ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Баранов Алексей(Laotou), Бронников Андрей Эдуардович
Время охоты на Тарбагана

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.87*45  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В романе содержится много фактологического материала и документов из рассекреченных архивов КГБ - ФСБ по Забайкальскому краю. Некоторые из героев романа имеют реальных прототипов. В то же время в увлекательной детективной - с элементами мистики - форме представляется расклад военно-политических сил и деятельность советской разведки на Дальнем Востоке, Китае и Маньчжурии. Повествуются малоизвестные детали преступной деятельности японских специальных отрядов 731, 100, 535. Подробно и достоверно описываются жизнь и быт коренных забайкальцев и белоэмигрантов после окончания гражданской войны в России
  
  
  
  
  
  
  
   'Время охоты на "Тарбагана'
  
   Глава I.
  
   "На перекрестке улиц Бутина и Новобульварная обнаружен труп неизвестного мужчины, гражданина КНР. Смерть наступила в результате нанесения многочисленных колото-резаных ран. Обстоятельства гибели выясняются. Следствие по делу об убийстве проводит ОВД Центрального района города Читы...".
   Прочитав эти сухие строки из ежедневной сводки УВД, начальник управления ФСБ РФ по Читинской области генерал-майор Юрий Суханов отодвинул документ в сторону, закурил сигарету и глубоко откинулся в кресло. Вроде бы ничего необычного в этой информации нет. За последние годы случалось и не такое. Страна на изломе, и потому ежедневные сводки об убийствах, разбоях, дерзких нападениях притупили эмоции и уже не вызывали того щемящего чувства несправедливости устройства мира, которое всегда сопровождает людей совестливых и неравнодушных при столкновении с фактами злодейства. Но что-то все-таки зацепило Суханова в этой информации, сработало чутье контрразведчика, способность из общего объема разрозненных данных выделить то самое ценное и важное, что, в конце концов, позволяет выйти на результат. Большинство людей, живущих рядом, привычно не реагируют на газетные страшилки, многие предпочитают вообще не слышать о гнусностях современного бытия. А Суханов, в силу своего должностного положения, обязан копаться в этом дерьме, да еще и отделять при этом орехи от скорлупы.
   Суханов в звании полковника был назначен на должность начальника читинского управления всего лишь год назад - переведен сюда из Самары, где работал заместителем руководителя местного управления ФСБ. Человек из "путинского призыва", из людей, которых новый президент России, придя во власть, системно начал расставлять на высшие посты необъятной страны, формируя свою команду, и постепенно заменяя руководителей прежней эпохи - он вдумчиво и тщательно взялся за дело. Два месяца назад полковнику Суханову присвоили звание генерал-майора. Дела во вверенном ведомстве и на подконтрольной территории шли достаточно благополучно с точки зрения оперативной обстановки, и не было оснований для задержек с оформлением очередного звания.
  Беспокоило начальника управления, пожалуй, лишь одно обстоятельство. В последние годы Москва, политическое руководство страны слишком мало внимания уделяло китайскому направлению, почему-то считая его второстепенным, хотя разведка и контрразведка тревожили своей информацией. Вероятно, срабатывала та инерционность, которая была присуща советской внешней политике, где приоритетным считалось западное направление и, в первую очередь, США. Действительно, долгие годы Китай практически не представлял угрозы национальным интересам СССР и, следовательно, для советских спецслужб, сначала по причине Великой Дружбы, а чуть позже, когда дружба охладела, в силу политической и экономической слабости. Пожалуй, наиболее серьезным поводом для обострения обстановки стали боевые действия на острове Даманском, которые заставили руководство страны пересмотреть внешнеполитические аспекты по отношению к КНР. Хотя в целом Китай по-прежнему рассматривался как слабовлиятельный участник геополитических процессов на планете. Безусловно, в Поднебесной действовала резидентура, часть агентов была "законсервирована" еще со времен "дружбы навеки". Но ее деятельность зачастую опять же сводилась к сбору информации, направленной против главного стратегического противника - США и его сателлитов. И лишь после даманских событий сбор информации и оперативные мероприятия приняли интенсивный характер собственно против самого Китая. И, конечно же, главную обеспокоенность вызывало сближение позиций КНР и США. Резидентура делала все возможное для того, чтобы эти взаимоотношения не приняли союзнический характер, активно эксплуатируя американо-китайские противоречия по Тайваню, Гонконгу, Макао и другим болевым точкам. Соответственно, тем же самым на территории КНР занимались, только с обратным знаком, и спецслужбы США. Но серьезно признавать, что в азиатско-тихоокеанском регионе формируется еще одна могущественная супердержава, не собирались ни мы, ни американцы. А американский снобизм вообще не допускал такой мысли. Тем временем, Китай, подыгрывая и тем и другим, шагал семимильными шагами по пути экономического развития, привлекая многомиллиардные инвестиции со всего мира, и как-то неожиданно для многих вышел на первые позиции в мировой политике и очень активно начал вмешиваться в геостратегические интересы двух супердержав. Да, политическое руководство страны, благодаря анализу обстановки, предоставляемой КГБ и другими институтами азиатского вектора, понимало скрытые угрозы, исходящие от восточного соседа, и даже размещало вблизи границы арсеналы ядерного оружия, наряду с сухопутными объединениями и соединениями войск. Но все это было лишь "игрой мускулов" и не более того. Реально, зримо и незримо присутствовал лишь один враг - США. А дальше, в последнее десятилетие, особенно после распада СССР, вообще было не до внешней политики. Внутри бы разобраться. Бесконечные реорганизации, кадровые чистки, борьба за лояльность режиму - словом, весь набор "прелестей", сопутствующих переходному периоду. В результате на стыке веков Россия получила ослабленную спецслужбу, и как следствие, - никакой внятной политики на азиатско-тихоокеанском направлении, и в частности, по отношению к Китаю.
   И, пожалуй, только вот сейчас, к середине 2001 года во внешней политике России наметились здоровые тенденции, стала просматриваться хоть какая-то политика по отношению к Китаю. Но интерес Москвы к оперативному направлению, подведомственному генералу Суханову, все еще оставлял желать лучшего.
   За этими грустными мыслями и застал начальника управления звонок внутренней связи.
  - Юрий Иванович, здравия желаю! Денисов.
  - Узнал. Привет!
  - Разрешите заглянуть на минуточку? Есть информация.
  - Давай, заходи, - Суханов положил трубку.
   Начальника контрразведывательного отдела полковника Денисова Суханов знал с момента своего вступления в должность. За год совместной работы уважительное отношение к молодцеватому сорокалетнему полковнику, которым сразу проникся генерал, окрепло и утвердилось. Денисов был из той породы врожденных аристократов, которые в любой, самой нестандартной ситуации никогда не теряют самообладания. Подтянутость и даже некоторый лоск во внешнем облике полковника были непременным его атрибутом. Про него рассказывали, что даже в Афганистане, во время боевой командировки, он умудрялся выглядеть так, словно не было вокруг ни пыли, ни грязи, ни пороховой гари. И при всем при этом, Денисова никак нельзя было назвать педантом или занудой. Он был жизнерадостным оптимистом, обладал недюжинным интеллектом, остроумием и широкой эрудицией. Казалось, нет такого вопроса, в котором он не ориентировался бы достаточно свободно. Говорил Денисов немного и неторопливо, и от этого каждое сказанное им слово приобретало какое-то особое значение, некий оттенок мудрости.
   Аристократизм полковника подчеркивали и четко очерченные черты лица - ясные и выразительные глаза, прямой нос и твердый рот. В общем, патриций в десятом поколении! То-то удивлялись некоторые любопытные, когда узнавали, что отец Денисова был потомственным слесарем-вагонником!
   Через пару минут раздался короткий энергичный стук, и в дверном проеме появилась статная фигура Денисова.
  - Разрешите, Юрий Иванович?
  - Да, проходи, садись, - пригласил Суханов.
  Денисов придвинул стул и подсел к приставному столику.
  - Вижу, Юрий Иванович, уже читали, - он слегка кивнул подбородком в сторону лежащей на столе оперативной сводки УВД. - Я, собственно, как раз по этому поводу. Лебедев говорит, что это его подопечный. Он его еще с Маньчжурии вел. Говорит, были сначала настораживающие моменты в поведении. Но потом отпустил - вроде, серьезного ничего нет, так чего, мол зря "наружку" напрягать. Посчитал, что "пустышка". В общем, этот китаец, как нам кажется, не по нашему ведомству. Зовут - Фан Сюэ. Это для справки. Приехал из Хайлара за выручкой - мелкий коммерсант. Наверное, свои грохнули. Наших мотивов как будто не прослеживается.
  - А чего ж тогда, Володя, тебя ко мне-то занесло? - лукаво прищурился генерал. - Что, сомнения есть?
  - Да есть, Юрий Иванович. Что-то мне неспокойно. Не могу пока понять, но чую - есть где-то наш интерес.
  - Ага. Ну, а "информация"-то какая?
  - Да, дело в том, что в "угро" говорят, что денежки при покойном были, и не малые. Причем, в "баксах". - Денисов почесал подбородок. - Так что, версия ограбления отпадает. А исполосовали парнишку качественно - вдоль, поперек и по диагонали. Даже "зелень" подпортили - она у него во внутреннем кармане была. Часики, то ли золотые, то ли золоченые, тоже на руке остались. Не взяли. И резали его не там, а где-то в другом месте. На улицу уже труп вывезли и бросили. Демонстративно. Наши бандиты говорят - китайский почерк. Значит, не боятся, что кто-то будет искать и, тем более, найдет какие-то следы. Мы проверили на "китайке", в гостинице "Турист". Тамошние китайцы его в последние два дня не видели. Въехал по туристической визе четыре дня назад, пару дней крутился в городе, ночевал в "Забайкалье", выехать должен был вчера. Выехал вот...
  - Ты погоди, не части. Сколько раз приезжал к нам? - спросил Суханов, придвигая полковнику пачку сигарет, что означало: разговор будет серьезным. - Бери. - Генерал чиркнул зажигалкой и подождал, пока Денисов прикурит.
  - Да в том-то и дело, что в первый раз. И сразу вот так нарвался. Хотя, черт его знает. Я Лебедеву дал задание проверить - может, по поддельным документам уже бывал. Вообще, Лебедев говорит, что для туриста слишком уж холен, а для "барыги" слабоват.
  - Так чего ж он его бросил?
  - Ну, говорит, показалось, что пока не интересен.
  - Креститься надо твоему Лебедеву, - буркнул генерал. - Ты ему скажи, пусть свечку за упокой души убиенного поставит, да впредь нюхает получше. - Слово "нюхает" Суханов произнес, вдавливая сигарету в пепельницу, так что прозвучало оно достаточно грозно.
  - Понял, Юрий Иванович. Так вот, может действительно китайские "братки" чего не поделили, а может... В общем, поизучать надо бы, мне кажется. Времени, я думаю, много это не займет. Чуть-чуть времени надо.
  - Ладно. Ты вот что, Володя, запроси-ка по нему данные пошире - что-то и у меня токает. Неспроста это. Наверняка неспроста. Чутье мое старое волчье подсказывает.
  - Ну, не такое уж старое, - улыбнулся Денисов. - Хотя, что касается волчьего...
  - Ладно, ты не очень-то... Я, все-таки, генерал. Тем более, твой начальник. Так сказать, прямой и непосредственный. - ворчливо сказал Суханов, пряча усмешку.
   Он действительно недалеко ушел по возрасту от своего подчиненного. Всего три недели назад он отметил сорокавосьмилетие, и потому в полной мере еще сохранил юношеский азарт, который охватывал его порой, когда жизнь подбрасывала заковыристую задачу. И сейчас он почувствовал, как в груди зарождается знакомый холодок - предчувствие серьезной, захватывающей и трудной работы, когда понадобится весь интеллект, весь творческий потенциал, когда придется просчитывать многоходовые и неожиданные комбинации оппонентов, когда будут опускаться руки, когда будет казаться, что все - проиграл, но вдруг найдется совершенно новое нестандартное решение, и вот она - победа! Конечно, только Бог заранее знает, кто победит в схватке, но кто не готовит себя к победе - тот не боец. А генерал Суханов был настоящим бойцом. И теперь, когда Денисов изложил свою "информацию", он понял, что сводка привлекла его внимание не зря. Дело действительно обещает быть серьезным.
  - Так что, Володя, правильно мыслишь. Поработать придется. Время я тебе, как ты и просишь, дам чуть-чуть. Сам понимаешь, результат нужен был вчера. Значит, послезавтра жду первого доклада. И Лебедева не забудь. Приласкай его от моего имени. Поставь на вид - пусть землю пороет. Глядишь, и откопает чего.
  - Понял, Юрий Иванович, - принимая официальный тон, сказал Денисов и поднялся со стула. - Разрешите идти?
  - Молодец, что понял. Иди. - уже серьезно ответил Суханов и придвинул к себе папку с оперативными донесениями.
  
  
   Глава II.
  
  
  
   Это было во времена Великой Смуты, когда в России земля горела под ногами, и брат шел на брата, сын на отца, а ближайшие родственники уничтожали друг друга десятками. И не видно было конца этому безумию. Та, прошлая жизнь улетела в тартарары, а спокойствия и глади впереди не предвиделось. Осатанелые люди не чувствовали пределов лютости и мести, границ государств и пространств.
   В начале февраля 1921 года барон Роман Унгерн фон Штернберг восседал в кресле на мягких подушках в штабной юрте, любезно предоставленной "Даурскому барону" богатым монгольским скотоводом Чойджанигмой. Назавтра был запланирован окончательный штурм Урги - столичного монгольского города, и Унгерн находился в приподнятом настроении, как разбойник пребывает в пьянящем состоянии предвкушения будущей добычи. Сладостная истома растекалась по телу барона. Это не хмель гонит в жилах дурманящий жар, не паршивый китайский спирт, которого барон на дух не переносит, будоражит душу. Это кипит пиратская кровь дикого сумасшедшего, идущего реставрировать Чингисханово Царство. Все! Жизнь оборвалась вместе с Россией. Он знает, что эта война проиграна. Но он еще вернется и покажет этим краснопузым, кому предназначено вершить судьбы человечества. А пока он идет дать надежду монголам на возрождение Великой Орды, а миру явить легендарную Шамбалу. Освобождение Халхи (Монголии) от китайцев, ненавистных местным племенам, и причинивших много зла кочевникам, для него - дело чести. Кто он? Страшный и безумный в гневе, кроткий и мягкоголосый в общении с ламами и богатыми монгольскими князьями. Его предок был балтийским пиратом, потомком неистовых германцев, раскалывавшим булавой черепа матросов купеческих кораблей как грецкие орехи, бесстрашно идущим на абордаж английских королевских судов и голландских суденышек. Чувство радостного удовлетворения переполняло предыдущего Штернберга во времена его лихих походов. Приставку "фон" и титул барона предки Унгерна получили несколько позже, во времена шведской королевы Христины, когда один из пращуров - старый флибустьер за награбленное добро и за "заслуги" перед скандинавским Отечеством приобрел поместные владения вместе с парой сотен приписанных крестьян. Следующие поколения предков Унгерна фон Штернберга не отличались ярой строптивостью, разве, что только со слов самого барона они, как и многие вассалы европейских монархов того времени, принимали участие в крестовых походах, но молва о них ничтожна, во всяком случае, в истории их доблестные подвиги заметных следов не оставили. И вот он - сухощавый, жилистый потомок пирата, рядовой офицер Русской армии, стяжавший славу бесстрашного командира на Великой войне, получивший чин генерал-лейтенанта из рук Могучего Разбойника - атамана Семенова, спавший на одной подстилке и жравший из одного котла со своими бойцами-туземцами, - предвкушает завтрашнюю победу. Он бросил Христа - слишком слаб был назаретянин для его воинственного воображения. Он отказался от поклонения Одину - национальному божеству предков и покорился силам Земли, страшилищам Тибета и Индии, друидическому поклонению Камню, хитросплетениям шаманизма и буддизма. Ламаизм стал для него родным. Он истово верил гаданиям на внутренностях зарезанного ламами курдючного барана. И на этот раз еще не старый, но уважаемый бурятами войска лама Чимитдоржи, водя ташуром* по изгибам бараньих кишок, неразборчиво и мучительно нудно лепетал себе под нос размытые предсказания "Суровому Вождю". Унгерн так и не дождался ответа на вопросы: станет ли он Великим монгольским Ханом ? Возродит ли былую Мощь? Как долго будет править? Чимитдоржи на прямые вопросы не отвечал и, то улыбаясь, то корча скорбные гримасы, рисовал барону неопределенные картинки: если Вождь, проснувшись поутру, встанет на землю правой ногой, то Урга покорится уже завтра и надолго, а если вдруг левой ногой, то Урга опять же падет, но, может быть и не завтра, и не на очень долго. Но вот что бараньи кишки говорили определенно, так это то, что Вождю для обеспечения успеха непременно нужно отпустить из заключения Батожаргала - "красного ламу", продавшего веру и бурятский народ этим оборванцам-комиссарам и взятого в плен казаками барона в боях под Могойтуем. Ах ты, шельма! Хочет двоюродного брата спасти, и плевал он на высокие замыслы "Русского Хана"!
   Когда Чимитдоржи, сначала осторожно, но постепенно смелея, завел речь о своем шкурном интересе, Унгерн сбросил полудрему и оживился.
   - Слушай! А ты, случайно, не большевистский шпион? А?... Да не бойся, я шучу. А на что тебе дался этот веропродавец? Хотя... Вы ведь родня. Что ж, понимаю твои чувства. А он хоть смелый воин, твой лама? - вновь оживился вождь.
   Унгерн уважал людей смелых, поскольку сам отличался недюжинной храбростью и отчаянной бесшабашностью. Потому бывали случаи, когда даже к самому лютому врагу он мог проявить снисхождение.
   - Ладно. Татарин, а ну-ка, сюда этого красножопого, - коротко приказал барон одному из своих ординарцев.
   Угловатый с вытянутым и скуластым лицом, в нахлобученном до верхних ресниц черном монгольском малахае*, одетый в новенький темно-синий тырлык**, широкоплечий - не чета своему генералу - адъютант ощерился:
   - Слушаюсь, Ваше Превосходительство! - и проворно выскочил из юрты. И сразу же за закрытым пологом загремел его тяжелый баритон с сильнейшим приволжским акцентом.
   - Бурдуковский, - крикнул он вестовому. - Беги к Жучу - пусть ташшыт сюды бюрята красного! Командыр прыказал!
   Унгерн усмехнулся. Сколько раз он, находя особое удовольствие в грубой солдатской забаве, заставлял своего ординарца правильно выговаривать фразу: "Слушаюсь, Ваше Превосходительство!". Татарин потел, злился, наливался медью, но упорно не сдавался, как германец в Пинских болотах. Упрямый язык никак не хотел слушаться. Ординарец частенько приставал к смертельно уставшим после изматывающих боев на Великой войне забайкальским казакам с единственной просьбой - медленно и четко проговаривать треклятую фразу. Уж очень хотелось ублажить родного командира. Казаки, зная причину назойливости Татарина, всячески коверкали слова, уверяя беднягу в том, что это и есть правильное произношение, чем вызывали бурный хохот однополчан. В конце концов, Татарин, раскусив злой умысел, в порыве гнева чуть не пропорол шашкой одного из своих мучителей. После этого случая консультировать бешеного туземца охотников не находилось. Унгерн, узнав об этой истории, вволю насмеялся, но рвение ординарца одобрил и приказал одному из порученцев, чистокровному русаку, заниматься с Татарином в часы томительного затишья после боев фонетикой, чтобы добиться-таки четкого произношения. Двухмесячные усилия порученца принесли желанные плоды. Татарин вызубрил зловредное словосочетание до автоматизма и с тех пор очень гордился этой своей первой личной победой.
   Неожиданно вспомнившееся трудовое достижение, по-собачьи преданного ординарца, вызвало на лице барона ностальгическую улыбку. Столько лет уже прошло! А вот поди ж ты...
   - Ваше Превосходительство! Разрешите? - послышалось за пологом юрты.
   - Входи, служивый. - чуть повысив голос, сказал барон. Он узнал штабс-капитана Моисея Жуча, пожалуй, единственного еврея в войске, потому как Унгерн был непримиримым антисемитом: кроваво и беспощадно преследовал "Иудово племя". Но Жуч являлся исключением, так как выполнял ряд деликатных поручений, связанных, в том числе, и с коммерческими делами "Бога войны". Контрразведчик и жандарм по совместительству, он считался одним из многочисленных помощников начальника контрразведки дивизии полковника Сипайло - человека-зверя, который отличался крайней жестокостью к узникам и патологической подозрительностью ко всем воинам туземного соединения, исключая только барона, и то лишь потому, что панически боялся единственного человека - разгневанного Унгерна. Иначе бы заподозрил в измене и своего генерала.
   Жуч, вместе Женей Бурдуковским, как запросто называли вестового все в войске барона, отогнув полог, втолкнули в юрту бурята в грязном, засаленном тырлыке, с непокрытой головой и со связанными сзади руками.
   Генерал брезгливо оглядел пленника и, поморщившись, выразительно посмотрел на Татарина, стоявшего за его спиной:
  - Развяжи его.
   Ординарец потянул из ножен шашку. Бурят вздрогнул и, затравленно взглянув на Унгерна, вжал голову в плечи. Ординарец ловко вставил клинок между его связанных рук и тренированным скользящим движением рассек путы.
  - Ну, что, Батожаргал? Есть хочешь? - спросил барон, снисходительно глядя в узкие, заплеснутые страхом глаза азиата.
   Очумевший от ужаса бурят, то ли не услышав вопроса, то ли не поняв его, молчал и пытался спрятать глаза от взгляда генерала, натыкаясь шеей на заиндевевшие сосульки грязной шерсти замызганного овчинного полуворотника. Он знал о свирепости и безжалостности "Сурового вождя" и понял, что настал его черед, и что сейчас барон устроит ему публичную иезуитскую казнь, оцепенел. На его круглом землянисто-желтом лице проступили черные пятна. Батожаргал прощался с жизнью.
   Однако, всегда твердый в вопросах расправы с врагами, Унгерн пребывал сегодня в благодушном настроении, что случалось крайне редко, и поэтому с казнью решил повременить. В конце концов, не зря же он таскал этого пленника с августа прошлого года в своем обозе, когда мог бы расстрелять или повесить его в любой момент. Там, в Могойтуе! Что-то невидимое и неосязаемое помешало ему сразу расправиться с угасшим и жалким ламой.
   Потом, в суматохе отступления не до него было. Уже в Даурии, когда их дороги с атаманом Семеновым разошлись, и барон выбрал путь в Монголию, он вспомнил о пленнике, но вновь что-то помешало, и он опять не казнил бурята, а приказал везти его в обозе, в арьергарде, приставив к нему охрану из двух бойцов. Расчищая себе огнем прорыв на юго-запад, почти непрерывно ведя бои, он полгода тащил ламу за собой. Не казнил, но и не бросал. Барон был невероятным мистиком и очень чутко реагировал на внутренние порывы своей истерзанной заледеневшей души. И вот - оберег-таки пленника от скорой расправы, притащил сюда, под Ургу.
   Между тем, бурят разглядел в полумраке юрты двоюродного брата Чимитдоржи, стоявшего рядом с бароном, и приободрился. Сам не понимая, откуда пришло дыхание, судорожно выдавил:
   - Не, не хочу...
   - Ну, что ж, тогда рассказывай.
   - Чо рассказывать-то?
   - Как что? Рассказывай, как комиссарам служил - глаза барона сверкнули злобой.
   Лама не заметил опасности и, видимо, втайне надеясь на помощь родственника, осмелел.
   - А я и не служил вовсе. Они меня просили людей собрать - митинговали. Ну, я и собрал.
   - Врешь, падла! - рявкнул барон, и глаза его вдруг покрылись белесой маслянистой пленкой. Это был признак начинающегося приступа бешенства. Подчиненные хорошо знали: если появлялась эта тонкая пелена - все, милости не жди!
   Бурят съежился от страха, но барон жестко потер лицо ладонью, резким кивком головы сбросил пелену гнева. Вновь перед пленником предстал строгий, но в то же время и снисходительный полководец.
  
  
  * - малахай - остроконечная монгольская шапка на меху с длинными ушами
  ** - тырлык- длинный овчиный халат на меху
  
  - Ну, хорошо. Вот тут Чимитдоржи просит за тебя. Шибко волнуется. Говорит, ты хороший... Людям служишь... А с красными связался по недоразумению, - генерал сделал паузу. Бурят подобрался, даже шею вытянул. - А Жуч, вон, говорит, что не так все. Что ты сознательно на сговор с ними пошел. И ему я больше верю. Он - контр-раз-вед-ка, понимаешь? - раздельно, с ударением на каждом слоге произнес Унгерн, ткнув пальцем в сторону жандарма.
   Бурят снова опал. Стоял ни жив, ни мертв, только коротенькие ресницы слегка подрагивали, да трясущиеся пальцы елозили по засаленной нанке халата, выдавая волнение.
   Барон внимательно посмотрел на пленника, как бы изучая его лицо, обтянутое задубелой на степном ветру кожей. За месяцы, проведенные в обозе, лама сильно похудел и запаршивел. Обмороженные щеки шелушились.
   - А что там за история с вашим родом? Чимит говорит, из-за этого ты не можешь служить ни мне, ни красным?
   Лама переступил с ноги на ногу.
   - Да отвечай ты, не стой как болван, мать твою! - рявкнул барон и, вновь уменьшая амплитуду голоса, добавил:
  - Хочу послушать, говори!
   Чимитдоржи, стоявший сбоку за креслом генерала, зашевелил пальцами, украдкой гримасничая и подмигивая, стал жестикулировать Батожаргалу: "Говори! Может, услышит - поймет. Может, все не так страшно. Может, снизойдет до помилования!".
   Батожаргал несмело кашлянул и, запинаясь, заговорил:
  Наш древний род берет свое начало от времен Великого Чингиса - Темучина. Так говорят родовые предания. Был в свите Чингисхана, среди самых приближенных, отчаянный воин, мужественный полководец Цадип. Великий Ван - правитель - бросал Цадипа с его бесстрашными всадниками на самые опасные и самые трудные дела, во всех многочисленных походах монгольского войска. Цадип был первым и всегда оправдывал доверие вождя, всегда выходил с честью из самых горячих переделок. И вот однажды, когда уставшие воины Цадипа возвращались из очередного похода в Китай, а было это в конце лета, в разгар охоты на тарбагана, когда монголы добывают шкурки, мясо и жир степного животного, случилась эта удивительная история, которая с тех пор передается в нашем роду из поколения в поколение. Так пришла она ко мне.
   Так вот, остановилось войско Цадипа на привал, на ночной отдых. Расставив дозоры и поужинав, Цадип погрузился в глубокий сон, причем сон его был так крепок, что даже если бы земля разверзлась в ту ночь, он бы не проснулся. А наутро, открыв глаза, бесстрашный вождь обнаружил, что все его войско пропало. Несколько тысяч всадников, их жены со скарбом и детьми, верблюды, скот, бараны - все как сквозь землю провалились. И даже признаков того, что они были здесь, не осталось. Вскочив с подстилки и не веря глазам своим, Цадип начал ошалело метаться по степи в поисках хоть каких-то следов людей и животных. Но все было тщетно. Взору его предстала только бескрайняя вкруг до горизонта, желтая, безжизненная степь. И лишь в нескольких десятках верблюжьих шагов Цадип увидел тарбагана, который, вытянувшись в рост и поджав передние лапки, стоял на бутане и внимательно наблюдал за степным воином, обезумевшим от страшной картины. Цадип упал на колени, заплакал и прокричал: "О, великий посланец Духов Земли! Скажи мне, куда делось все мое войско? Что случилось с ним? За что духи прогневались на меня?" И вдруг тарбаган заговорил человеческим голосом: "Ты, воин, принес много горя народам Земли. Ты жестоко и беспощадно убивал и мучил мирных людей в Поднебесной - людей, которые выращивали рис и овощи, строили дома, растили детей и не мешали жить твоему народу. Ты пришел на их землю, разграбил и унизил ее. За это духи Земли наказали тебя. Ты больше никогда не увидишь своего войска". Цадип с ужасом посмотрел в прозрачные, как степной воздух, глаза тарбагана и воскликнул: "Что же мне теперь делать, Великий Посланец? Как смогу я объяснить Чингису потерю моих людей? Почему вместе с ними Духи не забрали меня? Я больше не хочу жить! Убей меня!" - Цадип зарыдал и ничком упал на землю. Тарбаган ответил: "Слишком просто было бы уничтожить тебя, Цадип. Мудрые Духи Земли распорядились иначе. С этого дня ты не вернешься к Чингисхану. Ты пойдешь в Тибет, будешь учиться духовным заповедям, а потом пойдешь к людям, которых ты мучил и унижал. Всю свою жизнь, слышишь, Цадип? Всю свою жизнь ты посвятишь служению им. А жить ты будешь долго, родишь много детей и передашь наказ своим потомкам. И все твои дети, внуки и правнуки должны будут служить людям на духовном поприще, иначе род твой прервется. Это будет искуплением твоих прегрешений. Так решили Духи Земли, такова их воля. Если же кто-то осмелится нарушить эту волю и насильно прервет ваше служение - твое и твоего рода, тот сгинет без следа. Ты понял, Цадип? Иди и делай!" - с этими словами тарбаган юркнул в норку и исчез в массивной толще бутана. Цадип в точности выполнил волю Духов.
   С тех пор наш род зовется родом Большого Тарбагана. Почти все мужчины нашего рода - духовники, за исключением тех, кто производит потомство. Мы исполняем наш долг до сих пор. И мы чтим животное, которое донесло до нашего рода волю Духов Земли - никогда не добываем его. Оно для нас священно.
   Батожаргал закончил рассказ, перевел дух, вытер вспотевшие от напряжения руки о полы тырлыка и снова облегченно переступил с ноги на ногу, как это делают ученики, выдержавшие серьезный и трудный экзамен.
   Внимательно слушавший и на протяжении всего рассказа ламы не проронивший ни единого слова барон на последней фразе Батожаргала крякнул и сложил губы в саркастической усмешке. Выдержал небольшую паузу, переложил ногу на ногу и вдруг взорвался:
  - Ах ты бестия! Сукин сын! Как ловко придумал: "кто посмеет прервать ваш род", - передразнил он ламу. - Шкуру бережешь, сволочь!
   Барон побагровел. Белесая пелена снова накрыла его блекло-голубые глаза. - Я ведь прекрасно понял, к чему ты клонишь. Решил поиграть на моих чувствах, сука! - Унгерн все больше свирепел, и, похоже, этот приступ ярости уже не в силах был остановить никто. В такие минуты генерал становился особенным чудовищем. Все знали об этой его звериной черте и присутствующие поняли - жалости не будет. Сейчас "Суровый вождь" вынесет жестокий вердикт, а то, чего доброго, сам начнет палить из нагана, пока не превратит тело пленника в решето. Люди, находившиеся в юрте, напряглись в ожидании...
   Батожаргал задергался мелкой дрожью, пот крупными каплями выступил на его круглом лице и забликовал в тусклом помаргивающем свете керосиновой лампы. Лама вдруг часто-часто начал облизывать пересохшие пухлые губы, слегка прикусывая их зубами. Не в силах сдержать охвативший его панический ужас, он рухнул на колени и жалобно завыл:
  - Великий Ван, пощади собрата по вере! Не бери грех на душу! Я только слово в слово передал предание! Только предание! - он сложил руки крест-накрест на груди и пополз на коленях к креслу барона. Потом резко остановился, повернул голову в сторону Чимитдоржи и сквозь рыдания прокричал:
  - Ну скажи, Чимит, я ведь не вру, так?
   Чимитдоржи чуть отпрянул от внезапного напора родственника, и, переведя взгляд на барона, прошелестел испуганной скороговоркой:
  - Да, правда. Это правда. Он не врет. Легенда пересказана правильно!
   Оставалась малюсенькая надежда - Унгерн всегда уважительно относился к ламаистским священникам, но здесь был особый случай: по представлениям генерала - лама - "красный", а значит, отвратительнее, чем большевистские прихвостни, врагов для барона не существовало.
  - Ну все! Хватит балагана! - прогремел генерал. - Татарин! Этого - расстрелять! Немедленно! - он кивнул в сторону пленника, откинулся на спинку кресла и, внезапно успокоившись, принял безучастный отрешенный вид, будто какая-то важная глубокая мысль целиком завладела его вниманием
   Татарин с Бурдуковским выволокли бьющегося, захлебывающегося криком Батожаргала из штабной юрты. Следом, неприятно ухмыляясь, шагнул Жуч, и через несколько минут близкий, глухо застрявший в морозном степном воздухе, выстрел оборвал срывающийся вой ламы. Дверной полог юрты пару раз колыхнулся, словно дух красного ламы, вернувшись в последний раз, заглянул в глаза своему убийце и... улетучился.
   Утром азиатская дивизия Унгерна наконец-то взяла Ургу. Вскоре высший совет лам утвердил барона в качестве Верховного Правителя Халхи. Бредовая мечта генерала сбылась - потомок холодных эстляндцев стал азиатским ханом. Теперь - на Россию! Через некоторое время штыками и шашками пробил барон себе дорогу почти до Верхнеудинска и... получил по зубам. Войска Верховного потерпели сокрушительное поражение от частей Красной Армии - отрядов экспедиционного корпуса Неймана и бывшего есаула Щетинкина, и были отброшены назад - в Монголию. Дальше пошло еще хуже. В августе, в двух сотнях верст от Ван-Хурэ, Унгерн, сначала преданный взбунтовавшимся войском, а потом, связанный грубой веревкой по рукам и ногам своими соратниками-туземцами, и подло брошенный ими же в палатке в степи, был взят в плен. А 15 сентября расстрелян по прямому указанию Ленина, предопределившему приговор Сибирского ревтрибунала в Новониколаевске... Неизвестно, вспоминал ли барон перед смертью пророчество ламы Батожаргала... Чуть позже, в троицкосавском застенке, без всякого суда расстреляли и Татарина с Бурдуковским. Штабс-капитан Жуч загадочно исчез...
   Лама Чимитдоржи, к которому после смерти двоюродного брата барон Унгерн охладел, опасался скорой расправы. Но Духи Земли покровительствовали ему - генерал не успел до него добраться. Вместе с жалкими остатками Азиатской дивизии, рассеянной красными по всей Монголии, лама бежал в Маньчжурию.
  
  
   Глава III.
  
   Китайская Восточная железная дорога (КВжд) была отстроена в 1903 году героическим трудом тысяч российских инженеров и рабочих. На всем пути ее пролегания от станции Маньчжурия на западе и до станции Пограничная на востоке не было ни одного участка, на котором бы яркой вспышкой не проявился и не расцвел пестрой завязью могучий талант, и величественное торжество русской мысли. Непролазные, угрюмой стеной стоящие леса и, вздыбленные земными телодвижениями горные вершины Большого Хингана, размытые сотнями рек и ручейков, и расшоренные солончаками рваные степные долины Северо-Восточной Китайской равнины - все это преодолела и превозмогла мужественная, работящая рука российского железнодорожного строителя.
   Коридор, образовавшийся вдоль КВжд, назвали Полосой Отчуждения, так как по договору между Россией и Китаем она территориально отделялась в пользу первой. В Полосе жили и работали несколько тысяч российских специалистов, обслуживающих дорогу, чиновники жандармерии и железнодорожной охраны, служащие образовательных и культурно-просветительных, медицинских и научно-прикладных учреждений. Действовали российские законы, суд, администрация.
   Это был райский уголок вне России для неизбалованных роскошью подданных Его Императорского Величества. Пристойное жалованье, достаток провизии и добротное жилье казались незыблемыми на гостеприимной земле Маньчжурии. Мясо здесь продавалось и покупалось не фунтами, а пудами, бочками сбывалась рыба, множество всякой снеди, домашней птицы и дичи наполняло содержимое амбаров и ледников. Обеспечены и умиротворены были все - от управляющего КВжд - генерала Д.Л. Хорвата до недавно прибывшего на заработки замызганного крестьянина из средней полосы России. Обилие и беззаботное житье длилось до тех пор, пока не рухнуло Белое Движение и толпы белоповстанцев не нарушили размеренное существование старожилов Полосы.
   Десять лет свободы и благоденствия - много это или мало для переселенца? Наверное, очень много для никогда не жившего хорошо русского человека! Поэтому последствия крушения Белого Дела они восприняли болезненно и ревниво. Прежде всего потому, что свыше двухсот тысяч незванных гостей ураганом прорвали безмятежную жизнь теперь уже местных жителей Трех Восточных Провинций, как называлось "хунхузское" государство Маньчжурия в то страшное время.
   После свержения последней китайской императорской династии Цин в 1911 году власть в Маньчжурии захватил бандитский самозванный маршал Чжан Цзо-линь, который, впрочем, почти не вмешивался в дела русской колонии в Полосе Отчуждения. А был всецело увлечен и озабочен внутрикитайскими проблемами- воевал, но больше интриговал одновременно на нескольких фронтах: и с национальным правительством, и с гоминьдановцами Сунь Ят-сена и Чан Кай-ши, и с коммунистами Мао Цзэ-дуна, и со ставленником сначала российских большевиков, а потом японцев- Ван Цзин-вэем и, наконец, с соратниками и соседями, такими же новоявленными "генералами" и "маршалами".
   Гражданская война в Китае, вообще, шла перманентно с 1911 по 1949 год то утихая, то вновь разгораясь с новой силой. Каждый из вождей пытался навязать свое сумасбродное влияние и захватить побольше территории, тем самым, обеспечив себе максимальную власть над населением феодальной страны. Большинство "генералов" и "маршалов" были выходцами из разбойничьей среды - хунхузов. Собственно, и вся идеология правителей сводилась к простой формуле: награбил - проел - иду дальше грабить. Алчность и властолюбие сюзеренов, конечно же, очень активно использовали все разведки мира. Это была клоака планетарной шпионской деятельности. Судьбы мира, без преувеличения, решались здесь, а не где-нибудь там в Европе. Советские, японские, английские, французские, немецкие, американские и прочие резиденты, "двойные-тройные" агенты, соглядатаи и стукачи, гнусные и мелочные "инициативники", завербованные советники и перевербованные консультанты - каждый из них почитал за честь отметиться в Китае и навязать миру свое заблудшее мировоззрение. Маршалы имели по-нескольку советников, причем, из противоборствующих лагерей и принимали сиюминутные решения в пользу той или иной стороны, в зависимости от того, кто больше заплатит, или чье предложение в данный момент наиболее выгодно для корыстолюбивого вождя.
   Непрерывные гражданские столкновения так или иначе отражались и на благосостоянии беженцев из России, но лишь косвенно и настолько, насколько плотно те примыкали и сотрудничали с воюющими кланами. А в целом, как это повсеместно происходит на Востоке - молох гражданской войны превосходно уживается и дружно соседствует с мирной жизнью. Двое дерутся, а один, не обращая на них никакого внимания, засеевает поле или беззаботно ест.
   Словом, русская колония, жившая в Полосе, почти не ощущала всполохи внутренней битвы и жила своей особенной непринужденной жизнью, в отличие от, погребенной в руинах гражданской войны, родины...
   Станция Маньчжурия КВжд в начале двадцатых годов представляла собой жуткое и нелицеприятное зрелище. Зловонный смрад разложившихся объедков, сбрасываемых разномастной публикой по обыкновению со столов на пол в бесчисленных ресторанчиках и харчевнях, перемешенный с ароматом тысяч приторно-сладких и горько-соленых приправ и пряностей, возбуждал пронизанное духом безграничной свободы и интернационального авантюризма воспаленное сознание жителей этого китайского Клондайка. Содом и Гоморра казались почти целомудренными патриархальными городишками в сравнении с кипящей причудливыми страстями северной окраиной Поднебесной с ее нравами и пороками. На крошечной по китайским меркам станции собрались, вероятно, все прохиндеи мира вперемешку с потерявшими себя добропорядочными гражданами. Вся палитра человеческих характеров и судеб, спрессованных на жалком клочке земли, была представлена здесь. Искала выхода и требовала определенности - той, которая позволяет хоть немного заглянуть в будущее, хотя бы надеяться на него. Здесь же никакого будущего не было ни у кого, кроме, пожалуй, немногочисленных местных торговцев-маньчжуров. Это был их дом - оборванный и грязный, но все-таки дом. Они промышляли сдачей в наем иностранцам наскоро отстроенного жилья, продажей нехитрой еды да простенькой одежды. Нескончаемые рынки поселка жужжали разноязыкой массой, как пчелиные рои. Там случалось найти и кое-что подороже. Выбор товаров включал в себя все от крохотной бедняцкой чашки пустого риса до золотых фамильных украшений знатных домов Петербурга и Москвы. В этом гротесковом хаосе особенно ясно ощущалось тупое состояние невероятной измотанности и неизбывной боли русских людей. Разоренная и раздрызганная Родина - вот она, рядом, рукой подать! Ступи шаг - и будешь дома. Граница - лишь условное понятие, но сколько она значит для тысяч беженцев, изгнанных за пределы милого Отечества беспощадным злым роком, людей, в умах и душах которых занозой засело отчаяние. В большинстве своем молодые и красивые, они остались ни с чем. У них отобрали главное - надежду на возвращение. Много лет они не знали отдыха. Они почти победили в Великой войне. Но, как это всегда бывало на разбитных и ухабистых участках российской истории, правители их разделили, предали и продали. И теперь уже не важно, в какие одежды рядились их вожди, какая Идея справедлива - Белая или Красная. Важно то, что они потеряли. Безусые мальчики и непорочные девицы, бородатые мужики и крепкие бабы, щеголеватые офицеры и умопомрачительные дамы, люди, рожденные для укрепления могущества державы, для создания семей и работы на благо общества, - все они оказались за порогом своего дома. Что теперь делать? Как жить дальше? Генералы, депутаты, министры кричат на всех углах: "Вот, мол, соберем силы и врежем еще раз! Обязательно вернемся и врежем!". Но нет. Не верится. Это уже прошлое. А настоящее - пусто. И будущее неизвестно и страшно. Нечеловеческая душевная усталость от свершившегося за последние несколько лет сломила и исковеркала все - волю, привычки и желания. Ничего нет. Только мерзкое осознание своей ничтожности, да животное чувство голода. Набить желудок, залить съеденную дрянь вонючим китайским пойлом - ханшином - и забыться. Хоть короткое время не думать о завтрашнем дне, потому что его нет - "завтра". Оно вычеркнуто жизнью, её жестоким "сегодня". И сейчас только в пьянстве, да разврате утешение. Гуляй, эмиграция! Всё одно - день похож на ночь, а ночь на день!
   И вот в этот переполненный горечью, отчаяньем и бесстыдством поселок в конце сентября двадцать первого года из Монголии прибыл маленький конный отряд подъесаула Бато Батомункуева. Отступали они спешно, но грамотно, если учесть то обстоятельство, что им удалось избежать ареста, тогда как их легендарный командир - барон Унгерн - попал в плен под Ван-Харэ. Дважды чуть не вляпались в засаду, однако ушли без боя и потерь. Правда, драпали так, что растеряли не только скромное штатное имущество, а и почти весь свой личный скарб. Умело обойдя китайские пограничные кордоны, и без особых, суматошных приключений они вышли за пределы Халхи.
   В составе этого отряда добрался до Маньчжурии и Чимитдоржи-лама. Ему труднее всех дался тысячеверстный переход. Лама спал с лица. И без того черная, прожженная лихими ветрами гобийских пустынь физиономия бурята выглядела как обгоревшая листвянная головешка. Только глаза выдавали наличие жизни в этой мумифицированной маске. Они яркими угольками взблескивали на мертвенно-неподвижном лице ламы, обнаруживая одушевленность их владельца. Если бы случайный путник встретил в степи скачущего на дохлой лошаденке Чимита, он наверняка бы принял его за призрака - настолько изможденным и опустошенным выглядел когда-то плотный и дородный бурят.
   Отряд Батомункуева спешился у гостиницы "Селект", где временно разместились штаб мобилизационных, белоповстанческих войск и чиновники гражданской эмигрантской канцелярии. Оказаченный бурят и православно окрещенный, человек сугубо военный, подъесаул счел обязательным представиться командованию, и получить предписание к дальнейшим действиям в военном ведомстве. Хотя желание воевать пропало напрочь - последний поход перевернул внутренние устои и разрушил, казалось бы, несгибаемые принципы.
   Он был сыном знаменитого бурята-казака "Батомунки", как ласково называли его отца однополчане-забайкальцы. "Батомунка" заслужил себе славу бесстрашного воина, участвуя в походах Забайкальского казачьего войска в составе отряда великолепного генерала Мищенко. С Мищенко они прошли боевыми тропами и во время восстания ихэтуаней и на русско-японской войне. В боях на "позорной войне" с японцами под Шахэ "Батомунка" получил тяжелое ранение и был демобилизован вчистую, чтобы передать эстафету ратных подвигов своему бравому сыну-казаку. Младший Батомункуев не ударил в грязь лицом. На Великой войне, в кампанию 1914 года, в составе 1-й Забайкальской казачьей дивизии он принимал участие в Варшавско-Ивангородской операции, в мае шестнадцатого - в блистательном Брусиловском прорыве, чем снискал почет и уважение сослуживцев и по праву был отмечен командованием - награжден орденом Св.Анны 4-й степени с надписью "За храбрость" и двумя "Георгиями". Потом была революция, Особый Маньчжурский отряд, наступления и отступления, поход с Унгерном в Монголию и разгром Азиатской дивизии. И вот теперь, после беспрерывной семилетней войны, подъесаул Батомункуев в результате бурных завихрений судьбы оказался в вонючей постылой Маньчжурии. Пройдя боевыми дорогами тысячи верст, удалой казак чудом избежал даже мало-мальского ранения. Духи Земли оберегали ратника от многих неприятностей сурового военного времени.
   Кабинет эмигрантской канцелярии бурлил и шумел как извергающийся вулкан. Десятки людей сновали туда-сюда: в коридор и обратно, толпились в узком проходе, гражданские и военные чиновники перемешивались с какими-то мрачного вида посетителями и просителями всяческих оттенков и языков.
   Безликая бледно-желтая, отчужденная масса кишела муравейником, создавая, на первый взгляд, атмосферу хаоса и беспросветной дезорганизованности. Протолкавшись сквозь толщу разномастного народа, Батомункуев выхватил взглядом светловолосого статного офицера, который во всеобщей сумятице отрешенно стоял, чуть облокотившись о стояк двери приемной и в легкой задумчивости перебирал пальцами правой руки костяшки монгольских четок. Чем-то напомнил подъесаулу этот офицер молодого Унгерна, когда тот только начинал свой славный боевой путь на Великой войне и еще не успел заматереть от жестокой действительности.
   Может быть кротостью, рассеянным взглядом или внешней похожестью офицер привлек обостренное внимание казака Батомункуева. Подойдя почти вплотную к мужчине, подъесаул негромко сказал:
  - Здравия желаю! Я подъесаул Батомункуев, командир третьей сотни Бурят-монгольского полка Азиатской дивизии, - выдохнул он и, чуть стушевавшись, осекся:
  - Конечно же, бывший командир.
   Безмятежное лицо офицера приняло осмысленный вид, он слегка отпрянул от косяка и, выпрямившись, слегка улыбнулся краешком рта.
  - Поручик Шепунов. - и, сделав небольшую паузу, выдавил: -Борис Николаевич. Ныне местный житель города Маньчжурия, а в прошлом... Хотя, чего о прошлом.. Все мы когда-то...
  - А вы на учет вставать? - продолжил Шепунов и, не дождавшись ответа, указал левой рукой в сторону молоденькой симпатичной девчушки, с коротко остриженными "под мальчишку" волосами, сидевшей в углу приемной:
  - Это к Неониле Ивановне... Назаровой. Она оформляет, а дальше сами решите... Тут Григорий Михайлович... Семенов объявил мобилизацию. Ставку в Приморье перенес, в Гродеково. Хочет опять попробовать... Дать им, - закончил поручик и вновь погрузился в туманные раздумья.
  - Не, я отвоевался - уныло и, отводя взгляд в сторону, почти шепотом про себя проговорил подъесаул и прошел в приемную.
   Подойдя к столу, за которым сидела секретарша, Батомункуев вынул из брючного кармана, заранее приобретенную у уличного торговца, сладкую "тягучку" и аккуратно положил на стол рядом с книгой регистрации .
  - Здрасьте! - заигрывающе поздоровался он, - Позвольте зарегистрироваться.
  - Да, пожалуйста, - тихо ответила девушка, приподнимая глаза на подъесаула.
  - Подъесаул Батомункуев, - проговорил бурят, спешно добавляя к фамилии свою принадлежность к бывшему воинскому соединению.
  - Давно из России? А раньше-то почему не вставали? - спросила девушка тоном строгой учительницы, заполняя в журнале учета данные подъесаула.
  - Из России давно, из Халхи сегодня, после тяжкого перехода, - ответил офицер, выговаривая с ударением слово "тяжкого" и меняя выражение лица.
  - Ах, да, простите! Я тут немножко зашилась. Знаете ли... Мы здесь обюрократились совсем... Сытый голодного не разумеет... Сколько людей с вами, господин подъесаул? - смутившись от своей бестактности, тщательно подбирая слова, произнесла секретарша.
  - Двенадцать. Остальные на улице ждут. Им как? Тоже надо подойти?
  - Да, пожалуйста... Пусть встанут на учет, - виновато улыбаясь, ответила Неонила Ивановна, хотя отчество "Ивановна" никак не подходило для совсем еще юной девушки.
  - Хорошо, сейчас отправлю остальных, - круто развернувшись, Батомункуев вышел из кабинета и быстрым натренированным шагом спустился на улицу.
   Подойдя к ждавшим у коновязи бойцам, подъесаул распорядился:
  - Давайте, все идите... Нужно каждому записаться. И вам, Чимитдоржи, желательно бы зарегистрироваться. Пособие... Помощь, может, какая-никакая будет. Хотя, че там будет...- безнадежно махнул рукой подъесаул, - так... Формальность.
   Чимитдоржи, почти все время молчавший в долгие часы бегства из-за простудного недомогания, слегка оживился.
  - Слушай, Бато, мне бы сейчас поесть, и потом я расстанусь с вами. Пойду своей дорогой, искать пристанище. Мне в монастырь надо, там меня наши приютят. Мое дело мирное...С ратниками не по пути. Спасибо, что не бросил...Помог добраться...
  - Хорошо. Сейчас ребята запишутся, и пойдем в "харчезан" - перекусим. Но, может, все же... Зайдете в канцелярию? - осторожно переспросил Батомункуев.
  - Не, я духовник и числюсь по другому ведомству, - спокойно ответил лама. - Да и ни к чему мне эта церемония.
   Дождавшись, когда воины прошли регистрацию и спустились к своим лошадям, Батомункуев вскочил на натруженного в боевых походах обшарпанного монгольского жеребца и во главе отряда проследовал к ближайшему китайскому ресторанчику. Плотно отобедав и тепло пожав друг другу руки, Чимитдоржи расстался со своими, ставшими почти родными бойцами отряда Батомункуева, чтобы раствориться на бескрайних и пока еще неизведанных просторах российской эмиграции.
  
  
  
   Глава IV.
  
   Русское Трехречье... Житница забайкальских переселенцев! Находясь на правом берегу Аргуни в Маньчжурии, на сопредельной стороне с Россией, оно по праву стало благодатным пристанищем для пяти с небольшим тысяч казаков и их семей. Расположенное в долинах трех рек: Гана, Дербула и Хаула, притоков Аргуни, Трехречье в начале двадцатого века явилось землей обетованной для выходцев из приграничных забайкальских поселков Дурой, Абагайтуй, Кайластуй, Староцурухайтуй и других. Казаки издавна, еще с конца девятнадцатого столетия осваивали этот край. Перегоняли за кордон, через реку на пастьбу свои стада, производили посевы, охотились на дичь и пушного зверя, занимались ловом рыбы. Тогда же возникли первые поселки Лабдарин, Щучье и Верхний Тулунтуй.
   А во время Великой войны, затем и гражданской, Трехречье стало быстро заселяться забайкальскими казаками, бежавшими от неурядиц и потрясений, происходящих на родине. Сюда же в 1919-20 годах отступали отряды белых армий и обживали район, состоящий уже из девятнадцати сел и поселков, разбросанных в живописных и плодородных, богатых разной домашней живностью местах речных долин. Бедняком в русском Трехречьи считался хозяин, имевший до тридцати голов крупного рогатого скота и около сотни овец. Казаки организовали местное самоуправление - управляли поселками атаманы, избиравшиеся на общем гражданском сходе. Также всенародно выбирался представитель от всех поселков и его помощник, официально именуемый заведующим поселенцами и формально утверждаемый китайским уездным начальником - "даотаем". Служивший с восемнадцатого года в селе Щучьем, и занимавшийся время от времени поборами и мздоимством - поголовно распространенными явлениями в Азии - проезжавших через таможенно-пограничный пост купцов и коммерсантов, мелких лавочников и бродяг-контрабандистов, "даотай" не отмечался служебной ретивостью и не досаждал казачьей вольнице. А имея злой умысел, мог бы: местная полиция, призванная держать народ в строгости и почитании маньчжурских "чжанцзолиновских" законов, подчинялась непосредственно ему. Проживал мирно и безропотно, утешаясь скромным, но устойчивым доходом от "предпринимательской" деятельности. Взятки брал чем угодно: деньгами, скотом, шубами, не стеснялся вымогать мелочовку и не отягощал себя излишними хлопотами. Разве что иногда приходилось усмирять не в меру подгулявших казачков, все время норовивших почистить морду тщедушному чиновнику.
   Случалось так, что в дни общепоселковых праздников, когда захмелевшие станичники начинали опасно группироваться и недвусмысленно близко приближаться к зданию уездной администрации, местное начальство во главе с "даотаем" предпочитало быстренько выехать из Щучьего и переждать время народных гуляний где-нибудь в Хайларе или Цицикаре. А то бы чего дурного не вышло. На Рождество и на Пасху "служебные" командировки местных чинов продолжались тягостно долго и сопровождались спешным отъездом по "неотложным делам".
   Заведующий поселенцами также находился в Щучьем и через него происходили все сношения с китайскими властями. Распоряжения заведующего проводили в жизнь атаманы, являвшиеся главными помощниками полиции и пользующиеся непререкаемым авторитетом среди казаков.
   Край жил комфортно и стабильно, люди чувствовали себя уверенными в завтрашнем дне, и даже поток беженцев, хлынувший из России, никак не поколебал их устойчивого существования, в отличие от старожилов Полосы. Эмигрантов принимали по-русски милосердно, помогали кто чем мог, селили в своих домах, "летниках" и банях, делились едой и одеждой, всем миром помогали строить новые избы и приспосабливаться к новой жизни.
   ...Подъесаул Батомункуев, этот страстный апостол войны, семь ужасных боевых лет не снимавший воинского снаряжения и, не умеющий ничего делать, кроме как воевать, твердо решил остепениться. Он не поехал в Гродеково к Семенову, отринул настойчивые призывы эмиссаров атамана продолжать борьбу, плюнул на мобилизационных чиновников и, кожей чувствуя бесперспективность дальневосточного похода, пожелал поселиться в Трехречье у своего богатого дядьки-скотовода, родного брата его матушки Цырена Бадмаева, известного на всю округу мецената и подвижника Белого Движения. Скотовод также являлся близким родственником знаменитого доктора Бадмаева, служившего оракулом и советником при дворе последнего русского императора Николая II. Цырен Бадмаев был человеком весьма образованным, знал несколько языков, впрочем, все семейство Бадмаевых-Батомункуевых отличалось высокой степенью цивилизованности и просвещенности. Дети обучались в лучших учебных заведениях страны и зарубежья. В молодости Цырен как и большинство юношей того времени увлекался модными идеями Шопенгауэра, Бакунина и Ницше, экономическим материализмом Маркса, западными либеральными взглядами. Но жизнь и достаток так или иначе наложили свой бескомпромиссный отпечаток на дальнейшую судьбу наследника богатых скотоводов, а совместное проживание внутри казачьего населения Забайкалья и вовсе расставило все по своим местам. Бадмаев оказачился и православно окрестился, и практически перестал обрядностью и бытом отличаться от собратьев-казаков, разве что связь с бурятами-соплеменниками оставалась чуть более приоритетной. Он пользовался непререкаемым авторитетом, как среди бурят, так и среди русских.
   Несколько позже, во времена марионеточного государства Маньчжу-Го, созданного в 1932 году на штыках японской Квантунской армии на территории Трех Восточных Провинций, новая администрация вызвала Цырена Бадмаева из Барги и назначила его по согласованию с ЯВМ ( японской военной миссией - фактическим управителем Маньчжурии) губернатором Трехречья. Вот тут-то и проявил Цырен свой организаторский и творческий талант.
   Но это произойдет позднее, а пока вернемся к Бато Батомункуеву. Предложив своим бойцам определиться с выбором дальнейшего пути, и, по-дружески, распрощавшись с ними, подъесаул прибыл в Щучье.
   Щучье было небольшим, домов в двадцать пять-тридцать, казачьим селом, раскинувшемся на правом берегу Дербула, и основанном где-то в восьмидесятых годах девятнадцатого столетия на месте заимок Ивана Пешкова и Дмитрия Деревнина - забайкальских казаков из приаргунских караулов. Но, не смотря на то, что численность населения была невелика, деревушка слыла очень богатой и таковой являлась: еще не доехав до села, и проезжая бродом через Дербул, подъесаул взглядом потомственного скотовода оценил стадо коров, выгнанных пастухами к водопою.- "Да, пожалуй, не меньше двухсот голов один гурт, а там, поодаль, вон еще три гурта" - подумал про себя Батомункуев и переключился на более насущные раздумья: - "Как, интересно, Цырен воспримет мое нежелание воевать дальше? Может попрет вон...Хотя, однако, поймет: своя рубашка - ближе к телу...Все-таки племянник... А нет - так тогда двинем дальше - где наша не пропадала!".
   Выехав на противоположный берег реки, всадник увидел село во всей красе - с новенькими, сложенными из толстенных бревен, и еще не успевшими почернеть от времени избами-пятистенками, отстроенными на казачий манер, под берестяными и настланными драньем крышами, а кое-где и покрытые железом; ровные, как по линеечке вымеренные у кого побогаче-бревенчатые, а у остальных - жердевые или плетневые заборы, одна, но брошенная упругой стрелой, прямая улочка и ухоженные, начисто прометенные хозяйской рукой, мощеные тесом дорожки к усадьбам. - "Не плохо живут - сразу видно - уйма скота, птицы - отсюда их не за какие коврижки не выманишь. Любопытно - а где же здесь может жить мой дядька? Наверное, вон тот большой дом, чувствуется бадмаевский размах, любит Цырен роскошь и шик" - рассмотрев в центре села огромную усадьбу с множеством надворных построек, догадливо рассудил Батомункуев.
   Дом действительно отличался от других размерами, внешним разноцветным колоритом, единственным в деревне палисадником, в котором росли раскидистые кусты черемухи и яблони-дички, площадью двора и крепкой основательностью. Широкий, примерно, в четыре сажени и длиною около шести сажений, под оцинкованной двухскатной крышей с двумя раскрашенными белоснежной известью печными трубами; и, по периметру, отделанный на карнизах и фронтонах художественной, по дереву фактурой, размалеванной желто-коричневыми красками, с плотно примыкающим, высоким бревенчатым забором - он живо контрастировал на общем фоне. Явно, что хозяин усадьбы был человеком довольно зажиточным, а потому дом, по всем параметрам отвечал рассказам родственников Бато, навещавших изредка богатого скотовода.
   За все годы скитаний ему так и не удалось ни разу побывать в гостях у Цырена, хотя он достаточно долго находился рядом, в какой-то сотне верст - в Маньчжурии, в восемнадцатом, когда формировался Особый Маньчжурский отряд атамана Семенова. Как всегда, не до того было - торопились воевать, настраивались на поход - учили молодежь, "сбивали" сотни и полки, приготовляли снаряжение и боекомплекты. Лишь молва близких иногда доносила известия о житье-бытье дядюшки, да, встречи, на-коротке, с отцом в благословенные времена семеновской республики, а теперь оставшимся в России, в маленькой Аге. "Как сейчас он там, Батя?..." - с грустинкой подумал подъесаул: - "Поди, тяжеловато? Но, дай Бог, родня подсобит - не оставят старика без присмотра".
   Подъехав к мысленно обозначенной, как дом Цырена, усадьбе, Батомункуев спрыгнул с коня и бросил поводья на столбик палисадника. Во дворе залаяли собаки. Осторожно приоткрыв калитку, подъесаул полубоком, почти вплотную прижимаясь к стене дома, и слегка отмахиваясь ташуром от, отчаянно заливавшихся на незнакомого пришельца, собак, медленно и чуть скованно, чтобы не раздражать резкими движениями злобных животных, пробрался до входной двери и вошел в сени дома. Окинув коротким, наблюдательным взглядом съестные запасы, наваленные в беспорядке на полу и на полках сеней в большом количестве, и в то же время заботливо разложенные в чугунках и тазах, берестяных туесках и ящиках, подъесаул постучавшись, отворил дверь в избу.
   По полу дома кудрявыми клубами пополз холодный октябрьский воздух, натыкаясь на стену тепла, исходящего от жарко, и безумно расточительно для середины осени, натопленных печей.
  - Хозяева, здравствуйте! Бог Вам в помощь! - выдохнул Батомункуев, кивнув головой, одной рукой сдергивая с себя папаху, и, одновременно другой, закрывая плотно дверь. В доме, за столом сидели и обедали Цырен с женой, и двое незнакомых подъесаулу молодых парней.
  - Ва! Ты, погляди-ка, кто к нам пожаловал!? - бросив огромный кусок мяса в миску, и приподнимаясь из-за стола, загремел хозяин и, обтерев жирные руки и рот о засаленное полотенце, кинул его на табуретку и принялся обнимать гостя.
  - Здорово, здорово, паря! - крепко обхватив Бато, расчувствовался Бадмаев.
  - Ну, здравствуй, Цырен!- расцвел в широкой улыбке подъесаул.
  - То-то я слышу, собаченки разгалделись - своих-то всех знают. А тут вона чо - дорогой гость нарисовался. Да, ты проходи, раздевайся, скидавай дашку-то, да за стол присаживайся. Рассказывай: каким ветром к нам?
  - Да, я из Маньчжурии. Решил повидаться, поглядеть, как вы живете-можете. Уж, поди, лет десять не виделись или больше,- сказал Бато, снимая дашку (замшевую куртку на меху), и аккуратно поправляя орден и кресты, одетые на мундир накануне, специально по этому торжественному случаю.
   - Ба ! Да ты герой... настоящий Батыр! - с удовлетворением, разводя в стороны руки, пропел Цырен, потом слегка наклонился и, старчески прищурившись, начал разглядывать награды офицера.
   - А то как же, поди, не в бирюльки играл, - горделиво вымолвил подъесаул, колесом вывернув грудь, и поглаживая ордена рукой.
   - Ну, вижу, вижу. Слышь, ребятня, их просто так не дают, - чмокая от удовольствия, сказал Бадмаев, кивая головой в сторону Бато.
   - Да ты проходи, проходи, не стесняйся, садись за стол - продолжил хозяин. Хозяйка и парни встали, подавая руки для приветствия.
  - Давай знакомься... Ну, Цыцыгму ты знаешь, а это мои младшие сыновья. Это - Пурба - ему восемнадцать, а этот - Донзак-Доржи - ему шестнадцать лет, - представил Цырен своих домочадцев. Подъесаул обнял хозяйку и пожал руки мальчишкам.
   - А это ваш двоюродный брат - Бато. Сын Доржи Батомункуева, - похлопывая по плечу подъесаула, и усаживая его за стол, сказал хозяин.
  - Но ты давай поешь и рассказывай, а то последний раз, считай, в четырнадцатом году виделись, когда тебя на войну провожали. Мои мальчишки тогда еще пешком под стол ходили... Сколь уж лет прошло, а... А ты возмужал: вон, видишь, сколь "Георгиев-то" заработал, мо-ло-дец!
   - Кушай, Бато, - хозяйка заботливо поставила перед офицером миску, положила большой кусок мяса и подала полотенце.
  - Слышал я, что ты у Унгерна в последнее время служил. Конечно, жаль генерала, отчаянным был воином! У нас тут разные новости привозят, да и я частенько езжу то в Хайлар, то в Харбин, там сейчас полно военных. Так, что наслышан о ваших бедах. А ты как? Надолго?
  - Как принимать будешь, а то может сегодня и двину,- уходя от прямых вопросов, ответил Бато, прожевывая пищу.
  - Так ты чо, не на побывку? Насколько мне известно дело-то не закончили. Нельзя же попускаться, да и шансов много. Семенов, говорят, под пятьдесят тысяч сабель насобирал... Я своих старших тоже к нему отправил, снарядил и в путь, неча дома прохлаждаться. Надо этих красных бить и бить. Считаю, что недолго им осталось - там, говорят, народ бунтует и шибко волнуется. Да и правда: чо они им могут дать, эти голодранцы! Ни копейки за душой! Думаю, паря, ты-то в стороне не останешься?
   Бато немного помолчал, подумал и, бросив полотенце на стол, проговорил.
  - Ты меня, конечно, извини, Цырен, но я ... уже отвоевался. Понимай - как хочешь. Вот так, мне эта война осточертела, - провел ребром ладони по горлу подъесаул. - Из-за нее проклятой сто лет света белого не видел, все воюю, воюю, конца и края нет! Вот ты, прости меня, Господи, Цырен, семью имеешь, детей, богатый дом, да не один, тысячи голов скота, еше больше баранов. А я чо имею? Шашку да наган! И никакого просвета впереди, а мне уж тридцать пять, - на одном дыхании выпалил Бато, - я устал скитаться по войнам, как бездомная собака по помойкам. Хочу домой, отца с маманей, в конце концов, повидать..., - немного осекся Батомункуев при упоминании родителей, и выдержав короткую паузу, продолжил: -" Жениться надо бы...Короче - все, больше даже думать об этом не хочу!"
  - Да ты чо завелся-то!? Ну, не хочешь, значит - не хочешь! Я ведь просто так спросил, а ты, однако, шибко беспокойный стал, Бато. Хотя, наверное, ты прав: видно тебе хватило по уши этого дерьма. Хорошо, я больше не буду тебе надоедать... Живи у меня сколь захочешь. Понравится - можешь оставаться навсегда. Но, думаю, долго ты здесь не засидишься - домой потянет или еще куда - дело-то молодое... Просто пока нервишки обнажены, понимаю. Ну, ладно, чуток отдохнешь, а там посмотрим, - закончил Цырен, вставая из-за стола.
   После обеда, по давней привычке, приобретенной еще в России, в Аге Цырен засобирался к дневному сну. Отдав последние распоряжения по хозяйству сыновьям и работникам, и предложив Бато последовать его примеру, он ушел спать в тепляк. Батомункуев наказал Пурбе расседлать своего жеребца и свести в конюшню, а сам решил также немного отдохнуть после дальней дороги и отправился вслед за хозяином...
   ...Временное гостевание подъесаула затянулось на долгие восемь лет... Ему так и не удалось побывать дома - вскоре границу наглухо закрыли красноармейцы-пограничники и путь в Россию был безвозвратно отрезан. Батомункуев поселился в Драгоценке, в нескольких десятках верст от Щучьего, куда в начале тридцатых годов переместился административный центр Трехречья, в одном из представительских домов Цырена и устроился работать помощником дядьки на одном из его разветвленных производств. Работа была не пыльная, доставляла удовольствие и помогала забыться, не думать об утраченных возможностях и пропащей жизни. Да и жизнь в Драгоценке способствовала этому. Деревня занимала ключевое положение и была самым крупным населенным пунктом района. Связанная со всеми поселками края и Хайларом грунтовыми дорогами, она быстро развивалась как торговый и промышленный центр Трехречья.
   В Драгоценке находилось множество мелких китайских лавчонок, работали харчевни, парикмахерские, пошивочные и сапожные мастерские, постоялые дворы. Активно функционировали торгово- промышленный филиал фирмы "И. Я. Чурин и К%", магазин хайларского купца Брусенцева, филиалы японских торговых компаний "Хаяси канэ", "Тонмо боеки коси", "Мансю тикасан кабусики кайся", которые снабжали население не только потребительскими товарами, но и сельскохозяйственными машинами и инвентарем, предоставляя их в рассрочку, за наличный расчет и обмен на сельхозпродукцию. В деревне действовал православный приход и школа-восьмилетка, существовала единственная на всю округу больница с хирургическим отделением. Словом, действительность позволяла тешить себя надеждой и уповать на радужные перспективы.
   В двадцать третьем году Батомункуев женился на русской казачке из Лабдарина, а через год она родила ему первенца, которого родители окрестили и назвали Романом. Казалось, что ни что не могло помешать их новой, счастливой семейной жизни, тем более, что Бато оставил всяческие попытки связаться с родиной и хоть одним глазком взглянуть на старых родителей, нежно обнять братьев и сестер, надышаться сладостным и божественным запахом агинской степи. И уже даже не оставалось ни грамма вражды, ни капельки злости на людей, лишивших его Отечества. Случилось то, что случилось - большинство проигравших трехреченцев смирилось со своей участью, их приняла чужая, но очень гостеприимная и сострадательная земля. Они с признательностью восприняли ее благородный жест, подчинились ее законам и отказались от реваншистских устремлений. Но... Родина так не считала.
  
  
  
  
   Глава V.
  
   Лама Чимитдоржи оставил поселок Маньчжурию, продал на рынке свою пегую лошаденку, и влекомый поиском духовных сподвижников из числа бурят, направился поездом в Хайлар. Город Хайлар в двадцать первом году был самым большим населенным пунктом, расположенным за величавым горным хребтом - Большим Хинганом, протянувшимся массивной стеною на полторы тысячи километров с севера на юг в Северо-Восточной части Китая, и образовывал естественную границу между двумя соседними провинциями - Хэйлунцзян и Внутренняя Монголия "чжанцзолиневского" государства. Хайлар, отстоявший в двух сотнях верст по КВжд, от пограничной станции Маньчжурия вглубь Трех Восточных Провинций, являлся средоточием административной и культурной жизни Захинганского района. Широко раскинувшийся на берегу реки Имин-Гол, левого притока Аргуни, и находящийся в Полосе Отчуждения, город жил состоятельно и вольготно.
   Работали десятки производственных, коммерческих и торговых предприятий из разных стран мира, зрелищных и увеселительных заведений, где развлекалась после посильного трудового дня, не обремененная бесконечными проблемами и раздражающими хлопотами, многоязыкая публика, состоящая из всяческих сословий, рангов и чинов. В присутственных местах целого ряда учреждений, банков и контор обсуждались последние мелодраматические киношные сюжеты и сценическое совершенство местных и заезжих артистов-гастролеров. В городе имелось несколько духовных общин и богослужебных организаций. Священники разных конфессий отправляли культовые обряды в церквях, дацанах, синагогах и молельных домах. Власти не только не препятствовали, но и всячески поощряли свободу вероисповедания: помогали законодательно и административно. Служители церквей входили во всевозможные попечительские советы и принимали самое непосредственное участие в общественной жизни Хайлара...
   Но существовала и другая жизнь. Вольные обитательницы борделей и легкодоступные жрицы домов под красными фонарями, с расквартированными в них профессиональными проститутками, и штатным резервом из числа слабой, ушедшей в разнос от безысходности, женской части эмигрантской массы, были излюбленным увлечением как сытых, так и неимущих слоев населения города. Дело было только в цене: услуги кадровых работниц оплачивались одним или двумя "гоби" (маньчжурский рубль) за сеанс любви, в зависимости от квалификации, при том, что школьный учитель, например, получал от восьми до десяти "гоби" в месяц. А непрофессионалки продавались по восемьдесят "фэней" (копеек), что считалось довольно дорогим удовольствием: взрослая овца на одном из базаров города шла по той же цене, а корова с телком стоила всего восемь "гоби". Тем не менее, спрос на рынке услуг персонала непотребных домов беспрерывно лез в гору и увеличивался пропорционально росту обеспеченности горожан.
   Елизавета Николаевна Горшенина, урожденная - Андреева, лишилась мужа очень рано, не успев вволю насладиться ни прелестями любви, ни семейной жизнью. Все случилось как-то неожиданно и скоротечно, так, будто и не было у нее супруга, красавца-офицера, с которым они познакомились на вечеринке в Омске, в девятнадцатом году.
   Она влюбилась в него сразу, как только он вошел в дом ее подруги. Среднего роста, шатен с голубыми глазами, атлетического телосложения, в новеньком, с иголочки мундире, пахнущий французским парфюмом. Это она отметила тут же, когда с его приходом волна пикантного, волнующего запаха накатилась в гостевую комнату, накрывая папиросный дым и гремучие пары еще довоенной, добытой по случаю у местного еврея, испанской "мадейры", разлитой офицерами по фужерам из чешского стекла. Он уверенной походкой прошагал к хозяйке с букетом полевых цветов, лишь слегка бросив взгляд в ее сторону и, как показалось, даже не оценив всего ее великолепия. Потом, конечно, он скажет, что с первой минуты влюбился в нее, а тогда его невнимательность больно задела самолюбие Лизы, воспитанное на воздыханиях десятка поклонников. В тот вечер она была прекрасна и обворожительна, много шутила и смеялась, кавалеры гурьбой ухаживали за ней, наперебой приглашали покружить модный танец под граммофонную мелодию оркестра, исполнявшего, записанный на пластинку вальс "На сопках Маньчжурии". Подруги ревностно поглядывали на Лизу, украдкой перешептываясь между собой, наверняка, осуждая ее легкую взбалмошность. Но что ж, каждому свое - эгоистично рассуждала красавица. Сегодня был ее вечер, и она никому не хотела дарить его, пила много вина, кружилась в вальсе и молила Бога, прося его продлить это бесконечное счастье. Тогда ей было только восемнадцать, вся жизнь, казалось, впереди, а подружки поймут и простят, тем более, что объектом ее вожделения был тот молодой офицер, который представился Сергеем Горшениным, а не их ухажеры. Она весь вечер мысленно произносила это имя: "Сергей, Сережа, Сереженька, милый мой человечек, ну, неужели ты не видишь, что все это для тебя и только для тебя!". Злилась: "Бесчувственный чурбан! Сейчас уйду вон с тем заморышем - будешь знать!". Потом вновь: "Милый, ну, посмотри на меня, сегодня я - твоя! Только позови!". "Мадейра" туманила разум, но в висках настойчиво пробивались слова: "Он мой! Мой, мой!". В разгар вечеринки Горшенин, в конце концов, пригласил Лизу на танец и она, стараясь не показывать свое волнение и не подавать виду, что сражена его благообразием и обаянием, приняв надменный вид, и, выдержав, как представилось, безмерно длинную паузу, подала-таки руку и... утонула в его объятиях...
   Уже глубокой ночью он провожал ее до родительского дома, они с упоением разглядывали звездно-золотое небо, и Сергей вдруг признался ей в любви и зачислил в самые надежные свидетели Полярную звезду, как символ вечности и нерушимости его чувства. После жадно вдыхали запахи августовской ночи и безудержно, неистово целовались, оставив фальшивое смущение, и, играючи, спрятались в раскидистых кустах аллеи от проезжавшего мимо сторожевого казачьего разъезда.
   На следующий день Сергей сделал Лизе предложение выйти за него замуж, на которое она без промедления согласилась и в этот же вечер, настояв на немедленном посещении дома Андреевых, попросил у ее родителей руки дочери. Ошеломленный отец, Николай Прокопьевич, обалдевший от такой спешки, промямлил нечто невразумительное, но присутствующие восприняли его лепет как благословение, тем более, что противников этого акта быть не могло, учитывая доминирующее положение в семье единственной дочки присяжного поверенного. Вымолив у молодых хотя бы неделю на то, чтобы договориться с ближайшим приходским священником о венчании, и хоть чуточку времени для того, чтоб, по-людски, подготовиться к свадьбе, отец суетливо развернул богоугодные хлопоты.
   Через семь дней, после сделанного Сергеем предложения, бракосочетание пришлось отнести еще на пару деньков, так как строгий священник указал на незавершившийся Успенский пост и на невозможность его осквернения. В конце концов, свадьба благополучно состоялась, и молодые прожили целых... два дня и две ночи. А потом Сергей уехал на фронт. А еще через две недели его убили в боях с красными под Кустанаем, о чем сообщили Елизавете однополчане мужа...
   Лиза в первые дни все пыталась наложить на себя руки, но стараниями родителей была, буквально, оторвана от совершения смертного греха, однако, первое серьезное жизненное испытание страшно исковеркало сознание и надорвало ее хрупкую и изнеженную душу. Лиза сначала замкнулась, а позже стала раздражительной и несносной в общении с близкими, ее красивые бирюзовые глаза поблекли и опустошились, перестали излучать тепло и радость.
   Вскоре на Лизу свалилась еще одна большая беда: в одночасье она лишилась обоих родителей. Как раз после отхода из Омска колчаковцев в город ворвалась банда грабителей и мародеров из местных "партизанов", коих не мало шаталось в окрестностях столицы Верховного Правителя России. Николай Прокопьевич, справедливо полагая, что он не белый и не красный, что уж ему-то совсем бояться нечего и смена власти не влечет для него глубоких изменений в жизненном укладе, решил остаться в городе. Но это решение стало для него последним. Пьяные бандиты, ворвавшись в дом "буржуя", в порыве ярости, направленной против всех "мироедов", зарубили шашками доверчивого присяжного поверенного и его жену. Лиза осталась жива благодаря случаю - в этот вечер подруга - Катя попросила несколько часов посидеть с ее больной матушкой, пока дочь за это время не закончит последние приготовления к отъезду в Приморье, к родственникам. Вернувшись домой, Елизавета застала ужасную картину: людоедски поиздевавшись над родителями, "партизаны", прихватив наиболее ценные вещи перед уходом, разворочали скромную мебель, изломали все вокруг и испоганили весь дом. Удар был невероятный - в самое сердце. И, пожалуй, только юношеское здоровье, да, добродетельные хлопоты подруг не позволили Лизе сойти с ума от горя.
   Через три дня, схоронив кое-как при помощи знакомых матушку и батюшку, она, плохо представляя: куда едет и зачем, раздавленная и безучастная к каким бы то ни было осознанным действиям, направилась с Катей и ее мамой на Дальний Восток. Выбирались они долго и трудно, но, в конце концов, прибыли в Читу.
   В семеновской столице, Лиза, до того почти все время молчавшая, вдруг выразила желание остаться здесь. После долгих и настойчивых уговоров, призывающих поехать с ними, подруга махнула на Лизу рукой и ближайшим поездом отправилась во Владивосток. А Елизавета через сиротский приют устроилась работать сестрой милосердия в одном из читинских госпиталей. Но работа оказалась непродолжительной, так как вскоре войска белых армий были вытеснены из России в Китай, а госпиталь эвакуировали в Маньчжурию. И вот, наверное, уже тут, будучи на чужой земле, Елизавета Николаевна пристрастилась к вину и сигаретам, бесконечным гулянкам в сомнительных обществах, и откровенно пустилась во все тяжкие.
   Они встретились на улице, прямо у дверей борделя. Юная русская красавица - Елизавета Горшенина и много повидавший в своей непростой жизни сорокалетний бурят - Чимитдоржи-лама. Казалось бы, что могло объединить столь разных по духу и ментальности людей. Она - проститутка, по стечению обстоятельств и по собственному бессилию, выбравшая этот путь, и он, давший в юности обет безбрачия, как неотъемлемое правило ламаистских священников, за нарушение которого следует беспрекословное отлучение от церкви. И вдруг два, абсолютно противоположных человека находят друг друга в этом броуновском хаосе, называемом цивилизацией. В чужом городе, в чужой стране, существовало то единственное, что тоненьким, шатким мостиком связало их при первом знакомстве - владение русским языком.
   Столкнулись они у входа в публичный дом, из которого она выскочила в легком опьянении, не глядя перед собой, а он, проходивший мимо неспешной походкой, успел только подхватить девушку под руки, иначе бы они оба распластались на тротуаре.
  - Ой, извините! - кокетливо чирикнула Лиза, освобождая руки из крепких ладоней Чимита. - Я, нечаянно...Чуть не снесла вас.
  - Да, не, ничего. Я о чем-то...Как-то...Задумался и не увидел вас, - смущаясь проговорил лама, и расплылся в широкой улыбке.
  - О-о, да вы никак к нам! Могу помочь - устроить протекцию,- приняв лукавое выражение лица, и натянув на него профессиональную, заинтересованно-надменную усмешку, молвила красавица.
  - Да, нет, что вы? Я просто мимо шел - ищ-щу один адрес: Кулаковский переулок, дом одиннадцать...Там у меня родственник живет...Дальний...Хочу его повидать, не подскажете где это?
  - Конечно, подскажу, - продолжая начатую игру, ответила Лиза.
   Недавно обретенная привычка - быть всегда начеку, и использовать стандартные приемы с целью завлечения очередного клиента, срабатывала без промедления. - Пройдете прямо до перекрестка, а там повернете налево, и, наверное, третий или четвертый дом по правой стороне от угла.
  - Огромное, вам, спасибо! - слегка кивнув головой, чуть отступая, и намереваясь идти дальше, сказал Чимит.
  - Простите, а может... Все-таки... Пообщаемся? Расскажете - кто вы и откуда? Чувствую, что вы - человек необычный. Думаю, нам будет интересно поговорить. Давайте для начала познакомимся! Я - Лиза. А вас как зовут? - спешно протараторила куртизанка, протягивая руку для знакомства.
   Чимитдоржи нежно как хрупкий сосуд взял ее ладонь, наклонился и кончиком губ слегка поцеловал. Затем выпрямился и, зардевшись от совершенного неожиданно для самого себя действия - обычно такой честью прихожане удостаивали его, представился: - Зовите просто Чимит.
   Потом они на короткий срок расстались, договорившись вечером увидеться. Чимитдоржи, посетив квартиру родственников, и, находясь в какой-то прострации, никак не свойственной моменту встречи с близкими, все время думал об этой девушке. Его терзали какие-то необыкновенные, вновь появившиеся внутренние сомнения, душа клокотала, а разум лихорадочно пытался избавиться от навязчивой мысли: "Неужели, я влюбился! Не может быть! Мне нельзя - это грех! Да, что это я, в самом деле, как мальчишка, тут расслабился - потерял рассудок? Надо забыть ее...Кто она? Проститутка, а я священник". После снова: "Наверное, это судьба! Карма! Духи Неба хотят испробовать меня на прочность! Нет, со мной такое происходит в первый раз. Неужто, я попался! Надо отвлечься от этих мыслей! Они ввергнут меня в прегрешение!"
   Вечером лама, позаимствовав у сородича светский костюм, чем вызвал немалое удивление обитателей дома, отправился на свидание с Лизой. Отужинав в кафе-шантане, с соответствующим в ту минуту мыслям кавалера названием - "Пурга" и, вернувшись в непотребный дом, они проговорили всю ночь напролет в комнате Горшениной. Она поведала о своих мытарствах, он рассказал ей о своей судьбе.
   Через какое-то время он, сознательно попирая архаичные правила, предложил ей свою руку и сердце. Елизавета после некоторых раздумий согласилась. Сняв наличностью в Русско-Азиатском банке, сбереженные еще с "досмутных" времен китайские серебрянные доллары, Чимитдоржи приобрел небольшую квартирку на "Острове", на Второй Восточной улице. Скромно справив новоселье и, сыграв нехитрую свадьбу с приглашением лишь местных проституток да малочисленной родни бурята, супруги зажили в гражданском браке, погрузившись с головой в умеренность и несуетливое мещанство. В феврале двадцать четвертого года в разгар "Сагаалгана" у них родился симпатичный мальчик-метис, вобравший в себя всю силу и стойкость жизнеутверждающего облика "желтой" расы. Сына по обоюдному согласию родителей назвали Батожаргалом в честь невинно убиенного Унгерном двоюродного брата Чимита. Он родился под покровительством добрых Духов Земли в год Желтой Земляной Крысы по Лунному календарю для того, чтобы продолжить легендарный род Большого Тарбагана.
  
  
  
   Глава VI.
  
   Чита... Год двадцать девятый. По широким дорогам, разлинованным строгими прямоугольниками еще в пору пребывания декабристов и разбитым конными повозками да немногочисленными авто, вихрастыми клубами поднимается желтая песчаная пыль. Июльская жара слегка разбавленная порывистым северным ветерком, как в горящей доменной печи, выпекает удивительные и замысловатые изразцы на суглинках скверов и площадей. Кажется, будто страстный художник-абстракционист в экстазе необычайного творческого подъема, резкими и отрывистыми движениями наносит доступные лишь его воображению дивные мазки будущего гениального рисунка на раскаленной, огнедышащей земле. Так изрезана и испещрена, утрамбованная сотнями ног, почва, оживленных в часы досуга читинских местечек. Но сегодня город расплавился и замер под лучами нестерпимо палящего солнца. На обнаженных, измученных зноем стареньких улочках не видно ни души. Горожане спрятались в жилищах, затаились в ожидании спасительной вечерней прохлады...
   Улица Амурская, бывший дом актера, а ныне здание читинского окружного отдела ОГПУ. В трехэтажном особняке, из красного кирпича, несмотря на ужасную жару, во всю кипит работа. На втором этаже, в кабинете начальника отдела Митрофана Васильевича Слонимского собрались на совещание почти все оперативные работники разведывательного подразделения. Москва шлет телеграмму за телеграммой, настоятельно требует активизировать мероприятия на китайском направлении. Приказывает уточнить и дополнить сведения, касающиеся стараний белоэмигрантских банд в Маньчжурии, в последнее время развернувших бурную деятельность на сопредельной территории. При этом заставляет искусно варьировать в лабиринтах дипломатических отношений и не "пороть горячку" в борьбе с бывшими соотечественниками, дабы не нарушать болезненное самолюбие маршала Чжан Сюэ-ляня, сына и преемника Чжан Цзо-линя, а тщательно и безукоризненно готовить операции возмездия. А как не нарушишь? За такой короткий срок даже кадров-то путевых не отобрали, не говоря уж о их квалификации. "Партизанщина" сплошная. Привыкли в гражданскую шашками махать, вот и все на что способны. А здесь думать надо. Вон, Степан Толстокулаков в двадцать втором прошелся огнем по Трехречью со своими отчаянными бойцами, так потом "отмывались" несколько лет. Москва негодовала по этому поводу. Только-только Карахан, заместитель наркома иностранных дел, наметил подписать добрососедский договор с Китаем, а тут на тебе - толстокулаковские партизаны чуть не разрушили столь важное соглашение...
   Небольшой кабинет начальника отдела заполнен до отказа. Притащили даже стулья из других помещений. Разместились кто как мог, кое-где сели на один стул по-двое. Тяжелый, горячий воздух наполняет сдавленное пространство и пытается отвлечь от серьезных мыслей. Но люди сосредоточены и внимательны, слушают короткий доклад начальника об оперативной обстановке. Ощущение того, что гражданская война в России закончилась еще в двадцать втором в этом кабинете отсутствует - враги Советской власти раз за разом провоцируют людей Слонимского на ответные меры. Или наоборот. Но Митрофан Васильевич точно знает, что никакого "наоборот" нету - это пропаганда вражеских харбинских газет, это семеновско-колчаковские "деятели" под управлением империалистических держав пытаются реставрировать ненавистную монархию. То зашлют на территорию Забайкалья банды белогвардейцев, которые устраивают погромы и совершают разбойничьи налеты на советские госучреждения, руководителей поселков и деревень юга читинского и сретенского округов, то, просочившись мелкими группами, ведут разведывательно-диверсионную деятельность на подведомственной местному ОГПУ территории. Словом, надоели пуще неволи, надо заканчивать этот бардак и переходить к жестким и решительным мерам. По оперативным донесениям "закордонных" агентов и анализу общей информации обстановка становится все более взрывоопасной. Необходимы срочные меры по ликвидации бандформирований. Закончив излагать доклад, Слонимский выразительно окинул взглядом подчиненных.
  - Ну, какие будут предложения, товарищи-чекисты? - спросил начальник и вопрошающе остановил взгляд на одном из своих заместителей.
   Яков Иосифович Мирский (Бернштейн) работал в органах ВЧК с 1918 года и был одним из наиболее опытных сотрудников отдела. Родился он в Австрии. Еще в четырнадцатом году, Бернштейн сражался против России в составе германо-австрийской армии, потом попал в плен, и будучи военнопленным, работал железнодорожным рабочим на Урале. Тогда же стал членом партии большевиков и принимал самое непосредственное участие в подавлении контрреволюционных мятежей, находясь в эпицентре российских волнений, вдалеке от своей тихой родины. Уже в Забайкалье, в апреле 1925 года Яков Иосифович под руководством предыдущего начальника губотдела ОГПУ Василия Корженко организовал дерзкое похищение одного из руководителей белого движения в Маньчжурии - Захара Ивановича Гордеева, выкрав его прямо из под носа китайской полиции, за что был награжден орденом "Красного Знамени". Этот орден и сейчас красовался на его гимнастерке.
  - Я думаю, Митрофан Васильевич, так как ввод войск в Маньчжурию неизбежен, то необходимо активизировать агентуру на выявление предполагаемых очагов сопротивления в лице добровольных казачьих отрядов и полицейских дружин, вероятных руководителей этих отрядов и способы их нейтрализации. Местонахождение арсеналов вооружения, складов с боеприпасами, количества винтовок и патронов, пулеметов, тем более что эти сведения в скором времени нам потребуются, - спешно выпалил с едва заметным акцентом, угодливо заготовленные для руководителя фразы, Бернштейн. Он знал, что Слонимский по привычке будет ждать ответа от него, и потому, когда начальник объявил о времени предстоящего сбора, то опытный чекист подготовился заранее.
  - Вот за что я тебя уважаю, батенька, так это за находчивость и смекалку, - улыбаясь молвил начальник, делая упор на слове "батенька". За Слонимским часто замечались такие речевые обороты - сказывалось его церковно-приходское прошлое. С четырнадцатого по восемнадцатый год он служил дьяконом в одном из белорусских православных храмов, потом вдруг бросил эту бесперспективную затею - вступил в РКП(б) и ушел воевать в составе Пятой армии с белыми войсками сначала рядовым, а затем и политруком полка. А с мая двадцатого года Слонимский уже сотрудник Особого отдела Пятой армии. После, с 1922 по 1927 год - начальник Амурского отдела ОГПУ, начальник отдела в Полномочном представительстве ОГПУ по Дальневосточному краю, и вот теперь здесь начальствует - в Чите.
  - Спасибо, но я, действительно, считаю это главным направлением. Выявив места возможного отпора нашим войскам и концентрации оружия, мы обеспечим Блюхеру ускоренный марш вглубь Маньчжурии по КВжд с минимальными осложнениями. Мои люди за кордоном докладывают о том, что китайские власти не очень-то озабочены ситуацией - не верят в то, что мы способны перейти границу кадровыми частями, надеятся на договор. Но не хотят же, в свою очередь, избавить нас от назойливости этой "контры". Сколько раз Москва предлагала интернировать всю белобандитскую сволочь за пределы Маньчжурии, так нет же, хотят и рыбку скушать, и пальчики не обмарать! Они, видите ли, им не мешают, они нам мешают! - фальцетом на последнем слове закончил Бернштейн.
  - Верно говоришь, Яков. Давай-ка, заряди своих людей - пусть пошевелятся. Сведения нужны срочно, Москва ждать не любит - головенки быстро скрутит за медлительность. Хорошо, кто еще готов высказаться? - обводя взглядом чекистов, спросил Слонимский. Присутствующие промолчали. Чего говорить? Говорено - переговорено уже все на тысячу раз. Надо идти работать, отрабатывать конкретные участки - прочитал в глазах подчиненных Митрофан Васильевич.
  - Ну, ладно, идите, работайте, а ты Яков подожди, не уходи, разговор есть, - распорядился Слонимский. Чекисты встали и, гремя стульями, начали шумно расходиться. Когда за последним, покинувшим кабинет начальника, сотрудником закрылась дверь Слонимский встал из-за стола, распахнул настежь окно и тут же закрыл его, как только обжигающий воздух пахнул в лицо испепеляющим зноем.
  - Фу, ты, черт. Думал - проветрить, а там еще хуже, - выругался начальник и вновь вернулся на свое место. - Да, ты, Яша, присаживайся поближе, чайку сейчас попьем... Маша! - громко крикнул он секретарше, и не дожидаясь пока та просунет по обыкновению голову в дверь, прогремел в пустоту: - Принеси нам, пожалуйста, по кружечке чаю!
  - Ты, вот что мне скажи - как там поживает твой законсервированный "хайларец", ну, этот как его - "Бес", тьфу, будь он не ладен, придумал же ты ему кличку, - переходя почти на шепот, чертыхнулся Слонимский. - Давно о нем не слышал? Закис там, наверное, совсем?
  - Нет, он там на хорошем счету среди белых, биография боевая, кровью повязан с ними по уши, они ему верят - знаешь же - в свое время наших тьму перекосил. Живет в Хайларе, тихонько учительствует, иногда ходит на "чашку чая" с сослуживцами. Один мой связник недавно предлагал его даже выманить на станцию Маньчжурия и выкрасть. План предложил, говорит, мол, унгерновского зверюгу готов сам перетащить к нам. Старается чрезвычайно связник - семья у него здесь. Кое-как отговорил - туману напустил, мол, пусть пока поживет зверюга. Вроде не понял - о чем я. А на связь как ты помнишь, Митрофан, мы "Бесу" строго-настрого наказали не выходить. А что нужда в нем образовалась? Так мо... - осекся Бернштейн и замолчал, услышав скрип открывающейся двери. Секретарша-Маша принесла чай. Поставив поднос с кружками и кусковым сахаром, кругом разваленным по краю стеклянного блюдца, девушка проворно удалилась.
   Разобрав кружки и аккуратно, чтоб не обжечься, отпивая маленькими глотками чай, чекисты продолжили разговор.
  - Так, я что говорю-то, если есть нужда - можно ему дать весточку, - продолжил Яков Иосифович. - Только недели две надо бы на подготовку канала связи - он ведь крепко спрятан - сам понимаешь.
  - Понимаю, а как ты думаешь - если мы его легализуем во время предстоящего рейда и поручим возглавить боевой отряд, пусть эту нечисть вырвет с корнем, пускай зарабатывает себе защиту Советской власти. Мы ж ему поверили - не расстреляли тогда... Шесть лет в Хабаровске сидел в "полпредстве", своих уйму насдавал. Залегендировали советский период, считай, шесть лет жизни обрисовали так, что среди своих вопросов не возникает - где после Унгерна шатался, чего делал. Да он и сам, хитрюга такая, должен понимать, что пора бы начинать хлебушек отрабатывать за кордоном. Короче, давай-ка, подумай над моим предложением. Что сейчас для нас важнее - его белобандитская безупречная репутация, как верного "семеновца" и дальнейшая консервация, или же решение конкретной задачи. Считаю, что после армейского похода на КВжд, наши интересы в эмигрантской среде поубавятся, по крайней мере, большинство сволочей... Вынудим Китай интернировать их. А нет, - немного помолчал Слонимский, - так у нас там еще есть агентура, глубоко законспирированная. Как считаешь, Яков?
  - Скорее ты прав, Митрофан. Он мужик дерзкий, как раз для него такая работа. Организатор неплохой, бывший офицер, думаю, справится. Жалеть этих гадов не будет, сопли распускать тоже... Пусть послужит Советской власти. Я понял, Василич, быстренько налажу канал, чуточку подумаю и доложу тебе об операции, хорошо?
  - Давай, действуй! Держи все время меня в курсе событий, а пока ступай с...- остановился на полуслове начальник. Бернштейн встал, поправил гимнастерку и вышел из кабинета Слонимского.
   Семнадцатого ноября двадцать девятого года разразился так называемый советско-китайский конфликт на КВжд. Регулярные части Красной Армии в нескольких местах границы перешли на сопредельную территорию, применив грубую силу против неуступчивости китайских властей в вопросах использования и эксплуатации злополучной железной дороги. Результат был частично достигнут. Напуганные китайцы подписали ряд договоров, обеспечивающих приоритеты СССР на КВжд. Но интернировать огромную эмигрантскую массу "чжансюэляновскому" правительству оказалось не по силам... Пока. Советские войска вели себя предупредительно корректно по отношению к жителям Маньчжурии. Командарм Блюхер запомнился жителям Хайлара как добрый и отзывчивый дядька, который не позволил своим бойцам чинить расправы над эмигрантским населением города. А больше того, расписывая преимущества социалистического строя, агитировал заблудшие души вернуться на родину.
   Но была и другая сторона медали. Карательные отряды ОГПУ, сформированные главным образом из бывших красных забайкальских партизан, совершили кровавые рейды по Трехречью и прилегающим к нему районам, в которых проживало мирное казачье население. Один из таких отрядов, вырезавших и расстрелявших поголовно жителей нескольких деревень, возглавлял бывший штабс-капитан Моисей Жуч, бывший унгерновский жандарм и бывший агент читинского окротдела ОГПУ под зловещим псевдонимом "Бес". Во время своего жуткого рейда Жуч со своими воинами лишил жизни сотни людей, тщательно скрывая следы злодеяний, и лишь немногим уцелевшим удалось донести до общественности страшную правду об этом чудовищном походе "народных мстителей"...
   Попали в мясорубку и Чимитдоржи-лама вместе с женой, выехав из Хайлара, буквально, на пару дней к другу бурята, жившему в маленькой деревушке Тыныху. По случайному стечению обстоятельств их пятилетний сын-Батожаргал остался дома, в городе с подругой Елизаветы. Духи Земли оберегли его от расправы, учиненной карателями над его родителями. Изнасиловав на глазах окровавленного мужа красавицу Лизу, пьяные бойцы отряда разрубили матушку Батожаргала шашкой напополам, находя особую радость в звериной забаве. Дальше настал черед ламы, с первой минуты узнавшего в командире красного отряда контрразведчика Азиатской дивизии. Жуч собственноручно застрелил Чимитдоржи из кольта с каким-то бесчеловечным смаком, присущим умалишенным людям...
   ...Возвращаясь из боевого похода назад в Россию, всадники Жуча, двигаясь через Трехречье, и, старательно обходя крупные поселки и деревни, уже вблизи границы, нечаянно наткнулись на повозку Бато Батомункуева. Бывший подъесаул ехал в Щучье по коммерческим делам и никак не ожидал встретить здесь в вольном крае красных партизан. Опознав в командире отряда своего однополчанина, Бато растроганно обнял штабс-капитана и вызвался немного сопроводить воинов, а когда понял в чем тут дело - то было слишком поздно... Так Батомункуев оказался в плену и был вывезен Жучом в Читу. Окаянная гражданская война зацепила-таки через восемь лет отважного воителя своим корявым и надломанным щупальцем...
  
  
  
  
   Глава VII.
  
   В кабинете следственной части читинского окротдела ОГПУ сидели трое. За массивным канцелярским столом, сработанным еще до революции - Владимир Семенович Валик - начальник отдела, сменивший на этой должности в декабре двадцать девятого года предыдущего руководителя - Митрофана Слонимского. Рядом у торца стола, перекинув ногу на ногу - Моисей Жуч, а напротив них - Бато Батомункуев в двух метрах от своих визави.
  - Ну, что, Батомункуев, будем рассказывать - где твой генерал спрятал золото или молчать? - снисходительно-вальяжно спросил Валик. - Или ты думаешь, что мы не знаем о его существовании и об унгерновских проделках? Шельмец еще был тот. Ваш полк уходил последним, поэтому ты не можешь не знать - куда его спрятали. Советую признаваться, ты же знаешь, что от Советской власти еще никто не уходил не признавшись. В лучшем случае получишь пулю в лоб, ну, а в худшем... Короче - сам знаешь.
  - Он же был у вас в плену - у него бы и спросили, - подавленно вымолвил подъесаул, - или вон у Жуча, он-то должен больше меня знать - все-таки контрразведчиком был у барона. А я воевал и мне не было дела до этого золота. Я правда ничего не знаю. Я - кто? Всего лишь сотенный командир - меня и близко ко всяким закулисам не подпускали... Вы хоть мучьте меня, хоть пытайте, все бесполезно, ну, не знаю я ничего об этом золоте, - почти выкрикнул Батомункуев последнюю фразу.
  - Но-но, ты не очень-то здесь покрикивай! А то ведь я могу и по-другому с тобой поговорить, - сказал Валик и, повернувшись к Жучу, бросил: "Короче, я пошел, а вы тут побеседуйте", - и грузно поднявшись из-за стола, вышел из кабинета.
   Жуч пересел в освободившееся кресло и с ухмылкой взглянул на Батомункуева. Два бывших сослуживца остались один на один - в безрассудное время, время тотального помешательства и дикого зверства происходили невероятные метаморфозы с людьми, их характерами и судьбами. Пожалуй, такого кошмара - как во времена Великой Смуты и позже не было ни у одного народа, и со времен варваров, разрушивших Рим. Правда, в разные годы бывало и в Европе, но не в таких масштабах. А в России такое - почти норма. Вероятно, несчастия и страдания россиян обрушиваются на них по спирали из-за непомерной гордыни, озлобленности на мир и жуткого недостатка культуры...И еще - никто так яростно не ненавидит друг друга, как бывшие соратники-россияне...
  - Ну что, скотина такая, будешь запираться или я сейчас позову одного коновала и он из тебя выбьет даже то, что ты германцам служил в Первую мировую! - рявкнул Жуч, немного приподнимаясь из-за стола.
  - Послушай, Моисей, ты ведь знаешь, что я боевой казак и понятия не имею об унгерновских делах, это же ведь чистая правда. Какое отношение я могу иметь к этому? Ведь ты-то должен это понимать.
  - Во-первых, я тебе не Моисей, а оперуполномоченный ОГПУ товарищ Жуч, а во-вторых, Унгерн, как ты знаешь, не мог обойтись без вашего туземного полка, когда прятал золото. Он доверял только вам - своим собратьям по вере. Поэтому, ты хоть что-то, но должен знать. Нам важна любая информация. Даже косвенная. Понял?
  - Да все я понял, но поверь - я не з-на-ю, - с упором на слово "не знаю" ответил Батомункуев. - Там же всем заведовал Сипайло и Бурдуковский. А монголы лишь были исполнителями, да и то из особо приближенных людей личной охраны Унгерна. Вы же наверняка взяли кого-то из "ихних" - выбейте у них.
  - Хорошо, вернемся к этой теме позже, а пока расскажи вот что - помнишь такого ламу Чимитдоржи? - настороженно и чуть успокоившись, спросил Жуч.
  - Да, помню, а что с ним?
  - Ты не отвечай вопросом на вопрос, а говори о чем спрашиваю, рассказывай - где, когда с ним встретился и что знаешь о его дальнейшей судьбе?
  - Мы с ним уходили из Халхи, он был в составе моего отряда во время нашего разгрома. Перейдя границу, уже в Маньчжурии мы с ним расстались и больше я его ни разу не видел. Случайно слышал, что вроде бы живет в Хайларе. И больше ничего о нем не знаю.
  - А он не мог знать о золоте? Все-таки был одним из приближенных прорицателей барона. Как думаешь?
  - Мне ничего не рассказывал. Некогда было - уходили спешно. Правда, уже после того как границу перешли и встали на привал, он поведал мне легенду своего рода...
  - О тарбагане что ли?- машинально бросил Жуч.
  - Точно, а ты, извините, вы откуда знаете?
  - Вопросы здесь задаю я, кажется, я уже об этом говорил,- вновь наполняясь гневом, проговорил чекист.
  - Хорошо-хорошо. Только об этом проклятом золоте он ни разу не обмолвился. Я знаю только содержание легенды и все.
  - Ну, в общем, все. Надоел ты мне. Дежурный! - громко крикнул Жуч. Через пару секунд дверь распахнулась и в кабинет вошел огромный детина в зеленой гимнастерке и в щеголеватых галифе, заправленных в яловые сапоги, с наголо остриженной головой. Вид у этого человека был зловещий. Боевой офицер, прошедший огни и воды, подъесаул Батомункуев понял все и невольно вздрогнул.
  - Разрешите, товарищ оперуполномоченный? - по-военному четко отрапортовал он Жучу.
  - Барков, отведи его в подвал и пускай с ним "поработают". Упрямится, сука. Понял?
  - Так точно, товарищ оперуполномоченный! - на одном дыхании выпалил дежурный. - "Встать! Руки за спину!", - скомандовал он Батомункуеву и вывел его из кабинета.
   Жуч, оставшись один, сладко зевнул и, подперев руками подбородок, слегка задумался. Перед ним всплыли картинки воспоминаний - образы "красного" ламы Батожоргала, убитого в двадцать первом при его непосредственном участии и ламы Чимитдоржи, застреленного собственноручно Жучом во время карательного рейда по Трехречью. Ухмыльнувшись про себя, Моисей с удовлетворением отметил: "Вот так. Где они сейчас? А я где? Скоро получу должность старшего "опера", а глядишь и начальника отделения. Валик мной дорожит - считает меня одним из самых опытных сотрудников. Свою преданность я доказал им делом, настоящим делом. Служу исправно - что еще надо?". Наверное, в эту минуту Жуч представил себя избранником Яхве (еврейского Бога), который помогает ему успешно жить, хотя уже давно не верил ни в Бога, ни в черта.
   Вскоре, вдоволь наиздевавшись над Батомункуевым, так, что тот скончался от разрыва сердца, "огэпэушники" закопали подъесаула на старом кладбище Читы как несчастную собаку. Не оставив ни могилы, ни креста. А в тридцать седьмом году излюбленным местом погребения людей для хорхоринских палачей из НКВД (в тридцать четвертом году ОГПУ переименуют в НКВД) станет лес под Смоленкой. Страшным местом тайного захоронения сотен невинных советских граждан, ставших жертвами дьявольского сталинского режима.
   В тридцать третьем бесследно сгинет и Моисей Жуч, направленный на нелегальную работу в Харбин. Почти сразу же он будет опознан как советский шпион и каратель, и посажен китайцами в тюрьму, где не выдержит испытаний и избиений, и отдаст Богу душу. А ведь он так серьезно мечтал о советской чекистской карьере и возомнил себя баловнем судьбы, и фаворитом Яхве... Легенда о тарбагане логически завершит жизнь еще одного героя нашего повествования.
  
  
  
   Глава VIII.
  
   Харбин... Город русской славы в Маньчжурии, да и, пожалуй, во всем Китае. Столица КВжд, отстроенная на болотистой почве поймы реки Сунгари, почти как Питер, она стала центром притяжения русской духовности и культуры. А после поражения Белого движения - русским эмигрантским восточным Парижем. До создания Японией в 1932 году Маньчжу-Го, а позднее - Маньчжу-Ди-Го, русские в Харбине чувствовали себя полными хозяевами. Жизнь кипела нескончаемым ключом - работали сотни предприятий, Управление КВжд. Лучшая часть российской интеллигенции, отступившая в Маньчжурию вместе с разбитыми частями белых армий, внесла огромный вклад в русскую культуру, обогатив ее величайшими шедеврами творческих произведений философов, ученых, литераторов, художников и артистов. В 1920 году открылась Первая высшая школа - Высшие экономико-юридические курсы, преобразованные в 1922 году в Юридический факультет. Тогда же, в августе двадцатого открылся Харбинский политехнический институт. По степени образованности и квалификации профессорско-преподавательский состав этих учебных заведений мог бы заткнуть за пояс любую из мировых высших школ. Профессора Н.В. Устрялов, Г.К. Гинс, И.И. Никифоров, В.А Рязановский и другие обладали международной известностью и признательностью. Философы, историки и естествоиспытатели, юристы-цивилисты и мировые "светила" медицины, химики и биологи, этнографы, синологи и великие экономисты - собрались на окраине Азии, чтобы подарить человечеству грандиозную силу интеллекта и колоссально-талантливые открытия русского просветительского мышления.
   В 1932 году агрессивный, крайне милитаризованный Ниппон (так тогда называлась Япония), окрыленный победами в Русско-Японской войне 1905 года и в ряде тихоокеанских стран, оккупировал Маньчжурию. Создал марионеточное государство под собственным протекторатом и усадил возглавлять империю Маньчжу-Ди-Го "свадебного генерала", последнего наследника свергнутой династии Цинь, безвольного императора Пу И. На самом деле руководством в империи и установлением порядка на занятой территории занималось командование Квантунской армии. И так называемая Японская Военная Миссия, куда были собраны лучшие разведчики, контрразведчики и военнослужащие страны Восходящего Солнца.
   Они, по-японски, педантично расставили все на свои места, устроили суровый военный режим, упорядочили жизнь разобщенной доселе российской диаспоры, подчинив все эмигрантские организации, общины и общества Бюро по делам российских эмигрантов (позже переименованное в Главное бюро российских эмигрантов в Маньчжу-Ди-Го - ГБРЭМ). Руководить ГБРЭМом японцы назначили генерал-майора от кавалерии, участника трех войн В.А. Кислицина, а предыдущих двух руководителей сместили в короткие сроки. В Чите, на улице Бабушкина было открыто консульство новообразованной империи, получившей политическое признание СССР, как субъекта международного права. Японцы были на "седьмом небе" от такого щедрого подарка. Правда, с 1925 года в Чите существовало так называемое "нанкинское" китайское консульство, по названию столицы республиканцев - города Нанкина, где размещалось гоминьдановское правительство Китая во главе с Чан-Кай-ши. С 1929 по 1932 год оно закрывалось в связи с конфликтом на КВжд, потом было открыто вновь и просуществовало до 1945 года.
   С приходом японцев в Харбин, в целом, уклад, бытовые условия и культурная жизнь российской эмиграции почти не изменились, разве что стали более централизованными, благодаря вмешательству ГБРЭМ через японскую разведку. Но японцы старались настроить белую эмиграцию на сотрудничество и пытались не докучать русским, а порой даже помогали во всевозможных строительных, изыскательских, благотворительных и других проектах, рассчитывая на взаимность. А эмиграция раскололась - часть, причем небольшая стала верно служить новым хозяевам, а другая - кратно большая ушла в глухую оппозицию, стремилась тихо саботировать нововведения "императорских" властей.
   Константин Владимирович Родзаевский, с 1931 года возглавлявший Всероссийскую фашистскую партию (позже переименованную в "Российский фашистский союз"), слыл человеком жестким и принципиальным. Восемнадцати лет от роду, в двадцатом году после окончания в советской России, в Благовещенске школы второй ступени, он несмотря на рекомендацию школьного совета не был принят в высшее учебное заведение по политическим мотивам - уж очень мешало социальное происхождение молодого, талантливого дворянина. Тогда он решил бежать за границу - в Харбин. Успешно сдав вступительные экзамены, Родзаевский был зачислен на учебу в Харбинский Юридический факультет, который окончил с отличием. Это были годы неуемного "пожирания" знаний, могучий интеллект преподавателей давал возможность Косте развиваться как свободолюбивой и высокообразованной личности. Захватывающие лекции и семинары профессора-"сменовеховца" Николая Васильевича Устрялова, крупного русского мыслителя об устройстве нового миропорядка, размышления на темы духовного и материального сосуществования человечества страстно увлекли Родзаевского и заставили серьезно заняться философией и политологией. С упоением поглощая труды Макиавелли, Гегеля, Ницше, Соловьева, Канта и других мыслителей, Костя, буквально, влюбился в супержизнеутверждающую теорию "сверхчеловека" великого Ницше. В те годы Ницше был популярен необычайно у просвещенной русской интеллигенции, да и не только русской.
   Европа была заворожена и опутана сетями революций, основанных на марксизме и ницшеанстве. Во времена разочарований, хандры и неверия в способность монархий как-то облегчить жизнь людей, как следствие возникал всеобщий нигилизм - отрицание существующих форм и методов управления государствами. Поэтому думающие люди искали пути к улучшению благосостояния граждан своих стран. Модными философскими идеями тех лет считались - экономический материализм Маркса, отвлеченный морализм Льва Толстого и демонизм "сверхчеловека" Фридриха Ницше. Многие тянулись к безграничному оптимизму немецкого философа. Одни его боготворили, другие, размазывая по стенке, раскритиковывали в пух и прах, но равнодушных читателей его философских раздумий не существовало.
   Родзаевский с присущим ему жизнелюбием и яростной страстью юного максималиста возвел Фридриха Ницше в ранг бесспорного кумира и непогрешимого мессию. Когда на его родине, в России большевики пытались натурализовать идеи Маркса, здесь - за кордоном, в Маньчжурии Костя со своими соратниками-сверстниками, воодушевленный приходом к власти в Италии фашистов Бенито Муссолини и национал-социалистов Гитлера в Германии, мечтает о создании на территории России фашистского государства. Он организовывает довольно крупную по тем временам партию среди эмигрантского населения, забрасывает в СССР нелегальные группы, которые распространяют идеи российского фашизма, через литературу и непосредственное общение с советскими гражданами. В противовес, изданной теоретиками большевизма Бухариным и Преображенским в 1919 году "Азбуки коммунизма", Родзаевский вместе со своим помощником Тарадановым выпускают в Харбине "Азбуку фашизма", которую распространяют в 1934 году по всему миру, где живут русскоговорящие люди, в том числе и в советскую Россию. Надеясь на то, что сталинский режим должен вот-вот рухнуть: в тридцатые годы, во время коллективизации и связанных с нею бесчисленных крестьянских восстаний только в Маньчжурию многократно увеличился приток беженцев, Родзаевский активизирует деятельность своей партии по всем направлениям. Но жестокий режим устоял, благодаря удушению недовольных и подавлению вольнодумства. А лидер РФС с упорством, охотящегося за добычей волка, продолжал верить в свою идею и действовать упрямо и хищно...
   ...Татьяна Григорьевна Макарова, до замужества - Вартенева закончила в 1926 году Харбинский Политехнический институт. И тогда же вышла замуж за Дмитрия Макарова. Все случилось обыденно и просто. Они познакомились с Дмитрием на межвузовской вечеринке, которые проводились довольно часто среди харбинских студентов. Она вела себя холодно и бесстрастно. Он подошел, представился и они подружились. А через некоторое время сыграли свадьбу. В положенное время родился сын, которого назвали Владимиром. За десять лет совместной жизни бывало всякое, но Татьяна считала, что не было главного - любви, поэтому отношения переросли в ровные и ненавязчивые, как у добропорядочных соседей. Он был занят своими делами, она - своими.
   Потом у нее появился любовник, которого она полюбила и готова была расстаться с мужем, но разум запретил сделать это. Любовник, уезжая в Цицикар к новому месту работы, предложил ей уехать с ним. Она отказалась ради сына, которого боготворил Дмитрий и, наверное, была права. По истечении десяти лет жизни в браке с Макаровым, взаимоотношения становились все холоднее и холоднее. Он пристрастился к алкоголю, стал очень часто запивать и жизнь начала превращаться в пытку.
   И вот однажды Татьяна, зайдя по делам в редакцию газеты "Нация", где она подрабатывала, встретилась с редактором издания - Константином Владимировичем Родзаевским. Она обратила на него внимание, как на человека, который, как ей показалось заинтересовался Татьяной. Это была правда. Горячий романтик Родзаевский влюбился в нее в первые минуты их знакомства. Его увлекла эта красивая, стройная и независимая брюнетка. "Как же она великолепна и недоступна",- подумал Константин Владимирович. - "Я хочу, чтобы она стала моей женой", - вот так сразу, без всяких обиняков решил Родзаевский и приступил к реализации намеченных планов. Человек решительный и способный на неординарные поступки он, буквально, завалил Татьяну заботами и ухаживаниями, забыв обо всем, даже о том, что был женат и, что Татьяна тоже была несвободна.
   Через три месяца после их знакомства, Константин развелся со своей женой Ольгой. Отношения в семье Родзаевских давно разладились, Константин Владимирович часто похаживал "налево", жена платила ему той же монетой. Поэтому развод для Родзаевского не стал трагедией, хотя Оля и умоляла остаться вместе, хотя бы ради дочери - Светы и их приемного двенадцатилетнего сына Батожоргала, родителей которого в двадцать девятом уничтожили каратели Жуча. Родзаевские окрестили Батожаргала и дали ему русское имя - Борис.
   Ольга считала, что из-за детей он ее не бросит. Но он был непреклонен. Человек, однажды в жизни определивший для себя два, совершенных против него людских проступка - предательства и подлости, он ни при каких обстоятельствах не прощал их никому и никогда. Жена знала об этих костиных принципах, но тем не менее первая пошла на измену. А дальше, он просто стал мстить ей за предательство, прелюбодействуя с десятками разных женщин, пока не подросла дочь и Борис, и Родзаевский смог смело пойти на развод. Тем более, что в его жизни появилась настоящая любовь.
   Татьяна стала для Константина единственной женщиной, которой он в буквальном смысле решил подарить свою душу, обеспечить ее своей преданностью и заботой, создать счастливую и бесхлопотную жизнь. Вскоре у Татьяны трагически погиб муж. Следствие так ничего и не обнаружило, экспертиза установила сильнейшую алкогольную интоксикацию и несколько вмятин на голове от ударов тупым предметом. Убийцы найдены не были...По-людски схоронив мужа, через год с небольшим после его гибели, Константин и Татьяна сыграли скромную свадьбу и зажили в счастливом благоденствии, забрав у Ольги в новую семью их приемного сына Бориса, вместе с его семейной легендой о тарбагане. Родзаевский с упоением исполнял любую прихоть и просьбу любимой женщины, создал уют и покой в их богатом доме. Ревновал Татьяну ко всякому мужчине, который как ему казалось - мог стать его соперником, и все это подсознательно происходило от безумной, ни разу в жизни не испытываемой им любви. Все шло хорошо, Константин активно и по-отечески строго воспитывал ее сына, стараясь привить ему мужские черты характера, а также много уделял внимания Борису и Светлане, оставшейся жить с его первой женой. Окружающие им завидовали. Завидовали их счастью...
   Прошло пять лет совместной прекрасной жизни и... все оборвалось. В то время, когда несчастный австрийский профессор Фрейд, изучая превратности любви и, выводя через научные опыты сексуальную природу человека, родил неологизм этого чувства - "либидо", Татьяна влюбилась в костиного друга и соратника - Михаила Матковского. Причем сама инициировала встречи с ним, домогала его телефонными звонками, тайно снимала квартиры для встреч, окрыленная любовью, не чувствуя ног, бежала на свидания. Костя сразу обнаружил в ее поведении нечто не похожее на привычное состояние, но невероятную с его точки зрения мысль, что Татьяна может влюбиться в кого-то другого отвергал напрочь. Пока не застал, забывшихся от любовных утех и потерявших чувство времени любовников. Она долго не признавала факта прелюбодеяния, но потом-таки рассказала Косте всю правду. Удар для Родзаевского был страшнейший, удар исподтишка и в спину.
   Татьяна, памятуя о том, что Константин не откажется от своих принципов и обязательно расстанется с нею, предприняла несколько попыток остановить мужа от развода. Многочисленные друзья семьи Родзаевских, поочередно сменяя друг друга, уговаривали Костю простить и поверить жене, хотя бы за то, что она рассказала всю правду и отказалась от любви к Матковскому. Лидер РФС запил, а когда пришло отрезвление и переосмысление содеянного его женой, он принял два кардинальных решения - во-первых, понимая, что по русской поговорке: "Сучка не захочет-кобель не вскочет", он искренне и на сколько мог простил, испуганного и расчувствованного такой снисходительностью к себе, Матковского, а во-вторых твердо решил расстаться с Татьяной, осознав то, что никогда не сможет простить ей предательства, которого он явно не заслуживал. Через два месяца после этого инцидента они разошлись...
   Константин Владимирович, превозмогая боль и обиду, на некоторое время потерял себя, но время лечит...
   В сорок втором году, Родзаевский, используя свои связи в императорских кругах, обженил восемнадцатилетнего Бориса (Батожаргала) на богатой китаянке, дальней родственнице императора Маньчжу-Ди-Го Пу И. Борис остался доволен выбором своей невесты...
   ...Неонила Ивановна Родзаевская (в девичестве - Назарова) стала последней женой и соратницей Константина Родзаевского. Они прожили вместе до сорок шестого года, до его ареста и пересылки в Москву. В сорок пятом, после разгрома японцев советской армией он напишет покаянное письмо Сталину, надеясь на то, что тот простит его и даст возможность работать на благо Родины. Но он плохо знал вождя... В 1946 году лидера "Российского Фашистского Союза" расстреляли по приговору Верховного Суда СССР. Но это будет позже, а пока...
  
  
   Глава IX.
  
   Харбин... Год одна тысяча девятьсот сорок второй. Гитлеровские армии рвутся к Сталинграду, а здесь в глубине Азии, в кабинете лидера "Российского Фашистского Союза" Константина Родзаевского собрались пятеро - заместитель главы РФС Михаил Матковский, лидер "Монархического Объединения" и непримиримый оппонент Родзаевского поручик Шепунов Борис Николаевич, профессор Георгий Константинович Гросс, писатель Николай Апполонович Байков и, конечно же, сам радушный хозяин.
   В левом углу кабинета около стола лидера на флагштоке стоят два знамени - фашистский партийный флаг, представляющий собой белое поле с оранжевым квадратом, в котором изображена черная свастика, символизирующая готовность русских фашистов к борьбе с мировым злом - иудомасонством. Рядом находится национальный трехцветный российский флаг. Родзаевский и Матковский одеты в партийную форму - в черных рубашках с золотыми пуговицами со свастикой, в поясах с опоясанными через плечо ремнями, в брюках-галифе с оранжевым кантом и в сапогах. На левом рукаве рубашек красуется оранжевый круг, окруженный белой полосой, с черной свастикой посредине. Остальные присутствующие одеты в светские костюмы.
   Рассевшись по обеим сторонам приставного столика, отпивая небольшими глотками чай из стаканов в серебряных подстаканниках, собравшиеся обсуждают общеполитические темы, ситуацию в мире, ведут заинтересованную беседу о состоянии русской эмиграции в Маньчжу-Ди-Го.
  - Господа, сейчас когда Гитлер почти вышел к Волге, я думаю, что Советы отсчитывают последние дни своего существования, - начал беседу Родзаевский. - Поэтому нам необходимо подготовиться к переходу в Россию, связаться с Парижем и Белградом, и начинать формировать "теневой" кабинет министров. "Макаки" (японцы) хотят, чтобы преобладающее количество мест в новом правительстве принадлежало дальневосточной эмиграции, но считаю, что немцы этого не допустят - они злы на Ниппон за то, что те никак не решаются напасть на СССР. А генерал-майор Гэндзоо Янагита (руководитель ЯВМ в Маньчжу-Ди-Го) вчера мне сообщил, что их Генеральный Штаб пока не намерен ввязываться в войну с СССР, как бы разобраться с американцами на тихоокеанском фронте. Хотя ведь может и врать, собака! Квантунская армия в принципе готова начать вторжение, но чего-то они медлят - не могу понять - почему?
  - Скорее всего, действительно, американцы их изматывают, и они боятся открывать второй фронт, - заговорил, прикуривая сигару Гросс.
  - А мне кажется - они ждут победы под Сталинградом, а потом полезут, - вставил Байков.
   - А я полагаю, что они, вообще, не намереваются нападать. Зачем же тогда в таком спешном порядке строить оборонительные рубежи в Захинганье. Ведь для наступления не нужны доты и дзоты, ведь так? - обращаясь к собравшимся, вымолвил Шепунов.- А перед Хинганом, вы же знаете, нагнали тысячи китайцев - роют окопы, строят бетонные блиндажи - что-то никак не вяжется с наступательными операциями.
  - Хорошо, но нам-то срочно надо активизироваться - быть готовыми к переезду в Россию, подготовить правительственные учреждения к работе в послевоенное время, а мы пока между собой разобраться не можем - занимаемся всякой ерундой, делим власть. Я представляю, что будет, когда Гитлер очистит Россию от большевиков - какая начнется грызня, - резюмировал Родзаевский.
  - Слушай, Константин Владимирович, - взял слово Шепунов - А не грешно ли желать своей родине поражения? Как-то не по-русски это, не по-христиански. Ты ведь вроде патриот. Или не так?
  - Я желаю поражения не родине, а "жидовской" Советской власти, - парировал лидер РФС.
  - Но ведь воюет-то весь народ, все как один встали на защиту страны. Ты же знаешь, что большинство эмигрантов восприняло нападение на Россию в штыки, генерал Вержбицкий (лидер эмигрантского "Российского Общевоинского Союза") даже выступил с гневным манифестом против Гитлера. И я не понимаю - чьи интересы для тебя важнее - германских нацистов, твоих идеологических союзников или интересы родины?
  - О чем ты говоришь, Боря, тебя эта власть выперла сюда, а ты ее же и защищаешь. Может еще выведешь своих монархистов в окопы под Сталинград? Да за Сталина в атаку пойдешь?
  - Если пригласят и пойду, а что? - повышая голос, бросил Шепунов.
  - Все, господа, брэк-брэк, Костя, Борис, да уймитесь вы, наконец, - вмешался Гросс, разводя руки в стороны, как бы разнимая дерущихся боксеров. - Давайте лучше сменим тему. Костя, расскажи-ка лучше - как ты сына - Бориса пристроил, - умышленно задевая любимую струнку лидера РФС, перевел разговор Георгий Константинович. Родзаевский тут же сменил выражение лица, в глазах сверкнула веселая искринка.
  - Ну, мне кажется удачно - китаянка оказалась достаточно образованной женой и заботливой хозяйкой, Борису она нравится, скоро должна родить внука или внучку. А семья ее, ты знаешь, знатная и просвещенная. Сам император благословлял свадьбу - не хухры-мухры. Я ведь хотел его пристроить работать где-нибудь при дворе, хотел чтоб военным стал, а он уперся, говорит: "Папа, ты ведь знаешь о том, что мне нельзя, я же из рода Большого Тарбагана один остался, мне в ламы надо посвящаться". - Зацепился за древнюю сказку, несет ахинею всякую. Умнейший парень, а вот верит же свято в свое предназначение.
  - А что это за история, Костя? - спросил Гросс.
  - Да, ерунду всякую вбили ребенку в голову в детстве. Якобы, существует семейная легенда его рода, которую нельзя нарушать.
  - Слушай, Костя, а ты-то ее знаешь? - с интересом спросил профессор.
  - Конечно, у меня она вот где сидит, - тыкая указательным пальцем в сердце, сказал Родзаевский. - Из-за нее проклятой - столько проблем. Он ведь не знал, что ламам запрещено жениться. А мы когда уж свадьбу сыграли, и он ребенка зачал, эта дура-баба, моя прислуга, взяла ему и рассказала все, ну он и взбычал. Прибежал ко мне и орет: "Папа, ты все знал! Почему ты меня обманул? Я ведь всегда тебе верил!" - Что прикажете делать в такой ситуации? Я, конечно же, повинился как мог, постарался объяснить, что только добра желал ему, рассказал, что и он-то рожден незаконно, что Чимитдоржи - его родной отец, тоже нарушил обет безбрачия. А он: "Ну что ж тогда буду за всех грехи отрабатывать". Замкнулся, а у меня сердце разрывается - он же мне как родной. Думал-думал, посоветовался с Панчен-ламой и решили предложить ему выход из ситуации. Говорим: "Давай рожай со своей ненаглядной побыстрей и побольше детишек, и первого мальчика сразу же отдадим в монастырь - он и отработает". Панчен подтвердил, что будет все законно. Только тогда немного отошел. Так что через эту сказку я чуть сына не лишился.
  - Слушай, а ведь это интересно, расскажи, а! Ты же знаешь мою страсть ко всяким загадочным историям и легендам, - умоляюще попросил профессор.
  - Ну, Костя? - добавил Байков.
   Родзаевский медленно и во всех подробностях пересказал легенду о тарбагане. Присутствующие с обостренным вниманием выслушали рассказ Родзаевского в полной тишине. Так легенда стала достоянием еще нескольких героев нашего повествования...
   Закончив рассказ, Константин Владимирович выпил глоток чая и, выжидающе оглядел собеседников. Первым заговорил Гросс.
  - А ведь это, правда, захватывает. Хотя у азиатов много мистики, порой даже излишне много. Дикий народ, хоть и очень приветливый, и добродушный. И легко управляемый. Ламы спекулируют на народной темноте и неграмотности - кормятся этим. Пожалуй, лучше всех из европейцев, на мой взгляд, разобрался в укладе их жизни, обрядах и духовных ценностях Лева Гумилев, как думаешь, Николай? - обратился профессор к Байкову.
  - Думаю, ты прав. Гумилев как будто вырос среди них.
  - Но эта мистика не лишена оснований, - вступил в разговор обычно молчаливый Матковский. - Взять хотя бы свастику или Шамбалу (мифическая страна, земной рай, жители которой стоят на страже духовных основ мироздания), или Агарту (подземное царство, многие буддийские святые - Шакья-Муни, Ундур-гэген и другие посетили его, но никто из смертных не знает, где оно находится. Его владыка правит всей вселенной и распоряжается судьбами каждого из живущих на Земле). Ведь в тех или иных проявлениях они присутствуют отчетливо и зримо. Только бывают неразрешимыми с точки зрения современной науки. И потом - мистицизм очень органично переплетен с реальной жизнью - зачастую легенды сбываются с точностью до буквы. И даже люди образованные не могут объяснить многие, казалось бы, уж совсем сказочные явления, особенно европейцы. Вспомните хотя бы индийский столб из чистого железа - он в принципе не может существовать - наука бессильна, не может дать объяснений этой загадке, ученые пожимают плечами, а легенда рассказала все про его появление и лично я ей верю. Слишком правдоподобно и убедительно.
  - Вам, господин Матковский, не помешало бы перечитать "Антихристианина" Ницше или "Сумерки богов", а то так и недалеко до помешательства. Смотрите на жизнь проще, по крайней мере, реальная жизнь гораздо интересней и увлекательней, - назидательно проговорил Гросс.
  - Действительно, что-то мы уходим в сторону, - как бы очнувшись, вымолвил Родзаевский. Тут на днях снова перечитал "Mein Kampf" Адольфа Гитлера, насколько убедительная книга, я вам доложу, господа. Проста, но выводы очень убедительны.
  - Родзаевский как всегда в своем репертуаре, - улыбаясь бросил Шепунов. Сейчас начнет нас обращать в свою веру. Массам нужна сильная рука, "хлеба и зрелищ", чернь должна уметь только расписываться в ведомости и прочитать слово "туалет", чтоб не мочиться под забором, и так далее...Мы уже это проходили...Ты уж лучше своим массам, а не нам, рассказывай про преимущества фашистского государства. Все равно они ни хрена не понимают и не поймут. Хотите анекдот? - и, не дожидаясь ответа, продолжил.
   - Анекдот о том, как "отсталый" московский купец сразил "передового" естественника, обращавшего его в дарвинизм. Его учение тогда многими, к несчастью для самого Дарвина, воспринималось примитивно, как буквальное приравнивание человека ко всем другим животным. Так вот, наболтав купцу кучу тезисов на эту тему, молодой просветитель спрашивает: "Понял?" - "Понял". - "Ну, и чего скажешь?" - " Да что сказать? Ежели, значит, я - пес, и ты, стало быть, пес, так у пса со псом какой же будет разговор?" Кабинет Родзаевского взорвался бурным хохотом, даже секретарша приоткрыла дверь и заглянула в проем - не случилось ли чего?
   Это я у Соловьева вычитал и чуть не помер со смеху, когда представил как Родзаевский забайкальских "гуранов" в фашизм обращает, - надрывно останавливая смех, с издевкой сказал Шепунов.
   Вдоволь насмеявшись, Константин Владимирович вытер тыльной стороной ладони, выступившие слезинки и, резко посерьезнев, проронил.
  - Боря, а мне как раз и не надо дискутировать с "гуранами", я им просто и доходчиво рассказываю то, что они хотят услышать. Хотят много баб - пусть берут, хотят водки - пожалуйста, бесплатно землю - будьте добры, возьмите! А для таких как ты - особо умных - теоретические семинары проводим. Пожалуйста, приходите - слушайте. Читайте газету "Нация"!
  - Костя, но ведь это же аморально, - вмешался Байков. - Это же чистой воды обман. Ты хотя бы должен объяснять - откуда источник благополучия?
  - А зачем? Я же политик и мое дело управлять массами, и указывать нужное направление, а их дело выполнять мою волю, вкусно есть и сладко спать, а каким способом я это им обеспечу для них не важно, ведь так?
  - Так-то оно так, но тогда в чем же разница между тобой и большевиками? В чем разница между вашими теориями? - врезался Гросс. - Они же тоже всё всем сулили - "Фабрики - рабочим", "Землю - крестьянам" - в итоге сам знаешь, что получилось - фиг с маслом - одурачили народ, думающих перебили, а чернь заставили пахать и даже не за деньги и пищу, а за "палочки".
  - Зато у Гитлера все в порядке, - вклинился в разговор Матковский. - Народ живет богато, преступность на нуле, евреев и цыган вымели, и кончились проблемы.
  - Михаил, ты же умный мужик, а несешь всякую чушь, право, даже обидно за тебя, - буркнул Байков. Гитлер за счет рабов, захвата чужих стран и за счет того же еврейского капитала улучшил благосостояние своих граждан. Это же старо, как мир. И римляне, и греки, и Карл - шли тем же путем, только у этих оболочка другая, а методы-то одинаковые. Мне даже стыдно говорить тебе прописные истины - это же банально - как "дважды два".
   Тут не вытерпел Родзаевский и заступился за соратника. С энергией шаровой молнии, способной взорвать дом, он набросился с яростью на Байкова, увеличивая диапозон голоса.
  - Мне плевать на методы, которые применяет Гитлер, моя задача в России установить нормальную жизнь для русских. Изгнав евреев из страны, отобрав у них власть и деньги, русские заживут не хуже немцев. России нужен только фашистский режим, только он возродит былое величие, - почти срываясь на крик, выпалил лидер РФС.
  - Во-первых, о каком величии ты говоришь. Тысячу лет жили рабами и гордились лишь огромной территорией. Один мудрый японец сказал по этому поводу следующее: "Полный абсурд оценивать величие нации не наличием высокой культуры, а протяженностью ее границ". Конечно, не дословно, но что-то в этом духе. А во-вторых, уж коли ты читал Гитлера, то не смог не обратить внимание на решение им славянского вопроса. Все просто - славяне в гитлеровской перспективе - рабы арийцев, то бишь немцев. Гитлер по собственному недоумию отделил славян от арийцев, хотя может и сделал это сознательно. Как ты будешь устранять это противоречие между вами - идейными соратниками, а? - тоже чуть взволновавшись, но не теряя самообладания, ответил Байков. А Гросс продолжил, не позволяя Родзаевскому парировать.
  - Да! Германия для немцев и только для них, причем, без больных и инвалидов, а лишь для "сверхчеловеков". А территория России включена в состав Третьего Рейха до Урала. В лучшем случае вам, я имею ввиду русских фашистов, уготована роль римских плебеев в начале Рима. А Гитлер возомнил себя Великим Цезарем и не более того. Но вы все прекрасно помните - как кончил Гай Юлий. И чем закончилась история Рима. Поэтому - все это уже бывало и не раз. Менялись эпохи, а с ними и оболочка диктаторов. Только конец всегда был одинаков. И у так называемой "диктатуры пролетариата" - та же судьба.
  - Так какой же выход? Наверное, только в конституционной монархии, да? - спросил Шепунов, обращаясь к Гроссу.
  - К сожалению, человечество так и не придумало всех и каждого устраивающее устройство мира. Начиная от благородного Платона и, кончая, вероятно, Марксом и Ницше, каждый из них считал, что придумал совершенно новое и самое справедливое мироустройство. Но к несчастью для тех, для кого они это придумывали, их теории оказывались ложными и приводили, и приводят к страшным трагедиям. Греческая демократия также потерпела фиаско и в САСШ (так тогда назывались США) народовластие, хотя уже и держится сто пятьдесят лет, но оно тоже будет иметь трагичный конец, тем более что оно только для избранных. Помните "Великую Депрессию" - случайно устояли, я, было подумал, что вот-вот повернут к диктатуре, а они кое-как выскреблись. Поэтому, ничего нового. Маркс также утопичен как и Ницше, и Оуэн. Просто в каждую эпоху находятся всё новые и новые вожди и "бонапартики", да и просто авантюристы, считающие, что только они, и только они мессии, способные облагодетельствовать свой народ, - закончил монолог Гросс.
  - Хорошо, но на данный момент и Гитлер, и Сталин создают для своих народов благоденствие, ведь так? И САСШ считаются самой благополучной страной, или не так? - спросил Матковский.
  - Вообще, я считаю, что всё это временно и не вечно. История доказывает, что "и это пройдет" - как говаривал великий Соломон. Хотя мне больше по душе демократическая форма управления государством. Конечно, она тоже не идеальна, но при ней хоть как-то можно любому - было бы желание - реализовать себя и чувствовать себя свободным. Пока лучшего ничего нет и вряд ли возникнет в ближайшую тысячу лет. Появиться может только тогда, когда человечество, благодаря научно-техническому прогрессу сможет поменять генетическую основу каждого гражданина планеты, облагородить его, технологически уничтожить пороки и недостатки, покончить со злом и насилием, - завершил профессор.
  - Но ведь это также утопия! - воскликнул Родзаевский. - Нельзя же переделать всех, даже технически невозможно, я уж не говорю о том, что само производство людей благородных неосуществимо в принципе. Пьяная идиотка не произведет Моцарта или Канта, а родит болвана или жулика, какая, в сущности, разница. Даже рыбки в аквариуме разные - хищники пожирают слабых, чего говорить о людях. Всевышним так устроено, чтобы сильные подавляли слабых и управляли ими, создавая минимальные условия для их существования.
  - А когда встречаются два сильных? Что происходит? Они собирают под свои знамена этих недалеких и слабых, и уничтожают друг друга, а ради чего? Отвоевывают жизненное пространство для своих слабых, так? А что касается моей утопии, то во времена Микеланджело, рисовавшего человека летящего на крыльях, самолет был тоже утопией, а подводная лодка Уэллса? А биологические опыты Павлова? Я понимаю, что это только зародыши и генетика в зачаточном состоянии, поэтому и определяю примерный срок в тысячу лет, - ответил Георгий Константинович.
  - Хорошо, а как же быть с душой и чувствами? Ведь они-то в большинстве своем и формируют наравне с порядочностью и добротой, злость и пороки - задал вопрос Байков.
  - Думаю, что чувства генетически можно также подкорректировать, поведение людей подвести под библейские заповеди.
  - Но это же вмешательство в дела Бога, а оно наказуемо, - возразил Байков.
  - Николай Апполонович, я философ и поэтому циничный прагматик. Почему же тогда ваш Всевышний не решит эту проблему сам? Я знаю, что вы сейчас скажете. Мол, людям предоставлено право самим исправляться. Вы заблуждаетесь. Религии придуманы человеком для того, чтобы люди хоть чего-то бы боялись и не пережрали друг друга окончательно. А так хоть страх перед эфемерным существом останавливает тьму. Важно эту эфемерность активно пропагандировать, навязывать малограмотному обывателю, чтобы он воспринимал ее как аксиому - бесспорно и безоговорочно. Тогда будет поддерживаться мало-мальский порядок.
  - Да, вы, батенька, безбожник! Хотя и интересный собеседник, - прорезался Шепунов.
  - Борис Николаевич, да и вы все, господа, не обижайтесь на меня, но я-таки скажу. Вы все зашорены идеологическими догмами - Шепунов - монархизмом, Родзаевский с Матковским - фашизмом, Байков - теософией. На самом деле, положа руку на сердце, вы ж понимаете - умные люди - это просто ваше заделье, пусть даже искреннее и бесспорное с вашей точки зрения. Азарт, тщеславие, неуемная энергия и обширная эрудиция не позволяют вам находиться в стороне от происходящих в данный период времени событий, и не более того. Каждому хочется оставить след на этой планете и каждый стремиться к этому, в том числе и я. Поэтому я понимаю ваше влечение к активной жизненной позиции, понимаю желание быть лидерами, но, по большому счету, всё это - "Fanitas fanitatum, am fanitas" (Суета сует, и всяческая суета). Да, на этом крошечном отрезке цивилизационного времени вы, вероятно, оставите свой след, но для человечества не наступит благоденствия, как бы вы не старались. Справедливое мироустройство возможно лишь с активным продвижением прогресса, но об этом я уже говорил - повторяться не буду, - подвел черту Гросс.
  - Вот тебе и поговорили. М-да, как ушатом по голове, - с недоумением, слегка покачивая головой и допивая остывший чай, сказал Родзаевский. - Ну, всё - пора заканчивать - на дворе уже глубокая ночь, поехали по домам, завтра на работу и как говорит Гросс - время суеты.
   Собеседники встали, пожали друг другу руки и начали выходить из кабинета вождя РФС...
   ...В 1943 году профессор Георгий Константинович Гросс, получив советское гражданство, вернется в СССР, отсидит в тюрьме рекордно короткий для Советской власти срок - три года, и придет работать в Ленинградский железнодорожный институт преподавателем физики...
   ... Борис - приемный сын Родзаевского, выполнит волю отца и начнет службу при дворе Пу И. Красавица-китаянка к сорок шестому году родит ему четырёх детей - трех мальчиков и симпатичную девчушку. Но в сорок третьем году Борис неожиданно увлечётся марксизмом и нелегально будет сотрудничать с коммунистами Мао Цзе-дуна. Отец так никогда и не узнает, что его "приёмыш" примет идеологию, против которой он всю жизнь боролся... Легенда о тарбагане будет продолжена новой ветвью рода, переместившись надолго в Китай...
  
  
   Глава X.
  
   В разведывательном отделе Управления НКВД по Читинской области во всю кипит работа. Январь сорок второго года. Немцы недавно отброшены от Москвы и поэтому настроение приподнятое - первая серьёзная победа воодушевила всех. Люди даже стали улыбаться и шутить. Но у разведчиков как всегда уйма работы. Управление НКВД в 1937 году переехало в новое здание на улицу Ленина (бывшую Большую) в особняк золотопромышленника Шумова. Разведотдел занял самые удобные с точки зрения конспирации помещения и завершает работу по обработке и концентрации сведений о белой эмиграции в Маньчжурии. Получается довольно обширный материал, поэтому руководством Управления принято решение издать брошюру для внутреннего пользования. И, наконец-то, она готова...
  
  
  Управление НКВД по Читинской области
  РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫЙ ОТДЕЛ
  ___________________________________________________________
  
  СОВ. СЕКРЕТНО.
  ХРАНИТЬ НАРАВНЕ С ШИФРОМ.
  
  Белоэмиграция в Маньчжурии
  
   ________________
  г. Чита - 1942 г.
  
  
  ГЛАВА ПЕРВАЯ
  А. Центральные органы эмигрантов.
  
   Центральными органами белоэмигрантов в Маньчжурии являются: 'Объединение, российских эмигрантов' и 'Главное бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжоуго' (ГБРЭМ).
   ГБРЭМ представляет собой административный орган, 'Объединение' - совещательный. Над ними главенствует законодательный орган с неограниченной властью - 'Токуму - кикан' - 'Особый орган' или, как принято его называть у нас, 'Японская военная миссия' - аппарат разведки военного ведомства Японии. Таким образом, организация белой эмиграции в Маньчжурии представляет собой как бы государство в государстве, в котором роль неограниченного монарха выполняет Особый орган (ЯВМ), ГБРЭМ - правительство при нем, а 'Объединение эмигрантов', - парламент в абсолютной монархии. Эта аналогия оправдывается также и функциями трех 'главков'. Особый орган (ЯВМ) дает направление, организует и контролирует политическую деятельность белоэмиграции против СССР, ГБРЭМ как исполнительный орган, осуществляет эту деятельность, а 'Объединение' занимается обсуждением третьестепенных бытовых вопросов, как, например, участие эмиграции в празднествах, организуемых японцами, вроде годовщин образования Маньчжоуго, дня японской армии, дня рождения императора Японии и 'императора' Маньчжоуго и т. п., вопросами снабжения по карточной системе, вопросами воспитания молодежи и пр.
  'Объединение эмигрантов' было организовано 6 декабря 1940 года по указанию японской разведки, в целях объединения всей белой эмиграции, для удобства руководства ею и контроля над всеми ее организациями. Это объединение официально носит административный характер, по существу же является ярко выраженной политической антисоветской организацией, составленной на федеративных началах. Короче говоря, внешне 'Объединение эмигрантов' - административная единица, а в действительности - политическая организация, приспособленная японской разведкой для проведения ряда мероприятий, направ-ленных против СССР.
   До захвата японцами Маньчжурии, белая эмиграция не имела еди-ного органа ни политического, ни административного, но после оккупации Маньчжурии японцы решили, что пятидесятитысячное население белоэмигрантов должно быть максимально использовано для антисоветской политики: в мирной обстановке в качестве кадров разведки, а при военной, как авангард японских вооруженных сил. Ввиду этого в конце 1934 года, под руководством японских разведывательных органов, главным образом военных миссий (ЯВМ), подчиненных непосредственно второму (разведывательному) отделу Генерального Штаба, было создано 'Бюро по делам российских эмигрантов', а с 1 июня 1940 года оно было переименовано в 'Главное бюро по делам российских эмигрантов' (ГБРЭМ).
   ГБРЭМ и все его филиалы: районные бюро, (БРЭМ), отделения ГБРЭМ, отделения БРЭМ и представительства состоят в прямом ведении японских военных миссий. Последние повседневно руководят ими через своих представителей, именуемых 'советниками', которые обязательно входят в состав ГБРЭМ и его периферийных организаций. Как правило, все советники, в основном, японцы, но в некоторых случаях эту роль выполняют также и особо доверенные эмигранты. Так например, при ГБРЭМ имеются два русских советника: Дудукалов А. Г. и генерал Зуев А. В. До них были: нынешний начальник ГБРЭМ генерал Кислицин, после него Иванов В. Ф., Москалев Т. П., Кациенко А. Ф., при Восточном районном бюро (в г. Муданьцзяне) до конца марта текущего года обязанности советника выполнял Европейцев В. К. и др.
   Статус белой эмиграции в Маньчжурии определяется следующими словами, приведенными в секретном 'Предупреждении по вопросу об обращении с белыми русскими', адресованном начальником Хайларского Особого органа (ЯВМ) Суганами Ициро, начальнику полицейского управления Северо-Хинганской провинции, а именно:
   'По распоряжению властей руководство белыми русскими, вклю-чая также татар и евреев, полностью осуществляется Особыми орга-нами, ввиду чего все серьезные мероприятия в отношении белых русских, как аресты, содержание под стражей и. т. д. могут осуществляться (полицией и жандармерией. Примечание редакции) только после согласования этого вопроса со вверенным мне органом или его ближайшими отделениями' *).
   Не менее характерен для особого положения, в котором находится начальник ГБРЭМ генерал Кислицин В. А., также и следующий факт, имевший место 3 февраля 1942 г., а именно:
   На заседании начальников городских участков 'Соседской взаимо-помощи' (тонари гуми) в Харбине, Гордеев М. II., начальник 4-го (финансово-хозяйственного) отдела ГБРЭМ, сделал, между прочим, следующее заявление:
   'Впредь о всех распоряжениях, которые получают начальники го-родских участков от муниципалитета, необходимо сообщать начальнику Главного бюро, так как только после санкции генерала Кислицина, они будут обязательны для них'. Этот факт еще раз подтверждает, что ГБРЭМ и белоэмигранты могут получать прямые, обязательные для них распоряжения, только от начальников ЯВМ, все же прочие распоряжения властей в Маньчжурии должны быть санкционированы начальниками ЯВМ.
   При создании ГБРЭМ, его цели были официально сформулированы в специально опубликованном правительственном распоряжении. На ГБРЭМ возлагалась 'Задача быть посредствующим звеном между правительственными и административными органами, с одной стороны и эмигрантами с другой, а так же оказание со стороны бюро всемерной помощи эмигрантам в экономическом и культурном отношениях'. Однако, в действительности, дело обстоит иначе. Вся система ГБРЭМ в целом представляет собой аппарат, посредством которого японцы направляют жизнь всей белоэмиграции в соответствии с требованиями японской политики в отношении СССР. Таким образом, вся белая эмиграция представляет собой огромный резервуар кадров разведчиков, диверсантов и просто бандитов, засылаемых японцами на территорию СССР, а с другой стороны, кадры для вооруженного выступления на случай возникновения военных действий между СССР и Японией. В настоящее время, ввиду создавшейся международной обстановки, и в частности муссирования слухов о предстоящем вооруженном столкновении между СССР и Японией, активная деятельность всех белоэмигрантских организаций усилилась в небывалых размерах. Выступления 'вождей' белоэмиграции и их руководителей, сотрудников ЯВМ, особенно харбинской ЯВМ, во главе с ее начальником Янагита Гэндзоо, отличаются особенной откровенностью.
   Ведущим органом всей японской разведывательной сети в Маньч-журии является японская военная миссия в Харбине, которая руководит всей сетью ЯВМ по всей линии Советско-Маньчжурской и Западно-Монгольско-Маньчжурской границы. Причем на восточном участке Советско-Маньчжурской границы (гор. Муданьцзян) руководство ЯВМ возложено на полковника Фукабори Юки (назначен 27 октября 1941 г.), на западном - (г.Хайлар) на полковника Суганами Ициро (назначен в конце августа 1941 г.). Заместителями этих начальников ЯВМ являются лица в чине подполковников и майоров, на менее важных участках ЯВМ возглавляют лица в соответственно более низких чинах. Генерал Янагита Гендзоо разъезжает по всей линии северной и западной границы и в южной Маньчжурии, инструктирует своих подчиненных и принимает непосредственное участие во всех косвенных и прямых активных действиях против СССР. Белоэмиграция откровенно называет Янагита 'высоким другом и покровителем эмиграции' и Янагита охотно откликается на этот 'титул'. Во время ревизии, совершенной Янагита 25 декабря 1941 года в ГБРЭМ Кислицин В. А., выступая по этому поводу с речью, заявил следующее:
   'Позвольте мне еще и еще раз сердечно поблагодарить вас, Ваше Превосходительство, и заверить вас в том, что мы безгранично верим вам, глубоко уважаем вас и искренне, до конца преданы вам'.
  Что касается разведывательной работы в Южной Маньчжурии и в областях Северного Китая, прилегающих непосредственно к Южной Маньчжурии, то она сосредоточена в ЯВМ в Мукдене, начальником которой является Харада, хотя и состоящий также как и Янагита в чине генерал-майора, но подчиненный последнему.
  Кроме Харбина, Муданьцзяна и Хайлара - главных центров японской разведывательной работы в С. Маньчжурии, ЯВМ находятся во всех местах сосредоточения белоэмигрантов.
   Без участия представителей ЯВМ не может состояться ни одно более или менее важное совещание, заседание, собрание, празднество и даже публичное развлечение, организуемые белой эмиграцией, если они носят даже не политический характер. Во 'всех же остальных случаях ЯВМ через своих советников и тайных агентов постоянно находятся в курсе всей жизни и работы белоэмигрантов.
   В соответствии с требованиями японской разведки построена также и вся работа Главного бюро. Знакомясь с его структурой, можно составить ясное представление - какие требования предъявляют японцы русской белоэмиграции.
   ГБРЭМ имеет семь отделов: переселенческий, культурно-просветительный, учетно-статистический, финансовый, благотворительный, военный, (функции седьмого отдела пока еще не установлены) и молодежно-воспитательный отдел (с 9 мая 1942 г.).
   Вопрос о заселении эмигрантами, и в частности казаками, некоторых пограничных районов имеет существенное значение для японского военного ведомства при учете условий будущего вооруженного столкновения с СССР. Поэтому централизация белогвардейщины на более важных участках границы является мерой, диктуемой требованиями основной линии японской политики по отношению к СССР. Заселение производится по прямому указанию военного ведомства в районах: Трехречья и реки Чол-в Западной Маньчжурии и в Восточной Маньчжурии в районе лесных концессий вокруг ст. Ханьдаохэцзы (Первая верста, 7-я верста-Кондовка, 22-я верста и 35 верста) и в уезде Чухо.
   Всю эту работу проводит переселенческий отдел.
   Так называемый 'культурно-просветительный' отдел правильнее было бы назвать отделом агитации и пропаганды, так как на его обязанности лежит обработка общественного мнения белой эмиграции в духе требований японской разведки. Деятельность второго отдела протекает в трех направлениях:
  а) По линии "информационной" (агитпропаганда) - организация лекций и собраний, посвященных определенным событиям, проведение кампаний и сборов материальных средств на разного рода политические цели, организация общеэмигрантских собраний для демонстрации антикоммунистических настроений белоэмигрантской массы и т.д.
  б) По линии 'школьной' работы - наблюдение за воспитанием мо-лодого поколения эмиграции в школах и молодежных организациях
  в) По линии 'спортивной' - работа среди молодежи.
   В основном, второй отдел ведет работу среди молодежи с целью вовлечения ее в активную политическую деятельность для подготовки кадров смены старшего поколения белогвардейцев. Задача отдела заключается в том, чтобы объединить молодежь и воспитывать ее в антикоммунистическом духе. В связи с организацией 9 мая 1942 г. нового молодежно-воспитательного отдела, структура 2-го отдела, вероятно, будет изменена.
   Кроме молодежи в сферу своего влияния отдел стремится вовлечь также казачество, особенно ту его часть, которая сосредоточена около рубежей Советского Союза.
   Вторым отделом с конца 1934 г. по 25 апреля 1942 г. заведовал первый заместитель начальника ГБРЭМ - 'глава' 'Российского фашистского союза' Родзаевский Константин Владимирович и поэтому, естественно, все организации, находящиеся под контролем или влиянием этого отдела, фашизированы. Даже казачество, организационно связанное с 'Монархическим объединением', идеологически больше тяготеет к фашистам.
  На совещании с фашистами в г. Маньчжурия в 1940 г. писарь казачьей станицы в г. Маньчжурия, подполковник Еремеев Т. Л. за-явил, что 'между казачеством и фашистами создана нерушимая дру-жба'. В отношении белоэмигрантской молодежи можно, пожалуй, без преувеличения сказать, что ее небольшая часть, которая склонна принимать участие в политической работе, следует в своем большинстве за фашистами. На почве соперничества между монархистами и фашистами за распространение влияния среди молодежи, между первыми и вторыми существует открытый антагонизм, хотя, по существу, конечные цели и задачи тех и других сводятся к одному - борьбе с Советской властью.
   Деятельность Родзаевского среди молодежи и казачества не соответствовала надеждам большинства белоэмигрантского актива и не встречала прямой поддержки со стороны монархически настроенных руководителей эмиграции, стремящихся во чтобы то ни стало закрепить приоритет руководства за 'стариками'. Но и в таком важном вопросе решающим элементом оказались установки, данные японской военной разведкой, так как, предоставляя Родзаевскому пост первого заместителя начальника ГБРЭМ, японцы питали большую надежду на возглавляемый Родзаевским 'Российский фашистский союз', а после его ухода из Главного бюро 25 апреля, по-видимому, намерены поручить ему более ответственную работу. Радикальные лозунги Р.Ф.С, казались более подходящими для того, чтобы подготовить среди казачества и молодежи необходимые кадры разведчиков, диверсантов и резервы для вооруженных отрядов, которые в нужный момент можно было бы использовать против СССР. Именно этим обстоятельством и объясняется, что, в конечном итоге, перевес оставался на стороне Родзаевского и почему работа второго отдела ГБРЭМ, по существу, является работой РФС и будет таковой даже после его ухода из ГБРЭМ
   Для характеристики отношений между монархистами и фашистами можно привести пример борьбы за руководство, происходивший не так давно в центре между Родзаевским и Шепуновым Б.Н. - организатором и руководителем 'Монархического Объединения', в Харбине. Последний до своего 'изгнания' в Муданьцзян на пост начальника местного бюро (позднее Восточного районного бюро)* был вторым заместителем начальника ГБРЭМ, но поскольку РФС действовало и действует более активно, чем 'Монархическое Объединение', ЯВМ в Харбине помогла Родзаевскому выжить своего соперника на периферию и фактически сосредоточить всю политическую работу ГБРЭМ в своих руках, так как сам Кислицин, как политическая фигура, в расчет не принимается ни фашистами, ни монархистами благодаря своей бездарности и служит подставной личностью. Таким образом, в конечном итоге этой борьбы 'Монархическое объединение' фактически превратилось в фикцию, хотя номинально продолжают существовать даже его филиалы на периферии.
  
  *) 25 апреля 1942 г. уволен с должности начальника Восточного районного бюро.
  
   При втором отделе имеется довольно большой штат постоянных докладчиков па политические темы, из которых половина - члены РФС.
   Третий отдел ГБРЭМ - учетно-статистический, ведает учетом эмигрантов во всей Маньчжурии. Деятельность этого отдела представляет наибольший интерес, так как через него японская разведка производит подбор необходимых ей кадров для разведывательно-диверсионной работы. Под руководством японской разведки и при ее прямом содействии, третий отдел подыскивает для белоэмигрантов службу или работу. Здесь же производится регистрация актов гражданского состояния и оформляется переход из иностранного подданства в эмигрантское состояние. Дело в том. что в свое время многие белоэмигранты принимали иностранное подданство для обеспечении за собой ряда удобств в смысле условий проживании в Маньчжурии и подыскания занятий. Однако, и настоящее время, в обстановке войны между странами оси и демократическими странами, сохранение подданства последних должно было повлечь репрессии со стороны японских властей и поэтому выход из этого подданства и переход в прежнее эмигрантское состояний представлялся более выгодным. С другой стороны, положение белых русских эмигрантов улучшилось, так как им были предоставлены весьма существенные преимущества перед иностранными подданными.
   Третий отдел является важным для ЯBM в том отношении, что представляет собой как бы справочное бюро по делам белоэмиграции. ЯВМ, намечая для вербовки того или другого человека, получает о нем предварительно исчерпывающие биографические сведения.
   Для регистрация актов гражданского состояния при отделе имеется специальный стол. Деятельность канцелярии 3-го отдела характеризуется огромным количеством переписки с различными органами и учреждениями и исчисляется в десятки тысяч деловых бумаг.
   Четвертый отдел ведает всеми хозяйственными и финансовыми делами. В 1941 году этому отделу были переданы функции по снабжению белоэмигрантского населения продуктами первой необходимости, нормированными карточной системой. Отдел имеет ряд своих собственных торговых и коммерческих предприятий. Работа отдела ведется по пяти подотделам.
   Этот отдел доставляет ГБРЭМ известные маневренные денежные средства и поэтому облегчает содержание японской разведкой громоздкого аппарата Главного бюро с одной стороны и с другой - дает возможность экономить средства на организацию разведывательно-диверсионной сети.
  Кроме того, так как в системе этого отдела имеется издательская часть, он тесно связан с деятельностью второго отдела, хотя официально оба отдела самостоятельны.
   В течение 1941 года издательская часть выпустила в свет следующие книги:
  1. СЕРГЕЕВ Д.А. ('нач. БРЭМ в Трехречьи') Очерки по истории белого движения.
  2. КИСЛИЦИН В.А. В огне мировой и гражданской войны.
  3. Его-же. Пантеон воинской доблести и чести.
  4. КАЗАКОВ П.А. Под редакцией проф. Зайцева К.И. Русская история в русской поэзии.
  5. Пушкин и его время. Альбом.
   Кроме книг издательская часть выпустила много антикоммунистических брошюр и открыток, в частности выпущены открытки, посвященные открытому в июле 1941 г. в Харбине памятнику 'павшим в борьбе с Коминтерном'. Выпущены портреты в красках семьи Николая Романова, атамана Семенова, Кислицина и пр.
   Пятый отдел - благотворительный. Большинство подведомственных или контролируемых отделом благотворительных учреждений существуют или на частные пожертвования или на началах самоокупаемости; те же учреждения, в отношении которых японская военная миссия не ограничивается только 'щедрыми пожертвованиями для улучшения праздничного стола', но выдает более солидные средства (постройка богадельни для престарелых эмигрантов обошлась в 30.000 гоби), имеют специфическое значение для японской разведки. Таковы - 'Приют для военных инвалидов', 'Богадельня для престарелых эмигрантов' и отчасти 'Русский дом' (училище-приют для сирот военных) т.е. такие благотворительные учреждения, которые созданы для оказания помощи ветеранам японской разведки или их семьям. Во всяком случае, содержание 'благотворительных' учреждений на средства ГБРЭМ и ЯВМ обусловлено принципом целесообразности для нужд японского ведомства. Не исключена также и возможность того, что военные инвалиды-белоэмигранты оказывают 'услуги' также и германской фашистской разведке.*)
  
  *) На эту мысль наводит любопытное письмо председателя союза инвалидов генерал-майора Обухова, адресованное на имя Э.О. Фюттерера - президента акционерного общества "Чурин и К*", немца и члена местной фашисткой организации - 18 марта 1941 г. по случаю внесения им на нужды инвалидов 100 гоби. В письме говорится следующее: "Такой щедрый дар и постоянное внимание к инвалидам со стороны соотечественника нашего бывшего противника по первой мировой войне до глубины души трогает инвалидов и вызывает чувства благодарности. Правление союза инвалидов считает своим долгом сердечно благодарить Э.О. Фюттерера за пожертвования, оказываемые союзу в продолжении нескольких лет. Членам союза инвалидов хорошо известно, что из 6500 русских инвалидов, рассеянных в 22 государствах и объединенных в союзы, более 50 человек находятся в Германии, где нашли себе приют в Берлине, имея там прекрасное помещение и стол, содержаться немецкими благотворительными организациями, которые помимо содержания, выдают даже инвалидам (стиль письма сохранен. Прим. Редакции) ежемесячно на мелкие расходы - карманных денег по 30 марок.
  
   Для иллюстрации 'благотворительности' к ГБРЭМ не безинтересно привести данные, опубликованные в сентябре 1941 г. за восемь месяцев. Приход отдела за эти 8 месяцев выразился в сумме 17.718 гоби 49 фын (один гоби составляет около одной бумажной иены) Расход за тоже время - 23.844 гоби, 49 фын. Из этой суммы:
  безвозвратных и возвратных пособий - 8.434.29
  на погребение...............................- 3.277.00
  ночлежному дому..........................- 80.00
  на лекарства и врачей.....................- 876.15
  на обеды для призреваемых............... 1.895.44
  на больничные учреждения..............- 6.195.20
  на призрение бедных......................-1.236.50
  на помощь учащимся....................... 844.00
  
   Иногда белоэмигранские организации бывают вынуждены сами отчислять довольно крупные суммы в распоряжение ЯВМ на 'благотворительные нужды'. Так, например, в конце марта этого года ликвидационная комиссия биржевого комитета выделила сто тысяч гоби и вручила их ЯВМ.
   Деятельность шестого - военного отдела заключается в основном в руководстве белоэмигрантскими военными организациями: 'Союзом военных на Дальнем востоке' (ДВСВ) и 'Союзом казаков восточной Азии' со всеми входящими в них филиальными организациями. Разведывательная и диверсионная работа белой эмиграции проводится через всю массу эмиграции в целом посредством определенных непосредственных руководителей этой работы, а через военный отдел японская военная миссия производит наборы в железнодорожную охрану, городскую и лесную полицию, поэтому наименование этого отдела не следует переоценивать. О деятельности же указанных выше двух союзов изложено в главе четвертой.
   В работе ГБРЭМ за 1941г. заслуживает внимания два момента: открытие памятника-часовни в память 'погибших в борьбе с Коминтерном' и съезд руководителей бюро эмигрантов.
   Инициатором постройки памятника официально значился начальник ГБРЭМ Кислицин, но председателем строительного комитета был назначен сотрудник ЯВМ в Харбине подполковник Нюумура. (По-видимому зав. русским отделением ЯВМ). Открытие памятника состоялось 8 июня.
   Начальник ЯВМ в Харбине генерал Янагита в речи, произнесенной на открытии памятника, особо подчеркнул роль российских эмигрантов в строительстве Маньчжоуго".
   Такой же памятник был построен и открыт 17 июня также и в Хайларе в присутствии начальника местной ЯВМ подполковника Комацубара и начальника Захинганского районного бюро генерала Бакшеева А. П.
   По указанию японских разведывательных органов 9 июня в Харбине был созван съезд начальников районных бюро, отделений и представительств ГБРЭМ. На съезде кроме того присутствовали начальник ЯВМ в Харбине Янагита, Нюумура и представители административных учреждений города. В официальном сообщении говорилось, что съезд был созван 'по инициативе ГБРЭМ и при содействии ЯВМ'. При чем указывалось, что этот 'съезд разрешил ряд важных для российской эмиграция вопросов и одновременно продемонстрировал исключительно заботливое и благожелательное отношение высших властей к российской эмиграции, объединенной вокруг своего руководящего органа-Бюро' т. е. по существу вокруг все той же японской военной миссии.
   Янагита в инструктивной речи на съезде указал на сотрудничество Японии с Германией и Италией в деле установления 'нового порядка' и заявил, что в такой исключительной обстановке значение российской эмиграции весьма велико, что 'это в исторический момент требует тесного единения всех сил эмиграции'. Далее Янагита сказал: 'Я думаю, что будет создано органическое единение эмиграции, усовершенствована ее общая организация и достигнуты большие результаты совместной работы'.
   Янагита убеждал белоэмигрантов в 'неизменности японской политики в эмигрантском вопросе, призывал крепить единство и, сознавая свое национальное значение, а также учитывая внутреннюю и внешнюю обстановку, не колебаться от безответственных слухов н интриг'. В заключение он заявил еще раз: 'Я искренне желаю, чтобы вы поняли мое расположение к вам и всей эмиграции и достойно, точно и справедливо выполняли свои важные обязанности'.
   Это 'национальное единение' - с японской разведкой было отмечено тем, что в день открытия памятника Кислицин вручил Янагита награду в виде 'ордена' 'За усердие' - значка, введенного ГБРЭМ для особо отличившихся эмигрантов, а на съезде Янагита вручил; такой же 'орден' Кислицину.
   Хотя белоэмигрантская пресса не осветила задач созыва этого съезда и всего существенного, что было предметом обсуждения на нем, но совершенно ясно, что японское военное ведомство, готовясь к войне с Америкой и Англией, с одной стороны, и с другой, предусматривая советско-японское вооруженное столкновение, стремится подготовить почву для более широкого использования белоэмиграции в этом столкновении в качестве разведчиков и диверсантов. Именно по этой причине Янагита сделал особый упор на необходимости привлечения к этой работе белоэмигрантской молодежи. Каким образом руководство ГБРЭМ выполнило возложенную на него миссию будет подробнее сказано в главе пятой - 'Организации молодежи'. Недаром Кислицин на банкете, данном Янагита участникам съезда, заявил:
  'Ваши указания будут нами выполнены по мере наших сил, дабы оправдать то доверие, которое вы нам оказываете'.
   25 '
  Цитировать
  Б. Руководители Главного бюро эмигрантов.
  
  КИСЛИЦИН Владимир Александрович
  
   Генерал-майор от кавалерии. Родился в 1881 г., выходец из старой дворянской семьи быв. Киевской губернии. Раньше был представителем в. к. (Великого Князя - авт.) Кирилла в Маньчжурии, но впоследствии отстранен от выполнения этих обязанностей. В данное время состоит в переписке с в. к. Никитой Александровичем. В 1934 г. был главой легитимистов и 'Союза младороссов' в Маньчжурии.
   Участник трех войн: русско-японской, первой империалистической и белогвардейской контрреволюции. Один из ближайших сотрудников атамана Г. М. Семенова. Одно время командовал 'Сводной Маньчжурской, атамана Семенова, дивизией', 'Особого Маньчжурского отряда' (ОМО).
   За участие в боях на Карпатах, на хребте Таховаш, в первую империалистическую войну, получил орден Георгия 4-й степени. Имеет, и другие боевые ордена, в том числе Анну 1 степени с мечами и георгиевское оружие. Был 14 раз ранен. Между 8 и 9 правыми ребрами у него в глубине легких 21 год лежит пуля.
  Кислицин прослушал в Харбине четыре курса медицинского университета, но диплома не получил, 'так как факультет закрылся'. Прошел заочно основной курс академии генерального штаба генерала Головина, но не окончил ее, но зато окончил зубоврачебные курсы и получил звание зубного врача.
   Написал книги: 'В огне великой войны', 'В огне гражданской войны', 'Инженерная оборона' и 'Пантеон воинской доблести и чести'.
   До назначения в 1938 г. японской военной миссией в Харбине начальником ГБРЭМ, занимал посты члена президиума, советника и начальника 7-го отдела. Состоял сотрудником японской военной миссии, агентом японской разведки и особо доверенным лицом, судя по тому, что выполнял обязанности советника при ГБРЭМ. С 1935г. выполняет обязанности председателя 'Дальневосточного союза военных' (ДВСВ).
   Фактическим руководителем ГБРЭМ, до своего ухода 25 апреля был Родзаевский К. В., так как Кислицин служит только подставной фигурой, которая благодаря своей никчемности, угодна всем эмигрантским группировкам. С другой стороны с фактом нахождения его на посту начальника ГБРЭМ приходится мириться, так как он назначен японской военной разведкой. Кто теперь будет фактически заправлять всей политической стороной деятельности ГБРЭМ покажет ближайшее будущее. Более всего для этого подходил бы Матковский М. А., фашист и правая рука Родзаевского, но он находится в очень плохих отношениях с Кислициным и поэтому такого рода комбинация вряд ли была бы практически целесообразной. Вполне возможно, что теперь направлять работу Кислицина будет Гордеев М. П., назначенный 27 апреля первым заместителем нач. ГБРЭМ.
   Кроме поста начальника ГБРЭМ и начальника 6-го (военного) и молодежно-воспитательного отделов ГБРЭМ, Кислицин занимает еще следующие посты:
   Председатель совета и правления 'Объединения российских эмигрантов''.
   Председатель правления 'Общества землевладельцев и домовладельцев в Харбине".
   Один из главных руководителей 'Монархического объединения".
   Главный начальник 'Антикоммунистического союза молодежи в Харбине".
   Помощник начальника харбинского штаба ...добровольческих общественных дружин Киовакай (Сехэхой)".
   Директор высших курсов Киовакай по воспитанию российской эмигрантской молодежи.
   Ревизор государственного коммерческо-промышленного кооперативного банка.
   Почетный председатель правления ХОТКС (спортивная организация).
   Почетный председатель правления 'Общества друзей молодежи".
   Почетный председатель 'Союза окончивших учебные заведения Главного бюро эмигрантов".
   Почетный член 'Общества помощи военным инвалидам".
   Почетный атаман всех казачьих станиц в Харбине (Кубано-Терской, Оренбурской, Сибирской, Забайкальской, Амурской, Уссурийской, Иркутской и Енисейской) с правом ношения насеки. Назначен атаманом Г. М. Семеновым согласно его 'приказа ? 72" в день 4-х годичного юбилея Кислицина на посту начальника ГБРЭМ, 3 мая 1942 г.
   Советник маньчжурского общества изобретателей.
   Советник харбинского русского техникума.
   Советник 'Общества но объединению артистов, художников и писателей г. Харбина.
   ПРИМЕЧАНИЕ: Семья: Жена-Кислицина 0. В.- председательница Российского сектора женского общества содействия государст-венной обороне Маньчжоуго. (Мансю кокубоо фузинкай). Сын - Кислицин Ю. В., студент медицинского института в Харбине. Дочь-Кислицина Г. В.
  
  
  РОДЗАЕВСКИЙ Константин Владимирович
  
   Невозвращенец, бежал из Благовещенска в Маньчжурию. Работает по заданиям японской военной миссии. Агент японской разведки.
   До 25-IV-1942 г. - первый заместитель начальника Главного бюро по делам эмигрантов в Харбине и начальник второго (культурно-просветительного) отдела ГБРЭМ.
  'Глава' "Российского фашистского союза" (РФС). Рекомендован РФС в состав 'Центральных и краевых органов власти'. [Другие "рекомендованные": Лейхтенберский, Тедли, Шацкий, Деспотули, Ларионов, Шелехов, Туркул, Спасовский, (М. М. Гротт), Байдалаков и Мельский .
   В качестве 'главы' РФС развил активную деятельность во многих эмигрантских организациях. Находится в очень близких отношениях с начальником 3-го отдела ГБРЭМ Матковским М. А., который является также одним из руководителей РФС.
  Родзаевский на ножах с организатором и начальником "Монархи-ческого объединения в Маньчжурии" Шепуновым Б. Н., бывшим вторым заместителем начальника ГБРЭМ и до 25-IV- 1942 г. начальником Восточного района бюро в г. Муданьцзяне. В результате борьбы за первое место в руководстве ГБРЭМ, поле деятельности осталось за Родзаевским, так как ему удалось выжить Шепунова в г. Муданьцзян.
   Родзаевский пользуется большим доверием у японцев, которые возлагают серьезные надежды на РФС.
   Родзаевский издает в Харбине фашистскую газету "Нация". Выпуск этой газеты был в 1941 г. временно приостановлен японцами, ввиду необходимости улучшения советско-японских отношений, но с 25-гo января 1942 г. издание газеты снова возобновилось. Вместе с тем Родзаевский сотрудничает также в шанхайской газете 'Наш путь' - органе центрального управления РФС в Шанхае. Глава Гротт М. М.).
  8 июня 1941 г. награжден начальником ГБРЭМ Кислициным ор-деном "За Усердие'.
   Под наблюдением Родзаевского кроме РФС находятся следующие фашистские и фашизированные организации:
  'Женское фашистское движение".
  'Союз авангардисток".
  'Союз русских девушек".
  'Авангард".
  'Союз фашистских крошек".
  Объединение чинов, окончивших учебный отряд РФС.
  Антикоммунистический союз молодежи (АСМ).
  'Клуб молодежи при редакции газеты 'Нация".
  Литературно - художественный кружок им. Н. А. Байкова.
  Литературно - художественный кружок им. ген. Краснова.
   ПРИМЕЧАНИЕ: Семья: Брат - Родзаевский В. В., член РФС и член Центральной контрольной комиссии РФС. Жена - Родзаевская Неонила Ивановна - урожденная Назарова. Отец - Родзаевский В. И. Жена брата - Родзаевского В. В. Дочь брата - Родзаевская Светлана. Брат жены- Назаров Е. И., член РФС.
  
  МАТКОВСКИИ Михаил Алексеевич
   Родился в 1903 году. Окончил первый сибирский кадетский корпус и Политехнический институт в Харбине по электромеханическому отделению. Служил инженером тяги на КВЖД в 1929 году. В 1930 г. преподавал на технических курсах КВЖД. С 1933 г. служил на КВЖД в службе общих дел конторщиком. Отец Матковского был профессором Академии Генерального штаба, расстрелян в 1920 году в Иркутске советской властью.
   Матковский - активный член РФС, один из его руководителей. Находится в очень близких отношениях с Родзаевским. По РФС Матковский проводит работу по переброске фашистской литературы на шарах-пилотах, а также ведет вербовку людей для разведки на территории СССР. Для этой цели ЯВМ поставила Матковского начальником 3-го (учетно-статистического) отдела, через который проходит основная масса эмигрантов, а также советских граждан, переходящих в эмиграцию, из которых ЯВМ вербует разведчиков для посылки на советскую территорию.
   Матковский был одним из делегатов, которые в январе 1942 г. были назначены ЯВМ и впервые посланы как представители от белой эмиграции в Маньчжурии, на съезд в Синьцзине. В речи, которую Матковский произнес на этом съезде, он сказал: "Мы, российские эмигранты, упорные и последовательные противники коммунистического интернационала. Мы верим в конечное осуществление в грядущем наших национальных чаяний".
   Матковский характеризуется, как образованный, серьезный и выдержанный человек. Пользуется доверием у японцев и у фашистов. Не курит, не пьет, хорошо обеспечен. Не терпит Кислицина.(Позже выяснится, что Матковский - агент НКВД, завербованный сотрудниками центрального аппарата - авт.)
   Помимо обязанностей начальника 3-го отдела ГБРЭМ Матковский несет обязанности секретаря правления 'Объединения эмигрантов' и кроме того еще служит начальником русского отдела службы личного состава харбинского управления железной дороги.
  ПРИМЕЧАНИЕ: Семья состоит из матери, жены-Матковская А. Г., дочери и брата-Матковского И. А., не фашиста, Последний служит в газете "Гунбао" и является начальником скаутских организаций в Маньчжурии.
  
  ГОРДЕЕВ Михаил Николаевич
  
   Войсковой старшина, родился в 1895 году, член РФС. Второй заместитель начальника ГБРЭМ-до 25 апреля и первый-с 27 апреля 1942 г. Начальник 4-го (Финансово-хозяйственного) отдела с 1935 г.
   Заместитель начальника "Союза казаков восточной Азии" и представитель "Союза казаков' в Харбине.
   Издатель газеты-органа ГБРЭМ "Голос Эмигрантов". Редактор журнала "Луч Азии" - органа Союза казаков на Д. В.
   Член правления "Объединения российских эмигрантов" и председатель продовольственной комиссии при правлении.
   Советник исполнительного комитета русского сектора 'Союза соседской взаимопомощи населения пристани в Харбине".
  Был председателем комитета по сооружению памятника-часовни 'павшим в борьбе с Коминтерном", открытого в Харбине 8 июня 1941 г. Тогда же награжден начальником ГБРЭМ орденом 'За Усер-дие".
   Почетный член комитета по постройке новой Петропавловской церкви Сунгарийского городка.
   Гордеев до работы в ГБРЭМ занимался мелкими коммерческими комбинациями и отношения к политике не имел. В 1935 году отправил свою дочь в Иркутск к своим родителям и с последними имеет переписку через своих знакомых в Харбине. Писем на свой личный адрес не получает. Разрабатывается лично Родзаевским К. В. на основании того, что жена Гордеева в 1924 и в 1929 г.г. ездила в СССР.
   Помимо ГБРЭМ принимает участие в различных антисоветских организациях.
   Часто помещает в газете 'Голос эмигрантов" статьи на политические темы в качестве представителя 'Союза казаков" или в качестве издателя той же газеты.
  
   ГЛАВА ВТОРАЯ
  
  ПЕРИФЕРИЙНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ ГЛАВНОГО БЮРО.
  
  А. НОВЫЕ ПЕРИФЕРИЙНЫЕ ОРГАНЫ.
  
  1. Захинганское районное бюро.
  
   10 октября 1941 г. в газете 'Харбинское время" была помещена заметка под заголовком 'Районное бюро в Хайларе реорганизуется", в которой было сказано, что 'с одобрения японской военной миссии в Хайларе выработана новая система эмигрантских общественных организаций".
   Условия, вызвавшие реорганизацию эмигрантских организаций в Западной Маньчжурии, в районах, примыкающих к советской границе и Внешней Монголии, представляются в следующем виде.
  Япония, готовясь к войне против СССР, делает серьезную ставку на всю белогвардейщину, находящуюся в Маньчжурии и в частности на казачество. Кроме разведывательно-диверсионной деятельности, которая широко ведется при непосредственном участии белоэмигрантов уже в настоящее время и будет развернута еще более энергично перед началом военных действий и во время войны, японское военное командование принимает все меры для использования в предстоящих военных действиях казачества, расселенного главным образом на западной советско-маньчжурской границе (Захинганье и Трехречье). В этом деле правой рукой японцев является генерал Бакшеев А. П.- начальник "Союза казаков восточной Азии", старый агент японской разведки и бывший начальник Главного бюро по делам эмигрантов в Харбине. С последнего поста Бакшеев был снят, ввиду того, что его преданность японцам должна была дать более эффективные результаты в качестве лица, организующего наиболее активные антисоветские элементы.
   До реорганизации периферийных органов эмиграции в Западной Маньчжурии, между ними не было тесной оперативной связи и не было общего местного единого руководства.
   Как раз накануне реорганизации произошли значительные изменения в структуре японского разведывательного аппарата-военной миссии в Хайларе, в круг ведения которого входит вся линия границы Западной Маньчжурии, примыкающая к границам СССР и Внешней Монголии. В сентябре месяце прошлого года был снят с должности начальинка ЯВМ подполковник Комацубара -участник боев при Номонхане (Халхин-Гол - авт.) и вместо него назначен полковник Суганами Ициро. Повышение чина начальника японской военной миссии указывало на то, что последней отныне присваиваются более важные функции и задачи. Помощником Суганами был назначен подполковник Хаки.
   После этого ЯВМ в Хайларе приступила к реорганизации всего белоэмигрантского административного аппарата в этом районе, в целях активизации работы против СССР и усиления общей контрреволюционной деятельности белогвардейщины в Западной Маньчжурии.
   Реорганизация производилась через Бакшеева - начальника БРЭМ в Хайларе и оформлена на съезде станичных атаманов и начальников БРЭМ, отделений БРЭМ и начальников представительств. Этот съезд был созван 15 октября 1941 г. в гор. Хайларе, но фактически реорганизация проведена с 3 октября и выразилась в следующих мероприятиях:
   "Районному бюро в Хайларе придано значительно расширенное значение и функции, включившие в сферу его деятельности все русские поселения в Захинганье и поэтому оно переименовано в Захинганское районное бюро. В задачу его входит: контроль над всеми местными бюро и представительствами, начиная от находящегося в г. Маньчжурия до Чжалантуньского включительно и от Хунхульдинского до Трехреченского со всеми подчиненными последнему представительствами, получение, передача и исполнение всех распоряжений, исходящих как от всех высших органов государственной власти на местах, так и от Главного бюро и координирование всех докладов, получаемых от местных бюро, отделений бюро и представительств.
   Бюро в г. Хайларе, как таковое, остается и ведает всеми местными делами российских эмигрантов. Начальником хайларского Бюро является хайларский станичный атаман.
   Отделениям бюро: Трехреченскому, Маньчжурскому и Бухэдинскому, а также представительствам Якэшинскому и Найджин-Булакскому присваивается название бюро, а Хунхульдинское представительство с данного момента переименовывается в Отделение бюро, Чжаланьтунское же отделение бюро в представительство.
   Все они ведают местными делами эмигрантов в их районах и подчиняются, как и Хайларское бюро, Захинганскому районному бюро. Последнее, руководствуясь общими распоряжениями Главного бюро и указаниями, высшей инстанции в Хайларе (японской военной миссии), разъясняет местным бюро и их представительствам, что при проведении в жизнь того или иного распоряжения необходимо получить указание от местной высшей инстанции ('Харбинское время' 10 октября 1941 г. и 'Голос эмигрантов' 12 октября 1941 г.).
   Тогда же был переведен и штаб 'Союза казаков' в Хайлар ('Харбинское Время' 12 октября 1941 г.).
   14 октября 1941 г. вышел первый номер газеты 'Захинганский Голос" - орган Захинганского районного бюро.
   Уже в начале ноября 1941 г. японская военная миссия в Хайларе при участии начальника Захинганского бюро Бакшеева сформировала 'Сводный волонтерский Захинганский полк", командиром которого был назначен начальник 'военного отдела" районного бюро, войсковой старшина Портнягин П. И. 8-го ноября помощник начальника ЯВМ подполковник Таки принял первый парад ,,полка". Таки произнес речь, в которой заявил: 'В рядах великого Рейха (Германии) на Петроградском направлении, по только что полученным сведениям, против коммунистов сражается русский волонтерский корпус. Вы должны быть, спаяны железной дисциплиной и беспрекословно выполнять приказания ваших начальников. Еще раз желаю вам полного успеха в вашей работе. ('Захинганский Голос" 11 ноября 1941 г.).
   Это упоминание о 'волонтерском корпусе" было проведено в жизнь очень скоро. Бакшеев еще до этого, т. е. с 3-го по 7-е ноября, совершил поездку по всему Трехречью для подготовки организации 'корпуса" и 22 декабря был уже издан приказ "? 1 по 'Отдельному Захинганскому корпусу", по которому, видно, что командиром 'корпуса" является Бакшеев, начальником штаба генерал-майор Блохин П. И., адъютантом командира корпуса-подъесаул Кузмин М. А. и др. лица. Недаром начальник ЯВМ в Хайларе полковник Суганами, произнося на съезде казаков 15 октября речь, сказал: "В этот особый ответственный момент вы не должны быть пассивными свидетелями происходящего. Все ваши помыслы и ваша энергия должны быть направлены: 1. К созданию самой твердой спайки среди эмиграции, 2. к проявлению строгой лояльности к народам страны, где вы живете и 3. к активной борьбе с общим врагом-коммунизмом во всех его проявлениях". ('Голос эмигрантов', ноябрь 1941 г.). Очень характерно, что в той же газете сообщается следующее: "В заключительном слове н-к Захинганского бюро ген. А. П. Бакшеев принес глубокую благодарность подполковнику Таки - инициатору съезда за его бла-гожелательное отношение к российской эмиграции и казачеству в частности".
   Следует помнить, что по сведениям той же газеты "следующий съезд намечен на май месяц будущего 1942 года. Последнее обстоятельство говорит о том, что, японцы, возможно, намечали раньше начало военных действий против СССР, ориентировочно на первые летние месяцы текущего года.
   Очень знаменателен также и тот факт, что под приветствием начальнику Главного бюро Кислицину от казачьего съезда, которое заканчивается следующими словами "Казачество Захинганья, стоящее вблизи рубежей родной земли, подтверждает вам, что в его рядах твердая и непоколебимая вера в скорое национальное возрождение нашей родины, которое последует вслед за неизбежным крушением коммунистической власти под ударами держав оси", - первой стоит подпись подполковника Таки.
   После января 1942 г. орган Захинганского районного бюро "Захинганскйй голос" значительно увеличил свой объем. Расширение размера газеты точно также явление не случайного порядка. Со времени переобразования адморганов эмиграции в Западной Маньчжурии, Бакшеев развернул широкую антисоветскую кампанию на страницах этой газеты.
   Такие бюро по делам эмигрантов, как Трехреченское, Маньчжурское (г. Маньчжурия) и Бухэдинское подчинялись прямо Главному бюро в Харбине и, следовательно, находились в сфере непосредственного влияния находящейся там же ЯВМ. Поэтому подчинение всего этого района, и Трехреченского в особенности, компетеций Захинганского районного бюро, было, очень важным моментом для ЯВМ в Хайларе, так как этот район, предоставляет собой сплошь активное антисоветское гнездо (откровенная ложь - авт.) и поэтому является для оперативной деятельности ЯВМ в Хайларе наиболее ценным.
   При таких условиях появление нового печатного органа у Захинганского бюро было вполне естественным мероприятием в целях подготовки антисоветской деятельности в более широком масштабе, так как через эту газету достигается максимальное объединение всех антисоветских элементов и вместе с тем открывается возможность усиления среди них пропагандистской работы. В последующем, по мере того, как происходила реорганизация всего практического аппарата японской разведки и диверсионной работы против СССР, возникла необходимость расширить еще больше первоначально намеченные рамки организации антисоветских элементов и вместе с тем активизировать также и печатный орган. В результате этого газета "Захинганский голос" с 6 номера (3 февраля) стала выходить в размере нормального газетного листа на 4-6 стр. Нет никакого сомнения, что редакция этой газеты, имеющая очень ограниченный тираж (2000 экземпляров, при подписной плате 1 гоби 20 фын. приблизительно столько же бумажных йен), не могла бы существовать, если бы она не имела довольно большой субсидии от ЯВМ в Хайларе.
  
  Цитировать
  2. Восточное районное бюро и северный участок границы
   На другом участке советско-маньчжурской границы, в Восточной Маньчжурии, точно также была произведена реорганизация административного аппарата белоэмигрантов: быв. бюро в Муданьцзяне реорганизовано в Восточное районное бюро. Район ведения этого бюро остался прежний, но в наименованиях подведомственных представительств произошли некоторые изменения: представительства на ст. Пограничная и на ст. Яблоня переименованы в отделения БРЭМ, перегруппированы, несколько увеличены районы ведения и проч. Отделение бюро на ст. Ханьдаохэцзы осталось без изменений, но в руководстве произошло перемещение: быв. начальник отделения в Ханьдаохэцзы Носов М. М. сначала был переведен на должность начальника одного из отделов Восточного районного бюро, потом (25-IY-42 г.) назначен начальником Восточного районного бюро, а советник последнего Европейцев В. К. назначен в марте этого года начальником отделения БРЭМ в Ханьдаохэцзы. Европейцев представляет собой в эмигрантской среде Маньчжурии довольно крупную фигуру. В прошлом он занимал пост начальника БРЭМ в Муданьцзяне до назначения Шепунова Б. Н. Он является старым агентом японской разведки и сотрудником ЯВМ в Муданьцзяне, т. е. одним из самых важных органов разведки в Маньчжурии (Харбин, Хайлар на третьем месте Муданьцзян). 15 октября 1941 г. на проводах прежнего начальника ЯВМ в Муданьцзяне полковника Цуция, Европейцев в своей речи сказал: 'Мы не говорим, г-н полковник, прощайте, а говорим до скорого свидания, до новой встречи в освобожденном от красной власти Петрограде ('На границе' 19 октября 1941 г.). Европейцев помимо этого является начальником штаба Восточного отдела 'Национальной организации русских разведчиков" (НОРР).
   Изменение состава ЯВМ на восточном участке границы (бывш. начальник ЯВМ в Муданьцзяне снят и заменен полковником Фукабори Юки, а начальник ЯВМ в Ханьдаохэцзы Сикай переведен в Муданьцзян в январе 1942 г.) и реконструкция Муданьцзянского БРЭМ свидетельствует, что задачи японской разведки на этом участке границы претерпели изменения. Хотя конкретных данных об этих изменениях в нашем распоряжении не имеется, но не трудно предположить, что они точнo также, как и на западном участке, связаны с перспективами войны Японии с СССР. В повышении важности этого участка границы свидетельствует также и то обстоятельство, что полицейская школа для русских - единственная во всей Маньчжурии. "по инициативе центральных властей" в прошлом году была создана в Ханьдаохэцзы и с 5 мая стала функционировать. Директором этой школы является начальник полицейского управления Муданьцзянской провинции генерал Накасима. Факт назначения директором школы лица в таком крупном чине подтверждает важное значение школы. До открытия школы белоэмигранты полицейские, по-видимому, получили подготовку в общей полицейской школе (всего окончило свыше 300 человек белоэмигрантов). В настоящее время по первому приему школы зачислено в старшую группу 10 человек помощников надзирателей и во вторую группу - 30 человек старших и младших полицейских. Таким образом, можно полагать, что поступившие в школу не новички в полицейском деле и должны будут получить в новой школе специальную и более высокую подготовку.
  Директор школы ген. Накасима в своей речи на открытии школы сказал: "Хотя вы, господа, движимые различными причинами, поже-лали стать чинами полиции, на первых порах вам придется встретиться со многими затруднениями и поэтому в полицейской работе трудно говорить, что по сравнению с другой работой полицейское дело легче. Наоборот следует помнить, что в полицейском деле вы обязаны быть готовыми всегда жертвовать своими жизнями". Накасима разъяснил при этом, что "хотя ваша школа и полицейская, но воспитание ваше будет вестись в чисто военном духе".
   Имеются основания предполагать, что полицейские в этой школе будут обучаться разведывательному делу, так как на открытии школы присутствовал также и начальник ЯВМ в Харбине генерал Янагита. Последний в своей речи подчеркнул - "вы, господа, представляете собой группу специально избранных людей... Перед вами, представляющими передовые кадры эмиграции, встает ряд неотложных задач - осознать важность вашей службы, воспитать и укрепить в себе воинский дух, чтобы быть в любой момент готовыми к чрезвычайному времени".
   Что касается другого важного участка границы провинции Хэйхэ (Сахалян) то здесь японскую разведку возглавляет подполковник Такабэ. В виду немногочисленности белоэмигрантского населения, ЯВМ не может предпринять таких мероприятий, как на западной и восточной границе, но тем не менее местная организация "Российского фашистского союза", руководимая Карповым, ведет энергичную работу разве- дывательного и диверсионного характера. Здесь же, имеется '0тряд Р.Ф.С.', в котором ведутся военные занятия.
   В 1941 г. при содействий ЯВМ, пожертвовавшей 2000 гоби, в Сахаляне был закончен капитальный ремонт Иннокентьевской церкви.
   В августе 1941 г. на северном участке границы было открыто еще одно отделение ГБРЭМ в г. Цзямусы. Начальником отделения назначен Банников А. Д.
   На остальных участках периферии Главного бюро за последнее время никаких существенных изменений не произошло.
  
  
  Цитировать
  Б. Переименования в периферийном аппарате
  ГБРЭМ
  В связи с реорганизацией на некоторых участках периферии Главного бюро, часть аппарата была переименована, а именно:
  
  
  ПРЕЖНЕЕ НАИМЕНОВАНИЕ.
  1. Отделение БРЭМ в Бухэду
  
  2. Бюро по делам эмигрантов в Муданьцзяне
  3. Представительство БРЭМ в Найджин-Булаке.
  4. Представительство БРЭМ на ст. Пограничная.
  5. Отделение БРЭМ в Трехречье.
  6. Районное бюро в Хайларе
  
  7. Представительство БРЭМ в Хунхульди. '
   8.. Отделение БРЭМ в Цицикаре
  9. Отделение БРЭМ в Чжалань-туне.
  10. Представительство БРЭМ на ст. Яблоня.
  11. Представительство в Якэшп.
  НЫНЕШНЕЕ НАИМЕНОВАНИЕ.
  Бюро по делам эмигрантов в Бухэду.
  Восточное районное бюро.
  
  Бюро по делам эмигрантов в Найджии-Булаке.
  Отделение БРЭМ на ст. Пограничная.
  Бюро по делам эмигрантов в Трехречье.
  Бюро по делам эмигрантов в Хайларе.
  Отделение БРЭМ в Хунхульди.
  
  Бюро по делам эмигрантов в Цицикаре.
  Представительство БРЭМ в Чжаланьтуне.
  Отделение БРЭМ на ст. Яблоня.
  Бюро по делам эмигрантов в Якэши.
  
  
  
  В. Упраздненные периферийные органы.
  
  Представительство на копях в Чжалайноре упразднено и слилось с отделением БРЭМ в г. Чжалайноре.
  
  
  Г. Изменения в начсоставе периферийного аппарата
  
  БЫВШИЙ НАЧАЛЬНИК НЫНЕШНИЙ НАЧАЛЬНИК
  
  1. Представительство БРЭМ на
  ст. Ананчи. Акулов М.И. Морев В.П с 1- VIII - 1941 г.
  2. Представительство БРЭМ на
  ст. Ваньгунь. Бянкин С.Г. Пазников И.Н.
  3. Отделение ГБРЭМ на ст. Ань-
  да Бодров А.С. Карбышев М.В. с XII - 1941 г.
  4. Отделение БРЭМ на ст. Бу-
  хэду Родзевич Г.А. умер в VI-
  1941 г. Толкачев Ф.Д. с VI- 1941 г.
  5. Восточное районное бюро
  (Муданьцзян) Шепунов Б.Н. Носов М.М. с 25-IV-1942 г.
  6. Представительство БРЭМ в
  Гирине. Коростелев А.Ф. от- Потапов М.В. полковник с
  Странен в ноябре 1941 г. ноября 1941 г.
  7. Представительство БРЭМ в
  г. Мергэнь- Хлыстов Ф.В. Вязельшиков Г.П. с 16-XII-1941
  8. Представительство БРЭМ в
  Мяньдэху Саватеев А.Н. Хахалкин Г.
  9. Представительство БРЭМ в
  пос. Петропавловском Засу-
  хин И.А. Купряков Н.И. с 31-XII-1941 г.
  10. Отделение ГБРЭМ в Саха-
  ляне Глебов А.А. Остроумов М.Е. с VIII-1941 г.
  11. Уполномоченный на ст.Сун
  Смирнов П.М. Заместитель неизвестен.
  12. Представительство БРЭМ на
  ст. Вунгари 2-я (Ляошаогу)
  Саламатов Г.А. Туганов В.Н. с ноября 1941 г.
  13. БРЭМ в Трехречье. Мациев-
  ский Г.Е., генерал, умер в ноя- Сергеев В.Л. полковник с ноя-
  бре 1941 г. бре 1941 г.
  14. Представительство БРЭМ в
  пос. Угунор Балагуров П.Е. Казанцев А.В. с 17-II-1942 г.
  15. Отделение ГБРЭМ в Цзямусы
  Банников А.Д. с 2-VIII-1941г. Вновь открытое отделение
  16. Отделение БРЭМ на ст. Хань-
  даохэцзы Носов М.М. Европейцев В.К. с III-1942г.
  17. Отделение БРЭМ в Хунхуль-
  ди Коротков В.О. Окладников Г.
  18. Представительство БРЭМ на
  копях Чжалайнор Титов И.К. Представительство упразднено
  19. Представительство БРЭМ на
  ст. Шахэцзы (прежний нач. не
  установлен) Бугай А.Е. с 1-XI-1941г.
  20. Отделение БРЭМ на ст. Яб-
  лоня Дубровский Г.М. Доильницын Г.К. с XI-1941г.
  21. Представит. на ст. Янтинтунь
  (прежний нач. не установлен) Щеглов К.Н. с 6-XI- 1941г.
  
  ГЛАВА ТРЕТЬЯ
   ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ.
  
  А. 'Российский фашистский союз".
  
   'Российский фашистский союз' формально возник в 1931 году в мае месяце в Харбине. Первое время он именовался 'Российская фашистская партия' (правильно: Всероссийская - авт.). Перемена названия 'партия' на 'союз' было сделано по тем соображениям, что словом 'союз' имели ввиду подчеркнуть универсальность этой организации, в которой могут объединяться лица, принадлежащие к различным партиям.
   В программе РФС объявляется единение всех белоэмигрантских сил в 'единый национальный фронт' под лозунгами:
   1. 'Новая национальная революция'.
   2. 'Создание национального рабочего государства, которое будет служить основой русской нации'.
   3. Универсальное разрешение еврейской проблемы в сотрудничестве с иностранными антикоминтерновскими силами и освобождение мира от угрозы еврейского финансового интернационала'.
   Эмблемой РФС является фашистская свастика в сочетании с двухглавым орлом. Знамя - белое полотнище со свастикой в центре.
   До возникновения РФС существовал ряд контрреволюционных организаций национал-фашистского толка, которые стремились к объединению более активно настроенной части эмиграции.
   Руководителем организации является Родзаевский Константин Владимирович, именуемый 'главой', (см. часть первая, глава первая 'Б').
   Организация в данное время насчитывает не более 600 - 700 человек членов во всей Маньчжурии (активных - около 200 человек вместе с сочувствующими). В отдельные годы, в силу благоприятной обстановки, РФС насчитывало до 2000 человек. В последнее время, благодаря целого ряда провалов, как отдельных террористов и разведчиков - членов РФС, так и целых диверсионных банд (например - банда Маслова), а также авантюристического руководства Родзаевского, численность РФС резко падает.
   Политическая программа РФС заключается в непримиримой борьбе с советской властью в осуществлении национальной революции, уничтожении коммунизма и создании фашистской России путем участия в интервенции совместно с любой капиталистической страной. Будучи сторонниками 'пораженчества', фашисты заявляют, что 'территориальные потери в истории государства носят временный, переходящий характер. Поэтому, свержение большевиков даже ценой таких потерь не страшно России... В погоне за миражем великой России, оборонцы готовы пожертвовать самым бытием национальной России' ('Нация' ? 5 за 22 февраля 1942 года). Практически деятельность РФС направлена к созданию фашистских ячеек на территории СССР; применяется террор, диверсия, шпионаж и распространение контрреволюционной литературы. Вся работа РФС протекает под непосредственным руководством и полной опекой японских военных миссий, а также японского жандармского управления.
   Руководящий состав РФС, в частности братья Родзаевские, Мартынов, Матковский, Петлин, Охотин, Тихообразов, фон Зиберг и другие являются агентами японских разведывательных органов. Все выбрасываемые на территорию СССР бандформирования и одиночки террористы-разведчики снаряжались и направлялись японскими военными миссиями и от них же исходили задания.
   Первичной организацией РФС считается 'очаг', в который входит около пяти членов. И пять-семь 'очагов' составляют группу, три-четыре 'группы' - район, несколько районов - отдел. Некоторые 'группы' на периферии могут непосредственно входить в отдел. Причем, следует сказать, что создание отделов в тех местах, где имеется более ста человек членов, несомненно, сделано в целях рекламы. На самом же деле это не всегда соблюдается.
   Отдел подчинен 'главе' РФС. Соответственно с этими организационными делениями существуют должности начальников 'очагов', 'групп', районов и отделов. У начальника района имеется 'штаб', куда входит начальник 'штаба' района, начальник агитационной части, начальник общей части и начальник 'военной части'. Члены 'штаба' во главе, с начальником района образуют 'совет района'.
   Руководящим центром является 'верховный совет РФС' в Харбине, при котором существуют:
  1. Совет (15 человек).
  2. Центральная контрольная комиссия (12 человек при 3 кандидатах). Прием новых членов.
  3. Центральная ревизионная комиссия (3 человека и 2 кандидата).
  4. Центральное управление РФС, имеющее девять отделов: организационный, политический, особый, военный, разведывательно-секретный, финансовый, экономический, воспитательный, церковный и отдел канцелярии.
  5. Идеологический совет и законодательная комиссия при 'верховном совете'.
  6. Комиссия по изучению СССР. Ведет просмотр всех материалов, добываемых из СССР, а также изучение протоколов допроса перебежчиков.
  7. Учебный отряд РФС. При нем имеется 'Объединение чинов, окончивших учебный отряд РФС'.
  8. Издательство газет: 'Нация' (Харбин) и 'Наш путь' (Шанхай).
  9. Центральный комитет фонда противокоммунистической борьбы. 'Верховный совет', по существу, является совещательным органом, так как 'глава' единолично издает приказы, циркуляры и пр., выполнение которых для всех членов РФС обязательно.
   Для сбора членов РФС существуют собрания - 'чашка чаю', 'понедельник', созыв 'актива', устройство диспутов и докладов с приглашением на них членов организации. Собрания обычно устраиваются в 'Русском клубе', который находится всецело в руках РФС.
   РФС имеет разветвленную периферийную организацию. При 'верховном совете' существует аппарат 'особоуполномоченных' в Японии, Америке, Европе и в некоторых странах - Испании, Югославии и Болгарии. Кроме того, в Шанхае имеется отдельное 'центральное управление РФС', возглавляемое Гроттом М.М. (Спасовский) и при управлении издается черносотенный листок 'Наш путь'.
   В Маньчжурии организации РФС существуют в 18 местах. Наиболее активными являются организации в Харбине, г. Маньчжурия, Сахаляне и Цзямусы.
   Руководитель харбинской организации - Петлин Николай Николаевич, начальник 7-го (воспитательного) отдела центрального управления РФС и член 'верховного совета'.
   Петлин Н. Н. коренной харбинец. Родился в 1907 г. В настоящее время служит на харбинской радиостанции. Был начальником отдела РФС в г. Маньчжурия. Состоит председателем 'литературно-художественного кружка им. Н.А. Байкова' в Харбине. В отрядах РФС считается талантливым организатором, поэтому и был назначен начальником воспитательного отдела центрального управления РФС. Он же руководитель фашистской молодежной организации 'Авангард' и член ее руководящей коллегии.
   Харбинский отдел принимает активное участие во всех фашистских организациях, находящихся в городе Харбине, но главное руководство ими сосредоточено в руках 'главы' РФС Родзаевского. Организации перечислены в третьей главе второй части ('0рганизация').
   Отдел РФС в г. Маньчжурия возглавляется агентом ЯВМ Енгоевым Г.X. - кандидатом в члены центральной ревизионной комиссии и существует при 'Русском клубе'. Также как и в Харбине (литературно-художественный кружок им. Байкова) организация в гор. Маньчжурия действует главным образом под маркой -'литературно-художественного кружка', направляя свою работу среди белоэмигрантской молодежи с целью вовлечения ее в сферу своего влияния. Кроме того отдел в г. Маньчжурия ведет энергичную работу среди казачества. На встречу с представителями последнего иногда выезжают из Харбина основные руководители РФС.
   В бытность начальником отдела в гор. Маньчжурия Петлина, численность организации доходила до 100 человек и велась большая разведывательная и контрразведывательная работа против СССР, переправлялись контрреволюционные листовки и т. п. К тому же времени относится издание организацией своего ежемесячного журнала. В настоящее время в организации насчитывается не более 30 человек.
   Сахалянская организация также является одной из наиболее активных. Во главе ее находится официальный агент японской жандармерии Карпов. Организация систематически забрасывает на территорию СССР контрреволюционную литературу и т. п.
   В последнее время там формировался военный отряд, начальником которого состоял член РФС Наумов Геннадий Иванович. В отряде было 30 человек. Лица, вступившие в отряд, проводили военные занятия и изучали автодело.
   В Цзямусы точно также формировался отряд, в котором в конце прошлого года имелось уже около 20 человек.
   Особо следует отметить деятельность 4-го (военного или правильѓней его назвать-разведывательно-секретного) отдела. Начальником этого отдела является, как сообщалось в свое время в газете 'Нация', полковник генерального штаба, скрывшийся под псевдонимом Леденев А. А. По данным картотеки, специально составленной для настоящей работы, установлено, что Леденев А. А. Это - полковник генерального штаба Тихообразов А. А.*)
  _______________________________
  
  *) Тождество Леденева А. А. и Тихообразова А А. установлено следующим образом:
   В органе РФС газете 'Нация" от 7 декабря 1939т. и за 14 января 1940 г., в отчете о деятельности РФС за 1939 год в числе руководителей отделов 'Центральѓного управления РФС значится
  
  
  Цитировать
  Леденев - начальник военного отдела; инициалы не указаны. Однако в конце того же отчета говорится следующее:
   'В этих выдержках из годового отчета РФС, допушенных к опубликованию, помимо многочисленных пропусков, продиктованных соображениями конспирации и целесообразности, полностью опущена работа военная и особая-разведывательная и контрразведывательная, относящиеся к скрытой работе РФС. Отметим лишь, что в отчетном году во главе военного отдела
  центрального управления стал известный авторитет генерального
  штаба полковник Леденев А. А. (псевдоним).
   Таким образом, был получен ключ к расшифровке псевдонима: а именно, что Леѓденев-полковник генерального штаба и что инициалы его имени и отчества-,,А.А". Так как были основания предполагать, что эти инициалы соответствуют действиѓтельности, была просмотрена вся картотека: кто из лиц, имеющихся в ней, является полковником генерального штаба с инициалами 'А. А.". Единственное лицо, к котоѓрому эти данные подошли, оказался 'полковник генерального штаба Тихообразов А. А". После этого были просмотрены все материалы об этом лице, в результате чего выясѓнилось, что Тихообразов А. А. является очень близким к Родзаевскому человеком и очень часто замещает его в официальном порядке.
   К этому следует еще добавить, что по данным картотеки, из всех полковников белогвардейцев в Харбине имеются только два с инициалами 'А. А." Это-кроме Тихообразова, полковник Егоров А. А., но последний не генерального штаба и являетѓся начальником морского отдела харбинского округа ,,Дальневосточного союза военѓных (ДВСВ). Помимо того, что Егоров А. А. не удовлетворяет основным данным о псевѓдониме Леденева А А. (полковник ген. штаба), он не может иметь отношения к РФС еще и потому, что ДВСВ является организацией монархической, входит в Монархичеѓское Объединение в Маньчжурии и по местным условиям личных отношений между фашистами и монархистами, находится в оппозиции к РФС. Таким образом, нет никаких сомнений, что Леденев А. А. и Тихообразов А. А.-одно и тоже лицо.
  
   При этом отделе существует 'Учебный отряд РФС", который объединяет в своем составе до 40 человек фашистов. Кроме того имеется еще 'Объединение чинов, окончивших учебный отряд РФС'. Общая численность этого объединения неизвестна.
   Цель отряда заключается в подготовке диверсантов разведчиков и террористов. Отряд для 'учебных" целей имеет оружие -67 боевых винтовок, 18 пистолетов 'Маузер", 4 станковых и 6 легких пулемеѓтов, и 25 ящиков ручных гранат. В 1938 г. это оружие один раз изымалось японцами, но затем было возвращено. Точных данных - каѓким образом используется это оружие не имеется. Отрядом руководит полковник Мартынов Н. А.-резидент японской военной миссии в Харбине.
   Начиная с 1928 года фашисты в Маньчжурии имели тесный контакт с бандитами, оперировавшими на территории СССР: в Забайкалье - с бандой Гордеева, в Амурской области-бандой Дуганова и в Приѓморье-с бандой Мохова. Но впоследствии. РФС, под руководством японцев, начинает вести организацию банд непосредственно и выбрасыѓвает их на советскую территорию. Так например, в 1930 г. была выбѓрошена банда Назарова [родственник Родзаевского по жене урожденной Н.И. Назаровой], при ликвидации которой нашими войсками был убит член РФС Осьминин А. Н.. В 1936 году на нашей территории были задержаны диверсанты-члены РФС: Сорокин Д. А. и Семена Г. В. Последний был делегатом 3-го съезда РФС, его именем был назван 4-й съезд [21-26 января 1939 г.]. В 1936 году РФС организовал из отборных фашистов и выбросил на нашу территорию диверсионную банду в количестве 35 человек во главе с адъютантом 'главы' РФС Мослаковым М. П., который был делегатом 1-го и 3-го съездов. Эта банда была ликвидирована в районе ст. Амазар Амурской железной дороги.
   В период выездов советских граждан, бывших служащих КВЖД, из Маньчжурии в СССР, РФС, но заданию японской разведки, проводил среди них вербовку агентуры.
   На территории СССР, в Ленинграде и Мурманске эмиссаром Савельевым были созданы фашистские ячейки. При ликвидации последних нашими органами была изъята фашистская литература, изданная в Харбине и в Берлине.
   В последнее время участились случаи отказа членов РФС выходить на территорию СССР с тем или иным заданием. По отношению к таким лицам японцы применяют избиения и аресты.
   Пропаганду РФС ведет также и через печать. В 1931 - 32 г. г. издавался журнал 'Фашист', выходивший нерегулярно. Затем центѓральным печатным органом РФС была газета 'Наш путь', которая в 1939 г: была закрыта и перенесена в Шанхай, где издается по настояѓщее время. С конца 1939 г. в Харбине стала издаваться газета 'Нация', редактором которой является Родзаевский. В конце прошлого года газета была закрыта японцами, но с 25 января 1942 года издаѓние ее возобновилась, при чем редакция сообщала, что 'газета была не закрыта, а только временно приостановлена по распоряжению власѓтей'.
   Кроме газет РФС издает значительное количество антисоветской литературы и широко использует для пропаганды харбинскую радиоѓвещательную станцию, через Петлина Н. Н., который является сотрудѓником этой станции.
   С середины прошлого года среди белоэмигрантов стали циркулиѓровать слухи о предстоящем усилении надзора за РФС и даже о роспуске организации. Причем, по имеющимся сведениям, РФС через своего члена Грачева Степана Наумовича, начал извещать, свой актив о подготовке к переходу на нелегальное положение. По непроверенным данным, японская разведка приблизительно в это же время приняла реѓшение создать среди белоэмигрантов одну единую партию и предложила Родзаевскому изменив название РФС, отказавшись от наименования 'фашистский', дав при этом обещание предоставить Родзаевскому руководящую роль в новой организации. Последний, по-видимому, откаѓзался и в результате этого ЯВМ стала умышленно распространять слухи о роспуске с тем, чтобы побудить Родзаевского дать согласие. Эти слухи продолжают циркулировать и в настоящее время.*)
  
  *) Секретное отношение ЯВМ в Чжалайноре от 16 марта с/г. за ? 208, адресоѓванное начальником отряда погранполиции в Чжалайноре начальникам полицейских органов в С.-Хинганской провинции и в хошуне Синбаэрху.
  
   В действительности, намерения ЯВМ в отношении РФС вовсе не таковы. Этот факт подтверждается, во-первых, тем, что Родзаевский в январе с.г. получил снова разрешение издавать газету 'Нация", заѓкрытую в конце прошлого года японскими властями, и тем, что РФС продолжает по-прежнему организовывать свои публичные выступления при полном содействии японских военных миссий. На основании секретного документа, указанного в выноске, видно, что на ст. Чжалайнор при "содействии бюро по делам эмигрантов в г. Маньчжурия и при содействии местной ЯВМ, 15 марта с. г. РФС проводил лекции на следующие темы:
  1. Наши обязанности -Тестов
  2. Падение Сингапура-Енгоев Г. X., нач. отдела РФС в г. Маньчжурия.
  3. Япония и Ван Цзинвэй'евское правительство - Аниховский М. Н. быв. нач. отдела РФС в г. Маньчжурия.
   При этом отправитель этого письма от себя добавляет, что считает организацию такого рода лекций РФС полезным делом и предлагает устаноѓвить контроль за этими выступлениями, откомандировывая для этой цели сотрудников Кодзима или полицейского Парыгина (по-видимому, родственник быв. начальника первого-переселенческого отдела ГБРЭМ- Парыгина К. И.).
   Наконец, по данным о последней деятельности РФС (организация Клуба молодежи) так же ясно, что о закрытии РФС не может быть и речи.
  Б. 'Монархические Объединение в Маньчжоуго"
  
   'Монархическое Объединение' было создано 26 июня 1938 года в Харбине фактически местной японской военной миссией через ее старого агента Шепунова Бориса Николаевича (конечно же - ложь - авт.) в качестве попытки объединения всех белоэмигрантских организаций. Согласно разъяснению, данному в печати Шепуновым, 'все организации; входящие в Объедиѓнение, совершенно самостоятельны в своей повседневной работе и свяѓзаны с Объединением через 'монархическое совещание".
   В Объединение входят на федеративных началах следующие организации:
  
   1. Монархическая группа. Составляет ядро Объединения. В нее входит весь актив организации. Эта группа является ведущей и подгоѓтавливающей кадры для руководства. Группа создалась в до-харбинский период и затем расширилась в своем составе.
   2. Дальневосточный союз военных (ДВСВ)-объединение русских эмигрантов-военных в Маньчжурии (См. глава четвертая 'А'), имеющее своей целью подготовку и сохранение кадров старой армии для: борьбы с советской властью.
   3. Союз казаков восточной Азии (См. глава четвертая 'Б'). Официально задачи этого союза состоят в 'сохранении казачьей саѓмобытности и традиций', а в действительности его цель точно также заключается в сохранении кадров казачества для выступления против СССР, в качестве авангарда японской армии.
   4. 'Национальная организация русских разведчиков (НОРР), сосѓтоящая под покровительством в. к. Ксении Александровны' (См. глава пятая 'Л'). Эта организация имеет своей задачей воспитание молодежи в духе монархизма, непримиримой враждебности к советской власти, а также подготовку кадров для разведывательно-диверсионной работы.
   5. 'Союз мушкетеров князя Никиты Александровича' (См. глава пятая 'М"). Цель организации состоит в объединении эмигрантской молодежи для активной борьбы с коммунизмом. Идеология-монархическо-религиозное воспитание молодежи.
   6. 'Литературно-художественный кружок 'имени августейшего поэта К. Р.' (Константина Романова) ведет работу по 'культурному' воспиѓтанию молодежи.
   Официально организатором 'Монархического Объединения' считается Шепунов Б. Н. быв. второй заместитель начальника ГБРЭМ и первый секретарь ГБРЭМ, в прошлом поручик царской армии. Он же является и главой Объединения.
   Помимо 'Монархического Объединения', которое является высшим органом, направляющим всю работу Объединения, имеется еще руковоѓдящий штаб Объединения и начальник штаба. В настоящее время штаб состоит из двадцати двух человек, в числе которых значатся:
   Кислицин В. А. Нач. ГБРЭМ
   Москалев Т. П. генерал, быв. советник ГБРЭМ и сотрудник ЯВМ в Харбине.
   Обухов М. Е., генерал, председатель харбинского отдела федерации союзов русских военных инвалидов.
   Володченко Н. Г. генерал, председатель О-ва Заамурцев.
   Косакин А. М. штабс-капитан, бывш. нач. 6-го военного отдела ГБРЭМ (отец Косакина С. А. участника банды Маслакова, расстрелянного в 1936 г. советской властью. Другой сын Косакина А. М.-Косакин Ю. А.-заместитель нач. представительства БРЭМ на ст. Эхо-Смирнова Н. Г.).
   Иванов В. Ф. прис. поверенный, агент ЯВМ, быв. советник ГБРЭМ. Работает в отделе пропаганды японской военной миссии в Харбине, имеет кличку 'Васька Златоуст". Идеолог монархистов-белоэмигрантов в Маньчжурии.
   Кациенко А. Ф. Инженер, быв. советник ГБРЭМ и сотрудник ЯВМ в Харбине.
   Казаков-Казаковский А. С. быв. морской. офицер, зам. председателя Объединения эмигрантов, товарищ председателя Торговой Палаты в Харбине и пр.
   Начальником 'штаба" в настоящее время является Пацковский И. П., генерал.
   'Штаб" объединения состоит из четырех отделов:
   1. Общий
   2. Отдел агитации и пропаганды
   3. Прикладных знаний
   4. Отдел по воспитанию юношества.
  'Монархическое Объединение' имеет довольно разветвленный аппаѓрат на периферии. Его представительства существуют:
  
  на ст. Бухэду Толкачев Ф.Д. (До Толкачева представи-
  на ст. Хинган телем был Родзевич Г.А.; после смерти
  на ст. Ялу последнего в июне 1941 г. его место
  на концессии Чол должен был заступить нач. БРЭМ
   в Бухэду - Толкачев, но документальгых
   подтверждений этого пока еще не имеется.
  
  на ст. Аньда
  на ст. Сарту
  на ст. Имяньпо
  на ст. Вэйшахэ
  на ст. Ламадяньцзы
  в г. Сахалян
  в районе Канто
   Официально эта организация имеет своей задачей объединение белоэмигрантов под лозунгом ,.3а веру, царя и отечество" для борьбы с коммунизмом.
   'Отечество" представляется 'Монархическому объединению'' в виде буферного государства (по типу Маньчжоуго) на советском Дальнем Востоке, которое монархисты мечтают создать при помощи японской инѓтервенции. Так как даже монархистам понятно, что 'престол российского государства" при этих условиях мог бы быть замещен только лицом, на которое укажут японцы (но японской версии уже, якобы, имеется 'русский принц"), то, естественно, что определенной 'кандидатуры" монархисты со своей стороны не выставляют.
   За четыре года существования 'Монархического объединения" (с 1938-1942 г.) эта организация не смогла оправдать надежд, возлагавшихся на нее в свое время японцами. Самой многочисленной организацией, формально входящей в объединение, является 'Союз казаков восточной Азии". Однако, в действительности, казаки больше тяготеют не к монархистам, а к фашистам, поэтому чем больше расѓширяется раскол между первыми и вторыми, тем все больше теряется роль и значение Объединения. Расслоению рядов монархистов всеѓмерно содействует также и РФС. В марте прошлого года при РФС состоялось открытие монархической фракции, которая была влита в 'Монархическое объединение". Так как члены этой фракции являются тайными фашистами, то ее задача состоит в том, чтобы произвести раскол среди 'Монархического объединения' и перетянуть ее членов в ряды РФС.
   Взаимный антагонизм между монархистами и фашистами подогреѓвается крайне враждебными отношениями, существующими между рукоѓводителями этих организаций-Шепуновым и Родзаевским. Формально эта вражда объясняется, как результат идеологических расхождений, а по существу она является продолжением старой борьбы за главенствуѓющую роль в руководстве всей белой эмиграции в Маньчжурии.
   Отношения между Шепуновым и Родзаевским характеризуются заявлением Шепунова, сделанным в печати, в котором, хотя и нет упоминания о фашистах, но тем не менее это явствует из тона самого заявления: 'Пусть нас лучше обвинят в бездеятельности, чем в том, что мы спекулируем лучшим, что есть у русского народа. Пусть нас, считают мечтателями-идеалистами, пусть упрекают в недостатке активѓности-мы знаем, что идеализм наш деятелен .... Мы имеем право назвать себя политическими бойцами, хотя бы уже по одному тому, что наша идея включает в себя непримиримую борьбу со всеми без исключения темными силами". ('Харб. Вр." 26-V1-1939 г.).
   Совершенно ясно, что 'упрек" в бездеятельности-это жест в сторону японской миссии, а 'спекуляция чувствами" и 'борьба со всеми без исключения темными силами"-адресована в сторону Родзаѓевского и Ко.
   Как бы там ни было, но удельный вес 'Монархического Объединения' в эмигрантской среде падает все больше и больше, и одновреѓменно уменьшается кредит со стороны японской разведки. После того как Шепунов был 'переведен" на периферию в качестве начальника БРЭМ; в Муданьцзян (с 12 января с. г. нач. Восточного районного бюро), деятельность 'Монархического Объединения" стала прогрессивно падать.
  
  В. 'Национально трудовой союз нового поколения" (НТСНП).
  
   Белоэмигрантская контрреволюционная организация 'Национально-трудовой союз нового поколения" (НТСНП) главной своей задачей стаѓвит организацию белоэмигрантской молодежи для борьбы с советской властью путем террора и диверсий. Центр этой организации находится на Балканах, филиалы во всех крупнейших капиталистических страѓнах и в том числе в Маньчжурии, в г. Харбине, где она существует уже около 9 лет. НТСНП, несмотря на свою малочисленность и неѓдостаточную материальную базу, представляет собой одну из активных организаций на Дальнем Востоке. До 1935 г. НТСНП, как и все проѓчие белые организации в Маньчжурии, вел самостоятельную контрреволюционную и террористическую работу против СССР. Однако, с этого времени японцы решили допустить существование только таких белоѓэмигрантских организаций, которые работали бы исключительно под руководством японской разведки и в ее пользу. Это решение привело постепенно к разгону всех остальных организаций, аресту руководства и высылке из пределов Маньчжурии.
   Так как НТСНП в то время находился в оппозиции к фашистско-семеновскому блоку, который пользовался покровительством у японцев, и кроме того имел самостоятельную связь с центральным органом союза на Балканах, харбинская организация НТСНП столкнулась с непосредственной угрозой разгрома и для того, чтобы спасти ее от такой перспективы, руководитель харбинской организации Петунов сдеѓлал вид, что сам отходит от работы и деятельность союза свертывает. С этой целью Петунов прекратил выпуск листка 'За Россию', рукоѓводство харбинским отделением формально передал Кузнецову II. И., распространив слухи о том, что это санкционировано балканским центѓром, корреспонденцию с периферийными организациями наладил исклюѓчительно через живую связь и часть членов союза формально распустил, обязав их вступить в те белоэмигрантские организации, которые польѓзуются доверием японцев.
   С этого времени НТСНП в Маньчжурии перешел на полулегальное положение.
   В конце 1935 года Петунов был арестован японцами по подозреѓнию в провале вышедшей и задержанной на территории СССР банды полѓковника Кобылкина и с этого времени работа союза значительно ослабела.
   Через некоторое время организацию возглавил агент японской военѓной миссии Алексеев Константин Алексеевич, представитель газеты 'За новую Россию'. Алексеев принялся за восстановление работы и наладил связь с балканским центром, откуда стал получать указания по руководству работой, по заготовлению взрывчатых веществ с целью совершения террористических и диверсионных актов, а также наладил получение контрреволюционной литературы и т. д.
   В 1939 году Харбинская организация НТСНП начала склоняться к фашистско-семеновскому блоку и сотрудничеству с японцами. Однако наличие самостоятельной связи с балканским центром и зависимость от него в отношении руководства Маньчжурской организацией, продолжает до сего времени нервировать японцев и они все же намерены разогнать ее.
   Несмотря на такую неблагоприятную обстановку, Союз все еще продолжает существовать - связи тщательно конспирируются и члены организации в большинстве не знают друг друга.
   Г. -Д. Русские сектора в полуправительственных организациях.
   Поскольку белоэмигрантские сектора в 'Киовакай' и 'Мансю кокубоо фузинкай' не представляют собой белоэмигрантских организаѓций в настоящем смысле слова, в этой работе мы ограничимся только указанием их руководящего личного состава во второй части ('Оргаѓнизация').
  
  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
  ВОЕННЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ.
  
  А. Дальневосточный союз военных (ДВСВ).
  
   'Дальневосточный союз военных", или как в последнее время, в связи с переменой в Японии термина 'Дальний Восток" на 'Восточѓную Азию", его стали называть-'Союз военных Восточной Азии", является филиалом 'Русского общевоинского союза (РОВС), сущестѓвующего на Западе.
   Задачи ДВСВ состоят в объединении всех белоэмигрантов военных в Маньчжурии, учете и переподготовке их, а также в подготовке молоѓдых кадров, т. е., в основном, в сохранении военных кадров в целях борьбы с советской властью. Для японской разведки ДВСВ является резервом, откуда черпается личный состав диверсионных банд, выбрасываемых на территорию СССР.
   ДВСВ-организация в основном монархическая, ориентируется на капиталистическую интервенцию, в частности возлагает большие надежды на Японию. Достаточно привести только две нижеследующие выдержки из высказываний начальника ГБРЭМ Кислицина за последнее время, чтоѓбы пролить свет на основные тенденции белой эмиграции в Маньчжурии. 25 декабря при посещении начальником ЯВМ в Харбине генералом Янагита Главного бюро для производства годовой ревизии, Кислицин обратился к нему с речью, в которой было сказано:
   'Когда в первый день войны (на Тихом океане) я явился к вам в ваш служебный кабинет и от имени всей российской эмигѓрации заявил вам о том, что все мы желаем скорой и решиѓтельной победы японскому оружию над Англией и Америкой и преѓдставляем свои слабые силы в ваше полное распоряжение, как представителя военного командования-это не были простые слова,- я прошу вас верить в искренность наших заверений, что враги Японии являются и нашими врагами, что мы считаем себя связанѓными неразрывными нитями с японской нацией". (Харбинское время 26 декабря 1941 г.).
   В статье, посвященной празднику основания Японии, 8 февраля с. г. тот же Кислицин писал:
   'К хору ликующих голосов присоединит свой скромный гоѓлос и проживающая на Востоке Азии российская эмиграция, которая теперь с уверенностью смотрит в глаза будущему, твердо зная, что момент исполнения ее заветных желаний уже не за горами'. (Голос эмигрантов 8 февраля 1942 г.).
   Органом, который непосредственно руководит ДВСВ, является японская военная миссия в Харбине. Перед ней союз отчитывается во всей своей работе.
   ДВСВ существует уже 15 лет и в некоторые годы объединял до 4.000 человек. Содержится почти исключительно на средства японской разведки, так как членские отчисления очень ничтожны.
   Административный аппарат организации состоит из начальника ДВСВ и начальника штаба ДВСВ-в центре.
   Вся система ДВСВ делится на три военных округа: Харбинский, Мукденский и северо-китайский и на пять отделов: особый Сахалянский, на ст. Пограничная, на ст. Сунгари 2-я (Лаошаогоу), на ст. Ханьдаохэцзы и на ст. Яблоня. Каждый отдел в свою очередь делится на районы.
   Харбинский округ, как наиболее крупный, делится на восемь гоѓродских отделов в соответствии с муниципальными районами, а именно: в Чинхэ, Саманно-корпусном городке, Модягоу, Затоне, Старом Харбине, на Пристани, в Новом городе и Сунгарийском городке (пулеметный отдел).
   Для военной подготовки членов союза существуют военно-учебные заведения: военные училища в Харбине и на ст. Сунгари 2-я, а на ст. Ханьдаохэцзы-юнкерская школа.
   Курсы для переподготовки старшего комсостава, существовавшие при харбинском округе, 24 января 1941 года (приказ ГБРЭМ ? 4) были преобразованы в 'Общество ревнителей военных знаний'. Осоѓбое внимание в Обществе уделяется вопросам изучения авиации и танков.
   Помимо двух военных училищ и юнкерской школы, военная подѓготовка ведется также и в кружках военной молодежи при районных орѓганизациях Союза. По окончанию этих школ, молодежь идет на службу в отряды железнодорожной, лесной полиции и всякого рода охранные отряды.
   При харбинском округе ДВСВ находятся кроме того:
   1. Морской отдел.
   2. Кружок военной молодежи.
   Под контролем ДВСВ, или так или иначе связаны с ним:
   1. Общество молодых офицеров и юнкеров.
   2. Общество морских офицеров в Харбине.
   3. Общество Читинского военного училища (училище было создаѓно атаманом Семеновым в Чите 21 ноября 1918 г. В нем были сосреѓдоточены наиболее контрреволюционные активные элементы. Военное училище, по существу, представляло собой вооруженный отряд, который Семенов бросал в наиболее важных случаях на фронт).
   4. Общество воспитанников Иркутского военного училища.
   5. Общество воспитанников Алексеевского военного училища.
   6. Общество воспитанников Оренбургского военного училища.
   7. Общество, воспитанников Первого Сибирского, им. Александра 1-го, кадетского корпуса.
   8. Общество взаимопомощи Александровцев.
   9. Общество Заамурцев.
   10. Харбинский отдел федерации союзов русских военных инваѓлидов.
   11. Кружок Порт-Артурц
  
  
  
  Цитировать
  Б. 'Союз казаков восточной Азии"
  
   'Союз казаков восточной Азии', или как он назывался недавно 'Дальневосточный союз казаков", был создан в 1938 году харбинской военной миссией с целью объединения всех казаков, находящихся на территории Маньчжурии. Официально союз имеет своей задачей матеѓриально-бытовую взаимопомощь и культурное обслуживание казачества, с одной стороны и с другой -'сохранение казачьей самобытности и традиций', но фактически японская разведка, создавая союз, ставила перед собой иную цель: использование казаков в качестве шпионско-диверсионных кадров для работы на территории СССР в мирное время и как авангард японских войск в военное время.
   Еще до организации Союза, уже в 1939 году, японцы начали сгруппировывать разбросанных по всей Маньчжурии казаков в казачьи поселки и в станицы. Поселенцам отводились земельные учаѓстки, выдавались ссуды на обзаведение, обеспечивалось оружие и преѓдоставлялись различные льготы. Группировка казачьих поселений проѓизводилась с таким расчетом, чтобы они находились в непосредственѓной близости к границе СССР и были бы аванпостами антисоветских мероприятий японской армии и японской политики вообще. Это было причиной того, что основная казачья масса расселилась в районе Трехречья, г. Маньчжурия, на реке Чол-на западе и в районе Муданьѓцзян, Ханьдаохэцзы и ст. Пограничная на востоке.
   С этой точки зрения самым важным является район Трехречья (реки Хаул, Дербул и Ган, впадающие реку Аргунь приблизительно на широте ст. Борзя, железной дороги Карымская-г. Маньчжурия). В этом районе, вместе с примыкающими к нему районами Найджин-Булакской и Хунхульдинской станиц, проживает главная масса казаков и поэтому работа японской разведки сосредоточена почти исключительѓно в японской военной миссии в Хайларе, в круг ведения которой входит этот район. *). По линии административного управления белоэмигрантами, этот район казачьего расселения с недавнего времени (с 3 октября 1941 г.) сосредоточен в ведении 'Захинганского районѓного бюро по делам эмигрантов', находящемся в г. Хайларе.
  
  *) Во избежание повторения запросов, связанных с организацией японцами казаков, приведенные здесь данные о казачестве следует дополнить тем, что сказано по этому вопросу во второй главе А. 1 - 'Захинганское районное бюро".
  
  
   По мысли японской разведки, казачьи станицы должны были представлять собой спаянные между собой войсковые подразделения и части по типу прежних казачьих станиц, готовые в военной обстановѓке развернуться-поселки в сотню, станицы в полки, казачьи отделы в дивизию, а союз казаков в штаб корпуса. Как было изложено раньѓше, этот план уже осуществлен: с конца прошлого года существует казачий корпус. Само собой разумеется, создание этого корпуса явѓляется достаточно веским доказательством того, что ему предстоит в очень недалеком будущем задача приступить к активным операциям против СССР, иначе японская военщина не стала бы тратить энергию и средства просто для формирования ',отряда потешных". В настоящее время казачество ведет сторожевую охрану населенных пунктов, мостов, бродов и т. п. в ночное время.
   В станицах широко поставлено обучение военному делу, преимуѓщественно в конном строю, часто устраиваются состязания по джигиѓтовке, сохраняются и культивируются старые казачьи традиции. Наѓчальник союза Бакшеев Алексей Прокловнч, вернувшись в конце прошѓлого года с объезда Трехречья, писал в своем приказе за 9 декабря: 'Двадцать суток я был в царстве казачьего лампаса... Ваши лампасы, как у старых, так и у малых станичников указывают, что вы крепко храните традиции своих отцов и дедов и, как встарь, вы готовы встать на последнюю борьбу".
   С первых дней существования Союза, японская разведка ежемеѓсячно отпускает довольно значительную субсидию на организационные расходы. Она же покрывает все расходы, связанные с расселением каѓзачества, организацией поселков, содержанием 'Отдельного корпуса казаков', а также изданием газеты 'Захинганский голос'-органа Захинганского районного бюро и Союза казаков.
   После того, как в октябре прошлого года управление Союзом было перенесено из Харбина в Хайлар (Бакшеев до мая 1938 г. был начальником ГБРЭМ и поэтому управление до последнего времени проѓдолжало оставаться в Харбине) в связи с новыми заданиями, полученѓными Союзом от реорганизованной японской военной миссии в Хайларе, в Харбине осталось 'Представительство союза казаков", возглавляемое заместителем начальника Союза-Гордеевым М. Н. Там же продолжает выходить, издаваемый союзом журнал 'Луч Азии", редактируемый тем же Гордеевым.
   Общепризнанным 'вождем" эмигрантского казачества в Маньчжурии считается 'походный атаман казачьих войск Урала, Сибири и Дальнего Востока" генерал-лейтенант Семенов Григорий Михайлович, быв. командир Особого Маньчжурского отряда *). Семенов представляет собой японскую креатуру, пользуется у японцев полным доверием и состоит на их иждивении в качестве резерва в арсенале антисоветѓских средств.
   Руководящий состав организаций Союза приведен во второй части этой работы, в главе четвертой 'Б". Казачьи поселки и станиѓцы а также их атаманы указаны там же.
  _________________
  *). Семенов-забайкальский казак Дургульевской станицы из караула Куранжи. Родился 13 сентября 1890 года.
  
  
  
  Цитировать
  ГЛАВА ПЯТАЯ.
  ОРГАНИЗАЦИИ МОЛОДЕЖИ.
  
   9 июня прошлого года на съезде начальников районных бюро, отѓделений БРЭМ и представительств, созванном в Харбине, начальник местѓной японской военной миссии, генерал Янагита, в своей инструктивной речи заявил:
   'Огромное значение приобретает сейчас развитие движения молодеѓжи, которое может явиться фундаментом будущей российской эмигрантѓской молодежи и движущей силой переорганизации Восточной Азии'.
   Следуя этой инструкции, в руководящих кругах белоэмигрантов начал усиленно дeбатироваться вопрос об активизации молодежи. При этом, поскольку привлечение молодежи к разведывательно-диверсионной работе против СССР, требует соответственной политической обработки молодых кадров эмиграции, естественно, в первую очередь, необходимо было отвлечь молодежь с пути обывательщины на путь активного ее участия в борьбе старшего поколения с советской властью. В предприѓнятой кампании тщательно маскировались действительные причины подѓнятого вопроса и всячески подчеркивались недостатки воспитания и причины не только аполитичности молодежи, но даже и прямого антагоѓнизма между 'стариками" и молодыми. Для широких кругов эмиграции эта кампания конспирировались под видом борьбы за 'оздоровления быта молодежи' и была начата, 'Объединением российских эмигрантов' в лице специально созданной 'комиссии по оздоровлению быта молодеѓжи' под председательством профессора Н. И. Никифорова (близок к фашистам, член украинской колонии в Харбине).
   Тревога старшего поколения эмиграции заключалась прежде всего в том, что молодежь 'не слишком склонна доверять старикам н поэѓтому к ней необходимо подойти умело. Старое поколение эмиграции объясняет отсутствие доверия тем, что часть молодежи распропаганѓдирована 'красной агентурой" и восстает против лозунгов пораженѓчества, считает их изменой ,,русскому делу" и твердо берет курс на оборончество'.
   В каком аспекте представляется 'старикам" пораженчество нами было уже сказано в третьей, главе, в разделе 'Российский фашистский союз".
   И действительно, независимо от скрытых целей данной кампании, следует сказать, что раскол между двумя поколениями эмиграции значительно усиливается на почве пораженчества и оборончества. Судя по тону передовой статьи, помещенной 2 декабря прошлого года в гаѓзете 'Захинганскпй Голос'', часть эмигрантской молодежи считает Германию врагом русского народа и, следовательно, врагом эмиграции, так как она напала на Россию, а отсюда тенденции у молодежи также считать врагами и всех тех, кто в той или иной мере играет на руку германскому фашизму. Развитие такого рода настроений среди молодежи грозит свести на нет все чаяния 'стариков", так как ряды их быстро пустеют, а смена ускользает из рук.
   'Молодежь-надежда и опора эмиграции, должна быть особенно осторожной, должна быть твердой в своих убеждениях и не поддаваться пагубной и злостной провокации красной агентуры'- так заканчивалась статья в 'Захинганском Голосе'.
   Другая сторона тревоги старого поколения эмиграции заключается в том, что у молодежи 'культурный уровень в массе очень низок, интересы узки, умственные запросы ограничены'', что 'эмигрантская молодежь почему-то развивается очень поздно и '...поэтому для старшего поколения эмиграции нет смены. Это заметно везде. Молодежь почти совершенно не выдвигает из своей среды новых общественных и культурных работников". ('Заря" от 27 января с. г. Статья 'С моѓлодежью для молодежи").
   'Чрезмерное увлечение танцульками, гулянками, а подчас и нарѓкотиками привело к тому, что культурный уровень молодежи понизился и она стала терять свой национальный облик, утратив представление о том долге, который лежит на каждом эмигранте" - заявил председатель комиссии 'по оздоровлению быта молодежи"-Никифоров. Эта же коѓмиссия официально констатировала на заседании 'Объединения росѓсийских эмигрантов', что необходимо прежде всего создать Общество друзей молодежи, которому можно было бы поручить борьбу с пристѓрастием молодежи к табаку, спиртным напиткам и наркотикам".
   Приблизительно в тех же красках характеризовалась эмигрантская молодежь и в статье 'Пути эмигрантской молодежи" в 'Захинганском Голосе" от 13 января с. г. Автор статьи, разделяя молодежь на три категории: актив, нейтральных и пассив, говорит о последних следующее:
   'Другая категория-пассив. Это молодежь никогда не вспоминает, что имела когда-то свою родину - она проводит целые дни и ночи в увеселительных местах, насвистывает американские фокстроты, знает наперечет имена всех киноартистов, но не знает своих русских песен, не знает имен героев русской истории. Почему так пусты бывают залы, где читаются доклады и лекции на самые животрепещущие темы? И почему так переполнены биллиардные, кабарэ и дансинги? Это показывает, что в процентном отношении денационализированной, разложивѓшейся молодежи больше, чем национально мыслящей".
   В результате всей этой дискуссии 17 января с. г. состоялось организационное собрание 'Общества друзей молодежи', в правление которого вошли большей частью лица, связанные с руководящими круѓгами Главного бюро эмигрантов.
   Начальник ГБРЭМ Кислицин в своей речи на этом собрании заяѓвил: 'Мы должны встретить национальное возрождение России такими кадрами, которые будут достойными сынами будущей великой России. Создание общества имеет своей задачей протянуть молодежи руку помощи в минуту слабости и беспомощности". Как бы отголоском на эти слова прозвучала статья 'Горькая правда", помещенная опять-таки в газете 'Захинганский Голос" от 27 января с. г. в которой говорится:
   'Кто главный виновник в никчемности нашей молодежи и отсутствии у таковой духовных запросов? Да не сами ли мы родители и вообще старшие? Откуда воспринимает плохие примеры наша молодежь? Да только от нас, от старых .... Наши порочные дети - зеркало, в котором мы видим свои собственные пороки'.
   Создание 'Общества друзей молодежи', как это отмечено в упомянутой уже статье 'С молодежью для молодежи', есть не только отѓголосок инструкции, данной начальником ЯВМ в Харбине генералом Янагита, но и результат того, что 'вопрос о культурно-просветительной работе среди молодежи является одним из наиболее острых и вызывает подчас борьбу". Поскольку 'культурно-просветительной" работой ГБРЭМ ведал первый заместитель начальника ГБРЭМ Родзаевский К. Б.- 'глава' 'Российского фашистского союза', а основной работой этого отдела (2-го) является именно работа среди молодежи, можно вывести заключение, что борьба, о которой говорится в этой статье, ведется между некоторой частью активистов эмиграции и фашистами, так как вопрос о том, кто сможет более надежно и в кратчайший срок обеспеѓчить японской разведке кадры молодых шпионов н диверсантов сопряѓжен с рядом материальных благ.
   Вот почему в ответ на инициативу 'Объединения российских эмигрантов', РФС со своей стороны открыл на страницах своей газеты 'Нация' кампанию за более широкое вовлечение молодежи в ряды фашистского движения.
   Фашисты заявили, что вопрос о молодежи был ими поднят два года тому назад, достаточно проработан и 'теперь требует лишь конѓкретных мероприятий". В результате пока 'Общество друзей молодежи' раскачивалось, не выходя за пределы 'обсуждений'', РФС 19 февраля с. г. сообщил, что им организован 'Клуб молодежи' и избрано его правление, целиком состоящее из фашистов.
   Родзаевский еще в 1938 году делал попытку к объединению РФС с 'Национальной организацией русских разведчиков' (НОРР) и 'Союѓзом мушкетеров им. князя Никиты', но успеха не имел, так как обе эти организации молодежи носят чисто монархический характер. В настояѓщее время, обеспечив за собой поддержку со стороны японских развеѓдывательных органов, Родзаевский пытается вовлечь в сферу своего влияния нейтральных и пассив эмигрантской молодежи, надеясь, по-виѓдимому, провести в жизнь данное ему задание о подготовке необходиѓмых в предстоящей войне с СССР кадров разведчиков и диверсантов. Участие молодежи в такого рода работе считается тем 'стажем", о котором говорится в органе РФС в Шанхае-газетке 'Наш путь" от 1 февраля с. г. В заметке под заголовком 'Без стажа в настоящем не будет будущего' сказано следующее:
   "Каждый эмигрант персонально и вся российская эмиграция сообѓща, организованно должны подготовить для себя соответствующий стаж; иметь полезный для будущего новый идеологический багаж... Без стажа в настоящем не будет будущего, поэтому пока есть время, следует этот стаж приобрести сейчас, тем более, что этот багаж помогает кажѓдому эмигранту получить ручательство за его доброкачественность, А глупые люди, этого не понимающие, за свое незавидное будущее пусть сами на себя пеняют".
   Вопрос для старшего поколения эмигрантов заключается в настоящее время в том - за кем пойдет молодежь-за монархистами или фашисѓтами. В действительности же последняя в своем большинстве, по-видимому, не склонна следовать не за теми, не за другими, предпочитая увѓлекаться 'танцульками, а подчас и наркотиками".
   Как не стараются 'руководители" эмигрантской молодежи затушеѓвать истинные цели, которые они держат в 'протянутой руке помощи", лейтмотив всей этой кампании временами звучит полной силой. Достаѓточно вспомнить откровенное заявление нач. ГБРЭМ Кислицина, сделанѓное им при обращении к молодежи во время 'торжественной церемоѓнии на плацу высшей народной школы" перед началом проведения воѓенно-воспитательной подготовки 21 сентября прошлого года.
   'Вы, конечно, знаете, - сказал он, - какие события сейчас проѓисходят во всем мире, и понимаете, что эти события не могут не отѓразится на нашей судьбе и на судьбе нашей родины-России. В свете этих событий и неизбежности для нас рано или поздно принять в них активное участие, вопрос военной подготовки русского юношества приоѓбретает особенно важное значение'.
   Начальник ЯВМ в Харбине Янагита точно также заявил с полной откровенностью: 'Вы являетесь отбором российской эмигрантской молоѓдежи и от ваших усилий зависит судьба российских эмигрантов'. К этим словам добавить нечего.
   Кроме упомянутых выше двух организаций молодежи-'Общества друзей молодежи' и 'Клуб молодежи', следует вкратце остановиться еще на трех-'Христианском союзе молодых людей в Маньчжурии', 'Национальной организации русских разведчиков' (НОРР) и 'Союзе мушкетеров им. князя Никиты'.
  
  
  Цитировать
  Христианский союз молодых людей (ХСМЛ)
  
   'Xристианский союз молодых людей' (XСМЛ) представляет собой, в основном, белоэмигрантскую организацию, во главе котоѓрой, хотя и стоят японцы, но в основной массе своих членов эта орѓганизация состоит из молодого поколения русских эмигрантов. Маньчѓжурский отдел ХСМЛ является филиалом ХСМЛ в Японии, а последний входит в американскую федерацию союзов ХСМЛ.
   ХСМЛ ставит своей задачей пропаганду христианства, но по своей политической идеологии и методам работы - ярко выраженная фашистсѓкая организация.
   Средством воспитания членов ХСМЛ являются различные учебные заведения и разнообразные специальные курсы и организации, состояѓщие при ХСМЛ.
   Установлено, что и ХСМЛ ведет подготовку шпионов и диверсанѓтов, под руководством японской разведки. За период с 1932 - 1939 г. советской разведкой было разоблачено большое количество агентов японсѓкой разведки - членов ХСМЛ, осевших в Советском Союзе.
   Старшим секретарем ХСМЛ в Харбине является Грызов Алексей Алексеевич (литературный псевдоним Ачаир) - агент японской военной миссии, хорунжий и доверенный 'Сибирской, Ермака Тимофеевича, казачьей станицы в Харбине'.
  
  'Национальная организация русских разведчиков"
  (НОРР)
  
   Эта организация явно монархическая. Ее задачи заключаются в монархическом воспитании молодежи, непримиримой враждебности к соѓветской власти и в подготовке кадров для разведывательно-диверсионной работы.
   Восточный отдел НОРР, включающий Маньчжурию и Северный Китай, является наиболее крупной и боевой организацией, созданной в 1934 г. бывшим офицером царской армии Лукиным Юрием Николаѓевичем первоначально на ст. Пограничная в Маньчжурии. В 1938 г. Лукин передал руководство Восточным отделом полковнику Зеленому Алекѓсандру Петровичу, приняв на себя только обязанности инструктора и начальника издательского отдела. В 1939 году организация насчитывала около 500 человек членов.
   Структура организации представляется в следующем виде:
   Штаб НОРР в г. Харбине. Харбинская бригада НОРР подчинена штабу НОРР.
   Восточный отдел - ст. Пограничная.
   Бригады восточного отдела: на ст. Пограничная, Мулин, Эхо, Лишучжэнь (Мулинские копи), Яблоня и Ханьдаохэцзы.
   Нижегородская бригада.
   В 1939 г. НОРР в Маньчжурии представлял собой довольно сильѓную организацию, в которой были заметны признаки роста за счет эмигрантской молодежи. В настоящее время деятельность ПОРР пошла на убыль. Это по всей вероятности объясняется тем, что данная оргаѓнизация, входя в состав 'Монархического Объединения', разделяет вместе с тем и судьбу последнего, так как кредит его у японцев значительно упал.
   Номинальный руководитель НОРР полковник Зеленый А. П. - монархист-семеновец, близко соприкасается с фашистами. В 1936 г. Зелеѓный преподавал артиллерию в унтер-офицерской школе РФС в Харбине. О связях Зеленого с японскими разведорганами данных не имеется, но, судя по задачам организации, эта связь по-видимому существует.
   Лукин Ю. П.-фактический руководитель НОРР, по данным за 1936 г., состоит агентом японской жандармерии в Харбине. Он оконѓчил харбинскую гимназию и Ориентальный институт. Кроме того, окончил богословский факультет и зубоврачебную техническую школу. Знает фехтование, 'дзюдо - джиуджицу', энергичен. Подробных данных о его прошлом, не имеется. В 1936 г. состоял членом русского императорского союза, бывший офицер.
  
  'Союз Мушкетеров им. кн. Никиты" в Харбине.
  
   Эта организация основана в 1924 году по инициативе известных активистов белоэмигрантов в Маньчжурии-Гантимурова Вл., Романова В., Барышникова и др.
   Цель организации 'Союза мушкетеров' - объединение эмигрантѓской молодежи для активной борьбы с коммунизмом. Идеология - монарѓхически - религиозное воспитание молодежи.
   В скором времени после создания этой организации в Маньчжурии она насчитывала до 250 человек молодежи и ввела в своих рядах военную дисциплину, делясь на роты, взводы и отделения.
   Первым начальником 'Союза мушкетеров' был Гантимуров, отстѓраненный впоследствии за трусость. После этого во главе становится Барышников Виктор Семенович, сын известного генерала Барышникова, а начальником штаба назначается Костриченко Владимир Васильевич, бывший советский гражданин.
   В 1927 году организация несколько увеличилась за счет 'Санитпо' (спортивной организации беженского комитета). В это время 'мушкетеры' проявляли наибольшую деятельность, принимая активное участие в избиениях и арестах совграждан.
   После ликвидации конфликта на КВЖД, часть 'мушкетеров' вмеѓсте со своим начальником Барышниковым уезжают в Америку, в Сан-Франциско, где создают филиал 'Союза мушкетеров', а в харбинский союз начальником назначается Костриченко.
   С начала 1930 года над 'Союзом мушкетеров' берет шефство князь Никита Романов и благодаря этому Союз укрепляет свои позиции среди белоэмигрантов.
  В 1931 г. 'мушкетеры' активно содействовали японцам в оккупаѓции Маньчжурии, устраивая беспорядки и нападения внутри страны. Для этого японцы субсидировали организацию и снабжали ее оружием, создавая 'дружины японской самообороны'.
   При союзе имеются унтер-офицерские курсы, начальником котоѓрых состоит Костомаров С. С.
   'Союз мушкетеров' входит в 'Монархическое Объединение'.
   В настоящее время, будучи лишенным активной поддержки со стороны японских разведывательных органов, Союз разделил участь 'Монархического Объединения' и как организация почти сошел на нет.
  
  
   ГЛАВА ШЕСТАЯ
  НАЦИОНАЛЬНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ
  
   Нацменьшинства в Маньчжурии, эмигрировавшие в свое время из царской России и из СССР, организовались в колонии и общины разноѓвременно, но закреплены янонцами как административные единицы при 'Главном бюро российских эмигрантов' в тех же целях, какие преслеѓдовались ими при организации русских белоэмигрантов и рассматриваются как одно тождественное целое с последними. Армянская, грузинская, еврейская, тюрко-татарская и украинская колонии составляют при ГБРЭМ 'Совет национальностей', другие, как например, греческая, латышская и литовская, хотя и не входят в этот совет, имея свои органы в лице соответственных консульств, тем не менее в основной своей массе сосѓтоят из лиц, имевших раньше русское подданство и поэтому в отноѓшении их японцы не делают каких либо особых отличий.
   Члены этих колоний, в большинстве случаев, принимают участие во всей работе ГБРЭМ и вообще русской белой эмиграции наравне с русскими, занимая выборные посты во всех организациях болоэмигрантов. Это обстоятельство является достаточно серьезной причиной, чтобы не проводить отличия между национальными колониями первого и втоѓрого типа.
  
  'Армянское общество"
  
   Армянское общество существует в Харбине с 1917 года. В 1919 году его существование было оформлено. Число армян всей Маньѓчжурии достигает 850 человек, из которых 160 человек проживает в Харбине. 0-во имеет собственный молитвенный дом.
  
  'Грузинское национальное общество"
  
   Существует с 1905 года. Его первым председателем был кн. Цулукидзе. В 1935 году общество приобрело собственный дом на проѓспекте Датун.
   Число грузин в Маньчжурии достигает 300 чел. При обществе существует 'национальный совет', состоящий из 16 человек и кроме того правление. При О-ве имеется библиотека и воскресная школа груѓзинского языка.
  
  Еврейская колония
  
   Еврейская колония наиболее многочисленная из всех национальѓных общин в г. Харбине. Всего в Маньчжурии насчитывается до 2.800 человек, из которых около 2.000 проживает в Харбине. На всем Дальѓнем Востоке имеется 10 еврейских общин, объединенных 'Национальным Советом', исполнительный комитет которого находится в Харбине. В Маньчжурии находятся пять общин - в Харбине, Хайларе Цицикаре, Мукдене и Дайрене.
   Национальный совет является филиалом всемирной сионистской организации и объединяет приблизительно десять тысяч человек, имея своей целью воспитание евреев в националистическом и антисоветском духе, а также материальную помощь активным еврейским организациям.
   Национальный совет евреев на Д. В. имеет свой печатный орган 'Еврейская жизнь', выходящий на русском и английском языках.
   'Харбинская еврейская духовная община' (ХЕДО) является самой активной и существует с 1903 г. Первые евреи в Харбине появились еще в 1899 году, а в 1909 г. община имела уже главную синагогу.
   В данное время в Харбине насчитывается много еврейских общестѓвенных организаций.
   Кроме главной синагоги существует еще новая синагога 'Бейс Гамидраш', основанная П. М. Канн. Имеется еврейская национальная школа имени Л. Ш. Скидельского, открытая в 1920 г., как 'Тулмуд-Тора' и находящаяся в ведении О-ва 'Агудас Исройэль'. Она вклюѓчает 'народную и повышенную народную школы' и дает не только религиозно-еврейскую подготовку, но и общеобразовательные знания. Еврейская общественная библиотека, основанная от слияния библиотек о-ва 'Ималдаг' и 'Сионистского общества' в 1933 г., насчитывает до 12.000 томов.
   'ДЕБО' - дамское еврейское благотворительное общество, сущестѓвующее с 1906 года, оказывает помощь еврейской молодежи в получении образования, предоставляет ремесленникам машины для наѓчала дела, содержит сирот и выдает денежные пособия нетрудоспособѓным членам колонии.
   Еврейская бесплатная и дешевая столовая, открытая в 1915 г. и с 1918 г. помещающаяся в собственном доме, выстроенном на средѓства И. А. Рабиновича, отпускает ежедневно около 200 обедов. В том же доме помещается общежитие для престарелых евреев - 'Мойшав Зкейним', где проживает до 20 человек.
   В 1941 г. в том же доме открыт 'приют для хроников" и 'Хевро-Кадише" - погребальное братство, одно из старейших еврейских учрежѓдений.
   'Гмилус Хесед' - общество беспроцентных ссуд, существующее с 1916 года, предоставляет нуждающимся ссуды. Кроме того существует еще 'ЭЗРО" - организация, основанная в 1924 г. по инициативе сапоѓжника С. М. Герштейна, с целью оказания помощи_нуждающимся путем выдачи мелких ссуд 5 - 10 гоби.
   Общество попечения о бедных больных евреях 'Мишмерес Хойлим' существует с 1941 г. При нем имеется своя амбулатория.
   Чтобы окончить перечисление общественных еврейских организаций следует упомянуть о 'Европейском народном банке", представляющем собой довольно крупное финансовое учреждение.
   Из еврейских организаций в Харбине существуют следующие:
   'Сионистское общество" - основано 1912 году. Ведет довольно большую работу, имея при себе также представительство 'Еврейского национального фонда". Из сионистских группировок существуют отдеѓления 'Сионистов-ревизионистов", юношеская еврейская организация 'Маккаби", ведущая культурную работу, и 'Брит-Трумпельдор" ('Бэтар") - организация фашистского толка, названная по имени еврейского национального 'героя" Иосифа Трумпельдора. Эта организация имеет международный характер, ее главный штаб до нынешней войны нахоѓдился в Риге.
   Отделения этой организации созданы в большинстве стран Европы и Америки. Основная задача 'Брит-Трумпельдора" та же, что и у наѓциональной сионистской организации - создание независимого еврейского государства в Палестине.
   'Брит-Трумпельдор" является боевой партией евреев, стоящей на платформе террора и решительных действий. Харбинская организация 'Брит-Трумпельдор" в настоящее время насчитывает до 180 человек. В 1938 - 1939 г.г. были вскрыты ячейки этой организации на территории СССР.
   Печатный орган организации - 'Гадегел" издается на русском языке.
   Еврейские организации в Маньчжурии находятся под покровительѓством японцев, которые используют их в борьбе против СССР и прежѓде всего стремятся нанести вред еврейской автономной области в Биѓробиджане. Кауфман А.- и председатель 'Национального совета евреев" - старый японский агент, принимает неизменно участие во всех общеэмигрантских начинаниях и бывает на всех банкетах, устраиваемых ГБРЭМ и японской военной миссией в Харбине. В начале войны на Тихом океане еврейское население пожертвовало на 'оборону государѓства и японский Красный крест" 50.000 гоби.
  
  
  
  Цитировать
  Тюрко-татарская колония
  
   Тюрко-татарская национальная и духовная община была органиѓзована в 1904 году и вскоре уже имела три собственных участка земли, на которых была произведена закладка здания мечети и школы, названной 'Гинаят". В жизни общины большое значение имела деятельѓность умершего муллы Гинаятулла Салихметова, который приехал Маньчжурию в 1907 г.
   В данное время тюрко-татарское население в Харбине достигает примерно 400 человек. Община имеет собственную большую мечеть, законченную постройкой в 1937 г.
  
  Украинская национальная колония (УНК)
  
   Первое украинское общество, под названием 'Украинский клуб' было открыто в Харбине 1907 г. и существовало до 1926 года, когда по распоряжению гоминьдановских властей клуб был закрыт, а имущество в виде земельного участка с постройками было отобрано.
   До 1933г., во время закрытия 'Украинского клуба', существовал и работал 'комитет общественных уполномоченных". После оккупации Маньчжурии японцы в 1933 г. возвратили украинцам их имущество, утвердили устав общины и таким образом был вновь открыт 'Украинѓский национальный дом", в котором стало существовать правление под названием 'украинский комитет общественных уполномоченных", переименованный в 1935 г. в 'украинскую национальную колонию". Украинская колония объединяет около 2000 человек. В основе своей деятельности колония проводит антикоммунистическое направление.
   Во главе УНК в данное время стоит Кулябко-Корецкий В. А., назначенный на этот пост японской военной миссией в Харбине, после того, как ЯВМ не утвердила выборы правления колонии, произведенные на общем собрании ее членов.
   Вся политическая работа среди украинцев ведется через 'Украинский дом', который держится японцами в резерве, как привилегированное учреждение в расчете использовать его в случае занятия японцами Приморья, где имеется значительное количество украинского населения.
   На всех собраниях, созываемых в 'Украинском доме', присутствует японец-представитель ЯВМ, хорошо владеющий русским языком.
   Среди украинского населения в Маньчжурии проводили и провоѓдят работу следующие антисоветские украинские организации:
  
  1. Гетманцы (сторонники гетмана Скоропадского),
  
   Самая сильная группировка, по масштабу ведущейся ею работы. В 1940 году насчитывала до 20 человек энергичных членов. Эта групѓпировка ориентируется на восстановление гетманской Украины. Имеет тенденцию к росту.
  Глава организации - Самарский, заместитель Богдан (Богданов). Члены организации Кулябко-Корецкнй В. .А., Даниленко Ф. Ф. и др.
  
  2. 'Украинская народная республика" (УНР).
  
   Демократическая организация, ориентируется на восстановление Украинской республики. В Харбине этой организации, как таковой, не существует, но есть группа лиц, присоединившихся к этому течению и проводившая свою работу довольно активно до распада Польши. Осѓновная организация находилась в Польше, а после ее распада группа стала свертывать работу.
   Видные сторонники УНР: Рой Ф. (японский агент), Яхно П., Свит И., Милько М. и др.
  
  3. 'Организация украинских националистов" (ОУН).
  
  ОУН нелегальная и очень малочисленная организация. Большого значения в жизни украинской колонии не имеет. По данным из Амеѓрики, ОУН является филиалом германской шпионской организации. Члены ОУН в Маньчжурии: Корда-Федоров, Марков, Луковенко и др.
  
  4. 'Далеко-схидна Сич".
   До начала 1939 г. при 'Украинском доме' существовала как филиал 'дома" ярко выраженная украинская националистическая оргаѓнизация молодежи 'Далеко-схидна Сич'. С 1939 года ей предоставили самостоятельность и придали политическую окраску, но попытки ОУН вовлечь 'Сич' в сферу своего влияния привели к развалу последней. 21 мая 1940 года по распоряжению управления полиции 'Сич' заѓкрыта, как нелегально существовавшая организация.
   Что касается национальных организаций, которые не входят 'Совет национальностей при Главном бюро-
   Греческое общество
   Харбинское латышское общество
   Общество литовских граждан
   Югославское общество
   Хотя все они объединяются по национальному признаку и серьезной самостоятельной политической работы не ведут (за исключением латышей, которые примыкают к проживающим в Маньчжурии немцам и фашистам и принимают непосредственное участие во всей деятельной последних) тем не менее все эти национальные объединения ведут определенную антисоветскую работу по заданиям японской разведки и поэтому должны рассматриваться наравне со всеми русскими белоэмигрантами в Маньчжурии.
  
  
  Цитировать
  ГЛАВА СЕДЬМАЯ
  ЛИТЕРАТУРНЫЕ И НАУЧНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ.
  
   Деятельность 'литературно-художественных', 'литературно-музыкальных' кружков и научных организаций состоит под наблюдением и контролем 'культурно-просветительного' (2-го) отдела Главного бюро эмигрантов и, следовательно, поскольку начальником этого отдела являлся до последнего времени Родзаевский, находится в сфере влияния фашистов. Особого внимания, как организации, ведущие определенную политическую работу, заслуживают:
   1. 'Литературно-художественный кружок им. Н. А. Байкова".
   2. 'Литературно-художественный кружок молодежи имени генерала Краснова".
   3. 'Литературно-художественный кружок имени августейшего поэта К. Р. (Константина Романова)".
  
  'Кружок имени Н. А. Байкова".
   Существует при 'Русском клубе". Клуб, как известно, является одним из проводников работы 'Российского фашистского союза". Предѓседатель 'Русского клуба"- полковник генштаба Тихообразов А. А. . (Леденев А. А.-начальник разведывательно - секретного отдела Центрального управления РФС). Это обстоятельство является причиной того, что клуб представляет собой гнездо фашистских организаций, терѓриториально с ним связанных (здесь же помещается 'Клуб молодежи", организованный в марте этого года Родзаевским).
   Председатель правления 'кружка им. Байкова"- Петлин Н. Н. - начальник воспитательного отдела Центрального управления РФС, один из наиболее видных фашистов.
   Байков Н. А., именем которого назван этот кружок, -популярный среди белоэмигрантов и даже японцев автор литературных произведеѓний из жизни мира животных и о таежных скитаниях. Белоэмигранты называют его 'русским Киплингом".
   На собраниях, кружках, называемых 'четвергами" читаются лекѓции, доклады, устраиваются диспуты, постановки, музыкальные и воѓкальные выступления, имеющие специфический характер.
   Из всех кружков этого типа, 'кружок им. Байкова" -самый акѓтивный и, как орган для пропаганды, представляет собой для РФС большую ценность.
  
  'Кружок имени генерала Краснова" (район Модягоу).
  
   Этот кружок точно также чисто фашистского толка. Во главе кружка состоит Олекминский Г. С., член РФС. В феврале этого года кружок стал проявлять большую активность, уточнены цели кружка и намечен план работ на ближайшее время. Для усиления средств кружѓка в апреле был устроен бал. Почетным председателем кружка избран нач. ГБРЭМ Кислицин.
  
  'Кружок вмени К. Р. (Константина Романова).
   Кружок состоит при отделе, 'Монархического Объединения', по воспитанию юношества. Задача кружка-'культурное" воспитание моѓнархистов. На 'понедельниках", устраиваемых кружком, выступают с докладами монархисты и их единомышленники. Это - единственная оргаѓнизация 'Монархического Объединения', которая до последнего времени
  действует активно.
   Из других кружков этого типа следует еще отметить кружок при Коммерческом собрании, устраивающий 'женские, среды'. Кружок какой-либо определенной политической окраски не имеет, но пользуется среди белоэмиграции г. Харбина успехом за устройство докладов на литераѓтурные темы.
   Научная деятельность белоэмиграции в Маньчжурии так мизерна, что о ней почти нечего сказать (очередная ложь - авт.). Собственных научных учреждений или организаций, ведущих хотя бы мало-мальски серьезную работу, не суѓществует. Подводя в этом отношении ко дню 10-летия Маньчжоуго итоги работы эмиграции, газета 'Заря' ? от 1 марта с.г. не без горечи замечает:
   'Различные политические сдвиги и экономические затруднения несколько затормозили научную работу и русские ученые не всегда имели возможность применить свои силы и знания на пользу науки" Научно-исследовательский институт 'Далу' в Харбине, вокруг которого группируется часть белоэмигрантских 'ученых', представляет собой учѓреждение, организованное японцами, но и это единственное учреждение представляет собой очень жалкое зрелище по масштабу и предметам своей работы. Институт 'Далу" ведет 'техническо-исследовательские работы по ботанике, энтомологии, ихтиологии и т. д. ('3аря' 1-Ш-42 г.). В чем заключается это 'и т. д.' сказать трудно, потому что следов научной работы нигде найти нельзя.
   Кроме института 'Далу" из 'научных" организаций белоэмиграѓции, состоящих в качестве придатка при других учреждениях, можно еще упомянуть о 'Клубе естествознания и географии' и 'Турист-клуѓбе' при 'Христианском союзе молодежи' в Харбине и 'Национальную организацию исследователей-пржевальцев', но и эти организации также не заслуживают внимания с той стороны, чтобы можно было бы серьѓезно говорить об их 'научной" работе.
   г. Чита
  ___________________________________________________________
  
  
  
   Глава XI.
  
   Алексей Владимирович Соломин родился в районе Главных железнодорожных мастерских (ПВРЗ) на Чите 'первой', на улице Недорезова 21 июня 1931 года. Но в метрику по ошибке записали другую дату - 21 июля 1931 года, и теперь у него как бы два дня рождения. Семья Соломиных по тем, довоенным временам была обычной, ничем не отличалась от других таких же сотен семей, как по количеству детей в доме, а их было шестеро, так и по укладу жизни. Жили не очень богато, но зато дружно и добросердечно. Правда, слаборазвитая медицина и полуголодное существование в довоенные годы, и в военное лихолетье привело к трагедии - четверо детей Соломиныхумерло в младенчестве, и они остались вдвоем с младшим братом Сашей.
   Лёшка рос среди 'низовской' шпаны и не один раз принимал участие в уличных драках то с 'кенонскими', то с 'кузнеченскими'. Так назывались мальчишеские группировки, именуемые самими пацанами по территориальной принадлежности. Но во всех этих дворовых баталиях, которые обычно начинались в зоне условной границы между 'закрепленными территориями' со столкновений задиристой мелкотни с разных сторон, а заканчивались битвами взрослых парней и иногда - подвыпивших мужиков, существовали свои 'рыцарские' правила - драка продолжалась до 'первой крови'. Жестко действовал принцип - 'лежачего не бьют'. Правила были одинаковы для всех и каждая 'воюющая' сторона соблюдала их как воинский Устав - строго и безоговорочно. Милицейские наряды, вызванные на поле брани чьим-то 'заботливым' звоночком, старались не вмешиваться в междуусобные войны. Наблюдали со стороны, иначе могли быть биты, ненароком попадя под 'горячую руку', увлекшихся кулачным боем, парней. Даже суровое сталинское время не сразу смогло поменять старые русские традиции, в частности, уничтожить битвы 'стенка на стенку'.
   Как и во всех серьезных войнах существовали и временные перемирия - 'низовским' хотелось купаться на озеро Кенон, а 'кенонских' завлекали танцы в клубах ПВРЗ или 'Красный Октябрь' - там же уйма девчонок! Поэтому заключался временный пакт о ненападении, который сохранял силу до тех пор, пока кто-нибудь не нарушал договор, например, по инициативе местного заводилы, которому вдруг не понравилась чья-то физиономия в одной из мальчишеских группировок. Перемирие заканчивалось, стихийно возобновлялись битвы, затем вновь заключался пакт. Но, в целом, все было по-честному и настолько, насколько позволяло внутреннее достоинство ребятишек, обучавшихся улицей и, живших по неписаным правилам и нормам поведения. Правила передавались по наследству из поколения в поколение дворовыми 'авторитетами', несущими традиции, как знамена боевых частей. Это была своего рода игра, пускай суровая и отчасти жестокая, но настоящая мужская. Она укрепляла у мальчишек волю, развивала мужество и силу, наделяла бойцовскими качествами, которые оказывались потом такими важными и жизненно необходимыми в тяжелой послевоенной действительности.
   Отец Алексея - Владимир Андреевич Соломин, как и его дед - Андрей Иванович, работал железнодорожным телеграфистом на станции Андриановка, а потому считался достаточно грамотным по тем временам человеком. До революции окончил реальное училище и до 1920 года состоял на службе в НРА (Народно-революционная армия) 'буферной' Дальневосточной Республики. А после установления советской власти в Забайкалье был направлен на работу в Читу, в Главные железнодорожные мастерские. Работников мирных профессий недоставало как воздуха, и ему предложили сменить специальность, а поскольку по Ленину - 'социализм - это учет', Владимира Андреевича назначили сначала бухгалтером, а затем и главным бухгалтером одного из важнейших читинских предприятий.
   Мама - Анна Дмитриевна, окончив восемь классов женской гимназии, числилась также довольно грамотным человеком и потому работала статистиком в 'Дорсанотделе' Забайкальской железной дороги. Потомственные железнодорожники Соломины непременно полагали, что их сын - Алексей должен продолжить династию. Но сначала была школа. Лешка, как личность сугубо самостоятельная и плохо поддающаяся родительским указаниям, семи лет от роду пришел поступать на учебу в двадцатую читинскую школу. Образование в школе начиналось с восьмилетнего возраста и удивленная учительница, первая попавшаяся на глаза настырному пацану, вежливо указала ему на дверь. Но не тут-то было. Он ведь не просто так пришел, к этому времени Лёшка мог уже читать и писать, поэтому, причем здесь возраст? Конфликт между учительницей и жаждущим знаний мальчишкой пришлось погасить маме, по-хозяйски разрешившей сложившееся противоречие - мокрым полотенцем по спине. А потом уговорами и лаской. Настойчивый мальчик поддался-таки 'убеждениям' и через год в положенное время приступил к занятиям в школе.
   Однажды, летом 1938 года Лешка вместе с другом Васькой Будиловым наблюдали обычную в то время картину - как брали под арест и уводили в никуда соседа - Георгия Бакшеева - слесаря ПВРЗ, радушного и веселого человека, 'рубаху-парня' и всеобщего любимца. 'Опер', одетый в гражданский костюм, что-то долго писал на бумаге, сидя в доме Бакшеевых, задавал короткие вопросы и почти не поднимал головы. Особенно интересовало 'энкавэдэшника' наличие оружия у Георгия. Два охотничьих ружья, буквально, смотрели из-за печки на 'опера', но он настойчиво требовал доказательств их существования. Как ни странным показалось Лёшке и Ваське, Георгий отвечал, улыбаясь, отрицательно: 'Нет у меня никакого оружия'. Хотя все в округе знали, что Гоша страстный охотник, раздававший свою добычу в качестве подарков всем ближайшим соседям. Да и 'опер', безусловно, не мог не видеть упрямо глядящих на него стволов. Но в протокол занес слова Бакшеева, нисколько не смутившись. Потом встал, аккуратно положил в папку протокол, наказал Георгию собрать вещи и прихватить двухдневный запас продуктов. Тетя Нюра - жена Георгия в одночасье осознавшая, что это конец, но все-таки надеявшаяся на чудо - ведь Гоша такой хороший и никому никогда не причинял зла, лихорадочно принялась собирать продукты и вещи. 'Опер' молчаливо ждал. А потом повел Георгия по улице в сторону центра города. Пацаны провожали их до следующего квартала в расчете, что добродушный сосед вскоре вернется. Георгий улыбался и говорил мальчишкам, что через недолгое время увидится с ними и, что подарит Лешке с Васькой по настоящей утке. Конечно же - это была иллюзия - оттуда почти не возвращались, особенно в тридцать седьмом и тридцать восьмом годах. Сталинской каннибальской машине нужен был план по обезвреживанию 'шпионов и диверсантов', и 'опера' являлись 'винтиками' этого зловещего механизма, а зачастую сами становились жертвами дикого произвола.
   Всегда веселый и жизнерадостный Бакшеев пропал навечно, как и многие тысячи и тысячи безвинных советских граждан. Лешка и Васька некоторое время спустя подумали, что дядя Гоша их обманул, хотя втайне надеялись, что это не так и еще очень долго ждали обещанного подарка, но так и не дождались.
   Детство детей войны было безжалостно скоротечным. Большинство из них были лишены примитивных и незамысловатых детских радостей и простеньких забав - всё отобрала циничная и злая Война, обжигающе холодная, как соломенный тюфяк или ватная подушка в вечно нетопленом доме времён войны и бессердечно чёрствая, как казённый обойный хлеб и грязно-серые, маленькие пайковые сухарики, которые лишь возбуждали яростное чувство голода, ни на толику не подавляя его.
   Такой она сохранилась в памяти наших мам и пап, переживших жестокие невзгоды Великой Отечественной, и испытавших не в меньшей степени, чем их родители, нежданно-негаданно свалившееся на головы людей огромной страны безбрежное, и острой занозой застрявшее в ещё не до конца окрепших, юных душах, горе своих одиноких мам, потерявших родных и близких, совсем ещё недавно сидевших за одним большим, семейным столом.
   Они как будто чувствовали свою вину, словно стеснялись того, что им не удалось побывать на войне и грудью заслонить свои семьи от ненавистного врага. Тогда каждый из них мечтал стать героем военных лет, остро ощущал свою принадлежность к воинам, свершившим почти невероятное, и принёсшим человечеству Победу и избавление от тотального уничтожения по расовому признаку.
   О них не писали в газетах, не сочиняли толстых книг и торжественных стихов, не снимали фильмов, по праву отдавая предпочтение фронтовикам или их юным сверстникам, воевавшим в партизанских отрядах, участвовавшим в подпольных организациях, боровшимся с фашистами в тылу врага. Они не были кумирами Второй Великой войны, просто не успели вырасти, хотя очень и очень этого хотели.
   Потом, когда на смену советскому строю пришла другая эпоха и в ней как мухоморы прорезались уже другие герои, бесконечно воевавшие с 'мировым коммунизмом', сидевшие в лагерях Гулага, 'страдавшие от советского режима', то детям войны вновь не нашлось места в скупой на комплименты российской истории и литературе.
   Однако они вынесли на своих тощих плечиках многое из того, что было не под силу их более просвещённым и благовоспитанным сверстникам, не знавшим: что же такое холод и голод.
   Какие уж там конфеты и шоколад, которыми наслаждались дети некоторых других государств, вступивших в беспощадную битву всех времён и народов? Слегка прибитые первыми морозами плоды яблони-дички, кислого ранета и душистой черёмухи, горько-сладкие гроздья рябины и недоспелые ягоды боярышника, собранные осенью в близлежащих подлесках и по берегам многочисленных рек, заменяли зимой ребятишкам так необходимые для становления молодого организма витамины и сладости.
   Щавель и полевой чеснок - мангыр для горожан были зачастую недоступными деликатесами, по воле случая, отданными на стихийных 'барахолках', в обмен на оренбургскую пуховую шаль ещё довоенного производства, а потому тонко источающую 'тёплые' зимние запахи мирного времени или головокружительное ситцевое платьице, сводившее когда-то с ума многих отчаянных ухажёров. Пребывая в раздумьях, находясь перед трудным выбором между неминуемым голодом и относительной сытостью и, прощаясь с любимыми домашними вещами, словно с ушедшими в безвременье родственниками, изо дня в день несли их люди на рынок, чтобы обеспечить себя пропитанием на какое-то непродолжительное время. Что может быть страшнее и унизительнее голода? Об этом не нужно было спрашивать у поколения детей войны...
   Потом, много позже, когда некоторые из них поехали работать в Китай в качестве специалистов, оказывающих помощь в строительстве молодой социалистической Республики, они очень хорошо понимали, искренне сопереживали и по-настоящему сочувствовали народу, также перенесшему разруху и голод - тогда они были непритворными и задушевными братьями - они были маленькими свидетелями большой и ужасной Войны!
   Каким же наваристым и изумительно вкусным сохранился в памяти малышей того времени суп, сваренный из крапивы с картофельной шелухой, куриными потрохами и узкими, мелкими обрезками кожи, густо заправленный зелёным домашним луком. О таком супе могли только мечтать дети целого поколения, хлебнувшего лиха Войны, и всей плотью возненавидевшие горстку тех избранных взрослых, неугомонная спесивость которых, ввергла в кровавую бойню десятки миллионов людей.
   Поэтому-то много лет спустя, уже став пожилыми, степенными и материально обеспеченными людьми, в то поганое время, когда с кровью рушился Великий Советский Союз они как оглашенные, повторяли как заклинание своим детям и внукам одну и ту же фразу с небольшими разновидностями: 'Будь, что будет, только бы не было войны!' Они-то уж точно знали: что такое Война!
  
   Глава XII.
  
   Как же обворожительно великолепен Имин-гол, гордо несущий свои кристально-бирюзовые воды гигантскими незаконченными кругами, словно олицетворяющими бесконечность и замкнутость Вселенной, как это принято считать в буддистской философско-мистической традиции, описывающей сокровенный смысл 'свастики' - символического изображения сути учения одной из древнейших на Земле вер, и которую, перевернув наоборот и тем самым, сознательно заставив вращаться по часовой стрелке - что изначально противоестественно для буддизма, использовали в начале XX века фашисты всего мира как партийный знак и идеологическую основу своей расовой доктрины, извратившей первозданное значение самой миролюбивой и терпимой религии на планете.
   Извиваясь и петляя по переливчато-изумрудной хайларской степи Внутренней Монголии, разрезает Имин на равные половинки кажущееся необозримым пространство легендарной, овеянной пылкими мифами, восточной монгольской окраины - Барги, упирающейся в стволовые предгорья Большого Хингана. Пожалуй, нет больше нигде в мире такого удивительного сочетания и тончайшей гармонии двух выразительных противоположностей: натуральной природной дикости и геометрически правильной, выверенной до абсолюта графики рисунка зигзагообразной речки, и прилегающего к ней глубокими уступами разнотравного, а оттого пьяняще пахучего, размашистого монгольского ковра, будто специально вытканного по заказу Создателя. Многоликая буддистская богиня милосердия Гуаньинь затратила немало сил и старательно, со вкусом и любовью потрудилась над созданием хайларской пейзажной картины, дабы доставить радостное удовлетворение следующему божественному пришельцу на Землю - Будде грядущему ('Смеющемуся Будде' - Майтрейе) или иначе: 'толстобрюхому Будде' - Милэфо, как в шутку называют его китайцы за огромный живот с рельефно выделяющимся пупком, который через восемь с небольшим миллионов лет сменит Будду нынешнего - Шакья-Муни и поэтому должен по достоинству оценить усердия своей добродетельной помощницы. Что такое восемь миллионов лет для Вечности? Пшик.
   По представлениям буддистов наш уставший от бессмысленных столкновений, а потому ужасно грешный материальный мир на самом деле не существует, отсутствует - нет его в реальности, он лишь проявление мистического духовного начала, которое сложено из миллиардов мельчайших частиц - дхарм. Дхармы, как будто наделённые первичным разумом атомы-невидимки, без конца движутся и, в какой-то момент соединившись, образуют всяческие равновесные сочетания, из которых возникают разномастные живые существа и явления природы - 'всякой твари по паре'. Смерть человека не является финальной вехой бытия, не означает его полного исчезновения - это только распадение одной 'неудачной' формы, предварительного неудавшегося эскиза-наброска, по игре случая созданного Высшим Разумом, и появление свежеиспечённой комбинации дхарм в образе человека или животного, когда душа усопшего вселяется в тело вновь появившегося на свет творения дела рук божьих. Посему жизнь человека есть цепочка бесконечных перерождений и такое протекание жизни длится вечно, но, чтобы достичь будущего высококачественного перевоплощения нужно отрешиться от настоящих радостей жизни, отказаться от плотских увлечений и страстей, вычеркнуть из памяти мирскую суету и предать забвению непристойную возню вокруг денег и имущества. Тогда-то и обретёшь истинное познание и понимание смысла жизни всего сущего на Земле.
   Вера в перерождение заставляет подлинного буддиста отказаться от права убивать животных даже в пищу, вызывает брезгливое отвращение к пролитию крови и потому является главной причиной бытующего в среде носителей этой веры строгого вегетарианства или по-русски: мясопустья, заговленья. Истинный буддист обязан прилагать все усилия к тому, чтобы сохранить и продлить жизнь животных, не говоря уже о заботе и благонамеренном отношении к человеку.
   Нацисты, взяв в качестве партийной эмблемы буддистскую свастику, не дав до конца опомниться миру от Первой Великой войны и, снова залив кровью половину земного шара, бросили явно незаслуженную тень на античную и непреходящую сущность магического символа, за что и были примерно и жестоко наказаны Всевышним.
   Прытью срываясь с последних, едва дотянувших до персонального географического названия низкорослых и овально-продолговатых сопок, упомянутых ещё в первых атласах мира, составленных просвещёнными китайцами в далёкие времена талантливых материковых открытий эпохи императорской династии Тан, Имин-гол стремительно соединяется кривой излучиной с таким же шустрым и змеевидным как сам Хайларом, чтобы продолжить свой путь к полноводной Аргуни, а затем и к Великому Океану, растворившись в потоках, прославленного в чарующих преданиях и сказках местных народов - Амура, по-китайски именуемого 'Чёрным Драконом' за свой могучий и неукротимый нрав.
   Когда в середине двадцатого века будет изобретена цветная фотография, то почти сразу же захватывающие снимки Имин-гола займут одно из самых почётных мест в справочниках и альбомах, посвящённых природным ландшафтам Китая, а эта степная речка станет визитной карточкой сначала провинции, а затем и всего автономного района, с незвучным названием - Внутренняя Монголия.
   Когда-то сюда, на плодородные и обильные сочным травостоем земли пришёл и здесь разместился целый ряд кочевых и осёдлых племен и народов. Особенно плодовитым для переселения тысяч людей оказался поразительно насыщенный драматическими событиями XX век. По всей территории степной Барги, которая в свою очередь разделена рекой Хайлар на Старинную Баргу (Чэнь Баэрху) и Новую Баргу (Синь Баэрху) и вплотную примыкает к лесостепным и таёжным массивам Хингана образовались многочисленные посёлки, сомоны, аймаки и хошуны различных национальностей и народностей, вперемежку рассеянных по степи и прилегающим лесам. Из пятидесяти шести национальных меньшинств, проживавших в Китае на момент образования КНР, около сорока находилось во Внутренней Монголии. Такому благополучию и привлекательности, конечно же, в немалой степени способствовала, по странному стечению обстоятельств необоснованно, в разрез реальному наполнению, нелепо названная кем-то из царских чиновников 'Полосой Отчуждения' - Полоса Единения, Сплочённости или Согласия фактически и неформально объединившая разные нации, характеры, судьбы и вероисповедания порой полярно противопоставленных друг другу свирепой историей народностей.
   На завершающем этапе строительства КВжд, в начале двадцатого века, Сергеем Юльевичем Витте, тогдашним Председателем Кабинета министров России, был издан для административного поручения секретный циркуляр, регулирующий порядок проживания в Полосе Отчуждения иностранных граждан. Он устанавливал ценз оседлости и право получения российского подданства иноверцам, и прежде всего китайцам и позволял проживать на территории Полосы только относительно богатым, имеющим своё торгово-промышленное или ремесленное дело и образованным слоям инородческого населения. Однако обеспеченность и сытость российских 'местных жителей' притягивала к Полосе изрядное количество разноязыких людей, как жиденький ручеёк манит монгольского дзерена во время сухостоя и он бежит к воде очертя голову, не замечая ничего вокруг и не обращая внимания на присутствие рядом охотника, способного легко лишить его жизни.
   Селились в округе целыми родами маньчжуры, хуэй, бежавшие из Советской России буряты, из Халхи (Внешней Монголии) монголы, корейцы, и даже российские староверы, покинувшие родину в поисках безопасного места из-за постоянных гонений и притеснений традиционной церкви.
   Вышедшие в начале XX века из Омской губернии охотники-староверы осели в таёжных дебрях Хингана в Молидава-Даурском национальном хошуне и основали посёлок Татьяновка. Охотились, ловили рыбу, совершали свои молитвенные обряды и вели уединённый образ жизни, свойственный старообрядцам, до тех пор, пока в Маньчжурии не сменилась очередная политическая эпоха. В 1953 году засобирались они эмигрировать в Парагвай, так как, ну..., просто никакой жизни не стало с приходом коммунистов. Вышло из леса двадцать семей прямо с ружьями, винтовками, с домашним имуществом на телегах. Направились они в посёлок Мерген соседней провинции Хэйлунцзян, что в семидесяти километрах от Татьяновки с тем, чтобы двинуться через какое-то время дальше. Бросили свои справные избы, огороды, собственность, которую не смогли вывезти. А тут советский консул из Харбина пожаловал и взялся уговаривать бородачей ехать в Союз, мол, чего ж вы, граждане хорошие, к капиталистам-то едете? Сами, видать, капиталисты! И взорвался тут семидесятитрёхлетний дед Марчишов - староста общины, оскалился на консула: 'Ах ты, гад, такой толстопузый! Кто же из нас капиталист-то проклятый? Ты на своё пузо сначала посмотри, даже пальцев ног не видишь, а мы для тебя капиталисты?'. Долго не решались власти: что же делать-то с ними, но через десять дней всё-таки удалось разоружить их обманом и в спешном порядке отправить в Гонконг. Куда дальше привела судьба этих несговорчивых людей? Пожалуй, вряд ли кто сейчас скажет...
   В то время, когда уже Маньчжурия была освобождена от японцев советскими войсками, и ещё чуть позже, после воцарения китайской советской власти, коммунистическое правительство КНР в соответствии с руководящей и, рекомендованной местным партийным работникам для безоговорочного исполнения, установочной работой Мао Цзэ-дуна 'Социалистическое преобразование иностранцев' приступило к созданию собственного протектората над местным населением, то партийные секретари очень тщательно и вдумчиво изучили и переняли опыт обращения российской администрации с другими народностями в Полосе Отчуждения. Сохранение этнической популяции малых народов на поверку оказалось у китайцев гораздо действенней, чем у соседей и вчерашних братьев - советских коммунистов, когда практически уже к семидесятым годам двадцатого столетия орочоны, дауры, солоны и, отчасти, эвенки исчезли в Советском Союзе как самостоятельный род или окончательно спились, зато в КНР сохранились и приумножились за счёт грамотной и целенаправленной национальной политики, когда-то успешно взятой на вооружение у царской России. Но всё это будет потом, значительно позже, а пока, в благостное довоенное время идёт активное заселение Полосы...
   ...Семён Васильевич Берсенёв, по-китайски - Чжэн Наньдун, родился 6 января 1933 года в городе Хайлар, как раз накануне Рождества Христова по православному календарю, в семье зажиточного по тем временам китайца и русской красавицы-казачки Веры Михайловны Берсенёвой.
  
  
   Глава XIII.
  
   Сенька Берсенёв, как и большинство ребятишек, родившихся в довоенное время в городах и посёлках, расположенных вдоль линии КВжд, не испытал в раннем детстве лишений и нужды, даже несмотря на то, что был 'полукровкой' - так назывались на местном наречии метисы, родившиеся от смешанных браков, в основном между русскими и китайцами, а иногда - между русскими и представителями других азиатских народностей. Выяснение отношений на национальной или религиозной почве, любая расовая непримиримость, а тем более, вражда в максимально насыщенном разными народами городе отсутствовала как явление вообще, и как проявление единичных случаев нетерпимости и шовинизма в частности. Практически вся история взаимоотношений между русскими и другими народностями, проживавшими на территории Сибири и Дальнего Востока с момента освоения этих земель не могла быть иной, попросту не выжил бы никто. Поэтому никогда и ни один из представителей местных народов не имел серьёзных поводов и веских резонов для того, чтобы назвать русских 'колонизаторами'. А русские, жившие в Полосе, внутренне ощущали себя людьми свободными, а потому ни у кого и не возникала необходимость искать доказательства для обоснования диких, пещерных теорий о национальном превосходстве или расовой неполноценности кого бы то ни было. Национализм обычно возникает вследствие политических унижений и неустроенности жизни. Растоптавший достоинство германцев, Версальский мирный договор 1919 года, подписанный державами-победительницами - САСШ, Британской империей, Францией, Японией и другими привёл к ещё более гибельной и бесчеловечной бойне - Второй мировой войне. 'Победители' своими руками взрастили нацизм Гитлера, высокомерно попирая политические и человеческие права гордых и умных немцев...
   Город Хайлар, живущий раздольной и непринуждённой жизнью за счёт продуктивной работы железной дороги и развитой хозяйственной деятельности, процветал и богател на глазах. Даже когда в 1931 году японцы оккупировали Маньчжурию и создали империю, на жизнь Хайлара никак не повлияли политические изменения в стране, кроме того, за счёт притока дополнительного капитала из страны Восходящего Солнца материальное положение горожан заметно улучшилось.
   Семён вырос в одном из самых обеспеченных районов города, на Острове, в районе 1-ой и 2-ой Восточных улиц, где жили богатые купцы и промышленники, существовали на тот момент самые крупные магазины и лавки, увеселительные учреждения и торговые рынки. Хотя его отец - Чжэн и не принадлежал к числу самых влиятельных жителей города, но и обездоленным не считался. Владел он в то время на паях с крупным харбинским промышленником Чуриным довольно прибыльным и стабильным предприятием - городским транспортом, по большей части бывшего гужевым. И как бы сказали в послевоенное время - имел в долевой частной собственности все городские 'такси'. Однако, поскольку автомобили только-только, совсем недавно стали появляться на улицах города, то основные городские перевозки осуществляла вечная спутница человека, труженица-лошадь. Господин Чжэн, сообразно своему социальному положению, имел хоть и не очень большой, всего в два этажа, но достаточно вместительный и необыкновенный особняк на 2-ой Восточной улице. Необыкновенность жилища Чжэна заключалась в том, что построен он был в смешанном архитектурном стиле: английской викторианской колониальной манере строительства дворцов для 'мэйджеров' с широкими арочными окнами, резными колоннами и балюстрадами, правда с добавлением китайских черепичных крыш с загнутыми концами на углах в виде ажурных завитков, лишь во второй половине XX века получившим официальное название - 'чэнцзягэн'. Не весть каким тайфуном занесён был проект этого дома с самого юго-востока Китая, из приморской провинции Фуцзянь, на расстояние почти в пять тысяч вёрст, в находящийся глубоко на материке Хайлар. Однако, похоже, что название города от китайского слова 'хай'-море, каким-то непостижимым образом притягивало сюда всякую даровитую публику, привыкшую творить в тёплом морском климате. В конце двадцатого века один именитый в прошлом хайларский полукровка - Леонид Черепанов (Го Пэй-хуан), бежавший от культурной революции в Австралию, напишет ностальгические и проникновенные стихи о 'морском' прошлом степного городка...
   ...Самую роскошную часть обеих Восточных улиц и Кулаковского переулка занимали дома местных евреев, переселившихся сюда из России на рубеже между девятнадцатым и двадцатым веком вместе с пришедшей в Хайлар железной дорогой, и по праву считавшимися старожилами города. Во время гражданской войны в России они по-тихому помогали материально генералам Унгерну и Семёнову, через порученца барона по 'особым делам' - штабс-капитана Жуча и некоторых других единоверцев, осуществляющих тайное посредничество в таких деликатных вопросах. Несмотря на публичный антисемитизм Романа Фёдоровича Унгерна фон Штернберга, к людям, снаряжавшим и обеспечивающим продовольствием его войско, 'Бог Войны' относился крайне либерально, и казалось, что его непримиримость и жестокость в отношении других евреев, попадавшихся на пути 'Сурового Вождя' был вызвана всего-навсего необходимостью держать в страхе и повиновении своих финансистов. Смотрите, мол, как я расправляюсь с вашими собратьями по крови и попробуйте только не заплатить! Естественно рисковать своим делом и, тем паче, головой не решался никто, платили исправно и вовремя, пока не сгинул удалой генерал в степях Монголии...
   ...Самым ярким впечатлением сенькиного детства остался в памяти эпизод бомбёжки советскими самолётами 9 августа 1945 года одного из районов города Хайлара, тех улиц, на которых находились казармы японского гарнизона. Отдельные бомбы падали совсем не в том месте, куда целились лётчики и поэтому рвались жилые кварталы, а пацаны, стоя посреди улицы как заворожённые, высоко задрав головы, смотрели на летящие стаи бомбардировщиков, не понимая опасности нахождения под открытым небом - они никогда в жизни не видели такой потрясающей картины. После трёх авианалётов, длившихся в течение пяти-шести утренних часов - девятого августа, японцы вечером того же дня вывели из тюрьмы, взятых в заложники местных евреев, загодя - утром 8 августа арестованных, и прямо на площади перед тюрьмой порубили их шашками в отместку за советские бомбардировки. Всего погибло сорок девять человек, в основном, с 1-ой Восточной улицы...
   Семён Васильевич никак не мог представить себе: как же так прекрасно удалось Льву Николаевичу Толстому описать своё детство и юность, да ещё с такими мелкими и тщательными подробностями? Удивительно, но его память выхватывала из детства совсем редкие кадры, как будто хотела оживить лишь то, что оставляло на всю жизнь рваные зарубки на сердце, советская бомбёжка была одним их таких событий...
   ...Тут же по соседству с домом Чжэна, в Кулаковском переулке проживал со своим семейством весьма известный в городе и его окрестностях человек. То был ветеринарный врач и одновременно зоотехник, лечивший сельскохозяйственных животных, а посему пользовавшийся необычайной популярностью среди местного населения, так как, практически в каждом хайларском дворе, в ближних деревнях и на личных заимках содержалось огромное количество скота и домашней птицы. Всю эту живность нужно было наблюдать, периодически осматривать и, если случалась какая-то напасть или, не дай Бог - падёж, то и безотлагательно лечить. Звали врача Василием Перминовым и был он по тем временам человеком образованным, окончившим Харбинский медицинский институт, однако, волею случая, ставший ветеринаром.
   Приехал однажды летом на каникулы домой в Хайлар, студент-медик Васька Перминов и не успел зайти в дом, как получил от отца задание.
  - Ты, паря, на доктора учишься? - бросил ему отец, выходя из стайки и не давая опомниться от дальней дороги, не говоря: ни 'здрасьте', ни 'до свиданья', будто вчера расстались, хоть и не видел он сына с прошлой осени. Распрямившись в полный рост, вытирая руки и потный лоб о влажную тряпку, строго глянул на отпрыска.
  - Ну, да! А чё надо-то? - моргая ресницами и приняв озабоченный вид, спросил Васька, сбрасывая с плеча походный вещмешок и замирая в ожидании вопроса.
  - Да Зорька, коровушка наша, кормилица, захворала чё-то. Ты бы глянул, - повелевающе приказал отец и пошёл как ни в чём не бывало в дом, не оборачиваясь и не видя растерянности на лице студента-третьекурсника.
  - Да я, батя, не умею коров-то лечить, - промямлил вдогонку с опаской студент и быстренько продолжил, пока широкая спина отца не скрылась в дверном проёме, - Я тока ещё учусь людей лечить, - скороговоркой выпалил он, чтоб отец успел дослушать сказанное ещё на пороге.
  Круто развернувшись, отец мгновенно насупился, скуластое забайкальское лицо приняло угрожающий вид и, вперившись своими огромными чёрными глазами в Ваську, словно желая проглотить последнего, резанул:
  - А какова ж ты хрена там в Харбине штаны протираешь? Доктор, значит, обязан Зорьку излечить! - не терпящим возражений тоном отдал последнее распоряжение отец и хлопнул дверью, закрыв её почти перед носом у повзрослевшего за годы учёбы парня и совсем отвыкшего от сурового отцовского обращения. Впрочем, отец точно также себя вёл со всеми обитателями перминовской усадьбы без исключения - обладал крутым и вздорным характером.
   Было это в конце двадцатых годов, а за прошедшее с той давней истории время Василий стал уважаемым в городе человеком, построил новый большой и уютный дом, обзавёлся семьёй и всегда был при деле из-за того, что такие важные специалисты в то время без работы не сидели. Зорьку тогда он-таки вылечил от падучей, напоив её обильно китайским спиртом-ханшином. Корова необъяснимо быстро поправилась и стала давать отборное, пахнущее монгольским разноцветьем и теплом родного дома, парное молоко. С тех пор и решил он стать ветеринаром, а не врачевателем людей...
   Через много-много лет, на стыке XX и XXI веков неожиданно встретятся в современном Хайларе и будут жадно, ненасытно разговаривать друг с другом несколько дней подряд два бывших соседа с улицы Восточной, никогда ранее не видевших друг друга, но по-свойски близких по духу, по совместным воспоминаниям, будто кровные братья. Одним из этих людей будет Вадим - сын Василия Перминова, советского разведчика-нелегала, с 1940 года служившего ветеринаром в совершенно секретном японском 'биологическом' отряде ? 100, имевшем в районе Баянхан (по-бурятски: Япанхан), что примерно в тридцати километрах от Хайлара испытательный полигон, где ставились опыты на домашних животных по применению на практике различных видов микробов, болезнетворных бактерий и вирусных микроорганизмов. Сотый отряд числился филиалом зловещего 'харбинского' отряда ?731, базировавшегося в двадцати с небольшим километрах от Харбина, в посёлке Сянфан, где активно и в спешном порядке разрабатывалось тайное бактериологическое оружие.
   Вторым собеседником станет Семён Васильевич Берсенёв (Чжэн Наньдун) - бывший начальник 2-го контрразведывательного отдела КНБ китайского автономного района Внутренняя Монголия, репрессированный в годы культурной революции, лишённый всех званий и наград в те мрачные годы, а затем получивший реабилитацию вместе с приходом к власти в КНР руководителя, равным образом испробовавшего на себе гнёт маоистских преследований, разумного китайского вождя - Дэн Сяопина. Немыслимым образом легенда о Тарбагане сведёт уже пожилых незнакомых "знакомцев" в отчем, поистине любезном для сердец обоих уважаемых людей, городе... Но всё это произойдёт значительно позже.
  
  
   Глава XIV.
  
   ...Кто хоть раз видел как цветёт забайкальский багульник, тот может с полной уверенностью сказать, что был свидетелем одного из чудес света. В одночасье покрываются хребты словно ещё не остывшим от огня угольным жаром, но только особой - ласкающей взгляд, пурпурной расцветки. И, сквозь ещё редкую после бесконечной зимы, и не успевшую вновь налиться сочной зеленью хвою дородных лиственниц и мачтовых, отточенно-фигуристых сосен, через едва распустившиеся бледно-нефритовые листочки берёз и осин, настойчиво пробивается изумительное марево пунцовых, наполненных молодой, а оттого мощной и безрассудной, силой жизни цветов багульника. Как человек, опутанный чарами бьющегося в костре пламени, готов часами смотреть на огонь, ровно так же пышущий жар цветения забайкальского кустарника заколдовывает взор и, проезжающий мимо, далёкий странник невольно увлечётся и влюбится навсегда и безудержно в эту дивную картину, щедро разрисованную и роскошным подарком отданную людям природой...
   Предгорья Хингана плотным ковром устланы багульником и от того кажется, что лес объят густым пожаром, но дыма нет и воздух так чист и светел, что хруст сломанной ветки слышен за сотни метров, а свирелевые напевы жаворонка, коренного обитателя здешних мест, льются с такой быстротой, что разбиваются лишь о стволы крепких деревьев, стремительно пронзая насквозь открытые пространства. Это - мираж, но соблазнительный и манящий, кто когда-то сюда приехал однажды, не сможет сюда же не вернуться опять...
   Трёхреченская и баргинская степи подбираются к Хингану сначала плавными и изящными по графическому исполнению, мягко выпуклыми и совершенно плешивыми сопками, затем медленно переходящими в горный массив, но уже обильно усеянный лесом, ближе к вершине хребта постепенно перерастающим в глухие таёжные заросли. Из сумрачных глубин этой непролазной чащи, с обожжённых заревом багульника высот Большого Хингана, незаметно огибая отлогие и ветвистые предгорья, сквозь мшистые завалы векового валежника прорываются к раздольной степи множество рек и ручейков, чтобы потом, уже в Барге, броситься в цепкие объятья полноводной Аргуни. Здесь же, прижимаясь к невысоким сопочкам, опушённым редколесьем белобоких с разрежёнными смоляными штрихами берёз, играючи скачет по камням и увалам тоненький родничок Аршана - минерального источника, несущего ледяные и фыркающие газом сероводорода струи вод буддистского подземного царства Агарты. Там в этом царстве монотонно гудит кипящий котёл, выталкивая наружу неистощимые холодные слёзы грешников, оставивших о себе на Земле не очень добрую славу...
   В этих приветливо-былинных местах разместили японцы в середине тридцатых годов двадцатого века курорт, спрятав его от посторонних глаз в берёзовой роще прямо у истока Аршана, подобрав с особой заботой и тщательностью место отдыха для офицеров и служащих ЯВМ (японской военной миссии), расквартированных в хайларском гарнизоне. По-японски строго, бережливо и грациозно отстроив жилые помещения и лечебные корпуса, из благоухающей свежестью даурской лиственницы, новые хозяева маньчжурской империи создали в Аршане подлинно приютный и бесшумный уголок, где в излучинах лесной тиши легко и свободно думалось о непреложных ценностях дзен-буддизма...
   ...Сюда в самом начале лета 1944 года, в разгар бушующего цветения багульника прибыл из Харбина молодой офицер ЯВМ с китайской фамилией Фан Цзе. Он, загодя зная о том, что начальник хайларского гарнизона генерал-майор Номура Такиэ находится на отдыхе в Аршане, сойдя с поезда на станции Якэши и пересев в легковой джип 'Мицубиси', встречавший его на вокзале, напрямик проехал на курорт. Офицеру едва исполнилось двадцать лет, но складный и внешне броский, высокорослый метис приковывал внимание не одной азиатской красавицы, расплавленной его обворожительным взором и сладкоголосыми речами. Обольщать и очаровывать женщин было неотъемлемой частью его работы, говоря цинично - производственной надобностью, но он к тому же и сам был не прочь раствориться в поисках приключений, да и в местах весьма далёких от непосредственных интересов, связанных с его основной деятельностью - миссией профессионального разведчика. Нередко, прикрываясь вымышленными делами, он, бросив жене пару коротких фраз о необходимости важной встречи и не обращая внимания на её саркастическую усмешку, исчезал на всю ночь, пропадая в объятьях очередной любовницы из богатой японской или китайской семьи. Ему нравились женщины старше его по возрасту - они были умнее, опытнее и на порядок страстнее, чем его ровесницы, к которым молодой офицер почти не проявлял никакого интереса: зачем растрачивать себя по пустякам, не получая при этом ни душевного, ни телесного, ни связанного с карьерным ростом насыщения. То, что зрелые и похотливые пассии несознательно снабжали его в перерывах между любовными утехами совершенно секретной информацией, полученной от престарелых или вечно занятых работой мужей - генералов, полковников и крупных государственно-политических деятелей империи, он воспринимал со своеобразным и должным чувством благодарности женщинам, помогавшим делать головокружительную карьеру красавцу-офицеру - он их всех любил или искренне верил в то, что отдавал частицу себя любой из тех, с кем имел интимную связь. Каждая женщина, почти наверняка зная, что она у него не одна, всё же робко надеялась на верность чувств и непритворность отношения к себе - единственно достойной его обожания, сердечной любви, ненасытной страсти...
   От Якэшей до Аршана было несколько десятков километров пути и Фан Цзе, удобно расположившись на заднем сиденье джипа, застыл в лёгкой полудрёме...
   Когда это всё началось? Когда он выбрал именно эту дорогу? Наверное, завязка произошла ещё тогда, когда он остался без родителей, убитых красными в Трёхречье, а может и нет - сейчас трудно сказать. От мамы осталось лишь одно воспоминание: возвышенное и пронзительное, как мамино сопрано, которым она когда-то сводила с ума своих поклонников. В тот солнечный ноябрьский день 1929 года они вместе с отцом уходили из дома. Мать, чуть задержавшись в дверях, вполоборота обернулась, изящно поднесла кончики пальцев к своим бархатным губкам, сделала воздушный поцелуй и нежно пропела: 'Сына, мама любит тебя!'. Теперь эта фраза медным ламаистским колокольчиком звенит в его голове, стучится в виски в те редкие минуты настоящего, подлинного блаженства, когда он перебирает в памяти своё детство...
   Отца он не помнит совсем. Нянька говорила, что папа был галантен и воспитан, умён и доброжелателен, как подобает истинному ламаистскому священнику, и по её словам, вообще, выглядел идеальным мужчиной. Но как верить няньке? Глупая и необразованная 'деревенщина'! Да, она по-доброму заменила ему мать и её теплая, нежная грудь, к которой он часто прижимался перед сном, всё время стояла перед глазами и периодически всплывала яркой картинкой в самые неожиданные моменты. Она пахла чем-то таким далёким-далёким, родным, вкусным и сладким, что захватывало дух, сбивало с толку, заставляло думать не о том, что соответствовало данной ситуации, а о сиюминутных желаниях и страстях, вспоминать ласки последней любовницы, с которой расстался только вчера: ах, до чего же она хороша! Нет, надо гнать эту мысль... скорее гнать...так, о чём я?
   Ах-да, нянька говорила... Интересно устроен человек! Ещё вчера утром я готов был расстаться навсегда с этой...как её назвать? Потаскуха, блудница? Нет, зачем же я так! Не потаскуха она, любящая меня и ненавидящая свою 'калошу' - старика Лопатина, женщина. Сегодня я уже опять безумно хочу её... Чёртова работа! Бросить всё и в Харбин? Стоп! Не до этого мне сейчас. Хотя она, стерва, манит, вижу наяву её слегка влажные губы, ноги, грудь... Нет, ещё раз - стоп! Неужто так устроен мир - кто-то может любить открыто и честно, а кому-то на всю жизнь уготована участь тайных и редких встреч? Я ведь уже давно не люблю жену..., а любил ли я её вообще? Мне, кажется, что нет. После того, как отец...тот, другой отец - приёмный, Родзаевский свёл меня с моей будущей женой, я переспал с ней точно также, как и с десятком других. Сначала показалось, что влюблён, а потом... Потом началась серая жизнь и продолжалась до моего отъезда в Дунцзин (Токио) на годичную учёбу. Вот там я вволю насладился японскими красавицами-женщинами! Ромка Батомункуев - мой дружок и однокашник по Харбинскому юридическому факультету, сейчас он в отряде "Асано", в разведке. Ещё там в Токио, Ромка, не такой злостный бабник, время от времени приговаривал: 'Борька!'... Ну, или в зависимости от того, какое из моих имён первым ему в голову взбредёт: 'Бато! Ты плохо кончишь! Либо сифилисом, либо загубленной карьерой, либо, на худой конец - 'зелёной шапкой', которую, в конце концов, наденет на тебя твоя благоверная жёнушка-китаянка, устав смотреть на все твои выкрутасы'. Завидует Ромка, дурачок! Как раз через них-то я и сделал себе карьеру и делаю сейчас, ну, и если честно себе сказать, то и отец, конечно, помог на начальном этапе... Надо будет потом почитать у классиков: чем обычно заканчиваются такие истории с адюльтером?
   Когда же всё-таки случилось так, что мне стали ненавистны все?
  Отец..., приёмный отец..., мать, какая только? Неродная, конечно, неродная...Жена, японцы-гады, все эти русские белоэмигранты-сволочи, вся эта жирная и мерзкая толпа купцов, промышленников, императорской свиты...Ненавижу их всех! Но первого, пожалуй, отца...Он, вообще, для меня был чужим, всегда был чужим, хотя, наверное, он меня любит. Помню только его постоянные наставления и упрёки: это не так сделал, то не так, туда не ходи, сюда гляди, читай больше, меньше играй. А мне всегда хотелось быть независимым, отец же подавлял во мне всё. Он, безусловно, силён, я до сих пор его побаиваюсь, хотя и женат давно и имею свою семью. Иногда просто не хочется с ним встречаться, он обижается, что редко видимся. А я не хочу, не знаю почему, но не хочу... Дядя Миша Матковский, соратник отца тоже недолюбливает его, вижу со стороны, но явно не могу объяснить: что-то есть такое в нём отталкивающее, не искреннее, не могу понять что? Ко мне также относится: вроде бы всё время внимателен и заботлив, всегда участливо спросит о делах, не просто, чтобы бросить фразу, а подробно расспросит, но почему-то чувствую какую-то фальшь, какое-то наигранное отношение... Как они мне все надоели!
   ...Ух, ты! Ай-я-а-а... Какая красотища за окном! Багульник, багульник цветёт! Диво...Надо же какая прелесть! Как-то незаметно подъехали к Хингану, не обратил внимание...Ах, как сердечко запрыгало, а...
  - Эй, водитель, стой! Тормози. Я выйду на минуту.
  - Хорошо, Ваше превосходительство! - сказал шофёр, свернув на обочину и остановившись.
  Дорога, легко скатившись с небольшой сопки в долину и резко повернув влево, натянутой тетивой монгольского кривого лука выпрямилась строго перпендикулярно хребту и перед глазами предстало расцвеченное рдяным огнём волнующее, притягивающее как магнитом взор панорамное полотно могучего и древнего хребта. Редкие перистые облачка призрачными сединками подмазали пологие вершины, окаймив их по кругу молочно-матовым раствором чистых и неподражаемых небесных красок.
   Выйдя из машины, распрямившись в рост, тряхнув по очереди обеими ногами и слегка оправив китель, Борис вперился взглядом в огонь цветов и неподвижно замер, медленно обводя глазами сверху вниз и слева направо божественное зрелище. Через пару минут, словно очнувшись от колдующих чар прекрасной незнакомки, встрепенулся и стал садиться в машину.
  - Поехали, - коротко приказал он и вновь погрузился в воспоминания. До Аршана оставалось ещё около двух часов езды.
   ...Может это началось тогда, когда к нам прибился этот старый даосский монах-отшельник Фан Цзе, которому отец разрешил поселиться у нас в людской и у которого я сутками пропадал первое время. Когда это было? Да... мне тогда исполнилось двенадцать лет, хорошо помню первую встречу с ним. Я прибежал со школы, а во дворе нашего дома прямо перед отцом, скрестив руки на груди, полусогнувшись в поклоне и в такой позе застыв на месте, стоит какой-то китаец в грязном сизом халате, видимо, когда-то давно имевшем чёрный цвет, но со временем обветшавшем и превратившимся в кусок грязной тряпки. И эта отвратительная вонь, исходившая от его немытого долгое время тела...Помню тогда с любопытством стал разглядывать его, зажимая нос пальцами и одновременно переходя на подветренную сторону, чтобы избежать бьющего потоком ветра в лицо стойкого и тяжёлого запаха, вскользь увидел суровый, осуждающий взгляд отца и тут же отбросил руку за спину, как будто что-то украл и спрятал за собой, испугавшись быть увиденным посторонними...
   Фан Цзе остался у нас жить, сначала отец разрешил ему поселиться в людской, а затем выделил одну из комнат во флигеле, куда я часто прибегал, чтобы послушать удивительные и интересные рассказы старого китайца о жизни. Потом мы стали заниматься с ним 'ушу' и основами даосской философии, отец хотел этого, у меня эти образовательные порывы отца не вызвали встречного желания и радости. Заниматься боевым искусством 'ушу' ещё как-то стоило, это поднимало авторитет среди окрестных пацанов, а вот нудные и непонятные размышления о душах, о 'ян' и 'инь', о 'дао', об Учителе - Лао Цзы всё время сбивали меня с толку, засоряли мою голову разной мистической чепухой, так мне тогда казалось.
   Монах был изгнан из затерянного в горах местечка Уишань провинции Фуцзянь даосского монастыря, что на юго-востоке Китая. За какие прегрешения его выгнали из пристанища черноризцев я так и не узнал до самой его смерти в 1942 году, он никогда не говорил об отлучении и предшествовавших этому событию фактах. Мог вести беседы о чём угодно, но только не об этом. Был он не очень грамотным, хотя читать и писать умел, но жизненный опыт имел богатый, к нам прибился в 1936 году, а до этого ещё восемь лет скитался по Поднебесной в поисках убежища.
   Отец приютил его. Дал ему кров и постель, какую-никакую работу по дому и возможность нормально питаться, а не время от времени, как это случалось раньше, до прихода в наш дом. Поэтому он с удовольствием воспринял папино великодушие и с воодушевлением принялся за моё обучение. По мере моего взросления и увеличения широты домашних и школьных знаний я начал понимать, что на самом деле мой монах знает совсем-совсем мало, пересказывая раз за разом одни и те же истории, но с разными героями и небольшими изменениями их характеров и судеб. Однако моя детская привязанность к старику, заменившему на каком этапе и отца, и мать вместе взятых, не позволяла относиться к нему с непочтением. Я боготворил Фан Цзе, верил ему, мне казалось, что только он один искренен и нежен со мной из всех обитателей нашего жилища. Поэтому после его смерти я официально взял его имя для себя. Мне кажется, что он натолкнул меня на мысль начать тайно сотрудничать с коммунистами...
   Я вспоминаю тот тёплый красно-кирпичный 'кан' в его комнате, тихий, картавый и плавно льющийся голос с примесью фуцзяньского, 'миньбэйского' диалекта: 'Ты станешь воином, Бату!'... Вдруг откуда-то прорисовывается нянька и её мягкая, тёплая, полная будоражащими сознание запахами женская грудь...Она медленно и обстоятельно рассказывает легенду моих предков - легенду о Тарбагане... Я тону в её словах...Калейдоскопом проходят сквозь полудрёму и меняют друг друга картинки из детства, проносится где-то вдали мамино близкое-близкое, а потом почему-то такое далёкое: 'Сына! Я люблю тебя!'... Я пытаюсь схватить его, поймать этот короткий миг счастья и постепенно погружаюсь в сон...
  
  
   Глава XV
  
   Джип, подъехав к крыльцу главного корпуса санатория, остановился. Японский солдат, стоявший у дверей, быстро подбежал к машине и открыл заднюю дверь, давая возможность выйти из неё путнику. Фан Цзе мягко ступил на землю и сразу же направился ко входу, бросив по-японски в сторону солдата-швейцара: 'Там у чемодана немного оторвалась ручка, пожалуйста, поаккуратней! И, пожалуйста, найдите мастера, чтобы починить её'.
  На крыльцо выскочил дежурный офицер, бодро отдал честь, представился и тут же произнёс: 'Господин поручик! Генерал ждёт Вас у себя в кабинете через час. А пока швейцар проводит Вас в номер и покажет всё что нужно. Размещайтесь и отдыхайте. Номер для Вас подготовлен, адъютант генерала прибудет за Вами ровно через час!' - как молотком по металлической крыше отстучал фразы встречающий офицер.
  - Хорошо, спасибо! - буркнул себе под нос Фан Цзе и обходя дежурного, вошёл в помещение санатория.
  - Разрешите войти, Ваше Превосходительство! - предварительно постучав и отворив входную дверь, проговорил адьютант генерала Такиэ и, ступив один шаг в гостиную, выпалил: - Поручик Фан Цзе ждёт у дверей номера.
  - Да, пусть войдёт, - сразу приосанившись и приняв гостеприимный вид, растянув рот в чуть заметной улыбке, промолвил генерал. Он сидел рядом с маленьким чайным столиком в глубоком кожаном кресле, так что голова едва возвышалась над спинкой.
  Фан Цзе зашёл, вытянулся в струнку и отрапортовал: 'Господин генерал! Поручик Фан Цзе прибыл в Ваше распоряжение'.
  - Проходите, поручик, - ответил Такиэ, тяжело поднявшись и направляясь навстречу гостю. Они поздоровались за руки, по-японски слегка поклонившись друг другу и переплетя в пожатии четыре руки, и генерал кивком головы указал офицеру на кресло, стоящее напротив своего, приглашая прибывшего сесть.
  - Как добрались? - спросил генерал, проваливаясь всем телом в своё любимое сиденье.
  - Отлично, спасибо! - чётко парировал Фан Цзе, также усаживаясь в мягкое, пухлое кресло. 'Что может быть прекрасней родных мест? Правда, я плохо помню их, но детские воспоминания расшевелили сердце - особенно очаровал цветущий багульник. Это чудо какое-то!' - добавил он.
  - Да, в это время здесь изумительная красота, природа играет на струнах человеческой инь* словно наложница на сэ**, аккомпанируя предвечному пению Нефритового императора, - сладко изрёк генерал, жеманно закатив вверх глаза, как будто вспомнив далёкое полузабытое отрочество в родительском доме. Затем снова оживился, моргнув ресницами словно отгоняя лирические реминисценции, и невозмутимо продолжил: 'Хорошо, давайте перейдём к делу, поручик!'...
   Номура Такиэ был из богатого японского рода, естественно, как и большинство последовательных японцев веровал в традиционную религию своей страны - дзен-буддизм, однако, долгие годы воинских скитаний, а большую часть доблестной боевой биографии он провёл в Китае, одарили обилием разносторонних знаний о жизни, быте и обычаях покорённого народа. Поэтому он в совершенстве владел китайским языком и изрядно разбирался в тонкостях китайских традиционных верований. В эти секунды он вдруг ярко представил одну из легенд о Нефритовом (Яшмовом) небесном императоре (Юйхуан Дади) - высшем божестве даосской религии, неожиданно увидел будто на яву, как в глубокой древности один из китайских правителей и его супруга молятся о даровании им наследника. После долгих и бесплодных молитв жена дивным образом увидела во сне Лао-цзы - основоположника даосизма, сидящего с младенцем в руках верхом на огненно-золотом драконе. Вскоре она разрешилась долгожданным сыном, который с юных лет проявлял сострадательность к бедным, был великодушен и добродетелен к людям. Став через несколько лет императором, он спустя считанные годы, уступил престол одному из своих министров, а сам начал вести уединённый образ жизни, лечил травами больных и словом убогих, раздумывая о путях к бессмертию. Таким образом, этот юноша стал одним из самых значимых верховных существ даосского пантеона - Нефритовым императором, стоящим во главе рая и ада.
  По значению и известности Лао-цзы, пожалуй, второй после Конфуция великий философ Китая. В 'Исторических записках' Сыма Цяня (II век до нашей эры) он считается жителем Чу - одного из воюющих между собой княжеств эпохи 'Сражающихся царств' (771-221гг. до нашей эры). Настоящее его имя - Ли Эр, прозвище - Дань. Сыма Цянь пишет, что служил он архивариусом при чжоусском дворе и тогда же встречался с Кун-цзы (Конфуцием). Суть всего учения Лао-цзы изложена в небольшом трактате 'Книга пути и добродетели' ('Даодэцзин'). Стержневой субстанцией даосизма является 'дао' - путь, который понимается как всеобщий закон природы, как первооснова всей жизни на Земле, источник всех явлений материального и духовного существования. 'Дао' включает в себя обобщённое представление о законах развития мира и всё, что есть на Земле произрастает из 'дао', чтобы потом, совершив кругооборот вновь в него вернуться. 'Дао' не только первопричина, но и конечная цель - завершение бытия. Прочувствовать 'дао' невозможно, нельзя услышать, увидеть, ощутить, понять его. Никто не создал 'дао', но всё зародилось от него и к нему же возвращается. Однако всё, что происходит от 'дао' проявляется через 'дэ' - добродетель, поэтому, если 'дао' - всеобщая сущность мира, то 'дэ' - её обнаружение в реальности. Задача человека - всё-таки познать 'дао', встав на путь 'природности', 'гармонии мира' - слиянии человека с природой. Социальная несправедливость рассматривается даосами как как нарушение гармонии, поэтому отшельничество, принятое у даосов за норму - есть самобытный протест против этой несправедливости. Схимники-даосы во все времена уединялись на лоне природы и старались слиться с ней для достижения 'гармонии мира'...
  - Я пригласил Вас сюда для выполнения одного крайне ответственного задания. Вы, вероятно, осведомлены о том, что императором... я имею ввиду императора Японии, а не Пу И, - оговорился Такиэ, 'нн'-ыкнув по восточно-азиатскому обыкновению при упоминании маньчжурского ставленника японцев.
  - Так вот, императором Японии совместно с Генеральным штабом нашей армии и штабом Квантунской группировки принято решение о масштабной подготовке к отражению нападения русских на Маньчжу- Диго и Японию. Откуда у нас создалось такое мнение, что русские обязательно нападут на нас? Давайте я подробно введу Вас в обстоятельства дела, изложив свои аргументы - стремительно отвечая на заданный самим собою вопрос, проговорил генерал, не позволив вставить ни одного звука замершему в кресле Фан Цзе...
  - Общая военно-политическая обстановка такова: как Вы знаете, Фан Цзе, Красная Армия практически вышла к границам СССР и теперь осталось лишь несколько месяцев, чтобы покончить с Гитлером. Какие дальнейшие планы у Советов, как Вы думаете, поручик?
  Фан Цзе до этого внимательно слушавший генерала, невольно подался назад как будто мощный поток воздуха попытался сбить с ног странника, идущего по голой степи - вопрос Такиэ застал его врасплох, он пока не готов был ответить, настраивался внимать и наряду с этим старательно наблюдал за мимикой коменданта гарнизона, пытаясь понять: что же представлял из себя генерал? Однако, буквально, через доли секунды опомнился и ляпнул невпопад: 'Думаю, что дальше они ввяжутся в войну с союзниками', и вновь принял уравновешенный облик.
  - Да, Вы что, поручик! - выкрикивая и скривив губы в саркастической ухмылке, выдал Такиэ, - это же самоубийство. Во-первых, Сталин за три года войны с германцами понёс слишком много потерь - ему не потянуть второй полнокровной битвы, а во-вторых, не зря же они в сорок третьем году собирались в Тегеране, я имею ввиду Сталина, Черчилля и Рузвельта. Они ж там не сказку 'Тысяча и одна ночь' выносили на обсуждение, поехав в такое опасное путешествие. По данным нашей разведки эта троица обсуждала дальнейшие планы ведения войны, в том числе, боевые действия против нас (генерал ошибается, решение о совместных действиях против Японии было принято главами государств антигитлеровской коалиции на Ялтинской конференции в 1945 году - авт.).
  - Фан Цзе, Вы умеете играть в китайские шахматы 'сянци'? - вкрадчиво задал вопрос Такиэ.
  - Да, конечно, - мгновенно соврал метис, хотя не очень хорошо знал правила 'сянци' и сам ни разу не играл, но видел как играют другие. Затем враз пришёл в норму и поправился: 'Чуть-чуть, совсем плохо!'.
  'Что-то я сегодня какой-то рассеянный, не готов к серьёзному разговору, наверное, не отошёл ещё от утренних впечатлений. Надо немедленно сосредоточиться и не отвлекаться на посторонние раздумья', - подумал про себя офицер.
  Генерал, как показалось, не обратил внимание на ответ Фан Цзе и продолжил:
  - Так вот в 'сянци', а они, кстати, отличаются от индийских (международных - авт.) шахмат не только названием, формой и количеством фигур, но и стратегией игры, есть такая фигура как 'генерал-полководец', соответствующий индийскому 'ферзю' и защищённый двумя 'телохранителями'. Простор для деятельности полководца на поле брани - поле 'сянци' достаточно широк, однако, тактически ограничен наличием боевых единиц - их в китайских шахматах гораздо меньше, чем в индийских, ну, всего лишь пять солдат, слон, колесница и пушка. Попробуйте такими силами развернуть полномасштабные и эффективные боевые действия, а, Фан Цзе! - как бы вскольз обращаясь к своему визитёру, осведомился генерал.
  Поручик попытался ответить, слегка приоткрыв рот, но генерал не дал ему такой возможности.
  - Китайцы придумали эту игру давно, её современный вариант был создан во времена династии Северная Сун (960-1127 гг.) и с тех пор ни стратегия, ни тактика игры не поменялась. Я к чему об этом Вам рассказываю, Фан Цзе? Стратегия такова, что заманив доверчивого противника в сети и дав ему поиграть на своём поле, полководец неожиданно наносит сокрушающий удар в спину, мобилизовав весь оставшийся потенциал на разгром врага. Не знаю, умеет ли Сталин играть в 'сянци', но действует он в настоящий момент именно так. Поэтому нам, как людям, знающим правила этой игры, надо быть готовыми к ударам Советов, а то, что они будут непременно нанесены убеждены и мой император, и Генштаб, и я лично. Я воевал с русскими семь лет назад на Халхин-Голе. Они отважные воины, немного безрассудные, хвастливые и не жалеющие своих бойцов, но стойкости им не занимать, когда дело касается последнего рубежа или защиты своих идеалов. Интересно, что маршал Жуков, который теперь у них командует фронтами, на Халхин-Голе был моим прямым противником. Тогда Жуков, надо признаться, здорово потрепал нас, правда, потеряв при этом огромное количество воинов, но кто их считает во время войны? Может только американцы? Те не сунутся безрассудно, как русские, в мясорубку, пока не просчитают все предполагаемые плюсы и минусы от операции.
  - Наша беда в том... сейчас я Вам, поручик, выдам страшную тайну, правда, о которой знают все наши высшие военначальники: Япония слишком распылила свои силы, ведя бои на нескольких направлениях, начиная от Бирмы, островов Микронезии и заканчивая Китаем. Хотя в Китае мы и ведём боевые операции ни шатко, ни валко, но вынуждены держать огромные силы, сковывающие наши действия на других фронтах. Чан Кай-ши не особенно старается воевать с нами, Мао Цзе-дун сидит себе в горах. Мы с ним, вообще, дружим, - насмешливо проронил Такиэ.
  - Он связан с нами негласными обязательствами: мы его не трогаем, не ведём боевых действий против горстки его оставшейся армии, более того, позволяем ему не только торговать всем, чем ни попадя, включая наркотики, дабы содержать войско, но и разрешаем выходить малыми силами за пределы советской зоны в Яньнани, конечно же, не с целью воткнуть нам меч сзади. Поэтому с его стороны ожидать чего-то серьёзного пока не представляется возможным...
  - Ну, а теперь непосредственно приступим к Вашему заданию, Фан Цзе...
  
  * инь - тёмная (женская) половина двуграммы в даосской 'инь-ян'
  ** сэ - китайская лютня - двадцатипятиструнный щипковый инструмент
  
  
  
   Глава XVI
  
   Генерал встал, прошагал в соседнюю комнату, через пару минут вернулся опять, держа в руке карту. Подошёл к чайному столику, разворачивая её на ходу, и спросил:
  - Поручик, хотите чаю?
  Фан Цзе охотно ответил: 'Да, пожалуй, можно'.
  Такиэ взял со стола маленький колокольчик с полым основанием в форме китайского буддийского божества-ботисатвы Гуаньинь, сидящей на лотосе, и, усаживаясь в кресло, позвонил.
  В дверях появился адьютант и молча замер у входа, ожидая указаний.
  - Принесите, пожалуйста, чай и чайные принадлежности. Воду принесите из источника, хочу угостить поручика чаем, вода которого взята из 'Аршана',- щурясь и переводя взгляд в сторону Фан Цзе, приказал генерал.
  - Знаете, поручик, как в Японии и Китае классифицируют воду для чая? - и не дожидаясь ответа, продолжил:
  - Как известно в мою страну чай попал из древнего Китая и, соответственно, 'Трактат о чае' китайского поэта Лу Юй у нас также пользуется широкой известностью. Так вот Лу Юй пишет, что вода для чая делится на три группы: вода из горного источника - самая лучшая, она чиста и свежа, содержит малое количество примесей и обладает замечательными вкусовыми качествами. Вода речная находится посредине и самая худшая - это вода из колодца. Так говорит древнекитайский поэт, но наверняка в его время не было глубоких колодцев и современных артезианских скважин, в которых вода ничуть не хуже и, возможно, даже лучше горной, а уж воду из минеральных источников вряд ли китайцы пробовали использовать для приготовления чая, поэтому, вероятно, Лу Юй и не описал её характеристики. Сейчас Вы сами, поручик, оцените вкусовые свойства этого чая. По крайней мере, я их уже оценил - чай на воде из 'аршана' - несравненный напиток! Он мягок и сладостен, несмотря на наличие в воде минеральных солей. Вода из-за содержания в ней солей абсолютно нежёсткая и потому настой приобретает свойственные только для такой воды качества.
  - Ваше Превосходительство, а где Вы берёте чай? - наконец-то Фан Цзе удалось вставить вопрос, разрядив речь словоохотливого генерала.
  - О-о! - вновь закатив глаза кверху, как истинный гурман и профессиональный ценитель чая, вымолвил Такиэ.
  - В основном дарят друзья, но чаще снабжает наша компания "Хаяси канэ", её филиал находится здесь, в Хайларе. Невзирая на войну, господин поручик, торговля с Китаем идёт бойко, компания доставляет на рынок самые лучшие сорта чая, в том числе и из южных провинций Китая, что находятся в ведении Чан Кай-ши. Сейчас Вы отведаете чай 'Тегуаньинь' ('Железная Гуаньинь') из весеннего урожая китайской юго-восточной провинции Фуцзянь, а затем, мы попробуем чжэцзянский 'Лунцзинь' ('Колодец Дракона'), также последнего весеннего урожая нынешнего года. Так что всё нормально у нас, поручик, со снабжением. Но... всё-таки, давайте перейдём к Вашему заданию, - круто переводя тему разговора в иное русло и не оставляющим возражений тоном, произнёс Такиэ, вмиг приняв ригористичный начальственный вид.
  - Хорошо, конечно, давайте, - сразу подобрался Фан Цзе.
  Генерал вдруг начал говорить чеканным голосом, словно приступил к чтению пламенной речи на параде перед строем солдат:
  - Я специально выбрал Вас, Фан Цзе, из нескольких претендентов, предварительно посоветовавшись с генералом Янагита Гендзоо - начальником 'Токуму кикан' ('Особый орган' или в русском варианте - Японская военная миссия - авт.). Он отрекомендовал Вас с положительной стороны, сказал, что Вы способный и толковый разведчик.
  - Благодарю, господин генерал, за лестный отзыв, - резво пробил (?) речь Такиэ метис.
  - Вы прекрасно владеете русским, китайским и японским языками...
  - Да, Ваше Превосходительство, русский и... монгольский, точнее - бурятский языки - мои родные языки, выученные с детства - мама, папа говорили на них. Затем в школе и в быту я изучил китайский и японский, китайский с первого класса, хотя, наверное, ещё раньше - соседи-дети были из интернациональных семей: китайских, русских, монголо-бурятских, смешанных. Японский язык начал учить также в школе с семи лет, как иностранный и особенно активно после 1932 года, ну, Вы знаете: о чём я говорю - после создания в Маньчжурии нового государства - Маньчжу-Го.
  - Это хорошо, поручик. Ваша задача будет заключаться в следующем: как я уже прежде сказал мой император считает нападение на нас русских неизбежным. Однако, нам необходимо, по-возможности, недопустить такого поворота событий или максимально оттянуть начало военных действий со стороны русских. Как этого достичь? Вам, вероятно, известно, что мы ещё до начала войны начали вести интенсивные разработки по созданию высокоэффективного оружия массового действия, которое способно нанести врагу невосполнимые потери в огромных количествах, поражая и уничтожая целые армии противника - это так называемое биологическое, болезнетворное или как теперь принято говорить - бактериологическое оружие. С 1940 года в Хайларе создан совершенно секретный объект - отряд 100, в котором нашими учёными и врачами проводятся исследования воздействия микроорганизмов и патогенных бактерий на живые существа. В тридцати километрах от Хайлара в местечке Баянхан основан также и испытательный полигон этого вида оруж...
  В этот момент в дверь постучали и, не спрашивая разрешения, в номер вошёл адьютант генерала, неся в одной руке термос с горячей водой, а в другой - поднос с чашечками и чайным листом в бумажном пакете. Генерал раздражённо хмыкнул и умолк, а Фан Цзе невольно поёжился от слов Такиэ, как будто случайно увидел откуда-то свалившуюся и ползающую по ладони мерзкую гусеницу, от которой трудно было избавиться, сбросив на землю, а она, тем временем, крепко цепляясь за жизнь, проворно карабкалась вверх по кисти руки, норовясь незаметно залезть под рукав рубашки и спрятаться там.
  Адьютант молча подошёл к столику, аккуратно поставил чайные принадлежности и не говоря ни слова вышел. Было видно, что установленный порядок поведения он изучил досконально, повторял его каждый день, а то и по нескольку раз в день и, конечно же, отрепетировал всякое действие за многие годы совместной службы с генералом.
  - Ну, продолжим, - Такиэ взял термос и медленно начал наливать кипяток в большую чашку с крупным чайным листом, предварительно ошпарив листья 'первой' водой и сразу же слив её в стоящее рядом ведёрко, проделав всю процедуру согласно чайной церемонии - 'гунфача', по правилам которой сначала необходимо как бы омыть чайные листья, а затем уж заливать свежую воду для заварки чая.
  - Значит, в Баянхане нами также создан испытательный полигон 'продукции' 100-го отряда, предназначенный именно для проведения опытов по воздействию этого оружия на биологические виды, в том числе, там мы проверяем и влияние микробов на человеческий организм. На полигоне вырыты окопы, установлены доты и дзоты, есть и учебные танки. Наши учёные проводят испытания по воздействию бактерий, вирусов, рикетсий (бактерии, вызывающие сыпной тиф, пятнистую лихорадку и т.д. - авт.), токсических продуктов, используют как живых переносчиков заболеваний - грызунов, насекомых, крупный рогатый скот, так и производят суспензии, порошки для снаряжения ими боеприпасов. Да, Женевским протоколом 1925 года такие испытания запрещены, но мы находимся в состоянии войны, каждая воюющая страна на этой войне занимается подобными секретными разработками, старается создать оружие массового уничтожения врага. Нам хорошо известно из многочисленных разведданных о работах в этом направлении всех наших противников. И мы не можем молча взирать на потуги наших врагов, объединившихся в союзнический альянс, в конце концов, направленный и против нас. Разговоры о человеколюбии, всепрощении и прочей белиберде важны для молоденьких слезливых гейш, падающих в обморок при виде миловидного паучка. На войне другие законы и, надеюсь, поручик, Вы меня правильно понимаете...
  Фан Цзе вновь почувствовал себя неприютно и гадко, будто рукой прикоснулся к чему-то грязному, заразному... Захотелось срочно помыть руки и как бы избавиться, смыть эти слова генерала - слишком жуткой вырисовывалась ему картина. 'Надо бы срочно сообщить эту информацию Кан Шэну (начальник разведки и контрразведки в армии Мао Цзе-дуна - авт.), а через него и советской разведке, но каким образом? Надо подумать...' - мелькнула визгливым окриком мысль в голове разведчика.
  - Вашей основной задачей, поручик, будет работа по информированию русских о наших разработках! - словно читая раздумья Фан Цзе, вымолвил генерал. Фан Цзе сам того не желая вздрогнул и побледнел. Такиэ обратил внимание на его поведение, поджал губы, кхыкнул и вновь заговорил, не давая офицеру очнуться:
  - То есть, Вы должны будете подобрать надёжных людей, естественно, без их ведома, я имею ввиду таких информаторов, которым русские обязательно поверят, поверят в то, что по решению императора японская армия обязательно применит бактериологическое оружие в случае нападения советских войск на Маньчжу-Диго...
  - Вы являетесь одним из звеньев общей цепи в этой операции, которая носит кодовое название 'Сянци', чувствуете, поручик, с чего мы начали разговор? - генерал расплылся в широкой улыбке.
  - По другим каналам такая, нужная нам информация тоже будет доведена до потребителя, но это уже не наша с Вами забота. Но на Ваш участок работы возлагается особая миссия, поручик, так как, Вы должны будете передать информацию как бы из первых рук, из непосредственного места производства этого оружия - из Хайлара и Баянхана...
  - Для начала моим приказом Вы завтра же будете прикомандированы к хайларскому филиалу отряда ?100. Вам утвердительно сказать, что даже начальник отряда генерал Вакамацу и руководитель филиала полковник Мэуро не посвящёны в детали операции. Они оба и строго ограниченный круг людей, будут осуществлять Ваше оперативное прикрытие "в тёмную", то есть, им объявлено о том, что Вы прибудете на объект для проведения контрразведывательных мероприятий по выявлению шпионов и диверсантов на секретном полигоне. Учитывая Вашу лёгкую 'растворимость' в языковой и национальной среде, Вы без труда должны будете войти в доверие к работающим на объекте людям. О служащих и работниках 100-го отряда Вас подробно проинформирует полковник Мэуро. Все остальные детали Вы будете решать только и строго через меня, надеюсь, Вам это понятно...
  - А пока отдыхайте до завтрашнего утра, поручик...
  В августе 1945 года, буквально, через несколько дней после начала Красной Армией Квантунской войсковой операции по освобождению Маньчжурии от японцев, генерал-майор Номура Такиэ вместе с группой других японских генералов попадёт в советский плен. Будет доставлен под Читу в военный санаторий 'Молоковка', так похожий по пейзажу, климату и обстановке на его любимый курорт 'Аршан'. В 'Молоковке' Такиэ даст массу ложных показаний советской военной контрразведке 'Смерш', пробудет там до окончания войны (2 сентября 1945 года), но и словом не обмолвится об операции 'Сянци', о своём непосредственном участии в ней и не выдаст прямого исполнителя этой совершенно секретной японской затеи - поручика Фан Цзе...
  
  
   Глава XVII
  
   Хайлар военной поры почти не изменился с периода счастливых и сытых предвоенных лет. Бойня шла где-то далеко, её отзвуки, разумеется, ощущались за Хинганом короткими сполохами, навещавщими изредка тыловых жителей наличием строгих предписаний, учебных воздушных тревог и постоянным присутствием японских офицеров и солдат, но, в целом, всё казалось неизменным и как будто замороженным, законсервированным до лучших времён. Граждане тихого, провинциального города по-прежнему занимались ремеслами и торговлей, захаживали друг к другу на 'чашку чая', обсуждали внутреннее и международное положение Маньчжоу-Диго, Китая, России и Японии, праздновали и веселились во время бесконечных зимних гуляний, работали и отдыхали, не особенно задумываясь о будущем и перспективах изменения своего вольготного статуса - обитателей свободного, и не давящего на психику различными административными препятствиями и ограничениями, населённого пункта. Жизнь текла приглаженно и ровно, и не было серьёзных опасений за дальнейшее развитие событий и судьбы близких.
   Фан Цзе прибыл в этот полудрёмный городишко на следующий день после разговора с генералом. Утром они попрощались, договорившись о порядке встреч, деталях устройства быта и обмене информацией, и поручик поехал в Якэши - до ближайшей железнодорожной станции, на джипе начальника хайларского гарнизона. Оттуда, сев на первый проходящий поезд, через два часа был на месте...
  'Что я помню о Хайларе? Кажется, смутно представляю себе как мама гуляла со мной под руку по нашей широченной, как тогда думалось, улице, а ехидные соседские мальчишки всё время приставали ко мне, показывая рожицы и языки, так, чтобы не заметила моя мама... Я тоже, оглянувшись на них, всяко-разно демонстрировал свободной рукой фигушки, то и дело пряча кисть за спину и, украдкой повернув голову в сторону пацанов, корчил смешные и злые гримасы... Память отрывками выцепляет благостное детство и какие-то невероятных размеров дома и строения, высоких людей и крупных как амурские тигры собак... Чудно! Был маленьким - всё представлялось огромным, а на самом деле - приземистые домишки и узкие закоулки, какой-то деревенский уклад с коровами и ослами, сонно бредущими по пыльным улицам, и бестолковость редких прохожих, не уступающих дорогу и всё время норовящих толкнуть в плечо, как бы не замечая встречного человека... Нет, это точно не Харбин с его каменными мостовыми, набережными и кирпичными трёх-четырёх-этажными дворцами, построенными на питерский манер, модными и вежливыми горожанами... Да-а, здесь мне придётся влачить будни, интересно: как долго? Кончилась привольная жизнь... Ну, ладно, что-нибудь всё равно придумаем, в конце концов, не век же мне тут болтаться...' - находясь в раздумьях и незаметно подойдя к гостинице 'Пурга', Фан Цзе остановился перед входом. Поднял голову, осмотрел сверху вниз двухэтажное здание и вошёл в холл...
  За стойкой сидел, провалившись в плетёное бамбуковое кресло, сутуловатый портье-метис, примерно пятидесяти лет от роду, и читал местную газету. Тут же поблизости стоял светловолосый мальчуган с длинной чёлкой, спадавшей лохматой метёлкой почти до ресниц, и что-то увлечённо рассказывал администратору гостиницы. Оба обернулись, как только Фан Цзе вошёл в здание и изучающе, с головы до ног, осмотрели посетителя.
  - Желаете поселиться у нас, господин...э-э...? - задал вопрос старший, чуть приподнявшись из-за стойки.
  - Да, меня зовут Борис, фамилия - Горшенин, я - коммивояжёр, работаю в японской компании 'Хаяси канэ', вот мои документы, - протягивая паспорт портье и опуская чемодан на пол, ответил Фан Цзе.
  - А нам не надо ваших документов, достаточно внести залог и всё...Вы, судя по одёже, человек небедный, поди не обманете...У нас городишко махонький, людишек не так много, все друг друга знают в лицо, стало быть любой приезжий для нас подарок, - потирая правую руку по животу поверх фартука из грубой материи и готовясь принять деньги, проговорил старший.
  - Хотите апартаменты класса 'люкс'? Или...
  - Пожалуй, да, - вынимая из внутреннего кармана кошель и пряча туда же паспорт, откликнулся поручик.
  Мальчишка, тем временем, исподлобья внимательно наблюдал за Фан Цзе. Это был Сенька Берсенёв, служивший полотёром, разнорабочим, официантом, носильщиком и ещё чёрте-кем в гостинице отца. Папаня-Чжэн не предоставлял удобного случая отпрыску расслабиться во время летних каникул и усердствуя сам в коммерческих делах, не позволял детям бесцельно и 'празднолюбиво' - по его словам, проводить время. Вот и на этот раз, как только закончились школьные занятия, Чжэн пристроил пацана работником в принадлежащий его фирме постоялый двор. 'Пусть испытает - как деньги достаются!' - бросил он администратору, наказав загрузить Сеньку работой по макушку, дабы не болтался летом без дела. Управляющий в первый же трудовой день сына хозяина конторы заставил перемыть полы во всех номерах, здесь же находившемся кафе, и подсобных помещениях, чем навлёк скрытый гнев мальчишки. Правда, спустя некоторое время отлегло от души, и администратор-'Иваныч' показался не таким уж и бессердечным, как представлялось сначала - нет-нет, да и 'приопускал вожжи', давая возможность отдохнуть и поболтать с ним о местных событиях и посплетничать на тему: 'Кто, как и о чём сквернословил во время вчерашнего 'чаепития' забайкальских казаков в доме атамана'.
   ... Фан Цзе поднялся в номер, мальчишка помог занести чемодан и на пару минут задержался в дверях.
  - Тебя как зовут, юноша? - спросил поручик.
  - Сенькою кличут, Берсенёвы мы по матушке, а по отцу - Чжэны, отец у нас хозяин этой гостиницы и местный купец, - с любопытством разглядывая постояльца, проговорил мальчишка.
  - А что, Сенька, есть тут у вас какие-то питейные заведения? Развлекательные места? Хочу немного отдохнуть с дороги, развеятся.
  - А как же, конечно, есть. У нас там внизу есть свой кабак, местные забулдыги уже с утра там похмеляются. Или вы хотите посетить более приличное место?
  Есть японские рестораны, присутственные дома, есть и дома с 'красными фонарями', - смутившись от неожиданной смелости, произнёс Семён.
  - Не-е, я пока просто осмотрюсь, схожу в ваш кабак, потом видно будет. А твой отец часто здесь бывает? - заглянув в серые с голубым оттенком, умные глаза мальчишки, спросил Фан Цзе.
  - Нет, он изредка захаживает, в основном, в конторе своей сидит или дома, мы живём здесь неподалёку - через два квартала от гостиницы. Если хотите, то я вас провожу до кабака.
  - Хорошо, ты подожди меня внизу, я умоюсь с дороги, переоденусь и спущусь вниз, договорились?
  - Договорились, - сказал Сенька, прикрывая за собой дверь снаружи.
  Оставшись один в номере, Фан Цзе осмотрелся, заглянул в ванную, спальню, бросил на софу чемодан и уселся в глубокое кресло...
  ... 'Надо будет позвонить в Харбин, узнать как дела дома, прогуляться по городу, а завтра уж пойду представляться Ициро', - подумал поручик, вынимая из чемодана сменное бельё.
   Переодевшись и спустившись вниз, Фан Цзе подошёл к стойке портье. Мальчишка уже ждал его у входа в кабак, расположенного прямо напротив главных дверей гостиницы. Гость привлёк внимание Сеньки, может быть потому, что нечасто такие знатные по внешнему виду люди посещали их заведение, а может просто тем, что почувствовал родственную душу - оба были метисами и узнавали друг друга с полувзгляда. Ему вдруг захотелось обрести друга, старшего брата, который был бы опорой и защитой, доверительным собеседником и близким человеком, поэтому Сенька сразу проникся к гостю симпатией. Надеялся на то, что этот человек не откажет ему в искренности. Ещё была тайная надежда на то, что гость расскажет ему много интересных историй, которые наверняка он знает - здесь, в провинциальном городишке уже всё давно было известно: кто и где живёт, работает, служит, как веселится, отдыхает и празднует бесконечные праздники, кто с кем ругается и дружит, словом - болото, а тут свежий человек - уж он то точно не из этих опостылевших земляков с их наперёд известными поступками и деяниями. Сенька ждал и жаждал чего-то нового, необычного от Фан Цзе.
  Поручик также подумал о том, что неплохо было бы завести себе нештатного помощника из местных, необременённого обязательствами и служебным положением, с тем, чтобы побыстрей войти в курс дела и разузнать общую ситуацию в городе. Мальчишка как раз подходил для такой роли независимого наблюдателя, непредвзятого оценщика обстановки и Фан Цзе решил завести с ним дружеские отношения, предложив последнему вместе пополдничать, намереваясь расспросить Сеньку о местных делах.
  - Ну, что Семён, не желаешь вместе со мной покушать? - спросил поручик, подходя к двери кабака.
  - Нам, дядя, вообще-то, не положено с гостями обедать - я на работе, но для вас я готов, - робея и ещё больше смутившись, промолвил мальчишка.
   Сердитый голос окликнул пацана, когда они уже входили в ресторан. Фан Цзе оглянулся и увидел в дверях гостиницы уже знакомого портье - метиса. Тот призывно махал его маленькому спутнику рукой и что - то сердито кричал. Сенька с сожалением посмотрел на поручика и разочарованно вздохнув, двинулся обратно. 'Не горюй, - произнёс ему вслед Фан Цзе и обнадежил: Сегодня вечером увидимся, у меня к тебе дело'. Мальчишка радостно заулыбался и помчался без оглядки исполнять свои рабочие обязанности, а поручик шагнул в полумрак ресторана. Однако обстоятельства сложились так, что они не смогли встретиться ни сегодня вечером, ни завтра, но встреча не могла не состояться, так как это было частью плана разведчика.
   В столь неурочный час обеденный зал был пуст, если не считать двух забулдыг, что - то громко втолковывающих друг другу. Столик, за которым они сидели, был заставлен батарей пустых бутылок из - под пива. Пока Фан Цзе осматривался, перед ним возник официант и более чем любезно предложил присесть за ближайший стол. Гость небрежно принял из его рук меню, и быстро пробежав глазами, произнёс: 'Чаоянпай с овощами и чаомянь'. Официант вздохнул с облегчением. Оба блюда - жареная лапша с овощами и бараньи косточки - были просты в приготовлении, а последнее ещё и немало стоило. Опытным взглядом он сразу определил в незнакомце человека знающего толк в еде и опасался, как бы тот не заказал нечто такое, чего ни разу не готовили их повара. Заказанные гостем блюда служили скорее для простого утоления голода, нежели удовлетворения изысканного вкуса гурмана.
   Фан Цзе хотя и был молод, но всегда помнил житейскую мудрость: 'никогда не возвращайся туда, где тебе было хорошо'. Первым его порывом по прибытии в Хайлар было увидеть то место, где он жил со своими родителям, которых почти не помнил, но в их любви и заботе нуждался до сих пор. Умышленно неспешный обед давал поручику возможность подготовиться к встрече с далёким и счастливым детством. Он неторопливо поглощал обед, пытаясь воспроизвести в памяти скудные детские воспоминания. Тем временем официант поставил перед ним чашечку чёрного чая, объявив чай подарком заведения, и который Фан Цзе пригубил лишь из деликатности. То, чем поручика бесплатно попотчевали в трактире, лишь названием напоминало о божественном напитке, которым накануне угощал его генерал Такие. Закончив обед, Фан Цзе бросил на стол сумму более чем достаточную для оплаты, и вышел.
   Чем ближе был поручик к своей родной 2 (или 1й?) - й Восточной улице, тем сильнее билось сердце. Адреса он не знал, но помнил, что их дом находился в глубине улицы, третьим по счету от Кулаковского переулка. Фан Цзе вышел из - за угла дома и замер. Это тогда в детстве все расстояния были огромными, а теперь дом был прямо перед ним в трёх шагах. Всё в нем казалось ему родным и близким, только вот занавески на окнах... он не помнил, какие у них тогда были занавески... но эти точно были чужими. Чтобы не разрыдаться, поручик тут же развернулся и зашагал обратно. Он и сам не ожидал от себя такой сентиментальности. Чем больше он удалялся, тем ровнее билось сердце, лишь в памяти возникали редкие картины детства, и всё тем же медным ламаистским колокольчиком нежно звучал голос: 'Сына, мама любит тебя!'...
  
  
   ГЛАВА XVIII
  
  
  
   На следующее утро Фан Цзе проснулся рано. Ровно в 10-00 он должен был представиться руководителю отряда ? 100 генерал - майору ветеринарной службы Вакамацу. Дислоцировался отряд, вернее малая его часть, в пятидесяти километрах восточнее города и поэтому в 8-00 за поручиком должна была прибыть машина. Обычно служащих филиала, который представлял собой скотоводческую ферму, доставляли на работу и обратно на стареньком автобусе. Солдаты Квантунской армии, выполнявшие обязанности скотников жили там же, в казармах и лишь изредка их отпускали в город. Основная база отряда ? 100 находилась в районе Синьцзина, однако генерал с инспекцией накануне прибыл в хайларское подразделение и поручику в какой - то степени повезло. В сверхсекретных объектах, каковым являлся отряд ? 100, представитель контрразведывательных органов являлся очень важной персоной, независимо от должности или звания. Особая секретность отряда была вполне обоснована его специфическим предназначением и скотоводческая ферма - филиал имела своей целью отнюдь не выращивание скота с благими намерениями.
   На протяжении всего своего существования человечество с усердием и завидной целеустремленностью разрабатывало самые изощренные способы самоуничтожения. Первый зафиксированный случай применения бактериологического оружия произошёл в 3 веке до нашей эры. Полководец Ганнибал при осаде крепостей забрасывал глиняные горшки, наполненные ядовитыми змеями, и благодаря этому добивался успеха. При осаде города Кафу (нынешняя Феодосия) монголы перебрасывали через крепостные стены трупы умерших от чумы людей. Но, пожалуй, самый вероломный способ применил генерал сэр Джефри Амхерст в 1767 году, преподнёсший североамериканским индейцам в подарок одеяла, которыми до этого накрывали больных оспой. Благодаря разразившейся эпидемии смертельной болезни он легко одержал победу над неискушёнными в макиавеллевских хитростях варварами. Однако всё это не идёт ни в какое сравнение с тем, что было придумано и разрабатывалось в середине двадцатого столетия крайне воинственной и вычурно-амбициозной Японией.
   В начале тридцатых годов прошлого века Японией были созданы три дьявола - побратима отряды ?? 516, 731 и 100. Первый из них, ? 516, занимался разработкой и применением химического оружия, на двух других - бактериологического. Помимо основной цели - создание массового смертоносного оружия, общим у них было то, что все исследования и эксперименты проводились на людях, которых там цинично именовали 'бревнами'. Самым крупным и самым известным был отряд ? 731 под командованием генерала Сиро Исии. Ко второй мировой войне его штатная численность составляла около 3000 человек. Примерно столько же человек стали жертвами бесчеловечных исследований. Отряд располагал собственным авиационным подразделением и официально назывался 'Главное управление по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии'. Зачастую опыты проводились специалистами всех трёх отрядов или на основании исследований и материалов одного из них.
  
   Отряд ? 100 имел другое название: 'Управление противоэпизоотической защиты конского поголовья Квантунской армии'. Однако отряд ? 100 уступал отряду ? 731 лишь масштабами, но не бесчеловечностью исследований. Организован он был в конце 1935 году недалеко от города Чанчунь, на базе чумного пункта, занимавшегося сбором научной информации еще во времена легочной чумы в Маньчжурии в 1910-1911 гг. Первоначально имел своими задачами изготовление вакцин и сывороток, главным образом для защиты конского поголовья и изучения инфекционных болезней. В сентябре 1941 года перед отрядом были поставлены задачи подготовки бактериологической войны и бактериологических диверсий на территории СССР. В отряде имелось два отдела, первый отдел занимался разработкой методов ведения бактериологической войны, второй отдел вел работу по нескольким направлениям и структура его была следующей:
  
  1-е отделение - исследование и производство бактерий сибирской язвы.
  
  2-е отделение - исследование и производство бактерий сапа.
  
  3-е и 4-е отделения - исследование и производство возбудителей других эпизоотических заболеваний.
  
  5-е отделение - исследование и производство головневых грибов и вирусов мозаики.
  
  6-е отделение - производство бактерий, вызывающих заболевания рогатого скота.
   Отряд ? 100 финансировался по двум источникам: военное министерство Японии выделяло средства на содержание личного состава отряда и на изготовление препаратов для профилактической работы в Квантунской армии. На изыскание и производство бактериологического оружия средства отпускались по линии секретных фондов штаба Квантунской армии, через 2-й разведывательный отдел. Штат отряда составлял около восьмисот человек.
   Обвиняемый Такахаси Такаацу, куратор отряда, во время предварительного следствия 6 декабря 1949 года. показал следующее:
  
   'Я хорошо помню, что военным министерством Японии на период с 1 апреля 1944 года по 1 апреля 1945 года на содержание личного состава отряда ? 100 и на изготовление профилактических средств было отпущено 60 тыс. иен. На изыскание и производство бактериологического оружия 2-м отделом штаба Квантунской армии на указанный период было отпущено 1 млн. иен. Однако эта сумма ни в коей мере нас не лимитировала, ибо при необходимости было бы отпущено столько средств, сколько бы потребовалось. Какие средства отпускались до 1944 года, сейчас не помню'.
  
   Отряд ? 100 имел секретное скотоводческое хозяйство. Оно находилось недалеко от советско-маньчжурской границы, километрах в пятидесяти северо-западнее города Хайлара. Стадо насчитывало 500 голов овец, 100 голов коров и лошадей. Отряд закупил их у местного населения Северо-Хинганской провинции и выкармливал вплоть до окончания войны. Скот предназначался исключительно для проведения биологических диверсий. В этом направлении велась активная работа, например, в апреле 1944 г. отряд ? 100 направил в Северо-Хинганскую провинцию секретную группу, которая имела задачу ознакомиться с обстановкой в провинции и произвести подсчет всего имеющегося в этом районе домашнего скота, для определения масштабов возможного применения бактериологического оружия. Уточнялось также количество и состояние зимних и летних пастбищ, участков сенокошения. В результате выяснилось, что в провинции его насчитывалось около полутора миллионов голов. Цель, с которой в отряде ? 100 содержали скот, была следующей: 'В случае начала войны между Японией и СССР советские войска, вторгнувшись в Северо-Хинганскую провинцию, непременно угонят из нее в качестве трофея весь скот. Японские войска, отступая, выпустят на волю лошадей и овец, которых заразят сапом. Через неделю или две в местах скопления скота вспыхнет эпизоотия...'
   Деятельность отряда не ограничивалась только подготовкой к применению бактериологического оружия. Отрядом ? 100 по указанию штаба Квантунской армии систематически направлялись на границы СССР бактериологические отряды, производившие на протяжении ряда лет в диверсионных целях заражение пограничных водоемов, в частности рек в районе Трехречья. В августе 1942 года проводилась операция отряда ? 100, получившая названия 'летние маневры'. В рейде по нижнему течению реки Дербул, которая впадает в Аргунь и протекает по территории России, сотрудники отряда посеяли 12 килограммов сапа. Диверсии планировалось осуществлять и в зимнее время. Сотрудник отряда Хиразакура Дзенсаку 6.12.1949 г. на допросе показал следующее: 'Признаю себя виновным также и в том, что во время нахождения в Северо-Хинганской провинции я по приказанию генерал-майора Вакамацу закупил скот (10 телят) для использования его в опытах, проводимых ранней весной 1945 года в районе реки Южный Хангол'.
   Такого рода операции как более мелкого, так и более крупного масштаба не раз проводились силами отряда ' 100. В те годы не существовало технологий, позволяющих накапливать и длительно хранить агенты биологического оружия, поэтому японские военные были вынуждены приближать его производственную базу к местам предполагаемого применения. Однако расположению отрядов ?731, ?100, ?516 именно в Маньчжурии способствовало еще одно весьма существенное обстоятельство, о котором также рассказал подсудимый Кавасима во время судебного заседания в Хабаровске 25 декабря 1949 г.:
   'Вопрос: Вследствие каких причин подготовка бактериологической войны велась в Маньчжурии, а не в Японии?'
  
  Ответ: 'Маньчжурия является страной, сопредельной с Советским Союзом, и в случае начала войны оттуда легче и удобнее всего использовать бактериологические средства. Кроме того, Маньчжурия очень удобна для экспериментов по изучению средств бактериологической войны'.
  
  Вопрос: 'В чем, собственно, заключалось это 'удобство' для проведения экспериментов в Маньчжурии?'
  
  Ответ: 'Маньчжурия являлась очень удобной потому, что там было достаточно подопытного материала'.
  
  Вопрос: 'Что значит 'подопытного материала'? Людей, которые доставлялись в отряд для опытов'?
  
  Ответ: 'Именно так'.
  
   Вопрос: 'Какое условное название было создано в отряде для жертв
  экспериментов?'
  
   Ответ: 'Они назывались "бревнами".
  
   Вопрос: 'Эти люди содержались во внутренней тюрьме под их именами?'
  
   Ответ: 'Нет, они имели номера'.
  
   Вопрос: 'И все эти люди должны были умереть?'
  
   Ответ: 'Именно так'.
   Вопрос: 'Как специалист-бактериолог вы понимали, что
  распространение смертельных инфекций как средство войны грозит страшными
  бедствиями?'
  
   Ответ: 'Да, я представлял себе'.
  
   Вопрос: 'Вы понимали, что страшные бедствия, вызванные
  распространением чумы и других эпидемий, могли обрушиться и на нейтральные
  государства?2
  
   Ответ: 'Да, понимал'.
   (Материалы судебного процесса..., с.259-260).
  
   (Дальнейшее опускается).
  
   Кроме того, учитывалось и то, что в случае расположения отрядов на территории островной Японии любая ошибка могла оказаться роковой. Дисклокация же опасных центров бактериологического оружия в Маньчжурии, мгновенно превращало территориальный недостаток Японии в преимущество.
   Всех этих подробностей поручик тогда не знал и не мог знать, однако, исходя из задачи поставленной ему генералом Такиэ, он о многом догадывался. Недостаток жизненного и профессионального опыта разведчика компенсировался у молодого человека глубокой интуицией и чутьем. Вот и сейчас Фан Цзе чувствовал, что руководство непременно будет испытывать к нему неприязнь. Неприязнь в свою очередь вызовет подозрительность и как следствие, повышенное внимание к его деятельности в отряде, а это будет сильно мешать оперативной работе. Иначе и быть не могло, так как его официальной задачей было проверить соблюдение режима секретности в этом подразделении отряда. Другими словами поручик должен был выявить недостатки работы командования исправить их и доложить в контрразведывательный отдел армии. Работа осложнялась ещё и тем, что формально к нему будет проявлена доброжелательность, если не сказать больше, но это будет, лишь внешняя сторона, истинное положение от него будет тщательно скрываться. Такова участь любого контрразведчика любой армии мира.
   Поручик понимал, что ему необходимо предпринять неординарный ход, чтобы избавиться от нежелательных последствий. Весь вечер накануне, он провел в раздумьях, но ничего не придумал и сейчас, отправляясь на встречу с генералом и своим будущим руководством, ощущал некоторую неуверенность. Короткий сигнал клаксона известил о том, что восемь часов уже наступило, и нужно было спускаться вниз, к машине.
   Через час утомительной езды по пыльной и разбитой дороге вдали появились несколько длинных дощатых помещений напоминавших коровники, и огромный загон для скота. Чуть в стороне располагался барак и рядом с ним единственное кирпичное здание, имевшее всего несколько маленьких окошек под самой крышей. Пейзаж довершало тройное высокое ограждение из колючей проволоки и несколько сторожевых вышек. Если бы не эта деталь, все эти постройки можно было принять за большую ничем не примечательную кошару или военное хозяйство тылового армейского ведомства
   Перед самодельным шлагбаумом, сооруженным из трубы и пары рельсовых отрезков, машина затормозила. Тщедушный боец с винтовкой строго попросил поручика показать документы и, получив их, немедленно исчез в караульной будке. Фан Цзе состроил кислое выражение лица, понимая, что это всего лишь показушная строгость. Через несколько мгновений солдатик вернулся, и машина тронулась дальше. Возле длинного барака, который выглядел несколько лучше других, автомобиль остановился. Как правильно догадался поручик, это был административный корпус филиала. Сопровождавший его ефрейтор Кикучи Норемицу, остановился возле дверей обитых клеенчатым дерматином и кивнул головой, давая понять, что Фан Цзе можно войти немедленно. Кабинет принадлежал руководителю филиала полковнику ветеринарной службы Мэуро. Однако, когда поручик, предварительно постучав, вошёл внутрь там находился один человек и это был генерал ветеринарной службы Вакамацу. Полковника Мэуро, начальника филиала там не было. Круглолицый с небольшими усиками генерал сидел за столом на месте хозяина кабинета и, склонившись над столом, листал бумаги. Увидев вошедшего поручика, он поправил пенсне и жестом пригласил того присесть. Фан Цзе попытался было строго по - военному доложить о прибытии, но был прерван недовольным голосом генерала: 'Садитесь, поручик. Будет вам'. Возникло долгое молчание. Генерал явно не знал, как начать не нужный им обоим, но необходимый по долгу службы разговор. Поручик молчал, ожидая вопросы. 'Итак, поручик, - наконец начал говорить Вакамацу: - Контрразведка полагает, что филиал вверенного мне отряда слабое звено и поэтому, решила прислать отдельную персону. Неужели, не доверяют целому отделу, работающему в моем штабе?'
   Поручик не был готов к такому провокационному вопросу и медлил с ответом. В кабинете опять воцарилась напряженная тишина. Азиатская невозмутимость не позволяла определить настроение генерала, но его агрессивный тон, которым был задан вопрос, выдал истинные эмоции Вакамацу. Любой ответ положил бы начало диалогу на эту тему и для Фан Цзе, как младшего по званию и должности, сулил поражение, поэтому он продолжал молчать. 'Ну, хорошо', - произнёс генерал и, открыв свой рабочий блокнот, задал несколько вопросов, касающихся биографических данных поручика. Как руководитель высокого ранга, Вакамацу сразу по окончании беседы тут же забыл бы о существовании молодого офицера, но записи всё - таки сделал. Аудиенция подходила к концу и Фан Цзе решил, что она завершится для него поражением. Если можно было назвать поражением не завоеванную, но и необязательную симпатию генерала. Однако, таково было правило разведчика: в любом даже самом мимолетном контакте добывать союзника. 'Так что, лучшее - враг хорошего, я имею ввиду систему секретности на моем объекте. Люди тщательно подобраны, надежны и преданны', - не без некоторого самодовольства произнёс Вакамацу и потянулся за медным колокольчиком, чтобы вызвать адъютанта. В этот момент поручик позволив некоторую вольность, произнёс: 'Господин генерал, солдаты, которые живут в казармах, иногда ведь бывают отпущены в город?' Вакамацу медлил с ответом, размышляя, должен ли генерал отвечать на подобного рода вопросы подчинённого и, тем не менее, сказал: 'Разумеется, а почему вы спрашиваете?'
   - Увольнительные выдаются в индивидуальном порядке, в зависимости от успехов по службе? - настаивал на своем Фан Цзе, проявляя ещё большую бестактность.
   - Именно так, - подтвердил генерал, соображая, к чему клонит этот зарвавшийся юный офицер.
   - Смею предположить, что при исчезновении одного из бойцов возможны большие неприятности. Наверняка наши солдаты во время увольнения посещают не библиотеки или читальные залы, а места, где вполне могут попасть в руки советской разведки. При физическом воздействии они не только раскроют все секреты, но и вспомнят то, что с ними в жизни не происходило, - наконец завершил мысль поручик.
   - То есть вы хотите сказать, поручик, что здесь в тылу может случится пленение? - уточнил Вакамацу.
   - Именно так. Враг коварен и готов пойти на любые злодейства, - подтвердил поручик и черты лица его при этом несколько расслабились.
  Генерал, достал из кармана ослепительно белый платок и принялся нервно протирать пенсне. 'Что имеете предложить, поручик?' - вновь задал он провокационный вопрос. Вакамацу ожидал, что у поручика не найдется готового решения и тогда он получит повод поставить на место наглеца, уже не стесняясь в выражениях. Генерал ошибался.
   Фан Цзе, выражая всем своим видом уважение к начальнику, произнёс: 'Если отпускать солдат в увольнение по пять человек, при этом остальные четверо будут нести строгую ответственность за пропавшего, риск сведётся к минимуму. К сожалению, гражданских служащих и офицеров трудно проконтролировать, но достаточно разработать для них специальные правила поведения, то и здесь риска кого - то потерять, почти не будет. Все они взрослые люди, у них семьи, которые ответят за их отсутствие в течение более 24 часов'. Незамысловатое предложение произвело впечатление на генерала ветеринарной службы и он, внимательно посмотрев на собеседника, спросил: 'Вы собираетесь доложить это по команде рапортом?' Вакамацу имел ввиду, что этот недостаток будет доложен в контрразведывательный отдел армии для устранения, что могло принести ему неприятности по службе.
  - Разумеется, нет, - ответил поручик и продолжил: - Наша задача как можно скорее наладить безопасность объектов, поэтому оперативнее сделать это вашим приказом, чем решать этот вопрос через контрразведывательный отдел.
   - Ну что же поручик, - с явной симпатией отозвался Вакамацу, - давайте так и сделаем. Я распоряжусь подготовить приказ и подпишу его сразу по прибытии.
   Последнее не входило в планы поручика, ему было необходимо выиграть некоторое время, и он произнес: 'Господин генерал, с вашего позволения, я подготовлю правила поведения сотрудников отряда вне расположения места службы, как приложение к приказу'. Генерал в знак согласия кивнул головой и вновь потянулся к колокольчику. Теперь инициатива оставалась за Фан Цзе, и он мог под предлогом подготовки правил, выбрать необходимый ему момент для действий. Поручик понял, что одержал первую маленькую победу, но это не было самоцелью. Импровизацией для поручика была лишь первая фраза в беседе, всё остальное было подготовкой запасного варианта для выполнения своей тайной миссии. Тогда ещё разведчик не знал, что именно этот запасной вариант сыграет решающую роль в его жизни.
   Тем временем, генерал, позвонив в колокольчик, вызвал своего адъютанта и распорядился 'Пригласите сюда полковника Мэуро, также пусть господину..., - здесь генерал сделал паузу и, заглянув в свой блокнот, продолжил: - ...Горшенину выделят отдельный кабинет для работы. И ещё, велите подать мою машину'. Закончив инструктаж адъютанта, генерал поднялся, давая понять, что беседа закончена. Поручик сам ещё с трудом привыкал, что здесь он - Борис Горшенин и не сразу сообразил, что речь идёт о нём самом.
   Весь оставшийся день и вечер поручик провёл за изучением личных дел работников филиала. Ночь поручику пришлось коротать здесь же на кане под шорохи и фырканье многочисленного стада домашних животных, которые в любой момент должны были стараниями сотрудников отряда ? 100 превратиться в смертоносное орудие убийства.
  
  
  
   ГЛАВА XIX
  
  
  
   Миновал почти месяц пребывания поручика в филиале отряда ? 100, и за это время им не было предпринято ни одного действия для достижения поставленной задачи. Однако назвать этот период потраченным впустую было бы неправильно. Борис Горшенин, а для сотрудников филиала Фан Цзе фигурировал под этим именем, заочно познакомился со многими людьми и обо всех знал всё и даже то, чего они порой сами не ведали о себе и своих родственниках. Последнее оставалось тайной даже для руководителя филиала полковника Мэгуро. В зависимости от этого Фан Цзе планировал строить взаимоотношения с каждым. Поначалу коллеги побаивались его, затем попривыкли и, в конце концов, поручик приобрёл репутацию простого в общении и немного рассеянного человека. Многие удивлялись, как такой не слишком ответственный человек мог работать в их отряде. Очевидно, озабоченный своими проблемами он постоянно забывал свои вещи, мелкие предметы и даже документы в самых неожиданных местах. Если Фан Цзе заходил к кому-то в кабинет, то непременно забывал там зажигалку, ручку или напротив, прихватывал чужую. Если в дверях его кабинета торчал ключ, то этот вовсе не значило, что поручик находится где - то поблизости, скорее наоборот - он уехал по делам. На оставленную незакрытой дверь и уже никто не обращал внимания. Несколько раз он имел неприятные беседы на эту тему у полковника Мэгуро, но это помогало ненадолго. Таким поручик оставался и в повседневной жизни вне рабочего времени. Гостиничный номер его всегда оставался открытым и портье уже считал это своей обязанностью - проверить, закрыта ли дверь, в случае необходимости запереть её и отнести ключ администратору. Правила поведения служащих в нерабочее время были давно написаны и ждали необходимого момента. Благо, что генерал Вакакмацу, уехав с объекта, тут же забыл о предложении поручика, и пока это было ему на руку.
   Среди новых знакомых самые близкие отношения сложились у Фан Цзе с Сенькой Берсневым. Поначалу поручик предполагал использовать это знакомство для своих оперативных задач, пользуясь наивностью мальчугана, но почти сразу проникся к нему теплыми и искренними дружескими чувствами. Мальчишка, обойденный вниманием родителей, отвечал ему тем же и часто помогал поручику в мелких просьбах. Постепенно знакомство переросло в бескорыстную дружбу и, несмотря на разницу в возрасте приятели прекрасно ладили. Частенько вдвоем они совершали прогулки по Хайлару. Несколько раз Фан Цзе был приглашен в гости семейством Берсеневых, но посетил их дом лишь однажды.
   Тем временем, лето 1944 года подходило к концу, оставаясь по - прежнему жарким и пыльным. Ураган войны, бушующий над Европой, ослабевал, и становилось понятным, что конец фашистской Германии был не за горами. На востоке тучи только начинали сгущаться, готовые разразиться громом и молниями, хотя и не такого масштаба как на западном фронте, но обещающие быть очень жестокими
   Государство Маньчжоу - Го (государство Маньчжурия), образованное японской военной администрацией на территории Маньчжоу - Го существовало с 1 марта 1932 года по 19 августа 1945 года. Столица Синцзин (ныне Чанчунь).
   После завоевания Китая племенами маньчжуров династия Мин была свергнута. Завоеватели провозгласили на территории Китая власть своей династии Цин, однако их историческая родина, Маньчжурия, не была полностью интегрирована с Китаем, сохраняя юридические и этнические отличия.
   Прогрессирующее ослабление Цинского Китая в XIX веке вызвало отделение части окраин и усиление соперничающих друг с другом великих держав. Россия высказала значительный интерес к северным территориям Цинской Империи и в 1858 году по Пекинскому трактату получила контроль над территориями, называемыми в Китае Внешней Маньчжурией (современные Приморский край, Амурский край, юг Хабаровского края и Еврейская автономная область). Однако дальнейшее ослабление Цинского правительства привело к усилению России также и во Внутренней Маньчжурии, где была построена КВЖД, проходившая по маршруту Харбин - Владивосток. Российское правительство рассматривало проект 'Желтороссии', основой которой должна была стать полоса отчуждения КВЖД, формирование нового казачьего войска и русские колонисты.
   Ранее столкновения российских и японских интересов привели к русско-японской войне 1905 года, по итогам которой российское влияние в Маньчжурии было заменено японским. В период между 1905 и 1925 годами Япония значительно усиливает свое влияние во Внутренней Маньчжурии, опираясь на экономические рычаги.
   Во время российской гражданской войны 1918-1921 годов Япония воспользовалась ослаблением России и оккупировала Внешнюю Маньчжурию. Маньчжурия стала ареной борьбы между Россией, Японией и Китаем.
   Между Советской Россией и Японией была образована буферная Дальневосточная республика, однако дальнейшее усиление большевиков и давление западных держав на Японию привели к выводу оккупационных войск в 1925 году.
  Начиная с 1925 года, Китай начинает противодействовать усилению японского влияния на континенте. Во время гражданской войны в Китае генерал Чжан Цзолинь захватил Внутреннюю Маньчжурию при поддержке японцев, однако в 1928 году он был ликвидирован. В 1931 году японцы пригласили последнего цинского императора Пу И. 1 марта 1932 года, по решению Всеманьчжурской ассамблеи, было образовано Государство Маньчжурия, тогда же признанное Японией. Новое государство немедленно стало ареной битвы между японцами и китайскими вооружёнными формированиями, которое продолжалось в течение нескольких последующих лет.
   Пу И, первоначально назначенный Главой Государства - Верховным правителем вступил в должность 9 марта 1932 года, и через два года был объявлен императором. Девизом его правления стало 'Кандэ', или 'Спокойствие и добродетель'. В 1930-е годы Япония взяла курс на полное отделение Маньчжоу - Го, объявленного 'Великой Маньчжурской империей', от Китая. В то же время, благодаря японским инвестициям и богатым природным ресурсам, прошла интенсивная индустриализация Маньчжурии.
   Маньчжоу - Го тут же стало использоваться Японией как плацдарм в борьбе с Китаем. Именно столкновения территориальных интересов Маньчжоу - Го с Монгольской Народной республикой привели в вооруженному конфликту между японо - маньчжурскими и советско - монгольскими войсками у Халхин Гола летом 1939 года.
   Отказ Лиги Наций признать Маньчжоу - Го послужил причиной выхода Японии из этой организации. В то же время 23 государства из существовавших на тот момент 80 признали Маньчжоу - Го. Были установлены дипломатические отношения с СССР, Германией, Италией, а затем и Францией. В Китае это государство обычно именуется 'Вей Маньчжоу-Го' или фальшивое государство Маньчжурия.
   С 1 марта 1934 года Маньчжурия была объявлена монархией. Правил ею ставший императором Пу И, опираясь на Тайный совет и Государственный совет. Госсовет, являвшийся центром политической власти, состоял из нескольких министров, но при каждом министре был японский заместитель министра. Командующий Квантунской армией являлся одновременно послом в Маньчжоу - Го и имел право вето на решения императора.
   В государстве существовало Законодательное Собрание, чья роль сводилась к штамповке решений Госсовета. Единственной разрешённой политической партией являлось финансируемое правительством Общество Согласия; кроме него, собственные политические движения было разрешено организовать нескольким эмигрантским группам, в частности, русским эмигрантам, например, Российской фашистской партии.
   Ключевую роль в Маньчжоу-Го играло Общество Согласия. Его название объясняется выдвинутой японцами паназиатской концепцией 'согласия народов', предполагавшей самоопределение различных азиатских народов по образцу советской модели 'союза народов'. Вместе с тем предполагалось сосуществование различных национальностей строго в рамках единого централизованного государства, что могло бы помочь избежать его возможного ослабления. Общество Согласия предполагало самоорганизацию в рамках отдельных общин для разных национальностей; в нём были представлены монголы, маньчжуры, корейцы, японцы, мусульмане, русские эмигранты, и также китайское большинство. При этом для организации была характерна опора на традиционных для каждой общины религиозных лидеров.
   Общество Согласия задумывалось как основная политическая сила Маньчжоу-Го, призванная заменить в этом качестве Квантунскую армию. Однако на самом деле Общество Согласия превратилось в идеологический инструмент в руках японских военных. В середине 30-х годов руководство Квантунской армии приказало обществу провести чистку своих лидеров, обвинённых в левых симпатиях. После чистки организация стала, фактически, ничем не отличаться от своих прародителей - фашистских партий Европы того времени, стоящих на позициях антикоммунизма и корпоративизма, и была преобразована для мобилизационных целей. Образцом для Общества Согласия послужило японская организация Тайсэй Ёкусэнкай (Ассоциация помощи трону). В общество были включены все госслужащие, вплоть до учителей, и все важные фигуры общества. Молодёжь в возрасте от 16 до 19 лет, начиная с 1937 года, автоматически зачислялась в организацию. К 1943 году, в обществе состояло до 10 % населения Маньчжурии. Хотя формально однопартийная система в Маньчжоу - Го не устанавливалась, Общество являлось единственной политической силой в государстве.
   Квантунская армия сформировала и обучила Маньчжурскую императорскую армию. Её ядром являлась Северо-Восточная армия генерала Чжана Сюэляна численностью до 160 тыс. чел. Основной проблемой этих войск являлось низкое качество личного состава; многие имели слабую подготовку, в армии насчитывалось большое количество лиц с зависимостью от наркотических препаратов, в частности - опиума. Маньчжурские войска были склонны к дезертирству. Так, в августе 1932 года 2000 военнослужащих дезертировали из гарнизона Вукумихо, а 7-я кавалерийская бригада подняла мятеж. Все эти силы присоединились к китайским партизанам, сражавшимся с японцами.
   В феврале 1933 из этнических маньчжуров была сформирована Императорская гвардия Маньчжоу-Го, которая должна была нести гарнизонную службу в столице и охранять императора Пу И. У Маньчжоу-Го имелся и собственный флот.
   По состоянию на 1934 год, население Маньчжоу-Го составляло 30 млн. 880 тыс. человек. В среднем на одну семью приходилось 6,1 человека, соотношение мужчин к женщинам 1,22 к 1. Население состояло из 29 млн. 510 тыс. китайцев, 590 тыс. 796 японцев, 680 тыс. корейцев, 98 тыс. 431 представителей прочих национальностей. Восемьдесят процентов населения проживало в деревнях.
   За время существования Маньчжоу-Го население этой территории увеличилось на 18 миллионов человек. Одним из направлений политики японских властей было привлечение в Маньчжурию японских поселенцев. В 1932 году насчитывалось, по крайней мере, 100 тыс. японских фермеров. Другие источники упоминают 590796 человек. японской национальности. Японское правительство имело планы по переселению за период 1936-1956 до 5 миллионов человек. За 1938-1942 годы в Маньчжоу-Го прибыло до 200 тыс. молодых японских поселенцев, однако впоследствии Япония потеряла контроль над Жёлтым морем, и миграция остановилась.
   После того, как Советская Армия в 1945 году в ходе Маньчжурской операции заняла Маньчжоу-Го, государство прекратило своё существование. А пока невозможно было не учитывать наличие у Японии союзника, обладающего огромными территориальными и людскими ресурсами.
   Существование государства Маньчжоу - Го достаточно широко известный факт, а вот ещё один союзник Японии известен, пожалуй, не многим.
   Мэнцзя́н, иногда Меньцзянь, Менджанг, Менчианг или Меньчанг - государство (формально - республика), образованное японской военной администрацией на территории центральной части Внутренней Монголии (провинции Чахар, Жэхэ и Суйюань), которая была оккупирована Японией в ходе войны с Китаем (1937-1945). Столица - Чжанцзякоу (Калган). 'Мэнцзян' буквально означает 'монгольские пограничные земли', 'монгольское пограничье'. Во главе государства был поставлен князь Дэ Ван Дэмчигдонров, чингизид и крупный землевладелец. Население составляло примерно 5,5 млн. человек
   В 1934 году ослабленный Китай выделил часть Внутренней Монголии в автономный округ, в котором в 1935 - 36 годах японцы спровоцировали сепаратистское недовольство среди местных феодалов. Ориентировавшийся в своих предпочтениях на Японию, князь Дэ Ван занял пост председателя автономного Хэбэй-Чахарского Политического совета и затем сформировал собственную монгольскую армию. В конце 1935 года объявил независимость, и уже к 12 марта 1936 года была сформирована коллаборационистская администрация - Монгольское военное правительство.
   22 ноября следующего 1937 года Дэ Ван, находясь во главе '100 влиятельных людей', провозгласил 'полную независимость от Китая' - и военная власть была преобразована в формально гражданскую администрацию Объединённых автономных монгольских аймаков. Затем она была слита с такими же по статусу администрациями провинций Южного Чахара. В результате была образована коалиция 'Объединённый комитет Мэнцзяна', а позже, 1 сентября 1939 года, - Объединённое автономное правительство Мэнцзяна со всеми внешними государственными атрибутами, включая единую валюту, банковскую систему и государственную символику. Таким образом, государство (формально - республика), образованное японской военной администрацией на территории центральной части Внутренней Монголии (провинции Чахар, Жэхэ и Суйюань), которая была оккупирована Японией в ходе войны с Китаем.
   Такая пусть многочисленная коалиция не могла победить самую сильную на тот момент советскую армию, но была способна втянуть Советский Союз в длительную и кровопролитную войну. Это понимали обе противоборствующие стороны и уже давно вступили в активную стадию тайной подготовки к военному столкновению. Одна из сторон старалась оттянуть время, чтобы успеть закончить работы над оружием массового поражения, а другая пыталась определить степень её готовности. Волею обстоятельств поручик оказался на острие этой войны и противник находился где - то совсем рядом. Напряжение предстоящей схватки скрывалось за обыденностью и повседневностью службы Фан Цзе, вдали от кровопролитных боёв.
   Нынешний выходной Фан Цзе решил посвятить очередной экскурсии по городу. Вместе с Сенькой они прогуливались по шумной торговой улочке. Семён что - то бойко рассказывал старшему товарищу, а тот лишь молча улыбался и посматривал по сторонам. Остановившись возле неприметной лавчонки, поручик, перебив приятеля, произнёс: 'А что, мой юный друг, не заглянуть ли нам сюда?' - и ткнул большим пальцем через плечо в старую и покосившуюся дверь с самодельной вывеской, на которой было написано:
   'Бытовые мелочи, сувениры и антиквариат'. Сенька прекрасно знал этот магазинчик. Он частенько забегал сюда поглазеть на сказочные, как ему казалось, вещи, которые продавал старый китаец, похожий на волшебника. Отец никогда не давал Сеньке денег на покупку бесполезной ерунды подобного рода и мальчишке только, и оставалось любоваться на такие загадочные и таинственные вещицы. Конечно, он обрадовался такому приглашению.
   Фан Цзе жестом руки предложил, чтобы тот вошел первым. Мелодично зазвонил китайский колокольчик и приятели, сделав ещё пару шагов вниз по ступенькам, очутились внутри. В магазине окон не было, лишь два фонарика под потолком и керосиновая лампа на прилавке едва освещали помещение. За конторкой не шелохнувшись, стоял старый китаец и, не повернув головы, внимательно наблюдал за вошедшими. Без того тесное помещение было заставлено старыми гнутыми стульями, плетеными креслами, низкими столиками, на которых разместились медные фигурки Будды, бронзовые сосуды и тому подобная мелочь. Со стен смотрели причудливые маски, картины, веера, части старинных доспехов. Семён остановился возле небольшого столика и зачаровано смотрел на шахматную доску с расставленными на ней нефритовыми и слоновой кости фигурками. 'Что нравится?' - спросил его Фан Цзе. В ответ мальчишка лишь молча, кивнул головой не в силах оторвать взгляд от шахмат. Продавец, заметив непраздный интерес посетителей, подошёл к ним и начал быстро говорить, расхваливая товар. Поручик спросил его о цене и тот, прервав себя на полуслове, назвал сумму, и без паузы продолжил рассказ. 'Сколько, сколько?' - переспросил Фан Цзе. Хитрый китаец также скороговоркой опять назвал стоимость, но уже в два раза ниже озвученной первоначально. Поручик расхохотался и повторил вопрос. В конце концов, сошлись на сумме в три раза ниже исходной. Пока Фан Цзе рассчитывался, Сенька, прижав к груди обеими руками доску и положив подбородок на верхний её край, продефилировал к выходу. Поручик догнал его только на улице. Судя по его быстрым шагам, желание прогуляться у мальчишки пропало, ему было необходимо срочно рассмотреть покупку.
   Через несколько минут они уже сидели возле Сенькиного дома на скамейке и перебирали искусно и тонко выточенные фигурки. 'Ну что, мой юный друг, расставляй, сыграем', - произнёс Фан Цзе и хитро посмотрел на пацана. Тот смущенно рассматривал свои башмаки и, не поднимая глаз, молчал. 'Что такое?' - поручик изобразил на лице искреннее удивление. Сенька покраснел, окончательно смешался и едва слышно выдавил: 'Я играть не умею'.
   - Вот так, так. Я тоже не умею, - произнес поручик и продолжил: - Что будем делать?
   - Не знаю, - растерянно промямлил пацан.
   - Кто нас научит? - спросил Фан Цзе. Тут мальчишка, вдруг просветлев, воскликнул: 'Я знаю! Нас дядя Вася Перминов научит'. Сенька был явно горд тем, что нашёл выход из тупиковой ситуации. Поручик лукавил. Некоторое представление о китайских шахматах 'сянци' он имел, но, тем не менее, произнёс: 'Берешься познакомить?' Мальчишка решительно кивнул головой и встал со скамейки, демонстрируя полную готовность выполнить важную миссию переговорщика. Через минуту они уже стояли возле ворот дома Перминовых и Сенька смело постучал в дверь.
   Хозяин оказался на редкость общительным и гостеприимным. Хотя они достаточно часто встречались на работе, но официальное знакомство Фан Цзе и Перминова состоялось именно здесь на пороге дома. Весь вечер допоздна они провели за шахматной доской, и гости проявили себя одарёнными учениками опытного учителя шахмат. Визит закончился поздно, и предварительно договорившись о следующей встрече, поручик и его приятель покинули гостеприимный дом, когда на улице был уже глубокий вечер...
  
  
   ГЛАВА XX
  
  
  
  
   Поручик расхаживал по своему крохотному кабинету, делая по два шага от стены к стене. В его руке была зажата свёрнутая в трубочку газета, глаза смотрели куда - то под потолок, высматривая назойливую муху. Стоило только Фан Цзе встать со стула, как муха тут же исчезала в полумраке кабинета, ожидая, когда он вновь сядет за работу, чтобы помешать его важному делу. Наконец, муха, совершив роковую ошибку, ударилась в стекло маленького окошка и расплата наступила немедленно. Удар был точен. Маленькая победа порадовала поручика, но не надолго. Забыв о поверженной мухе Фан Цзе уже смотрел в окно, внимательно наблюдая, как на крыльце лазарета двое - Василий Перминов и врач Митомо - расставляли на шахматной доске фигуры, намереваясь сыграть партию в 'сянци'.
   После тщательного изучения личных дел работников филиала, поручик выделил два человека. Если бы его цель в действительности соответствовала контрразведывательным задачам, то эти двое немедленно были бы отстранены от работы. Фан Цзе не понимал, как вообще они были допущены на секретный объект.
   Один из них был Василий Семёнович Перминов. Во - первых, он был русским, во - вторых, сын белоэмигранта, переехавшего из Харбина в Хайлар, а до этого бежавшего в Китай из России. Уже этот факт должен был лишить его возможности работать в филиале. Если контакты Василия ещё можно было отследить, то связи его отца Семёна терялись в неразберихе белоэмигрантского сообщества двадцатых годов. Поручик уже сделал запрос в Харбин по месту учёбы Василия Перминова в медицинском институте, но ответа пока не получил.
   Второй кандидатурой, требующей пристального внимания, был унтер - офицер Митомо Кадзуо, не получивший офицерского звания только потому, что профессию врача получил в Московском медицинском институте в конце двадцатых годов. Сюда, в хайларский филиал он был переведён из отряда ? 731. Оставалось выяснить, кому принадлежала инициатива перевода Митомо.
   В настоящий момент обе интересующие поручика персоны сидели и играли в китайские шахматы. Если для знакомства с Перминовым Фан Цзе удалось создать необходимые обстоятельства почти случайного знакомства, то для сближения с Митомо ещё предстояло это сделать. Разведчик понимал, что прямое знакомство вряд ли сможет ему помочь определить принадлежность того или другого к советской разведке, однако и субъективные впечатления тоже немало значили в данной ситуации. Пока поручик раздумывал над тем, стоит ли, воспользовавшись подходящим случаем, знакомиться с Митомо, ему в голову пришла интересная мысль. Фан Цзе наскоро взял документы, собрав их в неаккуратную стопку, и положил на край стола. Однако, прежде чем уйти он должен был сделать одно очень важное дело. Поручик достал из кармана лист копировальной бумаги и, посмотрев на свет, убедился, что отпечатавшийся текст достаточно различим. Затем осторожно смял её и аккуратно опустил в урну для бумаг. Разведчик, встав на колени, старательно запоминал положение бумаг в урне. После чего поднялся, с трудом разогнув затёкшие ноги, и отряхнул брюки. Теперь можно было идти.
   Накануне вечером в номере, где он проживал Фан Цзе приготовил три бумаги. Первую он отпечатал на пишущёй машинке в двух экземплярах, и затем оригиналы сжёг. Копирка, лежащая в урне, была результатом этой работы. Вторую он наскоро начертал на обычном листе бумаги в виде черновика. Третьей была небрежная пометка на четвертушке листа.
   Выйдя на улицу, поручик решил пройти в небольшой вольер, окруженный высоким дощатым забором, однако не потому что в этом была особенная необходимость, но лишь только в этом случае у него был шанс быть увиденным шахматистами.
   Весь иппоэпизоотический объект, в котором Фан Цзе в настоящий момент проходил службу, разделялся на три условные зоны. Внешняя зона была окружена забором из колючей проволоки, в котором было двое ворот. Одни ворота для прохода служащих объекта, другие для прогона скота. По углам стояли охранные вышки, благодаря этому, а также степной местности, где располагался филиал, скрытно проникнуть на территорию было невозможно. В этой зоне располагались штаб, административное здание и казарма для солдат. Вторая зона предназначалась для содержания скота и была отделена невысоким забором из жердей. По сути дела, это был обычный загон для крупного рогатого скота, овец и лошадей. Здесь же находились коровники и конюшни. За высоким глухим забором, в третьей внутренней зоне, был вольер для содержания нескольких сот особей полевых грызунов, а также здание особого назначения. Лишь эта зона охранялась дополнительно часовыми, и вход в неё был строго ограничен.
   Именно туда и направился поручик. Он шёл, не спеша, через двор и делая вид, что разглядывает деловые бумаги. Его расчет оправдался. Василий Семенович окликнул его и приветственно помахал рукой. Поручик кивнул ему в ответ головой и сделал вид, что вновь углубился в чтение, не забывая при этом краем глаза следить за игроками. Перминов сказал что - то партнёру и тот оглянулся, чтобы посмотреть на Фан Цзе. Игроков в китайские шахматы было не много, поэтому Василий Семенович не мог не сказать Митомо, что появился ещё один любитель 'сянци'. Так оно и получилось. Теперь оставалось только ждать. Ждать обратной реакции. Если господин Митомо заинтересован в знакомстве с ним, то обязательно использует 'сянци' как повод для общения.
   Поручик вошёл в здание лаборатории и, не придумав подходящего предлога для общения с кем нибудь из работающих здесь, вышел в третью зону, где располагался вольер для полевых грызунов. В здании, которое он только что покинул, кроме лаборатории, размещалось хранилище болезнетворных бактерий чумы и сапа, поэтому поручик старался как можно меньше находиться здесь. Если изредка приходилось по делам службы появляться здесь, то в подвальном помещении он не был ни разу. Для того чтобы туда попасть, необходимо было пройти специальный санпропускник.
   Выйдя на крыльцо, Фан Цзе остановился и стал разглядывать клетки для животных. Большая их часть была отведена для содержания тарбаганов и меньшая - для джумбуры. Эти зверьки содержались здесь с той же целью, что и домашние животные, а именно: в нужный момент люди должны были заразить их смертельными болезнями и немедленно выпустить на свободу с целью возникновения эпидемии. Надо отметить, что в настоящее время не было известно, с какой скоростью будет распространяться эпидемия, и будет ли распространяться вообще. Изучением этого как раз и занимались учёные отрядов ? ? 100 и 731, поэтому невозможно было утверждать, что бактериологическое оружие уже готово к применению.
   Поручик направился к ряду клеток, располагавшихся особняком. Обычно Фан Цзе не приближался к ним, он и сейчас делал это без всякой цели, не отдавая себе отчёта в своих действиях. Ему просто было необходимо провести некоторое время здесь, прежде чем выйти обратно. У каждой из клеток этого ряда вместо передней сетки было толстое стекло, и вверху располагался желтый треугольник с витиеватым знаком. Этот знак означал бактериологическую опасность, то есть все зверьки были уже заражены бактериями чумы. Поручик, неожиданно увидев надпись 'без спецодежды не входить' резко остановился, удивляясь собственной беспечности. Он хотел было повернуть обратно, но почувствовал на себе пристальный взгляд. Оглядевшись по сторонам Фан Цзе никого не обнаружил, но что - то мешало ему уйти. Вдруг его взгляд упал на одну из клеток, и поручик увидел крупного тарбагана, столбиком стоявшего возле стекла. Чёрные бусинки глаз зверька смотрели на него, как будто прося о помощи. В этом почти человеческом взгляде была и мольба, и упрёк, как напоминание о его, Фан Цзе, потомке рода Большого Тарбагана, предназначении. Офицер поёжился, и едва сдерживаясь, чтобы не броситься наутёк медленно пошёл к выходу. Прежде чем закрыть за собой дверь поручик ещё раз осмелился бросить взгляд в сторону клетки, но там, возле стекла уже было пусто. Чтобы отвлечь себя, Фан Цзе вошёл к охраннику, сидевшему на входе и стал перелистывать журнал посетителей. Как он ни старался, но никак не мог забыть этот по - человечески выразительный взгляд маленького животного. Резко отчитав охранника за отсутствие подписей в соответствующей графе, поручик покинул помещение.
   На улице было по-прежнему солнечно. Игроков на крыльце уже не было, чему Фан Цзе удивился. 'Неужели уже сыграли?' - подумал он и почти в тот же момент увидел Кадзуо выходящего из дверей штаба, где располагался его, поручика, рабочий кабинет. В руках унтер - офицер держал шахматную доску. Увидев Фан Цзе, он призывно махнул шахматной доской, что, очевидно, означало приглашение сыграть партию. Если до настоящего момента поручик склонялся видеть советского разведчика в Перминове, то теперь, после более чем скорого, встречного шага Митомо, их шансы уравнялись и вновь Фан Цзе оказался в затруднительном положении. По правде говоря, даже определив принадлежность одного из них к разведке противоборствующей стороны, поручик не мог напрямую выдать нужную дезинформацию. Не было смысла это делать ни через второе, ни даже, через третье лицо. Однако ситуация не была безвыходной и Фан Цзе уже приготовил свой несложный, но достаточно надежный план, хотя при этом многое зависело от стечения обстоятельств и везения.
   Пока поручик шёл к штабу, унтер - офицер успел развернуть доску и уже сидел на лавочке, протянув навстречу партнёру оба кулака с зажатыми в них фигурками. Фан Цзе ткнул пальцев в левую руку Митомо и ему достались чёрные. 'Обожаю 'сянци', - произнёс унтер - офицер, делая первый ход, продолжил, располагаясь поудобнее: - Жаль только, что популярными как индийские шахматы они не будут'.
   - Это почему? - спросил Фан Цзе, не смотря на то, что не только был согласен с этим утверждением, но и догадывался, о чём будет говорить Митомо.
   - Чтобы стать хорошим мастером, необходимо иметь китайский менталитет, а он, как известно особенный, - попытался развить свою мысль партнер, не отводя взгляда от доски.
   - То есть? - поручик задал необязательный, но располагающий к продолжению мысли, вопрос.
   - Вот, например, главная фигура - 'полководец'. Китайское мышление никак не может предположить на одной доске сразу двух равных императоров. Китайцы рассматривают шахматную доску как своеобразную модель мира, где китайский император властитель всех земель, обитаемых и не обитаемых, а главы других государств лишь его вассалы. Поэтому наличие двух равноправных фигур на доске вещь невозможная и даже крамольная. Своего рода скрытый призыв к бунту. Линия, разделяющая шахматную доску пополам, называется Небесная река или Млечный путь, по - европейски. Некоторые фигуры, например, слоны, не могут её пересекать и всегда остаются на своей половине. Таким образом, в атаке участвуют не все силы, имеющиеся в наличии. Если учесть, что ферзь не только не может пересекать Небесную реку, но и покидать пределы дворца, который ей доступен не полностью, то получается, что для нападения остаются совсем малые силы. 'Пушка' также ограничена в нападении. Значит для того, чтобы одержать победу, необходима не сила и прямолинейность, а хитрость и, порой, коварство. Это ли не атрибуты китайской власти?' - Митомо, поддавшись, охватившему его азарту, начал активно жестикулировать, забыв об игре. Фан Цзе, продолжал, молча его слушать, думая лишь о том, как вывести тему разговора в нужное ему русло. Воспользовавшись короткой паузой в страстной речи своего партнёра, поручик произнёс: 'Позвольте здесь с вами не согласиться. Это можно отнести не только к китайским властителям. Макиавелли об этом целый трактат написал, а ведь он европеец. Как с этим быть?'
   Немного замешкавшись, Митомо парировал: 'Это для европейцев - наука, которую необходимо изучать, а для китайца - образ жизни'. Кто может сравнится с китайским императором по коварству, хитрости и дальновидности, интригам и жестокости? Прочие азиаты не в счёт.
   - Сталин, - коротко произнёс, как отрубил поручик. От неожиданности его партнёр умолк, не зная, что ответить. Именно этого добивался разведчик. Теперь он, делая вид, что раздумывает над очередным ходом, незаметно наблюдал за реакцией Митомо. Внезапно, к разочарованию Фан Цзе и радости унтер - офицера на крыльце штаба появился водитель автобуса. Это означало, что рабочий день заканчивается, и нужно было срочно собираться к отъезду домой. Под предлогом этого, Митомо начал спешно собирать шахматы, а тема, которая была желанна поручику, оказалась прерванной, едва успев начаться. Унтер - офицер ретировался, чтобы успеть привести в порядок своё рабочее место, а поручик и не думая идти кабинет, сразу двинулся к автобусу.
   Уже через несколько минут автомобиль тронулся и только тогда поручик обнаружил, что в салоне нет Перминова. Фан Цзе огляделся по сторонам, но спросить показалось ему неловко и поручику пришлось ограничиться догадкой о том, что ветврач остался на суточное дежурство. Всю дорогу разведчик раздумывал над тем, что могла означать странная реакция Митомо Кадзуо на его упоминание о руководителе Советского Союза. Была ли это простая растерянность на неожиданный ответ или нечто бОльшее, например, его особенное отношение к товарищу Сталину?
  
  
  
  
   ГЛАВА XXI
  
  
  
  
  
   За окном светило яркое солнце, но погода, как это часто бывает в этих местах, была обманчива. Дул порывистый и холодный ветер, поднимавший тучи пыли. На пустынных, ещё не проснувшихся после безмолвной ночи, улицах пахло гарью. Это на близлежащих сопках горела высохшая за лето под палящими лучами солнца жухлая трава. Несмотря на то, что поручик спал в эту ночь не более четырёх часов, чувствовал он себя бодро. Молодой организм легко переносил моральные и физические нагрузки. Воспользовавшись свободным временем, а до отправления автобуса оставалось около двадцати минут, Фан Цзе присел в кресло и задумался.
   Накануне поручик вернулся в свой номер, намереваясь освежить в памяти события дня и принять окончательное решение. События Второй мировой войны на европейском театре военных действий начали развиваться стремительно и развязка могла наступить гораздо быстрее, чем можно было предположить ещё несколько месяцев назад. Об этом говорили аналитические справки, которые поручик принялся изучать сразу после ужина у себя в номере.
   К началу 1944 года противоборствующие стороны располагали мощными вооружёнными силами. Красная Армия насчитывала 11 миллионов человек, около 150 тысяч орудий и миномётов, 12 тысяч танков и САУ, 21 тысячу боевых самолётов. Действующая армия имела 11 фронтов, 55 общевойсковых, 3 танковых, 12 воздушных армий, 3 флота. В их составе было 460 стрелковых дивизий, 15 танковых и механизированных корпусов, 76 артиллерийских и миномётных дивизий, 70 отдельных артиллерийских и миномётных бригад, 124 авиационные дивизии. В них насчитывалось 6,4 миллиона человек, около 5300 танков и САУ, 96 000 орудий и миномётов, 10 200 боевых самолётов. В резерве Ставка держала 6 общевойсковых, 2 танковые и 1 воздушную армии. Всего 19 дивизий, 8 танковых и 4 механизированных корпуса, 4 артиллерийских и миномётных дивизии и 4 бригады, в которых было 570 тысяч человек, 5 тысяч орудий и миномётов, 270 танков и САУ, 312 боевых самолётов.
   В войсках, располагавшихся на Дальнем Востоке, было 42 стрелковых и 30 авиационных дивизий. В них насчитывалось 1,5 миллиона человек, 20 тысяч орудий и миномётов, около 2400 танков и САУ, 5 тысяч боевых самолётов. Немало сил и средств было в военных округах: около 2,5 миллионов человек, 18 тысяч орудий и миномётов, 4 тысячи танков и САУ.
   Перевес в силах и средствах над противником, наличие инициативы в руках Красной Армии, крупные людские и материальные резервы, слаженная работа тыла позволяли провести крупные наступательные операции не на одном - двух направлениях, а на всём стратегическом фронте. Были намечены 10 районов, в которых предстояло последовательно разгромить противника на стратегических флангах советско - германского фронта и освободить обширные районы страны. В первой половине 1944 года были успешно проведена Днепровско - Карпатская операция, а в её рамках - Житомирско-Бердичевская, Кировоградская, Корсунь-Шевченковская, Ровно-Луцкая, Никопольско-Криворожская, Проскуровско-Черновицкая, Уманско-Ботошанская, Березнеговатско-Снигирёвская, Полесская и Одесская фронтовые наступательные операции. Это была единственная стратегическая операция, в которой участвовали все 6 танковых армий. Летом 1944 года началось наступление Красной Армии по всей линии фронта. От немецких войск была очищена почти вся Белоруссия, Украина, Прибалтика. Лишь на западе Латвии окружённая группировка немецких войск смогла продержаться до окончания войны.
   В результате наступления советских войск на севере, Финляндия объявила о своём выходе из войны. Однако немецкие войска отказываются покинуть территорию Финляндии и бывшие 'братья по оружию' вынуждены сражаться друг против друга. В августе после наступления Красной Армии выходит из войны Румыния, в сентябре - Болгария. Немцы начинают эвакуацию войск с территории Югославии и Греции, где власть в свои руки берут народно-освободительные движения. Шестого июня 1944 года союзные силы США, Великобритании и Канады после двух месяцев отвлекающих манёвров проводят крупнейшую в истории десантную операцию в истории и высаживаются в Нормандии. В августе американские и французские войска высадились на юге Франции, освободили города Тулон и Марсель. 25 августа союзники входят в Париж, и освобождают его вместе с отрядами французского сопротивления. В сентябре начинается союзное наступление на территорию Бельгии.
   Чуть лучше обстояли дела и на Тихоокеанском театре военных действий. В июне 1944 года американцы овладели Марианскими островами. Через три месяца состоялось крупное сражение в заливе Лейте, в котором тактическую победу одержали силы США. В сухопутных сражениях японская армия действовала более успешно, и ей удалось захватить весь Южный Китай, затем соединиться со своими войсками, которые действовали в то время в Индокитае.
   Робкий стук в дверь отвлёк поручика от изучения аналитических справок. Фан Цзе снял стоявшую на соседнем стуле корзину для бумаг и аккуратно поставил её под стол. На то были серьёзные основания, но об этом чуть позже. Затем, прикрыв газетой бумаги, лежавшие на столе, громко произнёс: 'Войдите!' В дверь осторожно вошёл Сенька Берсенев. В руках он держал недавно купленную шахматную доску и просительно смотрел на поручика. 'Ну, что, мой юный друг? Партию шахмат?' - догадавшись о цели визита, спросил Фан Цзе своего приятеля, а про себя подумал: 'Почему бы и нет? Всё равно перерыв нужен'. Сенька, не произнеся ни слова, сделал несколько шагов и присел на краешек дивана, обозначив тем самым подтверждение мысли старшего товарища. 'Расставляй', - скомандовал поручик и вышел в душевую, чтобы помыть руки, а когда вошёл мальчишка уже сидел в готовности к игре, по - рыцарски предоставив Фан Цзе право первого хода. 'Нет, так не пойдёт, - произнёс поручик и развернул шахматную доску белыми фигурами к приятелю, угрожающе добавив при этом: - Иначе играть не буду'. Семён сделал первый ход и сделал его верно. Дело в том, что в тот первый и единственный шахматный урок в гостях у Перминова играли в основном Фан Цзе и хозяин дома, Берсеневу досталась роль зрителя. То, что мальчишка запомнил, как правильно ходят фигуры, и какие они имеют ограничения на шахматной доске, говорило о его отличной памяти, и это не мог не отметить поручик.
   Семён с первого же хода бросил свои силы вперёд, не задумываясь об обороне. Фан Цзе заметил атаку и, обдумывая свой ход, умышленно затягивал время для того, чтобы юный партнёр имел возможность тщательней оценить обстановку на доске, однако это не дало результата. Мальчишка смотрел по сторонам, нетерпеливо ёрзал на стуле, дожидаясь своей очереди. Быстро поняв, что толку от такой игры не будет, поручик, кашлянув, произнёс: 'Вот что я тебе скажу, дружище. Китайские шахматы это не драка пацанов во дворе. Это там натиск и молниеносный прорыв могут решить дело. Здесь же целая философия. Нельзя впадать в крайности, увлекаясь лишь нападением. Игра должна быть сбалансирована, поскольку, даже имея большой материальный перевес можно быстро проиграть. Дело в том, что полководец, Сеня, очень маломаневренная и плохо защищённая фигура и стоит лишь на один ход потерять инициативу, как тут же можно проиграть. Тем и интересна игра, что в ней заключена китайская философия. Научишься отлично играть в 'сянци' и вес мир будет твоим или хотя бы Китай, а это уже немало'.
   Возможно, слишком умная для юного Сенькиного возраста мысль оказалась понятой верно. Мальчишка сосредоточился на игре и её ход замедлился. 'Молодчина, - поощрил его поручик за несколько удачных ходов и добавил: - Чтобы победить, необходимо стать хорошим военным стратегом, так что эта игра в жизни может очень пригодиться'.
   - Я тоже стану военным, - гордо сообщил Сенька.
   - Почему, тоже? - удивился Фан Цзе.
   - Ну, вы ведь военный, дядя Боря - заявил вдруг пацан, чем ещё больше удивил своего старшего товарища.
   - С чего ты это взял? - заподозрив неладное, спросил поручик.
   - Ну, вы ведь в военной кошаре работаете, - продолжил развивать мысль Сенька, по- своему назвав филиал отряда.
   - Я коммивояжер, то есть торгую шкурами крупного рогатого скота, - попытался выкрутиться поручик и добавил: - Хочешь, тебе шкуру льва привезу или зебры?
   - Не надо, - обидевшись, ответил мальчик. Возникла напряженная пауза, во время которой поручик успел подумать: 'Да уж, похоже, как всегда всё тайное для местного населения таковым не является'. Для того, чтобы его друг наверняка не вернулся к этой теме, Фан Цзе форсировал события в игре и, разбив сенькины 'пушки', запер его полководца в угол. Семён, проявив честолюбие, заметно огорчился.
   Дело в том, что такое положение в 'сянци' также считается поражением, для того, кто в него попадает. Ничейный результат возникает при четырёхкратном повторении ситуации на доске, не считая вечного, то есть трехкратного шаха полководцу. В таком случае поражение засчитывается тому, кто сделал четвёртый шах полководцу противника.
   Партия закончилась, но, судя по выражению лица мальчишки, он хотел продолжить игру. Фан Цзе понял это, однако вынужден был отказаться, назначив конкретное время для следующего сеанса, чем немного утешил своего друга.
   Проводив приятеля, поручик выключил в комнате свет и упал ничком поперёк широкой кровати. Однако он вовсе не собирался спать - ему необходимо было продумать свои дальнейшие действия. В течение всего предыдущего месяца Фан Цзе ставил тайные метки среди деловых бумаг, на входной двери и даже в корзине для мусора. В результате поручику стало понятно, что его деятельность находится под пристальным вниманием тайного визави. Это означало, что одна из целей разведчика была благополучно достигнута - можно было выкладывать дезинформацию в доступном месте и через несколько часов она окажется в распоряжении советского агента, действовавшего поблизости. Однако поручик понимал, что добытая подобным способом информация непременно подвергнется сомнению, а это значит, будет активно перепроверяться по другим каналам. Такого рода активность быстро вскроет её недостоверность. Чтобы избежать провала, необходимо было найти иной путь и Фан Цзе его нашёл.
   Как упоминалось ранее, он составил два ложных документа таким образом, что они дополняли друг друга, однако каждый в отдельности не давал конкретных данных, лишь проанализировав оба, и связав воедино информацию, агент, по расчёту поручика, должен был сам сделать вывод о готовности бактериологического оружия к применению. Только в этом случае тайный визави не мог допустить, что результат его собственной аналитической работы окажется ложным, а значит, сомневаться в достоверности не было оснований. Один документ уже был доступен разведчику противоборствующей стороны, оставалось решить, когда дать вторую часть информации. Если сделать это несколько позже, возникал риск, что советский агент не свяжет их воедино, в то же время поспешность могла вызвать подозрение. После недолгого размышления поручик выбрал второй вариант, справедливо решив, что даже сомнительная информация лучше, чем её отсутствие. Однако и это было ещё не всё. Аналитические способности советского агента могли быть подвергнуты сомнению вышестоящим командованием, поэтому необходимо было продублировать сведения. С этой целью Фан Цзе намеревался использовать запасной вариант, подготовленный во время встречи с начальником отряда ? 100 генералом Вакамацу. Для этого поручик должен был телефонным звонком напомнить о том, что 'Правила поведения вне расположения части' написаны, и он готов их представить лично, тем самым, добившись командировки в штаб отряда. По прибытии в штаб, действуя по обстановке, необходимо было распространить сведения и скорее всего в устной форме, дополнявшие информацию, исходящую из хайларского филиала. Фан Цзе был уверен, что в штабе или в близких ему кругах наверняка есть агентура противоборствующей стороны. После завершения операции им лично могла быть вскрыта сеть советской разведки, что повлияло бы на его карьеру в дальнейшем, а это был не последний стимул к работе.
   Однако планам не суждено было сбыться. Несмотря на то, что на территории Маньчжурии действовала разветвленная сеть советской разведки под руководством А.С. Панюшкина, агентов, внедрённых в управление какого - либо из 'бактериологических' отрядов не было. При этом достижение цели поручиком было бы достаточно несложным, но причина несбыточности плана лежала совсем в иной плоскости.
   Настойчивые звуки сигнала возвестили о том, что автобус прибыл, и вернули Фан Цзе из вчерашних событий в реалии сегодняшнего дня. Он встал с кресла и ещё раз, запоминая все мелочи, оглядел комнату. Офицер быстрым шагом, спустившись вниз, бросил ключи от номера администратору и вышел на улицу. Перминова в автобусе не было, как и не было по неизвестным поручику причинам унтер - офицера Митомо Кадзуо. Всю дорогу Фан Цзе вновь и вновь анализировал собственные действия, пытаясь для себя решить, не было ли сделано ошибки и все ли предпринятые им шаги верны. Так и не сделав определенного вывода, но резонно при этом решив, что иного варианта не подобрать, поручик вышел из автомобиля, прибывшего к месту назначения, и направился к своему рабочему месту.
   Ступив за порог, офицер сделал полшага и, осторожно прикрыв за собой дверь, окинул взглядом кабинет. Всё оставалось на своих местах в неприкосновенности, но поручик чувствовал, что здесь вновь кто - то побывал. Забегая вперед можно сказать, что то же самое Фан Цзе ощутил вечером в гостиничном номере, а затем убедился наверняка, внимательно осмотрев оставленные бумаги, включая мусорную корзину и платяной шкаф. Это можно было бы считать небольшим успехом. Оставалось только ждать, рассчитывая на ум и аналитические способности тайного соперника и продолжать действовать, перейдя к следующему этапу плана. Поручик взялся за телефонную трубку, чтобы позвонить Вакамацу, однако того не оказалось на месте, но услужливый адъютант обещал доложить генералу немедленно по его прибытии. К удивлению Фан Цзе ответная реакция не замедлила последовать, но оказалась несколько иной, чем можно было ожидать.
   К исходу рабочего дня поручик был вызван к руководителю филиала и последний сообщил ему, что Фан Цзе должен немедленно направиться в командировку, но не в штаб отряда ? 100, а в отряд ? 731. Научные работники 'бактериологических' отрядов достаточно часто проводили совместные опыты и, как правило, на базе более крупного отряда ? 731, но сотрудники контрразведывательных подразделений собирались здесь впервые. Поручик должен был сделать доклад на совместном совещании, посвященном обсуждению вопросов режима секретности. Фан Цзе посчитал это большим везением и уверился, что он находится на правильном пути.
   Уже следующим утром он трясся на командирском джипе по дороге к железнодорожному вокзалу.
  
  
   ГЛАВА XXII
  
  
  
   Фан Цзе, привыкший к службе в небольшом филиале, был поражён масштабами отряда ? 731. Посреди безлюдной степи был построен небольшой город с многочисленными современными зданиями, железнодорожной веткой и даже аэродромом. В первую очередь ослепительной белизной привлекало четырёхугольное здание, находящееся в центре территории отряда, в плане напоминавшее знак японской азбуки 'ро'. Оно так и называлось - блок 'ро'. Такого огромного здания поручик не видел даже в Токио. В центре блока находилось двухэтажное бетонное помещение, которое на местном жаргоне называли 'склад брёвен'. Тогда о его предназначении Фан Цзе ещё не знал. К западу от блока 'ро' рядами стояли здания, напоминавшие больничные корпуса, склады и жилые постройки. Промышленный пейзаж завершала высокая кирпичная труба, из которой постоянно шёл дым.
   Отряд был создан в 1932 году. Для того, чтобы его построить было сожжено около трёхсот китайских домов. Место для строительства было выбрано близ станции Пинфань в двадцати километрах южнее Харбина. Район сразу же был закрыт для посещения и строго охранялся. Запретная зона составляла примерно десять километров. Особенно тщательно охранялись лаборатории в центре городка. Туда могли попасть только те, кто там работал, посторонние - по специальному разрешению. Пролет над территорией разрешался лишь самолетам, приписанным к отряду.
   У ворот бросался в глаза щит размером около трех квадратных метров, на котором тушью
  по-японски и по-китайски было написано:
   Объявление
  1. Вход без разрешения командующего Квантунской армии запрещается
  всем без исключения. Нарушители предаются суду военного трибунала и
  подвергаются суровому наказанию. Никакие оправдания во внимание не
  принимаются.
  2. Лица, работающие здесь, обязаны предъявлять пропуска.
  Командующий Квантунской армией (подпись отсутствует).
  Командир отряда (подпись отсутствует).
   Внимательно прочитав написанное, Фан Цзе огляделся по сторонам. Чуть дальше и сзади виднелся достаточно высокий земляной вал с рядами колючей проволоки, окружавший территорию отряда. Ворота тщательно охранялись, но поручику понадобилось лишь удостоверение личности для того, чтобы пересечь контрольно - пропускной пост, так как его фамилия уже была внесена в списки прибывающих на совещание. Пожилой неказистый солдатик проводил его до штаба и оставил у дверей в строевую часть. После несложных формальностей Фан Цзе получил инструкции по размещению на проживание и в сопровождении вестового прибыл в свой гостиничный номер. Едва успев оценить комфортные бытовые условия, поручик был потревожен немногословным офицером штаба, который передал ему план мероприятий на все три дня пребывания в отряде. Ознакомившись с подробно расписанным планом, Фан Цзе усмехнулся. Обычное совещание было превращено в пышную церемонию, включавшую в себя награждение офицеров, лекцию начальника отряда Исии о научных достижениях ученых, экскурсию и даже банкет. При этом само совещание занимало едва ли не самую малую часть в трёхдневном празднестве.
   Поручик был разочарован. Совещание не было тем деловым и продуктивным, в которых он привык участвовать. Скорее оно напоминало торжественную конференцию при большом скоплении народа. Участники выступали долго, говоря общие фразы, народ в зале откровенно скучал и каждый был занят своими делами. Фан Цзе с трудом дождался окончания странного и никому ненужного мероприятия. Хотя поручик и был разочарован, это его нисколько не огорчило - ведь он прибыл в отряд ? 731 совсем с другой более важной и тайной целью. Своего выступления Фан Цзе так и не дождался, однако его труды не прошли даром. Подготовленный им материал по распоряжению руководства был подан в письменном виде в штаб отряда.
   По завершении совещания, поручик, понимая, что для решения своих задач ему необходим как можно более широкий круг общения, присоединился к внезапно оживившимся участникам. Среди офицеров он увидел своего однокашника и старинного приятеля поручика Хиразакура Дзэнсаку. Они обнялись. Как выяснилось, Дзэнсаку служил в контрразведывательном отделе отряда ? 731. Выпив в местном буфете по чашечке саке, друзья на время расстались, договорившись, что Дзэнсаку придёт к поручику в номер, как только освободится, решив некоторые организационные вопросы, и они продолжат общение.
   Битых два часа поручик валялся на кровати, не раздеваясь в ожидании своего приятеля. Наконец, услышав быстрые шаги в коридоре, поднялся. Дверь без стука распахнулась и поручик, быстро вскочив и широко улыбаясь, произнёс: 'Здравствуй, самурай', поприветствовав друга ещё раз. 'Самурай' - это было прозвище Дзэнсаку, полученное им ещё в годы обучения в разведшколе, и оно отражало его характер, в некоторых свойствах схожий с самурайским, но черты эти были далеко не всегда добродетельными. 'Ну, что пойдём? Покажу тебе отряд, - предложил приятель и продолжил: - Благо, у нас по плану ознакомление с деятельностью объекта'. Фан Цзе согласно кивнул, и они двинулись к выходу.
   Прогуливаясь по территории, приятели обменивались событиями, произошедшими во время разлуки. Изредка Дзэнсаку прерывал плавно текущий разговор, чтобы обратить внимание Фан Цзе на то или иное сооружение, объясняя его предназначение. Незаметно они подошли к блоку 'ро', все наружные стены которого были отделаны молочно - белой кафельной плиткой. Приостановившись у входа, Дзэнсаку произнес: 'Не бойся. Всё что ты сейчас увидишь не опасно для тебя. Главное - соблюдать необходимые правила'.
   - Почему ты решил, что я боюсь? - ответил вопросом поручик и самоуверенно добавил: - Я вовсе не боюсь.
   - Ладно, тогда пошли, смельчак, - усмехнулся Дзэнсаку. Друзья вошли внутрь и Фан Цзе сразу почувствовал тошнотворный запах, но, не будучи брезгливым и обладая от природы слабым обонянием, особого внимания на это не обратил. Произнеся 'жди здесь', Дзэнсаку скрылся в ближайшем помещении. Поручик осмотрелся. Вдоль коридора по обе его стороны располагались сработанные из тщательно подогнанных досок двери. Надписей на них не было, только таблички с номерами. Особое внимание Фан Цзе привлекли рельсы, проложенные вдоль всего коридора с шириной колеи примерно пятьдесят сантиметров.
   Через несколько мгновений появился Дзэнсаку в сопровождении человека облаченного в белый комбинезон. Разглядеть его лицо не представлялось возможным, так как он был в маске. Внимательно окинув поручика с головы до ног, человек кивнул головой и вновь скрылся за дверями. 'Пойдем, - произнес приятель и на ходу продолжил: - Это был руководитель группы господин Карасава- сан. Только он может дать разрешение на посещение его ведомства. На местном жаргоне - 'фабрика'. В первом отделе нам делать нечего. Здесь интереснее. Я покажу тебе, где храниться и производится ключ к нашей победе'. Последняя фраза прозвучала более чем гордо и самоуверенно. 'Что это?' спросил поручик, кивнув головой в сторону рельсов.
   - По ним возят готовый продукт на четырехколесных вагонетках, а ещё 'бревна' вывозят, коротко пояснил приятель, не желая вдаваться в подробности. Уже в который раз поручик слышал этот термин 'бревно', но не мог сообразить, что оно означает, а спросить не решался, боясь показаться невежественным, потому что окружающие упоминали это слово как само собой разумеющееся и понятное даже глупцу.
   Пока они шли по длинному коридору, его приятель, приняв на себя роль экскурсовода, принялся рассказывать: 'В этом, главном корпусе находятся первый и четвёртый отделы. Первый этаж называют 'подвал', но подвал тут тоже есть и именно туда мы сейчас направляемся'. Действительно через некоторое время друзья, свернув за угол, начали спускаться вниз по лестнице. Спустившись, тут же вошли в помещение, предназначенное для переодевания. Разоблачившись донага, Дзэнсаку надел хрустящий белый комбинезон. Поручик последовал его примеру. Во время переодевания приятель продолжил инструктаж: 'После того как войдем, просто смотри, рот не открывай. Вопросы будешь задавать после того как вернёмся обратно сюда. Понял?' Фан Цзе сдержанно кивнул головой. Между тем друзья надели шапочки, резиновые фартуки от шеи до щиколоток. Наряд дополняли резиновые сапоги до колен и перчатки. Наконец, Дзэнсаку, чтобы убедиться в готовности поручика спросил: 'Идём?' Фан Цзе, добросовестно выполняя инструкцию, плотно сжал губы и вновь кивнул. Получив положительный ответ, добровольный гид надел большие круглые очки и многослойную марлевую маску. Поручик, бросив взгляд на зловещую фигуру приятеля, почувствовал страх. Дзэнсаку жестом пригласив поручика следовать за ним, распахнул дверь в противоположном углу комнаты.
   Соседнее помещение, в которое друзья вошли, было освещено единственной тусклой лампочкой под самым потолком. И без того мрачная атмосфера усугублялась коричневой вязкой жидкостью, которой был наполнен большой, но неглубокий резервуар посреди дезинфекционной комнаты. По неприятному запаху Фан Цзе догадался, что это был креозот. Дзэнсаку первым ступил в отвратительную жижу и, погрузившись почти до колен, медленно побрел к выходу. Поручику оставалось последовать его примеру.
   Страх, завязавшийся в душе Фан Цзе во время переодевания в странные костюмы, окреп и распространился по всему телу. Чтобы его побороть потребовалось гораздо больше усилий воли. Иначе и быть не могло, так как следующий коридор, куда вышли приятели с его красными стенами и потолком, в полумраке принявшими цвет запекшейся крови, мог внушать только ужас. Считалось, что такая необычная окраска отпугивает комаров, мух и других насекомых. Было непонятно, откуда здесь могли появиться насекомые, но меры предосторожности на всякий случай принимались.
   Это было лишь начало. Дзэнсаку и Фан Цзе пересекли только главный вход на, так называемую, 'фабрику'. По обе стороны уже упомянутого коридора располагались лаборатории, хранилища и производственные помещения, где культивировались смертоносные бактерии. Поручик, сделав несколько шагов, вдруг почувствовал опасность, но не ту, материальную, исходящую от конкретного человека, а невидимую и неизвестную и этим более страшную. Без того спёртый воздух, как показалось Фан Цзе, сделался густым, и каждый следующий шаг давался с трудом. Наконец Дзэнсаку остановился напротив дверей с номером 26 и распахнул её. В глаза ударил ослепительный свет. Почти ничего не видя, поручик шагнул следом за товарищем и остановился.
   Потребовалось несколько секунд, чтобы разглядеть три медленно двигавшиеся человеческие фигуры, облаченные в такие же белые комбинезоны. Служащие занимались своим делом, не обратив ни малейшего внимания на вошедших людей. Лишь один из них знак приветствия едва взмахнул рукой. В отличие от других помещений эта комната была ярко освещена. Внимание поручика привлекла серо - белая масса, внешне похожая на холодную манную кашу, лежавшая на металлической каталке. Два человека обмакнув в мутный раствор ватные тампоны на металлических прутках, смазывали им поверхность 'манной каши' Фан Цзе посмотрел на Дзэнсаку и тот в свою очередь, взмахом руки пригласил пройти дальше. Несколько раз, не понимавший происходящего вокруг, поручик пытался задать вопрос приятелю, но каждый раз был остановлен приложенным к маске указательным пальцем.
   Следующая комната была самой мрачной даже по сравнению со всеми предыдущими и не потому, что освещалась единственной тусклой лампочкой под потолком. Некоторое время Фан Цзе привыкал к полумраку, прежде чем заметил, что стены и потолок были обиты медными листами. Было жарко как в парной. Больше половины помещения занимали такие же металлические тележки с серо - белым веществом, только поверхность 'манной каши' была прокрыта белёсыми хлопьями плесени. На лице поручика появилась гримаса отвращения. Его затошнило от вида полуразложившейся массы. Благо, что это проявление слабости было скрыто маской от взгляда Дзэнсаку. Поручик повернулся к двери и вышел.
   Только оказавшись в душевой комнате под теплыми струями воды Дзэнсаку начал свои пояснения: 'То, что ты видел в стерилизационной камере, где работали первые двое, это были бактерии чумы. Они высеивали их на питательную среду, приготовленную из агар - агара. Затем тележку помещают в культивационную камеру, где они под влиянием температуры и соответствующей влажности активно размножаются. После чего их собирают лопатками в специальные резервуары и отправляют в хранилища'.
   - Так, та самая белёсая плесень и есть бактерии чумы? - удивленно переспросил поручик. Дзэнсаку молча кивнул головой, продолжая бодро плескаться под струями горячей воды. Фан Цзе пытаясь осмыслить полученную информацию, замер на некоторое мгновение и затем вновь задал вопрос: 'Сколько же там их?', - имея ввиду смертоносные бактерии.
   - Не знаю сколько, но ими можно уничтожить сотни тысяч людей, - гордо заявил Дзэнсаку и затем добавил: - Здесь скрыт ключ нашей победы над врагом.
   - Но ведь эпидемию чумы невозможно будет остановить, - изумился Фан Цзе, холодея от ужаса.
   - Ну и что? - с не меньшей гордостью продолжил приятель.
   - А дети, женщины? Могут ведь пострадать и наши близкие? - задал вопрос поручик, который остался без ответа и лишь презрительный взгляд Дзэнсаку говорил о том, что такие глупые вопросы настоящий воин задавать не должен. Впервые Фан Цзе усомнился в правильности своих действий. Он вышел в раздевалку, не дожидаясь своего приятеля и, сев на скамью, начал одеваться. Одевшись, Дзэнсаку взял одно из лежащих на столе яблок и другое предложил Фан Цзе. Поручик машинально взял и с удивлением посмотрел на приятеля. Тот со вкусом надкусил яблоко и тут же выплюнул в урну. Поймав на себе взгляд поручика, он пояснил: 'Эти яблоки не едят, а только надкусывают. Считается, что вместе с яблоком рот очищается от бактерий. Поэтому только так: надкусил- выплюнул' Чем больше поручик осознавал увиденное, тем страшнее ему становилось. Этот военный городок, в котором он сейчас находился, нельзя было назвать фабрикой смерти. Здесь готовилось орудие массового уничтожения человечества. Здесь передовиком или победителем становился тот, кто сумеет придумать способ уничтожения как можно большего количества людей за единицу времени. В том отряде, где служил Фан Цзе тоже хранились болезнетворные бактерии, но они были направлены против животных. Поручик слышал о том, чем занимаются в отряде ? 731, но для того чтобы осознать ужас вершившегося здесь, необходимо было осознать масштабы готовящихся зверств. Фан Цзе осознал. Только что.
   Фраза приятеля 'сейчас я тебе ещё одно место покажу', - прервала размышления поручика. Он не желал больше ничего знать о том, что твориться в отряде и это очевидно отразилось на его лице, но истолковано было иначе, так как Дзэнсаку произнёс: 'Не переживай, больше не придется долго переодеваться и дезинфицироваться. Халаты накинем и всё'.
   Действительно, после душа Дзэнсаку повел приятеля не в мрачный и полутемный подвал, а на второй этаж, ярко освещённый полуденным солнцем. Надев белые медицинские халаты и марлевые повязки, друзья вошли в помещение похожее на операционную. Находящиеся в комнате медицинские работники деловито готовили хирургический инструмент, однако внимание поручика привлек внимание обнаженный мальчик лет двенадцати. Он сидел в углу на корточках, испуганно глядя на окружающих людей. Взгляд его карих глаз выражал мольбу и страдание. Фан Цзе удивленно смотрел на него. Пока он соображал, что мог делать здесь этот мальчуган, один их врачей взял того за руку и подвел к операционному столу. Мальчик покорно лёг. Ему тут же приложили к лицу маску и он, вдохнув несколько раз, быстро погрузился в сон. Врач, немедленно взяв в руку скальпель, быстро вскрыл мальчику брюшную полость, достал печень и опустил трепещущую плоть в подставленную банку. Санитар накрыл её медицинской салфеткой и, держа стеклянный сосуд на вытянутых руках, вышел из операционной. Врач тем временем так же ловко опустил в следующую банку другой окровавленный орган мальчика. Для того, чтобы результаты опытов были наиболее достоверны и точны, их необходимо было проводить на ещё живых человеческих органах.
   Пока онемевший от ужаса Фан Цзе смотрел на происходящее, выпотрошенное тело мальчика столкнули со стола на тележку и врач скомандовал: 'Бревно' в топку!'. Добросовестный санитар, толкая её впереди себя, направился к выходу. Только теперь поручик понял, что означает слово 'бревно'. 'Топкой' очевидно, именовался крематорий, высокая труба, которого привела его в восторг при въезде в городок смерти.
   Для мальчика всё закончилось в тот момент, когда он сделал первый глоток хлороформа, для Фан Цзе в тот момент, когда он осознал, что стал свидетелем изощренного умерщвления ребёнка. Поручик продолжал безучастно стоять посреди снующих и занятых делом людей как будто не мальчика, а его самого выпотрошили, вынув душу и разум. Не было ни мыслей, ни чувств - было желание как можно быстрей покинуть это страшное заведение, именуемое 'Главным управлением по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии' или отряд ? 731...
  
  
  
   ГЛАВА XXIII
  
  
  
   Горячие струи воды приятно массировали тело, смывая с души чувство вины и освобождая разум от тяжёлых воспоминаний. Фан Цзе сидел под душем уткнувшись головой в колени и зажмурив глаза. Последние три часа пребывания в отряде ? 731 затмевали собой последующие полторы недели вплоть до настоящего момента. Недавнее прошлое напоминало осколки разбившегося зеркала, которые поручик тщетно пытался собрать воедино. Некоторые дни, затянутые пьяным угаром, исчезли из памяти полностью, иные - фрагментами вспыхивали в голове без определенной последовательности и тут же гасли, оставляя в душЕ неприятный осадок, но что - то светлое и доброе всё - таки случилось в тот мерзкий период его жизни. Поручик никак не мог вспомнить то событие, благодаря которому он остался в этой жизни. Точно! Есть, вспомнил. Как же её звали? Именно она подобрала его возле железной дороги, к которой поручик стремился, чтобы положить голову на рельсы и тем самым освободиться от мучительной боли терзавшей его душу.
   Как известно жизнь в армии отсчитывается не от рождения, а с момента вступления в её ряды. Люди здесь взрослеют гораздо быстрее. Порой бывает достаточно нескольких часов, чтобы прожить целую вечность и завершить своё существования на этой земле мужественным поступком, который в обычных условиях считался бы абсурдным и нелепым. За свою недолгую жизнь Фан Цзе не раз бывал в стрессовых ситуациях, но все - таки он был молод и его мировоззрение определялось свойствами, присущими молодости. Он хотел быть отважным, совершать героические поступки, получать за это награды, не думая о том, чему могут послужить его порывы - добру или злу. Война и профессия разведчика служили лишь благодатным полем для его юношеских устремлений, но Фан Цзе до настоящего момента не задумывался над тем, кто будет жнецом, кому достанутся плоды, взращиваемые им в поте лица. То чему он стал свидетелем в отряде ? 731, могло послужить уничтожению десятков тысяч ни в чём не повинных людей, и этому не было оправдания. Не было оправдания и ему, Борису Горшенину, который должен был, выполнив задание, сослужить страшную службу тем, кто надеялся достичь победы, возможно, ценой гибели целых народов. В голове молоточками застучала кровь, едва слышный звон ламаистского колокольчика становился все громче и громче. Внезапно всё прекратилось и Фан Цзе, почувствовав нежное прикосновение, отчетливо услышал: 'Сына, мама любит тебя'. Глухие рыдания вырвались из груди молодого человека. Нет, он никогда не будет на стороне тех, кто отнял жизнь мамы и потушил огонь родительской любви, едва успевшей разгореться много лет назад.
   Именно такое нежное и легкое прикосновение привело его в чувство той ночью, когда он полз вверх по насыпи, стремясь к спасительным рельсам. С этого момента Фан Цзе помнил всё. Помнил, как миниатюрная девушка по имени Дин Мэй тащила его, испачканного в грязи и рвотных массах на себе. Помнил, как она падала вместе с ним, помогала подняться и вновь тащила. Затем мыла, переодевала и отпаивала целебным травяным настоем. Нежная женская забота помогли гораздо больше, чем пьяное забытье. Душа поручика постепенно оттаивала, привыкая к новой жизни и новому мировоззрению. Фан Цзе помнил и те короткие ночи любви, которые подарила ему Мэй. Это не было тем любовным приключением, как правило, с замужними женщинами, которые часто случались в жизни молодого человека. Была ли это любовь? Ответа у Фан Цзе не было, но он точно знал, что это была та женщина, которая спасла его, спасла его разум и душу в тяжёлую минуту разочарований. Помнил он и трогательное прощание возле её дома на окраине Харбина. На вопрос, почему она не хочет проводить его до вокзала, Мэй ответила: 'Я не хочу видеть, как ты садишься в поезд и уезжаешь. Если это произойдёт здесь, я буду думать, что мы просто расстались ненадолго, что ты здесь в городе, и я смогу тебя случайно встретить. Я буду этим жить...' Произнеся последнюю фразу, девушка робко подняла глаза, надеясь, услышать обещание вернуться и она это услышала. Лицо её не озарилось счастьем, напротив, из глаз потекли слёзы. Мэй, несмотря на молодость, была мудрой женщиной, она поняла, что это было сказано лишь затем, чтобы утешить её. Неожиданно для себя поручик снял с мизинца колечко из белого нефрита и надел девушке на безымянный палец. Это было мамино кольцо. Вероятно, этим поступком Фан Цзе хотел убедить себя самого, что он непременно вернется, и они будут вместе. Увы, Мэй была права - поручик никогда больше её не сможет увидеть, но всю оставшуюся жизнь он снова и снова будет мысленно возвращаться этим дням, черпая в них силу жизни.
   Несмотря на то, что воспоминания были грустными, именно они позволили поручику взять себя в руки. Он поднялся, выключил горячую воду и, задержавшись на несколько мгновений под ледяными струями, бодро крякнув, выскочил из ванной. Фан Цзе, одевшись, подошёл к столу и принялся решительно рвать бумаги и документы, которые ещё недавно должны были послужить выполнению планов разведчика. Молодой человек был далёк от политики, идеология коммунизма ему была чужда, но Советский Союз, по его мнению, был единственной силой, которая могла остановить создание оружия массового уничтожения людей. Поручик решил во что бы то ни стало приблизить развязку и это было, волею судьбы, в его возможностях. Для этого необходимо выявить советского агента и рассказав ему всё, убедить в необходимости ускорить сроки наступления Красной армии на Японию. То, что нападение будет, в этом не было никаких сомнений, главное - не опоздать.
   Прихватив шахматную доску, поручик вышел из дома. Полный решимости, основанной на правоте принятого решения, он шагал по вечерним улицам Хайлара. С каждой минутой решимость таяла, но не потому, что Фан Цзе начал сомневаться в необходимости задуманного. Вечерний визит без приглашения мог показаться, по меньшей мере, невежливым, к тому же поручик не был уверен, что правильно выбрал собеседника. Им вполне мог оказаться и унтер - офицер Митомо. В случае ошибки под ударом была не только карьера разведчика, но поручик мог быть отдан под суд. Суда Фан Цзе не боялся, он опасался того, что в случае провала не сможет выполнить задуманное. Возникшие сомнения вынудили поручика присесть на скамейку возле дома Берсеневых, чтобы принять окончательное решение. Близость дома Перминова определила выбор. Фан Цзе встал и направился через улицу к зеленым воротам дома ветеринарного врача.
   Ничем не выдав своего удивления, Перминов приветливо пригласил гостя войти. Удобно расположив поручика на диване, он предложил на выбор чаю или водки. Фан Цзе не хотел ни того, ни другого, но для того, чтобы сделать обстановку более непринужденной, выбрал последнее. Сидя на диване с шахматной доской на коленях, поручик чувствовал себя неловко. 'Да вы шахматы то переложите на стол. Полагаю, нам сегодня предстоят нешуточные баталии?' - с улыбкой спросил хозяин дома. Переложив бутылку водки из одной руки в другую, Перминов уточнил: 'Может лучше всё - таки чаю? После водки шахматная битва может не получиться'.
   - Да - да, конечно, спохватился поручик. Он вдруг понял, что, выбрав водку, невольно дал понять хозяину, что партия в шахматы всего лишь предлог для встречи.
   - Расставляйте фигуры, а я пока приготовлю чай, - произнёс Василий и вышел из комнаты. Оставшись один, Фан Цзе почувствовал себя более свободно и принялся разглядывать жилище военного врача. Белые занавески и герань в глиняном горшке вызвали умиление, напомнив поручику о доме детства, православные иконы в углу - любопытство и благоговение. На стене весело тикали ходики, с грузиком в виде еловой шишки на цепочке. Не удержавшись, Фан Цзе подошел к часам и, не совладав с собой, потянул за цепочку. За этой шалостью поручик был застигнут хозяином дома, чем был немало смущен, но Перминов лишь весело засмеялся, отчего обстановка стала более непринуждённой. Поставив стаканы на стол, Василий сказал: 'Простите, милостивый государь, я не гурман, поэтому заварил самый обычный черный чай', - вновь удалился, а Фан Цзе, кивнув головой в знак того, что извинение принято, принялся расставлять фигуры на шахматной доске. Перминов быстро вернулся и, поставив на стол сахар и домашнее печенье, сел напротив, выжидательно глядя на нежданного гостя. Затем энергично развернул шахматную доску. Предоставив партнеру, право первого хода произнёс: 'Прошу вас Борис. Именно вам надлежит сделать ход первым в нашей игре'. Фраза прозвучала достаточно двусмысленно, но поручик, не выразив удивления, повиновался и двинул пушку вперёд. Несколько минут играли молча, прихлёбывая горячий чай. Перминов ожидал, когда же гость озвучит истинную причину визита, а поручик не решался это сделать, так как не был уверен, что хозяин дома тот, кто ему был нужен, однако последняя фраза подсказывала, что Фан Цзе на верном пути. 'Интересная штука 'сянци', - вымолвил, наконец, Василий: - можно в полной мере почувствовать себя полководцем, управляющим войсками, победителем или проигравшим, но всё это без пролития крови. Главное - без идеологии, прикрывающей лживыми лозунгами о защите отечества зверские убийства. Схватка, так сказать, в чистом виде'.
   - Зачастую коварство, вероломство оказываются решающими в достижении победы, - продолжил мысль поручик.
   - О, так вы философ, - полушутливо произнёс Перминов и продолжил: Сунь Цзы читаете?
   - Вы имеете ввиду 'Искусство войны'? - уточнил Фан Цзе и тут же ответил: Да, почитываю.
   - Трактат о 36 стратагемах? - продолжил расспросы Василий, не отрывая взгляда от доски
   - Сохранять свои силы, избегая открытого противостояния, - ответил поручик, вместо ответа назвав одну из стратагем.
   - А мне больше нравится 'Сидя на горе, наблюдать за борьбой тигров', - не остался в долгу Перминов, также блеснув интеллектом, и продолжил: Стратагемы всего лишь алгоритм действий, а мне больше по душе мудрости Сунь Цзы'. Фан Цзе на мгновение задумался, пристально глядя на собеседника. Партнёры даже сами не заметили, что игра в шахматы давно прервалась, и они беседуют, говоря друг другу двусмысленности. Ни один из них при этом не решался сказать главного. Наконец, поручик произнес: 'Война - это путь обмана. Поэтому, даже если ты способен, показывай противнику свою неспособность. Когда должен ввести в бой свои силы, притворись бездеятельным, - после этих слов он умолк и затем, постаравшись придать голосу особенную интонацию, продолжил: - Когда цель близко, показывай, будто она далеко; когда же она действительно далеко, создавай впечатление, что она близко'. Перминов слегка изменившись в лице, не произнес ни слова, давая понять собеседнику, что ожидает продолжения мысли. Фан Цзе, резко сменив тему разговора, принялся рассказывать о том, что ему довелось увидеть и пережить в отряде ? 731. Он говорил долго, отдавая себе отчёт в том, что порой рассказывает сугубо секретную информацию советскому агенту. Поручик уже нисколько не сомневался в том, что Перминов и есть тот самый тайный соперник, которому были предназначены лжедокументы. После того как Фан Цзе умолк воцарилось гробовое молчание, наконец, Перминов произнёс: 'Но ведь я...', и немедленно был прерван поручиком: 'Вы сделали ошибочные выводы, я вас вынудил к этому'. Василий не нашёлся, что ответить, оценив тонкую работу разведчика.
   Беседа теперь уже единомышленников продлилась далеко за полночь, при этом Перминов ни единым словом не обмолвился о том, что он является советским резидентом, но в этом и не было необходимости.
   Забегая вперед нужно сказать, что эта встреча послужила началом настоящей мужской дружбы. Именно Перминов после вступления советских войск в Хайлар в августе 1945 года обеспечил безопасность и неприкосновенность своего друга. Советские войска, как известно, смело вступили на территорию Маньчжурии, не боясь применения против них бактериологического оружия, что позволило ускорить продвижение своих частей и сберечь десятки тысяч жизней, как солдат, так и мирного населения.
  
  
  
   ГЛАВА XXIV
  
  
  
  
  
   Размеренное покачивание поезда и стук колёс наполняли вагон уютом и благодатью. Кажущаяся уединенность добавляла спокойствия и безмятежности. Ограниченное пространство купе 1 - го класса, освещенное лишь тусклым светом настольной лампы, не угнетало, а наоборот придавало ощущение надёжности. Фан Цзе, лежа на постели, заправленной белыми хрустящими простынями, мечтательно смотрел в окно, не замечая пробегающего мимо вечернего пейзажа. Однообразие пологих сопок и желтеющих степей не отвлекали от раздумий, а скорее способствовали этому. Дверь купе, предваряемая легким стуком, медленно отворилась, и в её проёме появился проводник, державший стакан чая в медном подстаканнике. Он вопросительно посмотрел на поручика и, получив согласие, поставил чай на стол и затем так же неслышно удалился. Звон чайной ложки в стакане прибавил комфорта тому счастливому состоянию, в котором Фан Цзе находился всё время с момента отправления поезда, несмотря на цель своего путешествия. Поручик возвращался в отряд ? 731. С того позорного бегства Фан Цзе прошло чуть менее месяца, но сейчас поручик чувствовал себя другим человеком. Он успел взять себя в руки, чему немало способствовал Василий Перминов.
   В действительность поручика вернули гулкие реплики железнодорожного диспетчера по громкоговорящей связи. Фан Цзе даже не заметил, как поезд остановился на тёмном полустанке. Через несколько минут состав плавно тронулся и также плавно поручик вернулся к своим размышлениям. В тот памятный вечер, сразу после возвращения из командировки Фан Цзе в сильном волнении мчался поздним вечером к Перминову, не особенно задумываясь, тот ли он человек, что был ему нужен - сотрудник советской разведки, но сильно рассчитывая на него. Волнение и разум вещи несовместимые, поэтому поручику в первую очередь было необходимо выговориться, поделиться тем, что он увидел в отряде ? 731 и лишь во вторую - донести эту информацию до тех, кто мог остановить эти страшные преступления. В тот вечер они долго разговаривали с Василием Семёновичем, почти до утра. Как тогда казалось поручику, разговор был предельно откровенным и честным, однако, сейчас вспоминая их беседу, он понимал, что это было не совсем так. Говорил в основном Фан Цзе, предельно детально рассказывая об увиденном, а Перминов лишь внимательно слушал, при этом, никак не выражая эмоций. Даже, если и говорил, то очень скупо, не упоминая ни времени, ни места описываемого того или иного события. Разговаривали долго и обо всём, но как сейчас проанализировал Фан Цзе ни разу ни даже намёком не обмолвился Перминов о своей принадлежности к советской разведке. Уверенность в том, что информация о создании бактериологического оружия немедленно окажется в надежных руках была основана только на собственных домыслах поручика.
   Несколько последующих дней Перминов не сказал ни слова на эту тему, как будто они не говорили о ней. Это показалось поручику странным. К этому моменту он уже осознал свою оплошность и напряжённо ожидал дальнейшего развития событий, не исключая своего ареста, но данное обстоятельство не слишком пугало его. Фан Цзе больше волновало то, что преступная деятельность отряда 731 не будет остановлена. Когда, наконец, в его рабочем кабинете появился Перминов с шахматной доской в руках, поручик испытал огромное облегчение. Тогда он понял: коль скоро приятель пришёл с предложением неформального общения, значит неприятности отступили. Вряд ли шахматная партия могла завершиться арестом и обвинением его, Бориса Горшенина, в шпионаже. Однако, несмотря на внезапный эмоциональный подъём, Фан Цзе поприветствовал вошедшего кивком головы и весьма сдержанной улыбкой, сопровождаемой вопросительным взглядом. Василий Семёнович, как ни в чём не бывало, хитро подмигнул ему и спросил: 'Что, сыграем?' Конечно, поручик не стал отказываться, и приятели вышли на крыльцо. Быстро расставив фигуры, начали игру. Будучи в приподнятом настроении Фан Цзе сразу же перехватил инициативу и явно начал одерживать верх, однако его партнёра как будто мало интересовали 'сянци'.
   Как только партия началась, беззаботность Перминова исчезла, уступив место озабоченности, и поручик сразу заметил перемену. В конце концов, Василий Семёнович, опрокинул фигуру полководца в знак признания себя проигравшим и, не поднимая глаз, равнодушным голосом промолвил: 'Борис, тебе надлежит при первом же подходящем случае вернуться в отряд ? 731 и добыть более полную информацию о его работе. Желательно с цифрами и ещё более желательно - документально'. В первый момент Фан Цзе оторопел от неожиданности, но затем кивнул головой. Убедившись в том, что Перминов действительно оказался сотрудником советской разведки, поручик почувствовал себя уверенно, однако эта уверенность иссякла уже через несколько часов.
   Дело в том, что, работая в разведке Фан Цзе всегда чувствовал себя охотником, но не жертвой и, оказавшись впервые в этой ипостаси растерялся. Что и как делать, чтобы не быть пойманным он знал, но психологически был не очень готов пойти на такой шаг. В результате появившаяся мнительность привела его к мысли, что задание, данное ему Перминовым, было лишь предлогом, чтобы попытаться определить круг его помощников и данная мысль не была лишена оснований. По крайней мере, сам поручик поступил бы точно также.
   Возможность ещё раз посетить отряд ? 731 появилась очень скоро. Поручику была предложена должность в отряде, но он отказался, так как, выполняя миссию, возложенную на него генералом Такиэ, он не имел права менять место службы, а сам факт поступления такого предложения можно было объяснить секретностью операции, о которой знали всего несколько человек. Благо, предложенная должность была равнозначной, и отказ от нового назначения также не мог вызвать подозрений. При этом Фан Цзе согласился принять участие во внедрении новых правил и организации работы вновь создаваемого отдела.
   Именно поэтому поручик находился сейчас в дороге, терзаемый сомнениями. Впрочем, не имея выбора, Фан Цзе отбросил все подозрения и наслаждался уютной обстановкой купе и беззаботностью текущего момента. Поезд должен был прибыть на станцию Пинфан поздней ночью и, чтобы продлить для себя приятный момент, поручик решил вовсе не ложиться спать. Говорят, что всё плохое имеет одно положительное свойство - оно рано или поздно заканчивается. Увы, то же самое можно сказать и о хорошем.
   Как только поезд замедлил ход, поручик, энергично оттолкнувшись, спрыгнул с подножки вагона и, пробежав по инерции несколько шагов, остановился. Кроме него на этой станции никто не сошёл, если не считать команды солдатиков, которые, едва поезд остановился, как горох посыпались из последнего вагона. Судя по нескладно сидевшей форме и юному возрасту это было молодое пополнение. Стоявший поодаль автомобиль явно был предназначен для перевозки отряда военных и поручик поспешил к нему, справедливо полагая, что им по пути. Старший машины оказался настолько любезен, что не только взял его с собой, но даже пригласил в кабину. Трясясь по ухабистой дороге, Фан Цзе никак не мог для себя решить дилемму: выполняет ли он важную миссию или восходит на эшафот, исполняет ли он, по зову совести, задание советской разведки или попал в разработку собственного ведомства. После прибытия на КПП и, поблагодарив старшего, поручик двинулся к дверям проходной, где уже, как и в прошлый раз, был готов для него пропуск, а также жетон с номером комнаты, в которую он должен был поселиться. Уже поздно ночью, лёжа в постели, Фан Цзе вновь вспомнил свою нечаянную любовь - Сяо Мэй и согретый светлой грустью заснул.
   Утром он проснулся с теми же воспоминаниями, но на этот раз они были более оптимистичны и придали ему сил. Поручик был уверен, что непременно увидит её вновь, вот только закончит важное дело, а заодно и проверит правильность выбранного пути. Раньше, чтобы не навлечь подозрений на ту, которая спасла его, он не имел права даже навестить её. Едва Фан Цзе успел встать с постели, как раздался стук в дверь. Конечно же это не мог быть никто иной, как его однокашник Хиразакура Дзэнсаку. Так оно и оказалось. Дээнсаку, обладавший жестким тщеславием в то же время был, как и все японцы, достаточно деликатным человеком. Ни единым словом не напомнил он поручику о той слабости, которую тот себе позволил во время первого посещения отряда. Напротив, Хиразакура расценил это возвращение как попытку реабилитироваться в его глазах, что немало ему польстило, так как это говорило о его, Дзэнсаку, превосходстве.
   Пока Фан Цзе собирался, Хиразакура успел поведать, что именно его назначили начальником нового отдела и работать они будут некоторое время вместе. Кроме того, Дзэнсаку рассказал о планах на сегодняшний день и закончил короткую речь хитрым вопросом: 'Скажи-ка, Борис, ты отказался от этой должности, потому что не хотел переходить мне дорогу? Тебе ведь это первому предложили'. Поручик впервые слышал о назначении Дзэнсаку, но тут же уверенно соврал, скромно произнеся: 'Ну, что-то вроде того', - чем окончательно завоевал симпатию своего однокашника, с которым был не очень дружен в разведшколе. Фан Цзе про себя с удовлетворением отметил, что по не зависящей от него причине остался верен своему принципу завоевывать союзника даже в мимолетном разговоре.
   Выйдя на улицу, приятели остановились возле автомобиля и Фан Цзе, воспользовавшись паузой, обратился к Дзэнсаку: 'Слушай, а почему бы нам не начать сегодня с полигона?' В предыдущем разговоре вновь назначенный начальник отдела пояснил, что на этот день запланирован поход в корпус, где велись научные работы, а посещение полигона лишь на послезавтра. Поручика уже не интересовали "научные работы", гораздо информативнее было бы увидеть, что твориться там, где испытывают уже готовое оружие или хотя бы опытные образцы. Именно там имелась возможность попытаться определить степень готовности к применению бактериологического оружия. Дзэнсаку не заподозрив ничего необычного в такой просьбе, легко согласился. Из дальнейшей беседы Фан Цзе понял, почему Хиразакура охотно поменял планы.
   До полигона Аньда ехали молча. Поначалу Дзэнсаку попытался рассказать о положении дел на полигоне, но затем из- за сильного шума в машине, отказался от пустой затеи. Поручик не надеялся увидеть там что-то необычное, но зато имел возможность, используя деловую обстановку, задавать необходимые вопросы, не вызывая подозрения и оказался прав. Полигон Аньда отличался от обычного авиационного полигона тем, что на нём не было ни мишеней, ни макетов боевой техники, а лишь в центре стояли несколько десятков столбов, вкопанных в землю. Часть из них была огорожена дощатым или бревенчатым забором, кирпичной стеной и ещё несколькими непонятными сооружениями, явно имевшими предназначение укрыть столбы от прямого воздействия осколков или взрывной волны. Фан Цзе вышел из машины и, сунув руки в карманы начал внимательно разглядывать строения, не задавая вопросов, в надежде, что приятель первым начнёт разговор. Расчет оказался верным. Дзэнсаку встал рядом и произнёс: 'К столбам привязывают 'брёвна' при проведении испытаний авиабомб...'.
   Поручик понял, в чём дело и, чтобы не слушать очередные кровавые подробности, перебил того вопросом: 'В чём проблема?'
   - Проблема в том, что полигон не охраняется. Только оцеплением во время испытаний, а организовать вооруженную охрану всего полигона не представляется возможным - слишком он велик - ответил Дзэнсаку и умолк.
   - И что? - подбодрил его вопросом Фан Цзе.
   - Не так давно, во время испытаний сюда привезли сорок штук 'брёвен', а они начали разбегаться. Хорошо, что старший команды догадался, сел за руль машины и начал их сбивать на бегу. Всех перебил, пришлось потом с бампера..., - Дзэнсаку попытался в подробностях поведать эту историю, но вновь был прерван приятелем. Поручик строгим голосом произнёс, придав своей мысли вопросительный тон: 'А что, загон из колючей проволоки не догадались сделать и затем по, мере необходимости, выводить по одному?'
   Дзэнсаку от неожиданности сразу не нашёлся, что ответить, подивившись простоте решения проблемы. И действительно, в таком случае охрана всего полигона не требовалась. Фан Цзе как бы продолжая развивать тему, задал ещё один вопрос, на этот раз требующий ответа: 'Как часто проводятся такие испытания?'
   - Не часто. Только когда готов очередной образец оружия, - послушно ответил Дзэнсаку.
   - Следующий теперь не скоро?
   - Именно, что скоро. Те испытания были сорваны, а последующие испытания керамических бомб прошли не совсем удачно. 'Бревна' заражались, однако эпидемии не возникло, - пустился в объяснения собеседник и поручик не стал его прерывать, - Кроме этого осколками керамики от бомб было уничтожено несколько штук. От оставшихся в живых была некоторая польза в последующих опытах, но главное достигнуто не было и бомба не пошла в серийное производство. Очень много 'брёвен' идёт на подобные испытания, так как снаряды и бомбы должны взрываться под разными углами, чтобы определить самый оптимальный.
   Ещё несколько минут Дзэнсаку подробно рассказывал, как и насколько часто проводятся испытания на полигоне, сколько используется 'бревён'. Сетовал на то, что материала - 'брёвен' не всегда хватает и приходится отлавливать их в близлежащих населённых пунктах и даже в Харбине. После того как он понял, что не смог сам найти такое простое решение, предложенное поручиком, Хиразакура счёл, что столь долгий и пространный монолог был как нельзя более уместен, чтобы реабилитироваться в глазах сообразительного приятеля. Фан Цзе с удовлетворением слушал, делая вид, что занят изучением сооружений для испытаний. Для того, чтобы поощрить собеседника к более подробному рассказу, поручик изредка кивал головой.
   В конце концов, Дзэнсаку иссяк и закончил монолог словами: '...кстати, ты всё это можешь посмотреть. Наш оператор снимает такие ответственные испытания на киноплёнку'. От такого неожиданного предложения Фан Цзе даже вздрогнул, но для приличия охотно кивнул, одновременно соображая под каким предлогом ему лучше отказаться в дальнейшем от просмотра подобного фильма. Пробыв на полигоне чуть более часа, приятели отбыли в городок.
   На этом программа сегодняшнего дня была завершена. В расположение отряда вернулись вечером. Дзэнсаку, очевидно, намеревавшийся составить компанию своему приятелю вечером, почувствовал его замкнутое состояние, и сразу по прибытии деликатно удалился, а поручик ещё долго сидел в курилке, не замечая сгустившихся сумерек. Первый день его пребывания в отряде был более чем плодотворным, однако Фан Цзе не предполагал, что в дальнейшем ему не удастся добыть более значительных данных и только странный случай, который для него так и останется неразгаданным, позволит ему получить очень важный документ...
  
  
   ГЛАВА XXV
  
  
  
  
   Бессонница - верная спутница любви, подруга бед и несчастий, помощница таланта. Сколько шедевров родилось при её непосредственном участии! Обретая особенную силу в ночной тишине, она становилась соавтором проникновенных поэтических строк и великих научных открытий, гениальных озарений и неутешительных жизненных выводов. Лишь первые лучи дневного светила вынуждают её отступить до следующего вечера, предоставляя место тяжелому и бесплодному забытью. Каждый из нас подвергался этой изматывающей болезни, причины которой лежат в глубинах человеческой психики. Поручик Горшенин испытывал такое впервые. До сих пор его молодой и здоровый организм в любой обстановке легко предавался здоровому сну, злейшему врагу бессонницы. На этот раз, тяжело ворочаясь на смятой постели, Фан Цзе встречал рассвет, так и не сомкнув глаз. Всю ночь его мысли блуждали по замысловатым лабиринтам фантазий в поисках выхода из создавшейся ситуации.
   В результате вчерашнего посещения полигона, а также с учётом информации полученной им во время первого посещения, поручик сделал несколько обоснованных выводов. Первый - благоприятный - оружие действительно ещё не было готово к применению. Второй - неутешительный - смертельные бактерии приготовлялись и складировались уже готовые к применению. Не было лишь средств доставки, кроме того, механизм искусственного создания эпидемии не был разработан. Однако этого было недостаточно, необходимо было определить хотя бы примерные объёмы имеющимся запасов бактерий, а главное степень готовности средств их безопасной доставки к региону применения. Подходящий повод для посещения складов готовых смертоносных бактерий ещё предстояло придумать, а сейчас на это уже не оставалось времени. Было ясно, что решение этих проблем потребует немало усилий, однако задачу, поставленную перед поручиком генералом Такиэ, никто не отменял, и это тревожило разведчика гораздо больше. Несмотря на то, что конкретных сроков указано не было, здравый смысл подсказывал, что необходим хотя бы промежуточный отчёт об уже проделанных мероприятиях. Это означало, что поручик должен был назвать кандидатуры для передачи ложной информации. Другими словами Фан Цзе предстояло озвучить имена тех, кто, по его мнению, мог работать на советскую разведку. Эта сложная дилемма и послужила благодатной почвой, на которой пышно взошла колючая бессонница.
   Поручик устало приподнялся на кровати, и чуть было не упал, неловко потянувшись за часами. Эта небольшая встряска придала ему сил и он, энергично поднявшись с кровати, ловко перекинул через плечо свежее полотенце, побрёл в душ. В оставшиеся два часа до начала работы поручик решил проделать не менее важную работу.
   Не секрет, что изрядная доля разведывательной информации черпается из общедоступных источников, поэтому ещё на вокзале в Хайларе, а затем у проводника поезда поручик приобрёл массу газет и журналов, которые намеревался сейчас изучить. Из душа Фан Цзе вышел повеселевшим и ободренным мыслью о том, что следующую ночь он будет спать как убитый, для этого надо было весь день провести в активной работе без перерывов на отдых и к вечеру запастись изрядной порцией саке. Прежде чем приступить к чтению, поручик долго и с наслаждением колдовал над приготовлением чая. Чай получился изумительным, пожалуй, не хуже того, что угощал его генерал Такиэ. Запахнув халат, как боец перед поединком, Фан Цзе тщательно завязал пояс, затем усевшись в кресло и зажмурив глаза, долго и с наслаждением вдыхал аромат приготовленного чая. Ещё раз удостоверившись, таким образом, в высоком качестве приготовленного напитка, едва отхлебнул и, чуть задержав во рту терпкую жидкость, проглотил. Именно этот, первый, глоток давал наибольший аромат и ярко выраженный вкус. Теперь важно было не спешить со второй порцией чайного удовольствия и Фан Цзе отставил чашку в сторону. Взяв стопку газет и журналов, тут же откинул последние в сторону, так как вся новостная и фактическая информация содержалась только в газетах. В журналах могли быть скучные тематические статьи и для того, чтобы почерпнуть толику полезной информации, необходимо было долго и внимательно вычитывать каждую строку.
   Несколько минут поручик перелистывал газеты, при этом его интересовали даже далеко не свежие номера. Быстро пробегая по строкам, Фан Цзе безжалостно сминал очередную газету и отбрасывал в сторону, лишь изредка останавливая взгляд на возможно подходящей информации. Утомившись, поручик, наконец, прочитал броский заголовок 'Загадочная смерть в Нинбо', и, просмотрев статью, отложил газету в сторону. Сладко потянувшись, прикрыл глаза и замер. Что - то ему показалось странным в этой статье. Фан Цзе вновь взял в руки только что отложенный номер газеты и посмотрел имя автора заметки. Им оказался некто Ли Юн, бактериолог местного отделения санэпидстанции. 'Странно, причем тут санитарный надзор?' - задал себе вопрос поручик и начал внимательно перечитывать статью. В ней говорилось о внезапно начавшейся эпидемии чумы в Нинбо, в результате которой заболело 99 человек и из них скончалось 98. Эпидемия сама собой загадочным образом прекратилась, когда уже казалось, что все меры по её прекращению были исчерпаны. Также упоминался самолёт без опознавательных знаков, пролетавший близ Нинбо, и с которого что - то сбрасывали. Выводов и намёков в статье не было никаких, но отмечался необычный характер эпидемии - болезнь поражала людей, но не сопровождалась, как обычно, эпизоотией среди грызунов, разносчиков заразы. Причины этого были непонятны китайскому бактериологу. Поручику этого было достаточно, чтобы связать данное происшествие с деятельностью отряда ? 731.
   Разведчик ликовал. Оставалось только попытаться выяснить, было ли это действительно связано с разработкой бактериологического оружия. В этом ему должен был помочь Дзэнсаку, который в силу своей служебной деятельности так или иначе был посвящен во многие опыты, творящиеся на 'фабрике смерти'. Фан Цзе вновь достал часы и долго смотрел на циферблат, задумавшись о чём - то важном, затем медленно перевёл взгляд на валяющиеся в беспорядке газеты. С определённого момента разведчик должен был продумывать каждое действие, вот и сейчас он подумал о том, что кипа газет, спрятанных в номере, могла вызвать у непрошенного гостя подозрение. Поручик собрал с пола газеты. Отобрал свежие номера и аккуратно сложил их на журнальный столик, что выглядело вполне естественно. Остальные сложил в прикроватную тумбочку - они вполне могли остаться от предыдущего жильца и, оставшись довольным проделанной работой, вновь уселся в кресло, изображая чтение одного из номеров журнала. Господин Дзэнсаку не заставил себя долго ждать.
   Фан Цзе, небрежно бросив журнал на столик, протянул для приветствия руку вошедшему приятелю и произнёс: 'Поздравляю с успехом в Нинбо'.
   - Не с чем поздравлять, - отозвался Хиразакура, нервно, а, потому безуспешно пытаясь спрятать в карман портсигар, и с тяжёлым вздохом плюхнувшись в кресло, где только что сидел поручик, продолжил: - Ты понимаешь, - принялся объяснять он: - оказывается после всех проведённых испытаний, выяснилось, что умышленное распространение эпидемий не такая простоя вещь как казалось раньше. В природе возникают эпидемии очень легко, но искусственное создание встречает целый ряд препятствий, которые приходится преодолевать иногда с большим трудом. Так, что господин Исии принял решение заняться проблемой индивидуальной восприимчивостью инфекционных болезней. Теперь понадобиться гораздо больше 'бревен'.
   Дзэнсаку даже не удивился неожиданной осведомленности приятеля, но, если бы и обратил на это внимание, то у поручика было приготовлено несколько вариантов ответов. Разведчик уже начал привыкать к тому, что прежде чем задать вопрос, он должен был внутренне его мотивировать и быть готовым обосновать свою заинтересованность. На этот раз всё обошлось без излишних объяснений, и беседа продолжилась
   Порадовавшись правильности сделанных выводов, Фан Цзе присел на подлокотник кресла и, приняв максимально сочувствующий вид, приготовился выслушать приятеля. 'Ничего не получается, - разочарованно продолжал Дзэнсаку таким тоном, как будто он был ответственным за проведение испытаний, а не руководителем вновь создаваемого подразделения, не имевшего к изысканиям прямого отношения: - Даже отдаленно ничего похожего, к примеру, на эпидемию чумы 1910 года. Ни одно испытание 'бактериального дождя' на полигоне не увенчалась успехом'.
   Закончив тираду Хиразакура умолк и по затянувшейся паузе, поручик понял, что продолжения не будет, однако и этого было более чем достаточно. Терзая, в попытке развязать, туго затянутый узел пояса Фан Цзе произнёс: 'Ты меня подожди, я сейчас приму душ и потом быстренько соберусь' Дзэнсаку согласно кивнул и Фан Цзе во второй раз за утро пошёл принимать душ. На этот раз ему нужна была пауза. Сейчас он сам себе напоминал болезненно ревнивого мужа, который обдумывает каждую фразу и приглядывается к каждому поступку неверной жены, мучаясь от недоверия. Так и Фан Цзе, едва успев выслушать приятеля, тут же подверг сомнению всё сказанное им. Теперь разведчик начал раздумывать, не дезинформация ли то, что высказал Хиразакура. Прошло немногим более недели, с тех пор как поручик принял на себя роль двойного агента, а нервная и физическая усталость уже начали подтачивать психику.
   Разведчика работающего в разведотделе своей армии и разрабатывающего планы разведывательных мероприятий и операций, без сомнения, можно было назвать таковым. Однако, тот, кто работает среди враждебного окружения, подвергаясь каждодневной опасности и психическим нагрузкам, боясь неверно сказанного им слова или поступка, более достоин этого звания. Фан Цзе, находясь в обеих ипостасях, понял это только сейчас. Из душа он вышел заметно повеселевшим, за недолгое пребывание наедине с самим собой он уверился, что всё сказанное Дзэнсаку вряд ли было ловушкой. 'Ну, с чего сегодня начнем? - бодро обратился он к приятелю и, склонившись перед зеркалом, принялся старательно расчёсывать мокрые волосы и, не дожидаясь ответа, продолжил: - Предлагаю, заняться документацией и, если останется время, продемонстрируешь то, что сочтешь необходимым и первостепенным'. Разведчик опять схитрил. Он вполне понимал, что если окажется свидетелем пыток с утра, то к вечеру может не совладать с эмоциями. Приятель не возражал, умолчав при этом о планах на послеобеденное время. Через несколько минут они, уже миновав деревню Того, двигались по направлению к штабу.
   Деревней Того в отряде ? 731 именовался жилой комплекс для семейных служащих отряда. Здесь же располагались квартиры холостяков и синтоистский храм Того. В корпусе холостяков несколько квартир были выделены под гостиничные номера, в одном из которых и разместился Фан Цзе. Неподалеку находилась особо охраняемая зона, обнесённая забором с колючей проволокой, по которой был пущен ток высокого напряжения, называемая штабом. Внутри этой зоны располагались несколько корпусов, в том числе и блок 'ро'. Для вновь создаваемого подразделения был выделен кабинет на втором этаже главного корпуса по соседству с группой Иосимуры. Господин Иосимура занимался исследованием обморожений (в том числе маленьких детей) и в 1978 году за свои научные достижения был удостоен ордена 'Восходящего солнца'.
   Кабинет состоял из двух комнат, и было заметно, что предыдущие обитатели ещё накануне в нем работали и освободили лишь несколько часов назад. Урна была пуста, но вокруг стола валялись исписанные листки бумаги, которые Фан Цзе поднял и аккуратно сложил на подоконник, надеясь позднее улучить момент для их подробного изучения.
   Как только Дзэнсаку вышел за документами, поручик решил немедленно просмотреть листки. Он знал, что секретная часть находится рядом с канцелярией на первом этаже, а это означало, что у него есть не более трёх минут, если случайность или умысел не вернут приятеля раньше. Фан Цзе взял листки и начал лихорадочно просматривать содержимое листков, внимательно прислушиваясь к шагам в коридоре. Затем, едва сдерживая волнение, в той же последовательности сложил листки и вернул их на место. Дзэнсаку отсутствовал гораздо дольше, чем предполагалось. За это время Фан Цзе успел успокоиться и несколько раз проверил правильность расположения прочитанных листков, в которых, впрочем, не оказалось ничего важного. Оставаясь наедине с собой, поручик постепенно обретал уверенность и становился обычным Борисом Горшениным, не имеющим двойного интереса.
   Наконец, вошёл Хиразакура. В руках у него были две прошнурованные тетради и тонкая папка, которую он положил на стол перед поручиком. Фан Цзе вопросительно посмотрел на приятеля и, получив соответствующий жест, открыл папку. В ней находилось несколько листов бумаги. Три чистых листа со штампом, уже зарегистрированных и приготовленных для секретных записей, он отложил в сторону, а заполненные машинописным текстом, начал читать. Это было положение о вновь создаваемом подразделении. На несколько минут в кабинете воцарилась тишина, лишь изредка прерываемая шорохом переворачиваемых листов и скрипом старых конторских стульев. Закончив чтение, Фан Цзе задумчиво потирая подбородок, поднял глаза. Он был удивлён. То для чего он был сюда приглашён, а именно организация контроля досуга военнослужащих срочной службы отряда, в соответствии с Положением составляла весьма незначительную часть и служила скорее прикрытием, чем действительной целью. Дзэнсаку, правильно поняв сомнения приятеля, подошёл к поручику и, присев на краешек его стола, доверительно сообщил: 'Борис, дело в том, что предстоящая миссия настолько секретна и ответственна, что было принято решение для разработки плана пригласить человека из другого отряда. Я предложил тебя. Ты же не против этого?' Фан Цзе не возражал. Дело в том, что исходя из только что прочитанного, поручик понял, что новое подразделение должно было осуществить уничтожение отряда 731 в случае неминуемого поражения Квантунской армии. Разработка плана поручалась ему и Дзэнсаку. Никто не мог составить подобный план лучше, чем тот, кто сам не должен был подвергнуться уничтожению.
   Поручик сразу сообразил, что эта работа позволит ему ознакомиться с самыми уязвимыми местами отряда и, оказался прав. Однако это было не совсем то, что нужно. Как определить главное - степень готовности бактериологического оружия, по - прежнему было неясно.
   Хиразакура вытащил из тонкой стопки листов один, и, предъявив их поручику, произнёс: 'Это список объектов, подлежащих уничтожению или эвакуации в первую очередь, составленный лично генералом Исии'. Через несколько минут оба и Фан Цзе, и Дзэнсаку сошлись во мнении, что прежде чем начать разработку плана необходимо провести осмотр тех мест, что были в списке генерала Исии. Выйдя из кабинета, они направились к лифту и через минуту уже находились на крыше корпуса 'ро'. Отсюда разворачивался широкий пейзаж 'фабрики смерти' и лишь пронизывающий ветер, поднимавший тучи пыли, не позволял рассмотреть его в деталях. Наскоро проверив исправность вентиляционных отверстий внутренней тюрьмы, приятели быстро вернулись обратно, чтобы рассчитать количество необходимого отравляющего газа, исходя из объема камер и мощности вентиляции.
   Уже в марте 1945 года система уничтожения заключённых была проверена на практике во время бунта 'русских пленных'. Все люди находящиеся в камерах были умерщвлены в считанные минуты, за что Дзэнсаку было присвоено звание капитана досрочно, а Фан Цзе, к счастью, так и не узнал о своей косвенной причастности к преступлению. Остальные объекты Хиразакура принял решение не посещать, так как он прекрасно знал их обустройство и расположение. Это не соответствовало интересам поручика, но настаивать на обратном он не мог по вполне понятным причинам.
   Итогом рабочего дня стал черновой вариант плана эвакуации, который подразумевал три основные задачи. Во - первых, вывести в Японию накопленные материалы исследований по производству бактериологического оружия, созданные штаммы бактерий и данные многочисленных экспериментов. Во - вторых, уничтожение заключенных отряда и в - третьих, ликвидацию документации и оборудования не подлежащих эвакуации. План также содержал, кроме прочих, следующие мероприятия:
  
   1. Направить в филиалы отряда в Хайларе, Линь-коу, Суньу, Муданьцзяне, расположенные на возможных путях следования советских войск, спецгруппы под общим руководством начальника учебного отдела подполковника Ниси с задачей уничтожить все материалы и другие вещественные доказательства.
  
   2. Всему личному составу, а также членам их семей покончить жизнь самоубийством.
  
   3. Заключенных всех до единого ликвидировать, а корпуса блока 'ро' сравнять с землей, прибегнув к помощи минёров.
  
   4.Личному составу, внесённому в особый список эвакуироваться на юг, в Тунхуа.
  
   Предвидя крупное наступление советских войск, командование Квантунской армии в провинции Гирин в районе Тунхуа приготовило перевалочную базу, а затем начало перебрасывать туда стратегические материалы и секретную документацию, в том числе и результаты исследований отряда ? 731. Эта операция получила название 'операция 'ро'. Более детальное расписание мероприятий и назначение ответственных лиц Дзэнсаку предполагал указать в секретных приложениях к плану.
   Забегая вперед можно сказать, что план был утвержден генералом Исии именно в таком виде. Однако в ночь с 10 на 11 августа в момент реализации плана у Исии возник резкий спор с начальником первого отдела генерал - майором Кикути. Предметом спора стал второй пункт плана, в котором всему личному составу предписывалось покончить жизнь самоубийством. Генерал-майор Кикути настаивал на том, что, "поскольку в филиалах "отряда 731" много видных исследователей, нужно принять меры к их спасению, а не заставлять людей покончить жизнь самоубийством". Он также гневно требовал "принять меры для эвакуации членов семей сотрудников отряда в Японию, которая должна проводиться под личным руководством начальника отряда". В результате Исии пришлось сдаться, и было решено, что "семьи немедленно начнут подготовку к эвакуации, начальник же отряда вылетит на место, чтобы обеспечить подготовку и продвижение эшелонов и лично руководить эвакуацией филиалов". После этого Исии исчез.
   Природа гневалась, выражая своё негодование раскатами грома и ураганным ветром. Поручик стоял возле окна в своём гостиничном номере, скрестив руки на груди, и молча наблюдал за столь необычным для такого времени года явлением - грозой. При этом отсутствие дождя и черные хлопья дыма из трубы крематория на фоне ненастного неба превращали обычную непогоду в преддверие апокалипсиса, вселяя ужас даже в самые очерствевшие души палачей 'фабрики смерти'. Молнии одна за другой сверкающим топором пытались расколоть небесный купол. Фан Цзе, оторвавшись от завораживающего зрелища, с трудом подошёл к столу и, выплеснув остатки саке в чашку, залпом выпил. Хмель, охвативший тело, не смог завладеть мыслью, оставляя её трезвой и ясной. Поручик ничком упал на кровать и услышал, как за окном крупной дробью застучал град. Выплеснув заряд ненависти, природа утихла, уступив место гробовой тишине и вместе с ней, сверкая серебристой чешуей, в комнату вползла ядовитая бессонница.
  
  
  
   ГЛАВА XXVI
  
  
  
   Фан Цзе любил этот город. Харбин с момента рождения всегда считался русским городом, русским по архитектуре, по образу жизни, по духу. Иногда люди, живущие в России, искренне полагали, что он, хоть и находится где - то далеко, но все - таки расположен на территории их страны. Возможно, этому заблуждению способствовало название - Харбин - так похожее на русскую фамилию. Будучи полукровкой Горшенин всегда тянулся ко всему русскому, порой, он мечтал им быть. Борис и не подозревал насколько он - русский. Пожалуй, он был им, в своём поколении, как никто другой. Ровесники Горшенина, родившиеся в СССР, давно были советскими. Для них уже не было той России, где даже молодёжь называла друг друга уважительно - по имени и отчеству, где на все праздники звонили колокола, а самым волшебным и желанным было Рождество. Катание на санях, разрумянившиеся гимназистки, степенные чаепития долгими зимними вечерами канули в прошлое. Этого не было нигде, как и не было самой России. Не было ни в Париже, ни в Нью-Йорке, где эмиграция приняла уклад той страны, которая их приняла. Только Харбин оставался единственным городом, сохранившим почти до середины двадцатого столетия и старую русскую культуру, и настоящий русский уклад жизни. В середине тридцатых годов более половины населения составляли русские, многочисленные православные храмы были полны прихожан.
   Если для эмигрантов это был последний островок их Родины, то для Бориса это и была Россия, о которой он мечтал и которую он обрёл здесь в Харбине. Однажды в детстве он был свидетелем того, как двое статных мужчин с сединой на висках, плакали в трактире под звуки песни Вертинского, а сейчас он и сам был готов заплакать. Горшенин ходил по знакомым с детства улицам и не понимал, в какой момент его родной Харбин стал вдруг чужим. Борису вспомнились строки поэта Арсения Несмелова:
  
   Милый город, горд и строен,
   Будет день такой,
   Что не вспомнят, что построен
   Русской ты рукой.
  
   Грусть не оставляла Горшенина. Он шел, и предчувствия невосполнимой потери переполняли его сердце. Харбин представлялся ему Атлантидой медленно погружавшейся под воду, а вместе с ним уходило в глубину его детство, образ мамы терялся за мутной пеленой уходящего прошлого. В голове вновь зазвучал ламаистский колокольчик.
   За месяц пребывания в отряде ? 731 поручик не был в Харбине ни разу, и этот период стал для него суровым испытанием. Фан Цзе оказался свидетелем страшных пыток и издевательств над людьми, которые палачи называли исследованиями, а их результаты - научными открытиями. Один из подобных опытов в особенности запомнился поручику, хотя лучше было бы его вычеркнуть из памяти. Специально для этого действа в Харбине был схвачен и доставлен в отряд крепкого телосложения мужчина, который был немедленно взвешен и помещен в камеру, где постоянно поддерживалась высокая температура, однако не настолько невыносимая, чтобы сразу убить человека. Отсутствие питья и сильный жар погубили мужчину уже через несколько дней. Высохшая мумия была вновь взвешена. Так палачи смогли узнать, что человек на 70 процентов состоит из воды.
   Однако даже не это оказалось самым сложным испытанием. Гораздо тяжелее было жить среди убийц, общаться с ними, приветствовать их каждое утро, выражая симпатию, за которой с трудом скрывалось презрение и ненависть к палачам, считавших себя учёными.
   Через несколько дней после прибытия в отряд, поручик успокоился и привык к опасности, что помогло ему правильно анализировать ситуацию. Он перестал бояться каждого сказанного слова или неверного поступка, оставил попытки перевести любой разговор в нужное ему русло. Фан Цзе научился ждать и слушать. Поручик понял, что его положение на данном этапе не так уж и опасно. Прошлое было безупречно, мысли его никто не мог прочитать, а вещественных доказательств причастности к советской разведке не было. Единственное, что могло возникнуть у противоборствующей стороны, так это подозрения. Даже риск подвергнуться аресту через провал Перминова был минимален, и в этом случае у него было время, чтобы попытаться спастись. Признав своё положение достаточно безопасным, поручик продолжил работу гораздо смелее и активнее. Впрочем, была ещё одна ситуация, при возникновении которой поручика ждала неминуемая гибель, но об этом чуть позже.
   За первые две недели пребывания в отряде Фан Цзе удалось узнать многое. Он побывал на всех основных объектах 'фабрики смерти', узнал все направления исследований, включая те, которые не относились к созданию бактериологического оружия. Например, воздействие холода на человеческий организм. Однажды поручик случайно оказался свидетелем того, как несчастному заключённому обработали кисти рук жидким азотом, а затем молотком попросту разбили замороженную плоть на множество осколков. Фан Цзе так и не понял, какова могла быть при этом научная цель 'исследования'. Ведомство, возглавляемое полковником Кусами, изучало воздействие ядов на человеческий организм. Именно попытка накормить заключенных отравленными пирожками привела к бунту в тюрьме. Откуда жертвы узнали, что начинка содержит яд, так и осталось неизвестным.
   Однако все что удалось узнать поручику, могло пригодиться лишь в суде, в качестве свидетельских показаний и не более того. Главное для Фан Цзе по-прежнему оставалось тайной. Несмотря на то, что доступ к 'исследованиям' у поручика был, это не могло принести ему практической пользы. К сожалению, Фан Цзе не был ни в малейшей степени сведущим в подобного рода вопросах и самостоятельно не мог определить ни степень готовности, ни время, необходимое для создания готового к применению смертоносного оружия массового поражения.
   Поручик мог свободно передвигаться по территории городка и имел доступ на все объекты 'фабрики смерти', но оставалось одно место, где ему ещё не удалось побывать. Формально Фан Цзе мог это сделать в любой момент, однако в силу своего особого назначения без определенной цели туда никто не ходил. Нужен был повод, а его как раз и не было. Дзэнсаку сам получал всё необходимое для работы, даже секретную тетрадь, с которой работал Фан Цзе, была зарегистрирована на имя Хиразакуры. Речь шла о секретной части, то есть отделении, где хранились и выдавались для работы документы и литература особой важности. Там же регистрировалась секретная почта, как входящая, так и отправляемая со специальным курьером - фельдъегерем. Именно в секретной части поручик надеялся при благоприятном стечении обстоятельств почерпнуть нужную информацию. Необходимо было срочно что - нибудь придумать и Фан Цзе придумал.
   План был гениален по своей простоте и надёжности. Он основывался в некоторой степени на счастливом стечении обстоятельств. Дело в том, что поручик перед командировкой отправил свою секретную тетрадь на собственное имя в отряд ? 731, так как она должна была понадобиться ему в работе. Те правила поведения и порядок посещения общественных мест, которые Фан Цзе разрабатывал по поручению генерала Вакамацу, были зафиксированы именно там. Их он должен был внедрить совместно с Дзэнсаку во время командировки в отряд ? 731. В дальнейшем выяснилось, что функции поручика оказались несколько иными, но дело было сделано - тетрадь уже была отправлена.
   Через неделю ему позвонили из местной секретной части и сообщили, что на его имя пришел пакет, а поскольку отправленная тетрадь была персональной, то и получить её мог только Фан Цзе. Теперь в случае необходимости иного свойства, чем получение секретной тетради, он имел возможность появляться там всегда и под благовидным предлогом, так как в связи с отсутствием у него, как у временно прикомандированного к отряду ? 731, личного сейфа не было, то тетрадь могла храниться только в общей секретной части. Как оказалось, там же были организованы места для работы с документами как в читальном зале, что позволяло разведчику находиться в святая святых отряда продолжительное время со всеми, полезными для достижения им своей задачи, последствиями. С этого момента поручик находился там, с согласия Дзэнсаку, ежедневно с 10- 00 до 11-00, так как утреннее время было наиболее посещаемое офицерами отряда, фельдъегерь также появлялся там в этот же период для приёма или сдачи секретной почты. Такой способ получения полезной информации меньше всего вызывал подозрений. Находится здесь и внимательно наблюдать за происходящим, создавая видимость старательной учёбы, оказалось гораздо эффективнее, чем выхватывать обрывки фраз в коридорах корпусов и жилых помещений. Одно слово офицера секретной части могло оказаться ценнее, чем долгие разговоры с малознакомыми служащими отряда в местах для курения.
   Для того чтобы ускорить события, Фан Цзе придумал небольшую разведывательную операцию. Заняв как обычно ближний к окошку секретчика стол, поручик принялся изучать только что полученный документ, делая пометки в тетради. За внешним спокойствием разведчика скрывалось сильное волнение, выдаваемое едва заметным дрожанием рук, при перелистывании страниц брошюры. На этот раз фельдъегерь задерживался, но это оказалось только на пользу поручику. Он успел успокоиться и взять себя в руки. Наконец курьер появился и, мурлыча себе под нос веселую мелодию, подошёл к окошку. Сопровождавший его охранник занял место возле входных дверей. Поручик стал посматривать на часы, демонстрируя нетерпение. В тот момент, когда беззаботный фельдъегерь освободил место возле окошка, Фан Цзе быстро захлопнул тетрадь и мгновенно занял его место. Не давая офицеру секретной части опомниться, поручик со словами: 'Господин капитан, я опаздываю. Ради всего святого примите документы!' - схватил журнал регистрации исходящих документов и принялся его перелистывать. Капитан - флегматичный японец в пенсне - рефлекторно, принял протянутую ему тетрадь. Фан Цзе не теряя времени даром, продолжал, делая вид, что ищет необходимую страницу, листать журнал, буквально фотографируя каждую строку. 'Поручик, успокойтесь, - наконец отреагировал капитан и со словами: - Вам нужно вот это', - протянул ему журнал регистрации выдачи и приёма документов. Пренебрежительная улыбка сквозила на его непроницаемом лице. Фан Цзе, продолжая искусно изображать торопливость, расписался в соответствующем месте. Покидая кабинет, он не мог видеть как снисходительная улыбка на лице японского капитана, исчезла, уступив место брезгливой гримасе.
   Затворив дверь, поручик, едва сдерживая судорожный вдох, быстро пошёл по коридору, понимая, что его торопливые шаги должны были быть слышны в кабинете секретной части. Фан Цзе позволил себе расслабиться лишь оказавшись на первом этаже. Опустившись на скамью под лестницей, он расстегнул, ставший вдруг тесным, ворот мундира и вытер холодный пот носовым платком. Дело было сделано. Увиденная им запись под номером 1438 в журнале исходящих документов гласила, что отчёт о ходе подготовки бактериологического оружия был отправлен накануне в штаб Квантунской армии. Оставалось только попытаться ознакомиться с этим документом, о существовании которого разведчик до настоящего момента только догадывался.
   Существует расхожее мнение, что разведчик должен быть хорошим актёром, но это не совсем так. Талантливый актер, как правило, обладает чувственным темпераментом и, порой, неустойчивой психикой, что позволяет ему в действительности проживать необходимые эмоции. Разведчик этого себе позволить не может. Какая бы маска не лежала на его лице - гнева или сострадания, страха или радости - рассудок его должен быть холодным всегда. Он не может себя не контролировать, в противном случае провал почти неизбежен. К такому выводу пришёл Фан Цзе, сидя на скамье и анализируя свои действия.
   На половине пути останавливаться было бы нелепо, поэтому на следующий день поручик вновь направился в секретную часть, теперь уже с иной целью. Сделавшись вдруг перед дверями приветливым и беззаботным, разведчик вошёл внутрь. В этот раз стол, за которым обычно сидел поручик, был занят, но Фан Цзе это нисколько не огорчило. Он подошёл к окошку и поздоровался с капитаном, тот сосредоточенно кивнул в ответ и молча подал ему уже приготовленную тетрадь. Поблагодарив, Фан Цзе принял её и расписался в соответствующем журнале, демонстративно перед этим убедившись, что на этот раз не ошибся. Поставив подпись, поручик замер, делая вил, что раздумывает над чем-то серьёзным и затем промолвил: 'Дайте мне, пожалуйста, последний отчёт о работе отдела полковника Акира Оота'.
   Отдел, возглавляемый полковником, осуществлял проверку бактериологического оружия в условиях полигона и в боевой обстановке. Ему подчинялась специальная авиационная часть с самолетами, оборудованными диспергирующей аппаратурой, и полигон на станции Аньда. Кроме этого, отдел разрабатывал специальные виды вооружений для распространения бактерий: распылители в виде автоматических ручек, тросточек, фарфоровые и керамические авиационные бомбы. Иными словами поручик должен был получить именно тот документ с регистрационным номером 1438.
   Капитан невозмутимо поправил пенсне и, выдержав паузу, не слишком долгую, но достаточную для того, чтобы проявить изысканное пренебрежение к поручику - метису, наконец, поднялся с места. Также неторопливо, стараясь сделать ожидание просителя как можно более продолжительным, открыл металлический шкаф и достал тонкую папку с надписью. 'Отчеты, 1944 год'. Фан Цзе был в восторге от самого себя. Через несколько мгновений он станет обладателем так необходимой информации, подробно перепишет её в секретную тетрадь, затем останется всего лишь отправить тетрадь спецпочтой в свой отряд и самому выехать следом, не имея на руках не единого компрометирующего документа. Вернувшись в отряд, необходимо будет 'случайно' встретиться с Перминовым за одним столом, благо, условия в секретной части позволяли это сделать, и предоставить ему добытый материал. Затем для полной уверенности и спокойствия, уничтожить по акту секретную тетрадь, которая уже заканчивалась, и зарегистрировать новую.
   Тем временем, капитан, положив папку перед собой, приготовился внести регистрационную запись в журнал. Когда у него на столе зазвонил телефон, поручик до боли сжал бляху на ремне, чтобы сдержать эмоции. Несколько минут разговора показались ему вечностью. Внешне разведчик оставался спокоен, и только лёгкое покашливание выдавало его волнение, впрочем, это осталось без внимания окружающих. Наконец, капитан, положив трубку, придвинул к себе журнал и проницательным взглядом посмотрел на Фан Цзе. После чего, уточнив в журнале, где только что расписался Фан Цзе, его фамилию, открыл вожделенную папку и стал просматривать одну из её страниц, сопровождая взгляд указательным пальцем. Повторив эту процедуру ещё раз, почему-то вопросительным тоном произнёс: 'Простите, господин поручик, но вас нет в списке допущенных к ознакомлению?'.
   - Да, но..., - кашлянув, начал было объяснять Фан Цзе и тут же был прерван капитаном, уже не скрывавшим своё пренебрежительное отношение к поручику.
   - Прошу прощения, - промолвил высокомерный японец, и резко захлопнул папку, давая понять, что разговор окончен. Фан Цзе ничего не оставалось, как сдать не пригодившуюся тетрадь и, потерпев полное фиаско, оставить кабинет. В коридоре лёгкое покашливание поручика превратилось в сильный кашель. Фан Цзе сделалось от этого неловко, и он почти бегом выскочил на улицу, пытаясь сдержать судорожные позывы.
   С этого момента события стали стремительно разворачиваться и не в пользу разведчика. На улице его встретил Дзэнсаку и едва увидев, принялся радостно обнимать. Вволю нарадовавшись, Хиразакура сообщил поручику, что по особому распоряжению немедленно приступает к формированию спецгруппы, а он, поручик Фан Цзе, должен убыть к прежнему месту службы. Дзэнсаку радовался своему повышению по службе как ребенок, даже не замечая, что приятель явно не разделяет веселья. Дав волю эмоциям, Хиразакура, наконец, произнёс: 'Дружище, давай, иди в строевую часть. Документы уже готовы. Я договорился. Начальник поставил тебе срок прибытия с запасом в трое суток, можешь это время провести в Харбине!' Поручик только кисло улыбнулся в ответ. Дзэнсаку хлопнув приятеля по плечу, продолжал радоваться как младенец: 'А не выпить ли нам сегодня на прощанье?'
   - Что-то мне нездоровиться, - вяло сопротивлялся Фан Цзе и с его лица не сходила жалобная улыбка. Хиразакура, взяв поручика за плечи обеими руками, чуть отстранил от себя и, глядя тому пристально в глаза, нараспев произнёс: 'Н-да, выглядишь ты отвратительно. Потом как-нибудь выпьем, иди, отдыхай'.
  Фан Цзе действительно выглядел плохо, но совсем не по причине болезни.
   События, разворачивавшиеся с калейдоскопической быстротой и такой же непредсказуемостью, в центре которых находился поручик Горшенин, наконец, застыли причудливым рисунком ранним утром на Харбинском железнодорожном вокзале. Фан Цзе мысленно сложив осколки обстоятельств в единое целое, подумал, что как будто кто-то невидимый и очень влиятельный выпроводил его из отряда. Отягощенный недобрыми мыслями, поручик сидел на жестком вокзальном диване, сосредоточенно глядя себе под ноги. Родной город, знакомый вокзал создали иллюзию безопасности и защищённости от любых бед и несчастий. Фан Цзе не обратил внимания, что находится под пристальным взглядом высокого китайца в штатском платье, который, заняв позицию чуть сзади и сбоку от поручика, изредка бросал тайные взгляды в его сторону.
  
  
  
   ГЛАВА XXVII
  
  
  
  
  
   Любой даже самый мрачный дом, двор или переулок приобретают особый уют и сердечность, если там прошло наше детство. Всё здесь дышит спокойствием. Зачастую это бывает обманчивое впечатление. Харбин также как и его обитатели всегда был по-русски хлебосольным и гостеприимным. Даже сейчас, когда здесь хозяйничали японцы, поручик, впервые за прошедший месяц почувствовал себя спокойно и уверенно. Ночью, приехав на харбинский вокзал, едва дождавшись рассвета, он вышел в город, однако пробыл там недолго, ограничившись получасовой прогулкой. Через тридцать минут он вернулся, чтобы купить билет до Харбина. Касса оказалась ещё закрыта и он, присев на жесткое кресло в зале ожидания задумался. Откинувшись на спинку, Фан Цзе прикрыл глаза, и растворился в томной усладе воспоминаний...
   Он пытался представить себе встречу с Сяо Мэй. До настоящего момента поручик не позволял себе думать о ней и лишь сейчас, когда все самое опасное осталось позади, можно было расслабиться и помечтать.
   Сначала, сразу после знакомства с Мэй, Фан Цзе не отдавал себе отчёта в происходящем. Затем, выздоровев, он посчитал связь с женщиной, в доме у которой оказался, вполне закономерной, исходящей из природного естества и не более того. Постепенно им овладело чувство благодарности к этой хрупкой и волевой девушке. Её искренняя забота и нежность вызывали в нём особое ощущение, которое, возможно, называется любовью, но и тогда для Мэй не нашлось места в его будущем. Однако во время их расставания его сердце дрогнуло, чего не случалось с ним ни разу, хотя прощания с женщинами были для поручика нередкими. Всё разрешилось на следующее после расставания утро. Фан Цзе проснулся в купе поезда и вдруг понял, что ему необходимо немедленно увидеть Сяо Мэй вновь, почувствовать её заботу. Захотелось пустить время вспять, чтобы вновь оказаться в её доме. Увы, это было невозможно. В голове вновь зазвучал ламаистский колокольчик, на этот раз сопровождавший образ Мэй...
   ...Поручик открыл глаза и, чертыхнувшись, вскочил с места. Похоже, он задремал и упустил момент - касса открылась, и возле неё уже толпился народ. Фан Цзе так рассчитывал оказаться первым возле окошка и огорчился, поняв, что придётся потерять немало времени, чтобы купить билет. Электрические лампочки постепенно тускнели, уступая в состязании солнечным лучам, пока, наконец, дежурный по вокзалу не прекратил эту бессмысленную тяжбу со светилом, выключив освещение. Поручик к этому времени находился уже в центре толпы, жаждущей покинуть Харбин. Он был раздражен всем тем, чем обычно чревато долгое ожидание в очереди за билетами на железнодорожном вокзале. Если бы Фан Цзе узнал о своей отправке заранее, то непременно нашёл бы менее утомительный способ приобрести билет, однако, мысли в то время гуляли далеко от служебных вопросов и пришлось смириться с существующим положением. Больше всего неудовольствия доставляли те кто, порой небезуспешно, пытались подобраться к окошку без очереди. Потеряв терпение, поручик начал энергично пробиваться сквозь толпу к кассе. Ему, человеку в военной форме, никто не решился перечить и через несколько мгновений Фан Цзе стоял уже перед кассиром, но не для покупки билета, а чтобы принять на себя роль добровольного распорядителя очереди. Помогать ему вызвался высокий китаец, который постоянно находился позади него, не отстав и на этот раз. Ругань и толчея прекратились, после чего очередь стала продвигаться значительно быстрее.
   Получив заветный кусок картона, поручик с наслаждением покинул здание вокзала. Однако это не означало, что встреча с любимой женщиной произойдет уже скоро. Поручику предстояла долгая прогулка по городу, но это не было романтическим возвращением в прошлое. Такое путешествие было бы приятней провести вечером и уже в компании с Сяо Мэй. Однако, прежде чем идти к ней поручик должен был убедиться в том, что за ним никто не следит, дабы в случае возможного провала не навести подозрений на любимого человека. Определённого плана действий у разведчика не было, поэтому он двинулся прямо по проспекту, начинавшемуся от порога вокзала и поэтому получившему своё название - Вокзальный. Под ногами хрустел недавно выпавший снежок, морозец не позволял прогулке быть неспешной и поручик постепенно ускорял шаг. Навстречу ему мчались немногочисленные извозчики, обратно они двигались уже не торопясь, и догнав поручика, ещё более замедляли движение, в надежде, что тот воспользуется их услугами. Фан Цзе охотно отзывался на их оклики, но только лишь для того, чтобы, воспользовавшись моментом, незаметно бросить взгляд назад и проконтролировать ситуацию. Благо обстановка легко позволяла это сделать, и поручик чувствовал себя внешне непринужденно и на взгляд со стороны - рассеянно. Таким образом, он, добравшись до Большого проспекта, остановился в раздумьях.
   Здесь было как всегда многолюдно и оживленно. По мостовой, едва сдерживаясь, ползли чёрные, похожие на котелки чопорных английских клерков, легковые авто. Лошади, запряженные в неказистые телеги, цокали копытами, рикши мягко ступая по брусчатке, звонкими выкриками приглашали к поездке. Строгие мамаши и счастливые дети, важные чиновники и беззаботная молодежь, вызывали, в своей обыденности, улыбку на лице поручика. Даже высокомерный полицейский, пренебрежительно поглядывавший на окружающих на этот раз не вызывал отрицательных чувств. Лишь немногочисленные военнослужащие Квантунской армии портили настроение и напоминали о том, что атмосфера в городе не такая уж и безоблачная. Наслаждаясь юношескими воспоминаниями, разведчик был собран, внимательно наблюдая за окружающими его людьми. Чтобы ещё раз перестраховаться, Фан Цзе решил уйти от невидимого преследователя, если таковой был, но для этого нужно было подыскать более многолюдное место. Через несколько минут он уже решительно шагал прочь.
   Спустя некоторое время, изрядно озябший поручик добрался до Китайской улицы. После столь продолжительной прогулки ему не терпелось, наконец, оказаться в тепле, и благо, что цель путешествия была уже близко. До красивого здания построенного в стиле барокко на перекрёстке Китайской и Корейской улиц оставалось меньше минуты ходьбы. Это был универмаг Чурина. Магазин был всегда полон покупателей, среди которых Фан Цзе надеялся затеряться от возможных преследователей. Фан Цзе нырнул в клубы пара на входе в магазин и, мысленно поблагодарив природу за помощь, скрылся за дверями...
   Здесь в толпе посетителей поручик вновь стал спокойнее и уверенней. Он чувствовал бы себя гораздо более комфортно, если бы был в штатском платье, которое всегда предпочитал военной форме, так как гражданская одежда менее бросается в глаза, что ему сейчас было крайне необходимо. Не переставая посматривать по сторонам, поручик сделал вид, что интересуется дорогим мужским костюмом, действительно намереваясь его приобрести. В этот момент боковым зрением он увидел знакомое лицо. Это был тот самый высокий китаец, помогавший ему в очереди за билетами на железнодорожном вокзале. Несмотря на то, что тот смотрел мимо, Фан Цзе понял, что встреча не была случайной.
   Неписанное правило разведчика гласит: если ты в большом городе увидел одного и того же человека дважды - это подозрительная закономерность, трижды - за тобой следят. Поручику достаточно было и двух раз, чтобы сообразить, что он в опасности. В первый момент Фан Цзе вместо тревоги испытал некоторое облегчение - теперь он знал противника в лицо, а это значит, что имел преимущество. Ни минуты не раздумывая, он уронил перчатку и тут же наклонился, пытаясь обнаружить её среди ног окружавших его людей. Те в свою очередь сообразив, что господин офицер потерял нечто ценное, расступались перед ним, давая возможность отыскать потерянную вещь. Фан Цзе сделал, таким образом, несколько шагов в сторону и, не обнаружив перчатку, выпрямился, но уже скрытый от преследователя центральным прилавком. Затем, он, довольно бесцеремонно расталкивая посетителей, выскочил из универмага. Оказавшись на улице, разведчик осмотрелся по сторонам и, не растерявшись, уже через мгновение сидел в фанерной будке рикши, одиноко ожидавшего клиентов подле выхода из магазина. Отсутствие другого извозчика поручик посчитал подарком судьбы. Благодаря этому Фан Цзе избавлялся от преследования или, по крайней мере, выигрывал некоторое время. Поручик прикрикнул на рикшу и тот резво помчал его вдоль улицы, а затем, повинуясь очередной команде клиента, свернул направо в ближайший переулок. Неловко повернувшись назад, разведчик долго наблюдал за дорогой сквозь грязное стекло заднего окошка будки и убедившись, что преследователей нет, со вздохом облегчения сел поудобнее и задумался. Изрядно устав от скорой ходьбы рикша остановился, и выжидательно посмотрел на пассажира. Фан Цзе, спохватившись, назвал ему необходимый район города.
   Ехали долго. Высокие и красивые здания сменились низкими и неказистыми домами, наконец, вдоль дороги потянулись бараки и мрачные фанзы-мазанки. Это означало, что до конечной цели было уже недалеко. В воздухе запахло гарью. Предвкушая скорую встречу, Фан Цзе принялся приводить себя в порядок. Полюбовавшись в последний раз на оставшуюся перчатку, он ловко выбросил её далеко на обочину. Достал из внутреннего кармана короткую расчёску и, наскоро применив её по назначению, сунул обратно. Затем вынул из бокового кармана платок, а вместе с ним выпал вчетверо сложенный листок бумаги и, скорее всего, незамеченный, он был бы унесён ветром, если бы поручик случайно не наступил на него сапогом.
   Вытирая шею и лицо, Фан Цзе с трудом перевёл дух. Стало ясно, что в оперативную разработку он всё-таки попал и причиной тому, скорее всего, был тот высокомерный капитан из секретной части, доложивший о своих подозрениях контрразведчикам отряда. Возникшая между ними неприязнь оказалась взаимной. Мысленно обругав японца, поручик продолжил приводить себя в порядок. Закончив походные гигиенические процедуры, Фан Цзе опустил взгляд себе под ноги с намерением оценить чистоту обуви и тут увидел выпавший листок. Поручик немедленно поднял его и аккуратно развернул. Первое что бросилось в глаза это подпись полковника Акира Оота - человека занимавшегося разработкой средств распространения бактериологического оружия. Сделанная на гектографе некачественная копия с трудом позволяла прочитать едва различимые слова, однако, разведчик понял, что в его руках окончание очень важного документа. Сообразив также, что держит в руках очевидную улику против самого себя, поручик рефлекторно огляделся по сторонам. Уставший рикша медленно катил повозку, вокруг не было ни души и Фан Цзе вновь углубился в чтение. Закончив читать Фан Цзе, понял, что дела в области разработки оружия массового уничтожения обстоят не слишком хорошо и на доработку потребуется как минимум двенадцать месяцев, то есть до ноября 1945 года.
   Осознав всё происшедшее, поручик мгновенно покрылся холодным потом и ему пришлось воспользоваться платком ещё несколько раз. Выбросить документ он не мог, так как очень важно было доставить его Перминову. Мысли набегали одна на другую, захлёстывая сознание и не давая сосредоточиться. Фан Цзе велел рикше остановиться. С документом поручик не придумал ничего лучшего как, сложив его ещё несколько раз, зажать в кулаке. По крайней мере, в случае возникновения опасности от очевидной улики можно было легко и незаметно избавиться. Теперь предстояло самому себе объяснить появление листка бумаги. Фан Цзе отпустил рикшу, отдав ему приличную сумму денег, отчего тот, забыв про усталость, бодро помчался вдоль по дороге. Оставшийся квартал до дома Сяо Мэй поручик решил преодолеть пешком.
   Фан Цзе шёл и думал о том, что к своему стыду платком он пользовался достаточно редко и теперь даже примерно не имел возможности определить момент, когда ему могли подбросить листок. Иного варианта появления документа в его кармане просто не могло быть. Разведчик переложил бумагу в другую руку и вытер вспотевшую ладонь о китель. Волнение, вызванное известным событием, настолько отвлекло его внимание, что поручик незаметно для себя приблизился к дому Сяо Мэй. Резкий запах гари заставил его внимательно оглядеться по сторонам. Заподозрив неладное, Фан Цзе ускорил шаг, затем перешёл на бег. От предчувствия беды неровное дыхание превратилось в едва сдерживаемые всхлипывания. По мере осознания произошедшего его шаги замедлились и, в конце концов, поручик остановился, глядя на то, что осталось от дома Мэй. Пепелище казалось, ещё источало жар, и дым до слёз ел глаза. Увы, пожар был потушен несколько часов назад, а дыма не было вовсе, если не считать едва заметной серой струйки, исходящей из глубины обгорелого остова.
   Мало того, что Фан Цзе потерял любимого человека, он ещё и оказался в безвыходном положении. Ему некуда было идти. Постояв несколько минут в полной растерянности, он двинулся по улице дальше в поисках живой души, которая могла бы внести ясность в случившееся. Такая душа обнаружилась. Ею оказалась старуха, сидевшая на маленькой табуретке возле входа во внутренний дворик хилой фанзы. Поручик остановился напротив женщины, но та продолжала безучастно смотреть сквозь него, и казалось, что её столетнее сознание давно оставило этот мир, предоставив немощному телу существовать самостоятельно. Фан Цзе решил, что старуха вряд ли поможет ему, но на всякий случай достал монету из кармана, при появлении которой произошло маленькое чудо. В раскосых глазах древней китаянки блеснула искра разума и старуха, переложив клюку себе на колени, остановила вопросительный взгляд на деньгах. На соответствующий вопрос поручика, она резво попыталась выхватить монету у него из рук и произнесла: 'А кто ж его знает? Сгорел и сгорел, - имея ввиду дом Сяо Мэй, а затем, почувствовав, что монета не поддаётся, оставаясь в руке офицера, добавила: - Утром загорелся. Никто не знает отчего'.
   - А хозяйка? Хозяйка где? - не сдерживая нетерпения, воскликнул Фан Цзе, наклонившись к китаянке и пытаясь поймать взгляд её полуприкрытых глаз.
   - А кто ж его знает? - вновь проскрипела старуха, перехватив поудобнее клюку. Похоже, что она намеревалась сражаться за деньги не на жизнь, а на смерть, которая, впрочем, уже итак витала над ней.
   - Она в доме была? Жива? - продолжал задавать вопросы поручик, с трудом удерживая край монеты в руке.
   - А кто ж его знает? - вопросом на вопрос ответила старуха, чем немало разозлила Фан Цзе.
   - Ты что же, а-и (тётушка), не хочешь говорить? - раздраженно произнёс поручик и, одержав победу в борьбе за деньги, сделал вид, что прячет их в карман.
   - Не было её дома. Только на работу ушла, так и полыхнуло. С тех пор её никто не видел. Японцы приезжали, искали в пожарище - не нашли, - злобно огрызнулась китаянка, не отводя взгляда от монеты. Поручик отдал деньги и, вдруг обессилев, опустился рядом со старухой, впрочем, той уже и след простыл.
   Глядя на сгоревший остов дома Сяо Мэй, поручик чувствовал себя самым несчастным и беспомощным человеком, на долю которого, если и выпадает счастье, то лишь на несколько коротких дней. Горечь и обида застилали его взор, а в голове вновь зазвучал медный ламаистский колокольчик...
  
  
   ГЛАВА XXVIII
  
  
  
  
  
   Время всесильно не только потому, что с этим могучим и невидимым потоком никто не в силах совладать, но ещё и потому что оно способно изменить всё: условия существования, точку зрения, принципы, внешний облик. Именно оно возвышает либо уничижает личность, определяя роль человека в истории. Невостребованный и гонимый всеми творец вдруг обретает гениальность в глазах человечества уже после своего существования на земле. Порой время отводит десятилетия для определения глубины и истинной ценности того или иного произведения искусства. Являясь инструментом в руках у безжалостной воровки по имени Смерть, оно освобождает от тягот, даваемых жизнью. Ускоряя свой бег, мчит нас сквозь счастливые мгновения, не позволяя вскружить голову успехами и, напротив, замедляя шаг, едва тащит через беды и горести, давая возможность, сполна очистится от грехов. Любая безделушка, канув в густую пелену веков, превращается в бесценный артефакт своей эпохи. Меняют свой облик города, преображаются улицы, приходят иные люди. Харбин в этом смысле не был исключением. Особенно заметные изменения произошли здесь с наступлением японской оккупации. Однако, как и в любом другом крупном городе было в Харбине место, где власть времени и любого иного влияния наименее заметно проявилась.
   Харбинский вокзал был построен в период бурного развития железнодорожной сети и с тех пор на протяжении более чем сорока лет, радовал глаз горожан и гостей города. Лишь русская часть Харбина взирала на детище Санкт-Петербургской архитектурной школы с грустью и сожалением, понимая, что этим воротам в Россию никогда не суждено будет отвориться перед ними. Ураганы десятилетий, вьюжные ветра смутных лет не смогли изменить его облик. Внутренний интерьер не изменился ни на "цзин". Тяжелые и пыльные люстры, свисавшие с высоких потолков, были не в силах достаточно осветить огромные залы, создавая тревожную атмосферу. Старые надписи, вырезанные перочинным ножиком на ручках деревянных вокзальных кресел напыщенными дикарями, здесь вызывали лишь умиление и улыбку. В этих стенах каждый испытывал особенные чувства: одни тревогу перед неизвестностью дальнего пути, другие горечь расставания, командированные - раздражение и усталость от томительного ожидания. Даже человек случайно сюда вошедший, вдруг исполнившись романтики, с грустью смотрел вслед отходящему поезду, в душе радуясь, что его ожидает не тесное купе, а сытный ужин в кругу семьи и тёплая постель в уютной спальне.
   Высокий, элегантно одетый молодой человек был явным исключением. Он резво шагал по едва освещенному перрону и полы его серого пальто с каракулевым воротником развевались на зябком ветру. Черная шляпа, глубоко надвинутая на глаза, скрывала черты лица. Изысканный аромат французского парфюма, шлейфом тянулся за ним, очаровывая проходящих дам. Мужчина был сосредоточен и на этот раз женский пол нисколько не занимал его внимания. В настоящий момент он был озабочен только тем, чтобы приветливая улыбка на лице не превратилась в судорожный оскал чрезвычайно взволнованного человека. Наконец, мужчина остановился возле нужного вагона и, обратившись к проводнику, предъявил билет. Наступил момент наивысшего напряжения, оставались мгновения до спасительной двери купе. Закончив формальности, проводник вернул билет и пригласил войти в вагон, что мужчина, едва сдерживаясь, не замедлил сделать. Только теперь при ярком освещении в нём можно было узнать поручика Горшенина облаченного в гражданское платье. Фан Цзе, оставшись наедине с собой, дал волю чувствам, сделав пару резких движений руками, означавших маленький успех на очередном этапе опасного возвращения домой.
   Ранее, поняв, что Сяо Мэй безвозвратно утеряна и расчёты на то, что он на несколько дней сможет укрыться в её доме не оправдались, поручик решил немедленно возвратиться в Хайлар. В этом был положительный момент, так как те, кто вёл за ним слежку, наверняка знали дату его отъезда и, потеряв его в городе, имели возможность перехватить разведчика через три дня возле поезда. Теперь эффект неожиданности был одним из козырей поручика и даже, если на вокзале торчали ожидавшие его наблюдатели, то внимание их будет притуплено. Приняв такое решение Фан Цзе должен был в первую очередь постараться максимально изменить внешний вид. Облачение в костюм было лучшим выходом из положения. Для этого достаточно было посетить всё тот же универмаг Чурина и купить там всё необходимое. Место для переодевания ему любезно предоставили продавцы в одной из примерочных кабинок. Гораздо сложнее было избавиться от военной формы. На опасном пути следования в Хайлар лишние вещи в руках могли сыграть роковую роль, поэтому пришлось покупать дорожную сумку, упаковать в неё бриджи и китель, предусмотрительно лишив одежду знаков отличия, а затем незаметно оставить в укромном месте, так, чтобы она могла быть обнаружена как можно позже. Это заняло несколько часов.
   Остальное время ушло на приобретение билета, что оказалось также непростым делом, учитывая необходимость соблюдения мер предосторожности. Подходящую кандидатуру пришлось ожидать на привокзальной площади, сидя в фанерной будке рикши. Несколько раз поручик порывался обратиться к тому или иному человеку, но чутье подсказывало ему, что спешить не нужно и его терпение было, наконец, вознаграждено. К исходу второго часа утомительного ожидания Фан Цзе заметил железнодорожного кассира, того самого, у которого он утром приобретал, ставший ненужным, билет. Сполна рассчитавшись с довольным рикшей, поручик бросился вслед за кассиром. Быстро догнав его, Фан Цзе придержал за рукав чуть было не затерявшегося в толпе людей мужчину, и обратился с соответствующей просьбой. Для того, чтобы купить билет на уходящий этим же вечером поезд, пришлось бы отстоять гораздо бОльшую очередь, чем была утром, поэтому просьба поручика нисколько не удивила корыстного железнодорожника, а предложенная ему двойная цена лишь ускорила дело. Менее чем через десять минут Фан Цзе уже держал в руках заветный билет и раздумывал, где бы ему провести оставшееся до отправления поезда время, которого было более чем достаточно для того, чтобы в одном из уединённых харчезанов не спеша, попить любимого русского пива 'Медведь'.
   Отведав немного пенящегося напитка, Фан Цзе подозвал к себе трактирного мальчишку и, сунув ему мелкую монету, попросил принести ножницы. Тот немало удивившись странному заказу, тем не менее, через достаточно продолжительное время доставил искомое. Поручик, справедливо полагая, что в столь уединённом месте ничем не рискует, достал подброшенный ему листок бумаги и разрезал его на несколько неравных частей. Затем, аккуратно сложив один на другой, завернул их в платок и убрал в боковой карман пальто, оставив уголок торчащим наружу. На вокзал поручик вернулся уже затемно и благополучно достиг относительного безопасного места - купе отправляющегося поезда.
   Любую операцию разведчик мысленно делил на несколько законченных фаз, в основном, в зависимости от степени риска. Например, приобретение билета было одним этапом, ожидание поезда - другим. Только что закончился, пожалуй, самый рискованный - преодоление вокзала и посадка в вагон. После окончания каждой стадии, разведчик отводил несколько минут для обдумывания и уточнения своих действий уже в зависимости от сложившихся обстоятельств. С проникновением в купе для Фан Цзе начинался следующий, самый неприятный момент, хотя на этот раз обдумывать было нечего. От поручика ничего не зависело, оставалось сидеть и ждать. Фан Цзе определил себе срок примерно в тридцать минут. Именно столько, по мнению разведчика, потребовалось бы контрразведке для его ареста, если бы он находился под их наблюдением. Лучшего места, чем купе для ареста невозможно было придумать. Дело усугублялось тем, что от явной улики - неожиданного обретённого секретного документа - в таком замкнутом пространстве невозможно было избавиться, несмотря на то, что определенные меры поручик предпринял.
   Время вновь явило одно из своих загадочных свойств. Казалось, оно загустело до такой степени, что для преодоления одной секунды требовалось столько моральных и психических усилий, сколько потребовалось бы для нескольких лет беспечной жизни. Через полчаса, когда стало ясно, что опасность пока миновала, Фан Цзе почувствовал себя непомерно уставшим. Наступившее равнодушие сделало его настолько беспомощным, что поручик, не услышав стука, оказался не в силах пошевелиться, когда дверь в купе неожиданно распахнулась. К счастью, это оказался проводник вагона, предложивший на выбор чай, кофе или коньяк. Фан Цзе не потребовалось и секунды для выбора желаемого напитка. Железнодорожник, изъяв у поручика билет, удалился.
   Ещё через некоторое время, отведав изрядную порцию коньяка и дождавшись, когда визиты проводника, наконец, закончились, разведчик запер дверь. Затем встал и, повернув висевшее на крючке пальто нужной стороной, резко дернул за уголок торчавшего из кармана платка. Белые квадратики разрезанного листка разлетелись по полу. Поручик заулыбался, оставшись довольным полученным результатом. Его изобретение успешно работало. По замыслу разведчика в случае опасности достаточно было вытащить из кармана платок, как куски бумаги были бы тут же унесены никогда не стихающим маньчжурским ветром. Таким образом, улика уничтожалась в мгновение ока, но это действовало только на открытом пространстве и, именно в этом заключалась главная опасность здесь в тесном купе. В случае необходимости для прочтения документа не представляло особой сложности сложить аккуратно разрезанные кусочки вместе.
   В Хайлар поезд прибыл точно по расписанию. Состав плавно замедлял ход. Фан Цзе, бесцеремонно отодвинув проводника в сторону, выглянул в дверь вагона и посмотрел вперёд. Не заметив ничего подозрительного, на всякий случай нащупал рукой торчавший из кармана заветный уголок платка. Очередной отрезок опасного возращения в свой отряд подходил к концу. Впереди было ещё несколько таких этапов. Впрочем, Фан Цзе был уверен, что Тарбаган и на этот раз сбережет его, так же как и не сомневался в том, что он его, когда - нибудь и погубит. А пока Фан Цзе был уверен, что будет жить долго, хотя, что такое долго, когда ты так молод и какой ещё излом примет время, обратив десятилетия в мгновения и наоборот?
  
  
   ГЛАВА XXIX
  
  
  
  
  
   Зима в Маньчжурии почти не отличается от осени. Всё та же пожелтевшая трава, мерзлая земля, всё те же пронизывающие ветра, и только сопки, издалека похожие на огромные барханы, едва покрываются серым снегом, замерев от трескучего мороза. Скудный пейзаж дополняют тощие овцы, как блохи, дробью рассыпавшиеся на зимних пастбищах и даже одинокие неказистые коровёнки, выхватывающие из - под снега клочки жухлой растительности. Суровый климат, непростые условия жизни в этой местности с лихвой компенсируются достойными человеческими качествами её обитателей. Люди здесь взрослеют рано. Детство проходит быстро. Юность, едва озарив молодые сердца беззаботностью, принимает на себя бремя ответственности за близких и тут же уступает место зрелости.
   Борис Горшенин не был исключением. Ранняя самостоятельность, учёба в разведшколе и непростая служба заметно повлияли на его характер. Поручик даже выглядел значительно старше своих лет. Последний вояж в Харбин оказался для Фан Цзе пропастью глубиной в несколько лет, которую он успешно миновал. Однако преодоление этого испытания заметно изменило его характер. Поручик стал ещё более серьезен, и замкнут, общительность, которой он славился во время пребывания в разведшколе, исчезла. Романтика и приключения, в том числе и любовные, уже более не манили его. Фан Цзе вдруг понял, что разведка это не самая подходящая для него стезя, и, если бы сейчас его уволили по какой либо уважительной причине, он нисколько бы не огорчился, хотя и не представлял для себя никакой другой профессии. Увольнение по собственному желанию для него, честолюбивого офицера и мужественного человека, означало признаться самому себе в слабости и безволии. Однако он не желал этого делать ещё и потому, что собирался в ближайшем будущем применить все свои служебные возможности для розыска Сяо Мэй.
   Подобные открытия в своей душе поручик сделал ещё в первый день возвращения в купе поезда. Думал он об этом и сейчас, ожидая автобус, доставлявший служащих отряда ? 100 к месту работы. Фан Цзе прекрасно знал маршрут движения и выбрал удобное место на окраине города, которое тот никак не мог миновать. Благо, что поезд прибыл в Хайлар поздней ночью и, поручику едва оставалось времени, чтобы добраться до нужной точки и не пропустить автобус. Фан Цзе не забывал, что для обслуживающего персонала гостиницы он оставался коммивояжером и прибыл в отряд исключительно с коммерческими целями, поэтому он намеревался, прежде чем вернутся в свой номер купить гостинцы, якобы привезённые из Харбина и в первую очередь Сеньке Берсеневу. Поручик чувствовал себя достаточно спокойно, почти не опасаясь ареста, однако из кармана пальто по-прежнему торчал уголок спасительного платка. Впрочем, этого в данный момент не требовалось, так как Фан Цзе, озябнув на морозе, держал руки в карманах, зажав в кулаке завёрнутые в ткань клочки бумаги. Наконец, поручик, услышав шум мотора старенького 'Фиата', вышел из-за старого сарая, укрывавшего Фан Цзе от пронизывающего ветра и, принялся размахивать с обочины руками. Ему стоило немалых усилий, чтобы остановить машину.
   С огромным наслаждением поручик нырнул в автобус, однако удовлетворения не последовало. Внутри салона было почти также холодно, как и снаружи. Водитель - пожилой китаец, удивленно посмотрев на поручика, принялся оправдываться, одновременно пытаясь, сидя за баранкой, отбивать поклоны: 'Простите, господин офицер, в этой одежде не признал вас, чуть было, мимо не проехал. Знаете ведь, нам чужих брать запрещено'. Фан Цзе махнул рукой в знак прощения и прошёл по салону, поздоровавшись одновременно со всеми сидящими в автобусе, ничем не выделив Перминова, находившегося здесь же. По его напряженному взгляду Фан Цзе понял, насколько велико его нетерпение. Лишь по приезду в отряд, при выходе из автобуса и понимая, что демонстративное игнорирование приятеля может выглядеть нелепо, поручик ещё раз поприветствовал Перминова пожатием руки, успев при этом шепнуть ему, что сегодня вечером будет у него дома. С точки зрения обычного человека необходимо было бы избавиться от опасной улики немедленно, но Фан Цзе был уже опытным разведчиком и прекрасно понимал, что здесь в отряде скрыть контакты невозможно. Гораздо безопаснее передать документ вечером во внеслужебное время. Перминов тоже это понял, поэтому едва заметно кивнул головой в знак согласия.
   Первый рабочий день, как водится, после возвращения из отпуска или, как в данном случае, из командировки прошёл в полном безделии. Поручик сидел за столом и рассматривал скучный зимний пейзаж сквозь запылённое окошко своего кабинета. Если раньше Фан Цзе полный сил и честолюбивых помыслов в свободное время частенько мечтал о карьере разведчика, то теперь он всё чаще обращался к воспоминаниям. В очередной раз время, но уже вкупе с памятью совершала удивительный излом, меняя местами события в жизни Фан Цзе. Чувство глубокой привязанности к Сяо Мэй, которое он не решался назвать любовью, убеждало поручика в том, что знакомство с ней длилось всю его жизнь и только отсутствие воспоминаний, за исключением нескольких дней, говорило об обратном. Иногда в темных пещерах своей памяти Фан Цзе обнаруживал давно забытые эпизоды, за которые теперь было стыдно, некоторые казались смешными и нелепыми, но вот событий, согревающих душу было совсем немного. Поручик энергично потёр холодными ладонями виски и глянул на часы. Можно было собираться домой. Фан Цзе встал и, собрав бумаги, выложенные утром на стол не столько для работы, сколько для её имитации, убрал в сейф.
   В гостиницу поручик решил не заходить. Он спешил, так как необходимо было успеть купить гостинцы, якобы привезённые из Харбина, а затем поручик намеревался сразу отправиться к Перминову домой. При этом разведчик сочетал полезное с необходимым, не забывая о том, что он мог оставаться под контролем контрразведки и та, потеряв его в Харбине, должна была вновь установить слежку здесь в Хайларе.
   К дому Перминова Фан Цзе приблизился уже затемно. Тихая улочка едва освещалась редкими фонарями. Василий Семёнович ждал его прихода. Лампочка перед входом была выключена и, как только поручик тихонько постучал, дверь тут же распахнулась и, он быстро проскользнул в тёмный проём. Вопреки ожиданиям Фан Цзе, Перминов был общителен и весел, ничем не выдавая своего волнения или какого бы то ни было напряжения. В конце полутёмного коридора, в ярко освещенной комнате виднелся накрытый к ужину стол, в центре которого возвышалась бутылка хорошего коньяка. Перехватив взгляд приятеля, Василий Семёнович подмигнул поручику и произнёс: 'А не отужинать ли нам?' Затем, не дожидаясь ответа, принялся помогать гостю снять пальто. Фан Цзе деликатно, но твёрдо отстранил Василия Семёновича и, аккуратно достав из кармана платок, развернул его на открытой ладони. Перминов, не поняв, что это такое, но, догадавшись, что это нечто важное, бережно взял куски бумаги и, увлекая за собой поручика, двинулся в комнату. Сев за стол, хозяин дома по достоинству оценил изобретение Фан Цзе, и старательно сложив обрезки, начал читать. Прочитав, удивленно вскинул брови, посмотрел на поручика и, не промолвив ни единого слова, вышел в соседнюю комнату.
   Отсутствовал он довольно долго, а когда вернулся, был очень серьёзен и задумчив. Молча наполнил обе рюмки и, подняв свою, знаком предложил поручику сделать то же самое. Затем, не дожидаясь гостя, залпом тут же её опорожнил. Фан Цзе начал повествование, не выпуская рюмку из руки, а затем, так и не пригубив, вовсе поставил её на стол. Говорил он долго, не упуская не единой детали и в мельчайших подробностях повествуя происшедшие события. Василий Семёнович, слушал рассказ, забыв об ужине и продолжая крутить в руках блестящую мельхиоровую вилку. Поручик умолк и за столом повила долгая пауза. Наконец, Перминов, положив вилку рядом с пустой тарелкой на стол, произнёс: 'Как думаешь, Борис, какова вероятность подлинности документа?'
   - Достаточно высокая, - ответил поручик и, вдруг вспомнив о наполненной стопке, залпом её опорожнил и продолжил: - Для того чтобы подсунуть дезинформацию, я уверен, контрразведка придумала бы что - то похитрее, чем то, что мы имеем.
   - Пожалуй, - согласился Василий Семёнович и, подвинув снедь поближе к гостю, произнёс: - Давай-ка, паря, отужинаем, все - таки.
   - Я вот тебя спросить хочу, - не спешил приступать к ужину Фан Цзе, но был прерван Перминовым.
   - Пока не отведаешь жареной картошечки, ни слова от меня не услышишь, - строго промолвил Василий Семёнович и, поручик, подчинившись, начал вяло ковыряться в наполненной хозяином дома тарелке. За столом воцарилась тишина, прерываемая лишь бряцанием вилок о фарфор и, время от времени, бульканьем разливаемого горячительного напитка. После четвёртой стопки коньяка язык у Фан Цзе развязался, однако взгляд по - прежнему оставался тоскливым. 'Как они могут?' - вдруг спросил он.
   - Кто? - не переставая жевать, уточнил Перминов, не поняв вопроса.
   - У них ведь дети есть, жёны, матери. Они сами люди или нет, раз творят такое? - продолжал говорить Фан Цзе, как будто не услышав уточнения Василия Семёновича.
   - Ах, вот ты о ком, - воспользовавшись паузой в рассказе гостя, воскликнул Перминов, догадавшись, что речь идёт о сотрудниках отряда ? 731, а поручик продолжал говорить. Ему необходимо было выговориться, освободиться от тех отрицательных впечатлений, которые он получил за время командировок на 'фабрику смерти'. Василий Семёнович понимал это и молча слушал, ожидая, когда, наконец, тому станет легче. В конце концов, выпитый алкоголь и продолжительный монолог сделали своё дело, и Фан Цзе умолк.
   Перминов, давая понять, что собеседник не остался без внимания, начал говорить: 'Видишь ли, в чём дело, Борис, любого человека в жизни волнует только собственный душевный комфорт и спокойствие. Для этого необходимо заключить сделку с собственной совестью. Кто - то в силу жизненных принципов и воспитания сделать этого не может. Такой человек дорогого стоит, хотя не знаю сила это или слабость. Кто - то делает это легко и особенно не задумывается над последствиями своих поступков. У кого - то совесть отсутствует напрочь и сделки не требуется вовсе. Именно из таких людей получаются отъявленные мерзавцы. Вот в этом и черпают своё спокойствие врачи - преступники. Для них главным предметом торга становиться цена исследований. Якобы во имя блага и решения вселенских проблем им позволено, если не всё, то многое. Другие опустили в своих глазах подопытных людей до состояния животного. Отчего взялся этот термин 'бревно'? Как раз оттого, что это слово никак не связано с живым существом. Исключительно для договоренности с совестью...', - Перминов умолк, не закончив мысль, но лишь для того, чтобы разлить остатки коньяка по рюмкам. Это была уже вторая бутылка, незаметно появившаяся и также незаметно опорожнённая приятелями за время долгой беседы.
   Фан Цзе и Перминов, неловко чокнувшись стопками, выпили содержимое, и Василий Семёнович продолжил говорить: 'Это ещё не самое ужасное, а вот когда целую нацию убеждают в собственном превосходстве над всем миром, тогда совершаются самые страшные преступления и это называется - фашизм. Говорят, что в войне первой погибает истина, в смысле - правда, но, когда Советский Союз победит, а в этом уже нет никаких сомнений, истина воскреснет. Я уверен, тогда вскроются такие преступления, о которых мы пока не знаем, что деяния совершенные преступниками из отряда 731 померкнут. Никто не мог справиться с фашизмом, только государство с. социалистическим строем, где главный лозунг 'равенство и братство', сумело его одолеть'.
   Собеседники замолчали, казалось, тема для разговора была исчерпана и, поручику можно было бы собираться домой, но он не спешил это делать, понимая, что деловая часть разговора ещё не закончена и оказался прав. Перминов положил перед ним заранее приготовленный чистый лист бумаги, авторучку и извиняющимся тоном произнес: 'Вы же знаете, Борис, это необходимо сделать. Теперь ведь это только формальность'. Фан Цзе будучи разведчиком понимал, что речь идёт о письменном согласии работать на советскую разведку и придвинул к себе бумагу. Он прекрасно понимал последствия такого шага, давно всё обдумал и принял решение. Через минуту документ был готов, где поручик, памятуя о семейном предании и, пытаясь хотя бы таким образом обмануть 'Тарбагана', сам присвоил себе позывной 'Монах'. Перминов взяв бумагу со стола, вновь исчез в соседней комнате.
   Вернулся он быстро и, в руках у него была увесистая пачка денег. Фан Цзе понял, что это вознаграждение предназначалось ему, как вновь завербованному сотруднику советской разведки. Хозяин дома, увидев колючий взгляд поручика, в нерешительности остановился, а тот, предупреждая его возможные действия или слова, начал говорить: 'Василий Семёнович, все мною сделанное весьма далеко от меркантильных соображений, поэтому то, что вы намереваетесь предложить мне деньги, по меньшей мере, оскорбительно. И ещё я хочу сказать..., - здесь поручик замялся, подыскивая подходящие слова и, затем решительно продолжил: - Мои действия сейчас направлены против Японии, в интересах советской разведки... Вы знаете, что я наполовину русский и люблю Россию, но моя родина - Китай. Я люблю его таким каков он есть, Вам - советским людям - трудно меня понять, вы патриоты своего социалистического строя, а не страны... Короче говоря, никогда мои действия не будут направлены против Китая. Я хочу, чтобы вы это поняли и передали своему руководству'. Перминов молча выслушал монолог поручика и также молча вновь исчез. Когда он вернулся, в его руках уже денег не было, а в глазах читалось глубокое уважение к своему гостю.
   Фан Цзе достал часы - брегет и мельком глянув, захлопнул крышку. Был уже первый час ночи. Перминов решив, что это знак того, что гость собрался отправиться домой, встал из - за стола, но не тут то было. Поручик, тоже поднявшись с места, подошёл к окну и распахнул форточку, чтобы освежиться чистым морозным воздухом. Постояв так не более минуты, он обернулся и, скрестив руки на груди, совершенно трезвым голосом произнёс: 'Василий Семёнович, у меня есть проблема', - а затем рассказал Перминову о задании, порученном ему генералом Такиэ. Собеседник внимательно выслушал его и утвердительным тоном спросил: 'Первоначально этой кандидатурой для передачи дезинформации был я?' Фан Цзе, не удивившись проницательности своего визави, только кивнул в ответ. Василий Семёнович хмыкнув, продолжил: 'Значит ты меня точно 'вычислил'. Что ж, я рад, что достойный соперник оказался ещё более достойным союзником. Хорошо, через несколько дней я назову тебе подходящую кандидатуру для доклада генералу Такиэ'.
   В гостиницу Фан Цзе вернулся глубокой ночью и ещё долго не мог уснуть, обдумывая предстоящую встречу с генералом, которая состоялась лишь в январе 1945 года. Несмотря на очевидный провал операции, последствий для поручика не имела, так как последовавшие вслед за этим события едва оставили времени контрразведывательной службе даже на то, чтобы позаботиться о собственной судьбе.
   Стремительный успех советских войск на западном фронте, Крымская конференция трёх союзных держав, на которой был уточнен срок вступления СССР в войну на Востоке и, последовавшая вслед за этим денонсация советско-японского договора о нейтралитете, говорили о том, что, оказавшейся в полной изоляции, Японии войны с Советским Союзом не избежать. В таких условиях на победу рассчитывать было невозможно. Отставка кабинета Койсо вряд ли могла изменить ситуацию. Уже в апреле 1945 года первые эшелоны с частями и подразделениями 5 армии отправились на пополнение дальневосточной группировки советских войск, насчитывавшей 1185 тысяч человек и к августу 1945 года увеличенной до 1757 военнослужащих. Боевые действия велись силами трёх фронтов: 1-го Дальневосточного, 2-го Дальневосточного и Забайкальского. В ночь на 9 августа все части и соединения получили Заявление Советского правительства, обращения военных советов фронтов и боевые приказы о переходе в наступление.
   Операция была знаменательна тем, что наносились два главных удара, расстояние между которыми было более двух тысяч километров. Войска продвигались быстро и, не опасаясь, что против них будет применено бактериологическое или химическое оружие. Узнав об этом, 16 августа три тысячи русского эмигрантского населения Харбина при содействии советского консульства, организовали отряды самообороны и, захватив радиостанцию, водокачку, железную дорогу и пристань, удерживали их до прихода советских войск. Советским командованием было принято решение захватить Харбин с воздуха. На аэродром Харбина высадился десант генерала Г. А. Шелахова, состоявший из 120 десантников, и принудил к сдаче 40-тысячный японский гарнизон.
   9 августа советские войска вошли в Хайлар и уже к полудню солдаты Квантунской армии бежали из города, взорвав за собой мост через реку Иминь. Василий Семёнович Перминов сразу после освобождения Хайлара вернулся в Советский союз и, в его личном деле в мае 1946 года появилась запись 'Указом Президиума Верховного Совета СССР награжден орденом Боевого Красного Знамени за выполнение особого задания'
   Поручик Горшенин (Фан Цзе), формально оставаясь двойным агентом, с тех пор задач ни против третьих государств, ни тем более, против Китая не выполнял.
  
  
   ГЛАВА XXX
  
  
  
  
   Борис Горшенин умирал. Это было странное и непривычное состояние, в котором не было места страху. Странным было отсутствие далёких и близких планов, в одночасье обратившихся во прах, опередив своего обладателя. Странным было отсутствие проблем, ещё вчера требовавших немедленного разрешения. Организм, мучительное состояние которого усугублялось ежечасно, требовал прекращения страданий любой ценой и, смерть была самым желанным лекарем. Уход человека из жизни это всегда спектакль одного актёра, при большом стечении зрителей, рыдания которых, всего лишь попытка освободиться от леденящего осознания того, что рано или поздно каждому придётся выйти на эту сцену. Занавес почти опустился, но Горшенин не боялся этого. Он жаждал уединения и верил, что, когда переступит эту грань, занавес вновь поднимется, и его будет ждать другой мир, где в первых рядах встречающих Борис увидит маму. Сумеречное сознание уже не позволяло адекватно воспринимать действительность, но воспоминания от этого становились только более яркими, иногда путаясь с реальностью.
   Борис находился в больничном боксе уже четыре дня, строго изолированный от окружающего мира. Бубонная чума не оставила ему шансов для жизни. Врачи только разводили руками, оправдываясь тем, что медицинская помощь подоспела слишком поздно.
  Всего неделю назад Горшенин сидел в гостях у Семена Берсенева (Чжэн Наньдуна), где они вместе строили планы на отдых. На следующий день друзья поехали на дальние озёра рыбачить. Вечер прошёл у костра в доверительной беседе, а ночью Семен, проснувшись, не обнаружил в палатке старшего товарища и выбрался наружу. В предрассветной тишине он услышал голос Горшенина, который вел разговор с неизвестным собеседником. Слов Берсенев расслышать не смог, но интонации были явно дружескими, порой просительными и даже извиняющимися. После недолгих поисков Семён обнаружил друга сидящим на траве. Памятуя известную ему легенду, Берсенев не удивился тому, что Горшенин разговаривал с тарбаганом, но вот то, что зверек сидел и внимательно слушал, поразило его до такой степени, что он в первый момент не мог вымолвить ни слова. Увидев постороннего, животное, юркнув в нору, мгновенно исчезло, а Горшенин без тени смущения и, кряхтя, как старый дед, с трудом поднялся с земли. 'Ну, вот и договорились', - как будто подводя итог беседе, произнёс Борис. На следующий день сразу по возвращении домой Горшенин почувствовал себя плохо. Семён, увы, узнал об этом слишком поздно, но с этого момента предпринял всё возможное для спасения друга.
   Сразу после окончания войны Фан Цзе принял деятельное участие в судьбе мальчишки. Именно его усилиями Берсенев пошёл по стопам своего старшего товарища. Окончив школу, он поступил на службу в контрразведку. Карьера его складывалась удачно и, к настоящему времени Семён дослужился до начальника 2 (контрразведывательного) отдела Управления Автономного района Внутренняя Монголия КНР.
   Несколько дней назад Фан Цзе стал героем центральных газет. Во всех изданиях была опубликована заметка о внезапном заболевании товарища Фан Цзе (Горшенина) бубонной формой чумы. В связи с этим были предприняты карантинные меры, закрыты близлежащие пограничные переходы, однако больше заболеваний не было выявлено. Почему заболел лишь один человек, при его активном общении с окружающими осталось загадкой для врачей, но не для Фан Цзе. Он считал, что это было закономерной расплатой для него, не исполнившего предназначения рода БольшогоТарбагана, поэтому не предпринял ничего, что могло бы его спасти от гибели.
   После того как Фан Цзе получил очередную дозу инъекций, медсестра удалилась и в палату вошла женщина, державшая за руку его малолетнего сына. Больной удивился, что мальчик пришёл не со своей матерью, а с незнакомкой. Почему - то мальчишке было лет десять на вид, хотя в действительности ему только что исполнилось восемнадцать. Приглядевшись, Фан Цзе узнал в женщине Дин Мэй. Он не видел её почти двадцать лет и, обрадовавшись, приподнялся на постели.
   Бедный Фан Цзе, не понимал, что его воспоминания о встрече с Берсеневым превратились в галлюцинации и Дин Мэй была всего лишь видением в бреду умирающего. Он протянул руку к вошедшим и упал, обессилев, на подушку. Разум окончательно покинул его, в голове вновь зазвучал медный ламаистский колокольчик. Каждый раз его звучание завершалось маминым голосом, но на этот раз он увидел её саму. Мама подошла к нему и, приняв его в свои объятия, нежно произнесла: "Сына, мама любит тебя..."
   Чаша весов, на которой едва заметным дымком парило будущее, окончательно опустела и, Горшенин, оставшись наедине со своим прошлым на другой чаше, рухнул в темную и промозглую пропасть.
  
   ......................................................................................................................................................................................................................................................................................................................
  
   Соломин сидел в своем кабинете, нервно разминая сигарету, затем поднёс её к носу и с наслаждением втянул запах табака. Алексей Владимирович пытался бросить курить, но получалось это с трудом. На этот раз непреодолимое желание закурить было вызвано огорчением. "Где же эта пепельница?" - раздражённо подумал он. Соломин был человеком выдержанным и никогда не позволял себе повысить голос на подчинённого, чем снискал особое уважение окружающих за относительно короткое время работы в органах Комитета Государственной Безопасности. Никто и никогда не видел его вспылившим или раздражённым, поэтому резкие мысли были максимумом того, что он мог себе позволить. Не обнаружив пепельницу, Соломин сломал сигарету и выбросил её в урну. Алексей Владимирович всего несколько дней назад принял должность первого заместителя начальника управления КГБ по Читинской области, и кабинет пока оставался для него необжитым. В дверь постучали, и она тут же отворилась. Соломин, увидев начальника отдела, приветливо кивнул головой и убрал лежавшее перед ним дело в сейф, выкрашенный казённой светло - голубой краской.
   Алексей Владимирович был исключительным аккуратистом. Стол его был всегда свободен от лишних предметов. Работая с бумагами, он оставлял только те, что непосредственно просматривал или подписывал и, даже, если документ состоял из нескольких листов, на столе лежал лишь тот, который он изучал в настоящий момент, остальные находились в открытом сейфе. Причина его испорченного настроения крылась в только что прочитанном личном деле агента с позывным 'Монах'. Несколько дней назад Соломин, получив известие о его смерти, не придал этому особого значения, лишь распорядившись уточнить детали случившегося. Агент не представлял большой ценности, хотя в конце Великой Отечественной войны он сыграл важную роль в разгроме милитаристской Японии. Затем, с наступлением великой дружбы СССР и Китая актуальность агентурной сети поубавилась. Тогда казалось, что дружба братских народов будет вечной и необходимости в услугах 'Монаха' с тех пор не возникало. Только сейчас, впервые изучив дело 'Монаха', Алексей Владимирович выяснил, что подлинное имя агента было Борис Горшенин или по-китайски Фан Цзе. Соломин был знаком с ним лично, но не как сотрудник КГБ.
   Алексей Владимирович познакомился с ним около десяти лет назад, еще, будучи первым секретарём Железнодорожного района г. Читы. Тогда он принимал делегацию партийных и административных работников из Хайлара, прибывших в Советских Союз по программе обмена опытом. За время стажировки они подружились и много времени проводили вместе. Фан Цзе научил его играть в 'сянци'. Тогда впервые Соломин услышал от него легенду о Тарбагане, восприняв её как часть народного фольклора, никак не предполагая, что это может иметь под собой реальную основу. Затем, всякий раз, когда Фан Цзе приезжал в Советский Союз, он непременно навещал Соломина в Чите, приглашал к себе в гости, но этого так и не случилось. В 1960 году Алексею Владимировичу предложили работать в органах. Все контакты свелись к деловым, а круг общения ограничился сослуживцами за редким исключением, и может быть, поэтому отношения прекратились, а следы Бориса Горшенина потерялись. Время от времени Соломин подумывал воспользоваться служебными возможностями для его розыска, но так и не решился возобновить знакомство. И вот теперь, таким неожиданным образом Горшенин нашёлся, чтобы исчезнуть навсегда.
   'Алексей Владимирович, - обратился к нему начальник отдела и деликатно напомнил: - сегодня награждение. Не забыли?'
   - Нет, конечно, помню. А что уже десять часов? - задал он, не требующий ответа, вопрос и, посмотрев на часы, висевшие на противоположной стене, продолжил: - Заходите, товарищи'. Следом за начальником отдела гуськом вошли несколько сотрудников, и после приглашения расселись на мягких стульях, стоявших вдоль стены напротив стола Соломина. Алексей Владимирович поднялся с кресла и тут же, как по команде, все офицеры встали, но затем остановленные жестом руководителя, вновь опустились на места. Подобного рода церемонии в КГБ всегда проводились без излишнего пафоса, и много времени не занимали, даже, если вручались высшие награды. Так произошло и на этот раз.
   После того как офицеры вышли, Соломин попросил начальника отдела подполковника Порываева задержаться. Усадив того за стол, сам сел рядом и спросил: 'Ну что там, Василий Семенович?' Хотя Алексей Владимирович не упомянул, о чём шла речь, начальник отдела все понял и, откашлявшись, начал говорить: 'Я связался со своим 'источником' и могу почти точно сказать, что Горшенин заразился во время рыбалки, скорее всего от тарбагана. Нынче их популяция очень сильно выросла. Власти даже предупреждали, чтобы без необходимости никто в степи не выезжал, так как велика опасность заражения инфекционными заболеваниями. Только кто слушает, власти то? После заражения Горшенин упорно отказывался от лечения и, всё твердил о каком - то тарбагане, о какой - то легенде. Странно то, что этот случай заболевания оказался единственным...'.
   - Василий Семёнович, откуда такие подробности? - прервал собеседника Соломин. В ответ начальник отдела, хитро улыбаясь, медлил с ответом, но после короткой паузы продолжил:
   - В 1950 году был я в командировке, помогал братскому китайскому народу формировать и организовывать Министерство общественной безопасности Китая. Познакомился я там с Семёном Васильевичем Берсеневым. Мы поначалу на том и сблизились - я то ведь Василий Семенович, а он Семен Васильевич. Познакомил нас начальник личной охраны Мао Цзедуна - Ван Дунсин. Он тогда возглавил это министерство. Исключительно порядочный мужик Берсенев. Нам бы таких кадров побольше, - подвел итог начальник отдела.
   - Так в чём же дело? - спросил Алексей Семёнович и уточнил: - Ты разве его не пробовал к нам 'притянуть?'
   - И речи не могло быть. Таких честных людей редко встречал в жизни. Но к Советскому Союзу очень хорошо относится...
   - Василий Семёнович, а что ты мне так подробно про него рассказываешь? - вновь позволил себе перебить собеседника Соломин и, в качестве компенсации за свою бестактность пододвинул Василию Семёновичу пачку сигарет.
   - Так вот. Семён Васильевич был хороший друг Горшенина. Именно Горшенин привел его в контрразведку, - пояснил начальник отдела и вопросительно посмотрел на руководителя, прежде чем прикурить сигарету. Соломин охотно кивнул головой, радуясь тому, что, возможно, сигаретный дым хоть немного облегчит его мучения.
   - Боюсь, он со своей принципиальностью может оказаться не у дел. Знаешь ведь, какие сейчас в Китае тенденции наметились, - с некоторой озабоченностью произнёс Алексей Владимирович и с наслаждением вдохнул сигаретный дым, выпущенный Порываевым.
   К моменту настоящего разговора политические отношения между Китаем и СССР были испорчены, а буквально через два года началась Великая пролетарская культурная революция. Под этим термином принято считать развернувшиеся политические события, начало которых, с большой долей условности можно отнести к 1965 году, а окончание к 1976 году, году смерти Мао Цзедуна. Этот период характеризовался политизацией всех сфер жизни, начиная с выступлений среди рабочих и студентов до самых верхов - хаоса среди партийной верхушки Китая. На начало Культурной революции оказал влияние председатель Мао, пытаясь укрепить свои позиции в руководстве страны, в рамках борьбы с партийной оппозицией. Утвердив взгляды своей группировки (позже названными - маоизм), Мао получил повод для борьбы ос своими оппонентами. Первый её этап, закончившийся в 1969 году можно считать и кульминационным в отношениях с Советским Союзом. За основу антисоветской пропаганды был взят плакат 'Разобьём собачьи головы Брежнева и Косыгина'. Именно в этом году произошёл в вооружённый конфликт на острове Даманском на реке Уссури. На проходившем с 1 по 24 апреля 1969 года в Пекине IX съезде Коммунистической партии Китая окончательно на официальном уровне была закреплена маоистская идеология.
   Второй этап, завершившийся в 1971 году, характеризовался рядом государственных программ. Например, программы 'Ввысь в горы, вниз в села', созданием школ '4 мая', возвышением НОАК.
   Третий этап культурной революции продолжался с сентября 1971 года до октября 1976 года, до смерти Мао Цзэдуна. Этот период характеризуется господством Чжоу Эньлая и так называемой 'банды четырёх': Цзян Цин, Яо Вэньюань, Чжан Чуньцяо и Ван Хунвэнь в экономике и политике. После провала 'Большого скачка' позиции Мао сильно пошатнулись, но он, обвинив в этом оппозицию, убивал сразу двух зайцев - убирал конкурентов и давал выход народного недовольству. Был 'открыт огонь по контрреволюционным штабам'. Начались чистки и не только в верхних эшелонах власти. В этот период бесследно исчезли сотни тысяч членов коммунистической партии. Под демагогичные лозунги о врагах партии мог попасть любой человек. Культурная и научная деятельность была практически парализована и остановилась. Были закрыты все книжные магазины с запретом на продажу любых книг, кроме одной: цитатника Мао, изданного под непосредственным руководством тогдашнего министра обороны и второго человека в окружении Мао - маршала Линь Бяо, в последствии обвиненного 'бандой четырёх' в подготовке государственного переворота и совершившего неудачную попытку побега в СССР. В 1973 году самолёт маршала рухнул в степях Монголии.
   Забегая вперед можно сказать, что Семён Берсенев с его прямотой также был репрессирован. Он никогда не скрывал своей симпатии к Советскому Союзу, даже в самые тяжелые времена отношений между СССР и Китаем. Обвинённый во всех смертных грехах по сути лишь за тесную связь с советскими специалистами, Семён Васильевич был направлен в одну из так называемых школ '4 мая', которые, по сути, представляли собой исправительные колонии, где пробыл 4 года. Затем, после отбытия наказания вернувшись в Хайлар, устроился работать в мелкую конторку - хайларское статуправление. И только после возвращения к власти Дэн Сяопина (1976-79 годы) его реабилитировали, но к тому
  времени он уже был старым, поэтому ему вернули законное звание - полковник, пенсию и обеспечили его троих детей - как компенсацию за ущерб - работой в контрразведке. Умер Семён Васильевич Берсенев в 2007 году, навсегда оставшись верным своим принципам и идеалам.
   Тем временем беседа продолжалась и Соломин, листая тонкую папку, начал внимательно изучать очередной лист, затем медленно перевернул его и стал читать следующий. После чего вернулся к предыдущему и, повторив, таким образом, это действие несколько раз, наконец, произнёс: 'Молодец 'Монах'. Только одну миссию выполнил, но зато какую! Важный документ'.
   - Настолько важный, что ему не поверили и поначалу даже не приняли всерьёз, тем более, было не понятно, как он смог его добыть, - подхватил Порываев и, тщательно потушив сигарету, продолжил: - Наш резидент тоже ничего вразумительного не пояснил. Только когда эту информацию полностью подтвердил Штеннес - наш глубоко законспирированный и высокопоставленный агент с позывным 'Друг' - её рассмотрели к принятию решения.
   Василий Семёнович помахал рукой в воздухе, разгоняя табачный дым, затем встал и, получив на то разрешение у хозяина кабинета, открыл форточку. Соломин закрыл папку и вдруг вспомнив что - то, вновь открыл её в том месте, где был подшит секретный документ, добытый Горшениным и спросил: 'Странно, а почему он разрезан на кусочки?' Порываев, высоко задрав подбородок, в задумчивости почесал шею и промолвил: 'Могу предположить, что это сделал наш резидент для более удобной доставки. Так легче прятать, - и без паузы продолжил: - Алексей Владимирович, я больше не нужен?'
   - Да, конечно, ступай, работать, - отпустил подчиненного Соломин и отвернулся к сейфу, чтобы положить папку внутрь. Затем, положив перед собой ежедневник, Алексей Владимирович принялся его перелистывать, делая пометки карандашом. В тиши кабинета стало слышно тиканье настенных часов, придававшее домашний уют казённому помещению
   Когда Соломин закончил работу, на улице было уже совсем темно. Алексей Владимирович поднялся с места и, достав сигарету, подошёл к окну. Постояв некоторое время, он решительно выбросил сигарету в урну, закрыл форточку и, задвинув тяжелые коричневые шторы, начал собираться домой.
  
  
  
  
   ГЛАВА XXXI
  
  
  
  
  
  
   Первые лучи солнца, едва выглянувшего из-за вершины горы, веером хлынули в ущелье, осветив одинокую фигуру монаха, сидящего на высокой скале, и ещё минуту назад казавшегося причудливым камнем. Мрак холодной ночи растаял, уступив место хрустальной тишине, пронизанной ярким светом. Солнце радовало обитателей монастыря, расположенного над километровой пропастью, не более одного часа ранним утром, а ручей, струящийся на дне ущелья, и вовсе никогда не знал лучей небесного светила. Оставалось загадкой, каким образом удалось построить изумительно гармоничные белокаменные пагоды на уступе огромной скалы. В непогоду, а в горах это не было редкостью, ущелье заполнялось рваными тучами, и тогда казалось, что монастырь миражом висит в воздухе. Узкая тропа, ограниченная с одной стороны отвесной стеной, а с другой пропастью вела к обиталищу монахов, и таким образом, достигались две главные цели - уединённость и безопасность. На ветру трепыхались разноцветные тряпицы, повязанные на верёвках, натянутых между чахлыми деревцами. Безмолвие, царившее здесь веками, лишь изредка нарушалось голосами молящихся монахов.
   Вот и сейчас, едва пагоды озарились лучами утреннего солнца, монах, сидящий на скале в позе лотоса, начал читать мантры и вибрирующий обертон его голоса устремился в темноту пропасти. Через минуту звук внезапно прекратился, ещё несколько мгновений эхом отражаясь в ущелье.
   Монах Жун, оставив место медитации и молитвы, ловко спускался по крутой едва заметной тропинке к монастырю. Настоятель монастыря мудрый Лхатри Кхенпо уже ждал его внизу. Жун не был постоянным обитателем монастыря, он относился к странствующим монахам. Его, пожалуй, можно было бы отнести к ламам 'налджорпа' - мистикам- аскетам, обладающим магией - однако, в отличие от них, занятых совершенствованием духа и мало заботящихся о своем теле, странник более походил на оседлого монаха, настолько он был ухожен и опрятен. Жун ставил во главу угла веру и служение Будде, а соблюдение религиозных догм и внешняя атрибутика его угнетали.
   Жун попал в монастырь семилетним мальчиком. Он рано потерял мать, и остался один. В одном из грязных переулков харбинских трущоб его увидел странствующий монах и взял с собой. Для маленького Жуна это путешествие закончилось в далёком тибетском монастыре Ганден, где он в течение четырнадцати лет проходил обучение и перенимал у старших товарищей мастерство служения Будде. Казалось, сама судьба предназначила ему стать священнослужителем. Маленький монах не только этому не противился, но был полностью удовлетворён. Не по годам серьёзный и вдумчивый, едва освоив грамоту, он легко запоминал многочисленные тексты священных мантр. Равнодушный к мирским утехам и материальным благам, Жун принимал аскетический образ жизни, обнаруживая при этом полное согласие со своим внутренним состоянием. Он быстро достиг совершенства своих учителей, однако дух его требовал ещё большего просветления, а тело жаждало абсолютного уединения, при этом условности религиозных обрядов ещё более стали угнетать юного философа.
   Возможно, молодой монах провёл бы в Гандене всю жизнь в праведном почитании законов Будды, но в 1966 году с приходом 'культурной революции' монастырь был закрыт и разрушен. За несколько дней до этого Жун, по странному стечению обстоятельств и, повинуясь внутреннему голосу, покинул своё пристанище, отправившись дальше в горы. Не зная цели своего путешествия и не ведая пути, он шел, таким образом, несколько месяцев, пока, наконец, на вершине причудливой скалистой гряды не увидел белоснежные строения небольшого монастыря. В этот момент монах понял, что его очередное путешествие завершено. Жуна принял настоятель - маленький и сухонький старик - и, удивившись молодости пришельца, позволил ему остаться. В последние годы новообращенные монахи норовили остаться при больших монастырях и вблизи от цивилизации.
   Гости в монастыре были редки, однако караван, доставлявший сюда дважды в год продукты, всегда сопровождался многочисленной делегацией болящих. Дело в том, что один из монахов владел мастерством тибетской медицины и, страждущие, не решавшиеся добираться в одиночку, стремились попасть сюда вместе с караваном. Удалённость монастыря только добавляла ореол таинственности и порождала слухи о чудесных исцелениях даже смертельно больных. Для людей неверующих или исповедующих иные, чем буддийскую, религии, тибетская медицина казалась волшебством, способным победить любые болезни. Однако в её основе лежат глубокие познания человеческого организма и его психофизического состояния, требующие многолетнего изучения, при этом чудесам здесь места нет. Тибетская медицина, основная на сложных для понимания теоретических постулатах, является цельной и связанной системой знаний. Основу её составляет лекарственное воздействие, то есть лечение с помощью лекарственных препаратов, состоящих из ингредиентов растительного минерального и животного происхождения.
   Ни одна из медицинских школ, практикуемых в мире, в том числе тибетская, не являются панацей и представляют собой выработанные столетиями знания, прилагаемые для лечения людей. Глубины тибетской медицины монах Жун с успехом постигал в течение многих лет, а затем практиковал под присмотром своего учителя, в чём - то, даже превосходя его. Через несколько лет духовного самосовершенствования Жун достиг высшей ступени врачевателя тибетской медицины, овладев даром ясновидения по отношению к своим пациентам. Другими словами - умел контролировать сознание больного для точной постановки диагноза и выбора верного пути излечения. Отдав обучению и самосовершенствованию почти сорок лет жизни, Жун вряд ли достиг и середины пути, но именно в этот момент он открыл для себя, пожалуй, главную истину, поняв, что должен служить не только Будде, но и людям.
   Лишь те, кто проживал в городах или крупных населённых пунктах Китая имели возможность получать квалифицированную медицинскую помощь, для остальных это было несбыточной необходимостью. Именно эта мысль заставила Жуна избрать стезю монаха - странника. Только так он мог помогать людям, используя знания врачевателя тибетской медицины. Восемь месяцев в году монах бродил по свету, проповедуя свою веру и помогая, нуждающимся в лечении. Методика лечения тибетской медицины не даёт быстрого эффекта, поэтому Жуну приходилось по несколько месяцев жить в различных отдаленных селениях и тогда молва, быстро расходясь по округе, привлекала множество людей. Монах почти круглыми сутками принимал больных, а добровольные помощники помогали ему в приготовлении целебных снадобий. Иногда его посещали посланники из далёких районов, с просьбой следующим местом путешествия избрать именно их селения. Не всегда монах принимал их приглашения. Данным свыше даром ясновидения он определял следующее место остановки, порой, в начале путешествия, не ведая конечной цели. Лишь дважды в год, в период дождей, Жун останавливался в одном из монастырей, стараясь выбрать самый уединённый. В этот раз его приютил монастырь, где настоятелем и был Лхатри Кхенпо. Период дождей закончился, наступала пора продолжить своё предназначение. Монах намеревался оставить приютившую его обитель уже на следующий день.
   Жун, резво одолев крутой спуск, предстал перед настоятелем, а тот, деликатно дав ему время для того, чтобы отдышаться, сдержанно поприветствовал монаха и спросил: 'Я вижу, ты намереваешься продолжить свой путь и оставить нас?'
   - Именно так, ринпоче, - коротко отозвался Жун с низким поклоном. Сдержанность была одной из отличительных черт монахов. Они мало общались между собой, стараясь ограничиться жестами, не считая возможным отвлекать друг друга от размышлений излишними разговорами. Это было обусловлено и тем, что правила поведения не позволяли им нарушать спокойствия другого без нужды. В беседах с мирянами монахи могли часами слушать собеседника, не произнеся ни слова, чем немало испытывали терпение говорящего, однако такова была их манера общаться. 'После завтрака я жду тебя в беседке', - произнёс Лхатри Кхенпо и, также выказав почтение поклоном, проследовал дальше.
   Получив свою порцию пищи, Жун, уединившись на скамейке, стоявшей на краю пропасти, опустошил миску и принялся её внимательно разглядывать. Пересчитав заклепанные дыры, и удовлетворившись результатом, поднялся. Дело в том, что буддийский монах имел право получить новую миску только после пяти ремонтов. Именное такое количество было им обнаружено на видавшей виды посудине. Такая обновка перед дальним путешествием большая удача для аскета Жуна. Одеяние он сменил ещё накануне и даже успел сделать метки своим любимым зелёным цветом, хотя выбор цветов был невелик. Согласно тех же правил, монах имел право отмечать свою одежду только зелёным, коричневым или чёрным цветом. Разрешалось иметь только один комплект одеяния. Дополнительные предметы одежды разрешалось хранить под, так называемым, 'двойным владением', то есть монах формально разделял его с другими. Так вещь могла храниться неограниченно долго, но перед использованием статус 'двойного владения' отменялся. Жун во время своего одинокого странствия даже формально ни с кем не мог разделить запасное одеяние, поэтому приходилось ограничиваться только тем, что могло быть надето. Получить новую одежду перед дальней дорогой тоже было большой удачей, и это монах посчитал добрым предзнаменованием. С особой тщательностью Жун занялся обследованием и ремонтом посоха. Завершив это важное дело, монах был готов к выходу, но он решил это сделать следующим утром, а пока его ждал настоятель.
   Когда Жун подошел к беседке Лхатри Кемпо был уже там. Несколько мгновений сидели молча. Настоятель считал излишним озвучивать и так понятный вопрос, а монах раздумывал, как на него ответить. Наконец он произнёс: 'Ринпоче, Будда сказал мне, что я должен попытаться изменить будущее'. Настоятель лишь кивнул головой в знак понимания того, о чем говорил собеседник, Жун продолжил: 'Если Будда не против, значит такое изменение только на пользу сущего мира?'. Лхатри Кемпо вновь кивнул головой, но на этот раз это было ободряющим знаком к продолжению мысли. 'Возможно, мне удастся предотвратить беду ', - вновь прервал молчание Жун. После этой фразы настоятель понял, что монах покинет монастырь не позднее завтрашнего утра, и в очередной раз кивнул головой.
   Лаконичная беседа двух монахов, между тем, подходила к концу. Жун понимал, что хотел узнать у него настоятель и поэтому, догадываясь, что вопроса не последует, произнес: 'Признаюсь: эта монастырская обитель наиболее благодатная из тех, что встречались на моём пути, однако, Будда говорит мне, что я должен посетить Россию'.
   - Через три дня придёт караван с продуктами. Ты мог бы уйти с ним, - предложил настоятель.
   - Я могу опоздать, - ответил монах.
   - Хорошо, - произнёс Лхатри Кемпо и немного помолчав, добавил: - Когда вернёшься, я дам тебе добросовестного помощника. Жун согласно кивнул головой. Упомянув о помощнике, настоятель подразумевал отшельничество в высшей степени проявления. Такая форма предполагает, что монах, решивший стать на эту стезю, удаляется с помощником и вместе они строят хижину. В небольшой комнате - два шага в ширину и два шага в длину, отшельник позволяет себя замуровать. С этого момента с внешним миром его связывает лишь маленькое окошко, через которое молчаливый страж один раз в неделю передает еду - миска риса и кружка воды. Постепенно мышцы отшельника атрофируются без движения, глаза слепнут во тьме, слух обостряется. Отшельник начинает слышать, как кровь бежит по венам, а звук отодвигаемого камня становится невыносимым грохотом. Обет молчания навечно закрывает уста избранного. От постоянного холода и голода его тело слабеет.
   Человек рождается свободным и в действиях своего жизненного пути его душа реализовывается через бренное тело. Лишь сохраняя физическое существование на грани смерти, монах может позволить душе освободиться от телесных оков. Душа изредка возвращается для поддержания своей материальной оболочки в этом мире. Для непосвященных это мучение лишено, какой либо духовности, для маловерующих это подвиг во имя веры и лишь для немногих это обретение истинной свободы. Не имея возможности реализовываться через тело, душа освобождается, ибо стремится к данному свыше духовному предназначению.
   Следующим утром прохладное безмолвие провожало монаха в долгую дорогу, и лишь звон медного колокольчика на посохе нарушал её благодатную тишину. Жун шёл походкой человека, путь которого либо слишком короток, либо не знает конца. Целью этого путешествия было ещё не произошедшее событие, но которое монах надеялся предотвратить.
  
  
  
   ГЛАВА XXXII
  
  
  
  
  
   Полковник Денисов пребывал в скверном расположении духа вовсе не потому, что были проблемы по службе - напротив, дела здесь обстояли достаточно хорошо. Житейские неприятности также не омрачали благополучный семейный пейзаж. Хандра начала посещать Владимира Александровича с наступлением 2001 года, а в последнее время это стало происходить всё чаще и чаще. Денисов не разделял всеобщей радости по поводу вступления во второе тысячелетие. Когда-то в ранней молодости он отсчитал свой рубеж выхода на пенсию, который и пришёлся как раз на этот год. С точки зрения юного лейтенанта КГБ, пенсионный возраст приравнивался к старческому. И вот поставленный самому себе срок 'старости' пришёл. С его наступлением выяснилось, что и юношеский азарт его не покинул, и здоровья не убавилось, если не считать подпорченной в Афганистане печени, и пенсионный рубеж с получением полковничьего звания отодвинулся, как минимум, на пять лет, однако, годы прожиты, и с этим фактом спорить бесполезно.
   С того момента, как в кабинете начальника управления ФСБ РФ по Читинской области впервые прозвучало имя потерпевшего Фан Сюэ, прошло ровно две недели. За это время удалось выяснить многое, однако обнаружить убийцу не удалось, но это и не было задачей подчиненных генерал-майора Суханова. Зато выяснилось, что убитый Фан Сюэ, действительно, оказался подопечным контрразведывательного отдела. Отдавая должное чутью начальника управления, после первого разговора в кабинете Суханова Денисов немедленно распорядился, чтобы Лебедев возобновил разработку погибшего и тот, используя каналы и связи, имевшие своё начало в самой Маньчжурии, выявил принадлежность погибшего к спецслужбам КНР. Как водится в таких случаях, результатом были довольны все, кроме руководителя. Суханов на очередном совещании, посвященном этому вопросу, назвав весь контрразведывательный отдел достойными преемниками инспектора Лестрейда, попросил не позорить славное имя Шерлока Холмса и отправил работать дальше, определив срок не более чем десять дней. Несмотря на то, что потерпевший не успел сделать ничего противозаконного, Юрий Иванович был абсолютно прав. Коль скоро сотрудник разведки сопредельного государства прибыл в Россию, значит, он имел цель, и именно её предстояло выяснить контрразведывательному отделу. Кроме этого, необходимо было определить знакомства и возможные связи Фан Сюэ в России.
   Владимир Александрович Денисов с минуты на минуту ожидал Лебедева в своем кабинете для определения первостепенных задач по этому делу. Полковник ходил по кабинету, сумрачно глядя по сторонам. 'Ну, что, Феликс Эдмундович, будем делать?' - мысленно обратился он к портрету Дзержинского. Феликс Эдмундович лукаво косил глазом на часы, висевшие на противоположной стене, как бы напоминая, что подчинённый может опоздать. Ровно в девятнадцать часов дверь после предупредительного стука отворилась, и в проёме возник подполковник Лебедев. Прямо с порога он демонстративно бросил взгляд на часы, тем самым давая начальнику понять, что пришёл в назначенный срок без опоздания. Денисов, хмыкнув, пригласил подчиненного занять место в кресле возле журнального столика, что предполагало неформальный тон беседы. Подполковник облегченно вздохнул, поняв, что разговор для него останется без неприятностей, и аккуратно положил папку на стол, затем, дождавшись, когда Денисов займет свое кресло, тоже присел.
   Сергей Степанович Лебедев был одним из старейших работников управления. Не отягощенный честолюбием, он занимал достаточно скромную должность, но был очень ценим руководством. Несмотря на то, что звание подполковника позволяло ему давно уже уволиться в запас с хорошей пенсией, Сергей Степанович продолжал служить. Начальство не только не препятствовало этому, но и неоднократно ходатайствовало перед вышестоящим командованием о продлении ему срока службы. Богатый опыт вкупе с феноменальной памятью делал Лебедева особо ценным работником. За продолжительное время службы он успел поработать во многих отделах управления, при этом помнил до мельчайших деталей все операции, осуществлённые управлением с его участием, а также обстоятельства и имена фигурантов. Отсутствие у Сергея Степановича интереса к чинам и званиям, как обычно бывает в таких случаях, сопровождалось известной пагубной привычкой. Руководство закрывало на это глаза, и даже начальник управления ограничивался передачей угрожающих приветов, понимая, что большего Лебедев себе не позволит, а меньшего добиваться бесполезно. В действительности подполковника нельзя было назвать пьяницей, но для органов ФСБ несвоевременное употребление горячительных напитков было крайне нежелательно.
   Владимир Александрович, устроившись поудобнее в кресле, внимательно смотрел на подчинённого. При всей очевидной готовности к разговору лицо подполковника энтузиазма не выражало.
   - Что-то ты, Сергей Степанович, хмур сегодня, - сказал полковник, справедливо рассчитывая на пояснения, и оказался прав. Лебедев, чуть приподнявшись с кресла, ткнул себя большим пальцем в бок и произнес:
   - Бок побаливать начал. Может, печень?
   - Я думал, тебя привет от Суханова подрубил, - язвительно заметил Денисов, затем, уже в примирительном тоне добавил: - Провериться надо, - и, решив дальше не развивать тему болезней, продолжил: - Докладывай, чего надумал.
   Лебедев молча открыл папку, достал бумагу и, положив её перед начальником, коротко прокомментировал:
   - Тут сотрудник нашего управления по Оловяннинскому району бумагу интересную справил....
   Денисов жестом руки остановил собеседника и углубился в чтение. Не отрывая глаз от документа, полковник явно подобревшим тоном попросил:
   - Степаныч, там у меня чайник в шкафу. Приготовь, пожалуйста, чай. Зелёный.
   Лебедев, стараясь производить как можно меньше шума, достал чайник и, убедившись в достаточном количестве воды, включил. Прошло несколько минут, прежде чем чайник победно заурчал, извещая о своей готовности хозяина кабинета и его гостя. Сергей Степанович уже успел заварить чай и разлить его по кружкам, а Денисов всё ещё продолжал изучать бумагу. Теперь его лицо выражало неподдельное удивление. -
   - Владимир Александрович, Вам с сахаром? - почему-то шепотом спросил Лебедев. В ответ Денисов, положив на журнальный стол только что изученный документ, громко произнёс:
   - Нет, без сахара, - и побарабанив пальцами о подлокотник, добавил: - Так, ладно, с этим потом разберёмся.
   Лебедев, семеня мелкими шажками, чтобы не расплескать переполненные чашки, подошел к столу и, осторожно поставив их перед Денисовым, облегчённо вздохнул, как будто выполнил очень сложную и ответственную задачу. Владимир Алексеевич, глядя на собеседника, шумно отхлебнул чаю и спросил, поставив чашку на место:
   - Докладывай, что там у нас нового с убиенным Фан Сюэ?
   Подполковник, так и не успев отведать зелёного тонизирующего напитка, ответил:
   - Нового ничего, но... - при этих словах брови у Денисова удивленно приподнялись, и подполковник поспешил успокоить начальника: - ...но, вся наша предварительная информация подтвердилась полностью, а именно: фигурант ни с кем, и в первую очередь с местными китайскими коммерсантами, не контактировал. Он был убит в день прибытия в Читу. Все трое его попутчиков по купе нами проверены и допрошены милицией. Я лично присутствовал на опросах. Благо, что все они местные оказались. С большой долей вероятности можно утверждать, что его визит носил частный характер, - Сергей Степанович умолк и, поразмыслив минуту-другую, добавил: - Ну и совсем субъективно - не мог он исполнять роль простого курьера. Не тот масштаб.
   - То есть? - заинтересованно уточнил Денисов, делая очередной глоток. Лебедев в этот момент попытался сделать то же самое, и за столом возникла вынужденная пауза. Быстро проглотив напиток, подполковник продолжил:
   - Был у меня приятель...собственно говоря, почему был? Он и сейчас есть, - оборвал сам себя Сергей Степанович и продолжил: - Так вот. Зовут его Вадим. Вадим Васильевич. Это сын Василия Семёновича Перминова. Помните такого?
   Денисов кивнул головой и нетерпеливым жестом руки подбодрил собеседника к немедленному продолжению, что тот и не преминул сделать:
   - Года полтора назад он, будучи в Хайларе, совершенно случайно повстречал,...кого бы Вы думали? - произнёс Лебедев и, выдержав достаточную паузу, выпалил: - Семёна Васильевича Берсенева!
   Владимир Александрович удивленно приподнялся с кресла и тут же опустился обратно. Фигуру такого масштаба как Берсенев, даже давно отошедшего от дел, он не мог не знать.
   - А дальше ещё интересней, - поспешил продолжить подполковник, чтобы не испытывать терпения начальника. - Долго они говорили, и было о чём. Берсенев Перминова знал, когда ещё мальчишкой был, но это не важно, а важно то, что среди прочего Семен Васильевич поведал ему странную легенду о тарбагане, которая гласит, что каждого из отпрысков рода будет настигать гибель до тех пор, пока кто-нибудь из них не отправится отмаливать у Будды грехи предков.
   Сергей Степанович умолк, а Денисов внимательно смотрел в глаза собеседнику, ожидая пояснений. Вновь, для усиления эффекта Лебедев выдержал продолжительную паузу и, наконец, вымолвил:
   - Последнего на тот момент погибшего при странных обстоятельствах из этого рода, звали Фан Цзе!
   - Родственник нашего убиенного что ли? - спросил Денисов.
   - Отец! - воскликнул Лебедев и добавил: - Я и говорю: масштаб не тот. Как в своё время Фан Цзе отрекомендовал Берснева в контрразведывательные органы, так потом Семен Васильевич его сына - Фан Сюэ - взял под своё крыло. Берсенев чуть позже был репрессирован, а Фан Сюэ выжил и даже некоторую карьеру сделал, правда, это было уже без 'крестного отца'. Десять лет спустя Фан Сюэ был одним из тех, кто ходатайствовал о реабилитации Берсенева.
   Владимир Александрович покосился в сторону шкафа, стоявшего возле рабочего кресла за столом - там находилась початая бутылка коньяка. Однако предлагать выпить Лебедеву в рабочее время считалось в управлении недопустимым, поэтому Денисов с сожалением вздохнул и одним глотком допил чай. Владимир Александрович встал с кресла, чтобы вновь наполнить чашку, и спросил подчинённого:
   - А это тебе тоже Берсенев рассказал?
   - Нет, - невозмутимо ответил подполковник, затем, не спеша, сделал глоток и, едва не поперхнувшись, продолжил: - Это мне Соломин поведал.
   Денисов, ничуть не удивившись такому заявлению, произнёс:
   - Что он тебе ещё сообщил?
   Алексей Владимирович Соломин, уволившись, постоянно бывал в управлении, где ему были всегда рады. Частенько к нему обращались за помощью даже опытные сотрудники и никогда не получали отказа. Опыт мудрого старшего товарища всегда был востребован, и как в данном случае, зачастую оказывался бесценным.
   С трудом откашлявшись, Лебедев продолжил:
   - Ещё он рассказал о документе, загадочным образом появившемся в распоряжении Фан Цзе, который сыграл значительную роль в разгроме милитаристской Японии. До сих пор никто так и не знает, откуда он взялся, - Лебедев умолк для того, чтобы наполнить себе чашку чаем, при этом также с сожалением посмотрел в сторону шкафа, потому что для него тоже не было секретом, где хранится у начальника коньяк, припрятанный для особых случаев. Денисов, перехватив взгляд Сергея Степановича, хмыкнул, а тот, чтобы скрыть неловкость, поспешил продолжить:
   - Он ещё подтвердил эту чушь с тарбаганом.
   Владимир Александрович, будучи скептиком и атеистом, но, всегда проявляя мудрость, резко оборвал собеседника:
   - Если мы чего- то не знаем, это не значит, что этого не существует. Ведь так? - и, не дожидаясь ответа, добавил: - Так что легенда легендой, а рациональное зерно надо и здесь поискать. Нерациональное тоже.
   Смеркалось. Денисов встал с кресла и щёлкнул выключателем. В кабинете вспыхнул свет, а серый полумрак за окном мгновенно превратился в синюю тьму. Сергей Степанович, пытаясь деликатно намекнуть начальнику, что пора переходить к завершающей стадии разговора, взял в руки документ, лежавший на столе. Владимир Александрович, ознакомившись с его содержанием в самом начале встречи, узнал, что в Цугольском Дацане Оловяннинского района появился монах - врачеватель тибетской медицины. Близость важного военного полигона вынуждала отнестись к появлению гражданина из сопредельного государства с особым вниманием. Дело осложнялось тем, что монах, якобы, прибыл из далёкого монастыря в Тибете, и поэтому проверить ни правдивость этой информации, ни его биографические данные и связи не представлялось возможным. Кроме того, в соответствии с заявленной целью - лечение больных - монах постоянно контактировал с большим количеством людей. Была и ещё одна причина, по которой Лебедев планировал выехать в Оловянную лично.
   Денисов, пытаясь задвинуть застрявшую штору, натужно произнёс:
   - Какие будут предложения по этому поводу?
   - Владимир Александрович, какие здесь могут быть предложения? - задал вопрос Сергей Степанович и сам на него тут же ответил: - Сам поеду. Печень свою проверю, а заодно и врачевателя на предмет профессиональной пригодности.
  Денисов, наконец, справившись с непокорной шторой, обернулся и произнёс:
   - А я, пожалуй, с тобой поеду. Думаю, шеф не будет против. Если этот чудо-монах нас обоих вылечит, то тогда точно все подозрения можно будет снять. У меня, если ты помнишь, тоже печень требует контроля и профилактики.
   - Ну, тогда я пошёл? - внезапно оживившись, спросил подполковник. Владимир Александрович, уже направляясь к шкафу, произнёс:
   - Ступай, ступай.
   Оставшись один, Лебедев направился было к шкафу, но передумал и, заперев сейф, старательно его опечатал, а затем начал собираться домой. Напоследок окинув кабинет взглядом, Владимир Александрович погасил свет, и ночная тьма за окном мгновенно отступила, вновь превратившись в сумерки.
  
  
  
   ГЛАВА XXXIII
  
  
  
  
   Заурядность, вылепленная из песка зыбких интересов и наполненная эфирными парами угодливой моды, не может жить долго. Облекаемая красивыми словесами в радужную оболочку мыльного пузыря, порой, выраженная бесталанной фантазией в камне архитектурных сооружений, умирает сама либо уничтожается своими создателями, но только лишь для того, чтобы освободить место такой же бездарности. Быстро умирая и столь же часто рождаясь, она оставляет трупный яд, отравляющий корни целых народов, лишая нации самобытности. Продвигая к власти своих отпрысков - сиюминутных конъюнктурщиков - расшатывает основы власти, сметая с лица земли кажущиеся могучими целые государства и, отдавая на съедение безликой рутине часы и годы нашей жизни, губит надежды, убивает мечты. Лишь изредка красочный и вместе с тем унылый в своём однообразии пейзаж нарушается появлением таланта, который, ломая привычный уклад, вызывает неприятие большей части окружающего общества. Постепенно толпа привыкает к пришельцу, некоторое время рукоплещет ему и, затем вновь устав от однообразия, начинает жаждать перемен.
   Все, что выходит за рамки обыденности, вызывает восхищение, а порой и удивление. Глубина таланта и глубина веков находятся в одной плоскости - мерой и того, и другого является время. Материальным воплощением и доказательством этой истины можно считать китайскую архитектуру. Причудливые силуэты крыш старинных пагод, золочёные фигурки драконов, преобладание красного цвета и необычные ароматы вызывают благоговение и трепет даже у непосвященных. Примерно такие чувства ощутили офицеры ФСБ Лебедев и Денисов при виде главного храма Цугольского Дацана.
   Цугольский Дацан по праву считается священной жемчужиной Забайкалья, в первую очередь, являясь одним из духовных центров буддизма этого сурового края. Ещё в 1801 году безызвестным ламой здесь была поставлена юрта-дуган, а само строительство дацана началось в 1831 году. Место было выбрано учёными ламами по всем буддийским канонам застройки. Первоначально было построено, как следует из 'Записок забайкальского миссионера' А. Малкова, написанных в 1865 году: 'Дугун, молитвенный дом, - здание в длину сажень 13, в ширину до 17, искусно сплетенное из прутьев тальника, оштукатуренное и потому на вид кажущееся совершенно каменным'. Лишь спустя почти десять лет был возведён каменный храм, который стоит до сего дня. В 1869 году здесь начали изучать тибетскую медицину. В период своего расцвета в 1916 году дацан насчитывал 1200 лам. В годы советской власти он был закрыт и передан военному гарнизону, но даже в то время, когда помещения использовались под военные артиллерийские склады, храм не потерял своего величия. Лишь в восьмидесятых годах двадцатого века начались восстановительные работы и дацан вновь обрёл жизнь.
   Служебная машина сотрудников ФСБ остановилась в одном из переулков, прилегающих к дацану. Все трое, включая водителя, дождавшись когда осядет дорожная пыль вышли из автомобиля, с наслаждением разминая затёкшие ноги. Водитель, закурив сигарету, остался возле машины, а его пассажиры не спеша и аккуратно ступая, чтобы не поднимать дорожную пыль чёрными туфлями, двинулись к дацану. Их внимание привлекла немногочисленная толпа, окружавшая один из домиков в ряду точно таких же строений. Судя по пахнущему свежей древесиной брусу, дома были построены совсем недавно и служили жилищем для обитателей монастыря. Между тем, от ожидавших приёма у целителя людей отделился человек бурятской национальности и направился навстречу гостям, прежде отдав некоторые распоряжения своему помощнику. Несмотря на полуденный зной, на плечах мужчины болталась распахнутая телогрейка. Обут он был в стоптанные кирзовые сапоги. По уверенной манере держаться можно было догадаться, что бурят не относится к рядовым насельникам дацана. Очевидно было и то, что к священнослужителям он также не имел ни малейшего отношения.
   Остановившись перед гостями, мужчина вместо приветствия произнёс: 'Наконец-то, с самой ночи вас жду', - и, замявшись, так и не решился первым подать руку. Тогда это сделал Денисов, сгладив тем самым неловкость создавшейся ситуации. Мужчина жестом руки пригласил офицеров проследовать за ним и двинулся в сторону домика, который он только что оставил. Было похоже, что неизвестный знает с кем имеет дело и цель визита гостей ему тоже известна. Дальнейшие события показали правильность этой догадки.
   Двигаясь на полшага впереди, Бадма - таким именем он представился чуть позже - продолжил беседу: 'Товарищи, ждать вам не придётся. Жун уже готов принять вас'. За те несколько десятков метров, что сослуживцы прошли в сопровождении бурята- насельника, он успел поведать им краткую историю создания монастыря. Грамотная и образная речь добровольного гида резко контрастировала с его неопрятным внешним видом.
   - Вероятно, Вы будете первым? - обратился он к Денисову и, не дожидаясь ответа, повернулся к Лебедеву и произнёс: - Тогда Вам придётся подождать в другом месте. Там можно будет перекусить и немного отдохнуть.
   - А что это долго? - уточнил Денисов.
   - Это смотря для чего Вы приехали. Бывает и по часу принимает, - уклончиво ответил Бадма и проследовал дальше. Толпа неохотно, но безмолвно расступилась. Владимир Александрович осторожно потрогал свежеокрашенные перила и, убедившись, что они высохли, уверенно поднялся на крыльцо.
   Оказавшись в маленькой комнате, Денисов увидел пожилого монаха, сидевшего за обычным столом на старом венском стуле. За спиной врачевателя стоял молодой помощник и сосредоточенно перебирал чётки. Чисто побеленные стены, казалось, ещё не успели высохнуть и в воздухе ещё держался стойкий запах масляной краски. Обстановка была более чем скромной - кроме стола и двух стульев в комнате стоял только жесткий топчан и огромный старый сундук возле входных дверей. Не теряя времени даром, монах на китайском языке предложил Денисову раздеться до пояса. Молодой помощник тут же продублировал его слова по-русски, и Владимир Александрович понял, что тому отведена роль переводчика. После первой же фразы полковник ФСБ, свободно владеющий китайским языком, понял, что познания переводчика далеки от совершенства, но по вполне понятным причинам не подал виду. Осмотрев кожные покровы и гортань, врачеватель вновь предложил офицеру присесть. Затем тщательно посчитав пульс, вдруг замер на несколько мгновений. Владимир Александрович удивленно продолжал смотреть на врачевателя, ожидая дальнейших действий, пока, наконец, не понял, что тот обоняет его запахи. От этой мысли Денисову стало неловко, и он постарался убедить себя, что перед ним врач и стыдиться тут нечего. Пока Владимир Александрович обдумывал ситуацию, монах, очнувшись, начал что-то писать на листке бумаги. После чего передал написанное помощнику и к удивлению полковника немедленно выпроводил того за дверь.
   Монах Жун был не только мудрым и исполненным глубокими знаниями человеком, но ещё и отличным психологом. Для того, чтобы задать провокационный вопрос, он выбрал тот самый неподходящий момент, когда офицер ФСБ сидел перед ним полураздетый, что давало врачевателю некоторое психологическое превосходство. Чтобы усилить эффект, монах попросил Денисова встать и задал неожиданный вопрос, выразив его в утвердительной форме:
   - Вы ведь не лечиться сюда приехали?
   Владимир Александрович, застигнутый врасплох, замешкался, но тут же оценив положение, вместо ответа начал не торопясь одеваться. Затем, уже не скрывая своего владения китайским языком, ответил:
   - А вы не лечить.
   - Разумеется, нет, - хладнокровно парировал монах и продолжил: - Тибетская медицина подразумевает, что лечение - это длительный процесс. Я здесь задержусь ненадолго, поэтому могу лишь проводить диагностику сложных случаев. Лечение будут осуществлять обитатели дацана.
   Жун снял очки и, задумавшись, покрутил их в руках, затем вновь надел и, глядя поверх стёкол прямо в глаза собеседнику, произнёс:
   - О вашей болезни печени Вы и так знаете. Более того, довольно успешно её пролечили. Что ещё... ещё у Вас 'холодный' артрит, а в остальном полный порядок. Но...Вы ведь хотели услышать ответы на другие вопросы?
   Владимир Александрович, чтобы перехватить инициативу в разговоре, пропустил последнюю фразу собеседника мимо ушей и спросил первое, что пришло в голову:
   -А что такое 'холодный' артрит?
   - Тратить наше драгоценное время на изучение медицинских терминов было бы слишком расточительно, - с этими словами врачеватель придвинул к себе ещё один чистый лист бумаги и, приготовившись писать, продолжил: - Традиционная медицина предложила бы Вам болеутоляющее снадобье или мази, способствующие рассасыванию солей в суставах, я, вернее, Вы сами с помощью моих порошков и плана лечения, излечите тот сбой в организме, который привел к отложению солей, и они исчезнут сами собой.
   Монах принялся быстро писать расписание приёма порошков. Денисов, внимательно наблюдая за действиями собеседника, вдруг спросил, придав вопросу полушутливую интонацию:
   - Значит всё-таки правда, что вы обладаете даром предвидения?
   Врачеватель, бросив на полковника серьёзный взгляд, промолвил:
   - Почему вы так решили?
   - Вы же как-то определили, что я владею китайским языком?
   - Для этого не надо было обладать особенными качествами, лишь чуточку внимательности, - всё так же серьёзно проговорил монах и, продолжив писать, добавил - Мои некоторые просьбы Вы начинали выполнять ещё до того, как переводчик завершит фразу.
   - Переводчик у вас никудышный, - смешавшись, буркнул в ответ Денисов: - Если бы я не знал китайский язык, то и вовсе бы не понял, чего Вы от меня хотите.
   Негласное соперничество собеседников продолжалось, и если полковник стремился к первенству умышленно, чтобы держать нить разговора в своих руках, то у Жуна это получалось само собой в силу более глубокого жизненного опыта и мудрости, а не потому что он стремился перехватить инициативу.
   Врачеватель аккуратно положил ручку на стол и с горькой усмешкой произнёс.
   - Это не дар, а тяжкая ноша и, увидев недоверчивый взгляд собеседника, продолжил: - Мне ещё ни разу не удавалось спасти кого-либо, предотвратив беду своим знанием. Это понятно - для того, чтобы изменить карму человека, Будде нет необходимости использовать мои способности, он и так всесилен. Это дано для чего-то иного. Боюсь, что и на этот раз я не смогу ничего сделать.
   Жун, задумавшись, стоит ли продолжать эту тему умолк, а Денисов, воспользовавшись паузой, спросил:
   - Но ведь, если Вы точно знаете о предстоящих событиях, можно ведь предупредить человека?
   - Предупредить можно, но человек, даже изменив планы, всё равно приходит к предначертанному. Сказанное мною слово, каким бы оно ни было веским, как и у любого другого, всегда предваряемо мыслью. Но как отличить данное свыше Буддой от результата работы мозга? Вот уже несколько месяцев меня мучает мысль, что брат, которого я разыскиваю много лет, трагически погибнет. Эта тревога не оставляет меня ни на минуту. Я так надеюсь, что это всего лишь страх потерять близкого человека, но не предвидение данное свыше. Можно ли назвать такое даром? Вряд ли...
   - Как зовут вашего брата? - позволил себе прервать собеседника Денисов.
   - Фан Сюэ, - промолвил монах с тревогой глядя на собеседника. Для полковника это не было неожиданностью, так как он знал полное имя врачевателя и вполне допускал такую возможность, однако удаче порадовался, но монах этого не заметил, благо, что Денисов умел прятать эмоции в таких случаях. Владимир Александрович долго не решался ответить, но, наконец, сдержанно откашлявшись, произнёс:
   - Вы действительно обладаете сверхъестественной способностью... не ошиблись и на этот раз. Фан Сюэ погиб.
   Глубокая вера и самообладание позволили врачевателю мужественно принять это известие. Понимая, что монах ждёт подробностей, полковник первым нарушил молчание и поведал без излишних подробностей обстоятельства гибели Фан Сюэ. После очередной паузы Жун вновь начал говорить. Так много монах, пожалуй, ни разу не говорил в своей жизни. Возможно, его многословие было результатом надежды, что человек, сидящий перед ним, в ответ на откровенность поведает еще что-нибудь о погибшем брате.
   - Моя мама ушла из жизни, когда мне исполнилось пять лет, - печально начал свой рассказ врачеватель: - Кроме неё, у меня больше никого не было, и я оказался на улице. Подобрал меня, погибающего от голода и холода, монах и взял с собой в монастырь. Он стал моим первым учителем. Перед смертью мама оставила мне письмо, которое я прочитал, как только обучился грамоте. Благодаря этому посланию, я не остался человеком без роду и племени. Мой отец Фан Цзе был знаком с мамой всего несколько дней, и результатом этой короткой и яркой любви стал я. Папа познакомился с мамой в минуты душевного кризиса, и именно она помогла ему выжить.
   Став свидетелем страшных преступлений печально известного отряда ? 731, отец был готов сделать все, чтобы прекратить эти преступные деяния японской военщины. Тогда мама, работавшая в канцелярии штаба Квантунской армии, решила ему помочь. Она, почти не таясь, похитила копию очень важного документа, и её брат - мой дядя - должен был скрытно передать этот документ отцу так, чтобы тот не догадался о его происхождении. С этой задачей он справился, но не сумел сделать другое - передать письмо от мамы, где было указано место встречи, так как она была вынуждена бежать. Отец был хорошим разведчиком. Он быстро обнаружил слежку и, решив, что его преследует японская контрразведка, сумел обмануть наблюдателя. Увы, это оказалось роковой ошибкой - дядя не сумел его догнать.
   Неожиданно умолкнув, Жун внимательно посмотрел на входную дверь, которая тотчас же отворилась, и в комнату вошёл переводчик, держа в руках объемистый бумажный свёрток. Монах жестом указал, чтобы тот положил его на сундук, и вслух произнес: 'Извинитесь перед страждущими и объявите, что я на сегодня приём закончил. Попросите, монаха Цырена, чтобы он взял на себя этот труд'.
   Помощник молча кивнул головой и тут же исчез за дверями, а врачеватель, обращаясь уже к собеседнику, извиняющимся тоном пояснил:
   - После такого известия я не смогу исполнять своё послушание должным образом. Полковник, приняв максимально сочувствующий вид, осторожно спросил:
   - А как Вы узнали о существовании брата?
   - На этот раз обошлось без высших сил, - задумчиво ответил монах.
   Денисов и Жун сами не заметили, как их разговор превратился в дружескую беседу. Если полковник ФСБ в любом контакте с посторонним лицом часто стремился к этому для того, чтобы расположить к себе собеседника, то для монаха это было более чем неестественно. Жун вновь взял ручку, но так и не начав писать, продолжил:
   - Я знал, что в момент встречи с мамой отец был женат и всегда надеялся на то, что в той семье у него есть ребёнок. Везде, где бы я ни был, в первую очередь, интересовался родом Фан, но, увы, долгое время безуспешно. Однажды мне повезло, если это слово применимо в данном случае. Один из моих пациентов принёс старую газету, в которой сообщалось о необычной смерти от чумы некоего Фан Цзе, и я тут понял, что это мой отец. Моё сожаление и горечь утраты были безмерными, однако в этой же статье упоминалось о сыне Фан Цзе - Фан Сюэ. Поиски продолжились. К сожалению, мои возможности были невелики, и надежда таяла с каждым годом. В конце концов, Будда сжалился надо мной. Шесть месяцев назад он велел мне немедленно отправиться в русский город Читу, если я хочу застать брата в живых. Увы, я опоздал, - при этих словах голос Жуна дрогнул и он умолк. Владимир Александрович, оставив главную новость напоследок, но желая при этом хоть как-то утешить врачевателя, произнёс:
   - Я потреблю всё своё влияние к тому, чтобы преступник был пойман и наказан. Услышав последнюю фразу, монах перестал писать, снял очки и задумался, как будто принимал очень важное решение, а затем, произнёс:
   - Преступников Вы не поймаете, да и ни к чему это. Они лишь орудие в руках Большого Тарбагана. Гибель брата - закономерный итог в нашем роду почти для каждого, вернее, я первый со времён Чингиз-хана, кто этого может избежать... - далее монах поведал легенду о Тарбагане в подробностях, которые ранее не были известны Денисову. Умолкнув, врачеватель поднял исполненные тоски глаза и, встретив недоверчивый взгляд полковника, продолжил: - Ваш скептицизм не имеет под собой никаких оснований. По закону Тарбагана, существует любой род, не зависимо от того сохранилось ли фамильное предание, потеряно ли оно в веках или не было озвучено нашим предкам вовсе. Обратитесь к христианской Библии - ведь это Вам ближе и понятнее - и Вы поймете, что Христос также принял мученическую гибель за весь человеческий род. Во всяком случае, в православной его части. У Вас, у христиан, одно предание на всех, впрочем, существовавшее на в самом деле, как и легенда о Тарбагане. Обратитесь к семейным архивам и историям. Наверняка Вы сможете обнаружить закономерную связь между бедами Вашего рода и предваряющими их деяниями Ваших предков.
   Владимир Александрович не был готов к обсуждению такой серьёзной темы и поэтому, не решившись выразить ни согласия, ни противоречия, попытался сменить тему разговора, задав главный, как ему казалось ещё час назад, вопрос:
   - Как Вы думаете, зачем Фан Сюэ приехал в Россию?
   Нисколько не задумываясь, как будто ответ был давно готов, Жун произнес:
   - Вы наверняка знаете, что наш отец был наполовину русский - его мама была родом из Омска. Брат был уверен, что по отцу родственников в Китае у него нет, поэтому решил попытаться разыскать по материнской линии, то есть в России. Рано или поздно каждый нормальный человек обращается к своим корням, ищет потерянных братьев, сестёр, и если их уже нет в живых, старается узнать как можно больше. Уверен, что это единственная причина его пребывания в России.
   Версия (а для полковника услышанное оставалось всего лишь версией) была правдоподобная. Это объясняло наличие адресов и номеров телефонов справочных бюро крупных городов Сибири, обнаруженных в записной книжке Фан Сюэ. Однако, не это сейчас волновало Денисова. В глубине души он уже уверился, что Фан Сюэ приехал в Россию без каких либо враждебных помыслов.
   Собеседники молчали. Разговор был исчерпан, и оснований для продолжения встречи не осталось. Денисов вдруг ощутил душевный дискомфорт и разочарование. Владимир Александрович надеялся, что в ходе беседы с таким исполненным глубоких знаний человеком он сможет получить ответы на многие вопросы, в первую очередь философского значения, и которые помогут ему вновь обрести внутреннее равновесие. Спросить о своёй будущей судьбе показалось Денисову неуместным. Всё-таки перед ним сидела не карточная гадалка с сомнительным авторитетом, а - даже если не брать в расчёт сверхъестественные способности - человек, умудрённый глубоким жизненным опытом. После неловкой паузы стало понятно, что беседу необходимо завершать, и полковник, наконец, промолвил: 'Для Вас хорошая новость, - и, чтобы не испытывать терпение собеседника тут же продолжил: - У Вашего брата Фан Сюэ остался малолетний сын. Зовут его, как Вашего отца - Фан Цзе. Он сирота, и теперь находится в одном из приютов Харбина. Уверен, Вам не составит труда найти его'.
   Так уж сложилась судьба Жуна, что такое радостное известие он получил впервые в жизни. Врачеватель поначалу даже не знал, как отреагировать. Монашеский образ жизни приучил его всегда скрывать свои чувства, вот и сейчас лицо его осталось непроницаемым, но душа возликовала, что не могло не отразиться в глазах Жуна. Как будто яркий свет вспыхнул внутри и вырвался наружу безмерной радостью. Едва справившись с волнением, монах вдруг произнес на первый взгляд неуместные и странные слова:
   - Это всё наше честолюбие. В молодости оно заставляет нас совершать значимые ошибки, направляя по ложному жизненному пути. В зрелости не оставляет нас, оборачиваясь мучительным осознанием того, что высоты в юности казавшиеся так близко недостижимы вовсе. Потеря душевного равновесия усугубляется самым большим заблуждением, что жизнь измеряется количеством прожитых от рождения лет. Жизнь - это то, что осталось преодолеть до того рубежа, который большинство называет смертью, а раз так, то кто из нас старше, знает лишь Будда.
   Владимир Александрович, почти ничего не поняв из сказанного, хотел что-то спросить, но монах поднялся, и это означало, что встреча завершена. Денисов смог осмыслить эти слова и понять, что они адресованы именно ему только по дороге обратно в Читу, а пока он, как будто повинуясь чужой воле, вместо прощания произнёс:
   - Если хотите, то завтра тело Вашего брата будет доставлено сюда для погребения не позже полудня. Для этого необходимо будет уладить некоторые формальности и подписать бумаги.
   Выражая признательность и согласие кивком головы, монах также завершил разговор фразой, не имеющей ни малейшего отношения к прощанию:
   - Передайте Вашему приятелю, что его организм не требует лечения, но, если злоупотребления горячительными напитками не прекратятся, то его ждёт большая беда, и это будет не болезнь.
   Смеркалось. Солнце, проваливаясь за горизонт бескрайней степи, ещё освещало пологие вершины сопок, а ночная прохлада уже струилась по тёмным распадкам, постепенно заполняя поселок и вынуждая дневной жар отступить наверх в пределы дневного светила.
  
  
  
  
  
   ГЛАВА XXXIV
   ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ
  
  
  
   Ранним утром на следующий день после погребения Фан Сюэ два человека, жизненные орбиты которых пересеклись на миг, уже двигались в противоположных направлениях, чтобы никогда больше не встретиться в нынешней жизни. Однако эта короткая встреча в корне изменила мировоззрение одного из них и образ жизни другого. По дороге в Читу Денисов пребывал в прекрасном расположении духа, и дело было вовсе не в успешном завершении расследования. Несмотря на то, что дело фигуранта Фан Цюэ практически прояснилась, шпионских разоблачений в адрес Китая не последовало, и это значит, что ни наград, ни других поощрений по службе не последует. Если раньше данное обстоятельство некоторой степени волновало полковника, то сейчас его мысли были далеки от служебных обязанностей.
   Приступая к разработке личности погибшего Фан Сюэ и обстоятельств его гибели, Владимир Александрович и предположить не мог, что итоги окажутся столь далеки от криминальных обобщений и перевернут сложившееся годами мировоззрение контрразведчика. Формула жизни, подсказанная монахом, поменяла планы на будущее. Продолжив мысль, выраженную врачевателем в конце их встречи, Денисов впервые сформулировал совершенно простую истину: человек, ориентированный исключительно на карьеру по службе, обречён жить только до пенсии. После наступления такого момента жизнь для карьериста, даже в положительном понятии, перестаёт существовать. Именно честолюбие, а порой, и тщеславие толкает личность на дело, суть которого не имеет значения, но сулит громкий успех, и тогда победа должна быть добыта любой ценой. Не добившись успеха, человек испытывает разочарование подобное смерти.
   Полковник был благодарен монаху, сумевшему узреть суть его личности и остановить его на краю глубокой ямы, дно которой усыпано острыми осколками долгих лет существования после выхода на пенсию. 'Ну, что он и вправду предсказатель?!' - услышал громкий возглас Владимир Александрович и, увлеченный мысленными рассуждениями, даже не сразу понял, что это к нему обращается Лебедев, старавшийся перекричать шум в салоне служебной 'Волги'. До настоящего момента он сидел, отвернувшись, демонстрируя, таким образом, недовольство, тем, что так и не попал на приём к целителю. Денисов наклонился к спутнику и, не оставшись в долгу, прокричал тому прямо в ухо:
   - Он просил тебе передать, чтобы ты немедленно перестал злоупотреблять алкоголем, а то беда будет!
   - Вы меня опять воспитываете, Владимир Александрович? Какая ещё беда? - обиженным тоном произнёс Лебедев и вновь начал созерцать однообразный забайкальский пейзаж.
   - Ты спросил - я ответил, - лаконично подытожил полковник. Лишь спустя минуту, осмыслив услышанное, Лебедев удивленно посмотрел на полковника, но тот, отвернувшись, уже вновь погрузился в размышления. 'Эх, жаль, свою часть не сумел посетить. Что - то там сейчас?- подумал полковник. Когда-то в молодости он служил здесь неподалёку срочную службу. Теперь он точно знал, что тогда у него было как минимум почти тридцать лет жизни впереди. Вспоминая события прошедшей молодости, Денисов невольно оглянулся назад, но ничего не увидел, кроме бесконечной степи и волнистых холмов вдалеке. Тёплые струи воспоминаний то опускали его в глубины раннего детства, то поднимали к последним годам службы, но не обращали к событиям последнего месяца. А время продолжало никому не подвластный и для любого существа свой обратный отсчёт
  
  
   ....................................................................................................................................................................................................................................
  
   Монах шёл по обочине оживлённого шоссе, вздымая облачка дорожной пыли стоптанными сандалиями. Жун, преодолевая большие расстояния, никогда не считал пройденных километров и часов, проведенных в пути. Всё это время он предавался размышлениям и, порой, такое глубокомысленное занятие было прерываемо лишь опустившимися сумерками и необходимостью ночлега. Если бы имелась возможность записывать все его умозаключения, то странник мог бы быть автором многочисленных и глубоких философских трактатов, помогающих людям принять и осознать окружающий мир, но, увы, всё рожденное в голове монаха, оставалось лишь мудростью одного человека. Вот и сейчас Жун, увлеченный размышлениями, шёл, не замечая ничего вокруг и, его сознание витало уже далеко от тех мест и событий, которые он покинул и пережил совсем недавно.
   Смирение, пожалуй, единственная человеческая добродетель, способная обуздать всё ожесточение материального мира. Если вдруг однажды оно покорит все человеческие сердца, то зло падёт в то же мгновение и, несправедливость исчезнет. Только смирение помогает пережить беды и невзгоды земной жизни. Порой такое светлое качество пытаются подменить покорностью, а между тем покорность есть плод сломленной воли, тогда как смирение - суть проявление силы духа.
   Исполнившись смирения, Жун сумел воспринять смерть брата спокойно. Как истинный буддист, он понимал, что их встречу нельзя считать несостоявшейся, а только отложенной на некоторое время. Монах сожалел всего-навсего о том, что он, зная о возможной беде, не успел её вовремя предотвратить. Однако в настоящий момент его мысли уже обратились к другой предстоящей встрече. Неожиданно обретённый племянник должен был стать продолжателем рода Большого Тарбагана, к сожалению, в связи с преданием он не мог стать монахом, но его дети непременно ими станут, за исключением одного, ими станут. Это Жун знал наверняка.
   Между тем монах, выбрав одиночество, свернул с шоссе и уже двигался по едва заметной колее, которая через несколько километров исчезла, потерявшись в бескрайней забайкальской степи. Теперь он шёл, окружённый гулким безмолвием и лишь негромкий бронзовый звук ламаистского колокольчика, казалось, дребезжащего над Вселенной, напоминал всему сущему о незыблемом Законе вечного земного бытия.
  
  
  
  
   2000 - 25 сентября 2010 г.
  
   Чита- Сямынь (КНР) - Томск
Оценка: 8.87*45  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023