ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Цапков Валерий Владимирович
Искусство и война

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.03*14  Ваша оценка:

   ИСКУССТВО и ВОЙНА
  
   1.
  
   - Батя, куда класть? - спросил худенький парнишка в камуфляже. Он сгибался под тяжестью мешка с песком.
   - Клади сбоку. Что б с той высотки не подстрелили.
   - Так там же наша застава?
   - А если душки нижним ярусом пройдут? Да и ударят со стороны заставы? Что бы мы не смогли ответить, боясь зацепить своих огнем?
   - Да, батя, ты - голова... - сказал солдатик и скинул со спины мешок с песком на другие мешки, образовывавшие пулеметное гнездо. Мешки были выложены буквой "П", спереди была амбразура, в которой угрожающе торчал вороненый ствол пулемета.
   Тот, кого солдатик назвал "Батей", сидел рядом с пулеметным гнездом на мешке с песком, и устало курил. Даже не курил, а жевал сигарету. Короткая стрижка, усы с проседью и вылинявший камуфляж...
   - Садись, бача, покурим, - сказал он молоденькому солдатику. Тот охотно сел рядом, вытер рукавом пот со лба и спросил, немного смущаясь:
   - А скажи, батя, что мы здесь делаем?
   Батя усмехнулся, скосил голову на молодого и, лукаво прищурившись, спросил:
   - Ты солдат?
   - Да!
   - Солдат не должен задавать такой вопрос. Он должен делать то, что приказала Родина!
   - Но почему Я?
   - Кто, если не ты?! Кто-то же должен выполнять приказы? Да, сынок, мы делаем грязную работу. Но она нужна Родине! И не спрашивай, зачем!
   Солдатик повесил голову, как бы соглашаясь, потом снял с головы "пидорку", смял ее рукой и, с надеждой в голосе, спросил у бати:
   - Батя, но ведь то, что мы делаем, не напрасно? Хоть слово благодарности мы услышим?
   - Вот что, сынок. Не предъявляй счет Родине. Ты сначала уцелей и вернись. И никогда не спрашивай, что она для тебя сделала. Лучше ответь, что ты сделал для нее... А время все расставит по своим местам...
   Он обнял за плечи молодого солдата, тот согласно кивнул головой. Оба задумались...
  
   ...Они так и сидели на мешке с песком, обнявшись. Через минуту свет начал меркнуть. Еще пару минут - полная темнота и тишина поглотили их. Чуть слышный шорох - и на другом краю сцены прожектор высветил письменный стол, за котором сидел чиновник, а перед ним, униженно согнув голову, стоял Батя.
   Чиновник пошуршал бумажками, и бросил их в лицо Бате. Бумажки, не долетев, как осенняя листва с деревьев, опали на доски сцены.
   - Я вас в Афганистан не посылал, - глумливо сказал чиновник.
   - Но как же так? А закон?
   - Любой закон отнимает деньги у одних, в пользу других. Я не дам вам даром квартиру, которую могу продать за деньги.
   - Но ведь она не ваша!
   - Вы с автоматом в руках забирали жизни, которые не вам принадлежат. Вы хуже меня. Я краду возобновляемый государственный ресурс, а вы крали чужой личный!
   - Но после Афганистана я служил в Дрездене!
   - И что? - изобразил заинтересованность чиновник.
   - В штабе первой танковой армии... Там, рядом, во дворце Сан-Суси был пруд, где плавали красные карпы... После нарядов, особенно начальником гарнизонного караула, часто давали выходной. Я приезжал в графский парк и наблюдал красных карпов. А еще нам было глубокое ущелье с лестницей на дно. По ней в средние века бежала от унизительного замужества какая-то принцесса. На дне ущелья, на ручье, была запруда с мельничкой и колотушкой, которая стучала тук-тук-тук...Я там прикидывал, где устроить засаду на душков. Есть план местности.
   - И что?...
   - Это не аргумент?
   - Я вас в Дрезден не посылал! Вон!!! - заорал вдруг чиновник, указывая пальцем на воображаемую дверь, в темный угол сцены.
  
   ...Прожектор погас. Шуршание. И снова высветился угол сцены, где на мешках сидели Батя с молодым солдатом. Они все также сидели обнявшись и думали.
   - И что, батя, дождемся ли мы справедливости?
   - А ты как думаешь?
   - Фиг.
   - Вот то-то... Сделал так, как я сказал?
   - Да.
   - Мешки с песком положил?
   - Да. По мешку на входные двери.
   - А запасной выход из зала?
   - Два мешка положил.
   - А патроны?
   - Вот! На рынке прикупил!
   С этими словами молодой солдатик вывалил из полиэтиленового пакета ворох пулеметных лент.
   - Заряжай! Трассера - через три на четвертый.
   - Есть, батя!!!
   Солдатик достал из-за бруствера ПК, откинул крышку, и начал заправлять ленту. Батя же, достав из-за бруствера гитару, взял грустный аккорд и тоскливо запел:
   - Ах, как хочется мне,
   Заглянув в амбразуру,
   Пулеметом глушить
   По России печаль...
  
   ...В зрительном зале началось какое-то нервное шушуканье, кто-то робко попытался аплодировать. Из второго ряда поднялся мужчина и нерешительно сказал:
   - Позвольте, господа артисты. Я каждый год смотрю этот спектакль, который идет в эту...так сказать...памятную дату. Но в этом году вы изменили текст. Вот, я сверял с партитурой...Да и пулемет с патронами очень похожи на настоящие...
   - И что, любезнейший? - благодушно спросил Батя.
   - Можно подойти и ... убедиться, точнее, развеять сомнения?
   - Отчего же нет. Мы тут, в горах Панджшера сидим, в середине восьмидесятых... И тут вы - как пришелец из будущего... Лестно... Эх, жизнь коротка, а так хотелось бы заглянуть к вам в будущее, в двадцать первый век, и узнать, как вам удалось устаканить моральные императивы и государственные устои? Сами вскарабкаетесь, или веревку со скалы бросить?
   Зал грохнул от смеха. Смущаясь от аплодисментов, недоверчивый мужчина принял протянутую руку и вскарабкался на сцену. Отряхнув колени, он подошел к пулеметному гнезду, где молодой солдат забивал патронами последний хвост пулеметной ленты. Недоверчивый зритель недоуменно склонился над пулеметом, посмотрел, попытался что-то сказать... Батя, зажав ему рот, воткнул лезвие ножа в спину, минуту подержал, и бросил тело за бруствер из мешков с песком.
   - Дух. По ущелью из Пакистана пришел... Думал меня перехитрить...
   Зал разорвался аплодисментами.
   Во втором ряду мужчина, наклонившись к ушку своей дамы, прошептал:
   - Интерактив. Очень модно.
   - А почему кровь из-под мешков течет? - полюбопытствовала она.
   - Перебор. Увлеклись натурализмом.
   Из-за мешков, где лежало тело, действительно тек ручеек красной жидкости. В первом ряду старушка смотрела на него, когда ручеек достиг края, и заструился вниз, она наклонилась, коснулась его пальчиком, и поднесла к носу...
   Дамский визг разорвал тишину в зрительном зале.
   - Готов?!
   - Да, Батя!
   - А ну, дай я!
   Батя оттолкнул молодого, лег за пулемет и передернул затвор. Первую очередь он направил в люстру и по прожекторам. Грохот пулемета и звон стекла заглушал визг публики, рванувшейся к выходам. Однако мешки с песком, предусмотрительно положенные там, валили бегущих душков в кучу. Правую входную дверь им удалось открыть, в зал ворвался свет, и следующую длинную очередь Батя направил туда...
  
   2.
  
   Пьесу про Афганистан "Авансы и долги" Василий написал сам. Главный режиссер областного театра так и сказал:
   - Кто, если не ты, Василий? Напиши-ка сам пьесу, чтобы за душу брало. Раз ты служил - тебе и карты в руки...
   Посидев с полгода за столом, Василий и написал пьесу. Естественно, что главную роль он сам в ней и играл. Исполняли на афганские юбилеи, два, а и то три раза в год. Правда, с годами немного менялись главные герои. Василий взрослел, менялась и его роль. В первых спектаклях он исполнял роль дембеля, потом - старшины. С годами, чтобы не вдаваться в детали, в пьесе он был просто "Батя". Поседевшие усы были очень кстати для образа. Пафос пьесы заключался в бичевании бездушия чиновничества, особенно, как казалось Василию, очень был хорош ход с совмещением на сцене двух временных пластов, когда софиты поочередно высвечивали то левый угол сцены, где была застава в афганских горах в середине восьмидесятых, а в правом угле - те же герои в наше время.
   Чем дальше в историю уходила афганская война, тем большим успехом пользовалась пьеса. Со временем, когда заместителем мэра города стал "афганец", пьеса стала протокольным мероприятием. В годовщину вывода войск из Афганистана, когда игралась пьеса, весь городской истеблишмент считал своим священным долгом отсидеть спектакль.
   Беда разразилась в прошлом году. Дело в том, что Василий демонстративно льготами не пользовался, он даже гордился этим.
   - Мне унизительны подачки от этого государства. Максимум, на что я пойду - это а автобусе бесплатно проехать, если нет денег...
   Друзья, не служившие, или служившие, но не воевавшие, виновато при этих словах опускали голову. Однако за прямоту и неподкупность его уважали.
   Однако в прошлом году, после спектакля, когда традиционно гурьбой пошли пить водку к Василию домой, к ним в кампанию затесался подвыпивший зритель, подполковник запаса. Оказалось, он служил начмедом в том же 191 полку, в Теплом Стане, где Василий служил солдатом.
   Все было хорошо, гости с удовольствием слушали, как подвыпившие вояки, перебивая друг друга, смакуют кровавые подробности боев. Однако через полчаса подполковник захотел в туалет. Вышел он из него через несколько минут, пошатываясь.
   - Не понял. Ты что, в этом гадюшнике живешь?
   - Да...
   - Ты? Афганец? Вот здесь живешь?!
   В разговор встряла жена Василия.
   - А я ему говорила: "стань на очередь". А он мне: "в падлу у них просить"... - после чего она заплакала. Ей вдруг стало стыдно, что живут они в старенькой двухкомнатной хрущевке, доставшейся от родителей.
   - Что, вот так попрошу - и сразу дадут, - вяло отмахнулся Василий.
   - Квартиру, может и не дадут. Но навстречу - пойдут. Березкина знаешь?
   - Знаю, - ответил Василий. В прошлом году, в аккурат перед выборами, городские власти собирали афганцев на совещание, где призывали сплотиться против деструктивных сил и активизировать патриотическую работу с молодежью. Березкин, руководитель одной из районных организаций афганцев, тогда ошеломил всех эмоциональной речью: "Я склоняю голову перед умом президента, а колени - перед его сердцем...Мы выставим на выборы пятьдесят независимых наблюдателей..."
   - Ну так вот,- продолжал подвыпивший подполковник, - Он пошел в исполком, сказал, что испытывает финансовые затруднения. Так ему дали кусок дороги возле магазина, под платную парковку. Два сторожа, никакой ответственности, деньги сами текут...
  
   ...Гости слушали с восхищением, они еще больше уважали Василия. Война для многих была абстракцией, но в этим случае было ясно, от чего отказывается человек, через что переступает.
   За неделю до очередного ежегодного спектакля Василий получил заказным письмом повестку из военкомата. Расписавшись в тетрадке у почтальонши в получении, он недоуменно крутил ее в руках. Заметив сияющее лицо жены, он недоуменно спросил:
   - В чем дело? Ты что-нибудь понимаешь?
   - Я месяц назад сходила в исполком и рассказала, что ты из гордости льготами не пользуешься, хотя и нуждаешься.
   Василей подошел к ней и, первый раз в жизни, ударил ее по лицу. Испуганным зверьком она вжалась в стену, не понимая, что произошло. Тонкая струйка крови потекла из ее разбитого носа по подбородку, капая на платье...
  
   3.
  
   Поворотным моментом в отношении к афганской войне явилось прочтение в середине восьмидесятых статьи в "Комсомольской правде". Называлась она "Эта встреча перевернула мою жизнь". В ней журналист рассказывал о встрече с молодым ветераном, успевшим хлебнуть лиха. Молодой солдатик так заразил своей принципиальностью журналиста, что тот по иному взглянул на свою.
   Василий тогда даже пожалел, что не он служил в Афганистане. Собственно говоря, Василий вообще не служил в армии по причине плоскостопия. Все изменилось в тот день, когда их областной театр поехал по другим городам на гастроли. Принимали неплохо, но в Каунасе был полный провал.
   Была у них в репертуаре русская классика, пьеса Николая Островского "Гроза". Беспроигрышный вариант в других городах, вдруг был освистан. По ходу пьесы две малограмотные старухи обсуждают политические слухи, одна из них говорит, что случилась беда - Литва появилась. Откуда, - спрашивает другая. С неба упала, - отвечает первая. На волне подъема национального самосознания диалог старух из девятнадцатого века приобрел острое звучание. Гастроли свернули, образовалось много свободного времени, потому как билеты филармонией были куплены заранее. С пустыми карманами Василий бродил по старым кварталам Каунаса, пока не набрел на магазин "Березка". Василий и раньше слышал про сеть этих магазинов, где могли отовариться обладатели чеков "Внешпосылторга", но никогда не заходил внутрь. Зашел он потому, что увидал очередь, в которой стояли военные. В этом было что-то родное, другие магазины буржуазного, несмотря на наличие советской власти, Каунаса пугали своим европейским лоском и незнакомой речью публики.
   На полках было пустовато. Из-за спин Василий разглядел стопку карманных калькуляторов, яркие упаковки автомобильных свечей "Бош", какие-то женские шмотки. Люди в очереди вяло поругивались, ожидая, что что-то выбросят на прилавок, что позволит отоварить чеки. Из разговоров он понял, что есть слухи о скорой отмене этого суррогата валюты. Запнувшись за что-то, Василий глянул под ноги и увидел кожаное портмоне.
   Он поднял его, обвел всех глазами, ожидая столкнуться с взглядом владельца. Ни с кем взглядом не столкнувшись, он сделал шаг назад, неторопливо повернулся и, в задумчивости вышел из магазина...
   Кошелек был из коричневого кожзаменителя, с тиснением на литовском языке. Внутри - тридцать шесть рублей и сорок копеек удивительными бумажками, на которых было написано, что передаче в иные руки не подлежат. Копейки - тоже бумажками. И - удостоверение, с обложкой зеленовато-болотного цвета. Внутри была фотография худого лейтенанта с впавшими щеками, текст гласил, что владелец пользуется льготами на основании постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 17 января 1983 года.
   Чеки Василий побоялся тратить, они так и остались у него. А удостоверение однажды пригодилось. Через два года, после того посещения Литвы, СССР отдал богу душу, гастроли и спектакли временно свернули из-за всеобщего безденежья, а Василий ехал зайцем в городском автобусе. От голода автобусные контролеры лютовали, на остановке всей бригадой они оцепили все двери. В карманах у Василия не было ни билета, ни денег. Не то что на штраф, даже на билет не было.
   Артист я или не артист? - спросил он у себя и достал портмоне. Делал он это неторопливо, чтобы момент, когда контролер подойдет к нему, совпал с мгновением, когда он достанет удостоверение о праве на льготы.
   Его небрежный жест совпал с попыткой контролера открыть рот, тот машинально кивнул головой и строго обратился к его соседу:
   - Гражданин, ваш билетик?...
   Потом Василий пытался вспомнить, почему все так естественно получилось. Система Станиславского? Возможно. Чтобы набраться наглости, он вспомнил, как в студенческие времена, ввалился к девкам в общаге с двумя бутылками шампанского в руках и бутылкой водки в кармане. Спиртное, как бронежилет, обломало колючих девчонок, которые откровенно скучали.
   А потом был случай, который в городе описывали так: "афганец зарезал мента, который боролся с организованной преступностью". Грустная правда была в том, что подполковник вечером пошел выбрасывать мусор, а его зарезал сосед по подъезду, впавший в белую горячку. И что с того, что он был в Афганистане вольнонаемным, работал в кочегарке на аэродроме Баргама, в глазах публики он был героем, "афганцем, который замочил мента".
   Этот случай также произвел сильное впечатление на Василия. Как бы я вел себя, если бы действительно послужил в горячей точке планеты?
   Василий не на шутку заинтересовался афганской войной. Он вырезал из газет все статьи, купил карту Афганистана. Чтобы вжиться в роль, он выбрал себе и полк предполагаемой службы, который дислоцировался на окраине Кабула, ему понравилось название этого пригорода - "Теплый стан".
   В детстве, когда они во дворе играли в "войнушку", иногда возникала тоска, что поздно родился. Легендарные битвы Гражданской войны и Великой Отечественной отшумели. И вот, еще одна война, и снова - мимо.
   Он уже мог с закрытыми глазами нарисовать карту Афганистана и главные города страны. Он уже знал имена командиров, их причуды, вкус еды и запах ночного Кабула. Настал момент, и он уже мог спорить с "афганцами" о ценах на кишмишовый самогон и правда ли, что Варенникову, для коров, которые его обеспечивали молоком, сено возили самолетами.
   Он знал (знал?) и помнил (помнил?) больше, чем иные. Встречаясь с "афганцами", его бесило, что они не помнят вкуса отвара верблюжьей колючки, не помнят, как пересохшая трава набивается в брюки и нестерпимо колет щиколотки. Он помнил, что в столовой вертолетчиков не хватало стаканов для компота и чая, потому как они их крали, чтобы в небесах сунуть в стакан гранату без чеки (рычаг не отпрыгнет до земли) и бросить вниз. Они же ничего не помнили. Он стрелял в тире лучше, чем те, кто служил...
   - Они все забыли, а я - помню. Я носитель памяти, а не они.
  
   Так говорил он себе.
   В этом мире он и жил. Точнее, поселился, и стал там своим.
   И, вдруг, все начало рушиться...
  
  
  
  
  
  
Оценка: 8.03*14  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023