Персонажи, подразделения и события в романе вымышлены. Двадцать четвёртый полк морской пехоты - резервный полк, который не воевал во Вьетнаме. Маттерхорн, Вертолётная гора, Скай-Кэп и Эйгер - вымышленные вершины, а хребет Маттера не простирается на запад так далеко. Действие романа, однако, разворачивается в провинции Куангчи, Вьетнам, посреди других реальных мест. Романам требуются злодеи и герои, и в этом романе таковые выдуманы. Я служил под началом двух замечательных командиров батальона, один из которых погиб в бою, а их заместитель по оперативной работе был отличным пехотным офицером штаба.
Я горжусь тем, что служил с офицерами и рядовыми, ставшими примером таких моральных качеств, выучки и мужества, которые внушают человеку гордость за службу морским пехотинцем. Эти морские пехотинцы преодолели и усталость, и неудачи в проявлении храбрости, рассудительности и воли, и это заставляет меня гордиться тем, что я человек.
Этот роман посвящается моим детям,
которые выросли бок о бок с добром и злом,
исходившим от их отца, боевого ветерана
морской пехоты.
Порой ужиться могут вместе
Честь и позорное бесчестье...
Иные люди, как сороки:
Равно белы и чернобоки,
И в душах этих божьих чад
Перемешались рай и ад...
Вольфрам фон Эшенбах, 'Парцифаль' (перевод Льва Гинзбурга)
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Меллас стоял под серыми муссонными тучами на узкой расчищенной полосе между краем леса и относительной безопасностью проволочного периметра. Он отсчитывал тринадцать морских пехотинцев патруля, которые один за другим выходили из зарослей, но крайнее утомление мешало сосредоточиться. Он безуспешно пытался отделаться от вони дерьма, плескавшегося выше над ним в наполовину залитых водой отхожих ямах по другую сторону колючей проволоки. Дождевые капли, срываясь с козырька каски и мельтеша перед глазами, падали на шелковистое жёлто-коричневое тканевое покрытие пластин неудобного нового бронежилета. Отсыревшие тёмно-зелёная футболка и трусы, которые мать подкрашивала для него какие-то три недели назад, тяжёло и холодно прилипли к телу под маскировочными курткой и штанами. Он был уверен, что ноги, руки, спину и шею под сырой одеждой усеяли пиявки, пусть сейчас он их и не чувствует. Так у пиявок всегда, думал он. Пока не насосутся крови, они такие мелкие и тонкие, так что редко чувствуешь их, если только они не шлёпаются на тебя с дерева; ни за что не почувствовать, как они прокалывают кожу. Какое-то природное обезболивающее в их слюне. Обнаруживаются они потом, когда раздуваются от крови и отваливаются подобно маленьким беременным животикам.
Когда последний пехотинец проследовал через лабиринты колючей проволоки и грубо сколоченные ворота, Меллас кивнул Фишеру, командиру отделения, одному из трёх в своём подчинении. 'Одиннадцать, плюс нас трое', - сказал он. Фишер кивнул в ответ, подтверждающе поднял большой палец и прошёл за периметр. Меллас вошёл вслед за ним, сопровождаемый радистом Гамильтоном.
Миновав проволочные заграждения, молодые морпехи патруля медленно поползли вверх по склону новой базы огневой поддержки 'Маттерхорн', сгибаясь от усталости, выбирая путь среди пней и мёртвых деревьев, не дававших никакого укрытия. Зелёный подлесок был срезан боевыми ножами, чтобы очистить сектора обстрела для оборонительных линий, и почва джунглей, когда-то пронизанная потоками воды, теперь представляла собой лишь чавкающую глину.
Тонкие мокрые лямки двух парусиновых бандольеров глубоко врезались Малласу в спину чуть ниже шеи, каждая весом в двадцать полных обойм к М-16. Лямки натёрли спину. Всё, чего ему сейчас хотелщсь, - залезть в палатку и скинуть их, а заодно мокрые ботинки и носки. Ещё хотелось забыться. Что, однако, было невозможно. Он знал, что ему всё-таки придётся разбираться с проблемой, о которой помкомвзвода Басс докладывал ему и которую он до поры избегал, оправдываясь необходимостью идти в дозор. Чёрный парень - он не помнил его имени, пулемётчик из третьего взвода, - был зол на комендор-сержанта роты, чьего имени он также не запомнил. Только во взводе Мелласа было сорок новых для него имён и лиц, а во всей роте - почти 200, и - хоть чёрные, хоть белые - все выглядели одинаково. Это сбивало его с толку. Все, от шкипера до последнего рядового, носили одну и ту же грязную изодранную маскировочную форму без знаков различия, так что нельзя было отличить людей друг от друга. Все были слишком худы, слишком молоды и слишком утомлены. К тому же все говорили на одном наречии, вставляя 'блядь' - или какое-нибудь прилагательное, существительное или глагол в связке со словом 'блядь' - через каждые четыре слова. Оставшиеся три слова касались недовольства по поводу пищи, почты, пребывания в лесу и девчонок, с которыми они крутили романы в школе. Меллас дал себе слово этому не поддаваться.
Тот чёрный парень рвался из леса, чтобы установить причины своих приступов мигрени, и кое-кто из братишек возбудился в его поддержку. Но комендор-сержант полагал, что парень притворяется и заслуживает лишь пинка под зад. Затем ещё один чёрный отказался стричься, и люди ополчились и по этому поводу. Меллас-то предполагал, что будет воевать. В школе морской пехоты никто не сказал ему, что придётся разбираться с юными Малкольмами Икс и красношеими фермерами из Джорджии. Почему военврачи ВМС не могут просто определиться, дерьмо с мигренями настоящее или нет? Ведь это они знатоки медицины. Неужели взводным на Иводзиме приходилось заниматься подобным вздором?
Меллас медленно потащился в гору, - Фишер сбоку, Гамильтон со своей рацией автоматически вслед, - и смутился от звука собственных ботинок, выдираемых из грязи, опасаясь, что их чернота и блеск привлекут внимание. Тогда, чтоб отвлечь от них, он стал выговаривать Фишеру за пулемётчика отделения Хиппи, который слишком громко шумел, когда Фишер приказал выдвинуть пулемёт в голову маленькой колонны после того, как головному дозорному почудилось какое-то движение. Простое упоминание о недавней чуть было не случившейся стычке с врагом, которого Меллас до сих пор ещё не видел, заставляло всё нутро его трепетать той вибрацией страха, что подобна высокому электрическому напряжению, которому некуда разрядиться. Одна его половина испытывала облегчение, что случилось непрямое попадание, но другую раздражало то, что шум мог означать вероятность ввязаться в бой, и его раздражение передалось и Фишеру.
Когда они достигли штатной позиции отделения в расположении роты, Меллас видел, как Фишер, едва сдерживая досаду, швырнул на землю три жердины, которые вырубил для себя и пары товарищей во время дозора. Эти жерди служили заготовками для дембельских палок, искусно вырезаемых тростей примерно в полтора дюйма диаметром и от трёх до пяти футов длины. Какие-то служили простыми календарями, какие-то были произведениями народного творчества. Каждая трость маркировалась таким образом, чтобы показать, сколько дней из тринадцати месяцев боевой службы выживает её владелец и сколько дней осталось ещё. Мелласа тревожил и шум, что издавал сам Фишер, когда вырубал эти жерди своим мачете, но тогда он ничего не сказал. Он оказался в затруднительном положении: номинально командовал патрулём он, потому что был командиром взвода, но до успешного вхождения в курс дела он обязан был следовать приказанию лейтенанта Фитча, командира роты, поступать так, как скажет Фишер. Меллас смирился с шумом по двум причинам, и обе - политические. Фитч по существу заявил, что ответственность лежит на Фишере, так зачем же бодаться с Фитчем? Фитч - тот человек, который мог продвинуть Мелласа на должность оперативного офицера, второго человека в роте, когда второму лейтенанту Хоку придёт пора убираться из джунглей. Что поставило бы его в очередь на командира роты, если, конечно, того захочет Хок. А вторая причина заключалась в том, что Меллас не был уверен, что шум означает опасность, и его гораздо больше беспокоило то, чтобы не задавать глупых вопросов, чем доискиваться до причин. Слишком много глупых комментариев и тупых расспросов на этом этапе могли осложнить завоевание уважения взвода, и было бы намного трудней преуспеть, если бы ты не понравился бойцам или если б они решили, что ты некомпетентен. Тот факт, что Хока, его предшественника, весь взвод почти боготворил, делу вовсе не помогал.
Меллас и Гамильтон оставили Фишера у линии окопов второго отделения, а сами медленно полезли вверх по склону, такому крутому, что когда Меллас поскользнулся в грязи, то чуть не рухнул на колени, чтобы притормозить. Гамильтон, согнувшись вдвое под весом рации, то и дело тыкал антенной в склон перед собой. Окутывавший их туман скрывал цель пути - провисшее временное убежище, которое они соорудили, соединив вместе прорезиненные плащ-палатки и развесив их на куске провода связи, натянутого в четырёх футах от земли между двумя загубленными кустами. Это убежище вместе с двумя другими, стоявшими в нескольких футах поодаль, образовывало то, что не без иронии называлось 'командно-наблюдательным пунктом взвода'.
Мелласу хотелось вползти в палатку и отключиться от всего мира, но он знал, что это глупо, ибо любой отдых будет краток. Через пару часов стемнеет, а взводу нужно ещё установить сигнальные ракеты на тот случай, если объявятся солдаты Северовьетнамской армии, СВА. Затем надо подготовить мины 'клеймор', установленные перед боевыми окопами и детонировавшие от натяжения проволоки; мины веером выдавали по 700 стальных шариков на высоту паха. Дополнительно незавершённые участки колючей проволоки нужно заминировать. Если Меллас хотел разогреть свой сухой паёк, то делать это надо, пока светит солнце, иначе огонь окажется идеальной мишенью. Потом он должен проверить сорок морпехов на предмет 'траншейной стопы' и убедиться, что каждый принял ежедневную порцию дапсона от тропической язвы и еженедельную дозу хлорохина от малярии.
Они с Гамильтоном остановились перед помкомвзвода Бассом, который мок под дождём, сидя на корточках перед палатками и готовя себе кофе в дрянной банке, поставленной над горящим куском пластита С-4. Пластит шипел и распространял в воздухе резкий запах, но это было лучше, чем разъедающая глаза вонь стандартных триоксановых таблеток сухого горючего. Бассу был двадцать один год, шёл второй срок его службы. Он опорожнил несколько маленьких пакетиков с кофе из сухпайка в кипящую воду и заглянул в банку. Рукава его служебной куртки были аккуратно подвёрнуты чуть ниже локтей, открывая большие мускулистые руки. Наблюдая, как он помешивает, Меллас прислонил винтовку М-16, которую одолжил у Басса, к бревну. Бассу не пришлось долго уговаривать Мелласа, чтоб доказать, как глупо полагаться только на табельный пистолет 45-го калибра, который корпус морской пехоты считал достаточным для младших офицеров. Меллас снял мокрые бандольеры и бросил на землю: по двадцать магазинов, набитых двумя рядами патронов. Затем избавился от плечевых ремней и бросил их в грязь вместе с нацепленными на них пистолетом, тремя пластиковыми фляжками по кварте каждая, пистолетными патронами, ножом, повязками для остановки кровотечения, двумя ручными осколочными гранатами М-26, тремя дымовыми шашками и компасом.
Глубоко вздохнув от облегчения, он наблюдал за кофе; его запах напомнил ему всегдашний кофейник на маминой плите. Он не хотел проверять оружие взвода или чистить своё. Хотелось чего-то тёплого, а потом - лечь и уснуть. Но наступали сумерки, и времени не оставалось.
Он расстегнул стальные пружины подвязок, прижимавших концы брюк к ботинкам и защищавших от пиявок. Трём пиявкам, однако, удалось забраться на левую ногу. Две ещё висели; там же, где наливалась и отвалилась третья, осталась тонкая полоска засохшей крови. Меллас нашёл её в носке, вытряхнул на землю и наступил, наблюдая, как из тельца прыснула его собственная кровь. Он взял репеллент и брызнул на двух болтавшихся на коже пиявок. Скрючившись от боли, они отпали, оставляя после себя медленные струйки крови.
Басс подал ему кофе в банке из-под фруктового коктейля и налил другую для Гамильтона, который свалил рацию перед их с Мелласом палаткой и уселся на неё. Гамильтон принял кофе, поднял банку в тосте в сторону Басса и обхватил её ладонями, согревая пальцы.
'Спасибо, сержант Басс', - сказал Меллас, старательно произнося вполне заслуженное звание Басса, зная, что его расположение имеет решающее значение. Он сел на мокрое гнилое бревно. Басс доложил, что произошло, пока Меллас был в дозоре. Передовой авиационный наводчик роты, ФАК-чувак, опять не смог посадить сквозь тучи вертолёт подвоза припасов, так что шёл уже четвёртый день без пополнений. По-прежнему не было ясности по поводу произошедшей накануне перестрелки между ротой 'альфа' и подразделением СВА неизвестной численности в долине перед ними, но слухи, что застрелили четверых морпехов, уже подтвердились.
Меллас сжал губы и сильней сомкнул зубы, сдерживая страх. Он не мог оторвать взгляда от покрытых тучами хребтов, что в четырёх километрах от них тянулись на север Вьетнама. Там лежали четверо погибших в бою, четыре мёртвых паренька. Где-то там, в серо-зелёной неизвестности, рота 'альфа' только что вляпалась в дерьмо. Наступал черёд роты 'браво'.
Это означало, что подходит его очередь, приближается нечто, бывшее лишь вероятностью, когда по окончании средней школы он вступал в ряды морской пехоты. Его внесли в особую программу по подготовке кандидатов в офицеры, которая позволяла посещать колледж, летом тренироваться и получать столь необходимую стипендию, и он воображал, как восхищённые окружающие, которые со временем станут его избирателями, будут говорить, что он бывший морской пехотинец. На самом же деле он никогда не мнил себя участником боёв в войне, которую, как считали все его товарищи, и вести-то не стоит. Когда на первом году обучения морпехи высадились в Дананге, ему пришлось раздобыть карту, чтобы отыскивать на ней, где он находится. Он хотел попасть в авиационное крыло морской пехоты и служить авиадиспетчером, но каждый поворот в административном продвижении, каждое звание в колледже, в школе основной спецподготовки, а также нехватка пехотных офицеров, неумолимо привели его к тому, кем он сейчас был: к настоящему офицеру морской пехоты, командующему настоящим стрелковым взводом морской пехоты и - напуганному почти до беспамятства. Ему пришло в голову, что из-за желания выглядеть молодцевато при возвращении домой с войны он может вообще домой не вернуться.
Он кое-как сопротивлялся страху, пронзавшему его всякий раз при мысли о возможности своей гибели. Но на сей раз страх снова заставил мозг закипеть. Если б удалось занять должность Хока в качестве заместителя командира, тогда - внутри периметра - он оказался бы в безопасности. Не стало бы больше дозоров; он вёл бы себе административные дела и был бы вторым человеком после командира роты. Чтобы ему занять должность Хока, командир роты лейтенант Фитч должен был уехать домой, а Хок должен был занять место Фитча. Это было вполне вероятно. Как начальники, так и подчинённые - все любили Хока. Однако Фитч в деле был новичком. Это значило, что ждать придётся долго, если, конечно, Фитча не убьют или не ранят. Как только мысль посетила голову, Мелласу стало худо. Он вовсе не желал, чтобы страшные вещи случались с кем бы то ни было. Он попробовал не думать, но не смог. Тут же пришла другая мысль, что придётся дожидаться, когда Хок уедет домой, если только что-нибудь не случится с Хоком. Меллас изумился, ему стало стыдно. Он понял, что часть его желает чего угодно, каких угодно действий, только бы они означали продвижение по службе или спасение собственной шкуры. Он подавил эту часть.
- Как дела с ограждением? - спросил Меллас. На самом деле, его мало заботило задание установки колючей проволоки перед окопами, но он понимал, что нужно проявлять заинтересованность.
- Неплохо, сэр, - ответил Басс. - Третье отделение возилось с ним целый день. Мы почти закончили.
Меллас немного поколебался и - погрузился в проблему, от которой утром сбежал в дозор. 'Тот парень из третьего отделения приходил к тебе снова по поводу отправки в тыл?' Его по-прежнему удручали попытки припомнить имя каждого.
- А у меня боль в заднице. Здесь, на горе, двести добрых морпехов, и все хотят в тыл, и все они будут получше, чем этот кусок дерьма. У него мигрень с тех самых пор, как он вышел в лес. И не пихайте мне эту ерунду, мол, 'полегче, он наш братишка', потому что здесь полно хороших ниггеров, у которых мигрени нет. Он ссыкло. - Басс сделал большой глоток и выдохнул пар в прохладный сырой воздух. - И, э... - слабая улыбка легла на его губы. - Док Фредриксон приказал ему явиться к своей палатке. И ждёт вашего возвращения.
Меллас чувствовал, как горячий сладкий кофе вливается в горло и устраивается в желудке. Он пошевелил сморщенными от воды пальцами ног, чтобы прогнать желание уснуть. Тепло от кофе в банке приятно грело руки, которые уже начинали гноиться, - первый признак тропической язвы.
- Чёрт, - сказал он, ни к кому в особенности не обращаясь. Он прижал банку к загривку, к тому месту, где лямки бандольеров натёрли раны.
- Пейте кофе, лейтенант, - сказал Басс. - Не надо его трахать. - Достав перочинный ножик, Басс принялся вырезать замысловатую зарубку на своей дембельской трости. Меллас завистливо наблюдал за ним. Ему тянуть службу оставалось ещё целых 390 дней.
- Мне сейчас этим заняться? - спросил Меллас. И немедленно пожалел, что задал вопрос. Он понял, что начинает скулить.
- Вы лейтенант, сэр. Чин имеет свои привилегии.
Меллас обдумывал остроумное возражение, когда услышал крики, донёсшиеся из расположения второго отделения: 'Господи! Санитара сюда! Где Док Фредриксон?!' Басс немедленно бросил трость и помчался на голос. Меллас сидел в каком-то отупении от усталости и не мог заставить себя пошевелиться. Он посмотрел на Гамильтона, но тот лишь пожал плечами и отхлебнул кофе. Он увидел, как Джейкобс, заика-командир огневой группы из второго отделения, побежал вверх по склону и скрылся в палатке Фредриксона. Меллас вздохнул и начал натягивать окровавленные носки и сырые ботинки обратно, когда Джейкобс и Фредриксон, госпитальный санитар, оскальзываясь и притормаживая, направились вниз под гору. Спустя несколько минут наверх не торопясь вернулся Басс, каменно невозмутим.
- Что стряслось, сержант Басс? - спросил Меллас.
- Вам лучше самим посмотреть, лейтенант. Препохабнейшая вещь из тех, что я видел. Фишеру пиявка забралась прямо в член.
- Боже, - промолвил Гамильтон. Он посмотрел на тучи, на дымящий кофе в руках и поднял банку: 'За грёбаных пиявок!'
Меллас почувствовал отвращение, но и облегчение. Никто не возложит на него ответственность за такой поворот. Не завязав шнурков, он пошёл вниз ко второму отделению, скользя по грязи и раздумывая, кем заменить бывалого командира отделения Фишера, если он почти никого во взводе не знает.
А часом ранее Тед Хок тоже беспокоился о замене опытного командира. Но Хока беспокоил сам Меллас, сменивший его на посту командира первого взвода, когда самого Хока выдвинули на должность заместителя командира, второго человека в роте. Хок служил в стране уже достаточно давно, чтобы свыкнуться со страхом - эта привычка накапливается с каждой операцией, - но он не привык беспокоиться, а это дело его беспокоило.
Он поднял расщеплённую ветку и начал рассеянно водить ею по грязи, снова и снова вырисовывая пятиконечную звезду, по привычке, что появилась у него ещё в пору начальной школы, когда он хотел что-то обдумать. Этот кусок древесины, один из многих тысяч, - всё, что осталось от огромных деревьев, некогда джунглями стоявших на вершине горы, расположенной в трёх километрах от границы с Лаосом и в двух километрах от ДМЗ. Гора, одна из многих одинаковых безымянных гор в том районе, поднимавшихся на высоту больше мили и укутанных холодными муссонными дождями и тучами, имела несчастье оказаться немного выше всех остальных. По этой самой причине офицер штаба, засевший в пятидесяти пяти километрах к востоку, в Дананге, в штабе 5-ой дивизии МП, выбрал её, чтобы подровнять её, очистить от растительности и разместить на ней артбатарею 105-мм гаубиц. Тот же самый офицер дал ей название 'Маттерхорн' в полном соответствии с тогдашней модой давать новым базам огневой поддержки названия швейцарских вершин. Вскоре приказ проделал свой путь через полк до первого батальона, чей командир выбрал 180 морпехов роты 'браво' для его исполнения. Это решение десантировало роту 'браво' и её измученного замкомроты, лейтенанта Теодора Джей. Хока, в глухую долину к югу от Маттерхорна. Оттуда они три дня продирались сквозь джунгли на вершину горы. В течение следующей недели они превратили её - с помощью 400 фунтов пластита С-4 - в бесплодную пустыню искорёженных деревьев, в запутанную вырубку, заваленную тарой из-под сухих пайков, пустыми консервными банками, расквашенными картонными коробками, брошенными упаковками 'Кул-Эйда', обёртками от конфет и - залитую грязью. И теперь они ждали, а Хок беспокоился.
Были и менее значительные причины для беспокойства, нежели компетенция лейтенанта Малласа. Одна из них заключалась в том, что гора находилась на максимальной дистанции досягаемости с уединённой артбатареи 105-мм гаубиц базы огневой поддержки 'Эйгер', расположенной в десяти километрах к востоку. Эта проблема была отчасти связана с ожиданием, потому что до того, как их переведут в долину к северу от Маттерхорна, им нужно было дождаться прибытия батареи 'гольф', артподразделения, которое, как предполагалось, должно было занять лысую ныне вершину Маттерхорна, чтобы прикрывать пехотные патрули, действующие за пределами защитного боевого покрытия гаубиц Эйгера. В штабе всё это выглядело очень просто. Роты 'альфа' и 'чарли' идут в долину первыми. Как только они выходят из-под защитного покрытия с Эйгера, батарея 'гольф' выдвигается на Маттерхорн. Роты 'браво' и 'дельта' меняют роты 'чарли' и 'альфа' в долине, но теперь они под прикрытием артиллерии Маттерхорна. Это всё позволяет первому батальону продвинуться дальше на север и запад, продолжая выполнять задачу по нанесению ударов по замысловатой сети дорог, троп, складов снабжения и полевых госпиталей, обеспечивающих 320-ую и 312-ую стальные дивизии СВА. Чего план не предусматривал, так это подразделения СВА, точным огнём 12,7-мм пулемёта сбившего первый же транспортный вертолёт СН-46, пытавшийся достичь Маттерхорна. Объятый пламенем, вертолёт рухнул на соседнюю гору, которую морпехи роты 'браво' тут же окрестили 'Вертолётной'. Весь экипаж погиб.
С тех пор тучи расходились лишь один раз, четыре дня назад, когда другой вертолёт из 39-ой авиагруппы МП, барахтаясь в горном воздухе, пробился в зону высадки Маттерхорна из южной долины. Он привёз пищу и припасы и улетел с неким количеством новых 12,7-мм отверстий в борту и раненым командиром экипажа. Вскоре после этого поступило сообщение, что 39-ая авиагруппа хочет, чтобы пулемёт гуков был уничтожен до начала доставки батареи 'гольф', а именно потому, что её транспортировка предполагала зависание неуклюжих гаубиц на тросах под вертолётами, и так уже на пределе своих возможностей из-за высоты; под вертолётами, которые вряд ли смогут уклониться от пуль. Эта проблема, вкупе с другими озабоченностями Хока: муссонными дождями и тучами, делавшими авиационную поддержку невозможной, а пополнение запасов почти невозможной, - выбила из оперативного графика трое суток и вызвала гнев подполковника Симпсона - радиопозывной 'Большой Джон-шесть', - командира первого батальона.
Хок перестал чертить и направил взгляд вниз по крутому склону. Обрывки тумана скрывали серую стену джунглей сразу за рулонами колючей проволоки у края расчищенной земли. Он стоял прямо за линией стрелковых ячеек первого взвода, который он только что сдал на руки основному источнику своей озабоченности, второму лейтенанту Уэйно Мелласу из резерва МП. Один из постов охранения радировал, что патруль Мелласа только что миновал его по седловине между Маттерхорном и Вертолётной горой и вскорости прибудет на место. Хок пришёл сюда, чтобы прощупать Мелласа, измученного напряжением качающего адреналин дозора, который ничего не обнаружил. Хок давно уже понял то, что действительно имело значение в бою: кем оказываются люди, когда изнурены.
Хоку, с веснушчатой кожей и отливающими рыжинкой тёмными волосами - в тон с большими рыжими усами - было двадцать два года. На нём был зелёный свитер, вывернутый наизнанку, так что ворс выглядел свалявшимся и грязным, как старая фланель. Свитер был весь покрыт пятнами от пота и потёрт бронежилетом. Брюки затвердели от грязи, и на коленке зияла дыра. На голове сидело нарочито измятое кепи с козырьком, а не мягкая камуфляжная широкополая панама. Он пристально вглядывался в полоску деревьев, глаза метались взад и вперёд, точно в соответствии со схемой поиска боевого ветерана. Склон был довольно крут, так что просматривалось всё пространство над деревьями до самой верхушки тёмного облачного слоя, скрывавшего долину далеко внизу. Долину ограничивала идущая на север цепь высоких гор, подобно хребту к югу от Маттерхорна. Где-то в той северной долине рота 'альфа' только что потеряла четырёх человек убитыми и восемь ранеными. Слишком далеко оказалась долина от эффективной поддержки артогнём с Эйгера.
Хок тяжело вздохнул. Тактически рота расположилась на отроге. Засела вдали от помощи и вот-вот собиралась вступить в бой всеми своими тремя взводами, ведомыми наивными новичками. Тихонечко промолвив 'мать твою', он развернулся и швырнул палку в кучу из поваленных деревьев и кустарника, которая отделяла зону высадки от линии окопов, защищая её. В голове вновь зазвучала преследовавшая его целый день мелодия 'блюграсс'. Он слышал, как 'Сельские ребята' - слаженно, Чарли Уоллер быстро перебирает лады гитары, - поют о том, как гибнет вся экспедиция в преждевременной попытке подняться на вершину Маттерхорна в Швейцарии. Хок закрывает уши ладонями, чтобы остановить мелодию, и гной из открытой раны от тропической язвы на руке размазывается по правому уху. Он вытирает руку о замызганную штанину, смешивая свежий гной со старым, с кровью раздавленных пиявок, жиром пролитых консервированных спагетти и фрикаделек, с влажной глиной и сальными растительными остатками, покрывшими истлевающую хлопчатобумажную ткань его маскировочной лесной формы.
Один за другим морпехи патруля, залитые пóтом и дождём, согнувшись, показывались из джунглей. Хок одобрительно хмыкнул, увидев Мелласа рядом с капралом Фишером, где ему и надлежало находиться до тех пор, пока командир роты лейтенант Фитч не решит, что Меллас готов принять на себя ведущую роль. Хок не знал, как реагировать на Мелласа. Ждёшь, что он окажется в неправильном месте, а он вдруг оказывается в правильном. Старшина Сиверс, первый ротный сержант, передал сообщение, полученное по батальонной радиосети из Куангчи, что Меллас поступал в мудрёный частный колледж, а школу основной спецподготовки в своём классе окончил вторым. Мудрёный колледж соответствовал хорошим оценкам в школе основной спецподготовки, но это же заставляло Хока беспокоиться о том, что они заполучили человека, который считает, что школьные способности превыше опыта и мужества. Ещё больше беспокоило замечание старшины Сиверса о том, что когда Меллас появился в отделе по делам ЛС дивизии в день нового года, то есть шесть дней назад, то попросился во взвод оружейной поддержки вместо стрелкового взвода.
Сиверс заключил, что Меллас пытается избежать выходов на патрулирование, но Хок не был так уверен. Он воспринимал Мелласа не как труса, а просто как вероятного политика. Командир взвода оружейной поддержки, в котором традиционно имелись три 60-мм миномёта и девять ротных пулемётов, обретался вместе с группой командования роты. Поэтому у него был постоянный контакт с командиром роты, - в отличие от командиров стрелковых взводов, которые были изолированы внизу, в линиях окопов. Но сейчас лейтенантов не хватало, чтобы укомплектовать все стрелковые взводы, а так как действия в основном требовали участия лишь взвода или даже меньшего по численности подразделения, то пулемёты постоянно находились в стрелковых взводах, по одному на отделение, оставляя миномёты, с которыми мог управиться и капрал. Но Меллас не соответствовал стереотипу честолюбивого офицера. Для начала, он даже не выглядел старше парней, которыми ему предстояло командовать. Кроме того, он не выглядел и особенно подготовленным: чтобы всё на своём месте, чтобы паруса под нужным углом к ветру, чтоб добиваться того, что честолюбивый офицер назвал бы 'начальствующим видом'. С другой стороны, небрежный вид мог оказаться наплевательской позицией привилегированной интеллектуальной элиты 'Лиги плюща', что-то сродни липкой ленте на туфлях и джинсам с прорехами; элите, которая с самого начала знает, что держит курс прямиком на Уолл-Стрит или в Вашингтон, к костюмам-тройкам. К тому же Меллас был симпатичен, с чертами, которые Арт, ирландский дядюшка Хока, называл знаками собственной ручной работы господа, что было плюсом в гражданской жизни, но почти препятствием в корпусе морской пехоты. Более того, он резко контрастировал с другим новым вторым лейтенантом, Гудвином, который читался гораздо проще. Успехи Гудвина в школе основной спецподготовки были весьма скромны, но Хок видел, что получил в руки прирождённого охотника. Мнение такое сложилось в первые же десять секунд, как только он увидел двух лейтенантов. Вертолёт, который доставил их на гору, на всём пути в зону высадки находился под пулемётным огнём. Обоим лейтенантам пришлось вываливаться с обратной стороны борта и нырять в ближайшее укрытие, но только Гудвин высунул потом голову, чтобы определить, откуда ведёт стрельбу пулемёт СВА. Трудность Хока с Гудвином заключалась, однако, в том, что хотя хорошие инстинкты необходимы, в современной войне их недостаточно. Война стала слишком технической и слишком сложноорганизованной, - и именно это сделало её слишком политизированной.
Санитар Фредриксон заставил Фишера лечь на спину прямо в грязь перед палаткой Фишера и спустить штаны. Морпехи второго отделения, которые не сидели по окопам в наблюдении, собрались полукругом за спиной Фредериксона. Фишер пытался шутить, но улыбка выходила слишком натянутой. Док Фредериксон обратился к Джейкобсу, старшему по званию командиру огневой группы у Фишера: 'Скажи Гамильтону, пусть вызывает старшего санитара. Скажи, что вероятно может понадобиться экстренный вертолёт для эвакуации'.
- Э-э-экстренный, - повторил Джейкобс, ещё больше заикаясь, чем обычно, и отправился вверх по склону. Фредериксон обратил к Мелласу свои серьёзные и внимательные глаза на узком лице.
- У Фишера пиявка в пенисе. Она заползла в уретру во время патрулирования, и я не уверен, что смогу её вытащить.
Фишер лежал на спине, закинув руки за голову. Как почти все морпехи, в лесу он не носил нижнего белья, чтобы избежать воспаления промежности. Уже несколько часов прошло с тех пор, как он мочился в последний раз.
Меллас посмотрел на клубящийся туман, в мокрое улыбающееся лицо Фишера. Он выдавил из себя смешок. 'Тебе надо найти пиявку-извращенку', - сказал он. Он сверил время. Меньше двух часов до темноты. Ночная эвакуация на такой высоте и при такой погоде будет невозможна.
- Можешь надеть штаны, Фишер, - сказал Фредриксон. - Не пей воды. Здесь неподходящее место для ампутации.
Тяжело дыша, сверху вернулся, оскальзываясь, Джейкобс. Возле самого кольца любопытных друзей Фишера его остановил Басс. 'Я п-передавал сообщение, сержант Басс'.
- Ладно, - сказал Басс. - Собери вещи Фишера. Раздай его боекомплект и сухпайки. Отдай лейтенанту его винтовку, чтобы больше не одалживал мою. Намечался у него сегодня ночью пост подслушивания или что-то подобное?
- Н-нет, ведь у нас сегодня был дозор, - ответил Джейкобс. Его длинное и обычно умиротворённое лицо выражало озабоченность, широкие плечи ссутулились. Несколько секунд назад он был командиром огневой группы; сейчас под ним оказалось всё отделение.
Меллас открыл было рот, чтобы заявить, что решение о том, кому временно принимать отделение, остаётся за ним, но увидел, что решение уже принято Бассом. Он прикрыл рот. Он понял, что если 'включит босса', то потеряет тот маленький авторитет, который, как ему казалось, у него уже имелся.
Фредериксон повернулся к Мелласу: 'Думаю, нам следует переместить его на посадочную площадку. Скоро он всё почувствует. Не представляю, когда вертушка сможет сюда добраться, - он посмотрел на тёмный стелющийся туман. - Если она здесь скоро не появится, то я не знаю, что случится. Думаю, что-то у него внутри может поддаться, а если она пролезет в почку или вырвется на свободу во внутренности... - он покачал головой и посмотрел на свои руки. - Я просто не очень хорошо знаю внутренности человека. Нас не обучали этому в школе полевой медслужбы'.
- А что старший санитар? - спросил Меллас, имея в виду госпитального санитара второго класса Шеллера, ротного санитара и начальника Фредриксона.
- Не знаю. Он санитар второго класса, но думаю, что он всё время торчал в лаборатории. И здесь только потому, что кого-то задолбал в пятой медшколе. Он здесь лишь на неделю дольше вас.
- Он бесполезен, - сплюнул Басс.
- Почему ты так говоришь? - спросил Меллас.
- Он жирный придурок.
Меллас не ответил, раздумывая, что же нужно предпринять, чтобы попасть Бассу в хороший список. В первый же день приезда, когда Меллас отчаянно хотел всем понравиться, Басс не облегчил ему задачу. Басс командовал взводом почти месяц вообще без лейтенанта и быстро дал понять, что он уже служил свой первый срок во Вьетнаме, когда Меллас ещё только начинал учёбу в колледже.
- А вот и он, - сказал Фредриксон. Шеллер, подобно всем ротным санитарам ходивший под прозвищем 'Старший Кальмар', пыхтя, спускался по склону, и его полевые ботинки были так же черны, как и у Мелласа, а униформа ещё не выцвела от постоянных дождей и прочих внешних факторов. Круглое лицо, военно-морские очки в чёрной оправе, на голове - панама. Среди худых и стройных морпехов он был явно не к месту.
- Что случилось? - радостно спросил он.
- Это Фишер, - ответил Фредриксон. - К нему в уретру проникла пиявка.
Шеллер скривил губы.
- Звучит неважно. Никак к ней не подобраться, я думаю. Мочиться он может?
- Нет, - сказал Фредриксон. - Как раз поэтому мы и догадались.
- Если б он мог поссать, ты бы нам был не нужен, - буркнул Басс.
Шеллер быстро взглянул на Басса и уставился в землю.
- Где он? - спросил он у Фредриксона.
- Там внизу, собирает манатки.
Шеллер пошёл туда, куда указал Фредриксон. Фредриксон повернулся к Бассу и Мелласу и пожал плечами, как бы говоря 'вы же мне говорили', и отправился за ним. Басс фыркнул брезгливо: 'Жирный ублюдок'.
Шеллер снова заставил Фишера снять штаны. Спросил, когда он мочился в последний раз, посмотрел на небо, затем - на часы. Он обратился к Мелласу: 'Его нужно эвакуировать. Срочно. Пойду доложу шкиперу'.
- Шевелись, Фишер, - сказал Басс. - Ты уезжаешь из леса. Тащи задницу к зоне высадки.
Фишер ухмыльнулся и побежал к своей палатке, на ходу натягивая штаны. Басс повернулся в сторону окопчиков, сложил ладони рупором и крикнул: 'Кто хочет отправить почту, пусть отдаст её Фишеру. Он эвакуируется'. Немедленно началась всеобщая суета. Люди исчезли в палатках и боевых ячейках и зарылись в мешки и пластиковые пакеты, в которых прятали письма от сырости.
- Джейкобс, - крикнул Басс, - скажи этому чёртову Недолёту, Поллини, поменяться рубашками с Фишером. Он выглядит как Джо Старьёвщик. А Кервину из третьего взвода скажи поменяться с ним штанами.
Джейкобс, благодарный за возможность выслужиться, отправился собирать наиболее изношенные вещи в отделении, чтобы поменять их на менее изношенные вещи Фишера.
Вернулся Шеллер и произнёс упавшим голосом: 'Скоро он будет корчиться от боли. Я могу вколоть ему обезболивающее, но не знаю, что произойдёт с его мочевым пузырём и почками'.
- Ну и мы не знаем, - сказал Басс, - мы-то ведь не учились в модной военно-медицинской школе.
Шеллер посмотрел на Басса, хотел что-то сказать, но передумал. Вечная угрюмость Басса, его широкие плечи и крепкие руки не располагали к ответным дерзостям.
- Сделай для него всё, что можешь, - быстро вмешался Меллас, стараясь снять напряжение между этими двумя. Меллас обратился к Бассу: 'Ты, наконец, отправишь свой роман в почтовый ящик?'
Басс засмеялся. Он влюбился в двоюродную сестру Фредриксона, старшеклассницу, увидев её на фотографии из альбома. Несколько дней он писал ей письмо, оно уже занимало пятнадцать страниц. Они оба заспешили в палатку Мелласа.
- Не могу поверить, - сказал Меллас, - чтобы без пяти минут штаб-сержант Басс, крутой парень, влюбился по переписке.
- Это потому что вам некому больше писать кроме матери, - парировал Басс.
Стрела попала в цель. Меллас вспомнил Анну и ту последнюю ночь, когда она отвернулась от него в постели. Вспомнил поездку в Мексику, как она плакала на деревенской площади, выведенная из себя его желанием исследовать следующий городок. Он смотрел на неё в замешательстве, любя и не понимая, что делать.
Меллас забрался в палатку и стал рыться в поисках бумаги и ручки. Он решил ей написать. Письмо начиналось задорно: 'Мы находимся в месте, называемом Маттерхорн. У меня всё хорошо, и т.д.' Он склеил вместе липкие клапана особого конверта. В джунглях было столько влаги, что обычные конверты слипались друг с другом раньше, чем кто-либо мог их употребить, а летом вода была столь драгоценна, что люди определённо брезговали облизывать что-либо.
'Эй, мистер Меллас'. Всякий раз, используя формальную, традиционную формулу военно-морского обращения, Басс подчёркивал, что Меллас по-прежнему оставался неопытным лейтенантом.
Меллас ничем не мог возразить. Басс был совершенно корректен. 'Да, сержант Басс'.
- Если птичка не прилетит и Фишер не сможет отлить, что тогда произойдёт? Он раздуется и лопнет?
- Не знаю, сержант Басс. Думаю, что-то похожее.
- Вот ведь незадача, - промолвил Басс. - Пойду, посмотрю, не уснул ли Коротышка.
Меллас не улыбнулся тому, что, по его мнению, было неосознанным каламбуром. Он вполз вслед за Бассом в тёмное нутро палатки, где восемнадцатилетний радист Басса Коротышка нёс радиовахту. Он был такой тщедушный, что Меллас только диву давался, как он умудряется таскать тяжёлую радиостанцию во время патрулирования. Коротышка, намотав на шею тёмно-зелёное полотенце, читал порнографическую книжку, которая выглядела так, будто прошла через руки всех радистов батальона.
- Выясни, нет ли известий о санитарной вертушке, - сказал Басс. Он прошёл вглубь палатки. Меллас последовал за ним, переползая по раскиданным одеялами вонючим подстёжкам плащ-палаток и, падая на надувной матрас Басса, ударился коленками о землю.
Коротышка не ответил, но, подняв трубку, начал вызывать: 'Браво-браво-браво, 'браво-раз' '.
- Это 'Большое браво', - прошипела рация. - Говори.
- Что там с вертушкой? Приём.
- Минуту. - Наступила короткая пауза. Меллас смотрел на Коротышку, который снова листал книжку, прислушиваясь к слабому шипению приёмника. Щёлкнула электропомеха, когда кто-то подключился на другом конце. В эфире зазвучал другой голос. - 'Браво-раз', это 'браво-шесть'. Дай командира. - Меллас знал, что 'шесть' - это шкипер, лейтенант Фитч, и он хочет говорить с Мелласом лично, - с фактическим командиром первого взвода, а не с тем, кто отвечает за рацию.
Немного нервничая, Меллас взял у Коротышки трубку и подключил её: 'Это командир 'браво-раз'. Приём'.
- С твоей птицей неясно. В долине густой туман от самой базы огневой поддержки 'Шерпа' и далее. Попробовали отправить одну птичку, но обнаружить нас не смогли. Так как у нас есть пара часов до того, как твоей литере 'фокстрот' станет совсем худо, то они подождут на Шерпе, может, прояснится. Приём.
- Я думал, что это экстренный вертолёт, - оветил Меллас. - Приём.
- Мы и запросили его как экстренный. Ему не поднимут категорию срочности, покуда не станет настолько плохо, что парень помрёт, если не вывезти. Приём.
Меллас понял, что рисковать вертолётом и экипажем не хотят, если можно подождать пару часов, и тогда, может быть, погода улучшится. 'Принято, 'браво-шесть'. Понял. Подождите'. Басс подавал Мелласу знаки. Меллас отключил кнопку передачи на трубке.
- Спросите у него, получен ли приказ на 'класс-шесть', - попросил Басс.
- Что такое 'класс-шесть'?
- Просто спросите.
Меллас подключил трубку: ' 'Браво-шесть', помощник-раз хочет знать, получим ли мы 'класс-шесть'. Приём'.
Фитч подключил трубку, и Меллас услышал обрывок смеха. 'Скажите помощнику-раз, что всё получили, как заказано'.
- Принял. Спасибо за информацию. Конец связи.
Меллас обернулся к Бассу: 'Что ещё за 'класс-шесть'?
- Пиво, сэр, - лицо Басса оставалось каменно невинным.
Меллас почувствовал себя непрофессиональным глупцом. Желваки на скулах заиграли от злости. Он опростоволосился на весь командный пост.
Басс же просто посмотрел на него и улыбнулся: 'Им надо напоминать, лейтенант, иначе о вас забудут'.
Хок наблюдал за тем, как капрал Коннолли, командир первого отделения у Мелласа, на своих коротких мощных ногах взбирается в гору по слякоти между искорёженных пней. Он догадывался, что Коннолли предпринял столь многие усилия ради одной цели - ради пива.
Коннолли остановился перевести дух, затем крикнул: 'Эй, Джейхок. Ты там торчишь, потому что из тебя сделали замкомандира?'
Хок улыбнулся, услышав родной бостонский акцент. Он заклекотал и поднял правую руку, согнув пальцы когтями, в которых вся рота узнавала знак силы ястреба, пародию на кулак чёрной силы или знак мира антивоенных демонстрантов, в зависимости от того, какое политическое движение Хок желал высмеять в данный момент времени. Он гаркнул: 'Шулер, я могу делать всё, что хочу. Я второй лейтенант'. Он провёл несколько боксёрских приёмчиков с невидимым противником, поднял кулаки над собой, как победивший профессиональный боксёр, и крикнул: 'Я Вилли Пеп. Веду тринадцатый раунд в знаменитом бою после возвращения'. И пустился в пляс, держа руки над головой и выставив пальцы когтями.
Несколько бойцов, засевших внизу в окопах, повернули головы. Увидев, что это Джейхок исполняет танец ястреба, они привычно продолжили рассматривать стену джунглей поверх винтовочных стволов.
Хок перестал кривляться. Глаза сделались пусты. Мелодия 'блюграсс' вернулась: 'Люди попробовали подняться на Маттерхорн и погибли'. Пятиструнное банджо вступило вслед за жалобной скрипкой, и пронзительные голоса с Аппалачей затянули горький плачь восточного Теннесси: 'Маттерхорн, Маттерхорн'. Хоку хотелось покинуть джунгли. Хотелось сжимать в объятиях вкусно пахнущую податливую девчонку. Хотелось домой к маме и папе. Однако он понимал, что не бросит Фитча и всю роту 'браво' с тремя необстрелянными 'брусками масла', пока те не вникнут в суть дела или не погибнут, - таковы уж две возможности в бою для новеньких вторых лейтенантов.
Коннолли добрался, наконец, задыхаясь, до Хока и спросил: 'Эй, когда же мы получим 'класс-шесть'?
- Так я и знал, Шулер. Я тебе кажусь предсказателем?
- Вертолёт пробьётся?
- Ты, должно быть, действительно думаешь, что я прорицатель, - ответил Хок. - Но если б твоё отделение могло делать хоть что-то ещё помимо засорения джунглей пакетами из-под 'Кул-Эйда' и обёртками от тропических шоколадок, тогда, может, мы бы обнаружили пулемёт гуков, чтобы летуны могли унести нас на какой-нибудь грёбаной птице.
- Не хочу я обнаруживать никакие пулемёты гуков.
- Я еле-еле смог догадаться.
- Эй, Джейхок.
- Что? - с тех пор как они попали в лес, Хок не возражал, чтобы его называли по прозвищу.
- Рота должна была получить почту.
- Спасибо. А ты что, 'дорогая Эбби' или как?
- Хотел бы я быть 'дорогой Эбби'.
- Она слишком стара для тебя. Возвращайся к своему стаду, Коннолли.
- Твою жопу повысили до замкомроты, и вот мы уже скоты.
- Отсоси.
- Почему из тебя не сделали шкипера? Ты в джунглях дольше, чем Фитч.
- Потому что я второй лейтенант, а Фитч - первый лейтенант.
- По мне, так всё едино.
- Ну, ты же не 'Большой Джон-шесть', поэтому всем всё равно, что ты думаешь. И тебе не стать командиром первого отделения первого взвода, если не перестанешь цепляться ко мне.
- Так отстрани меня от командования и отправь домой с позором. - Коннолли развернулся и пошёл вниз, подтягивая не по размеру большие штаны на поясницу. Волочащиеся края штанин обтрепались и покрылись грязью от того, что он постоянно на них наступал.
Хок ласково улыбнулся в спину Коннолли. Он сунул руки в карманы, и улыбка сменилась гримасой, так как края карманов потревожили тропическую язву. Он посмотрел, как Коннолли на пути к окопам исчезает в сумраке, минуя Мелласа, поднимающегося ему навстречу. Он вздохнул и методично, и твёрдо, стал колотить палкой о ствол, пока не сломал. Чего ему действительно хотелось, так это вылезти из сырой грязной одежды и свернуться замертво калачиком. Затем вернулась песня.
Меллас знал, что Хок видел, как он поднимается поговорить, но отвернулся, чтобы без него проделать короткий путь наверх до выровненной посадочной площадки. Его охватил приступ гнева от несправедливости, с которой такие парни как Хок и Басс обращаются с ним только потому, что попали сюда раньше, чем он. Каждому когда-то приходится быть новичком. Чувствуя себя маленьким мальчиком, который старается догнать старшего брата, он продолжал подъём. Он видел, как Хок присоединился к небольшой группе морпехов, сгрудившихся вокруг Фишера, и кто-то из них, в котором, как ему показалось, он узнал комендора штаб-сержанта... Как его, бишь? Господи, имена! Надо записывать их в блокнот, чтоб запомнить.
Когда Меллас, задыхаясь, поднялся на площадку, он увидел, что Фишер корчится от боли. Фишер садился на рюкзак, ложился на бок рядом с ним, поднимался, потом проделывал всё опять. Хок рассказывал историю, и все вокруг кроме Фишера смеялись, хотя Фишер стоически улыбался. Меллас позавидовал лёгкости общения Хока с людьми. Он колебался, не зная, как объявить своё присутствие. Хок снял его затруднение, первым приветствуя его: 'Эй, Меллас, просто хотел посмотреть, как это Фишеру удаётся эвакуироваться без единой царапины, а? - Фишер вымучил улыбку. - Знаю, ты уже знаком с комендором штаб-сержантом Кэссиди'. Хок указал на бойца, которому, как показалось Мелласу, было уже под тридцать, судя по званию и сильно изношенному лицу. Кэссиди порезался, и инфицированный порез сочился гноем. Сложив вместе перцово-красный цвет кожи, имя и сельский акцент, Меллас признал в нём деревенщину с шотландско-ирландскими корнями.
Кэссиди просто кивнул Мелласу и уставился на него узкими голубыми глазками, явно оценивая.
Хок обратился к остальным: 'Для тех, кто не из первой ватаги, это - лейтенант Меллас. Он у нас о-три'. Когда просьбу Мелласа назначить его диспетчером авиационного крыла отклонили, ему присвоили военно-учётную специальность (ВУС) 0301 'пехотный офицер, без опыта'. Если через полгода он останется жив, его возвеличат до 0302 'пехотный офицер, с опытом'. Все специалисты морской пехоты обозначались как 'о-три' с добавлением пары других цифр: 0311 'стрелок', 0331 'пулемётчик'. Кода 'ноль-три', называемого 'о-три', страшились многие морпехи, потому что он означал несомненное участие в боях. Все остальные ВУСы предназначались поддерживать 'о-три'. Этот код - душа и сердце корпуса МП. Немногие получали звания старших командиров, не пройдя через него.
Раздались вежливые голоса 'Сэр!' и 'Здравствуйте, сэр!' с очевидным чувством облегчения, что Меллас оказался пехотным офицером, а не ещё одним офицером снабжения или автотранспортной службы. Генерал Найтцель, нынешний командир дивизии, решил, что раз каждый морпех - это обученный стрелок, то логически следует, что каждый командир морской пехоты должен обладать опытом командования стрелковым взводом в течение, по крайней мере, девяноста дней. Изъян в логике генерала заключался в том, что после того, как непехотный офицер наделает неизбежных ошибок, которые делают все новые офицеры в бою и за которые расплачиваются войска под его командованием, его переводили назад в тыл, на первоначальную военно-учётную специальность, предоставляя войскам доводить до ума ещё одного офицера-новичка и умирать из-за ошибок этого новичка.
Меллас понимал, что Хок делал ему одолжение, объявляя группе, что он такой же, как и они, 'ворчун'. Часть досады на Хока рассеялась. Он начинал понимать, что такова была типичная реакция на Хока: люди просто не могли долго сердиться на него.
Меллас присоединился к Хоку и Кэссиди, наблюдавшим за Фишером. Хок тихонько заговорил, обращаясь только к Мелласу и Кэссиди, так, чтобы никто, включая Фишера, не услышал его: 'Я только что отправил Фредриксона запросить экстренный вертолёт для эвакуации. Если через пару часов мы его не получим, тогда я не знаю, что произойдёт'. Фишер пристально наблюдал за Хоком и Мелласом.
Меллас обратился к Фишеру: 'Потерпи, приятель'. Меллас старался казаться весёлым, но не мог подавить чувство раздражения от того, что теряет опытного командира отделения.
- Терплю, лейтенант. Хотя хотелось бы, конечно, поссать. По крайней мере, я таки отвезу Линдси отсюда в Гонконг. - Это Фишер обратился к несчастному морпеху из третьего взвода, тоже одетому в гниющие обноски.
Линдси улыбнулся Фишеру. Он сидел в зоне высадки уже три дня, дожидаясь вертолёта, который отвёз бы его на 'отдых и выздоровление'. 'Нужно вывернуть потроха наружу и завещать их пилотам, прежде чем хоть один из них доберётся до этой зловонючей горы'.
- Вот-вот, - отозвался Фишер. Так везде говорили стоические 'ворчуны'. Последнее его слово прервала судорога, он застонал. Меллас отвернулся. Линдси наблюдал за Фишером. Было ясно, что ему доводилось видать боль и раньше.
Хок присел на корточки рядом с Фишером: 'Всё будет хорошо, боец. Болит, да? Мы посадим тебя в вертушку. Сейчас пришлют птичку. Ты же не думаешь, что эти летуны способны пропустить киношку на своей авиабазе в Куангчи, ведь так?'
Фишер улыбнулся и вдруг выгнулся от неудержимого спазма, пытаясь снять напряжение.
- Почему так долго вызывают вертолёт? - спросил Меллас.
Хок посмотрел на него, лёгкая улыбка коснулась его губ: 'Ого, брюзжишь сегодня? - Он смягчился. - Ты вызываешь слишком много чрезвычаек и получаешь репутацию ноющего по каждому поводу. Диспетчер ставит твои запросы в первую очередь, и первая очередь превращается в обыденное дело. А вот когда тебе действительно нужно срочную птичку, то птичек для тебя не оказывается вовсе. Если думаешь, что я шучу, то просто потолкайся поблизости'.
- А у меня есть выбор?
- Мой мальчик, ты зелен, но быстро учишься, - прозвучало как подражание У.К. Филдсу; это раздражало Мелласа, но парням, по-видимому, нравилось.
- Я вообще шустрый.
Хок обратился к отпускнику: 'Эй, Линдси, сходи-ка, приведи старшего санитара'.
Линдси устало поднялся на ноги и посмотрел на Фишера. 'Что ему сказать?' - задал он вопрос Хоку.
- Скажи, что Фишеру хуже. - Хок, казалось, был не прочь растолковать то, что Меллас считал совершенно очевидным фактом.
Линдси потрусил вниз к командному посту.
- Как так плучается, что из леса уезжает Линдси, а не Мэллори? - Задавший вопрос морпех был круглолиц, чернокож, имел отвислые усы как у Хо Ши Мина и небольшие светлые пятна на лице из-за каких-то кожных проблем. Все затихли. Политическая антенна Мелласа выдвинулась на всю длину.
- Говори 'сэр', когда обращаешься к офицеру, - произнёс Кэссиди. В его голосе соединились авторитет инструктора по строевой подготовке и простая неприязнь.
Морпех, заколебавшись, сглотнул. Глядя на него в упор, Хок отрезал: 'Китаец, не время и не место'.
- Это точно. Для чёрного никогда нет ни времени, ни места.
- 'Сэр', - тихо сказал Хок, прежде чем Кэссиди успел открыть рот. Меллас видел, что Кэссиди заметно злится, но придерживает язык, потому что Хок всё взял в свои руки.
Мгновение длилась внутренняя борьба на стороне Китайца. 'Сэр', - наконец, ответил он.
Хок молчал. Он просто смотрел на Китайца. Китаец стоял на месте, очевидно ожидая ответа на свой вопрос. Два товарища Фишера, которые были чернокожими и стояли рядом, неосознанно придвинулись ещё ближе.
- Сэр, - сказал Китаец, - со всем уважением, сэр, морпехи интересуются, почему младший капрал Мэллори, страдающий от головных болей и от возможного повреждения мозга, не улетает отсюда вместе с младшим капралом Линдси, страдающего от недостатка женского общества?
Вопрос повис в сереющем воздухе сумерек. Кэссиди упёрся кулаками в бока и слегка подался вперёд, вот-вот готовый взорваться, когда Хок хохотнул и покачал головой. Кто-то хихикнул. 'Китаец, чёрт подери, зачем ты пудришь нам здесь мозги, под грёбаным дождём, когда ты сам прекрасно знаешь, что... - Хока поднял один палец, - во-первых, никто из нас не уверен, что у Мэллори на самом деле мигрень, включая и тебя самого, если только ты недавно не получил медицинскую степень, а я упустил это из виду; во-вторых... - он выставил второй палец, - даже если и так, он всё равно может действовать в бою в полной мере или, в конце концов, в той мере, в которой Мэллори вообще действует в бою; в-третьих... - теперь был выставлен большой палец, - я уже говорил о вызове срочных вертолётов, когда они на самом деле не нужны; и в-четвёртых... - он загнул большой палец обратно, выставив остальные четыре, - добавлять лишние сто шестьдесят фунтов - плюс амуниция - на этой высоте, не имея ни малейшего понятия, сколько на птичке уже имеется груза, означает риск того, что из леса вообще никто не выберется'.
- Линдси весит сто шестьдесят фунтов.
- 'Сэр', - добавил Хок. Настойчивое требование Хока использовать 'сэр' имело столь же мало личной враждебности, как и материнское требование к своему дитя использовать 'можно мне' вместо 'могу ли я'.
- Сэр, - сказал Китаец.
- Он в чём-то прав, - сказал Меллас. Не будет вреда, если чёрные будут знать, что он не предвзят.
Открыв рот, Хок посмотрел на Мелласа. Китаец тоже посмотрел на Мелласа; его удивление было очевидно, но лучше скрыто. Тем не менее, Меллас видел, что здесь он заработал очко. Но также понял, что с комендором Кэссиди очко он потерял. Лицо Кэссиди побледнело, глаза сузились в два маленьких синих камешка.
Хок не пытался скрыть своё раздражение. Он обратился к Мелласу и Китайцу: 'Линдси провёл в лесу одиннадцать месяцев, Мэллори - три. Линдси ждёт в зоне высадки уже три дня, и если не уберётся до того, как нас выпихнут на операцию, то совсем пропустит свой отпуск. Линдси никогда не жалуется, а от Мэллори мы ничего кроме жалоб не слышим. Если мы отпустим Мэллори, то тогда любой сможет отправляться в тыл всякий раз, как заявит нам, что у него там что-то заболело. Господи, да у нас у всех что-то болит! Ты знаешь так же, как и я, почему это никогда не случаться'. Последние три слова, пародируя вьетнамский акцент, Хок произнёс медленно и именно Китайцу.
Меллас почувствовал, что лицо его краснеет, и пожалел об этом, отчего покраснел ещё сильней. Он заметил, как Китаец бросил взгляд на двух братишек, но те прикинулись безучастными. Китаец посмотрел на него. Лицо Мелласа с плотно сомкнутыми губами не отразило ничего.
Мгновение поколебавшись, Китаец уступил: 'Просто указываю на нестыковку, лейтенант Хок', - сказал Китаец.
- Да, я слышал.
Застонал Фишер, и Хок с Китайцем обернулись к нему, с радостью используя стон как возможность отступить от противостояния. Кэссиди повернулся к группке спиной и пошёл с площадки.
- Ох, чёрт возьми, лейтенант Хок, мне надо срочно отлить. Ох, мать его! Почему они ещё не здесь? - Фишер чуть не плакал. - Ох, драть этих ублюдков! Драть ублюдков! - Он попробовал встать, стараясь ослабить давление, но тут же издал крик боли и стиснул зубы. Хок подхватил его, чтобы тот не упал. Фишер поморщился и сказал: 'Вот дерьмо. Не могу ни встать, ни лечь'.
- Потерпи, Фишер, тебя увезут - моргнуть не успеешь, - сказал Хок. Он сел на рюкзак и взял Фишера под мышки, удерживая в положении между стоя и лёжа и принимая почти весь вес Фишера на себя.
Меллас почувствовал себя покинутым и - глупым. Он прекрасно понимал, зачем брякнул нелепость, но он и подумать не мог, что, вставляя свои два цента в дело расовой справедливости, он, скорее всего, навлечёт на себя неразбавленный укор Хока перед лицом стольких людей. Тем не менее, он догадывался, что его комментарий облетит всю роту. Он не сожалел о том, что выложил свою точку зрения; он сожалел о том, что оказался неуместным. Тогда он стал обдумывать, что будет лучше: оставаться здесь, наверху, в зоне высадки с Фишером, или пойти вниз, в окопы, к своему взводу, или отправиться к комроты лейтенанту Фитчу и подсобить ему с вертолётом? И решил, что лучше всего помалкивать и не задавать слишком много вопросов.
Хок с тревогой посмотрел на опускающиеся тучи, потом вниз по склону, на линии окопов. 'Вся почта готова к отправке?' - спросил он, не глядя на Мелласа.
Мелласу понадобился миг, чтобы сообразить, что Хок обращается к нему. 'Да, - ответил он. - Ты на ней сидишь. Она вся у Фишера в рюкзаке'.
Через несколько минут Шеллер, старший санитар, и лейтенант Фитч, шкипер, поднялись на площадку с командного поста. Рядом с Шеллером Фитч выглядел маленьким, почти котёнком. Подойдя к Фишеру, Фитч быстро взглянул на него и обратился к Мелласу и Хоку. Весь вид его светился полувесельем-полуозорством, подчёркнутым щегольскими усиками, за которыми он тщательно ухаживал. 'Сдаётся мне, Фишер пошёл и хорошенько трахнул сам себя, а? - сказал он и добавил, обратившись к Фишеру, - Как тебе это удалось после того, чтó ты притащил на своё херу из Тайбэя? Я слышал, что бывают разносчики, но ты - это что-то особенное'. Он отвернулся и стал ждать с остальными, пока Шеллер щупал Фишеру пульс.
Лицо присоединившегося к ним Шеллера выражало тревогу. 'Шкипер, если не вывезти его в течение часа, то стемнеет и он не выдержит. Его сердце уже скачет, даже с морфином. Мне нечего ему дать кроме морфина, ну а когда его слишком много... ну, вы понимаете. Поэтому я приберегу вторую сиретту. На всякий случай'.
- На случай чего? - спросил Фитч.
Никто не сказал ни слова, пока Фитч не прервал молчание: 'Что ты сделаешь, если вертолёт не прилетит?' - спросил он.
- На ум приходит только попробовать проделать отверстие, чтобы снять давление. Ему это не понравится.
- Не думаю, что в следующий час это будет иметь для него большое значение, - сказал Хок.
- Что слышно о вертушке? - спросил Меллас.
- Всё одно и то же, - ответил Фитч. - Единственное, как они смогут попасть сюда, это проскользнуть под тучами прямо над склоном горы. Будем надеяться, что им хватит пространства, - он помолчал. - И света, - добавил он тихонько.
- Мне потребуется место, чтобы поработать над ним, и почище, чем эта площадка, Шкипер, - сказал Шеллер. - Я не могу делать это в грязи. - Он был бледен и учащённо дышал. - Ещё мне нужно много света, поэтому место должно быть светонепроницаемо.
- Воспользуйся моей палаткой. Если он останется на всю ночь, мы со Сником как-нибудь устроимся, - сказал Фитч, имея в виду Релсника, батальонного радиста.
- О господи, нет, Шкипер, - вмешался Фишер, который всё время к ним прислушивался. - Они должны меня вывезти!
- Не беспокойся, - ответил Фитч, - Если придётся оперировать, то мы сделаем с него фотографию, прежде чем начнём. Так у тебя будет какое-никакое доказательство, чтобы подтвердить свои легенды. - Фишер кое-как усмехнулся. Меллас ёрзал, переминаясь с ноги на ногу.
Фитч обратился к Мелласу: 'Скоро совсем стемнеет. Нам лучше провести совещание с командирами минут так через пять, чтоб хоть писать было можно'.
- Хорошо, Шкипер, - ответил Меллас и снова заколебался, остаться ли ему с Фишером или пойти с Фитчем. Он посмотрел на Фишера: 'Не унывай, Фишер', - сказал он. Фишер кивнул. Меллас отправился вслед за Фитчем.
***
Боком они заскользили на ботинках по грязи крутого склона и приехали к ротному командному пункту. КП был таким же убежищем, что и все прочие: две плащ-палатки, наброшенные на кабель связи, - но отличалось от остальных тем, что по нижнему его краю шёл земляной вал, чтобы не пропускать ветер и свет, а над ним в муссонном воздухе медленно колыхалась большая антенна радиостанции 'два-девять-два'.
Фитч причесался перед стальным бритвенным зеркальцем, вставленным в расщеп на обломке, оставшемся от разбитого дерева. Дождь припустил ещё сильней. Фитч сунул расчёску в задний карман и вполз в палатку, сразу за ним Хок. Мелласк колебался, не уверенный, был ли он приглашён.
- Господи, Меллас, - крикнул Хок, - разве тебе не хватает разума, чтобы уйти из-под проклятого дождя?
Меллас втиснулся в маленькое укрытие. Внутри оказались и два радиста: один для батальонной радиосети, другой для ротной. На провисший потолок палатки мерцающие тени отбрасывала свеча. Друг возле друга лежали три надувных резиновых матраса, накрытых подстёжками от плащ-палаток. По сторонам палатки разместились винтовки, фляги, боеприпасы и рюкзаки. У раций лежали журналы 'Севентин' и месячной давности 'Тайм', да ещё вестерн Луиса Ламура. Меллас не знал, куда деть свои грязные ботинки. Наконец он привалился спиной к рюкзаку и выставил ноги в проход.
Фитч представил радистов Мелласу, который тут же забыл их имена, и приказал одному из них вызвать взводных командиров на командирское совещание. Последовавший радиообмен между штабом роты и тремя взводами, начиная с приказания Фитча до полного завершения, занял менее двадцати секунд. Меллас, считавший, что радистам роты не мешало бы подтянуть дисциплину, был впечатлён.
Хок обратился к Фитчу: 'Разведка донесла, что Китаец опять мутит с братишками, у меня только что произошла маленькая стычка с ним на посадочной площадке. - Он посмотрел на Мелласа. - Не без некоей помощи'. Меллас уставился в грязь под ногами.
- А, дьявол, - сказал Фитч. - Что на сей раз?
- На сей раз лимиты на отпуск. Дерьмо собачье. - Хок повернулся к Мелласу. - Эй, Меллас, говорил ли тебе что-нибудь сержант Сиверс о том, что сержант Энджелл из роты 'чарли' меняется с Паркером двумя поездками в Тайбэй на одну в Бангкок?
В животе у Мелласа ёкнуло. Он смутно помнил, что Сиверс просил его передать Хоку что-то насчёт отпуска, но в тот момент это не имело значения, и он не хотел выглядеть глупо, прося пояснений.
- Нет, я не помню, чтобы он мне об этом говорил, - невозмутимо соврал он. Он не хотел ещё раз выглядеть глупцом, уже перед Хоком.
- Да? Ну, может быть, нам удастся к нему дозвониться на главной связи сегодня вечером.
- У вас в роте уже были расовые проблемы? - спросил Меллас, меняя тему разговора.
- Нет, не особенно, - ответил Хок. - Так, пара идиотов вечно скулит и всё баламутит. Здесь чёрные не могут скулить больше, чем белые. Все мы грёбаные ниггеры, насколько я могу судить.
- Кто такой этот Китаец?
- Наш местный Х.Рэп Браун, наш очень чёрный радикал, - сказал Фитч, улыбаясь, - иначе известный как младший капрал Роланд Спид. Но он не любит, когда его так величают. Кэссиди его ненавидит, но он хороший пулемётчик и ещё не давал повода к серьёзным проблемам. К тому же у нас есть и белые фанатики.
Радист, говоривший с батальоном, Релсник, мосмотрел на Фитча: 'Не могу удержаться, сэр. Вы не росли с ними бок о бок, как мы с Поллаком в Чикаго. Если б вы росли, вы бы их тоже ненавидели. Я к тому, что большинство чёрных здесь - приличные парни. Некоторые мне даже нравятся. Но это отдельные личности. А как расу, я их ненавижу'.
Фитч пожал плечами и посмотрел на Мелласа: 'Не отбить тебе места для логики'.
Оба радиста вновь уткнулись в журналы.
Внизу, на линии окопов, рядовой первого класса Тирелл Бройер, который прибыл на том же вертолёте, что и Меллас с Гудвином, швырнул складную лопатку в свою ячейку и показал ей средний палец. Руки и пальцы, непривычные к джунглям, были исцарапаны натянутой колючей проволокой, покрыты волдырями от рубки мачете и искромсаны инфицированными порезами от острых лесных трав. Он только что вернулся от колючей проволоки, уложенной ниже линии окопов, чтобы обнаружить, что его собственная ячейка наполовину завалена небольшим оползнем.
Он посмотрел на темнеющее небо и поправил тяжёлые пластмассовые очки на переносице. Страх, что его застукают в темноте без защиты, быстро вернул его на место. Он тут же устыдился своего страха. Он мог бы лежать там, на площадке высадки, как тот парень из второго отделения. Он продолжил копать, стараясь не обращать внимания на расколотый ноготь, пока не почувствовал, что кто-то присел на корточки над его окопом. Он повернулся и увидел выцветшие солдатские ботинки. Взгляд проследовал выше, до чёрного колена, выглянувшего в небольшую прореху на линялых штанах. Взгляд остановился на лице коренастого чернокожего морпеха с вислыми хошиминовскими усами. Гость сжал правый кулак, и они исполнили целый танец рукопожатия, общий для всех чёрных морпехов, - сложную цепочку ритмичных касаний костяшками, кончиками пальцев и рёбрами ладоней, что заняла несколько секунд.
- Откуда ты, братишка? - спросил гость, когда они закончили.
- Из Балтимора, - Бройер поглядел вниз на свою очень маленькую ячейку, чувствуя, как затруднительно будет выкопать её до того, как померкнет дневной свет, и придётся остаться на виду. Пластмассовые очки снова съехали вниз, и он быстро подтолкнул их назад.
- Не переживай из-за этой грёбаной норы, чувак. Накопаешься ещё для всяких козлов в следующие тринадцать месяцев - на всю жизнь хватит. Есть сигаретка?
- Да, - Бройер полез в карман и достал пачку пайковых сигарет. Предложил её незнакомцу, который улыбался ему, словно наслаждался какой-то шуткой. Он отметил, что незнакомец поражён витилиго, оставившей светлые пятна на лице и руках.
- Меня зовут Китаец, - сказал незнакомец. - Думаю, пойду, познакомлюсь с новыми братишками. - Китаец подкурил сигарету и сделал медленный вдох. - А тебя как звать, брат?
- Бройер.
- Блин, чувак. Твоё настоящее имя, не рабское.
- Тирелл, - ответил Бройер, недоумевая, рабское ли это имя или нет. Он испытал облегчение, когда Китаец ничего не ответил. - Ты из первого взвода? - спросил Бройер.
- Не-а. Вторая ватага. Пулемётное отделение. Однако меня знают все. Я как тот рекламный фургон, помнишь? - Китаец хрипло хохотнул. - Что думаешь о тех двух белых лейтенантах, что приехали тогда вместе с тобой?
- Я их не знаю. Они прилетели на ВБВ (VCB, Vandegrift Combat Base, Военная база 'Вандегрифт'. - Прим. Пер.) вертолётом уже после того, как мы добрались туда автоколонной.
- Кто бы сомневался, - сказал Китаец бесцеремонно. Он ожидал от Бройера продолжения.
- Кажется, они не такие уж негодные. Один - как бы деревенский лопух, болтает об охоте и такое прочее. Другой кажется порядочным. Хотя типа кол у него в заднице. Одно слово - студент.
- Ага, - Китаец посмотрел на джунгли, стоявшие едва ли в десяти метрах от того места, где они разговаривали. Бройер проследил за его взглядом до стены растительности. Она кропотливо оттеснялась боевыми ножами и шанцевым инструментом остальных бойцов взвода Бройера. Кое-кто стоял на страже в своих окопах, аккуратно сложив винтовки и обоймы перед собой и внимательно изучая тёмную линию деревьев.
