в тот момент.
   - Ты знаешь, на такой скорости машину просто начало бросать. Уж больно быстро мы летели. Водитель не очень опытный, не совладел. А испугался я только тогда, когда выпрямился во весь рост на броне, а вы, гады, не останавливаясь, мимо меня на полном ходу пролетаете. Подумал всё, бросили на съеденье. Нет, смотрю, остановились машины, с тросами ко мне подбираются.
   - Вась, ты бы хоть шлемофон надел, послушал там переговоры наши. Уж точно, волнения не было бы.
   - Да ну его. Жарко в нём. Я и так знал, что не бросите. Это так, в первые пять секунд.
   Проходим через Баглан. Большой город. Помню, там горы опять сжали дорогу уже на выходе из города, и мы смотрели на него немного сверху. Как и любой афганский городок, он встречал нас бачатами, желающими впарить нам чарс, дыню или какую-то безделушку, бессовестно требуя у нас толи гранату, толи ракету. По-деловому, показывая на автомат, спрашивают, за что отдашь. Пока ствол не наведешь, не отстанут. А так вроде бы, безобидно. Бачата нас только под Ханабадом камнями забросали, а в основном, всё было достаточно дружелюбно. Красивый город, весь в зелени. И что им спокойно не живётся. А может и жилось, пока мы со своим социализмом в их дом не полезли.
   Всё, прошли Баглан. Слева горы, справа относительно ровная местность, усеянная полями под рисом, садами, кишлаками. Надо сказать, красиво. Как-то не такой тоскливый пейзаж, как у нас. Скорость движения снизилась. Горы слева иногда отступают, размещая там кишлаки. Но солнце неуклонно движется к закату, а значит и к остановке на несколько часов. Мы уже в сумерках вошли в отстойник. Расставили машины и огляделись. Те же звёзды высыпались на небо. Те же горы окружают нас. Те же трассеры улетают с этих гор к этим звёздам. Вот только я точно знаю одно. Уже завтра я увижу их в последний раз и больше никогда сюда не вернусь.
   Нам предложили посмотреть кино. Наверное, все, кто шёл по дороге из Хайратона на юг, или, наоборот, помнят этот кинотеатр под открытым небом, где скамейки были врыты в землю, и прямо под светом звёзд, можно было посмотреть героическую кинокартину на белом экране. Я посидел, посмотрел минут тридцать, покурил в "кинозале" и пошёл спать. Да, забыл сказать, пылищи там немеряно. Или как называется это цементообразное подобие грунта. Шаг ступил, по колено в сером подобии земли испачкался. То ли дело у нас на Украине. Травы вкусно пахнут, идёшь с дивчиной по полю, васильки улыбаются тебе, ляжешь на землю пахнущую летом, девчонка носом уткнётся тебе в щеку, прижмётся всем телом, а вокруг кузнечики прыгают, птицы в высоте щебечут, пчёлы нектар собирают. Солнышко ласковое, река тихая и спокойная. И... сон поглощает меня.
   23 июля. Три часа ночи. Заводятся двигатели, оживает радиосвязь. Быстро подкрепиться и на север, домой. Всё, последний бросок. Звёзды ещё не съедены рассветом. Мы с Бандерой рванём.
   Всё. Выдохнул я, как только тёзка врубил первую передачу. Тронулись. Домой! Домой!!! Пока ещё темно, идём осторожно, но уже точно знаем, что как только посветлеет, нас в скорости будет не удержать. И точно, ещё только первые лучи солнца из-за гор поднялись, мы уже были достаточно далеко от Хумрей.
   Дорога! Когда несёшься, порча гусеницами асфальт, уложенный на дорогу, по которой ещё в двадцатых годах четвёртого века до нашей эры шли гоплиты Александра Македонского, хочешь - не хочешь, а призадумаешься. Ведь и они видели эту местность. Пустыня вокруг, с обеих сторон горы и практически нет населённых пунктов. Наверное, и Македонский здесь никого не встречал. Зачем же он так упорно шёл на север?
   Я постоянно привязан к карте, на всякий случай, но ориентироваться иногда сложно. А вот и Айбак. Небольшой городок с пропылённой зеленью встретил нас равнодушно в такую жару. Мы с удовольствием ответили ему тем же. Сразу за Айбаком слева по движению открылась гора изумительной красоты. Жаль, не было фотоаппарата. Но и она осталась позади. Мчатся наши машины по жаре. Пустыня надвигается на нас с неизбежностью. С правой стороны горы начинают приближаться, потом они подошли к нам вплотную. Слева горы начали вырастать из-под земли. Какая-то речушка вдоль дороги появилась ниоткуда, если бы я в карту не заглядывал, то был бы поражён такими изменениями. Прошли какой-то кишлак и вошли в Ущелье. Вот оно! Здесь, воины Александра Великого прошли между двух высоких скал, как корабли древних проходили между Сциллой и Харибдой! Они смотрели вверх, сняв на ходу шлемы, и молили богов об удаче. Зрелище действительно впечатляющее. Боюсь ошибиться, поэтому скажу, что несколько сот метров с обеих сторон дороги, речушки и трубопровода, возвышаются прямо над головами людей. Вот уж где от величия гор чувствуешь себя пылинкой во времени. Да, если бы не безумная колонна на КамАЗах, летящая навстречу, обгоняя друг друга и заставившая нас убавить скорость, я ещё бы долго предавался бы мечтам.
   Но скалы достаточно резко заканчиваются. Застава с нашими ребятами, машущими нам руками, справа Ташкурган, слева, чуть проехав 122 мотострелковый полк. Точнее пункт постоянной дислокации, так как сам полк на блоках стоит, нас прикрывает. Да у них тут служба явно не сахар. Среди пустыни стоять не самое лучшее место. Впрочем, покажите мне, где в Афгане было хорошо.
   Всё, горы остались за спиной и удаляются, уменьшаются. Мы мчимся по реальной пустыне. Дорога ответвляется на Мазари-Шариф, но нам туда не надо. Прячу карту в сумку офицерскую, валяющуюся за ненадобностью на сиденье, сам сижу на броне, сдвинув шлемофон на затылок и кручу головой, пытаясь запомнить обстановку, окружающую меня. Запомнил сразу и легко. Пустыня с потрескавшейся поверхностью, дорога прямая и горы за спиной, которые, впрочем, исчезли и превратились в пустыню. Короче, нет ничего более просто запоминающегося - кругом пустыня и мы колонной идём домой. Да, из люка голова Игоря Невендлевского торчит с сигаретой в зубах. Рулит и курит заодно. А Коля Довгалюк на следом идущей машине. Вот и все впечатления.
   Но всему приходит конец. Как-то резко мы выскочили из пустыни чуть ли не на берег Амударьи, а там, за рекой Термез, наш, советский город. И пусть между нами ещё кишлачок образовался, пусть дорога свернула направо к Хайратону, но воздух здесь совсем другой, чёрт побери! От реки свежестью тянет. Эх, как дышится! Скоро, очень скоро я буду там, в Термезе. Ой, лучше не думать о том, как я оторвусь!
   Всё! Расставляются машины. Глушатся двигатели. Собираемся в группы, общаемся. А здорово прошли, время послеобеденное, а мы уже почти дома. Так, послушаем, что на построении скажут.
   На построении нас порадовали о наличии полевой бани, завтрашней таможенной проверкой и послезавтрашним выводом из Афгана под оркестр через мост, который знаменитым на всю страну станет через полгода. В принципе мы были рады. Представить надо было наше настроение, когда все однополчане улетали в Термез из Кундуза, уже там были, водку кушали, а мы три недели в Кундузе "куковали". Ну ничего, встретимся скоро, держитесь. Сидим на машинах, покуриваем. Кто спать улёгся, сны пули-хумрийские досматривать. Кто местность изучает на наличие всяких там чипков. А кто, как я сидит и треплется ни о чём, анекдотик "бородатый" в который раз проскочит, ситуация из жизни, который раз уже услышанная, пройдёт со смехом. Темнеет.
   В баню, мы рванули по первой команде. Баня - звучит громко, палатка, внутри трубки всякие, из которых смесители воду выпускают. Пару там нет, но когда днём укрыться негде, а на броне можно спокойно яичницу жарить, то пар будет излишен. А вот водичка, пусть и течёт не быстро, на пропылённое тело льется, как... Да не знаю как, вот только удовольствие неимоверное. Выходишь в трусах чистых, весь такой чистенький как младенец в ночь хайратонскую и хочется квасу выпить. Такого, хорошего квасу из бочки, за 6 копеек большая кружка. Или пивка, но за 22 копейки. А ночь хайратонская хороша! Но вот что уже изначально для меня закончилось, так это небо ночное. Нет больше тех звёзд, что светили мне в Файзабаде, Каракамаре, Кундузе. Нет, они остались, но их свет перебился светом Термеза, и поблекли эти звёздочки. Ну, ничего, вы вечные почти, вам ещё светить и светить, а вот Игорю Невендлевскому-бандере не до вас. Дембель и так накрылся, а с "осенниками" уходить вообще нет желания. Мне тоже хочется домой, хотя, где мой дом? А как Вовке Свитачу хочется через речку перепрыгнуть. Два с половиной года в Афгане. На моей памяти только двое такой срок отслужили. Командир полка Матяш Николай Григорьевич, который должен был замениться в год "большой" замены, то есть в 1987, а улетел в Союз только в январе 1988 года. Замену ждал Свитач ещё в феврале, но, видать, перехватили. Последние заменщики пришли в апреле к кому-то, и Володе стало грустно, даже обидно. А когда решили наверху всех офицеров и прапорщиков отправлять по прежним округам, то Володьку вообще "убили". Он из Среднеазиатского округа в Афган прибыл из Георгиевки-3, Усть-Каменогорской дивизии. Я там не был, но полагаю, что не лучше, чем моё Тоцкое. Вот кинули, так кинули. Но, надо сказать, Володя виду расстроенного никогда не подавал, был весел до разухабистости. Хотя на душе у него, наверное, было полное дерьмо.
   Только я развесил свои трусы-носки-полотенца на просушку на ствол пулемёта башенного, бежит боец от Свитача, в темноте путаясь в машинах расставленных. Собирает офицеров артиллерии к машине. Спрыгнул я осторожно в пылищу хайратонскую и медленно, не торопясь (ведь только помылся) пошёл к машине Володи. Там уже почти все собрались. Я тоже забрался на броню и стал смотреть со всеми на Термез. Между мужиками шёл разговор на уровне смеха, причём, все разговоры, только о будущем. Володя задорно спросил:
   - Ну что, все собрались?
   - Да вроде бы все, кто ещё нужен?
   - А все, это те, кто у меня в бункере перед выводом сидел, самогон кушал!
   Отличный выход! Но, все, кто сейчас на броне у Свитача сидит, именно они и сидели у него в землянке! Конечно, все офицеры дивизиона перед выводом у Володи воспользовалось его гостеприимством. Просто сейчас нас здесь немного! Часть из нас в Термезе водку кушает, а мы...
   - Ну, тогда, давайте выпьем из той бутылочки, что я обещал вам сохранить до Хайратона!
   Ну, надо же! Я уже давным-давно потерял в глубинах своей памяти его слова, сказанные в ночь перед выводом. А тут...! Ну, конечно, согласие у всех проявилось. Пошла кружка по кругу. Нас было немного, человек пять-шесть, бутылка была тоже ограничена в ёмкости, поэтому мы все сели вскоре на броню и дружно смотрели в сторону Термеза. Хмель в жаркую ночь теплотой как волной ударил в грудь, курить захотелось. Сижу, курю, молчу, мечтаю. Все мы как-то помолчали, а потом кто-то из нас сказал:
   - Хорошо, ох как хорошо! Выйду в Союз и к своим первым делом рвану! Ох, оторвусь!
   И тут мы начали говорить, мечтать, надеяться. Нам действительно было хорошо! Термез своим ночным освещением неба обнадёживал! У меня же в программе-минимум был выход в город до ближайшего кабака, попойка, возможно с дебошем и потасовкой, ну и... Как получится короче!
   24 июля. Проснулись, когда выспались. Привычка есть быстро, наверное, у каждого военного в молодом возрасте присутствует. Да и комплект зубов пока ещё не безнадёжно нарушен. Сегодня очень важный день. Нас будут проверять таможенники.
   Где-то после девяти утра поступила команда покинуть машины с личными вещами, и находиться в непосредственной близости от техники. Я расположился рядом с кормой, в полной готовности к открытию своего чемодана, в народе называемого мечтой оккупанта. Чемодан был действительно большой, где-то в Швеции изготовленный, колёсики там всякие (первым делом отвалились прямо на вокзале в Ташкенте, не выдержали проверки нашими вокзальными дорогами). Я его в Кабуле купил, тащил через пол-Афгана, ребята оценили, а через неделю точно такие же были завезены в Файзабад и продавались совершенно без записи. Ну, надо же, какой я, всё-таки, лох! Но дело вовсе не в этом. В чемодане лежали бакшиши для всей родни. Моей зарплаты, которую всё равно потратить было негде, хватило, чтобы, будучи в командировке в Кабуле с однокашниками по училищу смотаться в город и сбросить все свои чеки один к двадцати. Один чек - двадцать "афошек". Дуканщик ещё не представлял, что через восемь месяцев моими чеками он может обклеить какой-нибудь угол, какого угодно строения. Накупил всякой хрени, нужной и не очень, справедливо полагая, что на Родине и такого барахла нет!
   Короче, стоим, как идиоты под солнышком и ждём этих серьёзных ребят. Надо сказать, нас ещё в Кундузе здорово взвинтили и припугнули. Не знаю, правда, или нет, но на полном серьёзе нам было сказано, зачитали бумагу секретную, что 19 человек из Джелалабадской бригады были задержаны за попытку провоза огнестрельного оружия. Разумеется, не зарегистрированного в охотничьих обществах провинции Кунар, не принадлежащего родным и близким, оставшимся в горах Гиндукуша, и что (о, ужас!) - не числящегося в службе РАВ. Ещё тогда, в Кундузе, я достал пистолет Макарова, который не числился в службе РАВ, и пошёл сдаваться. Я очень не хотел его отдавать. Пятой точкой чувствовал, что времена придут лихие, глядишь и пригодится в доме. Оружие тогда сдавали всё, что числилось и не числилось. Полк разоружался. На плащ-палатку бросалось оружие моего взвода (взвода уже как единицы практически нет, кто на дембель, кто в Термез улетают), на другой плащ-палатке лежат трофеи, не сданные вовремя. Сами понимаете, всякой шняги, типа китайских гранатомётов, калашей и ДШК, английских винтовок "Ли Энфильд" и советских ППШ там не было. Всё перечисленное лежало на третьей палатке. А там, на второй палатке (на мой взгляд) лежали шедевры. Нет возможности по памяти вспомнить всё, что видел я и, с разрешения начальника службы РАВ, потрогал. Пистолеты системы Маузера, револьверы Нагана, инкрустированные серебром и надписи на арабском - это только вершина той красоты, которая за восемь с лишним лет скапливалась в полку и передавалась по замене в связи с невозможностью вывезти в Союз. А какие там были ружья ещё допатронного периода! Какие образцы холодного оружия! Красотища неописуемая. Со своим пистолетом Макарова я был, скажем так, не самым рейтинговым.
   Сдав свой пистолет неучтенный, я получил моральное удовлетворение, слово "Молодец" и усатую улыбку начальника службы ракетно-артиллерийского вооружения. Не знаю, куда ушли все трофеи, скорее всего кабульцы (имею в виду штаб армии) здорово погрелись на такого рода подарках. Там-то ребята ушлые сидели. Я, служа в Файзабаде, знать не знал, да и никогда бы не заинтересовался, а там, в штабе армии, мне сказал связист-подполковник, которому наш начальник связи полка со мной передал пару пакетов целлофановых мумия, просветил - "У вас в Файзабаде самое лучшее мумиё!". Я улыбался ему, кивал головой, поддакивал, короче вёл себя так, как должен был вести себя в ситуации, в которую был поставлен, передавая взятку зажравшемуся штабнику. Потерял лицо, как говорят японцы, но я выполнял распоряжение. Инструктаж от начальника связи подполковника Петрова был чёткий, жёсткий, печати на актах о списании, на актах о передаче ЗАС, и никаких влезаний в зал..., короче, никаких конфликтных ситуаций. Я был исключительно вежлив, молчал в тряпочку, смотрел из окна дворца Амина и думал о своём. Подполковник куда-то сбегал, принёс мне акты с печатями и я поспешно удалился. Скорее всего, он был доволен. Я, сбегая по ступенькам, зажав в руках акты, спешил в караулку, где, лежит мой автомат, где, отметив пропуск, я спущусь на землю. Пошёл он подальше этот дворец! Наши ребята из "Альфы" его взяли, с кровью, боем, для того, чтобы я приносил сюда взятки. Да пошло оно всё!
   Я совершенно не боялся таможенников. Лично по машинам не пролезал, не выискивал там забытых патронов, гранат или ещё каких-нибудь забытых, невзначай, боеприпасов. Один хрен, что-нибудь да заваляется. Механики-водители мне доложили, что всё в порядке, и хрен с ним.
   И вот они появились. Не просто сами, а с пограничниками. Забыл сказать, а впрочем, не забывал, просто мыслил, когда будет в строчку доведено, мы были совершенно безоружны. Самое главное и страшное, мы шли даже без личного оружия от самого Кундуза! Спасибо руководству 40 общевойсковой армии, отправившей колонну без прикрытия, без оружия, без возможности даже застрелиться. Мне часто говорят, почему ты так ненавидишь всё, что связано с политработниками. У меня ответ всем политотдельцам. Вы, добры молодцы, из Кундуза на самолёте в Термез переместились, а последняя колонна нашего полка, в которой было почти две сотни советских парней выходили совершенно безоружными, повторяюсь, без прикрытия, шла от Кундуза до Хайратона, два дня. В качестве прикрытия были только три пулемёта НСВ, за которыми на башнях сидели офицеры-артиллеристы. Любой афганец просто засмеёт нас, наше руководство, да и не поймёт нас, в конце, концов. Нас предали, сами свалили, а нас, безоружных, бросили. Кошка бросила котят, пусть плодятся, как хотят! Где ты, секретарь партийной организации полка, почему не на первой машине? Начальник политотдела, почему не в строю? Да нет, конечно, в Термезе политруки нужнее, там нужно всё организовать, ну хрен его знает, что именно, а вы выбирайтесь как-нибудь. Не забудьте только дневники индивидуальных бесед заполнить, боевой листок будет к месту. Нас бросили все!!! Только, по-моему, начальник автослужбы (не называю фамилии офицера, оставшегося заложником ситуации, боюсь ошибиться, но, по-моему, именно он, капитан) из всего штаба полка остался. И повёл нас, как на закланье.
   Таможенники! Вот молодцы! Роются в чемоданах так, как у себя в карманах мелочь на пиво шукают с утра! Вот работа! Чтоб не провезли, чтоб не разрушили устои. Открыл я свой чемодан, на, смотри, мне не жалко. Нет, у него вежливость, а покажите, а что здесь, а ручки шустро проверяют на предмет чего-то запрещённого. Я понимаю, работа такая. Пока один таможенник шарился в моём чемодане, второй резко нырнул в мою машину и проверял там внутренности. Я уже чемодан закрыл, чист как слеза младенца, постоял, подошёл, спросил, не нужна ли помощь. Похоже, он таких машин не видел, поэтому, задержался, рассматривал из любопытства. Я его понимаю. Когда я в Афган попал в артиллерию и увидел воочию свою технику, потрогал своими руками такие машины, моему восторгу не было предела. Бывало, я часами сидел в этих машинах, читал документацию, спрашивал своих солдат, уточнял у офицеров, что где и как работает. Связи моей там, как раз было меньше всего в этих машинах. Я очень хорошо понимаю этого таможенника. А может он и выполнял свою работу. Ведь, переехал за речку, проверил за пару часов несколько машин и тоже, как и мы, воин-интернационалист, бесплатный проезд на автобусе городском и почёту немеряно среди одноклассников!
   Всё, свалили, таможенники, в карманах у нас не шарились! При такой проверке можно было бы гаубицу вытащить на прицепе, а исходя из того, что машины мои аппаратурой напичканы, то там можно было спрятать не только оружие, наркоту или драгоценности, но и пару ханумок заначить. Насчёт ханумок, конечно шутка, но вот собаку свою я хотел провезти, но пьяная тварь-прапорщик убила нашего пса, поэтому у меня моё желание не сбылось. Вот только интересно, не спросил у сапёров, каюсь, как же они своих друзей, идущих всегда впереди, провезли. И какая у них судьба, у собак сапёрных? Надеюсь хорошая, так как сапёры всё-таки улетели на самолётах, надеюсь, в Союзе уже не было проблем. Ну, там прививка, и собака с нами. Я к тому, что из любой страны в те времена (да и сейчас, наверное), трудно было ввезти животное в нашу страну.
   Всё, конец пьесы! Достаём новенькую "афганку" (в Кундузе выдали кому на дембель, кому на вывод), подшиваемся. Завтра утром выходим через мост в Термез. Прошло пятьдесят дней, как я вышел из пункта постоянной дислокации. Долгих пятьдесят дней для большинства из нас. Завтра уходим. Пришли какие-то товарищи в форме, наверное, из политорганов, хотят плакаты навесить на машины. Ну, типа "Встречай Родина!", "Мы выполнили свой долг!", и так дальше. Пусть они немного высокопарны, но остались нам эти красные полотнища на каркасах, прикрепляемых вдоль бортов машин от Джелалабадцев, Газнийцев и Гардезцев. Они шли перед нами. Всё! Это классно!
   Ночь почти не спали. С машин спрыгивать не очень хотелось (пыль хайратонская ничем не отличается от хумрийской, кундузской, да и любой афганской пыли, лежащей по всей территории этой долбаной страны с различной разницей углубления). Сидя на башнях, перекликались, анекдоты потравливали, курили.
   Вот оно, утро. Мы все в новенькой форме, с орденами и медалями. По бортам машин красные плакаты с лозунгами! Ещё бы знамён немного, то мы бы были похожи на майскую демонстрацию. Помню, слева забор бетонный, мы стоим в колонне, ждём. Чего ждём, как всегда, неизвестно! Погранцы с собаками ходят вдоль этого забора (за забором железная дорога, по которой вся наша Родина снабжала тех, кто убивал наших ребят, всем необходимым. Всего лишь километр, может два, а шли эшелоны в не очень дружественную страну, набитые продовольствием, имуществом, техникой), погранцы в нулёвой "афганке", но уже камуфлированной. Даже в Афгане, ни у кого, такой не было (Вот бы на дембель!). Да, красиво смотритесь! Ну да ладно, не до вас, тут команда пошла!
   Колонна тронулась. Мы пошли в Союз! Разумеется, мы шли без знамени полка, мы шли как последнее подразделение уже вышедшего в Советский Союз отдельного мотострелкового полка. А слева, перед самым выходом на Термезский мост, трибуна расположена с навесом от солнца жаркого. Даже я, близорукий, вижу, стоят там, на той трибуне какие-то негры в ООНовских беретах голубых, и подсчитывают меня, моих друзей, прямо чуть ли не пальцы загибают! Представители от ООН проверяют правильность выполнения взятых обязательств моей страной в лице Горбачёва Михаила Сергеевича! Да ладно, мы добрые, тем более, из последних трёх пулемётов полка ленты изъяты, сами НСВ спрятаны внутрь машин, дабы не смущать африканцев своей воинственностью. А "влупить" бы очередь из НСВ! Отлетели бы беретики от калибра 12,7 мм! Пошли вы все, негры африканские с трибуны высокой! Меня, нормального командира взвода по головам считают! Я с друзьями в Союз тороплюсь, а вы там ручками не машите, а то пару старлеев из нашего полка могут вас одним движением, довести до бледности на щеках! Побелеете, негры кожей, быстрее, чем нормальные люди седеют!
   Мы идём, ребята! Никакой радиосвязи уже нет. 25 июля 1988 года. Утро! Мы уже давно перевели свои часы на то время, по которому живёт в этом часовом поясе моя страна! Шлемофоны долой. Связи больше не будет! Ориентируемся по предыдущей машине, скорость движения не больше 25 км/ч, дистанция не больше 30 метров. Только кепи форменное на голове, форма одежды повседневная при наградах, в основном юбилейных. Бандера хотел проехать так, чтобы из люка вся физиономия была чистая, улыбчивая, кепочка на башке, а то, что находится в машине (от плеч и ниже, в старой, драной, и вообще, пока ещё неплохой, хоть и убитой, форме одежды), и моё разрешение получил. Не хотел Игорёк пачкать свою дембельскую форму даже на Термезском мосту.
   Выходим на мост. Длинный, железнодорожный мост через Амударью. Волнение, выплёскивающееся через край! Мне сказали, что на этом мосту есть черта, разделяющая Мою Страну и Афганистан. На самой середине моста есть белая черта, нарисованная несмываемой краской! И я шёл в составе последней колонны моего полка, пересекая эту черту! Я не смотрел вперёд! Я смотрел только назад, пытаясь запечатлеть своим взглядом то, что остаётся за моей спиной! Я не сразу увидел белую полосу под гусеницами своей машины! Я оставался ещё там, в Афгане, но звуки оркестра повернули мою голову на свой звук! Нас встречали! Нас встречал оркестр, нас встречали несколько молодых людей и девушек в национальных узбекских халатах, стоявших рядом с оркестром. Плакат там был, обязательно красный. Надпись по кумачу не помню. Скорее всего, уровень партийного деятеля не ушёл выше "Мы дождались вас, герои!". Да и не читал я ничего. Нас встречали только музыканты местного гарнизона и, загнанные по принуждению, двоечники ПТУ, переодетые в национальные костюмы. Только одна группа людей мне внушала доверие.
   Они стояли молча, держа в руках скромные цветы. Они взглядом своим искали своих сыновей. Это были МАМЫ! Они уже точно знали, что в этой, последней колонне из в/ч п./п. 89933 нет их сыновей, их сыновья будут уходить позже (честно говоря, мы должны были выйти через Термез крайними, после нас вывод бы задержался, но, за нами, вне плана вывода, пошли кундузцы, 149 полк, все подразделения собственно 201 МСД, расположенные в Кундузе, тронулись в Союз за нами. Остались только ташкурганцы и пулихумрийцы из этой дивизии.). Надеюсь, все МАМЫ встретили своих сыновей! Верю, что они чувствовали, что их сыночки где-то рядом. А цветочки нам достались! От всех наших мам, не приехавших к этому мосту между миром и проклятой войной. Спасибо!
   Без каких-то речей, без всякой патетики, мы двинулись вперёд без остановки за уже поджидавшими нас машинами с надписью ВАИ. И на полигоне, который находился в непосредственной близости к афганской границе, мы остановились. Мои бойцы, вывезенные полмесяца назад на самолётах, бросились нам навстречу! Не буду лгать, мне было очень приятно!
   Обнимаемся, на лету вопросы-ответы, чемоданчик мой ребята не позволили самому нести, провожают до самой комнаты, где офицеры расположились. Всё, наконец-то кроватка с простынками и наволочкой. Впервые за 51 день. Ровно столько я шёл от Файзабада до Термеза! Слава Богу, Хвала Аллаху, готов благодарить всех богов, начиная с далёкой древности, за то, что все мои солдаты пришли домой живыми. Мне в этом вопросе здорово повезло! Разведка, пехота поймут меня. Мои пацаны всегда ходили в горы артиллерийскими корректировщиками. Возможность погибнуть была у каждого. Но все живы!
   Какой вкусный грушевый лимонад из бочки, привезённой в расположение учебного центра, теперь принадлежащее нашему полку. Пятнадцать копеек холодного напитка за стакан. Везли бочками. В Томске в таких бочках квас продавали, у меня на Украине кроме кваса и Жигулёвское по 22 копейки за кружечку улетало, даже очередь постоянная была, полагаю, что не только Украина славится потреблением пива на душу населения. Просто в Томске, на момент моего познания города, был первым секретарём обкома товарищ Лигачёв. Уже тогда, в 1981 году, я понял, что пива мне не видать и алкоголизация моего организма отодвинулась на несколько лет. Впрочем, я опять отвлёкся.
   Машины в парке были установлены, обязательно построение. На построении нас поздравили с прибытием из своего полка в свой полк и строго указали, о грядущей проверке машин боевых, на предмет чистоты. Жаль солнце Термеза ещё жарило меня, а так бы выпил бы чего-нибудь прохладительного и горячительного. В жару не пьём, разве что по чуть-чуть. Порядок в парке, естественно наводили мы. В тот же день. Мне было гораздо проще, я просто построил любимый личный состав и дал команду. По большому счёту, три машины от... не найду слова такого, чтобы по - приличней звучало, короче, отмыть, привести к такой чистоте, чтобы кот позавидовал, и просил законспектировать. А я просто обязан отметиться в строевой часть за какой-то хренью, росписи там поставить за неизвестно что, но их, строевиков, работа уважаемая мной, посему и зашёл. Заодно и спросил, когда моего Невендлевсого на дембель отправят. Меня успокоили, документы готовы, лети птицей Игорь! Я подошёл в парк, где стояли машины наши, брезгливо отбрасывая гранаты Ф-1, валяющиеся в пыли термезской, ничем не отличающейся от афганской, и сказал Игорьку, уныло, по-дебельски, наблюдая за приборкой с высоты башни.
   - Старик, ты уже не просто дембель. Ты гражданский человек! Где мой новый замкомвзвода?
   Игорь воспринял мои слова как... Я в замешательстве. Человек, который ждал дембеля с конца марта, согласно приказу, должен быть уволен в запас до такого-то срока, ни хрена не уволенный, его друзья уже устали от пития, девчонок уже потрогали за выпуклости и впадины, а Игорь... Игорь не пустился в пляс, хоть и готов был к неадекватным поступкам.
   - Товарищ старший лейтенант! Всё, я могу уйти?
   - Конечно, тёзка! Дуй в строевую часть и оформляйся на дембель!
   Невендлевский Игорь оставлял свою машину на меня! Я очень это ценю! Уж я-то проконтролирую, у меня не прошлангуешь. Да, я был как Зевс для древних греков в тот момент, но не более. Мои бойцы из Афгана знали меня наизнанку. Посему, Невендлевский в строевую пошёл, я, посидев на башне, поставил задачу. Вызвал я из трюма машины замкомзвода (Валентин Амелькин (г. Железнодорожный) заменил у меня Лёшку Корнекова, ушедшего на дембель в июле из Кундуза) который был назначен мной на должность исключительно за порядочность. Поставил задачу "Амеля, меня не волнует, проверю к 18:00". Исходя из того, что я изначально не обходился словами официального русского языка, у меня тогда, По-молодости, вместо словоблудия замполитовского, проскакивали нормальные "доводки". Молодёжи вновь прибывшей, я этих "доводок" не делал, а вот колпаки, дай Бог им здоровья, хорошо помнят. У меня только замкомвзвода и командир отделения разведки были исключительными парнями. Они не только понимали меня, главное, поддерживали. Из целой кучи сержантов, только с мнением двоих, максимум троих, я мог посчитаться. Но я, как обычно отвлёкся.
   Опять, отталкивая уже надоедливую гранату, (как они искали, таможенники хреновы, или может только в чемоданах офицерских рыться они мастера, да у дембелей отбирать часики копеечные?) я иду с Игорем Невендлевским! Получает Игорёк в строевой части свой военник с печатями, выдают ему проездные, всё как положено. Игорь подошёл ко мне, да какие там вопросы, сколько надо, столько и дам, на проезд из Термеза до Львова в общем вагоне немного не нравится. Тем более, там, в дороге ещё и кушать хочется. А как тёзке, земляку до своей Украины добраться? Занял у меня несколько рублей, обещал вернуть. У меня, офицера, денег, как у дурака пончиков, а своему солдату... Адреса, правда, у меня личного нет, но моя жена живёт в Томске, ей перевод от Невендлевского Игоря пришёл, так она и не могла понять, что за деньги? Игорь - молодец! Настоящий труженик войны! Жаль не пишет в "одноклассниках".
   То, что творилось в Термезе назвать кошмаром, бардаком, или ещё какой-то бодягой нельзя. Там был полный звездец!
   Наш полк, остаётся на прикрытие границы! Вот здорово! Нет, я всё понимаю, мы лучшие! Конечно, файзабадский полк, возможно круче тех, кто выходил перед нами, хотя моя ироничная улыбка уже стоит перед глазами читателя. Бригада из Джелалабада, отдельный полк, как и наш, из Газни. Гардез опять же. Вышли они в Союз перед нами! Вышли и растворились, а Файзабад, расхлёбывай! Ну вот, как всегда. Мало того, что разводить ситуацию было грустно (собранием офицеров, в свете демократии, нарисовавшейся, было отправлено письмо от лица офицеров и прапорщиков, выразивших своё недоумение Генеральному секретарю, ЦК КПСС М.С. Горбачёву), было огорчительно.
   Какие-то умники из верхов решили, что наш полк просто обязан стать на прикрытие границы. Из учебок к нам пошло молодое пополнение. Идиоты, решавшие на высоком уровне, наверное, думали, что молодое пополнение у "афганцев" опыта наберётся. Набрались опыта, нечего сказать. То, что творилось в полку, можно назвать одним словом - "беспредел". Из танкового батальона, помнится восемь человек пошло под суд за неуставщину. Пехоте не легче. А границу прикрывать, наверное, голым задом пугать. Ни техники, ни оружия и ни у кого ума не хватает объяснить начальнику Генштаба и Министру обороны, что полк, как единица не существует, только знамя и несколько сотен озлобленных военнослужащих.
   Подходит ко мне взводный из пехоты и с нескрываемой ненавистью говорит мне -
   - На, забери своего бойца обратно!
   Понял я лейтёху, проглотил. Косяк за мной. Был я второй раз в Кабуле, а Генка Роман, начальник разведки дивизиона, за меня остался. Разведчики, они не замполиты, быстро решения принимают. Короче, Генка мне сделал идеальный взвод управления дивизиона, хотя я и не просил об этом. Всех, ненадёжных он в пехоту сбагрил.
   Идут отрыжки. Солдат из Кинели. Станция есть такая недалеко от Самары. В военном билете я лично ставил печать полковую ему на должность разведчика. Полагал, что он, контрацептив, со мной на самолётах, вертолётах проносится, ума-разуму наберётся, будет как и все, нормальным, слегка озлобленным на старшину (дело святое!), и ждущим команды. Нормальные ребята из ВУДа ждали команды вперёд, как овчарка ждёт команды "Фас!". Я точно знаю, что так оно и было. И вот...
   - Заберите своего бойца, товарищ старший лейтенант. Командир роты лично вам пару матерных слов передал, вам произнести, или как?
   - Спасибо, слов не надобно. И так всё понятно. Ротному от меня привет! Видит бог, уродов поставляет не ВУД, они такие изначально приходят.
   Ротному, видать, мой привет передали, ответного привета с рассыпанием в благодарностях я не заметил.
   Ну что делать с этим солдатом? У меня за Афган многие десятки достойных парней прошли, а их фамилии, имена я забыл, а ублюдков всего-лишь пара-тройка, а всех помню. Долбаная моя память! Становись в строй, боец!
   Каждое утро в Термезе было для меня пыткой! Со вчерашнего запоя я должен был встать и выйти к личному составу. Личный состав был совершенно обновлён, остался только десяток-полтора тех, кто ещё вчера был со мной в Файзабаде. В основном из "молодых", которых от побоев оберегал, за что "старики" на меня обиду держали. Их я охаживал, а в ответ слышал только "натерпитесь Вы с ними". В какой-то степени они оказались правы, но моя точка зрения - Я здесь основной, и дембель, и старик, и приказ вам не Министр обороны объявляет, а я доведу, - никогда не менялась. Конечно, за спиной у меня что-то творилось, но "дикую" дедовщину я извёл. Надо сказать, в этом не только была моя заслуга, спасибо и ребятам, которые меня поддержали.
   Я выходил к личному составу, однозначно подшит свежим подворотничком и брит, принимал доклад от "замка" Амелькина (из тех, кого успел воспитать по-отечески) и торжественно произносил,
   - Здравствуйте, товарищи!
   И три десятка голосов громко и чётко отвечали мне, что и того же мне желают. Мне бы здоровье не помешало бы, да вот тогда я ещё не научился похмеляться. Мой взвод дружно уходил на завтрак, я плёлся в столовую в толпе таких же больных людей, вспоминая, что вчера было. Один раз, помню хорошо, я организовал дебош в кабаке местном, как называется, не помню, но самый центральный в Термезе, однозначно! Там ещё перед входом площадка с водоёмами, наверное, фонтаны были. Не помню. Я лихо отплясывал под какую-то песенку, нечаянно задел какого-то чурбана. Он толкнул меня в спину, я повернулся, хотел извиниться, а получил удар ногой в область паха. Чурка не понял, что кабак переполнен ребятами славянской национальности. Короче, дежурный по полку, начальник химической службы подполковник Довгополюк, замечательный человек, прибыл раньше милиции на ЗиЛ-131 без тента. Милиция нас боялась и пряталась за углами, робко выглядывая и говоря что-то по радиостанциям. Кто из нас не успел свинтить, был заброшен в кузов. Мне подполковник Довгоплюк успел сказать,
   - Игорь, ну как тебе не стыдно?
   Я всю дорогу блевал через кузов на термезскую дорогу и мне действительно было очень стыдно и грустно до противности. Мои друзья-собутыльники орали песни или спали. Кузов ЗиЛа в ночной дороге, был для нас как клуб по интересам!
   А парень из Кинели не дремал. Этого контрацептива ещё в Файзабаде всем взводом искали. Устал служить Родине и свалил. У меня тогда, помнится, внутри всё оборвалось. Доложи я политрукам, они бы мне резьбу нарезали в заднем проходе. Старлеем в Афган прибыл, лейтёхой улетел бы в такое место, где моржи льдины отталкивают клыками. Когда у меня критическая ситуация, где я, лично, не могу решить с помощью тычка в пятак или уставов всяческих служб, я зову сержантов.
   - Всё прощу, сволочи, только скажите мне, как на духу, били его или нет.
   Стоят мои парни в недоумении. Клянутся, божатся, не было неуставняка! Верю им, они передо мной, как перед входом в парилку, чисты.
   Я, слава Богу, умудренный не своим опытом, реагирую быстро,
   - Ящик для писем ко мне!
   Ящик у меня на коленках через полминуты лежит. Достаю письма солдатские, ищу письмецо в Кинель. А вот и оно!
   - Ребята! Чужие письма читать подло, но в данной ситуации я просто считаю необходимым вскрыть и прочитать. Самоубийцы, как правило, пишут о мотивах. Ну что, вскрываем?
   Под молчаливое одобрение моих сержантов я вскрываю письмо. Отлегло у меня от сердца! Он писал там, как ходили вчера в "зелёнку", нарвались на засаду, наших погибло немеряно, он по-геройски косил "духов" не помню из какой хрени, короче, герой! Слава Богу, не повесился! Сержанты мои ржут как жеребцы молодые, я сам в слезах закатываюсь. Ему, сучонку, в наряде делать было нечего, что бы письма на спине убитого товарища ваять? Один сержант перестал смеяться и задумался. Он вчера был дежурным по взводу. Я тоже успокоился. Сержант загрустил. Какого хрена он родился на свет?
   Дальше было просто и ясно. Личный состав на завтрак, я втихаря начальнику штаба аппетит испортил. Правда, просьбу мою он выполнил, не стал докладывать, куда ни попадя (не дай бог в политотдел или особисту), утвердил мой план действий.
   План был прост до гениальности. Разбиваем по секторам расположение полка и долбим точечно, квадратно-гнездовым методом! А тут и информация пошла от солдата, кто с ним в учебке был. Оказывается, парень к бегству был привычен. Он из учебки несколько раз бегал, его за штаны ловили и наконец-то воткнули в самолёт, несущий добровольцев-интернационалистов к месту выполнения долга. Всё проясняется, сектор поиска сужается, солдату, доложившему о подвигах кинельца, я показал свирепую рожу. Он напугался и нервно закурил.
   В одиннадцать часов по афганскому времени (то есть, жрать неохота, а в тенёчек бы спрятаться было бы неплохо!) волокут мои бойцы какое-то ЧМО. Не знаю, как пишется ЧМО, не сведущ я в литературе. По-моему ЧМО хоть с какой буквы напиши, оно ЧМО и есть. У чмошников взгляд всегда бегающий, чего-то ищущий. Чмошник, даже отслуживший два года в доблестной Советской Армии всегда заметен. Не надо мне даже показывать дембельские фотки тем, кто был изначально позорником. Даже на фото видно мне, кто есть кто. Опять отвлёкся.
   Привели урода! Разведчиком у меня числится! Не били, а стоит, подрагивается. Боится. Помните Шарикова "Бить будете, папаша!"? Честное слово, грешен, иногда "неуставняком" занимался. До сих пор стыдно, но знал, за что и они знали за что! Попусту руки не распускал. Сволочь какая-то доложила в политотдел, что я воспитываю личный состав не так, как директивы указывают. Особисту (ну как же без него!) на меня накапали. Помнится, бегу к нему по его требованию, в кабинет забронированный захожу, постучавшись предварительно, он мне с порога "Ну что? Тебе чай или кофе? Хрен тебе, обломись, опять на тебя настучали, так что выкручивайся. Я устал тебя прикрывать, но исходя из того что мы с Тоцких лагерей знакомы, прикрою в крайний раз. Агента не сдам, не мечтай, ну а насчёт рукоприкладства ты уж остепенись! Ну, прошу тебя, по-дружески!". Понял, рукопожатие крепкое и выхожу из штаба в полном озлоблении. Так я и не узнал, кто "стучал" на меня особисту.
   Так ведь это дерьмо я и пальцем не тронул за всю службу. Он прибыл к нам осенью 1987 года (последняя замена для солдат наших, весной следующего года уже не было никого). И если честно, даже мараться не стал бы. Доложил начальнику штаба о поимке преступника (он, сука, залез в офицерский модуль и спал там, на чердаке, как мои ребята там его вычислили, ума не приложу, хотя догадываюсь что про "лёжку" знали), строго-настрого запретил выдавать ему оружие в наряде и задумался о дальнейшем его воспитании. Может, беседу провести, как замполиты требуют, журнал личных бесед заполнить, типа как в протоколе вопрос - ответ. Или проще, сразу в хавальник, а пока не очухался ногой пнуть. Честно говоря, чмошников, даже я недолюбливал, хотя по долгу службы обязан был их беречь и холить, но пачкаться не хотел. Из тех, кто получал от меня изредка зуботычины, стали нормальными людьми, вспоминают меня тихим матерным словом, как правило, без злобы, надеюсь.
   Так вот этот парнишка, рядовой Зудницкий (фамилия искажена), вновь вернувшийся из пехоты ко мне в ВУД, доставил мне проблему. Нет, ну ладно, рядовой Сай, на голову меня длиннее, поздоровее будет физически, нажрался с водителями моими винищи какой-то и бросился на меня в драку. Я был молод, задор был, и здоровья хватило затолкать руками-ногами в оружейку пьяное братство автомобильное, закрыть их там и ключи отобрать у дежурного. Я пошёл спать (наша офицерская комната находилась здесь же в казарме). В оружейке были только три крупнокалиберных пулемёта НСВ (я о них уже писал, это те, под прикрытием которых шли почти две сотни человек) без патронов и четыре пьяных вдрызг бойца из Афгана. Молодое пополнение их очень боялось, наверное, больше чем меня. Сай сотоварищи сначала долбился в дверь оружейки, совершенно не понимая, что оружейные комнаты всегда оборудованы неплохими дверьми. Им хотелось побуянить, в сортир сбегать и ещё чего-то. Наверное, мне, морду командирскую набить. Честно говоря, я их понимаю до сих пор. Чего там сдерживаться, особенно под парами алкогольными. Часа в четыре утра я выпустил из оружейки слегка протрезвевших бойцов своих. Они, дремавшие у стеночки, быстро подскочили в сортир. Я проверил, в оружейке не напачкано, никто не обоссал углы. Отдал ключи дежурному и стою, полусонный в настроении "разборки". Идут из сортира мои парни. Сай впереди.
   - Товарищ старший лейтенант! Мы, конечно...
   - Ладно, проехали, чтоб завтра в строю были самыми блестящими! А я спать пошёл!
   Любой залёт, который я могу разрешить, это не залёт, а так, недоразумение. Большинство моих парней всё понимали правильно, меня не подводили. В той ситуации невыспавшиеся бойцы во главе с Саем стояли в строю с утра как монументы и смотрели предано в глаза. Тема закрыта. А вот Зудницкий!.. Вот сволочь, я о достойных парнях пару строчек черкнул, а о каком-то козле вонючем кучу страниц нацарапал. Но, чтобы понять обстановку во взводе, надо рассказать и о такой дряни, как Зудницкий.
   Меня, с утра, по подъёму (для всего личного состава подъём в шесть ноль, ноль, офицеры, не имеющие такового, ну замполиты, как всегда и так приспособившиеся, могут понежиться ещё часок) поднимает энтузиазм. Мои парни из ВУДа знают, что в строй стать и побегать с утра гораздо лучше, чем шкериться по сортирам. Лымарь Васька, солдатик мой хорошо помнит меня тогдашнего. Он долго потягивался, пока не дождался, когда я зайду в расположение. Потягушки закончились, осталось недоумение в воздухе. Сейчас, когда прошло много лет мне стыдно за то, что я иногда творил, тогда в двадцатипятилетнем возрасте. Готов к обратному удару. Вы только найдитесь все, живыми и здоровыми. Помашемся с удовольствием, желательно стопарями! Впрочем, энтузиазм мой был не каждодневный, частенько я дрых почти до самого завтрака.
   Что за хрень такая с утра? Меня страшного лейтенанта величайшей армии в мире трясут во сне за плечо! Открывается мой глаз, не помню, какой сначала, и вижу суровое лицо моего "замка".
   - Товарищ старший лейтенант! У нас во взводе неуставные взаимоотношения! Личный состав построен!
   - Амелькин, ты пьян! Иди проспись!
   - Товарищ старший лейтенант, я не склонен к шуткам.
   Ни хрена себе! Умные слова попёрли! Я закрыл свои очи и подумал, что это сон. Амелькин был настойчив. Открыв свои шары повторно, я приподнялся, потянулся, надел штаны, куртку, кепку и вышел к народу. Стояли в строю только афганцы. Спать хотелось, но когда я узнал суть моего столь раннего подъёма...
   Зудницкий развил, оказывается, бурную деятельность. Молодые ребята, поступившие на пополнение моего взвода, бурно участвующего в прикрытии границы, не имея ни вооружения, ни техники, ни оружия, были потрясены. С голыми руками бросаемся на оберегание границы, а то ведь из пустыни афганской нападут на нас стада душманов. Они такие, глаз да глаз за ними. Только мы, отважные, которым даже лопаток сапёрных не выдали, сможем сдержать орды врагов. За девять лет войны только один случай обстрела реального нашей территории был (Пяндж, март 1986 года, конечно, перестрелки с погранцами не в счёт, они там постоянно были ещё с начала века), а тут целый полк, разоруженный ещё в Кундузе, границу прикрывает. Пацаны после учебки слушали в курилке рассказы настоящих героев, в основном, таких как Зудницкий, раскрыв рты. Он, сволочь, умел не только бегать из части, письма героические домой писать, а ещё и, оказалось, наезжать на молодых парней! Зудницкий, которого взашей из пехоты вытолкали ко мне за подленький характер и сволочность неимоверную, начал деньги сшибать с молодого пополнения. Солдат мне, офицеру, не скажет изначально, что к чему. Я не замполит, не жилетка для плаканья. Боится молодой парень обратиться ко мне, нет у него доверия. И обращается он к земляку, к Амелькину!
   - Скажи, Валентин, у вас так в Афгане было заведено, чтоб деньги требовать у молодых?
   - Ну-ка отсюда и по подробнее!
   - Да вот Зудницкий сказал, чтобы я перевод денежный от мамы запросил, да и не только у меня, у многих наших. Я думал, что так заведено... Всё-таки афганец, мы с уважением, но хочу понять...
   Как заведено, было, я знаю. Мои ребята-афганцы отмудохали героя апрельской революции так, что испугались моего праведного гнева. Потому и подняли меня спозаранок. Посмотрел я на самого героического парня 40 общевойсковой армии и обратился к своим бойцам-афганцам,
   - Слабаки! Учишь, учишь вас, одни двойки! Мне стыдно за вас. Я готов рыдать от того, что я вас плохо воспитывал. Вот если бы так дали, что он, сволочуга, кровью харкался, на ноги не мог встать, скулил и соплями захлёбывался, тогда ещё бы я понял и засыпал бы по вечерам в полном спокойствии. Да-а-а, буду вас взбодрять как крайнюю плоть, чтобы бить уродов моральных научились! Всё, на зарядку, а я умываться!
   Настроение хреновое, умылся, побрился, вышел перед завтраком к взводу моему! Как обычно, взвод равняйсь, смирно, равнение на... Обрываю "замка".
   - Вольно! Рядовой Зудницкий!
   - Я!
   - Ко мне!
   - Есть!
   Выходит чмошник, обрываю его на полуслове. И начинаю "двигать речь"!
   - Товарищи сержанты и солдаты! Я крайне поражён, я просто смят оттого, что в моём доблестном взводе имеется тварь, требующая денег у вас. Я в недоумении, почему до меня довели это самому последнему! Посмотрите на этого ублюдка, видевшего Афган только из-под козырька грибка, охраняющего от жары дневального. Этот, резинотехнический, который ещё в учебке бегал от службы, в Афгане скрывался от всех нас, вместо того, чтобы перед трибуналом просить пощады, у вас требует деньги. Я разрешаю двинуть ему в рожу, если будет какой-нибудь наезд с его стороны, впрочем, если его и не будет. А тебе, Зудницкий, я настойчиво рекомендую держаться поближе ко мне, чтобы тебя не грохнули! Амелькин, командуй!
   Зудницкий трусливо меня сопровождал при всех моих передвижениях по территории полка. Когда я уезжал пьянствовать и заниматься блудом, ему били морду даже молодые. До линчевания не дошло. Сейчас он, скорее всего, спился и умер в одиночестве. Не думаю, что с таким складом ума становятся нормальными людьми. Хотя, я, возможно, ошибаюсь. У нас депутаты всех уровней примерно такие же. Так что выхода у него было всё-таки два. Или сдох, или депутат.
   А тут и радостная новость! Мы больше не прикрываем границу (а то мы до этого напрягались, как Джульбарсы, ночами не спали, вдаль вглядывались, не нападают ли на нас, сон мирный, не хотят ли нарушить страны любимой), подлежим расформированию и разъезду по местам службы! Новость была отличной, поэтому, слегка протрезвевшие офицеры и прапорщики ударились в новый запой! Уже от радости. Святое дело! Надо сказать, что в перерывах между пьянством, мы умудрились распрощаться с личным составом, кто пришёл к нам из учебок, были быстро растолканы по Туркестанскому округу, афганцев же отправили в ДальВО, ЗабВО, СибВО. А ребята надеялись, что дембель пораньше будет! Наивные! В нашей стране только ветеранам Куликовской битвы поблажки будут. Вот как сейчас, в глубоком начале двадцать первого века, дедушек жильём обеспечивают. Когда дедушки были молодыми, на них плевали с высоты. А сейчас... Вся страна смеётся над президентом и премьер-министром, зато у ветеранов внуки-правнуки, алкаши-наркеши руки потирают, радуются, ты дед только не загнись, а то Путин с Медведевым нам квартирку хрен дадут! А дед и рад, ума уже нет, чего только для внучков недоразвитых, ну ладно, в тюрьме сидевших, но своих всё-таки, не сделаешь! Странно, почему мне, внуку сержанта Дерпача Евтихия Антоновича, погибшего 23 марта 1945 года у деревни Валдавас, Тукумского уезда, Латвийской ССР не бросаются квартирки выделять? Мой дед реально за Родину погиб, а те, кто живы остались, по разным причинам, внуков своих обеспечивают за счёт государства. Конечно, далеко не все, но...! А моему деду в 37-летнем возрасте оставившему шестерых детей на бабку мою, Татьяну Ивановну, от советской власти обелиск остался, который бабушка так и не увидела, не поплакалась, а бабушке моей пенсия выделилась в 19 рублей, 50 копеек от колхоза. Обелиск тот, скорее потомки эсэсовцев латышских уже уничтожили, наверное! А потом расскажите мне все о справедливости страны советской, любой, кто пожелает. Вас послушаю, в грызло бить не буду. Наслушался, слава богу, лень связываться! Даже политрукам ничего не скажу. Они и так в отходах жизнедеятельности, а вот нынешние дерьмократы, выдают такое, что меня просто бесит, как нормального человека. Много позже, я свалил из военкомата, потому как не мог объяснить человеку, воевавшему в составе Западного фронта летом 1943 года, того, что он не является участником Курской битвы! Ну не участвовал он там в то время! Тогда, в очередной раз по куче тысяч рублей давал Путин ветеранам конкретным участникам конкретных действий. У меня в военном комиссариате Ленинского района города Новосибирска деды-ветераны в очереди стояли, поддерживаемые под руки дочками-внучками и всякой шнягой-родственниками. Очередная акция по раздаче денег, тем, кто выжил в конкретном месте. Тогда давали деньги сталинградцам, ленинградцам, Московской битве и Курской дуге, приурочив к дате. Ржев, Харьков, Киев, Луцк, Ростов-на-Дону, Смоленск, сотни городов нашей славы будут у меня на слуху, в памяти моей бестолковой, а солдатам той войны, не бывшим в Сталинграде или Ленинграде хрен уже не от советской власти, а от Путина. Не хочу унизить, оскорбить, умалить подвиг советского человека на фронте. Но почему дают деньги к юбилею одному ветерану, а другому шиш показывают? Да, когда постареем совсем, друзья-афганцы, может и нам деньги раздавать будут по принципу (Кабул - да, Кандагар - нет!), машинами осчастливливать начнут новые президенты! Впрочем, нам хрен, что давать будут. Нас ещё слишком много! И ряды наши, похоже, будут пополняться за счёт неугомонности наших президентов. "Новые солдаты будут получать вечные казённые квартиры". Я, вообще-то хотел сказать о справедливости. Дедушку в том же военкомате мне на руках принесли и затребовали автомобиль "Ока". Я дедушке задал пару вопросов при родственниках. Первый вопрос, "Дедушка, (ну понятно там, что по имени-отчеству), а Вы на автомобиле сами сможете рулить? Медицинскую комиссию пройдёте и покажете нам высший пилотаж?" Ветеран посмотрел на меня, как на неизлечимо больного и гордо сказал "Ты что, сынок! Я за рулём никогда не сидел, меня внуки довезли сюда с бабкой напару, а ты измываешься над нами, совести у тебя, такого молодого нету!" Мне очень жаль дедушку с бабушкой, но задал я вопрос второй, но главный "Вот Вы, как имеющий награды перед Родиной, я личное дело Ваше читал и знаю, что Вы Берлин брали, объясните мне, щеглу сопливому, так для кого машина будет? А-а, внуку? Понятно! Значит так получается, Берлин брал ты, дедок, а машина внуку. А он сам в армии хоть служил? Больной? Знаешь, дед, иди на медкомиссию!". Наверное, я всегда был прав, но проработав в военкомате три года, причём на направлении, связанном с памятью, поиском утраченных на войне, со справедливостью человеческой, не выдержал, психанул и ушёл! Впрочем, я опять отвлекаюсь.
   Распрощался я с парнями своими, Амелькину, как умеющему неплохо играть на гитаре, отдал свой инструмент с надписью дарственной и в чехле. Эх, Валик, помнишь ли ты ту гитару? Отличные парни уехали в ночь на грузовых машинах.
   А технику мы грузили на платформы и отправляли под Ташкент. Последний раз я ехал на своей машине. Мы все, также, как из Файзабада шли в колонне. Правда, сейчас колонна была короткой, у меня три машины, от каждой батареи по две и от реактивной две БМ-21 и машина управления. Но шли мы, маша друг другу руками, даже приплясывая на броне. Последний бросок. На эшелон с матом и пинками загрузились, караул уже был снаряжен, кто-то из пехоты термезской поставили. Мы уехали в Термез на ГАЗ-66 вповалку, а состав с техникой отправился в сторону Ташкента.
   Мне повезло быть в числе сдающих технику в посёлке Светлый, под Ташкентом. Так что я счастлив, что история моего полка заканчивалась при непосредственном моём присутствии. Не буду рассказывать, как мы ждали в Ташкенте застрявший где-то, эшелон, как искали пулемёт в моей ПРП-3, и не могли найти. Всё ожидание свелось к пьянству, разврату с женщинами южного города. Про всех не скажу, лично сам я старался в этом преуспеть. Но, пора заканчивать.
   Нет, хоть убейте, не хочу писать эпилог. Мне очень хочется научиться играть на маракасах. На мой взгляд, маракасы используются только в весёлой, зажигательной музыке.
  

ЭПИЛОГ

   Всё! Всё закончилось тогда в изнурительно жарком июле и протрезвевшем августе. Сентябрь нас напряг в посёлке Светлый в тридцати километрах от Ташкента. По-моему это было модно называть таким именем посёлки рядом с крупными городами. Почему-то там всегда были военные городки. Я поставил роспись в акте приёма-сдачи моей, и не только моей техники. Наши славные машины закончили здесь свой путь. Я ходил там, среди наших машин и пытался что-то в себе понять. Я рвал от отчаяния рабочую карту командира роты из Кандагара, не просто забытую в машине, а демонстративно валяющуюся у открытого десанта. Гриф на ней написан, секретно, естественно. Никому, ничто уже здесь не надо было. На этой базе всем было пофигу! Я сдал свои машины (три мои радости, 1В15, 1В16 и ПРП-3) и Мишки Бабенко, так не вовремя свалившегося в госпиталь с гепатитом, две БМ-21, машину управления за кулёк чаю (помните, в барбухайках "духи" целлофановые такие пакеты провозили) и драную КЗСку, сдал на ура! Принимающий прапор-узбек был готов прослезиться от счастья. Там глаза у прапоров смотрели на миномёты "Васильки", у них резина на колёса один к одному была как на автомобиль, в стране покупаемый. Постараемся угадать. Итальянцы строили "Жигули", наши строили "Москвич". Угадай с трёх раз, к какому автомобилю резина от "Василька" подойдёт? На том, сучата, и жили. С нас взять нечего, послать можем, а то и в торец двинуть, посему и подписи влёт! Коньяк, приготовленный для взятки, мы выжрали в гостинице "Москва". Бабы были, ходили, завлекая нас телесами. У меня секса не было по простой и понятной причине, я перебрал, мне было проще. Хоть не мучался, а поутру не оправдывался перед шлюхой за не изнасилование. Что ещё сказать? Наша последняя колонна закончилась моей росписью в актах приёма-передачи техники. Конечно, не только моей, нас было четверо старлеев. Один из нас, Коля Жуков, повёз акты в Термез, а мы рванули по домам. У меня оставалось одиннадцать рублей, и я на них купил розы для своей жены. Я улетел в Томск! Прощай Туркестанский военный округ и иди ты в то место, откуда у меня мысли вчерашние с глубочайшего похмелья с утра выходят.
  
   Я никогда не хотел вернуться, и, разумеется, не вернусь в Бадахшан. Хоть туристом, хоть с калашом наперевес. Мне там делать нечего! Там уже совсем другие облака плывут по выцветшему небу. Бурная Кокча поменяла в который раз свои мутные воды. Только горы остались теми же и среди этих мрачных скал бродят призраки наших ребят, не увидевших той белой черты на Термезском мосту, которую, к счастью, увидел я. Что я им скажу? За что? Зачем? Почему? Почему именно мы? Попробуй ответить на такие вопросы...
  

Февраль 2010 г.

Новосибирск

  
  
   Мой альбом. Будет дополнен через месяц-другой, когда Генка Роман мне из Улан-Уде переправит фотки, плёнки из тех незабываемых времён. Узнаёте? Подписать не получается, тямы не хватает. Хотя и без подписей всё ясно и узнаваемо.
  
  
   []
   []
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
[]
  
   []
[]
  
Оценка: 4.40*30  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023