Главой нехитрой комнатной меблировки был видавший виды стойкий деревянный солдатик - пожилой обеденный стол. Он был сделан из белой акации, имел овальную столешницу, овальное подстолье и четыре конические точеные ножки. Как истинный Главком, стол расположился в центре комнаты, был в курсе всего происходящего, и каждый подчиненный стремился попасть к нему на прием. Застиранная в пролежни сероватая скатерть-голодранка, столовые приборы пролетарского происхождения, разношерстные стулья унтер-офицерского сословья и напрочь лишенный нарядов шершаво окрашенный табурет-ефрейтор[1] - вот и вся его столовская рать.
Приученный к высокой штабной и светской культуре своим бывшим хозяином - штаб-офицером царской армии, ставшим впоследствии командиром Красной Армии, стол, в меру своих сил, поддерживал традиции хорошего тона: прием пищи - по расписанию; вилка - слева, нож и ложка - справа; локти - за пределами столешницы.
Дворянин по происхождению, стол болезненно перенес Октябрьскую революцию, внесшую в его размеренную жизнь сплошную сумятицу и горечь утрат. Уроженец петербургской фабрики 'Мельцер Ф. и КR', поставщика императорского двора, стол всю жизнь, как ему казалось, был нефартовым по причине даты своего рождения - декабря 13-го года.
Из мебельного магазина, что на Каменном острове, он переехал в квартиру офицера генерального штаба, в дом по улице Подковырова, что на Петроградской стороне. Только обжился и пообтерся, как в июле 14-го года началась война с германцем. Стол вступил в должность главковерха[2].
Офицер убыл на фронт, оставив ему на попечение свою семью: жену, сына, дочь и мать-старушку. Стол, как мог, заботился о семье хозяина: регулярно накрывался, не скрипел и не требовал дополнительной полировки.
Несколько раз хозяин наведывался с фронта домой. В эти моменты стол преображался. Покрывавшая его белоснежная кружевная скатерть казалась ему еще более привлекательной барышней. Он трепетно вдыхал ее свежесть, наслаждался ее девственной чистотой и ласково называл своей скатертью-самобранкой. Сервировка происходила по высшему разряду: сервиз саксонского фарфора, столовое серебро, батистовые салфетки. Подаваемые блюда:
- закуски - отварной ягненок с морковью, холодный ростбиф с ореховым соусом, маринованная сельдь с горчицей, рольмопсы с ароматным соусом, паштет из лососины, салат 'Порт-Саид', салат из дичи;
- первые блюда - уха по-марсельски, суп 'Сен-Жермен' с зеленым горошком, консоме по-германски, солянка сборная мясная;
- бургундскими винами: красным сухим 'Chambertin'[3], одним из любимейших вин императора Наполеона Бонапарта - по мясным блюдам. Белым сухим 'Chablis' Grand Cru[4] из виноградника Vaudesir[5] - по рыбе, морепродуктам и копченостям;
- коньяком от Арди - по роскошному дыму кубинских сигар 'Cabanas', что с золочеными бантами от Екатерины Великой, и аромату бразильского кофе;
- бледно-золотистым шампанским 'DomPerignon'[6] - подесерту, восторгу встречи и белизне скатерти.
1] Воинское звание, (нем. Gefreiter - освобожденный от некоторых нарядов по службе). В русской и российской армии присваивается лучшим солдатам.
[2] Верховный главнокомандующий
[3] 'Шамбертен' (фр.)
[4] 'Шабли' Гранд Крю (фр.)
[5] Водезир (фр.)
[6] 'Дом Переньон' (фр.)
По десерту - понятно. Как говориться, война-войной, а десерт - по расписанию. По встрече - сам Бог велел. Хозяин дома, цел и, почти, невредим. Так, ерунда: контузия и легкое ранение шрапнелью. А вот по скатерти! С этим стол смириться не мог:
- Шардоне, Шампань... Шут гороховый! Мало того, что шипит на всех из бутылки, так еще и пеной брызжет на мою белоснежную красавицу... Эти бледно-золотушные в зеленоватый оттенок разводы! Липкость, мерзость... Фу, французишка! А еще из приличного рода, знатных кровей!..
Вообще-то, отношение стола к алкогольным напиткам было неоднозначным. Да, отпрыски Диониса. Да, горячие, веселые, бодрящие, компанейские. Ну и что? Кому-то - хорошо, а кому-то и лачок подпортить можно. А ведь было, было от одного подвыпившего штабс-капитана: и конфуз с салатом, и кулаком по столешнице съездил!
Хорошо хозяин - белая кость, все любит в меру. От того и пьяным не бывает. Из крепких напитков предпочитает хлебное вино - водка по-новому. И не какую попадя пьет, а наилучшую - белоголовую казенную, первосортного разлива! Это вам не какое-то пойло от враждующей промеж собою семейки Смирновых, скупающих спирт-сырец у мелких самогонщиков и сливающих всю эту сивушную бурду в одно корыто. Для того чтобы 'енто-с' пили, смирновские 'умельцы' используют поташ, забивающий сивушный запах. При этом сивушные масла как были в 'ентом-с', так и продолжают иметь место быть!
Намедни в дом случайно забрела питерская поллитровка 'Бекман'. Открыли: вкус 'нерусский', спирт картофельный... Представляете?! Тот самый картофельный спирт, который после употребления внутрь делает человека злым, агрессивным и непредсказуемым. Одним словом, склоняет психику и физиологию человека в сторону животного. А ведь германец только эту прусскую сивуху и пьет!
Хороший зерновой спирт - другое дело! Он производит на человека благодатное воздействие, делая его спокойнее, мягче, добрее.
Хозяин, по доброте душевной, велел снести отраву дворнику Ринату для протирки держака лопаты, за что Ринатка вечером того же дня предупредительнее обычного распахнул перед хозяином дверь в парадную. Хитро прищурив раскосый глаз, Ринатка бодро приветствовал своего благодетеля:
- Здравия желаю, Ваше высокоблагородие!
- Здравствуй, Ринат. Спасибо, любезный...
- Рад стараться, Ваше высродь! Благодарствую за подношение...
- А-а, ты об этом?.. Пустое, братец... Да одень ты шапку - застудишься...
- Теперича нам с лопатой ни мороз, ни германец нипочем!.. - кричал Ринатка вслед офицеру, потирая рукавицей предательски покрасневший нос.
Водку стол уважал. И не только потому, что ее уважал хозяин. А еще и потому, что водка - детище Христа. Это изрек хозяин, опираясь на учение Библии. А его слово есть истина. Стол, разумеется, духовных семинарий не оканчивал и даже Библии не открывал. Но эта книга с ним соприкасалась, и ее главы он слышал не раз в прочтении домочадцев. Из услышанного стол уразумел, что некий Иоанн поведал о том, как в Ханском граде земли Галицкой была свадьба. Ну, свадьба и свадьба. У коннозаводчика Лозинского, из соседней квартиры, не хуже была... И был на свадьбе Иисус. Крепко гуляли, как у Лозинских. Все вино выпили. Закуска осталась - ни туда, ни сюда: без вина горло дерет. Тогда Иисус шесть кувшинов очищенного хлебного вина презентовал. На каждый кувшин по две-три меры зерна ушло. У Лозинских - семь двенадцатилитровых с довеском ведер водки ушло, как в топку... Или пить стали больше, или гостей созывать поболе... Вино от Иисуса произвело настоящий фурор! Тамада даже речь по этому поводу держал. Мол, всякий человек подаёт вначале лучшее вино, а когда гости доходят до кондиции 'шумел камыш, деревья гнулись...' и становятся менее разборчивыми, тогда худшее. А ты - наоборот! Прецедент в истории мироздания!
Зато теперь столу стало понятно, почему водку считают русским напитком. Потому что она была изобретена на Руси, причём самим Христом!
Впрочем, осуждать его за столь еретические взгляды не имеет смысла. Стол, хоть и элитный, все равно деревянный. Какой с него спрос?
Вот кого он действительно любил из арсенала веселящей братии, так это Шардоне 'Acacia'[7] - белую принцессу из Бургундии. Она была редким гостем в доме на Подковырова. Как и подобает винной принцессе, 'Acacia' была исключительно сухой, белой, выдержанной и дорогой. Ее аристократически тонкий букет являлся воплощением совершенства. Деликатный женственный запах источал аромат цветов акации, прохладно оттененный тонкими минеральными нотками. Этот запах сводил с ума не только стол, а и сидевших за ним людей. Наполненный вином бокал переливался на свету, словно роса на солнце. Зеленовато-желтый цвет вина был идентичен цвету стола.
Это вино, его название, запах и даже цвет напоминали столу о его происхождении. Он был рожден из боку матери - белой акации: посредством 'кесарева' сечения, произведенного не бабкой-повитухой, а столяром-краснодеревщиком.
Своими самыми сокровенными мыслями стол делился с любимой скатертью:
- Голубушка, смотрите, кого Вы покрываете. Субъект Вашего внимания обладает многими достоинствами. Я тверд и прочен. Красив текстурой с особыми полосами траектории судьбы: один год - одна полоса. Взгляните, все они безупречны! Без сучка, без задоринки!
Я рожден из боку матери. И Иисус рожден из боку матери. Я из белой акации. Может, из той самой акации, на которой повесился Иуда? Кто знает?.. Мои корни древние и родовитые... Мы созданы друг для друга, милая моя сударыня... А это Вам... для Вас... впрочем, я не поэт, будьте милосердны:
С неба просыпалась
Манна небесная...
Или почудилось мне?
Белая скатерть,
Как гроздья акации,
Нежно шуршит в тишине...
И на мое
распростертое тело
Теплой порошей легла.
Белая скатерть
В душе очерствелой
Божию искру зажгла...
[7] 'Акация' (фр.)
***
Стол обожал, когда в конце званого обеда хозяйка брала в руки гитару. Голос у нее был не сильный, не звонкий. Но такой бархатный и мелодичный! Очаровательный голос, колдовской! Она скорее не пела, а говорила. Но как говорила!
Отговорила роща золотая
Березовым, веселым языком...
О, эти романсы о страстях природы и природе страстей! Как они нравились столу!
...Не обгорят рябиновые кисти,
От желтизны не пропадет трава,
Как дерево роняет тихо листья,
Так я роняю грустные слова...
Стол непременно подпевал хозяйке, отражая от поверхности ее голос:
...Но нельзя рябине
К дубу перебраться,
Знать, судьба такая,
Век одной качаться...
Подпевал, говорил, шептал и вожделенно ждал. Ждал, когда прозвучит она, его любимая 'Белая акация'. И вот оно - свершилось! Струны дрогнули первыми аккордами, проигрыш и... полилось:
Белой акации гроздья душистые
Вновь аромата полны,
Вновь разливается песнь соловьиная
В тихом сиянии чудной луны.
'Да, именно так! Когда я еще не был этим лакированным 'табуретом', а был ветвистым деревом в тихом сиянии чудной луны...'
Помнишь ли лето? Под белой акацией
Слушали песнь соловья.
Тихо шептала мне чудная, светлая,
Милый, поверь мне! Навек твоя!
'Да, слушали, слушали и... целовались! Под моими ветвями. Я не противился. Наоборот, благоухал и осыпал их белым цветом...'
Годы давно прошли, страсти остыли,
Молодость жизни прошла.
Белой акации запаха нежного
Верь, не забыть мне уже никогда.
'Это правда, горькая правда моей жизни... Не шелестеть мне больше листвой. Не цвести, не слушать в роще соловья. Не давать приют влюбленным. Но белой акации запаха нежного... нет, не забыть мне уже никогда.
Какой романс! Поэма моей жизни! Браво автор! Спасибо тебе, Пугачев!..'
Да, стол был большим знатоком и ценителем песенной поэзии. Тут уж, как говориться, с кем поведешься... Но, кто бы мог подумать: он еще и сказки любил. Особенно любил сказку про конька-горбунка и его непутевого товарища Ванюшу - совсем дурака. Сказку эту частенько зачитывал хозяин. И детям, и к слову, и просто так - видать, на душу легла.
... Да еще рожу конька
Ростом только в три вершка,
На спине с двумя горбами
Да с аршинными ушами.
Двух коней, коль хошь, продай,
Но конька не отдавай
Ни за пояс, ни за шапку,
Ни за черную, слышь, бабку.
На земле и под землей
Он товарищ будет твой:
Он зимой тебя согреет,
Летом холодом обвеет,
В голод хлебом угостит,
В жажду медом напоит...
И написано ладно, и конек - скотинка добрая: с виду неказистый - а полезный... до не могу. И конец у сказки хороший - просто замечательный. А после того, как хозяин однажды окрестил его, с Божьего благословения, коньком-горбунком, сказав, садясь обедать: 'Ну-с, чем нас сегодня наш конек-горбунок порадует? Что преподнесет?', - полюбил сказку пуще прежнего. Всячески старался радовать собой и преподносит только вкусную, здоровую пищу...
Разумеется, хозяин выразился в переносном смысле. Но стол воспринял сказанное в самом, что ни на есть, прямом... Стол хоть и был овальным, во всем любил искренность и прямоту. По этой же причине его волновал вопрос: кто автор сказки? Писано рукой мастера, кудесника слова, поэтического аса. У любой скамейки спроси: 'Кто писал?': - ас Пушкин. А на обложке значится - Петька Ершов.
Кто таков Петька? Студент девятнадцати годков, уроженец глухого сибирского села Безруково Тобольской Губернии. И вот этот Петька прибывает в Петербург, с нахрапу ошедевривает 'Коньком' всю Рассею и вновь исчезает в сибирской глуши. Ни до, ни после, ни вместо - ничего путного...
Правда, отличился тем, что сам прожил долго, а родня мерла вокруг него, как мухи от хлора. Сначала брат, затем - отец и мать. Остался Петька круглым сиротой. Женился, нарожал детей. Померла жена. Через полтора года вновь женился, вновь нарожал детей. И вторая жена приказала долго жить. Из пятнадцати детей померло девять... Не сказочка, а жизнь горбатая...
Пушкин, говорят, только первые четыре стиха 'Конька-горбунка' набросал. А дальше от налогов за Ершовым прятался... Ведь асу платили по 25 рублей за строчку, а студенту - по девять. Разница - в карман - мимо налогового ведомства шла. Говорят, ас пил до потери кружки, в карты изрядно проигрывал и женского полу много любил. Но более всего любил по трезвянке на дуэли стрельнуться... Ах, эти злые языки, которые страшнее пистолета...
И все же стол подметил в сюжете сказки преинтереснейшую вещицу - мелкую, колючую, драчливую, ершистую. Короче, ерша. Этот ерш, хоть и был вечной гулякой и дуэлянтом-забиякой, смог сделать то, что остальным сказочным тварям оказалось не под силу.
- Ба-а-а! Знакомые все лица! Вот я тебя, африкашка, и прищучил! - воскликнул стол, узнав в образе ерша великого русского поэта Сашá-. - Это ж надо так себя любить?!..
Еще долго стол не мог унять волнение (а домочадцы понять от чего дребезжит на столе посуда) от озарившего его открытия и смелости собственных суждений. Его терзали смутные сомнения: а был ли мальчик? Ближе к десерту стол, окончательно успокоившись, пришел к заключению: не лепи горбатого другому - да не горбатым будешь...
***
'...В долгом времени аль вскоре,
Приключилося им горе:
Кто-то в поле стал ходить
И пшеницу шевелить.
Мужички такой печали
Отродяся не видали...'
Второго марта 17-го года случилось нечто ужасное и непоправимое. Государь Император Николай II отрёкся от престола. До стола дошли слухи о государственной измене, предательстве и бунте. Монархия в России пала. Власть перешла в руки Временного правительства. Охватившее город наводнение утопило колыбель незыблемых устоев в потоке хаоса, безвластия и криминала.
Крушение монархии больно ударила по столу: рацион оскудел наполовину, незваный гость стал лучше татарина, потому как званых, увы, не дозовешься. Жители боялись выходить на улицу, боялись собственной тени и силуэтов фонарных столбов...
Город, не успевший просохнуть от мартовского наводнения и слез, охватил октябрьский пожар, пожравший Временное правительство, а также остатки чести, совести и продовольствия.
'...Донесу я в думе царской,
Что конюший государской -
Басурманин, ворожей,
Чернокнижник и злодей;
Что он с бесом хлеб-соль водит,
В церковь божию не ходит,
Католицкий держит крест
И постами мясо ест".
Лютующей холодом, голодом и вероломством зимой 18-го года, когда германец занял Ригу, Ревель, Минск, и над Петербургом нависла угроза падения, в дверь постучали:
- Хозяин, открывай, морда офицерская! Не то двери вышибем!..
- Какое невежество!.. Звонок для кого прилажен?! - подумал стол.
Стук перешел в грохот кулаков, сапог и прикладов... Дверь распахнулась... На пороге стояла хозяйка: побледневшая, русая, праведная:
- Что Вам угодно, господа.
- Господами рыбу в Карповке кормят!.. Мы - товарищи!..
- Je demande pardon[8], товарищи...
- Чего? Кол осиновый тебе товарищ!..
В квартиру ввалились трое вооруженных солдат и с ними матрос: в петлице - красный бант. За их спинами воровато раскосился Ринатка. Вторжение сопровождалось дурным запахом. Стол сразу это учуял и про себя подумал: 'Люди иногда забывают, что они грешны и бренны. Стоит им денек-другой не помыться, как начинают дурно пахнуть...'
- Вы бы ноги вытереть потрудились...
- Ничего -- подотрешь, коль не шутишь! Аль не приученные мы? Ручки замарать боимся? Подстилка офицерская!..
Кинувшийся на защиту оскорбленной матери сын, получил удар прикладом в лицо... Упал навзничь без чувств, в аккурат головой под стол. Столу было хорошо видно, как из разбитого лица юноши струилась кровь, образовывая лужицу на паркете.
- Живой - слава Богу!.. - отметил стол, определив состояние юноши по кровавым пузырям, выдуваемым из носа посредством дыхания. Пузыри то и дело лопались, окропляя чело юноши и ножку стола.
- Дышит!.. Господи, спаси и сохрани...
Охнув, мать упала на колени, обхватила сына за плечи, чуть приподняла, перепачкавшись кровью, и усадила, оперев о ножку стола. Стол чуть покачнулся, но устоял:
- Держу, держу... Потерпи, миленький... Голову, голову запрокинь...
Солдаты, осматривая квартиру, разбрелись по комнатам. Перевернули все верх дном. Мать хлопотала над сыном: пыталась остановить кровь, прижимая носовичок к развороченной скуле. Махонький носовичок не мог сдержать ни крови, ни материнских слез... Куда там! Да он и крови-то не нюхал... Если бы не твердая женская рука - сам бы давно упал в обморок. А так только беспомощно промок до нитки, превратившись из белого шелкового пажа, в красную революционную тряпицу...
'Как бант у бандитов', - подумал стол, но смолчал. Ему было страшно... Вот, сейчас его перевернут, увидят по отметине на брюхе, что он дворянин, особа приближенная к императору, и прикладом, а то и штыком саданут... Хорошо хоть grand-maman[9] и барышни нет. Мадам слегли, не снесши отречения Царя, в Бехтеревку... А внучка - при бабушке сиделкой...
Вернувшись в залу столовой, солдаты отрицательно покачали головой:
- Нету...
Их взгляды вонзились в хозяйку. Женщина, тихонечко всхлипывая, поддерживала безвольно запрокинутую голову сына.
- Ради всего святого, прекратите издевательство!.. Кто вы?.. Зачем?..
- Я комиссар, представитель Петросовета. Нам известно, что твой муж - царский офицер - пошел супротив Советской власти, вел антибольшевистскую агитацию, угнетал пролетариат. И вообще - гнида и контра!.. К стенке! На распыл!..
- На фронте он... С лета домой не наведывался...
- А, едрить твою в печенку! Ринатка! Ходи суда. Ты почто, морда басурманская, ввел нас в заблуд?!
- Я... как было велено. Как по уговору я..., тарабарил Ринатка, нервно теребя за уши сдернутую с головы ушанку.
- Ну что ты зябра надрываешь, как треска на сковородке?.. Ты, баклан, галсами не юли!.. А то, самого сейчас к стенке - и шлепнем, как провокатора!.. Да брось ты шапку мутузить - ухи оторвешь!
Дворник судорожно замер. Шапка вывалилась из его рук и упала на пол, хлопнув о паркет ушами, аккурат к ботинкам матроса. Боясь пошевелиться, дворник тупо уставился на флотские ботинки. Таких ботинок он еще не видал: рожденные революцией, новехонькие, чернокожие, на шнуровке - злю-ю-ючие... Это вам не старые добрые флотские сапоги пехотного образца... Ботинки, вместе со страхом дворника, становились все больше и больше, превращаясь на глазах в башмаки циклопа.
[8] Простите, пожалуйста (фр.)
[9] Бабушка (фр.)
- Тебе что Советская власть дала? Тебе Советская власть все дала! Ты кем был? Никем! А стал? Всем!.. - продолжал циклоп, наступив, для ясности, на шапку своим революционным башмаком. - Тебе, клопу басурманскому, партия ответственное задание доручила... Па-а-артия!!! А ты, алимент несознательный...
- Братцы, я же свой! Родимые!.. Простите, бес попутал - шайтан!
- Ладно, иди покудова! Опосля с тобой потолкуем..., - огласил приговор циклоп, освободив раздавленную шапку из-под башмака. Дворник, с опаской косясь на черный башмак, подхватил шапку и выскользнул из квартиры.
Башмаки со скрипом повернулись, нацелив свои тупые морды на хозяйку. Сквозь пелену помутневшего рассудка к хозяйке прорывались отдельные фразы матроса:
- Эй, на барже!.. Ты меня слышишь, или мне в рупор орать?..
- Слышу... Я слушаю Вас.
- На фронте, говоришь?.. Разберемся!.. Явится - пущай в трехдённый срок на учет определится. Не то... хуже будет!..
- Куда уж хуже...
- Цыц, дура!!! Развела демагогию... На первый раз... Кузьмич, давай - именем Советской власти - законно реквизируем вашенское... стало быть, нашенское, барахлишко...
Солдаты разбрелись по комнатам. Кузьмич остался орудовать в столовой. Набитым глазом, прощупал залу и безошибочно подошел к буфету. Сняв с плеча винтовку, чтоб не мешала, прислонил ее к стене. Штык уперся в гобелен - проделал в нем дыру... Кузьмич натруженными руками ловко извлекал буфетные ящики и выворачивал их содержимое на стол. Столовое серебро звенело, лязгало и больно колотило по столешнице. Скатерть, как могла, облегчала боль, смягчая удары металла по телу стола...
Прибавив до кучи серебряное блюдо и бронзовый канделябр, Кузьмич, одобрительно крякнув, заломил углы скатерти, и затянул ее белые рученьки крепким узлом на шее мешка:
- Комиссар, посуду брать будем, али как?..
- Другим разом...
- Другим - так другим. Начальству виднее...
- Господа, потрудитесь объяснить, по какому праву...
- Ты свою буржуазную демагогию нам не трави! - оборвал бывшую владелицу серебра комиссар. - Слыхала, что вождь мирового пролетариата сказал? Грабь награбленное!.. Вот это я понимаю!.. Во-ождь!.. Человечищ-щ-ще!.. Ле-е-енин!.. Из наших... из народу будет... Деньги и драгоценности предлагаю выдать добровольно...
Груженные набитыми под завязку наволочками и баулам, революционеры, не торопясь, с чувством собственного достоинства и с честью выполненного долга, покидали побежденную квартиру...
Переброшенная через плечо Кузьмича белая скатерть, словно украденная басурманином невеста, исчезала в круговерти траектории судьбы. Со двора доносилось ее прощальное позвякивание серебром. Тише, глуше, пустота...
Никогда более они со скатертью не виделись, не слышались, не знались...
***
'...Стали думать да гадать -
Как бы вора соглядать;
Наконец себе смекнули,
Чтоб стоять на карауле,
Хлеб ночами поберечь,
Злого вора подстеречь...'
Третьего марта 18-го года в Брест-Литовске воюющие стороны подписали сепаратный мирный договор. Более позорного договора Российская Империя не знавала... Да что Империя! Русь-матушка, доселе в смирении и покорстве стоявшая на коленях исключительно по доброй воле в молитвах Господних, была выставлена супостатом, как срамная девка, на позор. Стол об этом знал, но ни понять, ни принять этого он не мог.
Вышколенные, вычурные венские стулья строем держали военный совет...
- Господа, сегодня я собрал всех вас, в полном составе, на внеочередной вместообеденный военный совет с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие...
- К нам едет ревизор, - блеснул эрудицией один из стульев, не дав закончить столу мысль. По рядам стульев пробежала волна оживления - реакция на брошенную реплику: для кого - выскочки и наглеца, а для кого - бунтаря-революционера.
- Тише, тише, господа! Прошу соблюдать субординацию! Я пока еще все-таки ваш Главковерх... Господа, случилась катастрофа..., - дрогнувшим голосом продолжил свое обращение к подчиненным стол. Двенадцать стульев венского гарнитура придвинулись поближе к столу и замерли в ожидании.
- Фронт пал... Армии больше нет... Рацион в опасности!.. Последнее ведро картошки доедаем... Советы, во главе с Троцким, распили с супостатом мировую на брудершафт. Из доклада лазутчиков явствует, что пили шнапс от пруссаков и бражку от большевиков...
- Куда им, убогим, в калачный ряд!.. Приличной выпивки у прусаков-большевиков отродясь не водилось!..
- Поручик, вы опять острите?
- Виноват, ваше высокопревосходительство...
- Продолжим. Есть опасения, что в результате распития этой гадости, при наличии довольно скудной закуски...
- Никак нет, ваше высокопревосходительство! Я себе такого не позволяю. Это они за обе щеки... Достоверный факт, не 'фабрикат' - не сойти мне с этого места!..
- Оставьте свои полуфабрикаты при себе, милейший! На чем это я?.. Ах, да. Образовалась гремучая смесь, под воздействием которой переговорщики состряпали договор...
Их стряпню и кашей-то назвать язык не поворачивается. Больше смахивает на жиденькое. Э-э... скислые щи - чтоб им пусто было! Судите сами, в результате усушки, утруски, уварки и воровства мы потеряли: Польшу, Финляндию, Литву, Лифляндию, Эстляндию, Украину и часть Белоруссии. А также Закавказские округа Карс, Ардаган, Батум. В целом потери составляют 1/4 часть населения, 1/4 часть обрабатываемых земель, около 3/4 всей угольной и металлургической промышленности. И это еще не все, господа! Это только на первое!..
На второе - Россия обязана выплатить репарацию в шесть миллиардов марок! Плюс уплата убытков, понесенных германцем в ходе их революции: 500 миллионов золотых рублей!.. Какая же, я вас спрашиваю, это репарация?! Это чистейшей воды контрибуция! Грабеж! Разбой! Караул!..
- Здесь я, ваше высокопревосходительство! - откликнулась тумбочка, несшая караульную службу у входа.
- Вольно! Это я так - к слову... И не подавятся ведь, ты скажи! А на десерт Черноморский флот им подавай!.. Вот такой компот, господа, такая петрушка! До-о-олго Русь-матушка расхлебывать эту баланду будет! Помянете мое слово... 'незлым тихим'!.. Я кончил, господа. Хочу услышать ваше мнение. Прошу высказываться, господа.
[10] Кушать (нем.)
Стулья отозвались дюжиной глоток:
- Форменное предательство!.. Складывается впечатление, что, подписывая этот договор с германцем и турком, Советы поступили как политические бомжи, сообразившие с утра на троих, потому что 'трубы горят'. Будто это и не договор вовсе, а эрзац-меню из дешевого трактира...
- Большая империя - как большой пирог: легче всего объедается с краев...
- Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году...
- Правильно - долой войну!..
- Даешь Советы без жидов и коммунистов!..
- Наш народ миролюбив и незлобив - всего-то восемьсот лет провел в боях и походах...
- Провокация!.. Драться до победного!..
- Мы будем преследовать супостата всюду. Если в туалете поймаем, то и в сортире его замочим!..
- Боюсь, милейший, Ваш проект не утвердит ни белая, ни красная, ни голубая Дума...
- И силой нельзя, и отступать нельзя... Надо, чтоб и победа была, и чтоб без войны. Дипломатия, понимаешь...
- Ни войны, ни мира!..
- Покажем им кузькину мать[11]!
-Это больше политическая поза, чем политическая позиция...
- Нам сейчас нужно отойти от края пропасти, на дне которой мы находимся...
- Немцы нам большевиков в запломбированном вагоне прислали. А мы давайте отошлем им в Европу запломбированный вагон с туземцами! Дело чести, господа!..
- Донбасс порожняк не гонит!..
- Ой, что это я?.. Совсем заездился...
- Но главное - не выпустить пруссаков, не дать возможности им размножаться...
- Ввяжемся в драку - провалим следующие, да и будущие годы.
Кому это нужно? У кого руки чешутся? У кого чешутся - чешите в другом месте!..
- Любi друзi! Цi руки нiчого не крали!..[12]
- Ротмистр, опять Вы за свое, голубчик? - медом Вас не корми... Везет же некоторым, что на вранье нет пошлин!..
- Господа! Нельзя думать и не надо даже думать о том, что настанет время, когда будет легче!
- Вот-вот! Спекулянты готовы продать нам веревку, на которой мы их повесим!..
- По-вашему получается, что если у человека есть фуражка и сапоги, то он может обеспечить себе и закуску, и выпивку...
- Это полная чушь, несуразица, сапоги всмятку...
- Правительство - это вам не тот орган, где можно одним только языком!..
- Каждый народ имеет то правительство, которое он заслуживает...
- Сюда нужно смотреть! И слушать, что я говорю!.. Россия может подняться с колен и как следует огреть!..
- Тем - ноги повыдергиваем, а этим - головы поотворачиваем!...
- Мы эту проблему решили в узком кругу ограниченных людей...
- Господа, нет необходимости решать, кто из нас сильнее и чаще любит Россию...
- Ради сохранения спокойствия в стране я готов пожертвовать собственным разумом...
- Я-то без Калмыкии проживу... Вот Калмыкия без меня не проживет...
- Татар любить надо, а не обижать...
- О чьих правах вы говорите? Имена? Явки? Фамилии?..
- Когда я был стрелочником, я думал: какой дурак этот начальник станции!.. Потом стал начальником станции...
- Поменьше политической трескотни. Поменьше интеллигентских рассуждений. Поближе к жизни...
- Человек, согласитесь, значительно шире и больше своего желудка...
- Так или иначе, будем прижиматься к чаяниям человека труда...
- Одна смерть - трагедия, миллион смертей - статистика... Победителей можно и нужно судить...
- Есть еще время сохранить лицо. Потом придется сохранять другие части тела...
- Вот такая вот загогулина получается, понимаешь..., - бурлили члены военного совета...
Мнения разделились. Страсти накалялись, поднимая общий градус недоверия... В общем, как говаривал один бывший агент царской охранки, что в переводе с большевистского означает Охранное отделение Департамента полиции: 'Здоровое недоверие -- хорошая основа для совместной работы'.
И только поручик, надувшись, как мышь на крупу, вызывающе молчал - в знак протеста. Потому как никакой он был не 'елкин сын', а из знатного орехового сословия...
Доведенный огнем керосинки и перепалкой стульев до точки кипения, чайник засвистел - что твой японский городовой:
- Ф-и-и-и-ить... фью-фью, фить-ф-и-и-и-ить..
- Позвольте, кто-нибудь заткнет этого неврастеника?! - вскипел Главковерх. Чья-то рука сняла в кухне чайник с огня. Свист прекратился.
- Alarmiste[13]...
-- Самовар так не паясничал, - припоминал стол. - Посвистывал, конечно - не без того. Но делал это благородно, душевно, нараспев... На то у него и душничок имелся, у водохлебушки!... Жаль туляка... На Сытном рынке не за понюшку табака, нет... За ведро картошки обменяли!..
Когда ж это было-то?.. Аккурат на Сретение - точно. Помнится, в тот день, при чаепитии пошутил я над ним в пикантный момент. Мол, почто кряхтишь, пузатенький? Не ровен час, струю испустишь, как Симеон дух?.. Старец святой давным-давно в Раю... Небось, с Господом чаи распивает... А ты - по грешным рукам ходишь... А может, и тебя к себе заберут? Дай-то Бог!..
[11]Кузька - пластинчатоусый жук, вредитель хлебных злаков. Личинка кузьки - 'кузькина мать', живет глубоко в почве. Извлечь или увидеть ее, практически, невозможно.
[12] Дорогие друзья! Эти руки ничего не воровали!.. (укр.)
[13] Паникер (фр.)
***
'...Как же к слову не сказать:
Лучше б нам пера не брать;
От него-то, от злодея,
Столько бед тебе на шею...'
...Мечты и думы о былом, прервал хруст ветки за окном. Главковерх бросил взгляд на березку, что росла прямо под окнами. Летом, когда окна бывали нараспашку, эта кудрявая проказница частенько заигрывала с ним, осыпая его своими сережками. А осенью - забрасывая ворохом неподражаемых любовных весточек, писанных яркими красками на ажурных листах...
К вихрям враждебным, оружейной пальбе и трескотне чекистских мотоциклеток стол попривык и вздрагивал от этих звуков уже не столь крупной дрожью, как от стука в дверь. Тут другое: хрустнула ветка...
...На березе сидел какой-то мужичонка. На вид - лет пятидесяти, но по метрике явно на два года моложе. Мелкий, конопатый, с козлиной рыжей бородкой а-ля 'ильич' и оттопыренным ухом.
На фоне коротких кривых ножек, коротковатого туловища и коротюсенькой шеи его голова казалась архикрупной. Нахлобученная на архиголову цигейковая шапка-ушанка черного цвета еще более подчеркивала имеющее место быть несоответствие пропорций между головой и ее носителем. На фоне головы тело выглядело совсем уж рудиментарным придатком.
- Нечеловеческая голова, - отметил Главковерх. - Одет как, приличный человек, даже вызывающе-щегольски одет по нынешним-то временам... Элегантное касторовое пальто черного цвета, такого же цвета костюм-тройка из дорогого швейцарского люстрина, буржуазный темный галстук в белый горошек, черные лакированные ботинки... Где шарф, где перчатки?.. Из кармана пальто торчит черная кепка всмятку... Причем здесь кепка?.. Подозрительный какой-то тип...
Не простудился бы - чай, не май месяц. Ветер, холод собачий. Хороший хозяин в такую погоду... Как бы не так!.. В декабре семнадцатого все, даже очень хорошие хозяева, были вынуждены избавиться от лишних ртов и изгоняли своих четвероногих любимцев - членов семьи - из домов... На улице лютовал холод... Его так тогда так и окрестили - холод собачий...
Собственно, какая нужда загнала этого человека на мою березу под моим окном? Голод, холод, нищета? Скорее всего, увидел, бедолага, висевшую на березе кормушку для птичек и полез. Иль синицу, воробушка поймать, а то и красногрудого снегиря пожирней. Иль хотя бы кроху какую завалящую клюнуть... Ну, не кору же он полез обгладывать. И не веники вязать. Что поделаешь, голод не тетка... Голубей перевели, теперь за собак взялись... Чего там - павлинов в зоопарке - и тех... Причем же здесь кепка?..
А может он решил... того?.. Многие в эту пору руки на себя накладывают... По своей воле бегут от злой жизни, прячутся в мире ином. Весна... У хроников обострение... Но большую часть народу кладут организованно, безо всякого на то народного волеизъявления. День ко дню все больше и больше... большевики... Весна: обострение, болячка наружу прет...
Тем временем мужичонка, обхватив ствол березы своими кривыми ножками, как упырь девицу, держась левой рукой за ветку, энергично жестикулировал свободной правой рукой, выбрасывая ее вперед и вверх, вперед и вверх, вперед... Скрутил кому-то кукиш, потыкал-потыкал, затем погрозил кулачком... Строил рожицы, гримасничал, и что-то кричал кому-то вниз. До Главковерха доносились обрывки словесной перепалки:
- Не поймаешь, не догонишь!.. На, на!.. Съейи, гоубчики?!.
- Гав, гав-гав, гав!..
- Нечейовеческая музыка!..
- Ав, ва-вав, вав!..
- Ах, вы так?!. Дъязниться вздумаи?!. Да вы, батеньки, пайитические пъяститутки!..
- Кого-то он мне напоминает, - подумал Главковерх, пристальнее вглядываясь в черты лица картавого...
- Р-р-р-р-р...
- Гнийая интейигенция! А интейигенция - это отбъыосы общества, товаищи!.. Ха-ха-ха-ха!.. На-ка - выкуси!..
...Высокий чувашский лоб и характерный нос. Выразительные калмыцкие скулы и раскосые с прищуром прорези для глаз. Глаза - разные: один от немца, другой от шведа. Рот - черноротости средней полосы России. Зубы - мелкие, кусючие, все свои. Правое ухо - оттопыреннее левого... Ничего такого. Типичное лицо жидовской[14] национальности - и к Бланку не ходи...
И все же было в этом лице что-то бешено-крысиное, азартно-злобное, неотвратимое... Собаки - они нутром чуют... Не зря его, как зверя, на березу загнали... Кого же он мне напоминает?
- Гав-гав, гав-гав-гав!..
- Не можешь?! Научим! Не хочешь?! Заставим!.. Бойших съёв нейзя бъёсать на ветей!..
И тут Главковерх обратил внимание на подошву ботинок картавого демагога. Подошва блестела квадратными шляпками гвоздей.
-- Как пить дать - немецкие!.. Ты гляди!.. Наши гвозди, чай с круглыми шляпками. К тому же, вечно ржавые... Германец!.. И ухо оттопыренное, и глаз немецкий, и картавит... Шпион!.. Тайну военного совета решил выведать... Ах ты, сукин кот!.. Чего удумал!.. Собачки, мол, на березу загнали. А у самого, небось, в кармане револьвер системы Каплан имеется. Ах, гога-магога - Scheiße[15]-демагога!.. Причем здесь кепка?..
Проезжавшая мимо мотоциклетка своим треском и наганами чекистов, видимо, разогнала свору бывших домашних любимцев.
- Товаищи, товаищи! Евоюция в опасности!.. Я с вами, товаищи!.. - закричал немецкий шпион нечеловеческим голосом и сию же минуту, ловчее мартышки, спустился с березы...
- Смейо, товаищи, в ногу!..
- Так, где же я его видел?.. Ладно, потом вспомню, - подумал Главковерх, концентрируя мысли на событиях военного совета.
- Господа, к порядку, господа!.. Мы с вами не на митинге... Внимательнейшим образом выслушав ваши мнения, я пришел к заключению: то, о чем так долго говорили большевики - свершилось. В стране воцарилась диктатура насилия, хамства и террора...
- Это геноцид...
- Поддерживаю Вашу мысль, поручик, хотя замечу, вы неисправимый грубиян и выскочка, милейший... Я подумываю над тем, а не вступить ли нам в какой-либо альянс или, на худой конец, блок?.. Все равно куда - лишь бы уберечься от нашествия саранчи басурманской. Неровен час, перекроют границы, а заодно и энергоносители, и кинут нас в топку мирового пожара революции... Одним словом - пустят в расход...
- Дай им волю, Ваше Сиятельство, они бы из нас давно форшмак сделали, будь мы из другого теста!..
- Поручик, а вы мне начинаете нравиться... Манеры, конечно... Ладно, не до манер сейчас - придвиньтесь поближе, чтобы я лучше Вас слышал...
В этот момент погас свет единственной в комнате настольной лампы.
- Началось, - подумал Главковерх и вопросительно посмотрел на лампу.
- Зробила тодi - зроблю i зараз[16], - ответила лампа. Поюлила-поюлила, оттимошилась, поймала фазу и зажглась. Лампа имела светлый, плетеный косичкой абажур и была украинской купчихой. Хозяин когда-то привез ее из Екатеринослава. С тех пор она в доме и прижилась...
[14]Жид (в праславянском - židъ, итал. - giudeo, лат. - judaeus) - традиционное славянское обозначение евреев. В современном русском языке приобрело бранное, оскорбительное значение. Во всех других языках не имеет негативного оттенка.
Традиция канонизации слова еврей в словоупотреблении, в русском языке, восходит к указу Российской императрицы Екатерины II от 8. 02.1785 г., сопровождавшемуся устным повелением царицы, впредь в государственных бумагах слово жид не употреблять.
В СССР в 1920-30-е гг. в рамках инициированной большевиками кампании борьбы с антисемитизмом употребление слова жид было запрещено и каралось тюремным заключением.
В "Русско-украинском словаре" АН Украины (1924 г.) говорится: 'Считаем нужным резко подчеркнуть, что в украинском слове "жид" как и в польском 'zyd' абсолютно нет ни тени пренебрежения, заключенного в русском слове "жид"'.
М. Грушевский в "Истории Украины" писал: "Мы называем жидов жидами не в обиду, а потому, что издавна в Украине их так называют и они сами себя так называли, и в этом имени нет для них никакого оскорбления или позора. Теперь, правда, часто считают это слово как оскорбительное и поэтому называют жидов из московска 'евреями'... Само слово жид не оскорбительное и незачем считать его каким-то ругательством. Иначе потом будет казаться, что наши давние писатели - Шевченко и другие - жидов ругали, когда называли жидами, хотя это совсем не значит, что они неуважительно относились к жидам, всего лишь называли их так, как они в нашем языке называются'...
[15] Дерьмо (нем.) [16] Сделала тогда - сделаю и сейчас (укр.)
***
В дверь позвонили. Дверной звонок, полузабытым, изголодавшимся по электричеству голосом, оповестил присутствующих о чьем-то прибытии... Вначале робко, с хрипотцой, затем все увереннее и звонче он протрубил условный сигнал. Сомнений быть не могло - рука хозяина...
Он вошел, заполнив собой все окружающее пространство... Каждый уголок, каждый взгляд, каждый вдох - все тянулось к нему, стремилось, рвалось и растворялось, как в черной дыре... Он стоял, как скажут о нем потомки:
Посредине государства, затаенного во мгле,
Посреди берез и зарослей смородинных,
На заплаканной, залатанной, загадочной Земле
хлеборобов,
храбрецов
и юродивых.
Стол тоже передал ему часть своей энергии, часть своего положительного заряда. И сделал это вовремя. В противном случае хозяин мог просто рухнуть без сил. А так только оперся на него рукой и... заходился трясогузкой. Не то от радости, не то от слез... А более всего - от чахотки... Вместе с ним плакали его жена и дети: каждый по-своему, кто как мог... Стол тоже пустил скупую слезу, хотя он совершенно не умел плакать. С кем не бывает...
Весь рухнувший без семейного стержня мир, такой шаткий и зыбкий мир во время войны, чумы и революции, с его появлением стал возрождаться и наполняться смыслом.
Он только что с передовой. Лицо землисто-серое - цвета войны. Походная фуражка без кокарды. Офицерская шинель - серо-зеленая, обезличенная: без петлиц и погон. Сапоги - начищены не до блеска. Четыре Георгиевских креста, аккуратно переложенные платком - покоятся в сигарной коробке на дне вещмешка. В нагрудном кармане - удостоверение личности офицера и госпитальная выписка - ранен, контужен, отравлен, убит, возвращен с того света, воскрес... Эпикриз: '...инвалид... в военное время ограниченно годен...', - сгодится для шитья валенок в глубоком тылу... На нитке крестик: Иисус Христос, Хор, Ника, Царь Славы.
Вновь, как когда-то прежде, давным-давно, в той прошлой жизни, они были вместе. Но как прежде уже не могло быть никогда. Не могло... Не будет... Никогда...
' ...Говорит ему: "Ну, брат,
Пара нашим не дается;
Делать нечего, придется
Во дворце тебе служить.
Будешь в золоте ходить,
В красно платье наряжаться,
Словно в масле сыр кататься,
Всю конюшенну мою
Я в приказ тебе даю,
Царско слово в том порука.
Что, согласен?" - "Эка штука!'...'
Вызов в ЧК... Простились, простили, расстались, ушел... Четвертые сутки... Вернулся... Живой, но с больною душой... Усмехнулся:
- Военспец[17] Рабоче-крестьянской Красной Армии...
- Живой, родимый мой...
- Прошу, если и не любить, то принять жалование...
- Как?.. Ты и эти люди?.. Нелюди...
- За меня решила тройка в составе: коммунист, большевик, комиссар... В расход, или в доход?.. Пустили в доход... Я согласился...
Военспец РККА дома бывал нечасто. Все больше по фронтам Гражданской войны... Зато в доме периодически стали появляться керосин, спички, вобла, крупа, морковный чай без сахара и возможность выжить...
В один из июньских дней двадцатого года отмечали событие: глава семьи - военспец был награжден орденом Красного Знамени, за номером из последней сотни. Гостей немного: один комкор - тоже из бывших; дивизионный комиссар[18] - выходец из народа; дочь коннозаводчика Лозинского - круглая сирота; жена и дочь. Мать-старушка - вот уже полгода как 'благополучно' скончалась у них на руках, прокляв и Советскую власть, и сына за пособничество этой власти, и вероотступника царя. Его сын - красноармеец - теперь уже командир отряда: где-то на Западном фронте под командованием Тухачевского сражается с белополяками.
Электричества не было, свечей - тоже. Зато был керосин - зажгли лампу. Лампа, то и дело ворочала языком, играла в прятки с тенью и дурно пахла паленым керосином.
'Типичная сельская баба. Языком машет, что серпом по... наковальне! Или чем там еще по наковальне машут?', - подумал про нее стол, нахватавшись за последнее время разных глупостей, залетавших с улицы.
Стол застелили газетами. Разобрали стаканы. Пили 'большевичку' - ново-благословенную тридцатиградусную водку. Закусывали солеными огурцами и вяленой воблой. Подоспела 'мундирка' - изумительная горячая закуска, хоть и без масла. Снятые 'мундиры' клали на обрывки газет. Комиссар 'мундирку' не чистил - ел картошку прямо с кожурой. Говорил, что в кожуре много полезных существ для его мозга. А по мнению стола, он просто хотел жрать: кожуру, ботву, отруби, крапиву, черта лысого - все, что мог перетравить его пролетарский желудок.
После водки из тех же стаканов пили пикантного цвета морковный чай. Сахарную головку покололи на мелкие части. Но все, из вежливости, пили вприглядку, кроме одного, который - вприкуску. Но кто за этим следил, кроме стола, разумеется?..
Читали 'Правду', 'Гудок' и прочее:
'...Сейчас над Советской Россией снова сгустились тучи. Буржуазная Польша своим нападением на Украину открыла новое наступление мирового империализма на Советскую Россию. Величайшие опасности, вновь вырастающие перед революцией, и огромные жертвы, налагаемые войной на трудящиеся массы, снова толкают...
...Разгром буржуазной Польши Красной Армией, руководимой коммунистическими рабочими, явится новой манифестацией могущества пролетарской диктатуры и именно этим нанесет сокрушительный удар мещанскому скептицизму в рабочем движении. Несмотря на сумасшедшую путаницу внешних форм, лозунгов и красок, современная нам история до чрезвычайности упростила основное содержание своего процесса, сведя его к борьбе империализма с коммунизмом...'
Или вот:
'...Крестьянское хозяйство продолжает оставаться мелким товарным производством. Здесь мы имеем чрезвычайно широкую и имеющую очень глубокие, очень прочные корни, базу капитализма. На этой базе капитализм сохраняется и возрождается вновь - в самой ожесточенной борьбе с коммунизмом. Формы этой борьбы: мешочничество и спекуляция против государственной заготовки хлеба (а равно и других продуктов) - вообще против государственного распределения продуктов...'
Вот еще:
'...Революционный пролетариат добьется того, чтобы религия стала
действительно частным делом для государства. И в этом, очищенном от средневековой плесени, политическом строе пролетариат поведет широкую, открытую борьбу за устранение экономического рабства, истинного источника религиозного одурачения человечества...'
Культура:
'Весело и радостно в клубе имени товарища Троцкого. Большой зал бывшего Гарнизонного собрания, где раньше ютилась свора генералов, сейчас переполнен красногвардейцами. Особенно удачен был последний концерт. Сначала был исполнен "Интернационал", а потом товарищ Кронкарди, вызывая интерес и удовольствие слушателей, подражал лаю собаки, визгу цыпленка, пению соловья и других животных, вплоть до пресловутой свиньи'...
Начитавшись вдоволь, некоторых потянуло на пение.
'Там, вдали, за рекой,
Засверкали огни,
В небе ясном заря догорала;
Сотня юных бойцов
Из буденовских войск
На разведку в поля поскакала',
- выводил комиссар. Подхватили вяло:
' Сотня юных бойцов
Из буденовских войск
На разведку в поля поскакала...
Они ехали долго
В ночной тишине
По широкой украинской степи.
Вдруг вдали у реки
Засверкали штыки:
Это белогвардейские цепи...'
Стол пригорюнился... Песня больно душевная. Ее даже и худшим исполнением не убьешь, не загнусавишь. Хотя куда уж хуже... Соль в другом. Помнится, раньше исполнял ее хозяин со своими боевыми соратниками по японской кампании. На тех бранных полях она рождена, с тех полей и собрана...
'За рекой Ляохэ загорались огни,
Грозно пушки в ночи грохотали,
Сотни храбрых орлов
Из казачьих полков
На Инкоу в набег поскакали.
Пробиралися там день и ночь казаки,
Одолели и горы и степи.
Вдруг вдали, у реки,
Засверкали штыки:
Это были японские цепи...'
Теперь идет война особая - Гражданская, разбросавшая по разные стороны граждан, вчера еще живших, как братья, деливших один кров, певших одни песни. И случалось, что по разные стороны фронта звучали одни и те же песни. Эти песни, как и солдат, брали в оборот, переиначивали каждый на свой лад и бросали в бой...
'Там, вдали, за рекой,
Засверкали огни,
В небе ясном заря догорала.
Сотня юных бойцов
Из деникинских войск
На разведку в поля поскакала...
Они ехали долго
В ночной тишине,
По широкой украинской степи.
Вдруг вдали у реки,
Засверкали штыки:
Это красноармейские цепи...'
'Вот такое гаденькое блюдо - эта ваша Гражданская война. Прекратили бы стряпать из плоти человеческой бифштексы с кровью, да отбивные из мозгов', - переживал стол, слушая переделанную под красных песню.
А комиссар, который из народа, продолжал запевать:
'...Он упал возле ног
Вороного коня
И закрыл свои карие очи.
- Ты, конек вороной,
Передай, дорогой,
Что я честно погиб за рабочих...
Там, вдали за рекой,
Уж погасли огни,
В небе ясном заря разгоралась.
Сотня юных бойцов
В стан буденовских войск,
Из разведки назад возвращалась...'
Следом за этой песней комиссар затянул другую. Потом еще, еще... закончилась водка...
Стол, стойко отстояв слушание, пришел к заключению, что большинство из новоблагославенных, рожденных революцией советских песен - песни-перевертыши. А их подлинными авторами есть безымянные герои русско-японской войны...
...Их сын - кровинушка, наследник, продолжатель рода, погиб 16-го августа 20-го года под Варшавой. Погиб, как в песне поется:
'...И в атаку отряд
Поскакал на врага.
Завязалась
Жестокая битва.
И боец молодой
Вдруг поник головой -
Пулей вражеской сердце
Пробито...
Он упал возле ног
Вороного коня,
И закрыл свои карие очи.
- Ты, конек вороной,
Передай, дорогой,
Что я честно погиб за рабочих...'
***
[17]10 июля 1918 года было принято постановление V Всероссийского съезда советов: "Для создания централизованной, хорошо обученной и снаряженной армии необходимо широкое использование опыта и знаний многочисленных военных специалистов из числа офицеров бывшей армии. Они все должны быть взяты на учет и обязаны становиться на те посты, какие им укажет Советская власть. Каждый военный специалист, который честно и добросовестно работает над развитием и упрочнением военной мощи Советской республики, имеет право на уважение Рабочей и Крестьянской Армии и на поддержку Советской власти. Военный специалист, который попытается свой ответственный пост вероломно использовать для контрреволюционного заговора или предательства в пользу иностранных империалистов, должен караться смертью".
[18]Комиссары осуществляли надзор за деятельностью командования воинских частей и руководили пропагандистской работой. Помимо базовых, политических функций, комиссары участвовали в административном и хозяйственном управлении.
Комиссары в Красной Армии обладали огромными правами и привилегиями: комиссар подразделения мог и обязан был участвовать в разработке, обсуждении и принятии планов боевых действий, а его права в отношении личного состава подразделения не уступали правам командира. При подозрении в нелояльности беспартийного командира подразделения комиссар имел право принять на себя командование, отстранив командира от должности, а в случае необходимости арестовав его.
По выражению Троцкого:
'В лице наших комиссаров... мы получили новый коммунистический орден самураев, который - без кастовых привилегий - умеет умирать и учит других умирать за дело рабочего класса'.
***
'...Ой, беги, конек, беги!
Горбунок мой, помоги!...'
25 октября 1922 года, после взятие Красной армией Владивостока, Советы поспешили объявить о победном завершении Гражданской войны. Хотя 'белое' сопротивление существовало еще несколько лет. А после установления в двадцать третьем году советской власти на Камчатке и Чукотке Советы решили, что уже сами с усами и что военспецы им больше не нужны. Многие заслуженные перед советской властью военачальники были изгнаны из армии.
Хозяину, по мнению стола, крепко повезло. Его задвинули преподавателем в Военно-хозяйственную академию РККА. Однако этот 'позор' длился недолго. Буквально через полгода, по обвинению в контрреволюционной деятельности, хозяина арестовали прямо на лекции и доставили прямиком на Гороховую.
Неделя следственно-воспитательных мероприятий в Гороховском подвале пошла насмарку - 'контра' упорно не хотела во всем признаться, подписать бумаги и освободить чекистов для решения других важных дел, которых невпроворот. Решили перевести его на Шпалерную - пусть другим нервы портит. В подвале Шпалерной 'контра' продолжала отпираться, морочить голову и портить чекистам кровь... В общем, эта империалистическая гадина зубами и когтями цеплялась за жизнь... вражина! В 'Кресты', непременно в 'Кресты'!.. А куда от них денешься?..
...Третий месяц супруга хозяина обивала крестовые пороги. Носила передачи, надеялась на свидание с мужем... Передачи брали. Обещали дозволить свидание... А он уж третий месяц как был расстрелян и закопан в яме - общей могиле на отшибе Боголюбского кладбища, что на Выборгской стороне. Могилу сравняли с землей. За три месяца она успела изрядно зарости бурьяном, потому как благородные растения так быстро воскреснуть и вновь произрасти - не могут...
После очередного 'крестного хода' домой она не вернулась - пропала. Наутро третьего после исчезновения дня ее тело выловили в Неве. Может, сама с моста сиганула, может, чего другое приключилось. Это неведомо. Да только похоронили ее на первом встречном кладбище - Боголюбском, что на Выборгской стороне. Похоронили среди православных, и крест безымянный через сорок дней поставили. А на кресте том надпись: 'Упокой, Господи, душу рабы твоея'.
Оно и правильно, что среди православных, что пожалели душу безвременно усопшей... Время такое, не знаешь, что лучше: жизнью душу сгубить или смертью тело... А из чего выбирать-то?
Муж и жена лежали на одном кладбище порознь. Она - под безымянным крестом. Он - в безымянной братской могиле... Их души были рядом, так близко, что не разделить...
Дочь, обыскавшись матушки, в случайно подвернувшейся газете прочла в разделе происшествий, что '... утопленница - женщина средних лет, русая, одета в черное платье с пояском... просим родственников и знакомых провести опознание...'. Да только поздно эта газета обнаружилась, и где матушка покоится, она так и не дозналась... Поплакала-потужила... и сбежала со своим кавалером из юнкеров во Францию...
Ее дальнейшая судьба столу была не известна. Говорили, что как-то видели ее не то в Париже, на блошином рынке Сент-Уан, продающей обручальное колечко, не то в Марселе, продающей себя в каком-то дешевом борделе подгулявшим морячкам. Столу, конечно, было за нее ох как горько, и он вставал на дыбы:
'Вражьи голоса! Вранье! Не верю!.. Разве ж тому ее в Смольном, в Институте благородных девиц учили? Негоже дворянке на панели... Каким чудным ребенком росла! Любимица папина - пуговица... Эх, неисповедимы пути господни' - сетовал стол на траекторию судьбы.
Из всей семьи в квартире остались: овальный стол, настольная добродийка-лампа, дюжина венских стульев, да при них березка за окном.
***
'Тут конек пред ним ложится;
...На конька Иван садится,
Уши в загреби берет,
Что есть мочушки ревет.
Горбунок-конек встряхнулся,
Встал на лапки, встрепенулся,
Хлопнул гривкой, захрапел
И стрелою полетел...'
Новые жильцы заполняли квартиру (целых пять комнат) стремительно, как наводнение. Их было такое количество, и все они были такие разные, что стол сразу заподозрил неладное:
- Не могут все они быть родственниками, ни по количественному, ни по качественному составу. Похожи - как свинья на коня, только шерсть не такая!.. Пропала квартира...
Вот тут столу и пришлось познать еще одно достижение Советской власти - коммуналку...
Столу повезло - в его комнату вселилась вполне сносная семья Колпиных: муж с женой и три дочери... Со временем он к ним привык - более-менее притерлось, сладилось. Стол на них почти уж не скрипел. Даже обедали вместе... Не любил он, правда, когда на нем утюжат белье...
В июне сорок первого началась война с германцем. Глава семьи ушел на фронт, оставив ему на попечение свою семью: жену и трех дочерей...
В сентябре сорок первого года город на Неве был блокирован германцем на долгих 871 дней и ночей. Столу вновь пришлось пройти нечеловеческие испытания на прочность голодом, холодом, бомбежками, обстрелами и прочим ужасом войны...
Добродийку-лампу обменяли на четвертушку дневной нормы хлеба. В одну из блокадных зим венские стулья героически сгорели в топке 'буржуйки', дав возможность выжить и столу, и остальным членам семьи...
'За что этому городу выпали такие испытания?' - спрашивал себя стол и сам же себе отвечал. - 'Не потому ль, что заложил его на чухонских болотах да на русских костях человек, который по божьему благоволению - царь, а по сути своей - сатрап жидовствующий?
На Руси есть выражение: рубаха-парень, в доску свой. А этот градостроитель вроде бы и свой - православный, а Кремль Московский превратил в конюшенно-кабацкий двор. Да еще с ямой, да с коллегиями. Навозу по колено, по навозу пьянь шатается... Вонь стояла неимоверная! Дворцы ободраны, висячие сады Семирамиды выкорчеваны. Разруха! Эх, ма-а! Речку Неглинку в сточную канаву превратил! Да и не жил он в Кремле - не любил. Строил себе душегубки на околице, там и жил. Там ему покойно и пристойно - лепота. Это же надо было так ненавидеть град православный, столицу мира, Иерусалим!..
И Софью со стрельцами, душегуб, извел... Ему бы только рубить, и все тут. То головы стрельцам, то окно в Европу, то сына - все едино! Рубака-парень, сатрап в доску! Петр Романов!.. Не за его ли деяния Николай и все царево семейство муки большевицкие приняли и смерть лютую?..'.
Пришла весна, а вместе с ней - победа. А вместе с победой пришел Иван-победитель - глава семьи...
Олечка - средняя из дочерей, в первую годовщину победы познакомилась с офицером-фронтовиком Дмитрием Крайновым...
А седьмого июля 1949-го года Олечка принесла в дом это чудо. Вернее, Олечка это чудо подарила миру, а в дом принес отец. Чудо занесли в комнату и первым делом положили на стол. Оно было обмотано шелковым покрывальцем, как гусеница коконом, и шевелилось.
Куколку размотали. Из нее на обозрение всей семьи явился маленький человечек: по имени - Виталий, по фамилии - Крайнов. Виталий подвигал ручками-ножками, обвел всех присутствующих радостным взглядом, затих на мгновение и, изображая фонтанчик, пустил струйку. Больше всех досталось столу. Правда, остальные члены семьи так радовались, будто большая часть досталась им. Видно, своей шуткой Виталий остался доволен, так как по-доброму смотрел на окружающий мир и улыбался во весь свой беззубый рот.
Стол впервые видел таких маленьких людей. И сразу даже не мог взять в толк, как из такой крохи вырастают такие здоровенные дядьки.
'Это все равно, что из махонькой ослонки[19], вдруг вырастет такой красавец-стол, как я. Но ведь так не бывает!' - рассуждал стол, разглядывая малыша.
Оказалось, что бывает... Шло время, Виталий рос. И уже ставшая привычной для стола процедура лежачего пеленания, сменилась процедурой сидячего ползункования. И пошло-поехало!.. Вначале ползание по полу между ножек стола. Затем 'хождение по азимуту' от ножки к ножке, с набиванием шишек на лбу об эти же самые ножки. Каждую новую шишку стол принимал болезненно близко, как свою.
Ему нравился этот карапуз, и он всячески старался быть лучшей няней-воспитателем из всего семейства. Претендентов на звание 'лучшей' хватало. Но, по мнению стола, он был вне всякой конкуренции. Одно кормление чего стоило!
- Немедленно прекрати ползать среди тарелок!.. Сядь, сядь ровно... Не маши руками и локти, локти с меня убери, le gueux[20]!.. - призывал маленького босяка к порядку стол. - Ложку за маму, ложку за папу... за бабку, за дедку, за репку... За каждую ножку - по ложке... Так не пойдет... Только три, я считал... Ты из меня хромого не делай. Давай: четыре ножки - четыре ложки... Не ляпай супом на столешницу - не в забегаловке...
Чего только столу за это время не довелось отведать: и манной каши, и супов, и сибирских пельмешек... Но, в отличие от ребенка, стол не рос. Видно, не в коня корм. А Виталий в один прекрасный день перерос стол на вершок-другой и пошел в школу... Стол запаниковал:
- Испортят мне мальца... Вечно у Советов идеология паровоз обгоняет: сперва аз да буки, а потом науки. Научат, упаси Боже, читать-писать, а того хуже, думать по-новому стилю, который, в свете решений партии, ведет к победе социалистического труда... Какой победе?.. Над кем?.. Германца - разбили, японца - разбили... Неужто за американца взялись?!.. Опасное предприятие - бомбы у них шибко ядреные... Советские, поди, не хуже: ядреные до изнанки, до самых, что ни наесть, потрохов ... Пульнут один другому... и что оно будет?.. Ну, сгорю я в геенне огненной. Как без меня Виталька вырастет, как на ноги встанет?.. Не хорошо это, не правильно бомбы пулять...
Виталию об этом думать было некогда. Сидя за столом, ученик старательно выводил буквы на чистую воду. Выводил перьевой ручкой, в тетради в косую линейку. Буквы артачились: прыгали, расплывались, строили рожицы. Виталий, как пастушок, сбивал эти каракули в стайки слов.
- Наклон соблюдай и не жми так сильно, - подсказывал стол. - Не части долбить пером чернильницу, макай реже и аккуратно... Не то дятлы послетаются, а соседи от стука разбегутся. Знаешь, кого в народе называют стукачом?.. Мальчишей-плохишей, стучащих пером о чернильницу...
Вечером, перед сном, на столе раскатывали усатый-полосатый ватный матрац. Поверх матраца стелили простынь, клали перьевую подушку и стеганное ватное одеяло. Этот стол-кровать, это царское ложе предназначалось исключительно для Виталия. Удаче сопутствовали две причины. Первая: острый дефицит спальных мест. Вторая: кроме своего воспитанника, стол не позволил бы никому другому на себе спать.
Вот и сегодня - раскатали, постелили... Виталька ловко запрыгнул в постель и, оседлав стол, озорно тронул:
- Но-о-о! Пос-кака-а-ли-и! Аллюр 'три креста'!
Мы красные кавалеристы
И про нас,
Былинники речистые
Ведут рассказ...
- Ну все, больше не могу - загнал ты меня. Тормози...
-- Еще чуток! Вон до той речки поскакали!
- Нет, до той речки топай сам... Лошадка старенькая, лошадка устала и хочет отдохнуть... И ты бы лег вздремнуть. А утром позавтракаем вместе, и поскачешь себе в школу... Песенку спеть?.. Ладно, ладно - спою. Ложись на бочок, закрывай глазки...
Ой, при лужку, при лужке,
При широком поле,
При знакомом табуне
Конь гулял по воле.
Засыпай...
Ты гуляй, гуляй, мой конь,
Пока твоя воля,
А поймаю - зануздаю
Шелковой уздою.
Ой, поймал казак коня
Зауздал уздою.
Вдарил шпоры под бока
Конь летит стрелою.
Во сне мальчуган вздрогнул и заворочался.
'Видно приснилось что... Может, к речке своей скачет, точно... Далась ему эта речка...' - подумал стол, поправляя съехавшее одеяло.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023
