ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Буркин Олег Анатольевич
А жить, братишки, будет можно!

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.80*13  Ваша оценка:

   Олег Буркин
  
   А ЖИТЬ, БРАТИШКИ, БУДЕТ МОЖНО!
  
   повесть
  
   Солнечным весенним утром у опушки леса под литовским городком Гайжюнай два десятка молодых десантников без ремней и беретов, выстроившись на широкой поляне в колонну по одному, тяжело дыша и раздувая ноздри, как жеребцы, нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Хэбэ, висевшее на ребятах мешком, наголо обритые головы и еще не успевшие загореть бледные, осунувшиеся лица сразу выдавали в них солдат, которые призвались совсем недавно.
   Десантники были возбуждены и сосредоточены, их губы - упрямо сжаты, а глаза горели решительным блеском. По команде старшего лейтенанта Сухорукова его подчиненные по очереди устремлялись к чучелу американского солдата, привязанному к стволу сосны и сделанному столь искусно, что издалека его можно было принять за живого "джи-ая". На чучело напялили и пятнистый камуфляж, и почти настоящее кепи, а на мешковине под ее козырьком - для придания полного сходства с вероятным противником - было даже нарисовано черной краской лицо.
   И ни чье-нибудь, а президента США Джимми Картера.
   У чучела были и его круглые щеки, и широкий нос, и волосы, зачесанные вправо, и, конечно же, неповторимая улыбка Картера до самых ушей. Прапорщик Маковецкий - художник-самоучка, малевавший всю наглядную агитацию в полку, - не жаловал американского президента и раньше. Но не на шутку осерчал на Картера после того, как неделю назад тот вновь осудил вторжение Советских войск в Афганистан и призвал мировое сообщество к бойкоту Московской олимпиады, до начала которой оставалось всего несколько месяцев. Громко и грубо высказавшись в адрес президента и его матушки, прапорщик пошел к командиру полка и вызвался разрисовать голову чучела под Картера.
   Командир дал "добро", и Маковецкий сделал это просто мастерски. А улыбка на лице чучела получилась такой ехидной и хищной, что ему так и хотелось врезать по зубам...
   Вот почему, подбегая по очереди к "американцу", десантники колотили его по голове с особым остервенением.
   - Следующий! - крикнул Сухоруков.
   Быстро сорвавшись с места, к чучелу понесся худой, невысокий, но жилистый рядовой Кошкин. Остановившись напротив него, солдат старательно, вскинул вверх правую ногу, согнутую в колене, крикнул: "Ки-я!", - резко распрямил ее и сапогом со всего маха ударил "американца" по голове. Голова "вероятного противника", мотнувшись, вернулась на место, а Кошкин развернулся и, довольный собой, засеменил в конец строя.
   Сухоруков махнул рукой.
   - Следующий!
   К чучелу подбежал рядовой Михолап - великан почти двухметрового роста с могучими плечами и бычьей шеей. Он тоже вскинул правую ногу вверх, издал боевой клич и сапогом сорок пятого размера нанес сокрушительный удар.
   Огромный сапог Михолапа со свистом пронесся мимо головы "американца", и промахнувшийся солдат, не удержав равновесия, неуклюже рухнул в траву.
   В строю десантников раздался дружный смех.
   Сухоруков, едва сдержав улыбку, нахмурил брови и резко бросил:
   - Отставить смехуёчки!
   Смех тут же оборвался.
   Сухоруков, стоявший недалеко от дерева, к которому было привязано чучело, посмотрел на наручные часы и, вскинув голову, громко скомандовал:
   - Закончить выполнение упражнения! В две шеренги - становись!
   Солдаты быстро выполнили команду. Сухоруков, не спеша, подошел к строю и, остановившись напротив своих подчиненных, окинул их оценивающим взглядом.
   Солдаты стояли, уже надев ремни и береты, - с автоматами, противогазами и саперными лопатками. Десантники шумно, часто и тяжело дышали. Их раскрасневшиеся лица блестели от пота. Они настороженно и напряженно смотрели на своего командира роты - высокого, стройного, черноволосого, с умными, проницательными и хитро прищуренными глазами. Смотрели, совершенно не зная, чего им ожидать от него дальше.
   ...Старший лейтенант Александр Сухоруков попал в Гайжюнайскую учебную воздушно-десантную дивизию сразу после окончания Рязанского училища ВДВ. Как и все, принял под командование взвод. Но уже через два года получил роту. Злые языки тогда говорили, что столь быстрое продвижение по службе молодому офицеру обеспечил его отец - командир Тульской воздушно-десантной дивизии генерал-майор Сухоруков, который был старым другом гайжюнайского комдива. Но когда спустя год Александр сделал свою роту лучшей в полку и получил за это благодарность от самого командующего ВДВ, называть Сухорукова-младшего генеральским сынком перестали. Когда же он в числе первых - буквально через несколько дней после ввода в Афганистан Ограниченного контингента Советских войск - написал рапорт с просьбой направить его в Афган, стали уважать еще больше...
   ... Александр уже целый месяц проводил занятия с первым взводом своей роты сам по причине отсутствия его командира - лейтенанта Топуридзе, укатившего в отпуск.
   Еще раз окинув подчиненных, замерших в строю, насмешливым взглядом, ротный протянул:
   - Ну, для начала не безнадежно.
   Солдаты облегченно вздохнули.
   - Будем считать, что разминка закончена, - произнес Сухоруков. - Пора переходить к основной части.
   Десантники снова напряглись...
   ...Подчиненные Сухорукова стояли в две шеренги недалеко ото рва, заполненного водой. Ров простирался метров на пятьдесят в длину и был метра четыре в ширину, не меньше.
   Командир роты, скрестив руки на груди, неторопливо прохаживался перед строем.
   - Курс молодого солдата остался у вас позади. Началась серьезная учеба, - он сделал многозначительную паузу. - Среди занятий не будет главных и второстепенных. Но...
   Александр остановился и повернулся лицом к строю.
   - Обучение десантника начинается с тренировки его ног. Понятно?
   Слегка наклонившись вперед, он ударил себя ладонями по коленям.
   - Сильные ноги нужны для того, чтобы приземляться на них с парашютом... Совершать марш-броски... А когда ваши силы уже будут на исходе - делать рывки.
   Александр распрямился и загадочно добавил:
   - И много для чего еще...
   Старший лейтенант кивнул на ров.
   - Здесь неглубоко. Тому, кто повыше, по пояс. Тому, кто пониже, - по грудь.
   Сухоруков усмехнулся.
   - Поэтому каждый будет топать по дну ножками. И не налегке. А с "раненым" товарищем на горбу.
   Он хлопнул себя по спине.
   - Вторая шеренга прыгает на спины первой...
   Кошкин покосился на Михолапа, который возвышался во второй шеренге строя аккурат за ним, тоскливо присвистнул и прошептал:
   - Ну, я попал...
   Александр продолжал:
   - Доходите до конца, меняетесь местами и двигаетесь обратно. И так до тех пор, пока..., - он помедлил. - Пока не скажу закончить.
   Сухоруков махнул рукой.
   - Приступить к выполнению!
   ...Взвалив на спину товарищей, десантники брели по рву.
   Проклиная судьбу-злодейку и тяжело пыхтя, Кошкин волок на себе Михолапа, который был тяжелее его килограммов на сорок. Низкорослый кареглазый, горбоносый дагестанец Рамазанов, погрузившись в воду по самую грудь, тащился следом за Кошкиным, взвалив на спину конопатого, скуластого молдаванина Зглавуцу.
   Добравшись до конца рва, солдаты поменялись местами и двинулись обратно.
   Лицо Кошкина, оседлавшего Михолапа и крепко обхватившего великана за могучую шею, лучилось от счастья. Но недолго. Вскоре они снова поменялись местами, и Кошкин, сгорбившись под тяжестью Михолапа и едва переставляя ноги по вязкому дну, начал отмерять ими свои невыносимо тяжелые полсотни метров...
   ...Неожиданно ноги Зглавуцы, тащившего на себе Рамазанова, подкосились, и солдат упал, увлекая за собой дагестанца. Оба мгновенно скрылись под водой. В последний миг Зглавуца успел глотнуть воздуха и задержать дыхание.
   Рамазанов - нет... Его голова выпрыгнула из воды, как торпеда. Выпучив испуганные глаза, хлебнувший воды Рамазанов громко кашлял, отфыркивался и плевался. А когда рядом с ним вынырнул Зглавуца, дагестанец повернулся к нему и, бешено вращая глазами, так сердито затараторил что-то на своем языке, что на виновато покрасневшем лице молдаванина стало даже не видно веснушек.
   Увидев это, ротный подал команду:
   - Закончить выполнение упражнения!
   ...Шатаясь от усталости и почти не чувствуя ног, промокшие насквозь солдаты стояли на краю рва. У них подгибались колени.
   Александр прошелся вдоль строя.
   - Завтра - суббота. В увольнение хотят все?
   Серые, измученные лица десантников тут же прояснились, а их глаза радостно заблестели. Солдаты дружно гаркнули:
   - Так точно!
   Старший лейтенант расплылся в хитрой улыбке.
   - Одного желания мало. Выход в город надо заслужить.
   Он кивнул на ров за своей спиной.
   - Вот кто перепрыгнет ров, тот и пойдет.
   ...Десантники по очереди разбегались и прыгали, отталкиваясь ватными ногами от края рва и пытаясь его перемахнуть. Но все до одного, так и не дотянув до другой стороны, падали в ров. Вздымая в воздух снопы брызг, они шлепались в грязную, мутную воду нелепо и смешно. Но смеяться ни у кого уже не было сил.
   ...Подчиненные Александра стояли в строю, мокрые с головы до ног. Мечта о субботнем увольнении уже утонула в их печально потухших глазах.
   Сухоруков снова хитро улыбнулся.
   - Сегодня я добрый. Поэтому каждый из вас получит еще один шанс. В город пойдет тот, кто хоть раз попадет в мишень.
   После этих слов у молодых солдат вновь открылось уже неизвестно какое по счету дыхание.
   До стрельбища было не больше двух километров. Но, преодолев и это расстояние бегом, солдаты окончательно перестали чувствовать свои ноги.
   Шатаясь от усталости и едва удерживая в трясущихся руках автоматы, десантники стреляли из них в положении стоя. Одна за другой гремели очереди.
   Старший лейтенант топтался позади солдат, находившихся на огневом рубеже, и морщился всякий раз, когда очередная очередь уходила в "молоко". Ни одна мишень так и упала.
   ...Александр прошелся вдоль строя. Он остановился и окинул взглядом унылые, отрешенные и совершенно безучастные ко всему лица солдат.
   В его глазах мелькнуло что-то, похожее на жалость.
   - Ладно, - старший лейтенант снисходительно махнул рукой. - Сегодня я не просто добрый, а очень добрый.
   Он весело им подмигнул.
   - Сейчас каждый из вас получит последний шанс.
   В глазах солдат снова загорелась надежда.
   Сухоруков посмотрел на наручные часы и кивнул в сторону.
   - До казармы - три километра. Чтобы успеть привести себя в порядок перед построением на обед, снова придется пробежаться, - он помедлил, обдумывая свое решение. - В увольнение пойдут пять человек. Тех, кто первыми доложат о своем прибытии старшему лейтенанту Партину.
   Александр махнул рукой.
   - Бегом - марш!!!
   Солдаты гурьбой сорвались с места и понеслись в сторону военного городка.
   - А того, кто прибежит самым первым, обещаю отпустить до утра! - крикнул им вслед Александр...
   ...Сухоруков зашел в казарму своей роты.
   Дневальный у тумбочки, рядовой Шершнев, отдав ему честь, вытянулся в струнку и гаркнул:
   - Рота, смирно! Дежурный по роте на выход!
   Александр, козырнув в ответ, устало бросил:
   - Вольно!
   - Вольно! - снова загремел голос дневального.
   Сухоруков направился к ротной канцелярии...
   ...За одним из четырех столов канцелярии сидел замполит роты старший лейтенант Партин - рыжий, сутулый и уже начинающий лысеть, хотя ему, как и Сухорукову, едва исполнилось двадцать шесть. Он сосредоточенно писал что-то в толстой тетради с клеенчатой обложкой.
   Когда Александр открыл дверь и переступил порог, Партин перестал писать, поднял голову и отложил ручку в сторону.
   - Ну, ты их сегодня и задолбал, - хохотнул замполит. - Притащились в казарму еле живые. А мокрые были, блин... В ров загонял, что ли?
   - А как же, - ротный стянул с головы берет и пригладил вспотевшие волосы. - Все по полной программе.
   Он махнул рукой.
   - Ничего, выживут!
   Сухоруков прошел к своему столу, который располагался у окна - напротив стола Партина.
   - Ну, что? - Сухоруков присел на краешек стола. - Кто из моих доложился первым?
   Партин улыбнулся.
   - Кошкин.
   Александр одобрительно хмыкнул.
   - Завтра отпущу его в увольнение до утра.
   Замполит недоуменно вскинул брови.
   - Я обещал, - объяснил Александр. - Тому, кто первым прибежит в роту...
   - Понятно...
   - Все. Сегодня занимался со взводом Топуридзе последний раз, - командир роты облегченно вздохнул и довольно потер руки. - Завтра он, наконец, выходит из отпуска.
   Сухоруков подмигнул Партину.
   - Интересно, что он нам привезет из солнечной Грузии? Как всегда, хорошего винца?
   Замполит облизнулся.
   - Вообще-то там и чачу делают неплохую.
   Вспомнив о чем-то, он посерьезнел.
   - Тебя после обеда вызывает командир дивизии.
   Замполит кивнул на телефон, стоящий на краю стола.
   - Звонили из штаба.
   Партин хитро прищурился.
   - Зачем, не знаешь?
   Сухоруков недовольно поморщился.
   - Думаю, по поводу рапорта.
   - А-а-а..., - разочарованно протянул Партин.
   Откинувшись на спинку стула, он посмотрел на Сухорукова в упор - почти с нескрываемой иронией.
   - Слушай... Неужели ты и правда так туда хочешь?
   Александр нахмурил брови.
   - А ты?
   Партин пожал плечами.
   - Я не тороплюсь.
   Хитро усмехнувшись, замполит поднял вверх указательный палец.
   - Родина сама знает, кого, куда и когда посылать.
   Сухоруков покачал головой и насмешливо произнес:
   - Ну да. Поэтому тебя она сразу после училища и послала в Германию.
   - А что? - на лице Партина не было и тени смущения. - Повезло...
   Замполит с сожалением вздохнул.
   - Жаль, всего на три года. Больше холостяку не положено, - Партин снова вздохнул. - Успел бы, дурак, жениться - до сих пор бы пил немецкое пиво...
   Замполит подпер щеку ладонью и ностальгически зажмурил глаза.
   - Эх, Саня... Какое там пиво!
   ...Командир дивизии генерал-майор Чуйкин - плечистый, широколобый, с седыми, зачесанными назад волосами, - обложившись бумагами, сидел за своим рабочим столом. Левую скулу генерала от уха до самого подбородка пересекал глубокий шрам, оставшийся ему на недобрую память о далекой ближневосточной стране, из которой Чуйкину довелось однажды в срочном порядке эвакуировать персонал советского посольства.
   Командир дивизии внимательно читал какой-то документ.
   Раздался стук в дверь. Распахнув ее, на пороге кабинета вырос Сухоруков.
   Замерев в дверном проеме, он козырнул.
   - Разрешите?
   Вскинув голову, Чуйкин посмотрел на Александра и ехидно улыбнулся.
   - Заходи!
   Александр переступил порог, прикрыл за собой дверь и медленно приблизился к столу комдива. Генерал поднялся ему навстречу и крепко пожал Александру руку. Жестом он пригласил Сухорукова сесть. Александр опустился на краешек стула, придвинутого к столу генерала. Генерал тоже сел.
   Чуйкин взял со стола лежавший перед ним лист бумаги и со злостью потряс им в воздухе. Он пристально и строго посмотрел на Сухорукова.
   - Какой это по счету рапорт? Четвертый?
   Не выдержав его сурового взгляда, старший лейтенант опустил голову.
   - Так точно.
   Чуйкин шумно вздохнул.
   - Три я порвал и выбросил. Думал, до тебя дойдет...
   Он швырнул рапорт на стол.
   - Но вижу, не доходит.
   Александр опустил голову еще ниже.
   - Поэтому и решил с тобой поговорить, - произнес генерал уже мягче. - Не как командир дивизии, а как друг твоего отца.
   Чуйкин медлил, подбирая слова.
   - Через пару месяцев у вас в полку, в третьем батальоне, освобождается должность начальника штаба. Я планирую поставить на нее лучшего командира роты - то есть, тебя. И капитана тебе присвоят летом ...
   Он хлопнул ладонью по столу.
   - Тебе не в Афган надо рапорт писать, а в академию! Понятно? Пять лет после училища ты прослужил. И должность позволяет. А когда получишь новую - тем более. Закончишь академию, станешь комбатом - а потом езжай, куда хочешь.
   Генерал усмехнулся.
   - Или думаешь, ты на эту войну не успеешь?
   Он махнул рукой.
   - Не волнуйся, там мы застряли надолго. Как бы еще твоим детям не хватило...
   Чуйкин снова хлопнул ладонью по столу.
   - Ну, теперь дошло?
   Александр поднял голову и посмотрел на Чуйкина почти с мольбой.
   - Товарищ генерал-майор, подпишите рапорт.
   Чуйкин воздел глаза к потолку и возмущенно застонал.
   - До чего же упрямый, - он раздраженно всплеснул руками и криво усмехнулся.
   Александр тоже растянул губы в улыбке.
   - Чего улыбаешься? - бросил Александру Чуйкин и пристально посмотрел Александру в глаза. - Хочешь загубить карьеру?
   Александр пожал плечами.
   - Ну, почему?
   - Да по кочану! - сердито выпалил генерал.
   Александр вжал голову в плечи.
   - В другой части тебя никто не знает, - терпеливо принялся объяснять ему Чуйкин. - И когда ты пойдешь там на повышение - неизвестно. А уж поступишь ли потом в академию...
   Генерал потряс в воздухе указательным пальцем.
   - Смотри: потеряешь сейчас свой шанс - другого может не быть.
   Александр, почти умоляя комдива, протянул:
   - Товарищ генерал, отпустите.
   Чуйкин шумно вздохнул и в бессилии развел руками. Он несколько секунд колебался, а потом нехотя выдавил из себя:
   - Ладно.
   Сухоруков вскинул голову и расправил плечи. Его глаза оживились.
   - Через неделю у твоего отца юбилей, - продолжал Чуйкин. - Три дня отпуска я тебе дам. Хватит?
   - Хватит!
   - Передавать от меня привет и поздравлять не надо - сам буду звонить. И подарок потом вручу лично. Но ты мне от него привезешь..., - генерал задумчиво наморщил лоб.
   - Если тульских пряников - так хоть целый мешок! - заулыбался Александр.
   - Пряники грызть у меня уже нет зубов, - отмахнулся Чуйкин. - А привезешь ты мне..., - командир дивизии хитро прищурился. - Письмо.
   Александр удивленно вскинул брови.
   - Какое письмо?
   - В котором черным по белому будет написано, что он тебя отпускает. В Афган.
   Александр беспокойно заерзал на стуле.
   - Зачем, товарищ генерал? Он может и по телефону.
   Чуйкин отрицательно помотал головой.
   - Э, нет. В телефонную трубку, особенно если ты будешь рядом, он скажет что угодно. А вот прежде чем написать, хорошо подумает.
   Комдив усмехнулся.
   - Уж я-то его знаю... Короче, привезешь письмо - отпущу. Нет - готовься в академию.
   Александр озабоченно потер рукой лоб.
   Генерал выдвинул верхний ящик стола, запустил туда руку и достал из него большой, пухлый, запечатанный сургучом конверт. Комдив положил его на стол.
   - Доставишь в Москву, в штаб ВДВ. Как фельдъегерь. Машину я тебе дам. А из Москвы на ней же рванешь в Тулу. Ясно?
   Александр радостно кивнул.
   - Так точно.
   - Во вторник у твоих первый прыжок, а в среду поедешь. Понял?
   - Спасибо, товарищ генерал.
   - А, не за что.
   Чуйкин вздохнул и грустно покачал головой...
   ...От взлетной полосы аэродрома Гайжюнайской воздушно-десантной дивизии оторвался и устремился в небо самолет с солдатами роты Александра, которым предстояло совершить свой первый прыжок с парашютом...
   ...В салоне самолета на скамейках сидели в напряженном ожидании молодые десантники в шлемофонах с парашютами за спинами. Карабины их парашютов были пристегнуты к потолку. Больше всех волновался рядовой Кошкин, лицо которого было бледнее мела, а руки, лежащие на коленях, тряслись мелкой дрожью.
   Недалеко от люка для выброски парашютистов сидел сам Александр. Рядом с ним, прикрыв глаза, дремал инструктор - ровесник Александра старший лейтенант Самойлов.
   Раздался натужный вой сирены, и в салоне ярко замигала сигнальная лампочка.
   Десантники вздрогнули. Кошкин, стараясь, чтобы этого не заметили остальные, торопливо перекрестился.
   Люк для десантирования раскрылся. В салон ворвался ветер.
   Командир роты и инструктор поднялись на ноги. Александр окинул взглядом подчиненных и, подбадривая их, улыбнулся.
   Махнув рукой, Александр весело крикнул:
   - Пошли!
   Десантники поднялись со скамеек и повернулись к люку. Один за другим они приближались к нему и выпрыгивали из самолета...
   ...Наступила очередь Кошкина. У разверзшегося люка, за которым зияла голубая бездна, он побледнел еще больше, замер на месте, а затем попятился назад, наступив на сапоги и едва не сбив с ног рядового Михолапа, который должен был прыгать следом за ним.
   За Михолапом нетерпеливо топтались на месте еще несколько человек, которым Кошкин загораживал дорогу.
   Ноги Кошкина подогнулись, и он плюхнулся задницей на пол, вцепившись обеими руками в скамейку. Лицо молодого десантника было перекошено от страха.
   Владимир подскочил к солдату и, склонившись над ним, крикнул:
   - Ну, чего испугался?
   Кошкин ничего не ответил, а лишь зажмурил глаза и крепко стиснул зубы, вцепившись в скамейку еще сильнее.
   Александр положил ему на плечо свою руку.
   - Давай! Ты же прыгал с вышки сто раз!
   Кошкин отрицательно помотал головой и, приоткрыв глаза, повернул голову к командиру роты. Заикаясь, он произнес:
   - Н-н-не м-м-могу, товарищ капитан...
   Кошкин всхлипнул.
   - Только вы м-м-меня н-н-не выбрасывайте... Я слышал... М-м-мне рассказывали... Если кто-то боится - то его пинком под з-з-ад...
   Солдат поднял на командира роты глаза, полные мольбы.
   - Н-н-не выбрасывайте!!!
   Александр улыбнулся.
   - Да не будет тебя никто выбрасывать! Успокойся! Наслушался сказок...
   Александр повернулся к Самойлову.
   - Отцепи его карабин, а то он загораживает дорогу остальным!
   Старший лейтенант Самойлов, недовольно поморщившись, подошел к Кошкину и отцепил карабин его парашюта от потолка.
   Александр хлопнул Кошкина по плечу.
   - Вставай, - командир роты кивнул на солдат, столпившихся за спиной Кошкина. - Народу за тобой собралось вон сколько...
   Обернувшись, Кошкин бросил взгляд на десантников, выстроившихся за ним в очередь, и быстро вскочил на ноги.
   Александр кивнул на скамейку у себя за спиной.
   - Иди, посиди, успокойся.
   Кошкин, сгорбившись и стараясь не смотреть в глаза сослуживцам, поплелся к скамейке...
   ...В салоне самолета не осталось никого, кроме Кошкина, Александра и Самойлова. Офицеры стояли у люка, глядя на раскрывающиеся далеко внизу купола парашютов. Солдат, уже немного успокоившись, сидел на скамейке метрах в пяти от люка и все еще немного боязливо косился на него.
   Александр опять приблизился к Кошкину и склонился над ним.
   - Ну, что? Будешь прыгать?
   Кошкин снова отрицательно помотал головой.
   Александр примирительно махнул рукой.
   - Ну, не хочешь - как хочешь. Прыгнешь в другой раз...
   Александр, повернувшись к Самойлову, незаметно подмигнув инструктору. А затем начал пристально рассматривать лицо солдата.
   Командир роты озабоченно хмыкнул.
   - Что-то не нравится мне твой цвет лица.
   Александр взял запястье Кошкина в свою руку и принялся щупать его пульс.
   - Э, парень! - тревожно протянул Александр. - Да у тебя подскочило давление. Ну-ка вставай!
   Солдат послушно поднялся.
   - Подними руки вверх и сделай глубокий вдох, - приказал Александр.
   Кошкин выполнил команду.
   - А теперь опусти руки и сделай выдох, - сказал командир роты.
   Кошкин медленно опустил руки вниз и шумно выдохнул воздух.
   - Вытяни руки перед собой, - продолжал Александр, - закрой глаза и медленно считай до двадцати.
   Кошкин послушно простер руки перед собой, зажмурил глаза и, шевеля губами, начал сосредоточенно считать.
   Самойлов на цыпочках неслышно подкрался к солдату сзади, осторожно прицепил его карабин к потолку, отошел на несколько шагов назад, а затем, разбежавшись, со всей силы толкнул Кошкина своим могучим бедром в бок.
   Широко расставив руки и выпучив глаза, солдат с диким криком вылетел из люка.
   Когда его крик затих где-то далеко внизу, Александр и Самойлов подошли к люку и, нагнувшись, посмотрели вслед Кошкину.
   Самойлов махнул рукой.
   - Ничего ему не будет!
   Александр улыбнулся.
   - Конечно, ничего. В худшем случае обоссытся.
   - Времени только мы потеряли много. Надо было сразу.
   - Не, Костя. Ты не прав, - твердо сказал Александр. - Никто из его товарищей не должен был видеть, что его выбросили из самолета. Для всех он совершил свой первый прыжок сам.
   Самойлов пожал плечами.
   - Сам так сам, - инструктор кивнул на люк. - Только вот приземлится он от места запланированной высадки далеко. Придется ему прогуляться. Километров пять.
   ...Кошкин, болтая ногами в воздухе и крепко вцепившись руками в стропы раскрывшегося парашюта, облегченно озирался счастливыми глазами вокруг.
   - Прыгнул! - радостно прошептал солдат.
   Он посмотрел в сторону и увидел, что вереница куполов его товарищей, прыгнувших намного раньше, находится где-то далеко-далеко.
   Затем Кошкин посмотрел вниз. Земля неуклонно надвигалась на него. Солдат увидел островки перелесков, поле и, наконец, домишки расположенной внизу, прямо под ним, деревушки.
   В глазах десантника появилось беспокойство: он начал лихорадочно тянуть левую стропу на себя, чтобы изменить направление движения и не приземлиться на крышу одного из деревенских домов.
   Направление движения Кошкина поменялось, и деревушка осталась в стороне. Десантник облегченно вздохнул.
   Но когда до земли остались считанные сотни метров, солдатом снова овладело беспокойство: он заметил, что опускается на прямо на стройный ряд каких-то деревянных ящиков, стоящих на зеленом лугу. Солдат снова дернул стропу на себя, но было уже поздно...
   ...Стиснув зубы и прищурив от страха глаза, Кошкин обрушился ногами на один из ящиков и с грохотом опрокинул его на землю. Сам он приземлился рядом с ящиком, тут же повалился на бок и, лежа на боку, начал машинально ощупывать свое тело.
   Убедившись, что руки и ноги целы, солдат бросил взгляд на опрокинутый ящик и с ужасом понял, что это - пчелиный улей.
   Из отверстия улья наружу вылетали потревоженные пчелы.
   Вскочив на ноги, Кошкин увидел, что над его головой уже вьется разгневанный пчелиный рой. Пчелы начинали вылетать и из других ульев...
   Кошкин испуганно прошептал:
   - Мама...
   Пытаясь отогнать от себя пчел, он принялся махать руками, но это только раззадорило их еще больше.
   Прицелившись, одна пчела укусила Кошкина прямо в нос. Вскрикнув, солдат прижал к укушенному месту руку, и в это мгновение сразу несколько пчел ужалили его в лоб.
   -А-а-а-а!!! - жалобно застонал от боли десантник...
   ...Размахивая руками, не разбирая дороги и протяжно крича: "Ма-ма!!!", -Кошкин, вокруг которого вилась целая армия пчел, несся во весь опор по зеленому лугу. Купол парашюта, который солдат не успел отстегнуть, волочился за ним по земле.
   Кошкин добежал до края неглубокого оврага, на дне которого виднелось спасительное озерцо воды. Солдатом кубарем скатился по крутому склону и со всего маху плюхнулся в воду...
   ...Место запланированной высадки десантников находилось на заброшенном и уже давно не сеянном поле.
   Александр прохаживался перед строем своих подчиненных, совершивших первый прыжок. Он внимательно вглядывался в их восторженные и счастливые лица.
   К командиру роты подошел замполит - старший лейтенант Партин. Он озабоченно хмыкнул.
   - К месту сбора прибыли все, кроме Кошкина.
   Александр махнул рукой.
   - Этот явится позже.
   ...Александр и Партин курили неподалеку от подчиненных, которые отдыхали, лежа на траве. Александр посмотрел на наручные часы.
   - Со времени приземления прошло уже больше часа, - тревожно протянул он. -
   Придется начинать поиски.
   ...Десантники роты Александра, растянувшись цепью, приближались к окраине деревушки.
   На раскинувшемся прямо за деревней лугу косил траву дед лет семидесяти. Завидев десантников, он помахал им рукой.
   - Эй, сынки! Идите сюда!
   Александр и Партин, шагавшие рядом, понимающе переглянулись и направились к деду...
   ...В комнату деревенского дома следом за дедом зашли Александр и Партин.
   В углу комнаты, на кровати, лежал, повернувшись к ним спиной, Кошкин.
   Офицеры и хозяин дома остановились посреди комнаты. Дед широко улыбнулся беззубым ртом и кивнул на солдата.
   - Вот он. Живой!
   Кошкин привстал и резко обернулся.
   У офицеров отвалились челюсти: на распухшем лице солдата не было ни одного живого места.
   Александр изумленно вскинул брови вверх и издал протяжный свист. Партин, не удержавшись, прыснул от смеха.
   Сочувственно качая головой, Александр потянулся к рации на боку.
   - Надо вызывать санитарную машину...
  
   ***
  
   Вокруг операционного стола, на котором неподвижно лежал человек, стояли нейрохирург Татьяна Ивановна Сухорукова, ее интерн и напарница Наталья Николаевна, мужчина-анестезиолог и медсестра. Держа в правой руке хирургический скальпель, Татьяна Ивановна склонилась над человеком на столе. На ее лбу блестели капельки пота.
   Татьяне Ивановне уже давно перевалило за пятьдесят, но стройной фигуре Сухоруковой могла позавидовать любая ее ровесница, а на лице женщины почти не было морщин.
   Сухорукова сделала несколько осторожных движений, а затем распрямилась, облегченно вздохнула и повернула голову к своей молодой и такой же стройной, как Татьяна Ивановна, напарнице.
   Сухорукова устало бросила:
   - Шить!
   Наталья Николаевна с готовностью, словно только этого и ждала, встрепенулась, склонилась над головой человека на операционном столе и, покраснев от усердия, начала зашивать разрез...
   ...Сухорукова - уже без маски и перчаток - зашла в ординаторскую. В ней сидели ее коллеги: высокий, тучный и успевший почти полностью поседеть к своим сорока годам заведующий отделением Цариков и ординатор нейрохирургического отделения Лебедевич, который был младше Царикова всего на каких-то пару лет, - напротив, худой и низкорослый.
   Наталья Николаевна протиснулась в дверь следом за Сухоруковой. Обе женщины присели на краешек дивана, который стоял напротив стола заведующего.
   Цариков улыбнулся.
   - Как прошла операция?
   Сухорукова улыбнулась ему в ответ.
   - Нормально, - Татьяна Ивановна кивнула на Наталью Николаевну. - И Наташенька молодец. Давно у меня не было такого интерна. Схватывает все на лету!
   Наталья Николаевна зарделась и смущенно опустила глаза.
   - Завтра можно доверить ей оперировать самостоятельно, - продолжала Сухорукова. - А Вы, Дмитрий Вячеславович, понаблюдаете. Меня ведь не будет.
   Татьяна Ивановна хитро прищурилась.
   - Помните, что обещали мне отгул?
   Цариков взметнул обе руки вверх.
   - Конечно, Татьяна Ивановна. Разве я не понимаю, что такое юбилей. Да еще у генерала!
   Глаза Царикова горели от любопытства.
   - Сын-то приедет?
   Татьяна Ивановна утвердительно кивнула головой.
   - Да. Саша обещал...
   ...Длинный, накрытый белоснежной скатертью стол, уставленный напитками и закусками, занимал почти ползала небольшой трехкомнатной квартиры в девятиэтажном доме на окраине Тулы. Во главе стола сидел хозяин квартиры и юбиляр - генерал-майор Василий Егорович Сухоруков в парадной форме. Кряжистый, плечистый, без малейшего намека на живот, с коротким ежиком седых волос, генерал Сухоруков держал в одной руке бокал с сухим вином, а другой обнимал сидящую рядом с ним жену - Татьяну Ивановну.
   Среди гостей за столом были и старый фронтовой друг Сухорукова генерал-полковник Мурашов, приехавший на юбилей из Москвы, и заместитель Сухорукова полковник Тюпалов. Мурашов был на пять лет старше своего друга, но тоже по-прежнему выглядел молодцом, хотя в отличие от Сухорукова на его голове уже почти не осталось волос, а из-под расстегнутого кителя выпирал живот. Тюпалов же, который был младше своего командира дивизии на целых пятнадцать лет, выглядел рядом с обоими почти как мальчишка.
   И юбиляр, и его супруга, и гости ели, пили, шумно переговаривались...
   Взяв в руку рюмку с водкой, Мурашов поднялся из-за стола. Все сразу притихли.
   Мурашов повернулся к Сухорукову.
   - За твои пятьдесят пять, Василий Егорович, мы уже пили - и не раз, - помедлив, Мурашов хитро улыбнулся. - А теперь настало время выпить за твое новое назначение!
   Гости удивленно переглянулись, Сухоруков довольно улыбнулся, а Татьяна Ивановна вопросительно посмотрела на мужа. Он быстро отвел глаза в сторону.
   Мурашов продолжал:
   - Я знаю: многие уже думали, что через месяц-другой командир Тульской воздушно-десантной дивизии станет генерал-майором запаса, - усмехнувшись, Мурашов воздел глаза к потолку. - Но там решили, что рано еще Василию Егоровичу на покой.
   Мурашов поднял руку с рюмкой еще выше.
   - А поэтому я предлагаю тост за главного военного советника в одной из дружественных нам стран генерала Сухорукова!
   Изумленные гости встали. Сухоруков и Татьяна Ивановна - тоже. Все чокнулись и выпили. Пригубив из бокала вина, Татьяна Ивановна продолжала вопросительно и с легким укором смотреть на мужа.
   Когда супруги следом за гостями снова уселись за стол, она придвинулась к нему вплотную.
   - Вася, какое назначение? Какая дружественная страна? Почему ты мне ничего не сказал?
   Взяв в свои руки ее ладонь, генерал Сухоруков виновато улыбнулся.
   - Я и сам узнал об этом только час назад, Танюша. Поверь, - он кивнул на Мурашова. - Геннадию позвонили из Главного управления кадров прямо сюда... Хотел рассказать тебе вечером. А он вот опередил.
   Татьяна Ивановна вздохнула.
   - Где хоть эта дружественная страна находится?
   - В Африке, - ответил Сухоруков и снова положил свою руку жене на плечо.
   Они посмотрели друг другу в глаза, и Татьяна Ивановна с иронией покачала головой.
   - Какая я была дура... Когда поверила, что ты уйдешь на пенсию.
   Мурашов сидел рядом с Тюпаловым, который почтительно подливал генерал-полковнику в бокал минеральной воды. Мурашов наклонился к уху Тюпалова.
   - А ты через пару недель жди вызова на собеседование в военный отдел ЦК. Не ударишь лицом в грязь - готовься принимать дивизию.
   Тюпалов, с трудом скрывая охватившее его радостное волнение, сдержанно произнес:
   - Спасибо, Геннадий Сергеевич.
   Мурашов махнул рукой.
   - Спасибо скажешь потом.
   Раздался звонок в дверь. Схорукова, вскочив из-за стола, не пошла - а побежала открывать, потому что почти не сомневалась, кого она увидит на пороге квартиры...
   ...Через минуту в зал зашел Александр, за спиной которого маячила счастливая Татьяна Ивановна. Под радостные возгласы гостей отец поднялся ему навстречу. Отец и сын крепко обнялись.
   - Ну, здравствуй, сынок, - широко улыбаясь, сказал Василий Егорович.
   - Здравствуй, батя, - ласково произнес Александр.
   Освободившись из его объятий, Александр поздоровался с гостями, а затем полез в принесенную с собой сумку и достал из нее большую картонную коробку. Александр аккуратно снял с нее крышку, и все увидели в его руках покрытый еще совсем свежим лаком деревянный макет самолета.
   Александр протянул макет отцу.
   - Это, тебе. Есть у нас в дивизии умельцы... Ты же свой первый прыжок в сорок втором совершал из такого?
   Генерал Сухоруков бережно и трепетно принял макет из рук Александра.
   - Спасибо.
   Глаза юбиляра влажно заблестели. Он погладил макет самолета рукой, как будто живой. Мурашов, поднявшись из-за стола, тоже смотрел на подарок с восторгом и грустью.
   - Да, прыгали мы из таких, - ностальгически вздохнув, протянул Мурашов.
   Василий Егорович поставил макет самолета на полку секции у себя за спиной, а затем, повернувшись к сыну, хлопнул его по плечу.
   - Ну, давай за стол! Раз опоздал - будешь пить штрафную...
   ... Веселье в квартире генерала Сухорукова близилось к концу.
   Александр сидел рядом с захмелевшим отцом. Взяв с секции подаренный ему сыном макет самолета, генерал Сухоруков положил его на колени и вновь принялся рассматривать.
   Сбоку от мужа сидела Татьяна Ивановна. Она ласково гладила его по плечу.
   Решив, что лучшего момента для разговора, который обещал стать тяжелым, не найти, Александр, сидевший рядом с отцом с другой стороны, придвинулся к нему поближе и откашлялся. Он заметно волновался.
   - Бать, надо поговорить, - произнес он вполголоса.
   Василий Егорович встрепенулся.
   - О чем?
   - Я хочу..., - Александр помедлил и решительно выпалил. - Хочу в Афганистан.
   Сухоруков, вскинув голову, посмотрел сыну в глаза.
   - Рано или поздно ты там окажешься. Эта война не на один год.
   - Ты меня не понял, - Александр упрямо сдвинул брови. - Ждать в мои планы не входит. Половина ребят с моего курса уже там... И мне пора... Я написал рапорт.
   - И что? Подписали?
   Александр понуро опустил голову.
   - Нет.
   Василий Егорович, в глазах которого мелькнула догадка, хитро улыбнулся.
   - Не отпускает тебя Чуйкин?
   Александр, тоже улыбнувшись, отрицательно помотал головой.
   - Не отпускает.
   Во взгляде Татьяны Ивановны, которая внимательно прислушивалась к их разговору, появилась тревога. Она придвинулась к мужу и сыну вплотную.
   - Вот что, мои хорошие, - сказала она. - Давайте-ка отложим все разговоры до завтра. Сегодня праздник.
   - И то верно, - согласился генерал.
   Он положил свою руку на плечо сыну.
   - Поговорим завтра, хорошо?
   Александр нехотя кивнул. Отец убрал руку с его плеча и, обняв, привлек к себе жену. Затем он повернул голову к Мурашову, который сидел напротив, ковыряясь вилкой в тарелке.
   - А не спеть ли нам, Гена, нашу фронтовую?
   Мурашов с готовностью отложил вилку в сторону.
   Откашлявшись и приосанившись, он низким и сильным голосом затянул:
  
   Там, где пехота не пройдет
   И бронепоезд не промчится,
   На брюхе танк не проползет,
   А пролетит стальная птица...
  
   Сухоруков подхватил припев, и уже в два голоса они стройно пропели:
  
   На брюхе танк не проползет,
   А пролетит стальная птица...
  
   Следом за генералами начали петь и остальные гости...
   ...Когда песня стихла, все сидящие за столом громко зааплодировали.
   Спохватившись, Мурашов посмотрел на наручные часы и хлопнул себя по коленям.
   - Ну, что, Василий... Завтра мне рано вставать. А от Тулы твоей до Москвы еще надо доехать.
   Генерал Сухоруков грустно вздохнул
   - Хочешь сказать, пора прощаться?
   Мурашов утвердительно кивнул и поднялся из-за стола. Сухоруков жестом попросил его снова присесть. Мурашов послушно опустился на стул.
   Василий Егорович взял в руку початую бутылку водки, налил ему полную рюмку, а затем наполнил свою, сына и жены. Остальные гости тоже наполнили свои рюмки и бокалы.
   Василий Егорович поднял рюмку и улыбнулся Мурашову.
   - На посошок!
   Все выпили...
   ...Настенные часы-ходики показывали начало двенадцатого. Все гости давно разошлись. В зале тихо работал телевизор.
   Александр ушел в свою комнату, и за столом остались только Василий Егорович и Татьяна Ивановна. Генерал курил. Сухорукова, положив голову мужу на плечо и прикрыв глаза, устало дремала.
   Жена подняла голову, открыла глаза, повернулась к мужу лицом и ласково погладила его по седым волосам.
   - Я-то думала, старый конь уже собрался на покой. Воспитывать внуков, возиться на даче, - она улыбнулась. - А ты, оказывается, еще хочешь поскакать галопом?
   Генерал изобразил на лице обиду.
   - Ну, какой я старый? - он возмущенно засопел. - Тоже мне, нашла старика!
   Татьяна Ивановна примирительно махнула рукой.
   - Ладно, ладно. Не заговаривай зубы. Давай, рассказывай про свою Африку.
   - Я и сам пока знаю немного, - Сухоруков пожал плечами. - Могу только пересказать, что услышал от Мурашова.
   Василий Егорович откашлялся.
   - Страна маленькая. Президент, которого мы поддерживаем, находится у власти всего пятый месяц. Правительственные войска контролируют не больше десяти процентов территории. Выстрелы время от времени гремят даже в столице.
   Лицо Сухоруковой становилось все грустнее и грустнее.
   - Боевые действия идут почти по всей стране, - продолжал генерал. - Особенно активно повстанцы действуют на севере. Их поддерживают и снабжают оружием американцы, - Василий Егорович сердито сверкнул глазами. - Хотят оттяпать северную часть Малагии и провозгласить там самостоятельное государство.
   Сухоруков развел руками.
   - Вот, собственно, и все, что мне известно.
   Татьяна Ивановна хитро прищурилась.
   - Ты не сказал самого главного.
   Сухоруков недоуменно вскинул брови.
   - Чего?
   - Я смогу поехать с тобой?
   Глаза генерала грустно поблекли.
   - В столице Малагии относительно спокойно. Поэтому жены некоторых офицеров, которые служат в аппарате главного военного советника, едут туда вместе с мужьями. Но обстановка может измениться в любой момент...
   Он положил свою руку на ладонь жены.
   - И потом..., - Василий Егорович посмотрел на жену в упор. - Там страшная жара, Танюша. С твоей гипертонией туда нельзя.
   Татьяна Ивановна тяжело вздохнула.
   - Значит, поедешь один.
   Она встала со стула, подошла к окну, отдернула занавеску и стала смотреть вдаль, словно надеялась разглядеть что-то в ночной, дождливой мгле.
   - Сначала уедешь ты, потом - Сашка..., - тихо произнесла Татьяна Ивановна.
   Генерал тоже поднялся, подошел к окну и обнял ее за плечи.
   - Ну, не завтра же я уеду. Мурашов сказал, что перед командировкой дадут отпуск. А потом отведут еще какое-то время на сборы.
   Он решительно махнул рукой.
   - А Сашку я никуда не пущу!
   - Это ты сейчас так говоришь.
   Татьяна Ивановна грустно вздохнула...
   ... Утром Александр стоял у газовой плиты в спортивном костюме с кофеваркой в одной руке и коробкой спичек в другой.
   На кухню, потягиваясь, зашел заспанный генерал Сухоруков в одних трусах.
   Александр повернулся к отцу и улыбнулся.
   - Доброе утро!
   - Доброе, доброе, - ответил отец и уселся за кухонный стол.
   - Маму вызвали в больницу? - спросил Александр. - Я слышал, как она уходила. Было еще темно.
   - Да, в пятом часу. Срочная операция...
   Александр, передумав пока варить кофе, поставил кофеварку на газовую конфорку, положил коробок рядом с плитой и тоже устроился за столом - напротив отца.
   - Ну, что? Доволен своим новым назначением? - не дожидаясь ответа, Александр шутливо протянул. - Доволен! Уж я-то знаю, что на пенсию ты не собирался.
   Смирнов пожал плечами.
   - Я солдат. Куда приказали - туда и еду, - генерал раздраженно хмыкнул. - А рапортами, как некоторые, начальство никогда не забрасывал.
   Василий Егорович покрутил пальцем у виска.
   - Ты хоть соображаешь, что делаешь, а? Другие об академии только мечтают. А ты...
   Генерал сердито махнул рукой.
   Александр придвинулся к отцу поближе.
   - Да успею я в академию, бать. Туда же принимают до тридцати пяти. А на заочное - вообще до сорока.
   Александр помялся.
   - Короче... Чуйкин сказал, что если ты напишешь ему письмо... В котором дашь "добро"... Он меня отпустит.
   Свернув пальцы в кукиш, генерал решительно потряс им перед носом сына.
   - Вот тебе, а не письмо.
   Александр тяжело вздохнул.
   - Так я и думал.
   Он поднялся из-за стола и вернулся к плите. Зажег газ. Поставил на огонь кофеварку.
   Генерал тоже встал. Приблизился к сыну.
   - Ты о матери подумал? У нее и так здоровье ни к черту.
   Александр повернулся к отцу и положил ему на плечо ладонь.
   - Я ее очень люблю, ты знаешь...
   Он заглянул отцу в глаза.
   - Но у всех, кто воюет "за речкой"... Тоже есть матери.
   Смирнов, не выдержав его взгляда, опустил голову.
   - Ты прав.
   Александр упрямо сдвинул брови.
   - Письмо Чуйкину... Напишешь?
   Василий Егорович нехотя кивнул.
   - Напишу.
   Он вскинул голову.
   - Но только если дашь мне слово, что будешь писать ей оттуда. Хотя бы раз в неделю. И хотя бы раз в месяц звонить.
   - Конечно, - Александр всплеснул руками. - Куда я денусь?
   - И еще, - генерал помедлил. - Скажешь ей обо всем сам, понял? Ты когда возвращаешься в Гайжюнай?
   Александр бросил взгляд на наручные часы.
   - Через два часа еду.
   - Заедешь к ней в больницу попрощаться... И скажешь.
   Александр вздохнул.
   - Ладно...
   ...Александр в военной форме стоял в коридоре нейрохирургического отделения больницы: ждал у входа в ординаторскую мать.
   В конце коридора, сбившись в кучку, собралось сразу несколько молоденьких медсестер, которые, шушукаясь и хихикая, украдкой поглядывали на офицера.
   Рядом с ними появилась Татьяна Ивановна. Увидев ее, медсестры разом притихли.
   С трудом сдерживая улыбку, врач окинула их понимающим взглядом и направилась к сыну.
   Александр двинулся навстречу матери.
   Он подошел к ней. Татьяна Ивановна, улыбнувшись, кивнула на медсестер.
   - Ну, и переполох ты у нас тут устроил, - сказала она вполголоса. - Они как увидели тебя в форме, да еще узнали, что неженатый...
   Татьяна Ивановна стала серьезной и грустно вздохнула.
   - Ну, что? Уезжаешь?
   - Да, машина ждет во дворе.
   - Ты прекрасно знаешь, о чем я спрашиваю, - мать опустила голову. - Отец отпустил... Туда?
   - Отпустил.
   - Когда? - голос Татьяны Ивановны дрогнул.
   - Еще не знаю, - Александр пожал плечами. - Наверное, месяца через три.
   Татьяна Ивановна всхлипнула и прижала руки к лицу. По вмиг посеревшим щекам матери побежали слезы.
   Александр обнял мать и прижал ее голову к груди.
   - Не надо, мам, - Александр погладил ее по голове. - Все будет хорошо. Я буду тебе писать. И звонить...
   ...Александр торопливо шагал по двору больницы. Он остановился, обернулся, увидел мать, стоящую у окна ординаторской, и помахал Татьяне Ивановне рукой. Она помахала ему в ответ.
  
   ***
  
   Холодным октябрьским утром у подножья пологой, бурой горы недалеко от небольшого афганского городка снижался советский военный вертолет. Пакистанская граница была совсем рядом - километрах в пяти.
   В салоне вертолета на скамейках сидели два десятка десантников разведроты во главе со своим командиром - капитаном Александром Сухоруковым. Среди них были и выпускники Гайжюнайской учебки - рядовые Кошкин и Михолап.
   Командир разведроты находился рядом с люком для высадки десантников.
   Когда "вертушка" зависла всего в нескольких метрах над землей, Александр посмотрел в иллюминатор и вскинул правую руку вверх.
   - Приготовиться к десантированию!
   ...Метрах в двухстах от вертолета, в расщелине горы, притаился молодой, бородатый пуштун. Опустившись на одно колено, "дух" прилаживал на плече гранатомет. Через несколько секунд душман поймал вертолет в прицел и хищно усмехнулся. Он плавно нажал на спусковой крючок, но граната не вылетела из сопла. "Дух" нажал на спусковой крючок еще раз, и еще, но тщетно: РПГ отказался ему служить. Злобно чертыхнувшись, афганец отшвырнул заклинивший гранатомет в сторону и, осторожно перебегая от расщелины к расщелине, скрылся среди скал...
   ...Десантники поисковой группы один за другим выпрыгивали из зависшего над землей вертолета. Они быстро рассредоточивались у подножья горы и залегали.
   Командир роты выпрыгнул из "вертушки" последним.
   Он залег рядом с ротным связистом сержантом Макеевым, уже включившим и наладившим рацию дальнего действия. Александр надел наушники и поднес к губам микрофон.
   Капитан негромко, но четко произнес:
   - Азалия - Первому. Первый, первый... Как слышите, меня? Прием...
   Выслушав ответ, Сухоруков улыбнулся и поднес микрофон к губам еще ближе.
   - Высадка прошла нормально. Приступаю к поиску. Конец связи.
   Александр снял наушники и отдал и их, и микрофон Макееву. Командир разведроты повернулся к своему заместителю - старшему лейтенанту Сельянову, примостившемуся с другой стороны от Сухорукова.
   - Пакистанский летчик приземлился с парашютом где-то в километре отсюда. Его самолет сбили полчаса назад. Так что далеко уйти не успел...
   Сельянов озабоченно покачал головой.
   - Еще неизвестно, выжил ли... После катапультирования.
   - Живого или мертвого... А найти его надо!
   Командир роты вздохнул.
   - Лучше, конечно, живого.
   Сухоруков обернулся и взмахом руки подозвал к себе лежащего у него за спиной, в паре метров от командира, переводчика - щупленького, усатого, черноволосого лейтенанта Абдуллаева.
   Абдуллаев быстро подполз к Сухорукову.
   Александр улыбнулся Абдуллаеву и хитро прищурился.
   - Ну, что, толмач? Если что - разыграем все, как по нотам?
   Абдуллаев улыбнулся в ответ.
   - Не волнуйтесь, товарищ капитан. Пакистанский язык - урду - я знаю. А на дари вообще говорю без акцента, как таджик из северных провинций.
   Переводчик кивнул на пухлый вещмешок у себя за плечами.
   - Но переодеться нам лучше сейчас. Если летчик что-нибудь заподозрит... Начнет отстреливаться. А может и застрелиться. Такие случаи были.
   Сухоруков согласно кивнул.
   - Тогда давай наряжаться.
   Абдуллаев стащил с себя вещмешок, положил его рядом, развязал горловину и достал из вещмешка две длинные, почти до пят, афганские рубахи - "лэбосы" - и чалмы...
   ...Подобравшись к огромному валуном на вершине горы, Александр и Абдуллаев, переодетые в афганскую одежду, осторожно выглянули из-за него. Оба тут же нырнули обратно за камень, радостно посмотрев друг на друга: метрах в пятидесяти от офицеров на земле распластался пакистанский летчик. Прибившийся к земле парашют летчика не был отстегнут. Неловко подвернув под себя ногу, пакистанец лежал на спине и не двигался. В руке он сжимал пистолет.
   За спинами Александра и Абдуллаева притаились в ожидании команды десантники поисковой группы.
   Абдуллаев шепотом протянул:
   - Парашют не отстегнул и не спрятал... Наверное, ранен.
   Александр утвердительно кивнул, улыбнулся Абдуллаеву одними глазами и кивнул на летчика.
   - Ну, толмач, давай.
   Абдуллаев снова высунулся из-за камня - уже не таясь - и громко крикнул пакистанскому летчику что-то на урду. Летчик, вздрогнув, повернул голову в сторону переводчика, вскинул пистолет и навел его на Абдуллаева. Поморщившись от боли, он хрипло задал Абдуллаеву вопрос - тоже на урду. В голосе пакистанца сквозили подозрение и страх.
   Абдуллаев встал в полный рост и бросив летчику сразу несколько фраз. Переводчик растянул губы в улыбке. Летчик улыбнулся в ответ, облегченно вздохнул и опустил пистолет.
   Абдуллаев тоже облегченно вздохнул и еле слышно процедил сквозь зубы Александру:
   - Поверил. Я сказал, что мы из отряда полевого командира Моманда и ищем его уже третий час. Он очень сильно вывихнул ногу... Пошли!
   Александр поднялся из-за камня и помахал летчику рукой. Тот приветливо кивнул Сухорукову головой.
   Абдуллаев и Александр начали медленно приближаться к летчику. Когда они оказались метрах в тридцати от него, пакистанец негромко спросил что-то у Александра. Абдуллаев, махнув рукой, ответил ему за командира. Летчик понимающе кивнул головой и негромко произнес что-то еще.
   - Это он на урду, - прошептал Александру Абдуллаев. - Я сказал, Вы этого языка не знаете. А на дари он не говорит, наше счастье...
   Вскоре Сухоруков и Абдуллаев приблизились к летчику вплотную, обступили его с двух сторон и смогли разглядеть получше. Невысокому, крепко сбитому пакистанцу с круглым лицом и большими карими глазами навыкате было лет сорок, не меньше. Он сердито и беспокойно выкрикнул что-то, показывая на неподвижную, подвернутую под себя ногу. Абдуллаев, сочувственно цокнув языком, произнес длинную фразу и присел рядом с пакистанцем на корточки. Переводчик подмигнул Александру.
   Александр тоже сел на корточки и быстро схватил летчика за руку, в которой он держал пистолет. Абдуллаев тут же вцепился в другую руку пакистанца и прижал ее к земле.
   Через мгновенье Сухоруков ловко обезоружил пакистанского летчика.
   Тот испуганно вскрикнул и попытался вырваться из рук офицеров, но тщетно. Вытаращив глаза, летчик с ужасом уставился на Александра.
   Командир разведроты ухмыльнулся.
   - Отлетался, пернатый!
   Абдуллаев перевел пакистанцу слова командира. Побледневший летчик был близок к обмороку.
   Сухоруков обернулся к десантникам поисковой группы, залегшим за валунами, и громко скомандовал:
   - Группа, ко мне!
   Из-за камней выскочили старший лейтенант Сельянов, Кошкин, Михолап и остальные. Они побежали к командиру.
   Увидев офицера и солдат в советской военной форме и окончательно поняв, в чьи руки он попал, пакистанский летчик начал испуганно и торопливо лопотать на урду, переводя взгляд то на Александра, то на Абдуллаева. Когда он закончил, Абдуллаев, усмехнувшись, перевел слова пакистанца:
   - Говорит, что если мы взяли его в плен, на него распространяется Гаагская конвенция.
   Александр сердито засопел, возмущенно кивнул на небо и, глядя на пакистанца в упор, со злостью произнес:
   - А когда ты, сучара, нарушил границу воздушного пространства, летал над чужой страной и бомбил наши заставы... Ты о конвенции думал?
   Абдуллаев перевел.
   Пакистанец побледнел еще больше. На его глазах выступили слезы. Летчик вот-вот был готов разрыдаться.
   Увидев это, Александр сжалился над пленным.
   - Ладно, скажи: будет ему конвенция, - бросил Сухоруков Абдуллаеву.
   Абдуллаев сказал. Вмиг приободрившийся летчик торопливо спросил что-то еще. Усмехнувшись, Абдуллаев повернул голову к командиру.
   - Спрашивает, сохранят ли ему жизнь.
   Александр пожал плечами.
   - Ну, это уже зависит не от нас, - Сухоруков похлопал пакистанца по плечу. - Не нам это решать, пернатый!
   Абдуллаев перевел, и пакистанец снова скис, грустно опустив голову.
   Сухоруков повернулся к Сельянову, который маячил у него за спиной.
   - Вызывай вертушку!
   ...Десантники поисковой группы во главе со своим командиром медленно и осторожно спускались по пологому, изборожденному расщелинами каменистому склону горы к ее подножью, где должен был приземлиться уже вылетевший за ними вертолет.
   Впереди шагал Сухоруков. Следом за ним, отстав всего на пару шагов, - взятый в плен пакистанский летчик со связанными за спиной руками. Летчик, которому Сельянов быстро и умело вправил вывихнутую ногу, все еще немного хромал. За летчиком, придвинувшись к пакистанцу вплотную и не спуская с него глаз, двигался Абдуллаев. Колонну разведчиков замыкал Сельянов.
   В воздухе прогремело сразу несколько автоматных очередей, и над головами десантников засвистели пули. Все разведчики, как один, мгновенно упали на землю, а опешивший от неожиданности пакистанец застыл на месте, как столб, продолжая оставаться для стрелявших идеальной мишенью. Абдуллаев подполз к нему, ухватил оцепеневшего от страха пакистанца за ноги и рванул на себя. Беспомощно взмахнув руками, летчик тоже рухнул на камни...
   ... Не меньше полсотни "духов" залегли на склоне горы чуть выше десантников - в сотне метров от них - и бешено палили по разведчикам из автоматов и двух пулеметов. Среди душманов был и молодой бородатый пуштун, которому час назад не удалось подстрелить из гранатомета советский вертолет. Пуштун и привел сюда "духов", жаждущих расправиться с шурави и не дать им увести в плен летчика, которого десантники нашли раньше их. Это были люди полевого командира Рамадана, отправившего их к месту, где приземлился катапультировавшийся пакистанец, чтобы отбить его у кафиров. Рамадан приказал: если летчика не удастся вырвать из рук "шурави" живым - его надо пристрелить...
   ...Десантники вели ответный огонь из автоматов. Пулемет у разведчиков был только один - у Михолапа. И солдату приходилось стрелять из него "экономно" - короткими очередями.
   Александр выдернул из подсумка гранату Ф-1, зажал ее в руке и подполз к Абдуллаеву, яростно палившему по душманам из "калаша".
   Переводчик прекратил огонь и повернул голову к командиру.
   Александр постучал указательным пальцем по циферблату наручных часов.
   - "Вертушка" будет минут через десять, - прокричал Сухоруков на ухо Абдуллаеву.
   Абдуллаев кивнул головой: понял.
   - Передай по цепочке! - продолжал Сухоруков. - Надо забросать "духов" гранатами... Я швырну "эфку" первым. Остальные - за мной. А потом рванем к подножью горы. Короткими перебежками...
   Александр уверенно махнул рукой.
   - "Духи" прочухаются не сразу... Так что время оторваться от них будет.
   Александр покосился на пакистанского летчика, который лежал рядом с ними, в ужасе вжавшись в землю и боясь даже шелохнуться.
   - Не спускай с него глаз! Он нам нужен живым. Понятно?!
   Абдуллаев снова кивнул...
   ...Быстро разобравшись, что десантников - как минимум в два раза меньше, чем их, осмелевшие "духи" начали ползком приближаться к разведчикам. С каждой секундой расстояние между душманами и десантниками становилось все меньше и меньше.
   Когда оно сократилось метров до пятидесяти, Александр вырвал из "эфки" кольцо и, приподнявшись, швырнул в афганцев гранату.
   Она упала за спинами двух "духов", успевших оглянуться, разглядеть ее ребристый корпус и за пару секунд до смерти понять, что сейчас произойдет. Затем прогремел взрыв, который унес их жизни: оба афганца, прошитые осколками, зарылись головами в землю...
   Следом за Ф-1, которую швырнул командир, в душманов почти одновременно полетели "эфки", брошенные подчиненными Александра. Увидев град гранат, "духи" в страхе вжались в камни и прикрыли руками головы.
   Рядом с ними один за другим загремели взрывы...
   ...Едва взрывы стихли, как десантники, дружно поднявшись, начали торопливо спускаться к подножью горы. С земли не торопился вставать только полуживой от страха пакистанский летчик. Абдуллаев сердито сверкнул глазами, размахнулся ногой и, что было силы, пнул острым носком ботинка по жирной заднице пакистанца. Жалобно вскрикнув от боли, летчик резво вскочил и побежал следом за десантниками. Абдуллаев понесся за ним, не отставая от пленного ни на шаг. Замешкавшийся пакистанец и маячивший за его спиной переводчик оказались в хвосте колонны...
   ... "Вертушка", прилетевшая за поисковой группой, снижалась у подножья пологой, бурой горы - в том самом месте, где пару часов назад высадились разведчики. Несущиеся по склону горы десантники, уже прилично оторвавшись от преследовавших их "духов" (для этого подчиненным Александра пришлось по пути к подножью горы еще дважды залегать и пускать в ход "карманную артиллерию"), увидели вертолет и на радостях припустили к нему еще быстрее.
   Время от времени, оборачиваясь, они отстреливались - посылали короткие очереди в душманов, маячивших вдалеке и ведущих по десантникам беспорядочный и редкий огонь: в живых осталось меньше половины "духов", да и те уже порядком подрастеряли былой пыл.
   Пакистанский летчик поспевал за солдатами из последних сил, хромая, тяжело дыша и обливаясь потом. Пока пакистанец бежал, он несколько раз спотыкался и падал на землю. Но всякий раз, получив внушительный пинок под зад от Абдуллаева, мгновенно вскакивал на ноги и безропотно семенил дальше...
   ...Когда вертолет завис над самой землей, десантники находились шагах в тридцати от него. Люк "вертушки" был распахнут. Александр летел впереди колонны подчиненных и уже видел лицо вертолетчика, открывшего люк и напряженно наблюдавшего за разведчиками. Он махнул десантникам, которых ему предстояло взять на борт, рукой. Александр тоже вскинул правую руку вверх. До вертолета оставались считанные метры...
   В это мгновенье пакистанец неожиданно замер на месте, как вкопанный, резко развернулся на 180 градусов и саданул Абдуллаева ногой в пах. Охнув и схватившись руками за промежность, переводчик согнулся в три погибели. А пакистанец, петляя из стороны в сторону, как заяц, понесся назад - к "духам", маячившим вдалеке.
   Словно почувствовав это, Александр, который находился уже у самого вертолета, обернулся и увидел удирающего пленного. Сухоруков сердито сверкнул глазами и, махнув рукой в его сторону, крикнул Кошкину с Михолапом, которые застыли рядом с командиром:
   - Догнать!
   Кошкин и Михолап тоже увидели убегающего пакистанца и рванули вдогонку за ним.
   - Живым брать! Живым! - прокричал им вслед Александр.
   Сухоруков повернулся к остальным разведчикам, подбежавшим к "вертушке", и молча кивнул им на люк вертолета, приказывая садиться в него...
   ...Убежать далеко пленный не успел: Кошкину и Михолапу потребовалось меньше минуты, чтобы настигнуть хромавшего и выбившегося из сил пакистанца. Кошкин догнал его первым и тут же поставил подножку. Споткнувшись, летчик с воплем отчаяния и безысходности грузно шмякнулся на землю. Михолап и Кошкин подскочили к нему и быстро подняли с земли. Михолап с помощью Кошкина взвалил летчика на себя, и солдаты понеслись обратно к "вертушке" со своей добычей. Михолап, тащивший пленного на плечах, бежал впереди, а Кошкин, отстав на пару шагов от товарища, прикрывал его огнем из своего "калаша" - то и дело оглядывался и посылал короткие очереди в сторону "духов".
   Когда оба десантника подбежали к вертолету, остальные разведчики были уже на его борту. Они сняли с плеч Михолапа пленного, швырнули его на пол салона и помогли обоим забраться в "вертушку".
   Как только Кошкин и Михолап оказались в чреве вертолета, винтокрылая машина взмыла в небо...
   ...Александр подскочил к лежащему на полу пакистанцу и едва не застонал от разочарования и досады: на спине летчика вокруг рваной дырки в его куртке чуть ниже левой лопатки прямо на глазах Сухорукова расплывалось, становясь все больше и больше, алое пятно крови.
   - Все-таки подстрелили, - с досадой протянул командир разведроты.
   Александр сердито выругался и осторожно перевернул летчика на спину. Потерявший сознание пленный негромко застонал.
   Сельянов тоже подошел к пакистанцу и, наклонившись над ним, тоскливо вздохнул.
   - Точилин! - вскинув голову, позвал Сухоруков санинструктора поисковой группы.
   За спиной Александра вырос сержант Точилин. Взглянув на раненого летчика, санинструктор упал рядом с пакистанцем на колени, быстро и деловито поднял с пола и обхватил своими сильными пальцами запястье руки пленного, щупая пульс.
   Через пару секунд сержант удивленно вскинул брови и растерянно протянул:
   - Ничё не понимаю... Был же пульс, - он кивнул на рану пакистанца. - И сердце не задето...
   - А сейчас - что? Уже нет? - рявкнул Александр.
   Точилин отрицательно помотал головой.
   - Пропал. Только что... Остановилось сердце.
   Александр снова выругался матом - еще громче, чем прежде - и с надеждой посмотрел на санинструктора.
   - Живым он нужен, блин... Позарез...
   Немного поколебавшись, Точилин решительно сдвинул брови.
   - Попробую, товарищ капитан, "оживить". Прямым уколом в сердце...
   - Раньше делал такой?
   - Никак нет, - Точилин озорно сверкнул глазами. - Но... Все когда-нибудь бывает впервые.
   - А поможет?
   - Хрен его знает... Шанс есть!
   Александр согласно махнул рукой.
   - Давай!
   Сержант торопливо рылся в своей сумке с инструментами и медикаментами.
   - Надо его раздеть... Оголить грудь, - бросил санинструктор, доставая из сумки большой шприц и несколько ампул с лекарством.
   Александр и Сельянов кинулись раздевать пакистанца...
   ...Заправив шприц, Точилин торопливо перекрестился и склонился над оголенной грудью летчика, по обе стороны от которого замерли, с надеждой глядя на санинструктора, Сухоруков и Сельянов.
   Примерившись, сержант с силой всадил большую иглу в смуглое тело пленного и ввел в его сердечную мышцу все имевшееся в шприце лекарство.
   Едва санинструктор достал из груди пакистанца илу, как тот дернулся и негромко застонал. Не выдержав, Сухоруков и Сельянов вскинули руки вверх и дружно заорали от радости. Оба восхищенно - как на волшебника - смотрели на Точилина, снова принявшегося щупать пульс "воскресшего" летчика, хотя уже и так было ясно, что вытащить его с того света удалось...
   ...Капитан Сухоруков сидел за столом напротив командира парашютно-десантного полка подполковника Ремизова - полностью облысевшего к своим сорока годам толстяка среднего роста, - который, лучась от счастья, довольно потирал руками.
   - Ну, Сухоруков! Ну, молодец... Я только что звонил в госпиталь: жизнь пленного уже вне опасности. Так что службу нам этот "пернатый" сослужит... Используем этого "пака" по полной программе!
   Придвинувшись к Александру поближе, командир полка понизил голос и произнес:
   - Через месяц в Кабуле - пресс-конференция. Для наших и иностранных журналистов. Там им пакистанского летчика и покажут, - Ремизов хлопнул в ладоши. - А это - прямое доказательство военного вмешательства Пакистана в афганские дела... Понятно?
   Сухоруков весело кивнул.
   - Так точно.
   Командир полка распрямился и широко улыбнулся.
   - Буду представлять тебя к первой боевой награде.
   Александр улыбнулся в ответ.
  
   ***
  
   В столице Малагии стоял жаркий полдень.
   В окне маленького, скромно обставленного кабинета главного военного советника шумно работал советский кондиционер БК.
   На стене кабинета висели рядышком сразу два портрета: Ленина и Президента Малагии маршала Малулу - тучного, щекастого, с гордым, надменным взглядом, облаченного в мундир, шитый золотом и увешанный множеством орденов и медалей.
   Под портретами, за широким, массивным столом сидел генерал Сухоруков. Разложив перед собой большую карту, Василий Егорович внимательно изучал ее, время от времени озабоченно вздыхая. Рядом с ним устроился на стуле, подперев голову руками и тоже склонившись над картой, заместитель главного военного советника генерал-майор Столяров. Он находился в Малагии уже второй год. Столяров был младше Сухорукова на пять лет, но не выглядел моложе: его худое и изможденное землистого цвета лицо вдоль и поперек бороздили глубокие морщины. Оба генерала были одеты в одинаковую, песочного цвета, форму с отложными воротниками без знаков различия.
   Не отрываясь от карты, Сухоруков медленно и грустно произнес:
   - Спасибо, что ввел в курс дел, Иван Ильич, - Василий Егорович поднял голову и посмотрел на Столярова. - А дела наши, судя по всему, хреновые... Говоришь, ни о каких наступательных действиях пока не может идти и речи?
   Столяров отрицательно помотал головой.
   - Занимаем глухую оборону. На всех фронтах. Причем молю Бога, чтобы сепаратисты ее не прорвали. Особенно здесь.
   Протянув руку к карте, он очертил на ней указательным пальцем кружок.
   - Поэтому почти все кубинские подразделения я распорядился направить сюда, - продолжал Столяров. - Около трех батальонов. Они хоть умеют воевать.
   Столяров кивнул на портрет Малулу за спиной Сухорукова, раздраженно махнул рукой и протянул:
   - А эти... Я вообще не знаю, что бы мы делали без кубинцев, - Столяров понизил голос. - Спасибо Фиделю. Сказал, что его солдаты будут выполнять здесь интернациональный долг и слово держит. На следующей неделе ждем очередного транспорта из Гаваны...
   - Много людей?
   - Около пятисот.
   Сухоруков удовлетворенно хмыкнул.
   Столяров улыбнулся.
   - Цвет кожи у них и местных - одинаковый. Поэтому и иностранное военное вмешательство нашим врагам доказать трудновато.
   Василий Егорович тоже улыбнулся.
   Столяров снова кивнул на портрет Малулу.
   - Когда Вас собирается принять сам?
   Сухоруков пожал плечами.
   - Пока не знаю. Министр обороны Малагии..., - Василий Егорович наморщил лоб. - Как его...?
   - Бригадный генерал Дукуну, - подсказал Столяров.
   - Точно, Дукуну, - Сухоруков поморщился. - Фамилии тут у них... Сразу и не запомнишь. В общем, он намекнул мне сегодня утром, что через пару дней президент меня примет.
   Василий Егорович пристально посмотрел Столярову в глаза.
   - Кстати, какое у тебя мнение сложилось о Дукуну?
   Столяров откинулся на спинку стула и, помедлив пару секунд, произнес:
   - Не дурак. В свое время закончил Кембридж. А при прежнем режиме то ли год, то ли два был на стажировке в Штатах... Но самостоятельных решений принимать не любит. Приглашает меня к себе за советом по каждому пустяку.
   Он сочувственно покачал головой.
   - Теперь будет приглашать Вас.
   - Ясно, - протянул Сухоруков. - Не хочет брать ответственности. Но, небось, когда дела на фронтах идут хорошо, приписывает все заслуги себе, да?
   Столяров усмехнулся.
   - Есть такое.
   Сухоруков покосился на портрет Малулу у себя за спиной.
   - Иван Ильич, а портрет этот... Он что, обязательно должен здесь висеть?
   Столяров шумно вздохнул.
   - Не поверите, но начальник главного политического управления Вооруженных Сил Малагии генерал Самба водрузил его сюда лично. Даже не поленился забить гвоздь.
   Брови Василия Егоровича удивленно взлетели вверх.
   - А потом, - продолжал Столяров, - вежливо, но твердо заявил, что портреты главы государства должны висеть во всех наших кабинетах рядом с портретами Ильича. Так что..., - Столяров многозначительно развел руками.
   Смирнов недовольно скривился и нехотя махнул рукой.
   - Ладно, хрен с ним. Пусть висит.
   Он встал и подошел к окну. Посмотрел на унылый городской пейзаж: старые, обветшалые, приземистые здания одной из главных улиц столицы. На улице почти не было людей, спрятавшихся от полуденного зноя в домах.
   Сухоруков сложил руки на груди и тоскливо вздохнул.
   - Ты супругу сюда привез?
   Столяров грустно улыбнулся.
   - Отказалась ехать наотрез. Она со мной в Ливии прожила два года. Так что Африкой сыта по горло.
   Сухоруков удивленно хмыкнул и повернулся лицом к Столярову.
   - А моя хотела поехать... Да не позволило здоровье. Гипертония.
   Столяров сочувственно покачал головой, поднялся из-за стола и подошел к Сухорукову.
   - Может, это и к лучшему. Обстановка здесь пока, сами знаете...
   Раздался стук в дверь. Распахнув ее, на пороге кабинета вырос худенький, совсем молодой парнишка с курносым носом и пышной гривой волос. На нем была такая же форма песочного цвета, что и у генералов, а на боку из-под куртки торчал пистолет.
   Улыбаясь, парнишка обратился к Столярову.
   - Разрешите, товарищ генерал?
   Столяров тоже растянул губы в улыбке.
   - А, Максим. Заходи!
   Максим, кинув любопытный взгляд на Сухорукова, стоящего у окна, прошел в кабинет и остановился посреди комнаты.
   Василий Егорович, повернувшись к Максиму, тоже с любопытством разглядывал его.
   Столяров кивнул Сухорукову на парнишку.
   - Вот это, товарищ генерал-майор, и есть Ваш переводчик. Младший лейтенант Бабушкин.
   В глазах Бабушкина, который только сейчас понял, что человек у окна - это новый главный военный советник, мелькнул легкий испуг. Он вытянулся в струнку и, прижав руки к бедрам, повернулся всем корпусом к Сухорукову.
   Василий Егорович махнул рукой.
   - Вольно!
   Бабушкин стоял навытяжку, словно не слыша команды.
   Сухоруков улыбнулся.
   - Ну, чего стоишь, как пень? Присаживайся.
   Бабушкин подошел к столу и несмело опустился на краешек стула. Страха в его глазах уже не было, но зато любопытства появилось еще больше.
   Василий Егорович тоже приблизился к столу и сел на стул напротив Бабушкина.
   - Тебе сколько лет? - спросил Сухоруков.
   Бабушкин слегка покраснел.
   - Девятнадцать.
   Брови генерала взлетели вверх.
   - Не понял. Когда ж ты успел окончить институт?
   - А я и не окончил, товарищ генерал, - весело ответил Максим. - Я - с "ускора". Прошел десятимесячный курс ускоренной подготовки в Военном институте, получил младшего лейтенанта - и в Африку. Отслужу здесь два года, а потом буду доучиваться.
   - Вон оно что..., - протянул Сухоруков.
   - Это недавно придумали, - вступил в разговор Столяров. - Переводчиков в горячих точках не хватает, вот в Военном институте и ввели ускоренный курс.
   Иван Ильич кивнул на Бабушкина.
   - Но язык он знает хорошо. Трещит по-ихнему, как..., - Столяров восхищенно цокнул. - И парень боевой. Я его к ордену хочу представить. Если Вы, конечно, не возражаете.
   Сухоруков пожал плечами.
   - Если заслужил - не возражаю.
   Он посмотрел на Бабушкина в упор.
   - Поедем сегодня на передовую, Максим.
   Бабушкин весело и озорно сверкнул глазами.
   - Да хоть в Лагосаку, товарищ генерал!
   - Куда-куда?
   Столяров вздохнул.
   - Есть тут одно гиблое место. Там сепаратисты обстреливают наши позиции по три раза на дню. И бомбят регулярно.
   Он поморщился.
   - Ну ее к лешему, Василий Егорович. Не ездите сегодня. Успеете Вы там еще побывать.
   Сухоруков хлопнул ладонью по столу.
   - Едем в Лагосаку!
   ...Во дворе резиденции главного военного советника в Малагии стояли два почти новеньких уазика без тентов. Неподалеку от них топтались четверо солдат из взвода охраны.
   За рулем одной из машин сидел солдат-водитель. Водительское сиденье другого уазика пустовало.
   Сухоруков, Столяров и Бабушкин вышли из подъезда резиденции и направились к машинам.
   Столяров кивнул Сухорукову на машину без водителя.
   - Это - Ваша.
   Приблизившись к своему УАЗику, Василий Егорович уселся в него. Бабушкин тут же лихо запрыгнул на водительское сиденье.
   Остановившись рядом с машиной, Столяров укоризненно протянул.
   - Опять рвешься за руль, Максим? А ну уступи место водителю!
   Переводчик хитро прищурился.
   - А нет водителя, товарищ генерал. Забрали в госпиталь: подозревают малярию. Я к Вам и шел, чтоб об этом сказать.
   Он хлопнул ладонью по рулю.
   - Так что сегодня за баранкой я сам.
   Столяров нехотя махнул рукой.
   - Ладно.
   Он направился к другой машине и забрался в нее.
   Сухоруков повернулся к переводчику.
   - И часто тут у вас болеют малярией?
   - Бывает. Но Вы не волнуйтесь. Не заболеете! - Бабушкин весело тряхнул головой. - Я Вам таблеток дам. Хороших!
   Солдаты охраны тоже уселись в обе машины - на задние сиденья.
   Бабушкин завел уазик, и он тронулся с места...
   ...Два уазика, поднимая пыль, мчались по разбитой грунтовой дороге.
   Вокруг дороги простиралась унылая африканская пустыня.
   Вдали виднелась деревушка, а сразу за ней тянулась линия оборонительных сооружений: окопы, блиндажи, доты, обтянутые маскировочными сетями.
   Бабушкин кивнул на деревушку.
   - Это и есть Лагосака, товарищ генерал.
   Максим показал рукой на оборонительные сооружения.
   - Здесь занимают оборону кубинские батальоны.
   Сухоруков прищурил глаза, разглядывая позиции кубинцев. Неожиданно он вздрогнул и напрягся: генерал услышал грохот взрывов, доносящийся со стороны окопов, а спустя несколько секунд Сухоруков и Бабушкин увидели сразу несколько столбов дыма и огня, взметнувшихся над позициями.
   Переводчик со злостью бросил:
   - Сепаратисты снова начали артобстрел.
   Грохот становился все громче и громче. Над окопами уже стояла сплошной завесой стена дыма. В глазах Максима мелькнуло беспокойство.
   - Товарищ генерал, как бы эти гады не засекли и нас, - бросил он. - Тут недалеко есть безопасное место, где можно переждать артобстрел. Давайте туда?
   Сухоруков согласно кивнул.
   - Давай!
   Бабушкин что есть мочи нажал на педаль газа. Их уазик помчался по дороге на предельной скорости. Уазик Столярова - тоже.
   В воздухе раздался противный свист артиллерийского снаряда, и мощный взрыв, вздыбив землю, прогремел совсем недалеко от летящих по дороге машин.
   Сухоруков и Бабушкин непроизвольно вжали головы в плечи.
   Бабушкин резко нажал на тормоза. Проехав еще несколько метров, машина остановилась. Следом за уазиком Сухорукова замерла на месте и вторая машина. В глазах переводчика мелькнуло мгновенно созревшее решение. Он выпрыгнул из машины и махнул Сухорукову рукой.
   - Товарищ генерал, вылезайте! Быстрее!!!
   Смирнов выпрыгнул из УАЗика, солдаты охраны тоже покинули машину. Бабушкин показал рукой в сторону небольшой низины метрах в пятидесяти от дороги и крикнул:
   - Туда!
   Подталкивая Сухорукова перед собой, Бабушкин понесся к низине. Следом за ними к естественному укрытию бежали Столяров, его водитель и четверо солдаты охраны.
   Едва они все отбежали от дороги на приличное расстояние, как еще один снаряд вдребезги разнес машину, в которой несколько секунд назад находились Сухоруков и Бабушкин...
   ...Сухоруков, Бабушкин, Столяров и остальные лежали в низине, вжавшись в песок и закрыв головы руками. Снаряды рвались недалеко от них, ложась все ближе и ближе к низине.
   Чертыхнувшись, Бабушкин подполз к Сухорукову и навалился на него всем телом.
   Почти в тот же миг прогремел еще один взрыв, и земля взметнулась вверх буквально в нескольких метрах от них...
   ...Артобстрел закончился. В воздухе повисла тишина.
   Бабушкин неподвижно лежал на Сухорукове, широко раскинув руки. Почуяв неладное, Василий Егорович медленно вылез из-под переводчика. Тело Бабушкина осталось лежать на песке. По виску Максима стекала тонкая струйка крови.
   Наклонившись над Бабушкиным, Сухоруков осторожно перевалил его тело на спину. Взяв голову Максима в руки, генерал поднес лицо переводчика к своему. Глаза Бабушкина, не мигая, смотрели в небо.
   - Эх, Максим, Максим..., - горько протянул Сухоруков.
   ...Вечером того же дня Сухоруков сидел в своем кабинете за столом, нацепив на нос очки и торопливо покрывая лежащий перед ним лист бумаги аккуратными строчками. Рядом с листом лежало раскрытое личное дело Бабушкина с его фотографией в форме. Со снимка на генерала смотрело улыбчивое, еще почти совсем мальчишеское лицо.
   Зазвонил телефон, и Сухоруков, перестав писать, не спеша снял с аппарата трубку.
   - Сухоруков слушает.
   - Здорово! - пророкотала трубка.
   Встрепенувшись, Василий Егорович сразу узнал голос Мурашова и улыбнулся.
   - Гена, ты?! Здравствуй!
   - Как тебе на новом месте? Уже осмотрелся? - спросил Муращов.
   - Сегодня ездил по частям, - Василий Егорович тяжело вздохнул. - У меня погиб переводчик. Младший лейтенант, совсем мальчишка... Мы попали под артобстрел. Когда залегли, он закрыл меня своим телом.
   Мурашов сочувственно крякнул и протянул:
   - Да будет ему земля пухом, - он тоже вздохнул. - Сколько таких ребят сложили головы на чужой земле...
   - Хочу представить его к Ордену Красного Знамени. Посмертно, - Сухоруков напрягся. - Ты, пожалуйста, проследи, чтобы мое представление не замылили в Москве. А то знаю я, что они могут сказать - мол, переводчик, не боевой офицер.
   - Обязательно прослежу. Обещаю, - откашлявшись, Мурашов понизил голос. - Сам тебя еще не принимал?
   - Нет, - Сухоруков непроизвольно посмотрел на портрет Малулу у себя за спиной. - Пока я видел его только на портрете в своем кабинете. Но, вроде, через пару дней собирается.
   - Тогда готовься, - сказал Мурашов. - Кстати, к нему ты пойдешь уже в новом звании. Я ведь и звоню тебе, чтобы об этом сообщить. С сегодняшнего дня ты..., - Мурашов помедлил, выдерживая торжественную паузу, - ...генерал-лейтенант! Поздравляю!
   Слегка растерявшись, Сухоруков несколько секунд хранил молчание, а затем
   с радостным волнением произнес:
   - Спасибо.
   - Были тут у нас некоторые... Говорили, что рано. Мол, очередное звание надо присваивать только после того, как проявит себя на новом месте, - Мурашов хохотнул. - А я им знаешь, что ответил?
   Василий Егорович улыбнулся.
   - Догадываюсь.
   - Вот-вот. Сказал, что Сухоруков себя уже столько раз проявлял, сколько им и не снилось: и в сорок третьем под Курском, и в шестьдесят восьмом в Праге. Короче, прищемил языки.
   - Ну, это ты умеешь!
   - Твои-то как? Скучают по тебе? Звонят? - спросил Мурашов.
   Сухоруков грустно вздохнул.
   - Танюше я сегодня звонил сам. У нее все по-прежнему.
   - А как Сашка?
   - По-прежнему "за речкой". Командует разведротой, - Василий Егорович улыбнулся. - Мы с ним оба сейчас выполняем интернациональный долг. Только в разных "горячих" точках.
   - Матери-то хоть пишет?
   - Пишет. Каждую неделю, как и обещал...
  
   ***
  
   Строительный кран медленно тянул по воздуху бетонную панель для ее монтажа на восьмом этаже девятиэтажного дома, возводящегося на окраине Тулы.
   На площадке восьмого этажа топтались четверо монтажников, готовые принять панель. Среди них был и Павел - рослый, широкоплечий, с веселым загорелым лицом и большими голубыми глазами. На прошлой неделе он отметил свой двадцать первый День Рождения.
   Задрав головы, строители смотрели на панель, зависшую над площадкой.
   Раздался громкий треск, и стальной трос, на котором висела панель, лопнул. Перекосившись, она полетела на головы монтажников.
   Спасаясь, они бросились в разные стороны.
   Панель с грохотом обрушилась туда, где раньше стояли строители, задев своим краем замешкавшегося и не успевшего покинуть площадку Павла...
   ...Вокруг операционного стола, на котором лежал Павел, стояли Татьяна Ивановна, Наталья Николаевна и две медсестры. Сухорукова склонилась над головой Павла, держа в руке скальпель. Она сосредоточенно орудовала хирургическим инструментом. К взмокшему от напряжения лбу Сухоруковой то и дело прикладывает салфетку медсестра...
   ...В коридоре перед входом в операционную на жестком деревянном стуле сидела, сгорбившись и обхватив голову руками, сестра Павла Ирина - лет девятнадцати, худенькая, светловолосая, с мокрыми от слез глазами.
   Дверь операционной открылась, и в коридор, не спеша, вышла усталая Татьяна Ивановна.
   Ирина вскочила и бросилась к ней.
   Увидев девушку, Сухорукова остановилась. Ирина подошла к Татьяне Ивановне и замерла напротив нее. Дрожащие руки Ирины были прижаты к груди, а в ее глазах застыл немой вопрос.
   - Здравствуйте, - еле слышно произнесла Ирина. - Я сестра Павла... Вы только что его оперировали...
   - Здравствуйте, - сухо сказала Татьяна Ивановна. - Мы сделали ему трепанацию черепа. Состояние Вашего брата... В общем, пока остается критическим.
   Глаза Ирины расширились от волнения и страха, а прижатые к груди руки задрожали еще больше.
   - Он... может умереть?!
   - Девушка, дорогая, - вместе с сочувствием в голосе Сухоруковой появилось легкое раздражение. - Я смогу Вам сказать, выживет он или нет... В лучшем случае завтра.
   По щекам Ирины побежали слезы.
   - Господи! - она с отчаяньем всплеснула руками. - Доктор, прошу Вас... Спасите его!
   Ирина посмотрела на Сухорукову с мольбой и бухнулась перед Татьяной Ивановной на колени.
   Сухорукова поморщилась.
   - Не нужно, встаньте.
   Обхватив Ирину руками за плечи, Татьяна Ивановна помогла ей подняться.
   Опустив голову и ежесекундно всхлипывая, Ирина пролепетала:
   - Спасите его. Прошу! Он у меня один... Наши родители... Погибли... Три года назад... Разбился самолет...
   Ирина вскинула голову.
   - Неужели я останусь одна? На всем белом свете?
   Девушка схватила Сухорукову за руки.
   - Он же выжил на войне... Смерть прошла совсем рядом: пуля чиркнула по виску... А тут, в мирное время...
   Ирина снова зашлась в рыданиях.
   Татьяна Ивановна взглянула на Ирину с любопытством.
   - На какой войне?
   Ирина подняла на нее заплаканные глаза.
   - Он же был в Афганистане... Служил срочную, в десантуре... Входил туда в числе первых, в декабре семьдесят девятого. Прослужил там полгода... Как он радовался... Когда вернулся живой...
   Сухорукова улыбнулась.
   - У меня в семье все мужчины - тоже десантники. И муж, и сын...
   - Правда? - Ирина сквозь слезы улыбнулась Сухоруковой. Уже как родственной душе - приветливо и тепло.
   - Правда. И сын мой - сейчас в Афгане. Капитан, командует ротой...
   В глазах Ирины мелькнуло сочувствие.
   - Как зовут-то тебя? - спросила у нее Татьяна Ивановна.
   - Ира.
   - Вот что, Ира..., - Татьяна Ивановна помедлила, подбирая слова. - Возможно, твой брат и выживет. Но если он выживет... Я хочу, чтобы ты знала правду.
   Ирина торопливо кивнула: правду так правду.
   Сухорукова грустно покачала головой.
   - Скорее всего, он останется прикованным к постели. На всю жизнь.
   Ирина, в глазах которой блеснула искорка надежды, улыбнулась сквозь слезы.
   - Пусть, - девушка махнула рукой. - Пусть к постели... Главное, чтобы жил!
   Устало улыбнувшись ей в ответ, Татьяна Ивановна бросила:
   - До свидания.
   Сухорукова развернулась и медленно направилась по коридору в сторону ординаторской.
   - До свидания, - пролепетала Ирина.
   Она с надеждой смотрела Татьяне Ивановне вслед...
   ...Вечером следующего дня Татьяна Ивановна и Ирина сидели на скамейке
   перед входом в реанимационное отделение. Ирина восхищенно и благодарно смотрела на Сухорукову, как на добрую фею, внимая каждому ее слову.
   - В реанимации он пробудет не меньше недели, - сказала Сухорукова. - Но сейчас я уже, по крайней мере, уверена: угроза его жизни миновала.
   - Спасибо Вам, Татьяна Ивановна, - волнуясь, произнесла Ирина. - Если Павел выживет...
   Сухорукова махнула рукой.
   - Да не за что.
   Она с любопытством посмотрела на Ирину.
   - Ты замужем?
   Опустив глаза, Ирина смущенно улыбнулась.
   - Нет. Еще не успела.
   - Учишься? Работаешь?
   - И то, и другое. Работаю воспитательницей в детском саду. И заочно учусь. В педагогическом, - Ирина вскинула голову и торопливо добавила. - Я взяла отпуск, за свой счет. Когда на работе узнали, сразу дали.
   - Мне сказали, ты сидела здесь всю ночь, - в глазах Сухоруковой появилась жалость. - Сегодня тоже никуда не уйдешь?
   Ирина кивнула.
   - Буду сидеть.
   Поколебавшись пару секунд, Сухорукова решительно встала.
   - Пойдем со мной.
   Еще не понимая, что задумала Сухорукова, Ирина тоже поднялась со скамейки...
   ...Татьяна Ивановна и Ирина стояли у порога кабинета Сухоруковой.
   Распахнув дверь, Татьяна Ивановна кивнула на кушетку в углу кабинета.
   - Здесь будет удобнее, чем в коридоре.
  
   ***
  
   Казарма разведроты, которой командовал капитан Сухоруков, была самой просторной в парашютно-десантном полку: места в ней было так много, что все кровати здесь в отличие от казарм других рот были установлены в один ярус.
   На одной из кроватей полулежал, свесив ноги на пол, рядовой Макаед. На соседней койке напротив него сидел рядовой Мороз. Приспущенные ремни и густые шевелюры обоих десантников сразу выдавали в них солдат, срок службы которых уже подходил к концу.
   Рядовой Кошкин с повязкой дневального на рукаве мыл пол в проходе между рядами кроватей.
   Больше в казарме не было ни души: остальные солдаты еще не вернулись с занятий.
   Потянувшись, Макаед протянул:
   - Жрать, блин, охота, - он посмотрел на наручные часы. - А до обеда еще больше часа.
   - Это точно, - согласился Мороз.
   Он кивнул на Кошкина.
   - Давай зашлем молодого в магазин.
   Макаед согласно махнул рукой.
   - Давай!
   Мороз повернул голову к Кошкину и пальцем поманил солдата к себе.
   - Эй, иди сюда!
   Отставив швабру в сторону, Кошкин подошел к Морозу.
   Тот, напустив на себя суровости, сдвинул брови у переносицы.
   - Сбегай в "чипок", - бросил он дневальному. - Возьми большую банку югославских сосисок и две баночки "си-си". Напиток такой, знаешь? Только побыстрее: одна нога здесь, другая там.
   Потупив голову, Кошкин не двигался с места.
   Макаед приподнялся на кровати и сердито спросил:
   - Ты чё, не понял?
   Не поднимая головы, Кошкин тихо произнес:
   - А деньги?
   Мороз и Макаед переглянулись и недобро ухмыльнулись.
   - Ты чеки свои на прошлой неделе получил? - спросил у Кошкина Макаед.
   Кошкин молчал.
   - Получил, я тебя спрашиваю? - повысил голос Макаед.
   Кошкин кивнул.
   - Получил.
   Мороз хохотнул.
   - Ну, так на них и купишь!
   Кошкин вздохнул.
   - Я уже почти все потратил. У меня совсем мало... Не хватит.
   - А нас не колышет, хватит у тебя или нет, - с издевкой протянул Мороз. - Сшибешь у кого-нибудь из своего призыва.
   - Давай, шевелись! - Макаед погладил себя по животу. - А то "дедушки" голодные.
   Кошкин пожал плечами.
   - Не знаю я, у кого сшибать.
   Потерявший терпение Макаед злобно сверкнул глазами, вскочил с кровати и, широко раздувая ноздри, подошел к Кошкину вплотную. Он схватил солдата за хэбэ на груди.
   - Щас ты у меня все узнаешь!
   ...По большому залу офицерской столовой, между столиками на четверых, сновали с подносами две официантки - полная, неуклюжая Света, которой уже давно перевалило за сорок, и молодая, симпатичная Рита, приехавшая в полк всего неделю назад. Они разносили по столам, за которыми сидели офицеры и прапорщики полка, алюминиевые миски с первым и вторым.
   В зал зашли Александр Сухоруков, Сельянов и Абдуллаев.
   Поздоровавшись с однополчанами, они уселись за свободный столик.
   Кивнув на Риту, Сельянов вполголоса произнес:
   - Видели новенькую? Не успела приехать, как начала торговать одним местом, - он усмехнулся. - Хочу тоже наведаться к ней вечерком.
   - И дорого берет? - поинтересовался Абдуллаев.
   - Двадцать чеков, как все.
   - За час?
   - Ну, не за ночь же!
   Александр грустно покачал головой.
   - Одной "чекисткой" в полку стало больше.
   Сельянов развел руками.
   - А зачем еще бабы сюда едут, Сань? - он снова кивнул на Риту. - В Союзе она таких денег в жизни не заработает. А здесь...
   Раздевая Риту глазами, Сельянов похотливо улыбнулся.
   Вскоре к ним подошла Света с подносом в руках. Поздоровавшись с офицерами, она поставила на стол три миски с супом.
   Александр, наклонившись к тарелке и потянув носом, поморщился.
   Он недовольно буркнул:
   - Ёлы-палы, опять эта бурда из рыбных консервов.
   Помешав в миске ложкой, Сельянов с шумом швырнул ее на стол и повернулся к Свете.
   - Слушай, они чё там, в продслужбе, - охренели? Мало того, что вторую неделю жрем один и тот же суп: так он еще жидкий, как...
   Александр сверкнул глазами.
   - После обеда схожу к начпроду. Поговорю с этой тыловой крысой!
   Света печально вздохнула.
   - Уже не поговоришь...
   Александр удивленно вскинул брови.
   - Не понял.
   - Погиб начпрод, - тихо сказала Света.
   - Капитан Мукусев? Когда? - растерянно протянул Сельянов.
   - Сегодня утром. Только что сообщили...
   Всхлипнув, она достала из кармашка передника носовой платок и поднесла его к глазам, на которые навернулись слезы.
   - Полетел на вертолете, сбрасывать сухпайки... Батальону, который ушел на "боевые"... А "вертушку" сбили...
   Махнув рукой, Света снова направилась на кухню.
   Александр, Сельянов и Абдуллаев сидели, тупо уставившись в свои тарелки.
   Абдуллаев грустно покачал головой.
   - Вот тебе и тыловая крыса...
   ...До отбоя оставалось еще целых два часа, и десантники разведроты, получив после ужина свободное время, проводили его каждый по-своему.
   Рядовой Мороз сидел на своей кровати с гитарой в руках. Вокруг солдата устроилось на соседних койках и табуретах не меньше дюжины его сослуживцев. Перебирая пальцами струны гитары, Мороз негромко пел:
  
   На "дембель" полетим домой.
   И штурман, наконец, решится
   Над речкою Амударьёй
   Нам просигналить - есть граница!
   Отрежет громко, навсегда,
   Гудок сирены берег правый.
   И сопредельная держава,
   Вздохнув, нас левому отдаст.
   Нас только Родина творит.
   Она и перетянет раны,
   Зиявшие два года рвано,
   Тугим бинтом Амударьи.
   За славой кончится поход...
   Дожить бы до того мгновенья,
   Когда сирена заревет,
   А мы не рев услышим - пенье!
   Не умереть бы по пути...
   А жить, братишки, будет можно!
   Ревущей сипло неотложкой
   Навстречу Родина летит...
  
   В глубине казармы, в широком проходе между кроватями, десантники собрались в круг - поглазеть на то, что выделывал самый сильный солдат роты: в середине круга стоял рядовой Михолап, который высоко подбрасывал в воздух, а потом легко ловил на лету двухпудовую гирю. Каждый раз, когда ему удавалось это сделать, сослуживцы восхищенно цокали языками.
   Недалеко от входа в казарму переминался с ноги на ногу у тумбочки дневальный по роте рядовой Кошкин, который тоже во все глаза смотрел на Михолапа.
   В казарму зашел Александр.
   Увидев его, Кошкин вытянулся в струнку и гаркнул:
   - Рота, смирно!
   И Мороз, и слушавшие его пение десантники вскочили на ноги и замерли по стойке "смирно". Солдаты, собравшиеся в круг в проходе между кроватями, - тоже. В том числе - и сам Михолап.
   Подброшенная им в воздух гиря, которую он не успел поймать, с грохотом рухнула на пол. Солдаты прыснули от смеха.
   Увидевший это Александр улыбнулся и махнул рукой..
   - Вольно!
   - Вольно! - крикнул Кошкин.
   Солдаты расслабились, а Михолап бросился поднимать с пола гирю.
   Проходя мимо Кошкина, Александр кинул на дневального мимолетный взгляд и тут же остановился. Ротный, лицо которого вытянулось от удивления, повернулся к солдату: под глазом Кошкина красовался "фингал", неумело замазанный мелом.
   Александр подошел к Кошкину вплотную и кивнул на "фингал".
   - Не понял... Что у тебя под глазом?
   Кошкин махнул рукой.
   - А, ерунда, товарищ капитан. Это, когда мыл пол... Ударился об угол кровати.
   Александр недовольно поморщился.
   - Ты следующий раз осторожнее. Смотри, куда голову-то суешь. А то увидит замполит полка... Скажет потом, что в моей роте - неуставные взаимоотношения...
   ...Ночью по горной тропе в колонну по одному двигалась группа десантников в маскхалатах. Впереди шел Александр. За ним шагали, отстав всего на пару шагов, рядовые Мороз, Макаед, Михолап и Кошкин. Колонну замыкал лейтенант Абдуллаев.
   Александр замедлил шаг и, махнув рукой, остановился. Следом за ним на месте замерли и остальные.
   Издалека еле слышно доносились гортанные звуки чужого языка.
   Александр опустился на землю и дальше начал двигаться уже ползком. Солдаты и Абдуллаев сделали то же самое...
   ...На окраине афганского кишлака, у длинного, невысокого дувала, стоял "духовский" часовой с автоматом в руках. Поворачивая голову то влево, то вправо, он зорко вглядывался в темноту. Из-за дувала были слышны приглушенные голоса людей, говоривших на пушту.
   Метрах в пятидесяти от часового лежали, вжимаясь в землю, Александр и его разведчики. Их отделяло от часового ровное, голое пространство.
   Александр повернул голову к Абдуллаеву, примостившемуся рядом с ним, и шепотом произнес:
   - А вот и "язык". Только как к нему подобраться, чтобы взять живым?
   Услышав это, Михолап, который лежал за спиной командира, подполз к Александру. Он приблизил губы к самому уху офицера.
   - Товарищ капитан, я в физкультурном техникуме толкал ядро. Почти на двадцать метров... Если хорошо прицелюсь, не промахнусь.
   - Где ж я тебе возьму ядро? - сердито спросил Александр.
   Михолап самодовольно усмехнулся, отвернулся от командира, пошарил по земле рядом с собой и поднял с нее большой булыжник.
   Он снова повернулся к Александру и показал ему камень.
   - А это?
   Александр посмотрел на булыжник с сомнением.
   - Что, прямо отсюда докинешь?
   Михолап деловито взвесил камень в руке.
   - Отсюда не докину, но если подползу еще метров на двадцать...
   Сухоруков кивнул на часового.
   - А ты насмерть его не зашибешь?
   Михолап растянул губы в улыбке.
   - Постараюсь.
   Александр почесал затылок и махнул рукой.
   - Ладно, давай. Где наша не пропадала.
   Михолап, зажав в своей огромной ручище камень, медленно пополз в сторону часового.
   Оказавшись метрах в тридцати от "духа", солдат лежал и ждал, когда тот перестанет смотреть в его сторону.
   Александр и Абдуллаев, затаив дыхание, следили за часовым.
   Часовой повернул голову влево. Не мешкая ни секунды, Михолап привстал на одно колено Приложив булыжник к скуле, как спортивное ядро, солдат толкнул его в сторону "духа".
   Услышав шум, часовой снова повернул голову к Михолапу. Но было уже поздно: камень, со свистом разрезав воздух, шмякнулся ему прямо в лоб. Раздался глухой стук, и, "дух", закатив глаза, осел на землю.
   Александр, Абдуллаев и Михолап, вскочив, почти бесшумно понеслись к поверженному наземь часовому. Подбежав к нему первым, Александр склонился над "духом", схватил его руку и пощупал у афганца пульс.
   Облегченно вздохнув, Сухоруков повернулся к Абдуллаеву и Михолапу, застывшим у него за спиной, и шепотом произнес:
   - Живой!
   Михолап довольно улыбнулся...
   ...По горной тропе двигались, возвращаясь в полк, Александр и его разведчики. Следом за ротным, возглавлявшим колонну, шагал Михолап, который нес на плечах свою "добычу" - связанного по рукам и ногам часового.
   Неожиданно Александр резко остановился и, вскинув вверх правую руку, упал на землю. Остальные тоже залегли.
   Навстречу разведчикам по тропе неторопливо шли двое афганцев с автоматами. Один из них тоже волок на себе связанного по рукам и ногам человека с кляпом во рту.
   ...Перед "духами", словно из-под земли, выросли могучие фигуры десантников. Сухоруков, Абдуллаев, Мороз, Макаед и Кошкин бросились на афганцев, повалили их на землю и мгновенно обезоружили. Когда "духи" были связаны, а их рты - надежно заткнуты кляпами, Александр подошел к человеку, которого афганцы несколько минут назад несли на себе: он лежал на земле, испуганно озираясь по сторонам.
   Склонившись над ним, Александр осветил фонариком лицо человека и едва не вскрикнул от удивления. Повернувшись к Абдуллаеву, Александр шепотом протянул:
   - Мать честная, это ж майор, из нашего госпиталя. Забыл фамилию...
   Сухоруков вытащил изо рта майора кляп, и военный врач в ту же секунду огласил воздух пьяным воплем:
   - Чё такое, бля?! Ты кто такой?
   Александр быстро засунул ему кляп обратно в рот. Майор недовольно замычал.
   Сухоруков криво усмехнулся и бросил Абдуллаеву:
   - Да он пьяный! В дымину!
   ...Александр и его разведчики приближались к афганскому городку, на окраине которого стоял парашютно-десантный полк. Михолап нес на себе часового, который по-прежнему находился без сознания, а Макаед - пьяного майора, который всю дорогу что-то мычал. Следом шли на своих ногах двое взятых в плен "духов" со связанными руками, которых подталкивал в спину Абдуллаев.
   Когда до полка оставалось уже недалеко, Александр взмахнул рукой, дав команду остановиться.
   Михолап и Макаед, облегченно вздохнув, положили свою ношу на землю. Майор начал мычать еще громче.
   Александр кивнул Макаеду на майора.
   - Вынь кляп.
   Тот быстро наклонился над военным врачом и выполнил приказ.
   Уже малость протрезвевший майор тут же, не скрывая радости, выпалил:
   - Вы из десантного полка, мужики?
   Александр улыбнулся.
   - Оттуда. А ты? Из гарнизонного госпиталя?
   Майор торопливо кивнул.
   - Из госпиталя. Хирург.
   Александр подошел к майору и развязал ему руки и ноги. Военный врач тут же поднялся на ноги и начал разминать затекшие конечности.
   Он виновато шлепнув себя ладонью по лбу.
   - Ну, я, блин, попал! - майор вскинул голову. - Ко мне в гости приехал друг, из Кабула. Мы с ним выпили. Потом, как всегда, не хватило... Взял машину да и рванул ночью в город за поддачей. Там дукан есть, который работает допоздна...
   Майор со злостью выругался.
   - Купил я водки - и обратно, - продолжал военный врач. - А недалеко от госпиталя уазик заглох. Я вылез посмотреть, что да как, а тут меня кто-то сзади по башке...
   Поморщившись, он дотронулся до затылка.
   - До сих пор болит... Короче, очнулся я, когда они меня уже волокли на себе. Как барана.
   Майор подошел к Александру вплотную и, схватив своими маленькими ладошками его за руку, благодарно потряс ее.
   - Спасибо, капитан! Век не забуду!
   Александр махнул свободной рукой.
   - Да ладно... Тебе б еще машину найти. А то что скажешь начальству?
   - Думаю, "духи" ее не взяли, - майор махнул головой в сторону. - Там, где заглохла, и стоит.
   - Далеко?
   - Не, где-то в километре от госпиталя.
   Сухоруков повернулся к Абдуллаеву.
   - Мирхамид, тут рукой подать... Возьми с собой Кошкина. Помогите майору найти машину.
   Абдуллаев весело тряхнул головой.
   - Поможем!
   ...Майор, Абдуллаев и Кошкин шли по улочке городка, ведущей к гарнизонному госпиталю. Вскоре они увидели вдалеке УАЗик, который стоял на обочине дороги.
   Майор радостно взмахнул руками.
   - Вот она!
   Военный врач и десантники приблизились к машине.
   Абдуллаев кивнул на уазик.
   - Сам доедешь или довезти?
   - Да сам, сам!
   Майор запрыгнул на водительское кресло и начал поворачивать ключ зажигания. С третьей попытки УАЗик завелся.
   Военный врач повернул голову к десантникам и махнул им на прощание рукой.
   - Ну, все, мужики! Еще раз спасибо! Заезжайте в гости!
   УАЗик тронулся с места и, набирая скорость, помчался в сторону госпиталя...
   ...Утром командир полка подполковник Ремизов сидел за столом своего кабинета, довольно потирая руками. Напротив него устроился на стуле Александр.
   Ремизов восхищенно цокнул.
   - Не ожидал. Вместо одного "языка" - сразу трех!
   Сухоруков смущенно пожал плечами.
   - Так получилось.
   - Зашибись получилось! - Ремизов хлопнул по столу ладонью. - Сегодня же подпишу тебе представление на орден.
  
   ***
  
   Поздно вечером генерал-лейтенант Сухоруков и генерал-майор Столяров стояли у стола в кабинете главного военного советника, склонившись над разложенной перед ними картой. Оба выглядели усталыми и крайне озабоченными.
   Сухоруков распрямился и раздраженно передернул плечами.
   - Когда они собираются отмечать годовщину этой... своей революции?
   Столяров тоже оторвался от карты и уныло вздохнул.
   - Ровно через неделю.
   Сухоруков отрицательно помотал головой.
   - Не сможем, Иван Ильич, мы сделать им подарка, о котором нас просит президент, - он пристально посмотрел Столярову в глаза. - И ты знаешь об этом не хуже меня.
   Василий Егорович решительно рубанул ладонью воздух.
   - Я разрабатывать плана этой операции не буду. И тебе не позволю... Завтра я скажу ему об этом лично.
   ...Роскошный кабинет президента Малагии был обставлен дорогой и красивой мебелью, но - очень безвкусно.
   Маршал Малулу, редко носивший гражданское платье, изменил в этот день своей привычке и восседал во главе длинного стола из красного дерева в белоснежном костюме-тройке.
   Над головой Малулу, на стене, красовался его собственный портрет огромных размеров в золоченой раме. Рядом с президентом, учтиво склонившись, стоял его переводчик - тоже одетый в белый костюм молодой африканец, окончивший в прошлом году Московский университет дружбы народов.
   Генерал Сухоруков устроился за столом на его противоположном конце: главного военного советника и маршала Малулу разделяло не меньше десятка метров.
   Стараясь не глядеть на Малулу, Василий Егорович твердо произнес:
   - Чтобы взять этот город, нам придется перебросить туда, где можно начать наступление, очень много частей с других участков фронта, - Сухоруков достал из кармана носовой платок и вытер взмокший от напряжения лоб. - Это - очень опасно. Ваших частей едва хватает на то, чтобы держать оборону. Если сепаратисты начнут наступление на любом из этих оголенных участков... Они быстро прорвут нашу оборону и через сутки окажутся на подступах к столице.
   Переводчик, наклонившись к самому уху Малулу, быстро переводил. Когда он закончил, надменное лицо Малулу исказила злая гримаса.
   Гневно сверкнув глазами и хлопнув ладонью по столу, президент бросил короткую фразу на своем языке.
   Переводчик повернулся к Сухорукову и сказал:
   - Город должен быть взят.
   Повысив голос, президент произнес еще одну фразу - длиннее.
   Молодой африканец перевел:
   - В годовщину революции мы должны продемонстрировать всему миру нашу военную мощь.
   - Вы можете отдать своим генералам любой приказ, - едва сдерживаясь, чтобы не сорваться, ответил Василий Егорович. - Но я разрабатывать план этой операции, - генерал тоже негромко хлопнул ладонью по столу, - отказываюсь.
   Выпучив налившиеся кровью глаза, Малулу вскочил из-за стола.
   Испуганный переводчик шарахнулся в сторону и застыл на почтительном расстоянии от президента. Брызгая слюной, тот начал выкрикивать фразу за фразой.
   Подождав, когда президент закончит, переводчик, стараясь подражать интонации Малулу, резко отчеканил:
   - Вас прислали сюда, чтобы помогать нашей революции. А Вы - играете на руку ее врагам!
   Сухоруков отрицательно помотал головой.
   - Я участвовать в этом не буду. И Вам не советую.
   Как только молодой африканец перевел это, Малулу, едва не задохнувшись от злости, резко выбросил свою правую руку вперед - в сторону двери кабинета - и бросил короткую фразу.
   Опустив глаза, переводчик сказал Сухорукову:
   - Господин президент не желает Вас больше видеть.
   Пожав плечами, Смирнов поднялся.
   - Честь имею, - произнес генерал и, сухо кивнув головой, быстро покинул кабинет...
   ...В приемной президента Малагии сидел, дожидаясь Сухорукова, генерал Столяров.
   Когда Василий Егорович вышел из кабинета Малулу, Столяров вскочил со стула.
   Остановившись рядом со своим заместителем, Сухоруков со злостью выпалил:
   - Этот болван ничего не хочет слышать! А если мы пойдем у него на поводу, то и ему, и его революции наступит пи...дец!
   ...После того, как Сухоруков покинул кабинет, президент Малагии несколько секунд напряженно морщил лоб, думая, как ему поступить, а затем сорвал с телефонного аппарата трубку, поднес ее к уху и рявкнул:
   - Соедините меня с Москвой!
  
   ***
  
   Кроме Татьяны Ивановны в ординаторской нейрохирургического отделения не было ни души. Она сидела за своим столом и, раскрыв историю болезни одного из пациентов, вносила в нее записи.
   - Неплохо бы назначить ему курс реабилитации..., - по привычке рассуждала вполголоса Сухорукова. - Скипидарные ванны, бассейн...
   Она торопливо записала то, что произнесла вслух, в историю болезни.
   - ...и массаж, - подняв указательный палец вверх, добавила Татьяна Ивановна.
   - Насчет скипидарных ванн не знаю, - раздался совсем рядом с ней голос генерала Сухорукова. - А вот от бассейна с массажом я бы тоже не отказался!
   Уронив ручку, Татьяна Ивановна вскинула голову и едва не вскрикнула от удивления: на пороге ординаторской, прислонившись плечом к дверному косяку и широко улыбаясь, стоял Василий Егорович в "гражданке".
   Сухорукова ойкнула, вскочила из-за стола и бросилась к мужу.
   - Вася!!! - радостно выдохнула она.
   Супруги заключили друг друга в объятья. Татьяна Ивановна целовала мужа в губы, лоб, щеки... Наконец, отстранившись от него, Сухорукова принялась разглядывать Василия Егоровича в упор, ласково гладя рукой по его седым волосам. Генерал, блаженно улыбаясь, жмурился от счастья.
   Татьяна Ивановна укоризненно покачала головой.
   - Почему не позвонил, что прилетаешь? Я бы встретила.
   - Не успел. Меня вызвали срочно.
   В глазах Сухоруковой мелькнула тревога.
   - Что-то случилось?
   Генерал махнул рукой.
   - Не волнуйся. Советников часто вызывают в столицу.
   - А зачем вызвали?
   Василий Егорович пожал плечами.
   - Пока не знаю.
   Генерал подмигнул жене.
   - Но на "ковер" в министерство обороны мне идти только в понедельник. А поэтому..., - он положил свои руки на плечи Татьяны Ивановны. - Поэтому все выходные буду дома.
   - Здорово! - глаза Сухоруковой лучились от счастья. - Я так по тебе соскучилась. Прошло полгода. А, кажется, целая вечность...,
   Она прижала ладони к щекам. Спохватившись, Сухорукова посмотрела на наручные часы и облегченно вздохнула.
   - Плановых операций у меня сегодня нет. Так что заведующий отпустит. Подожди пару минут. Я отпрошусь у него, и мы вместе поедем домой.
   ...Василий Егорович с каменным лицом сидел за столом кабинета, перебирая бумаги, которые достал из привезенного с собой портфеля.
   Татьяна Ивановна была уже на кухне, где орудовала у плиты. Поставив на нее сковородку, она крикнула:
   - Сейчас я поджарю тебе на скорую руку твою любимую яичницу с помидорами! А уже на ужин приготовлю что-нибудь повкуснее.
   Словно не слыша ее, генерал тяжело вздохнул и положил перед собой чистый лист бумаги. Он взял со стола ручку и начал что-то на нем писать.
   Прервавшись, Василий Егорович недовольно поморщился, зачеркнул написанное и начал писать снова. Опять зачеркнул.
   Тихо выругавшись, Сухоруков отшвырнул ручку в сторону и беспомощно обхватил руками лицо.
   В кабинет зашла Татьяна Ивановна. Увидев мужа в такой позе, она удивленно застыла на месте.
   - Вася, что-то случилось? - в голосе жены прозвучала тревога.
   Опустив руки, Сухоруков повернулся к жене и натянуто улыбнулся.
   - С чего ты взяла?
   Татьяна Ивановна подошла к мужу и положила голову на его плечо. Генерал обнял жену и прижал ее к себе.
   Сухорукова пристально посмотрела ему в глаза.
   - Ты точно от меня ничего не скрываешь?
   Василий Егорович поцеловал ее в лоб.
   - Все в порядке, Танюш. Наверное, просто устал с дороги.
   - Ну, так и ляг и поспи.
   Она отстранилась от мужа и ласково потрепала его по плечу.
   - Давай. Сон - лучшее лекарство.
   Василий Егорович улыбнулся.
   - Пожалуй, ты права.
   Он встал из-за стола и направился в спальню. Татьяна Ивановна вышла из кабинета следом за ним и снова двинулась на кухню...
   ...Одетый Сухоруков лежал на не разостланной постели, подложив под голову руки. Его отстраненный взгляд упирался в одну точку на потолке...
   ...В прихожей зазвонил телефон. Татьяна Ивановна быстро вышла из кухни в прихожую и подняла трубку.
   - Алло.
   Через секунду Сухорукова изменилась в лице.
   - Без сознания?!
   Она решительно сжала губы.
   - Хорошо, скоро буду.
   Положив трубку на аппарат, Татьяна Ивановна направилась в спальню.
   Когда она вошла в нее, Сухоруков привстал с постели и вопросительно посмотрел на жену.
   Прямо с порога жена бросила:
   - Срочно вызывают в больницу.
   - Что-то серьезное? - спросил генерал.
   - Да. Помнишь, я рассказывала тебе про парня, с которым произошел несчастный случай на стройке? Осенью?
   Василий Егорович наморщил лоб.
   - Припоминаю... Десантник? Который служил в Афгане?
   - Да, он самый. Там его Бог миловал. А здесь, - Сухорукова беспомощно махнула рукой. - Сестра его сутками дежурила в больнице. Такая славная девочка...
   Сухоруков кивнул.
   - Да, да, ты говорила.
   - Случай был очень тяжелый. Я сделала ему три операции подряд. Мы выписали его пару месяцев назад. И вот сегодня этого парня снова доставили к нам на "скорой", - Татьяна Ивановна вздохнула. - Боюсь, придется делать ему еще одну.
   - Когда вернешься?
   - К ужину постараюсь.
   ...Сухоруков остался в квартире один. Он встал с постели и вернулся в свой кабинет.
   Усевшись за стол, генерал взял с края стола и поднес к глазам старую фотографию в простенькой рамке, на которой они стояли в обнимку с Мурашовым в далеком 1943 году.
   Василий Егорович снова поставил ее на стол - прямо перед собой.
   Его рука потянулась к телефону. Сухоруков снял с аппарата трубку, поднес ее к уху и медленно набрал номер.
   - Алло... Приемная генерал-полковника Мурашова? ... Он у себя? ... Соедините меня, пожалуйста... Кто звонит? Сухоруков. Генерал-лейтенант Сухоруков, - уточняя, добавил Василий Егорович.
   Несколько секунд Сухоруков, заметно волнуясь, ждал.
   Когда он услышал в трубке ответ, вмиг посеревшее лицо Василия Егоровича стало похожим на лицо обиженного ребенка.
   Упавшим голосом он произнес:
   - Хорошо, я перезвоню позже.
   Тяжело вздохнув, генерал положил трубку и подпер подбородок рукой.
   - Очень занят, - глухо повторил Сухоруков фразу, произнесенную адъютантом Мурашова по телефону.
   Грустно покачав головой, Василий Егорович снова поднял трубку и набрал уже другой номер.
   - Алло... Коммутатор "Акации"? Девочки, соедините меня с Чуйкиным... Генерал-лейтенант Сухоруков.
   Несколько секунд он тревожно ждал. Услышав на другом конце провода ответ, генерал нервно потер ладонью лоб и недоверчиво спросил:
   - В командировке? А куда он уехал? Не знаете...
   Даже не сказав телефонистке "до свидания", Василий Егорович со злостью швырнул трубку на аппарат и с горечью произнес:
   - Ну, вот и остался ты без старых друзей.
   Генерал снова с грустью посмотрел на фотографию на столе, а затем резким движением руки отпихнул ее подальше.
   Василий Егорович выдвинул нижний ящик стола и достал из него большую деревянную коробку. Сухоруков поставил коробку на стол и раскрыл ее.
   В коробке лежал наградной пистолет, на рукоятке которого красовалась медная табличка с выгравированной на ней надписью: "Лейтенанту В.Е.Сухорукову от командующего 1-ым Украинским фронтом".
   Василий Егорович вытащил пистолет из коробки...
   ...Татьяна Ивановна оперировала Павла. Вокруг стола, на котором он лежал, стояли Наталья Николаевна и медсестра. Наталья Николаевна с восхищением смотрела, как Сухорукова делала скальпелем одно движение за другим...
   ...В коридоре перед входом в операционную на скамейке сидела Ирина с печальными, заплаканными глазами.
   Сухорукова вышла из операционной. Она сразу заметила Ирину и направилась к ней. Ирина вскочила и бросилась навстречу врачу.
   Они сблизились. Ирина посмотрела на Сухорукову с надеждой.
   - Как он?
   - Не волнуйся, операция прошла хорошо, - устало сказала Татьяна Ивановна. - В реанимации Павел пробудет всего несколько дней. Потом ты сможешь его увидеть.
   Ирина прижала руки к груди.
   - Спасибо Вам!
   - Не за что, - Сухорукова улыбнулась. - Снова взяла отпуск за свой счет?
   Ирина молча кивнула...
   ...Сухорукова сидела в ординаторской за своим столом, разглядывая рентгеновские снимки. За соседним столом внимательно читала историю болезни Павла Наталья Николаевна.
   В ординаторскую зашел заведующий нейрохирургическим отделением Цариков. Он уселся за свободный стол. И Сухорукова, и Наталья Николаевна подняли головы и повернули их к заведующему.
   Цариков громко сказал:
   - Ну-с, коллеги. Хотелось бы услышать Ваше мнение о том, что нам делать с этим парнем дальше.
   Цариков посмотрел на Татьяну Ивановну.
   Сколько операций он уже перенес? Четыре?
   - Да, - ответила Татьяна Ивановна. - И ему необходима еще одна. Однако...
   Сухорукова развела руками.
   - Я боюсь, что он может ее не выдержать. Поэтому я считаю, что хирургические вмешательства пора прекратить. Попробуем терапию.
   Цариков согласно кивнул и перевел взгляд на Наталью Николаевну.
   - Полагаю, Вы придерживаетесь того же мнения?
   Слегка покраснев, Наталья Николаевна опустила голову.
   - Татьяна Ивановна всегда была для меня непререкаемым авторитетом... Но..., - она покраснела еще сильнее. - Вы лучше меня знаете, что терапия в подобных случаях не дает почти никакого эффекта...
   Цариков и Татьяна Ивановна переглянулись: оба выглядели удивленными.
   - А если сделать Павлу еще одну операцию, - продолжала Наталья Николаевна, - у него появится шанс не просто жить, но даже со временем встать на ноги.
   - Наташенька, я не спорю, - с легким раздражением произнесла Сухорукова. - Если мы сделаем Павлу еще одну операцию, шанс встать на ноги у него действительно может появиться. Однако...
   Татьяна Ивановна взяла со стола рентгеновский снимок и потрясла им в воздухе.
   - Риск слишком велик. А поэтому я категорически против...
   ...Генерал Сухоруков сидел за столом и держал наградной пистолет в правой руке. Пальцами левой он задумчиво поглаживал медную табличку с выгравированной на ней надписью.
   Василий Егорович закрыл глаза и медленно поднес пистолет к голове, уперев его ствол в висок.
   Раздалась громкая трель входного звонка.
   Василий Егорович вздрогнул и открыл глаза. Он быстро положил пистолет обратно в коробку, встал и пошел открывать...
   ...Сухоруков распахнул дверь и едва не вскрикнул от удивления: на пороге квартиры стоял Чуйкин в генеральской форме.
   - Юра! - широко раскинув в стороны руки, радостно воскликнул Василий Егорович.
   - Не ждал?!
   Широко улыбаясь, Чуйкин переступил порог, и друзья крепко обнялись.
   Чуйкин похлопал Сухорукова по спине.
   - Ну, здравствуй, блудный сын! С возвращением на родную землю!
   Освободившись из объятий друга, Сухоруков вопросительно посмотрел ему в глаза.
   - Когда ты узнал, что я прилетел?
   - Утром, в штабе ВДВ, - Чуйкин хохотнул. - Я же приехал в командировку, в Москву. Сегодня собирался обратно в Гайжюнай. А тут - такая новость. Ну, я и рванул к тебе - в Тулу.
   Спохватившись, Сухоруков отступил в сторону.
   - Чего мы с тобой стоим у порога? Проходи!
   ...Друзья зашли в кабинет Василия Егоровича. Увидев коробку с пистолетом, которую он впопыхах даже не успел закрыть, Сухоруков встал у стола и попытался загородить ее спиной, но было поздно: Чуйкин заметил пистолет.
   Командир Гайжюнайской дивизии удивленно и сердито посмотрел на друга.
   - Та-а-к, - укоризненно протянул Чуйкин и кивнул на оружие. - Ты что задумал?
   Он сердито засопел и выразительно покрутил пальцем у виска, а затем подошел к столу, вежливо отодвинул Сухорукова в сторону, вытащил из коробки пистолет и сунул его к себе в карман.
   - Верну, когда буду уверен, что дурь эта у тебя прошла, - буркнул Чуйкин и, не сдержавшись, добавил. - ...твою мать!
   Он махнул рукой.
   - Я не знаю, что у тебя там в Африке произошло... Слухи ходят разные, - Чуйкин вскинул голову. - Но что бы ни случилось, ты об этом, - генерал похлопал по пистолету, спрятанному в карман, - даже не думай, понял?
   Чуйкин раскрыл принесенный с собой портфель и достал из него бутылку армянского коньяка. Он поставил бутылку на стол и подмигнул Сухорукову.
   - Закусить у тебя чем-нибудь найдется, генерал?
   ...Сухоруков и Чуйкин сидели на кухне. На кухонном столе стояли початая бутылка коньяка, две хрустальные рюмки и блюдечко с нарезанными дольками лимона. Рядом с блюдечком лежала распечатанная плитка шоколада.
   Чуйкин сочувственно покачал головой.
   - Ну, теперь я понимаю... Почему тебя срочно отозвали. Прогневил ты африканского царька.
   Генерал взял в руку бутылку и наполнил рюмки коньяком. Поставив бутылку на стол, он потрепал Василия Егоровича по плечу.
   - Но я хочу, чтобы ты знал: какое бы решение по тебе не приняли, Чуйкин был и всегда останется твоим другом.
   Чуйкин поднял рюмку.
   - За нас с тобой, Василий!
   Сухоруков тоже поднял рюмку.
   Генералы чокнулись, выпили и потянулись к закуске. Сухоруков взял с блюдца дольку лимона, Чуйкин отломил от плитки кусочек шоколада.
   В прихожей громко зазвонил телефон.
   - Извини, - бросил другу Сухоруков.
   Василий Егорович поднялся и вышел из кухни с долькой лимона в руке.
   В прихожей Сухоруков снял с трезвонящего телефонного аппарата трубку и поднес ее к уху.
   - Сухоруков слушает.
   Долька лимона выпала у него из пальцев, потому что на другом конце провода он услышал бодрый и приветливый голос генерал-полковника Мурашова.
   - Привет, Василий!
   - Володя?! - все еще не веря своим ушам, радостно выдохнул в трубку Сухоруков. - Здравствуй!
   - Ну, как долетел? Нормально?
   - Нормально... Я как приехал в Тулу, сразу набрал тебя. А адъютант сказал, что ты занят.
   - Я действительно был занят. Проводил совещание. Только освободился, - объяснил Мурашов и, помедлив, спросил. - Как настроение?
   Василий Егорович поморщился.
   - Какое у меня может быть настроение? В понедельник иду на "ковер" к министру...
   Поколебавшись, Сухоруков тихо спросил:
   - Может, тебе уже известно его решение? Если знаешь - говори. Я готов ко всему, - он рубанул ладонью воздух. - В отставку так в отставку.
   Василий Егорович вздохнул.
   - Или есть варианты хуже?
   Мурашов крякнул.
   - Не буду скрывать: разозлил ты многих. Причем на самом верху... По телефону я тебе всего сказать не могу. Но то, что у нас есть товарищи, которые привыкли рубить головы сплеча, толком ни в чем не разобравшись, для тебя не секрет... Поэтому по кабинетам мне походить пришлось. И биографию твою рассказывать не раз и не два.
   Мурашов усмехнулся.
   - Короче. Про десятое управление, которое направляет за границу военных советников, можешь забыть. Про командную должность - тоже. А вот про другую..., - выдержав паузу, генерал-полковник выпалил. - Преподавателем в Академию генерального штаба пойдешь?
   Волнуясь от радости, Сухоруков прижал руку к сердцу.
   - Значит, не увольняют?
   Мурашов снова усмехнулся.
   - Всего лишь понижают в должности. Зато должность предлагают ни где-нибудь, а в столице! - генерал-полковник повысил голос. - Ну, так пойдешь или нет? Что мне сказать министру?
   - Да чего ты спрашиваешь?! - счастливо улыбаясь, заорал в трубку Сухоруков. - Конечно, пойду!
   Мурашов удовлетворенно хмыкнул.
   - Значит, договорились. Квартиру в Москве быстро не обещаю. Но служебную комнату мы тебе дадим сразу. В двух шагах от академии.
   Василий Егорович весело тряхнул головой.
   - Да Бог с ней, с квартирой! Главное, что оставляют на службе!
  
   ***
  
   Подполковник Ремизов и капитан Александр Сухоруков стояли недалеко от штаба полка. Ремизов нервно курил, Александр, опустив голову, виновато переминался с ноги на ногу.
   Подполковник тяжело вздохнул.
   - Месяц назад ты мне вместо одного "языка" притащил сразу трех. А потом..., - командир полка раздраженно махнул рукой. - Прямо как сглазили тебя. Дважды ходил в свободный поиск - и оба раза возвращался ни с чем.
   Александр натянуто улыбнулся.
   - Бог любит "троицу", товарищ подполковник.
   - Надо, Саня, - Ремизов провел ладонью по горлу. - Во как. Комдив требует... Чуть ли не каждый день. А генерал - он, сам знаешь...
   - Знаю. Будет Вам "язык", - твердо произнес командир разведроты...
   ...Двадцать пять солдат роты Сухорукова - весь второй взвод во главе с его командиром лейтенантом Трепачевым - спешились с бэтээров километрах в пяти от афганского городка, на окраине которого располагался советский гарнизон. Разведчики построились в две шеренги, ожидая дальнейших распоряжений Александра, стоявшего неподалеку вместе с Сельяновым и Абдуллаевым.
   Фоменко посмотрел на маячившие вдалеке вершины гор, бросил взгляд на солдат, напряженно о чем-то думая...
   Через несколько секунд в глазах командира роты мелькнуло созревшее решение. Он повернул голову к Сельянову.
   - Есть предложение, Вова.
   Сельянов с интересом придвинулся к Сухорукову. Абдуллаев тоже навострил уши.
   Александр снова посмотрел в сторону гор.
   - Охотиться на банду в горах и ввязываться в серьезный бой... Ради одного "языка"..., - Александр поморщился. - Слишком дорогое удовольствие.
   Сельянов согласно кивнул.
   - Не то слово. Потери могут быть такие, что...
   Сухоруков задумчиво прищурился.
   - А вот если выманить небольшую группу "духов" сюда. На равнину...
   Александр подмигнул Сельянову.
   - Уткой подсадной когда-нибудь был?
   Сельянов, подозрительно хмыкнув, отрицательно помотал головой.
   - Пока не приходилось.
   Сухоруков ухмыльнулся.
   - Значит, придется.
   - Именно мне?
   Александр хлопнул Сельянова по плечу.
   - Не тебе одному.
   Александр снова посмотрел в сторону гор.
   - На солдата "духи" не клюнут. Даже если оставить бойца одного: вроде как отстал от своих, потерялся... Двумя-тремя бойцами их тоже не выманишь. Не станут рисковать...
   Сельянов согласно кивнул.
   - Ради солдата не станут. До нашего гарнизона - рукой подать.
   - И части правительственных войск этот район прочесывают часто, - сказал Абдуллаев.
   Александр хитро прищурился.
   - А вот чтобы взять в плен офицера. Или двух...
   Сухоруков подмигнул Абдуллаеву.
   - Сколько "духам" обычно платят? За пленного капитана?
   Абдуллаев улыбнулся.
   - Разные лидеры оппозиции - по-разному, - переводчик цокнул языком. - Но много. Очень много... Примерно, как за двадцать солдат.
   Александр хохотнул.
   - А за капитана со старлеем? Примерно, как за сорок?
   Абдуллаев утвердительно кивнул.
   - Не меньше.
   - Значит, ради двух офицеров "духи" бы рискнули, - уверенно произнес Александр.
   Сельянов посмотрел на Сухорукова в упор.
   - Что ты задумал?
   Александр озорно тряхнул головой.
   - Дуэль!
   Сельянов и Абдуллаев изумленно вскинули брови.
   - Какую еще дуэль? - растерянно протянул переводчик.
   - Да без разницы. Главное, чтобы "духи" поверили. Что два офицера сцепились между собой - не на жизнь, а на смерть, - Александр почесал затылок. - К примеру, из-за бабы.
   Командир повернулся к Сельянову.
   - Только, чтобы поверили... Все натурально должно быть. Понятно? Будем стрелять друг в друга. Матом орать... В общем, надо сыграть. Как в кино.
   Сельянов тяжело вздохнул и без особого энтузиазма бросил:
   - Понятно.
   - Да не ссы. Все получится, - Александр, подбадривая своего заместителя, снова хлопнул его по плечу. - Знаю я одно место, у подножья горы - километрах в пяти отсюда. Там мы будем торчать, как три тополя на Плющихе. "Духи" заметят сходу - можешь не сомневаться. Засекут - и сразу решат: два "шурави" свалили подальше от своих, чтобы выяснить отношения. Ну, и не захотят упускать такую добычу...
   Александр весело хлопнул в ладоши.
   - Как только заметим их приближение, сообщим по рации нашим, - Александр кивнул на застывших в строю солдат. - Которые будут в засаде, километрах в двух. Ближе нельзя, а то "духи" заметят, - Александр снова хлопнул в ладоши. - Ну, а остальное - дело техники. Дадим им бой и возьмем "языка". Много их быть не должно. Так что справимся.
   Сухоруков вскинул голову, азартно блеснул глазами и окинул Сельянова и Абдуллаева вопросительным взглядом.
   - Ну, как мой план?
   Абдуллаев пожал плечами.
   - Вроде, нормально. Должно сработать.
   Сельянов с сомнением вздохнул.
   - Главное, чтобы поверили...
   Александр хохотнул.
   - Ну, уж это, Вова, зависит от нас с тобой. Сыграем хорошо - поверят...
   ...Сухоруков и Сельянов остановились на краю плоской, широкой и ровной каменистой террасы почти у самого подножья высокой горы и оглянулись по сторонам.
   С террасы была хорошо видна залитая солнцем вершина, до которой было еще топать и топать.
   Офицеры были здесь как на ладони: их можно было легко заметить со склонов всех окружающих гор - причем, за несколько километров от террасы.
   Но именно это Александру с Сельяновым было и нужно.
   Сухоруков снял с себя рацию и положил ее на землю.
   Александр оглянулся, прикидывая, как им лучше расположиться, чтобы разыграть "дуэль".
   Увидев метрах в пятидесяти от себя подходящий камень, командир показал на него рукой.
   - Видишь вон тот? С трещиной?
   Сельянов кивнул.
   - Прячься за ним!
   Сухоруков скосил глаза еще на один валун, находящийся буквально в нескольких шагах от него.
   - А я - сюда.
   Сельянов послушно направился к камню с трещиной.
   Сухоруков шагнул к своему валуну...
   ...Александра лег на землю, укрывшись за камнем так, чтобы из-за него было удобно вести огонь.
   - Все должно быть натурально, - процедил он себе под нос.
   Александр приладил у плеча автомат и навел его ствол на Сельянова, уже тоже залегшего за своим камнем. Командир роты увидел, что Сельянов, как и он, привел в готовность автомат.
   Высунувшись из-за камней, оба смотрели друг на друга, как и договаривались - сердито сдвинув брови. Изображая взаимную ненависть, оба с трудом удерживались от смеха.
   - Ну, щас я тебя порешу! - громко заорал Сухоруков и дал короткую очередь в сторону Сельянова.
   Пули раскрошили камень, за которым укрылся заместитель командира роты.
   Сельянов мгновенно ответил Александру длинной очередью, взбившей фонтанчики земли у основания валуна, за которым залег Сухоруков.
   Александр, вжав голову в плечи, тут же нырнул за камень.
   Сельянов тоже спрятался за валуном.
   Несколько секунд оба выжидали, не высовываясь из своих укрытий...
   - Как ты хочешь умереть? - войдя в роль, почти с настоящей ненавистью прокричал из-за камня Сухоруков. - От пули? Ножа? Или удара прикладом по башке?
   Сельянов раскатисто и язвительно захохотал.
   - А хрена! Не доставлю я тебе такого удовольствия! - громко завопил он в ответ.
   Откатившись на несколько метров в сторону, Александр сменил огневую позицию.
   Сельянов не увидел этого. И через несколько секунд, высунувшись из-за валуна, снова послал очередь туда, где ротного уже не было.
   Сухоруков быстро ответил - короткой очередью с нового места. Пули просвистели над самой головой Сельянова.
   Сельянов сделал вид, что пуля слегка задела его ухо. Вскрикнув и схватившись за него, Сельянов снова спрятался за валун.
   - Я буду отрывать от тебя по кусочку! - крикнул ему Сухоруков.
   - А я разорву тебя на куски! - прорычал в ответ Сельянов.
   Александр снова откатился на несколько метров в сторону и спрятался уже за другим камнем.
   Сельянов высунулся из-за своего, заметил это, но, сделав вид, что не увидел, щедро полил из автомата свинцом то место, где командир был несколько секунд назад.
   - Ты же сам виноват, что он тебя бросила! - заорал Александр.
   Он приподнялся над землей и дал очередь по Сельянову. Пули снова зацокали по камню, за которым укрылся заместитель командира роты.
   - Это ты виноват! Ты! - прокричал Сельянов. - Ты увел ее у меня!
   Он приподнялся и дал длинную очередь по Сухорукову.
   Пуля со звоном задела каску Александра.
   Александр вжался головой в землю и, криво усмехнувшись, прошептал себе под нос:
   - Натурально, блин, все у нас получается. Даже более чем...
   ... На краю каменистой площадки, километрах в полутора от подножья горы, лежали, глядя вниз, три десятка вооруженных до зубов духов. Их главарь - седой сорокалетний пуштун Джамаль - прижав к глазам бинокль, с изумлением наблюдал за поединком, в котором схлестнулись Сельянов и Сухоруков.
   В большой бинокль с цейсовскими стеклами были хорошо видны красные от ненависти лица офицеров со злобно сверкающими глазами.
   Рядом с главарем распластался на земле молодой таджик Рухулла.
   Рухулле едва исполнилось двадцать лет, но, несмотря на свою молодость, он был правой рукой командира, так как единственный в отряде Джамаля умел читать и писать на пушту, а также немного говорил по-русски.
   Приложим к глазам бинокль поменьше, Рухулла тоже наблюдал за поединком.
   - Что они делают, эти кафиры? - удивленно протянул Джамаль. - Палят в друг друга... Кричат... Похоже на кровную месть.
   Рухулла отрицательно помотал головой.
   - У русских не бывает кровной мести.
   - Что же это тогда?
   Рухулла пожал плечами.
   - Может, женщину не поделили... Или деньги...
   Джамаль еще несколько секунд внимательно разглядывал разгоревшуюся внизу "дуэль", а затем протянул:
   - Так, наверное, и есть.
   Главарь оторвал бинокль от глаз и повернул голову к Рухулле.
   - Будем ждать, пока они не поубивают друг друга? Или захватим их в плен?
   Джамаль снова приложил к глазам бинокль и посмотрел вниз.
   - Два офицера... Один капитан, другой - старший лейтенант. Такой добычи у нас еще не было.
   Главарь мечтательно вздохнул.
   - Раббани дает за каждого русского офицера большие деньги... Ты знаешь.
   - Знаю, - Рухулла сглотнул слюну. - Столько мы еще никогда не получали.
   Он придвинулся к главарю поближе.
   - Если ты решил взять их в плен, надо торопиться.
   Джамаль опустил бинокль и решительно произнес:
   - Да, поторопись.
   Рухулла удивленно вскинул брови.
   Главарь повернулся к Рухулле и повелительно сверкнул глазами.
   - Ты справишься с этим лучше всех. Несмотря на свою молодость. Я знаю...
   Джамаль махнул рукой в сторону остальных своих бойцов, залегших за их спинами.
   - Возьмешь с собой десять человек - сам выберешь, кого... И пойдешь.
   Рухулла покорно опустил глаза к земле.
   - Хорошо.
   Он снова поднял глаза на Джамаля, натянуто улыбнулся и уверенно произнес.
   - Я приволоку тебе этих кафиров.
   Джамаль довольно хохотнул и потрепал Рухуллу по плечу.
   - Не сомневаюсь.
   ... "Дуэль" продолжалась.
   И Сухоруков, и Сельянов, уже неоднократно менявшие огневые позиции и выпустившие друг в друга как минимум по паре магазинов, вспотели, раскраснелись и дышали тяжело и прерывисто.
   В очередной раз высунувшись из-за камня, Александр крикнул.
   - Жить останется только один из нас. Он ее и получит!
   - И это буду я! - заорал из-за своего валуна Сельянов.
   Он снова быстро вынырнул из-за укрытия и дал короткую очередь в сторону Александра. Автоматные пули снесли и раскрошили в пыль острую верхушку камня над головой командира роты.
   Сухоруков быстро высунулся из-за своего валуна и выстрелил в ответ.
   Пули просвистели рядом с левым плечом Сельянова. Решив играть свою роль до конца, Сельянов громко и протяжно - как будто от боли - застонал и, зажав воображаемую рану рукой, повалился на бок.
   Укрывшись за камнем, Сельянов достал из кармана индивидуальный перевязочный пакет, разорвал его зубами и начал торопливо перевязывать рану. Старший лейтенант старался делать все, как по-настоящему: что-то подсказывало ему - за ними уже наблюдают...
   ...Рухулла и еще десять человек из отряда Джамаля, которых молодой таджик отобрал для выполнения этой важной задачи, короткими перебежками спускались по склону горы, приближаясь к ее подножью, где продолжалась "дуэль" между двумя не поделившими что-то "шурави"...
   ...Едва Сельянов успел перевязать "рану", как Сухоруков снова перекатился на несколько метров в сторону и сменил позицию.
   Сельянов высунулся из-за камня как раз в тот момент, когда ротный заканчивал делать это, мгновенно засек его местонахождение и дал по Александру длинную очередь. Пули веером вспороли землю рядом с Сухоруковым.
   Александр по примеру Сельянова тоже решил прикинуться раненым. Он громко застонал, схватился рукой за ногу, перевернулся на бок и полез в карман за перевязочным пакетом.
   Порвав его зубами, Александр начал перебинтовывать ногу.
   Увидев это, Сельянов едва не заржал. Но сдержался - и очень вовремя: "духи", возглавляемые Рухуллой и подбиравшиеся к офицерам ползком, были уже всего метрах в ста пятидесяти от них и могли услышать смех старлея.
   Буквально в ту же секунду Александр заметил одного из "духов", поднявшего голову слишком высоко над землей, и подал Сельянову знак - ротный быстро и почти незаметно подобрал с земли камешек и кинул его в заместителя. Камешек шлепнулся перед самым носом Сельянова. Тот сразу все понял, скосил глаза в сторону "духов" и вскоре тоже заметил одного из них.
   - Чтоб ты сдох, сволочь! - заорал Сухоруков, дал по Сельянову очередь и снова перекатился в сторону, как будто в очередной раз хотел сменить огневую позицию.
   На самом деле таким образом Александр оказался рядом с большим валуном, за которым была спрятана рация.
   Нырнув за камень и оказавшись не видимым для приближающихся афганцев, Сухоруков включил рацию, натянул на голову наушники и...
   Александр громко выругался. Он несколько раз щелкнул включателем - туда-сюда, но тщетно: в наушниках не раздавалось ни звука.
   Рация не работала.
   Александр сорвал с головы наушники, высунулся из-за камня и негромко - так, что Сельянов едва его услышал - бросил своему заместителю:
   - Вова, у нас проблема.
   Сельянов тоже высунулся из-за валуна и тихо спросил:
   - Что такое?
   - Рация не пашет.
   - Совсем?
   Александр отрицательно помотал головой.
   - Может, сел аккумулятор?
   Сухоруков пожал плечами.
   - Может...
   ... "Духи" были уже недалеко - до офицеров им оставалось не больше сотни метров...
   ...Сельянов кивнул в ту сторону, где в паре километров от них находились в засаде десантники разведроты.
   - Давай отходить к своим. Пока не поздно. Против стольких "духов" нам вдвоем не выстоять.
   Сухоруков тяжело вздохнул.
   - А как же "язык"?
   Сельянов недовольно поморщился.
   Александр натянуто улыбнулся.
   - Вов, ну, не так уж их и много, - начал он уговаривать Сельянова. - По моим подсчетам, не больше дюжины. Справимся! Приказывать в такой ситуации я не могу... Но... Давай останемся, а? Когда еще будет другая возможность? Взять "языка"?
   Александр снова улыбнулся - еще шире, обнажив свои белые зубы.
   - Ну, так как?
   Сельянов улыбнулся в ответ, и это могла означать только одно: "Да!"
   В эту секунду со стороны афганцев, подобравшихся к офицерам уже совсем близко, раздался звонкий голос Рухуллы.
   - Шурави! Сдавайса! Мы тибя окружил. Мы - многа!
   Александр и Сельянов повернули головы на голос и увидели: "духи" лежат всего в полусотне метров от них.
   - Сдавайся! Будиш жить! - прокричал Рухулла.
   - Ага, щас! Разбежались! - бросил в ответ Александр и дал длинную очередь по рослому афганцу, чалма которого торчала из-за гряды камней. Душман мгновенно зарылся пробитой пулями головой в землю. Сельянов выстрелил почти одновременно с Сухоруковым и сходу положил тощего, узкоглазого хазарейца, примостившегося недалеко от Рухуллы: автоматная очередь прошила грудь хазарейца, и, закатив глаза, он перевернулся набок.
   Оставшиеся в живых "духи" ответили дружным залпом, и Сельянову с Сухоруковым пришлось тут же нырнуть за камни, на которые обрушился частый град пуль.
   Рухулла и еще восемь "духов", поднялись с земли и, стреляя на ходу, короткими перебежками начали приближаться к Сухорукову и Сельянову, которые под таким огнем не могли даже высунуться из-за камней.
   Сельянов выхватил из-за пояса гранату, выдернул из нее кольцо и швырнул "эфку" в наступающих цепью афганцев.
   Увидев летящую в них гранату, душманы залегли.
   Когда прогремел взрыв, Сельянов и Сухоруков, не сговариваясь и не теряя ни секунды, приподнялись и дали по лежащим на земле "духам" несколько коротких очередей.
   Сделав это, оба тут же снова нырнули за камни.
   Сельянов принялся торопливо перезаряжать магазин автомата. А Сухоруков стал медленно отползать назад, меняя огневую позицию, - к валуну, торчащему у него за спиной. И хотя включить рацию командиру роты так и не удалось, он не бросил ее, а волок за собой, словно еще надеясь, что эта груда железа может ему пригодиться.
   Рацию со звоном пробили сразу несколько пуль. Александр бросил взгляд на дырки в ее корпусе и тяжело вздохнул: шансов, что она заработает, не осталось совсем.
   Вместе с рацией он скрылся за валуном, к которому полз. Там Александр отпихнул ее в сторону и быстро перезарядил автомат.
   Время от времени высовываясь из-за камня, Сухоруков вел огонь по "духам".
   Сельянов тоже все это время не прекращал отстреливаться от наседающих на офицеров афганцев и успел уложить наповал еще одного душмана - толстого и рослого пуштуна, сделавшего слишком длинную перебежку.
   Однако, остальные семеро "духов" вместе с Рухуллой продолжали упорно продвигаться вперед и находились уже метрах в тридцати от десантников.
   Увидев это, Сельянов машинально скосил глаза на огромный трофейный швейцарский нож, болтавшийся у старшего лейтенанта на боку: дело явно шло к рукопашной схватке.
   - Сдавайса, шурави! - снова настойчиво и нетерпеливо прокричал Рухулла.
   - Да пошел ты на х...!!! - ответил ему Сельянов и пустил в молодого таджика длинную очередь.
   Пуля задела плечо Рухуллы: стиснув зубы от боли, он схватился за него рукой.
   - Вова, работает! - раздался из-за валуна, за которым укрылся Александр, его громкий и радостный голос.
   Еще не веря своим ушам, Сельянов повернулся в сторону Сухорукова.
   - У меня первый раз такое! В жизни!!!- продолжал орать из-за валуна счастливый командир. - В нее три пули попали, прикинь? А она после этого заработала! Щас выйду на Трепачева...
   Внимательно прислушиваясь к крикам Александра, Рухулла понял почти все сорвавшиеся с его губ слова, но в предложения эти слова в голове молодого таджика так и не сложились. Что случилось у этого русского первый раз в жизни? Какие три пули? Пока Рухулла мучился, стараясь понять смысл того, что услышал, Александр уже натянул на голову наушники, склонился над рацией и негромко, но внятно произнес в микрофон:
   - Кучер, Кучер... Я - Извозчик. Как слышишь меня?
   Пока командир выходил на связь с Трепачевым, Сельянову предстояло сдерживать натиск "духов" одному. Недолго думая, старший лейтенант выхватил из подсумка сразу две гранаты и одну за другой швырнул обе "эфки" в афганцев, которые тут же предусмотрительно залегли...
   ...Лейтенант Трепачев и двадцать пять солдат его взвода уже неслись во весь опор к подножью горы, где Сухоруков и Сельянов продолжали обороняться от восьмерых духов. Лейтенант Абдуллаев бежал бок о бок с Трепачевым...
   ... Прижав к глазам бинокль, Джамаль беспокойно наблюдал за поединком своих людей с двумя русскими офицерами, которые вовсе не собирались сдаваться. Он своими глазами видел, как проклятые кафиры убили трех его лучших бойцов, и уже успел пожалеть, что отправил Рухуллу брать этих двух "шурави" в плен.
   Через секунду Джамаль стал бледнее смерти, а с его губ сорвалось ругательство: седой пуштун заметил в бинокль больше двадцати десантников, приближавшихся к подножью горы - явно на выручку к двум "шурави". Бегущие десантники были уже недалеко от кафиров, и это означало только одно: ни Рухулла, ни его люди не вернутся назад - ни с добычей, ни без нее... Джамаль в бессильной злобе заскрежетал зубами и опустил бинокль, чтобы не видеть позорной и бесславной гибели своих людей. Он находился слишком далеко от них и прийти к ним на помощь не мог. Предупредить их о надвигающейся беде - тоже: в группе Рухуллы не было рации...
   ...Оглянувшись, Александр увидел метрах в тридцати своих разведчиков во главе с Трепачевым и Абдуллаевым, подбегающих с тыла, и радостно заорал:
   - Вова! Наши!
   Сельянов тоже оглянулся, увидел прибывших к ним на подмогу десантников и расплылся в радостной улыбке.
   По команде Трепачева взвод залег на одной линии с Сухоруковым и Сельяновым и сходу дал по "духам" дружный залп из автоматов и трех пулеметов...
   ...После этого залпа в живых среди афганцев остались только Рухулла и еще двое душманов, которые, поднявшись, начали пятиться назад.
   - Остальных - брать живьем! - громко скомандовал Александр. - Стрелять только по конечностям!
   Ом махнул рукой.
   - Вперед!
   Александр первым поднялся с земли и бросился вдогонку за отступающими "духами". Сельянов и другие десантники - тоже.
   Следом за афганцами, которых нужно было, во что бы то ни стало, взять в плен, неслись и Кошкин с Михолапом. В глазах обоих был охотничий блеск.
   Рухулла споткнулся и упал.
   Перевернувшись на спину, он вскинул автомат, навел его на бегущих десантников и нажал на спусковой крючок, но тщетно: в магазине его автомата не осталось патронов. Тогда Рухулла выхватил из кобуры на боку пистолет и, приподнявшись, начал бешено палить по десантникам из "беретты", считая выстрелы: последний патрон молодой таджик приберегал для себя. И когда в пистолете остался только он, Рухулла поднес ствол "беретты" к груди. Но нажать на спусковой крючок Рухулла не успел: к нему подскочил рядовой Кошкин, который со всего маху ударил по пистолету в руке молодого таджика сапогом.
   "Беретта" отлетела далеко в сторону, а довольный собой Кошкин склонился над безоружным противником и навел на него ствол "калаша".
   - Вставай!
   Рухулла нехотя встал, поднял руки вверх, оглянулся и увидел еще двух своих людей, которых уже тоже взяли в плен и вели под дулами автоматов к капитану Сухорукову советские десантники: одного - Михолап с Морозом, а другого - Точилин и Макаед...
   ... Александр Сухоруков стояли посреди кабинета Ремизова напротив командира полка, который, не скрывая своей радости, гордо и радостно улыбался.
   Подполковник только что доложил командиру дивизии сразу о трех взятых "языках" и, судя по всему, услышал от генерала немало приятных слов в свой адрес.
   Поэтому и сам он на добрые слова не скупился.
   - Опять вместо одного - сразу три! - Ремизов хлопнул Александра по плечу. - Молодец!
   Александр улыбнулся.
   - Ну, да. Три же лучше, чем один...
   - Ясный хрен, лучше! - загремел на весь кабинет голос Ремизова. - Завтра же подпишу тебе представление на второй орден.
   Командир разведроты вскинул голову.
   - А Сельянову?
   Ремизов согласно махнул ркуой.
   - И Сельянову!
   Командир полка снова хлопнул Александра по плечу и направился к своему рабочему столу.
   Вспомнив о чем-то, он остановился на полпути и повернулся к Александру.
   - Кстати, насчет твоей рации... Ее разобрали, в мастерской ..., - Ремизов хохотнул. - Начальник связи сказал, таких случаев - один на миллион.
   Сухоруков с интересом вскинул брови.
   - Да? А что с ней было-то?
   - Там проводок отошел... Забыл, как называется..., - Ремизов махнул рукой. - Вот она и не фурычила. А когда в ее корпус попала пуля, проводок встал на место. Представляешь? И рация заработала!
   Ремизов снова окинул Александра восхищенным взглядом.
   - Везучий ты мужик, Сухоруков. Фартовый!
   Александр скромно пожал плечами и смущенно улыбнулся.
  
   ***
  
   ...Вечером того же дня счастливый генерал Сухоруков восседал во главе накрытого белоснежной скатертью и уставленного напитками и закусками стола.
   Справа от него сидела Татьяна Ивановна. За столом были также Чуйкин и бывший заместитель Смирнова, а теперь уже командир Тульской дивизии ВДВ Тюпалов в новенькой генеральской форме.
   Тюпалов взял с коленей, повертел в руках подаренную ему Смирновым пеструю африканскую маску и шутливо произнес:
   - Василий Егорович, даже не знаю, куда ее повесить в своей квартире, - Тюпалов пожал плечами. - Если на кухне - будет отбивать аппетит, если в спальне - еще кошмары начнут сниться.
   Чуйкин хохотнул.
   - А ты повесь ее в прихожей! Тогда гости к тебе начнут ходить пореже, я тебе обещаю!
   И Тюпалов, и Василий Егорович с Владимиром засмеялись.
   Сухорукова придвинулась к мужу и хитро прищурилась.
   - В Африку ты уехал без меня... Но в Москву-то, надеюсь, с собой возьмешь?
   Сухоруков обнял жену за плечи и привлек к себе.
   - Слушай мою команду: как только меня отдают приказом по академии, ты пишешь заявление об увольнении из больницы и начинаешь собирать манатки. Комнату нам в Москве выделяют сразу...
   Татьяна Ивановна грустно вздохнула.
   - Сразу не получится. Ты же знаешь: бросить своих больных я не могу - и тех, кому уже назначены операции, и кого я недавно прооперировала..., - Сухорукова вскинула голову. - Но месяца через три переехать в столицу обещаю.
   Она погладила мужа по седым волосам.
   - Работу-то ты мне там найдешь?
   Василий Егорович хохотнул.
   - Работу?! Да такого врача, как ты, возьмут, куда угодно. Хоть в Главный военный госпиталь имени Бурденко!
  
   ***
  
   Ранним утром у обтянутого маскировочной сеткой штабного ЗИЛа командира парашютно-десантного полка стоял часовой - десантник с автоматом в руках. Время от времени он поглядывал в сторону - туда, где вдалеке гремели выстрелы.
   Внутри штабной машины, за столом, напротив друг друга сидели подполковник Ремизов и капитан Сухоруков.
   Пристально глядя Александру в глаза, командир полка тихо произнес:
   - По данным гэрэушников, в этом кишлаке находятся два американских инструктора.
   Навалившись грудью на стол, Ремизов придвинулся к капитану Сухорукову вплотную и почти шепотом протянул:
   - Американцев, понимаешь?
   Александр кивнул.
   - Понимаю, - его глаза загорелись охотничьим блеском. - Такого шанса упустить нельзя.
   - Вот-вот, - Ремизов распрямился и откинулся на спинку стула. - Хотя бы один из них должен оказаться в наших руках. Во что бы то ни стало...Причем, живым.
   Ремизов хлопнул ладонью по столу.
   - Поэтому кишлак приказано взять именно твоей роте. Для усиления тебе будет придана еще одна рота, Савельева...
   ...От подножья горы, где лежали, вжимаясь в землю, десантники разведроты Александра Сухорукова и приданной ему роты капитана Савельева, до кишлака, который им приказали взять, было почти триста метров голого, ровного, открытого пространства.
   По кишлаку била полковая артиллерия.
   Александр лежал рядом с капитаном Савельевым, которого хорошо знал еще по учебе в Рязанском училище ВДВ: невысокий, но крепко сбитый Савельев вместе с Сухоруковым входил в сборную училища по дзюдо.
   Оба видели, как сначала снаряды - пока артиллеристы пристреливались - вспарывали землю перед кишлаком, а затем начали со свистом обрушиваться на дома и дувалы, вздымая в воздух камни и обломки глины.
   Савельев повернулся к Сухорукову и, кивнув на кишлак, одобрительно улыбнулся.
   - Хорошо работают. Все основные огневые точки должны подавить... Когда закончат, можно будет поднимать людей в атаку.
   Александр с сомнением поморщился.
   - "Духи" уже научились зарываться в землю... Поэтому огнем они нас встретят. Да еще каким.
   Савельев недоверчиво хмыкнул.
   - Думаешь, после такого обстрела там кто-нибудь уцелеет?
   - Можешь не сомневаться. Ты здесь второй месяц, - Александр вздохнул. - А я уже знаю, как они умеют воевать.
   Артобстрел закончился.
   Выждав в наступившей тишине несколько секунд, Александр приподнялся, взмахнул рукой и громко скомандовал:
   - Роты! Цепью! Короткими перебежками! Вперед!
   Командиры взводов, а следом за ними и командиры отделений тут же продублировали его команду.
   Александр и Савельев поднялись в атаку первыми . Следом за ними вскочили и устремились к кишлаку солдаты. Среди них были и Кошкин с Михолапом.
   Пригнувшись, они бежали и стреляли на ходу.
   "Духи" встретили наступающих десантников густым огнем из автоматов и пулеметов.
   Прошитый пулями, на землю рухнул один солдат, другой...
   Пуля пробила верх каски Александра, едва не сорвав ее с головы.
   Командир разведроты громко и хрипло крикнул:
   - Ложись!!!
   Сухоруков упал и распластался среди камней. Следом за ним на землю повалились и остальные десантники.
   К Александру подполз Савельев. У него было ошеломленное и растерянное лицо.
   - Чего угодно ожидал... Но не такого! - возбужденно прокричал он. - Если мы снова поднимем людей, "духи" положат половину.
   Александр со злостью сжал руки в кулаки.
   - Надо просить еще один артобстрел!
   Сухоруков повернулся к ротному связисту - младшему сержанту Макееву, который лежал рядом с ним с другой стороны, держа наготове рацию.
   Александр надел на голову наушники и взял в руку микрофон.
   - Лиман - первому, - бросил он в микрофон. - Как слышите меня? Прием...
   ...Снаряды с воем обрушивались на афганский кишлак, превращая его улочки и дома в руины.
   На окраине кишлака располагались оборонительные сооружения "духов". Пережидая артобстрел, афганцы лежали на дне глубоких окопов и в блиндажах.
   В одном из блиндажей вместе с тремя "духами" находились два американских инструктора - рыжий, худой и скуластый второй лейтенант Макнамара и черноволосый мастер-сержант Крамер с узким, горбатым носом. Оба были одеты, как и местные, но отличить инструкторов от афганцев не составило бы труда - и по слишком светлой коже, и по чертам лица.
   Американцы лежали на полу блиндажа бок о бок, каждый раз вздрагивая, когда очередной снаряд взрывался рядом с укрытием.
   Макнамара повернул голову к Крамеру и с надеждой произнес:
   - Если им не удастся взять кишлак до наступления темноты, у нас будет шанс уйти.
   Крамер криво усмехнулся.
   - А если не удастся?
   В ответ Макнамара тоскливо вздохнул...
   ...Заканчивался второй артобстрел.
   Прижав к глазам бинокль, Александр разглядывал руины кишлака.
   Как только стих грохот артиллерийской канонады, Александр приподнялся и взмахнул рукой.
   - Вперед!
   Десантники снова поднялись в атаку. С остервенением стреляя на ходу, солдаты неслись к кишлаку, преодолевая метр за метром. Кошкин и Михолап бежали рядом с капитаном Сухоруковым.
   "Духи" снова встретили десантников огнем - не таким шквальным, как раньше, но все еще достаточно густым. Один за другим солдаты, пронзенные пулями, падали на землю.
   Савельев, бежавший метрах в пяти от Александра, громко охнул, уронил автомат и, сделав еще несколько шагов, грузно осел на землю.
   Увидевший это Александр громко скомандовал:
   - Ложись!
   Десантники снова залегли.
   Упав, Александр тут же пополз к Савельеву. Приблизившись к нему, Сухоруков увидел, как по плечу капитана, лежащего на спине, расплывается алое пятно. Александр быстро достал из кармана индивидуальный перевязочный пакет и, с треском порвав его зубами, начал перебинтовывать Савельева.
   Морщась от боли, Савельев грустно протянул:
   - Ну, вот я и отстрелялся...
   К ним подполз заместитель Сухорукова старший лейтенант Сельянов.
   Тяжело дыша, он бросил командиру:
   - Саня, у нас убито четверо, ранено - больше десяти, - Сельянов кивнул на Савельева. - Думаю, в его роте потери не меньше.
   Сельянов с сочувствием посмотрел на Савельева.
   - Ты-то как?
   Савельев через силу растянул в улыбке губы.
   - Нормально. Кажется, кость не задета.
   ...До кишлака оставалось не меньше двухсот метров.
   Закончив перевязывать Савельева, Александр поднес микрофон рации к губам.
   - Лиман - Первому. Как слышите меня? ...Нужно, чтобы артиллеристы поработали еще раз!
   Когда Александр услышал ответ командира полка, лицо Сухорукова вытянулось от удивления и злости.
   - Как нет снарядов!? - гневно сверкнув глазами, крикнул он в микрофон. - Вы же обещали... Что артиллерия будет поддерживать нас столько, сколько нужно!
   Выслушав подполковника Ремизова, командир разведроты глухо бросил:
   - Есть.
   Он повернулся к Сельянову.
   - У артиллеристов на исходе боеприпасы. Командир полка будет выходить на комдива и просить поддержки армейской авиации. В общем, приказано ждать.
   В глазах Сельянова засветилась надежда.
   - Эх, хорошо бы... Если бы "вертушки" шарахнули по кишлаку НУРСами, мы бы его взяли сходу.
   - Если бы..., - Александр тяжело вздохнул и посмотрел на наручные часы. -
   Будем ждать.
   ...В окопе командно-наблюдательного пункта полка, обтянутого маскировочной сетью, стоял, разговаривая по полевому телефону, подполковник Ремизов.
   Он натужно кричал в трубку:
   - Нет ни одной свободной эскадрильи? И даже ни одного звена?
   Прикрыв трубку ладонью, Ремизов негромко выругался.
   - А когда? - спросил он, убрав с нее ладонь,
   Выслушав ответ на другом конце провода, командир полка тихо застонал от бессилия.
   - Да не могу я столько ждать! - почти прорычал он в трубку. - Мне надо брать кишлак до наступления темноты! Мы же их ночью упустим!... Вы координаты в штаб ВВС сообщили?... Хорошо. Как только у них появится возможность нанести удар с воздуха, пусть сразу наносят.
   Ремизов положил телефонную трубку на аппарат, повернулся к стоящей с другой стороны от него рации дальнего радиуса действия, надел наушники и взял в руки микрофон.
   Нажав на тангенту, Ремизов поднес микрофон к губам:
   - Первый - Лиману...
   ...Лежа между Савельевым и Сельяновым, Александр разговаривал по рации с командиром полка.
   - Что? Поддержки с воздуха не будет? - переспросил Сухоруков и со злостью произнес. - Так что же мне, лезть напролом? Я же положу полроты!
   Выслушав приказ Ремизова, Сухоруков обреченно бросил:
   - Есть.
   Сняв с головы наушники, Александр тяжело вздохнул и повернулся к Сельянову.
   - Вертолетов нет. А у артиллеристов почти не осталось снарядов. Они смогут сделать еще один залп. И все.
   - И что потом? - спросил Сельянов.
   Александр отвел глаза в сторону.
   - После залпа сразу же поднимаем людей.
   - Да они что, охренели? - раненый Савельев приподнялся с земли.
   Сухоруков повернулся к нему и грустно покачал головой.
   - Охренели они или нет... А кишлак приказано брать.
   ...После того, как артиллеристы дали по кишлаку еще один залп, наступила тишина.
   Александр поднялся на ноги первым, взмахнул рукой и громко скомандовал:
   - Вперед!
   Следом за ним вскочили и устремились к кишлаку его подчиненные. Десантники двигались короткими перебежками, пригнувшись и стреляя на ходу. В глазах солдат была безысходность и горела ненависть к "духам". Раненые и убитые оставались лежать на земле, а оставшиеся в живых устремлялись дальше, оказываясь еще на шаг ближе к кишлаку, и еще...
   ...Когда Сухоруков и его солдаты ворвались в кишлак, "духи" начали выпрыгивать из окопов и блиндажей. Афганцы бросились навстречу десантникам...
   ...Выскочив из окопа, низенький, коренастый "дух" дал по Кошкину очередь из автомата всего с нескольких метров. Летевший прямо на афганца Кошкин чудом успел пригнуться, и пули просвистели над самой головой солдата. Десантник тут же выстрелил в ответ, и "дух" с пробитой грудью рухнул обратно в окоп.
   Через секунду, услышав за спиной шум и обернувшись, солдат короткой очередью сразил почти в упор второго афганца, кинувшегося на него сзади с ножом в руках...
   ...Михолап, прижавшись к обломку стены, вел огонь из "калаша".
   Ловко забравшись на стену, сверху на десантника прыгнул молодой безоружный душман лет двадцати. Он вцепился десантнику в горло. Михолап, мотнув головой, как медведь, отшвырнул его далеко от себя и, когда тот вскочил на ноги и бросился на солдата вновь, выстрелил в афганца из автомата.
   Едва тот с простреленной головой упал на землю, как еще один "дух" бросился на Михолапа сбоку, пытаясь огреть солдата прикладом английского "бура". Михолап ударил афганца ногой в грудь, и душман отлетел в сторону...
   ...Старший лейтенант Сельянов споткнулся и растянулся на земле. К нему тут же подскочил афганец в белой чалме, который занес над офицером приклад автомата. Но впечатать его в спину Сельянова "дух" не успел: сбоку на афганца набежал Александр, который нанес ему мощный удар сапогом в голову.
   Закатив глаза, афганец осел на землю.
   Сельянов быстро поднялся на ноги.
   В ту же секунду и он, и Александр вскинули головы вверх: оба услышали в небе громкий стрекот вертолетов.
   Офицеры увидели пару наших МИГов, которые заходили над кишлаком для пуска неуправляемых реактивных снарядов - НУРСов. Александр и Сельянов изумленно и тревожно переглянулись.
   Громко выругавшись, Сухоруков крикнул Сельянову: " Ложись!", - и упал, накрыв руками голову. Сельянов тут же последовал примеру командира.
   Едва они сделали это, как землю вокруг них сотрясли мощные взрывы.
   Александр покосился на небо.
   - Что же вы делаете, гады? Почему стреляете по своим? - с ненавистью прорычал Александр.
   Он быстро пополз к младшему сержанту Макееву, который лежал со своей рацией неподалеку. Приблизившись к Макееву, Александр увидел, что тот мертв: спина связиста была пробита осколками сразу в нескольких местах. Разъяренный Александр надел наушники, схватил микрофон и поднес его к губам.
   Сухоруков гневно прокричал в микрофон:
   - Лиман - Первому! Почему по нам бьют свои вертолеты?! Мы же уже в кишлаке! Я же передал это по рации... Минут пять назад!
   Услышав ответ командира полка, Александр с перекошенным от злости лицом сорвал с себя наушники и швырнул их на землю.
   К Сухорукову подполз лейтенант Абдуллаев.
   - Товарищ капитан, что это? - кивнув на небо, где над кишлаком заходила для пуска НУРСов следующая пара вертушек, недоуменно произнес переводчик. - Почему по своим?
   Сверкнув глазами, Александр сжал руки в кулаки.
   - Не знаю! - процедил он сквозь зубы. - Но кто-то за это ответит. Обязательно ответит!
   Вертолеты дали залп, и вокруг снова загремели взрывы...
   ...В наступившей через несколько минут тишине был слышен только стрекот улетающих "вертушек".
   Кошкин лежал среди обугленных камней, накрыв руками голову. Когда стало тихо, он снял руки с затылка и медленно оторвал от земли свое чумазое лицо.
   Глаза солдата тут же испуганно расширились: прямо перед собой, метрах в десяти, он увидел худенького афганского подростка, который, спрятавшись за обломком стены, целился из винтовки в спину только что поднявшегося на ноги Сухорукова.
   Наставив ствол автомата на афганца, Кошкин нажал на спусковой крючок, но вместо выстрела услышал лишь предательское клацанье металла: в магазине не осталось ни одного патрона.
   Солдат тут же вскочил и бросился к командиру, стоявшему всего в пяти-шести шагах от него.
   Александр увидел подбегающего десантника и, не понимая, зачем Кошкин несется к нему, удивленно вскинул брови.
   Едва Кошкин успел поравняться с Сухоруковым, оказавшись между ним и афганским пацаном, как тот выстрелил.
   Пуля, предназначавшаяся Александру, попала Кошкину в затылок.
   Солдат рухнул на землю.
   Александр резко обернулся, увидел целившегося в него подростка, вскинул "калаш", но так и не выстрелил: сбоку к афганскому мальчишке подскочил Абдуллаев. Ударом ноги он выбил из рук подростка винтовку, а затем прыгнул на него, повалив афганца на землю...
   Александр упал на колени рядом с лежащим на спине Кошкиным, глаза которого неподвижно смотрели в небо.
   Склонившись над ним, капитан сквозь ком, подступивший к горлу, хрипло произнес:
   - Спасибо, Игорек...
   Сухоруков взял голову Кошкина в свои руки и провел ладонью по глазам солдата, чтобы закрыть их...
   ...Абдуллаев навалился на поверженного им афганского мальчишку сверху и схватил его за грудки.
   Оскалив зубы, он с ненавистью рявкнул на дари:
   - Если не хочешь, чтобы я отправил тебя к аллаху... Говори, где американцы!
   Подросток, который от страха был не в силах произнести ни слова, замычал и показал рукой на блиндаж, который находился метрах в тридцати от них...
   ...Александр и Абдуллаев подскочили к блиндажу. Александр дернул ручку массивной металлической двери. Дверь не поддавалась.
   Макнамара и Крамер, забившись в дальний угол блиндажа, смотрели на дверь и испуганно прислушивались к тому, что происходит снаружи.
   Напротив них, в другом углу блиндажа, сидел на полу уже не молодой афганец с пистолетом в руках. Его глаза сверкали злобно и фанатично.
   Все трое услышали раздавшийся из-за двери громкий голос Абдуллаева, который говорил по-английски:
   - Сопротивление бесполезно. Сдавайтесь. Мы гарантируем вам жизнь!
   Макнамара и Крамер переглянулись. Оба поняли друг друга без слов.
   Тяжело вздохнув, Крамер подошел к выходу из блиндажа и потянулся к дверной ручке.
   Афганец, сердито вскрикнув что-то на своем языке, вскочил и выстрелил из пистолета в спину Крамера. Застонав, американец упал.
   Макнамара тут же выхватил из-за пояса пистолет и выпустил из него сразу несколько пуль в афганца.
   Тот беззвучно осел на землю.
   Отшвырнув пистолет в сторону, Макнамара бросился к двери блиндажа, распахнул ее и поднял руки вверх...
   ...Американский инструктор со связанными руками сидел на камне в окружении нескольких десантников. Рядом с ним, опустившись на одно колено рядом с лежащей на земле рацией, громко кричал в микрофон Александр:
   - Одного мы взяли! ... Да, живым. Второго застрелили "духи"... Присылайте за ним "вертушку"! И за ранеными! За ранеными тоже! У меня их больше тридцати.
   Из объятого пламенем дома недалеко от Сухорукова раздался душераздирающий детский крик.
   Быстро сняв наушники, Александр повернул голову на крик и сквозь окно с разбитыми стеклами увидел в глубине дома мечущуюся в огне афганскую девочку лет десяти.
   Мороз, Макаед и Михолап и еще несколько солдата стояли рядом с домом, не решаясь броситься в огонь.
   Швырнув на землю автомат, Александр подбежал к солдатам.
   - Снимай куртку, быстро! - крикнул он Михолапу.
   Солдат расстегнул ремень, сбросил "лифчик" с боезапасом и скинул с себя куртку-афганку. Схватив ее, ротный набросил куртку на голову.
   - Облейте меня водой! - бросил ротный солдатам.
   Все стоявшие у дома десантники окружили ротного, сорвали с себя фляги и, открутив их крышки, начали поливать Сухорукова водой.
   Мокрый с головы до ног Александр, торопливо перекрестившись, забрался в окно горящего дома...
   ...Через полминуты, которые показались и самому Сухорукову, и его подчиненным вечностью, он выпрыгнул из окна, держа на руках обезумевшую от страха и громко кричащую девочку лет десяти. Одежда Александра и его волосы были объяты пламенем: мокрую куртку Михолапа Сухоруков накинул на голову ребенка.
   Потеряв сознание, Александр уронил девочку и упал рядом с ней на землю...
   ...Салон летящего вертолета был битком набит ранеными.
   Среди них на полу лежал так и не пришедший в себя Александр, обмотанный окровавленными бинтами с головы до ног. Рядом с ним примостился раненый Савельев, который с состраданием глядел на Сухорукова.
   - Потерпи, Саня... Не умирай, - прошептал он.
   На скамейке салона сидела перевязанная афганская девочка, которую Александр вынес из горящего дома, а рядом с ней, в окружении двух дюжих десантников, -второй лейтенант Макнамара, который смотрел на то, во что превратился Сухоруков, с ужасом в глазах...
   ...По коридору гарнизонного госпиталя сновали военные врачи и медсестры.
   Прислонившись к стене, у двери операционной стоял лейтенант Абдуллаев.
   Дверь открылась, и в коридор вышел тот самый хирург, которого десантники Александра когда-то спасли из плена. На нем был белый халат, заляпанный кровью.
   Хирург замер у порога, полез в карман и достал из него пачку сигарет и зажигалку.
   Абдуллаев оторвал спину от стены и повернулся к врачу.
   - Как он?
   Врач поморщился.
   - Плохо. Я вообще удивляюсь, как он с такими ожогами еще жив.
   Хирург закурил и, сделав пару затяжек, нервно развел руками.
   - Я сделал все, что мог. Но клинические условия у нас не те. Первым же самолетом будем отправлять твоего ротного в Ташкент. А оттуда - в Москву, в госпиталь Бурденко.
  
   ***
  
   В воскресенье в Тульском городском парке было шумно и многолюдно.
   Недалеко от карусели за столиком летнего кафе сидели Василий Егорович и Татьяна Ивановна. Василий Егорович потягивал из бокала пиво.
   ...По аллее парка, задевая и толкая идущих ему навстречу людей, торопливо шагал Тюпалов, в глазах которого смешались растерянность и тревога. Увидев Сухоруковых, Тюпалов вскинул правую руку вверх и громко крикнул:
   - Василий Егорович!
   Сухоруков повернул голову на крик и заметил Тюпалова. Увидев его перекошенное лицо, Василий Егорович тут же вскочил. Татьяна Ивановна тоже поднялась. Оба быстро пошли навстречу Тюпалову...
   ...Тяжело дыша, Тюпалов приблизился к взволнованным Сухоруковым.
   Утерев со лба пот, он дрожащим голосом произнес:
   - Мне только что позвонили... Сашку доставили в госпиталь Бурденко. С сильными ожогами. Без сознания...
   Татьяна Ивановна вскрикнула и прижала ладони к щекам. Василий Егорович помрачнел и тяжело вздохнул.
   Тюпалов кивнул на выход из парка.
   - Машина ждет. Едем!
   ...На койке реанимационной палаты под капельницей лежал Александр, перебинтованный с головы до ног. К нему была подключена система обеспечения жизнедеятельности. Александр находился без сознания.
   Рядом, у изголовья его постели, стояли в белых халатах военный хирург полковник Колбышев и Татьяна Ивановна. На осунувшемся лице Сухоруковой была печать бессилия и горя.
   Колбышев тихо произнес:
   - Время от времени он приходит в себя. Правда, ненадолго, - хирург бросил взгляд на наручные часы. - Простите, Татьяна Ивановна, но больше Вам здесь оставаться нельзя... Я и так сделал для Вас исключение.
   Сухорукова покорно кивнула головой.
   - Я понимаю... Конечно...
   Она уже повернулась, чтобы уйти, когда Александр, застонав, открыл глаза. Взглянув на Колбышева с мольбой, Татьяна Ивановна сделала шаг к сыну и склонилась над ним. Мутные глаза Александра прояснились, а его губы растянулись в чем-то наподобие улыбки.
   Александр прошептал:
   - Мама...
   Татьна Ивановна прижала руки к груди.
   - Сашенька, родной!
   - Мама..., - прошептал Александр уже тише.
   Его глаза снова закрылись...
   ...Татьяна Ивановна вышла из реанимационной палаты.
   Перед дверью палаты, в коридоре, сидели на диване Василий Егорович и Тюпалов. Оба встали. Татьяна Ивановна приблизилась к ним.
   - Сашка узнал меня. Он приходил в себя, совсем ненадолго..., - она горестно опустила голову. - Они борются за его жизнь. Это может продолжаться не один день.
   Татьяна Ивановна всхлипнула.
   - Господи, сколько раз я сама говорила это другим...
   Она присела на краешек дивана и начала беззвучно плакать. Видно было только, как подрагивали ее плечи. Василий Егорович опускается на диван рядом с ней и, обняв жену, привлек ее к себе.
   Сухорукова вскинула голову, торопливо достала из кармана носовой платок и вытерла им глаза.
   - Я останусь в госпитале. А вы езжайте домой. Лёне завтра на службу. Тебе в понедельник к министру..., - Сухорукова тронула пальцами воротник пиджака Василия Егоровича. - Тебе же надо хотя бы переодеться.
   Сухоруков погладил ее по плечу.
   - Я только что звонил Мурашову. Ты можешь переночевать у Гены.
   Татьяна Ивановна слабо махнула рукой.
   - Не нужно. Если я и смогу заснуть, то прикорну прямо здесь, - она посмотрела мужу в глаза. - А вы езжайте.
   Сухоруков согласно кивнул.
   - Хорошо. Я переоденусь, заберу все нужные мне бумаги и завтра вернусь в Москву.
   Спохватившись, Татьяна Ивановна добавила:
   - И позвони, пожалуйста, в мою больницу. Предупреди их, чтобы в выходные они меня не искали...
   ...Татьяна Ивановна осталась одна. Она сидела на диване, не отрывая взгляда от двери реанимационной палаты. Настенные часы в коридоре показывали половину двенадцатого. Глаза Сухоруковой начали слипаться...
   ...Татьяна Ивановна стояла на платформе железнодорожного вокзала. Прибывающий пассажирский поезд замедлял ход. В окне одного из проплывающих мимо нее вагонов Сухорукова увидела Александра в форме курсанта Рязанского училища ВДВ. Заметив на перроне встречающую его маму, он улыбнулся и радостно замахал руками. Татьяна Ивановна помахала сыну в ответ и двинулась следом за тормозящим вагоном.
   Поезд вдруг стал снова быстро набирать ход. Сухорукова уже не шла, а бежала за вагоном, в окне которого маячил сын. Татьяна Ивановна начала отставать от вагона...Неожиданно земля между ней и поездом вспыхнула. Пламя охватило вагон, заслоняя собой сына. Его испуганное лицо мелькнуло в огне. Воздев руки к небу, Сухорукова испуганно и громко крикнула: "Саша!!!"...
   - Татьяна Ивановна, - донесся откуда-то сбоку нежный женский голос...
   ...Сухорукова вздрогнула, проснулась и открыла глаза. Она повернула голову на голос и изумленно вскинула брови.
   Рядом с ней на диване сидела Ирина, которая, сочувственно глядела на Татьяну Ивановну.
   Сухорукова всплеснула руками.
   - Ира? Откуда?
   - Приехала из Тулы, последней электричкой, - Ирина виновато улыбнулась. - Я не хотела Вас будить, но Вы так громко кричали.
   - Как ты узнала, где я?
   - Я была у Павла. А ваши медсестры сказали мне, что у Вас... Случилась беда, - помедлив, Ирина спросила. - Ваш сын ранен?
   Сухорукова тяжело вздохнула.
   - Очень сильно обгорел.
   Она бросила взгляд на настенные часы, стрелки которых показывали уже первый час ночи, и с жалостью посмотрела на Ирину.
   - Господи, ты поехала неизвестно куда, одна, ночью...
   - Татьяна Ивановна, Если бы не Вы, мой брат бы не жил, - сказала Ирина. - И то, что я здесь - это самое меньшее, чем я могу Вас отблагодарить. Вам нужно, чтобы сейчас кто-то был рядом. И я буду - столько, сколько нужно.
   С нежностью и благодарностью в голосе растроганная Сухорукова произнесла:
   - Девочка моя...
   Она обняла Ирину.
   - Как ты сюда прошла? Кто тебя пустил?
   - Там, в будке, у ворот, сидит дежурный. Я не разбираюсь в званиях...У него на погонах по две звездочки, - Ирина показала их расположение пальцами на своем плече. - Вот так.
   - Прапорщик, - подсказала Сухорукова.
   - Он сказал, не положено, - продолжала Ирина. - Тем более, ночью. А когда я ему все выложила - про Вас, про Павла, про Вашего сына, он начал куда-то звонить... Узнал, где лежит Саша. И даже показал мне дорогу, - оглянувшись, Ирина перешла на шепот. - Только очень просил... Если кто-нибудь меня задержит... В общем, не говорить, что я прошла через калитку.
   Ирина хихикнула.
   - Попросил сказать, что я перелезла через забор.
   Татьяна Ивановна улыбнулась.
   - Ну, через забор так через забор, - спохватившись, она вскинула голову. - Как твой брат? Ему уже лучше?
   - Да. Сегодня ему даже дали посмотреть телевизор. Полчаса. Вы же разрешили мне привезти из дому телек и поставить в палате. Паша так по нему соскучился... Он хоть и взрослый, но очень любит смотреть мультики. Особенно "Ну, погоди".
   Пожав плечами, Ирина с любовью грустно протянула:
   - Прямо как ребенок.
   - Я тоже люблю их смотреть, - сказала Сухорукова и, не удержавшись, зевнула...
   ...Часы на стене коридора показывали пятый час утра.
   Положив голову на плечо Ирины, Татьяна Ивановна спала...
  
   ***
  
   Кабинет генерал-полковника Мурашова располагался на втором этаже здания Министерства обороны.
   Мурашов сидел за своим огромным рабочим столом. Напротив генерал-полковника сгорбился на стуле бледный и осунувшийся Сухоруков.
   Мурашов тихо спросил:
   - Как он?
   - Плохо, - Василий Егорович поморщился. - Танюша пробыла в госпитале все выходные, но ничего обнадеживающего ей не сказали... Я тоже заезжал туда сегодня утром.
   Сухоруков горько вздохнул.
   - На Сашке живого места нет. Врачи вообще удивляются, как он до сих пор еще...
   - Татьяна сейчас в Туле?
   - Да, - Василий Егорович развел руками. - У нее у самой больные. Кого-то готовят к операции, кому-то ее только что сделали. Как только сможет вырваться, снова приедет.
   Мурашов твердо и уверенно произнес:
   - Василий, я верю, что Сашка выкарабкается. Обязательно выкарабкается!
   Сухоруков помотал головой из стороны в сторону.
   - Ой, Гена... Я бы все за это отдал.
   Глаза Сухорукова недобро сверкнули.
   - Может, я чего-то не понимаю..., - Василий Егорович придвинулся к другу поближе. - Но скажи, как такое могло случиться? Почему вертолеты шарахнули НУРСами по кишлаку? Когда там находились свои?
   Мурашов отвел взгляд в сторону.
   - Командир полка подполковник Ремизов...
   - Ремизов? - Василий Егорович наморщил лоб. - Был у меня такой ротный, в Кировабаде.
   - Он, он, - утвердительно кивнул Мурашов. - Так вот... Сашкина рота находилась на подступах к кишлаку, и Ремизов попросил командира дивизии, чтобы наступление поддержала авиация. А когда десантники туда ворвались, комдиву об этом не доложил...Вот вертушки и дали по кишлаку.
   Сухоруков возмущенно засопел.
   - Как же так?!
   - Вчера, на заседании комиссии, созданной для расследования этого случая, - продолжал Мурашов, - он ссылался на плохую связь. Говорил, что пытался связаться с комдивом по телефону, но не смог.
   - А по рации тоже не смог?! - гневно загремел на весь кабинет голос Сухорукова. - У него же кроме телефона была рация! Дальнего радиуса действия!
   Василий Егорович со злостью выругался.
   - Да забыл он, скорее всего... Просто забыл, - Сухоруков махнул рукой. - В пылу боя... А сейчас врет. Выкручивается, чтобы спасти свою шкуру.
   - Ну, это его в любом случае не спасло, - Мурашов удовлетворенно хмыкнул. - Члены комиссии пришли к выводу, что в случившемся виноват именно Ремизов... Принято решение понизить его в звании. До майора. И в должности - сразу на две ступени.
   - Что?!!! - Сухоруков привстал со стула. - И все?! Да его надо под трибунал!
   Мурашов отрицательно помотал головой.
   - Под трибунал его никто не отдаст, - генерал-полковник грустно вздохнул. - И ты не хуже меня знаешь, почему.
   - Почему?
   Мурашов посмотрел на друга в упор.
   - Не стреляли наши вертолеты по своим, понял? - генерал-полковник хлопнул ладонью по столу. - И ни в одном официальном документе этого никогда отражено не будет.
   ...Сухоруков вышел из приемной Мурашова и медленно направился к выходу из здания - по длинному, полутемному коридору, устланному ковровой дорожкой, с массивными дубовыми дверями по бокам.
   В конце коридора появился офицер, который двигался навстречу Сухорукову.
   Когда расстояние между ними сократилось, и Василий Егорович разглядел лицо офицера, Сухоруков сразу узнал его: навстречу генералу шел... Ремизов.
   Ремизов тоже узнал Сухорукова. Побледнев от страха, он остановился, развернулся на 180 градусов и торопливо понес свое грузное тело в противоположном направлении.
   Глаза опешившего всего на секунду Сухорукова налились кровью. Пытаясь догнать Ремизова, генерал ускорил шаг. Оглянувшись, Ремизов перешел на бег. Сухоруков - тоже...
   ...Запыхавшийся Ремизов, вынырнув из-за угла коридора, распахнул первую попавшуюся на пути дверь. Ремизов залетел в комнату и, захлопнув за собой дверь, прижался спиной к стене. На его испуганном лице не было ни кровинки.
   В комнате сидела за столом пожилая машинистка. Сдвинув на нос очки, она удивленно уставилась на офицера. Ремизов, прижав к губам палец, посмотрел на нее с мольбой...
   ...Из-за угла коридора, тяжело дыша, выскочил Сухоруков. Не увидев Ремизова, он остановился и растерянно оглянулся по сторонам. Скулы на его красном, разгневанном лице ходили ходуном.
   Василий Егорович услышал за спиной торопливые шаги и обернулся.
   Из-за угла показался Мурашов. Он увидел замершего на месте друга и облегченно вздохнул. Генерал-полковник подошел к Сухорукову. Он, как и Василий Егорович, шумно и тяжело дышал.
   - Василий, что случилось? - Мурашов выглядел сердитым и растерянным одновременно. - Мой адъютант доложил, что ты побежал по коридору. Еле тебя догнал...
   Сухоруков опустил голову.
   - Я увидел его.
   - Да кого?
   - Ремизова! Вышел от тебя - а он в коридоре.
   Мурашов изумленно всплеснул руками.
   - Здесь? Господи, бывают же совпадения! Наверное, его вызывали к кому-то на этом же этаже.
   Мурашов подошел к Сухорукову вплотную и погрозил ему пальцем.
   - Василий, возьми себя в руки. Не хватало нам еще мордобоя, - он воздел глаза к потолку, за которым несколькими этажами выше находился кабинет министра обороны, - в министерстве...
   - Ты что? Думаешь, я хотел его ударить? - Василий Егорович ухмыльнулся. - Да я бы руки не стал марать об эту мразь.
   Сухоруков грустно покачал головой.
   - В глаза ему хотел посмотреть...
  
   ***
  
   Татьяна Ивановна зашла в кабинет заведующего отделением. Цариков поднялся ей навстречу и показал на стул у своего стола.
   - Присаживайтесь.
   Сухорукова махнула рукой.
   - Спасибо, я ненадолго. Только хотела спросить, не добавили ли Вы мне в этом месяце плановых операций.
   - Ни в коем случае, - Цариков снова показал на стул. - Вы все-таки присядьте.
   Сухорукова опустилась на стул.
   Цариков с сочувствием посмотрел ей в глаза.
   - Татьяна Ивановна, я хочу предложить Вам отпуск. Возьмите, хотя бы пару недель. Не скрою, нам будет без Вас тяжело. Но Вам надо сейчас быть рядом с сыном.
   Сухорукова озабоченно сложила руки на груди.
   - Дмитрий Вячеславович, у троих моих пациентов послеоперационный период. А одного еще даже не перевели в отделение из реанимации. Может возникнуть любое осложнение... Ну, куда я уеду?
   Цариков почесал в затылке.
   - Да, Вы правы. Как всегда...
   Заведующий заглянул в лежащий перед ним список больных.
   - Кстати, снова хотел Вас спросить про..., - Цариков поводил по списку пальцем в поисках нужной фамилии. - Иконникова. Павла Анатольевича.
   Заведующий поднял голову.
   - Вы по-прежнему считаете, что еще одна операция будет связана для него с очень большим риском?
   - По-прежнему, - твердо сказала Сухорукова. - У меня большой опыт. И он подсказывает мне, что делать ее нельзя.
   ...Павел с перевязанной головой неподвижно лежал на кровати и смотрел по телевизору какой-то мультфильм. Соседняя койка палаты пустовала.
   В палату зашла Сухорукова. Павел перевел взгляд на врача и слабо улыбнулся. Татьяна Ивановна присела на краешек его кровати.
   - Как самочувствие, Паша?
   - Спасибо, - медленно произнес Павел, которому каждое слово давалось с трудом. - Боли почти не чувствую. Только затылок. Немного ломит.
   - Когда тебе делали укол?
   Павел бросил взгляд на настенные часы.
   - Полчаса назад.
   Помявшись, он тихо произнес:
   - Татьяна Ивановна, можно у Вас спросить... Как Ваш сын? Ира сказала мне, что он капитан ВДВ... Был в Афгане... Сильно обгорел...
   Сухорукова тяжело вздохнула.
   - Плохо, Паша... Никто пока не знает, выживет он или нет. Ничего обнадеживающего врачи не говорят.
   - Все будет хорошо, Татьяна Ивановна, - Павел приподнялся на постели. - Вы мне поверьте... Я знаю... Он выживет! Десантники не сдаются...
   Сухорукова тоже улыбнулась, благодарно погладила его по плечу и поднялась.
   - После обеда я к тебе еще загляну.
   Татьяна Ивановна вышла из палаты.
   В коридоре она почти сразу же нос к носу столкнулась с Натальей Николаевной, которая проходила мимо палаты.
   Наталья Николаевна остановилась и кивнула на дверь палаты Павла.
   - Ну, как он?
   - Неплохо.
   Сухорукова заметила, что Наталья Николаевна волнуется: она, как школьница, нервно теребила тетрадку, которую держала в руках.
   Татьяна Ивановна вопросительно посмотрела на своего интерна.
   - Наташенька, что случилось?
   Волнуясь еще больше, Наталья Николаевна опустила голову.
   - Татьяна Ивановна... Знаете, почему я в интернатуру просилась именно к Вам?
   - Почему?
   - В мединституте о Вас ходили легенды... Операции, которые Вы делали... Многие из них вошли в учебники. И среди этих операций были такие...Вы шли на риск.
   Сухорукова холодно улыбнулась.
   - Я всегда шла только на разумный риск, Наташа.
   Наталья Николаевна согласно кивнула.
   - Да, в случае с Иконниковым риск может быть выше обычного. Но ведь он такой молодой! Вы представляете, что для него означает... Остаться на всю жизнь прикованным к постели?
   Она вскинула голову и посмотрела на Татьяну Ивановну почти с мольбой.
   - Измените свое решение, - Наталья Николаевна тронула Сухорукову за локоть. - Я уверена: эта операция у Вас получится. И Вы подарите ему полноценную жизнь.
   С трудом скрывая раздражение, Татьяна Ивановна произнесла:
   - Хорошо. Я ничего не обещаю, но... Я еще раз посмотрю все его снимки и результаты анализов.
   На лице Натальи Николаевны расцвела улыбка.
   - Спасибо!
   - Не за что, - сухо бросила Татьяна Ивановна...
   ...Когда Сухорукова снова зашла в кабинет заведующего, Цариков удивленно вскинул брови.
   - Неужели все-таки надумали в отпуск?
   Татьяна Ивановна отрицательно помотала головой, подошла к столу заведующего и усмехнулась.
   - Дмитрий Вячеславович, наша Наташа... Просит, чтобы я сделала Иконникову еще одну операцию.
   Цариков откинулся на спинку стула и многозначительно хмыкнул - так, что было непонятно, на чьей он стороне.
   - Ну, а Вы? - спросил Цариков. - Вы-то сами как считаете? Нужно все-таки делать или нет?
   Сухорукова нерешительно пожала плечами.
   - Попробовать, конечно, можно, но..., - она упрямо наморщила лоб . - Получится, что меня, врача с тридцатилетним опытом работы, заставила изменить свое мнение... девчонка.
   Цариков улыбнулся.
   - А вот об этом, Татьяна Ивановна, по-моему, нужно думать меньше всего.
   Заведующий отделением поднялся из-за стола и подошел к Сухоруковой.
   - Прежде всего, врач должен думать о том, как помочь больному. И если умудренному опыту, - он кивнул на Татьяну Ивановну, - нейрохирургу подсказывает его молодой коллега...
   Заведующий взмахнул руками.
   - Побольше бы нам, Татьяна Ивановна, таких молодых врачей! Не тех, которые смотрят нам в рот, а таких, как Наташа - ищущих, сомневающихся...
   Цариков хитро прищурился и поднял вверх указательный палец.
   - ...и помогающих нам признавать свои ошибки.
   ...Сухорукова зашла в ординаторскую.
   Наталья Николаевна сидела за своим столом, заполняя чью-то историю болезни.
   Татьяна Ивановна подошла к столу Натальи Николаевны. Та вскинула голову и вопросительно посмотрела на Сухорукову.
   Татьяна Ивановна улыбнулась.
   - Ладно, Наташа. Твоя взяла.
   Наталья Николаевна растерянно захлопала глазами.
   - Вы о чем?
   - Ни о чем, а ком. О Павле.
   На лице Натальи Николаевны тоже расцвела улыбка. Все еще не веря в услышанное, она с нескрываемой радостью произнесла:
   - Вы не шутите? Вы, правда, согласны сделать ему еще одну операцию?
   - Да согласна, согласна! - Татьяна Ивановна положила руку на плечо своего интерна. - Но при одном условии.
   - При каком?
   - Что ты будешь мне ассистировать.
  
   ***
  
   Громко прозвенел звонок, двери аудиторий распахнулись, и в коридор шумной гурьбой вывалили на перерыв между занятиями слушатели Академии генерального штаба: старшие офицеры и несколько молодых генералов.
   У порога одной из аудиторий стояли генерал-лейтенант Сухоруков и слушатель его группы - полковник Кравцов.
   - Василий Егорович, все пропущенные лекции я обязательно восстановлю, - сказал Кравцов Сухорукову. - Материала, который Вы даете, ни в одном учебнике не найдешь.
   Полковник грустно усмехнулся.
   - Если, конечно, меня опять не уложат в госпиталь.
   Генерал сочувственно вздохнул.
   - Да, плохо, когда беспокоят раны. Знаю..., - Василий Егорович улыбнулся. -
   Кстати, в Африке мы с Вами служили недалеко друг от друга. Но - через границу.
   Кравцов понимающе кивнул.
   - Поэтому и не встретились.
   Василий Егорович протянул ему руку.
   - До свидания.
   - До свидания.
   Сухоруков и Кравцов пожали друг другу руки, и полковник быстро удалился, спеша на занятия в другую аудиторию...
   ...Василий Егорович медленно шел по коридору.
   Навстречу ему двигался начальник кафедры, на которую Сухорукова и назначили преподавателем. Генерал-лейтенант Скворцов был значительно старше Сухорукова, но выглядел моложе. И неудивительно: в горячих точках Скворцов никогда не служил, да и из войск ушел давным-давно, занимаясь последние лет двадцать исключительно научной и преподавательской работой.
   Сблизившись, оба генерала остановились.
   - Как прошел семинар, Василий Егорович? - спросил Скворцов.
   - Нормально, - ответил Сухоруков. - Меня очень радует, что слушатели задают много вопросов. Причем, толковых вопросов.
   Сухоруков посмотрел на наручные часы.
   - Анатолий Гаврилович, хочу обратиться к Вам с просьбой. Заседание кафедры назначено на семнадцать ноль ноль. А ко мне из Тулы приезжает жена, - Василий Егорович грустно вздохнул. - Хотим вместе съездить в госпиталь к сыну...
   Скворцов воздел руки перед собой.
   - Разумеется, я Вас отпускаю, - он сочувственно посмотрел на Сухорукова. - Как он?
   Василий Егорович помрачнел.
   - Состояние по-прежнему остается критическим. Ему уже несколько раз делали пересадку кожи. Но врачи говорят, что у него очень сильный организм...
   Подбадривая себя, Сухоруков тряхнул седой головой.
   - Говорят, что надежда есть.
   ...На койке лежал перебинтованный с головы до ног Александр. К нему все так же была подключена система обеспечения жизнедеятельности. Открыв глаза, Александр смотрел на мать и Колбышева, которые стояли у изголовья его постели. За их спинами замер Сухоруков в белом халате, накинутом на генеральский мундир.
   Открыв рот, Александр попытался что-то сказать, но Колбышев категорично поднес палец к своим губам.
   - Нельзя. Тебе надо беречь силы.
   ...В коридоре Колбышева обступили Василий Егорович, Татьяна Ивановна и только что приехавший в госпиталь Мурашов. Недалеко от них на диване сидела Ирина, которая, напрягшись и подавшись всем телом вперед, тоже ловила каждое слово врача.
   - Теперь он большую часть времени находится уже в сознании. Пересадки сыграли свою роль, - Колбышев обвел собеседников взглядом. - У него появился шанс. Очень небольшой, но все же...
   Глаза врача стали серьезными.
   - Завтра ему предстоит еще одна операция. После нее я смогу точно сказать, выживет он или нет.
   Помолчав, он развел руками.
   - Извините, но меня ждут больные.
   - Конечно, конечно, - понимающе и торопливо произнесла Сухорукова.
   Колбышев кивком головы попрощался со всеми и удалился по коридору.
   Проводив врача взглядом, Татьяна Ивановна повернулась к Сухорукову и Мурашову.
   - Будем ждать завтрашнего дня, - сказала она с надеждой в голосе.
   Василий Егорович стоял, понуро глядя себе под ноги.
   Мурашов похлопал его по плечу.
   - Все будет хорошо, Василий.
   Он наклонился к самому уху друга и, скосив глаза в сторону Ирины, перешел на шепот. - А кто эта девушка? Сашкина невеста?
   - Нет, - ответила за мужа Татьяна Ивановна. - Сестра одного моего пациента. Он тоже прошел Афган... Там его пронесло. А в Туле... Чуть не погиб на стройке...
   Мурашов сочувственно хмыкнул.
   - Ее брату сейчас лучше, - продолжала Татьяна Ивановна. - Вот она и приехала, чтобы поддержать меня.
   Мурашов удивленно и одобрительно хмыкнул.
   - Нечасто в наше время встретишь такое.
  
   ***
  
   Вокруг операционного стола, на котором лежал Павел, стояли Татьяна Ивановна, Наталья Николаевна и медсестра.
   Склонившись над головой Павла, Сухорукова делала одно осторожное движение скальпелем за другим. На ее лбу выступили капельки пота, и медсестра, заметив это, быстро поднесла к ее лбу салфетку.
   Сухорукова бросила ей:
   - Зажим!
   Та быстро подала Татьяне Ивановне инструмент. Приняв его, Сухорукова, посмотрела на Наталью Николаевну. Их взгляды встретились, и Наталья Николаевна ободряюще улыбнулась Сухоруковой одними глазами.
   Татьяна Ивановна снова склонилась над Павлом...
   ...Сухорукова вышла из операционной в комнату, где переодевались хирурги.
   Сорвав с лица маску, она прислонилась к стене, закрыла глаза и медленно осела на пол.
   Следом за ней в комнату зашла Наталья Николаевна. Увидев Татьяну Ивановну, сидящую на полу, Наталья Николаевна ойкнула и бросилась к ней.
   - Татьяна Ивановна! - испуганно вскрикнула Наталья Николаевна, склонившись над Сухоруковой.
   Открыв глаза, Сухорукова устало улыбнулась.
   - Не волнуйся, Наташенька. Со мной все в порядке. Просто я устала. Боже, как я устала...
   Облегченно вздохнув, Наталья Николаевна тоже сняла с себя маску. Она смотрела на Сухорукову восхищенными глазами.
   - Татьяна Ивановна, у Вас получилось! - Наталья Николаевна прижала руки к груди. - Вы сделали чудо.
   Сухорукова усмехнулась.
   - Чудес не бывает. А получилось у меня или нет...Говорить еще рано. Вот когда он придет в себя...
   Татьяна Ивановна подмигнула своему интерну.
   - Сделай-ка лучше, Наташенька, кофе. И мне, и себе. Покрепче!
  
   ***
  
   Вокруг стола, на котором лежал Александр, стояли Колбышев, еще один хирург помоложе и медсестра.
   Колбышев повернулся к своему коллеге.
   - Ну что, приступим?
   Тот молча кивнул головой.
   Колбышев взял из рук медсестры скальпель и склонился над Александром...
   ...В коридоре госпиталя, недалеко от операционной, сидел на диване Василий Егорович. Настенные часы показывают начало девятого вечера.
   В конце коридора появилась запыхавшаяся Татьяна Ивановна. Она быстро шагала к мужу. Он встал.
   - Ну что? - бросила Сухорукова на ходу.
   - Операция продолжается уже пять часов, - ответил Василий Егорович.
   Татьяна Ивановна подошла к супругу. Остановившись, она поправила растрепанные волосы.
   - Чуть не опоздала на электричку.
   - Могла б позвонить Тюпалову. Он дал бы машину.
   Сухорукова махнула рукой.
   - Неудобно. Он уже и так столько нам помогал.
   Татьяна Ивановна присела на диван. Василий Егорович опустился рядом с ней.
   - Я сама сегодня оперировала, - отдышавшись, сказала Сухорукова.
   - Кого?
   - Брата той девочки... Бывшего десантника.
   Генерал Сухоруков недовольно крякнул и поднял вверх указательный палец.
   - Танюша, запомни: бывших десантников не бывает.
   Татьяна Ивановна согласно кивнула.
   - Ира и сегодня хотела поехать со мной. Но я не разрешила. Пусть побудет с братом.
   Оба увидели Колбышева, который вышел из операционной. Супруги тут же вскочили на ноги и бросились к нему.
   Сблизившись, все трое замерли на месте. Готовые ко всему, Сухоруковы напряженно смотрели на врача.
   Колбышев устало улыбнулся.
   - Жить он будет.
   Василий Егорович и Татьяна Ивановна поглядели друг на друга счастливыми глазами и обнялись.
   - Я даже не удивлюсь, если его признают годным к дальнейшему прохождению службы..., - хирург усмехнулся. - Знаете, что ваш сын спросил у меня? Пока мы его готовили к операции?
   Сухоруковы вопросительно уставились на врача.
   - Когда ему можно будет вернуться в полк? - Колбышев восхищенно крякнул. - На кону была его жизнь - а он в полк!
  
   ***
  
   Выздоравливающий Павел с перевязанной головой лежал на кровати больничной палаты. Рядом с кроватью стояли Татьяна Ивановна, Наталья Николаевна и Цариков. За их спинами маячила счастливая Ирина.
   Зажмурив от напряжения глаза, Павел сжал пальцами правой руки небольшой прибор для измерения силы кисти.
   Сухорукова забрала у Павла прибор, посмотрела на его шкалу и удовлетворенно хмыкнула.
   - Очень хорошо, Паша.
   Татьяна Ивановна повернулась к коллегам.
   - Почти все двигательные функции восстановились. С речью тоже проблем нет. Ходить я ему пока не разрешаю. Но садиться уже можно.
   Она снова повернулась к Павлу.
   - Ну-ка поднимайся!
   Опершись локтями о кровать, Павел медленно оторвал свою спину от постели и сел. Он посмотрел на Сухорукову с надеждой в глазах.
   - Татьяна Ивановна, а когда разрешите ходить?
   Сухорукова ухмыльнулась.
   - Какой нетерпеливый!
   Она ласково похлопала Павла по ногам.
   - Ходить тебе надо будет учиться заново.
   - А когда можно начать?
   Сухорукова весело тряхнула головой.
   - Со следующей недели!
  
   ***
  
   После обеда в госпитале Бурденко по расписанию наступил тихий час.
   В офицерской палате на четверых были заняты только две койки.
   На одной лежал Александр. Все части его тела находились еще под повязками, но с лица Александра уже сняли бинты: оно было сплошь покрыто следами ожогов. Повернув голову к окну, Александр тоскливо смотрел на залитую весенним солнцем улицу.
   На соседней койке устроился майор Кунцевич - связист из Подмосковья с перебинтованной рукой: во время ремонта радиостанции он случайно пролил на нее полбутылки кислоты.
   На краю кровати Кунцевича россыпью лежали фотографии. В здоровой руке Кунцевич держал большой черно-белый снимок, внимательно разглядывая его.
   Кунцевич повернул голову к Александру и показал ему снимок.
   - Это ты где?
   Александр бросил на фотографию мимолетный взгляд.
   - На Саланге. Есть в Афгане такой перевал.
   Взяв в руку другую фотографию, Кунцевич обнажил в улыбке зубы и с восторгом произнес:
   - А обезьяна у тебя на плече? Настоящая?
   Александр тоже улыбнулся.
   - Конечно. Это в Джелалабаде. Там тропики. И обезьяны бегают, и пальмы растут.
   Дверь палаты распахнулась, и на ее пороге вырос Василий Егорович в халате, накинутом на генеральскую форму. В его руках была большущая сумка.
   Увидев отца, Александр тут же поднялся, сел на кровати и радостно раскинул руки в стороны.
   - Батя!
   Широко улыбаясь, отец подошел к койке Александра.
   - Ну, здорово!
   Василий Егорович поставил сумку на пол, склонился над сыном и осторожно обнял его. Александр тоже обхватил плечи отца перевязанными руками.
   Отстранившись, генерал Сухоруков начал разглядывать лицо Александра.
   - Дай, хоть посмотрю на тебя без бинтов.
   - Смотри!
   Василий Егорович удовлетворенно хмыкнул.
   - Нормальная у тебя рожа. Бывает и хуже.
   - Доктора говорят, что со временем будет почти незаметно, - Александр махнул рукой. - Да для мужика это и не главное.
   - Конечно, не главное. Бабы и за таким будут бегать, - Генерал подмигнул сыну. - Тут сестрички-то симпатичные есть?
   - Хватает.
   - Ходить тебе уже можно?
   - Пока нельзя, - Александр вздохнул. - Но я все равно помаленьку ковыляю. Хоть в туалет. В утку ссать знаешь, как надоело? А по "большому" - тем более. И сестры тут все как назло все молодые. Неудобно.
   Отец одобрительно улыбнулся.
   - Правильно. Ходи.
   Он присел на краешек постели брата и повернулся к Кунцевичу, который с уважением и любопытством разглядывал генерала.
   - Здравствуйте, - Василий Егорович кивнул Кунцевичу.
   - Здравствуйте, - поприветствовал его Кунцевич. - Решили проведать сына?
   - Да.
   Генерал наклонился и полез руками в стоящую на полу сумку.
   - Тут мать тебе всего напередавала...
   Он начал доставать из сумки и раскладывать на прикроватной тумбочке продукты.
   Глядя на их растущую гору, Александр поморщился.
   - Разве мне столько съесть?
   Василий Егорович кивнул на Кунцевича.
   - Ничего, сосед поможет!
   Опустошив сумку, генерал снова повернулся к сыну.
   - Слушай, я же не сказал главную новость. Тебя через неделю переводят в Тульский госпиталь.
   Глаза Александра радостно блеснули.
   - Правда?
   - Правда, правда. Мурашов помог договориться. Так что будешь долечиваться дома. И мать будет рядом, и друзья твои... Родные стены они, знаешь...
   Александр довольно улыбнулся.
  
   ***
  
   Павел стоял посреди больничной палаты, опершись о плечо Татьяны Ивановны, которая поддерживала его с одной стороны, и о плечо Ирины, замершей с другой.
   Наконец, решившись, он вместе с женщинами медленно сделал один шаг, затем - второй.
   Сухорукова повернула голову к Павлу.
   - Ну, что? Теперь попробуешь сам?
   - А можно? - произнес Павел с нескрываемой радостью.
   - Конечно!
   Павел снял руки с их плеч. Татьяна Ивановна и Ирина отошли в сторону.
   Расставив руки в стороны, чтобы было легче удерживать равновесие, Павел взволнованно дышал.
   Собравшись с духом, он сделал маленький шаг. Пошатнувшись, Павел едва не упал.
   Ирина бросилась к брату, чтобы поддержать его, но Павел взмахом руки попросил ее оставаться на месте.
   Он сделал еще один шаг - гораздо увереннее, чем предыдущий. И совершенно спокойно удержал на этот раз равновесие.
   Павел прошептал:
   - Получилось.
   Он счастливыми глазами посмотрел сначала на Сухорукову, а потом на сестру, вскинул обе руки вверх и громко крикнул:
   - Получилось!
  
   ***
  
   В сторону Тулы, до которой оставалось меньше двадцати километров, по шоссе мчалась военно-санитарная машина.
   В салоне машины на кушетке, весело глядя в окно, лежал Александр. Слева от него на скамейке сидел фельдшер из госпиталя Бурденко - худенький прапорщик лет тридцати, а справа на откидном стуле - Татьяна Ивановна.
   Мать ласково посмотрела на сына.
   - Скоро уже доедем. Начальника хирургического отделения Тульского госпиталя я знаю. Он часто приглашал меня для консультаций. Подполковник Балаганин, Юрий Иванович.
   Татьяна Ивановна улыбнулась.
   - Интересный мужик... Женат четвертый раз. И все три его прежние жены работают медсестрами в этом же госпитале. Последняя - тоже, представляешь?
   - Последняя ли? - с иронией произнес Александр.
   Сухорукова согласно кивнула.
   - Да, возможно, не последняя...
   Татьяна Ивановна хитро прищурилась.
   - Ты-то уже когда женишься?
   Александр махнул рукой.
   - Успею, мам.
   Он повернулся к матери и спросил:
   - Папа на выходные приедет?
   - Обязательно. Причем, я не сомневаюсь: ты увидишь его первым. Потому что он сразу завернет к тебе в госпиталь.
   - В госпиталь..., - Александр тяжело вздохнул. - Сколько мне еще в нем валяться?
   Татьяна Ивановна сочувственно покачала головой.
   - Что, надоело?
   Александр красноречиво воздел глаза к небу.
   - Не то слово... Так сколько?
   - Не меньше месяца.
   Громко присвистнув, Александр тоскливо обхватил руками лицо...
   ...Парк Тульского госпиталя утопал в лучах майского солнца.
   Александр, с рук и ног которого уже сняли бинты, сидел на скамейке с книжкой в руках.
   По аллее парка к нему направлялись мать и Ирина.
   Словно почувствовав их приближение, Александр оторвался от книги, поднял голову и повернул ее в сторону женщин. Увидев мать, он тут же поднялся, помахал ей рукой и пошел навстречу.
   Александр приблизился к матери и поцеловал ее в щечку.
   Смущенно опустив глаза, Ирина стояла в стороне.
   Сухорукова показала сыну рукой на девушку.
   - Познакомься, это Ира.
   Ирина подняла голову и, посмотрев Александру в глаза, приветливо кивнула ему. Он - ей.
   - Та самая, - Татьяна Ивановна улыбнулась. - Когда тебя доставили в госпиталь Бурденко, мы с Ирой вместе сидели у твоей палаты. Всю ночь.
   - Помню, ты рассказывала, - Александр оживился. - А когда мне делали последнюю операцию, ты оперировала ее брата? Он тоже служил в Афгане, да?
   - Да. И тоже в Десантных войсках.
   - Интересно...
   Александр повернулся к Ирине.
   - Как он?
   - Уже гуляет, - глаза Ирины радостно блеснули. - Вчера попросил меня привезти ему из дому гантели.
   - Правильно, пусть занимается, - одобрительно сказала Сухорукова. - А то мышцы у него стали слабенькие. Столько лежал без движения...
   - Передавай ему от меня привет, - сказал Александр Ирине.
   - Обязательно, - кивнула она.
   - Надо их познакомить, - Сухорукова улыбнулась Ирине. - Я уверена: они станут друзьями.
   Ирина улыбнулась в ответ.
   - Мне тоже так кажется...
   Посмотрев на наручные часы, Татьяна Ивановна бросила сыну:
   - Пойду, поговорю с твоим начальником отделения, - она перевела взгляд на Ирину. - Скоро вернусь.
   Сухорукова развернулась и направилась к зданию госпиталя.
   Александр и Ирина остались вдвоем...
   ...Когда Татьяна Ивановна уже подходила к главному входу в здание, она оглянулась и издалека увидела, как Александр и Ирина медленно идут по аллее, оживленно переговариваясь и улыбаясь друг другу.
   На лице Сухоруковой тоже расцвела улыбка...
   ... Спустя несколько дней, сразу после окончания тихого часа, дверь палаты Александра распахнулась, и на ее пороге выросли Ирина и высокий, широкоплечий парень, с веселым загорелым лицом и большими голубыми глазами.
   Александр был в палате один: лежал на постели и читал газету. Увидев гостей, Сухоруков помахал им рукой.
   - Привет!
   Ирина и ее спутник приветливо кивнули в ответ.
   Александр отложил газету в сторону, встал с кровати и приблизился к гостям. Он с любопытством разглядывал парня, уже догадываясь, кто это.
   Ирина кивнула на парня.
   - Знакомься. Это мой брат.
   Брат Ирины протянул Александру руку.
   - Паша.
   Александр пожал его руку.
   - Саня.
   - Ира сказала, ты окончил Рязанское, - Павел глянул на Александра с нескрываемым уважением. - Был "за речкой", командовал разведротой...
   Александр утвердительно кивнул и посмотрел на Павла таким же взглядом.
   - Ну, насколько я знаю... Ты тоже там побывал. Причем, даже раньше меня.
   - Да, братишка, - Павел вздохнул.
   В его подернувшихся грустью глазах ожило воспоминание.
   Заметив это, Ирина обвела обоих мужчин понимающим взглядом.
   - Мне пора на работу. А вы..., - она махнула рукой. - Думаю, вы и без меня найдете, о чем поговорить.
   - Конечно! - сказал Александр, широко улыбаясь Павлу.
   Павел улыбнулся ему в ответ...
   ...Через неделю Ирина, набравшись смелости, пришла проведать Александра в госпиталь уже одна.
   Они сидели на скамейке парка.
   Ирина с неподдельным интересом слушала Александра, который увлеченно рассказывал:
   - ...Вот так "духи" этого майора чуть не уволокли в плен. Он же пьяный был... Даже не соображал, что происходит, - Александр хохотнул. - А мужик оказался классный. Когда меня привезли обгоревшего в госпиталь, он меня и оперировал, представляешь? Бывает же такое!
   Ирина улыбнулась.
   - Встретиться бы с этим майором сейчас, - мечтательно протянул Александр.
   - Может, когда-нибудь и встретишься, - сказала Ирина.
   Она увидела вдалеке Василия Егоровича и Татьяну Ивановну, которые шли по аллее парка к ним. Ирина тут же тронула Александра за локоть и кивнула в сторону его родителей.
   - Саша, смотри!
   Александр тоже повернулся в их сторону.
   - Вот это да, - удивленно бросил он. - Отец приехал среди недели...
   Поднявшись со скамейки, Ирина и Александр двинулись навстречу его родителям...
   ...Александр поцеловал мать и обнялся с отцом. Ирина тоже поздоровалась со всеми, после чего смущенно опустила голову. Генерал Сухоруков, взглянув на Ирину, удовлетворенно крякнул.
   - Не ожидал, что приедешь, - сказал Александр отцу. - Сегодня же не выходной.
   Только сейчас Александр заметил, что глаза Василия Егоровича радостно и возбужденно блестят, а Татьяна Ивановна загадочно и торжественно улыбается.
   Александр обвел их недоуменным взглядом.
   Расправив плечи, отец с гордостью посмотрел на младшего сына.
   Волнуясь, генерал негромко произнес:
   - Утром мне позвонил Мурашов... Указом Президиума Верховного совета СССР тебе... Присвоено звание Героя Советского Союза.
   - Мне? Героя? - изумленно протянул Александр.
   - Да, сынок, - радостно выдохнул Василий Егорович. - Поздравляю.
   Он снова обнял сына, который все еще никак не мог прийти в себя и только растерянно улыбался. Мать подошла к сыну и, положив руки ему на плечи, поцеловала в лоб.
   Ирина смотрела на Александра широко раскрытыми, восхищенными глазами.
   - Поздравляю, - тихо сказала она.
   Вспомнив о чем-то, Александр перестал улыбаться, вскинул голову и спросил у отца:
   - А остальных? Остальных наградили?
   Василий Егорович утвердительно кивнул.
   - Мурашов сказал, что орденами и медалями награждены все. Все, кто были с тобой в том бою.
   Помедлив, генерал вздохнул и добавил:
   - Рядовой Кошкин награжден Орденом Красного Знамени. Посмертно...
   Глаза Александра стали влажными. Глядя куда-то мимо отца, он сквозь ком в горле еле слышно, но твердо произнес:
   - У него в Рязанской области осталась мать... Как только меня выпишут, я к ней поеду.
  
   ***
  
   Александр в новенькой повседневной офицерской форме сидел в одном из кабинетов районного военного комиссариата напротив майора Дубовского.
   Начальник отделения военкомата, время от времени с любопытством поглядывая на Сухорукова, говорил по телефону.
   - ...Извини, Анатолий Иванович, я сейчас занят, - бросил он в трубку. - У меня в кабинете Герой Советского Союза Сухоруков.
   Услышав это, Александр недовольно поморщился.
   - Да, тот самый, - с гордостью сказал Дубовский. - Перезвони позже.
   Майор положил трубку на аппарат и улыбнулся Сухорукову.
   - Я по телеку видел, как Вам вручали в Звезду Героя, - Дубовский кивнул на звездочку, красовавшуюся на груди Александра. - Золотую.
   Александр смущенно опустил голову.
   - Вообще-то это дубликат, из латуни.
   - Ну, ясное дело, - майор понимающе кивнул. - Чтобы настоящую не потерять.
   Дубовский восхищенно цокнул языком.
   - Вы по телевизору выглядели старше. А на самом деле - совсем молодой.
   Александр покраснел.
   - И еще... Мы тут в военкомате спорили..., - Дубовский придвинулся к Александру ближе. - Правда, что Ваш отец - генерал-лейтенант?
   Александр кивнул.
   - Правда.
   Майор удивленно крякнул.
   - Вот как... Значит, проспорил я. Я-то всем говорил, что не может быть. Сыновья генералов в Афгане не воюют.
   - Ну, это смотря каких генералов, - почти с нескрываемой гордостью произнес Сухоруков.
   - Понятно, - протянул Дубовский и придвинул к нему вырванный из блокнота лист бумаги.
   - Вот адрес его матери. Она живет в Мотыльково. Это деревня, километров двадцать отсюда... Может, дать Вам машину? - торопливо добавил Дубовский. - А если хотите, я тоже могу с Вами...
   Дубовский вздохнул
   - Один у нее он был, сын-то.
   Александр отрицательно помотал головой.
   - Спасибо. Я доберусь сам.
   Дубовский развел руками.
   - Ну, сами так сами.
   ...Александр подошел к старому, покосившемуся деревянному дому на краю деревни, поднялся на давно не крашенное крыльцо и занес руку, чтобы постучать в дверь. Но не успел.
   Дверь со скрипом открылась, и на пороге дома появилась мать Кошкина - маленькая, сухонькая, еще совсем не старая женщина в черном платье и черном платке. На вид ей было не больше пятидесяти лет.
   Она стояла и смотрела на Сухорукова добрыми, спокойными глазами - так, будто знала его давным-давно и рассталась с Александром только вчера.
   Потупив голову, он тихо произнес:
   - Здравствуйте, Марья Васильевна.
   Она приветливо кивнула.
   - Здравствуй. Я в окошко тебя увидала...
   Марья Васильевна отступила в сторону.
   - Что стоишь, Саша? Проходи.
   Ничуть не удивившись, что она назвала его по имени, Александр переступил порог...
   ...В правом углу бедно обставленной комнаты с побеленными известью стенами висела простенькая бумажная икона Богоматери, а под ней - большая фотография Кошкина в форме десантника, сделанная в день принятия им воинской присяги. Фотографию в скромной деревянной рамке без стекла перетягивала черная ленточка.
   Рядом со снимком к стене была пришпилена канцелярскими кнопками уже успевшая пожелтеть вырезка из газеты с броским заголовком "ПОДВИГ ДЕСАНТНИКА".
   Марья Васильевна сидела на стуле под фотографией сына. Александр устроился на табурете напротив матери Кошкина.
   - Я тебя раньше осени не ждала, - сказала она, подперев кулачком щеку. - Не думала, что так скоро вылечат. В газетах писали, обгорел ты сильно...
   Мать с сочувствием покачала головой и спросила:
   - Больно было, Саша?
   Александр кивнул.
   - Больно, Марья Васильевна.
   - А Игорьку? - мать Кошкина впилась в Александра тусклыми от горя глазами. - Он не мучился? - она смотрела на Сухорукова, не мигая. - Ты правду скажи.
   Не выдержав ее взгляда, Александр опустил голову.
   - Нет, Марья Васильевна. Он умер мгновенно.
   Встрепенувшись, Александр достал из кармана кителя обтянутую красным бархатом коробочку и раскрыл ее. На дне коробочки поблескивала золотом Звезда Героя - та самая, которую ему вручили в Кремле.
   Собравшись с духом, Александр вскинул голову и посмотрел матери Кошкина в глаза.
   - Пуля, которая его убила, предназначалась мне. В общем...
   Александр протянул коробочку Марье Васильевне.
   - Он заслужил эту звезду больше, чем я. Возьмите.
   Мать Кошкина благодарно улыбнулась, но тут же отрицательно помотала головой.
   - Нет, Саша, не возьму...Ты тоже жизнь был готов отдать. За девочку, которую спас из огня. Тебе звезду дали, ты и носи.
   Александр пожал плечами, закрыл коробочку и снова спрятал ее в карман.
   Некоторое время оба молчали.
   Мать Кошкина нарушила молчание первой.
   - У тебя и отец есть, и мать? - спросила она.
   Александр кивнул.
   Марья Васильевна горестно вздохнула.
   - А Игорек отца своего не знал, - она через силу улыбнулась. - Я ведь без мужа уже почти двадцать лет живу. Как посадили его за кражу свиньи из колхоза, так по тюрьмам с тех пор и мыкается. Может, уже и не живой...
   Она поглядела на Александра почти с материнской нежностью.
   - Женат?
   - Пока не успел.
   Марья Васильевна горько покачала головой.
   - И Игорек не успел...
   Зажмурившись, она начала мотать головой из стороны в сторону и тихонечко выть. Александр сидел, не смея шелохнуться. Он смотрел на мать Кошкина с болью в глазах.
   Всхлипнув, Марья Васильевна встала. Александр тоже поднялся на ноги. Мать Кошкина сделала шаг к Александру и с громким стоном, вырвавшимся из ее горла, кинулась Сухорукову на грудь.
   Обняв его своими высохшими, узловатыми, красными руками, она громко зарыдала.
   Глаза Александра тоже стали влажными.
   - Ты женись поскорее, - произнесла она сквозь слезы. - И детей нарожай... Побольше, слышишь? И за себя, и за Игорька моего нарожай...
   Марья Васильевна подняла голову и погладила Александра по щеке.
   - Ты приезжай ко мне с ними. Я их буду любить, как родных...
   ...На остановке за деревней Александр запрыгнул на подножку битком набитого ЛАЗика и помахал на прощанье рукой Марье Васильевне, которая стояла у автобуса.
   - Я буду к Вам приезжать! - крикнул он и скрылся внутри автобуса.
   Дверь ЛАЗика со скрежетом закрылась. Он тронулся с места.
   Прильнув к окошку, Александр продолжал махать Марье Васильевне.
   Мать Кошкина смотрела удаляющемуся автобусу вслед.
   Она подняла правую руку, перекрестила Александра и прошептала:
   - Храни тя Бог.
  
   ***
  
   Ирина подошла к белой кирпичной будке КПП госпиталя имени Бурденко, остановилась рядом с ней и посмотрела на наручные часы. Девушка заметно волновалась.
   Дверь будки открылась, и на ее пороге вырос дежурный по КПП - седой, полный прапорщик предпенсионного возраста с большими черными усами.
   Ирина стояла к нему спиной, но прапорщик сразу узнал ее и довольно ухмыльнулся в усы.
   Слегка прихрамывая, дежурный по КПП спустился по ступенькам крыльца и подошел к Ирине. Застыв за спиной девушки, он негромко кашлянул.
   Ирина обернулась и, тоже сразу узнав его, приветливо улыбнулась.
   - Здравствуйте.
   - Здравствуй, - прапорщик хитро прищурился. - Не забыла меня?
   - Разве Вас забудешь! - Ирина зарделась. - Большое Вам спасибо. Что пропустили меня в госпиталь. Тогда, ночью...
   Дежурный по КПП махнул рукой.
   - Да не за что!
   Он с любопытством посмотрел на Ирину.
   - Ну что, поправился твой... жених?
   Ирина радостно кивнула.
   - Да. Его уже выписали.
   Брови прапорщика удивленно взлетели вверх.
   - А что ты тогда тут делаешь?
   - Он проходит медкомиссию. Военно-врачебную.
   Дежурный по КПП хмуро почесал в затылке.
   - Комиссия - дело серьезное, - он покосился на свою ногу. - Я год назад тоже проходил ВВК, после ранения...
   Прапорщик вздохнул.
   - Чуть не комиссовали, заразы.
   Ирина испуганно прижала ладони к лицу.
   - А что? Его тоже могут... комиссовать?
   Дежурный по КПП пожал плечами.
   - Шут их знает, этих докторов. Кого признают годным, кого - нет.
   Прапорщик участливо посмотрел на Ирину.
   - Как повезет.
   Дверь будки распахнулась, и на крыльцо КПП вышел Александр.
   Он увидел Ирину и радостно улыбнулся. А потом вскинул обе руки вверх и громко крикнул:
   - Признали годным к прохождению службы! И в мирное, и военное время!
   Сбежав по ступенькам вниз, Александр шагнул к Ирине. Она бросилась ему навстречу. Александр и Ирина обнялись, и он поцеловал ее в губы.
   Дежурный по КПП стоял в стороне и, улыбаясь в усы, растроганно смотрел на влюбленных...
   ...В этот миг ни Александр, ни Ирина еще не знали, что через год после свадьбы, которую они сыграют в конце лета, у них родится сын, которого они назовут Валерой. Что после окончания Академии имени Фрунзе Александру придется часто переезжать с одного места службы на другое - из Пскова в Кировабад, из Кировабада - в Болград, из Болграда - в Тулу... И в Афганистане ему тоже придется побывать еще раз - уже после того, как Советские войска будут выведены оттуда: в 1992-ом году его парашютно-десантный полк будет эвакуировать из Кабула персонал посольства России и Миссии ООН... А когда Александру исполнится сорок пять, он станет командиром Тульской дивизии - той самой, которой когда-то командовал его отец - и получит звание генерал-майора. Александр и Ирина не знали, что их единственный сын пойдет по стопам отца, но прежде чем поступить в Рязанское училище ВДВ, захочет отслужить хотя бы год срочной службы и после "учебки" попадет в батальон Новороссийской дивизии Воздушно-десантных войск в Каспийске. В тот самый батальон, который 7 августа 1999 года выдвинется к Ботлиху и преградит дорогу бандитам Басаева и Хаттаба, вторгшимся из Чечни в Дагестан. Рядовой Валерий Сухоруков примет участие в знаменитом штурме высоты "Ослиное ухо", и, едва уцелев в этом бою, будет потом за проявленное в нем мужество удостоен звания Героя России. А поздравить его с высокой наградой в госпиталь, где будет находиться израненный Валерий, придут с родителями его дед - генерал-лейтенант в отставке Василий Егорович Сухоруков - с Татьяной Ивановной.
   ...В погожий летний день 1981 года Александр с Ириной еще ничего этого не знали. Но, как и все влюбленные, верили, что впереди у них - долгая и счастливая жизнь...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 8.80*13  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023