ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Марлантес Карл
Маттерхорн. Главы 12-23

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 9.89*16  Ваша оценка:

  ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
  Утро началось с лающего кашля мотора и позвякивания гусениц танка, отправляющегося к северному выходу ВБВ для сопровождения пустых снабженческих грузовиков назад, в Куангчи. Вскоре грохот автомобильных моторов заколыхал землю и передался деревянной платформе палатки, сотрясая страшно разболевшуюся голову Мелласа. Поллак, последним стоявший на радиовахте, разжёг шарик С-4, чтобы согреть кофе. Палатка наполнилась белёсым сиянием.
   Меллас выругал Поллака и натянул подстёжку плащ-палатки на голову. Фитч перевернулся на спину и лежал, разглядывая потолок. Остальные, все одетые полностью, включая ботинки, разминали затёкшие члены и скатывались с надувных матрасов на грязный деревянный пол.
  - Слышно что в эфире? - спросил Фитч.
   - Не-а, - ответил Поллак. - Всё старая фигня. Какие-то супер-ворчуны попали в положение к северу от Скай-Кэпа.
   Фитч глянул на Дэниелса, тот достал карту. Спасательные и разведывательные действия и являлись задачей роты 'Белоголовый орлан - Ястреб-перепелятник'. 'Это всё, что ты о них знаешь?' - спросил Фитч. Меллас лежал под подстёжкой и прислушивался.
   - Чёрт побери, Шкипер. Мне не докладывают о том, что происходит по всему 1-му корпусу. Позывной у них - 'Персиковый штат'. Там вокруг куча гуков, и им не сдвинуться с места, не откинув оттуда гуков. Вот их координаты.
   Фитч с Дэниелсом сверили координаты с картой. 'Как раз там, где предполагал Меллас', - сказал Фитч.
  - Может, задействуют артиллерию и вышибут их, Шкипер, - сказал Дэниелс.
  - Блин, - сказал Поллак. - Только не говорите, что они ждут нас вызволять их задницы.
   - А как по-твоему, нахрена мы здесь сидим? - сказал Фитч. - Всю артиллерию стянули на операцию у Камло. Если с ними случится беда, подключимся мы.
  - Блядь. Знал бы - всю ночь дрожал бы от страха.
  Меллас застонал, откинул подстёжку и исчез из палатки.
  - Что это с ним? - спросил Фитч.
  - Подхватил проблему Мэллори, - сказал Поллак.
  - А?
  - Сильная головная боль.
  Фитч отправился в оперативный центр проследить за 'Персиковым штатом'. В разгар утра пришёл приказ роте приготовиться. Мигрень Мелласа усилилась. Все сидели. Ждали. Смотрели на небо. Прислушивались к вертолётам. Запасные рации настроили на частоту разведбатальона, чтобы слышать, как продвигается дело у группы. Кэссиди раздал командирам отделений машинки для стрижки волос.
  
  В 13:00 'Персиковый штат' прорвался. В 14:15 их всех, с одним только раненым, забрали 'Хьюи'. К 15:00 морские пехотинцы роты 'браво' снова наполняли мешки песком у расположения оперативной группы 'Оскар', 'то рыцарей спасая, то их слуг'.
  Меллас пошёл к сержант-майору Нэппу, в палатку, служившую канцелярией батальона. Он громко постучал в деревянный косяк и услышал, как Нэпп сказал 'Войдите!' Слово прозвучало скорее как приказание, чем приглашение.
  Меллас вошёл и снял головной убор. Нэпп оторвал взгляд от отчёта и вскочил. Это смутило Мелласа. Сержант-майор был в том возрасте, что мог оказаться его отцом.
  - Да, сэр. Могу я помочь, сэр? - спросил Нэпп.
  - Надеюсь, сержант-майор, - ответил Меллас. - Можно сесть?
  - Конечно. - Они сели, и Меллас повертел кепи, подбираясь к словам, которые приготовил. Он ждал, что сам Нэпп первый что-нибудь скажет, чтобы прервать молчание, и тем самым как бы давал себе небольшое преимущество, возложив на Нэппа невольную обязанность сгладить ситуацию. Меллас ясно понимал, что номинально второй лейтенант выше по званию сержант-майора, но никогда не превзойдёт его объёмом реальной власти. Сержант-майор в корпусе морской пехоты США не зависел ни от кого. В этом-то и заключается весь фокус.
  Меллас мог поклясться, что Нэпп ломает голову, чтобы вспомнить, из какой он роты. Наконец, Нэпп сказал: 'Я думал, что вы, ребята, оправитесь вызволять из беды ту разведгруппу. Всё к тому шло'.
   - Ещё как шло, - ответил Меллас. - Лучше б уж сразу отправили, чем торчать на взлётном поле, - Меллас небрежно рассмеялся. Сам он бы вечно торчал на взлётном поле и знал это.
  - Понимаю вас, сэр.
  Меллас опять подождал.
  - Итак, чем могу помочь, сэр?
  - Сержант-майор, я хотел бы поговорить о штаб-сержанте Кэссиди, нашем ротном комендоре.
  - Не могу представить, что у вас с ним проблемы.
  - Ну, не знаю, как точнее выразиться, но я опасаюсь за его жизнь.
   - Как это? - Сержант-майор откинулся назад и слегка прищурился на Мелласа: ему явно не понравилось то, к чему это могло привести.
  - Можем ли мы считать, что всё, что я скажу, будет полностью между нами?
   Сержант-майор Нэпп заколебался. 'Только если это не противоречит Единому кодексу военной юстиции', - осторожно сказал он.
  - Хорошо, - Меллас для эффекта помолчал. - Во время последней операции было совершено покушение на жизнь штаб-сержанта Кэссиди. Ответственное лицо - рядовой 1-го класса Паркер, он признался в этом в то утро, когда скончался от церебральной малярии. Кэссиди никогда ничего об этом не говорил. Я его тоже не спрашивал. Таким образом, обвинения нет. Так как ответственный мёртв, я не вижу причин назначать расследование. Как вы считаете?
  Сержант-майор колебался: 'Это могло бы вступить в противоречие с Кодексом'.
  - Свидетелей не нашлось бы. Формального обвинения не выдвинешь. Это лишь привлекло бы внимание к расовым трениям между одним из ваших штаб-сержантов и чёрным рядовым, который умер из-за того, что за день до этого приказом из батальона ему было отказано в вертолёте-эвакуаторе.
  Сержант-майор почти незаметно дёрнул головой. 'Да, я понимаю, что вы имеете в виду'.
   Меллас продолжал: 'Из надёжных источников, близких к радикальным чёрным элементам, мне известно, что штаб-сержант Кэссиди всё ещё в опасности'.
  Нэпп, плотно сжав губы, втянул носом воздух. Выдохнул. 'Могу я спросить почему, сэр?'
   - Штаб-сержант Кэссиди не всегда тактичен при исполнении своих обязанностей, - улыбнулся Меллас. - В особенности с чернокожими.
  Нэпп ответил улыбкой: 'Понимаю, о чём вы говорите'.
   - Я думаю, что самое лучшее - это перевести его из роты, - сказал Меллас. - Ведь они требуют определённых перемен и извинений со стороны Кэссиди. Не думаю, что должен говорить вам, каковы шансы такого развития событий.
  - Он бы это сделал, если б ему приказали.
  - Да, - сказал Меллас, - а как бы это отразилось на авторитете остальных сержантов?
  - Да. Понимаю.
   Меллас дал мысли отложиться в сознании, а затем продолжал: 'Кэссиди ничего не нужно знать о переводе. Это разрядило бы ситуацию. Если мы начнём расследование, кто знает, куда оно нас приведёт?'
  - А лейтенант Фитч? Что он обо всём этом думает?
   - Мы с вами единственные, кто в курсе дела. Сами понимаете, в какое затруднение это могло бы поставить Фитча, да и полковника заодно. Полковник был бы просто обязан начать формальное расследование.
   - Да. Понимаю, сэр. - Нэпп забарабанил аккуратно остриженными ногтями по фанерному столу. Почесал в затылке. - Я мог бы подключить человека к руководству рабочими партиями здесь, в тылу. Наверное, линии окопов нужно было бы расширить, устроить блиндажи. Здесь такой работы полно, вы знаете.
   - Конечно, я понимаю, сержант-майор. Удивительно, сколько всего нужно сделать и пролететь при этом с признанием за труды. - Меллас беспечно засмеялся. - Помню, был я защитником в нашей футбольной команде и читал в газетах, что, оказывается, все очки набраны исключительно благодаря полузащитникам, а не команде.
  Нэппу замечание явно понравилось. 'Точно так, сэр. Здесь всё так же'.
   Меллас улыбнулся. 'Да, никакой разницы, - сказал он. - Куда б ни пошёл - везде средняя школа'.
   Сержант-майор засмеялся. Меллас подавил улыбку от ироничности положения, ибо смех Нэппа над высказыванием относился к нему самому.
   - Хорошо. Я посмотрю, что можно сделать, сэр, - сказал Нэпп. - Никаких обещаний не даю. Но ведь нам точно не понравиться, если смерть хорошего морпеха окажется на нашей совести.
  - Вот так и я рассуждаю, сержант-майор. Я знал, что вы меня поймёте.
   - Благодарю, что заглянули, лейтенант. - Он поднялся вместе с Мелласом, они пожали руки. Сержант-майор проводил Мелласа до выхода из палатки.
  - Ещё одна вещь, сержант-майор, - сказал Меллас.
  - Сэр?
  - Было бы немного неудобно, если б чёрным пришлось прислуживать за столами во время ужина.
   Улыбка сержант-майора исчезла. 'Если они в наряде по кухне, то будут делать то, что прикажут. У нас здесь любимчиков нет'.
   - Конечно, нет, - сказал Меллас. - И я восхищаюсь тем, что вы скорее взяли бы на себя ответственность за убийство, чем поступились бы своими принципами. Любая комиссия по расследованию оценила бы это.
   Дыхание сержант-майора участилось. Он сглотнул. 'Я не говорил, что стал бы рисковать из-за убийства'.
   - Конечно, не говорили, - сказал Меллас. - Я знаю это, сержант-майор. Я знаю, что вам больше меня не хочется оказаться в такой неловкой ситуации. Я действительно вам очень благодарен за помощь в этом деле. Спасибо, сержант-майор.
   Меллас повернулся и вышел из палатки. Он аккуратно надел кепи и взял курс на взлётную полосу. Он не сомневался в том, как поступит сержант-майор.
  
  ***
  
   Несколько часов спустя Меллас и другие офицеры бежали под дождём к большой палатке-часовне. Хок и Маккарти, - последнему явно не стало хуже от стекла в филейной части, - стояли снаружи под дождём. Хок молча покачал головой. Рядовой из взвода Маккарти в роте 'альфа', одетый в белую одежду, доставленную из Дананга, протиснулся мимо них с большой кастрюлей супа. Ему удалось слегка расслабить правую руку и показать Маккарти средний палец.
  - Отсоси, Вик, - прошипел ему Маккарти. Паренёк скрылся внутри.
   Свечи освещали внутреннее помещение, отбрасывая на предметы мерцающий жёлтый отсвет. Столы установили в форме буквы U и накрыли белыми скатертями. Начальник связи батальона высунул голову в проём: 'Лучше зайти внутрь и поискать свои именные карточки. К приходу полковника мы все должны быть готовы. Приказ Блейкли'. Он поспешил обратно.
  Хок вздохнул и вошёл внутрь. За ним двинулись остальные.
   Из-за дождя вентиляционные заслонки опустили, и внутри стало неуютно душно. Несколько рядовых ждали в дальнем конце, стоя у кастрюль с едой и потея под накрахмаленными белыми одеждами. Меллас отметил, что чёрных среди них нет.
   Недолёт, стоявший в самом конце линии у большого блюда со стручковой фасолью, широко улыбнулся, увидев, как в палатку входят лейтенанты роты 'браво'. Меллас был счастлив его видеть, но спрятал улыбку и лишь слегка кивнул головой. Хок показал знак ястреба, и Недолёт, пошевелив прижатыми к бедру пальцами, ответил тем же знаком, гордо улыбаясь тому, что лично удостоился шутки Хока.
   Меллас нашёл свою карточку напротив места Хока, между капитаном Коутсом, шкипером роты 'чарли', которого он в последний раз видел в отключке на мокрой посадочной площадке, и новым лейтенантом из роты 'альфа'. Лейтенант-новичок и Коутс любезно приветствовали Мелласа, который едва им ответил. Так Меллас хотел показать, что находится здесь против своей воли и потому сам себе не рад. Разговор забуксовал, и наступила неловкая тишина.
   Напряжённость ослабла, когда в палатку вошёл Третий и отдал команду 'смирно'. Полевая форма Блейкли была густо накрахмалена, майорские листья сияли при свете свечей. Он стоял, как кол проглотил, и представлял собою импозантную фигуру. У Мелласа мелькнула мысль, что грёбаный хлыщ, без сомнения, станет когда-нибудь генералом.
   Вошёл Симпсон, светясь от волнения и гордости. 'Господа, прошу садиться', - отрывисто сказал он. Стулья загремели по фанерному полу, и тридцать офицером разом сели. Блейкли кратко рассказал о традиции офицерских ужинов, в тосте поднял стакан, и официальная пьянка началась.
   К тому времени, когда добрались до десерта, почти все выпили, по крайней мере, по бутылке вина на брата. Разговор перерос в гул, прерываемый взрывами смеха. Никто не заметил, как со стула поднялся полковник, чтобы произнести тост, заметил лишь Блейкли и зазвенел по стакану, призывая палатку к тишине.
  'Как в сраном Ротари-клубе', - хмуро подумал Меллас.
   Все голоса стихли кроме голоса Маккарти. Тот пил уже вторую бутылку и рассказывал новому второму лейтенанту свою любимую историю про Третьего: ' 'Но мы, мать твою, здесь, - говорит ему шкипер, - и мне по херу, что нарисовано в твоих чёртовых картах, мы-то здесь, а ты там, и я говорю тебе, что мы видим грёбаные огни на высоте 967'. А эта задница заявляет нам, да ещё по рации, что это невозможно, что мы не можем, нахрен, разглядеть того, что находится у нас перед нашими сраными мордами...'
   Новый лейтенант потянул Маккарти за рукав, настойчиво кивая в сторону головного стола. Маккарти мрачно повернулся и, складывая руки, отпрянул назад. Третий объявил, что полковник имеет что-то сказать. Он не отводил взгляда с Маккарти.
   Симпсон, слегка навеселе, коротко и официально улыбнулся. Наклонившись вперёд и упершись руками о стол по обеим сторонам тарелки, он пролил немного вина. Затем, не выпуская стакана, выпрямился. 'Господа. Первый батальон двадцать четвёртого полка корпуса морской пехоты прекрасно себя зарекомендовал здесь, во Вьетнаме. Я почтителен и горд, обращаясь к вам, офицерам, которые столь многим способствовали такой репутации. - Он понизил голос и посмотрел в десертную тарелку, где таяло мороженое, доставленное днём из Куангчи. - А также вспоминая офицеров, которые отдали самое дорогое своё достояние, пожертвовали всем, что имели, чтобы такая репутация могла и впредь оставаться гордой и величественной'.
   - Он имеет в виду тех, кого укокошили, - прошептал Меллас новенькому лейтенанту, не поворачивая головы. Капитан Коутс ткнул ботинком в ботинок Мелласа.
   - Мы приняли командование над этим батальоном в начале операции 'Катедрал Форест', - продолжал полковник, - с глубокого проникновения в ДМЗ, которое закончилось обнаружением значительного количества матчасти, значительными столкновениями и значительными жертвами. От 'Катедрал Форест' к операции 'Винд Ривер' у входа в Лаос. Я уверен, что многие из вас с любовью вспоминают наших 'товарищей' с Ко-Рока. - Около половины офицеров засмеялись. Хок был не из их числа.
   - Итак, у нас есть собственная артиллерия. Есть базы огневой поддержки 'Лукаут', 'Пуллер', 'Шерпа', 'Марго', 'Сиерра', 'Скай-Кэп'. - Полковник помолчал. - И 'Маттерхорн'. - Он посмотрел на безмолвных офицеров. - Мы строим источники из стали прямо у гуков на заднем дворе. Мы отрезаем им возможность использовать свою транспортную сеть, заставляем их уходить дальше и дальше на запад, делаем поставки более и более трудными для их операций в населённых провинциях юга. - Симпсон здесь замолчал и поменял тон. - Мы просиживаем задницы вокруг Камло и, по моему мнению, отказались от своей миссии. - Он навис над столом. - Итак, господа, мы заканчиваем с политическим бредом. Отныне мы возвращаемся к своей настоящей работе - работе по сближению с противником и его уничтожению. Где бы он ни был. И, господа, я знаю, где он находится. Я знаю. - Он опирался на руки и пристально смотрел на офицеров, перебегая взглядом с одного на другого. Затем эффектно выпрямился, высоко поднял голову и расправил плечи.
  Меллас поднял брови, наблюдая за Хоком напротив.
  - Он вокруг Маттерхорна, - продолжал полковник. Глаза его сверкали. Он опять подался вперёд и упёрся маленькими красными кулачками о стол. - Да, чёрт возьми, у Маттерхона. Гуки там. Скрываются. И, господь свидетель, мы отправимся туда когда-нибудь и прикончим всякого жёлтого сукина сына. Нам приказали оставить Мттерхорн, против моей воли, против моего и моего начальника штаба трезвого расчёта, чтобы исполнить желания каких-то толстозадых политиканов из Вашингтона. Но каждый знак, - он подчёркивал слова взмахами кулака, - каждый факт разведданых, - он выпрямился и улыбнулся, - и мой грёбаный нюх, - он коснулся носа, - говорят мне, что СВА находится там и при том крупными силами. Но этот район наш, господа. Мы заплатили за него. Кровью. И мы заберём назад то, что нам причитается.
  - Всё это хрень, - прошептал Меллас новому лейтенанту. - Ничего там нет кроме пиявок и малярии.
  Коутс ткнул Мелласа под ребро и посмотрел на него. Меллас уставился на вилку.
   - Мы вынуждены были оставить Маттерхорн до того, как закончили там свою работу, - продолжал Симпсон, - а морпехи никогда не оставляют работы незаконченной. Я обещаю вам, господа: я сделаю всё, чёрт побери, возможное, чтобы вернуть батальон туда, где он должен быть. Именно там будет идти сражение. Именно там я хочу быть. Именно там хочет быть и майор Блейкли, и я знаю, что именно там хочет оказаться и каждый боец этого батальона.
  В этом месте Маккарти легонько отрыгнул, так, чтобы не услышали за головным столом.
   - Итак, господа, - продолжал полковник, - я хотел бы предложить тост за лучший сегодня боевой батальон во Вьетнаме. За 'тигров Таравы', за 'замороженных избранных' Чосинского водохранилища. За первый батальон двадцать четвёртого полка корпуса морской пехоты.
   Офицеры встали и повторили тост. Затем все сели одновременно с полковником, который получал поздравления от Блейкли за прекрасную речь.
   Коутс повернулся к Мелласу, глаза его светились глубоким юмором. 'Остынь, лейтенант Меллас. Полковник Малвейни никогда не позволит ему даже приблизиться к месту. Ты ведь не будешь бросать целый батальон на участок, покрываемый вражеской артиллерией, которую мы по политическим причинам не можем выявить. Прибавь к этому неустойчивые из-за погоды поставки по воздуху. Вот в первую очередь поэтому-то Малвейни и убрал нас оттуда. Возвращаться на Маттерхорн? Не бывать этому'.
  Меллас был удивлён. 'А я думал, ты кадровый', - сказал он, улыбаясь.
  - Я и есть кадровый, лейтенант Меллас. Но я не тупица. И я ещё знаю, как держать язык за зубами.
  
  ***
  
   На следующее утро Меллас проснулся от сильного ливня, лупившего по палатке. Релсник, нёсший дежурство в эфире, ссутулился под подстёжкой к плащ-палатке и смотрел в темноту. Первая мысль Мелласа была обнадёживающей. Под таким дождём не взлетит ни одна вертушка. Тот, кто вляпается в дерьмо, должен будет полагаться на что угодно, чтобы выбраться, только не на 'Белоголового орлана'. Он плотней запахнул плечи в подстёжку, не желая покидать её защищённости. Он оставался в уютном коконе, но постепенно начал проигрывать бой с мочевым пузырём. В конце концов, он сдался и выскочил под дождь отлить.
  Когда он вернулся в палатку, Фитч уже встал и готовил кофе.
  - Ни за что нам сегодня не вылететь, - сказал Меллас.
   Фитч прищурился в темноту. Он повернулся к радисту: 'Эй, Сник, попробуй-ка получить прогноз погоды из батальона'.
  Прогноз оказался неблагоприятным. Ожидалось, что ливень кончится ближе к полудню. Это значило, что вертушки смогут подняться.
  
  Через час Меллас сидел в палатке снабжения и занимался бумажной работой, начиная написанием пресс-релизов для местных газет о деятельности местных парней по обработке запросов от 'Красного Креста' по установлению отцовства и кончая наведением порядка в выплатах бывшим жёнам, настоящим жёнам, женщинам, незаконно претендующим на роль жён, матерям и тёщам. Мелласу казалось, что половина роты вышла из неблагополучных семей и имеет в жёнах и родителях пьяниц, наркоманов, беглых, проституток и тех, кто избивает младенцев. Две вещи во всём этом поражали Мелласа. Первой был факт сам по себе. Второй, что все, казалось, прекрасно с этим справляются.
  Курьер принёс небольшую стопку бумаг и радиограмм из батальона. Среди бумаг оказался приказ о переводе штаб-сержанта Кэссиди в роту снабжения. Меллас восхитился оперативности сержант-майора Нэппа. Он обернулся в сумрак палатки, где Кэссиди с двумя помощниками старался навести порядок в груде оборудования, и приготовился к тому, что должно было последовать. 'Эй, комендор, - сказал он, притворяясь взволнованным и поднимаясь из-за стола, - на тебя приказ о переводе из леса. Взгляни-ка на это'. Он шагнул вглубь палатки с третьим экземпляром приказа.
  Кэссиди удивлённо посмотрел на Мелласа. 'Что? Дайте-ка посмотреть'. Медленно читая приказ, он насупил брови. Это была обычная форма о переводах многих людей. Тонкая факсимильная стрелочка указывала на его имя. Через всю распечатанную на мимеографе копию жирным шрифтом шли слова 'ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ПРИКАЗ'. 'Ну, пиздец', - сказал он.
   - Куда переводят, комендор? - спросил один из морпехов. Оба широко улыбались, радостные от того, что хоть кто-то покидает лес живым.
  - Ну, пиздец, - снова сказал Кэссиди. Он сел. - В роту снабжения. Я ничего об этом не знал. - Он посмотрел на Мелласа. - Я не знаю, из-за чего мой перевод.
  - Он, наверное, из дивизии или ещё откуда.
  Кэссиди сказал: 'Сэр, хочу пойти посмотреть, чем буду заниматься. Мне никто ничего не говорил. Клянусь'.
  - Конечно, комендор, валяй. Я тут покомандую.
  Кэссили отослал морпехов поесть с приказанием, чтобы прислали вместо себя замену. Затем отправился знакомиться с новым командиром роты.
  
  Одним из двух морпехов, которым удалось напроситься на работу в палатке снабжения, вместо того чтобы наполнять песком мешки под дождём, был Ванкувер. Они с дружком уже очень скоро шарили в сырых, часто покрытых плесенью рюкзаках, оставшихся после оправленных домой или погибших морпехов.
  - Эй, Ванкувер, - сказал дружок. - Тут кое-что твоё.
  Когда Ванкувер увидел длинную трёхгранную коробку, у него появилось предчувствие. То был его меч. Заказывал он его для хохмы. Он уже думал, что навсегда потерял его. И теперь он сказал, - но так, словно говорил кто-то другой: 'Господи Иисусе. Ого, да это же мой драный гуковский меч. Он всё время тут валялся'. Он рвал картон и вытаскивал длинную рукоять и ножны из узкой коробки. Схватившись за эфес, он со звоном выхватил меч из ножен.
  Меллас обернулся на возглас Ванкувера.
  - Посмотрите на мамочку, лейтенант, - крикнул Ванкувер. Широко расставив ноги, он стоял на двух брезентовых вещмешках и держал перед собою меч. Он резко рубанул воздух. 'Полýчите у меня теперь', - процедил он сквозь зубы.
  
  К вечеру слух о мече Ванкувера разлетелся по батальону. Приятель Янковица из роты снабжения остановился возле площадки, где насыпали песком мешки, чтобы поведать об этом Янковицу. У Янковица возникло какое-то чувство безысходности, которое он не смог определить и которое быстро отправил в хранилище других чувств, подавленных им за последние полтора года. 'Сумасшедший мудак, - сказал он, улыбаясь. - Точно кого-нибудь завалит. Обожди только'.
  - Угу, он может, - ответил товарищ, - но гуки вряд ли пользуются мечами. Они же не дикари.
  - Да, но Ванкувер дикарь, - возразил Янковиц. Бойцы вокруг засмеялись. Дружок улыбнулся и продолжил свой путь. Янковиц грустно вернулся к куче грязи.
  
  Весь день рота 'браво' вгрызалась в глину, наполняла зелёные пластиковые мешки и старалась забыть, что в любую секунду офицер из прохладного укрытия в Донгха или Дананге может вызвать вертолёты, которые унесут их на погибель в какое-нибудь безвестное место в джунглях. С каждым гребком лопаты они старались забыть, что в любой момент ротный джип может бешено пересечь узкую взлётную полосу и Поллак заорёт, что кто-то попал в засаду и рота 'браво' отправляется на выручку.
  Янковиц тревожился так же, как и все. Он пытался думать о Сюзи, но ему с трудом удавалось вспомнить её лицо. Он стеснялся вытащить бумажник и взглянуть на фотографию на виду у всех, поэтому разрывался между желанием поступить так и нежеланием показаться глупцом. Ребята стали бы смеяться и назвали бы её очередной девчонкой из бара. Он не мог с этим согласиться. Он подписался ещё на полгода страха и грязи только ради того, чтобы провести тридцать дней с нею. Он бросился заполнять следующий мешок.
  В 17:00, сложив лопатки, по двое и по трое все направились к палаткам. Бройер в очках, слегка запотевших от скопившейся на лбу испарины, догнал Янковица. 'Эй, Янк, - сказал он, протирая стёкла полой рубашки, - А что, есть у нас помощник для генерала?' Он говорил о бригадном генерале, который обитал с тактической группой 'Хоутел' и на чей флаг с одной звездой они любовались целый день, пока насыпали мешки для его блиндажа. Он нацепил очки на нос. Они сразу же съехали вниз. Раздражённый, он вернул очки на место, и тогда они снова стали запотевать.
  Янковиц не ответил. Он думал о Сюзи и пытался отвлечься от вони дорожного масла, которым обрызгали дорогу, и от дыма, поднимающегося от усилий одинокого морпеха, жгущего фекалии в смеси с керосином в трёх обрезанных стальных бочках. Тем не менее, вопрос Бройера всё-таки дошёл до его сознания. Он посмотрел на Бройера. Когда Бройер появился на Маттерхорне, Янковица беспокоили и его тщедушное телосложение, и неуверенная манера разговаривать. Но теперь он за Бройера не беспокоился - нормальный грёбаный морпех. 'Разрази меня гром, если я знаю, Бройер. Генералу Найтцелю, наверное, нужен кто-то, чтобы управляться с бумажками'.
  - А я слышал так, что ему нужен человек, чтобы управлялся с его боевыми действиями. Первый приказ, который он отдал, гласил, чтобы каждый застегивал рубашку на все пуговицы. Бли-и-ин.
  Янковиц улыбался, слушая Бройера, который хотел, чтобы его 'блин' прозвучал дерзко. Когда прибыл предыдущий генерал, Янковиц уже находился в стране и ещё тогда слышал подобный скулёж. У Янковица имелся свой критерий определять, толков ли пусть не генерал, но любой офицер в этом отношении, и уже много раз случалось ему наблюдать того офицера в джунглях вместе с бойцами. Поэтому-то ему нравился полковник Малвейни. Стоял он как-то в карауле ночью на ВБВ, лило как из ведра, ни черта не видно, как вдруг слышит - подъезжает джип. Он подумал, что приехал Хок. Поэтому и окликнул: 'Какого хрена тебе тут надо?' И чуть не наложил в штаны, когда подошёл Малвейни, командир двадцать четвёртого полка морской пехоты. Старый мудак давай расспрашивать, сколько крыс прикончил, да проверил винтовку, да похвалил за то, что дело своё разумеет туго.
  - А вот лейтенату Мелласу до лампочки, застёгиваем ли мы пуговицы на рубашках, - продолжал Бройер.
  - Да. Только он уж тут не задержится.
  - А ты здесь задержишься? - спросил Бройер немного погодя.
  - Не знаю. У меня ведь есть девушка в Бангкоке, - улыбнулся Янковиц. - А ты?
  - Я хочу по закону о военных поступить в Мэрилендский университет и получить работу на госслужбе. - Бройер заколебался. - Может быть, в госдепартаменте. - Он быстро глянул на Янковица узнать, какова реакция. Потом уныло улыбнулся. - Я думал, что служба морпехом хорошо отразится на моём резюме.
  - Что такое резюме? - спросил Янковиц. Он заметил, как Бройер удивился тому, что он не знает такой мелочи, но старается не подавать виду.
  - Им пользуются, когда ищут работу. Пара страниц, в которых описывается и твой опыт, и где ты ходил в школу. Ну, что-то вроде того.
  Янковиц громко рассмеялся. Он представить себе не мог, зачем оно может ему понадобиться, чтобы получить работу.
  Какое-то время они шли молча.
  - Я слышал, сегодня вечером будет кино, - сказал Бройер. - И может быть даже девушка из 'Красного Креста'.
  - Это старые слухи. Девушек из 'Красного Креста' дальше Дананга не пускают. Говорят, слишком опасно. Такой вот бред. Ещё из Дананга не пропускают грёбаный 'Бадвайзер' и надувные матрасы.
  - Но кино ведь не слухи, - сказал Бройер.
  - Клянусь, опять долбаное ковбойское шоу.
  Бройер тихо засмеялся, и они продолжили путь в молчании. В небе над головой приветливо затрубили гуси, и оба задрали головы вверх посмотреть, как крохотная стайка в шесть птиц летит на север. Они остановились и провожали взглядом гусей до тех пор, пока те не затерялись в укрывших хребет Маттера облаках.
  - Домой захотелось, - тихо произнёс Янковиц.
  - Мне тоже, - ответил Бройер.
  Когда они миновали последний изгиб дорожки перед их палаткой у взлётной полосы, Янковиц сказал: 'Ну, якорь мне в торец'. На земле, привалившись спиной к рюкзаку, сидел Арран. Рядом с ним лежал Пэт: пёс поднял голову и навострил красноватые уши, часто дышал и наблюдал за их приближением. Пэт вопросительно посмотрел на Аррана, и тот сказал: 'Валяй'. Пэт вскочил на ноги и потрусил навстречу - приветствовать Янковица и Бройера. Он ткнулся мордой Бройеру в пах, Бройер захихикал и взъерошил собачью шерсть. Пэт отскочил, забежал Янковицу за спину, стал тыкаться носом ему в икры и заставил Янковица тоже рассмеяться.
  - Похоже, он выделяет вас, ребята, - отозвался Арран.
  - Да, старый сачок, - нежно сказал Янковиц, гладя Пэта по голове. - Сколько ему понадобилось, чтобы подняться на ноги?
  - А, около недели. Мы с ним просто свалили назад в разведвзвод отъедаться и набираться сил. - Он улыбнулся, встал на ноги и негромко прищёлкнул пальцами. - Мы прямо совсем отупели. - Пэт быстро подошёл к ноге. - Арран повернулся к Бройеру, кивнув на Янковица. - Этот бешеный засранец ещё натаскивает тебя?
  Бройер хмыкнул: 'Ага'.
  - Ты присматривай за ним, Бройер. Янк единственный двинутый придурок после меня, который подписался на продление срока службы в Наме. Конечно, он сделал это из-за одной цыпочки в Бангкоке, а не ради того, кто на самом деле будет стоять с ним бок о бок. - Он присел на корточки и, схватив Пэта за брыли, стал макать его носом в своё лицо. - Правда, мальчик? Правда, тупая овчарка? - Он поднялся. Всем было хорошо известно, что Арран дважды продлевал свой срок, потому что собак-разведчиков не передавали другим проводникам, и когда у тех заканчивался срок службы, собак пристреливали. Кто-то на родине заявил, что домой их возвращать опасно.
  - Надолго к нам? - спросил Янковиц.
  - Не так чтобы очень, не так долго, как вы будете играть в 'Балоголового, блин, орлана', - ответил Арран. - Нет нужды в четырёхлапом радаре, когда тебя бросают в самую гущу говна. - Он повернулся к Пэту. - Мы ведь специалисты, да, Пэт? - Пэт завилял хвостом.
  - Что же ты тогда здесь делаешь? - спросил Янковиц.
  - Мы завтра отправляемся с первым взводом роты 'альфа'. Их бросают в восточный конец долины реки Дакронг. Придётся много вынюхивать. - Он помолчал и улыбнулся. - Вы этого не слышали, иначе мне придётся вас расстрелять.
  - Вшивые гуки и так уже обо всём прознали, - сказал Янковиц отнюдь не в шутку.
  Наступила неловкая тишина. Янк понимал, что Арран пришёл, потому что снова уходит в джунгли и хочет попрощаться.
  - Всё будет хорошо, - наконец, сказал Янк. - Чёрт, ведь Пэт у тебя одного.
  Арран улыбнулся, посмотрел на Пэта, а потом, смущённый, на тучи. 'Надеюсь, вас, говнюков, не выхватят, - сказал он. - Мы ещё увидимся с вами на следующей операции'.
  Они смотрели вслед Аррану и Пэту. И понимали, что, быть может, в последний раз.
  
  В тот же вечер за ужином Блейкли и Симпсон прошли в начало очереди за едой, туда, где морепхи в наряде по камбузу хлюпали большими половниками еду на разносы. Один из дежурных брызнул каплей соуса на рукав Блейкли. Блейкли посмотрел на него, но промокнуть пятнышко не смог, потому что обеими руками держал разнос.
  - Простите, сэр, - промямлил молоденький морпех.
  Блейкли улыбнулся: 'Всё нормально, тигр. Просто не будь так чертовски нетерпелив'.
  Блейкли проследовал за Симпсоном в отделение для офицеров и сержантов. Кто-то крикнул 'Смирно!', и все встали. Симпсон буркнул 'Вольно!', и все вернулись к еде, и пока Симпсон с Блейкли усаживались, разговоры временно поутихли. После того как они расположились, Блейкли поднялся снова и налил две кружки кофе. Он вернулся на место и сказал Симпсону: 'Я слышал, что прошлой ночью был ещё один подрыв, на юге. Вы слышали об этом, сэр?'
  Симпсон, запивая кофе порцию спагетти, поднял глаза: 'Чёрт возьми, нет. Кого?'
  - Какого-то лейтенанта-'мустанга' из третьего батальона. Три или четыре мудака вкатили гранату ему под койку, пока он спал. Кто-то заметил, как они убегали. Чёрные радикалы. Никаких доказательств, одно мясо.
  - Вонючие тыловые уроды, - сказал Симпсон. - Если подобная херня случится здесь, я повешу каждого сукина сына от чёрной власти на его же яйцах. - Симпсон проглотил остатки кофе. - Нужно отправить в лес всех чёрных сукиных детей. Только так мы справимся с этим дерьмом. - Он заглянул в пустую кружку. - Что если по чуть-чуть той розовой португальской настойки?
  Блейкли подошёл к шкафчику, в котором хранился полковничий ящик с 'Матэушем'. Он посмотрел сквозь москитную сетку туда, где ели рядовые. Отметил, что большинство чернокожих собралось в одном углу. Несколько мелких морщин легли на его чело. Он распечатал вино, вытащил пробку и налил два стакана. 'Пусть даруются тебе десять минут на небесах, пока чёрт не узнал, что ты помер', - подняв стакан, сказал Симпсон и сделал большой глоток. Блейкли было известно, что Симпсон гордится тем, что знает множество тостов на разных языках. Он подобающе улыбнулся и выпил. Симпсон отпил ещё. 'Хорошая вещь, мать её', - сказал он.
  Блейкли предпочёл не проявлять ни согласия, ни несогласия. Помолчав немного, он сказал: 'Сэр, вы не думали, что, может быть, есть смысл ставить людей ночью в вашем расположении на пост?'
  - Ты считаешь, что я трус?
  - Никак нет, сэр. Но этот подрыв уже третий за два месяца. - Блейкли понизил голос и наклонился над столом. - До меня дошёл слух, что кто-то пытался убрать Кэссиди, нового главного сержанта, которого мы взяли из роты 'браво'. Именно поэтому, сказал мне сержант-майор, у него и возникла идея перевести его.
  - Отчего же мы не расследуем грёбаный инцидент?
  - Оттого, что чернокожий, который это сделал, оказался случаем церебральной малярии в роте 'браво'. Я не уверен, что нам следует ворошить это дело.
  Симпсон нервно взболтнул вино в стакане: 'Хорошо, что в мире есть хоть какая-то справедливость. Как мудро со стороны Нэппа. - Он опрокинул вино в рот. - Пойду, разузнаю в оперативном центре. - Он встал, за ним поднялись все остальные. Он махнул рукой. - Вольно, господа'.
  
  Одиноко сидя в палатке, которую делил со своим отделением, Янковицу не нужно было ходить в оперативный центр, чтобы знать, что происходит в районе действий полка. Внутренним взором он видел, как отряды в лесу устанавливают сигнальные ракеты и устраивают посты подслушивания. Видел, как тени в плащ-палатках и с рациями по двое и по трое скрытно выбираются из окопов. Он понимал, что может на время расслабиться. Что до рассвета 'задействования' отряда 'Бологоловый орлан' не случится. Подъём вертолёта ночью требовал слишком много планирования. Подразделения были предоставлены сами себе.
  Он достал свой дембельский плакат и аккуратно замазал ещё один день. Он находился во Вьетнаме уже двадцать два месяца. Ладно, на самом деле девятнадцать и три четверти, если вычесть первую неделю увольнения в Бангкок, когда он познакомился с Сюзи, и два тридцатидневных отпуска. Он достал бумажник и посмотрел на фотографию Сюзи, которую сделал, когда она уснула в его постели в гостинице. Он попробовал вспомнить запах её волос, но это оказалось ещё трудней, чем вспомнить её лицо. Всё, что он мог обонять, - это нафталин и пропитку обвислой палатки.
  Он направился к котловану, наскоро переделанному в небольшой открытый кинотеатр. На старых ящиках и коробках там уже сидело около сотни человек. Началась морось, но она была тёплой, не то что морось в горах, и Янковиц едва её заметил. Он засунул руки в карманы и ждал начала фильма. Но ничего не происходило. Кинопроектор молчаливо простаивал, и морские пехотинцы ждали, когда кто-нибудь явится с кинолентой.
  Через пятнадцать минут толпа уже теряла терпение. Голоса стали громче. Швырнули пивную банку, и вскочил один из бойцов, чтобы принять вызов, и его тут же осадили товарищи. Открыли ещё пива. В левой стороне кинотеатра образовалась группа чёрных. Поднялся белый морпех, чтоб отлить, и ему нужно было либо пройти сквозь эту группу, либо обогнуть её.
  - Эй, засранец, я ни для кого не двигаюсь, пока сам не захочу, - сказал Генри.
  Толпа стихла.
  Генри приблизил своё лицо к лицу белого парня почти вплотную. Белый отступил на шаг, но дальше двинуться не смог из-за сидений за своей спиной. Поднялись несколько белых ребят и подошли к нему, предлагая молчаливую поддержку. Несколько чернокожих перегруппировались и образовали полукруг вокруг этих двоих, которые пожирали друг друга глазами. Янковиц заметил в группе Бройера и Джексона, был там и Китаец.
  На дальней стороне свободного пространства, где беседовал с Ванкувером, поднялся Крот. Оба перебросились взглядами и отвели глаза. Крот стал пробираться вдоль полукруга, держась ближе к глиняной стенке котлована.
  Янковиц уже видел раньше, как всё начинается. Каждый боится оказаться отрезанным от своей расы. Драка вспыхнет, и втянутся обе стороны, и никакое количество времени, проведённого вместе в джунглях, не сможет сокрушить барьер. У Янковица не было никаких соображений, что делать, но он бессознательно устремился туда, где, нацелясь на позицию, Крот обходил полукруг. Белые парни под тем же нажимом, что и Крот, постепенно смещались к своему цвету, не желая отстать от него, когда всё начнётся. Янковиц зашипел Кроту: 'Убирайся отсюда нахрен, Крот. И ты тоже, Ванкувер. Просто уходите отсюда к чёртовой матери'.
  Крот посмотрел на группу братишек, собирающихся на одной стороне, потом на Янковица. Грустно покачал головой и продолжил путь к своим.
  Янковиц повернул голову посмотреть, что делает Ванкувер. Тот, как и Крот, понимал, что он один из лучших бойцов и потому должен поддержать свой цвет кожи в заварухе. Он продвигался к группе, окружавшей белого морпеха. Янковиц видел, что хоть они и были товарищами в лесу, здесь, в цивилизации, дружба оказалась невозможна.
  Янковиц побежал к проектору и рванул за шнур маленького бензинового генератора. Кашель движка разорвал тишину. Бойцы обоих цветов кожи - кто обернулся узнать, что за звук, кто посмотреть, не подошёл ли офицер, кто сообразить, как увернуться от предстоящего насилия. Янковиц включил камеру, и на брезентовом экране отразился яркий белый квадрат. Затем он молча встал поперёк потока белого света и изобразил на экране тень птички. Несколько парней нервно засмеялись.
  - Нормально, Янк, - закричал кто-то.
  - А ты только птиц умеешь делать?
  - Нет, твою мать, - ответил он. И тут же начал говорить. - У меня есть девушка в Банг-гонококке. Мамой клянусь, вы не видали такой девчонки. - Тень вдруг изобразила две широко раскинутые ноги. - Я в Наме уже восемнадцать месяцев и двадцать семь дней. - Вместо ног появился подрагивающий эрегированный пенис. - Конечно, жалкие паскудники, я только что провёл в Банг-гонококке тридцать дней. - Пенис поник, раздался смех. - Но вот вам милашка. - Снова появились ноги, пенис стал медленно подниматься, упал, затем, подбадриваемый возгласами морпехов, поднялся снова. - Я бы проложил сорок миль провода по долине Ашау, только чтоб услышать, как она журчит в телефон. - Пенис напрягся, и возгласы сотрясли толпу.
  Белый парень, который шёл отлить, продолжил путь, получив лишь хмурый взгляд от Генри. Вскоре все ребята уже тянули руки к свету и показывали фигуры на экране, получая грубые, полные сарказма комментарии, сопровождаемые хлопками открываемых пивных банок. Голоса слились в один сплошной гул.
  Полный адреналина, Янковиц сел, чувствуя безмерную тоску по Сюзи, по её гладкой смуглой коже и длинным чёрным волосам. Подошёл Ванкувер и протянул ему пиво. 'Чуть было не было, Янк. Вот была бы катавасия, а?' Подошёл и Джейкобс и положил руку на плечо Янковицу.
  Экран вдруг погас.
  Толпа издала вой, люди оборачивались в темноту за спиной. У проектора стоял комендор-сержант из обслуживания базы и под мышками держал две большие коробки с фильмом.
  - Ну ладно, кто включил грёбаный генератор? - Изображавшие фигуры парни тихонько нырнули в толпу.
  Воцарилась тишина.
  Голосом, долгие годы привыкшим повелевать, человек заговорил опять: 'Если я не увижу мудреца, который включил этот сраный генератор, то сегодня фильма не будет'.
  Прокатился ропот недовольства. Комендор-сержант поглядывал по сторонам, дивясь разлившемуся в воздухе ощущению бунта, но с ещё большей решимостью раскусить, в чём дело: 'Мне всё равно, сколько это займёт времени, девушки, прежде чем одна из вас подойдёт сюда и скажет, что включила генератор, потому что я это кино уже видел. Даю ещё минуту и ухожу'.
  - О, чёрт, - тихонько сказал Янковиц. Он устало поднялся с места и посмотрел на человека. - Это я включил грёбаный генератор, комендор. Фильм должны были начать в 19:30, поэтому я решил, что начну-ка я его вовремя.
  - Подойди сюда, морпех.
  Янковиц медленно приблизился к комендор-сержанту. От его дыхания разило спиртным. Сержант достал блокнот и ручку: 'Назови своё имя, звание и подразделение, морпех. А потом я хочу, чтоб ты унёс отсюда свою задницу. Тебе ясно?'
  Янковиц сообщил ему всё, что тот хотел, и пошёл прочь. Ванкувер вызвался было пойти с ним, но Янк сказал ему вернуться и смотреть фильм. Ему хотелось побыть одному.
  Янковиц шёл по тёмной дороге к палаткам и думал о Сюзи, чувствуя, что принёс её в жертву, ну или какую-то её часть в себе. Он услышал, как за спиной начался фильм. Он обернулся: на экране стоял небритый человек, завёрнутый в мексиканское пончо; уперев руки в бока, ближе к паре шестизарядных пистолетов; в зубах он сжимал тонкую сигариллу. Музыка заиграла громче, и человек двинулся к ограде корраля, на которой сидели другие люди, все с оружием наготове. Экран взорвался буйством, когда человек выхватил пистолеты и перестрелял всех сидевших на ограде. У морских пехотинцев вырвались насмешливые восклицания. Янковиц с отвращением отвернулся и продолжил путь. Он оказался прав: ещё одно вонючее ковбойское шоу.
  
  Китаец, приоткрыв рот от размышлений и удивления, смотрел, как Янковиц исчезает в темноте. Он понял, что только что стал свидетелем большого мужества и мудрости. 'Вот так грёбаный Янк, чувак, - мысленно сказал он себе. - Ну и грёбаный Янк'. На ум пришло, что они вместе с Янком в джунглях с самого появления его в Наме, но он так никогда и не поговорил с Янком по-настоящему. Ему вдруг захотелось, чтобы Янк стал его другом, но понимал, что это невозможно. Он посмотрел туда, где в окружении чернокожих сидел Генри и купался в их восхищении. Казалось, Генри стал выше ростом, а сам Китаец остался ни с чем. Лицо Китайца опять запылало при воспоминании о том, как Генри пренебрёг оружием и как прыснули его дружки. Китаец понял, что в данный момент игру выигрывал Генри, а он сам должен с этим мириться. Он чересчур сильно прогнулся и не знал, как исправить положение.
  
  В то время как Янковиц покидал кинотеатр, Поллини стоял на ящике и надраивал большой алюминиевый бак в исходящей паром воде. Вик, боец из взвода Маккарти, работал рядом с ним. Их головы были на одном уровне, только ноги Вика стояли на земле.
  - Никогда не думал, что мне понравится чистить кастрюли, - сказал Вик.
  - Но не мне, - сказал Поллини. - Лейтенант обещал мне, что я буду на камбузе только месяц.
  - 'Только месяц'? - выпалил Вик. - У тебя целый грёбаный месяц? Маккарти дал мне лишь неделю. У меня осталось всего два дня, и если 'альфа' окажется в херовых камышах к послезавтрему, мне придётся идти вместе с ними. Как тебе удалось выцепить целый месяц?
  Поллини пожал плечами и ухмыльнулся - его обычный ответ в любой ситуации, с которой он не мог совладать.
  - Я скажу тебе, почему ты получил целый сраный месяц, - сказал Вик, явно горячась из-за несправедливости. - Это потому что они не хотят видеть твою жопу там, рядом с собой, вот почему.
  - Подошла моя очередь, - с жаром сказал Поллини.
  - Отвали. Твоя очередь! Никому не дают наряд по камбузу на сраный месяц. Никто не может так лизнуть задницу, чтоб такое организовать. - Вик вернулся к чистке огромный бак. - Недолёт, - сказал он, - ты хорошо устроился. Остальные умоляют, чтобы их отправили в тыл, а у тебя есть люди, которые сами стараются тебя туда отправить. Чувак, ты некисло устроился.
  Поллини улыбался. 'Ага. Думаю, что так', - сказал он.
  - Зачем же ты записался в морпехи, Недолёт?
  - Мой отец был морпехом, - гордо ответил Поллини. - Он воевал в Корее.
  - Это всё объясняет.
  - Объясняет - что?
  - Почему мы проиграли вонючую войну в Корее. Клянусь, ты весь в папашу, ведь так? - Вик снова рассмеялся, довольный собой.
  Ответа от Поллини не последовало. Если бы Вик смотрел на него, то видел бы, что Поллини до боли стискивает зубы и едва сдерживает слёзы. В руках Поллини появился большой стальной черпак. Ухватившись за него обеими руками, он врезал с разворота Вику и попал по левой щеке и кости над левым глазом. Вик, хватаясь за лицо, взвыл от боли, а Поллини поднял кастрюлю горячей воды и окатил ею Вика. Потом выскочил из палатки-столовой в темноту и замахнулся тяжёлым черпаком на морпеха, спешащего внутрь.
  Вик стоял столбом, кровь и мыльная вода стекали по лицу.
  - Господи боже, - сказал морпех. - Что с тобой?
  - Недолёт съездил мне грёбаным черпаком.
  - Да ты что! - испуганно сказал морпех. - Я позову санитара.
  - Не надо никакой шумихи. Я сам найду себе санитара.
  - Как скажешь. А что случилось-то? - Морпехи, стоявшие в наряде по кухне, стали собираться в палатке, где мыли посуду.
  - Ничего, - зло огрызнулся Вик. - Валите отсюда нахрен и дайте мне домыть проклятые кастрюли.
  - Конечно-конечно. - Вика оставили одного, и он уставился на перевёрнутую кастрюлю на грязном полу. Он наклонился её поднять. - Прости меня, Недолёт, - еле слышно сказал он.
  
  Меллас и Гудвин решили посетить новый офицерский клуб возле оперативной группы 'Оскар'. Они пошли прихватить с собою Хока, но Хок только что купил ящик пива. Вместе они решили немного размяться алкоголем за палаткой Хока, подальше от пары офицеров-новичков, только что присланных из Куангчи.
  Час спустя тройка ещё оставалась на прежнем месте. Ящик стоял на три четверти пустой. 'Можешь себе представить', - сказал Хок, глядя в своё пиво.
  - Представить - что? - спросил Меллас. Язык его уже цеплялся за слова.
  - Я говорю, можешь ли ты представить, что грёбаный Третий получил медаль за то, что болтался в 'Хьюи' у Ко-Рока, в то время как мы там полной ложкой хлебали дерьмо?
  - Бред какой-то. - Меллас сплюнул, и плевок угодил в полупустой ящик, вместо того чтобы упасть рядом с ним, как он метил. - Я до сих пор не получил сведений о медалях Ванкувера и Шулера.
  - Они рядовые. На них надо больше времени.
  - Так-то, Джек, - сказал Гудвин.
  Хок открыл очередную банку, и Меллас увидел, как пена самодовольно поползла по бокам банки ему на ладони. 'Медаль вручили за то, что сплотил деморализованную роту и рисковал жизнью, координируя её отход под вражеским огнём. Вот капитан Блэк не получил очка за то, ходил на дело и вытаскивал из заварухи жопу Фридландера'.
  - Говно всегда на плаву, Джек, - сказал Гудвин.
  - Войну ведёт кучка мудаков, - сказал Меллас.
  - Ты почём знаешь? - спросил Хок.
  - Нас убивают, а они заседают по Парижам и лаются за столами круглыми, за столами квадратными.
  - Так то дипломаты, а не мудаки, - сказал Хок.
  Гудвин распечатал банку пива и лёг на спину. Лёгкая дымка легла на его лицо.
  - Это они отвечают за вонючую войну, так? - сказал Меллас.
  - Так, так, - сказал, кивая, Хок.
  - И война настолько испоганена, что должна вестись кучкой мудаков. Правильно?
  - Правильно, мать их, Джек, - сказал Гудвин. Хок согласился.
  - Значит... - сказал Меллас.
  - Значит - что? - спросил Хок.
  - Значит... - Меллас прикончил банку пива. - Не могу я, нахрен, вспомнить, что я хотел доказать, но люди, которые ведут эту херову войну, - кучка мудаков.
  - Выпью за это. Чертовски правильно. - Хок откинулся назад, высасывая остатки пива.
  - А я выпью за что хотите, - неясно пробормотал Гудвин.
  Наступило молчание. Влажный ветерок веял в темноте и трепал стенки палатки, вызывая случайные проблески света. Меллас со смаком орыгнул; голова счастливо кружилась, он не совсем понимал, где находится, не считая того, что лежит на мокрой траве под лёгким дождиком.
  Долгая мощная очередь автомата АК-47 распластала троицу на животах, заставив отбросить в сторону пивные банки. Из окружавших палаток к блиндажам побежали бойцы, некоторые подпрыгивали на ходу, стараясь попасть ногами в штанины. АК затарахтел опять, и над головами трёх лейтенантов с вальяжным рокотом пролетел рикошет. Хок свернулся вокруг ящика пива, защищая его от пуль. В расположении батальона раздавались крики.
   - Что ты думаешь? - крутя головой, спросил Меллас. Хок пожал плечами и открыл три банки: 'Если это грёбаные минёры, то им нужны сраные вертолёты. Только я не грёбаный вертолёт. И я что-то не припомню, чтобы минёры ходили в атаку поодиночке'.
  Все трое сели и наблюдали за сумятицей. К блиндажу оперативного центра, склонив голову почти до земли и выкрикивая приказания бойцам, пронёсся Блейкли и скрылся в блиндаже.
  - Эй, Джейхок, - позвал Гудвин.
  - А?
  - Как думаешь, какую медаль получат Шестой и Третий за этот случай?
  - 'Военно-морской крест', - сказал Хок, - а, может, и выше. - Хок поднёс руку к губам и изобразил насмешливое фыркание фанфары.
  Небольшая фигура ползком появилась за офицерской палаткой. Все замерли, понимая, что у них нет винтовок; пивное молодечество улетучилось. Человек, спиной к ним, подбирался к палатке.
  Гудвин двинулся очень медленно и махнул Хоку с Мелласом, призывая, чтоб они катились в его сторону. Он показал на высокую траву за спиной.
  Фигура уже ползла за задней стенкой палатки. 'Эй, лейтенант Хок, - прошептала фигура палатке.
  - Эй, лейтенант Джейхок, это Поллини, сэр'.
  - Господи, Джек, - простонал Гудвин.
  - Недолёт, чёртов тупица, - зашипел Хок. - Иди-ка сюда.
   Поллини развернулся. 'Что вы, ребята, делаете в кустах?' - громко спросил он. Он наугад направился к ним. С ним был АК-47, который вынес Ванкувер из прерванного разведрейда Мелласа.
   - Сюда, Поллини, - свирепо прошептал Меллас. - Как ты думаешь, где ты находишься? В Центральном, нахрен, парке? Прижми задницу к земле, пока никто не увидел.
   - О, лейтенант Меллас, сэр, - громко сказал он, подошёл и уселся. Хок забрал автомат; от Поллини разило, как от бастующей винокурни в самую жару. Глаза его слегка затуманились, из уголка рта просочилась слюна.
  Мелос пришёл в ярость: 'Эта штуковина может упечь тебя на губу на долгие месяцы. Что ты, по-твоему, делаешь?'
  Поллини поскрёб в макушке и беспечно сказал: 'Просто веду огонь по этому месту'.
  - Зачем, Поллини? - спросил Хок.
   - Разве это неправильно? - ответил он. - Разве не этим занимается ничтожество? - Он поднялся и стоял, заметно покачиваясь. - А, вот, господа. - Он сунул руки в карманы и выудил на свет набитый магазин. - Вот что заставляет хреновину бабахать. - Он засмеялся.
  Гудвин свалил его наземь.
  Вдруг Поллини разрыдался в пьяной истерике. Он свернулся к клубок и захлюпал: 'Я не хочу быть ничтожеством. Я хочу быть хорошим морпехом. Я хочу, чтоб мой отец мною гордился'.
   - Кто сказал, что ты ничтожество? - спросил Меллас, чувствуя неловкость за прежние свои подшучивания над Поллини. - Эй, да не рыдай ты так, - сказал он мягко. - Слушай, Поллини, не плачь.
  Сквозь рыдания последовал рассказ.
  Меллас положил руку Поллини на спину. Он не знал, как поступить и повернулся к Хоку: 'Но почему он так расстроился? Гонялся за парнем с черпаком на перевес?'
  - Его отец погиб в Корее.
   Меллас застонал. 'Разве мало дерьма на этой войне? Нам ещё разбираться с говном Кореи?' - Он медленно покачал головой. Неужели всё повторяется - снова, снова и снова?
   В конце концов, Поллини провалился в одурманенный сон. Три лейтенанта прикончили ящик пива, наблюдая, как батальон возвращается в нормальное состояние. Много спустя, когда всё стихло, Гудвин забросил Поллини на плечо, Меллас взял автомат, и они отправились к зоне высадки, где уложили Поллини на койку.
  На следующий день Меллас снял его с наряда по камбузу.
  В тот же день 'Белоголовый орлан' был брошен в бой. И не без осложнений.
  
  Батальонному врачу лейтенанту Морису Уизерспуну Селби, ВМС США, до чёртиков надоела грязь, отсутствие льда, антисанитарные условия, а также однообразные циклы малярии, дизентерии, инфицированных укусов пиявками, тропическая язва, паховое воспаление кожи, больные спины, больные руки, больные головы. Особенно он устал от больной головы рядового 1-го класса Мэллори. Мэллори только что вернулся с осмотра единственным психиатром в 5-ой школе полевой медслужбы в Куангчи с диагнозом, в котором говорилось, что у него пассивно-агрессивное расстройство личности и что ему следует научиться жить со своими мигренями. Также поступили сведения от дантиста той же школы, что Мэллори установлены защитные коронки и что Мэллори годен к службе, но по возвращении в Штаты должен обратиться к врачу и поставить мост.
   - Послушай, я занят, - сказал Селби санитару 1-го класса Фостеру. - Просто дай ему побольше дарвона и пусть выметается из больнички.
  - Кажется, он сильно на взводе, сэр.
   - Чёрт побери, я осматривал его страшную голову, пока не посинел. Меня учили на хирурга, а не на психиатра. - Селби взял бутылочку с аспирином и кинул в рот четыре таблетки, не заботясь о воде. - Скажи ему, что лазарет начинает работу в девять ноль-ноль. И дай мне уже заняться работой. Ты понял, Фостер?
   - Слушаюсь, сэр. - Фостер помолчал, ожидая, когда Селби усядется за грубый стол и закроет лицо руками. - Сэр?
  - Что ещё, Фостер?
   - Вы осмотрите его в девять ноль-ноль? Не думаю, что ему захочется столкнуться с одним из нас, санитаров, и принимать от нас дарвон. Он и так ест его, как конфеты.
   - Чего ты от меня хочешь, чтобы я держал его за ручку? У меня здесь уйма народу, которого я могу вылечить, и я устал принимать его. Нет. Я не буду его принимать.
   - Понял, сэр. - Фостер подошёл к выходу из палатки. Мэллори сидел на лавочке, положив лоб на руки; его снаряжение было свалено у ног. На рюкзаке лежал пуленепробиваемый жилет и пистолет 45-го калибра.
  - Рядовой Мэллори, - сказал Фостер.
  - Да.
  - Я поговорил с лейтенантом Селби, и он сказал, что больше ничем не может тебе помочь.
  - Они все так говорят. Что здесь происходит, а?
   Фостер вздохнул: 'Мэллори, я не знаю, что ещё тебе сказать. Если тебе в Куангчи не смогли помочь, то здесь мы точно тебе не поможем'.
  - У меня башка раскалывается.
  - Я это знаю, Мэллори. Всё, что я могу, - это дать тебе...
   - Вонючие таблетки, - закричал Мэллори, поднимаясь. - Мне не нужны сраные таблетки. Мне нужна помощь. А этот ублюдочный доктор динáмит меня, и я устал от этого. Я устал, ты слышишь? - Он почти заскулил. - Как же я устал!
   Из-за перегородки прошёл Селби. 'Ты сейчас же уберёшься из лазарета, морпех, - сказал он, - и если твоя жопа не отвалит от этой двери через пять секунд, я представлю это как неподчинение прямому приказу'.
   Мэллори, морщась от боли, вскрикнул и схватил лежавший у ног пистолет. Он взвёл курок. 'Моя голова раскалывается, и я хочу, чтобы её поправили'. Пистолет уставился в живот Селби.
  Селби медленно попятился. 'Ты огребёшь кучу проблем из-за этого, морпех', - нервно сказал он.
  - У меня болит голова.
   Фостер начал потихоньку двигаться к двери. Мэллори направил пистолет на него: 'Куда это ты собрался?'
   - Давай я найду полковника или кого-нибудь ещё. Может, они смогут что-то сделать. Как вы думаете, лейтенант Селби?
   - Да-да, - сказал Селби. - Может быть, мы могли бы отправить тебя в Дананг. Может, в Японию. Я понятия не имел, что ты...
   - Что ты заткнёшься, - сказал Мэллори. - Понятия у тебя не было. Правильно. У тебя не было понятия, пока я не встал здесь и не ткнул дулом в твою жирную рожу. У тебя, мать твою так, нет, нахрен, понятия.
  - Послушай, я прямо сейчас напишу приказ, чтоб тебя отправили в Дананг.
  - Ты можешь это сделать?
  - Конечно, могу. Фостер всё напечатает, правда, Фостер?
  - Так точно, сэр. Правда.
   - Хорошо. Садись и печатай, - сказал Селби Фостеру. Стало ясно, что ярость Мэллори проходит. Селби видел, что Мэллори больше не знает, что делать с пистолетом и как выпутаться из истории.
  Фостер вставил три формуляра, переложенных калькой, в пишущую машинку и усиленно застучал по клавишам. Селби неподвижно стоял возле стола Фостера и старался собрать всё своё мужество, чтобы посмотреть на Мэллори. Кончилось тем, что он сделал вид, будто читает то, что печатает Фостер.
  
  Санитар 3-го класса Милбэнк, возвращаясь с завтрака и насвистывая, подошёл к небольшой дорожке, ведущей в медпункт. Он застыл на месте, когда Фостер закричал: 'Приёма до девяти ноль-ноль нет, морпех'.
  - Что? - сказал Милбэнк. Через открытую дверь он видел Фостера и нервно застывшего возле него Селби.
  - Ты знаешь правила, морпех. Девять ноль-ноль. У нас тут дел невпроворот. Отчаливай.
  - Конечно. - Озадаченный Милбэнк сошёл с дорожки. Он тихонько подошёл к палатке сбоку. Внутри стояла абсолютная тишина. Потом он услышал угрожающий голос: 'Куда собрался?'
  - Мне надо посмотреть правильный код на приказ, - ответил голос Фостера, слегка замедленно и чётко. - Он вон там, в том журнале.
  Милбэнк осторожно заглянул под стенку палатки. Она заканчивалась в полудюйме от земли. Он разглядел выцветшие ботинки боевого морпеха и каску среди какого-то снаряжения с эвакуационным номером М-0941. Эвакономер состоит из первой буквы фамилии бойца и четырёх цифр его серийного номера. Потом он увидел пистолет в чёрной руке. М - Мэллори. Это тот угрюмы грёбаный пулемётчик с мигренью, из роты 'браво'.
  Милбэнк помчался к палатке-столовой и нашёл там штаб-сержанта Кэссиди, который счищал остатки завтрака в мусорный бак. 'Мэллори навёл пистолет на Дока Селби и Фостера, - сказал он. - Там, в медпункте батальона'.
  - Зови сюда лейтенанта Фитча, немедленно, - сказал Кэссиди и побежал к медпункту.
  Милбэнк не знал, в какую сторону идти. Он заметил Коннолли и крикнул ему: 'Мэллори навёл оружие на Дока Селби. Давайте сюда побыстрей своего шкипера'. Все в столовой прекратили есть. Коннолли посмотрел на свою кружку с кофе, зажмурил глаза, а потом побежал ко взлётной полосе.
  
  Кэссиди подбежал к медпункту, Милбэнк следом за ним. 'Его видно в щель под палаткой', - прошептал Милбэнк. Кэссиди хмыкнул. Он упал на землю и заглянул в узкий проём между стенкой палатки и грунтом. Он увидел камуфляжные штаны Мэллори, затем нижнюю часть пистолета.
  Он тихонько обошёл палатку и вошёл внутрь. Мэллори от удивления отступил на шаг назад.
  - Отдай его мне, Мэллори, - сказал Кэссиди.
  - Говорю же, у меня болит голова. Я выметаюсь отсюда.
  - Отдай мне грёбаный пистолет, нето я запихаю его тебе в грёбаную цыплячью глотку.
  Мэллори затряс головой и словно превратился в капризного ребёнка: 'Она у меня болит'.
   Кэссиди подошёл к нему, забрал пистолет и бросил его Селби, который, вместо того чтобы поймать пистолет, просто закрыл лицо руками. Пистолет брякнулся на пол. 'Они без обоймы не стреляют, лейтенант Селби, сэр, - сказал Кэссиди. Он упёр руки в бока и уставился на Мэллори. - А ты, ты, мерзкая пародия на человека, мне следовало бы отвинтить тебе башку. - Вдруг Кэссиди сделал резкий выпад и врезал Мэллори кулаком в живот. Мэллори согнулся пополам. Кэссиди, остывая, поднял пистолет, подошёл к вещам Мэллори, нашёл обойму и вставил её в рукоятку. Он навёл пистолет на Мэллори. - А вот теперь он заряжен, недоумок. Вставай'.
  - У меня есть права, - пробормотал Мэллори.
  - Только это тебя и спасает, тошнотик, - сказал Кэссиди. - Топай давай.
   Кэссиди провёл Мэллори мимо толпы морпехов к пустому металлическому контейнеру и втолкнул его внутрь. Только он сунул стальную шпильку в скобу тяжёлой двери, как на ревущем джипе примчались Фитч с Поллаком. От оперативного центра спешил майор Блейкли.
  - Что за херня происходит? - спросил Фитч.
  - Это всё мудак Мэллори.
  - Что здесь происходит, сержант Кэссиди? - спросил Блейкли, отдуваясь после бега.
   - Как я только что доложил шкиперу, сэр, это всё рядовой Мэллори. Он в медпункте наставил пистолет на лейтенанта Селби. Я запер его жопу в этом грузовом ящике.
  - Я думаю, там от него не будет проблем, - сказал Блейкли, улыбнувшись.
   Фитч нерешительно улыбнулся, снял кепи и провёл рукой по волосам. 'Раненые есть?' - спросил он.
   - Никак нет, сэр, - ответил Кэссиди.
   - Но мы ведь не можем его просто так оставить в контейнере, - полувопросительно сказал Фитч.
   - Пока оставь его там, - быстро ответил Блейкли. - Полезно видеть, что здесь кого-то укрыли за правонарушение. Кроме того, у нас назревает ещё одна ситуация, и я хочу, чтоб ты послушал.
   Фитч аккуратно вернул кепи на голову. 'Поговорим об этом позже, сержант Кэссиди', - сказал он. Они с Блейкли ушли.
   Кэссиди бросил пистолет бойцу из роты снабжения: 'Шаффран, стреляй в любого, кто попытается освободить этого недоумка. Просто следи, чтобы он там не окочурился. Не выпускать его оттуда, пока не скажу', - Кэссиди направился прочь.
  - Даже поссать не выпускать, сержант Кэссиди? - крикнул Шаффран ему в спину.
  - Пока я не скажу, дубина.
  
  ***
  
   Двадцать минут спустя Меллас получил приказ привести 'Белоголового орлана' в боевую готовность. Причиной оказалась разведгруппа с позывным 'Свит-Элис'. Она отходила, ведя бой к югу от Маттерхорна с подразделением численностью до роты. В группе 'Свит-Элис' значилось шесть морпехов.
  Меллас радировал известие рабочей партии, трудившейся возле оперативной группы 'Оскар'. Что-то глубоко внутри него всколыхнулось, когда он увидел, как бегут морпехи вниз по холму, на котором только что наполняли мешки. Сжимая в руках лопатки и рубашки, они мчались через мокрую взлётную полосу: бежали к своему снаряжению, бежали, возможно, навстречу своей смерти.
   - Semper Fi, братишки, - прошептал про себя Меллас, впервые понимая, чего требует слово 'всегда', если имеется в виду то, что сказано. Он вспомнил разговор, завязавшийся однажды вечером после танца в университетской столовой между его друзьями с их зазнобами. Они толковали о тупости военных и их глупом кодексе чести. Он тогда присоединился к разговору, смеялся вместе со всеми, скрывая тот факт, что несколько лет назад записался в морскую пехоту, и не желая, чтобы о нём думали так же плохо, как об остальных военных. Всё равно, защищённые своим классом и полом, они бы никогда не узнали этого. Теперь же, глядя на морпехов, бегущих по посадочной зоне, Меллас понимал, что никогда больше не поддержал бы тот циничный смех. Что-то изменилось. Люди, которых он любил, шли на смерть, чтобы придать значение и вдохнуть жизнь в то, что он всегда считал бессмысленными словами из мёртвого языка.
   Колени Мелласа дрожали. Руки тряслись, когда он застёгивал лямки рюкзака и проверял пружины в обоймах. 'Проверьте, чтобы все фляги были полны, - говорил он комадирам взводов. - Никогда не знаешь, когда в следующий раз найдёшь воду'.
   Фракассо метался взад и вперёд, точно зверь в клетке. В руках он держал несколько завёрнутых в полиэтилен карточек, на которых записал инструкции, как вызывать артиллерийский огонь и удар с воздуха.
   - Не переживай, Фракассо, - сказал Меллас. - Когда понадобится артиллерия, ты её вызовешь. Только помни, что им нужно знать три вещи: где находишься ты, где находятся гуки, а потом просто скажи им, перелёт или недолёт. - Фракассо, глядя на свои аккуратно приготовленные карточки, засмеялся. - Спрячь их в карман, если тебе от этого будет легче, - сказал Меллас, словно имел больше боевого опыта, чем было на самом деле.
  Они с Фракассо разом обернулись, услышав, как к ним кто-то бежит. Это был Китаец. 'Мэллори посадили в грёбаный ящик, как какое-то животное, - закричал он Мелласу. - За такое дерьмо они должны ответить'.
   Меллас поднял руки ладонями к Китайцу. Жест слегка остудил Китайца. 'Он навёл блядский пистолет на чёртова доктора, - спокойно сказал Меллас. - Чего ты от меня-то хочешь, поменять для тебя грёбаные правила?'
  - Его не должны сажать в ящик как животное. Такие, нахрен, правила.
  - Китаец, у нас нет времени на эту срань. У нас в лесу кое-кто встрял в переделку. Мэллори, мать его, может подождать.
  - Но в пистолете даже не было обоймы.
  Это стало новостью для Мелласа. 'Что? Ты уверен?'
   - Так точно, сэр. Один из санитаров сказал мне, а это кое-что значит. Я знаю Мэллори. Мэллори ни в кого бы не выстрелил.
  Меллас не знал, верить или нет. Даже если поверить, что мог он с этим поделать?
   - Если не верите мне, тогда позовите тех уродов, что помогали Кэссиди сажать его в ящик, - сказал Китаец.
   Мысли роились в голове Мелласа. Может быть, боевую тревогу отменят. Раньше такое уже случалось. Меллас посмотрел вокруг. Рота разбилась на вертолётные группы. Гудвин медленно прохаживался вдоль линии своего взвода, шутил и подначивал. Кендалл напряжённо сидел возле своего радиста, Генуи, и смотрел на холмы на той стороне взлётной полосы. Он видел, как Басс проверяет снаряжение, - верный знак того, что все остальные готовы.
   - Ладно, Китаец, - сказал Меллас. - Посмотрю, можно ли к этому подтянуть Хока. Лучше отнесись к этому, нахрен, правильно. - Он взял трубку рации. - Я хочу говорить с литерой 'хотел', 'третий-зулу'. Это 'браво-пять'. Приём.
   В ответ долго молчали. Затем ответил батальонный оператор: 'Третий говорит, что литера 'хотел' занят. Приём'.
  - Ты у литеры 'хотел' спрашивал, занят ли он? - спросил Меллас. - Приём.
  - Подождите. - Снова последовала пауза, уже короче первой.
  Затем в трубке раздался голос майора Блейкли: 'Браво-пять', это 'Большой Джон-три'. У нас боевая готовность 'Белоголового орлана', и тебе лучше готовить банду к вылету. Приём'.
  - Понял вас. 'Браво-пять' - конец связи.
  Меллас посмотрел на Китайца. 'Я увяз тут', - сказал он.
  - Чёрт, - сказал Китаец. От возмущения он отвернулся.
   - Послушай, Китаец, - сказал Меллас. - Даже если нам удастся уломать лейтенанта Хока вытащить Мэллори из контейнера, ты же понимаешь, что он всё равно в глубокой заднице, пусть пистолет и не был заряжен. - Меллас понимал, что тот, кого бы он ни отправил к Хоку, должен был наверняка обернуться до вылета. В то же время, этому кому-то должен был доверять Китаец.
   - Китаец, - сказал он, - ей-богу, не вернёшься вовремя до отправки, я вдую тебе так, как тебе ещё никогда не вдували. Пошёл!
   Китаец сломя голову помчался по дороге. К Мелласу подбежали Гудвин и Ридлоу: 'Что, нахрен, происходит?' - загремел Ридлоу, глядя в удаляющуюся спину Китайца.
  - Мэллори наставил пистолет на врача батальона.
  - Я знаю. Релсник нам сказал.
   - Пистолет не был заряжен. Я послал Китайца просить Хока попробовать вытащить его из контейнера.
   - Из контейнера? Блядь! - медленно сказал Ридлоу. - Да этот херов ниггер из целлофанового мешка бы не вырвался.
  - Кому, нахрен, надо его подтягивать? - спросил Гудвин.
  - Сам догадайся, Шрам.
  - А, чёрт, - сказал Гудвин. - Китаец - один из лучших моих пулемётчиков.
  - Он вернётся.
  - Хочешь проспорить на этом деньги? - спросил Ридлоу.
   - Он вернётся, - сказал Меллас. Он посмотрел на дорогу, желая развеять сомнения. Он увидел, что в джипе подъезжают Фитч и Поллак. Джип затормозил, и они выпрыгнули.
   - Я только что видел, как Китаец тащит жопу по дороге, - сказал Фитч. - Что за хрень происходит? Рота готова к отправке? - Меллас доложил о готовности и объяснил, зачем идёт Китаец. 'Я верю ему', - добавил Меллас. Он посмотрел на окружавшие его скептические лица.
   Фитч на миг заколебался. Потом повернулся к Поллаку: 'Поезжай и подбери Китайца, отвези, куда скажет. А потом вези его сюда. Нам нужны грёбаные пулемётчики'.
  Поллак прыгнул в джип и покатил по дороге, разбрызгивая грязь и воду.
   Фракассо, Гудвин и Кендалл, достав блокноты, уже подвигались ближе к Мелласу и Фитчу. Меллас вытащил свою записную книжку. Ладони его вспотели. Господи боже, сделай так, чтоб тревога оказалась ложной. Меллас чувствовал себя так, словно сидит на конвейере, который медленно движется к краю пропасти.
  Фитч разложил на земле карту. 'Здесь, - сказал он, указывая на обведённую красным кружком точку, - разведгруппа, позывной 'Свит-Элис', сейчас ведёт бой с подразделением СВА численностью до роты. Шрам, ты патрулировал в этой долине. Ты тоже, Меллас. На что она похожа?'
  - Пиздец какая дремучая, Джек.
  Меллас кивнул в знак согласия. 'Слоновая трава и бамбук', - добавил он.
   Фитч облизнул губы. 'Если получаем приказ вылетать, то попадаем прямо в самую гущу и заходим к ним во фланг с запада. Вот здесь. - Его палец почти лёг на красный кружок. - У нас будут вертолёты огневой поддержки, но пушкари, скорее всего, останутся не у дел. Предельная дальность'.
  - Последний раз мы шли первыми, - сказал Ридлоу.
  Фитч оставил замечание без внимания. 'Что думаешь, Шрам? Сможем посадить птицу?'
  - Да.
  - Последний раз мы шли первыми, - снова сказал Ридлоу.
   - Чёрт возьми, Ридлоу, я знаю. Я также знаю, почему грёбаные взводные не всегда посещают командирские совещания.
  Ридлоу улыбнулся: 'Просто забочусь об интересах моих бойцов'.
  Люди засмеялись, и Фитч хмыкнул.
   Меллас смотрел на окружавших его товарищей. Кто-то - весьма вероятно - через час будет убит. Фракассо, который едва достиг возраста, в котором разрешается пить, не мог совладать со своим страхом. Всё что можно, он записывал в блокнот, подпрыгивая на корточках и скаля зубы в напряжённой улыбке. Охотник Гудвин, обладающий некой первобытной способностью вести людей туда, где смерть является известной расплатой, нервничал как бегун перед стартом. Кендалл, больной от беспокойства, с мертвенно-бледным лицом и каской на голове, вёл за собой взвод, который ему не доверял. Фитч в свои двадцать три года уже взвалил на себя такую ответственность, о которой многие люди только рассуждают. Сейчас он вёл 190 человек ребят в бой, и его решения определят, сколько из них вернётся назад. Ребят - мечтающих об отпуске или вспоминающих отпуск, из которого только что вернулись; смакующих воспоминания о гладкой смуглой коже, прижатой к их коже; мечтающих о жёнах, оставленных в промытых аэропортах. И Мелласа; меньше, чем через час, может уже не быть никакого Мелласа.
  Ожила рация.
  - Вылетаем, сэр, - мрачно сказал Релсник.
  Все переглянулись.
  
  ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
  
   Ребята тихо выстроились в колонны у края полосы и ждали вертолёты. Остальные морпехи останавливались, чтобы поглазеть на них; они хотели произнести ободряющие слова, однако не смели ворваться в закрытый мир - мир, который парни больше не разделяли с обычными людьми. Некоторые из них проживали последний час короткой тайны, называемой жизнью.
   Поллак резко остановил ротный джип, и они с Китайцем побежали за своим снаряжением и оружием. И, нагруженные, поспешили туда, где ждала вся рота.
   С пулемётом на плече Китаец подошёл к Мелласу: 'Джейхок сказал, что сделает всё возможное. Если пистолет не был заряжен, он вытащит его оттуда'.
  Мелласу было всё равно. 'Хорошо', - сказал он. Он старался представить, с какой стороны они зайдут к роте гуков и будет ли хоть какой-нибудь выбор, учитывая неизвестность ветровых условий.
   - Сэр, - сказал Китаец. - Лейтенант Хок приказал мне передать вам также и это. - Китаец остановился.
  - Ну, что же он сказал, мать твою?
   - Он сказал, сэр, чтобы я обязательно передал вам две вещи. Что вам самому следует решать свои сраные проблемы и не взваливать их на других. - Китаец помолчал. Меллас плотно сжимал губы. - И что вам лучше вернуть свой зад сюда, когда заваруха кончится, чтобы он смог по нему врезать. - Меллас с облегчением рассмеялся.
   Китаец фыркнул. Меллас заметил, что у него не было пистолета, который выдаётся пулемётчикам. 'Китаец, а где твой грёбаный 'сорок-пятый'?'
  - Сорвался, сэр.
  Меллас и Китаец мгновение смотрели друг на друга.
  - Чёрт возьми, Китаец, зачем сейчас-то врать? - грустно сказал Меллас. До него доходили слухи, что чёрные отправляют детали в Штаты. Он снял с ремня пистолет с кобурой и кинул Китайцу. Китаец посмотрел на пистолет и стал пристёгивать его на себе. Он отвернулся, не сказав ни слова.
   Сержант Ридлоу, только что вернувшийся с последней проверки своего взвода - подтягивал ремни, говорил грубые, но ободряющие слова - заметил последнюю часть обмена с Китайцем. 'Он не ссыкун', - сказал Меллас, наблюдая, как Китаец осматривает пулемёт.
  - Никто из них не ссыкун, лейтенант, - сказал Ридлоу.
   Меллас смотрел на ряды вертолётных групп и, наблюдая за проверяющими готовность Бассом и Фракассо, чувствовал себя отрезанным от своего старого взвода. Лишь несколько дней назад, вылетая со Скай-Кэпа, он был их взводным командиром. Война словно насмехалась над его прежними понятиями о времени. Он посмотрел в свинцовое небо - не летят ли вертолёты. В памяти выплыло лицо Анны. Он знал, что она больше не хочет его видеть, - и что она, быть может, последнее доброе воспоминание в его душе.
  - Летят! - закричал кто-то.
   В небе висели крошечные чёрные точки. От их вида у Меллас кишки закрутило от болезненного страха. Колени потянуло подломиться, а тело - убежать. Чёрные точки, превратившись в двухвинтовые вертолёты СН-46, приближаясь, отделялись по одной и, заходя на круг, выстраивались в линию, чтобы приземлиться с южной стороны. Мелласу хотелось, чтобы они рухнули, свалились с неба. Они летели убить его. Без всяких причин. А он собирался подняться на борт. Снова показалось, что он сидит на конвейерной ленте, несущей его к обрыву.
   Первая вертушка приземлилась на заднее шасси. Кендалл и первая вертолётная группа затрусили по грязи и исчезли за задним откидным бортом. Вторая вертушка откинула рампу, и следующая за Кендаллом вертолётная группа пробежала на борт. Затем подлетела третья вертушка, потом четвёртая, - вертушки подлетали и подлетали, и ребята бежали и исчезали внутри. И вот не осталось больше вертолётных групп, кроме группы Мелласа и ещё одной, и тогда побежал сам Меллас, и тяжёлый рюкзак заколыхался на спине. Он пригнул голову под лопастями, проскочил мимо командира экипажа и уселся на металлической палубе. Холодной после высоты.
   Вертолёт содрогнулся от увеличения мощности и неуклюже взмыл в воздух. В тот же миг мнимую безопасность ожидания на взлётной полосе отсекло раз и навсегда.
   К красному кружку на карте Фитча лететь было примерно двадцать пять километров на юго-восток. Меллас видел, как мимо промелькнули Рок-Пайл и Рейзорбэк, две высоченные вершины-башни, возвышавшиеся над ВБВ. Он всё время поглядывал на компас, чтобы не потерять ориентиры. Он представил, что случится, если он просто откажется выходить из вертолёта. Тогда им придётся отправить его в Куангчи. Состоится трибунал, он будет осуждён. Но останется жив. Его сильно беспокоило, окажется ли зона приземления под обстрелом или нет.
   Вертушка накренилась в сторону. Меллас встал на колени, борясь с ускорением поворота и наклоном палубы. Добравшись до одного из выбитых иллюминаторов, он высунул голову наружу, щурясь против рвущего ветра, и постарался разглядеть, зачем пилот делает столь резкий поворот. Пулемётчик по правому борту чуть свесился в пустоту и направил большой пулемёт 50-го калибра вниз. Командир лётчиков занял место по левому борту у второго пулемёта и вытягивал шею, чтобы рассмотреть цель, но его край оказался слишком задран над горизонтом. Птица вдруг выровнялась и до тошноты быстро пошла на снижение. Рёв усилился. Затем Меллас услышал свист пуль, разрывающих воздух. Заработал правый пулемёт. Внезапно пулемётчика откинуло назад: пластмасса шлема разбита, лицо - настоящее месиво. Он свалился на пол, и горло ему перетянул аппаратный шнур.
  Всем, включая Мелласа, захотелось выскочить вон из вертушки.
   Птица села на землю, отвалилась задняя рампа. Морпехи кинулись наружу. Лётчик запаниковал и поднял машину, прежде чем все бойцы оказались на земле. Когда Меллас добрался до выхода, птица была уже в шести футах над землёй и продолжала набирать высоту. Он заорал командиру: 'Держи машину у земли, твою мать! Держи блядскую птицу у земли!' Он выпрыгнул в пространство и тяжко грохнулся на землю. За спиной вертушка с рёвом продолжила подъём. Сильно взволнованный последний боец показался из заднего борта, сглотнул и бросился вниз, к товарищам. Со своим рюкзаком, весящим почти 100 фунтов, он с глухим стуком бухнулся на землю. Меллас видел, как кость на ноге вышла наружу и вспучила штанину. Крик бойца покрыл и треск винтовочных выстрелов, и огонь пулемёта.
   Меллас закричал: 'Сволочь, грёбаная скотина!' Он вскинул винтовку, чтобы выстрелить в улетающий вертолёт, но какая-то внутренняя сила удержала его палец от нажатия на спусковой крючок. Вместо этого, зовя санитара, он подбежал к раненому и потащил его и снаряжение прочь из зоны высадки. К Мелласу подбежал ещё один морпех, вместе они оттащили корчившегося парня в относительное укрытие слоновой травы. Они оставили его там и побежали вперёд, догоняя передовой взвод, который Гудвин уже развернул в линию. Быстрыми бросками отделений он вёл его на врага.
   Перестрелка прекратилась. Два вертолёта поддержки 'Хьюи', бившие из пулемётов к северу от них, сделали петлю по кривой и с рёвом пронеслись над головами. Раздались два отрывистых выстрела М-16. Бухнул выстрел гранатомёта М-79. За ним - ещё одна случайная очередь. Наступила тишина, прерываемая редкими криками. Меллас продолжал бег позади взвода Гудвина, пригибаясь и продираясь сквозь слоновую траву. Все остановились и, обливаясь потом и часто дыша, ждали. Меллас натолкнулся на идущего навстречу Гудвина. Раздался выстрел М-16, но ничто не ответило.
   - Там сзади всё нормально, Шрам, - сказал Меллас. - Только один 'оли' со сломанной ногой. - Меллас бессознательно перешёл на радиокод.
  - Фитч нас остановил, - сказал Гудвин. - Я думаю, маленькие засранцы дали дёру.
  Всё кончилось.
  Меллас продолжил бег параллельно линии роты. Все лежали, прижавшись к земле и выставив вперёд винтовки М-16 и пулемёты. Достигнув левого края линии, он пробегал свой старый взвод. Парни ему улыбались. Он бежал мимо. Чедвик лежал на спине, кровь заливала ему грудь. Он показал Мелласу большой палец и ухмыльнулся, понимая, что уже на пути домой. Меллас миновал его. Он приблизился к Доку Фредриксону, который колдовал над новеньким парнем, которого Меллас раньше не встречал. Меллас продолжил бег. Он достиг Фитча, который завис на рации.
   - Они отошли. Приём. Нет, не могу сказать, куда, Стивенс, чёрт побери. Мы ни хера не видим в этой траве. Приём. На север. Я понимаю это. Было бы самоубийством преследовать их в этом дерьме. Приём. Они не бегут, чёрт возьми, они отступают. Они будут лежать на земле, а мы будем стоять в полный рост. Они нас сожрут.
   Последовала пауза. Меллас услышал, как по рации заговорил чей-то голос, но не понял, что он говорит. Потом Фитч сказал: 'Моя задача заключается в том, чтобы безопасно вывести эту группу и эвакуировать наших раненых. Мы не сможем их преследовать, сэр, если будем тащить тела с собой. Приём. Слушаюсь, сэр. 'Браво-шесть' - конец связи. - Он повернулся к Дэниелсу. - Ты ещё не вызвал огонь? - Дэниелс говорил по рации и лишь кивнул. - Надо взять их в кольцо, Меллас, - сказал Фитч. - В разведгруппе пять 'оли'. Это из шести, а последний - 'курс'. Я высылаю Шрама забрать их. Мы выведем их из зоны. 'Большой Джон-шесть' совсем спятил. А как дела там?'
  - Нормально. 'Курсов' я не видел. Только пару тяжёлых 'оли'.
  Фитч с облегчением крякнул.
   Меллас расположил роту вокруг зоны высадки, и вскоре все уже рыли окопы. Гудвин взял два отделения и через десять минут приблизился к разведгруппе. Возвращение назад к зоне заняло у них двадцать минут из-за мёртвого тела и парня, раненого в оба колена. Остальная группа смогла добраться своим ходом. Командир, большой лейтенант, получил осколками гранаты в левую ногу. Он подковылял к Фитчу и Мелласу.
  - Спасибо, - сказал он. - Я уже думал, что попрощался со своей задницей.
  - Всё нормально, - сказал Фитч. - Что там случилось?
   - Это моя вина. - Большой человек издал долгий взволнованный вздох. Напряжение спадало, и его начинало трясти.
  - Хочешь курить?
   Лейтенант покачал головой. 'Там, - он показал на Маттерхорн, основание которого нависало над долиной, а вершина пряталась в облаках, - я обнаружил какое-то движение две ночи назад. Я подумал, что смогу подобраться поближе, чтобы рассмотреть, что это такое'.
  - Мины! Мины! Ложись! - Крик прокатился по кольцу. Люди прятались в укрытия.
  - А, блядь, - сказал Фитч. Все трое распластались на земле, ибо ещё не успели вырыть окопы.
  Шесть почти одновременных разрывов сотрясли землю за пределами периметра.
   - Они там, точно, - сказал лейтенант, - я видел два пулемёта. Они окопались вон на той высоте справа. Там на ней ещё сгоревший вертолёт. Если у них там столько тяжёлых пулемётов, то я думаю, мы имеем дело с ротой. Я хотел проверить и другую высоту, но...
  - Мины! - закричал кто-то.
   Меллас яростно окапывался. Шесть новых выстрелов прошли над периметром роты. Комендоры СВА пристреливались. У него не оставалось сомнений, что там засела рота. Отряд помельче не будет бросаться миномётными минами.
   - Давай сюда грёбаную артиллерию, Дэниелс! - закричал Фитч. - Они нас вычислили, мать их. - Сам Фитч немедленно связался с двумя кружившими вертолётами поддержки и запросил по возможности обнаружить миномёты.
   - Мы не можем вызывать огонь, пока на его пути вертушки, - с досадой крикнул Дэниелс. - И скорость стрельбы будет низкой из-за дальности. Они сожгут себе стволы, если будут часто стрелять максимальными зарядами.
  - Хрен я клал на их стволы. Вызывай грёбаный огонь.
   Ребята бросали глину и, ругаясь, вгрызались в землю. Снова прогремели шесть взрывов. Кто-то закричал. Меллас рыл. И в то же время прикидывал по времени порядок стрельбы. Он предположил, по крайней мере, два миномёта, делающие по три выстрела, или, может быть, три миномёта по два выстрела. Едва выкопав углубление, только чтобы лечь в полный рост, он, чувствуя себя голым и незащищённым, уткнулся лицом в почву.
  - Вертушки летят!
   Два эвакуационных вертолёта 'Хьюи' летели с юга и стреляли поверх их голов. ФАК-чувак бросил шашку зелёного дыма и двигался с рацией на спине, ведя переговоры с ведущей птицей, когда она возникла над землёй и делала разворот, чтобы вернуться в зону. С севера, приглушённый расстоянием, донёсся хриплый рёв пулемёта с одного из вертолётов поддержки, которых Фитч отправил к Маттерхорну. Большой лейтенант, хромая, побежал через зону высадки. Головная вертушка тяжело села на землю. Морпехи загрузили раненых. Лейтенант дождался второй вертушки, помог оставшимся раненым сесть на борт, закинул мёртвое тело внутрь и сам примостился на шасси-полозья. Вертолёт только начал взлёт и, носовой частью чуть зарывшись вперёд, переключился на горизонтальную скорость; в этот самый момент ударили ещё шесть миномётных выстрелов. Разрывы скрыли вертушку из вида. Потом она выскочила из дыма уже на дальнем конце зоны и взмыла в воздух.
  - Давайте уносить отсюда ноги нахрен, - сказал Фитч. - Чёрт возьми, Дэниелс, вызови уже хотя бы сраный дым. - Дэниелс уже понял, что ему не подавить миномёты. Единственной надеждой оставалось устроить дымовую завесу между ротой и северным хребтом. Снаряды, однако, падали не туда, куда он их вызывал. Так как Эйгер был оставлен, он был вынужден использовать 8-дюймовые гаубицы Шерпы, для которых это была предельная дальность. На такой дистанции снаряды подвергались воздействию ветров и перепадам температур, о которых он мог только догадываться. Он думал, пусть уж хоть куда-нибудь упадут - всё не так уж плохо. Он с тревогой посматривал на тучи, скрывавшие вершины хребта. Рота 'браво' разбилась на три колонны и двинулась под защиту джунглей. Последняя мина миномёта СВА попала в хвост взвода Кендалла до того, как он укрылся под деревьями, и ранила двух бойцов; для них вертушку не вызвали, их можно было нести. Рота эвакуировала шестерых парней, из которых никто не умер, и спасла разведгруппу 'Свит-Элис'. Если б к утру они вывезли этих двух раненых, тогда б они точно никого не потеряли. Всех охватывала гордость. Вымотанные, но странно довольные, они закапывались в землю, чувствуя защиту густых джунглей. Утром они улетят, и задание будет выполнено.
  
  Полковник Симпсон тоже чувствовал себя гордым и возбуждённым от успеха. 'Я знал, что маленькие ублюдки там', - ликовал он. Они с Блейкли только что вернулись в оперативный центр с полкового совещания, на котором поздравления были теплы и многочисленны. Он поднял трубку, снова вызывая роту 'браво'. Хок услышал голос Релсника из микрофона, через который все в оперативном центре могли слышать разговор. Хок представил, как Фитч закатывает глаза. Это был уже пятый раз после боя, когда полковник пожелал переговорить с Фитчем.
  Хок продолжил наносить на схему показания офицера-авианаводчика и радиолокационной станции. Ему не нравился вид этих показаний. Слишком много активности, и именно там, где её хотел полковник, именно там, где находится рота 'браво'.
  Симпсон спросил: 'Так ты говоришь, что видишь их? Приём'
  - Мы отправили нашего 'фокстрот-оскар' (FO, forward observer - передовой наблюдатель. - Прим.пер.) на дерево вызывать огонь, и он сказал, что они закапываются на Вертолётной горе. Маттерхорн закрыт тучами. На нём ничего не видно. - Последовала небольшая пауза, наполненная электропомехами. - 'Свит-Элис' сказал мне, что они, вероятно, засели на Маттерхорне в наших старых блиндажах. Приём.
  Хок посмотрел на Блейкли и Симпсона, чтобы понять, как они отреагировали на заявление Фитча. Не было никакой реакции.
  - Они разделили свои силы, - Симпсон взволнованно повернулся к Блейкли. - Я думаю, нам нужно воспользоваться ситуацией.
  Блейкли взял трубку: 'Браво-шесть', это 'Большой Джон-три'. Как ты оцениваешь количество противника? Приём'.
  - Как я сказал, 'оскар' (O, observer - разведчик. - Прим.пер.) из группы 'Свит-Элис' сказал мне, что, по его мнению, скорее всего рота. На Вертолётной горе мы видим примерно пятьдесят или около того, но на Маттерхорне должно быть, по крайней мере, в два раза больше, чтобы удерживать периметр. Кроме того, миномётные залпы идут шестёрками. Приём.
  - Сколько ты видишь, 'браво-шесть'? - ответил Блейкли. - А не сколько ты думаешь. Приём.
  - Пятьдесят, - последовал краткий ответ Фитча. Приёмник замолчал, потом снова подключился. Голос Фитча звучал ровно и без интонаций. - Сэр, один из моих разведчиков много здесь патрулировал и говорит, что есть хорошая 'лима-зулу' (LZ, landing zone - зона высадки. - Прим.пер.) в точке - от Комиски-Парка - вверх два-точка-два и влево один-точка-семь. - Фитч сообщал местоположение зоны высадки, используя радиокод на тот день. - Мы можем туда выйти, это ниже уровня облаков, и убраться отсюда, не подвергая 'крылышки' огню миномётов с Маттерхорна и Вертолётной горы. Приём.
  - Подожди немного, 'браво-шесть'. - Блейкли повернулся к Симпсону. - Вы что-нибудь говорили по поводу их вывоза, сэр?
  - Чёрт побери, нет. Только не в тот момент, когда гуки зажали хвосты между ног, а у меня три роты, чтобы надрать им задницу.
  Хок прекратил делать отметки на карте.
  - 'Браво-шесть, это 'Большой Джон-три'. Немного повремени. Я хочу, чтобы ты задержался на нынешней позиции, пока не получишь от нас частного боевого приказа. Как понял? Приём.
  - Понял вас, 'Большой Джон-три'. 'Браво-шесть' - конец связи.
  Блейкли живо подбежал к карте. Симпсон за ним. Они рассматривали её, понимая, что все глаза обращены на них.
  - Перед нами отряд численностью до взвода, может, больше, - сказал Блейкли. - Есть свежая рота морпехов, которые знают территорию противника как свои пять пальцев. И есть в резерве батальон в непосредственной близости.
  - Я так и думал, что ублюдки там, - сказал Симпсон. - Никто меня не слушал. Я прикажу роте 'браво' атаковать. Прямо сейчас пойду согласую с Малвейни. Клянусь, он сейчас слопает хорошую ворону. - Симпсон засмеялся, радостный от азарта и удачи.
  
  Блейкли видел, что это возможность. Он понимал, что у них мало времени до того, как противник закрепится на этих двух горах, но также понимал, что Фитч не сможет оставить своих раненых без защиты, а это ослабит его атакующую мощь. Если там наверху рота, как подозревает Фитч, атаковать её было бы глупостью. У них нет внезапности, нет локального превосходства и нет настоящей огневой мощи, ибо все артбатареи оттянуты на операцию у Камло. На переброску сюда пары батарей потребуется время, а это без сомнения оставило бы другие батальоны с меньшей поддержкой, так что на такие действия нужно согласие Малвейни.
  С другой стороны, впервые за два месяца они действительно знали, где находится подразделение значительных размеров. Если б ему удалось удержать под контролем Симпсона, они смогли бы нанести значительный урон. В то же время, им надо сковать нагулян. И нужно было бы задействовать батальон, для чего им необходимо согласие Малвейни. Это непросто. Малвейни и раньше критиковали за чрезмерную агрессивность, и его рычание по поводу операции у Камло не прибавило ему очков у начальства.
  Но людей критиковали и за недостаточную агрессивность, что гораздо хуже. Радиожурнал отметит подразделение в пятьдесят человек на Вертолётной горе. Блейкли уже знал, что младшие офицеры склонны переоценивать размеры вражеских сил, с которыми сталкиваются, поэтому, наверное, там наверху засело только тридцать гуков. Но противник окапывается, имеет, вероятно, пулемёты и конечно миномёты. Тридцать человек на Вертолётной горе означает как минимум семьдесят или восемьдесят человек на Маттерхорне. Таким образом, при поддержке с воздуха свежая рота морской пехоты могла бы легко их накрыть. Смутная мысль о трудностях с авиационной поддержкой при постоянных муссонных тучах промелькнула в мозгу, но её быстро пресекла мысль о том, что вертолёты огневой поддержки смогут туда добраться. Сегодня они это уже сделали, как ни крути.
  Ясное дело, грёбаная гора даром не нужна. Они сами её оставили. Но Блейкли понимал, что драка больше не идёт за территорию, драка идёт на истощение. На количество убитых. Такова работа, и он её выполнит. Если наверху окажется рота, то батальон будет поблизости. И если он сможет закрепить батальон на месте, используя три оставшиеся роты батальона и всё остальное, чем сможет поделиться Малвейни, то будут у них манёвры. Можно было бы вызвать с Гуама бомбардировщики В-52, которые летают гораздо выше облаков, и хорошенько вмазать мелким уродам, и не важно, видно их или нет. Тогда б и доложить можно было бы о чём-то более ощутимом вместо приводящих в ярость слёз о количестве убитых и раненых, о которых они докладывают целыми неделями.
  Блейкли начал просчитывать объём транспортных перевозок и артиллерийские позиции. Они находились слишком далеко от побережья, чтобы рассчитывать на поддержку с моря, даже с 'Нью-Джерси' с его шестнадцатидюймовыми орудиями. Потребуется время, чтобы передвинуть артиллерию для компенсации неустойчивой поддержки с воздуха, но они смогут это сделать. Это означало, что нужно заставить нагулян увязнуть, пока будет подводиться артиллерию, - если, конечно, удастся заставить Малвейни смириться с этим.
  Он вернулся к настоящему, в оперативный центр, понимая, что Симпсон готов действовать - но это было почти всё. 'Сэр, прежде чем мы отправимся к Малвейни, может быть, имеет смысл нам набросать хотя бы схематично некий план, - сказал Блейкли. - Он мог бы включить в себя гораздо больше, чем просто батальон, как вы понимаете, если ваши предположения по поводу гуков окажутся верными'.
  - Клянусь богом, ты прав.
  
  Они вышли из оперативного центра и прошли в палатку Симпсона. Симпсон достал бутылку 'Уайлд Тёрки' и налил себе выпить. 'Это может вылиться во что-то действительно большое', - сказал он, улыбаясь и стараясь скрыть нервозность. Он достал стакан для Блейкли, но Блейкли отказался. Симпсон вдруг растерялся. На самом деле он никогда не раздумывал о выпивке; просто это так естественно предложить другому выпить. А сейчас он не знал, хлопнуть ли наполненный стакан. Господи, ему нельзя пить - не сейчас, когда рота только что вошла в контакт с противником и, возможно, вот-вот нанесёт удар. Он убрал бутылку, посмотрел на оставленный на столе стакан, отвернулся и подошёл к карте. 'Придётся выдвигать несколько артбатарей, если у нас там будет подразделение значительной численности', - сказал он, стараясь вернуть себе господство над положением. И почувствовал себя дураком.
  - Сэр, - сказал Блейкли, - как вы думаете, каковы шансы того, что Малвейни разрешит задействовать батальон, чтобы отбить Маттерхорн?
  - Что ты имеешь в виду? Ты говоришь о том, что он мог бы нам отказать?
  - Не откажет, если мы всё сделаем правильно. - Блейкли подошёл к карте Симпсона. - Посмотрите, сэр, Маттерхорн находится на предельной дальности действия нашего артиллерийского прикрытия, как вы только что указали, но он в пределах досягаемости со стороны гуков с Ко-Рока или откуда-нибудь с территории Лаоса. Однако мы не можем атаковать их артиллерию без политического одобрения.
   - Это не проблема, - сказал Симпсон. - Мы его получим. Мы будем подавлять огонь, чтобы помочь одному из наших отрядов на этой стороне границы.
   - Не само одобрение является проблемой, сэр, - сказал Блейкли. - Проблемой является процесс его получения. Чтобы получить одобрение, мы должны представить все наши причины, почему мы его хотим, до того, как нам оно понадобится. - Он сделал паузу. - То есть нам нужно будет иметь хорошую причину нуждаться в нём, когда мы его захотим.
   Симпсон взял наполненный стакан и выпил виски. Вонючее политическое дерьмо, подумал он. Чёрт возьми, как оно портит всё на свете. Он не совсем был уверен в том, что только что сказал Блейкли, но он был убеждён в том, что не хочет сообщать в дивизию план, который включает в себя передвижку артиллерийских батарей, которые будут обстреливать территорию Лаоса. Разведгруппа уже спасена, и её командир просто думает, что там впереди рота. Это не совсем хорошо. Это будет выглядеть глупо и потому не сработает. Чёрт бы побрал этих грёбаных политиков. Он понимал, что сраные гуки находятся как раз там, где он всегда и думал. И сейчас не мог ничего с этим поделать. Он стукнул пустым стаканом о фанеру стола.
   - Блядь! - сказал он. - Что ж, мы просто должны вывезти их домой, так что ли? - Он посмотрел на Блейкли и не увидел ни смятения, ни злости. - Или ты так не думаешь? - спросил он, глядя на своего начальника штаба сквозь прищуренные веки.
  - Как я уже сказал, сэр, всё дело в причине нуждаться в одобрении, когда мы его хотим.
  - Продолжай.
   - Малвейни - старый вояка. Ничего более, чем заматеревший командир взвода с орлами на плечах. Он ухватился бы за шанс влезть туда и надрать задницу, если б у него было хоть какое-нибудь оправдание. Но он не намерен вносить никакой масштабный план на рассмотрение в дивизию. Вы знаете слухи, так же как и я. Он не слишком популярен наверху. С другой стороны, наша работа - уничтожать гуков. Если мы упустим возможность, подобную этой, то будем выглядеть как трусы. У вас полный тактический контроль. Вы не обязаны ни с кем советоваться об исполнении чего-либо, если оно не задействует другие силы, которые вам не подконтрольны, и если не вредит исполнению вашей текущей задачи. Ваш радиожурнал показывает пятьдесят гуков. У вас есть свежая рота, и вы знаете, что Фитч, вероятно, преувеличивает это количество. Скорее всего, их двадцать пять или тридцать. Для протокола, у вас преимущество три к одному, может быть, даже пять к одному. У нас есть всё, чтобы захватить их. Если же обнаружится, что их там больше, и у нас уже втянута в бой рота? Тогда у вас появится материал, с которым вы сможете обратиться к Малвейни.
   Симпсон шагал взад и вперёд, слушал Блейкли и нервно кивал. 'Да, дьявол побери, понимаю', - приговаривал он.
   - Я за то, чтобы задействовать 'браво' сейчас, это было бы прекрасным развитием успеха, которого вы достигли сегодня днём. Если там наверху окажутся гуки, о чём вы всем говорили, тогда мы будем знать это наверняка, когда 'браво' ударит по Вертолётной горе. Если ситуация сложится туго, мы просто вернём её в ту зону высадки, о которой доложил нам Фитч, и выдернем её оттуда.
  Симпсон перестал ходить и посмотрел на карту.
   - Если мы будем ждать, - продолжал Блейкли, - кончится тем, что мы увидим, как нагуляне смоются через границу. Вы никогда не сможете доказать свои соображения. Задействуйте 'браво' и докажите свою точку зрения. Тогда-то Малвейни будет вынужден позволить вам ввести в дело остальной батальон для её поддержки. Как только 'браво' вступит в бой, это будет именно то, что нужно Малвейни, чтобы не тянуть кота за хвост: группа ворчунов, бьющихся как черти, и группа ворчунов, ожидающих заброски в дело, чтобы им помочь. В противном случае он будет отвечать за то, что отступил, что заботится лишь о патрулировании своих грёбаных баз огневой поддержки. Ведь он по-прежнему в Корее, берёт высоты. На войне имеют значение только боевые потери. Территория ни хрена не значит.
   Симпсон почувствовал нервный холодок, который чувствуют люди, оказавшиеся перед необходимостью принимать решения, которые, как им известно, могут привести либо к исполнению, либо к крушению их мечтаний и амбиций. Он метался взад и вперёд. Он то и дело смотрел на карту. Ему хотелось выпить, но он понимал, что не сможет сделать и глотка на виду у Блейкли.
   - Сэр, радиолокационная станция подтверждает то, о чём вы всё время подозревали. Ваши соображения не вызывают сомнений.
  - Чёрт возьми, Блейкли, дай мне подумать.
  Блейкли хранил молчание.
   Через три минуты Симпсон, уперев костяшки пальцев в фанеру, навис над столом: 'Хорошо, клянусь богом, мы это сделаем'. Его глаза сияли от возбуждения. Затем он потянулся за стаканом.
  
   Приняв решение атаковать, Блейкли и Симпсон озаботились тем, что немедленная отправка роты 'браво' в бой может оказаться слишком поспешной. Чтобы переправить раненых в безопасную зону высадки, может потребоваться взвод. Это оставит для штурма только два взвода, что будет плохо выглядеть, если штурм провалится. Они могли, конечно, взять на себя риск и оставить на охрану раненых только одно отделение, но если отделение будет смято, - а у них было свидетельство от 'Свит-Элис', что в районе имеется рота, - то объяснить это будет даже труднее. Если же они попробуют эвакуировать раненых, то рискуют потерять вертолёт, и это также будет выглядеть скверно. Оба понимали, что смелые шаги хороши для Джексона-Каменной Стены или Джорджа Паттона, но здесь была другая война. Они предпочитали осторожную игру.
  Первый частный приказ предписывал Фитчу отправить взвод вместе с ранеными в зону высадки. Фитч отправил Мелласа вместе с Фракассо, который был неспокоен, попав в горячую зону в первый же день своего командирства. Меллас шёл замыкающим вместе с Бассом и болтал о том о сём, счастливый от возвращения в свой старый взвод. Он с удовольствием наблюдал, как Фракассо вывел взвод к зоне высадки, как провёл эвакуацию и повёл взвод назад другим путём на соединение с остальной ротой, которая передвинула позиции ближе к хребту. Там Фитч разместил роту на небольшом возвышении, на пятьдесят метров в глубину защитного покрова джунглей. Джунгли окаймляли широкий участок слоновой травы в ложе долины, подходивший непосредственно к путям подхода на Маттерхорн.
  Всё это продлилось до ночи, предоставив СВА массу времени, чтобы зарыться в Вертолётную гору.
  Второй частный приказ поступил в сумерках. Задолго до того как Релсник закончил дешифровку, стало очевидно, что приказ гласит о штурме.
   Гудвин не спеша подошёл к командному посту. Он ел из банки спагетти с фрикадельками, смешанными с лимонадным порошком 'Уайлерз'. 'Что случилось, Джек?' - спросил он у Фитча.
  - Будем брать эту гору с первыми лучами.
  - Маттерхорн?
  - Нет. Вертолётную гору.
  Гудвин присвистнул. 'Как в кино', - сказал он.
  - Будем надеяться, - ответил Фитч, разворачивая карту.
   Глядя на Маттерхорн с Вертолётной горой как атакующий, Меллас думал о том, как он мог так трýсить, когда оборонял его. Крутые пальцеобразные гребни, разделяемые глубокими, густо заросшими джунглями ущельями, вели к вершине. Чтобы не потерять друг друга во время движения, придётся двигаться гуськом. Но движение целой роты в колонну по одному займёт часы и подставит их под миномётный удар и, возможно, под удар с фланга. Если атаковать с запада, севера или юга, то они попадают под автоматный огонь из блиндажей на Маттерхорне. Если атаковать с востока, это будет означать сужение фронта атаки, идеально подходящее для оборонительного огня пулемётов и миномётов. Была ещё проблема с поддержкой. Придётся положиться на поддержку с воздуха.
   Один план был забракован. Был предложен второй, за ним и третий. Вечерело. Они сгрудились над картой, светя красными фонариками. В каждом плане имелись изъяны. После трёх часов споров они, наконец, поняли, что безупречного плана не существует. Кто-нибудь всё равно погибнет.
   Меллас сел и обхватил голову руками, он тёр глаза и страстно желал, чтобы Хок снова оказался рядом. Сейчас он сожалел, что сказал Блейкли о том, что Хок хотел выбраться из леса и что батальон может его потерять, если Блейкли не будет действовать быстро, - такова была основная часть причины, почему Хока с ними не было. Всё происходящее казалось нелепостью, без причины и смысла. Люди, которые даже не знают друг друга, готовились убивать друг друга за гору, которая никому не была нужна. Дохнуло ветром, принеся запахи джунглей. Меллас задрожал. Он не мог уразуметь, почему они просто не ушли. Более того - и не уйдут.
   Наконец они решили двинуть первый взвод Фракассо и третий взвод Кендалла вверх по длинному гребню-пальцу, который вёл на юг от основного хребта, начинаясь на восточной стороне Вертолётной горы. Достигнув основного хребта, идущего с востока на запад, первый взвод атакует в направлении к западу и ударит по Вертолётной горе с востока. Его поддержит взвод Кендалла, который также будет выступать в качестве резерва. Кендалл закрепится на небольшом взгорке сразу за исходным рубежом первого взвода, откуда будет вести огонь поверх голов первого взвода. Одновременно второй взвод Гудвина выдвинется вверх по более узкому гребню, который идёт параллельно тому, по которому двинутся главные силы, и находится к западу от него. Вместо соединения, однако, с основным хребтом узкий гребень ведёт прямо к южной стороне Вертолётной горы. Проведённая ВВС дефолиация была не столь успешна на этом гребне, так что там оставалось хорошее укрытие почти до самой вершины. Гудвин должен развернуться в линию, как бы 'повесить' свой взвод на гребень, спустив половинки линии по его бокам, по возможности скрытно, и атаковать с юга, когда Фитч решит, что противник полностью увяз в бою с первым взводом на восточной стороне. В этом случае второй взвод будет спрятан от глаз дольше и, обнаружив себя, попадёт под огонь с самого Маттерхорна, который находится от гребня прямо на запад, по возможности на самый короткий промежуток времени. Сближение в темноте исключит огонь по взводу Гудвина с Маттерхорна до начала штурма, но только если его не обнаружат. Фактически бóльшая часть плана строилась на умении Гудвина скрытно выйти на позицию. Когда наступит день и начнётся штурм, взвод Гудвина быстро перемешается с силами СВА на Вертолётной горе, и солдатам СВА на Меттерхорне, скорее всего, придётся воздержаться от огня.
   Конечно, основной занозой оставались сами защитники Вертолётной горы. Тем не менее, Фитч надеялся, что мёртвые ветви голых джунглей у подножия горы смогут дать хоть какую-нибудь маскировку и укрытие, если они начнут штурм при недостаточной освещённости раннего утра. Это означало, что всё должно начаться на заре, и, как он надеялся, при нависших низко над землёй тучах. С другой стороны, если тучи будут низко висеть над землёй, надежда на поддержку с воздуха исчезнет.
   - Хреновы умники, - сказал Меллас. - Три битых часа понадобилось выяснить, что мы просто нападём на мудаков. - Он почти с облегчением занялся планированием механизма атаки, состоящего из исходных рубежей, расчёта по времени, координации действий авиации, из сигнальных дымов и сигналов руками.
   Они выдвинулись в черноту джунглей в 01:00 и через час нырнули в высокую траву на дне долины. Низкая облачность, морось и темнота полностью скрывали Маттерхорн и весь хребет. Мелласу казалось, словно его карта и тусклое красное пятно фонарика были единственной реальностью в той темноте, которая угнетала не только зрение, но и мозг.
   Они достигли точки, в которой взвод Гудвина должен был свернуть на запад и начать подъём по назначенному пальцеобразному гребню. Все тихо сбросили рюкзаки. Так было нужно, чтобы сберечь энергию для подъёма, освободиться для немедленных и стремительных передвижений, когда начнётся бой, и чтобы избежать ненужного шума. Взяли только воду - фляжки, наполненные до упора, чтоб не булькали, - и по две банки консервов, аккуратно завернув в носки, чтоб не брякали друг о дружку. Боеприпасы заботливо рассовали по карманам. Лица намазали глиной и грязью. Хоть и избавленные от рюкзаков, двигались они очень медленно. Самые незначительные звуки гремели, как колокола. Невидимые ветви хлестали по глазам. Холодный туман обступал со всех сторон. Ощупывая землю под ногами, парни втихомолку ругались на чём свет стоит. Они молча отводили ветви от лица и прикусывали язык, чтобы не дать волю ярости и боли. Переползали через павшие деревья, протискивались сквозь густые колючки. Бесшумное движение в темноте занимает великое количество времени. Слишком много времени. Занималась заря.
  Взрыв в голове основных сил заставил всех распластаться на животе. Долгий воющий крик завис в воздухе. Сэммс, сразу за спиной Мелласа, поднялся на ноги и прошептал: 'Кто-нибудь, заткните говнюка. Заткните сукина сына'. Первый и третий взводы потеряли преимущество внезапности.
  Крик резко оборвался.
   Безмолвие джунглей после страдальческого крика было подобно пропитанной эфиром вате, ошеломляющей, гнетущей, опасной.
  Каждый задавал себе вопрос, что случилось, что вызвало такую боль и чем она закончилась.
   Она закончилась тем, что Янковиц, зажмурив глаза, сунул кулак в дыру, оставшуюся от нижней челюсти паренька, шедшего головным. Осколками мины направленного действия DH-10 ему выбило глаза и оторвало нижнюю челюсть, но голосовые связки остались в целости. Одну ступню также оторвало.
   Янковиц вытащил окровавленную руку из мешанины вокруг горла парня. Кусок челюсти с двумя зубами зацепился за опаловое кольцо, которое Сюзи купила для него. Подбежал Фредриксон и, зажав одной рукой брызжущую сонную артерию, другой попытался наложить толстый тампон на ногу.
  Янковиц коснулся плеча Фредриксона и покачал головой. 'Дай ему умереть, Док', - сказал он.
  Фредриксон заколебался, потом отпустил артерию. Кровь вытекла быстро и больше не брызгала.
   - Кто это был? - тихо спросил Фредриксон, кровь измазала ему лицо. Голову на земле невозможно было узнать.
  - Бройер.
  Фракассо, с тревогой наблюдавший за усилиями Фредриксона, невольно попятился назад и наткнулся на Гамильтона. 'Извини', - промямлил Фракассо.
   Они завернули тело Бройера в плащ-палатку и положили чёрные пластмассовые очки в карман его рубашки. Скрутили углы палатки так, чтобы можно было за них взяться. Фредриксон записал в блокнот эвакуационный номер и причину смерти.
  Фракассо поставил отделение Джейкобса в голову колонны. Они неуклюже двинулись дальше, к позиции для штурма, понимая, что внезапности уже не бывать. Вся надежда оставалась на Гудвина, если только он сможет проделать свой путь необнаруженным.
  Вокруг клубился туман. Страх наступить на мину преследовал каждый шаг. Труп Бройера сильно замедлял движение.
  
  'Большой Джон-шесть' рвал и метал.
  - Уже почти восемь-тридцать. Они должны были выйти на РПА три часа назад. Так я и знал, давно нужно было вышвырнуть грёбаного Фитча.
  Хок прислушивался, понимая, что Фитчу несказанно повезёт, если доберётся до РПА - рубежа перехода в атаку - вовремя. Его больше беспокоила погода, чем неудачная попытка Фитча ударить согласно графику. Поддержка с воздуха, накручивающая тесные круги на расстоянии возможного удара по цели, должна была иметь ясную погоду и отбомбиться до того, как топливо подойдёт к концу.
   Капитан Бэйнфорд швырнул карандаш через весь блиндаж и откинулся на стуле, глядя на Симпсона и Блейкли. У него четыре 'Фантома' F-4 кружили над облаками, но у них вышло топливо и они должны были вернуться на базу. Он крепко выругался в адрес Фитча, неспособного соблюсти график. Один из радистов поднял карандаш Бэйнфорда.
  - Как насчёт ВМС? - спросил Симпсон.
  Бэйнфорд вздохнул: 'Я попробую, сэр. Но им нужно видеть то, что они бомбят, как и всем остальным'. Бэйнфорд вернулся к рации и стал вызывать другое звено для ожидания над огромными тучами, укрывающими западные горы.
  
  В это самое время Гудвин тихо развёртывал свой взвод в длинную фронтальную линию и готовился выдвигаться из-под покрова деревьев на лишённые листвы склоны Вертолётной горы. Он нажал на кнопку на трубке рации, давая сигнал о своём прибытии. Фитч сверился с часами. Рота шла маршем уже почти восемь часов без отдыха и еды. Фитч мог только предполагать, как далеко сам он находится от собственного рубежа перехода в атаку.
  
  Робертсон вынырнул из-под густого покрова леса и краем глаза заметил какое-то движение на дереве. Держась за ветку, солдат СВА отливал и мочой делал внизу на земле узоры. Робертсон сказал: 'О, чёрт!' - и отступил назад, выстрелив из М-16. В тот же миг второй солдат СВА с дерева выпустил длинную очередь из АК-47. Тот, который делал по-маленькому, спрыгнул на землю и пустился наутёк. Его товарищ опрокинулся назад, получая в кишки пули Робертсона.
  Заработала рация.
  - Мы в деле, - сказал Фитч. - Конец радиомолчанию. Приём.
  Рота ринулась вперёд, по-прежнему колонной, вслед за Фракассо, который выскочил из джунглей на лишённый листьев верхушку основного гребня и помчался через него, вниз на северную сторону, разворачивая взвод в линию. Он остановился, определил место каждому, а затем вернулся к центру, двигаясь пригнувшись за спинами, в то время как парни залегли, пристально вглядываясь в цель.
  Лысый контур Вертолётной горы колебался в сером тумане. Она значительно изменилась, будучи превращённой артбатареей во вспомогательную зону высадки: на сорок или пятьдесят метров от гребня деревья были выкорчеваны, а все оставшиеся кусты и деревья убиты дефолиантами. СВА также построила блиндажи, которые чётко виднелись на вершине, которая была на 100 метров выше гребня, на котором притаился Фракассо. Гребень постепенно поднимался на запад. Примерно в 300 метрах оттуда, где находился Фракассо, гребень сливался с Вертолётной горой, которая вырастала резко и круто, подобно колену. Из карты и из расспросов всех и каждого Фракассо знал, что гораздо больший массив Маттерхорна, скрытого от взгляда, возвышается за Вертолётной горой примерно в 600 метрах к западу. Вершина Маттерхорна с плоской зоной высадки и покинутыми артиллерийскими позициями поднималась примерно на 200 метров выше, чем Вертолётная гора. Это укладывалось в пределы прицельной дальности стрельбы винтовки, и Фракассо это не нравилось. Однако именно сейчас его беспокоило совсем другое.
  Кендалл и Сэммс вывели третий взвод на позицию и расположили ярусами на небольшом возвышении сразу за первым взводом, благодарные судьбе за то, что были первыми в горячей зоне за день до этого, хоть и чувствовали вину и тревогу за морпехов первого взвода, которые молча лежали на земле впереди них. Меллас присоединился к Фитчу и командной группе на небольшом взгорке.
  Басс и Фракассо переходили от бойца к бойцу, хлопали по мягкому месту и по ногам, в двадцатый раз проверяли снаряжение, заставляли повторить сигналы дымом и руками и обнадёживали мыслью, что самолёты ждут неподалёку, хотя каждый и так ясно понимал, что облака и близко не подпустят самолёты. Может быть, шкипер не двинет нас без поддержки с воздуха, думали они. Эта надежда умерла, когда Фитч поднял трубку: 'Ладно, 'браво-раз'. Дай сигнал дымом, когда понадобится огонь. Удачи. Приём'.
  - Слушаюсь, шкипер, - ответил Фракассо. Все лежали и смотрели вперёд на мёртвые кусты и голые деревья на горе. Фракассо посмотрел вдоль линии туда, где припали к земле Басс и Коротышка. Басс глядел на него, ожидая сигнала выступать. Фракассо перекрестился. Потом поднялся и махнул рукой вперёд, к горе. Басс повторил сигнал для тех, кто не мог видеть Фракассо. Морские пехотинцы поднялись на ноги, сняли оружие с предохранителей и пошли вперёд. Не побежали. Достичь вершины в состоянии изнеможения означало почти верную смерть. Они пошли, каждую секунду ожидая, что противник откроет огонь.
  
  Меллас, глядя в спины первого взвода, всё спрашивал и спрашивал себя: 'Зачем? Зачем? Зачем?' В то же самое время необъятное волнение охватило его. Он повернулся к Фитчу: 'Я тебе здесь не нужен. Пойду с первым взводом'. И, не зная почему, побежал догонять медленно движущийся взвод.
  Торопясь воссоединиться, он чувствовал всепобеждающую радость. Словно после хлёсткой зимней бури он возвращался домой, в тепло своего жилища. Небо, казалось, блистало яркой синевой, хотя он и понимал, что его заволокло тучами. Если б он не двигал ногами быстрее, сердце опередило бы ноги и лопнуло. Сердце, всё его тело переполняло чувство, которое он мог описать только как любовь.
  Он подошёл к Бассу, тяжело дыша, и перешёл на южный склон гребня, на несколько метров от Басса вправо. Сам Басс разместился слева от него между отделениями Джейкобса и Янковица, который занимал срединную позицию в линии, как раз на самом гребне. Фракассо поставил Янковица посередине, потому что понадобятся умение и опыт, чтобы удержать отделение от развала на половины, когда сила тяжести и страх толкнут людей с середины вниз по склонам гребня. Сам Фракассо расположился на северной стороне гребня. Оттуда он мог видеть, где соединяется правый фланг Янковица с отделением Коннолли, которое стояло в линии крайним справа, и постараться не дать двум отделениям разъединиться. В то же время, он мог вскочить на верхушку гребня и посмотреть, где находится отделение Джейкобса, хоть и сильно надеялся, что Басс выровняет его с остальной линией.
  Они были примерно в 100 метрах от подножия горы, когда застрочил пулемёт из углубления на горе, укладывая длинные очереди пуль прямо на гребень, слегка покачиваясь на обе его стороны. Линия морпехов колебалась лишь мгновение, пригнувшись скорее из инстинкта, чем по какой-то другой причине. Три командира отделений, Басс и Фракассо немедленно двинулись вперёд, чтобы поддержать заданный темп шага. Вся линия продолжила движение вперёд, не оставив никого на самом гребне, где пулемётные пули прошивали грязь. Пулемёт был хорошо установлен. Он блокировал лёгкий подход к горе, заставлял атакующих подниматься по крутизне склонов гребня и расширял пространство между ними.
  Фракассо забежал вперёд линии, прочь от северной стороны гребня, где пули пулемёта свистели над головой. Гамильтом с тяжёлой рацией бежал рядом. Затем Фракассо засветил красную дымовую шашку, и Гамильтон радировал третьему взводу открыть огонь.
  Утренний воздух потряс сосредоточенный огонь сорока винтовок и трёх пулемётов. Первый взвод устремился вперёд, теперь уже передвигаясь короткими бросками: парни бросались наземь, чтобы стрелять вверх, затем двигались снова, всё выше и выше. Земля на склоне горы бурлила от попаданий пуль третьего взвода. Морпехи первого взвода достигли крутого склона, линия наступления образовала полумесяц, и они двинулись вверх дисциплинированными короткими перебежками - способом, которому в учебном лагере обучают морпехов с первого же дня. Некоторые из них кричали, чтобы поднять дух, другие кричали от возбуждения. Немногие стреляли вверх, в основном же воздерживались от стрельбы, понимая, что угол неподходящий. Примерно в двадцати пяти метрах вверх по склону Фракассо засветил зелёную дымовую шашку, чтоб дать сигнал третьему взводу прекратить огонь. Фитч приказал третьему взводу не стрелять, чтобы не попасть в своих же бойцов.
  На секунду или две наступила тишина.
  Потом Вертолётная гора отозвалась ровным оглушительным огнём тяжёлых пулемётов и настильным веским треском автоматов АК-47 и полуавтоматических винтовок СКС Северовьетнамской армии. Теперь уже под ногами первого взвода земля выплёскивала грунт и грязь тёмно-красного оттенка.
  
  Меллас бежал вперёд, бросался за валуны, скакал через открытые участки и вновь устремлялся к укрытиям прочь от льющегося огня. Всё его существо сосредоточилось на бьющемся сердце и быстро разогревающейся крови, вливающейся в мозг и ноги. Парни бежали и сбивались в группы по двое и по трое. Фракассо изо всех сил пытался удержать взвод вместе. Отделение Коннолли на северной стороне гребня сбилось в кучу, оставив большой разрыв между собой и Янковицем, у которого одна половина отделения была на одной стороне гребня, другая - на другой. Джейкобс на южной стороне вёл своё отделение перебежками: две огневых группы вели огонь, в то время как третья карабкалась вперёд.
  СВА, более не сдерживаемая огнём третьего взвода, вела ожесточённую стрельбу. Казалось, мир перевернулся, когда Меллас увидел, как мягкая плоть прёт на горячий металл. То, что секунду назад было организованным продвижением, сейчас рассыпалось в неразбериху, грохот и кровь. Могло показаться, что атаку продолжают направлять командиры, но это было не так. Она продолжалась, потому что каждый боец знал своё дело.
  Меллас словно покинул тело, взлетел над ним. Словно мозг отстранённо наблюдал за происходящим, в то время как тело дико неслось, полное пыла и страха. Он был напуган сильнее любого страха, известного ему ранее. Но этот яркий, сильнейший страх, этот ужас здесь и сейчас, в соединении с каждым решающим движением тела, вытолкнул его за невидимый барьер, о существовании которого он не подозревал до сего момента. Он целиком отдался богу войны внутри себя.
  Очередь пулемётных пуль просвистела над головой, когда он бежал поперёк горы, чтобы помочь собрать отделения назад воедино. Он услышал крики, зовущие санитара. Он побежал на крики и увидел, что Док Фредриксон уже там. Перед ним лежали два парня, один ещё прерывисто дышал, другому пуля угодила в верхнюю челюсть, проделав зияющее выходное отверстие на затылке. Два оставшихся в огневой группе бойца продолжали идти против огня. Меллас побежал позади них. Он увидел, что Джейкобс, двигаясь вперёд, на пулемётную точку, пригнулся за небольшим бугром.
  Сзади к Джейкобсу подобрался Янг, установил сошку пулемёта на взгорок и повёл уверенный огонь против пулемёта СВА. Это позволило двум оставшимся парням с гранатами в руках продолжить подъём на гору.
  - Где Джермейн? - крикнул Меллас Джейкобсу. - Нам нужен грёбаный гранатомёт. - Джейкобс обернулся и посмотрел на Мелласа, который оказался ниже, сразу под ним. Он ткнул пальцем в сторону. Меллас помчался туда, используя крутизну горы как прикрытие. Над головой свистели пули. Он нашёл Джермейна, который осторожно пробирался вверх сквозь густые заросли, выставив перед собой короткий гранатомёт М-79.
  - Нам нужны гранаты, - закричал Меллас. - Там пулемётный блиндаж. Джейкобс идёт на него. - Меллас развернулся, даже не глядя, последует ли за ним Джермейн, и мысли не допуская, что не последует. Джермейн побежал за ним.
   Земля кипела на передней стороне бугра и по обе стороны от Янга. Зубы его оскалились и лицо исказилось от страха, когда они с пулемётчиком СВА захватили друг друга в цель; между ними летали пули. Но Янг вёл стрельбу короткими упорядоченными очередями, чтобы не перегреть ствол, давая остальным свободу двигаться. Джермейн крикнул Робертсону и двум новичкам из его огневой группы, которые оказались вверху над ним, пригнуться. Потом он поднялся, выставляя себя под огонь, и послал несколько гранат по амбразуре блиндажа. Пулемёт СВА замолчал.
  Тогда Робертсон и те два парня поползли на коленях и вскарабкались на стенку блиндажа, чтоб довести дело до конца. Меллас уже бежал прочь, сделав всё, что смог. Он не видел, как один из ребят рухнул на землю, раненный в спину из скрытого окопчика справа от блиндажа. Робертсон скатился под защиту кустов, бросив две гранаты в окоп и прикончив двух северовьетнамцев, стрелявших оттуда. Без гранат, однако, теперь он был бесполезен против блиндажа с пулемётом. Прижав к груди винтовку, он лежал на спине. Пулемёт снова открыл огонь. Янг ответил. Это позволило Джейкобсу прикинуть, что делать дальше.
  Меллас забежал за отделение Янковица. Они сбились в груду, облегчая работу пулемётчикам СВА; местность подталкивала их, ничего не подозревающих, к более лёгкому, но куда более смертоносному подходу по верхушке гребня. Меллас заметил Басса и крикнул: 'Уведи этих тупых придурков с гребня'. Басс, хватая ртом воздух, кивнул и побежал вперёд; Коротышка с рацией преследовал его по пятам.
  Меллас двинулся прямо вверх на гору. Ему попался Поллини, бешено пытающийся проработать свою винтовку. Поллини смотрел вверх над собой, а не на оружие, и вновь и вновь заклинивал его работу.
  У Мелласа не заняло много времени, чтобы распознать ловушку. Кусты прямо вверх от Поллини были срезаны на уровне примерно двух футов от земли, а затем ветви вернули в нормальное состояние. Это был расчищенный сектор обстрела для пулемёта, который перерубит ноги наступающего бойца, заставив его рухнуть под пулями. 'Дай-ка мне грёбаную винтовку, Недолёт', - крикнул Меллас. Его голос едва был слышен в общем грохоте. Поллини отдал Мелласу винтовку, словно она готова взорваться в любую секунду. Он дико посмотрел на Мелласа, затем вниз, туда, где, казалось, было безопасно. Потом улыбнулся Мелласу: 'Её заело, сэр'.
  Меллас сразу увидел, что Поллини не до конца вставил магазин, и верхний край блокировал ход затвора. Меллас покачал головой и вставил магазин как следует. Он выстрелил короткой очередью. Горячие гильзы посыпались прямо в щёку Поллини. Гильзы вернули Поллини к сложившейся обстановке. Он ухмыльнулся и потянулся к винтовке, снова вглядываясь вверх, в расчищенный в кустах туннель.
  - Всё нормально, Недолёт? - спросил Меллас.
  Поллини улыбнулся, сглотнул и кивнул: 'Да. Заклинило нахер, да, сэр?'
  - Ага, теперь опять заработала. Смотри в оба. Вон там, прямо над тобой, пулемёт. - Меллас двинулся прочь, разыскивая Янковица.
  Поллини поднялся на ноги и бросился вверх по склону. Он побежал прямо по аккуратно зачищенной полосе и скрылся из глаз Мелласа прежде, чем Меллас успел его задержать.
  Пулемёт открыл огонь, и Меллас бросился за небольшой выступ, пули застучали по грязи и веткам. Пулемёт замолчал. В короткой тишине он услышал, как кричит Поллини: 'Я ранен! Я ранен!'
  Меллас вжался в землю, когда пулемёт заработал снова; он надеялся, что Поллини поползёт назад. Не пополз.
  На склоне горы возник Басс. 'В кого попали?' - спросил он.
  - В Недолёта, - сказал Меллас, отползая к Бассу, который приник боком к крутому склону. Коротышка присел на корточки и пытался слушать рацию, прикрывая рукой свободное ухо.
  Басс посмотрел вверх: 'Там грёбаный пулемёт, сэр'.
  - Знаю. Недолёт жив. Я слышал, как он орёт.
  - Я тоже, - сказал Басс. - Но это самоубийство достать его отсюда. Мы обойдём. Пулемёт вкопан, но он не в блиндаже, как другой. Может, попробуем 'майк-двадцать шесть'.
  В относительную безопасность под гребень горы, где притаились эти трое, подобрался Док Фредриксон. Он откинулся на склон, грудь его ходила ходуном, он смотрел на длинный гребень, где в открытую лежали несколько тел. Он не прислушивался к разговору.
  Меллас повернулся к Бассу и ухмыльнулся: 'Что думаешь, сержант Басс? Если я вытащу Поллини, стоит это хотя бы 'Благодарственной медали за службу в ВМС'?' - Меллас намеревался преподнести это как шутку, но понял, что произнёс фразу с изрядной долей серьёзности.
  Басс посмотрел на него. Он не склонен был шутить. 'Вас там убьют, лейтенант. Не делайте этого'.
  Меллас внезапно решился получить медаль; кроме того, это по его вине Поллини не остался в наряде по камбузу на ВБВ. Он обратился к Фредриксону: 'Жди здесь, пока я не вернусь'. Фредриксон всё никак не мог отдышаться и потому не ответил.
  Басс сказал: 'Хорошо, сэр, я попробую вас прикрыть. Если вас убьют, я внесу вас в посмертный список на 'Бронзовую звезду' '.
  - Договорились.
  До сего момента Меллас чувствовал себя так, словно попал на сеанс в кино. Теперь же, поставленный перед последствиями своего решения, он почувствовал, что фильм вот-вот разделится на две части: внезапный, опаляющий белый свет, а за ним - пустота. Он посмотрел, как Коротышка с Бассом медленно отползают от него влево. Он кивнул, и они подняли винтовки на уровень кромки горы и открыли огонь.
  Поллини растянулся на спине, ногами вверх, к пулемёту. Меллас упал на землю чуть ниже головы Поллини. Он попробовал тащить Поллини вниз, ухватившись за рубашку на плече. Пулемёт начал стрелять, как только Меллас прекратил огонь. Меллас тянул, но ему не хватало упора, чтобы сдвинуть вес Поллини. Он выругался. Потянул снова. И не смог его сдвинуть. Пули жужжали мимо ушей. Он выпустил последнюю отчаянную очередь из винтовки прямо поверх тела Поллини и подобрался к нему сбоку. Он перевернулся и забросил себя на Поллини, обняв его лицом к лицу. Обхватив его руками, он откатился вместе с телом вбок по крутому склону, а потом быстро покатился вниз, всё время стараясь держать Поллини сверху над собой. Меллас слышал, как вокруг ударяют пули. На каждом витке он надеялся, что пулю поймает Поллини, а не он. Вдруг земля оборвалась - он перелетел через бугор. Там его ожидал Фредриксон. Он оттащил Поллини. Дыхание у Поллини исчезло. Изо рта текла кровь. Басс и Коротышка прибежали из-за бугра, и все трое в молчании уставились на Поллини. И задача захватить гору, и страшный грохот, и бушующее вокруг смятение - всё было забыто, когда они смотрели, как Фредриксон пытается спасти Поллини жизнь.
  Фредриксон выдыхал воздух в рот Поллини, отплёвывая кровь и рвоту между вдохами. Он делал так примерно минуту, потом, с расстроенным лицом, поднял глаза на троицу. Он убрал спутанные окровавленные волосы с макушки Поллини и обнажил маленькую круглую дырочку. Меллас вспомнил, что там, у верхушки горы, каска Поллини валялась на земле рядом с ним.
  - Я больше ничего не могу для него сделать, сэр, - сказал Фредриксон, горе и беспомощность отразились на его лице. - Он получил пулю в голову. Я не вижу выходного отверстия.
  Меллас кивнул и посмотрел на Басса и Коротышку.
  - Грёбаный Недолёт, - тихо сказал Коротышка, отвернулся и, играя желваками, стал смотреть на гору.
  Пулемёт открыл огонь, тяжёлые пули пронзили воздух. Послышались разрывы гранат. Потом наступила тишина. Затем пулемёт заработал снова.
  Меллас забыл о Поллини и побежал на звуки. Он натолкнулся к Амарилло, который полз вперёд, и присоединился к нему.
  Пот бежал по лицу Амарилло. 'Янк, сэр, - сказал он. - Он подбирается вон к тому пулемёту. Группа Джексона с ним'.
  Меллас не видел ни Джексона, ни Янковица. Он оглянулся. Какой-то новичок свернулся в клубок, получив пулю в плечо и шею. Меллас даже не знал его имени.
  Амарилло заметил, как Меллас смотрит на убитого морпеха. 'Необстрелянный новичок из пехотного учебного полка. Торопился на пулемёт'.
  Меллас не ответил. Оба, преодолев желание оставаться и обнимать землю, стали пробираться вперёд.
  Джексон вёл свою группу короткими перебежками, приближаясь к пулемёту. Морпехи не стреляли. 'Где Янк?' - крикнул Меллас.
  Джексон показал вперёд. 'Он заходит сбоку, сэр. Мы ни хрена не знаем, где он находится'. Только сейчас Меллас понял, почему никто не стреляет.
  Слева послышался ревущий залп огня и крики, но Меллас мало обратил на них внимание. Это Фитч бросил в бой взвод Гудвина.
  Посреди грохота они заметили мелькание в кустах головы Янковица. Он бежал прямо поперёк горы, обходя пулемёт СВА сбоку. Он выпустил очередь из М-16. Солдат у пулемёта направил АК-47 на Янковица, но Янк по-прежнему бежал вперёд.
  Джексон увидел, как пулемётчик развернул пулемёт навстречу Янковицу. Он вскочил на ноги и побежал вверх, выкрикивая: 'Янк, тупой придурок. Ты бешеный тупой мудак'.
  Янковиц отпустил рычаг гранаты как раз в тот миг, когда пулемётчик, развернув пулемёт, открыл огонь. Казалось, Янк бросил гранту и упал одновременно, но с обратной стороны его бронежилета вылетали пули. Затем взорвалась граната - словно в пустой комнате хлопнули в ладоши.
  Кортелл, посылая короткие очереди в пулемётную ячейку, побежал было вслед за Джексоном. Затем, словно дёрнула невидимая рука, голова Кортелла мотнулась назад, и каска кубарем отлетела в воздух. Он опустился на колени, тупо глядя на винтовку, которую держал перед собой. Потом упал вперёд и уткнулся непокрытой головой в землю, как мусульманин на молитве.
  Джексон продолжал бежать вперёд, к Янковицу. Меллас подскочил к Кортеллу и перевернул его на бок. Колени Кортелла так и остались подогнутыми к животу, как у эмбриона. Со лба бежала кровь, волосы от неё слиплись. От боли он сжимал зубы. 'Янк попал в него, сэр, - прохрипел Кортелл. - Янк его достал. О, Янк! О, господи!' Меллас схватил упаковку бинта с ремня Кортелла, сорвал обёртку и прижал к борозде, идущей ото лба до верхнего кончика уха. Он приложил руку Кортелла к бинту и прижал покрепче. 'Так, мать его, и держи', - сказал он.
  Он повернул назад, к вершине. Он миновал тело Янковица. Кровь ещё бежала из-под бронежилета. Тёмно-алое пятно медленно расползалось по штанинам. Три факта отпечатались одновременно: пулемёт молчит, Янковиц мёртв и - проходом нужно воспользоваться. Меллас свернул налево и увидел, что Гудвин уже движется к нему с целым отделением. Гудвин, чьи природные бойцовские инстинкты работали быстрее, чем Меллас соображал, уже врывался в брешь, откуда только что стрелял пулемёт. В считанные секунды он с пятью морпехами оказался у линии окопов и блиндажей. Китаец, взобравшись по крутому склону с тяжёлым пулемётом на груди, рухнул на землю на краю бывшей пулемётной позиции СВА. Он начал поливать огнём боевые окопы СВА вправо от Гудвина. Меллас немедленно сообразил, что делает Китаец. Он продолжил бег. Он крикнул Гудвину, который, казалось, его не услышал. Он бежал. Подавал сигналы руками морпехам, бегущим за ним, и направлял их вслед за собой, используя преимущество того факта, что из-за потока пуль Китайца противник не может больше долго стоять, чтобы прицелиться и вести огонь. Меллас поймал взгляд Гудвина. Показал пальцем на него, затем показал налево. Ткнул пальцем себе в грудь и показал направо. Хаос тут же обратился в порядок.
  Когда второй взвод потёк в прорыв и свалился на спины СВА, показалось, будто тяжкий камень сдвинулся с места. 'Они на вершине! Вижу Шрама на вершине!' - прокатился клич по всему подъёму. Фракассо и морпехи первого взвода бросились вперёд. Меллас приободрился. Страх улетучился. Он побежал прямо к вершине горы; морпехи малыми группами врывались на линию окопов. Солдаты СВА, которых не захватили на позициях, спасались быстрым, но организованным бегством вниз по пальцеобразному гребню на северо-запад. То, что мгновения назад было безумным карабканием, сейчас превратилось в методичное и бдительное разрушение. Гранаты летели в окопы и во входы в грубые бревенчатые блиндажи. Как только валилась одна позиция СВА, соседняя с ней становилась беззащитна. Любого солдата СВА, пытающегося рвануть в джунгли, тут же расстреливали с нескольких сторон.
  Меллас и Гудвин встретились в короткой траншее, ведущей к тёмному входу в блиндаж. Оба выхватили по гранате. Они быстро переглянулись, Гудвин кивнул, и оба кинулись ко входу, забросили туда гранаты и отскочили в стороны - взрыв вырвался из проёма. Они заползли вместе, стреляя короткими очередями. Меллас распластался на палубе, Гудвин за ним присел на корточки, чтобы вести стрельбу одновременно.
  Внутри никого не оказалось.
  Меллас перевернулся на спину и разразился смехом, глядя в потолок мрачного блиндажа.
  - Да у вас тут, ребята, весело, а? - Ванкувер, улыбаясь, объявился в проёме. Лицо его было покрыто потом, пулемёт дымился, меч оставался в ножнах. - Нагуляне смылись вон туда, - он показал на Маттерхорн.
  Меллас выбрался наружу и уселся на крыше блиндажа, ноги его дрожали, он не мог стоять. Бой закончился. Мёртвых вражеских солдат было до обидного мало.
  Гудвин пошёл устраивать свой взвод. Ридлоу, раненный в ногу, лежал на склоне, мертвенно-бледный от шока, и ждал, когда его перенесут в зону высадки. Меллас, ещё дрожа, поспешил вниз по склону, чтобы указать путь третьему взводу, который спешил вперёд, чтобы занять позиции на случай возможной атаки.
  Меллас миновал Поллини. Глаза его оставались открыты. Он вспомнил голос Поллини и как он кричал 'В меня попали!' Как он мог кричать, если его ранили в голову? Преступная до тошноты мысль скрутила живот Мелласа. Поллини лежал на склоне головою вниз. Что если он сам застрелил Поллини, когда палил как сумасшедший вверх, стараясь не дать пулемётчикам поднять головы?
  Меллас уставился в застывшие глаза Поллини. Он сел рядом, хотел спросить, хотел объяснить то, что сделал: что на самом деле хотел его спасти, а вовсе не добывать медаль для послужного списка. Он отозвал Поллини из наряда по камбузу, потому что хотел воздать ему по справедливости. Он совсем не хотел, чтобы всё кончилось смертью. Но ничего такого сказать не мог. Поллини был мёртв.
  Меллас постарался прогнать мысль о том, что убил Поллини. Виноват, должно быть, пулемёт гуков. Он хотел оставить сомнения позади, похоронить их вместе с пулей в мозгу Поллини, но понимал, что так никогда не получится. Если ему удастся выбраться живым, сомнения навсегда останутся с ним.
  
  ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
  
   Победа в бою - как секс с проституткой. На мгновение забываешь обо всём во внезапном физическом возбуждении, а потом нужно платить собственные деньги женщине, указывающей тебе на дверь. Ты замечаешь грязь на стенах и своё жалкое отражение в зеркале.
   Густой туман превратил позднее утро в сумерки. Он укрыл морпехов на Вертолётной горе от снайперского огня, посылаемого теперь из блиндажей, которые рота 'браво' построили на Маттерхорне. Но туман также не позволил вертолётам эвакуировать раненых. Бойцы снесли мёртвых товарищей в неглубокую яму у вершины горы. Меллас и Фитч засели в тёмной утробе блиндажа, который Меллас захватил вместе с Гудвином. Серебристо-серым полотном туман завесил выход из него.
   Фитч заплакал тихими прерывистыми рыданиями, слёзы закапали с грязных щёк на карту, лежащую между ним и Мелласом. Релсник передавал эвакуационные номера, определяя убитых и раненых: ' 'Зулу-пять-девять-девять-один'. Приём'.
  Скучающий голос ответил по рации: 'Вас понял: 'зулу-пять-девять-девять-один'. Приём'.
  - Подтверждаю. 'Браво-девять-один-четыре-девять'. Приём.
  - Эй, это тоже 'курс'? Приём.
  - Верно. Это всё 'курс'. Ты принял последнего? Приём.
  - Понял тебя, я принял 'браво-девять-один-четыре-девять'. Давай следующего. Приём.
   И Релсник давал, зачитывая одного за другим. Цифры в конечном итоге приведут к угрюмому человеку, больному от работы, которую он должен делать; к двери какой-нибудь женщины, чтобы сообщить ей, что её муж или сын вернётся домой завёрнутым в резину. Тело прибудет рано утром, чтоб не тревожить людей в аэропорту.
   Прислушиваясь к голосу Релсника - Поллини, 'папа-семь-один-четыре-восемь'; Янковиц, 'джулиет-шесть-четыре-шесть-девять' - Меллас ушёл в себя. Как так получилось? Он анализировал свои передвижения с момента, когда помог Поллини с винтовкой М-16. Ведь он предупреждал его. Но Поллини пошёл вверх. Он слышал крик Поллини 'В меня попали!' Разве может человек с раной в голову так кричать? Но куда ещё ранили Поллини? И что это меняло? Но Поллини лежал головой вниз по склону. Как он смог так упасть? М-16 разнесла бы ему голову, разве не так? А что сделала 7,62-миллиметровая пуля СВА?
   Часть мозга Мелласа сфокусировалась на материальных данных. Была ли это его пуля или нет? Это был прямой вопрос, и он должен был определиться с ответом. Вопрос же, который не требовал ответа да или нет, был, прежде всего, почему он оказался рядом с Поллини. Ведь он мог остаться с командной группой. Но он захотел помочь. Ему захотелось посмотреть, на что похож боевой опыт. Он нашёл его невероятно захватывающим. Ему хотелось славы. Он мог оставить Поллини там. Быть может, Поллини остался бы в живых, если б он так и сделал. Но ему захотелось помочь. Ему хотелось медали. Ведь он именно тот, кто размяк и освободил Поллини от наряда по камбузу. Если б он настоял на своём, Поллини остался бы живым на ВБВ. Но Поллини захотел быть со своей ротой и внести свою лепту. Меллас также мог разрешить Фредриксону или кому-нибудь другому сползать за Поллини или дождаться окончания боя. Но ему захотелось сделать свой вклад. А ещё ему хотелось медали.
  Меллас постарался представить Гудвина в подобной ситуации. Не было бы тогда никакого конфликта. Шрам хотел бы помочь, и ему хотелось бы медали. Помощь и медаль - две хорошие вещи. Тот факт, что Поллини мёртв, ещё не делает желание медали неправильным, ведь так? Что плохого в желании получить медаль? Почему Меллас думает, что это плохо? Почему он так смущён? Как он до такого додумался? Откуда он вытащил свои сомнения? Зачем?
  Он вздохнул. Просто он не Гудвин. Он был сам собою - и полон сомнений.
   Размышления Мелласа прервал слабый звук голосов, кричащих 'Мины!' Фитч с Мелласом переглянулись и молча стали ждать разрывов.
   - Подожди немного, у нас обстрел, - сказал Релсник батальонному радисту. Он положил трубку рядом с собой. Поллак свернулся в клубок. Ни звука. Затем они почувствовали вибрацию земли. Потом снова ни звука. 'Похоже, они ударили по южной стороне', - сказал Меллас, желая нарушить тишину.
   - Азиаты не могут пристреляться в тумане, - сказал Фитч. - Просто держат нас в напряжении, я думаю.
   Они подождали ещё минуту. Тишина. Туман. Релсник взял трубку и продолжил зачитывать список номеров на эвакуацию. Первый и второй взводы потеряли по шесть человек. Пять парней серьёзно нуждались в эвакуации, а ещё двенадцать, хоть смерть им не угрожала, были совершенно бесполезны. Были ещё четырнадцать, которые получили лёгкие ранения или зарубки от осколков. В их число входил и Меллас, чья правая рука приняла на себя часть взрыва от гранаты Янковица. Она выглядела так, словно он упал на гравий.
   Обычно о небольших ранениях не докладывали, но у Фитча хватало нормальности. Он приказал старшему санитару Шеллеру докладывать о каждом порезе и царапине, полученной на горе, чтобы медицинская бюрократия смогла вымучить из себя для морпехов столько 'Пурпурных сердец', сколько возможно. 'Два 'Сердца' - и они убираются из леса. Три - и они едут на Окинаву сортировать носки. И будь я проклят, если стану ни их пути дотошно разбираться, насколько они изранены, чтобы соответствовать. Каждую сраную царапину, ты понял?'
  Шеллер взялся за выполнение приказа с мрачным удовольствием.
  - Обожди, - сказал Релсник. Он повернулся к Фитчу. - Батальон требует подтверждения числа потерь противника.
   Фитч вздохнул: 'Больше-то мы не убили. Скажи, что по-прежнему десять подтверждённых и шесть вероятных'.
   - Понял вас. - Релсник включил трубку. - 'Большой Джон', это 'Большой Джон-браво'. Подтверждаю. Десять подтверждённых и шесть вероятных. Приём.
  Наступила пауза, за ней заговорил другой голос: 'Обождите. Я соединю с ним'. - Релсник вздохнул и передал трубку Фитчу: 'Третий на связи'.
  - Это 'браво-шесть'. Приём, - сказал Фитч.
   Он прижал трубку плотно к уху, так что остальным было плохо слышно, но его ответы указывали, что, очевидно, количество потерь противника было слишком низким. 'Подтверждаю. Мы посылали людей для подсчёта далеко за пределы окопов. Сэр, мы атаковали долговременные оборонительные сооружения. Приём'.
  Трубка потрещала электропомехами, и снова зазвучал голос Третьего: 'Послушай, 'браво-шесть', им, должно быть, несладко было бросить два ленточных пулемёта'. - Релсник уже радировал о захвате двух пулемётов. Один захватил Ванкувер. При захвате другого погиб Янковиц. - Я думаю, ты легко можешь удвоить число доложенных тобою вероятных. Приём'.
   - Скажите ему, что вы уничтожили целую вонючую триста двенадцатую стальную дивизию, Шкипер, - сказал Поллак. Фитч раздражённо поднял руку, стараясь расслышать Третьего.
  - Так точно, 'Большой Джон-три', в этом вы правы. Приём.
  - Вот и ладно, 'браво-шесть'. Мы тут посмотрим, что можно сделать. Как там у тебя вообще? Приём.
   - У нас хватит боеприпасов отразить только одну массированную контратаку, и нам нужна вода. Какие виды на эвакуационных птиц? Приём.
  - Мы их держим наготове, 'браво-шесть'. Приём.
   - У меня тут пять тяжёлых случаев. Если их не вывезти до темноты, они умрут. Скажите это грёбаным вжикам. Приём.
   Голос Блейкли прозвучал резко и властно: ' 'Браво-шесть', предлагаю тебе оставить эвакуацию на оперативного авианаводчика. Я понимаю, что у тебя был трудный день, но ты знаешь, так же как и я, что полёты в такую погоду - это идиотизм. Приём'.
  Меллас взорвался: 'Какого ж тогда хрена отправлять роту морпехов в такую погоду?'
   Фитч дождался, когда Меллас закончит, и нажал кнопку на трубке: 'Понял вас. Что-нибудь ещё? Приём'.
  - Мы готовим для тебя частный приказ в срочном порядке. 'Большой Джон-три' - конец связи.
  
  ***
  
   На вершине горы призрачные фигуры медленно двигались к траншее, где рядами лежали убитые, выставив потрёпанные непогодой ботинки из-под тёмных плащ-палаток, скользких от тумана. Там их ожидал Кортелл. Голова его была перевязана. Когда он почувствовал, что все идущие собрались, он достал небольшую библию и прочитал вслух несколько стихов. Джексон беззвучно шевелил губами: 'Янк, зачем ты это сделал?' Фракассо беспокойно стоял позади Кортелла. В Военно-морской академии никто никогда не рассказывал, что делать после боя.
   Фракассо просил Джексона принять отделение. Джексон отказался. Озадаченный, Фракассо обсудил положение с Бассом, который поведал ему о возможной причине. Поэтому Фракассо заменил Джексона на Гамильтона, передав отделение Гамильтону. Джексон взвалил тяжёлую рацию поверх бронежилета. Дав однажды слово, он будет ему следовать.
   Сумерки длиною в день поблекли. Эвакуационные вертушки всё не летели. Ребята, которые пили воду в ожидании её пополнения, теперь жалели, что не оставили побольше. В блиндаже, куда снесли тяжелораненных, Шеллер бессильно наблюдал, как уменьшается количество внутривенной жидкости, вливаемой раненым. Когда другой санитар вышел из блиндажа, чтобы окопаться на ночь, он тайком отсоединил трубки с жидкостью от двух парней без сознания и долил жидкость в бутылочки, висевшие над другими.
   Мерритт, боец из взвода Гудвина, наблюдал за ним. Он был одним из трёх раненых, которые были в сознании. 'Что ты делаешь, Док?' - прошептал он. Разорванная одежда, пропитанная засохшей кровью, прилипла к его телу. Грязь покрывала всё, и не было возможности от неё избавиться. Санитары просто лили антисептик пополам с грязью. Пламя свечи дрогнуло, потревоженное сырым воздухом, когда Шеллер подсел к нему. 'Я просто меняю тебе воду и масло', - сказал он, улыбнувшись.
  - Ты забрал его у Микера.
  Шеллер кивнул.
   Мерритт уставился на чуть подгнившие брёвна, образующие крышу блиндажа в четырёх футах над головой. Он чувствовал запах крови и застоявшийся запах забродившего рыбного соуса и риса. 'Разве плохо так сильно хотеть вернуться домой?' - спросил он. Шеллер, мягко улыбаясь, покачал головой. Мерритт сделал тяжкий вдох. Боль во внутренностях, куда угодили две пули, одна из которых повредила таз, чуть не повергла его в блаженное беспамятство. Но он воспротивился вхождению в эту тёмную сферу, страшась, что не захочет из неё возвращаться.
  - Это значит, что Микер умрёт?
   Шеллер посмотрел на двух парней, избранных им на смерть. Ему не хотелось отвечать на вопрос Мерритта. Ему хотелось солгать, даже самому себе. 'Я думаю, что вы все выкарабкаетесь', - сказал он.
   - Не ври мне, мать твою, кальмар. У меня нет на это времени. - Снова Мерритт сделал трепещущий вдох, сдерживая крик, который так и рвался наружу, когда он наполнял лёгкие. - Если я буду жить из-за Микера, я хочу это знать. А я хочу жить.
   Шеллер положил руку на грудь Мерритта: 'Дело в том, что мы могли бы не тратить плазму на Микера. У него внутреннее кровотечение, и я не могу его остановить. Ты истекаешь кровью не так быстро как он'.
  Мерритт посмотрел на Шеллера: 'Я этого не забуду, кальмар. Обещаю. - Затем он повернул голову к бесчувственному телу Микера. - Микер, тупой сукин сын, - прошептал он. - Я никогда этого не забуду'.
  Через три часа Микер умер. Шеллер и Фредриксон вытащили его из блиндажа и уложили на туманной посадочной площадке вместе с остальными трупами.
  
  В оперативном центре батальона Симпсон и Блейкли спорили, продолжать ли наступление на Маттерхон на следующий день. Соотношение потерь выглядело скверно: тринадцать убитых в бою морпехов против десяти подтверждённых трупов СВА. Если они продолжат действовать, был шанс поднять соотношение до приемлемых для доклада величин. Но сколько врагов засело на Маттерхорне? Был ли это весь отряд или только арьегард - или авангард? Фитч мог только доложить, что видит движение в блиндажах, но никак нельзя было сказать, сколько в них солдат СВА. И теперь там стояла кромешная тьма. В настоящий момент отряд СВА мог как получать подкрепления, так и отходить.
  - Есть только один способ разобраться, - угрюмо сказал Симпсон. - Мы должны атаковать. С первыми лучами солнца.
  Блейкли понимал, что Симпсон прав. Если отряд СВА получил подкрепления, то удар роты 'браво' в любом случае пойдёт неудачно - ну, значит, не повезло. Они были там, чтобы убивать гуков. Если они налетят на циркулярную пилу, Малвейни задействует весь грёбаный полк и надерёт там задницу кому надо. Если же гуки отойдут к границе и останется только арьегард, тогда 'браво' справится с ним, и Симпсон окажется в дураках, если не продолжит наступление, хотя бы только для того, чтобы получить больше сведений. Это был правильный ход. Никто б не смог раскритиковать их. Если б они оставили 'браво' сидеть на горе, это могло быть расценено в дивизии как отсутствие инициативы.
  Оставалась проблема с артиллерией и этими проклятыми брошенными блиндажами. Все батареи 105-мм орудий были передислоцированы на поддержку операции у Камло. 8-дюймовые гаубицы на Шерпе едва доставали до долины к югу от Маттерхорна. Кроме того, даже если передвинуть их поближе, прямое попадание 8-дюймового снаряда, скорее всего, не разрушит блиндажа. Блейкли видел, как их строила рота 'браво'. Наверное, было опрометчиво так быстро оттуда выбираться. Так уж получилось. В любом случае, это не будет выглядеть как атака без поддержки, в особенности потому что 'браво' профукала прикрытие с воздуха во время первого удара, но претензий никто не предъявил. И если бы Бэйнфорд смог придержать несколько самолётов на базе и они б нашли лазейку в облаках, тогда можно было бы всыпать 'змей' и напалма и наблюдать, как растёт соотношение потерь.
  
  В 23:35 Фитч получил приказ атаковать Маттерхорн.
  Где оступаясь, где по-пластунски, в туманной черноте лейтенанты собирались в блиндаже Фитча. Их лица одно за другим появлялись в проёме, освещаемом красным фонариком Фитча. Сначала Гудвин, измученный, но всё такой же насмешливый. Потом потрясённый Фракассо с треснувшими очками на носу. Наконец, озабоченный Кендалл, понимающий, что наступает его очередь выполнять очередную опасную задачу.
  Снова они спорили и бодались по поводу того, как взять гору. Опрашивали парней, которые могли вспомнить хоть какие-нибудь детали блиндажей, которые сами же строили, схему и скрытые проходы в колючей проволоке, которую сами же и устанавливали. Снова их смущали местность и погода. Но сейчас к тому же их стесняли раненые и мёртвые. 'Мы не можем брать раненых с собой в атаку, - сказал Фитч. - Нужно обеспечить безопасность этой горы'.
  - И разбить наши силы так же, как сделали грёбаные гуки? - возразил Меллас. - Именно по этой причине, в первую очередь, нам удалось забраться сюда. Мы должны взять раненых с собой.
  - Может быть, можно оставить отделение? - сказал Гудвин.
  - Отделения не хватит на эту грёбаную гору, - сказал Фитч. - Кроме того, если они попадут в беду, нам придётся посылать взвод с Маттерхорна им на помощь, если у нас ещё будет взвод, чтобы посылать. В этом случае мы разобьёмся на три части, по одной на каждую гору, и одна - на седловину между ними. И из каждой из трёх частей вышибут всю душу.
  - Это верно, - сказал Фракассо, до которого вдруг дошёл смысл сказанного.
  В конце концов, они согласились с Фитчем. Один взвод и командная группа останутся с ранеными на Вертолётной горе. Два взвода пойдут в атаку на Маттерхорн. Если два наступающих взвода окажутся в затруднении, Фитч сможет послать два отделения из взвода, охраняющего раненых. Это оставит лишь одно отделение на охрану раненых. Однако, если оба наступающих взвода попадут в беду, этот риск нужно было допустить.
  - Почему просто не подождать, когда у нас будет достаточно лошадей для этой работы? - спросил Меллас.
  - Шестой считает, что мы потеряем инициативу.
  - То есть он боится, что гуки сделают 'ди-ди', а мы останемся с тринадцатью трупами, сорока ранеными и с никчемной горой, против которой имеем только десять подтверждённых убитых, - сказал Меллас.
  - Вот именно, - сказал Фитч.
  
  Они остановились на плане, что используют в своё преимущество туман и знание местности. Два взвода пройдут через колючую проволоку в темноте и атакуют перед самой зарёй. Пришла очередь Кендалла для тяжёлой работы. Гудвин и Фракассо попросили Фитча бросить монетку, кому присоединиться к Кендаллу. Фракассо проиграл.
  - Кого ты поставил вместо Янка? - спросил Меллас у Фракассо.
  - Гамильтона. Джексон не взялся. Поэтому я сделал его своим радистом.
  - Они оба хорошие бойцы, - сказал Меллас.
  Все молчали, глядя на карту в кружке тусклого красного света.
  - Может быть, гуки уже свалили за границу, - сказал Фитч.
  - Угу, - ответил Кендалл.
  
  Ванкувер был первый, кто коснулся проволоки. Он легонько потянул её вверх, проверяя, выискивая проход, который, он знал, был там. Проволока не поддалась. Он отпрянул. Он отполз немного влево и снова подёргал. Коннолли, Джейкобс и Гамильтон проделывали то же самое.
  Остальной первый взвод ждал, зарыв головы в сырую землю и почти не дыша. Фракассо беспокойно прислушивался к потрескиванию рации, которая просигналит, что Кендалл и третий взвод прошли через проволоку и находятся на месте.
  
   Кендалл вывел свой взвод бесшумно через джунгли на запад, нацеливаясь на южную сторону Маттерхорна. Он остановился и посмотрел на компас. Люминесцентная стрелка отклонилась, потом замерла. Она всегда показывает на север. Всегда. Но что в этом проку, если он не знает, стоит ли гора прямо перед ним или справа от него? Он сглотнул и сунул компас в футляр на ремне. Холодная паника скрутила живот. Если они идут на юг... Нет, они идут на запад, в сторону Лаоса. Но если гряда идёт на юг, то она может вывести его взвод раньше времени на склон Маттерхорна, прежде чем они займут позицию на южной стороне. Он похлопал по плечу впередиидущего бойца: 'Возьми немного влево', - прошептал он.
  Взвод Кендалла начал уходить в сторону от Маттерхорна.
  
  Гамильтон вдруг почувствовал, что проволока подалась. Он прополз чуть дальше и нашёл столбик, вокруг которого проволоку намотали неплотно. Он пополз назад, оставляя за собой мелкие кусочки от коробки из-под сухпайков. Матово-белый картон можно было разглядеть за фут.
  Сообщение передали Фракассо. Затем, как было согласовано, Коннолли пополз через проход, вспоминая по пути каждый поворот и оставляя за собой дорожку из картона. Ванкувер, толкая пулемёт перед собой, пополз за ним; свой меч он плотно привязал к ноге, чтобы не гремел. Остальные ползли за ним и молились, чтобы туман, который они столько раз проклинали в прошлом, теперь бы их спас, молились, чтобы назло всему за проволокой их никто не встретил, чтобы отряд СВА отступил бы в ночь.
  
  Сэммс, идя в конце колонны Кендалла, догадался, что Кендалл уходит от Маттерхорна. Он стал неистово жать кнопку на трубке, чтобы привлечь внимание Кендалла. Фракассо ошибочно принял эти сигналы за то, что Кендалл прибыл на место. Он похлопал по человеку перед собой. Три шлепка. 'Третья ватага' на месте. Шлепки пошли по цепочке.
  Коннолли вынырнул из дальнего конца прохода и пополз направо. Чернота, ползание, страх - конца им не видать. В то же время, он и не хотел, чтобы они кончались. То, что последует за ними, будет ещё хуже.
  Кендалл услышал, как яростно жали на кнопку трубки, и понял, что его застукали за тем, что он делает что-то ужасно неправильное. Он немедленно остановился. Тут же шёпотом передали сообщение: 'Мы, блядь, идём не в том направлении'.
  Кендалл, раздавленный сознанием неудачи, ощупью пополз назад вдоль колонны. Его радист следовал за ним. Они встретили Сэммса, после чего последовал плотный поток едва различимых слов: 'Какого хера ты делаешь? Да я должен пристрелить тебя прямо на месте. Сейчас, чёрт тебя подери, ты пойдёшь за мной, покуда мы не достигнем блядской проволоки, и если я услышу хоть звук, то ты будешь разнесён в клочки'. Кендалл вернулся к центру взвода. Сэммс пошёл первым, возвращаясь обратно по своим же следам.
  Заря начнётся через несколько минут. Морпехи первого взвода лежали в грязи, зажатые между проволокой и вражескими блиндажами, и ждали. Фракассо места себе не находил. Предполагалось, что атаку начнёт Кендалл. Какого хрена там делает Кендалл? Он посмотрел на часы, так близко поднеся их к глазам, что циферблат расплылся. Через несколько минуть начнёт светать.
  Вся цепочка пребывала в мучительном недоумении. Что случилось с 'третьей ватагой'? Чего они ждут в этой грёбаной смертельной ловушке?
  Фракассо хотелось кричать. Ему хотелось развернуться и уползти за проволоку, но он понимал, что взвод не успеет это сделать до рассвета. На полдороге хоть сюда, хоть отсюда, он потеряет большую часть ребят.
  Затем Фракассо заметил тусклый белый циферблат своих часов, подсвеченный мерцанием фосфоресцентных стрелок. Рассвет не ждал.
  - Святая дева Мария, помолись за нас, - прошептал он. И в час смерти нашей. Он с рёвом вскочил на ноги и швырнул гранату, которую сжимал в руке. За ним по цепочке весь взвод изо всех сил бросил гранаты, целясь в свои бывшие блиндажи. Разрывы загремели на горе, освещая свирепые и перепуганные лица. Фракассо, непрерывно паля из М-16, с криком помчался вверх, в пять секунд покрыв короткое расстояние между бойцами и блиндажами.
  - Они нахрен пустые! - закричал он, подбежав к первому. - Они пустые, мать их! - Весь взвод сбился возле него, у всех словно груз свалился с плеч.
  Потом из мрака новых окопов, как раз над старыми блиндажами, куда уменьшившийся в числе отряд СВА перебрался ночью, резанули вспышки яркого света. Фракассо, намеченный сразу пятью стрелками как командир, упал в тот же миг.
  
  Когда над пустыми блиндажами раздался огонь, каждому захотелось провалиться под землю. И несколько парней уже упали на колени. Сделай так все остальные, атака бы захлебнулась, и результатом её явилась бы катастрофа. Но атака продолжилась - не в силу осознанного решения, но в силу товарищества.
  Джексон побежал вперёд, скорее чтобы убедиться, жив ли Фракассо, чем из тактических соображений. Ванкувер увидел, как Джексон помчался к лейтенанту, и решил: даже если взвод оказался в безнадёжном говне, будь он проклят, если даст Джексону бежать вперёд одному. И потому он побежал. Коннолли, видя, что Ванкувер шурует вперёд, сделал в точности то же самое, хотя мозг и кричал ему слиться с гостеприимной землёй под ногами. Он не бросит товарища одного в этом беге. И никто из них не бросит.
  Джексон, которого зацепило в руку плотным огнём по Фракассо, увидел, как Ванкувер рвётся вперёд и только гильзы отлетают от его пулемёта. Джексон не мог оставить его одного, к тому же, никакого преимущества в попытке скрыться за проволокой он не видел. Он продолжал бежать вперёд, хоть и забыл стрелять из своего оружия.
  Хорошо тренированный боец может пробежать 100 метров примерно за двенадцать секунд. Вверх, с винтовкой и боеприпасами, в бронежилете и каске, с водой и гранатами, в тяжёлых ботинках и, может быть, с последней консервированной ореховой булочкой бег занимает гораздо больше времени. Между старыми блиндажами и новыми ячейками, из которых стреляли солдаты СВА, было примерно двадцать пять метров. На то, чтобы пробежать этот смертельный отрезок, ушло приблизительно пять секунд. За это время треть из остававшихся бойцов взвода была скошена.
  Потом атакующие и защитники соединились вместе: вопящие, перепуганные, обезумевшие ребята - стреляя, разя и нанося удары - попытались остановить безумие с помощью ещё большего безумия.
  Ванкувер прыгнул в окоп к двум маленьким солдатам СВА, стреляя из пулемёта прямо им в грудь, и вспышки от его ствола осветили всех троих, словно проблесковый маячок. Один из них, перед тем как умереть, пустил пулю в левую руку Ванкувера и перебил кость выше локтя. Ванкувер вырвался из окопа, обезумев от боли, но стараясь достичь вершины горы. Когда он показался на выровненной вершине Маттерхорна, он увидел, как командир СВА через зону высадки кричит своим солдатам помочь тем, кто обороняет восточный подход. Ванкувер увидел, как офицер СВА с удивлением посмотрел на него. Даже в предрассветном сумраке Ванкувер видел, что офицер не старше Мелласа или Фракассо. Молодой человек потянулся к пистолету, шнурком привязанному к шее и вставленному в наплечную кобуру. Несколько солдат, увидев большого морпеха с окровавленной рукой, тут же повернули к нему автоматы АК-47.
  Ванкувер, неспособный поднять пулемёт из-за повреждённой руки, упал на землю за кромкой зоны высадки. Он перекатился на левый бок и вытащил патронную ленту, чтобы вставить в ствольную коробку. Он поместил ствол пулемёта на кромке и нажал на спусковой крючок. Офицер, раненный, упал; колено одного из стрелявших в Ванкувера солдат перебила пуля. Ванкувер садил короткими очередями через зону высадки, заставляя подкрепления СВА обегать вокруг горы длинным путём.
  Что-то крича, офицер СВА пополз к бывшему орудийному гнезду. Вскоре к нему присоединились два солдата с дисковым пулемётом. Офицер направил их огонь на Ванкувера. Вереница пуль врезалась в землю вокруг Ванкувера, заставив его опустить голову; пули засвистели над плоской поверхностью. Когда голова Ванкувера опускалась, офицер что-то кричал, и его солдаты бросалась через зону высадки.
  Ванкувер разгадал игру.
  Пока он мог продолжать стрельбу, подкрепления замедлялись, давая взводу время прорваться сквозь линию окопов. Он оглянулся и увидел, что Коннолли подбегает с гранатой к боевой ячейке и что два других морпеха, стоя на коленях, стреляют по окопу, чтобы заставить сидельцев спрятать головы. Минута - вот всё, что было нужно. Защита будет пробита. Если бы третий взвод подоспел вовремя, они бы заняли вражеские линии.
  Пять солдат СВА были уже на середине зоны высадки.
  Ванкувер высунул голову над краем земли и выпустил по ним ленту. Двое упали раненые. Двое упали сами и отползли к другому орудийному гнезду. Один вернулся к офицеру и пулемётному расчёту, который продолжал вести огонь по Ванкуверу.
  Левое плечо Ванкувера разорвала одна из пулемётных пуль. Рука, и так уже раненная, превратилась в кровавый болтающийся безответный придаток.
  Он неловко попытался перезарядить пулемёт одной рукой. Большие пятна серо-чёрного цвета затягивали лоток подачи и крышку. Он потряс головой, стараясь прояснить зрение. Одна рука не будет работать как надо. Он чувствовал, что неуклюж и медлителен. Он слышал, как Басс что-то кричит ему, но не смог разобрать слов. Он слышал, как разорвалась граната Коннолли, и увидел, как Коннолли поднялся над окопом и выпустил туда очередь. Дульные вспышки подмигивали из мрака вдоль линии окопов.
  Офицер СВА снова что-то закричал. Два солдата ещё раз поднялись из соседнего гнезда и двинулись к Ванкуверу. Другая группа высочила из гнезда офицера.
  Всего лишь несколько секунд - всё, что нужно было Бассу и Коннолли.
  Ванкувер сорвал с бока меч. Он никогда не собирался использовать херову штуковину по-настоящему. Ему было весело шутить о нём с новым лейтенантиком, Бассом и комендором. Он сбросил пулемётную амуницию и с рыком выскочил на край зоны высадки: лицо чёрное, каска свалилась, светлые волосы перепачканы кровью. Левая рука беспомощно повисла, но в правой руке он сжимал меч, подняв его над головой. Тридцать секунд он будет бегать и орать, а потом всё кончится, так или иначе.
  Пулемётчики СВА не могли обратить пулемёт против Ванкувера, потому что он уже стоял между двумя их товарищами, которые побежали к нему через зону высадки. Оба они сейчас валились на землю от его рубящего меча.
  Невысокий, плотно сбитый сержант из второй группы солдат СВА побежал прямо туда, где сражался Ванкувер, и остановился рядом. Ванкувер закончил со вторым солдатом и повернулся, чтобы напасть на сержанта. Сержант вскинул винтовку и сделал три быстрых выстрела. Две пули вошли Ванкуверу в живот. Он осел на землю. Сержант выстрелил ещё раз. Ванкувер вздрогнул и рухнул. Боец махнул своему отделению вперёд и побежал к краю зоны высадки. Один из двоих солдат, которых атаковал Ванкувер, слабо звал на помощь. Ванкувер, лёжа лицом в грязи, ещё слышал его и понимал, что умрут они вместе. Ну, так ещё куда ни шло.
  
  Небольшая группа СВА достигла края зоны высадки как раз тогда, когда Сэммс прокладывал себе путь сквозь проволоку на южном склоне. Бешеный от отчаяния и стыда за то, что оставили первый взвод наступать в одиночку, он бросился на проволоку, не утруждаясь поисками прохода. Пули вспенивали землю вокруг него, неяркий свет мешал СВА прицелиться. Сэммс вытаскивал стойки, задирал вверх проволоку и звал своих бойцов сквозь хмурый туман. Наконец, он прорвался. С кровоточащими руками и ногами он ринулся мимо пустых блиндажей прямо к линии новых окопов вверху над собой. Каким-то чудом пули свистели мимо.
  Сэммс увидел силуэты подкреплений СВА на фоне серой рассветной зари. Бросившись на землю, он выпустил две короткие очереди, наблюдая за полётом трассеров, которые он вставил после каждого пятого патрона. Он быстро отрегулировал прицел, посылая пули в маленькую группу подкреплений. Счастье для роты 'браво', подумал Сэммс, что вьетнамцы опоздали на тридцать секунд.
  Третий взвод роем промчался мимо него, когда он опустошал свой магазин. Его радист, тоже весь в крови от колючей проволоки, шлёпнулся рядом. Сэммс, не глядя на радиста, побежал вперёд, по направлению к выстрелам первого взвода.
  Некоторые солдаты СВА отходили вверх по склону, отстреливаясь на ходу. Другие оставались в окопах и отстреливались до последнего. Сэммс взобрался на небольшой взгорок на склоне горы и оказался в поле зрения первого взвода. Один из новичков передёрнул затвор и выпустил короткую очередь.
  Кортелл прыгнул на новенького с криком: 'Наши! Слева наши!'
  Сэммс уставился на обоих. Две пули засели в груди, одна из них остановила сердце. 'Дубина ты тупоголовая', - тихо сказал он, жуткая чернота завихрилась в мозгу, руки непроизвольно задвигались. Он опустился на колени, потом свернулся калачиком, словно собравшийся спать ребёнок.
  Взвод Сэммса стремительно выскочил из-за уступа. Увидев его лежащим на земле, некоторые остановились. Басс закричал им, указывая дембельской тростью на разрыв в линиях СВА. Ребята третьего взвода, чувствуя вину за то, что подвели первый взвод, пошли в наступление через брешь, стреляя на бегу. Они ринулись через зону высадки, уже пустую, и обрушились на окопы СВА и сверху, и сзади. Раздался свист. Через несколько секунд СВА уже отступала организованным порядком вниз по западному склону Маттерхорна в направлении Лаоса.
  Басс побежал за третьим взводом, понимая, что их нужно удержать от преследования врага вниз по склону, иначе они подставятся под контратаку. Коротышка, с ребром, перебитым пулей на излёте, поспешал за Бассом. Кендалл, не зная, что делать, бежал за взводом.
  - Подготовь их к контратаке! - проорал ему Басс.
  Кендалл кивнул и закричал им остановиться и занять позиции. Басс побежал назад к первому взводу, чтобы организовать оборону: он направлял людей тростью, размахивал ею в воздухе, указывал на слабые места. Он увидел тело Ванкувера и окровавленный меч. Он быстро перевернул Ванкувера и увидел знакомую личину смерти; побежал дальше, призывая Гамильтона и Коннолли слиться на флангах со взводом Кендалла.
  Коротышка, грудь которого ещё ходили ходуном, остановился вытащить меч из руки Ванкувера. Ванкувер был похож на пса, которого переехали. 'Большой тупой ретивый грёбаный канадец', - сказал Коротышка. Он включил трубку: ' 'Браво', это помощник 'браво-раз''.
  Поллак ответил незамедлительно: 'Продолжай, помощник-раз'.
  Коротышка нажал на кнопку: 'Большой 'виктор' убит. Приём'. - Он отпустил кнопку.
  Поллак тихо повторил сообщение Фитчу и Мелласу. У роты словно вынули душу. Через минуту послышались зловещие звуки вылетающих из отдалённых миномётов мин. Затем мины СВА со свистом посыпались со светло-серого неба.
  
  Раненые в открытую лежали на восточном склоне Маттерхорна. Мины прошлись по ним огненными ногами, временами запинаясь то об одного, то об другого и оставляя кроваво-красный след. Некоторые раненые пытались отползти в укрытие. Те, кто был неспособен двигаться, с немым ужасом вглядывались в небо или просто закрывали глаза и молились, чтобы товарищи добрались до них и оттащили в безопасное место. И товарищи пришли.
  
  Не имея достаточно людей, чтобы разместить их по всему первоначальному периметру роты, Басс всех перевёл в окопы СВА. Там бойцы вжались в землю и ждали конца обстрела, а за ним, возможно, начала контратаки.
  У Басса была ещё одна забота помимо контратаки и эвакуации раненых. Если атакуют, им придётся вести огонь по собственным убитым, лежащим на склоне горы. Даже мёртвые, он по-прежнему оставались морпехами. Он помнил, как Янковиц отдал свою жизнь, чтобы пробить кольцо перекрёстного огня, который остановил первую атаку на Вертолётной горе. Он знал, что для них сделал Ванкувер. Для Басса мёртвые не были мёртвыми.
  - Хрен с ним, - сказал он Коротышке. - Если они атакую сейчас, мы встретим их внизу.
  Он поднялся из окопа как раз тогда, когда три мины СВА разорвались одна за другой. Осколки и земля разметали туман. 'Всем встать! Подъём! Ещё не всё сделано. Есть работа, морпехи. Подъём!'
  Перепуганные ребята глядели на него из окопов. Он размахивал дембельской тростью: 'Подъём! Идём за телами! Вставайте!' - Он побежал вниз по склону. Все поднялись из окопов, даже Коротышка с перебитым ребром. Казалось, атака пошла в обратном направлении. Меж рвущихся мин они кричали друг другу, иногда издавали повстанческий клича, некоторые просто орали 'Блядь! Пиздец!' Они бежали к мёртвым. Кое-кто натыкался на разлетающиеся осколки. Таких, едва коснувшихся земли, тут же подхватывали и тащили назад, вверх на гору вместе с мёртвыми телами. В одну минуту склоны были очищены.
  
  Потом, словно господь поднял занавес, туман полностью исчез. Морпехи на Вертолётной горе увидели возвышающийся над ними голый Маттерхорн. Маленькие фигурки в зелёном камуфляже сновали здесь и там, тащили другие маленькие фигурки в зелёном камуфляже за собой или шли с висящими на их плечах фигурками.
  - Давай сюда сраных птиц, Сник, - радостно закричал Фитч.
  Меллас чётко разглядел Басса на вершине Маттерхорна: тот на что-то указывал дембельской тростью и что-то кричал.
  Однако после того как растворился туман, СВА с гребня к северу от Маттерхорна начала вести огонь из автоматического оружия и миномётов. Всякое движение на посадочной площадке прекратилось.
  Фитч и Меллас обречённо переглянулись. Птицы не могли подлететь, пока не улучшится погода. Но с улучшением погоды СВА сковала морпехов автоматным огнём.
  Потом по Вертолётной горе пронёсся крик: 'Мины! Мины!' Морпеи рыли второй периметр внутри первого - у них не хватало людей для защиты внешнего периметра, - но остановились и упали в грязь. В промежутке между звуками выстрелов, которые достигали их ушей напрямую, и пролётом снарядов по высоким дуговым траекториям, они ждали. Мины обрушились далеко внизу по склону, не нанеся вреда. Снова морпехи вскочили на ноги и бешено принялись копать, чтобы закончить новый периметр.
  Меллас испытывал болезненную тревогу. Звуки миномётных выстрелов долетели уже с другого направления, чем раньше. Меллас побежал вниз к окопам и нырнул в ячейку Гудвина, из которой он хотел послушать вторую серию выстрелов и помочь Дэниелсу уточнить перекрёстный пеленг.
  - Нужно отдать должное мелким ублюдкам, - сказал Гудвин Мелласу, ожидая следующего залпа. - Они грёбаные профессионалы. Жаль, что они не на нашей стороне.
  - Обожди немного, - сказал Меллас. - Они были на нашей стороне двадцать пять лет назад.
  - Да ты что! И кто же поменялся местами, мы или они?
  - Думаю, это были мы. Мы стояли против колониализма. Теперь мы против коммунизма.
   - Чёрт меня побери, - буднично произнёс Гудвин. - Против чего б мы ни стояли, Джек, а они настоящие профи.
   Меллас поднял руку, стараясь не пропустить звуки выстрелов. Как только они раздались, он засёк пеленг и передал его Дэниелсу по рации Гудвина. Он ждал, когда мины пролетят по медленной высокой траектории. Он видел, как облачная гряда клубится между двумя горными вершинами и укрывает долины под ними. Казалось, Маттерхорн парит над землёй, уродливой глыбой поднимаясь прямо из серебристой седины. Потом мины упали - повсюду и внутри периметра. Морпехи свернулись калачиками, зажали уши руками, словно пытались вдавится в каски.
  Обстрел продолжался пятнадцать минут. Каких-то пятнадцать минут. Потом прекратился.
   Меллас подождал ещё две минуты. Он выглянул из воронки и поднялся, чтобы уточнить потери. Он увидел, что старший санитар уже кого-то латает. Гудвин доложил ещё о двух убитых: оба прятались в одном окопе. Если б не это, отделались бы незначительными осколочными ранениями.
   Меллас пошёл назад к окопу Фитча. Релсник глянул на него, лицо его дёргалось. Поллак смотрел куда-то в сторону.
  - Что?
   Молчание нарушил Фитч: 'Басс убит, - быстро сказал он. Словно стараясь сгладить краткое сообщение, он добавил, - У нас недостаточно боеспособных, чтобы прикрыть обе горы. Как только отправим раненых с Маттерхорна, я возвращаю первый и третий сюда'.
   Мгновение понадобилось Мелласу, чтобы уяснить две порции информации. Но даже тогда его следующий вопрос прозвучал несколько автоматически. Это всё, что он смог вымолвить, чтобы заполнить пустоту: 'Как?' - потрясённо спросил он.
  - Осколок. Он истёк кровью.
   Меллас развернулся и пошёл к краю окопов, обращённых к Маттерхорну. Было тихо. Маттерхорн безмятежно парил над облаками. Он видел Басса на Маттерхорне лишь несколько недель назад, обучал его, шутил с ним, ворчал на него. Басс, который однажды укутал его в одеяло, когда после дозора он так замёрз, что никак не мог унять дрожь. Который наливал в чашку кофе. Который беседовал с ним о доме. О морской пехоте. Басс. Убит. На этом грёбаном ненужном куске земли.
   Гудвин подошёл к Мелласу сзади, положил руку на его каску и покачал её вперёд-назад. Он ничего не сказал.
  - Спасибо, Шрам, - наконец, вымолвил Меллас.
   У Мелласа першило в горле. Слёзы собирались за вéками. Но першение не кончилось кашлем, и слёзы не брызнули. Пустота заполонила его душу.
  - Эй! - закричал кто-то на южной стороне периметра. - Птицы летят.
   На юге из тумана одинокий вертолёт СН-46 поднимался вверх к площадке на Маттерхорне. На Маттерхорне зажгли красную дымовую шашку. Дым медленно растекался по воздуху, как кровь по воде.
   Ленивые клубы тёмного дыма завихрились вокруг вертушки, когда она пошла на посадку, - новые разрывы миномётных мин.
   Забыв о рациях, Меллас схватился за бинокль Фитча и взобрался на небольшое возвышение. Он увидел, как Джексон стоит один посреди зоны высадки с рацией на спине и направляет вертолёт сигналами рук, а вокруг рвутся мины. После того как погибли Фракассо и Басс, командование принял Джексон. Приказов на этот счёт не отдавалось и вопросов не возникало.
   Меллас видел, как вертушка села. Экипаж выстроился в цепь, и бойцы роты 'браво' подбегали, неся раненых всеми возможными способами, и забрасывали их через заднюю рампу. Пока экипаж размещал тела дальше по корпусу, морпехи бегали к птице со всё новыми убитыми и ранеными. Потом вертушка, хлопая по воздуху, поднялась в воздух, и морпехи побежали от неё и рассыпались по укрытиям. У закрывающейся рампы появилась фигурка, на миг задержалась и, выпрыгнув в пространство, свалилась на землю. Похоже, это был Джейкобс. Шальная мысль мелькнула у Мелласа в голове, что Джейкобс, наверное, слишком сильно заикался и не смог упросить лётчика оставаться на земле, но потом устыдился своей мысли. Он видел, как секунду Джейкобс лежал, затем кто-то выскочил под разрывы мин и потянул его. Потом оба поднялись и побежали в укрытие.
   - Вот тебе и грёбаный Джейк, чувак, - пробурчал вслух Меллас. - А ведь он прыгнул назад в это говно.
  Он видел, как Джексон хладнокровно сажает другую вертушку. Потом облака закрыли зону высадки, и он больше ничего не видел.
  
  Третья вертушка натужно поднималась с южной стороны Вертолётной горы. Все слышали её подлёт. Поллак по рации вёл переговоры с пилотом, и старший санитар готовил к эвакуации раненых за предыдущий день. Двое из пяти тяжелораненных были ещё живы. Одним из них был Мерритт, он то и дело повторял, что никогда этого не забудет. Шеллер говорил, что тоже не забудет. Шеллер с санитаром из второго взвода уложили смердящее тело Мерритта на пристроенную меж двух жердин плащ-палатку и отнесли к изувеченному куску плоской земли на восточной стороне горы ожидать вертушки подальше от автоматного огня.
  Меллас наблюдал, как вертушка выныривает из тумана. Поллак зажёг жёлтую дымовую шашку, и миномётные мины вновь посыпались на Вертолётную гору.
  Пилот разговаривал с Поллаком спокойным, уверенным голосом: 'Ладно, сынок. Откуда они стреляют? Куда они стреляют, я знаю. Приём'.
  - С пальца сразу к северу от нас, сэр. Также миномёты есть к северо-западу и прямо на запад, почти что на границе. Приём.
  - Хорошо, сынок. Я подведу её с юго-востока. Ты уверен, что сраная дыра достаточно велика, чтобы принять меня? Приём.
  - Да, сэр. Я прошёл как раз через неё. Здесь прекрасное широкое плоское пространство. Приём.
  - Прекрасное широкое плоское пространство ни о чём мне не говорит. Сколько это в цифрах? Приём.
  - Одно прекрасное широкое плоское пространство, сэр, - сказал Поллак. - Приём.
  - Я не в том настроении, чтобы дурачится. Приём.
  Поллак не хотел говорить лётчику, как мала площадка; он опасался, что лётчик развернётся и даже не попытается сесть.
  - Дьявол тебя побери, сынок, теперь я знаю, что ты думаешь, будто я собираюсь дать дёру, если оно окажется слишком маленьким, ну так помоги мне: если не скажешь, насколько там у тебя велико место, то я разворачиваю эту херову машину. Прямо сейчас. Приём.
  Поллак колебался. 'Десять метров, сэр. Но здесь нет грёбаного ветра. Приём'.
  - Жопа. - Слово было произнесено вполголоса и не предназначалось для эфира. Тем не менее, вертушка приближалась. Меллас увидел пилота, большого грузного человека, скорей всего старшего офицера, чьи руки ловко орудовали рычагами, большое потное лицо втиснулось в узкий пластмассовый шлем. Мелласу на ум пришёл Санта-Клаус.
  К этому моменту с северного пальца над зоной высадки раздавался ещё и тревожащий воздух треск стрелкового оружия. Второй залп миномётов прокатился сквозь туман, и все, кто ждал вертушку, распластались по грязи. Новые разрывы прокатились по горе.
  Шеллер сидел рядом с раненными и тёр лицо. Ридлоу, белый как мел и с залитым липким потом лицом, подначивал, оставит ли свой 'магнум' Гудвину или нет, но они с Гудвином были слишком измучены. Ридлоу уже два раза терял сознание от потери крови.
  Лётчик начал говорить, как бы отвлекая мозги от опасности: 'В обычных условиях я б так не поступил, сынок, но меня остановил какой-то крутожопый парняга штаб-сержант сразу возле школы полевой медслужбы 'Дельта', который сказал мне сделать вам, ребята, добряк, в противном случае он сулил слупить меня с грёбаного неба. - Лётчик засмеялся. - Знаешь такого персонажа? Приём'.
  - Знаю. Это комендор, - сказал Поллак. - Сказал - сделает, сэр, - добавил он. - Вам лучше выбираться вместе с нами. Приём.
  - Я так и думал, сынок. - Рация затрещала помехами.
  Огонь усилился, но птица медленно, прямо и открыто приближалась. Мины кромсали гору за спинами вывозимой партии. Птица выскочила на них из тумана, шлёпая лопастями и визжа турбинами. Вдруг случилась неразбериха, потому что птица содрогнулась, зависнув над крошечным ровным пространством на склоне горы, и её лопасти едва не коснулись земли. Меллас видел, как пули изрешетили прозрачный фонарь кабины вокруг лётчика. Второй пилот в разбитом вдребезги пластмассовом шлеме подался вперёд, удерживаемый лишь привязным ремнём.
  Вертушка села на палубу, и командир экипажа стал выбрасывать наружу мешки, а Шеллер с Фредриксоном с помощью других парней запихивать тяжелораненых в нутро птицы. Через несколько секунд вертушка уже отлетала, и ребята на земле ныряли в окопы, мало заботясь о содержимом мешков. Следующий залп ударил, как раз когда вертушка быстро полетела прочь, под силой тяжести набирая скорость и скользя на юг, в сторону долины. Из одного из разбитых иллюминаторов вертушки высунулась рука. Она сжимала 'Смит и Вессон', который шесть раз мощно рявкнул выстрелами в сторону северного пальцеобразного гребня.
  Меллас оторвал голову от земли. Он бросился к мешкам, на ходу призывая помощь, и потащил их вверх по склону, к блиндажам. В мешках оказались коробки со внутривенной жидкостью, несколько ящиков с патронами для пулемёта, пятнадцать галлонов воды, ящик ручных гранат и - в морпеховском брезентовом вещевом мешке - два ящика 'Кока-Колы', пересыпанной подтаявшим льдом.
  - Вот это комендор, мать его, чувак, - сказал Поллак.
  
  Спустя три часа первый и третий взводы гуськом спустились на Вертолётную гору, приноравливаясь к шагу раненых, для которых не хватило места в эвакуационных вертолётах. Коннолли принёс меч Ванкувера. Он прошёл на командный пункт и отдал его Мелласу.
  - Ну и какого хрена мне с ним делать, Шулер? - спросил Меллас, взвешивая его на руке.
  - Не знаю. - Коннолли посмотрел в туман. - Я только знаю, что если б он вернулся вместе с Ванкувером, то его б забрал кто-нибудь, кто его не достоин. По крайней мере, вы б могли обменять его на что-нибудь.
  - Это было бы неправильно, - сказал Меллас. - Наверное, нам следовало бы отослать меч его отцу, - смущённо добавил он.
  - Какому отцу? - сказал Коннолли. - Он бы этого не захотел, сэр. Что, по-вашему, грёбаный канадец делал бы на американской войне, будь у него дом и отец, к которым он хотел бы вернуться?
  Коннолли уселся в грязь и уставился мимо Мелласа на Меттерхорн. 'Он был моим грёбаным братом, сэр. - Он заплакал. Меллас смотрел на меч и не мог вымолвить ни слова. По губам и подбородку Коннолли бежали сопли и слёзы. Он утирал их грязными руками и всё размазывал. Он посмотрел на Мелласа. - Он был мне грёбаным братом'.
  Меллас отнёс меч в командный блиндаж. Потом он прошёл к позициям первого взвода и принял командование, даже не спрашиваясь у Фитча.
  
  На вершине Вертолётной горы теперь было сложено пятнадцать тел, охваченных трупным окоченением, некоторые изувечены миномётными снарядами, разорвавшимися в теле. Взвод Гудвина потерял пятнадцать человек: восемь убитых и семь эвакуированных. Остальные раненые в этом взводе остались и ещё могли сражаться. Кендалл потерял четырнадцать: шесть убитых и восемь эвакуированных; десять с менее серьёзными ранами остались в строю. В первом взводе из сорока двух человек осталось двадцать - вместе с Мелласом получилось двадцать один. Из них половина имела незначительные ранения, но была способна держать оружие. Вместе с командной группой и миномётчиками в роте оставалось девяносто семь человек. Из пятнадцати галлонов воды, делённых на девяносто семь, в среднем пришлось по пинте с четвертью на морпеха. На каждого также получилось по полбанки 'Кока-Колы'.
  Время показывало только 10:15.
  Они забрали воду, еду и боеприпасы у мёртвых, включая убитых вьетнамцев. Кто-то из морпехов слил воду СВА в отдельные фляги. Другие просто смешали свою и чужую воду вместе. Это не имело большого значения. Пулемётчики собрались и поровну разделили свои патроны.
  Весь день они сидели или стояли в ячейках и смотрели в туман. Всякий раз при крике 'Мины!' они сворачивались, доставая коленями до касок, и ждали звуков, которые дадут им знать, что и в это раз удар пришёлся мимо.
  К вечеру в результате обстрела миномётами СВА, мозг Мелласа стал выходить из-под контроля. В какой-то момент он снял бронежилет с мёртвого тела и надел поверх своего. Мозг не прекращал подсчитывать: если один бронежилет принимает на себя пятьдесят процентов выстрела, то тогда два бронежилета примут на себя семьдесят пять процентов. Если б я надел три штуки, то получилось бы восемьдесят семь с половиной процентов, а четыре броника будут означать девяносто три и три четверти процента. Так он подсчитывал, пока затуманенный мозг не отказывался делить дальше; затем, по какой-то причине, он начинал всё снова. Если один возьмёт на себя половину, то два возьмут на себя три четверти... он пробовал отключиться от подсчётов. Он ходил от окопа к окопу и разговаривал с людьми. Но потом слышал выстрелы миномётов и понимал, что к ним летят новые мины. Он забирался в ближайший окоп и снова перебирал цифры, ожидая разрывов. Он вспомнил лекцию о том, что миномёты малоэффективны против окопавшихся войск. Но лектор не упомянул о психологическом эффекте, производимом на войска.
  В сумерках Фитч созвал в блиндаж командиров на совещание. Кендалл пришёл раньше всех, очень подавленный. Известие о его косяке уже облетела всю гору. Он виновато посмотрел на Релсника и Поллака и промямлил приветствие Фитчу. Он сел в темноте, обхватил руками колени у груди и стал ждать остальных.
  - Как дела? - спросил Фитч.
  - Нормально, Шкипер.
  - А у взвода?
  - Ещё несколько осколочных ранений, ничего серьёзного. Они устали. Измучены жаждой. Мы не спали уже две ночи.
  - У остальных такая же картина, - сказал, вздыхая, Фитч.
  - Я не то имел в виду, Шкипер, - сказал Кендалл.
  - Конечно, я знаю, - Фитч улыбнулся. - Слушай, я на самом деле знаю. Не переживай ты так.
   Оба замолчали. Они слышали, как один из постов подслушивания проверяет рацию перед уходом с линии: ' 'Браво-раз', 'браво-раз', это 'Милфорд'. Проверка связи. Приём'. Городок Милфорд находится в Коннектикуте, значит, говорящий был из поста подслушивания первого взвода.
  - Слышу тебя 'локо-коко', 'Милфорд'. - Это голос Джексона сообщал, что слышит передачу громко и чётко (Loud and Clear - 'Loco Cocoa'. - Прим.пер.).
  - Эй, командир говорит, что хочет переговорить с тобой перед тем, как ты уйдёшь. Приём.
  - Понял тебя, 'раз'. Он сам придёт сюда? Приём.
  - Обожди. - Наступила пауза. - Подтверждаю. Он сказал, что будет у тебя через ноль-три. Приём.
  - 'Милфорд' - конец связи, - подтвердил голос.
   Фитч хохотнул. Кендалл понял, что Фитч пытается поднять ему настроение. 'Меллас думал, что хочет быть 'пятым', - сказал Фитч, - но я думаю, что ему гораздо приятней быть командиром 'браво-раз'. Он скорее будет проверять свой ПП (пост подслушивания. - Прим.пер.), чем пойдёт сюда на командирское совещание'.
   Кендалл просто кивнул. Его мир весь остался в его памяти. Басс размахивает причудливо вырезанной тростью, стараясь организовать вершину горы и исполняя работу Кендалла. Тело Фракассо, брошенное в вертолёт. Тихое осуждение своего взвода, когда он вёл его назад на Вертолётную гору.
  Неловкое молчание нарушил Гудвин, вползая в проём.
   - Сегодня холоднее, чем в январе у бурильщика в жопе, - сказал он. - И зачем только я оставил свой сраный рюкзак, мне никогда, нахрен, не понять. Тупая идейка одного упоротого офицера.
  - Эй, Шрам, - сказал Поллак. - Ты заработал сегодня третье 'Пурпурное сердце'?
   - И ты не облажался, Джек. - Шрам прополз к Поллаку и отвернул грязный воротничок. - Смотри сюда. Рану видишь? Осколочная, блин, рана, прямо в шею. Кальмар меня уже вносит в списки. Так-то, жалкие мудаки. - Он помолчал для эффекта. - Окинава!
  - Я не вижу никакой грёбаной раны, Шрам, - сказал Поллак.
  - Это потому что здесь, мать его, темно, Джек.
   - Ты в самом деле собираешься за это получить третье 'Сердце', Шрам? - спросил Релсник. - И уехать на Окинаву?
  - Ты чертовски прав. Ведь командуя войсками, все нервы себе истреплешь.
  - Что со взводом? - наконец, вмешался Фитч.
  - Чёрт возьми, Джек. А ты сам как думаешь?
  Фитч не ответил.
   - С ними всё в порядке, - сказал, наконец, Гудвин. - Хотя сегодня ночью мы отморозим себе херовы яйца.
  - Надейся, что всё этим и обойдётся. - Фитч повернулся к Поллаку. - Посмотри-ка, не идёт ли сюда Меллас.
  Притащился Шеллер, и они продолжили откалывать шутки по поводу 'Пурпурного сердца' для Шрама, пока в узкой траншее, ведущей к блиндажу, не появился Меллас.
   Показалось, что сидеть в блиндаже теплей и безопасней, чем снова сидеть в окопах вместе со взводом.
   - Есть известия о смене? - спросил Меллас, даже не усевшись как следует. Он подогнул ноги в грязных ботинках под себя и упёрся спиной в раскисшую земляную стену блиндажа.
   - Сегодня днём планировалось забросить 'альфу' и 'чарли' в долину, - сказал Фитч. - Но погода всё испортила. Может быть, завтра утром. Там говорят, что делают всё, что возможно. В то же время, мы просто должны удерживать гору. Там не слишком понравилось, что мы покинули Маттерхорн.
  - Что-то там наверху я никого из них не видел, - процедил Меллас сквозь зубы.
   - Никто нас не обвиняет, - быстро сказал Фитч. - По крайней мере, по рации. Я сказал им, что у нас не хватило людей удержать Маттерхорн и что у нас лежачие раненые, которых нужно защитить здесь, за меньшим периметром.
   - И как же он со всем этим поступит, Джек? - спросил Гудвин. - Если грёбаный туман не рассеется, то завтра к вечеру у нас выйдет весь 'хоутел-двадцать'.
  - 'Хоутел-двадцать'? - спросил Фитч. - Это ещё что такое? Где подцепил?
   - Разве ты не ходил в школу, Джек? Аш-два-О. Это ж вода. Да ты помнишь вещество. Ты же пил его на родине. На кухне поворачиваешь малюсенький сраный краник - и вот тебе такое чистое и так в нём смешно булькает.
  - И не нужно портить его галазоном, - сказал Меллас.
  - Не-а, грёбаные власти испортили его за тебя ещё на водокачке, - вставил Поллак.
   Они немного посмеялись, и стало тихо. Шеллер нарушил тишину: 'Мне нужна вода для раненых, в безопасном месте, откуда я б мог её брать. Она помогает ребятам от шока'.
  Они согласились с планом собрать и распределить воду, выделив порцию для раненых.
   Через почву они расслышали слабый крик 'Мины!' Никто не проронил ни слова. Через несколько секунд до них донеслись сквозь землю два глухих удара.
  - Должно быть, промахнулись, - сказал Кендалл.
  - Да что ты говоришь, - ответил Шрам.
   Фитч быстро вмешался: 'Мы можем благодарить туман за небольшой добряк. Гуки должны таскать на горбу свои мины, так же как и мы. Они не будут долго в нас стрелять, если не смогут скорректировать наводку'.
   - Если только людей там, таскающих мины, не гораздо больше, чем мы думаем, - хмуро сказал Меллас. - Слушайте. Моя грёбаная башка сегодня считает целый день, поэтому я подсчитал миномётные выстрелы. Мы предполагаем, что имеем по три выстрела за раз с трёх разных позиций. В залп, значит, девять. Сегодня они выстреливают примерно каждые десять-пятнадцать минут. То есть примерно сорок в час. Таким образом, за двенадцать часов стрельбы сегодня - четыреста восемьдесят выстрелов. Прибавьте сюда около сорока или пятидесяти выстрелов, когда они обстреливали Маттерхорн, и мы получим свыше пяти сотен. Это значит двести пятьдесят человек по две мины на каждого, а если по три - тогда сто шестьдесят шесть и две трети.
   - Эй, Джек, что-то такое от двух третей мы опрокинули через грёбаную гору, - засмеялся Гудвин, за ним и остальные.
   Меллас продолжал, сосредоточившись на математике: 'Но это если мы говорим о 'шестьдесят первых'. Они же обстреливают нас 'восемьдесят вторыми', и я думаю, что накануне на Маттерхорне большая херня могла вполне оказаться 'стодвадцаткой'. Поэтому 'восемьдесят вторые' весят - сколько, шесть или семь фунтов на выстрел? У драных 'стодвадцаток' должны весить примерно тридцать. Поэтому их вполне может оказаться значительно больше, чем двести пятьдесят парней. И это только если прикинуть то, чем они пока стреляют. - Он посмотрел в лицо каждому. - Из этого следует, что либо перед нами рота, которая расстреливает все свои мины и пакует вещмешки сегодня к вечеру, - он помолчал, - либо мы в настоящей заднице'.
   - Знаешь, Меллас, - сказал Фитч насмешливо, - тебе бы в разведку, а не к нам, тупым ворчунам, на эту херову гору.
  - Военная разведка - явное противоречие в терминах, - сказал Меллас.
  - Чудные вести, мать их, сэр, - сказал Поллак. - Почему бы вам не взять свою счётную машинку и не отправиться домой?
  
  Вопреки мнению Мелласа об эффективности военной разведки, G2, дивизионная разведка, за последние несколько дней пришла к такому же заключению, что и он. Анализируя информацию, полученную из карманов мёртвых солдат СВА, из рапортов лётчиков-наблюдателей, которым удалось пролететь между облаками и землёй, и из докладов разведгрупп, залёгших под дождём на горных вершинах с приборами ночного видения, инфракрасными прицелами, биноклями и с собственными напряжёнными ушами и глазами, дивизия полностью уверилась в том, что полк СВА движется на восток из Лаоса, чтобы закрепиться на высотах хребта Маттера к северу от шоссе 9. Второй полк двигался параллельно ему через долину Ашау на юг. Дивизия предполагала, что будет ещё третий полк, движущийся в долину Дакронг между этими двумя, но его пока не обнаружили.
  Захватив Вертолётную гору, рота 'браво' расположилась прямо на линии марша северного полка. Это вынуждало СВА либо уничтожить 'браво', либо изолировать её как опухоль и обойти, обстреливая миномётами и, возможно, артиллерией. Единственной альтернативой было предпринять чрезвычайно медленный и сложный обход по заросшим джунглями долинам под хребтом. Поэтому разведотдел бился об заклад, что СВА атакует 'браво', но не раньше, чем соберёт достаточные силы.
  Это будет гонка. Дивизия допускала, что СВА предполагает, что морская пехота понимает, что происходит. Морпехи считали войска СВА профессионалами и отдавали им должное уважение. Не случайно вьетнамцы решили подтянуться, когда артиллерию МП отвели для участия в операции у Камло. Но козырем в руках морпехов всё-таки оставалось то, что, вероятно, СВА не знает, как быстро корпус МП может вернуть артиллерию назад на место, если только будет просвет в погоде. СВА, двигаясь в пределах хребта, будет в безопасности, покуда держатся тучи. Так как вьетнамцы идут пешком, погода не влияет на них так сильно, как на морскую пехоту, и они смогут смять 'браво' уже на следующий день. Если тучи разойдутся, превосходящая мобильность морской пехоты поможет ей перехватить войска СВА, связать их на месте и нанести значительный урон. Чем дольше продержится 'браво', тем выше вероятность хорошего полкового сражения, чреватого серьёзными потерями для СВА. В худшем случае корпус МП рисковал потерять роту. Это никому не нравилось, конечно, но рота морпехов, прижатая к стенке, не станет пикником даже для гораздо большего подразделения СВА. Даже при худшем сценарии СВА заплатит очень высокую цену. А в этой войне потери есть именно то, что важно.
  Соображения личного состава разведки были профессионально и умело переданы наверх генералу Найтцелю и доведены до сведения полков.
  
  Малвейни зорко следил за первым батальоном с того самого момента, как запустили 'Белоголового орлана'. Но у него имелись два других батальона, о которых тоже нужно было заботиться, и даже если оценки разведки имели смысл, он не собирался двигать фигурами куда ни попадя, пока не поймёт, что перед ним действительно возникло нечто. Зная, что у него зависли задницы сотни ребят, он завертел столько шариков, сколько только можно. Но ведь они морпехи. Потому они там и зависли. Он понимал, что разведка права. Если СВА остановится, чтобы ликвидировать роту 'браво' - соблазнительная цель для любого командира - вьетнамцы дорого заплатят. Если он не сможет забросить оставшиеся батальоны на позиции вовремя, 'браво' тоже поплатится. Особенно беспокоило Малвейни понимание того, что СВА сознаёт, что покупает то, что на самом деле достойно цены - свою страну.
  Морпехам он больше не мог сказать того же. Подобная ясность отошла в прошлое. Какова всё-таки военная цель? Если они были здесь, чтобы воевать с коммунистами, почему же тогда, чёрт побери, Ханой не сделался их целью? Они могли бы легко избавить коммунистических лидеров от страданий и покончить со всем этим вздором. Или просто забросить несколько армейских дивизий через северные и восточные границы на оборонительные позиции, что увеличило бы их возможности сил и средств, по крайней мере, в три раза. Они бы удерживали СВА вне пределов страны, имея примерно одну десятую от нынешних потерь. Южные вьетнамцы могли бы разобраться с Вьетконгом. Чёрт, со времени прошлогоднего Тэта с Вьетконгом уже разобрались. Казалось, морские пехотинцы убивают людей без какой-либо цели помимо самого убийства. От этого Малвейни чувствовал какую-то пустоту во внутренностях. Он старался игнорировать её, занимаясь работой, которая, однако, тоже подразумевала убийство людей.
  
  Майор Блейкли чувствовал то же самое, что и Малвейни, но с двумя примечательными отличиями: Блейкли был более взволнован, потому что у него не было двух других батальонов, о которых нужно заботиться; и это была его первая война, а не третья. Кроме того, Блейкли никогда не задумывался о том, что выставлено на продажу и почему оно покупается. Блейкли решал проблемы.
  Он понимал, что 'браво' в рискованном положении. Это он заставил 'браво' рисковать, и ему особенно не нравился факт, что это сделал он. И хотя он уже видел, как убитых ребят вытаскивают из вертушек, сам он никогда не был там, где они умирали. По этой самой причине ему было трудно уважать самого себя. Это была война для капитанов и лейтенантов, а он был уже слишком стар - тридцать два года. Он не знал и чувствовал, что никогда не узнает, если только не сможет участвовать каким-то образом, есть ли в нём то, что нужно для командования взводом или ротой в бою.
  Меллас вероятно сказал бы, что у Блейкли наверняка нет того, что нужно, и Меллас был бы неправ. Блейкли выполнил бы работу более низкого уровня точно так же, как исполняет свою текущую работу: компетентно, не совсем совершенно, но достаточно хорошо, чтобы работа делалась и он не попадал бы под раздачу. Он делал бы такие же мелкие ошибки как сейчас, просто от них был бы меньший эффект. Вместо отправки роты на задание без провианта он мог бы выставить, к примеру, пулемёт на невыгодную позицию. Но морпехи под его командованием исправили бы подобные ошибки. Они бы всё равно хорошо воевали и при несовершенном расположении пулемёта. Потери оказались бы немногим больше, убитых врагов оказалось бы немногим меньше, но статистика совершенства никогда не проявляется в какой-либо системе отчётности. О победе сообщается вместе с жертвами, которые необходимы для обеспечения этой победы, а не с теми жертвами, которые она бы потребовала, если бы пулемёт был лучше установлен.
  В этом не было ничего дурного. Сам Блейкли мог бы и не узнать, что неудачно поставил пулемёт. Он погоревал бы о своих потерях немного. Но размышления 'зачем?' и 'для чего?' не относились к тому, чем занимался Блейкли сейчас. Прямо сейчас перед ним стояла задача втянуть противника в бой и как можно больше увеличить количество его потерь. Он хотел делать хорошую работу, как любой порядочный человек, и он, наконец, придумал способ, как её сделать. Можно было бы, например, бросить в бой сразу весь батальон, получив бесценный опыт для кадрового офицера.
  
  Приблизительно в 03:00 один из постов подслушивания Гудвина яростно заработал кнопкой передатчика. Меллас услышал, как в эфире быстро отозвался Гудвин: ' 'Нэнси', это Шрам. Что там у тебя? Жми по одному разу на каждого гука. Приём'.
  Приёмник затрещал как сумасшедший. Меллас сбился со счёта.
  - Джексон, дуй вниз и поднимай всех, - сказал Меллас. - У нас проблема.
  - Почему я? - сказал Джексон.
  Меллас сказал: 'Чин имеет свои привилегии. К тому же, тебя не так заметно в темноте'.
  - Вы пожалеете об этом, лейтенант, - прошептал Джексон.
  - Надеюсь, нахер, что пожалею.
  Джексон выскользнул, и вскоре Меллас услыхал, как взволнованный шёпот полетел по цепи.
  В эфире раздался голос Фитча, вызывающий пост подслушивания: ' 'Нэнси', это 'браво-шесть'. Если считаешь, что можешь вернуться, нажми кнопку два раза. Приём'.
  Ответа не последовало.
  - Окей, 'Нэнси', - продолжал Фитч, - мы все начеку. Просто ложись на грёбаную землю и оставайся там, пока мы не скажем. Приём.
  'Нэнси' ответил, дважды нажав на кнопку.
  Крохотная осыпь грунта скатилась по стенке стрелковой ячейки Мелласа и застучала по мокрой спине. Он ничего не видел дальше маленького бруствера перед окопчиком. Тихий ветерок веял сквозь туман, окутавший джунгли. Рация затарахтела бешеными звуками другого передатчика. 'Ладно, 'лима-папа', - радировал Фитч. - Возвращайте свои задницы, если можете'.
   Меллас взял рацию и пополз вниз к цепочке, чтобы предупредить каждого, что посты подслушивания возвращаются. Джексон возвращался наверх. 'Вы так светитесь в темноте, лейтенант', - сказал он, быстро проползая мимо.
   На посту подслушивания сидели Райдер и Джермейн. Все напряглись. Затем послышался шёпот: 'Хонда'. В ответ прошептали: 'Триумф'. Потом послышалось, как кто-то быстро вскарабкался по склону и раздался негромкий грюк, когда этот кто-то свалился в ячейку. Потом снова шуршание и второй грюк. Благополучно.
   Только Меллас вернулся в свой окопчик, как ночь разорвал треск стрелкового оружия в джунглях внизу под ними. Туман запестрел от вспышек.
  - 'Браво-два', - прохрустела рация, - это 'Нэнси'. Нас засекли. Мы возвращаемся.
  Свирепое тарахтенье 7,62-мм автоматов СВА перемежалось с более лёгким, но более быстрым стрекотанием винтовок М-16 морской пехоты.
   - 'Нэнси', дьявол тебя забери, не вставай и не беги. - Гудвин умолял свой пост подслушивания не выходить из укрытия. - Вас убьют. Возьми себя в руки, Джек. Мы вытащим ваши жопы. Приём.
  - Мы возвращаемся, Шрам, чёрт побери, - ответила рация. Затем стрельба прекратилась.
   На кнопку передатчика нажали, и голос, не похожий на предыдущий, раздался в трубке. Это был голос человека, непривычного к рации, - испуганный, одинокий.
   - Э, лейтенант Гудвин, сэр, - прошептал голос, - вы меня слышите? - Кнопку передатчика отпустили, коротко протрещали электропомехи.
  - Чёрт, Джек. 'Лимон и Кока'. Приём.
   Голос отозвался: 'Мне кажется, Роско убит. - Наступила долгая пауза, во время которой парень вхолостую жал на кнопку, не понимая, что не даёт Гудвину ответить. - О господи, вытащите меня отсюда, лейтенант', - он отпустил кнопку.
  - Просто ползи назад, ладно? Прижмись к земле и уползай. Приём.
  - Но рация на спине у Роско.
   - Брось грёбаную рацию. Только сбей настройку частоты. Ползи в бурьян, закопайся и жди. Мы тебя вытащим. Не переживай. Приём.
   На том конце долго молчали. Потом передатчик включили опять: 'Я не могу снять грёбаную рацию', - отчаянно прошептал голос.
   Голос Гудвина зазвучал властно: 'Это приказ, Джек. Сбей частоту и бросай грёбаную штуку. Тебя не могут окружить, иначе они будут стрелять по своим же парням, поэтому уползай от них и старайся не высовываться. Как только они ввяжутся в говно с нами, они не будут гоняться за одиноким 'лима-папа'. Когда рассветёт и кончится атака, мы придём за тобой. А теперь двигай, чёрт тебя побери. Приём'.
  Снова никакого ответа. Потом голос прошептал: 'Лейтенант, пожалуйста, вытащите меня отсюда. Пожалуйста, сэр'.
   Джексон тихонько застонал и зашептал: 'Да мы не можем, тупой ты сукин сын. Давай уже вали оттуда'.
  - Пожалуйста, лейтенант, вытащите меня отсюда, - снова прозвучал голос.
   Вдруг одна за другой разорвались три ручные гранаты, слабыми вспышками осветив тёмные джунгли.
  - 'Нэнси', 'Нэнси', это 'браво-два'. Если у тебя всё нормально, нажми кнопку передатчика два раза. - Гудвин трижды повторил сообщение, потом сдался.
  
  ***
  
  Рота ждала, но атаки не последовало.
  - Этот пост спас наши шеи, - сказал Меллас в наступившей тишине.
  - По крайней мере, до вечера, - ответил Джексон.
   Оба понимали, что живут, потому что два человека погибли. С другой стороны, если быть точным, для того и устраивают посты подслушивания.
  Пятнадцать минут, наверное, стояла тишина. Потом со всех сторон из джунглей донеслись приглушённые позвякивания. Копали землю.
  Меллас по рации вызвал Гудвина: 'Эй, 'браво-два', ты слышишь, как копают? Приём'.
  - Ты не врёшь, Джек. Приём.
  Голос Фитча вышел в эфир: ' 'Браво-три', это 'браво-шесть'. А как у тебя? Приём'.
  Кендалл тихо ответил: 'Да. Вниз по тому пальцу, по которому поднимался 'второй'. Приём'.
  - Чёрт, Джек, - вмешался Гудвин. - Наши жопы окружили. Приём.
  - Ты военный гений, Шрам. Приём, - проворчал Фитч.
   - У самого-то сколько 'Пурпурных сердец', Джек? Вот тебе признак драного военного гения. Приём.
  Кендалл закрыл глаза и попробовал припомнить малейшие чёрточки лица жены, её тела.
   Меллас стал молча молиться, так, чтобы не слышал Джексон: 'Милый боже, я знаю, что я молюсь, только когда в беде, но, милый боже, прошу тебя, вытащи меня отсюда'. Пока он молился, его мозг метался, прикидывая путь отступления, решаясь на то, чтобы бросить раненых, взвод, что угодно, только бы убраться под защиту джунглей.
   Мелласа поразило ошеломляющее, потрясающее открытие, что, наверное, очень скоро он погибнет. Здесь, на этом презренном куске земли. Сейчас. Жизнь едва началась и скоро закончится - неожиданно и страшно.
  
  ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
  Утром, когда туман стал уныло-серым, морпехи зашевелились в ячейках. Некоторые расстилали плащ-палатки возле окопов, чтобы собрать росу. Это не принесло результата, но они всё равно лизали плащ-палатки. Отпустили пару шуток. Меллас перебрался через вершину горы к окопу Гудвина. Гудвин стоял во весь рост, голова и плечи высунулись наружу. На нём были подтяжки, он проверял пружины магазинов. На лице отразилась тревога.
   Меллас присел на корточки рядом с окопом. 'Пойдёшь за своим постом?' - тихо спросил он.
  - Угу. - Гудвин выбрался из окопа и поработал затвором М-16.
  - Азиаты не больше чем в ста метрах отсюда, - сказал Меллас.
  - Знаю, Джек. - Гудвин повернулся и посмотрел в туман.
   Впервые Меллас видел Гудвина таким серьёзным. Внезапный порыв чувств охватил его. 'Слушай, - сказал Меллас. - Полегче там, ладно?'
   Гудвин повернулся и посмотрел на Малласа: 'Мы вообще собираемся вытаскивать жопы из этой катавасии?'
  Меллас пожал плечами: 'Нам нужен только ясный день'.
   Оба поглядели на тучи, уже различимые в утреннем свете. Гудвин посмотрел на Мелласа: 'Не знаю как ты, а мне чертовски хочется пить. - Он поднёс два пальца к губам, заливисто свистнул и заорал, - Эй, вы, крутые отморозки. Тащите задницы сюда. - Он повернулся к Мелласу и ухмыльнулся. - Я спросил о добровольцах, и все сказали, что пойдут. Но Роско и Эстес были из первого отделения, поэтому за ними пойдёт первое отделение'.
  И он опять зашумел: 'Чёрт побери, Робб, давай их сюда, - и обратился к Мелласу. - Зная, как перепуганы они были прошлой ночью, я думаю, они не ушли дальше тридцати или сорока метров от линии окопов'. Отделение молча и медленно собиралось у окопа Гудвина.
  
  Китаец неспешно двигал затвором М-60 вперёд и назад. Одна половина его кричала о том, что глупо рисковать жизнью, чтобы вернуть пару мёртвых белых, но другая половина делала всё, чтобы пулемёт работал, как положено. Он посмотрел вперёд на вершину горы и увидел, что ревностный чудак Кортелл сидит рядом с мертвецами. Дурачок даже не понимает, что принял веру белого человека. Но было в Кортелле что-то такое, чему Китаец завидовал: Кортелл был уверен в том, куда ушёл Паркер. Китаец вставил затвор на место и посмотрел на Гудвина. Господи, белый вздорный сукин сын-деревенщина принимает дерьмо Semper Fi всерьёз. Он и сам был готов подставить задницу под пули ради дерьма Semper Fi, а Генри тем временем делает дело на ВБВ. Образ Паркера, пытающегося сдерживать свой страх, всплыл в сознании Китайца. Он видел, как Ванкувер уходит в ночь, чтобы проделать путь к реке, а Док Фредриксон обтирает Паркера, чтоб ему стало прохладней.
  
  Он наблюдал, как Гудвин молча их пересчитывает, тыча в каждого указательным пальцем. Ему пришло на ум, что Гудвин, наверное, ещё и шевелит губами, когда читает. Гудвин кивнул командиру отделения Роббу и пошёл, низко пригнувшись к земле. В десяти метрах за окопами Гудвин лёг на землю и пополз. Робб пополз в трёх метрах за ним. Наступила очередь Китайца. Он пополз.
  
  Меллас наблюдал за отделением, пока оно полностью не вползло в туман и исчезло. Вся гора ожидала перестрелки. Кое-как протащился час. Гудвин на связь не выходил. Подошёл Кортелл и сел рядом с Мелласом, ничего не говоря.
  Наконец, Меллас заговорил: 'Ты молишься за такое дерьмо как это, Кортелл?'
  Кортелл посмотрел на Мелласа из-под окровавленной повязки на лбу: 'Сэр, я молюсь всё время'.
  
  Через час отделение вернулось, волоча два тела. Меллас заметил, что рация поста подслушивания пропала. Когда они подошли к окопам, Гудвин сдал старшему санитару воду мёртвых парней, потом пошарил по их карманам. 'Эй, - воскликнул он, держа в руке тёмно-зелёную банку с сухпайком, - грёбаная тушёная говядина!'
  
  Сидение в осаде похоже на остальные вариации войны. За непосредственным ужасом обоюдного убийства приходит утомительная, разрушающая дух скука. В то утро стоял густой туман, и СВА обстреляли их только несколько раз. Наверное, СВА боялась попасть в своих солдат, которые окапывались вокруг морпехов. Всё это дало людям довольно времени для размышлений.
  Меллас в одиночку побрёл к складу тел на площадке высадки. Он видел только выцветшие ботинки ветеранов с бледно-жёлтыми нейлоновыми берцами и чёрные ботинки с тёмно-зелёными берцами у новичков. К ботинкам и запястьям проволокой прикрепили картонные бирки.
  Старший санитар присел на корточки рядом с Мелласом. В руках он держал что-то похожее на фотографии.
  - Что это у тебя, Шеллер? - спросил Меллас.
  - Снимки. С тел снял. Мне нужно ваше одобрение, чтобы их выбросить. Приказ-инструкция по дивизии предписывает, чтобы на родину вместе с мёртвыми ничего опасного не попало.
  - Опасного? - переспросил Меллас сквозь зубы.
  Шеллер, смущённый, повесил голову. 'Так они велят поступать, сэр'.
  Меллас медленно рассматривал фотографии, руки его тряслись. Тут были фотографии мёртвых северных вьетнамцев: исковерканные, почерневшие трупы. Один снимок изображал безголовое тело, засевшее в стрелковой ячейке. Парень из взвода Гудвина позировал рядом с ним: улыбался, рукой обхватив мёртвую голову. Была фотография трёх убитых американских ребят, втиснувшихся в один окопчик. На ней шариковой ручкой было написано 'Снэйк, Джерри и Канзас'. Ещё одно фото запечатлело обнажённую тайскую девушку, лежащую на кровати в гостиничном номере. Меллас долго смотрел на неё; отметил и чёрные волосы, разметавшиеся по простыням, и гладкие смуглые ноги, скромно прикрывшие вульву. От хрупкой красавицы посреди кровавой бойни у него перехватило дыхание.
  - Это фото и меня смутило, - сказал Шеллер.
  - Он продлил срок службы, чтобы снова её увидеть, да?
  Шеллер кивнул.
  - Сожги их все.
  Шеллер спокойно достал 'Зиппо' и поджёг снимки. Они смотрели, как бумага медленно закручивается от жара, меняет цвет и вспыхивает. Смотрели, как с обнажённым телом девушки из бара в Бангкоке происходит то же самое. Никто не знал её настоящего имени, знали только 'Сюзи', поэтому никто не мог ей рассказать, что Янк умер. Она сама обнаружит это, когда следующее письмо её вернётся с пометкой 'ПОГИБ'.
  Меллас пошёл назад к своему окопу и свернулся в нём, стараясь сохранить тепло. Два бронежилета помогали мало. К нему подошёл Джейкобс, чтобы спросить, не летят ли птицы.
  - Поверь мне, Джейк, если я получу сообщение, что грёбаная птица сможет здесь приземлиться, пусть даже такая малость, как крохотный воробей или хохлатый поползень или какой-нибудь бандит с волосатой грудью, я дам тебе знать.
  Потом Меллас заметил, что на каске Джейка за резиновой лентой торчит ухо. Он похолодел. 'Что это у тебя на каске?'
  - Ухо, сэр, - беспечно сказал Джейк.
  - Избавься от него.
  - С какого перепугу я буду избавляться? - горячо спросил Джейк. - Этот г-грёбаный у-ублюдок убил Янка, я знаю, потому что это я сбросил его сраное т-тело с горы.
  - Ты же знаешь, что за членовредительство ты пойдёшь в тюрьму.
  - В тюрьму? Г-грёбаную тюрьму? А кто сядет в грёбаную тюрьму за у-убийство Янка? К-кто придумал грёбаные правила, те пусть и идут в грёбаную тюрьму.
  - Выбрось его прямо, нахер, сейчас. И ты похоронишь трупы.
  - Не буду я хоронить трупы г-гуков. Не буду, сэр.
  - Пошли, Джейк, посмотрим на них.
  Джейкобс молча пошёл за Мелласом к линиям окопов. Они посмотрели вниз вдоль крутого склона, куда после атаки сбросили тела убитых северовьетнамцев. Там они и лежали: с открытыми глазами, спутавшись руками и ногами, окоченевшие, странно напряжённые. Одно тело порубили ножом. У него-то и оставалось одно ухо.
  - Кто покромсал тело, Джейк? - тихо спросил Меллас. - Слушай, они убили некоторых из наших, но ведь и мы убили кое-кого из них, разве не так?
  Джейкобс кивнул, уставившись в землю. Меллас вспомнил, как однажды они с ним смеялись над тем, что оба были алтарными служками. 'Я его порезал, - сказал Джейкобс. Он сорвал ухо с каски и швырнул его в трупы. - Я х-ходил вниз и порезал его. Не знаю почему'.
  Они стояли вместе и смотрели в туман. Глаза Джейкобса блестели от слёз, но он крепился. 'Грёбаный Янк', - сказал он.
  Подошёл Гамбаччини. На его панаме красовались два уха. 'Я тоже срезал уши, сэр, - сказал он. - Если вы посадите Джейкобса на губу, знайте, что я тоже так сделал'.
  Меллас медленно покачал головой: 'Гамбаччини, мне дела нет до мёртвых гуков. Просто избавься от ушей, чтобы не сесть в тюрьму. - Меллас пошёл прочь. - Но ты можешь помочь Джейку закопать грёбаные трупы'.
  Пройдя некоторое расстояние, Меллас оглянулся. Пара всё так же стояла и смотрела в туман. Затем Гамбаччини, берясь за ухо, как за голыш-'блинчик', запустил их по очереди в туман.
  
  Во время затишья наступило мгновение, когда Меллас, затерянный посреди вихрящегося тумана, понял, не желая больше лгать самому себе, что он в самом деле убил Поллини; им овладела пустота и заставила пасть на колени. Завалившись в сырой окоп, завернутый в два бронежилета, он сломался. Он оказался объектом жестокой шутки. Бог подарил ему жизнь и, должно быть, смеялся, когда Меллас распорядился ею так, чтобы, доказывая свою ценность, убить Поллини и получить кусок ленточки. Но именно ценность его и стала шуткой. Он оказался ничем иным, как собранием пустых событий, которые закончатся выцветшей фотографией над родительским камином. Они тоже умрут, и тогда родственники, не зная, кто запечатлён на снимке, выбросят снимок вон. Своим рациональным умом Меллас понимал, что раз не существует загробной жизни, следовательно, смерть ничем не отличается ото сна. Но этот жестокий поток шёл не из его рационального ума. В нём не было ничего от эфемерности мысли. Он был так же реален, как грязь, в которой он сидел. Мысль была больше того 'ничего', которым он занимался всю свою жизнь. Факт возможной смерти потряс его так, как потрясает крысу терьер. Он мог только вопить от боли.
  Мозг его встрепенулся. Мы спасёмся бегством. Изобразим мёртвых, когда нас, наконец, сокрушат. Не хватайся за нож - прикинься мёртвым и используй неразбериху последней атаки, чтобы прикрыть свой побег. Ты выживешь! Брось и этих морпехов, и это ложное понятие чести. Уходи в джунгли к зверям, затаись там и оставайся в живых. В живых!
  Но терьер, треплющий его за шкирку, лишь рассмеялся. А что потом? Карьера юриста? Немножко авторитета? Немножко денег? Может быть, государственный пост? А затем - смерть. Смерть. Смех разбирал его до колик, выворачивая наружу сокровеннейшие уголки. Он лежал перед богом, подобно женщине, открывшейся мужчине: раздвинув ноги, выставив живот, раскинув руки. Но в отличие от женщин, в нём не было той внутренней силы, что позволяет им поступать так без страха. Женской силы в Мелласе не было и в помине.
  Терьер снова встряхнул его, и Меллас мучительно ожил. Обнажённый до вопля, раздетый до крика боли, он выплескивал в рыданиях свой гнев богу в хриплых словах, от которых саднило горло. Теперь он не просил ничего, не спрашивал, поступил ли хорошо или дурно. Эти понятия были частью шутки, которую он только что раскусил. Он проклинал бога за дикую шутку, сыгранную с ним. И этими проклятиями Меллас впервые по-настоящему разговаривал со своим богом. Потом он плакал, и плач отразил ярость и боль новорожденного, который наконец-то, пусть и грубо, был воспринят из чрева.
  Новое понимание ничего не изменило, по крайней мере, внешне, но Меллас понял, что не будет притворяться мёртвым. Всю жизнь он притворялся мёртвым. Он не станет ускользать в джунгли и спасаться, потому что сам себе больше не кажется достойным спасения. Его выбор - оставаться на горе и делать всё, что можно, для спасения тех, кто вокруг него. Выбор утешил и успокоил его. Умереть так - лучший способ умереть, потому что жить так - лучший способ жить.
  
  Старший санитар, весь в крови и рвоте раненых, подполз к окопу Мелласа. 'Мне просто нужно было уйти', - сказал он. Он соскользнул к Мелласу наблюдать за джунглями и туманом. Меллас знал, что его кризис существования для Шеллера не значит ни хрена. Он внезапно понял, откуда Хок черпает своё чувство юмора. Он черпает его из наблюдений за фактами. Какая отличная шутка в том, что Меллас, возможно, получит медаль за убийство одного из своих бойцов. Показалось закономерным, что президент будет переизбран за свершение таких же деяний, только в более широком масштабе. Затем новый голос внутри него стал смеяться вместе с богом.
  До него дошло, что он смеётся в голос, когда увидел, что Шеллер недоумённо смотрит на него.
  - Что? - спросил Меллас, смеясь.
  - Что смешного, сэр?
  Меллас опять прыснул: 'Ты один сплошной бардак, Шеллер. Ты знаешь об этом?' Он продолжал смеяться и трясти головой в изумлении на весь белый свет.
  
  Утомительно тащились часы. Ребята боролись со сном. Перед самым полуднем туман немного рассеялся, зависнув в нескольких футах над Маттерхорном, что обеспечило вертушкам достаточную видимость, чтобы добраться до Вертолётной горы. Фитч немедленно радировал, чтобы высылали вертолёты пополнений.
  Однако Вертолётная гора открылась и взору миномётчиков СВА: они повели стрельбу, легко корректируя огонь. Слыша вылетающие из стволов снаряды, морпехи понимали, что имеют всего несколько секунд, чтобы зарыться, пока мины летят по крутым навесным траекториям к горе. Мины падали, земля сотрясалась, и ударная волна била в барабанные перепонки и глазные яблоки. Она не была ни звуком, ни шумом, потому что её не было слышно. Её чувствовали. Она была болью.
  Морпехи съёживались в окопах и принимали на себя сотрясения. Они закрывали уши. Почва сыпалась дождём на каски и забивалась в ноздри. Одного парня из третьего взвода ранило миной, упавшей на бруствер его окопа. Его оттащили в блиндаж, в котором оставались фляги с водой для раненых. И оставили там.
  Вертушки были уже в пути, когда снова опустился туман. Вертолёты не смогли отыскать зону высадки и, истратив горючее, повернули назад.
  Обстрел прекратился.
  Снова вернулись скука, усталость и жажда.
  Неугомонный Гудвин направился к окопам, обращённым к Маттерхорну. Время от времени сквозь туман он видел блиндажи, которые атаковал первый взвод предыдущим утром. Он присел и настроил прицел винтовки. Уложив её на ствол дерева, он устроился смотреть и ждать.
  Миновал час. Гудвин обладал терпением прирождённого охотника. Он погрузился в безвременье и покидал его лишь на краткий миг, чтобы размять тело.
  Туман усилился и скрыл Маттерхорн из виду. Прошло ещё двадцать минут. Туман снова ослаб. Можно было видеть, как крохотная фигурка пробирается меж двух блиндажей. Гудвин выстрелил. Пуля взметнула грязь под фигурой. Солдат побежал. Гудвин прицелился в пространство перед солдатиком, вводя поправку на расстояние, и сделал три коротких выстрела. Третья пуля задела солдата в ногу, и он упал. Азарт заклокотал в горле Гудвина. Он снова быстро настроил прицел на расстояние и ветер и выстрелил два раза. Он не мог сказать, куда попал. Это было хорошим знаком, потому что если он попал в плоть, значит, не попал в грязь. С Маттерхорна поднялась стрельба из стрелкового оружия. Гудвин слышал треск пуль вокруг себя раньше, чем до него долетали звуки самих выстрелов. Пули впивались в гору над ним и вынуждали морпехов нырять в окопы, перешучиваясь и посылая куда подальше Гудвина, который прятался ниже их по склону и опять настраивал прицел.
   Две фигурки выскочили из блиндажа и потащили цель Гудвина прочь. Взбешённый Гудвин открыл непрерывный огонь, но М-16 из-за отдачи повело вверх. Он видел, как трассирующая пуля описала пологую дугу и, кажется, впилась в склон выше этих трёх солдат. 'Мать твою! Нам нужна грёбаная М-14, Джек'.
  Огонь замер. Гудвин вернулся к окопам, обменял простые патроны на трассирующие и вставил их в магазин по одному через четыре простых. Потом он и ещё два парня спустились ниже окопов и заняли другую позицию. На таком расстоянии трассёры, имея меньшую массу, не попадут туда, куда ударят пули, но с их помощью он сможет определить, куда полетят более тяжёлые пули, и сможет лучше понять, как скорректировать прицел на дальность и ветер. Но он также понимал, что трассёры обнаружат его позицию.
  Меллас поплёлся вниз посмотреть, что происходит. Гудвин сидел, припав к винтовке, терпеливый и неподвижный, как кот, притаившийся у мышиной норки. Прошло пятнадцать минут. Мелласу стало скучно, и он вернулся на свою сторону горы.
  Прошло два часа. Опять сгустился туман, и стало безопасно ходить и сидеть на поверхности. Ребята переговаривались, выстругивали или рыли замысловатые полочки и ступеньки в окопчиках. Несколько человек пошли вниз помочь Гамбаччини и Джейкобсу рыть могилы для мёртвых солдат СВА, просто чтобы чем-нибудь заняться. Многие дремали, благодарные за то, что ничего не остаётся делать, как только ждать по окопам. И все поголовно каждые несколько минут посматривали на небо, словно последователи карго-культа, ожидающие избавления.
  Ещё прошло два с половиной часа. Меллас спустился проверить Гудвина. Гудвин всё так же ждал у своей винтовки. Меллас лёг рядом. Гудвин проговорил, не отрывая глаза от прицела: 'Этот мелкий ублюдок вот-вот высунет башку вон из той норы. Я чувствую'.
  Меллас поднялся на корточки и стал смотреть на гору, которая то появлялась, то исчезала из вида в проплывающей мимо серой пелене тумана. Он подумал о человеке в блиндаже по ту сторону. Этот блиндаж как раз отстраивал Джейкобс. Он был глубок, уровень глаз прямо над поверхностью земли, брёвна переложены глиной, настилы на путях перемещения, мешки с песком: 500-фунтовая бомба, если только не ударит отвесно сверху, вреда внутри никому не причинит. Для этого понадобилась бы пехота. Меллас не хотел больше о нём думать.
  Ему опять стало скучно, он ушёл. Ближе к 15:00, через полчаса после того, как он покинул Гудвина во второй раз, он услышал одиночный щелчок М-16, потом ещё два выстрела один за другим. 'Шрам одного подстрелил!' - полетел крик над горой. Меллас, пригнувшись на случай ответного огня, побежал на другую сторону вершины.
  - Я достал маленького чмошника, - сказал Гудвин, когда Меллас свалился рядом с ним. Один из парней, обеспечивавших защиту Гудвина, подал Мелласу бинокль Фитча. В бинокль он увидел, как убитого солдата тащат в блиндаж. - Я попал ему прямо в горло, - как бы невзначай сказал Гудвин. - Я знал, что ему когда-нибудь приспичит выйти вон и поссать.
  - Прекрасный выстрел, - сказал Меллас. - Будешь пробовать ещё?
  - Всё лучше, чем горбатиться.
  Туман на минуту расступился и снова обнажил вершину Вертолётной горы для СВА. Коротко протарахтел одиночный АК-47. Морпехи рассыпались по норам. Но автоматы АК-47 клали ещё менее кучно на большой дистанции, чем винтовки М-16.
  Меллас пластом лежал на земле, жажда плющила его мозг. Губы и язык стали словно ватные. Он отметил очевидную дисциплину стрельбы у СВА. Они могли бы довольно точно пристрелять свои 7,62-мм пулемёты, но огня из них не открывали: как и морпехи, они не хотели обнаруживать свои ключевые оборонительные позиции. Зато у СВА не было никаких угрызений совести по поводу стрельбы из винтовок СКС и автоматов АК-47, особенно с небольшого гребня, сбегающего с Маттерхорна на северо-восток.
  Когда стрельба кончилась, Гудвин высунул голову из-за бревна. 'Они не знают, где мы тут, Джек', - тихо сказал он. Поднявшись на корточки, он в полуприседе отодвинулся от ствола и, осмотрев мёртвые заросли, встал во весь рост и, глядя прямо на Маттерхорн, помочился. Потом вернулся назад и лёг на живот за стволом. Он уложил винтовку на ствол и прижался щекой к прикладу. 'Видишь вон тот хренов блиндаж с кустами слева, через два от того, в котором мы подстрелили гука?' - сказал он парню с биноклем.
  - Угу, - ответил парень. Оба не обращали внимания на звания и обычное обязательное 'сэр'.
  - Я видел, что там кто-то шевелится, и я его убью.
  Меллас посмотрел на Гудвина, потом на Маттерхорн. Его радовала удаль Гудвина. Он тоже хотел бы убивать, но понимал, что едва ли так хорош в стрельбе и только оконфузится. Не обладал он и поразительным терпением Гудвина. Меллас не испытывал ненависти к СВА. Он хотел убивать врагов только потому, что так рота могла сняться с горы, а ему хотелось жить и вернуться домой. Ещё он хотел убивать, потому что пылающая ярость внутри него не находила выхода. Людей, которых он ненавидел: полковника, политиков, протестующих демонстрантов, хулиганов, которые задирали его в детстве, маленьких друзей, которые отнимали его игрушки, когда ему было два года, - поблизости не наблюдалось, зато имелись солдаты СВА. Где-то очень глубоко в душе Мелласу просто хотелось поставить ногу на тело, которое сам и завалил. С завистью наблюдая за Гудвином, он должен был признать, что хотел убивать, потому что какая-то его часть была в восторге от убийства.
  
  На военной базе 'Вандегрифт' штаб батальона сгрудился вокруг нескольких больших карт.
  - Какие соображения, лейтенант Хок? - спросил Симпсон. - Ты действовал там повсюду.
  - Как я уже говорил вчера, сэр, там на всём пути вверх до хребта тройной купол растительности и за удачу считается сделать три километра в день, и, значит, им придётся полностью пренебречь безопасностью.
  Заговорил капитан Бэйнфорд: 'Авианаводчик докладывает, что ближайшее место, пока облачный покров не окутал всё на свете, - высота 631. - Он указал на пологий холм в широкой долине к югу от Маттерхорна. - Это всего лишь в девяти километрах от Маттерхорна. Не могу поверить, что такой путь займёт три дня'.
  Хок взорвался: 'Вы не можете поверить, потому что вас там, нахрен, никогда не было!'
  Бэйнфорд смутился и посмотрел на Блейкли и Симпсона. Стивенс стал искать, чем бы заняться.
  - Простите, капитан Бэйнфорд, - сказал Хок. - Наверное, я близко принимаю это к сердцу. Я не хотел срываться на вас.
  - Всё нормально, Хок, - ответил авианаводчик, довольный проявить великодушие. - Я всё понимаю.
  'Хрена ты что понимаешь', - подумал Хок. Он попробовал думать о чём-то конструктивном. Но потом понял, что не может сделать больше, чем сделали они. Ни Блейкли, ни Симпсон почти не спали с самого начала наступления на Маттерхорн, и это было заметно, особенно по Симпсону. Они много работали. Нужно было детализировать пополнения и определить приоритеты; вертолёты, грузовики и погрузочные команды нужно было скоординировать; авиаподдержку самолётов нужно было организовать и проинструктировать, - всё это не только чтобы помочь роте 'браво', но помочь каждой высадке каждой роты батальона. То же самое проделали для артиллерии, начиная с 8-дюймовых гаубиц на Шерпе и 105-миллиметровок вокруг Камло и кончая собственным батальонным взводом 81-мм миномётов. Всё должно было быть готово к движению, к переброске на вертолётах, к выдвижению на новую позицию, которая должны быть прикрыта пехотой, обеспечена боеприпасами, водой и провиантом. И всё это они проделали. Всё готово было выступить, включая две дополнительные роты, позаимствованные у третьего батальона, которые забросят, чтобы отрезать пути отступления СВА. Но их удерживали в зонах высадки, так же как и всех остальных, в ожидании, что тучи поднимутся достаточно высоко и лётчики смогут видеть свой маршрут среди гор.
  Хок думал о том, что если скоро не наступит ясный день, у роты 'браво' кончатся вода и боеприпасы и придётся оставить высоту. Тогда им придётся пробиваться сквозь полк. И от них ничего не останется. Полковник оказался прав, с сожалением подумал Хок. Вокруг Маттерхорна было полным-полно грёбаных гуков.
  Капитан Бэйнфорд злился на Хока. Только потому, что Хок был в джунглях с грёбаными пехотинцами, он изображал из себя подарок всемогущего господа корпусу морской пехоты и обращался с Бэйнфордом как с ребёнком. Эти грёбаные ворчуны просто не могут оценить всей тяжести персональной ответственности за самолёт стоимостью в несколько миллионов долларов.
  Лейтенант Стивенс жалел, что не может урвать времени на сон. За последние сорок восемь часов он только и делал, что отвечал на глупые вопросы о том, как далеко могут стрелять 105-мм и 155-мм орудия. Он прикидывал, можно ли двинуть две восьмидюймовые пушки на Эйгер вместе с батареей 'гольф'. Поставь туда 'восьмидюймовки', и они размажут ублюдков по щелям их собственных блиндажей. Нельзя превзойти восемь дюймов в меткости. Бедные ворчуны на той горе, чувак. Уже двое суток их долбают 82-мм миномёты гуков.
  Майор Блейкли был разочарован. Он спланировал совершенную операцию, а теперь сраная погода всё перечеркнула. Всё шло к тому, что два батальона морской пехоты сразятся в жарком бою с полком гуков. Очень плохо, что Фитч допустил промах, разделив свои силы. А потом отошёл на более низкую гору. Классический косяк. Нужно было орать благим матом и требовать кадрового капитана на замену Фитчу. Конечно же, было ошибкой не взорвать блиндажи на Маттерхорне, значит, это была непредусмотрительность. На данный период окружение Камло - большое дело, и сущий кошмар поспевать за всеми изменениями. Все вплоть до Белого дома отслеживают эту совместную операцию с АРВ. Вьетнамизация. Говно собачье. Если бы Блейкли сидел в Пентагоне, не было бы никакой болтовни о том, что АРВ способна сразиться с СВА, или этого дерьма по умиротворению. Нужно добраться туда и громить - всей американской огневой мощью и мужеством. Таков единственный способ выполнить задание. Он улыбнулся сам себе. Возьми их за яйца - и сердца и мозги их будут твои. Кто б тогда не заявил, что был там.
  У подполковника Симпсона душа была не на месте. Если он не вызволит роту 'браво' через прорыв в следующие три дня, парни будут слишком обезвожены, чтобы воевать. У них хватит боеприпасов ещё, может, на две перестрелки. Если СВА устроит полноценную атаку, они израсходуют все патроны. Но, возможно, такова и была стратегия мелких ублюдков. Симпсон представил себе маленького полковника гуков, который в командном блиндаже поедает рис и поглядывает на карту со странными китайскими письменами. Этот сучонок собирается сидеть и ждать, когда у роты кончится вода. Если рота 'браво' попробует прорваться, он возьмёт её за горло. Но если туман продержится хотя бы следующий день, у Симпсона будет наготове целый полк. Тогда, если развиднеется, он вызовет самолёты и получит полную свободу действий. Впрочем, если 'браво' понесёт дополнительные серьёзные потери, это будет хреново, независимо от результата операции. Это несправедливо.
  - Мы все сделали всё, что можно, - сказал Симпсон, всё так же вперившись в карту. - Предлагаю немного поспать до темноты. Ночь может оказаться длинной.
  Все последовали его предложению, все кроме Хока, у которого дежурство было до 20:00. Освободившись, он отправился в полковой офицерский клуб, чтобы отправиться в одиночный 'загадочный тур'.
  
  Когда полковник Малвейни протиснулся в сетчатую дверь офицерского клуба, в стоящем у стойки бара офицере он узнал Хока. Перед тем уже стояло четыре пустых стакана. Малвейни подошёл и бросил пачку розовой военной валюты на стойку со словами: 'Ты ведь Хок, не так ли?' Не успел Хок ответить, как он уже заказал у бармена выпить для себя и Хока.
  - Спасибо, сэр, - сказал Хок.
  - На здоровье. - Малвейни облокотился грузным телом на локти. - Я вижу, сетку уже залатали, - сказал он.
  Хок изучал свой стакан.
  - Кажется, несколько молодых офицеров нализались и сорвали фильм.
  - Вы узнали, кто это был? - спросил Хок.
  Малвейни следил за Хоком в зеркале. 'Нет. Но ещё они угнали грузовик. Один из моих штабных офицеров сам немного перепил и сделал в нём две дырки. И получил за это письменный выговор'.
  - Это очень плохо, сэр.
  - Очень плохо?
  - Я имею в виду, для него. Я говорю о том, что несколько глупо палить внутри периметра из пистолета, куда ни попадя.
  - А также угонять грузовик.
  - Да, сэр, - сказал Хок и опустил голову.
  Малвейни прислонился спиной к стойке и окинул взглядом группы офицеров, выпивающих за столиками. 'Что ж, сетка восстановлена. С грузовиком всё в порядке. - Малвейни повернулся к Хоку, который всё так же смотрел в стакан. - Но между нами, Хок, - сказал он очень ровно и тихо, - это был тупой, его мать, поступок. Он мог испортить карьеры хороших офицеров, а нам нужны все хорошие офицеры, которыми мы располагаем. Если б я мог врезать тебе в зад так, чтоб ты перелетел через стойку, и меня не отдали бы за это под проклятый трибунал, я б так и сделал'.
  - Да, сэр, - сказал Хок.
  Малвейни смягчился: 'Чёрт возьми, Хок, ты ирландец или что? Я сам всё это должен пить?'
  - Нет, сэр. - Хок посмотрел на него. - Сэр, простите меня.
  - Забудь. Я тоже там бывал. - Малвейни показывал левой рукой на пакетик орешков 'Бир Натс', а сам видел, как стонет Джим Олд на прибрежном песке реки Тенару, умоляя глазами о помощи и выставив кровавую лунку на месте, где до тех пор была рука, пока её не оторвало японское противотанковое орудие. - Просто не забывай, что выгребать говно из организма нужно там, где не попадёшь из-за этого в беду.
  Малвейни вскрыл пакетик и рассыпал орешки перед собой. Он бросал их в рот во время разговора и запивал по полстакана виски за раз. 'Моя жена говорит, что я не должен пить виски в таких количествах, но, чёрт побери, какой тогда смысл иметь беспошлинный виски, если не можешь выпить больше, чем обычный сукин сын?'
  - Согласен, сэр. - Хок сделал глоток и взял несколько орешков. - Сэр, - спросил он, - у вас есть сведения о замене роты 'браво'?
  - Нет. Ничего нового. Грёбаный муссон. - Малвейни ободряюще улыбнулся Хоку. - Не переживай за них, Хок. Они справятся. Бывали ситуации и похуже.
  - Да. Мы всё время читаем о них в славных учебниках истории.
  Малвейни захотелось рассказать Хоку о Чосинском водохранилище, но понял, что Хок не желает ничего об этом слышать точно так же, как сам Малвейни не хотел слышать о Шато-Тьери, когда был лейтенантом. У каждого война была самой страшной. 'Не нужно обливать грязью мужество только потому, что расстроен и устал', - наконец, сказал он.
  - Простите, сэр. Просто с языка сорвалось.
  - С языка сорвалось? Чёрта с два. Какой уважающий себя лейтенант не расстроен и не устал? Я тоже расстроен и устал, но я тот мудак, который принимает решения, поэтому у меня нет права скулить по всякому поводу. - Малвейни хохотнул.
  Хок ответил не то, что понравилось бы Малвейни. Вместо этого он поставил стакан и повернулся к нему лицом: 'Зачем было так нужно роте 'браво' идти в наступление, если известно, что сейчас сезон муссонов?'
  Гнев подстегнул пульс Малвейни. Он хотел рассказать Хоку, как Симпсон приказал наступать, не посоветовавшись с ним, как Блейкли заранее неформально проинформировал штаб дивизии, отрезав любой шанс воспротивиться приказу. Но Симпсон и Блейкли подчиняются Малвейни. Значит, ответственным был он. Таков устав. 'Мы подумали, что это шанс уничтожить побольше гуков, - сказал Мадвейни. - Это и твоя работа, Хок. Ты знал об этом, когда поднимался на борт'.
  - Да, сэр, знал. - Хок отпил глоток виски.
  - Послушай, Хок, я считаю тебя чертовски хорошим офицером и не буду водить тебя за нос. Рота 'браво' оказалась там либо в силу какого-то косяка, либо в силу блестящего тактического манёвра. Всё будет зависеть от соотношения потерь. Такова уж война, которую мы ведём.
  - Какого косяка? - спросил Хок. - Много их всяких было.
  - Официально это будет ошибка Фитча. Он разделил свои силы, покинул ключевую позицию и увяз задницей в дерьме. Он ведь резервист. Карьера его на кону не стоит.
  - Вы в самом деле думаете, что Фитч такой тупой?
  - Я сказал тебе, как это будет выглядеть, а не то, что я думаю. Господи, Хок, неужели ты думаешь, что и я такой тупой? У грёбаного паренька было слишком мало бойцов, чтоб выполнить то, о чём его просили, и в то же время обеспечить охрану своих раненых. Думаешь, ты здесь один такой крутой говнюк, который бывал на войне?
  - Иногда мне так и кажется.
  - Ну, так вот нет. Взрослей уже и прекрати выискивать виноватых, как здесь делают все остальные. Просто исполняй грёбаное дело.
  - Слушаюсь, сэр.
  Одна из групп офицеров, играющих в кости на выпивку, разразилась пьяным смехом.
  - Я не хотел читать тебе проповедь, как какой-нибудь сраный епископ, - сказал Малвейни.
  - Думаю, я сам это начал, сэр.
  Малвейни почувствовал, как между ним и Хоком вырастает барьер. Он почувствовал себя потерянным, одиноким, удручённым.
  - Такова ситуация, - сказал Малвейни, толкая орешек толстым пальцем.
  - Вот именно, сэр, - сказал Хок.
  - Не отмахивайся от меня, Хок, - сказал Малвейни. Он ухмыльнулся. - Вот что я скажу. Если ты пообещаешь стать кадровым, я позабочусь о том, чтобы ты получил грёбаную пехотную роту. - Он видел, как Хок сначала заметно отреагировал, но потом взял себя в руки.
  - Я выбрался из леса, сэр, и никогда не пожелаю туда возвращаться. Но всё равно спасибо, сэр.
  Малвейни пристально посмотрел на Хока. 'Даже не пытайся обвести вокруг пальца старого солёного вояку вроде меня, лейтенант, потому что я там тоже бывал. Рота морской пехоты. Двести двенадцать морпехов - двести двенадцать самых больших сердец в мире. И ты уже достаточно взрослый, чтобы стоять в баре и выпивать. - Он помолчал. - Это будет рота 'браво', если откроется вакансия'.
  Он заметил, как у Хока перехватило дыхание.
  Хоку не пришлось отвечать, потому что капрал Эдегор, шофёр Малвейни, закричал в дверь: 'Полковник Малвейни, сэр, рота 'браво' снова в дерьме!'
  Малвейни проглотил остатки виски, положил большую руку на голову Хока и два раза чуть-чуть надавил. 'Подумай об этом, - сказал он. - Ты нам нужен'. Затем быстро выкатился вон, Хок следом за ним. Он больше не сомневался, что Хок только что стал кадровым офицером.
  
  Атака началась с того, что СВА вышла с ротой на связь: 'Факи-ю, ба-а-аво, факи-ю. Факи-ю, ба-а-аво, факи-ю'.
  - Дьявол, - сказал Меллас Джексону. Подслушивающий пост Гудвина не смог расстроить частоту на рации. - Они забивают наш эфир.
  - Ага, что ж, и тебя туда же на хер, грёбаный азиат, - услышали они, как Поллак ответил по рации.
  Меллас схватил трубку: ' 'Браво', это 'браво-пять'. Пусть все отключатся прямо сейчас. Мы скоро дадим новую частоту'.
  - Факи-ю, ба-а-во, факи-ю.
  Огонь загремел сразу под окопами Кендалла. Там был его ПП.
  - Факи-ю, ба-а-во, факи-ю.
  Рации стали бесполезны. Посты подслушивания оказались изолированы.
  Сквозь шум Меллас крикнул Джексону: 'Вали на КП и получи новую частоту'. Джексон немедленно выскочил из окопа и пополз в темноту. Меллас сделал то же самое, только в сторону поста подслушивания. ' 'Хартфорд'! - закричал он. - 'Хартфорд'! Радиосвязь похерена. Тащите задницы назад, 'Хартфорд'. Свои возвращаются!'
  Залп огня разорвал джунгли под ним, в тумане странно засверкали дульные вспышки. Потом с поста подслушивания загремели М-16. Раздался неразборчивый крик, и кто-то заорал пароль: ' 'Лемонейд', 'Лемонейд', это Джермейн, твою мать! 'Лемонейд', мы возвращаемя!' Новый залп заглушил слова, но Меллас расслышал, как кто-то топает и продирается сквозь заросли, а вслед за этим - непрерывные выстрелы М-16.
  На КП ужас охватил Фитча. Радиосвязь ничего не выдавала кроме песни 'Факи-ю, ба-а-во, факи-ю', забивая весь эфир. Он полез из блиндажа разбираться, в чём дело. Поллак и Релсник последовали за ним, таща рации.
  В третьем взводе лейтенант Кендалл затаился в своём окопе. Грохот перестрелки на посту подслушивания затопил все мысли в его голове. Радист Генуя с тревогой наблюдал за ним, сожалея, что Сэммса больше нет в живых. Он надеялся, что лейтенант останется в окопе, чем даст ему повод поступить так же.
  Гудвин схватил винтовку и направился вниз по склону, к пулемётной позиции своего центрального отделения. Там, даже не имея возможности переговариваться по рации, он, по крайней мере, мог направлять огонь одного из трёх своих наибольших боевых средств и находиться в самой гуще боя. Его радист, не зная, что у Гудвина на уме, поспевал за ним и кричал: 'Свои, свои! Это Шрам и Расселл!'
  Перед этим Гудвин удвоил численность своего поста подслушивания, чтобы увеличить его шансы на выживание и сдержать нервозность. Четверо парней поста, заслышав с обеих сторон перестрелку, ретировались к линиям окопов. Они бежали вверх, ломясь сквозь заросли и натыкаясь на ветки деревьев, и задыхались, ноги у них сводило от долгого лежания на сырой земле; они ориентировались на жуткие зелёные и белые вспышки, которые то освещали заросли, то опять возвращали их во тьму. Они выскочили на открытую полосу обстрела ниже уровня окопов и закричали пароль как раз в тот момент, когда один из бойцов Гудвина швырнул осколочную гранату М-76. Она поскакала вниз прямо к ним. Бросивший её парень тут же закричал: 'Господи, простите! Граната!' Никто из четверых его не услышал, потому что всё так же, задыхаясь, карабкались вверх. Через три секунды граната взорвалась. Один из парней поста принял в правый бок почти все осколки. Трое других перебрались через него и потащили его за собой вверх по склону с криками 'Санитар! Санитар!'. Гудвин встал и замахал руками, забыв о том, что они ни зги не видят в темноте, и закричал: 'Сюда, тупые говнюки, сюда!' Следуя на голос Гудвина, они втащили раненого в окоп с пулемётом. Подполз взводный санитар и стал колдовать над первым раненым, которых так много ожидалось впереди. Никому не было дела, отчего прогремел взрыв, ранивший парня. Морпехи были благодарны уже за то, что добрались до окопов, к товарищам.
  Перестрелка с постом подслушивания Кендалла стихла. Морпехи вглядывались в темноту и туман. Гудвин выбрался из пулемётного окопа и отполз от него на десять метров в сторону и назад, его радист пополз за ним; рация по-прежнему несла чепуху. Потом Гудвин лёг на спину и закричал в пустоту: 'Помните, что сначала 'клейморы', потом гранаты и 'майки-семьдесят девятые'. Патроны не тратить. - От голоса Гудвина замерли нервные передвижения по всей горе. - Никому не стрелять, пока не услышите мои выстрелы, - продолжал он. - Если кто из вас, тупицы, выдаст позицию пулемёта раньше времени, не видать тому нарядов по камбузу до конца срока'. Затем он прошептал Расселлу: 'Линяем отсюда нахрен'. Он бросился наутёк, снова направившись к пулемёту, Расселл следом, как раз в том миг, как яркие вспышки огня осветили джунгли и пули защёлкали по тому месту, где они только что лежали на спине.
  Потом вся гора затихла. Все ждали. Тишина повисла как дым над головой.
  Меллас вернулся в окоп и ждал возвращения Джексона с новой радиочастотой. Он то ставил М-16 на предохранитель, то снимал и всё гадал, убьют ли его; ему было одиноко и страшно, он хотел, чтобы Джексон уже поторопился; он беспокоился и о нём, и о том, как перевести роту на новую частоту.
  Кендалл скрючился в окопчике и думал о жене, о том, живы ли парни из поста подслушивания, и очень хотел, чтобы Фитч сказал ему, что делать. Он представлял презрительный взгляд Генуи. Он высовывался из окопа и поглядывал в темноту.
  Джексон с новой частотой на рации полз назад к окопу Мелласа и молил бога, чтобы никто его не услышал и по ошибке не подстрелил.
  Насмерть перепуганный Поллак, который должен был передать частоту по окопам, следовал за ним от самого окопа Фитча. 'Эй, это Поллак, - шептал он, когда думал, что проползает мимо кого-то. Ответов не было. Никто не хотел обнаруживать свою позицию. - Чёрт возьми, это я, Поллак, носильщик 'ромео'. Не подстрелите мою жопу, ладно?'
  Никто не отвечал.
  - Эй, Шрам. Я спускаюсь. Окей?
  Нет ответа.
  Поллак распластался по грязи, спрятав лицо, и хотел только одного - никогда больше не двигаться. Холодный туман скользил по спине. С какого перепугу он должен быть радистом херовой роты? Он сглотнул и снова пополз вниз, и кровь прихлынула к лицу.
  - Эй, это Поллак, - снова на всякий случай шептал он. Господи боже, а лейтенанты каждую ночь так делают? Тогда понятно, почему они такие двинутые. - Эй! Это я. Литера 'папа' с КП, - опять прошептал он.
  - Мать твою, Поллак, какого хрена тебе надо? - прошипел кто-то.
  - Скажи Шраму, чтобы переходил на пятнадцать-точка-семь, - прошептал он.
  - Вали, Поллак.
  А Поллак и так полз уже прочь - так скоро, как только мог.
  
  Главный удар начался со взрыва на дальнем конце линий первого взвода, а не с перестрелки. 'Шашки!' - прошептал Фредриксон. Он сглотнул. Сапёрные части СВА были элитными войсками, которые использовали подрывные заряды, наполненные несколькими фунтами тринитротолуола, которыми обычно проделывали пути прохода сквозь колючую проволоку и разрушали блиндажи. Они также забрасывали их в стрелковые ячейки. Подрывные заряды не оставляли санитару ничего, с чем можно было бы работать.
  Поднявшись во весь рост там, где только что беззвучно ползли в темноте вперёд, вьетнамские сапёры бросили новую серию зарядов. Под звуки взрывов шашек, пехота СВА выскакивала из-под лесного покрывала и бегом шла на гору, тяжело нагруженная гранатами, винтовками и боеприпасами, борясь с той же силой тяжести, которую преодолевали и морпехи, их лёгкие хватали тот же влажный воздух, тела неслись вперёд под тем же адреналином и страхом.
  Не дожидаясь приказа Фитча, Гудвин выстрелил из М-16, и вся гора, словно дорожка из пороха, открыла огонь. Ночь осветилась оранжевыми и зелёными вспышками, и рёв оружия, казалось, сжал мозг каждого до размеров кулака. Сначала вся линия окопов разразилась припрятанными в окопах 'клейморами', изрыгающими широкие дуги стальных шариков на высоту паха. Затем морпехи швырнули гранаты под ноги наступающего врага. Трассёры, зелёные у СВА и оранжевые у морпехов, скрестились перед окопными линиями.
  Меллас закрыл руками уши, но не для того, чтобы заглушить невыносимый шум, но чтобы удержать мысли в голове, чтобы прикинуть, что делать, и не дать страху бросить его, дрожащего, на дно окопа с мольбами к богу о милосердии. Никакой разумный звук не прорывался сквозь непрерывный грохот роты морской пехоты, дерущейся за свою жизнь.
  Пулемётчики прошивали горизонтальными очередями через окопы, создавая подвижную стальную завесу, сквозь которую, словно в замедленном кино, нужно было пробиваться наступающим солдатам СВА. Но они всё равно шли вперёд, молча, упорно, храбро. Некоторым удалось дойти до самой линии окопов. Остальные были выбиты огнём на поражение.
  Северные вьетнамцы, пережившие бурю огня, теперь ползли и перебегали между окопами, бросали шашки, стреляли из винтовок. Вся гора рассыпалась в неразбериху из 300 животных в человеческом обличье, белых, смуглых и чёрных, стремящихся уничтожить друг друга ради спасения своих шкур.
  Затем шум боя изменился. Грохот взрывов истаял до спорадических очередей; послышались крики возбуждения и боли, ранее заглушаемые шумом; и время от времени раздавался взрыв гранаты. Фитч, который ничего до этого не слышал, стал немедленно требовать доклады об обстановке. Доложились Меллас и Гудвин. От Кендалла ничего не было.
  - Поллак, где, нахрен, командир третьего? - рассердился Фитч. - Они уже должны был выйти на связь.
  - Будь я проклят, если знаю, сэр. Я давал им частоту.
  - Ты уверен, что они получили?
  - Я слышал, как Генуя сказал мне, что получил.
  
  Конечно, Генуя слышал частоту, но в темноте он не мог видеть достаточно чётко, чтобы настроить регуляторы, а красный фонарик Кендалла лежал в рюкзаке у подножия хребта, где они оставили его тремя днями ранее. Генуя быстро прокручивал диски, но всё никак не мог попасть на частоту. Когда бой начался, он забыл цифры. Кендалл их вообще не слышал, ожидая, что радист сам об этом позаботится. Генуя пробовал разные комбинации, безуспешно поворачивая настройку десяток так, а настройку единиц эдак.
  - Не могу поймать 'браво' на трубку, сэр, - в отчаянии сказал он.
  Кендалл кивнул, не разжимая губ. 'Нужно разобраться, что происходит', - прошептал он.
  Генуя не ответил. У него не было никакого желания разбираться в том, что происходит.
  - Надо разобраться в том, что происходит и доложить шкиперу, - сказал Кендалл. Он глубоко вздохнул и полез из окопа. Генуя в смятении наблюдал за ним, затем полез следом, - таковы были его обязанности.
  В ночи всё ещё вспыхивали шквалы спорадического огня и раздавались отдельные взрывы. СВА пыталась отойти, ибо подрывные заряды уже были доставлены по назначению.
  - Кэмпион, - шёпотом позвал Кендалл командира своего второго отделения.
  Никто не ответил.
  - Кэмпион, это я, лейтенант, - тихонько позвал Кендалл.
  После долгого ожидания раздался приглушённый шёпот: 'Я здесь'.
  Кендалл поднялся и, пригнувшись, побежал на голос. Генуя побежал за ним.
  Два залёгших на земле сапёра СВА знали английское слово 'лейтенант' и открыли огонь из АК-47, как только услышали какое-то движение. Цели они не видели, и потому оба послали пули по дуге на высоту примерно четыре фута от земли. Кендаллу и Генуе в грудь ударило по пуле. Они рухнули на землю, задыхаясь от боли, каждый с пробитым лёгким, наполняющимся кровью, но оба живые.
  Кэмпион видел дульные вспышки двух солдат и открыл ответный огонь. Его товарищ сделал то же самое; они бросили по гранате. Потом напряжённо ждали. Они ничего не услышали, кроме того, как хватают ртом воздух лейтенант и радист.
  - Санитар! - закричал Кэмпион. Они с товарищем поползли на поиски.
  Перестрелки замерли. Зовущие санитаров крики стихли. Люди ждали утренних лучей, ради спасения своих жизней напрягая слух, чтобы расслышать и малейший треск веток, и шуршание ткани о траву. Оставшиеся внутри периметра вьетнамцы отчаянно ползли - медленно, выставив оружие вперёд, стараясь опередить солнце, стараясь совсем не издавать звуков. Напряжение и страх опутывали разных людей на горе, словно проволокой.
  Время от времени вьетнамские солдаты пытались нарушить тишину. Тогда, как только раздавались глухие хлопки выстрелов АК, сразу за ними следовал или взрыв гранаты, или выстрелы М-16.
  Ночь продолжалась. Морпехи расстилали плащ-палатки возле окопов, надеясь собрать хоть немного влаги из тумана, который катился по их телам. Внизу, под линиями окопов, застонал раненый солдат СВА.
  Шёпотом окликнув и поняв, что это не морпех, Джейкобс и Джермейн бросили на звук пару гранат. 'Это з-заткнёт п-придурка', - сказал Джейкобс. Заткнуло.
  Меллас, так до конца и не избавившийся от диареи после долгого марша на Скай-Кэп, резко почувствовал бурление в кишечнике. Он попробовал сдержать его, не желая гадить в окопе и в то же время боясь покидать его. 'Мне надо метнуть кал', - наконец прошептал он Джексону.
  Меллас изо всех сил сжимал ягодицы. 'Я больше не могу терпеть', - сказал он.
  Джексон ничего не ответил. Меллас осторожно перевалился через край окопа, не выпуская винтовки из рук. Он по-утиному отскочил примерно на два фута от окопа, спустил штаны и уставился в темноту, прислушиваясь к шуму ветра. Он сидел лицом к горе. Фекалии истекали из него жидкой кашицей и обрызгивали штанины. Он подумал, что непрекращающийся понос, даже кашицей, означает, что он теряет жидкость быстрее, чем те, кто диареей не страдает. Потом он услышал скрип. Он сидел на корточках, дерьмо побежало по бёдрам, а он, замерев от ужаса, боялся пошевелиться или издать звук.
  Сквозь туман постепенно начинал пробиваться слабый свет. Меллас уже различал более тёмные очертания общего для них с Джексоном окопа в трёх футах по правую руку. Опять раздался слабый скрип. Меллас едва разглядел раненого вьетнамского солдата. Его форма, пропитанная кровью, прилипла к груди. Меллас увидел, как рука, держащая автомат позади солдатского бедра, поползла кролем вперёд. Солдат появился из темноты в неподходящий момент.
  Меллас выбросил ноги назад, приземлился на фекалии и выстрелил из винтовки. Ярко сверкнула М-16. Сначала показалось, что пули не попали в солдата, чьи глаза неподвижно замерли на Мелласе. Но грудь человека вздрогнула, а голова неестественно откинулась назад. Меллас, уткнувшись лицом в землю, не заботясь о том, что убил человека, застонал и возблагодарил бога, что жив.
  С винтовкой наготове Джексон очутился рядом. 'Всё в порядке?' - прошептал он.
  - Угу, - ответил Меллас. Он отполз от дерьма, стараясь не измазать в нём остальное тело. Руками он стёр его с живота и бёдер, руки вытер о землю. Он встал на колени и натянул испачканные мокрые штаны.
  Меллас подполз к убитому. Он попал ему прямо между глаз и дважды в плечи. Меллас сильно дрожал, чтобы стоять, но заставил себя сесть на корточки. Всё, казалось, было сделано хорошо. Он почувствовал гордость. Прямо между глаз.
  
  Когда стало светлей, они с Джексоном пошли по линиям, от окопа к окопу, стараясь оценить потери. Небольшое открытое гнездо, которое соорудил Янг из стволов и веток для своего пулемёта, было разрушено одним из подрывных зарядов. Крот сидел на груде брёвен и листьев. Он смотрел в дыру, и слёзы текли из его глаз. 'Это Янг, сэр, - твердил он. - Маленький Янг'.
  Шашка немного оставила от трёх парней, деливших позицию. Плоть разметало по брёвнам и стенкам гнезда. Пулемёт покорёжило.
  Меллас тупо смотрел на картину, словно на загадку, смысл которой понять он и не способен, и не желает. Джексон встал за спиной у Крота, который сидел, опустив ноги в яму, положил руки ему на плечи и тихонько стал укачивать.
  Они сняли плащ-палатки убитых морпехов с ремней, которые всё ещё стягивали измочаленные туловища, и сделали из них мешки для трупов. Они понятия не имели, правильные ли части тела придут домой жёнам и родителям. Всё, что они смогли, это сложить вместе по голове, по две руки и две ноги. Помогая перетаскивать убитых в краю крохотной посадочной площадки, Меллас заметил, как ребята лижут плащ-палатки. Язык его тоже распух и стал будто ватный. Он глянул вниз: не собирается ли влага на плащ-палатках переносимых мёртвых, и быстро подавил свой порыв. Он дошёл до груды мертвецов и прибавил эти части тел к остальным. Меллас подумал, бывало ли что-либо подобное в концентрационных лагерях? Дошли ли они уже до той точки, в которой ужас не имеет уже своей силы? Он поспешил в окоп и стал лизать плащ-палатку, но ощутил лишь вкус резины и - никакого удовлетворения.
  Крот вызвался занять опасную пулемётную позицию, известную теперь СВА. Он перенёс свой пулемёт с менее опасной точки на позицию второго отделения. Ему пришлось соскабливать ножом кровь и остатки плоти со стенок пулемётного гнезда.
  Тела мёртвых вьетнамцев сбросили вниз по склону к трупам, что остались после предыдущих перестрелок. Они замерли в несуразных позах, когда наступило трупное окоченение. Вскоре на них слетелись мухи.
  
  Проверив у каждого ноги на предмет траншейной стопы, удостоверившись, что все приняли противомалярийные таблетки, даже несмотря на то, что их было трудно проглотить, и распределив боеприпасы мёртвых среди живых, Меллас остановился у блиндажа, в котором задыхались Кендалл и Генуя. В сумраке блиндажа при свете свечи гладкое лицо Кендалла казалось белее мела. Глаза его выкалились, и без защитных жёлтых линз он казался моложе. Он лежал на боку и хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. С Генуей творилось то же самое.
  Кендалл попробовал улыбнуться: 'Кажется - кто-то крикнул - или я сам крикнул'. Слова выходили короткими мучительными выдохами, но Кендалл хотел выговориться, забыть сам факт того, что умирает.
  Меллас посмотрел на Геную, который был едва в сознании, хотя широко открыл глаза, полные ужаса. Он непрерывно хрипел. Шеллер, возившийся с другим раненым за спиной у этих двоих, поймал взгляд Мелласа, посмотрел со значением на туман, потом на Геную и медленно покачал головой.
  Кендалл судорожно вдохнул и продолжал: 'А я - я сказал - это лейтенант - ха'. Он попытался засмеяться, но вместо смеха выплюнул кровь.
  Меллас мягко отёр ему кровь и слюну. Потом вытер руку о штанину, сырую от собственных испражнений.
  - Ну разве, - продолжал Кендалл, - это - нахрен - не тупость. - Он с трудом вдохнул. - Генуя вот - моя вина - прости.
  - Ты уже прощён, - сказал Меллас, улыбаясь. - Думаю, некоторые люди просто должны учиться на своих ошибках. Кроме того, это не могло быть слишком глупо. Ты отправишься домой, к Кристи, а Генуя будет трахать мозги в Калифорнии. - Он потянулся, взял в левую руку запястье Кендалла, а правую положил Кендаллу на лоб, словно проверял температуру у ребёнка.
  Кендалл смотрел на Мелласа, глаза его метались. Ему было так одиноко. Он посмотрел на Геную. Они лежали на боку, чтобы кровь и жидкости собирались в раненом лёгком, давая возможность здоровому качать воздух. Но здоровому лёгкому приходилось работать в два раза быстрее, чтобы получить достаточно кислорода. Они с Генуей напряглись от натуги.
  - Как думаешь - сегодня будут - вертушки? - выдохнул Кендалл.
  Меллас ухмыльнулся и сел на колени. 'Все думают, что я здесь сраный авиадиспетчер, - ответил он мягко. - Конечно, они прилетят. Вот только туман растает'.
  - Туман, - выдохнул Кендалл. Он сконцентрировался на своём дыхании. Вдыхая воздух, он хрипел и задыхался, как будто только что пробежал кросс. Внезапный страх омрачил его лицо. - Мне - всегда было интересно - как я умру, - прохрипел он.
  - Чёрт, - сказал Меллас. - Ты не умрёшь. Ничего не стоит залечить херову рану в грудь.
  - Меллас - у меня даже - нет ребёнка. Я едва - знаю - что значит быть женатым - только - какие-то четыре недели. - Кендаллу понадобилось невыносимо долгое время протиснуться сквозь свои мысли. Мелласу хотелось уйти от него и вернуться к распределению патронов, обдумыванию прикрытия путей подхода, особенно теперь, когда пулемёт Янга накрылся вместе почти со всеми патронами к нему.
  - Меллас!
  - Да, Кендалл.
  - Меллас - не ври мне. Нет вертушек - и я труп.
  Меллас прикусил губу, ничего не говоря. Он посмотрел Кендаллу в глаза.
  - Не ври мне - ладно?
  - Не буду, Кендалл.
  Утомлённый Кендалл больше ничего не сказал. Он продолжил борьбу за воздух.
  Подошёл Шеллер и присел на корточки между Кендаллом и Генуей, взял бутылочку со внутривенной жидкостью у Генуи и переставил её Кендаллу. Он посмотрел на Мелласа: 'У нас кончается эта срань. Я начну терять парней, если она совсем кончится. Где она там стоит в перечне очерёдности?'
  - В самом начале, - сказал Меллас. - Прямо рядом с боеприпасами.
  - Поскорей бы ей сюда уже добраться, мать её так.
  
  Меллас пошёл назад к своему окопу и уселся в нём, Джексон сел слева от него, Док Фредриксон - в соседнем окопе справа. Они всматривались в туман и прислушивались к тому, как вокруг них роют землю. СВА не уходила.
  Всё, что они могли, - это сидеть в тумане и слушать, как копают вокруг, как задыхаются Кендалл и Генуя. Меллас смотрел в серое 'ничто' перед собой. Он всё старался придумать, как проберётся назад на ВБВ, когда их разобьют.
  Снова Меллас пересчитал пулемётные патроны. Хватит примерно на минуту стрельбы, и то если считать вместе с захваченными двумя русскими 7,62-мм пулемётами. Они поровну разделили винтовочные патроны: на бойца пришлось почти по целому магазину. Три очереди плотного огня, - и магазин будет пуст. Меллас подумал, что если ему сохранить патроны, не стрелять вовсе, а в темноте и ужасе уползти, когда СВА обрушится на них? Морпехи никогда не бросают своих мёртвых и раненых. Никому никогда не дождаться, чтобы хоть один морпех нарушил устав и смылся. Он бы добрался до ВБВ и безопасности. Он бы выбрался из войны.
  Фантазия то и дело возвращалась, всякий раз с новыми деталями. Но всё-таки оставалась фантазией. Преобладающая часть в нём будет придерживаться кодекса. Он скорее умрёт, чем бросит кого-нибудь. И он не сдастся. В памяти всплыла лекция в школе спецподготовки: 'Морской пехотинец не сдаётся, покуда есть средства к сопротивлению. И мы обучаем вас, дурачков, рукопашному бою. Поэтому если ваши руки оторвало, можете сдаваться - только для этого вам придётся поднять свои ноги'. Все тогда смеялись.
  Выхода не было. Время от времени эта мысль накрывала его, как волна. Выхода - нет. Хуже того, нужно оставаться и сражаться. Он погибнет здесь, посреди этой грязи. Он погибнет и в отличие от Кендалла никогда не узнает, что значит быть женатым даже четыре недели. У него тоже никогда не будет ребёнка, никогда не будет приносящей удовлетворения работы, никогда он не увидит снова старых приятелей. Наверное, кто-нибудь соберёт то, что останется от его тела, и отправит домой, но то, что населяло это тело, закончится прямо здесь, в окопе: приложившееся к винтовке или дрищущее в штаны так же, как и все остальные.
  
  Весь день жажда вгрызалась в глотки, впивалась в виски, колотила по голове обезвоживанием. Дайте мне воды! Туман - повсюду. Туман - это вода, но он не приносил облегчения.
  Раздался ряд громких металлических лязгов. Вся гора напряглась. Лязги приглушили, потом они прекратились совсем. Никто не понял, что это было.
  Пришёл Фитч, присел у окопа и спросил, как идут дела у парней. От обезвоживания глаза его ввалились и потемнели.
  - Мы хотим пить, - сказал Меллас. - Разве войскам во Вьетнаме не подают ежедневно пиво и мороженое?
  Фитч хохотнул. 'У меня есть хорошая новость и плохая новость. Этим утром высадили две роты из второго батальона двадцать четвёртого полка к северу от нас и перебросят ещё две, как только смогут. Третий батальон сейчас высаживают к востоку от нас. Они займут горы на хребте Маттера, и тогда у нас появится пара батарей 105-миллиметровок. - Он помолчал. - А роты 'альфа' и 'чарли' пять минут назад высадились в долину к югу от нас'.
  - Да ну! - Меллас ощутил волнение, в нём шевельнулась надежда. - Где?
  - А вот это новость плохая. Из-за туч их были вынуждены высадить в двух днях пути отсюда, - если только они сами не вляпаются в говно.
  - Ты думаешь, могут?
  - А ты помнишь свою маленькую игру в числа с миномётными выстрелами?
  Меллас ничего не ответил.
  ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
  
  Сорок минут спустя рота 'чарли' вступила в контакт с СВА. Взвод Мэрфи, шедший в голове, напоролся на засаду в зарослях бамбука. Солдаты СВА прикрепили две десятифунтовые мины направленного действия DH-10 к дереву, дождались, пока морпехи не подойдут ближе, рванули за чеку и пустились наутёк, прикрывая отход огнём автоматического оружия. Проще пареной репы, как издавна говорится.
   Один боец погиб, другой лишился ноги. Мэрфи был вынужден оставить отделение для их эвакуации, потеряв таким образом четырнадцать человек. На горе морпехи роты 'браво' всё слышали. Меллас побежал на КП, чтобы узнать местоположение роты 'чарли'. До неё оставалось ещё шесть километров в сторону и 4000 футов по высоте, а между ними - СВА.
   Фитч посмотрел на Мелласа. Оба понимали, что без боеприпасов 'чарли' бой продлится не более минуты. Затем в ход пойдут ножи. А потом всё кончится. Фитч на мгновение повесил голову между колен, потом посмотрел вверх: 'У нас бы всё равно не получилось', - сказал он.
  - Я знаю, - ответил Меллас.
   Они не могли выразить то, что чувствовали. Здесь была связь с вечностью, дружбой, потерянными возможностями - словом, с завершением.
  - Ты бывал в Лос-Анджелесе? - спросил Фитч.
  - А как же.
  - Если мы выберемся отсюда, почему б тебе не заглянуть ко мне? Я угощу тебя пивом.
  Меллас обещал, что заглянет.
  - Боже, - прошептал Фитч, - Пиво...
  
  Фитч перевёл роту за меньший круг окопов. Для защиты внешнего периметра уже не хватало бойцов. Меллас старался уменьшить боль в горле и языке, слизывая росу со ствола винтовки. Это не помогало.
  
  - Представь себе смерть от жажды в сезон дождей, - сам себе сострил Меллас, поднимаясь в гору узнать, как дела у Кендалла и других раненых. Он прошёл мимо растущей груды мёртвых тел.
  Генуя умер. Меллас опустился на колени возле Кендалла, который, уставившись в пустоту и сосредоточив все силы на поддержание безжалостного темпа своего дыхания, задыхался как бегун. Без всяких сомнений, он страдал. Шеллер решил не давать ему морфина, боясь, что лекарство успокоит его дыхание и убьёт его. Кендалл кивнул на глину, сырую от крови и пены, где лежал Генуя.
  - Ты совсем не так плох, как Генуя, - сказал Меллас.
  - Моя вина, - выдохнул Кендалл.
  - Мы уже это проходили. Твоей вины нет, - сказал Меллас. Он колебался, борясь с самим с собою и задаваясь вопросом, сможет ли сдержаться или всё-таки даст волю жалости к себе. Затем, надеясь на лучшее, сделал решительный шаг. - Чёрт подери, я, возможно, именно тот, кто застрелил Поллини.
  Кендалл смотрел на него несколько секунд, соображая и тяжело дыша. 'Крутой - чёрт - крутые - приобщаются вместе с нами'. Потом он снова замолчал, слышалось только мучительное учащённое дыхание. Но на лице появилась слабая улыбка.
  Меллас улыбнулся в ответ: 'Шкипер говорит, что на ВБВ стоят наготове две птицы, и ещё одна ждёт на Шерпе'.
  Кендалл кивнул. Меллас выбрался наружу, к свету, чтобы не раскиснуть возле него. Он поспешил на КП. Когда он туда пришёл, Фитч и Шеллер напряжённо о чём-то толковали в стороне от радистов. Меллас подошёл к ним. Фитч скривил было губы, но потом кивнул ему садиться.
  - Сам скажи ему, Шеллер.
  Старший санитар, чьё лицо уже не было столь круглым, повернулся к Мелласу: 'Это касается воды, сэр. У меня ребята валятся с ног от обезвоживания. Они начинают терять кровяное давление и падают в обмороки. Мы теряем боеспособных'.
  - И что? - Меллас раскрыл ладони и выставил руки в стороны, прижав локти к рёбрам. Какого хера мы можем с этим поделать?
  Вмешался Фитч: 'Мы можем взять внутривенную жидкость, которую даём раненым, и отдать её боеспособным, чтобы поддержать их боеспособность'.
  Меллас молчал, сознавая, что это значит для раненых. Он сглотнул. 'Кто будет решать, кому отказать во внутривенной жидкости?'
  - Я буду, - хмуро сказал Фитч. - Более некому.
  Шеллер посмотрел на Мелласа, потом на руки Фитча, которые тряслись.
  - Блядь, Джим. Тебе столько не платят, чтобы принимать такие решения.
  - Угу, я слишком молод и неопытен. - Фитч засмеялся, почти теряя самообладание. Он сунул ладони под мышки, очевидно, чтобы скрыть дрожь. - Ты человек чисел, Меллас. Если мы не сможем видеть, если наши головы слишком разболятся, чтобы соображать, и всякий раз, поднимаясь для стрельбы, мы будем падать в обморок, то каким хреном мы будем защищать раненых? Сколько раненых выживут при таком раскладе и сколько при противоположном?
  Меллас покачал головой: 'Джим, речь идёт не о цифрах. Как ты вообще собираешься решать?'
  - Я начну с самых тяжёлых.
  - Вроде Кендалла?
  - Вроде Кендалла.
  - Господи боже, Джим, - сказал Меллас. Внезапно он чуть не ударился в слёзы, но плач был невозможен. Он чувствовал, как дрожит челюсть, и надеялся, что другие этого не заметят. - Господи боже мой, твою мать. - К своему стыду, он всей душой надеялся, что Фитча не убьют и ему самому не придётся принимать командование на себя.
  
  ***
  
   В тот же день Фитч приказал оставшуюся внутривенную жидкость распределить в роте между всеми поровну. Приказу не подчинились. Никто не хотел её принимать. Фитч созвал санитаров и приказал выбрать по пять человек из каждого взвода, которые из-за жажды уже стали недееспособны или были близки к тому. Санитары передали имена. Фитч и Шеллер двинулись от окопа к окопу и, сверяясь со списком, приказывали этим ребятам пить. Остальные наблюдали с весьма смешанными чувствами.
   Меллас оказался среди остальных. Жажда сводила его с ума, но его не выбрали. Ничего не оставалось делать, как сидеть в окопе на пару с Джексоном, которого тоже не выбрали, и молить о просвете в погоде. Но туман не рассеивался и укутывал их словно сырая серая шерсть.
  Немного позже, когда стало очевидно, что вертушки пробиться не смогут, Фитч вызвал к себе Гудвина и Мелласа. Они нашли его сидящим скрестив ноги: он всматривался в туман на южной стороне. Он причесался и аккуратно закатал до плеч грязные рукава.
   Он показал им садиться. 'Мы будем сваливать отсюда к чёрту'. Его глаза озорно сверкнули, и Меллас не смог удержаться от улыбки.
  - Каким образом, Джек? - спросил Гудвин.
   - Я тут подсчитывал людей, - сказал Фитч. - Живых, мёртвых, - как хотите. Мы поставим ходячих раненых в пары, чтобы они помогали друг другу. Поместим лежачих на носилках между четвёрками парней, по одному на каждую руку и ногу. Раненых, которые не могут идти, но могут висеть, взвалят на спины самые сильные. Парни поменьше возьмут на плечи мёртвых. У нас ещё останутся свободными восемь ребят, не считая нас троих, то есть в целом одиннадцать. - Он смотрел вниз, в туман. - Если мы останемся здесь, рукопашной нам не избежать. Раненых добьют. Лично я эту херню посылаю к чертям.
   Он смотрел на них, стараясь уловить реакцию. Оба его лейтенанта сосредоточенно слушали. 'Шрам, мы с тобой и четырьмя пулемётами со всеми патронами к ним пойдём впереди. Ходячие раненые возьмут большую часть оставшихся патронов. Они образуют клин позади нас. Меллас и два других будут замыкающими с гранатомётами М-79 и со всеми грёбаными гранатами роты, чтобы отгонять гуков от наших спин. Все остальные получат по полмагазина и поставят оружие в полуавтоматический режим. Мы пойдём под гору и покатимся во всю прыть, пока не упрёмся в роту 'чарли'. Стороны клина будут удерживать местность, пока мы будем пробиваться с ранеными вперёд. Меллас, ты будешь пробкой на том конце, пока мы будем проделывать проход. - Он посмотрел на обоих лейтенантов. - Что вы об этом думаете?'
  Наступила долгая пауза.
  - Это не совсем то, что стратеги назвали бы элегантным, - наконец, сказал Меллас.
  Фитч рассмеялся.
  - Когда выступаем, Джек? - спросил Гудвин. - Это место действует мне на нервы.
  - Сразу после наступления темноты. Азиаты будут готовиться к атаке и не будут этого ожидать.
  - А если кто-то отстанет? - спросил Меллас.
  - Мы его подождём. Мы все уходим вместе.
  - Знаешь, что это всё значит?
  - Ты чертовски прав: я знаю. А так как ты замыкающий, то, скорее всего, тебя мы и будем ждать.
  - Ничего себе политика, Джим.
   - Наряду с 'колонной в обороне', 'отход через брешь' станет моим величайшим вкладом в военную науку, - сказал Фитч. В уголках его губ появилась улыбка. Все засмеялись.
   Смех питал сам себя. Вскоре троица уже ржала, выдвигая возмутительные тактические теории. Они ещё смеялись, когда первая ракета хлестнула из тумана под ними по склону. Смеясь, они разом прыгнули на дно окопа Фитча. 'Ракеты, - сказал Меллас. - Что ещё они придумают?' Все трое снова рассмеялись. По крайней мере, загадка странных лязгов была раскрыта.
  
   Фитч приказал Шеллеру запастись внутривенной жидкостью для раненых на эту ночь, понимая, что либо они спустятся под облачный покров, чтобы их эвакуировать, либо пойдёт дождь. Либо их накроют, все погибнут и нужды в ней уже не будет. Поэтому он приказал остатки раздать всем остальным. На каждого пришлось по четыре глотка безвкусной, слегка солоноватой жидкости. Она отдавала резиновой пробкой.
   Меллас оставался рядом с Фитчем и слушал рации. В какой-то момент Фитч замер, голова его дёрнулась. Потом и Меллас расслышал звуки перестрелки далеко-далеко на востоке.
   - Это, должно быть, третий батальон, - сказал Фитч. По рации Дэниелса они услышали, как корректировщик роты 'майк' вызывает огонь из всего, что только можно.
   - Сейчас сообщат квадрат боевых действий, сэр, - взволнованно сказал Дэниелс. - Семь-четыре-три-пять-семь-один.
  Фитч ткнул пальцем в координаты. Больше шести километров. Целая вечность.
  - Мы, блин, здесь ничего не можем поделать, - беспомощно сказал Меллас.
  - Угу, - сказал Фитч. - Мы принцесса, а они победители драконов.
   Меллас посмотрел на Фитча. 'Грёбаные сволочи, - сказал он. - Мы не что иное, как херова приманка. Приманка'. Меллас круто развернулся и пошёл вниз под гору.
  
  Прошёл час, а с ним и его злость. Он наклонился и зачерпнул немного сырой глины, стал скатывать её в колобок, пока не задрожала рука. Потом он выпустил кусочек земли и следил, как он плюхнулся в мокрую глину боевого окопа. Он начал поглаживать глину, легонько водить по ней пальцами, как бы лаская. Он ощущал в себе чувство прекрасного и страстно желал, чтобы сырой грунт расшевелил в нём слёзы, но он был слишком обезвожен, чтобы плакать. Он всем сердцем жаждал видеть эту глину ещё один день, а потом ещё один день после него.
   Джексон понимал, о чём думает Меллас, и тихо смотрел вперёд, не желая смущать лейтенанта своими наблюдениями. Меллас перестал щупать почву и сложил руки на груди поверх двух бронежилетов. 'Я полон вдохновения, как думаешь?' Он посмотрел на тыльную часть грязных ладоней. Он попробовал утереть слёзы, которых не было, но лишь сильней размазал грязь по лицу.
  - Мы все не можем быть как Чести Пуллер, сэр, - сказал Джексон.
   Меллас глубоко вздохнул, потом ещё раз и выпустил воздух, раздув щёки. 'Слушай, Джексон, ты покажешь мне, как вы здороваетесь с братишками?'
  - А?
  - Ну, ты знаешь. Вот эта херня: шлёп-шлёп-шлёп.
  Джексон посмотрел на Мелласа, не уверенный, что тот говорит серьёзно. Когда Меллас не отвёл взгляда, Джексон закатил глаза и сказал: 'Только никому не говорите, как вы этому научились, ладно?'
   Меллас хмыкнул и выставил кулак. После пяти попыток Меллас ещё не овладел замысловатыми движениями.
  - Ещё чуть-чуть, лейтенант, - говорил Джексон, снова выставляя кулак. - Почти готово.
  Меллас вздохнул: 'Всё ещё не так как нужно'.
  Джексон улыбнулся: 'И не будет'.
  - Почему не будет?
  - Вы не чёрный.
  Меллас вдруг почувствовал себя неловко, даже глупо, за то, что попросил Джексона показать ему приветствие. 'В глубине души я всегда думал, что мы все одинаковые', - сказал он.
   - Мы одинаковые. Блин, у меня два белых прапрадеда, как и у вас. Просто мы слишком долго смотрели на вещи по-разному, так что не можем много говорить об этом.
  - А ты попробуй.
  - Не получится, лейтенант. - Джексон сложил руки. - Думаете, кто-нибудь поймёт, что вы чувствуете в джунглях? То есть, даже если б они были во всех отношениях такие же, как вы, вы действительно считаете, что они поймут, на что это похоже быть здесь? По-настоящему поймут?
  - Наверное, нет.
  - Вот, и то же самое быть чёрным. Пока сам не побудешь - не получится.
   Меллас пошевелил ногами и с чавкающим звуком вытащил один ботинок из жижи. Ниже, в линиях окопов, он увидел Крота: тот стоял у своего окопчика и пытался отлить. Получалось неважно. Меллас не мог припомнить, когда отливал сам, помнил только, что это была бурая струйка. Он услышал звуки миномётных выстрелов. Крот торопливо застегнул ширинку на молнию и нырнул в окоп. Три мины ударили по посадочной площадке. Меллас убрал руки от ушей и ждал. Крот снова встал, чтобы закончить попытку пописать. Меллас вместе с Джексоном лениво наблюдал за ним, прикидывая, выйдет ли наружу хоть что-нибудь.
   Когда Крот сдался, Меллас повернулся к Джексону: 'Эй, Джексон. Пока мы не разбежались, хочу спросит тебя кое о чём. Если думаешь, что я мудак, раз спрашиваю об этом, просто постарайся не сердиться на меня за это'.
  Джексон ничего не ответил.
   Меллас нырнул с головой: 'Я думаю, такие парни как Китаец, а, может быть, даже и Крот, отправляют оружие домой. Не может Крот терять столько запчастей к пулемёту, как говорит'.
   Джесон хохотнул: 'Думаю, эта операция свёрнута. - Он смотрел в туман, глаза его мерцали. - Скажем так, более удачной деловой практикой'.
  - То есть?
  - Среди братьев толкуют, что они этим больше не занимаются, сэр.
   Меллас хотел прощупать это дело, но удержался. Достаточно знать то, что слух верен и никаких действий предпринимать не нужно. После короткого молчания Меллас спросил: 'Намечается серьёзная суета? Я имею в виду, на родине. Сам знаешь, оружие-то серьёзное'.
  Джексон ничего не сказал.
  - У меня такое чувство, что как-то я должен вмешаться, но никакого хрена поделать не могу.
  - Не можете.
  - Совсем ничего?
   - Просто оставьте нас, блин, в покое. - Джексон смотрел ему в глаза и говорил по-доброму. Хотя Меллас был и офицером, и белым, в этот момент Джексон был просто человеком почти одного с ним возраста, который делит с ним один окоп. - Вы на самом деле ничего не понимаете, да? - сказал Джексон.
  - Думаю, нет.
   Джексон вздохнул: 'Чёрт возьми, лейтенант. Через час-другой мы можем погибнуть, поэтому я думаю, сейчас не тот момент, когда можно валять дурака и не говорить друг другу то, что мы имеем в виду. Вы с этим согласны?'
  - Только не с той частью, где мы умрём через пару часов, - ответил Меллас.
  Джексон одобрительно фыркнул: 'Хорошо, сэр'. Он помолчал. Потом сказал: 'Вы расист'.
  Меллас сглотнул и посмотрел на Джексона, открыв рот.
   - Теперь держитесь, - сказал Джексон, явно подбирая слова. - Сильно не волнуйтесь. Я тоже расист. Нельзя расти в Америке и не быть расистом. Каждый на этой вонючей горе - расист, и каждый на родине - расист. Только есть большая разница между нами, двумя расистами, которую ни вы не можете изменить, ни я не могу изменить.
  - И что же это? - спросил Меллас.
   - Быть расистом помогает вам и оскорбляет меня. - Джексон смотрел вдаль. Оба молчали. Потом Джексон сказал, - Знаете, Китаец понял это правильно. Мы должны опрокинуть расистское общество. Это нелёгкая штука. - Он оживился. - Есть ещё одра разница между нами, расистами.
  Меллас хранил молчание.
   - Некоторые из нас, расистов, предвзяты и некоторые - нет. Возьмём вас: я б сказал, вы стараетесь не быть предвзятым. Я тоже, и Кортелл, и даже Крот, хотя он никогда в этом не признается. Хок не предвзят, это правда. Быть непредвзятым - лучшее, что мы можем сделать сейчас. Слишком поздно быть расистом.
  - Не улавливаю сути.
  - Сколько чёрных друзей у вас на родине?
  Меллас помолчал, смущённо глядя в туман. Потом обернулся к Джексону: 'Нисколько'.
   - Пра-а-авильно, - сказал Джексон с улыбкой. - И у меня нет белых друзей. Мы не освободимся от расизма до тех пор, пока моя чёрная кожа посылает те же сигналы, что и рыжие усы Хока. Так сейчас складывается, что вы не можете смотреть на меня, не подразумевая чего-то ещё, и я не могу смотреть без такого же отношения.
  Меллас начинал понимать.
   - Мы узнаем, что освободились от расизма, когда у каждого белого человека появится чёрный друг, - сказал Джексон. Потом он громко рассмеялся. - Эй, вы же человек математики, лейтенант. Это значит, что у каждого чёрного человека должно быть семь или восемь белых друзей. Так-то. Не выйдет. Нам до этого далеко. - Он понизил голос. - Очень далеко.
  - Я понял, - сказал Меллас. Он улыбнулся. - Так что же делать?
   Он подождал, пока Джексон немного подумает. 'Это похоже на то, как вам нравится Китаец, - сказал Джексон. - Вы должны прекратить это дерьмо'.
  - Что не так с тем, что Китаец нравится?
   - Ничего нет неправильного в том, что Китаец нравится. Китаец нравится всем. Поэтому у него так хорошо получается организация всяких штук. Что я имею в виду, это то, как вам нравится Китаец. Я говорю о том, что он ваш ниггер.
  Колкое замечание заставило Мелласа замолчать.
   - Вы же знаете, кто такой Дядя Том, верно? - сказал Джексон, касаясь петли на шее. - Что-то типа Степина Фетчита?
  - Угу.
   - Так вот, это чей-то ниггер. - Длинные пальцы Джексона забарабанили по грязному камуфляжу. - Это мысль какого-то белого, который жил в Голивуде в 1935-м году. Но сейчас у нас имеются парни, подобные Китайцу. Они ходят с причёской 'афро', даже если она ведёт их к беде. Блин, привести их к беде. И они бросаются говном в лицо белого при каждом удобном случае. Итак, вы что-нибудь знаете? Вы знаете, кто они? Они ниггеры людей, подобных вам, вот кто они такие. Всякий раз, когда они возникают и говорят тебе оставить их в покое и что всё грёбаное общество устроено расистами и свиньями, маленькие белые студенты, живущие на папины денежки в Беркли и Гарварде, встают и говорят: 'Всё правильно, бой, вот ты и расскажи нам, виноватым белым свиньям, что происходит. Я с тобой. Ты мой ниггер'. Только никто из них не собирается объединяться с нашими школами. Никто из них не собирается ехать на юг, заседать в жюри присяжных и стоять за чёрного человека. И к тому же никого из них не везут домой в прорезиненных мешках. На деле, как только разгорелась эта война, все богатенькие белые ребята забыли всё, что касается гражданских прав, и запереживали о том, что их задницы призовут.
  Джексон остановился. Его потряхивало от ярости. Он сделал глубокий вдох и выдохнул.
   - Ну, я-то ничейный ниггер, - продолжил Джексон. - Я не ниггер какого-нибудь студентика колледжа и не грёбаный ниггер какого-то киношника. Я свой собственный ниггер.
   - Если ты свой собственный ниггер, то как так получилось, что ты позволил Китайцу уговорить себя отказаться от отделения?
   - Он не подбивал меня на это. Мне больше некуда было деваться. Если я беру отделение, я ниггер системы. Если остаюсь там, где я есть, я ниггер Китайца. Ни тебе встать, ни тебе лечь. Куда ни кинь, я чей-то ниггер. Поэтому я взял рацию, когда лейтенант Фракассо мне предложил, и потому сейчас её таскаю. - Он фыркнул. - Таким образом, я оказался где-то посередине и похож на вашего ниггера. - Он снова фыркнул. - Кажется, это лучший для меня выход оставаться собственным ниггером. - Он посмотрел на Мелласа, с выражением вопроса на лице. Меллас понял, что Джексон старается понять, как он всё это воспринимает.
   Он смотрел в туман и рисовал в воображении случаи, когда он подшучивал над парнями, подобными Джексону. Потом он видел Крота, обернувшего к нему лицо после чистки пулемёта, когда Кэссиди постриг Паркера. А потом Джексона, всем телом бросающегося на бамбук, чтобы подготовить ненужную посадочную площадку, а потом стоящего в открытую посреди сыплющихся снарядов и эвакуирующего раненых с Маттерхорна. И снова Крота, заглядывающего в блиндаж, в котором подорвали Янга, и согласного в одиночку занять его; перепуганного, но понимающего, что эта ключевая позиция обороны известна теперь врагу. Он понимал, что таким парням его помощь вовсе не нужна. Всё, что ему нужно сделать, это уйти с их дороги. 'У меня не получилось, Джексон, - сказал он. - Прости'.
   - Ничего подобного, сэр. У вас получилось не хуже, чем у всех остальных. Мы с Кротом только представили, как вы с другими лейтенантами всю ночь обмозговывали тот херовенький план по взятию Вертолётной горы.
  Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
  - Сраное 'внезапное' нападение Шрама, - проговорил Джексон сквозь смех. - Бли-и-ин!
  Они снова стихли.
   - Итак, если белые люди оставят вас в покое, - сказал Меллас, - куда же это вас, парни, приведёт? Наше общество управляется белыми людьми. Богатыми белыми людьми, на самом деле.
   - Да, - сказал Джексон, - и богатенькими ниггерами тоже. Посмотрите, кто воюет на этой грёбаной войне: бедные белые и бедные чёрные. И случайные прóклятые дурачки вроде вас, прошу прощения у лейтенанта. - Он замолчал и перевёл глаза на джунгли внизу. Меллас не мешал ему думать. Потом Джексон повернулся к нему. - Мы должны сами решать свои проблемы, - сказал он. - Всё, что требуется от вас, это начать относиться к нам как ко всем остальным. Только и всего. Нам не нужно ничего особенного. О да, у нас есть люди, которые будут подводить нас. Жестоко подводить. В ярости они будут повсюду бросаться говном и крушить предметы. И у вас тоже такие люди имеются. Возьмите хоть грёбаного Кэссиди. Но нам не нужна никакая особенная помощь. Мы люди. Просто относитесь к нам как к людям. Мы не глупее вас и не умнее. - Он посмотрел на Мелласа. - Хотя музыку мы сочиняем лучше.
  Меллас рассмеялся.
   - Дайте нам решать наши проблемы таким же образом, как решает всякий, - продолжал Джексон. Мы могли бы и ошибки допускать. Мы люди, лейтенант, такие же, как вы. - Он сжал ладонь в кулак и выставил в сторону Мелласа. - Просто к нам относятся по-другому. - Он ободряюще кивнул. Меллас улыбнулся и легонько ударил по его кулаку своим, и они опять исполнили замысловатое приветствие. У Меллас получалось неловко, но он смеялся от удовольствия.
   Две ракеты вырвались из джунглей, заставив каждого поглубже затаиться в окопе. Гудвин вышел в эфир и сообщил об очередном ранении.
  Дэниелс навёл артиллерийский огонь батареи 155-мм гаубиц. Прекрасные раскатистые залпы из джунглей прокатились над ними. Меллас удовлетворённо хрюкнул. Он не знал, что 155-миллиметровки перебросили на расстояние удара. 'Наконец-то для нас, ниггеров, что-то делают', - сказал он.
  
  Стивенс и Хок не спали всю ночь и давили на персонал различных структур, чтобы передвинуть батарею 105-мм орудий на базу огневой поддержки 'Эйгер', примерно в десяти километрах к юго-востоку от Маттерхорна. Это была предельная дальность для поддержки роты 'браво', но она могла прикрыть роты, движущиеся на помощь 'браво' с юга и востока. Они также уломали штаб полка передвинуть сюда два 155-мм орудия. Это были те два 155-мм орудия, которые наводил Дэниелс. Они хотели двинуть батарею 105-миллиметровок на Скай-Кэп, но осуществить переброску не позволил тот же туман, который мешал полётам вертушек на Вертолётную гору. Эйгер, как минимум на 2500 футов ниже Скай-Кэпа, был, однако, чист от облачности и быстро пополнялся боеприпасами и другой матчастью.
  Симпсон и Блейкли наседали на плечи радистов и бросались на каждое сообщение, поступающее от рот 'альфа' и 'чарли'. Те двигались в мучительно медленном темпе. 'Если они не ускорят свои жопы, третий батальон нас опередит, - хмуро бурчал Симпсон. - Как там пополнения?'
  - Они в зоне высадки, сэр. Все готовы и ждут.
  
  На краю грязной зоны высадки военной базы 'Вандегрифт' каждый сменщик, поступивший в батальон, ждал под неспешным дождиком. Коробки, содержащие по четыре стеклянных бутылки внутривенной жидкости в защитных картонках, были выставлены рядом с ребятами вместе с ящиками боеприпасов и сухпайков; всё было укрыто прорезиненным брезентом, чтобы под дождём картон не прекратился в кашу. Небольшая ёмкость с водой стояла на колёсиках под дождём, завёрнутая в грузовую сеть, которую прицепят к низу одной из вертушек. Слухи, что роту 'браво' разбили в пух и прах, разрослись чрезвычайно. Ребята бледнели от страха и холода и не могли есть.
  
  В штабе дивизии в Дананге полковник Малвейни встречался с генералом Грегори Найтцелем, командиром пятой дивизии МП, Вилли Уайтом, командиром двадцать второго, артиллерийского полка МП, и Майком Харреску, командиром пятнадцатого полка МП, одного из трёх пехотных полков дивизии. Вошёл адъютант с полоской бумаги. 'Прошу прощения, сэр, - сказал он. - 'Майк-три-двадцать четыре' вошла в контакт в квадрате 734571'. Адъютант не знал протокола: передать ли полоску Малвейни, которому принадлежала рота, или генералу.
  Малвейни избавил его от решения, выхватив бумажку из рук. 'Силы неизвестной численности. Чёрт бы их побрал'. Он повернулся к адъютанту: 'Я хочу знать приблизительную численность, как только вы её получите'.
  - Слушаюсь, сэр, - адъютант вышел.
  Генерал и командир артиллерии быстро переместились к большой карте на стене. 'Вот здесь, Вилли, - сказал генерал, указывая пальцем на координаты. - Примерно там, где мы и предполагали. Как там батарея на 'Смоуки'?'
  - Они должны быть готовы в течение часа, сэр.
  - Хорошо. - Генерал повернулся к Малвейни. - Майк, что ты думаешь? - спросил он
  - Это гуковский полк, нет сомнений. - Малвейни подошёл к карте и толстым пальцем стал показывать на расположение точек контакта с противником. Сюда вошли и засада, в которую угодила рота 'чарли' к югу от Маттерхорна. И две перестрелки рот 'лима' и 'альфа', и бой роты 'майк', который та вела прямо сейчас. Все эти точки образовывали дугу. Малвейни завершил круг, который подразумевала дуга, грубо очертив район, удерживаемый полком СВА.
  - Вилли, - сказал генерал, - если б мне пришлось распорядиться, чтобы твой первый батальон выделил несколько артиллерийских орудий, смог бы ты доставить их куда надо?
  - Так точно, сэр. Если можно получить ворчунов для охранения. Мы могли бы разместить батарею вот здесь, на высоте 427, прямо на юг от Маттерхорна. Эйгер могла бы её поддерживать и наоборот, хотя я бы хотел кое-что вернуть снова на Скай-Кэп. - Он не стал упоминать решение покинуть артиллерийские базы в западных горах, подобные базе 'Скай-Кэп', чтобы поддержать политическую операцию на равнинах. - Хоть она почти вплотную к проклятой зоне и мне понадобилось бы хорошее охранение. Нам бы понадобилась поддержка с воздуха или, может быть, батарея контрбатарейной борьбы на 'Рэд-Дэвиле', чтобы прекратить обстрелы артиллерии азиатов через реку Бенхай. - 'Рэд-Дэвил' был позывным армейской артиллерийской части восьмидюймовых тяжёлых орудий. - 122-миллиметровки гуков проектировались как морские орудия, и они могут нас достигать, а мы своими 105-миллиметровками их достать не можем. - Он помолчал, поглаживая подбородок. - Полагаю, мы получим политическое решение, чтобы ответить ударом на удар.
  Найтцель сделал гримасу. 'Я позабочусь об этом'.
  Харреску и Малвейни переглянулись.
  - Может быть, разместить ещё батарею 155-миллиметровок на 'Лукаут', - продолжал Уайт. - У них была бы досягаемость. Хотя это займёт немного больше времени.
  - Сколько?
  - Завтра к полудню?
  - Завтра к утру, - отрезал Найтцель.
  - Не уверен, сэр.
  - Мы получим дополнительные возможности к переброске, получив несколько армейских СН-47 с базы 'Фубай'.
  - Мы постараемся, сэр. Это быстро, но мы пойдём на это.
  - Это крайне важно, - сказал Найтцель. Он подошёл к карте и ещё раз пробежался по ситуации, словно убеждая самого себя в стратегии. СВА наступала из Лаоса тремя полками по трём отдельным коридорам, с дальнего запада используя преимущества отвода войск, вызванного политической операцией у Камло. Их ещё вдохновил тот факт, что как раз перед рождеством армейская 101-я воздушно-десантная дивизия была полностью выведена из района из-за упорных боёв на Центральном нагорье. Чего они не знали, так это то, что 101-я дивизия только что получила приказ передислоцироваться в долину Ашау. Учитывая свои возможности воздушных перевозок, это соединение может двигаться исключительно быстро. Это поставило пятую дивизию МП в необходимость заниматься двумя ударами: центральным в долине Дакронг и северным на хребте Маттера. Двадцать четвёртый полк Малвейни получил самый северный из трёх маршрутов СВА в силу того, что он уже находился там. Его второй батальон, 'два-двадцать четыре', с четырьмя стрелковыми ротами, перебрасывался в долину к северу от Маттерхорна. СВА не стала бы двигаться на север против ожидающего её батальона МП. Она бы отскочила от морпехов, как вода отскакивает от дамбы. Она бы сконцентрировалась тогда перед дамбой, сделавшись уязвимой для артиллерии, которой, раз уж она на месте, была бы безразлична погода, и для авианалётов с базы на Гуаме, чьи В-52 летали гораздо выше погоды и сбрасывали бомбы, используя радар. Три оставшиеся роты первого батальона Симпсона двадцать четвёртого полка двигались к зеркальной позиции на южной стороне Маттерхорна. Это отрежет СВА путь на юг так же, как 'два-двадцать четыре' перережет им путь на север. Рота 'майк' третьего батальона уже вступила в контакт с полком СВА, и оставшиеся роты 'три-двадцать четыре' столкнутся с СВА в считанные часы. Это остановит любое продвижение вперёд на восток вдоль линии хребта. СВА будет вынуждена отступить на запад. Но рота 'браво', сидящая на Вертолётной горе, блокирует единственный удобный маршрут к лаосской границе.
  Потом Найтцель взглянул на ситуацию с точки зрения противника. СВА необходимо было использовать высоту хребта. Попытка двигаться через джунгли в долинах под хребтом превратилась бы в кошмар для любого пехотного подразделения. Если командир СВА не двигался бы достаточно быстро, он рисковал быть отрезанным или разрезанным пополам 'клещами' батальонов МП к северу и югу от него. Покуда командир СВА чувствовал себя в безопасности от воздушных ударов, он мог оставаться на хребте, удерживая высоты и заставляя морпехов дорого платить за каждую гору. Но он также понимал, что погода переменчива. Лучшим выходом для него было бы накрыть роту 'браво' и убрать её со своего пути. Это стало бы пропагандистской победой и попало бы во все газеты Америки, приведя весь северный удар к политическому успеху, а политические и пропагандистские победы - вовсе не боевые потери - выигрывают войну за север. Кроме того, уничтожение роты 'браво' дало бы СВА контроль над западным краем хребта Маттера и позволило бы организованно отступить.
  Задача генерала Найтцеля состояла в том, чтобы вовремя доставить всё на свои места.
  Он повернулся к другому пехотному командиру: 'Харреску, я хочу, чтобы пятнадцатый полк МП замкнул их в долине Дакронг'.
  Полковник Харреску кивнул, стараясь представить, каким образом он вывернет грёбаный полк наизнанку, чтобы доставить его на позиции в долине Дакронг до того, как СВА вырвется на прибрежную равнину. Он прикусил нижнюю губу. Два других полковника молчали. 'Хорошо, сэр. Вы знаете так же, как и я, что для этого потребуется'.
  - Я знаю, - ответил генерал. - Как я сказал, в связи с тем, что задействована 101-я дивизия, я думаю, мы сможем позаимствовать у них часть воздушного парка. Я двину наши 'сорок-шестые' на север на помощь роте 'майк', а вы получите армейские 'сорок-седьмые'.
  Харреску крякнул. Большие армейские вертолёты СН-47 могли поднимать гораздо больше, чем вертолёты СН-46 морской пехоты, которые строились в меньших размерах и снабжались складными лопастями, чтобы помещаться на авианосцах. Это значило, что им понадобится их меньше, чем 46-х, но что если их не окажется, а Найтцель уже послал 46-е на север? Харреску не спросил, что ему делать в таком случае. Ответа не было, и, как обычно, он понадеялся на то, что морпехи всё исправят.
  Полковник Уайт прочистил горло: 'У меня там зависает масса баз огневой поддержки, Грег'.
  - Я знаю, Вилли, чёрт возьми. - Найтцель помолчал. Другой пехотный полк дивизии - девятнадцатый полк МП - только что вернулся с операции на юге. Они были потрёпаны и утомлены, но, по крайней мере, могли бы удерживать базы огневой поддержки, даже если придётся для этого разбивать роты. Сами артиллеристы могли бы встать на периметр там, где не хватит пехоты. С другой стороны, коль скоро полки гуков уже задействованы, у этих полков не будет достаточной мощи угрожать очень уж многим базам огневой поддержки. - Ты получишь бойцов из девятнадцатого полка МП. Они довольно потрёпаны, но должны суметь обеспечить охранение баз огневой поддержки.
  Уайт кивнул.
  Найтцель обратился к Малвейни: 'Когда 'браво' отбила хребет у их передовых отрядов, это действительно подставило гуков. Хорошая работа, Майк'.
  - Слепая случайность, - отвечал Малвейни. - В самом деле, слепая. - Сарказм не произвёл впечатления на Харреску, который бросил быстрый взгляд на своего старого товарища Малвейни. Они вместе служили в первой дивизии в Инчхоне. К тому же Малвейни служил 'третьим' у Найтцеля, когда у Найтцеля случился замес в Лаосе со вторым батальоном девятого полка, вот почему он не боялся отпускать саркастические замечания. Вилли Уайт учился с Найтцелем в школе морских десантных сил, они оба молодыми офицерами служили на Сайпане. Корпус морской пехоты невелик, и личные отношения часто помогают пробиться через обычный бюрократический режим и бред, присущий всем воинским формированиям и Корпусу в том числе.
  - Случайность, пусть будет так, - сказал генерал, не обращая внимания на сарказм Малвейни. - Если бы 'Свит-Элис' не вляпалась в дерьмо, мы б не начали 'Белоголового орлана'. 'Браво' не атаковала бы хребет. Чёрт, Майк, я знаю, что ты беспокоишься о 'браво'. Конечно, риск есть, но это то, чего гуки от нас не ждут. Мы слишком осторожничали до сих пор. Война - это риск.
  Он сел в кожаное кресло и откинулся, глядя на оперативную карту и закинув руки за голову. 'Не думаю, что у нагулянина есть хоть малейшее представление, что мы можем кинуть на ту гору, как только перебросим батареи. Всё небо обрушится на его голову. - Он посмотрел на Малвейни. - Выстоит ли 'браво'?'
  Малвейни понимал, что Найтцель знает, о чём спрашивает. И понимал, почему спрашивает. Они были здесь, чтобы убивать врагов своей страны. Если получалось, они убивали их много. 'Они выстоят', - сказал он.
  Найтцель внимательно смотрел несколько секунд на Малвейни, потом поднялся и подошёл к карте. 'Нагулянин думает, что он поймал роту в ловушку, - сказал он, ни к кому в особенности не обращаясь. Он ткнул большим кулаком в карту, как раз в Маттерхорн. - А мы собираемся заманить в ловушку полк. - Он повернулся к трём офицерам. - Давайте же помолимся, чтобы кончилась плохая погода, а 'браво' продержалась ещё один день'.
  
  Пока бумажная волокита и вертолёты перебрасывали артиллерию, матчасть и усталых морпехов по свинцовому небу, первый лейтенант Теодор Джей. Хок лежал на своей койке в офицерской палатке. Измотанный, он не мог уснуть. В голове он прокручивал мириады деталей. И нигде не мог найти точки, где он был бы полезен.
  Вдруг Хок сел. Стивенс, который расшнуровывал ботинки и был готов вот-вот отключиться, удивлённо посмотрел на Хока, но ничего не сказал. Хок начал доставать снаряжение из-под койки.
  - Какого хрена ты делаешь? - спросил Стивенс, зевая. Он сидел с ботинком в руке.
  - Пакуюсь.
  - Для чего?
  - Это похоже на инстинкт гнездования. Он случается у меня раз в месяц.
  - Будь по-твоему, - сказал Стивенс. Он бросил ботинок на пол и со вздохом лёг. - Грёбаные мои больные ножки, - промычал он.
  Хок улыбнулся и стал надевать старые выцветшие полевые ботинки. Он поднял свой пистолет, который валялся в кобуре на полу и уже начал ржаветь. Он с отвращением посмотрел на него. Он вытащил его из кобуры, сдвинул затвор и фыркнул. Говорят, будет много запасных винтовок. Он опоясался патронным поясом с фляжками и плечевыми ремнями и полез за каской и бронежилетом. Аккуратно сложил старое форменное кепи в один из просторных карманов на штанах. Приторочил к рюкзакуку кружку из жестянки для консервированных груш.
  Стивенс сел. 'Ты же не собираешься на гору, ведь так? - спросил он. Хок всовывал подстёжку для плащ-палатки в рюкзакк и ничего не ответил. - Что скажет Третий? Ты с ним согласовал? Уйти с поста без разрешения - это серьёзный залёт, Хок'.
  - Стивенс, Третьему так же нужен 'три-зулу', как грёбаному сатиру дилдо. А там два лейтенантика и от штаба - ноль. Сам сосчитай: ноль. И грёбаное стадо перепуганных до усёра новобранцев на взлётной площадке. Кроме того, я уже спросился у Третьего.
  - Господи, - сказал удивлённый Стивенс. - Верится с трудом, чтобы он тебя отпустил.
  - Он и не отпустил.
  Хок вышел под дождь. Он потащился по грязной дороге к зоне высадки, ощущая знакомую тяжесть рюкзака, начавший пропитывать одежду дождь, грязь и воду, которые просачивались в ботинки сквозь металлические отверстия для шнурков и смачивали носки. Малвейни мог бы уберечь свою грёбаную роту, с грустью и горечью думал он. Одна-единственная рота нуждается в его заботе, и её сейчас истребляют, а он лишь наблюдает, ничего не делая.
  
  Хок едва различил противоположный край взлётного поля. Тучи так низко висели над землёй, что казалось, будто дождь образуется из воздуха прямо над головой. Он понял, что вертушка на сможет отыскать даже это взлётное поле, не говоря уже о роте 'браво', засевшей в горах на 3000 футов выше. А через пять часов стемнеет.
  Он сел в грязь, подтянул колени под плащ-палатку и задумался о том, что такое он только что проделал. Он нарушал прямой приказ, к чертям пускал карьеру и в бессилии сидел на этом грёбаном куске сырой земли. Он плотнее запахнул плащ-палатку вокруг шеи.
  Примерно через десять минут он понял, что перед ним стоят две пары очень чёрных и очень новых ботинок. Он посмотрел вверх. Два паренька переминались с ноги на ногу, неуверенные в том, как правильно обратиться к тому, кто со всей очевидностью был бывалым морпехом и со всей очевидностью старался совершить попытку войти в небытие.
  - Ты из роты 'браво'? - наконец спросил один из них.
  Хок спокойно их рассматривал, отметив, какие они сытые. Наконец он сказал: 'Разве никто из вас не может придумать другой хреновой причины, по которой человек сидит здесь под дождём?'
  Это вызвало две осторожные улыбки.
  Потом Хок кое-что заметил. 'А вас тут имеются пулемётные патроны?'
  Один из пареньков удивлённо сказал: 'Нет. Я 'оу-три-одиннадцать', - имея в виду код военно-учётной специальности морского стрелка-пехотинца, а не код пулемётчика.
  - Мне по барабану, будь ты хоть долбаный спец по ядерному вооружению. Вам давали тащить боеприпасы к пулемётам? - Апатия покинула Хока.
  - Э, нет, э...
  - Лейтенант, - помог ему Хок.
  - Простите, сэр. Я не знал. Я просто...
  - Кто командует этим пиздецом?
  - Э, я, сэр. Мы все тут рядовые первого класса, но в Пендлтоне я получил 'стрелка высшей квалификации', поэтому парень с рацией, тот, у которого на кителе знак десантной группы, поставил меня за главного.
  - Ты больше не главный.
  - Слушаюсь, сэр.
  - Отныне вы будете 'джейхок-зулу'.
  - Э, так точно, сэр. 'Джейхок-зулу'.
  - Знаешь, где блиндаж центра управления?
  - Думаю, да, сэр.
  - Найди там штаб-сержанта по имени Кэссиди. Скажи ему, что Джейхок хочет, чтобы он пришёл в зону высадки как можно скорее и чтобы прихватил с собой как можно больше пулемётных патронов, так чтобы унесли сорок откормленных придурков-новичков только что из пехотного учебного полка. - Он помолчал. - То есть, чтобы еле-еле унесли. Он поймёт.
  Парень собрался уходить, но Хок его остановил.
  - И ещё сто шестьдесят фляжек, полных воды.
  - Сто шестьдесят, сэр?
  - Мне за тебя заниматься арифметикой, что ли? Четыре раза по сорок. Понял? Учитывая, что сейчас у вас по две, то получится всего по шесть на брата.
  - Слушаюсь, сэр.
  - Не приведёшь Кэссиди сюда до того, как рассеется туман, - запну твою необстрелянную жопу до самого Лаоса. - Он улыбнулся пареньку, изобразил на пальцах кривые когти и рявкнул: 'Сила ястреба!' Парень бросил взгляд на товарища и побежал к центру управления.
  
  В течение часа Кэссиди присоединился к Хоку в зоне высадки и каждый сменщик был нагружен под завязку патронами и водой так, что едва мог двигаться. Хок и Кэссиди подходили к каждому и заставляли подпрыгивать и приседать. Если парень выглядел слишком живо, они вешали ему на плечи ещё одну патронную ленту, и так до тех пор, пока его колени еле-еле разгибались. Потом Кэссиди ушёл, и они снова сидели в грязи, покрытые патронами и фляжками.
   - Не переживайте вы так, - пошутил Хок. Он заговорил высокопарным слогом. - Придите ко мне все обременённые и тяжко нагруженные. - Появились улыбки. Он тут же набросился на них. - Но я не дам вам, грёбаным грешникам, отдохновения. - Он повернулся к одному из бойцов, который осклабился. - Ты считаешь, что я Иисус? Я тебе кажусь Иисусом?
  - Э, нет, сэр, - сказал парень. Но остальные тут же постарались спрятать улыбки.
  - Может, ты думаешь, что я похож на деву Марию?
  - Нет, сэр. Даже не... нет, сэр!
  - Нисколечко?
  - Нисколько, сэр, - выпалил паренёк.
  - Блин. А я утром даже побрился.
  Засветились улыбки.
   Хок посерьёзнел. 'Вас освободят от вашей ноши, верьте мне. Всё, что от вас потребуется, - бросить её из вертушки в чей-нибудь окоп. Не думаю, что для вас это будет слишком сложно в предложенных обстоятельствах'.
   Как обычно, комбинация саркастического бостонского выговора Хока и его природного сочувствия полностью расположила к нему людей. Он, однако, всё время поглядывал за взлётную полосу, высматривая просветы в погоде.
   Примерно в 15:00 он увидел просвет. Нескончаемый дождь перестал, и вскоре он уже видел подножия гор приблизительно в километре от взлётной полосы. Он встал и побежал к вертолётам СН-46, стоявшим на краю взлётно-посадочной дорожки, и поднял парня из экипажа, который спал внутри.
   Несколько минут у него ушло на то, чтобы уговорить человека связаться с лётчиками. В какой-то момент тот спросил Хока, кто он такой, его мать.
   - Я капитан Теодор Хок, помощник начальника оперативного отдела двадцать четвёртого полка, - соврал Хок, - и разрази меня гром, если ты срочно не вызовешь лётчиков к этим вертушкам, я поставлю тебя вместе с ними пред полковником Малвейни объясняться, почему они позволили одной из его рот погибать из-за того, что не подкинули ей боеприпасов, когда мы о них просили.
   - Слушаюсь, сэр, - отвечал служивый. К этому моменту появились ещё несколько членов экипажей, которые молча наблюдали за сценой. - Я не знаю позывного офицерского клуба, сэр.
   Прошло несколько минут, но парень нашёл и частоту, и позывной и обеспокоил скучающего бармена. После недолгого замешательства по поводу того, кто вызывает и зачем, по рации, которую парень установил в режим громкоговорителя, раздался голос: 'Какого хрена тебе надо, Уивер?'
   - Сэр, здесь у меня помощник Третьего из двадцать четвёртого полка интересуется, почему мы не взлетаем. Приём.
  - Скажи сукиному сыну, что мы не взлетаем, потому что грёбаные тучи покрыли все скалы. Приём.
  - Э, сэр, он возле меня и слушает. Приём.
  Последовала пауза. 'Кто он? Приём'.
  - Он, э, капитан Хок, сэр. Оперативный отдел двадцать четвёртого полка морской пехоты. Приём.
  - Капитан? Дай-ка его на связь. Приём. - Голос звучал самоуверенно.
   Хоку передали наушники с микрофоном. 'Какого хрена здесь происходит, капитан? Это майор Рейнольдс'.
   Будь он в самом деле капитаном, его превзошли званием. Назвался груздем - полезай в кузов. 'Сэр, у меня рота морской пехоты нуждается в пополнения, и погода улучшилась. Полковник Малвейни приказывает, чтобы эти птицы взлетали прямо сейчас'.
   - Капитан, погода не улучшилась. Я слежу за нею прямо отсюда и прямо сейчас. И эти птицы не взлетят до тех пор, пока задержку по погоде не снимет Группа. И мне всё равно, какую херню там про себя думает полковник ворчунов. Я здесь рискую машиной в несколько миллионов долларов. Ясно? Приём.
   Хок не ответил. Раньше он уже слышал дерьмо о 'машинах стоимостью в несколько миллионов долларов'. Он отдал наушники летуну и помчался через взлётную полосу к офицерскому клубу. Через три минуту он влетел внутрь, обливаясь потом из-за плащ-палатки. Головы оторвались от напитков, костей и карт и повернулись в его сторону. Лётчиков было нетрудно определить. Четыре человека, все в лётных костюмах, сидели за одним столом. Играли в бридж.
  Он подошёл к столу. 'Кто из вас майор Рейнольдс?'
   Грузный человек с красным лицом откинулся на стуле и посмотрел на Хока: 'Я майор Рейнольдс. - И добавил язвительным тоном, - Капитан Хок, я полагаю?'
  - Сэр, я уже вижу подножия гор. Это один километр видимости.
   - А я вижу около сотни футов этих грёбаных гор, и эти сто футов видимости - вверх, - ответил Рейнольдс, показывая на потолок. - И это здесь, на двухстах пятидесяти футах от уровня моря. Ваша грёбаная рота на высоте свыше пяти тысяч футов над уровнем моря. Ни хрена не выйдет, капитан. Пока не получим допуск к визуальным полётам и по погоде от 39-й авиагруппы.
  - Вы никогда не узнаете, как там, на пяти тысячах футов, пока не отправитесь туда.
   - Мне не нужно туда отправляться, чтобы знать как там дела. Час назад мы посылали метеоразведчика: густой туман отсюда до грёбаной Бирмы. - Он посмотрел на товарищей с лёгкой усмешкой. - Мы постоянно контактируем с капитаном Бэйнфордом из первого батальона, это его парни там, а не ваши. У него на месте тоже есть авианаводчик. Между нами, я думаю, мы сделаем работу, - он чуть помедлил, - как только станет возможно. А сейчас любезно позвольте нам, капитан, вернуться к своему полёту.
   Ярость боевого пехотного ветерана захлестнула Хока. Рука потянулась к пистолету, но тот был спрятан под плащ-палаткой. Факт, что придётся откидывать плащ-палатку и доставать оружие, немного охладил его. Отчего-то он представил себе Хиппи с М-60 на груди поверх бронежилета, продирающегося сквозь лес на искалеченных ногах. Выдохни, подумал он. Он выдохнул. Потом снова подумал. Потом нырнул.
   - Я не капитан и не помощник Третьего в полку. Я лейтенант Хок, класс S-3 'зулу', бывший заместитель командира роты 'браво'. У моих ребят кончилась вода и боеприпасы, и они там гибнут. Им нужна помощь. - У всех четырёх лётчиков глаза чуть на лоб не полезли. - Я ни хрена не смыслю в полётах, но я знаю, как попытаться. Вы, парни, так и будете здесь сидеть, играя в карты, или всё-таки попробуете?
   Наступило долгое молчание. Пилоты лучше Хока понимали, что от них требуется. В таких условиях полёт идёт почти вслепую над верхушками деревьев, потому что это единственное воздушное пространство, в котором они могут видеть; малейшая ошибка в навигации, один миг невнимания, малейшее температурное отклонение, превращающее прозрачный воздух в непроницаемый туман, и они увидят склон горы за секунду до того, как она убьёт их вместе со всеми морпехами на борту.
  Хок сделал последнюю отчаянную попытку: 'Морпехи в беде. Вы боитесь им помочь?'
   Первый лейтенант помоложе отодвинулся на стуле. 'С меня, блин, хватит', - сказал он. Он шлёпнул картами по столу и встал. Хок испугался, что надавил слишком сильно. Но лётчик смотрел на своего партнёра по бриджу, очевидно второму пилоту: 'Что ты думаешь, Никелс?'
   - Блядь, - Никелс швырнул карты на стол картинками вверх и поднялся на ноги, ободряемый первым лейтенантом.
  - Ну, майор? - спросил лейтенант. - Сдаётся, нас только что назвали ссыкунами.
   Красный человек вздохнул и бросил карты на стол. Он поднялся со стула и сказал, как бы ни к кому не обращаясь: 'А есть у кого-нибудь хоть сраненький джип? Не хочу тащиться пешком на собственные похороны'.
  
   Такова была истинная история, которая впоследствии передавалась из уст в уста по всему двадцать четвёртому полку и пятой дивизии МП в том варианте, что боевой лейтенант вошёл в офицерский клуб, наставил пистолет на четырёх вжиков и грозился пристрелить их, если не вылетят на спасение его старого отряда.
  История же, которая передавалась по 39-й авиагруппе и 5-му авиакрылу МП, повествовала, что четыре летчика, чтобы вызволить роту морпехов, которую окружил полк СВА, пошли наперекор плохой погоде и ужом просочились на гору высотой в 7000 футов, имея лишь тридцать-сорок футов между колёсами шасси и верхушками деревьев.
  
  ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
  
  ФАК-чувак перехватил радиопереговоры между двумя птицами задолго до того, как расслышали их рокот. Он был озадачен. Для вертолёта казалось невозможным обнаружить их. Он только что сообщил Бэйнфорду высоту облачности, и Бэйнфорд сказал ему, что нужно ждать, так как для полётов слишком опасно.
   Меллас побежал, пригнувшись, за ФАК-парнем к посадочной площадке, где оба свалились в соседний окоп. Одинокий снайперский выстрел просвистел над головой. 'Я не знаю, что за херня происходит, сэр, но у нас в долине две птицы, пытающиеся нас отыскать. Они сообщают, что у них подкрепление и боеприпасы. Капитан Бэйнфорд говорил мне, что они все стоят из-за погоды'.
  Тут зашипела рация.
  Авианаводчик прислушался. 'Никак нет, сэр. Вас не слышно. Приём'.
   Они с Мелласом помолчали. Меллас придвинулся к рации ФАК-парня и быстро переключился на частоту роты. Ответил Поллак.
   - Это 'пятый', - сказал Меллас. - Скажи всем, что здесь вертушка старается нас отыскать. Нужна полная тишина. Приём. - Вскоре затих весь периметр: ребята затаились в тумане, отказываясь надеяться.
   Через несколько минут Меллас увидел, как напрягся, глядя на юг, и вытащил компас авианаводчик. Уши Мелласа так оглохли в недавнем бою, что он ничего не слышал, кроме пронзительного звона, который, казалось, навсегда поселился в его голове. ' 'Сорока', 'Сорока', это 'Большой Джон-браво'. Слышу шум ротора, пеленг один-семь-девять. Повторяю, пеленг один-семь-девять градусов'. Авианаводчик посмотрел на Мелласа и потряс стиснутым кулаком от возбуждения.
   Он улыбался. Что-то пришло по рации. 'Подтверждаю, сэр'. Снова пауза. ' 'Сорока', это авианаводчик 'Большого Джона-браво'. У нас примерно, - он прищурился, глядя на тучи, - сорок футов'. Он повесил голову. Меллас понял, что сказав правду, наводчик мог обречь роту, потому что вертушки могли развернуться, но, не сказав правды, мог обречь вертушки. Он поймал взгляд наводчика и понимающе кивнул. Наводчик улыбнулся и снова посмотрел на небо. 'Вот именно, сэр', - тихо сказал он.
   Затем наводчик снова напружинился, глянул на компас и включил трубку: ' 'Сорока', слышу шум ротора теперь по пеленгу один-восемь-пять. Приём'.
  Мысленным взором Меллас наблюдал, как вертушки движутся на запад мимо точки, в которой наводчик в первый раз услышал шум роторов, а затем поворачивают на север, чтобы вернуться назад. Это, вероятно, поставило бы их как раз к западу от лаосской границы. Если б они смогли подняться на высоту и удержаться на своём курсе на север, они бы прошли мимо гор к югу от себя. Но в облаках они бы, скорее всего, пролетели бы над Веролётной горой и Маттерхорном. Если ж они будут держаться близко к земле, то могут врезаться к одну из них. Меллас страстно надеялся, что они летят в бреющем полёте над верхушками джунглей.
   - Идёшь нормально, 'Сорока'. Пеленг по-прежнему один-восемь-пять градусов. Жди моего ориентира.
   Снова напряжённый промежуток, наполненный на сей раз ровным гудением лопастей ротора, усиленным воем турбинных двигателей. Затем, прямо над ними, размытые в тумане, по небу промелькнули две вертушки. Авианаводчик вскочил на ноги и заорал в трубку: 'Позиция! Позиция!'
   Они с Мелласом наблюдали, как исчезли вертушки. Морпехи на горе хранили молчание. Каждый прислушивался к рёву двигателей и грохоту вертолётных лопастей, в крутом повороте хлопающих в разряжённом горном воздухе. Наводчик выкрикнул пеленг по компасу и тут же побежал в центр посадочной площадки. 'Веду вас на пеленге ноль-три-ноль. - Он помолчал. - Ноль-три-пять. - Подождал. - Ноль-три-пять, так держать. Да, сэр. Вот так, сэр; кряж на пеленге приблизительно ноль-девять-ноль. Это к востоку от нас примерно на сто футов вниз'.
  Наконец, огромный фюзеляж проявился из тумана, выставив днище, потому что лётчик слегка задрал нос вверх, опуская сначала заднее шасси; двигатели ревели во всю мощь, удерживая ровный спуск. Потом он уселся, и пополнения устремились, падая, спотыкаясь и переползая, к краям посадочной площадки, ибо воздух взорвался огнём автоматического оружия и пулемётов с Маттерхорна и с северного пальцеобразного гребня. Меллас достал свой компас и хладнокровно взял пеленг на звук пулемёта на северном гребне. Он определил точку по карте. 'Засёк я тебя, ублюдок', - сказал он.
   Первая вертушка отвалила, сразу за ней села вторая. Снова тёмные фигуры бросились вон через заднюю рампу, спотыкаясь под огромной тяжестью, падая, переползая и пробираясь в безопасное место. Потом, к удивлению и радости Мелласа, одна из фигур возникла на площадке и подняла правую руку, изображая когти ястреба. Меллас подскочил и ликующе заорал: 'Чёрт возьми, Хок, сюда! Сюда!'
   Хок обернулся и, сгибаясь под весом боеприпасов и воды, скачками помчался к Мелласу. Сердце Мелласа пело, когда Хок свалился в окоп. Морпехи, рискуя быть убитыми, подбегали к Хоку, смеялись, кричали и похлопывали его по спине.
  Потом опять вниз посыпались мины.
  
  Во время затишья Меллас пересёк посадочную площадку и прыгнул в окоп, который Хок рыл для себя. Меллас достал нож и стал тыкать им в плотную глину, помогая Хоку копать и не сдерживая широкой улыбки.
  - Ну и какого хрена ты здесь делаешь?
  - Мне стало скучно, - сказал Хок.
  - Ха, я думаю, ты становишься сентиментальным.
  - Значит, я скучающий сентименталист, - Хок хмыкнул и выбросил очередную лопатку глины.
  Снова раздались миномётные выстрелы. Они скорчились в мелком окопе. Мины ударили в землю ниже по склону, и чёрный дым наполнил ноздри. Взрывы сотрясали их, и глаза болели от ударных волн.
  - Хорошенькое у вас тут местечко, мать его, - сказал Хок. Он ещё немного помахал лопаткой, потом сказал: 'В задницу. И так сойдёт'. Он воткнул лопатку в землю и разогнулся.
  - Эй, Хок, - сказал Меллас. - Вода есть? Подыхаю от жажды.
  Хок достал фляжку из подсумка. 'Ну, чёрт меня подери', - сказал он и показал фляжку Мелласу. Во фляжке зияло маленькое отверстие от осколка.
  - Всё лучше, чем дырка в жопе.
  - Угу, но в ней был малиновый сиропчик 'Рутин-Тутин'.
  Он передал Мелласу полупустую фляжку. Меллас набрал полный рот, проглотил и желал лишь одного: плавать в терпкой сладости напитка. Наконец, он остановился и удовлетворённо вздохнул. 'Всегда любил 'Барона фон Лимона', но 'Рутин-Тутин' тоже ничего'.
  - Ну, в этом году непросто достать 'Барона фон Лимона', - сказал Хок.
  Раздался ещё один взрыв, лишь в пятнадцати футах от окопа, за ним ещё четыре. Меллас чувствовал себя так, словно его засунули в тяжёлый чёрный мешок и дубасят невидимыми дубинами. Дым вытеснил весь кислород. Они не могли разговаривать. Они терпели.
   Разрывы переместились на другую часть горы. Хок тихонько достал кружку-жестянку, маленький кусочек С-4 и стал готовить кофе. Он посмотрел вверх на Мелласа, который сосредоточенно наблюдал за ним: 'Вот неиссякаемый источник всего доброго и лекарство от всех болезней', - сказал Хок. Он зажёг шарик С-4 и поставил воду кипятиться. Когда кофе был готов, он подал кружку Мелласу.
   Меллас сделал маленький глоток. Закрыл глаза и снова отпил. Он вздохнул и передал дымящийся кофе Хоку. 'Когда сюда доберётся 'дельта', чтобы сменить нас?' - спросил Меллас.
  - Откуда мне, нахрен, знать. Я что, похож...
   - На грёбаного предсказателя? - сказал Меллас. - Нет, но ты как бы 'третий-зулу', это ведь что-то да значит.
  - Ничего это не значит. И если б я был ротой 'дельта', не стал бы тащить сюда свою жопу.
  - Ты всё-таки пришёл, - сказал Меллас, посерьёзнев.
   Недолгим молчанием Хок отдал должное благодарности Мелласа. 'Да, - негромко сказал он, - но я чокнутый. Я больше не мог этого вынести'.
  - Что, так всё плохо? - сказал Меллас.
  - Да сущий ад, - сказал Хок, - а вообще не знаю. Какому-нибудь конченому политикану вроде тебя здесь могло бы даже понравиться. - Он попытался улыбнуться.
   - Тут похлеще марша, - сказал Меллас. - Здесь я и яйца себе отмораживаю в джунглях, и от жажды подыхаю в сезон дождей.
   Хок посмотрел в небо. 'Шестой и Третий говорят, что вы бросили своё снаряжение. Поэтому вам холодно и нет ни воды, ни пищи. Потом ещё прошлой ночью вы проспали в окопах'.
  - Не может быть, чтобы они говорили серьёзно, - медленно выговорил Меллас.
  - Боюсь, что так и есть. Симпсон опять заговорил о смещении Фитча.
   Меллас вскочил и заорал: 'Да что за херня с ним такая? Что за херня со всеми? Эти парни только и делают, что целую, блядь, неделю воюют - без сна, без пищи, без воды, а эта грёбаная дырка от жопы думает, что они проспали. Это мы, стало быть, психи, а не этот пьяный придурок. - Разорвалась мина, но Мелласа уже не заботило, попадёт в него или нет.
  - Сядь, пока тебя не изувечило нахрен, - сказал Хок, стягивая его вниз.
   Меллас сел. Ему захотелось ударить кого-нибудь. 'Это наглая ложь. Наше место посадки приняло первый удар, прямо как по книжке. Никто не спал. Я, блядь, гарантирую'.
  - У вас общие потери больше, чем подтверждённых врагов.
   - Чего он от нас хочет? Чтоб мы выслали отделение-другое, и пусть их укокошат, пока они будут подсчитывать дохлых гуков, чтобы подправить его вонючие рапорты в дивизию?
   - Я не знаю, чего он хочет, Мэл. Я знаю, что он говорит. - Хок вертел в руках палочку и смахнул ею комок грязи. - С тобой всё в порядке? - спросил он. - С тобой лично?
  - Угу, - ответил Меллас. - У меня металл в жопе и руках, но от тропической язвы не отличишь.
  - Я не это имел в виду. Я говорю о Бассе, Янке и остальных.
  - Переживу. - Меллас смотрел мимо Хока в пустое и теперь почти чёрное небо.
  - Сомневаюсь.
  - Тебе, нахрен, почём знать?
  - Просто знаю, - сказал он.
  - А что Мэллори? - спросил Меллас, меняя тему.
   - Шляется туда-сюда. Ждёт трибунала. Ждёт похода к грёбаному дантисту. Так полгода и проваландается или около того.
  - Долго он оставался в ящике?
  - Я вытащил его через три часа после того, как вы ушли, - добавил Хок.
  - Спасибо.
  - Не стоит. Надеюсь, давать проклятые показания о его личности придётся тебе, а не мне.
  - А у тебя какие проблемы?
   - Я просто сказал стоявшему в карауле новичку, что принимаю командование. Блейкли рвал и метал, что проскочили за его спиной, оставив в дураках его, оставив в дураках Кэссиди, корпус МП, военную юстицию и всё такое прочее. А потом отправился в офицерский клуб.
   Оба рассмеялись. Потом Меллас вспомнил, как Хок в начищенных ботинках, с блокнотом наготове старался произвести впечатление на батальонном совещании. Он посмотрел на грязь. 'Хок, я знаю, чего это тебе стоило. Спасибо. Он не из тех, с кем бы ты хотел испортить отношения. - Потом он ухмыльнулся. - В особенности после того, как ты стал кадровым'.
  - В следующий раз сам, нахрен, вытаскивай; всё, о чём прошу, - сказал Хок немного резко.
  - На него наложат суровое взыскание? - спросил Меллас. Он пытался понять, почему разозлился Хок.
  - Он навёл чёртов пистолет на грёбаного офицера ВМС, который теперь визжит во всё горло.
  - Пистолет же был не заряжен.
   - Сраным пистолетом от этого он быть не перестал, - сказал Хок. - Ты-то здесь уже давно. А простые люди считают, что пистолеты - это опасно. Они не спрашивают, есть ли в нём обойма или нет, чтобы посмеяться над шуткой. Доктор перессал и жаждет задницы Мэллори. И он её получит. Потянет на несколько лет.
  - Наверное, Мэллори тоже здесь уже слишком долго, - парировал Меллас. - Именно грёбаные врачи ВМС заворачивали его назад.
  - Не хочу говорить о грёбаном Мэллори, - сказал Хок.
   Издалека послышались новые миномётные выстрелы. 'Ты и не обязан', - сказал Меллас и вжался в стенку окопа, ожидая разрывов. Они пришлись так близко, что в ушах у Мелласа звенело, а Хок просто уставился на противоположную стенку: кровь капала из носа, и рот был широко раскрыт. Они молча переглянулись. Тогда Меллас достал блокнот и начал составлять список необходимого для следующей птицы.
  - Меллас, оторвись на секунду, а?
  Меллас поднял глаз, напрягая слух из-за шума в ушах, чтобы расслышать то, что хотел сказать Хок.
  - Я обижен тем, что ты назвал меня кадровым.
  Слова Хока всадили Мелласу, как гирей в живот. 'Я пошутил', - сказал Меллас.
  - Меня возмутило это дерьмо, - повторил Хок.
   - Прости, - сказал Меллас. - Я не хотел. Это мой обычный сарказм. - Он попробовал придумать, как загладить вину перед Хоком, но слова уже были сказаны. Мелласа можно было только простить. - Иногда мой рот работает быстрее мозгов, - нескладно прибавил он.
   - Быстрее твоего сердца, Меллас, - сказал Хок. Он всё ещё сердился. - Что за хрен, по-твоему, этот кадровый? Ты действительно думаешь, что он такой, как его рисуют наши ребята? Это слишком просто для тебя. Ты вернёшься и всю оставшуюся жизнь будешь высокомерно посматривать на грёбаного кадрового. Что такие парни как ты делают здесь? Сводят концы с концами? Этим так называемым грёбаным кадровым некуда уехать, как тебе. И грёбаным новичкам деваться некуда. Для многих из них это всё, что есть. Вот это - вершина их маленькой горки. А люди типа тебя летят над нею и серут на неё. Проклятые высокомерные грёбаные мудаки.
  - Я не хотел никого унизить, - промямлил Меллас.
   - Просто не обижай хороших парней вроде Мэрфи и Кэссиди. Вот ты собираешься поступать на юридический факультет. А куда, мать его, поступить Кэссиди? Здесь он хоть чего-то да стоит. А ты на это навалил.
   У Мелласа начал закипать собственный норов: 'Что мне прикажешь делать, пожалеть его? В таком случае я должен пожалеть и полковника, и Третьего'.
   - Послушай. Полковник - говнюк. Третий - тоже говнюк. Прекрасно. Согласен. Но вот что я хочу сказать, Меллас: ты никогда не задумывался, почему они говнюки? Думаешь, им нравится каждую минуту своей малюсенькой жизни трепетать из-за того, что кто-то навалит на них кучу, потому что одна из их рот не вышла вовремя на контрольную точку? Я не призываю забыть, что они засранцы. Я просто говорю, что когда называешь кого-то кем-то, то имей сочувствие. Повесь на них какой угодно ярлык, но то, кто они и кто ты, - это в основном вопрос удачи, как и во всём остальном.
  Меллас и Хок смотрели в землю перед собой, стараясь не встретиться глазами.
  - Кажется, иногда я забываю своё место, - наконец, сказал Меллас, еле улыбнувшись Хоку.
   Хок тоже улыбнулся. 'Блин. Обратил хорошую нотацию в шутку, Меллас. - Он сунул ладони под бронежилет и посмотрел на Мелласа. - Меллас, у тебя есть всё то, что я сам бы хотел иметь. Я просто ревную, когда вижу, как ты на это кладёшь хрен'.
   - У меня есть то, чего ты сам бы себе хотел? - Меллас закатился смехом, который сильно напомнил крик боли. - Хок, у меня нет ничего. Хрен да маленько.
  - У тебя есть мозги, ты знаешь, к чему идёшь и как туда попасть. Ты называешь это 'ничего'?
  - Минуту назад ты заставил меня почувствовать себя полным говном за то, что я такой бесчувственный, а теперь говоришь мне, что у меня талант и ты завидуешь.
  - Я не говорил, что ты грёбаное совершенство.
   Сквозь смех они расслышали далёкий звук миномётного залпа. Они затаились и ждали. Меллас отсчитывал секунды, чтобы определить, было ли полётное время таким же, как и при последнем залпе. Мины упали возле посадочной площадки, вызвав только лёгкое сотрясение.
  - Хок, - тихо сказал Меллас, - знаешь, завтра мы можем погибнуть.
  - Херушки, - сказал Хок. - Сегодня ночью. - Потом он улыбнулся. - Тебя не убьют, Меллас. Тебе ещё слишком далеко идти.
  
  В тот же вечер осада была снята. Не было ни грохота копыт, ни сверкающих мечей, ни фанфар. Просто воздух достиг определённой температуры и влажности, и туман рассеялся. Перед ними высился Маттерхорн, зеленовато-чёрный при дневном свете. Ребята выползали из окопов и ликовали. Вскоре стрелковое оружие и миномёты СВА снова загнали их в окопы, но всё уже изменилось. Вертолёты могли летать.
  И они прилетели. Они прилетели под автоматный огонь и взрывы мин. Пополнения с серыми лицами бежали к ближайшим окопам, сгибаясь под тяжёлыми выкладками дополнительных боеприпасов, внутривенной жидкости, воды и пищи. Санитары и товарищи раненых бежали в обратном направлении, вскакивали внутрь и выпрыгивали из дрожащих фюзеляжей, укладывая в них живые тела, и бежали в укрытия от огня пулемёта СВА, который обнаружился на северо-восточном пальце и систематически поливал пулями посадочную площадку. Потом лётчики двигали ручки управления вперёд, и вертушки отлетали по кривой и исчезали из вида, забрав с собой счастливых раненых, включая торжествующего и ухмыляющегося Кендалла.
  До наступления темноты прибыл взвод роты 'дельта' и занял позицию между взводами Мелласа и Гудвина. В тот вечер, пока своя артиллерия обстреливала Маттерхорн и Дэниелс корректировал заградительный огонь, окружая им роту 'браво' и взвод роты 'дельта', словно дымной бронёй, ребята пили 'Кул-Эйд' и 'Пилсбери-Фанни-Фейсиз' и лопали сухпайки, от счастья перебрасываясь друг с другом комьями грязи. Насколько они могли понять, всё, к чёртовой матери, закончилось.
  
   Для генерала Найтцеля, однако, ничто не кончилось, и время уходило. Он радировал полковнику Малвейни на ВБВ, настаивая на том, чтобы тот двигался ещё оперативней.
  Однако Малвейни понимал, что окно возможностей закрывается. Командование СВА, должно быть, к этому времени уже осознало свою уязвимость, и азиатский полк уже, скорее всего, направляется к Лаосу так быстро, как только можно. Мольбы Найтцеля о том, чтобы погода оставалась плохой и дала ему хотя бы ещё один день, остались без ответа. Туман рассеялся слишком рано. Малвейни хохотнул. Слишком много чёртовых ребят из роты 'браво' молились против Найтцеля, с гордостью подумал он. Нет, СВА поймёт, что преимущество кончилось, и, как всегда, откатится в Лаос на перегруппировку. Если нужно, СВА может ждать годами. Она с самого начала была удачна. 'Рискуй', - сказал генерал, надеясь, что 'браво' замедлит события и позволит втянуться всему двадцать четвёртому полку. Могло б получиться знатное сражение. Но при вертолётах, прижатых к земле, морпехи просто не могли передвигаться с нужной скоростью.
  СВА оставляла арьергард на Маттерхорне, чтобы удерживать высоту во время своего отхода, но в противном случае вся северная часть операции была закончена. Имея открытым северный фланг, две боевые единицы, движущиеся по долинам Дакронг и Ашау на юг, тоже будут отозваны. Не нужно напирать, когда время на твоей стороне, подумал Малвейни. Вот в чём проблема. У СВА времени было море. У американцев времени оставалось лишь до следующих выборов. Пока что это стоило лишь половины роты, чтобы провалить главный удар. А так как вовлечена вся дивизия, то все потери и смерти роты 'браво' будут сопоставлены со всей дивизией, и на ежедневном совещании просто скажут о 'незначительных потерях'. Этот бой даже не попадёт в газеты. Пресечение главного наступления противника до того, как он двинулся в путь, даже новостью не является. Репортёров заботят горячие истории и Пулитцеровские премии, и ни одна из них не получается за сражения, за которыми числятся лишь незначительные потери. Горячие истории слагаются из тяжёлых потерь и подпитывают антивоенную политику. С течением времени всегдашние плохие новости озадачат какое угодно гражданское население, а у американцев самая низкая на планете сопротивляемость плохим новостям. Малвейни хмыкнул. Ему приходилось признать превосходство гуков. Это они заставляют нас приходить и уходить, подумал он.
  Он пошёл на ужин, понимая, что утром многие будут давать задний ход. Найтцель размахивает членом над всей провинцией Куангчи, но нет ни единого проклятого факта показать результат. Малвейни снова хихикнул. Вероятно, ему самому придётся быстро менять свои решения.
  
  В палатке подполковника Симпсона на смех никого не тянуло. И Симпсон, и Блейкли чувствовали, как утекает возможность, словно песок между пальцев. 'Хок был прав, - проворчал Симпсон. - Место, где нужно быть, находится в грёбаном лесу, а не здесь просиживать задницы, передвигая проклятую артиллерию. Хок прав, что отправился туда'.
  - Я думаю, ему следовало бы сделать выговор за оставление места службы, если вообще не отдать под трибунал, - тихо, но твёрдо сказал Блейкли.
  - Ты старая баба, Блейкли, - сказал Симпсон. Он налил себе бурбона и быстро выпил. - Я говорю о том, что нам нужно перебросить командный пункт на Вертолётную гору. Командовать операцией прямиком из середины.
  Блейкли немедленно подумал, как на это посмотрят в наградной комиссии. Он отбросил идею как глупую, но потом снова над нею задумался. Он понимал, даже если этого не понимал старый хрыч, что шоу почти закончилось. При высокой вероятности бомбардировок с самолётов, при перекрытом отходе в ДМЗ, при двух батальонах МП, надвигающихся с юга и востока, и при усиленной роте, сидящей прямо на пути подвоза, нагулянин кинется назад в Лаос. Гуки не идиоты, - по крайней мере, не северные гуки. Но они, скорее всего, будут защищать Маттерхорн, чтобы прикрыть своё отступление. Из этого можно было бы кое-что выжать.
  - Может быть, вы и правы, сэр, - сказал Блейкли.
  - Конечно, я, блин, прав, - сказал Симпсон и налил себе ещё бурбона. Он предложил бутылку Блейкли.
  Блейкли смотрел на свой пустой стакан, а не на бутылку, и быстро размышлял. Он начал говорить, всё так же глядя на стакан: 'Принимая во внимание имеющиеся потери в роте 'браво', - осторожно вымолвил он, подготавливая дело, - низкий уровень соотношения потерь, а также то, что проспали всё дело, - список можно продолжать, - это выглядело бы почти обязательным, чтобы хороший командир батальона лично взял управление ситуацией на себя сразу, без подготовки'.
  Симпсон смотрел на Блейкли, держа бутылку с бурбоном в вытянутой руке. Затем руку опустил. Блейкли дал ему подумать.
  - Майор Блейкли, - сказал Симпсон после долгого молчания. - Я хочу, чтобы группа КП к вечеру была готова к переброске на позиции роты 'браво'.
  - К вечеру, сэр?
  - Ты слышал меня. К вечеру. Пусть Стивенс подготовит артиллерийскую иллюминацию, и скажи Бэйнфорду, что нам понадобится только одна вертушка. - Он коснулся горлышка бутылки, словно талисмана. - А утром перво-наперво я хочу подготовленный штурм Маттерхорна.
  - Кем, сэр?
  - Ротой 'браво'. Им нужно восстановить свою честь и вернуть свою гордость.
  
  ***
  
   Группа КП батальона прибыла на гору приблизительно в 22:00. Они тут же заняли блиндаж Фитча, подвинув Фитча с его командной группой в открытый окоп возле посадочной площадки.
   Примерно в 23:00 Меллас пошёл в разведку. Медленно и тихо он вёл отделение, пока не почувствовал, что находится близко от позиций противника. Он запросил осветительный выстрел. В колеблющемся зеленоватом свете он увидел линию покинутых окопов, которые враг выкопал вокруг Вертолётной горы. Вероятно, СВА отступила к блиндажам на Маттерхорне, понимая, что, как только расчистилась погода, прилетят бомбардировщики.
   Меллас вернулся к 01:00. 'Они, блин, сделали ди-ди, а мы уберёмся отсюда завтра', - сказал он Фитчу и Гудвину. Гудвин ухмыльнулся. Фитч, однако, плотно сжал губы. Он только что приполз из своего бывшего блиндажа, занятого теперь Симпсоном и Блейкли.
  - В чём дело? - спросил Меллас, заметив настроение Фитча. - Эти членососы ведь не сместили тебя, ведь нет? - Он вдруг испугался, что его товарищ уйдёт. - Хок говорил мне о рюкзаках...
  Фитч покачал головой: 'Ничего такого хорошего. - Гудвин с Мелласом озадаченно переглянулись. Потом Фитч в отчаянии сказал, - Нам приказано отбить Маттерхорн. Дневной штурм с первыми лучами'.
   Меллас, испуганный, вздохнул: 'Мы не можем снова тащить парней на гору', - прошептал он. Гудвин встал, выделяясь на фоне слабого света ночного неба. Он смотрел в сторону Маттерхорна, хоть его и не было видно.
   - Полковник говорит, что мы потеряли гордость, получив с горы под зад, - сказал Фитч, - и сейчас нам нужно вернуть её. - Он опять задрожал.
   - Он сбрендил, - сказал Меллас. - Нам по-прежнему не хватает численности, даже считая новых парней.
   Фитч пытался придумать, что сказать двум своим лейтенантам. 'Нас, должно быть, поддержат самолёты'.
  Меллас и Гудвин просто уставились на него.
  Он попытался снова: 'Быть может, это не так уж и ненормально. То есть, чтобы сохранить инициативу, нужно выдвинуться на позицию атаки в темноте. Остальной 'дельты' здесь пока ещё нет, поэтому всё ложится на нас'.
  - К чертям это говно, Фитч, - сказал Меллас. - Единственная причина, по которой они не могут подождать день, та, что грёбаные гуки уйдут. - Он наполнил лёгкие сырам прохладным воздухом и выдохнул, стараясь удержать себя в руках. - Чёрт возьми их всех с их проклятым соотношением потерь. Я и так уже порядочно насчитал вонючих трупов.
   Гудвин поддержал Мелласа: 'Парни прошли через слишком многое, чтобы быть убитыми грёбаным сумасшедшим. - Он потёр ладонями об окровавленные штаны. Утром его зацепило, но он ничего не сказал. - Послушай, - добавил он, - это не шутка. Я люблю шутить, но тут серьёзно. - Он остановился, чтобы дать Фитчу и Мелласу осознать, что он не валяет дурака. - Я за то, чтобы пришить мудаков. Подождём, когда полетит говно, и подбросим им парочку гранат. Оба умрут сраными героями. Я сам про них красиво напишу'.
  - Я тебе помогу, - сказал Меллас.
  Фитч покачал головой: 'Ты сам знаешь, что не сможешь этого сделать. Это убийство'.
   - Убийство, - горько сказал Шрам. Он развёл пошире руки, как бы охватывая гору со всеми причиндалами. - А какая разница?
   Фитч, вдруг переполненный чувствами, закрыл лицо руками и согнулся почти пополам над лежавшей перед ним картой: 'Я не знаю, какая разница, - простонал он. - Просто оставьте меня в покое'. У него снова дрожали руки.
   Немного погодя Меллас сказал как бы в пустоту: 'Мы можем винить войну за приказы, это означает возлагать вину на кого-то ещё. Но за убийство нужно принимать ответственность на себя лично'.
  - Не понимаю, что за хрень это означает, - сказал Гудвин.
   - Я сам не понимал до последнего времени, - ответил Меллас. Он подумал о Поллини и том мёртвом солдатике у своего окопа, павших - или убитых - от его рук.
   Фитч поднял голову: 'Обходного пути нет, если только не захочешь поднять бунт, - сказал он. - Я этого делать не собираюсь. Когда отсюда выберусь, я хочу пуститься во все тяжкие. В тюрьму я не хочу'.
  Меллас поковырял мозоли на ладонях. Слегка пнул грязь и вздохнул. Он понимал, что Фитч прав. 'Хорошо, - сказал он, - давай посмотрим, какой шизанутый план ты придумал на этот раз, Джим'. Они с Фитчем переглянулись и засмеялись.
  Гудвин покачал головой и присоединился к ним. 'Только я уже не буду грёбаным клином, Джек'.
  
  ***
  
  Снова они прорабатывали безрадостные варианты. К 03:00 у них был план. Гудвин пойдёт вверх со вторым взводом по более узкой восточной стороне. Меллас со взводом, составленным из основной части новичков, остатков первого взвода, отделения третьего взвода и миномётного отделения, которое на данный момент оставалось только с винтовками, возьмёт на себя более широкий южный склон. Они пойдут в атаку вместе, юго-восточное плечо горы прикроет их от огня друг друга. Шулер возьмёт оставшихся морпехов из взвода Кендалла, который сейчас насчитывал не больше отделения, и шестерых новичков, чтобы прикрыть северный палец. Это для того, чтобы перекрыть огонь снайперов, на который они наткнулись во время первого штурма, и, в особенности, пулемёт, который выдал свою позицию, стреляя по вертушкам. Тыл наступающего взвода Гудвина окажется под его огнём. Кортелл возглавит отделение Коннолли. Фитч с командной группой расположится между взводами Мелласа и Гудвина и будет продвигаться за ними, чтобы, по крайней мере, иметь возможность видеть, что происходит. Рота 'дельта' прилетит, чтобы защитить КП батальона и поддержать продвижение огнём. Третье отделение первого взвода, возглавляемое Гамильтоном, вместе с Кротом и его вторым номером пойдут кругом на запад и будут уничтожать солдат СВА, которые побегут с горы, или помешают прибытию к ним подкреплений на случай, если атака захлебнётся.
  Меллас назначил Джейкобса сержантом своего взвода и передал отделение Джейкобса Робертсону, командиру его первой огневой группы. Потом созвал всех командиров отделений вместе и повторил им задачу. Он считал, что будет лучше оставить отделения нетронутыми, даже если во всех из них оставалось по половине прежнего состава. Это, тем не менее, оставляло ему и Джейкобсу под командованием пять отделений вместо трёх.
  Коннолли сглотнул от того, что на него взвалили ответственность за то, что осталось от третьего взвода, и за подавление пулемёта на хребте. Он пожалел, что он хороший командир отделения, а не плохой. Пожалел, что рядом нет Ванкувера, чтобы помочь. Пожалел, что у него так много совершенно зелёных ребят. Он пожалел, что не дома.
  Меллас заметил его реакцию. 'Шулер, я знаю, что ты сможешь. Иначе я бы не дал его тебе'.
  Коннолли перестал сглатывать, но после того, как Меллас закончил совещание, заговорил Кортелл: 'Я не собираюсь, - сказал он, - я не возьму отделение Шулера'.
  Все молча воззрились на него.
  - Назовите меня трусливым ублюдком, но я не полезу на гору из-за того, что один спятивший белозадый собирается въехать в генералы на моей чёрной жопе. Я не пойду, чувак, и я такой не один.
  Никто не осуждал его. Его ранило в голову, он мог прыгнуть в птицу, которая днём привезла батальонный КП, но он остался.
  - Ладно, Кортелл, - сказал Меллас. - Кому бы ты отдал отделение?
  Кортелл ожидал другой реакции. Он смутился. Он посмотрел вокруг. Никто не проронил ни слова.
  - Райдеру, - наконец, сказал он.
  - Иди, позови его.
  Кортелл заколебался. Потом сердито развернулся и пошёл к окопам.
  Меллас чувствовал страх парней, столпившихся вокруг него в темноте. 'Те, у кого ещё есть отмазки не лезть на гору, могут их предъявить', - сказал Меллас.
  Люди переминались с ноги на ногу и смотрели в землю. Заговорил Джейкобс: 'У Д-джермейна отпуск на носу и рука повреждена куском металлолома'.
  - Прошу, Джейк, - сказал Меллас. - Пока меня не кокнули, хоть раз назови его осколком. - Все тихо засмеялись. - Кто ещё у тебя может обращаться с М-79? - спросил Меллас.
  - Я сам его возьму, - ответил Джейкобс.
  - Хорошо. - Меллас посмотрел вокруг. - Кто ещё?
  Все молчали.
  Подполз озабоченный Райдер. Волосы его были выжжены, брови опалены, и всё лицо смазано мазью. 'Лейтенант, я слышал, завтра мы идём в атаку. Кортелл говорит, что все спятили, а он сам собирается эвакуироваться'.
  - Именно так, Райдер, - сказал Меллас.
  
  Ожидание предстоящей атаки отличалось от ожидания предыдущих атак. Казалось, они уже растратили свои жизни впустую.
  Меллас думал о девушках, которых хотел бы узнать поближе. Он вспомнил танцевальный вечер, организованный Бостонским клубом регби. Он приехал в Бостон из Принстона с двумя товарищами по команде. У товарищей были подружки в Рэдклиффе, одна из которых познакомила Мелласа со своей соседкой по комнате. Они надели смокинги, девушки - длинные платья. После бала поехали в дом на озере и сидели перед камином. Товарищи с подругами плавно перекочевали в спальни, оставив Мелласа один на один с девушкой. Он видел, как она опасается, что он окажется ещё одним животным из регбийной команды. Сам Меллас боялся, что она подумает, что он неуклюжий от того, что не знает, что делать. Они сидели, нервничали, не способные даже разговаривать друг с другом, и растратили впустую драгоценное мгновение. Мелласу хотелось дотянуться через Тихий океан и извиниться. Он не помнил её имени. Она не знала, что он сидит в окопе в шаге от гибели. Война разрывала жизнь на части и раскалывала, и не было вторых шансов, а все первые шансы были загублены. Ещё Меллас видел, как плачет Анна. В их последнюю ночь она повернулась к нему спиной. Отчего она плакала? Но сейчас он бы никогда не смог объяснить, что чувствует, объяснить, как ему больно, понять, почему она так поступила, извиниться за своё недопонимание или накричать на неё за её непонимание. Они были оторваны друг от друга, разлучены, и второй попытки не предвиделось.
  Он видел, как скатывается с горы вместе с Поллини, видел аккуратную дырочку на темени Поллини. Потом вспомнил, как Басс остругивал дембельскую трость, как Ванкувер склоняется над ними с Гудвином в пустом блиндаже и говорит: 'Нагулянин ушёл тем путём'.
  Как тем же вечером прошептал: 'Ты в порядке?' Он имел в виду Басса, Ванкувера и Поллини. А Джексон подумал, что Меллас имеет в виду его, и ответил, что в порядке. И Мелласу стало интересно, почему Джексон так сказал.
  Радио прошелестело голосом Гудвина, вызывающего пост подслушивания. Даже перед атакой нудные задания войны шли своим чередом.
  Висел густой, тяжёлый туман, когда ребята выстроились в линию на южной стороне Вертолётной горы. Мелласу казалось, что облака над ним сложились в шиферную плитку. Ребята были утомлены и полны отчаяния от ненормальности происходящего. И всё же все они проверяли боеприпасы, передёргивали затворы, готовясь принять участие в этой ненормальности. Словно ветераны роты, поддавшись безумию, решили совершить самоубийство. Меллас, больной от усталости, понимал теперь, почему солдаты бросаются на гранаты.
  Он молча осматривал свой взвод. Многие ребята были ему незнакомы, зато другие были хорошими товарищами. Этому он подтягивал болтающуюся фляжку, того тянул за небрежно привешенную ручную гранату, - совершал обычную проверку, словно мать, что приводит в порядок детей перед тем, как отправить в школу.
  Меллас услышал, как кто-то тяжело спускается к ним по склону. Призрачная фигура выступила из темноты тумана: М-16 на плече, бандольеры полных обойм на бронежилете. 'Ну что, Мэл, - сказал Хок, - где, нахрен, мой взвод?'
  Меллас только покачал головой. Слова подводили его. Наконец, он сказал: 'Бери третью ватагу, Хок, вместе с Шулером. Оно не больше отделения. Мысль состоит в том, чтобы сбить снайперский огонь по тылу Шрама вон с того северо-восточного гребня. Там же установлен пулемёт. - Он достал карту и фонарик с красным стеклом. - Думаю, вот здесь, - сказал он, показывая на точку, которую вычислил. - Вероятно, тебе придётся зачистить несколько блиндажей. - Он посмотрел в пристальные тёмные глаза Хока. - Спасибо, что пришёл, Джейхок. Надеюсь, тебя, блин, не убьют'.
  - Почему ты решил, что я возьму взвод, который не идёт на грёбаную гору? - Хок повернулся и пошёл к линии бойцов, выставив ладонь со скрюченными в ястребиные когти пальцами.
  - Эй, лейтенант Джейхок, хотите, чтобы вам зад отстрелили? - сказал кто-то.
  - Только если грёбаные гуки изобрели пулю, которой стреляют под землёй.
  Хок заставил ребят посмеяться над смертью.
  По рациям PRC-25 раздался голос Поллака: ' 'Браво-раз, -два и -три'. Выступаем'.
  
  Рота уходила в чёрные джунгли, когда над головами заревела артиллерия и покрыла разрывами Маттерхорн, сотрясая землю. Вспышки от рвущихся снарядов глушились и смягчались туманом и приходили к глазам как блеклые мерцания.
  Они проходили мимо Кортелла и Джермейна, гранатомётчика Джейкобса, которые, сидя на бревне, провожали их.
  - Удачи, ребята, - искренне сказал Кортелл. Джейкобс поблагодарил. И ещё несколько парней. Никто не подумал о них плохо. Джермейн наблюдал, как мимо проходят товарищи, и молча покачивал головой, словно говоря самому себе: 'Я не пойду. Не в этот раз. В этот раз это безумие'.
  Джермейн и Кортелл смотрели, как исчез последний боец. Почти три минуты они ничего не говорили. Потом заговорил Джермейн: 'Что-то как-то говённо на душе'.
  - И у меня, - сказал Кортелл. Снова наступило молчание.
  - Как ты думаешь, мы попадём на небо, когда умрём? - спросил Джермейн.
  - Я ничего не думаю. Я верю, что Иисус позаботится о нас, когда мы умрём. - Кортелл посмотрел на Джермейна. - Когда верят, не раздумывают.
  Джермейн немного подумал. 'А что если ты ошибаешься?'
  Кортелл рассмеялся: 'Что если ты ошибаешься? Тебе всю жизнь было хуже, чем мне. Это я сделал удачную ставку, а не ты'.
  - Я не сказал, что не верю.
  - Нет, ты просто осторожничаешь и не делаешь выбора. Иисус не хочет, чтобы ты осторожничал. Ты никуда не попадёшь, если не решишься.
  - Не хочу я никуда попадать, хочу только домой, на родину.
  - Да-а, я буду там рядом с тобой, - сказал Кортелл. Он немного помолчал. Потом сказал, - Здесь каждый думает, что это для меня легко. Я был хорошим маленьким парнишкой с Миссиссипи, у которого маленькая глубоко верующая мамаша, и потому что я такой тупой деревенский ниггер с крепкой верой, то у меня уже и нет никаких проблем. Ну что ж, это не совсем так. - Он помолчал. Джермейн ничего не говорил. - Я видел, как моего друга Вилльямся сожрал тигр, - продолжал Кортелл. - Я видел, как моему другу Бройеру миной разнесло лицо в клочья. Так что же, как ты думаешь, я делаю по ночам? Сижу и раздумываю о добром Иисусе? Простираю руки к небесам и ору 'аллилуйя'? Знаешь, что я делаю? Знаешь, что я делаю? Я падаю духом. - Горло Кортелла вдруг перехватило, сдерживая слова. - Я падаю духом. - Он глубоко вдохнул, стараясь вернуть самообладание. Он выдохнул и тихо продолжил, держа себя в руках. - Я сижу и не вижу никакой надежды. Надежда умерла. - Кортелл видел мёртвых товарищей. - Затем на востоке небо становится серым, и ты знаешь, что я делаю? Я всё равно решаю продолжать верить. Пусть я знаю, что Иисус может оказаться лишь волшебной сказкой, а я - большим дураком. Я всё равно выбираю веру. - Он отвернулся от внутренних видений и вернулся к черноте окружающего его мира. - Это нелёгкая штука.
  
  Взвод уже полностью втянулся в джунгли, когда Меллас увидел, как Джермейн, держа М-16, прошагал мимо него. Джермейн, ни слова не говоря, отдал винтовку Джейкобсу и взял гранатомёт М-79 и жилет, полный гранат. Джейкобс обернулся и при свете осветительной ракеты ухмыльнулся Мелласу. Джермейн, не оборачиваясь, прошёл дальше вперёд.
  - Эй, Джермейн, - прошептал, наконец, Меллас во время остановки.
  Джермейн, раздосадованный, обернулся.
  - Не смотри так, мать твою, виновато, - мягко сказал Меллас. - Кортелл тоже пришёл?
  - Угу. Грёбаный мудак начал молиться и попёрся, не спросивши, пойду я или нет. Поэтому я тоже попёрся. Грёбаный мудак.
  - Ты или он? - спросил Меллас.
  Джермейн рассмеялся: 'Будь я проклят, если знаю, сэр'.
  - Ладно, я рад, что вы пришли, ребята. Надеюсь, ты ещё получишь свой отпуск.
  - Я тоже, сэр.
  Они снова двинулись в путь. Меллас поставил Робертсона в голове вместе с Джермейном и тремя новичками, зная, что Робертсон и Джермейн вместе взбирались на Скай-Кэп и были не разлей вода. Они вдвоем, наверное, справятся с салагами. Новички вздрагивали при малейшем звуке. По мере приближения к Маттерхорну, заградительный огонь артиллерии звучал всё громче и громче. Подходя к краю джунглей, Робертсон донельзя замедлил шаг. Вся колонна ждала, когда отделение Робертсона продвинется вперёд, ощупью двигаясь к опасным открытым секторам обстрела, которые сама же рота 'браво' и расчистила.
  Постепенно с наступлением зари туман посерел. Робертсон поднял руку. Он обернулся и что-то прошептал, чего Меллас не расслышал из-за грохота артиллерии. Меллас понял, что они подошли к краю леса. Пригнувшись, он пробрался вперёд. Робертсон лежал на животе в метре от расчищенной земли и всматривался.
  Перед ними поднимался Маттерхорн, теперь безобразный и бесплодный, окутанный дымом артиллерии. Меллас видел большой проход, проделанный ими в заграждении из колючки во время предыдущей атаки. Он видел также бывшие блиндажи первого взвода. Он развернул взвод на длинном рубеже атаки в пределах джунглей и радировал Гудвину сомкнуться с ним. Когда Гудвин сообщил, что сомкнулся с правым флангом Мелласа, Меллас радировал Фитчу и доложил, что они на исходной линии.
  Ребята лежали на земле, выставив винтовки вперёд, и потели, кое-кто нервно прихлёбывал 'Кул-Эйд' из фляжек. Артиллерия прекратила обстрел. Они слышали, как на вертушках прибыли остатки роты 'дельта', которую встретила беспорядочная винтовочная стрельба. Меллас по-прежнему чувствовал страх. Он с тревогой наблюдал за горой. Артиллерия была бесполезна против укреплённых позиций. Хорошо сработаны блиндажи, с сожалением подумал он. Теперь всё зависело от того, смогут ли самолёты снести их напалмом и 250- или 500-фунтовыми бомбами.
  Они ждали. Ничего не происходило. Страх полностью овладел Мелласом, и он потянулся к трубке: ' 'Браво-шесть', это 'браво-пять'. Где грёбаные крылья со 'змеями' и напалмом? Приём'.
  - Предполагаю, что на подлёте. У них проблемы с погодой. Не видят гору и летят слишком быстро, чтобы рискнуть и спуститься ниже.
  - Блядь, - прошептал Джексон.
  Меллас радировал Гамильтону, который продолжал двигаться на запад к позиции, на которой его отделение будет отрезать подкрепления СВА и солдат, отступающих с Маттерхорна. Движение было страшно медленным. 'Шевелите булками', - свирепо сказал Меллас.
  Гамильтон принял.
  Меллас лёг поближе к Джейкобсу и Джексону. Ждали. Мелласу снова захотелось облегчиться по-большому. Было такое ощущение, что кишечник полон мокрыми бумажными салфетками.
  Джексон чувствовал, как рация вдавливает грудь в землю. От этого стало трудно дышать, но в то же время было хорошо, что его так тесно прижали к почве. Странное насекомое проползло перед носом. Джексону пришло на мысль, что в мире насекомых события сегодняшнего дня останутся незамеченными. Его мозг переключился на родину, на семью, на соседей в Кливленде. Вот он несёт обед отцу в принадлежащую Мо мастерскую 'Колёса и покрышки'. Вот матушка пересмеивается с клиентами, укладывая им причёски в парикмахерской Билли 'Стрижка и завивка'. Как и насекомое, они тоже жили в другом мире.
  Меллас опять связался с Гамильтоном. Тот по-прежнему был в нескольких сотнях метров от точки назначения. Это рассердило Мелласа, и он не преминул сообщить об этом Гамильтону. Он связался с Фитчем: 'Чёрт возьми, где наши сраные самолёты?'
  - Я не знаю, 'пятый'. Конец связи, - оборвал Фитч.
  Меллас отполз назад. Джексон за ним. Они медленно двинулись позади длинной линии морпехов. 'Ожидаем 'змей' и напалм, - говорил Меллас парням, касаясь их плечей. - Мы ждём самолёты. Они сожгут гору бомбами ко всем чертям'. Парни стали менее напряжены. Они с Джексоном добрались до Кортелла. Кортелл посмотрел на Мелласа: 'Я спятил, лейтенант. Я спятивший идиот, собирающий хлопок'.
  - Я тоже так думаю, - сказал, ухмыляясь, Райдер.
  - Эй, чувак, - ответил Кортелл. - Здесь думаю я. Тебе, наверное, показалось, что ты командир отделения.
  Райдер улыбнулся и пожал плечами.
  Джексон опустился на колени возле Кортелла, и оба занялись замысловатым приветствием, торжественно глядя друг на друга. 'Эй, брат, мы в настоящем кошмаре', - сказал, наконец, Джексон.
  - Просто верь в бога, - сказал Кортелл. Оба понимали, что слова, которыми они обменялись, могут оказаться последними. - Но и держи свою херову винтовку подальше от грязи. - Они снова соприкоснулись руками, и Джексон ушёл вслед за Мелласом вдоль линии.
  Меллас и Джексон вернулись на своё место рядом с Джейкобсом. На горе стояла мёртвая тишина. Воздух не колыхался. Истончающийся артиллерийский дым слегка окрашивал размётанную глину в серый цвет.
  Джейкобс открыл упаковку 'Чу-Чу Черри', высыпал тёмно-красные кристаллы на ладонь и закинул в рот. Ладонь покраснела там, где пот растворил кристаллы. Он передал упаковку Джексону, который отсыпал себе немного. Губы Джексона стали красновато-фиолетовыми.
  Зашипела рация: 'На подлёте 'фокстрот-виски'. Пригните херовы головы. Приём'. Сообщение передали по цепочке. Затем в уши ударил стремительный визг, и огромная масса истребителя-бомбардировщика 'Фантом' пронеслась так низко над головой, что они почувствовали турбулентный шлейф. Самолёт исчез за вершиной горы. Когда замер его звук, послышалось тарахтение одинокого автомата.
  - Как же так - они ничего не сбросили? - спросил Джейк. Он достал фотоаппарат 'Инстамтик'.
  Меллас пожал плечами.
  Над ними пронёсся второй самолёт. Бомбы 'снейк-ай' - четыре крошечных яйца, тёмных на фоне серого неба, - вывалились из его нутра. Бомбы распустили четырёхлепестковые хвосты, и те приостановили их быстрый полёт, позволив самолёту безопасно миновать опасность до их падения на землю.
  Бомбы взорвались на другой стороне горы, не причинив вреда. Меллас постоянно висел на рации: 'Тупые мудаки бомбят не то место. Передай им, пусть сбрасывают 'пятисотки'. Приём'.
  - Слышу тебя, 'браво-пять', - отвечал Фитч. - Передадим. Конец связи.
  Ещё один 'Фантом' загремел над головой. Меллас в недоумении наблюдал, как ещё четыре бомбы безобидно пропали из вида.
  - Чёрт возьми, Шкипер, они мажут по грёбаной горе! - заорал Меллас.
  Гудвин тоже висел на рации: 'Пожалуйста, ради всего святого, скажи им, что они бомбят не те цели. Если они не разобьют эти блиндажи, то нас размажут. Приём'.
  Меллас откинулся на землю. Опять с оглушительным рёвом самолёты пролетели над головой. Опять впустую потратили драгоценный груз на джунгли.
  Джейк обернулся и посмотрел на Мелласа дикими от разочарования и страха глазами.
  - Какого хрена я-то могу поделать? - почти заорал не него Меллас.
  Фитч умолял радиста капитана Бэйнфорда. В конечном счёте, сам Бэйнфорд взял трубку: 'Сообщаю, что один из лётчиков докладывает о втором заходе. Приём'.
  - Мне всё равно, пусть докладывает хоть о том, что разнёс патронный завод Славной революции. Вы по цели не попадаете. Приём.
  - Послушай, 'браво-шесть', попробуй посмотреть на вещи с их перспективы. Они летят со скоростью пять сотен миль в час, стоит туман. Да это адская работа. Приём.
  - Ты наведёшь их на грёбаную цель или я открою по ним огонь, и да поможет мне бог. Приём.
  - Мы посмотрим, что можно сделать. 'Большой Джон-один-четыре' - конец связи.
  Пролетел один самолёт, лишь в нескольких сотнях метров над ними. Вывалились два длинных сосискообразных цилиндра. Это был напалм.
  Перелетев со скоростью 500 миль в час через вершину горы, цилиндры упали неизвестно где и бессмысленно выжигали джунгли горящим желеобразным химсоставом. Прилетел второй самолёт. Одна из его канистр упала на вершину горы как раз посередине круга блиндажей. Оранжевое пламя вперемежку с чёрным дымом прокатилось по тёмной почве посадочной площадки Маттерхорна. Вот только выжигать на ней было нечего.
  Меллас схватился за трубку. Он отключился с ротной частоты. Он перешёл на частоту батальона и заорал: 'Чёрт вас подери, скажите же этим тупым засранцам сбрасывать за двести метров. Повторяю. Сбрасывать за двести метров!'
  - 'Браво-пять', это 'Большой Джон-три'. Очисти эфир. Мы контролируем самолёты. Они докладывают, что последний сброс попал в цель. А сейчас освободить частоту. Это приказ.
  - Чёрт побери, говорю вам, они ни хрена не видят. Я же здесь! Они бомбят не ту цель! - Меллас перевернулся и застонал.
  Снова прилетели два самолёта, и снова напалм бесполезно пролился в нескольких сотнях метров к северо-западу от горы. После этого они больше не появились.
  Хриплый голос Фитча раздался на частоте роты: 'Вот и всё. Погода их отшила. Была ещё одна стая на базе, но 'Большой Джон' говорит, их трогать не будут. Слишком опасно в такую погоду'.
  Наступила пауза.
  - Слишком опасно, - сказал Меллас как бы сам себе.
  Снова заговорил Фитч: 'Ладно, получилось, как получилось. Авиации больше не будет. Шоу кончилось. Выходим. Приём'.
  - 'Браво-раз' принял, - сказал Меллас и отдал трубку Джексону. Гудвин подтвердил, а также Хок.
  Меллас поднялся.
  Руки дрожали. Кровь клокотала в горле, и каждый её толчок причинял боль. Бёдра так ослабели, что едва удерживали колени, чтоб те не подогнулись. Пустые внутренности пучило желанием избавиться от водянистых фекалий. Он подал сигнал и пошёл вперёд к обнажённости горного склона. Остальные двинулись вместе с ним, покидая заросли единой нестройной линией.
  
  ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
  Длинная шеренга морпехов двинулась вперёд в молчании, ломаясь и изгибаясь на неровностях изрытой взрывами местности, закручиваясь вокруг исковерканных пней и вновь выравниваясь. Когда они полезли на склон, дыхание участилось.
  - Иди шагом, - сам себе твердил Меллас. - Не беги. Шагом.
   Двадцать метров. Он глянул через плечо посмотреть, нет ли отставших. За спинами морпехов джунгли, как обычно, уже выглядели непроницаемыми. Двадцать пять метров. Вдруг один парень споткнулся, подавшись вперёд. Он удержался на ногах. Шеренга двигалась вверх. Двадцать восемь метров. Может быть, там никого и нет. Тридцать метров. Слышны были только звуки дыхания по мере подъёма на гору.
  До блиндажей над ними, казалось, целые мили.
   Меллас поскользнулся, но устоял. Он по-прежнему мысленно повторял: 'Иди шагом. Не паникуй. Быть может, там никого нет. Не беги. Держись до тех пор, пока не понадобится. Может, там никого и нет'.
   Напряжение росло, словно резиновый шар наполнялся до точки взрыва. С каждым шагом требовалось всё больше воздуха. Пока измученная резина не лопнула.
   Блиндажи замигали огоньками, и земля вокруг морпехов словно ожила. Воздух прорезали пули и треск автоматов АК-47, винтовок СКС и русских 7,62-мм пулемётов РПД. Почти тотчас же Фитч подал сигнал роте 'дельта' на Вертолётной горе открыть огонь. Оглушающий рёв 'дельты' погнал пули над головами наступающих пехотинцев роты 'браво'. Меллас слышал, как трещат и щёлкают пули над головой и бьют по линии блиндажей. Адреналин разливался по телу. До сознания дошли крики раненых.
   Меллас попробовал перекричать шум: 'Пошли, чёрт возьми! Вперёд!' Он бросился вперёд, Джексон помчался за ним слева. Очередь пулемётных пуль вздыбила грязь перед ними, и оба плюхнулись на землю и отползли к стволу дерева. Краешком глаза Меллас видел, как Робертсон скрылся в воронке от снаряда. Однако один из бойцов отделения Робертсона ещё бежал за ним в открытую во весь рост. Соседний морпех схватил паренька за ноги и потянул в укрытие, но летящие пули пулемёта сразили парня. Он свернулся калачиком, держась за живот. Потом затих.
   Меллас приподнял голову над стволом, чтобы броситься вперёд. Пули швыряли грязь и осколки камней ему в лицо, визжали и щёлкали над головой. Меллас уткнулся лицом в землю. Идти дальше было смерти подобно.
  Атака, едва начавшись, полностью захлебнулась.
   Ещё один новичок из отделения Робертсона кинулся из укрытия и попытался приблизиться к двум парням, лежащим перед ним. Его ранило в грудь. Джейкобс помчался к нему, а Меллас стал звать санитара. Док Фредриксон пересёк открытое пространство и упал за деревом, Джейкобс туда же притащил парня. Вся последовательность действий заняла примерно пять секунд. Боец, которого приволок Джейкобс, был мёртв.
   Теперь за бревном затаились четверо живых и труп. Меллас бормотал и молился вслух, но никто его не слышал: лицом он уткнулся в землю. Зачем, господи? Почему они не сбросили напалм? Почему они не дождались улучшения погоды и просто не спалили эту гору нахрен? Почему сейчас это делаем мы? Почему никто не двигается?
  Воздух был словно живой от грохота, пуль и безумия. Они лежали за деревом уже больше тридцати секунд. К группе за деревом подбежад Джермейн. Пули свистели мимо него. 'Для тебя здесь нет места, Джермейн!' - закричал Меллас, но Джермейн не обратил внимания и упал сверху на Мелласа и Джексона, выдавив воздух из лёгких Мелласа.
  'У него получилось', - подумал Меллас.
   Грудь Джермейна ходила ходуном, глаза дико вращались. Но он прибежал и даже не был ранен. Эта мысль застряла в мозгу Мелласа. Он снова отвернул лицо к земле, пытаясь игнорировать обстрел и давая шуму и сумятице обездвижить себя, но Джермейн заорал: 'Я знаю, где блядский пулемёт, лейтенант!'
  Мелласу захотелось крикнуть в ответ: 'Ну, так и что из того, твою мать? Я туда не собираюсь. Я не собираюсь туда, чтобы какой-то вонючий полковник смог получить сраную медальку'. Вместо этого он сказал: 'Так пристрели ублюдака', - и снова упал лицом в прекрасную землю.
   Джермейн прокатился по спинам Мелласа и Джейкобса к краю дерева. Он выстрелил гранату и затаился, ибо земля перед деревом и в нескольких сотнях метров за ним вздыбилась от пулемётных пуль.
   Фитч что-то кричал по рации. Джермейн привстал и выпустил вторую гранату, за ней третью. Из-за шума Меллас не слышал, что говорит Фитч. Он прикрыл одно ухо. Голос Фитча говорил: 'Что там за херня происходит? 'Второго' прижали. Они не могут сдвинуться. 'Третий' занял не меньше пяти позиций на пальце. Вся передняя часть горы прошивается грёбаными пулемётами. Что за хрень там происходит? Приём'.
   Меллас задыхался. Он не знал, что ответить. Он услышал резкий выкрик и обернулся. Джермейн, раненый в плечо, крутанулся и упал на Джексона, из-под бронежилета побежала кровь. Джексон спихнул его с себя, и кровь облила Мелласа. Фредриксон потянулся к нему и наложил тампон и повязку на выходное отверстие на спине, а Джекобс схватил М-79 и начал свирепо обстреливать пулемёт, по которому палил Джермейн.
   Меллас посмотрел на кровь на руках, на искажённое лицо Джермейна. Вдруг почудилось, что он будто взлетел над всей сценой и наблюдает за ротой. Всё двигалось словно в замедленном действии и как-то приглушённо.
  Джермейн, скорее всего, умрёт.
  Взрыв со стороны Гудвина сотряс гору.
  Они лежали за деревом уже больше минуты.
  Меллас летел высоко над горой. Он видел линию морских пехотинцев, растянувшуюся под ним: одни метались и корчились от боли, другие лежали тихо. Он видел людей, которых знал, ещё живых, пытающихся остаться в живых, прячущихся за стволами и в небольших складках, многие просто распластались по земле и старались слиться с ней. Он заглядывал в блиндажи. Он видел перекрёстный огонь, словно на чертеже. Видел пулемёт, который атаковал Джермейн, - и он понял. Он вплыл на занятие по тактике в школе спецподготовки, где рыжеголовый майор объясняет, что младшие офицеры в целом лишние, потому что капралы и сержанты могут позаботиться обо всём сами. Но что придёт час, когда младшие офицеры отработают каждый пенни своего жалованья, и они узнают, когда наступит этот час.
  Меллас вернулся на гору. Его час пробил.
  Он видел дым от горящего напалма. Он видел, чтó сделает проход в перекрёстном огне, и это что-то лежало прямо перед ним и стреляло в него.
  Меллас включил трубку передатчика: ' 'Браво-шесть', это 'браво-пять'. Приём'. Словно из-за плеча он наблюдал за собой, спокойно докладывающим Фитчу ситуацию по рации. Словно читал по писаному. Его там больше не было, он как будто управлял всей сценой откуда-то сверху или сбоку.
  Меллас не стал ждать ответа. Он отдал трубку Джексону. Почему Джермейн? Почему именно тот, кто вызвался добровольцем, пока сраные птицы стояли в тылу? Почему умирают его товарищи? Из кошмара, казалось, существует лишь один выход. И этот выход был пулемётом.
  - Пулемёт сюда, - крикнул Меллас. - Тащите сюда грёбаный пулемёт. - Каким-то образом ему нужно было подавить огонь пулемёта.
  Вперёд выбежал новичок с М-60, заряжающий тащился за ним с тяжёлыми стальными коробками патронных лент. Глаза пулемётчика были дики от страха и боли. Его уже ранило в левую икру. Меллас видел, как кровь пятнами пропитала штанину. Тем не менее, парень, наклонившись вперёд, упорно бежал. Он упал на Фредриксона, скатился, тут же на них сверху рухнул заряжающий. На чёрном лице особенно выделялись белые глаза. Мелласу пришло в голову, что если бы парень не торчал здесь, то, скорее всего, красовался бы на баскетбольной площадке своей школы.
  - Стреляй по тому грёбаному блиндажу. Тому, что прямо вон там, - закричал Меллас, показывая вверх. - Не останавливайся. - Парень кивнул. Он передвинулся, оставляя за собой кровь. Меллас видел, как она вытекает ритмичными толчками. 'В артерию', - подумал он отстранённо. Парню оставалось находиться в сознании, наверное, три или четыре минуты.
  Боец установил М-60 на бревно и упёрся плечом в приклад. Пулемёт рявкнул. Потом заработал упорядоченными, берегущими ствол короткими очередями от обученного пулемётчика. Меллас почувствовал облегчение. Он мысленно поблагодарил инструктора из Кэмп-Пендлтона.
  Пулемётчик СВА отвечал. Дуэль усиливалась. Грохот возрастал. Два новичка стреляли, сузив глаза почти до щелок, словно прищур глаз мог защитить их от пуль.
  Меллас перенаправил гранатомёт Джейка на второй блиндаж, слева от пулемёта СВА. Он намеревался использовать гранаты, чтобы ослепить людей внутри него дымом и грязью. 'Стреляй по грёбаному входу. Больше никуда, и не смотри, что я делаю', - сказал он. Джейкобс кивнул и вставил новую гранату. Меллас снял ручную гранату с плечевого ремня и прошептал: 'Господи боже, помоги мне'. Он чувствовал, что минута может оказаться последней в его жизни - здесь, позади вот этого ствола вот с этими товарищами, - и понял, что она неописуемо сладка. Острая печаль росла вместе со страхом, и он ещё раз заглянул в напряжённые лица товарищей. Он облизнул губы и беззвучно сказал 'прощай', не желая покидать безопасность бревна и их тёплые тела.
  Затем он поднялся и побежал.
  Он бежал так, как никогда не бегал раньше - ни в надежде, ни в отчаянии. Он бежал, потому что мир разделился на две противоположности и его сторону за него уже выбрали, и ему оставалось лишь сыграть свою роль достойно и мужественно. Он бежал, потому что судьба определила ему ответственное положение, и он принял это бремя. Он бежал, потому что этого требовало самоуважение. Он бежал, потому что любил своих товарищей и мог поступить только так, чтобы прекратить безумие, которое убивало и калечило их. Он бежал прямо на блиндаж, туда, где рвались гранаты Джейка. Пули, выпущенные пулемётом М-60, свистели мимо него справа, завывая, словно мучимые кошки, и щёлкая, точно кнут смерти. Он бежал и никогда ещё не чувствовал себя столь одиноким и испуганным.
  Он миновал большой пролом в колючей проволоке и побежал дальше. Блиндаж был теперь в каких-то пятидесяти метрах выше него. Он всё ждал той пули, которая закончит этот бег и подарит ему покой. Он почти хотел этой пули, чтобы ему больше не надо было продолжать страшную ответственность жизни. Но он бежал. Петлял. Крутился. Дыхание превратилось в болезненные вдохи. Он видел неглубокий окопчик справа над блиндажом. Он молился. Он представлял себе, как он стремится к нему, и словно видел себя сверху, мелкого и ничтожного на огромном страшном склоне, и ноги несли его. Окоп над ним ширился. Он добежал до окопа и скатился в него, краем глаза заметив промельк какого-то движения. Он развернулся, одновременно выставляя М-16, и уже был готов нажать на спусковой крючок, понимая, что обречён. Но тут движение сгустилось до человека с окровавленной повязкой на голове. Это был Кортелл - с тремя новичками. Они прибежали за ним следом.
  Меллас вскочил на ноги и вытащил чеку у гранаты, которую нёс. Он бросился ко входу в блиндаж, молясь о том, чтобы у Джейкобса хватило ума не стрелять, когда он будет подбегать. Меллас достиг входа в блиндаж и промчался мимо, бросив гранату внутрь. Он свернул вправо, и Кортелл, бежавший за ним, бросил в блиндаж свою гранату. Обе гранаты взорвались почти одновременно.
  Меллас вскочил на ноги. Он в замешательстве оглянулся, - и его окатило радостью. К нему подбегал Джексон. За Джексоном бежала другая огневая группа. С правой стороны от них ещё одна группа штурмовала пулемётный блиндаж, в то время как он по-прежнему аккуратно обстреливался новеньким пулемётчиком. Весь взвод полез на гору вслед за ним. На дальнем правом фланге атаки Меллас увидел, как второй взвод карабкается вверх: Гудвин бежит перед линией и машет всем двигаться вперёд.
  Сердце Мелласа затрепетало от неожиданности.
  Пули летели в гору со стороны морпехов и с горы от СВА. Поток их был так плотен, что в какой-то миг Меллас услышал, как столкнулись две из них и разлетелись с певучим жужжанием поперёк струям перекрёстного огня. Воздух полнился грохотом и криками. Затем внизу на склоне Меллас увидел похожих на тряпичных кукол бойцов, которые не выжили или не выживут. Одни дёргались в судорогах. Двое ползли к укрытию. Другие тихо застыли в неестественных позах.
  От первого выстрела прошло три минуты.
  
  С Вертолётной горы весь штурм казался учебным. Да так оно, в сущности, и было. Блейкли метался из угла в угол от возбуждения. Симпсон, приставив к глазам бинокль, так сжимал челюсти, что напряглись мышцы на шее.
  
  Меллас бежал направо и на ходу кричал, стараясь направить движение своего взвода навстречу взводу Гудвина. Бой уже распался на бешеные стычки между отдельными людьми. Повсюду шум, дым, замешательство и страх. Меллас оббежал небольшой бугор и увидел Гудвина примерно в 100 метрах от себя: тот бежал поперёк горы с трубкой от рации в руке, радист поспевал за ним, чтобы не натянулся провод.
  Джексон передал ему трубку: 'Это Шрам, сэр'.
  Из-за шума и от того, что Гудвин задыхался, Меллас с трудом разобрал, что тот говорит. 'Там пулемёт - у края 'лима-зулу' - выдаёт нам по первое число, Джек'. Пулемётный рокот усилился. Меллас видел, как Гудвин упал, а затем поднялся. 'Надо снять засранца - гранатами, - прокричал Гудвин. - Не подходи к нему'.
  Пока Гудвин говорил, Меллас увидел, как Робертсон выскочил из воронки от снаряда и перескочил через край взлётной площадки. Он поразился, увидев, что Робертсон забежал так высоко от остальных. Гудвин двигался вверх к краю взлётной площадки с пятью бойцами, у каждого в руках по две гранаты. Они не видели Робертсона и понятия не имели, что он уже там. Меллас потянулся к трубке. Как только он закричал: 'Чёрт возьми, Шрам, у меня там человек!' - Гудвин рванул вперёд прочь от рации. Пять морпехов понеслись за ним.
  Робертсон вскочил и побежал через площадку к тому же блиндажу, на который нацелился Гудвин со своей группой, его видели все кроме них. Робертсон достиг крыши блиндажа в тот момент, когда двенадцать гранат вылетели из-за кромки площадки. Он резко притормозил, руки взметнулись в воздух. Он отбросил собственную гранату и попытался нырнуть в укрытие. Гранаты рвались одна за другой и скрыли его из вида.
  Меллас, ещё держа трубку в руке, зажмурился. Дым слегка рассеялся. Пулемёт заработал снова. Меллас услышал по рации, как выругался Гудвин.
  Потом Робертсон появился снова. Один, в кольце вражеских окопов, у всех на виду, он бежал назад к блиндажу с пулемётом. Он кинул внутрь две гранаты и спокойно стоял, снимая с лямок третью. Он выдернул чеку и бросил гранату в блиндаж. Из блиндажа под его ногами взметнулись огонь и дым. Он опустился на колени, немного наклонился и пропал из вида.
  Меллас понял, что он умер.
  - Робертсон разнёс блиндаж, Шрам. Я видел, как тот взлетел на воздух, - радировал он.
  Гудвин немедленно повёл свой взвод вперёд.
  Потом с Вертолётной горы до Мелласа донеслись слабые звуки аплодисментов. Эти аплодисменты привели Мелласа в бешенство. Он оглянулся осмотреться. Морпехи стреляли по блиндажам и, маневрируя, подбирались к ним с боков. Было ясно, что с вьетнамцами покончено, но они всё так же продолжали обстреливать морпехов из окопов на краю посадочной площадки.
  Ярость Мелласа придала ему хитрость животного. Он забыл всё, что произошло до сего момента. Помнил только, что хочет убивать. И ему было всё равно, кого или что убивать.
  По рации он закричал Гамильтону: 'Проклятье, давай, твою мать, пошевеливайся! Эти сволочи собираются улизнуть в горы, а я их очень хочу! Шевелись! Давай! Давай! Я хочу прикончить грёбаных гуков. Слышишь меня? Приём'.
  - Слушаюсь, сэр, - протрещал в ответ голос Гамильтона. Гамильтон задыхался.
  Меллас направился к окопам, расположенным над крытыми блиндажами. Он понимал, что сейчас работа предстояла грязная и методичная. Больше не будет аплодисментов. Ему пришло в голову, как сильно, должно быть, ненавидят их солдаты СВА, что даже не бегут.
  Джейкобс присоединился к Мелласу и Джексону. Его лицо было измазано чёрным порохом, грязью и потом. Поверх бронежилета болтался 'Инстаматик'.
  Меллас направлял огневые группы и отдельных бойцов и видел, как рушатся позиции одна за другой. Он двигался осторожно, короткими перебежками, и долго ждал в промежутках между ними. Джексон и Джейкобс следовали за каждым его перемещением.
  Вдруг из окопа над ними поднялся солдат и бросил гранату.
  Мелласа ошеломило это появление. Казалось, что маленький чёрный предмет завис над ним в воздухе.
  - Граната! Чай-комм! - заорал Джексон. Меллас видел, как взорвалась граната. Два небольших осколка просвистели мимо головы, по одному с каждой стороны. Затем мир стал чёрным, когда взрыв накрыл его. Его отбросило назад, чуть не сорвав с шеи головы. Он упал на землю и погрузился в темноту, звуки стрельбы и суматохи отлетели. Умирание представилось огромным облегчением. В первый раз он почувствовал себя в безопасности.
  Джексон пополз к Мелласу и позвал Фредриксона. Лицо Мелласо залило кровью, покрыли пороховые ожоги и частица припоя. Джексон снова закричал, но Фредриксон не слышал: он двигался между тел, оставленных на склоне во время дикого забега. Джексон стал трясти Мелласа: 'Сэр, сэр! Вы в порядке?' Он всё время оглядывался, ища помощи. Рация без умолку что-то молотила ему в ухо, и теперь он сам или Джейкобс - не Меллас - должен был принимать решения.
  К Джексону подполз Джейкобс.
  - Г-господи. С-с ним всё в порядке?
  Джексон продолжал трясти Мелласа и говорил: 'Сэр, сэр'. Он обернулся к Джейкобсу: 'Я не знаю. Думаю, он умер. Блядь!'
  Джейкобс выругался.
  - Это теперь твой взвод, Джейк, мать его. Что будем делать?
  У Джейкобса соображений не нашлось. Разряды винтовочных выстрелов щёлкали пулями над его головой. Он видел, как далеко внизу Фредриксон бежит к очередному телу. Затем солдат из окопа над ними вскочил опять и швырнул ещё одну гранату.
  - Чай-комм! - закричал Джейкобс. Они с Джексоном схватили Мелласа за ноги и потащили вниз под гору, волоча его лицом вниз. Они бежали вниз, и граната неумолимо следовала за ними под действием силы тяжести, словно привязанная. Наконец, Джексон сообразил и закричал: 'Стой!' Они с Джейкобсом вонзили каблуки в землю. Они бухнулись рядом с бесчувственным Мелласом, и смертельная кассета проскакала мимо. Она взорвалась полсекунды спустя, прямо под ними. Но никого не задела.
  Джейкобс перевернул Мелласа лицом вверх. Рывком распахнул оба бронежилета Мелласа и приложил ухо к груди. 'Ни хера не слышу. Чёрт возьми!' Джейкобс снял с Мелласа каску, взял фляжку и облил лицо Мелласа виноградным 'Кул-Эйдом', немного смыв с него грязь. Он потряс фляжкой, выливая последние капли на глаза Мелласа, которые плотно залепило пороховой копотью, припоем, кровью и грязью.
  Снова для Мелласа мир стал чёрным. Он почувствовал прохладную липкость и запах сладкого виноградного аромата 'Кул-Эйда'. Потом вокруг него в темноте раздались звуки перестрелки и крики. Он скорее почувствовал, чем услышал, как кто-кто кричит и хватается за его бронежилеты и каску. Он попробовал пошевелиться. Не смог. Он попробовал открыть глаза, и ему, в конце концов, удалось разлепить один. Он увидел серый свет. Кошмар продолжился. Он не мог проснуться. Он хотел вернуться в небытие. Раздавались кричащие голоса, их слышно было словно под водой. Он опять вернулся к серому свету. Он понял, что ему нужно что-то сделать либо с голосами, либо для голосов. Он осознал, что Джексон лежит на нём сверху и укрывает его от огня. Он догадался, что граната оказалась неисправна и лопнула на две части как раз по шву припоя, вместо того чтобы разлететься на смертельные мелкие кусочки. Он сообразил, что Джейкобс кричит по рации, лёжа рядом с ним и Джексоном, и глядит в небо, вероятно, разговаривая с Фитчем: 'Э, блядь, Шкипер, я думаю, что он уже того - 'курс'. Гранатой. Прямо в лицо. Не надо санитара. Что мне теперь делать? Приём'.
  - Ты слезешь с меня? - тихонько сказал Меллас Джексону. - Ни хрена двинуться не могу.
  Джексон скатился, натянув шнур от трубки поперёк горла Мелласа, так что трубка чуть не высочила из руки Джейка. Это заставило Джейка посмотреть на Мелласа.
  Джейк увидел, то Меллас открыл один глаз. 'Г-господи, в бога душу, лейтенант, - с облегчением сказал он. - Я уж подумал, что п-придётся принимать взвод'.
  - Спасибо, - сказал Меллас. - Приятно узнать, что ты по мне скучаешь. - Лицо Мелласа саднило, словно с него содрали кожу. Он не мог открыть правый глаз. И подумал, что потерял его.
  Он заметил малиновую жидкость на руках и попробовал прочистить глаза. 'Я же говорил тебе, что ненавижу 'Багз-Банни-Грейп'', - сказал он.
  Джексон смотрел вверх по склону. Глаза его округлились. 'О, чёрт, - прошептал он. - Чай-комм!' Третья граната запрыгала вниз по горе. Джексон и Джейкобс, увлекая Мелласа, попадали друг на друга. Они упали на землю в том миг, когда граната разорвалась. Ударила взрывная волна. Поднялось облачко грязного дыма и завоняло.
  Они полезли назад вверх, к окопу. Джексон достал гранату и швырнул её 'крюком', отправив навесом через бруствер окопа. Раздался взрыв.
  Они немного подождали. Голова Мелласа, наконец, прояснилась.
  В ответ через край снова вылетела чёрная кассета, и все трое метнулись в укрытия. Джейкобс побежал поперёк склона, но поскользнулся. Он хватался за крутой склон, стараясь остановить скатывание по инерции вниз. Граната скользила вниз по склону вместе с ним. Джейкобс закричал от безысходности и ужаса. Пальцы царапали глину, ботинки цеплялись за откос. Глаза выкатились. 'Не могу, б-блядь, остановиться!' - кричал он.
  Граната взорвалась. Меллас и Джексон уткнулись в землю. Когда они оглянулись, горло Джейкобса было наполовину вскрыто осколком. Они побежали вниз, схватили его за рубашку и ремень и потащили вбок к небольшому углублению в земле, надеясь найти там укрытие. Кровь хлестала их горла Джейкобса. Он пытался руками остановить её. Меллас отвёл их в стороны и сам зажал ладонью длинную узкую щель, чувствуя пульсацию тёплой крови и маленькие пузырьки воздуха, выходящего их лёгких. Джейкобс не мог издать ни звука. Только в глазах отразился ужас последнего мгновения.
  Меллас закричал и с силой сунул грязным кулаком в повреждённую сонную артерию, пытаясь остановить кровь. Затем свет отлетел из глаз Джейкобса и выражение ужаса исчезло. Меллас откатился в сторону. Он посмотрел на Джексона с недоумением и тоской. Кровь капала с ладони. 'Джейк? Джейк?', - проговорил он, вопрошая, осуждая и скорбя.
  Ещё одна граната покатилась под гору. Они бросились на землю, и граната взорвалась. Они были всё ещё живы - без особой причины. Джексон, закричав, бросился вверх, словно забыв о тяжёлой рации на спине. В правой руке он сжимал гранату и винтовку в левой. Меллас, с внезапной ясностью, увидел решение. Один из них не должен уклоняться. Он побежал от Джексона слева. Джексон швырнул гранату с проклятьем и стоном и упал в грязь, ожидая разрыва. Меллас не упал в грязь. Он продолжил бег. Граната взорвалась. Меллас чувствовал себя неуязвимым для неё. Когда дым рассеялся, Меллас бросился на землю как раз возле кромки окопа. Молодой вьетнамский солдат высунул голову. С ним был ещё один паренёк, но он безвольно сидел у задней стенки окопа. Молодой солдатик выхватил следующую гранату. Он замахнулся, чтобы швырнуть её. Потом увидел залитое кровью почерневшее лицо Мелласа и винтовку, направленную прямо на него.
  Меллас видел, как выражение лица юноши меняется от решимости к ужасу и покорности. Меллас не торопился нажимать на спусковой крючок. 'Только не бросай эту грёбаную штуку, - прошептал он, понимая, что вьетнамский солдат не может ни услышать его, ни понять. - Только не бросай эту штуку, и я не выстрелю. Просто сдавайся'. Но Меллас видел, как ненависть появилась на лице юноши. Та ненависть, что удерживала его в окопе и заставляла сражаться безо всякой надежды на спасение. И даже сейчас, подумал Меллас, парень, должно быть, догадался, что если не бросит гранату, то Меллас стрелять не будет. Но он всё равно бросил гранату, оскалив зубы.
  Ну и хрен с тобой, горько подумал Меллас, когда в него полетела граната. Он нажал на крючок, и М-16 ответила в автоматическом режиме. Пули ударили пареньку в грудь и лицо, вышибая со спины лёгкие и мозги. Меллас опустил голову на винтовку и простонал: 'Я же говорил тебе не бросать её, тупой мудак'. Граната взорвалась, осыпав Мелласу осколками левый бок. Он был в двух бронежилетах, поэтому зазубренный металл получили только ягодицы и ноги.
  Несколько секунд спустя Джексон нашёл его там, лежащим на своей винтовке.
  - Всё нормально, лейтенант?
  Меллас кивнул. Кое-как, морщась от боли, он привстал, опираясь на винтовку. Морпехи собирались под краем посадочной площадки. Дело оставалось за несколькими изолированными окопами на вершине, где укрылись небольшие группы вьетнамцев.
  - Они бегут! - услышал он чей-то крик. - Они, сука, бегут!
  Наконец-то.
  Глаз болел так, словно в него вколачивали гвоздь. Ноги горели. Он подковылял к двум мёртвым вьетнамским солдатам, бросавшим в них гранаты. Они выглядели примерно на пятнадцать-шестнадцать лет. Он ткнул в одного винтовкой, и тот судорожно дёрнулся. Он нажал на крючок, забыв, что его винтовка в автоматическом режиме, и выпустил три пули парню в голову, не успев остановиться.
  Ярость улетучилась, её место заняла вялая, болезненная усталость. Меллас теперь с полной уверенностью понимал, что северные вьетнамцы никогда не остановятся. Они будут продолжать войну, пока их не истребят, и у него не было желания делать то, что для этого требовалось. Он стоял там и смотрел на потери.
  
  Под западным гребнем работа Гамильтона только начиналась. 'Они спускаются с горы, - крикнул он. - Поспешите, чёрт возьми. Пошли!' Они с Кротом вышли из джунглей на лишённый листвы гребень. Они бросились на землю, и остальное отделение подобралось к ним. Гамильтон взволнованно показал на небольшую группу фигурок, которые рысью, но в полном порядке спускались с Маттерхорна. Крот поставил сошку пулемёта на землю. Его второй номер лёг рядом, поддерживая длинную ленту ярких медных пуль, вставленную в подаватель. Крот открыл огонь. Две фигурки упали. Остальные кинулись врассыпную.
  - Мы нескольких подстрелили, лейтенант, - сообщил счастливый Гамильтон по рации. Он заметил перед собой небольшой взгорок. Он похлопал Крота по плечу. Там будет прекрасное место, чтобы командовать всем гребнем. Он поднялся и побежал вместе с рацией на спине. Крот отправился за ним.
  Из джунглей, где скрывалась СВА, бешено вырвалась реактивная граната. Она взорвалась прямо перед Гамильтоном, сразу же убив его.
  Крот окрикнул Гамильтона по имени. Он бросил пулемёт помощнику, схватил тело Гамильтона и поволок назад, к прежней позиции. Остальное отделение последовало за ним. Крот не собирался выставлять свою задницу на смерть, оттого что какой-то мудак жаждал их крови.
  
  Бой за посадочную площадку перешёл в финальную стадию. Южный и восточный склоны были усеяны морпехами, методично уничтожающими всё, что движется. Фитч с командной группой поднимался по южному склону. Хок и Коннолли, который захватил пулемёт СВА, накрыли выдающийся северный склон, обстреливая отступающего врага точными короткими очередями. Три группы СВА, не имея возможности отступить, заняли позиции в старых орудийных гнёздах батареи 'гольф'. У одной из этих групп оставался пулемёт, который не подпускал морпехов вплотную и прикрывал вершину горы своим огнём.
  Меллас радировал Хоку: 'Высылаю бейсбольную команду в обход на северную сторону, чтобы зашла в тыл грёбаному пулемёту. Вы увидите литеру 'чарли' с повязкой на голове вместо каски. Не отстрелите ему жопу. Приём'. Меллас посмотрел на Кортелла: тот кивнул, его повязка слегка размоталась.
  - Скажи ему: пусть подаст знак дымовой шашкой, когда туда выйдет, чтоб мы его не подстрелили. Приём, - ответил Хок.
  Меллас передал сообщение, и Кортелл снова кивнул. Меллас снял последнюю дымовую шашку с плечевого ремня и отдал Кортеллу.
  Внезапно рядом прозвучал взрыв. Все трое вздрогнули. Раздался крик по-испански. Амарилло забросил две гранаты в блиндаж как раз под ними и теперь быстро залезал внутрь. Послышались быстрые шлепки выстрелов его пистолета. Все с нетерпением ждали, наблюдая за входом в блиндаж.
  Показался знакомый камуфляж полевой формы морской пехоты: он двигался задом. Амарилло тащил за собой из блиндажа иссечённое осколками тело. Все пистолетные выстрелы пришлись в череп солдата.
  Затем над головой с визгом пронёсся рикошет от пулемёта СВА. 'Ладно, Кортелл, двигай', - сказал Меллас.
  Кортелл пополз к своему отделению. Меллас высунул голову из окопа, который они с Джексоном делили на пару с двумя мёртвыми вьетнамскими парнями. Он спихнул одно из тел вниз, уложил его на дне окопа и встал на него, чтобы получить лучший обзор. На посадочной площадке никого не было кроме тела Робертсона, которое вытянулось сбоку от взорванного пулемётного блиндажа.
  На Маттерхорне не оставалось деревьев. Густые кусты, в которые они с Гудвином углублялись сразу по прибытии на службу, сгорели. Некогда красивая гора была острижена, опозорена и пуста.
  Меллас заметил, как голова Гудвин мелькнула над краем посадочной площадки. Гудвин тут же спрятался, потому что по нему открыли пулемётный и автоматный огонь с ближайших позиций. Гудвин радировал Мелласу.
  - Как бы нам достать этого мудака, Джек?
  Меллеас пояснил, что Кортелл как раз обходит позицию сзади. Остаётся только ждать. Оставшиеся враги в ловушке.
  Время от времени, беспорядочно, морпехи высовывались из укрытий, выпускали по полобоймы в сторону вражеского пулемёта и снова прятались.
  Меллас заметил красный дым Кортелла. Он поднялся и закричал: 'Не стрелять! Прекратить огонь! Прекратить огонь!' Гудвин сделал то же самое.
  Забинтованная голова Кортелла на миг показалась над гребнем. Семеро оставшихся в отделении парней запрыгнули на край посадочной площадки, бросили семь гранат, метя по пулемётному расчёту, и спрыгнули вниз, скрывшись из вида. Пулемётчик стал разворачивать пулемёт, чтобы встретить новую угрозу. Гранаты разорвались внутри и вокруг неглубокого гнезда, создав серию ударных волн, которые ударили по барабанным перепонкам Мелласа.
  Гудвин немедленно бросился через площадку к дымам от разрывов. Оглушённый солдат СВА пытался развернуть пулемёт на Гудвина, но был недостаточно быстр. Гудвин, как пантера в броске, прыгнул на него и застрелил из М-16. Оставшиеся в соседних орудийных гнёздах солдаты СВА вставали, безоружные, с круглыми от ужаса глазами, и поднимали руки. В считанные секунды они были срезаны, ибо всё имеющееся на горе оружие было направлено на них.
  Меллас, ещё стоя на трупе, уронил голову вперёд и уткнулся окровавленным, горящим лицом в прохладную глину. Джексон откинулся назад, притулив рацию к стенке окопа. 'Мы победили', - сказал Джексон.
  Меллас просто кивнул головой внутри каски. Сама каска без движения лежала на глине. Он наслаждался ощущением прохладной земли на подбородке и губах. Вскоре ветер охладил его мокрую форму. Он выбрался из окопа и крикнул командирам отделений устраивать оборону на случай контратаки. Потом вспомнил о Гамильтоне, которого оставил в засаде внизу.
  - 'Браво-один-три', это 'браво-раз'. Прости, что я столько тебя подгонял. Почему бы тебе не подняться сюда и не занять позицию между восемью и десятью часами. Двенадцать часов - это север. Приём.
  Последовало долгое молчание.
  - 'Один-три', это командир первого. Как понял? Приём.
  По рации послышался дрожащий голос Крота: 'Литера 'хоутел' стала 'курс'. Приём'.
  Руки Мелласа задрожали. 'Кто ещё? Приём'.
  - У нас два незначительных 'оли'. Приём.
  - Сможете подняться сюда без посторонней помощи? Приём.
  - Сможем. Приём.
  - 'Первый' - конец связи. - Меллас отдал трубку Джексону.
  Гора была в их руках.
  Джексон съёжился и обхватил голову ладонями.
  Меллас подковылял к краю посадочной площадки и смотрел, как Крот тяжело поднимается по склону, таща Гамильтона на спине. Крот свалил Гамилтона у ног Мелласа. 'Простите, сэр. Я знаю, вам туго пришлось'. Он пошёл прочь, оставляя Мелласа одного над телом Гамильтона.
  Меллас молча вывернул карманы Гамильтона. Нашёл письмо от матери. Она писала: 'Не переживай, Хвастунишка, скоро ты будешь дома и всё кончится'. Меллас не знал, что Гамильтона прозвали Хвастунишкой. Он чувствовал, что совсем не знал Гамильтона - и никогда уже не узнает.
  Левую ногу Мелласа дёргало от осколков, правая нога горела. От крови штаны прилипли к ногам. Он чувствовал острую, пульсирующую боль в ослеплённом глазу. Если б только можно было присесть, просто сесть и ничего не делать. Но нужно было организовывать оборону.
  Он с трудом поднялся на ноги. В него ударил взрыв. Он упал в грязь и откатился к Джексону. Они оба уставились на жирный дым, плывущий над посадочной площадкой. Кто-то звал санитара. 'Мина! Мина! - закричали со стороны сектора Гудвина. - Здесь всё нахрен заминировано!'
  - Господи, мать твою, - пробормотал Меллас.
  Он снова поднялся. Земля вокруг вдруг стала ядовитой. Он не знал, куда поставить ногу.
  Тем не менее, роту нужно было как-то размещать. Меллас опустился на колени и пополз от окопа к окопу, высматривая признаки зарытых мин или растяжки. Ребятам тоже хотелось посидеть. Меллас шутил с ними, уговаривал их и угрожал. В конце концов, они начали вгрызаться в гору, выбрасывая мертвецов из окопов и очищая полузасыпанные траншеи. Другие тащились в гору с мёртвыми морпехами или помогали собирать раненых, чтобы подготовить их к эвакуации. Фитч вызвал добровольцев зачистить небольшой сектор на вершине для эвакуационной птицы. Вскоре сформировалась шеренга из морпехов, и они медленно поползли по участку, ножами прощупывая землю и высматривая растяжки. Одному парню вырвало кишки, когда он убрал колено со взрывателя, который пропустил его нож. То, что от него осталось, положили в общий штабель.
  Фитч созвал командиров на совещание. Меллас пошёл на него по краю посадочной площадки. Дым душил его и вызывал тошноту. Дым лениво поднимался с горы и смешивался с серыми облаками, без конца дрейфующими в сторону Лаоса.
  - Хорошая работа, Мэл, - сказал Фитч. Он осунулся и был опустошён. Хок и Гудвин сидели, опустив локти на колени. Они смотрели в пространство.
  - Гамильтона убили, - ответил Меллас. - Он таскал мою рацию. - Он понятия не имел, почему разговаривает. Просто нужно было кому-то сказать. - Шулер в порядке? - спросил он у Хока.
  Хок кивнул.
  Фитч пристальней посмотрел на Мелласа. 'Тебя нужно эвакуировать', - сказал он.
  Меллас не ответил. Здоровым глазом он смотрел на Вертолётную гору. Он видел людей в ярко-зелёных униформах, наблюдавших за ними в бинокли.
  - Блядские мудаки хлопали в ладоши, - очень тихо сказал Меллас.
  - Слушай, - сказал Хок, касаясь плеча Мелласа. - Всё нормально. Они ведь не знали.
  Подошёл Релсник с рацией и подал Фитчу трубку. ' 'Большой Джон-шесть', Шкипер', - сказал он.
  Голос полковника звучал бодро и деловито: 'Принято, 'браво-шесть'. Мне нужны данные о потерях и доклад о выполнении задачи. Ваши эвакоптицы стоят наготове. Ваша зона уже безопасна? Приём'.
  - Ещё нет. Приём, - решительно сказал Фитч.
  - Блистательно. Жаль, у меня не было кинокамеры; вот всё, что я могу сказать. 'Большой Джон-шесть' - конец связи.
  Фитч швырнул трубку на землю рядом с Релсником. 'Жалеет, что у него не было блядской кинокамеры', - сказал он. Через небольшой прогиб он уставился на Вертолётную гору.
  Меллас проследил за взглядом Фитча, в голове роились образы. Вот рота, слишком утомлённая, чтобы идти, но всё же идёт. Вот она беспомощно наблюдает, как на другую сторону горы падают бомбы. Тупые аплодисменты, словно был не бой, а футбольный матч в пятницу вечером. Неслыханный приказ Симпсона, полученный на долгом марше на Скай-Кэп, о том, что эвакуации больше не будет. Изуродованный Хиппи. Безумные понукания. Тупость. Кровь, толчками истекающая из ноги нового пулемётчика. Глотка Джейкобса. Для чего? Где смысл?
  Здоровый глаз Мелласа сосредоточился на маленькой фигурке в аккуратной полевой форме. Он видел только полковника. Разделявшие их 600 метров сжались в ничто. Меллас решил убить его.
  Он медленно захромал от группы. 'Эй, Джек', - воскликнул Гудвин, но Фитч положил ладонь ему на руку, удерживая. С озадаченным лицом Хок наблюдал за Мелласом. Меллас пошёл вниз под гору, через линии Хока. Он почти не отвечал на приветствия Шулера и третьего взвода, который окапывался.
  Сразу за линиями Меллас дослал патрон в патронник и поставил переводчик в безопасное положение. Не обращая внимания на опасность, он углубился в заросли на гребне, вплотную примыкающем к соседней горе. Он нашёл бревно и настроил прицел на расстояние, с удовлетворением отметив факт, что делает именно то, чему его учили на стрельбище. Он улёгся. Однообразное серое утро казалось вечным. Время не имело значения. Была только маленькая фигурка полковника, теперь высоко над ним на голом склоне. Он выставил переводчик в автоматический режим. Меллас был уверен, что с трассёрами он в него попадёт. Он приложился к винтовке, склонил голову набок так, чтобы здоровый глаз целился вдоль ствола. Полковник повернулся к нему спиной. Меллас ждал. Он хотел, чтобы мудак видел, перед тем как его развалит пополам, что трассёры летят к нему навстречу; чтобы он понял всё так же, как понял Джейкобс. Полковник всё ещё разговаривал. Меллас ждал терпеливо, как зверь. Время остановилось. Только эта единственная задача. Подожди, когда говнюк повернётся; пусть видит, как летят пули. Симпсон начал поворачиваться.
   Меллас услышал, как за спиной кто-то хрипло закричал. Хок головкой нырнул на него сверху и дёрнул винтовку вперёд как раз в тот миг, когда Меллас нажал на крючок. Пули ударили в землю перед ними. Меллас в ярости отпрянул, чтобы врезать Хоку. Хок скатился с него и вышиб винтовку из рук. Меллас махнул кулаком и, ударив Хока прямо по лицу, вскочил, чтобы отыскать винтовку. Хок был уже на ногах и встал перед ним, тяжело дыша и направив свою винтовку Мелласу в бок, явно готовый защищаться.
  - Чёрт тебя побери, Хок! Чёрт тебя побери совсем!
  Хок ничего не сказал и, наготове, наблюдал за Мелласом.
   Меллас завопил: 'Этот ублюдок убил их всех. Он послал нас сюда без поддержки с воздуха, чтобы насладиться зрелищем. Он смотрел, как мы умираем. Этот урод не заслуживает жизни. Чёрт тебя побери, Хок. Чёрт побери тебя и твой блядский... твой... а, чёрт возьми нас всех!' Он опустился на землю и уставился в пустоту.
  Хок опустил ладонь на плечо Мелласа: 'Пошли, Мэл, контратака может начаться в любую минуту'.
  Меллас потащился вслед за Хоком назад на гору.
  ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
  Контратаки не случилось. СВА уходила в Лаос, прикрывая отход удачно расположенными пехотными и миномётными отрядами. Эвакоптица пробилась через долину, и Поллак её посадил. Три миномётные мины СВА легли вокруг вертушки, заставив морпехов, переносивших раненых на борт, упасть на землю. Они тут же вскочили, погрузили раненых и помчались по окопам, придерживая каски под воздушной струёй от винта. Вертолёт соскочил с края площадки и, набирая скорость, полетел вниз, в пространство. Появилась другая птица и забрала последних экстренных раненых. Потом вернулся туман. Он остановил обстрел, но также остановил и дальнейшую эвакуацию.
   День прошёл в утомительном оцепенении, в складывании мёртвых американских подростков в штабель у посадочной площадки, а мёртвых вьетнамских подростков - в мусорной яме вниз по склону на северной стороне.
   Старший санитар доложил Фитчу, что правый глаз Мелласа серьёзно повреждён. И если он ещё не потерян, то будет потерян без немедленного хирургического вмешательства. Единственным местом, где его могли осуществить, был один из плавучих госпиталей. Меллас заявил Фитчу, что при том условии, что Шулеру, скорее всего, придётся взять на себя третий взвод, когда Хок вернётся в штаб батальона, ему будет не очень удобно передавать первый взвод Джексону или Кортеллу. Независимо от имеющегося у них боевого опыта, им всё-таки было по девятнадцать лет. Кроме того, Фитч с Гудвином останутся единственными офицерами в роте. В действительности, хоть он и не говорил этого вслух, Меллас слишком полюбил всех и каждого, чтобы оставить взвод перед лицом опасности без своей помощи. Он отказался уезжать. Фитч понимал, что Меллас был прав, говоря о недостатке вожаков, и, насколько он мог судить, глаз был уже потерян. Поэтому он позволил Мелласу остаться.
  В тот вечер Меллас и Джексон укрыли свой окоп несколькими кусками разбитой фанеры, трясясь, как два раненых зверя под пронизывающим ветром, который завывал со стороны Лаоса. Время от времени Джексон вздрагивал от сдерживаемых рыданий. Здоровым глазом Меллас смотрел в темноту и терпел боль в ноге и пульсирующую боль в другом глазу. До этого он пытался прочитать надписи на коробках из-под сухих пайков: было неловко и неудобно. Он утешал себя тем, что будет выглядеть как реклама рубашек 'Хатауэй'. Затем чувство страха и потерь распустилось в его животе, где дожидалось своей поры, и он горячо пожалел, что не внял совету Шеллера и не попытался спасти глаз. Он стал молиться.
   Меллас выполз из окопа в 20:30, чтобы проверить линии. Приволакивая ногу, в 22:30 он вернулся. В 00:30 он полез наружу опять.
  - Я пойду, лейтенант, - сказал Джексон. - Взбодрю парней не хуже вашего. - Меллас не спорил. Он тут же задремал, улёгшись щекой на рацию.
   Джексон выбрался из-под фанеры в холодный ветер. Он чувствовал, хоть и не мог их видеть, что тучи поднялись выше и быстро движутся на восток. В черноте вокруг Маттерхорна стояли джунгли, тихо дыша после утреннего судорожного неистовства. Джексону казалось, что джунгли отдыхают и готовятся совершить собственную атаку на Маттерхорн, чтобы омыть свои раны, когда эти вредные насекомые покинут его. Джунгли медленно поползут на гору, покрывая её новой зелёной кожей, вновь укрывая голую глину и камни, пряча мусор, набросанный на её склоны, сглаживая искусственную кромку посадочной площадки, - снова округляя и разглаживая Маттерхорн.
   Джексон присел на корточки, поближе к твёрдой спящей земле, чувствуя её целительные силы. Неожиданные слёзы навернулись на глаза. 'Гамильтон, - прошептал он. - Прости. Мне чертовски жаль, чувак'. Он плакал теперь в открытую. Он понимал, что глупо вслух разговаривать с мертвецом, но чувствовал, что как-то должен извиниться перед Гамильтоном за то, что пока ещё жив и так от этого счастлив. Гамильтон хотел жениться, иметь детей. Теперь уж не женится, а Джексон - наоборот.
   Всплеск рыданий прошёл. Джексон посидел ещё немного, подставив под влажный ветер мокрое лицо. Он вытер лицо ладонями, горячими и потрескавшимися от грязи, обезвоживания и инфекции. Он не мог избавиться от стойкой грызущей тревоги, когда пополз, наконец, проверять линии. Почему Гамильтон умер, а он живёт? Проверив окопы, он не захотел возвращаться в окоп, под фанеру. Что-то заставило его подняться на пустынную посадочную площадку.
   Когда Джексон напоролся на мину, взрыв вытряхнул Мелласа назад, в темноту и холод. Сначала он подумал, что это, наверное, кто-нибудь из группы КП. Потом услышал дикий перепуганный крик Джексона: 'Помогите! Боже, помоги мне! Пожалуйста - кто-нибудь - помогите!'
   Меллас вскинул рацию на спину и пополз на голос Джексона, снова и снова шепча 'нет'. Он добрался до Джексона сразу за Фредриксоном: тот удерживал Джексона, стараясь ухватить его за бёдра. Джексон кричал.
   - Помогите мне прижать засранца к земле, лейтенант, - сказал Фредриксон. - Чёрт возьми, Джексон, не шевелись.
   Меллас лёг на вздымающуюся грудь Джексона и шептал: 'Всё будет хорошо, Джексон. Всё будет хорошо'.
   - Шеллер, - крикнул Фредриксон старшему санитару, который уже полз сквозь темноту. - Нужна проклятая внутривенная жидкость и что-нибудь, чтобы отсечь вот эти артерии. - Шеллер появился с бутылкой жидкости и трубками, а также инструментами. Пока Фредриксон делал всё возможное, чтобы остановить кровотечение, Шеллер вставил катетер в руку Джексону и поднял бутылку с жидкостью в воздух как можно выше. Джексон успокаивался, ужас и паника убывали по мере того, как два санитара заставляли его давший сбой организм снова работать. Меллас посмотрел украдкой на нижнюю часть тела Джексона. Фредриксон колдовал над бесформенной массой ниже колен. Ступни отсутствовали.
  - Всё будет нормально, Джексон, - повторял Меллас. - Всё будет нормально. - Джексон застонал и потерял сознание.
  Меллас не молился, но его мозг снова взлетел над посадочной площадкой и увидел под собой весь 1-й корпус и отправился искать нечто, что лучше самого господа бога - хорошего пилота вертолёта.
  
  ***
  
   За пределами Куангчи на аэродроме 39-й авиагруппы первый лейтенант Стив Смолл проигрывал в эйси-дьюси своему второму пилоту Майку Никелсу. Смоллу казалось, что данная игра эйси-дьюси никогда не начиналась и никогда не кончалась. Что она была такой же неотъемлемой частью 39-й авиагруппы, как песок, пропотевшие лётные костюмы, дешёвый бурбон, несвежие простыни, срамные рукоблудные фантазии, дрянные киноленты и подспудная тревога, что следующий вылет будет именно тот, в котором 12,9-мм гуковский пулемёт проделает в тебе сквозную дыру от ануса до самого рта.
   Вертолёт СН-46 Смолла стоял в темноте, лопасти винтов повисли под собственным весом. Экипаж дремал на брезентовых носилках посреди пулемётных патронов и коробок с внутривенной жидкостью. Нагрудный доспех Смолла, висевший на плечах, показался тяжелей обычного. Может быть, он перебрал в офицерском клубе. С другой стороны, может быть, он выпил недостаточно. Он столько часов налетал на этой грёбаной птице, что не имело значения, ведёт он её поддатый или нет. Казалось, что штуковина летит сама. Её вращающиеся лопасти и тошнотворные нырки снились ему по ночам вместе с её красотой, когда она соскакивала с горной вершины или идеально приземлялась на маленькой площадке: ворчуны ему улыбаются и вскакивают, чтобы получить доставленные ништяки, или тускло глядят с облегчением, загрузив на борт то, что осталось от товарищей.
   Резко заговорила радиостанция в дежурном помещении, и вахтенный боец отложил автомобильный журнал, чтобы ответить. Смолл и Никелс напряжённо прислушались. Смолл посмотрел на часы: 02:17 ночи. Снова 'Большой Джон-браво'. Один тяжелораненный. Маттерхорн. Погода ужасная. Те же мудаки, что выдолбили тот проклятый канареечный насест на Скай-Кэпе. Те же тупые сукины дети, из-за которых он нёсся над всей западной частью провинции Куангчи, чтобы закинуть сумасшедшего рыжего лейтенанта и его перегруженных новичков в самую гущу круто заваренной каши, каковой он не видал за почти десять месяцев боевых вылетов. И эти засранцы по-прежнему гнут своё. Мать его, господи, подумал он. Потом он задумался, почему христианский бог гораздо более удобен в качестве ругательства, чем еврейский бог его детства. Всё началось ещё тогда, когда он выяснил, что Арт Бухвальд во время Второй мировой войны служил в четвёртом авиакрыле МП. О чём же тогда он, мать его, думал? Всё это пронеслось в голове, пока они с Никелсом бежали к двери. Вопрос о том, чтобы не пытаться вылететь, даже не стоял.
   Их поспешные шаги разбудили экипаж. Смолл тут же приступил к запуску, а Никелс вышел в эфир получить 'добро' от артиллерии, чтобы их не сбили во время полёта мимо больших армейский 175-мм САУ на ВБВ и восьмидюймовок, выполняющих ночные задания на 'Рэд-Дэвиле'.
  Взвыли двигатели. Неуклюже завертелись лопасти. Перед двумя пилотами тускло горели датчики. Смолл вырулил на взлётно-посадочную полосу. Фюзеляж дрожал; рёв усилился до точки, в которой слышна была только рация в шлеме. Птица двинулась вперёд, в темноту, и плавно оторвалась от земли. Мимо в тумане неуловимо промелькнули огни и исчезли. Если б не тусклые огоньки панели управления, они бы оказались в полной темноте.
  Смолл потел, но не от жары. Дело предстояло трудное.
   Он получил от Никелса пеленг и поднялся на высоту 6000 футов. Чёрные облака закрывали небо над ним. Внизу, невидимые, но ясные в его воображении от бесчисленных дневных полётов, лежали равнины со слоновой травой, бамбуком и медлительными ленивыми реками. Потом появились горы.
   - Попробуй связаться с 'браво' на их ротной частоте, - сказал Смолл Никелсу по внутренней связи. Он напрягал зрение и пытался рассмотреть хоть что-нибудь знакомое, чтобы определиться, как близко от земли он летит - как близко от смерти.
  ' 'Большой Джон-браво', 'Большой Джон-браво', это 'Трещотка-один-восемь'. Приём'. Тишина. Может быть, тупые ворчуны не знают, что Группа сменила позывной с 'Сороки', - стандартная оперативная процедура, чтобы заставить гуков ломать голову. Смоллу не нравился позывной 'Трещотка'. Звучало слишком жеманно. Он был не в настроении жеманиться.
  - 'Большой Джон-браво', 'Большой Джон-браво', 'Трещотка-один-восемь'. Приём.
   Раздался треск электропомех. 'Они должны нас услышать, - сказал Никелс. - Слишком слабый сигнал, чтобы достать нас на их ротной частоте'.
  Смолл глянул на измятую карточку на притороченном к ноге планшете. Он переключился на батальонную частоту, зная, что батальонный оператор наверняка пользуется большой параболоидной антенной. ' 'Большой Джон-браво, 'Трещотка-один-восемь'. Приём'.
  Голос Релсника, усиленный антенной 292-й радиостанции, раздался из черноты в шлемах пилотов: ' 'Трещотка', это 'Большой Джон-браво'. Слышим вас 'локо-коко'. Как слышите? Приём'. Смолл улыбнулся, услышав 'локо-коко' в качестве 'чётко и ясно'. Для него это было в новинку. На прошлой неделе было 'лимон и кока-кола'. Двумя неделями ранее - 'ликети-клит'.
  - Слышу тебя хорошо. Только не знаю, где вы, чёрт возьми, находитесь. Приём.
  - Мы на Маттерхорне, сэр. Приём.
   Смолл отпустил проклятие под нос. Чёртовы дети с блядскими рациями. Где этот чёртов ФАК-чувак? Он глубоко вдохнул, чтоб сдержать свою раздражительность и страх. 'Я знаю, что вы на Маттерхорне, 'браво'. Я говорю о том, что я вас не вижу. Там охренительно темно. Включите проклятый свет'.
  Наступила долгая пауза. В рации зазвучал другой голос: ' 'Трещотка', это 'браво-шесть'. Нас весь день обстреливают миномёты, и нам бы очень не хотелось зажигать огни. Приём'.
   А мне бы очень не хотелось летать вслепую в проклятых горах, подумал про себя Смолл. Он знал, что в последнее время 'браво' сильно потрепали. 'Какой там у вас потолок? И где ваш авианаводчик? Приём'. Снова наступило молчание. Положись на грёбаного ворчуна, и ты не узнаешь, какова нижняя граница облаков.
  Ответ был скорее похож на вопрос: 'Сто пятьдесят футов, 'Трещотка'? Приём'.
  - Блядь.
  В тускло освещённой кабине два лётчика переглянулись. Сто пятьдесят футов при скорости в 100 миль в час пролетаются меньше чем за секунду.
   В рации раздался голос Фитча: 'Мы слышим ваши шумы, 'Трещотка'. Вы от нас в направлении 'сьерра-эко'. Пеленг один-четыре-ноль. Можете перейти на частоту роты? Приём'.
  - Принято. Увидимся. Приём.
   Смолл немедленно скорректировал направление вертолёта и перевёл переключатели частот на частоту 'браво', освобождая батальонную связь для другого радиоэфира.
   Они снова вышли на связь. 'Дадите мне сигнал, когда я пролечу над головой. Хорошо? - радировал Смолл. - Как я иду по курсу? Приём'.
  - По-прежнему 'сьерра-эко', - ответил Фитч. - Так держите. Приём.
   В темноте кабина освещалась то красным, то зелёным. Смолл представил себе, как воображаемый 'браво-шесть' где-то там книзу, в грязном окопе, старается расслышать слабое дребезжание газонокосилки, которое означает жизнь или смерть для раненого бойца. Рация выплюнула 'Позиция!' Смолл немедленно выполнил разворот, но видел только черноту.
   - Я ни хрена не видел, 'браво'. Приём, - радировал Смолл в ответ, уже выравнивая вертолёт горизонтально и возвращаясь на место, в котором услышал 'позиция!', и всё время следя за альтиметром и индикатором тангажа и крена. - Как высоко над вами мы, по-вашему, были? Приём.
  Опять долгая пауза. Опять неуверенный ответ: 'Шестьсот футов? Приём'.
  - У нас есть здесь другие грёбаные горы, о которых надо помнить? - рявкнул Смолл Никелсу.
   Никелс ответил незамедлительно: 'Донг-Са-Муи, высота пять тысяч сто футов. Примерно в двух километрах на северо-восток. От Маттерхорна до него четыре километра'.
  Смолл что-то буркнул себе под нос.
   Он запросил ворчунов воспользоваться артиллерийскими трассирующими снарядами. Они осветили только туман.
   - Что там за херня случилась с вашим тяжелораненым, 'браво'? Приём, - рассеянно спросил Смолл, стараясь придумать, как поступить.
  - Ему оторвало обе ноги. Приём.
  Зачем же беспокоиться?
   - Не могу найти вас, говнюки, без огней на посадочной площадке. Есть возможность как-нибудь их укрыть? Приём.
  Снова тишина. 'Мы могли бы положить сухое горючее в каски. Приём'.
  Господи, грёбаный ворчун, который может думать. Нихрена себе чудо. 'Хорошо. Установите их в двадцатиметровый круг. Понятно? Радиус десять метров, не меньше. Иначе я не пойму, как высоко я над грёбаной штукой. Приём'.
   Наступило ожидание. Затем снова заговорил 'браво-шесть': ' 'Трещотка', диаметр будет тринадцать с половиной метров. Остальная территория заминирована, и мы не можем её гарантировать. - Пауза и треск: Фитч нажал на кнопку на трубке. - Но если вы хотите рискнуть, то и мы рискнём и выставим круг. Приём'.
   Смолл переключился на внутреннюю связь и заговорил с Никелсом: 'Заминирована? Как тебе нравится эта срань? Они хотят, чтобы я уселся на верхушку вонючей горы в темноте, при грёбаном тумане, а проклятая площадка заминирована? И всё для того, чтобы вытащить несчастного засранца, который, скорее всего, так и так помрёт. Ну, так вот: я бы попробовал. Господи боже. Обе херовы ноги'.
  - Это лучше, чем оба яйца.
   - Не уверен. Что он будет делать, вернувшись домой? Трахать дыни остаток дней своих? - Смолл старался представить, как будут смотреться тринадцать с половиной метров по сравнению с двадцатью, старался вообразить себе это, как будто если б увидел, то сразу бы сообразил, как высоко он над посадочной площадкой.
  - Ладно, 'браво'. Оставьте мины в покое, не рискуйте, но сраный круг всё-таки выложите. Я не могу болтаться здесь всю ночь. И когда я скажу 'зажигай Вилли Пита', мне будет наплевать, долбят ли вас миномёты, - вы зажжёте грёбаного 'Вилли Пита'. У вас он есть? Приём. - 'Браво-шесть' отвечал, что есть.
  
  Они собрали таблетки сухого горючего со всей роты и положили их в каски по кругу вокруг Джексона и двух санитаров. Когда лётчик дал команду, Китаец и Шулер побежали от каски к каске, зажигалками поджигая горючее. Вокруг Джексона образовался круг голубого света, призрачный в тумане, и каски скрывали мерцающее голубое пламя со всех сторон кроме направления прямо вверх.
  Огромный вертолёт завис в нескольких футах над головами. Струя воздуха от винта опрокинула две каски, и тёмные фигуры метнулись спрятать два куска горючего, забрасывая их назад в каски голыми руками.
  Меллас слышал, как лётчик бормотал по рации: 'Господи, 'браво'. Я сразу над вами, говнюки. Хорошо, заходим на посадку. Готовьте парня. Я вижу ваше горючее. Приём'.
  - Ты веришь в это, Никелс? - сказал Смолл, переходя на внутреннюю связь. - Я только что сказал 'Вижу ваше горючее'. - Вот дерьмо, подумал он про себя, тринадцать с половиной метров.
  - Ладно, 'браво', захожу на посадку, - радировал он. - Зажигайте 'Вилли Пита', как скажу. Приём. - Смолл посмотрел через плечо в темноту за вертолётом, но смутный круг снова потерялся в облаках. Ничего не видя, он скорее чувствовал, чем пилотировал, что большая птица вот-вот сядет в зону посадки, так он запечатлел эту картинку слабых голубых огоньков в голове. Он снова медленно выровнял вертушку и пошёл вниз на прежнее показание альтиметра. Изменил шаг винта и угол тангажа. Вертолёт один ревел в черноте.
  Внезапно, как болотный призрак, появилась колеблющаяся голубая округлость, и, двигаясь быстро, слишком быстро, стала превращаться в круг, меняясь слишком, блядь, быстро, слишком, блядь, быстро. 'Давай, мать вашу! Давай!' - заорал Смолл.
  - Давай! - заорал Фитч, и Поллак рванул чеку на гранате белого фосфора и бросил её на площадку. Яркий белый свет ударил по глазам бойцов. Огромная кружащаяся чёрная масса врезалась в площадку со страдальческим визгом гнущегося металла. Передние колёса покатились вперёд, и птица зашаталась из стороны в сторону, зарываясь носом, подруливая на неустойчивых колёсах, повёрнутых крутящим моментом лопастей. Потом она накренилась набок и остановилась; заднюю рампу заело.
  Командир экипажа, крича, высунулся наружу над стволом пулемёта 50-го калибра. Санитары-носильщики сунули Джексона внутрь сквозь узкий проход и передали бутылку с плазмой бортовому стрелку. Фредриксон и Шеллер, устроив безопасно Джексона, выбрались назад и спрыгнули в грязь, когда лопасти вертушки уже набирали обороты. Фредриксон подхватил два окровавленных предмета и забросил в боковой проход: это были ботинки Джексона, в которых ещё оставались его ступни.
  На горящий фосфор посыпались мины. Вертолёт скользнул по площадке и исчез, спрыгнув с горы в темноту. 'Убирайтесь с грёбаной вершины!' - без надобности кричал Фитч. Все и так бежали в укрытия. Шулер попытался потушить горящий фосфор. Тот развалился на несколько кусков, и Шулер взвыл от боли, когда один из них прожёг ему в ноге дырку. Фосфор прошёл сквозь мышцу, и только кость смогла его остановить.
  
  Остаток ночи Меллас всё старался понять, почему Джексон потерял обе ноги, в то время как он сам, казалось, отскакивал от одного непрямого попадания к другому. Он чувствовал, что каким-то образом перехитрил судьбу. И тихо смеялся. И что же ему делать, встать и погибнуть, чтобы загладить вину перед мёртвыми и покалеченными?
  Он думал о джунглях, вновь вырастающих вокруг, чтобы прикрыть шрамы, которые они нанесли. Он думал о тигре, убивающем, чтобы есть. Зло ли это? А муравьи? Они ведь убивают. Нет, джунгли - не зло. Они бесстрастны. И таков весь мир. Следовательно, зло должно быть отрицанием чего-то, что привнёс в этот мир человек. В конце концов, это оно заботится о том, что делает мир доступным для зла. Забота. А потом забота врётся на куски. Все умирают, но не всех это заботит.
  Мелласу пришло в голову, что он может создать вероятность добра или зла через заботу. Что может свести на нет равнодушный мир. Но, поступив так, он сам раскроется для боли и будет наблюдать, как мир взорвётся. Его убийства в тот день не были бы злом, если б мёртвых солдат не любили их матери, сёстры, друзья, жёны. Меллас понял, что, разрушая ткань, связывавшую этих людей, он участвовал в злодеянии, но это же зло поразило и его. Ещё он понял, что его участие в злодеянии есть результат бытия человеком. Быть человеком - это он мог делать лучше всего. Без человека не было бы зла. Но не было бы и добра, не было бы ничего нравственного, поставленного над миром фактов. Люди в ответе за это всё. Он засмеялся космической шутке, но ему стало горько.
  
  На следующее утро Меллас выполз из окопа, чтобы сделать обход периметра. Он двигался от окопа к окопу и шутил, стараясь поддержать ребят. Он отпустил шутку в адрес Шулера за то, что тот пытался ухватить пылающий фосфор голыми руками. Шулер показал ему средний палец, но был доволен, что Меллас оценил его жертву. Некоторые ребята уже вскрывали сухпайки небольшими консервными ножами, висевшими рядом в армейскими жетонами. Другие готовили кофе. Несколько человек рыли яму в стороне от окопов, чтобы откладывать в неё фекалии.
  Вокруг Мелласа хребты и вершины ясно возвышались на фоне светлеющего неба. Джунгли в долине внизу ничем не отличались от джунглей, в которые он окунулся здесь впервые: молчаливые, серо-зелёные, одновременно и древние, и вечно юные. Но в них больше не было тайны. В них текут реки, которые он переходил вброд и в которых сражался. В них стоят холмы, подходы к которым и чьи контуры он изучил до мельчайших подробностей; растут бамбуковые чащи, которые, порубленные и поваленные, уже снова начинают подниматься. И в них есть тропа, которая уже начинает зарастать и скоро исчезнет совсем. Наступил ещё один обычный день в мире фактов. Но он был другим, потому что тайна уже была приоткрыта и Меллас смотрел на вещи по-другому.
  Он остановился у КП справиться о Джексоне. Фитч сказал, что тот был ещё жив.
  Четыре 'Фантома' проревели над вершиной, сотрясая рассвет шумом; заработала и артиллерия в долине к северо-западу. 'Это подготовка для 'Летящей обители-килоу', - пробурчал Фитч, не обращаясь ни к кому в особенности. Вскоре четыре вертолёта СН-46 показались в долине к северу. На КП все слушали частоту 'килоу' и слышали, как командир ведущего взвода доложил, что зона высадки десанта свободна от противника.
  - Гуки улепётывают, - объявил Поллак. Все улыбнулись. Меллас, тем не менее, догадался, что задача 'кило' будет состоять в том, чтобы оседлать пути отхода. Дел у них окажется невпроворот.
  К ним присоединился Хок, и Фитч пустил свой кофе по кругу. Они решили устроить новую зону высадки между Маттерхорном и Вертолётной горой, подальше от глаз наблюдателей СВА, чтобы эвакуировать ходячих раненых, таких как Меллас. Меллас передал взвод Шулеру, ему помогли спуститься на новую площадку, где он и свалился.
  Он лежал там в полузабытьи. В его мозгу проплывала Анна, и он просыпался, чтобы почувствовать невидимое солнце на лице или прохладный туман - и пустоту и тоску по ней, каких никогда не испытывал. Но он понимал, что бесполезно мечтать о том, чтобы восстановить отношения, то есть в любом случае, впереди предстояли ещё целые месяцы. Есть в Сиднее белые девушки. Круглоглазые. Может быть, он отправится в глушь. Не тихую ферму с овцами. Может быть, он там влюбится. Может быть, спасёт свой глаз. Всё казалось частью круга, когда он смотрел в серую пустоту над собой и слышал плеск далёких волн на тёплом берегу, чувствовал, как солнце поднимает вверх его тело, подобно испаряющейся дождевой воде.
  Потом он вспомнил о мече Ванкувера, который до сих пор оставался в блиндаже КП на Вертолётной горе. Для верности он взял с собой двоих ходячих раненых.
  В маленьком блиндаже Стивенс стоял на дежурстве. Рабочая команда как раз заканчивала блиндаж побольше для группы КП. Меллас видел, как полковник и Третий разговаривают с Бэйнфордом, поглядывая на что-то к северу, развернув карты. Он кивнул Стивенсу во мрак, пробрался в угол и вытащил меч.
  - Это твоё, Меллас? - с удивлением спросил Стивенс.
  Меллас долго смотрел на него. 'Я не знаю, - наконец, сказал он. - Я на самом деле не знаю'.
  - Угу. Тогда ладно, - сказал Стивенс. - Вы, парни, вчера проделали нелёгкую работу.
  Глядя на Стивенса одним глазом, Меллас подумал, что принимал способность видеть за что-то само собой разумеющееся. Теперь же одним глазом он видел Стивенса по-другому. Он не мог сердиться на Стивенса за замечание. Стивенс был просто Стивенсом, винтиком в механизме, и старался быть любезным. И Меллас был просто Мелласом, другим винтиком, и решил не злиться. Ему не очень нравилось быть винтиком, но так уж вышло. Он улыбнулся своему внутреннему диалогу. 'Спасибо', - сказал Меллас.
  Он вернулся на площадку и уснул, положив меч рядом с собой.
  
  Кто-то пинал его по ботинку. Меллас открыл здоровый глаз. Его охватил страшный гнев за беспокойство. Это был Маккарти. Рота 'альфа' извивалась через маленькую посадочную площадку. 'Просыпайся, глупый ублюдок, - сказал Маккарти. - У меня вечность ушла на то, чтоб отыскать тебя с этой твоей грёбаной повязкой на лице'.
  Меллас, улыбаясь, снизу протянул руку Маккарти. Радист Маккарти нетерпеливо курил. 'Куда это вы, блин, направляетесь?' - спросил Меллас.
  - На запад. Второй батальон двадцать четвёртого полка занял блокирующую позицию на оси долины со стороны Лаоса. Мы будем молотом. Рота 'чарли' прямо сейчас двигается от нас с севера. Сегодня они вас выведут. - Он помолчал. - Хреново вам пришлось, ребята, а?
  - Угу, - согласился Меллас. - Хотя ничего необычного. 'Незначительные потери' - так, я думаю, скажут об этом на родине. Всё, что нужно, - это доложить о заварухе как о батальонной операции, и потерянный процент снизится до ничтожного. Кто будет удерживать Маттерхорн?
  - Тебе-то какое дело? Ты будешь кататься на борту 'Убежища', прельщая круглоглазых сестричек. Может, мы ещё устроим 'загадочный тур', когда закончится эта грёбаная операция.
  - Кто удерживает грёбаный Маттерхорн? - допытывался Меллас, приподнявшись на локтях, его здоровый глаз задёргался.
  Маккарти пожал плечами. 'Никто', - сказал он.
  Меллас откинулся на землю и уставился в небо. Никто. Наконец, он сказал: 'Будь осторожен, Мак'.
  - Не беспокойся обо мне, - сказал Маккарти.
  Меллас посмотрел на него. Оба знали, что Маккарти днём предстоит идти в бой, а Мелласу - в тот же день покинуть всё это. Свершился ещё один поворот круга, ещё один утомительный, судорожный цикл, при котором если не Меллас, то будет Маккарти, а если не Маккарти, то кто-нибудь другой, подобный Маккарти, - снова и снова, подобно отражениям в зеркалах парикмахерской: всё глубже и глубже, всё меньше и меньше, искривлённые временем и расстоянием до неузнаваемости, но всегда повторяющиеся, всегда одни и те же. Меллас подумал, что если разбить одно из этих зеркал, что мука прекратится, и его оставят в покое, и он сможет уснуть. Но зеркала - это только мысли, иллюзии. В реальности был Маккарти, с приятельским лицом стоявший над ним, его радист, нетерпеливо жаждущий отправляться уже в путь, потому что придётся прибавить скорости, чтобы нагнать взвод.
  - Удачи, - сказал Меллас.
  Маккарти помахал рукой и потащился за своим радистом. Он обернулся и снова помахал. А Меллас думал: 'Только не погибни, чёрт тебя подери, только не дай им себя убить'.
  
  ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
  
  Санитарный вертолёт летел на восток. Он миновал белый пляж и полетел над Южно-Китайским морем. Наконец, внизу появилось белое судно с большими красными крестами на надстройке и корпусе. Вертушка, хлопая лопастями по воздуху, задрала нос и села на палубу. Внутрь лезли санитары и вон выносили на носилках раненых. Медсестра держала в руках список на планшете, сверяя санитарные бирки и раны. Она быстро сортировала раненых по группам. Тяжелораненых относили в сторону, в то время как у легкораненых забирали оружие, снимали с них ботинки и одежду и быстро уносили внутрь корабля.
   Сестра взялась за бирку Мелласа, даже не взглянув на него. 'Со мной всё в порядке, - сказал он. - Вон тем парням гораздо хуже, чем мне'.
   - Позволь мне самой делать сортировку, морпех. - Она посмотрела не его бинты. У неё было грубое красное лицо, маленькие глазки, казавшиеся воспалёнными от недосыпа, и толстые брови. Волосы заплетены в две короткие жёсткие косички. - Первыми идут те, кто наверняка поправится, - сказала она. Меллас догадался, что идея состоит в том, чтобы как можно большее количество солдат вернуть в строй.
  - Что это? - спросила она, указывая на меч Ванкувера.
  - Это от моего друга.
  - Всё оружие, морпех, - сказала она, потянувшись к мечу.
  - Я лейтенант.
   - Прошу прощения, - последовал саркастический ответ. - Послушайте, лейтенант. Я занята. Всякое оружие сдаётся - даже глупые сувениры.
  - Хрена лысого это сувенир.
   - Что вы сказали, морпех? Вы ведь знаете, что разговариваете с лейтенантом ВМС США, не так ли? - Это звание равнялось капитану морской пехоты.
   - Слушаюсь, мэм. - Меллас небрежно взял под козырёк, слегка изогнув руку. - Как мне знать, что я получу его назад? - спросил он, отдавая честь и ожидая, что она ответит ему тем же.
  Сестра уставилась на него. Потом закричала через плечо: 'Белл, возьми оружие у бойца'.
  - Я сказал вам...
   - Подчиняйтесь приказам, лейтенант, иначе я доложу о вашей заднице. - Она двинулась к следующему бойцу: прочитала бирку и что-то записала на планшете.
  Подошёл Белл, госпитальный санитар, и взял меч. Он оценивающе осмотрел его.
  - Как мне узнать, что я получу его назад? - снова спросил Меллас.
  - Вы его заберёте, когда получите приказ возвращаться на берег, сэр.
  - Мне нужна расписка.
   - Сэр, вы задерживаете весь процесс. У нас тут морпехи двадцать четвёртого полка в полном дерьме, а вы...
  - Я сам из морпехов двадцать четвёртого полка. Мне нужна грёбаная расписка.
   - У нас нет форм расписок для мечей, лейтенант. Он будет храниться вместе с винтовками. С ним всё будет нормально.
   - Троим моим парням пришлось заплатить за свои винтовки, потому что какой-то урод из ВМС продал их гукам. Мне нужна расписка и немедленно.
   Белл оглянулся, ища помощи. Заметил медсестру и пошёл к ней. Меллас видел, как она поджала губы и что-то сказала Беллу. Белл вернулся: 'Вам придётся подождать, сэр. Лейтенант говорит, что пока занята'.
   Когда последние носилки исчезли во внутренностях корабля, сестра, держась строго, подошла к Мелласу. 'Итак, в чём проблема, лейтенант?'
  - Мэм, лейтенант хотел бы получить расписку за оружие лейтенанта, мэм.
   - Расписку. Понятно. - Она заглянула в планшет. - Меллас, второй лейтенант, рота 'браво', первый батальон, двадцать четвёртый полк МП. Правильно?
  - Так точно, мэм, - ответил Меллас.
   - Я отдам вам прямой приказ, второй лейтенант Меллас, а санитар Белл будет свидетелем. Если приказ не будет выполнен, я отдам вас под арест за неподчинение прямому приказу. Это ясно?
  - Так точно, мэм, - сказал Меллас, стиснув зубы.
   - Лейтенант Меллас, отдайте ваше оружие, вот этот меч, санитару Беллу и несите задницу в офицерскую палату. Если через десять секунд вы не сдвинетесь, я отдам вас под арест. В любом случае я доложу о вас как о нарушителе сортировки.
  Меллас понял, что машина осилила его. Он отдал Беллу меч.
  
   В офицерской палате другой санитар забрал у Мелласа вонючую форму, но Меллас оставил себе ботинки. Он привязал их к торцу кровати и уставился на санитара. Поняв, что ботинки в безопасности, он нашёл таз, наполнил его тёплой водой и со вздохом опустил в неё ноги. Чуть позже голос санитара вернул его к реальности: 'На обработку раны, лейтенант', - сказал он. Меллас неохотно вынул ноги из таза.
  Его положили на каталку и повезли вглубь корабля. Ему дали местную анестезию, и он наблюдал, как из ног извлекают металл, грязь и остатки ткани, как отсекают мёртвую плоть, зачищают и перевязывают осколочные раны. 'Всё остальное само выйдет', - сказал хирург, уже вчитываясь в следующий случай в списке и вытирая руки. Санитар привёз Мелласа назад к койке. Ему пришлось разбудить Мелласа, чтобы уложить в постель.
  Он резко проснулся от того, что услышал своё имя; сердце колотилось. Он хватал ртом воздух и бешено осмотривался здоровым глазом, ища источник опасности. Медицинская сестра с рыжими волосами, чьё имя 'Элскед, К.Е.' читалось на именном бейджике, стояла над ним. Так же как и у сортировочной сестры, у неё было две лычки лейтенанта ВМС. Она была кратка: 'Вам нужно быть в операционной через пять минут, лейтенант. - Она посмотрела на перевязанные ноги. - Вы сами сможете дойти или вам помочь?'
  - Что более эффективно, - ответил Меллас. Он сполз с койки и пошёл на негнущихся ногах. Она шла впереди по коридору, время от времени оборачиваясь, чтобы посмотреть, не отстал ли он.
  Меллас ловил каждое её движение, замечая, как бёдра и контуры лифчика проступают под хрустящей белой синтетической тканью платья. Он страстно желал догнать её и прикоснуться, соединиться с кем-то мягким, с кем-то, от кого пахнет чистотой и свежестью, с кем-то тёплым. Он хотел поговорить с кем-нибудь, кто знает, каково ему сейчас, кто мог бы объясниться с заблудшей и одинокой частью его души. Ему хотелось женщины.
  Сестра направила двух санитаров подготовить Мелласа на операционном столе. Она не смотрела ему в глаза. Меллас пожалел, что прислан в такое место, где внезапное желание не получит удовлетворения. Она думает, что всё, что мне нужно, это воткнуть в неё, с горечью подумал он. Конечно, мне этого хочется, но есть кое-что посущественней. Он громко рассмеялся.
  - Что смешного? - спросил один из санитаров, подвигая большой механизм, спускающийся с устроенной над головой балки. Он осторожно установил его над лицом Мелласа.
  - Между движением и ответом, между влечением и содроганием падает тень (Т.Элиот, 'Полые люди', перевод А.Сергеева. - Прим.пер.), - сказал Меллас. Он попробовал улыбнуться.
  Рыжеволосая медсестра обернулась и внимательно посмотрела на него.
  Его взяли за плечи, вошёл пожилой доктор. Он внимательно воззрился на глаз Мелласа и ввёл ему анестезию. Сестра промыла глаз, убрав грязь и порох, смешавшиеся с мазью, которую втёр Фредриксон. Осколок распорол Мелласу веко. Другой осколок вонзился в кожу над переносицей и застрял в черепе. Мелласа охватил страх того, что должно было случиться. Он смотрел вверх на большой чёрный механизм на балке. Большие толстые стеклянные линзы и иглы из нержавеющей стали около шести дюймов в длину с очень острым концом. Машина замигала линзами и увеличила глаза доктора, изучающие его. Затем линзы засветились ярким светом, который, казалось, проник в самый мозг Мелласа. Стальная игла выдвинулась из световой дымки, и доктор стал вращать рукоятки настройки, которые задвѝгали иглу. Руки рыжей медсестры крепко держали лоб и грудь Мелласа. Игла вошла в глаз Мелласа. Он держался за каталку и старался не закричать.
  Мало-помалу все обломки и чешуйки неисправной гранаты были убраны из глаза Мелласа. Потом на веко врач наложил два стежка.
  - Вам невероятно повезло, лейтенант, - сказал доктор, снимая марлевую повязку. - Два из этих осколков прошли в микронах от зрительного нерва. Вы могли потерять глаз. - Он вернул машину на место. - Около недели вы не будете нормально видеть. Немного похóдите с повязкой, но сможете вернуться в свою часть примерно через неделю. - Он отвернулся и начал мыть руки. Меллас чувствовал себя так, словно ему только что сообщили о его собственном повешении. Его отвезли назад, и он заснул.
  
  Проснувшись, Меллас выбрался из жёстких простыней и заковылял к коридору. Холодная сталь под ногами вибрировала от работы судовых двигателей. Он окликнул проходящего санитара и спросил, где располагаются рядовые. Ему указали направо, и он захромал туда. В палате он нашёл Джексона и ещё десяток раненых морпехов, все с капельницами. Джексон не спал и, прислонившись головой к изголовью кровати, смотрел в переборку; ноги его были укрыты одеялом. Выпуклости на одеяле на месте ступней отсутствовали.
  Вдруг Мелласу расхотелось, чтобы Джексон его видел. Захотелось уйти и вычеркнуть Джексона из головы.
  К Мелласу подошёл санитар: 'Могу я помочь вам, э...'
  - Лейтенант, - закончил за него Меллас. - Я пришёл навестить одного из моих бойцов.
  - Сэр, у нас не полагаются посещения кроме промежутка между четырнадцатью и шестнадцатью ноль-ноль. Эти парни пока ещё в довольно критичном состоянии.
  Меллас посмотрел на санитара: 'Док, он был моим радистом'.
  - Если войдёт одна из грёбаных медсестёр, то я вас не видел, - сказал парень и отошёл в сторону.
  Меллас подошёл к койке. Джексон слегка повернул голову и снова отвернулся.
  - Привет, Джексон. Как дела?
  - А вы как, нахрен, думаете?
  Меллас вздохнул и кивнул головой. Он не знал, что сказать. Было ясно, что Джексон не хочет его видеть.
  - Послушайте, лейтенант, просто идите отсюда на хер.
  Остальные морпехи, которые прислушивались с соседних коек, углубились кто в чтение, кто в игру со штрипками на голубых пижамах.
  Меллас, тоже в пижаме, одиноко стоял и чувствовал себя голым. Он показался себе каким-то просителем у обрубков Джексона. 'Джексон!'
  Джексон снова повернул голову и холодно посмотрел на Мелласа.
  - Джексон, я... - Меллас старался сохранять достоинство, чтобы не сломаться на виду у всех. - Джексон, мне жаль, что это с тобой случилось.
  Джексон отвернулся к переборке. Его губы задрожали. 'Я потерял ноги, - сказал он, голос его пресёкся. Он застонал. - Я потерял мои ноги. - Он обернулся к Мелласу. - Кто будет трахаться с безногим? - Он закричал в голос и совсем расклеился. - Кто будет трахаться с проклятым арбузом?'
  Меллас отступил на пару шагов, качая головой и чувствуя, что сделал что-то не то, раз остался цел, раз отключился тогда и позволил Джекону проверять за себя окопы. Он жаждал прощения, но его не было. Джексона заколотило, он закричал. Примчался санитар, стал укладывать его и вколол в бедро иглу. 'Вам лучше уйти отсюда, лейтенант', - сказал санитар.
  Меллас похромал в коридор. Он слышал приглушённые крики Джексона до тех пор, пока лекарство не подействовало; потом медленно побрёл в офицерскую палату.
  Он всё время спал; просыпался, только чтобы поесть. Когда он снова набрался храбрости, чтобы навестить Джексона, то увидел, что на его койке лежит другой. Самого Джексона отправили в Японию.
  
  Между перевязками Меллас подолгу принимал душ, несмотря на призыв ВМС мыться быстро. Потом снова спал. Время от времени он видел медсестру из сортировки. Они старательно избегали друг друга. Он также видел, как рыжеволосая сестра входила и выходила из палаты. Он не мог не смотреть на неё. К его неудовольствию, она, казалось, была в хороших отношениях с сортировочной сестрой.
  Он старался вовлечь рыжеволосую сестричку в разговор, но было понятно, что она на дежурстве и имеет мало времени для болтовни. Она была вежлива и временами одаривала тёплой улыбкой после осмотра его глаза. Вскоре они уже обменивались короткими фразами. Он узнал, что она тоже родом из маленького городка, но в Нью-Гэмпшире, и что им обоим нравится собирать ежевику. Хотя он и был ей благодарен за мимолётные разговоры, ему хотелось, чтобы она обняла его своими руками и прижала к себе так сильно, чтобы показалось, будто они проникли друг в друга. Но сбыться этому было не суждено.
  За пару дней раны перестали кровоточить, и ему предложили принимать пищу в офицерской столовой. Он согласился.
  В старых ботинках и свежей униформе он нерешительно прошёл внутрь отполированного деревянного интерьера; золотая лычка второго лейтенанта сияла на воротничке. Официанты-филиппинцы наносили последние штриха на скатерти. Столы были убраны сверкающим серебром и белым фарфором. Меллас посмотрел на свои побитые ботинки, попирающие покрытую коврами палубу. Один из филиппинцев отвёл его к столику на восемь человек, в центре которого стоял канделябр с четырьмя зажжёнными свечами. Он сел. Остальные стулья заняли медсёстры, их было семеро.
  Вблизи от этих женщин сердце Мелласа стучало от радости. Он старался сдерживать своё возбуждение потиранием рук над скатертью. Некоторые из сестёр пытались заговорить с ним, но он не смог отвечать разумно. Он лишился дара речи. Всё, что он мог, это запихивать еду в рот, смотреть на них и смеяться. Разговор шёл о военных магазинах в Маниле и Сасебо, о поездках в Тайбэй и Куала-Лумпур. Одни отпускали намёки в адрес офицеров-мужчин, другие смеялись.
  Мелласу хотелось коснуться их. Хотелось дотянуться через стол и положить руки на их сердца и на груди. Он хотел склонить голову к ним на плечи, вдыхать запах их кожи и впитывать их женственность.
  Но они были старше его и по возрасту, и по званию. Они тоже чувствовали себя неуютно, предполагая, что у него стояк. Это была правда, но не вся. Временами их разговор между собой становился не таким натянутым, скакал вокруг и через него, игнорируя проблемы и возможности, вызванные тем фактом, что они были женщинами, а он - мужчиной. Наконец, они извинились и оставили Мелласа одного. Официанты-филиппинцы убирали со стола. Один из них принёс ему свежий кофе.
  Он увидел, как кто-то поднимается из-за стола на другом конце зала. Это была рыжеволосая медсестра. Она, казалось, засомневалась, но потом направилась к столу Мелласа.
  - Не против, если я присяду? - спросила она.
  - Прошу, - ответил Меллас. Он хотел было сочинить шутку про семь пустых стульев, но не смог.
  - Как глаз? - Она села и, осматривая повязку, наклонилась к нему.
  - Нормально.
  - Любишь кофе, да? - спросила она и приветливо улыбнулась. Волосы, которые обычно были собраны на макушке, она распустила. Они почти падали ей на плечи.
  Меллас расцвёл. Он пустился в подробностях описывать, как готовится кофе на взрывчатке С-4. Оба заговорили о доме, о том, как росли в своих городках. Она пошутила над тем, как он переиначил Элиота перед операцией на глазу, а потом сказала: 'Почему-то я почувствовала себя тенью'.
  Меллас прочистил горло и шаркнул ботинками по ковру под стулом: 'Ну, не совсем так. Я говорил о том, что ты была как бы частью всего этого. Ты действительно хочешь знать?'
  - Конечно. - Она улыбнулась, словно говоря: 'Мы все здесь взрослые люди'.
  - Там, в лесу, - сказал он, - сначала взрыв, а потом - всхлип. После оказываешься здесь, а тут один всхлип и никакого взрыва. - Он тут же пожалел о своей попытке казаться умным.
  - Не очень-то смешно, - сказала она.
  - Ты права, - сказал Меллас. - Прости. - Он помолчал. - Я просто устал быть вежливым, если ко мне относятся как к сексуальному маньяку.
  - Ты думаешь, мы не устали от того, что каждый мальчишка, прибывающий сюда из джунглей, грезит о нём, страдает о нём?
  - То есть о сексе.
  - Не думала, что мне нужно по буквам произносить его для тебя.
  - Нет, я сам неплохо могу его назвать. Слушай: эс-е-ка-эс. Правильно?
  Она насмешливо улыбнулась: 'Умный какой'.
  - Угу. Умный. - Он уставился на кружку с кофе. - Ведь это именно то, чего хочет мужественный ягуар, разве не так? - Он поднял голову и посмотрел на неё. Он увидел Вилльямса, висящего на жерди. - Ведь это так естественно, да?
  - Конечно, - сказала медсестра, уже по-доброму.
  Её спокойное, доброе 'конечно' убедило Мелласа, что он разговаривает с человеком, которому не всё равно. Слово остудило злость на то, что его воспринимают как угрозу; на собственную неспособность сказать ей, что он просто хочет подружиться. Он уставился в кружку.
  Она откинулась назад и вопросительно смотрела на него.
  - Они знают, что не могут иметь эс-е-ка-эс, потому что рядовые не трахают офицеров, - сказал Меллас. - Может быть, всё, чего они хотят, это чтобы рядом была женщина, а не фиговые мужчины со своими липовыми россказнями. Они просто хотят, чтобы им улыбнулась настоящая женщина и поговорила с ними, как с настоящими людьми, а не с животными.
  - Ты бы смотрел на это по-другому, если бы встал на наше место, - сказала она.
  - И ты бы смотрела на это по-другому, если б встала на наше, - ответил Меллас.
  - Это точно, - сказала она. Она посмотрела ему в глаза и мягко улыбнулась. - Послушай, я не хотела быть ханжой. - Он отметил, что у неё зелёные глаза.
  Меллас видел, что она старается настроиться с ним на одну волну. Он растаял и улыбнулся в ответ.
  - Ты должен понять, чем мы здесь занимаемся, - сказала она. Она потянула было руку к нему по столу, но удержалась и положила обе ладони на чашку с кофе. - Мы чиним оружие. - Она пожала плечами. - Вот сейчас ты - неисправная система наведения для сорока винтовок, трёх пулемётов, нескольких миномётов и артиллерийских батарей, для трёх калибров корабельных орудий и четырёх видов штурмовиков. Наша задача - починить тебя и вернуть в строй как можно скорей.
  - Я знаю. Но вот прямо сейчас я что-то не очень себя ощущаю оружием.
  - А ты думаешь, я часто себя ощущаю механиком? - парировала она. Потом смягчилась. - Не из-за того я стала медсестрой. - Она обхватила лоб ладонями и поставила локти на стол. - Я так устала от всего. - Она посмотрела на него, уже более не медсестра ВМС, а просто уставшая молодая женщина. - Так много ребят поступает на борт, - наконец, сказала она. - Они одиноки. У них боль. Они страшатся смерти. - Она помолчала. - А мы можем только штопать тела. От всех остальных, - она подыскивала слово, - э, предметов мы стараемся держаться подальше. Это непросто.
  - Точно так, - сказал Меллас. Она всколыхнула чувства, что он испытывал до начала обеда. Он боялся, что ляпнет что-нибудь не то - и она уйдёт, поэтому не сказал ничего.
  Она прервала молчание: 'Тебя снова отправляют в джунгли, да?'
  Меллас кивнул.
  Она вздохнула: 'Похоже, я хорошо делаю свою работу, раз её результат - отправка тебя назад, в бой'.
  - Вот так положеньице...
  - Ничего общего с возвращением в лес.
  Меллас снова ей улыбнулся. Он чувствовал, что его понимают. Чувствовал, что может с нею говорить.
  - На сей раз всё по-другому, - сказал он. - Я знаю, для чего иду. - Он сглотнул, поднял голову и коротко выдохнул. - Мне страшно возвращаться. - Он посмотрел на неё, беспокоясь, что, может быть, заступил за черту, раскрылся слишком сильно. Он опустил ладонь на здоровый глаз, прикрываясь от мягкого света кают-кампании. Тут же возникли видения: застывшие перепутавшиеся тела, ужас на лице Джейкобса, истекающая кровью нога.
  - Помнишь то чувство, когда собирала ежевику? - спросил он. - Ты должна его знать: с друзьями и, наверное, с чьей-то бабушкой, которая пошла с вами и которая собирается испечь пирог, когда вы все вернётесь домой; а воздух такой тёплый, что кажется, будто сама Матушка Природа печёт хлеб.
  Она, улыбаясь, кивнула: 'Помню'.
  - Возле мусорной свалки малюсенького городка лесорубов, в котором я рос, - продолжал Меллас, - есть большая поляна. - Он погладил скатерть. Она ждала продолжения. - И вот, похоже, на вас с рёвом несётся машина, а в ней шестеро здоровенных парней. Ты стоишь возле этой доброй старой женщины и держишь в руках корзинку с ежевикой, и вдруг тебе немножко страшно. Эти парни всё время пьют. Лица их закрыты масками. У них винтовки. Один забирает лукошки с ягодами и бросает их у края дороги. Тебя разворачивают. Потом, посмеиваясь, ведут к свалке, словно ожидая развлечения. Тебе сообщают, что сейчас все будут играть в игру. А правила вот такие. - Меллас осторожно вдавил нож для масла в белую скатерть. - Мужчины, то есть мальчики, должны проползти по свалке от края до края. Как только натыкаешься на банку, чьей крышки не видно, нужно взять её и показать людям с винтовками. Если окажется, что банка пуста, можно ползти дальше. Если же она не вскрыта, то нас убьют. Мы ложимся в мусор. На свалке всегда что-то тлеет. От дыма ты чихаешь и кашляешь. Задача старухи состоит в том, чтобы подносить воду тем из нас, кто придумает приятный или ловкий способ обнаружить банку. Нам даже выдают ленты, если мы оказываемся особенно сметливы. Конечно, если мы откажемся поднимать жестянки, то навсегда останемся ползать по мусору или, по крайней мере, до тех пор, пока странным людям не наскучит их грёбаная игра.
  Меллас выдавил последние предложения сквозь стиснутые зубы. Он гнул нож об стол, костяшки пальцев побелели. - И одного, нахрен, за другим, - нож медленно загибался, - ребят, с которыми ты собирал ягоды, убивают. А ты по-прежнему смекалист. - Он покачивался вперёд на каждом слове. - А игра всё идёт, идёт и идёт.
  Он посмотрел на неё, держа нож в руке. В нём поднималась та же ярость, что заставляла его выхватывать боевой нож и кромсать растения. Ему хотелось кинуться на кого-нибудь и причинить боль. Он поставил нож кончиком на скатерть и обеими руками согнул лезвие под прямым углом.
  Это её напугало. Она поднялась: 'Простите, лейтенант, - сказала она. Наверное, я...', - что-то начала она говорить, но замолчала.
  Случившееся смутило Мелласа. 'Я должен извиниться, - сказал он. Он нервно положил согнутый нож возле тарелки, желая поскорее убрать его из рук. Нож выглядел весьма странно. - Просто выплеснулось. Чувствую себя настоящим тупицей'.
  Она потянулась через стол и положила руку на его ладонь. 'Не казнись. Может, именно это поможет тебе пройти через всё. - Она быстро сжала его ладонь. - Бог ведает: всем нам что-то нужно. - Она секунду смотрела на него. - Береги себя там. - Затем быстро вышла в дверь.
  Меллас остался один на один со скачущим сердцем и невыразимой яростью. Он понял, что погубил единственную возможность поговорить с единственной женщиной, которая предложила ему то, чего другие женщины предлагать опасались. Он хотел побежать за ней, удержать, говорить с ней о любви и дружбе. Вместо этого он схватил блестящее серебро с белой скатерти и швырнул в один из шикарно обитых диванов, выставленных вдоль переборки. Из вращающейся двери камбуза показалась голова повара-филиппинца. Увидев, что Меллас стоит и старается вернуть себе самообладание, он быстро юркнул назад.
  Меллас молча допил кофе. Он заметил своё отражение на полированных деревянных панелях. Тёмное отражение, слегка искривлённое, но это был он, сейчас очень одинокий.
  Мелласу хотелось убраться с плавучего госпиталя.
  Меллас боялся возвращаться в лес.
  Мелласу некуда было идти.
  
  Утром на него поступил приказ. Ему предписывалось вернуться в часть к 20:00 следующего дня. Таким образом, с прибытием распечатанного на мимеографе листка с его именем ноги его развернуло в сторону земли. Время вновь влилось в его жизнь как неожиданный, но неизбежный прилив. Он оставался на корабле уже пять суток.
  Он отправился получать назад свою винтовку и меч Ванкувера.
  Матрос в оружейке скучал. Его оружие? М-16? Должно быть, её отправили назад в пятую дивизию МП. Вот она отмечена в списке. Меч? Без понятия. Здесь нет никаких мечей. Они не считаются оружием.
  Мелласа охватила злость. Матрос посочувствовал. Меллас потребовал старшего. Матрос отправил его к начальнику. Начальник отправил его к интенданту. Интендант затребовал выписки из дел. В выписках не оказалось никаких сведений о мече. Не переживайте, наверное, его оправили в пятую дивизию вместе с винтовками. Есть ли у него расписка? Вот, заполните форму для пропавших предметов. В конце концов, это всё-таки оружие.
  Удручённый и обессиленный, Меллас вернулся в палату.
   Вечером за ужином он был подавлен. За столом все знали, что наутро он возвращается в джунгли. Что скоро он перестанет быть проблемой. Все были вежливы. Рыжеволосой медсестрички там не было.
  
  Около полуночи Меллас осторожно натянул форму поверх бинтов и пошёл её искать. Он ступил на чуть подрагивающий стальной пол коридора. Подошвы ботинок приняли на себя плавную зыбь Южно-Китайского моря и вибрацию двигателей. Он оправился во внутренности корабля, в лабиринт проходов и лестниц, ведущих к неведомым помещениям.
  В последние дни так же, как школьником отслеживал, на каких улицах и в каких домах исчезают девчонки, он замечал, куда пропадают медсёстры, уходя с дежурства. Ещё он запомнил, что рыжеволосую медсестру звали 'лейтенант К.Е. Элскид'.
  Теперь, в духоте и тишине гулких палуб и коридоров, освещённых тусклыми красными фонарями, Меллас тихонько прокладывал путь к центру офицерской страны. Он понимал, что район, в котором живут медсёстры, для него запрещён. И всё-таки, волнуясь, шёл вперёд. Мимо прошёл санитар, а потом и матрос. Оба посмотрели на него, но ничего не сказали, потому что он был офицером. Меллас шёл дальше по коридорам. Ботинки, пластичные после стольких часов в воде, мягко шуршали по металлу палубы. Он завернул за угол коридора и чуть не влетел в открытую дверь. Внутри он заметил пожилого седовласого офицера, склонившегося над рабочим столом. Вздрогнув, Меллас понял, что это капитан корабля. Он поспешил пройти мимо и попал в изумляющий лабиринт поворотов: не зная своего точного местоположения, он всё-таки верил, что отыщет каюту лейтенанта Элскид по табличке с её именем над дверью.
  И он нашёл её.
  Сердце стучало чуть не в самом горле. Если она отреагирует неправильно, у него будут серьёзные проблемы. Он глянул по сторонам пустого коридора, сглотнул и постучал.
  Секунду спустя послышался приглушённый вопрос, обращённый к кому-то, а потом громкое 'Кто там?'.
  Меллас не знал, что ответить. Он никогда не называл ей своего имени. Могла ли она запомнить его имя по операционной?
  - Кто там? - повторил второй, более резкий, голос.
  - Э, это я, - Меллас чувствовал, что неубедителен. - Лейтенант морской пехоты. - Он помолчал, потом быстро добавил, - Т.С. Элиот.
  Послышалось приглушённое и раздражённое 'Кто?' второго голоса, а затем ответ: 'Всё нормально. Я его знаю. - Затем пауза. - Боюсь, ты тоже'.
  Дверь отворилась. Запахиваясь в белый махровый халат, выглянула лейтенант Элскид.
  - И что же ты тут делаешь? - прошептала она.
  - Надо поговорить кое о чём.
  - О чём? - прошептала она. - Накличешь беду на свою голову.
  - Тогда впусти меня.
  Она крепче взялась за халат и запахнулась плотнее.
  - Прошу, - прошептал Меллас. Он смотрел на неё умоляюще. - Это не то, что ты думаешь. Мне нужна помощь. - Он заметил, что хватка её пальцев немного ослабла. - Мне нужен человек, знакомый с местным аппаратом. Я имею в виду социальный аппарат.
  Она немного помедлила. 'Ладно. - Она открыла дверь. - Боже, чего не сделаешь ради страны'.
  Меллас скользнул внутрь.
  Она включила настольную лампу. 'Прости, Кендра', - сказала она.
  На нижней койке он увидел медсестру с сортировки. Плотно сжав губы, она смотрела на него.
  - Надеюсь, вы оба знаете друг друга, - ехидно сказала лейтенант Эскид. - Второй лейтенант Меллас, корпус морской пехоты США. - Она едва кивнула головой в сторону Мелласа. - Из запаса, правильно? - Она изобразила намёк на улыбку. - Познакомься с лейтенантом Данн, ВМС США. - Она вытащила стул из-под стола. - Теперь, когда вы оба представлены, может, уже расслабитесь? - Она села и прикрыла колени халатом. Она откинулась назад и сунула ладони в карманы, явно довольная собой. - Вы не такие уж плохие, как каждый из вас думает про другого, - прибавила она.
  Данн смерила Мелласа взглядом. Она укрыла плечи одеялом и отвернулась к переборке.
  Меллас посмотрел на лейтенанта Элскид, которая передёрнула плечами, словно давая понять, что она пыталась. В какой-то миг она посмотрела на свои голые ноги. Меллас не мог не последовать за её взглядом. Глаза задержались на её лодыжках, потом остановились на красных ногтях.
  - Итак, Т.С.? - сказала Элскид, дружески взглянув на него. - Или мне звать тебя Уэйно? Смешное имя.
  Меллас почувствовал, как краснеет от смущения, потому что было понятно, что соседка всё ей рассказала о стычке с ним, - и от счастья, что она знает его имя.
  - Уэйно - прекрасное имя, - сказал он.
  - Меня зовут Карен. Спорим, ты этого не знал.
  - Нет, не знал, лейтенант Элскид.
  - Когда я в халате, можешь звать меня Карен.
  Наступила приятная и натянутая пауза, которую нарушил намеренный шум переворачивающейся с боку на бок соседки.
  Меллас начал: 'Кто-то украл мой меч'.
  Данн откинула с лица одеяло и уставилась на Мелласа: 'Мне до смерти надоел этот проклятый меч. Давай, поворачивай задницу кругом и топай отсюда. Если бы не лейтенант Элскид, я б тебя уже арестовала'.
  Меллас почувствовал, как в нём зашевелилась ярость, но на сей раз он держал её в узде. Он повернулся к Элскид: 'Мне нужна твоя помощь. Я уже ходил к кому только можно. Он исчез. Расписки у меня нет. Проследить его путь невозможно. Санитар по имени Белл был последним, в чьих руках я его видел'.
  - И что со всем этим делать лейтенанту Элскид? - сказала Данн.
  Меллас глубоко и медленно вдохнул. Он смотрел Элскид в глаза. Она изучающе наблюдала за ним. 'Я подумал, может, ты знаешь, как его найти, - сказал он. - Если ты поспрашиваешь - ну, каких-нибудь санитаров - может быть, они его видели. У кого-то он ведь должен оказаться'.
  - Ладно. Завтра на дежурстве я поспрашиваю.
  Меллас покачал головой. 'Я не могу ждать. Завтра меня выписывают'. От страха ёкнуло в животе.
  Элскид внимательно смотрела на него. 'Сколько тебе ещё служить?'
  Мозг Мелласа заклинило. 'Какой же это будет день?'
  Элскид рассмеялась: 'В четверг, третьего апреля, если только не после полуночи? В воскресенье на пасху?'
  Меллас смотрел на правую ладонь и шевелил пальцами: 'Триста четыре дня и подъём, - наконец, сказал он. Прозвучало как пожизненный приговор. - Это если я не буду спать всю ночь. Иначе будет две побудки. - Он выдавил улыбку.
  Её лицо излучало доброту. 'В общем, ещё долго'.
  - Угу.
  - С глазом нормально?
  Он кивнул.
  - Ноги?
  Он кивнул опять.
  Свет в её глазах стал ещё теплее. Она снова посмотрела на свои ноги. Взгляд Мелласа последовал туда же. Ноги у неё были прекрасной формы.
  - Почему меч так важен? - спросила она.
  - Погиб один человек... - Меллас осёкся. Он увидел, как Ванкувер ломает засаду, спасая ему жизнь. Сколько жизней обязаны этому воину? - Не знаю. Просто важен. - Он помолчал. - Тебе бы там побывать.
  - Господи, да это сувенирный меч, - сказала Данн. Под одеялом она уже надевала на себя голубой халат. Потом она подняла с койки своё жёсткое под халатом тело.
  - Это как бы трудно объяснить, - сказал Меллас. Его разозлило, что Данн посчитала меч банальностью, но он сдержался.
  - Лучше поверь, потому что трудно объяснять, - сказала Данн. Её маленькие глазки сузились ещё больше. Она схватила форму и пару чёрных туфель с толстыми подошвами. - Пошли, Карен.
  - Куда ты собралась? - спросила Элскид.
  - К дежурному офицеру. - Данн повернулась спиной и под халатом надела трусы. Она повернулась, запахнув полы халата.
  - Он не сделал ничего плохого, - тихо, но твёрдо сказала Элскид.
  - Ему сюда нельзя, вот и всё. Не говорю уже о неподчинении прямому приказу и неуважении к старшему по рангу офицеру. - Данн села на койку и, неловко прикрываясь халатом, надела носки цвета хаки и туфли. Она поднялась на ноги.
  - Кендра, слушай, он просто просит о помощи. Что здесь такого?
  - Может, мне не нравятся мечи. Может, он сам мне не нравится. Он зашёл, куда нельзя, пересёк черту. - Она двинулась к двери.
  Меллас положил руку на дверь, словно преграждая ей путь. Всё нутро его трясло. Он попробовал придать голосу спокойствие: 'Пожалуйста, лейтенант, мэм. - Он выставил ладонь в её сторону и растопырил пальцы, словно отгонял её. - Поверьте, я пришёл сюда не для того, чтобы создавать проблемы. Согласен, я зашёл в запретную зону. Послушайте, я не могу объяснить, почему он настолько важен. Прошу вас. Я просто пришёл просить Карен - лейтенанта Элскид - о помощи, и я думаю, что всё зависит от неё. Если она скажет 'нет', я уйду. Я уйду даже тогда, когда она скажет 'да'. Завтра я уезжаю. Я уйду из вашей жизни. Может быть, уйду даже из своей. - Он повернулся к Элскид и выпалил, - Карен, я должен получить этот меч. - Если бы помогло броситься в ноги Данн, он бы бросился.
  Всё это видела Элскид, и сострадание отражалось на её лице. Она медленно кивнула. Она поднялась и потянулась к своей форме. 'Иди, подожди в кают-компании, - сказала она Мелласу. - Там всегда есть кофе. Я скоро приду. - Она повернулась к Данн, которая, сжав губы, наблюдала за ними. - Расслабься уже, ладно? Он неопасен. - Она посмотрела на Мелласа. - По крайней мере, для нас'.
  
  Меллас благополучно и без неприятностей вернулся в офицерскую столовую, но сердце его по-прежнему колотилось. Он налил кружку кофе и стал ждать. Прошёл час. Он выпил ещё две кружки. Он рассеянно перелистывал журналы. Сменяясь с дежурства, входили и выходили медсёстры и врачи. Ему кивали или говорили 'привет'. Потом зал опустел. Он приступил к четвёртой кружке. Миновал ещё один час.
  Затем в обшитый панелями зал пришла Элскид. В руке она держала меч. Глаза сияли, она тяжело дышала, груди заметно колыхались вверх и вниз.
  - Ты нашла его! - вскрикнул Меллас. Он было рванулся к ней, но остановился.
  Она вручила ему меч, почти официально, словно какой-нибудь дар. Он принял его. 'Боже, Карен, спасибо!' Он взялся за рукоятку и с силой сжал, глаза увлажнились от восторга и благодарности. Он поднял меч между ними: 'Я словно сэр Фрэнсис Дрейк', - сказал он, вдруг застеснявшись.
  Она рассмеялась: 'Что ж, если хочешь, я коснусь им твоих плеч, но я не ощущала себя королевой Елизаветой, когда стучала в дверь хорошего доктора, купившего его у санитара Белла. - Она засмеялась. - Но я стала Кровавой, чёрт подери, Мэри, когда пришлось отменить сделку'.
  - Клянусь, что так, - сказал Меллас и рассмеялся. Он смотрел на неё и понимал, что она была на добрых шесть дюймов ниже его. - Он принадлежал парню из моего взвода по имени Ванкувер. Он погиб с ним в руках, когда бежал по посадочной площадке, чтобы уложить гуков, появившихся на другом краю. Он спас наступление. Он... - У Мелласа, к его удивлению, стало перехватывать в горле. - Он... - Он хотел продолжить, но удушливая печаль наполнила лёгкие и глаза и сковала язык. Он не смог продолжить.
  - Всё хорошо, - сказала Карен. Она легонько коснулась его руки. - Он был друг. Тебе не хватает его, как и остальных. - Она ласково сжала руку и не отпускала.
  Меллас смог только кивнуть, слёзы побежали по лицу.
  - Я знала, что он важен. Не нужно объяснять. Я рада, что смогла найти его. - Она смотрела на него, потом отпустила его руку.
  Меллас улыбнулся. Удушливый спазм прошёл. 'Ты не знаешь, что ты сделала', - сказал он.
  - На самом деле, - сказала она, - думаю, что как раз наоборот.
  Меллас смотрел на меч: 'Угу. Я думаю, когда-нибудь на что-нибудь он нам ещё сгодится. Безумие, наверное'.
  - Нет. Здорово.
  Он посмотрел в её глаза, и они смотрели на него - тепло и ясно.
  - Я, наверное, тебя больше не увижу, - сказал он.
  - Давай надеяться, что увидишь. - Она хотела улыбнуться, но лишь покривила задрожавшие губы. - Бог знает, стоит ли тебе уезжать, если б можно было остаться здесь. - Она прикусила губу. - Будешь себя беречь? То есть... - Она запнулась. - Ты понимаешь, о чём я: не о физическом состоянии.
  Меллас закивал: 'Теперь буду', - наконец, удалось ему выговорить. Она потянулась к нему и быстро поцеловала в щёку. Он прижал её к себе левой рукой, в правой держа меч, - меч зажало между ними. Ему хотелось слиться с ней. Он опустил голову на мягкие рыжие волосы. Осторожно, но твёрдо, она оттолкнула его. Он заметил, что её глаза повлажнели; она повернулась и быстро пошла прочь.
  
  ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
  
  В день, когда вывезли Мелласа, рота 'браво' спустилась с Маттерхорна и забралась на Вертолётную гору для эвакуации. Все окопы, которые они там нарыли, были заняты ротой 'дельта' и штабом батальона.
   Фитч нервно осматривался. Ребята уселись на землю. Некоторые отыскали друзей и пошли к ним, чтобы устроиться в их окопах, но большая часть роты осталась на виду и просто легла на сырую глину.
  Когда радист доложил о прибытии 'браво', из командирского блиндажа выбрался Блейкли. Он сразу заметил, что задора в ребятах не осталось никакого. Тем не менее, вспоминая их атаку, он не мог не испытывать волнения. Блейкли сожалел, что не мог снова стать молоденьким лейтенантом и участвовать в ней. И в то же время его охватывала безмерная гордость за свою собственную роль. Это была штабная работа, но он понимал её важность и исполнил её хорошо.
   Прямо сейчас ему предстояло выполнить два неприятных дела. Первое - сообщить 'браво' о том, что им нужно снова спуститься с горы. Он не мог двинуть роту 'дельта', потому что она была нужна в зоне высадки в качестве резерва для развития успеха. Оставить 'браво' на горе - значит, стеснить всех и вся и увеличить потери в случае миномётного обстрела. Кроме того, если им окопаться на седловине, то тем самым они перекроют самые лёгкие пути подхода для СВА на обе горы.
   Он наблюдал, как к нему устало бредут Фитч и Хок. В трёх шагах позади них шёл радист Фитча и что-то кричал кому-то из роты 'дельта'.
   - Лейтенант Фитч, - сказал Блейкли, подавая руку, - прости, что вам пришлось сюда подниматься. - Он объяснил, что все вертушки заняты переброской войск и артиллерии и что 'браво' придётся провести ночь на седловине между Маттерхорном и Вертолётной горой.
  - Вот тебе на! - громко сказал Поллак.
  Блейкли, немного раздражённый таким неуважением, посмотрел на него.
  - Сэр, мои бойцы измотаны, - сказал Фитч. - Вы просите их устроить ещё один периметр на открытой позиции. Прошлой ночью нам еле-еле удавалось удерживать их ото сна.
   - Я не удивлён, - сказал Блейкли. Его злил тот факт, что с таким непрофессиональным отношением Фитчу всегда удавалось как-то выбираться сухим их воды. Полковник же атакой был доволен как слон. В дивизии все - вплоть до генерала - наблюдали за ней. Никто не замечал ни слабого командования, ни неуважения, ни сна на посту, ни того, что сели с лужу с провизией и водой.
  - Вот те на, - снова сказал Поллак.
   - Младший капрал Поллак, хватит уже, - сказал Фитч. - Иди, скажи Шраму, пусть обеспечит каждого водой, питанием и полным боекомплектом. Я подойду позже.
   - Слушаюсь, Шкипер. - Поллак бросил короткий взгляд на иерархическую бездну, разделяющую его с майором, и отправился выполнять задание навстречу тому, что осталось от роты.
   - Мне нужно поговорить с вами двумя, - сказал Блейкли. Он повернулся и пошёл ко входу в блиндаж; Хок с Фитчем переглянулись.
  - Что это он собирается делать? - спросил Фитч. - Заставит нас снова штурмовать гору?
  - Он может, - ответил Хок. - С 'дельтой'-то в обороне.
  Они тронулись вслед за Блейкли.
   Блейкли сказал, что мог бы отдать Хока под трибунал за оставления поста. 'Я надеюсь, ты понимаешь, что я не собираюсь этого делать, - добавил он Хоку. - Почему ты просто не пришёл ко мне и не сказал?'
  Хок молчал.
  - У тебя есть что сказать в своё оправдание, пока я тебя не отпустил?
  - В своё? Нет, сэр.
   - Что ж, ладно. Полковник хочет тебя видеть. Он на КП у 'дельты'. Я хочу поговорить с лейтенантом Фитчем с глазу на глаз.
  - Слушаюсь, сэр. - Хок ушёл разыскивать Симпсона.
   Когда он ушёл, Блейкли сказал Фитчу, что Симпсон переводит его из батальона. Только по доброте душевной и в признание его недавнего штурма Симпсон не будет освобождать его от командования по мотивированной причине. Фитч может считать себя освобождённым сразу по возвращении на ВБВ. Гудвин займёт его место, пока не вернётся Меллас, а Меллас будет командовать ротой до тех пор, пока они не получат кадрового офицера.
   На КП роты 'дельта' Симпсон сказал, что собирается внести Хока в списки на получение 'Бронзовой звезды'.
   Вернувшись к Фитчу и Поллаку у прежнего блиндажа Фитча, Хок услышал крики 'Мины!' Повсюду по окопам засновали люди. Всё снося, ударили мины. Морпехи жались по окопам, хватаясь за каски, молясь, стараясь не думать, не слышать, не чувствовать. Хок присел на корточки у входа в блиндаж и смотрел на свою старую роту.
   Фитч и Гудвин шли бок о бок и молча уводили роту с горы. За ними так же молча шли морпехи роты 'браво', не придавая значения миномётным снарядам, закинув винтовки на плечи. Измученные, они шли, безразличные к падающим минам, словно это не мины, а дождь.
   Бойцы роты 'дельта' высовывали головы из окопов и смотрели на товарищей, так же как и Хок. Одни качали головой и бурчали: 'Безумные засранцы'. Другие тихо присвистывали. Но в основном молчали.
  От волнения у Хока сжалось в горле. Он вдруг понял, почему жертвы концентрационных лагерей тихо шли в газовые камеры. Перед лицом ужаса и безумия это было единственно возможным человеческим деянием. Не благородным, не героическим - человеческим. Жить, поддавшись безумию, означало окончательно потерять гордость.
  На следующий день, после того как сняли штаб батальона, роту вывезли на ВБВ. Было воскресенье. Батальонный капеллан отец Риордан решил, что было бы утешением устроить поминальную службу. Полковник и Третий с готовностью согласились, хотя все уставные службы уже состоялись поутру.
  
  ***
  
   Гудвину пришлось всех подгонять. Снабженцы выдали новую форму. Рота пошла к ручью, к брезентовым душевым. К несчастью, когда они смывали грязь, засохшую кровь и гной, раны тропической язвы засочились свежим гноем на новую форму. Но всё-таки было приятно от того, что можно выдавливать гной и смотреть, как, чистый и желтоватый, он течёт и смачивает нетронутый хрустящий хлопок новой полевой униформы. Не обошлось без скулежа, но чистая вода, новая одежда и горячее питание свели его к минимуму.
   В 15:50 Фитч и Гудвин подошли к залитому слякотью участку, на котором рота разворачивала палатки. 'Ладно. У вас десять минут, чтобы собраться у священника, - сказал Фитч. - Там и увидимся. После службы у вас свободное время до восьми-ноль-ноль утра'. Он посмотрел вокруг. Его рота была до жалости мала. Он опустил глаза, не в силах говорить; плечи его опустились.
   - Слушайте, ребята, - прибавил он. Он попробовал улыбнуться. Слова не шли. В носу захлюпало. В горле запершило. Он снял кепи. - Слушайте..., - слабо прохрипел он.
   Люди поднялись с земли. Те, у кого на голове были панамы, сняли их и остались стоять; некоторые сложили руки перед собой, и все смотрели на Фитча, стоявшего под свинцовым небом.
  Фитч надел кепи и пошёл к часовне.
  
  После молебна отец Риордан затянул гимн. Чёрные его не знали, да и половина белых тоже.
  Риордан предоставил слово Симпсону.
  Симпсон всматривался в отмытые юные лица перед собой и чувствовал смесь гордости и отваги. Он стоял, заложив руки за спину, слегка расставив ноги, и говорил о том, как гордится каждым из них, как гордится теми, кто пожертвовал собой. 'Это был образцовый штурм. В лучших традициях морской пехоты. - Он помолчал, подыскивая слова, которые смогли бы передать его чувства. - Не знаю, знаете ли вы, но у меня на квартире есть стенд, на котором перечислены все мои подразделения. Если одно из них делает исключительно замечательную работу, я напротив него ставлю золотую звёздочку, так чтобы любой входящий мог видеть её. За всё то время, что я в стране, я поставил всего две звёздочки. И вот сегодня утром я добавил ещё две. Одну батарее 81-мм миномётов, моим личным боевым средствам поражения неплановых целей, и одну - роте 'браво'. - Он посмотрел на устремлённые к нему лица. - Никогда ещё не было более гордого командира. - Он сел, сдерживая навернувшиеся на глаза слёзы.
  Поднялся отец Риордан.
  - Склоним же головы в молитве. - Он подождал, пока стихнут движения и шуршание. - Отец наш небесный, молим тебя принять души ушедших юношей, которые в последние дни погибли за свою страну, принеся последний величайший дар, какой человек может принесть, дабы остальные могли вкусить свободу и иметь возможность поклониться тебе...
  А по задним рядам в палатке катился шепоток: 'Эй, Гамбаччини, вы, итальяшки, всегда слушаете эту херню?'
  - Это сраная пародия на Иисуса.
  - А наш полковник - грёбаная мамашка золотых звёздочек.
  - Эй, Шрам, можно мы отсюда свалим?
  - ...дабы утешить ближних, оставленных нашими ушедшими товарищами по оружию. Дай знать им, любящий отец, что жертва их была не напрасна, но воля твоя...
  - Там, на горе, грёбаный любящий отец не отщипнул нам ни кусочка халявы.
  - Я-то на бога не злюсь, но вот он точно на меня залупился, как пить дать.
  - Кортелл, чувак, иди и покажи этой скумбрии, как следует молиться.
  Были и такие, кто ничего не говорил, как Крот и Китаец, например.
  
  Полковник ушёл к себе около полуночи, размышляя, что выдался совсем неплохой день. В 02:00 к его обиталищу со стороны гор подкрались тени. Перед палаткой морпех, поставленный в охранение, изо всех сил боролся с дремотой. Он слышал, как на раскисшей тропе кто-то вскрикнул возле интендантского блиндажа: 'Эге-гей, а мы тут, типа, набухались'. Потом присоединился другой: 'Оп-ля. Блядь, чувак!' На тропе раздался смех. Часовой увидел, как два чернокожих морпеха хлопают в ладоши. И улыбнулся.
  Железная труба врезала часовому сбоку, сминая челюсть и выбивая пять зубов. Второй удар прилетел с другой стороны, выше глаза. Он упал на колени и был сражён третьим ударом в шею. Его стон заглушила тёмная рука; его осторожно уложили в грязь.
  Последовала скорая суматоха. Двое предполагаемых пьяных мигом исчезли из вида. Два умельца с трубами побежали в противоположном направлении. Кто-то спокойно приподнял полу полковничьей палатки и бросил внутрь гранату. И тоже быстро скрылся в темноте.
  Лязг гранаты об пол разбудил Симпсона. Он задушенно, испуганно хрюкнул - и побежал. В темноте наскочил на растяжки палатки и брякнулся в грязь, отчаянно пытаясь опередить взрыв. Он зарылся в грязи снаружи и закрыл голову руками.
  Ничего не случилось.
  Он поднял голову, чувствуя себя дураком в перепачканном исподнем. Он увидел, что часовой валяется на земле. 'Дежурный!' - закричал он.
  Открылась тяжёлая дверь оперативного блиндажа, и в землю ударил столб света, пока светоизолирующая штора не отсекла его. Прибежал Стивенс.
  - Давай сюда грёбаного санитара, - заорал Симпсон. - Моего часового вырубили.
  - Вы в порядке, сэр?
  - Давай санитара сюда!
  Стивенс повернулся навстречу к одному из радистов батальона, бежавших к ним: 'Ты слышал, что делать; тащи санитара!' Парень помчался к батальонной медсанчасти.
  Симпсона трясло. 'Кто-то пытался меня подорвать. Я услышал, как влетела граната. Она оказалась пустышкой'.
  - Чёрт возьми, сэр, - сказал Стивенс. Они вдвоём стояли и смотрели на палатку полковника. - Вы уверены, что это пустышка, сэр? - Наконец, спросил Стивенс, боясь, что полковник прикажет ему войти и убедиться.
  Симпсон постоял секунду, перепачканное бельё становилось холодным. 'Уверен, блядь'.
  Из оперативного блиндажа бежали люди. Один захватил фонарик. Ещё двое примчались из медчасти. У санитара тоже был фонарик. Симпсон взял фонарик и вошёл в палатку.
  На полу лежала граната без запала. Она была обёрнута листом бумаги. Симпсон поднял лист и расправил. Это был распечатанный на мимеографе ротный реестр с именами, званиями, порядковыми номерами и датами отбытия со службы. Это была рота 'браво'. Имена жирно перечеркнула линия, проведённая шариковой ручкой. Напротив имён, аккуратно отпечатанные, стояли слова: убит, изуродован, покалечен, ослеп...
  Симпсон смял листок. В палатку ворвался Блейкли: 'Вы в порядке, сэр?' - спросил он.
  - Да, чёрт побери! Хорошо службу тащит твой сраный часовой.
  - Его здорово отмутузили, сэр.
  - Поделом. Наверняка уснул. Следовало бы под трибунал отдать мудака. - Он отдал гранату Блейкли.
  - Запал вытащен, - сказал Блейкли.
  Симпсон холодно посмотрел на него.
  - Я отдам её на отпечатки пальцев, - сказал Блейкли.
  - Не стоит. Ты же знаешь их возможности. - Симпсон включил свет. Он передал Блейкли измятый листок. Блейкли сглотнул. Он вернул реестр Симпсону. - Сэр, я предлагаю немедленно начать действовать.
  - Как именно? - спросил Симпсон.
  - Разоружить роту 'браво' на срок до её следующей отправки в лес. Забрать все гранаты, всё оружие. Усилить боевое охранение. Мою палатку тоже поставить под охрану.
  - Хорошо. Зови штаб-сержанта Кэссиди. Это были его бойцы. И давай сюда лейтенанта Гудвина. Это его рота.
  
  Через полчаса Кэссиди стоял с тремя морпехами из штабной роты и грустно рассматривал до жалости маленький палаточный городок с плащ-палатками и распростёртыми телами, которые когда-то были его отрядом. Некоторые ребята спали прямо под дождём, отключившись по пьяной лавочке. Потом он стиснул зубы. Ведь Гудвин отказался ему помогать. 'Ну, начнём. Всем встать! Давайте там, просыпайтесь! Всем с коек долой!'
  Ребята заворчали. Кое-кто посмотрел на часы: 03:00. Нахлынул страх. Некоторые так прямо до усёра перепугались, что их снова отправляют. Страх понёсся по убогому грязному участку. Должно быть, в беде морские пехотинцы. Значит, они всё-таки пойдут.
  - Опять кто-то в дерьме, сержант Кэссиди? - задали вопрос.
  - Да, - хмуро ответил он. - Рота 'браво'.
  Ребят трясло под дождём. Чтобы согреться, несколько человек надели бронежилеты.
  - Я хочу видеть всех командиров взводов, - сказал Кэссиди. К нему подошли три бывших командира отделений: Китаец от второго взвода, Коннолли от первого и Кэмпион от третьего. Три озабоченных лица воззрились на Кэссиди.
  - Сегодня ночью избили караульного у полковника. Почти убили. - Говоря, он смотрел прямо на Китайца. - Хорошего морского пехотинца. Трёх дней ему не хватало, чтобы смотаться из этого вонючего места. И какие-то мудаки отхерачили его в говно, потому что он тащил караульную службу. Какие-то настоящие гордые остолопы.
  Китаец стоял невозмутимо. Коннолли и Кэмпион переглянулись.
  - В палатку полковника закинули учебную гранату. Она была завёрнута в реестр роты 'браво'. - Он помедлил. - С некоторыми изменениями.
  - С какими, Комендор? - Спросил Коннолли.
  Кэссиди всё так же смотрел на Китайца. 'А такими, что у того, кто погиб за свою страну, имена были зачёркнуты, и было впечатано слово 'убийство'.
  - Ты думаешь, что это сделал кто-то из роты 'браво', Комендор? - спросил Китаец, округлив глаза.
  Кэссиди ненавидел Китайца, но в то же время восхищался его хладнокровием. 'Я ничего не думаю, - сказал он. - У меня приказ собрать гранаты, оружие, мины - в общем, всё. Я хочу, чтобы всё это сложили вот здесь, повзводно'.
  - Это ещё что за херня, Комендор? - сказал Коннолли. Остальные сгрудились вокруг четвёрки и эхом повторили протест.
  - Просто сделай, что сказано, Шулер.
  - Я заслужил эту грёбаную винтовку.
  - Заслужил. Вы все заслужили. - Кэссиди сжал зубы. Он смотрел на осунувшиеся, измождённые лица, в неживые глаза. Он смотрел вокруг и видел посреди грязи ребят, с которыми шёл в жару и холод, которые сейчас дрожат в темноте, озадаченные, обозлённые. Ему хотелось рявкнуть на них, чтобы стало легче.
  Но никто не двигался.
  - Мне что, нужно отнимать их у вас? - спросил Кэссиди.
  - Ты прав, Комендор, - сказал Коннолли. Он пошёл к своей палатке, вынул винтовку и бросил её в грязь. А потом сел и уставился на неё.
  - Подними, Шулер.
  - Отвали, Кэссиди.
  Кэссиди шагнул вперёд и башней встал над Коннолли, который продолжал смотреть на заляпанную винтовку. Потом Коннолли метнулся в провисшую палатку и вытащил видоизменённый пулемёт Ванкувера. И швырнул его в грязь: 'Вот. Херов мудак может забрать и его'. Слёзы навернулись у него на глаза, и он тщетно пытался проморгаться.
  Кэссиди смотрел на валяющийся в грязи пулемёт.
  - Ещё мне нужны гранаты, Шулер, - наконец, сказал он.
  - Правильно. Вам же, херовым ублюдкам, нужно всё, ведь так?
  - Где твоя сраная гордость, Шулер? - тихо спросил Кэссиди.
  - Оставил на горе, с которой мы только что спустились.
  Кэссиди отошёл. К нему вернулся зычный голос. 'Чёрт побери, я хочу, чтобы все боеприпасы и гранаты аккуратно выложили. Я хочу, чтобы винтовки составили, как положено. Я хочу, чтобы пирамидки поставили вот здесь'.
  Ребята двинулись было за своим оружием. Тогда Китаец сказал 'Ага!', и все остановились. Китаец взял свой пулемёт и бросил в грязь перед собой. Вытянувшись, он возвышался над ним. Остальные сделали то же самое. Вскоре весь участок был завален гранатами, винтовками, патронными лентами, бандольерами, минами 'клеймор' и трофейным оружием.
  - А как насчёт херовых открывашек, Комендор? Мелкому ссыклявому засранцу нужны наши 'Джонни Уэйны'?
  - У меня иголка в швейном наборе. Тоже хочешь?
  Кэссиди одиноко постоял, ничего не говоря. В конечном итоге, он двинулся к своей штабной команде, чтобы собрать оружие. Морпехи роты 'браво', исполненные отвращения, полезли назад в палатки или снова укладывались в плащ-палатках прямо на земле.
  Китаец продолжал стоять над пулемётом и наблюдал. Когда один из штабных приблизился к пулемёту, он отбросил пулемёт ногой. Парень остановился: 'Послушай, приятель, эта не моя затея'. Он снова наклонился к пулемёту. И снова Китаец отодвинул его в сторону. Парень оглянулся на Кэссиди, который не заметил обмена, и снова посмотрел на Китайца: 'Эй, да ладно тебе. Дай мне забрать эту штуку. Я против тебя ничего не имею'.
  - Коснёшься пулемёта - и я тебя убью.
  - Господи, да не принимай ты всё на свой счёт.
  Китаец подался к нему: 'Никто не возьмёт мой пулемёт кроме Кэссиди. Подберёшь его - и несчастий не оберёшься, буду я тут или нет'.
  - Хорошо-хорошо. - Парень отошёл.
  Кэссиди, наконец, заметил. Он подошёл к Китайцу.
  - Как это Шаффран не подобрал твой пулемёт?
  - Он не захотел.
  - Ты угрожал ему, говнюк?
  - Как я могу кому-нибудь угрожать? У меня-то и оружия нет.
  Кто-то хихикнул. Кэссиди понял, что все оставшиеся во все глаза глядят, что он будет делать. Они с Китайцем стояли и мерили друг друга взглядами.
  - Ты собираешься выполнять свой наряд, Кэссиди, и поднимать мой пулемёт? - тихо сказал Китаец.
  Кэссиди смотрел Китайцу прямо в глаза. Руки его дрожали. Потом он наклонился взять пулемёт.
  Китаец отбросил пулемёт ногой. 'Паркер', - сказал он.
  Кэссиди выпрямился. Голос его дрожал от злости: 'Если ты думаешь, что я приказываю только для того, чтобы ты мог отказаться, то стань сраным мучеником и болтайся в тылу, ожидая трибунала, вместе с блевотиной, которую ты называешь друзьями, тогда, может, тебе в голову придут другие мысли'.
  Он опять потянулся к пулемёту. И опять Китаец отбил его носком ботинка. 'Бройер', - сказал он.
  Кэссиди выпрямился. 'Я тоже терял товарищей, Китаец'.
  - Какие у грёбаного винтика могут быть товарищи? Как грёбаный винтик вообще может быть человеком?
  Кэссиди сжал кулаки и видел, как Китаец сам весь напрягся для броска. Кэссиди колебался, изо всех сил стараясь сдерживать гнев. 'Мужество - то, чего ты никогда не поймёшь', - сказал он. Он наклонился и подобрал пулемёт Китайца.
  - У меня от тебя уши вянут, винтик. - Китаец пошёл прочь к своей палатке, оставив Кэссиди один на один с перепачканным оружием. Остальная рота тоже повернулась к нему спинами.
  Тем не менее, кое-кто о нём не забыл.
  
  - Пора кончать с ублюдком, - сказал Генри. - Пора.
  - Мы достаточно насмотрелись на убийства, - тихо сказал Китаец.
  Генри аж взвился. 'Чувак, мне что, выслушивать твоё дерьмо про 'насмотрелись на убийства', как тому маленькому мальчику, у которого глаза на лоб лезут перед большим папочкой, который с войны вернулся домой? Ты знаешь, кого ты там убивал, а? Своих братьев. Да, своих собственных братьев. Вот на ком ты творил свои 'убийства'. Ну, так я говорю: пора завязывать с этим дерьмом. Мы совершим своё убийство. И ради себя самих'.
  Китаец видел, что большинство братьев согласно с Генри. Хотя некоторые, такие как Крот, смотрели на Китайца, что, мол, он скажет. Красноречие Китайца его не убеждало.
  - Ты собираешься просто сидеть на жопе, в то время как этот белый расист бросает нашего братишку Мэллори в вонючий контейнер как какое-то животное? - спросил Генри. - А потом ты тащишь своё гузно на эту грёбаную гору, словно чёрный Оди Мёрфи, и половина твоей грёбаной роты гибнет ни за что ни про что, а он высылает вам сраную 'Кока-Колу', как какой-нибудь футбольной команде? Алё, чувак! И потом чекрыжит вам яйца, забирая ваши винтовки. А тебе не приходило в голову, что, может быть, этот проклятый кадровый просто отрабатывает на вас свою жестокость? Или ты уже становишься белым во всех отношениях? Может, твой папашка был белым паскудником и оставил тебе все свои белые пятна?
  Знакомая насмешка заставила Китайца так сильно сжать зубы, что он испугался, как бы не сломать коренной зуб. Он понимал, что делает Генри, и понимал, что слишком многое поставлено на карту, чтобы можно было поддаться ярости.
  Генри прошествовал к сундуку из макассарского эбена и поднял тяжёлую крышку. 'Подумай над этим, брат, а я пока приготовлю доброго 'братишку Руджи' и попробую понять, отчего ты такой охреневший'. Он аккуратно переложил одежду и другие вещи в сундуке и достал искусно вырезанную шкатулку с выдвижным ящичком. Он открыл ящичек и вынул серебряную трубку с хрустальным шаром для воды и вычурный сигарочник с бумагой.
  Китаец решился: 'Это ты охренел. Ты думаешь совершить убийство очередной придурошной сельской свиной отбивной? Да он просто винтик в механизме. Он ползал передо мною, чувак'.
  Оставив крышку сундука открытой, Генри просто улыбнулся Китайцу. Он хладнокровно подошёл к отделу в сундуке, убрал ложное дно в ящике и вытащил маленький пакетик марихуаны. Потом взял инкрустированную алмазами серебряную зажигалку из верхнего ящичка. Всё так же улыбаясь, он обратился к Китайцу: 'Ты один отдал ему свой пулемёт. Он отрезал тебе яйца, вот как я на это смотрю'.
  Китаец клюнул на приманку, но не так, как того хотел Генри. 'Ты думаешь, я не готов выкатить против этих сосунков? Ты думаешь, я не вижу, что они кучка вялых мудаков? - Китаец повернулся к остальным братьям, даже не адресуясь к Генри. - А вы как думаете, что всё это значит? Что-то типа бандитской херни? Мы не для того здесь, чтобы просто ходить и расправляться абы с кем. Мы намерены остановить заморочки у самого источника зла. Источника. Мы должны опрокинуть расистское общество. Если дойдёт до драки, это должен быть настоящий ублюдок. Мы не можем позволить им выхватывать нас поодиночке'.
  Он повернулся к Генри, который уселся на койку и аккуратно сворачивал косячок на сигарочнике. 'Ты думаешь, меня не тянет грохнуть какого-нибудь засранца за всё это? Ты думаешь, я не знаю, что расплата должна стать хернёй для этого расиста? Но расплата должна настигать правильно. Всё, что с тобой сделают, это бросят твою чёрную жопу в другой контейнер, как бросили Мэллори. С тобой поступят даже хуже. Засунут вниз башкой в яму, как суют гуков, и будешь торчать так глубоко, что солнечный свет придётся для тебя качать из самого Техаса. - Это вызвало смех братьев, и Китаец почувствовал себя уверенней. - Тебя закинут в джунгли так далеко, что придётся использовать диких обезьян, чтобы доставить к тебе почту. - Китаец ударил кулаком по ладони. - Мы должны получить власть. Здесь один мёртвый белый из Джорджии - капля в море. Мёртвых белых из Джорджии за мной осталось по всей сраной горе. А также мёртвых братишек. Мёртвые не стоят и дерьма. Они просто большое ничто'.
  - Власть, - съехидничал Генри. - Бли-и-ин. - Он лизнул краешек листка и пригладил бумагу. - Всё твои модные сраные словечки, Китаец. Мао говорит, что власть исходит из ствола винтовки. Этот парень знает, где её искать. Что ты собираешься делать? Возвращаться в Мир и распевать 'Мы преодолеем'? - Теперь уже Генри получил смех одобрения.
  - С меня хватит, - сказал Китаец.
  - Ну, что ты будешь делать? - Генри хладнокровно облизывал бумагу сигареты вдоль шва и наблюдал за Китайцем, прищурив глаз. - Я вот просто вижу, как Китаец поёт 'Мы преодолеем', становясь под душ из синильной кислоты.
  Дружки Генри присоединились к разговору.
  - Эй, Генри, скажи ты ему.
  - Да, Китаец, как так вышло, что ты больше не работаешь с нами?
  - Ну же, братишка, что на тебя нашло? А, чувак?
  - Со мной-то всё нормально, - выпалил Китаец. - Я торчу в джунглях, стараюсь наладить все дела, пока вы, долбаные мамашки, торчите здесь и болтаете о революции. Я делаю революцию.
  - Это с меня хватит, братишка, - сказал Генри. - Торчишь только потому, что не смог придумать, как унести жопу из джунглей. - Он засмеялся. - Если ты на самом деле делаешь революцию, то лучше начать прямо здесь. Взорви говнюка. Только так мы научим грёбаных расистов, что расплата последует немедленно. Они имеют нас - мы имеем их ещё жёстче. - Он вставил косячок в рот и зачиркал зажигалкой.
  Нюхом, обострённым месяцами пребывания в джунглях, Китаец учуял запах зажигалки. От её раздражающей вони его слегка замутило. 'Я тебе сказал, в этом нет смысла. Он просто винтик в машине. Кроме того, мы можем обозначить свою точку зрения и без убийства. Нам нужно вооружить чёрных людей для обороны. Мы не будем убивать людей. Может быть, как-нибудь ночью хлопнем дымовой шашкой ему под жопу или бросим записку, как полковнику'.
  - Ты собираешься писать ещё одну записку? - спросил Генри. Он выпустил длинную струйку дыма. Остальные засмеялись. - Давай об этом позже, а? Гораздо позже. - Он отдал косячок, повернулся спиной к Китайцу и полез под койку. Он вытащил осколочную гранату. - Вот это не дымовая шашка, - сказал он, слегка подбрасывая её на ладони. Он бросил её Китайцу. - Я думаю, ты просто ссышь её использовать.
  Никто не засмеялся.
  Проблеском интуиции Китаец понял, что Генри снова заставляет его либо вернуться, либо уйти. Если он сделает то, чего хочет Генри, вожаком будет Генри. Если не сделает, то будет опозорен и Генри всё равно останется вожаком.
  - Посмотрим, кто из нас ссыкун, - сказал Китаец. Он выдернул чеку, и для него всё словно двинулось в замедленном действии. Его так утомили убийства, что своё собственная смерть больше не имела для него никакого значения. Возникло то же самоубийственное чувство, с которым он выходил на гору под миномётный огонь. Смутно сознавал он, как люди закричали и ринулись к выходу из палатки. 'Он спятил! Сейчас рванёт! Боже!' Китаец, чуть высунув язык, посчитал и бросил гранату назад Генри, наблюдая, как отскакивает рычаг гранаты и бьётся о стенку палатки.
  Генри, широко раскрыв глаза, отбросил гранату Китайцу и нырнул в проём палатки на сырую землю.
  Китаец закинул гранату в открытый сундук Генри, хлопнул сверху тяжёлой крышкой и накинул на неё бронежилет. Он метнулся в дальний конец палатки за гору рюкзаков, бросился вниз, откатился по настилу и уткнулся лицом в грязь у самого края палатки, закрыв голову руками. По ушам и телу ударил взрыв.
  Он лежал в грязи. Темнота и тишина постепенно наполнялись болезненным звоном в ушах и запахом тринитротолуола. Голова гудела. Но он не был ранен. За палаткой слышался возбуждённый хор голосов. Он поднялся. Кто-то откинул измочаленную полу разгромленной палатки.
  Вошёл Генри. Он чиркнул зажигалкой и холодно уставился на остатки некогда крепкого эбенового сундука, на иссечённую осколками шкатулку, на разорванные рюкзаки. 'Ты заплатишь за это, Китаец'.
  Китаец понимал, что Генри говорит не о мебели. Он также понимал, что хоть образ Генри получил удар, власть всегда берёт верх над образом и, - как он уже начинал усваивать, - над идеологией. Власть - это возможность награждать и наказывать. Генри мог наградить деньгами или наркотой. Он мог наказать, отказав в деньгах и наркоте. Чудесная комбинация. Однако, в конечном счёте, в руках Генри оставалась лишь власть наказывать, за которой следовали лишь немногие избранные. Он желал убивать. Китаец же знал, что если человек может убить кого-то, то все тут же понимают, что он может убить любого. Единственный способ противостоять такой власти - это желать умереть.
  Взволнованный и полный дурных предчувствий, Китаец отправился в расположение роты.
  
  ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
  Вертолёт перенёс Мелласа в реальность, на тридцать миль от госпитального судна, и оставил его на земле взлётного поля в Донгха. Здесь он поймал машину - армейский грузовик - на тринадцать километров на юг, через безотрадную пустыню брошенных рисовых ферм, в Куангчи, расположение административного тыла дивизии. Меллас мог поклясться, что водителя разбирало любопытство, кто он такой. Ведь у Мелласа была повязка на глазу, несколько коробок сигар в руках и меч, висящий на плече на хитроумной перевязи.
   Наконец, шофёр не выдержал. 'Где вы достали меч?' - спросил он.
  Меллас был доволен. 'В лесу', - сказал он.
  - А...
   Были вещи, о которых он не мог говорить с непосвящёнными. Для них лес должен и будет оставаться загадкой.
  
   В некрашеной фанерной канцелярии роты 'браво' писарь стучал на пишущей машинке. Он снял рубаху, и пот поблёскивал на широкой спине, которая тоже имела шрам от выходного пулевого ранения. Сигаретный дым лениво клубился во влажном прибрежном воздухе. Над писарем, покрывая всю заднюю стену, висел увеличенный снимок смазливой модели, рекламирующей пояс для чулок и бюстгальтер. На большом плакате красивым круглым почерком от руки было написано 'Бойцам роты 'браво' первого батальона двадцать четвёртого полка МП. Вы делаете великое дело. С любовью, Синди'. Стояла дата - февраль 1967-го - всего-то два года назад, но в некотором смысле с той поры прошла целая эпоха.
   Писарь рассказал Мелласу, что Фитч в полдень уезжает на Окинаву; вывалил на него и подстроенный взрыв полковника, и записку, в которую завернули гранату, и разоружение роты Симпсоном. Ещё он сказал, что Кэссиди приехал в тыл под предлогом попрощаться с Фитчем, но скорее всего с целью напиться до беспамятства после того, как оказался единственным, кто забирал оружие. Ещё писарь сообщил, что завтра рота вылетает на Эйгер и что командование доверили Хоку. По слухам, сам Малвейни поручил работу Хоку. Меллас сказал, что рад. И пошёл к снабженцам за новым снаряжением для джунглей. Там ему предложили подписаться под вычетом из жалованья, чтобы покрыть стоимость старой винтовки, перед тем как выдать новую.
  - Проклятая штуковина осталась у грёбаных ВМС.
   - Простите, лейтенант, но не мне же платить за 'проклятую штуковину'. Если вы когда-нибудь хотите вернуться домой, то лучше оплатить все грёбаные счета. Счета не оплачены - и мы не подпишем ваш приказ. И мне всё равно, застрянете ли вы здесь на всю оставшуюся жизнь.
  Меллас заплатил 127 долларов.
   Он ушёл с новой винтовкой и поплёлся к следующей палатке снабжения искать свой рюкзак. Найдя его, он просмотрел содержимое, отбирая то, что могло бы пригодиться в лесу. Он улыбнулся, вытащив зелёные футболки и пару трусов, которые подкрашивала мать, и вспомнил, как расспрашивал Гудвина, стоит ли в джунглях носить нижнее бельё. Он выбросил бельё в мусорный бак и отправился в клуб для личного состава, чтобы забыть, где он окажется через двадцать четыре часа.
   Клуб заметно улучшился с тех пор, когда они с Гудвином останавливались здесь в последний раз и заливали свои страхи. На стойке стоял модный магнитофон 'Акаи'. Сама стойка была приятно инкрустирована, и несколько новых марок пива переливались и искрились во мраке, рекламируя небесно-голубые воды. Высоко на стене над стойкой красовался обрезанный пулемёт Ванкувера. По бокам от него висели трофейные русские пулемёты.
   За столиком одиноко сидел штаб-сержант Кэссиди, перед ним стояла чёрная бутылка 'Джека Дэниелса'. В клубе никого больше не было. Комендор Кламп, администратор, ушёл по делам, взвалив на Кэссиди свои обязанности. Меллас сказал, что выпил бы пивка, и Кэссиди исчез за стойкой. Он вернулся с полными руками холодных влажных банок, которые он церемонно выставил на столик перед Мелласом. 'Подскакивать лишний раз не нужно, разве только отлить', - сказал он. Сам он уже хорошо поддал.
   Меллас взял одну из банок, проделал в ней две дырки и выпил пиво. Открыл вторую и откинулся на стуле. На фанерной стене он заметил кондиционер. 'Кондишка, - пробормотал он. - Тоже неплохо'.
   - Угу, - буркнул Кэссиди. - Кламп решил, что к нему попрут люди из других батальонов, как только ударит весенняя жара. Это, мол, поможет увеличить доходы.
   - За грёбаные доходы, - сказал Меллас, поднимая банку. Он проглотил пиво, думая о Гамильтоне и о 127 долларах.
  - Надеюсь, вы слышали про шкипера, - сказал Кэссиди.
  - Я уверен, что всё выглядело красиво и добровольно.
   - Военных хрен обдуришь, - буркнул Кэссиди. Он взялся за новую порцию виски и так сжал стакан, что костяшки побелели сквозь шрамы от тропической язвы. - Я должен был быть там с вами. Тогда я был нужен вам больше всего.
   Мелласа так и подмывало рассказать Кэссиди, кто позаботился о его переводе, чтобы ему не было так плохо. Он заметил, что Кэссиди смотрит на пулемёт Ванкувера, очищенный и смазанный, закреплённый чуть ниже большой геральдической лилии на скрещенных винтовках, эмблеме двадцать четвёртого полка МП: Смельчаки из леса Белло.
   - В Корпусе мне пришлось делать много грязной работы, сэр, - сказал Кэссиди. Он перевёл взгляд на Мелласа. - Но самое плохое, что мне приходилось делать, это ходить от бойца к бойцу и собирать винтовки. Лет двадцать назад только попробуй забрать винтовку у морпеха - получил бы пистон. Блин, да хоть пять лет назад.
  - Времена меняются, - пробормотал Меллас. Он думал о девушке с рекламы пояса и лифчика.
   - Я должен был ходить от бойца к бойцу. С некоторыми из них я был на операции 'Винд Ривер', и на операции у Ко-Рока, и на ДМЗ. И я должен был обыскивать их как грёбаных заключённых. - Кэссиди вперил светло-голубые глаза в Мелласа. - Что ж, я это сделал, потому что такова была моя работа. Но мне это не понравилось, лейтенант. Я чувствовал, что они меня возненавидели. - Он остановился, заметив, что сжимает кулаки, и медленно разжал пальцы. - Думаю, что именно поэтому я и должен был оттуда убраться нахрен.
  Меллас и Кэссиди напились.
  Было уже за полдень, когда Меллас оставил вырубившегося Кэссиди за столиком и притащился в канцелярию роты. Он устало поднялся по задней лестнице туда, где две койки отделялись от остальной канцелярии развешенным шерстяным одеялом. Он знал, что у него разболелась бы голова, если б он продолжил пить. А мог бы он пить вечность? Он бросился на койку. Жаркая жёсткая шерсть одеяла приникла к мокрой от пота щеке. Глова ходила ходуном вместе с полом под ногами. Снова он чувствовал себя словно на конвейере, идущем к обрыву. С каждой минутой завтра становилось всё ближе и ближе, и завтра он вернётся в лес. Мозг, не желая оставаться с этой мыслью один на один, отключился.
  
   Не ВБВ напряжение новичков по поводу отправки в дело уже вполне ощущалось. Тёртые калачи, такие как Китаец и Крот, тихо переговаривались друг с другом или просто снова чистили винтовки и пулемёты: они научились держать беспокойные чувства в узде. Они ели. Пили пиво. Продуманно заваривали кофе. Они старались попасть в наряд по камбузу. Курили марихуану. Они шутили. Думали об оставленных дома девчонках. Дрочили.
   Новых чёрных ребят особенно тянуло к двум чёрным пулемётчикам, немногословным лесным богам с тёмно-зелёными петлями на шеях. Китаец их собирал, развлекал, немного болтал о политике, высмеивал их страхи. Крот же разговаривал только с Китайцем и другими 'стариками'. В его личной повестке дня не было пункта заводить новых друзей.
   Китаец и Крот чистили пулемёты, расположившись у широкого входа в большую десятиместную палатку с утоптанным глиняным полом, которую они делили с восемнадцатью другими чернокожими морпехами. В передней части палатки, где крылья входа были полностью откинуты назад, у них было достаточно света, чтобы видеть, что делаешь, и в то же время не попасть под дождь. Хоть дожди становились уже не столь постоянны. Наступала вьетнамская весна, за которой последует неумолимый сухой сезон.
   Они полностью разобрали пулемёты и придирчиво драили каждую деталь. В воздухе носилась вонь порошкового растворителя для удаления порохового нагара 'Хоппс ?9', присланного из дома в ответ на многочисленные страстные просьбы, эдакая смесь из вони горящего дизтоплива, дерьма из уборных и нафталина от палаточного брезента. Крот посмотрел в ствол своего пулемёта и тихонько хихикнул: 'Будь я проклят, Китаец. Посмотри, кто у нас идёт по дороге'.
   Китаец улыбнулся, увидев Аррана и Пэта. Пэт шёл рядом, как всегда, мягко ступая и слегка высунув язык, словно на воскресной прогулке. Его красные уши прянули вперёд, когда он услышал голос Крота. Арран, заметив движение ушей, но ничего ещё не слыша, посмотрел в обозначенную ушами сторону. Он заметил Китайца с Кротом и, ухмыляясь, высоко поднял своё ружьё.
  Арран стукнулся кулаками с Китайцем и Кротом. Пэт присел у его ног.
  - Я думал, ты в грёбаной Ашау или в какой-нибудь херне вроде неё, - сказал Китаец.
  Арран хмыкнул: 'Там всё кончилось. Возвращаюсь к вам, ребята. Слышал, завтра вылетаем'.
  Пулемётчики кивнули, но ничего не сказали.
   Пэт заскулил, желая отойти в сторону. Он взял стойку на идущую по дороге фигуру. Это был Хок. Пэт опять заскулил. Арран засмеялся и отпустил его. Пэт помчался по дороге приветствовать Хока. И вот эти двое уже шалят друг с другом, Хок обнимает пса за сильную шею, обхватывает его голову руками и двигает ею взад и вперёд, а Пэт старается зарыться носом в его промежности и по-кошачьи трётся боками о бёдра Хока.
   Хок, смеясь озорству Пэта, приблизился к морпехам. Он махнул Китайцу и Кроту, чтобы не вставали.
   - Ну, всё, хватит, хватит, - сказал Арран собаке. - Прояви уважение к шкиперу. - Затем тон его чуть-чуть изменился. - Сидеть. - Пэт тут же сел, счастливо дыша. - Он чертовски вас любит, Шкипер, - сказал Арран. - Никого больше так не встречает.
   Хок ерошил холку и уши Пэта. Он посмотрел на трёх морпехов. 'Да. Я очень рад, что вы двое вернулись, - сказал Хок. - Там без вас мы были слепы'. Он положил руку Китайцу на плечо и, ни слова не говоря, просунув голову внутрь, втиснулся между Кротом и Китайцем. Он откинул голову и обратился к пулемётчикам: 'Мне доложили, что вы выгнали белых из палатки'.
  - Я пошёл, - сказал Арран, ухмыльнувшись. Он щёлкнул пальцами, и Пэт поднялся.
  - В четыре-тридцать в палатке снабжения, - сказал Хок.
  - Слушаюсь, сэр. Как хорошо вернуться назад. - Арран ушёл; Пэт, как обычно, трусил слева от него.
  Все трое смотрели вслед, пока пёс и вожатый не скрылись из вида.
  - Итак? - спросил Хок.
  - Никто никого не выгонял, Шкипер, - сказал Китаец.
  Хок посмотрел на него. 'Ага'.
  - Нет, сэр, честное слово. Они сами ушли.
   Хок на секунду задумался. 'Знаешь, Китаец, мне нет никакого дела до собраний. И никогда не было. Когда завтра мы поднимемся на борт вертушек, все станут зелёными. - Он непроизвольно посмотрел на небо. - Готовы, парни?'
  Оба склонили головы набок, Крот пожал плечами.
  - Вы мне нужны, чтобы поддержать новичков. Идёт?
  - Это можно, сэр, - сказал Китаец.
  Хок посмотрел на них и почти незаметно кивнул. 'Хорошо. Спасибо'.
  Два пулемётчика смотрели, как он уходит по дороге. 'Он порядочный', - сказал Крот.
  - Угу, - сказал Китаец. - Порядочный. В этот раз нам повезло.
  - Китаец, как думаешь, стоит ему сказать? - шёпотом сказал Крот.
  Китаец просиял улыбкой товарищу. 'Сказать - что? О чём сказать?'
  - Спустись на землю, Китаец. О том, что Генри собирается укокошить Кэссиди.
  - Это старая херня. Они ничего не сделают.
  - Ну, не знаю, - сказал Крот.
   - Эй, чувак. Ничего не выйдет, братишка. Я разговаривал с этими ребятами, и они знают, что я думаю о братстве 'Пантер'. Мы начнём здесь, в Наме, и принесём верное зерно домой. Нас проверяли и в огне, и под огнём...
   Крот оборвал его: 'Остановись, Китаец. Хоть раз обойдись без говна революционной проповеди. Генри класть хотел на твои фигли-мигли с 'Чёрными пантерами'. Ему просто нужно, чтобы братишки толкали в розницу, пока сам он толкает оптом. И если ему понадобится пришить Кэссиди, чтобы стоять во главе, он сделает это'.
   Китаец смотрел на разложенные по плащ-палатке Крота детали. 'Он этого не получит', - тихо сказал он.
  - Ты этого не получишь.
  
   Меллас проснулся от лёгкого скрипа ботинок по фанерному полу. Сердце его колотилось. Он был весь в поту, голова болела. Фитч, с грустным лицом глядящий на Мелласа, намеренно заскрипел ботинками, чтобы не ввергнуть его в боевой трепет слишком резким пробуждением.
  - Привет, Джим, - сказал Меллас.
  Фитч сел на соседнюю койку. 'Ты что, укушался, Меллас?'
  - Нет. Просто пивка немножко попили с Кэссиди, вот и всё. Который час?
  Фитч посмотрел на часы. 'Один час'.
  - У тебя уже гражданское время.
  - Всегда в нём оставался, - сказал Фитч.
   Меллас опустил ноги на пол. Голова горела и раскалывалась. Он сунул пальцы в волосы - они были влажны от пота. Он вытер руки о новые негнущиеся штаны. 'Мне удалось спасти свои грёбаные ботинки', - сказал он, рассматривая их знакомую блеклость.
  Наступило неловкое молчание. 'Я думаю, ты слышал, что я уезжаю', - наконец, сказал Фитч.
   - Угу. - Меллас не знал, как продолжить разговор об этом. Он заметил, что Фитч чуть порозовел, вероятно, принимая молчание за осуждение, поэтому сказал: 'На самом деле я рад, что ты уезжаешь'.
  - Я тоже. - Фитч скривил улыбку; снова наступила неловкая тишина.
  - Когда уезжаешь? - спросил Меллас.
  - В шесть часов. На большой птице из Донгха. Буду на Оки послезавтра.
  - Офицером прачечного обслуживания, а? - улыбнулся Меллас.
  - Отдел носков и маек.
  - Мог бы сходить к Малвейни. Дело-то нечисто.
  - Мне бы пришлось пройти через Симпсона.
  - Чёрт возьми, Шкипер. А обходные пути? Тебе ли не знать, как это делается?
   Знакомым отрешённым взглядом Фитч смотрел в сторону, в фанерную стену. Меллас догадывался, что всё кино сейчас прокручивается в мозгу Фитча. Наконец, Фитч повернулся и посмотрел в здоровый глаз Мелласа: 'Я не хочу возвращаться в лес. И сделаю всё, чтобы остаться живым'.
   Он стал запихивать снаряжение в и без того набитый рюкзак. Он причесал волосы, слегка наклонившись к стальному зеркалу, прибитому к деревянному брусу. Затем аккуратно надел накрахмаленную форменную кепи. Недавно начищенная, блеснула одинокая серебряная лейтенантская планка.
  - Элегантен, как рояль, - сказал Меллас.
   - В Дананге есть местечко, называется 'Белый слон', - сказал Фитч, снимая кепи и приглаживая тёмные волосы, - и там есть круглоглазые цыпочки. Сестрички 'Красного креста', стюардессы. Есть воздушные кондиционеры. Есть даже чёртова немка, которая продаёт 'мерседесы' важным шишкам из армейской разведки. И примерно через три часа я буду там закладывать за воротник и забуду, что когда-то видел это место.
   Он закинул рюкзак на плечо. Меллас, пошатываясь, встал. В горле вдруг запершило. Он видел, как скривились губы Фитча и как потом плотно сжались, чтобы скрыть чувства; обычно так Фитч скрывал их от остальной роты.
  - Береги себя, Меллас, - сказал Фитч. - Я напишу вам, ребята, дам знать, что со мной и как.
  - Будем рады.
  - Скажи всем, пусть приходят ко мне по возвращении на родину. И не важно, если они рядовые.
  - Они это знают.
  Они стояли и смотрели друг на друга. Меллас был невероятно счастлив, что Фитч выбрался живым.
  
   До наступления ночи Меллас купил бутылку 'Джека Дэниелса' у комендор-сержанта Клампа и автостопом добрался до 39-й авиагруппы МП, где сел на одну из последних вертушек, вылетающих на ВБВ. Под ним внизу катилась пустая темнеющая земля. Он думал о напуганном и заливающем страх в сумрачном клубе Кэссиди. Если всё сложилось так плохо, то ему следовало бы посоветоваться с Джейхоком. Потом он представил себе Фитча в ярко освещённом ночном клубе 'Белый слон', где американские девушки флиртуют с располневшим персоналом из разведки и из 'Цепочки' (CORDS - Civil Operations and Revolutionary Development Support - программа обеспечения гражданских операций и революционного развития. - Прим.пер.). После стал думать о себе, летящем в покрытые тёмными джунглями горы. Впереди ещё целых десять месяцев, размышлял он. Это пять таких операций, как 'Тропа слёз'. Пять Маттерхорнов. Меллас знал теперь, что ничего особенного нет ни в Маттерхорне, ни в 'Тропе слёз'. И то, и другое - обычная война.
   Через десять минут вертолёт достиг гор, и море джунглей покатилось более крупными волнами вослед за первыми предгорьями. Меллас достал карту - это уже превратилось в навязчивую привычку - и определил свои координаты по высокой вершине, мелькнувшей внизу, и по S-образной излучине реки вокруг вершины. Затем они подлетели к следующему горному поднятию, на сей раз более высокому и изрезанному.
   Меллас отвязал от рюкзака меч Ванкувера и отправился к открытому бортовому выходу, протискиваясь мимо стрелка, который наблюдал за ним и в то же время лениво просматривал вперёд и назад местность внизу. У выхода Мелласу порывом ветра чуть не сорвало с глаза повязку. Он плотнее натянул её на лоб, потом встал на колени и, держа меч перед собой, наклонился к потоку воздуха. Почти полминуты Меллас смотрел на него и вспоминал. А затем бросил меч в сумерки.
   Он смотрел, как меч падает, кувыркаясь и пуская блики света, пока не исчез в необъятной сплошной серо-зелёной массе внизу. Меллас развернул карту и аккуратно отметил точку падения крестиком и буквами МВ, 'Меч Ванкувера', рядом с ним.
  Стрелок покачал головой. 'Вот вы грёбаные ворчуны, чувак, - крикнул он. - Чокнутые говнюки'.
  
  Возвращаясь в сумерках на ВБВ, Меллас испытывал ностальгию, которую испытывают люди, возвращаясь домой, и не важно, насколько убога обстановка. Внизу несколько огоньков, нимало не заботясь о снарядах СВА, блеснули из-под штор затемнения.
  Когда он выходил из вертолёта, на полосе ждала отправки небольшая группа старших офицеров из штаба дивизии с папками в руках и пистолетами 45-го калибра в блестящих чёрных кобурах. Меллас молча пошёл по тёмной дороге в расположение батальона, проходя мимо палаток, в которых он ожидал начала операции 'Белоголовый орлан'. В них теперь расположилась рота из девятнадцатого полка МП; морские пехотинцы вырезали, писали письма, чистили винтовки и играли в карты, чтобы хоть как-то свести на нет скуку и страх. Воздух был заметно теплее, чем в последний раз, когда он был на ВБВ. Он подошёл к палатке снабжения роты 'браво'. Кто-то сделал попытку выправить её провисшую наружность. Внутри всё было в порядке, вещмешки аккуратно выставлены вдоль задней стенки на деревянных поддонах, чтобы уберечь их от грязи. Старый письменный стол стоял на месте, на нём горели две свечи. За столом сидели три незнакомца.
  - Чем можем помочь, морпех? - резко спросил один из них, пухлый и явно только что прибывший с родины. У него за ботинком торчал нож. Меллас чуть не застонал.
  - Блядь, - сказал Меллас. - Это рота 'браво' или что? Я лейтенант Меллас. Где Хок и Шрам?
  Незнакомцы вскочили.
  Меллас снял рюкзак, расстегнул наплечные ремни и с глухим стуком скинул всё на металлический настил под ногами.
  - С возвращением, сэр, - сказал один из них. - Мы много о вас слышали. Я штаб-сержант Ирвин, это штаб-сержант Бентам, а это - лейтенант Лавэлли, сэр. - Он немного поколебался. - Мы слышали, что вы потеряли глаз.
  - Все это слышали, - сказал Меллас.
  Меллас за руку поздоровался с каждым, играя роль немногословного раненого героя. Он видел, что новый лейтенант в восторге от него, как и сам он был в восторге от ветеранов пару месяцев назад. Теперь их реакция ничего для него не значила, если не считать, что сказки о Маттерхорне, скорее всего, преувеличены гораздо сильнее того, что он сам мог бы сочинить, и что новые ребята будут нервничать до невозможности.
  Меллас полез в рюкзак и вытащил бутылку 'Джека Дэниелса'. 'Рассказывайте, что нового'.
  Лейтенант-новичок рассказал, что они выдвигаются на Эйгер и примерно неделю проведут там, прикрывая артиллерийскую батарею. Роту 'чарли' в то же время забросят в речную долину к северу от Эйгера, и она двинется на север. Спустя неделю две роты сменятся. 'Альфа' уже сидела на Скай-Кэпе, совместно с ротой 'дельта' зачищала долину реки Шуой-Тьен-Хьен непосредственно к востоку от себя.
  - Когда отправляемся? - спросил Меллас.
  - Завтра в шесть ноль-ноль.
  Меллас буркнул: 'Значит, думаю, у меня есть время, чтоб нализаться. - Он поднял бутылку, предлагая её новому лейтенантику и двум штаб-сержантам. - Кто хочет? Это ваш последний шанс'.
  Они плеснули себе по чуть-чуть по кофейным кружкам и чашкам, чтобы показать Мелласу свой дружеский настрой.
  - Вы думаете, в зоне будет горячо, когда по ней ударит Чарли? - спросил лейтенант, сунув кружку между ног и подавшись вперёд.
  - Разве я похож на цыганку? - сострил Меллас. - Нет, не думаю. - Он посмотрел на янтарную жидкость, отражающую свет свечей. - Как рота?
  - У нас много новобранцев, лейтенант. - Это заговорил второй штаб-сержант, Бентам. Меллас с удивлением посмотрел на него. Тот говорил так, будто раньше бывал в бою. Меллас был благодарен за это. Наверняка он получил сержанта на последнем месте службы, затем на родине его повысили до штаб-сержанта, а потом, по истечении двух лет благодати, отправили сюда.
  - Какой взвод ты получил?
  - У меня третий взвод. Буду им командовать, пока не получим ещё одного лейтенанта.
  - А вы двое? - спросил Меллас остальных.
  - Я буду рулить вторым взводом вместе с лейтенантом Гудвином, - ответил штаб-сержант с ножом в ботинке.
  - А я получил ваш старый взвод, - улыбаясь, сказал Лавэлли.
  - Они не мои, - со смехом сказал Меллас. - Все претензии можешь возлагать на парня по имени Фракассо. Конечно, за всё, что они сделают хорошего, я возьму ответственность на себя.
  - Судя по тому, что я слышал, у них было мало времени почувствовать себя отрядом лейтенанта Фракассо, - сказал Лавэлли.
  Меллас всколыхнул виски. 'Нет. Он был чертовски хорошим парнем. Они точно были его взводом. - Он посмотрел на Лавэлли, чувствуя волну грусти. Затем опрокинул виски и ухмыльнулся, несмотря на пустоту внутри, которую нельзя заполнить виски. - Не переживай об этом. Моргнуть не успеешь, они станут твоими. Побудешь здесь немножко - научишься отличать победителей от побеждённых в одну секунду. Тебе не о чем беспокоиться'.
  Говоря, Меллас старался обращаться ко всем сразу и был уверен, что никто не остался непричастным. Но он понимал, что Джейхок тоже может отличать победителя от побеждённого. Парень с грёбаным ножом в ботинке был назначен Шраму, чтобы Шрам мог удержать его от слишком грубых ошибок.
  - Что касается меня, - прибавил Меллас, - то я собираюсь разыскать пару друзей и накушаться с ними до положения риз. И если я в этом преуспею, то завтра вы сможете немного покомандовать ротой, пока шкипер и его зам не восстановят своё сознание.
  Они засмеялись, а он вышел наружу искать Хока и Гудвина. Он увидел, как по дороге одиноко шагает морпех с полотенцем на шее и мыльницей в руке. Наверняка он шёл принять последний душ перед операцией.
  - Лейтенант Меллас, - воскликнул парень, - мы слышали, что вы вернулись.
  Это был Фишер.
  - Господи, Фишер! Я думал, ты вернулся в Штаты. Что ещё нам сделать, чтобы убраться из этого грёбаного места?
  - Понятия не имею, сэр. Думаю, нас должны убить.
  Обмениваясь фразами, они приостановились, потом рассмеялись.
  Они пожали друг другу руки, широко улыбаясь.
  - У тебя всё нормально? Я имею в виду там, внизу. - Меллас кивнул на промежность Фишера.
  Фишер вкратце поведал ему об операции и лечении после пиявки.
  - Хочешь сказать, что всё работает? - спросил Меллас.
  - Я не вру, лейтенант, - сказал Фишер. - По крайней мере, в Японии всё точно работало. Будь я проклят, но я люблю японских женщин. Они к тебе очень прилично относятся, сэр.
  - И я это слышал, - ответил Меллас. - Рад, что у тебя всё хорошо. В самом деле, Фишер. Очень рад.
  - Да-а. Спасибо, сэр, - сказал Фишер. Затем тон его изменился. - Я слышал, вы с ребятами попали-таки в оборот.
  Мелласу не хотелось говорить о Маттерхорне. 'Ты получил назад своё отделение?' - спросил он.
  Фишер понял. 'То, что от него осталось, - сказал он. - Но это по-прежнему второе отделение, надеюсь. - Он поддел ботинком кусок глины. - Блин. Ещё шестьдесят семь дней службы. Я уже двузначный шибздик-дембель. - Он улыбнулся Мелласу. - Я уже так мал, что могу болтать ножками, сидя на бронежилете. В самом деле, я так мал, что когда его надеваю, он тащится по земле. А вам ещё сколько, лейтенант?'
  - Триста три с хвостиком. - Он погрозил пальцем в лицо Фишеру. - И не вешай мне тут лапшу!
  - Чёрт, лейтенант, вам ещё месяцами считать приходится.
  Меллас рассмеялся, искренне радуясь, что Фишеру оставалось немного. Он протянул Фишеру несколько коробок с сигарами для раздачи в роте и пошёл по дороге дальше. Добравшись до офицерской палатки, он нашёл там Маккарти, Мэрфи, Гудвина и Хока: те ржали вокруг рундучка с тремя початыми бутылками на нём.
  - Загляни к нам на волшебный загадочный тур! - пропел он. - Я пришёл, чтобы взять вас с собо-о-ой!
  Застонали два офицера, которых он не знал. Один из них пытался заснуть. 'Боже праведный, ещё один!'
  - Э-гей! - крикнул Маккарти. - Да это же Меллас! С грёбаной повязкой! - Мэрфи обнял Мелласа и, пока Меллас удерживал виски над головой, приподнял его над землёй. Мэрфи опустил Мелласа, и Маккарти выхватил виски у него из рук. - Благословен будь господь, - сказал Маккарти, поднося бутылку к свету. - За всё хорошее для нас и для Корпуса. - Меллас показал ему средний палец.
  - Шрам и Повязка, - сказал Хок. - У меня не рота. У меня какая-то сраная труппа с животными.
  - Ну, так и сунь свою грёбаную труппу куда-нибудь, - недовольно сказал старающийся уснуть офицер. - Мне в три часа на вахту вставать.
  - Никакой, мать его, выдержки, - парировал Хок. Он встал и аккуратно надел форменную кепи перед стальным зеркалом, висящем на одной из стоек палатки. - Пошли, - сказал он. - Кэссиди в Куангчи. Давайте пойдём к нему и дадим этим прекрасным офицерам выспаться.
  Кэссиди ночевал в аккуратной маленькой комнатке с собственным входом в задней части интендантской палатки. Было темно. Хок кое-как отыскал свечу и зажёг её. Он сел на койку Кэссиди.
  - Кстати, Хок, - сказал Меллас, - мои поздравления по поводу получения роты. - Он протянул руку. - Чертовски круто, как я понимаю.
  - Спасибо, Мэл. - Хок откинулся на койке. - Хотя смешно. Словно получил другую роту.
  - Понимаю, что ты имеешь в виду.
  Маккарти сунул Мелласу и Гудвину кружки с виски. 'Хватит ныть о своей грёбаной потерянной роте, - сказал он. - Вы тратите моё драгоценное время'.
  - Тогда давайте перенесём загадочный тур на дорогу, в джип моей роты, - сказал Хок. - Кто ещё трезв, чтобы везти нас в офицерский клуб?
  Меллас оглядел присутствующих. 'Полагаю, я почти трезв', - сказал он.
  - Хорошо, - сказал Маккарти. - Садись сзади и догоняй нас. Поведу, блин, я.
  
  Вскоре все пятеро сидели за столиком в наспех сколоченном полковом офицерском клубе. В поспешно возведённой баррикаде против реальности. Ровно гудел маленький генератор, обеспечивая мерцающий свет. На голых фанерных стенах ещё виднелись марочные клейма. Обнажённые сучки сочились смолой. К одной из стен была прибита потрёпанная мишень для игры в дартс.
  Они приклеили свечи прямо к столику, накапав лужицами воск. Заказали по пять порций выпивки на брата, чтобы избежать споров по поводу того, кому платить за последнюю партию. Маккарти и Мэрфи стояли у барной стойки, пока бармен отмеривал двадцать пять порций виски и выстраивал их на двух больших разносах. Держа разносы перед собой, Маккарти и Мэрфи проделали путь между столиками. В зубах Маккарти сжимал пачку крекеров 'Ритц'. Пока стаканы выставлялись на столик, Хок взял крекеры и вскрыл пачку. Маккарти вернулся за двумя кувшинами с водой и пятью большими кружками, которые он поставил перед Хоком.
  Хок пересчитал крекеры в пачке. 'Вот, - сказал он. - Каждому по семь штук. А мне восемь, потому что я командир роты'. Он передал пачку Мелласу, который взял себе семь штук и передал Гудвину. Хок взял кувшин и молча, взглядом осведомился у каждого о предпочитаемом количестве воды в виски - на один, два или три пальца. Когда всё было налито и роздано, он поднял стакан, сказал 'Semper Fi, засранцы' и опрокинул в рот первую порцию.
  Скоро Меллас сделался восхитительно пьян; прохладный бурбон шёл мягко и в то же время согревал желудок. Получался волшебный контраст. Несмотря на бурбон, он хорошо сознавал момент. И понимал, что они пятеро разделяют такой опыт, которого ни у кого не было и не будет. Он понимал, что вряд ли все они выживут, чтобы снова разделить между собой подобный момент. И правда, он сам мог стать недостающим. Всё веселье мира - эти возгласы, это заглушающее боль пьянство - не могло скрыть эту сокровенную мысль. Но именно эта тайная мысль заставляла его чувствовать всю ценность момента.
  - Эй, Мэл, - сказал Хок, - когда вернёмся в Мир, нам придётся заняться бизнесом или чем-то ещё. Чёрт, нам всем пятерым. Не заняться ли бензином?
  - Как я понимаю, всё, что мы можем, - только конкурировать с мафией, - сказал Мэрфи.
  - Единственное дело, которым ты мог бы заниматься, это держать грёбаный бар, - сказал Маккарти. - Но я бы с тобой поработал.
  - Я за это выпью, - сказал Хок, поднимая стакан. - Вот так. За грёбаный бар. - Он икнул. - За особый грёбаный бар. - Он хихикнул. - Назовём его 'Блиндаж'.
  - Не-ет, - сказал Меллас. - Так не очень заманчиво. Назовём его 'Элсворт'.
  - Иди в задницу со своей заманчивостью, Джек, - сказал Гудвин. - Нам нужен грёбаный бар, а не сказочная дискотека.
  - Вот именно, - сказал Маккарти, - а чтобы отыскать его и там выпить, надо будет парковаться за четыреста метров оттуда да продираться с мачете сквозь густой бамбук и слоновую траву.
  Меллас на минуту задумался: 'Только не давайте посетителям сраных карт, - сказал он. - Никаких карт! - На каждом слове он захлопал ладонью по столу. - Никаких вонючих карт!'
  - Но можно одну дымовую шашку, - сказал Хок. - Так хоть, если сломаешься, вертушка бесплатно тебя вернёт на парковку.
  - Никаких 'бесплатно' для грёбаных ублюдков, Джейхок, - сказал Маккарти. - Господи. Прямо не знаю, как ты собираешься вести бизнес. Будешь растяпой - не сделаешь денег.
  Шутки по поводу 'Блиндажа' становись всё громче и развязней. Пусть посетители бросают еду крысам и давят пиявок на столиках. Пусть наполняют песком сотни мешков в качестве платы за вход. Пусть сидят на корточках или вообще на мокром полу. Если нужна вода, пусть слизывают её с труб трубопровода. Пусть отливают в углах. Вернувшись на парковку, пусть обнаруживают, что машину угнали. Вскоре все пятеро стояли, топали ногами и орали: 'Никаких пополнений! Никакой эвакуации! Никаких карт!'
  Наконец, Хок сел. Все за ним. 'Ничего не выйдет', - сказал Хок, выпивая.
  - Почему нет, Джек? - спросил Гудвин.
  - Правительство не даст нам лицензии на отстрел половины посетителей.
  Наступила тишина. Тогда Мэрфи поднял стакан: 'За 'Блиндаж'!', - сказал он. Голова его дёрнулась в направлении вознесённого стакана.
  - И за посетителей, - сказал Хок.
  Снова воцарилось молчание, все занялись своими стаканами. 'Эх, мать вашу так, ребята, - сказал Мэрфи. - Вам досталось хорошее время, а вы не понимаете'.
  - Типичный ты кадровый, Мэрфи, - сказал Меллас. - Для вас, парни, любое дерьмо - хорошее время. Вот потому-то правительство всегда сваливает на вас делать за него дерьмовую работу. - Меллас опрокинул остатки алкоголя и поставил стакан на стол. - Грёбаные вы дураки.
  Все притихли. Маккарти явно вымучивал улыбку. Он поймал взгляд Хока, а затем посмотрел на Мэрфи. Меллас не уловил того факта, что пустился вплавь по коварным водам.
  - Кто-то должен делась грязную работу, Мэл, - сказал Мэрфи, обхватывая ладонями пустой стакан.
  - Что ж, я уже сделал всю грязную работу, которую меня заставили делать. Я убираюсь отсюда нахрен. Если вы настолько тупы, чтобы оставаться, то хер и на вас, и на ваше правительство.
  - Ну, и как же, блин, по-твоему, корпус МП настроит свою херню на нужный лад, если вы, ссыклявые мудаки, свалите и бросите его, потому что считаете, что можно заработать больше денег в другом месте?
  - Отсоси, Мэрф. Все вонючие деньги на свете не удержат мою жопу в Промежности.
  - Тогда почему уезжаешь?
  - Я ненавижу её, мать твою, вот почему, - сказал Меллас. - Я сыт по горло враньём и той кровью, которая это враньё покрывает.
  - Я за это выпью, - сказал Маккарти и отрыгнул.
  - Это, блядь, не ответ, - сказал Мэрфи. Его крепкие руки лежали в лужицах пролитого бурбона. Остальные сидели, отвалившись на стульях, и с глупыми ухмылками на лицах наблюдали, как перепихиваются Меллас и Мэрфи, заяц и медведь. - Вы, ребята, снимаетесь и бросаете всё на лгунов и жополизов, а войскам от этого приходится ещё хуже. Вы просто ссыте появляться на людях с грёбаной короткой стрижкой, потому что боитесь, что вам никто не даст.
  Вместо того чтобы признать, как больно уколола насмешка своей правдивостью, Меллас вышел из себя. 'Вставай, мать твою', - сказал он, поднимаясь со стула. Кулаки его сжались.
  Маккарти усадил его назад, дёрнув за куртку. 'Господи, Меллас, да Мэрфи убьёт тебя. Оттого что он попал в больное место, вовсе не значит, что ты должен принести себя за это в жертву'.
  - Мэрфи прав, - сказал Хок. - С тех пор как ты в Корпусе, Меллас, скольких ты закадрил женщин, которые бы и колледж окончили и были б не южанки?
  - Ни хрена, вот сколько, - ответил Маккарти за него.
  - Правильно, - сказал Хок. - Поезжай в округ Колумбия, там полно выпускниц колледжей, они работают во всяких правительственных учреждениях; но вот ты встанешь там со своей грёбаной короткой стрижкой и окажешься как ниггер в Джорджтауне, если в нём когда-нибудь бывал хоть один ниггер.
  - Благодарю вас, Теодор Джей. Хок, - сказал Меллас. - Ещё один доморощенный философ. - Он подумал о Карен Элскид - и почувствовал пустоту.
  Хок откинулся на стуле. 'Думаешь, я вру? Через полгода вы двое, - он показал на Мелласа и Маккарти, - через полгода, когда вы покинете Корпус, если только останетесь живы, вы станете проклятыми длинноволосыми коммуняками-интеллектуалами и будете всем и каждому расписывать, какая сдвинутая по фазе эта война и что вы всегда об этом знали. И знаете что? Вы будете врать. Врать, чтобы преуспеть в том мире. Вы отрастите волосы до самой жопы, будете покуривать траву, будете ходить демонстрациями и протестовать, будете носить сраные бусы и сандалии, как все остальные. И всё это вы сделаете по одной лишь причине - соблазнять девчонок, себе подобных'.
  - Отвали, Хок, - сказал Маккарти.
  - Не отвалю, - Хок облокотился на стол. - Вы оба будете бояться возвращения в Мир, вам будет страшно поведать всем тем придуркам, что вы, блин, были хорошими морпехами. Да, вы не были легендами морской пехоты. Вы даже не были лучшими. Но вы были хорошими. А вы будете стараться доказать каждому, что были плохи и как вам жаль, только чтобы не объясняться, как оно есть на самом деле. Как бывает здорово совершить что-нибудь очень дурное.
  - Ты, нахрен, наклюкался, - сказал Маккарти, - но я за это выпью. - Он опустошил стакан и брякнул им по столу. - Я, блин, пришёл добровольцем!
  - А мы все разве нет? - сказал Меллас. Он встал и поднял стакан, который чуть не падал у него из рук. - Пью за грёбаных добровольцев. - Все торжественно поднялись. Хок неуверенно покачивался. Мэрфи с Гудвином подпирали друг друга. Они чокнулись и выпили. Потом Меллас повернулся и посмотрел прямо на Хока. Он поднял пустой стакан перед лицом и, глядя здоровым глазом поверх него на Хока, тихо сказал, - 'Браво' погибла. 'Браво' возродилась. 'Браво' снова будет драться. - Затем поднял стакан над головой. - Mea culpa, - прибавил он.
  Глаза Хока на миг сфокусировались, и он изобразил крестное знамение. 'Отпускаю тебе', - сказал он заплетающимся языком. Глаза его снова разбежались. Меллас поблагодарил улыбкой, и они с Хоком чокнулись. Меллас секунду смотрел в пустой стакан, а потом уронил его на пол. Стакан разлетелся на куски. Он взял полный стакан и, подняв его над головой, сделал полный оборот. Потом, окунув три пальца в виски, он начал торжественно и церемонно смазывать им товарищей, распевая: 'Dulce et decorum est pro patria mor-r-i. Dulce et decorum est pro patria mor-r-i'.
  Хок встал на колени и высунул язык. Маккарти торжественно возложил на него кусочек крекера. Он взял обеими руками стакан с виски и стал медленно поливать голову Хока. Виски заструилось по лицу Хока. Маккарти перекрестил голову Хока и пропел: 'Во имя полковника, и Третьего, и праздного Кон-н-нгресса!'
  Хок стоял на коленях, высунув язык, и ловил янтарную жидкость, капавшую с лица. Маккарти сложил пальцы в знаке V - знаке мира - и, высоко подняв руки над головой, медленно повернулся. Он произнёс молчаливой толпе: 'Мир. Мир мой даю вам'. Затем, соединив большой и два соседних пальца, держа руки над головой, он сделал полный оборот, говоря: 'Избавь нас от всякого зла и даруй нам мир во всякий день'. После этого он взял пустой стакан, посмотрел на него секунду и - шваркнул им о стену. Хок, заваливаясь назад, растянулся на полу, разбросал ноги и пьяно уставился в потолок.
  - Эй, Джек, - сказал Гудвин, - вечеринка становится слишком, мать её, благочестивой.
  
  В комнатке Кэссиди они пустили по кругу пиво. Они ощущали близость, которая возникает от разделённости, как при передаче трубки мира. Хок рассказывал о своей прекрасной скво. Она написала ему письмо и сказала, что у неё новый парень и что она больше не может ему писать, потому что она против того, что он делает. Вся пятёрка выпила за её крепкое здоровье и нравственный стержень. Меллас определённо мог утверждать, что Хок невероятно страдает, но Хок не подавал вида и пил наравне со всеми, как бы подтрунивая над окончанием отношений.
  Наконец, пиво кончилось; Гудвин, Мэрфи и Маккарти ушли, чтобы поспать пару часов перед выходом на задание. Хок с Мелласом остались одни. Меллас сильно устал, голова кружилась. Он хотел спать, но понимал, что это последний вечер перед тем, как новые формальные отношения добавят свой пласт осложнений. Завтра Хок станет шкипером, а Меллас - его заместителем.
  Они катали пустые пивные банки в смущённом молчании. Наконец, Меллас легонько кинул банку в Хока и сказал: 'Страшно тебе возвращаться в лес?'
  - Почему ты решил, что я, блин, пьян?
  Немного помолчали.
  - Я рад, что ты получил роту, Тэд. Если б я её получил, случилась бы катастрофа.
  Хок улыбнулся и покачал головой: 'Меллас, тупица, у тебя не было шанса её получить. Ты всё такой же салага'.
  Меллас улыбнулся и согласно кивнул головой: 'Угу, но всё равно это была бы катастрофа'.
  - Чёрт побери, Меллас. Где-то через месяц ты станешь первым лейтенантом, через несколько месяцев после этого ты станешь дембелем и всё, чего тебе захочется, это отправиться домой. То есть вот тогда тебе и предложат роту, когда ты больше не будешь её хотеть. Но лучшего выбора не будет, поэтому ты её примешь. И ты станешь лучшим выбором.
  Меллас рассмеялся, довольный и смущённый похвалой. 'В любом случае, мне будет приятно работать с тобой. Как бы то ни было, я бы всерьёз задумался об открытии грёбаного бара вместе с тобой, если нам удастся вернуться в Мир. - Он фыркнул. - 'Блиндаж'. Я бы разрешил ветеранам смотреть на посетителей через односторонние зеркала'.
  Хок откинулся и улыбнулся в потолок палатки. Потом, вдруг протрезвев, выпрямился: 'Это глупая фантазия, Меллас. По крайней мере, на восемнадцать лет'.
  - О чём ты говоришь?
  - Я записался в кадровые.
  - Нет.
  - Да, - сказал Хок. Он старался казаться беспечным. - Обернулся в пурпур и золото Корпуса морской пехоты.
  Меллас промолчал.
  Хок подыскивал верные слова, глядя на смятую пивную банку, а не на Мелласа. 'Знаешь? Чёрт. Я не знаю, каким хером заниматься, если вернусь на родину. Ты другой. Ты поступишь в юридический колледж или ещё куда и поднимешься на самый верх. А я? Чёрт. Здесь хорошие люди. Малвейни, Коутс, Кэссиди. Даже Стивенс. Он старается. - Он посмотрел на Мелласа. - Добрые ребята. Хорошие офицеры'.
  - Если б не бросил в тебя сраной банкой, предложил бы за тебя тост. - Меллас лёг на койку и уставился в складки палатки над собой, наблюдая за игрой теней от одинокой свечки. - Мэрфи прав. Войскам приходится ещё хуже, если хорошие парни не остаются.
  В тишине Меллас думал о прежней роте 'браво', ныне не существующей, разбросанной по госпиталям Японии и Филиппин, летящей домой через Тихой океан коммерческими авиарейсами в прорезиненных мешках для трупов.
  - Скажи мне, Хок, - сказал Меллас, не глядя на него, но наблюдая тени на потолке. - Пока ты не стал 'браво-шесть', - он не удержался от шпильки, - и кадровым, - Хок выставил ему средний палец, - зачем полковник послал нас на херову гору во второй раз? - Голос Мелласа задрожал. Это застало его врасплох. - Гуки не бежали. Рота 'дельта' могла всё сделать сама.
  Хок ответил не сразу. 'Потому что вы сами вызвались. Он бы отменил приказ на штурм, но в последнюю минуту он сказал Фитчу, что он подключит 'дельту', если Фитч не хочет делать эту работу'.
  Меллас сел. Слёзы, которые навернулись было, когда он заговорил о штурме, высохли, но сжалось горло. 'Что?'
  - Симпсон сказал Фитчу, что у него два варианта: либо вернуть гордость роте за оставление Маттерхорна, отчего должен состояться штурм, либо оказаться малодушным псом и позволить роте 'дельта' убрать говно за ротой 'браво'. - Он помолчал. - И принять всё, что за этим последует. Ты же знаешь, как невелик Корпус морской пехоты.
  - Если б я знал, что Фитч вызвался, мне б точно захотелось его убить, - тихо и задумчиво сказал Меллас.
  - И если б тебя поставили перед таким выбором, ты бы тоже вызвался, как Фитч, - сказал Хок.
  - Я знаю, - ответил Меллас.
  - Ты по-прежнему жаждешь убить Симпсона?
  - Нет. Знаешь, там, наверху, я слетел с катушек. Он просто делал свою работу. - Меллас снова лёг на койку. - Просто я бы хотел, чтобы он делал её трезвым. - Он засмеялся, и Хок присоединился к нему. Потом они замолчали.
  - Самое смешное, - сказал Меллас, - мне Фитч нравится всё так же. Я бы пошёл с ним на гору, даже если б знал.
  - До того или после, как убил бы его?
  - И то и другое.
  Оба опять притихли. Алкоголь туманил взор Мелласа и грозил увлечь его в сон. Затем он снова всплыл: 'Он пожертвовал нами, бедный маленький ублюдок. Это останется за ним гораздо дольше, чем просто плохая характеристика. А вот я уже неважно себя чувствую, потому что мне нравится убивать людей'.
  Хок тихонько рассмеялся. 'По крайней мере, ты через это уже прошёл. Люди же, которые этого не знают, вот кто опасен. Таких на родине как минимум двести миллионов. Учебка не делает из нас убийц. Она просто сраный пансион для благородных девиц. - Он с горечью хмыкнул. - Я помню, как моя бывшая скво сказала мне, что это непостижимо - это её словечко, непостижимо, - чтобы она когда-нибудь отправилась во Вьетнам, как сделал я, независимо от того, каковы были бы последствия. Это случилось как раз перед тем, как она уехала в Европу на третий курс и встретила там нового парня'.
  Хок смял банку, которую держал. Он начал скручивать банку, сгибать вперёд и назад. Меллас ничего не говорил. 'Никто из них никогда не встречал бешеную обезьяну внутри себя, - прибавил Хок, - а мы встречали'.
  - Вот именно, - сказал Меллас.
  Голос Хока становился всё глуше и глуше. 'Наверное, можно было бы организовать парк развлечений через улицу с аттракционом 'Бешеная обезьяна''. Он устроился поперёк койки, опустив ноги на пол, и закрыл глаза.
  - Ты вот-вот отключишься, Джейхок, - мягко сказал Меллас.
  - Вот и хрен, - промямлил Хок. - Просто глаза устали.
  Оба рассмеялись старой шутке. Потом дыхание Хока сделалось медленным и ровным.
  - Эй, - позвал Меллас. - Джейхок!
  - Хмм...
  Меллас поднял ноги Хока на койку, накрыл его подстёжкой от плащ-палатки и задул свечу. Палатка погрузилась во тьму. Меллас пошёл сквозь дождь и темноту к палатке снабжения роты 'браво' и завернулся в свою плащ-палатку. Он уснул прямо на металлическом настиле пола, прислушиваясь к хрипам и бормотанию спящих незнакомцев, которые скоро до мельчайших подробностей разделят с ним его жизнь.
  
  Кто-то тряс его за плечо.
  - Что за херня? - прошептал он; голова страшно гудела.
  - Это я, сэр, Китаец.
  - Чёрт возьми, Китаец, какого хера тебе надо? - Меллас отвернулся. Раненый глаз болел даже сильнее, чем голова. Наверное, что сделал что-нибудь с повязкой, может быть, даже потерял её. Затем он нашёл её на макушке.
  - Лейтенант Меллас, вы должны помочь. Сегодня ночью случится беда.
  - О чём ты говоришь?
  - О том, я думаю, что собираются кого-то убить, - прошептал Китаец.
  Меллас услышал чиркающий звук снаружи палатки за спиной Китайца. Загорелась спичка, и он увидел, как Крот зажигает свечу. Лицо Крота, как и у Китайца, было хмурым и озабоченным.
  Меллас сказал: 'А, блядь, мне надо отлить. Дай мне секунду'. Меллас встал у входа в палатку и отлил в темноту и холод. Когда он вернулся, Китаец и Крот тихо перешёптывались. Остальные все спали за исключение нового лейтенанта, который смотрел на троицу, широко открыв глаза, но не вмешивался. Меллас вывел пару наружу.
  - Так что за хрень происходит? - прошептал Меллас. Он был полностью одет, потому что, завалясь на пол, не удосужился раздеться.
  - Это про Кэссиди, сэр, - сказал Китаец. - Я думаю, сегодня ночью его собираются взорвать. Я хотел просто подбросить ему пукалку, ну, знаете, чтобы дать понять, но они вместо этого собираются его убить. Они говорят, что вонючая шашка ничего не изменит.
  - Но Кэссиди в сраном Куангчи, - сказал Меллас. - Что я могу сделать?
  - Нет, сэр, нет. Он вернулся. Мы видели огни у него сегодня вечером.
  Слова Китайца словно в спину ударили. 'Господи боже, - прошептал он. - Там Джейхок'.
  Крот вздрогнул и посмотрел на Китайца. 'Вот почему мы не могли его найти'.
  Меллас побежал. Он думал только о том, чтобы вытащить Хока из койки Кэссиди. Он чувствовал себя больным, хотелось всё бросить, но он бежал.
  Мелласа обогнал Крот, его более длинные ноги двигались быстрее, он мчался словно наперегонки со всем, чем можно, только чтобы добраться до Хока. Более увесистый Китаец поспешал следом. Всех троих наполнял ужас, он словно толкал в спину, подгоняя, и стелющийся по земле туман взвихривался за их ногами.
  Взрыв разорвал воздух, заставив Мелласа припустить так, как никогда раньше, и наполнив отчаянием.
  Тёмные тени метнулись прочь. Меллас вбежал в палатку сразу за Кротом. Он ничего не видел. Чувствовалась тошнотворная, удушающая вонь ТНТ. Спотыкаясь, Меллас добрался до койки, на которую укладывал Хока. Граната взорвалась прямо под ним. Частицы матрасной набивки ещё кружили в воздухе. То, что осталось от матраса, было липким от крови. Он попробовал прощупать, откуда течёт кровь, пробежав руками по обмякшему телу. 'Свет! - крикнул он. - Дайте свет, вашу мать!' Хок лежал лицом вниз. Меллас нашёл его голову и пощупал пульс на шее. Пульса не было. Он сунул руки под тело, к груди, и обнаружил только тёплое месиво. Хок лежал лицом вниз, когда под ним взорвалась граната.
  Мелласу послышались шаги снаружи, затем на входе загорелся фонарик. Свет осветил лицо Хока. Глаза были открыты. Должно быть, он услышал, как граната звякнула об пол перед разрывом.
  Китаец стоял у входа в палатку, и его трясло. Крот что-то тихо ему говорил, положив руку на плечо. Оба с ужасом смотрели на Мелласа.
  Мелласа заколотило. Не в силах унять дрожь, он присел на корточки, ухватился за койку и заглянул Хоку в глаза. В них больше не было Хока.
  - Прощай, Джейхок, - сказал он и опустил ему веки.
  
  Он поднялся и посмотрел на Крота и Китайца. Ему хотелось избить их до бесчувствия, вырезать им языки за то, что молчали, пока не стало слишком поздно. Ему хотелось выкрикивать обвинения в убийстве и отправить их в тюрьму. В то же время он понимал, что этим ничего не добиться кроме ещё большего ожесточения. Справедливость посреди войны была подобна клочку бумаги на ветру. Если он тронет Генри, то впутает Китайца и Крота, а он этого делать не хотел. Единственный их грех заключался в том же, в чём он сам себя слишком часто обвинял втихомолку. Кроме того, они ему нравились, и рота не могла себе позволить потери двух своих лучших пулемётчиков. Он вдруг понял, что размышляет как командир роты. У него 200 морпехов, о которых нужно заботиться. И каждый имел дело со своей совестью. В самом деле, Мелласа больше не заботили справедливость и наказание - по крайней мере, они его больше не заботили в том виде, в каком преподносят их суды. Месть ничего не исправит. У мести нет прошлого. Она только запускает дело. Она создаёт ещё больше ущерба, ещё больше потерь, и он понимал, что ущерб и потери этой ночи не восполнятся никогда. Бреши смерти ничем не заполнить. С годами пустоту могли бы заполнить другие вещи: новые друзья, дети, новые задачи, - но бреши останутся всё равно.
  Меллас заметил, что на спинке стула висят наплечные ремни Хока, а на них его кружка из консервной банки. Он отцепил кружку и сунул её в карман. 'Вам двоим лучше отсюда убраться', - тихо сказал он Кроту и Китайцу, проходя мимо них на выход.
  
  Меллас дождался неизбежной кутерьмы. Рота 'браво', вся до единого, хранила молчание, как и он. Он знал только, что спал, когда взорвалась граната. Разные следователи пусть подбираются к Генри самостоятельно. Не смогут, значит, так тому и быть. Получится, достаточных улик для судебного разбирательства всё равно не наберётся, ещё меньше для вынесения обвинения. Кроме того, идёт война, на которой нужно сражаться, и никто не выиграет от отнимающего массу времени расследования убийства.
  Когда суматоха закончилась, Меллас пошёл в конец пустой посадочной полосы и лёг в грязь. Он плакал до тех пор, пока плакать не осталось сил. Потом он просто лежал там, опустошённый, одинокий под неторопливо сереющим небом.
  Наконец, его нашёл Гудвин и помог подняться. Они пошли к оперативному блиндажу, где Блейкли сообщил им, что Меллас назначается новым командиром роты до тех пор, пока не прибудет капитан. Если Меллас справится с работой, то, наверное, получит собственную роту - быть может, даже роту 'браво'. Тем не менее, его первая задача, так как Эйгер уже укреплён, будет заключаться в том, чтобы помочь отделу ЛС подробно описать расследование случайной смерти.
  
  ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
  
  Операция началась в 06:00, как и планировалось. К 10:00 рота была на месте, и Меллас выслал три патруля. Только с наступлением вечера, при медленно угасающем свете смог он, наконец, остаться один. Он укрылся за разбитым пнём и попробовал обдумать смысл происходящего. Он понимал, что для тех, кто уже мёртв, смысла быть не может. Смысл исходит от жизни. Смысл исходит только от решений и действий. Смысл создают, а не обнаруживают. Он видел, что он один мог придать смысл смерти Хока, выбирая то, что выбрал сам Хок, - роту. Вещи, которые он желал раньше: власть, престиж - теперь казались пустыми, а погоня за ними бесконечной. Только то, что он делает и думает в настоящем, даст ему ответ, и потому он не будет искать ответы ни в прошлом, ни в будущем. Тягостные события всегда будут тягостны. Мёртвые - навеки мертвы.
   Меллас жаждал отправиться в дозор, вернуться в чистоту и зелёную живучесть джунглей, где смерть имеет смысл как часть упорядоченного цикла, в котором она случается, как часть бесстрастного поиска пищи, который включает в себя потерю жизни ради поддержания жизни. Он думал о тигре, убившем Вилльямса. Джунгли и смерть - вот единственные чистые вещи на войне. Тёплый вечер предвещал скорое наступление жары после дождливого сезона. Меллас чувствовал, что тёмная ночь охватывает его, как женские руки. Выдвинулись посты подслушивания. С ними засветились бриллиантами на небе и главные звёзды. В стороне Лаоса ленивые трассёры и огонь зенитной артиллерии СВА красиво всплывали над горизонтом. СВА пыталась уничтожить американских лётчиков, но расстояние превращало все усилия не более чем в шоу из замедленных фейерверков. Меллас почувствовал, как лёгкий бриз с гор, шурша, заструился в покрытую травой долину внизу под ним к северу. Он остро ощущал мир природы. Он представлял себе, как джунгли, пульсируя жизнью, быстро обволакивают Маттерхорн, Эйгер и прочие остриженные вершины, скрывая всё и вся. Вокруг него перешёптывались и двигались горы и джунгли, словно сознавали его присутствие, но были к нему безразличны.
  Он стал готовить кофе, понимая, что нуждается в кофеине, чтобы не уснуть ночью, и что скоро станет слишком темно, чтобы без опаски согреть что-либо. От старой кружки Хока из консервной банки веяло знакомым уютом. В тот день Меллес уже несколько раз прибегал к её утешению, всякий раз тщательно и бережно заваривая кофе и вспоминая Хока. Закончив приготовление напитка, он сделал первый осторожный глоток: край кружки нагрелся до обжигающей губы температуры.
   Он услышал, как в линиях окопов вниз по склону кто-то начал выстукивать ритм на приспособленном под барабан ящике из-под сухих пайков. Это был странный, дикий, энергичный мотив. Он становился то громче, то тише, но всё время оставался неистовым. Затем, словно духи земли, зазвучали тихие голоса, напевая в причудливом атональном созвучии. Когда ритм становился энергичней, голоса звучали напряжённей, хотя и не намного громче. Постепенно он стал различать слова напева, словно настроился на их частоту. Слова обдали его холодом и в то же время вознесли его душу к небесам.
  Голоса нараспев произносили имена погибших.
  
  Если Джейкобсу чудесно, значит, хорошо и мне.
  Если Джейкобсу чудесно, значит, хорошо и мне.
  Если Джейкобсу чудесно, значит, хорошо и мне.
  Хорошо и мне. Хорошо и мне.
  
   Пение продолжалось. На каждом новом имени ритм немного менялся, чтобы соответствовать количеству слогов. Осторожно, чтобы не расплескать кофе, Меллас медленно пошёл вниз на поиски поющих. Ими оказались Шулер, Крот и Гамбаччини. Крот барабанил по ящику. Все трое с головой ушли в мелодию, уставившись в темноту. Меллас присел. Он не стал их беспокоить.
  Он услышал шорох за спиной и обернулся. За ним стоял Китаец: слушал и смотрел во все глаза. Меллас слегка подвинулся и похлопал по земле рядом с собой. Китаец сел. Меллас поднял горячую самодельную кружку в бессловесном тосте за Гамильтона. Он передал её Китайцу, который сделал глоток и вернул её назад. Никто не проронил ни слова.
  
  Если Недолёту клёво, значит, хорошо и мне...
  
  Каждое имя вызывало в памяти знакомое лицо, протянутую руку со скалы или через стремительный поток - или полный ужаса взгляд товарища, вдруг осознавшего, что за ним пришла смерть.
  
  Если Паркеру чудесно, значит, хорошо и мне...
  
  Меллас попытался стряхнуть другие образы: обожжённые трупы, вонь, одеревенелую скованность под сырой плащ-палаткой. Не вышло. Пение продолжалось, исполнители вносили в мелодию частицу своей души, находя исцеление в прикосновении к ритму, исцеление в пении о смерти, единственном настоящем божестве, которого они знали.
  Меллас в ту ночь не спал. Он сидел на земле и смотрел на северо-запад, в сторону Маттерхорна. Он наблюдал, как неуловимо меняются горы под тенями, что отбрасывают облака под ущербной луной, плывущей по небу; как с приходом света с востока тени постепенно пропадают. Он старался найти смысл в факте, что тени облаков под луной движутся по горам и что на самих горах ничто не движется и даже не задевается ими. Он знал, что все они тени: и певцы, и мёртвые, и живые. Все они - тени, скользящие по пейзажу из гор и долин, изменяющие формы предметов во время движения, но, исчезая, всё равно оставляющие их в неизменности. Менялись только сами тени.
  
  
  
  Конец
  
  
  
  

Оценка: 9.89*16  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023