Строчки снова сливались в одну, а рука начинала выписывать вместо слов почти прямую линию. Голова в очередной раз начиналась всё ниже и ниже опасно клонится к крышке стола, глаза же сами по себе закрылись и я чуть не ткнулся правым глазом в ручку.
- Чёрт побери, так же и без глаза можно остаться, - я встряхнулся, в раздраженье оттолкнув от себя тетрадь с конспектами, и с наслаждением откинулся на спинку вращающего кресла. Времени было уже половина второго ночи и мне жутко хотелось спать. Хотя ещё вечером я твёрдо решил в эту ночь не спать и набрал на дежурство работы, решив написать конспекты занятий со взводом по специальной подготовке на всю будущую неделю. Взял ещё интересную книжку... Но, чувствую - ничего не получится. По идее и не только по идее, но и по инструкции дежурного по танковому парку, я уже должен как полчаса спать, но ночь сегодня была особенная и я решил не спать с дневальными до утра. Завтра воскресенье, парк под охраной караула и можно будет отоспаться.
Я решил честно сделать ещё одну попытку встряхнуться и прогнать сон, встал со стула и сладко, с протяжным стоном потянулся каждым мускулом своего тела. Потом, опять же с протяжным стоном, зевнул во весь рот и испуганно замер, услышав странный щелчок в челюсти. Но тут же успокоился, от того что без всяких последствий сумел закрыть рот. Месяц назад я видел, как солдат с пехоты зевнул так же, как я и у него заклинила нижняя челюсть. Бойца повели в санчасть и там ему врачи моментом поставили обратно челюсть, но пехотинец к этому времени весь был в слюнях.
Я опять с наслаждением потянулся, но уже без зевка и оглядел казённую обстановку дежурки: большое в полстены окно, массивный стол под ним, окантованный алюминиевым уголком с разложенными на нём учебниками и наставлениями по специальной подготовке. Напротив стола прескартоновая дверь, в такой же прескартоновой перегородке, в помещение для отдыха, слева от двери невысокая кафельная печь. Рядом с печью металлический, четырёхячеячный сейф для документации, пару стульев и никого кроме меня.
- Так, а где же мои бойцы? - Я открыл дверь в помещение для отдыха, и встав на пороге оглядел небольшое помещение, где размещались два топчана - один для отдыха дежурного, второй для дневальных. Вторым ярусом, над топчаном для дежурного была вагонная полка, на которой сейчас безмятежно спал дежурный механик-водитель, но дневальных здесь тоже не было. Дверь, сзади меня медленно закрылась и мягко толкнула в спину. От толчка я машинально сделал шаг вперёд и оказался у изголовья полки механика-водителя, из-под подушки которого торчала ручка массивного молотка. Я засунул его поглубже под подушку, даже не подозревая какую роль в последующих событиях сыграет этот молоток и дверь между помещениями, через несколько часов.
- Так, а где же всё таки - мои узбеки?
Я вернулся обратно в дежурку и остановился, прислушиваясь к ночной тишине и тут же услышал приглушенные голоса: - Ага, в курилке...
Действительно, в курилке сидели оба дневальных с моего взвода и тихо спорили, судя по обрывкам спора - совхоз "Карла Маркса"..., годовой план..., хлопок..., - рядовые Сарымсаков и Колбаев опять яростно спорили, кто из них больше вырастит урожай хлопка.
- Бойцы, ко мне! - Солдаты соскочили со скамеек и кинулись к своему командиру взвода, я же вальяжно развалился в кресле и, покручиваясь из стороны в сторону, с удовольствием оглядел замерших передо мной дневальных.
Сарымсаков и Колбаев служили у меня во взводе уже год и были хорошими и добросовестными солдатами, на которых можно было положиться. Вот и сейчас один из них должен был, согласно инструкции спать, но они тоже вместе решили в эту ночь не спать.
Я жизнерадостно вздохнул и со значением произнёс: - Товарищи солдаты, слушайте приказ. Я иду сейчас спать, а вы оба сидите и дежурите. Вам вдвоём ночь проще отстоять, чем мне. Сейчас сядете и обсуждайте, чей совхоз больше хлопка вырастит, или же чем будете заниматься, когда на дембель пойдёте: кого в первую очередь, а кого во вторую..., а завтра воскресенье и я вам дам отоспаться...
1
Я не удержался и под улыбки подчинённых широко зевнул, прикрывая рот рукой: - Вот видите, я не выдержу - засну...
Опять зевнул, но уже сдержанней: - Продолжаю. Ночь, сами знаете - особенная. День "Икс". Чтобы вам яснее было, расскажу вам, что сам знаю. Где тут правда, а где легенда - трудно понять. Но то, что в эту ночь диверсанты с ФРГ устраивают диверсии и провокации - это точно. К нам они конечно вряд ли полезут, но всё равно "ушки надо держать на макушке"...
Я оглядел внимательно слушавших солдат: - Вот КПП нашего полка, только тыловое, а за ним развалины складов - видели наверно. Так вот, это были склады с боеприпасами нашего полка и десять лет тому назад, там в такую же ночь, как сейчас, был вырезан полностью караул. В живых остались только часовые на постах, которые сумели отстреляться....
В конце пятидесятых полностью вырезали госпиталь в Белицах, так там только одна медсестра в живых осталась - пошла в туалет, а тут эта резня, так она всю ночь на очке просидела.
В пятьдесят третьем в такую же ночь диверсанты забрались в одну из наших рот, наряд спал и они его трогать не стали. Вырезали всю роту и тихо удалились. Представляете, когда наряд проснулся, какая картина им открылась? Море крови, перерезанные глотки, открытые в немом крике рты и за всё это надо нести ответственность....
Я резко оборвал свой кровавый рассказ, так как увидел широко раскрытые от ужаса глаза Сарымсакова. Колбаев плохо понимал и говорил по-русски, поэтому он из того что я рассказывал понял наверно лишь процентов 25, но Сарымсаков учился в городском техникуме три года и говорил по-русски, можно сказать, отлично и был очень впечатлительным.
- Ладно, ладно, Сарымсаков, чего ты глаза распахнул? Это ж когда было? Да и на хрен им наш танковый парк, тем более что сейчас вооружённые офицерские патрули засели в каждом подъезде дома, рядом с нами. - Я помолчал немного, потом продолжил, - Сарымсаков, остаёшься за старшего, Колбаеву всё переведёшь, а я пошёл спать. Вопросы есть?
- Нет, - прошелестел голос Сарымсакова, а Колбаев только мотнул головой.
- Не понял, что за ответ? Всё понятно?
- Так тошно, товарич прапорчик, - разом ответили солдаты с узбекским акцентом.
Как только я лёг на жёсткий топчан, перетянул кобуру с пистолетом на живот и тут же провалился в сон....
...Как от толчка я проснулся и вскинулся на топчане. Оглядел широко открытыми глазами помещение для отдыха и вновь повалился на жёсткое ложе, успокоенный яркими лучами утреннего солнца и тишиной. Смежил веки, пытаясь вновь уйти в глубины сна, где мне снилось что-то невероятно хорошее и приятное. Но уйти в небытие не получалось, хотя мне страшно хотелось спать: веки набрякли и их, если бы я захотел можно было открыть только руками. Мысли лениво плавали в затуманенном мозгу, ни за что не цепляясь. И вроде бы не было причин не заснуть, но какая то смутная тревога не давала окончательно отключиться, поэтому я продолжал лежать, вяло обдумывая причину пробуждения. Прошло несколько секунд и тут я как то вдруг понял причину, почему я не могу заснуть - Тишина. Стояла гнетущая тишина. Я снова вскинулся и сел на топчане. Поднял руку и вгляделся в циферблат часов - 4:30, то есть я ещё могу спокойно спать тридцать минут. Всё так, но почему тихо? Ведь, когда стоишь на дежурстве и ночью просыпаешься, то всегда через лёгкую прескартоновую перегородку слышишь звуки: то ли дневальные разговаривают между собой, или же наоборот слышно сопенье и храп, если дневальный заснул, да много других звуков, по которым можно понять что там находятся люди. А тут тишина. Ушли из помещения что ли? Как не хотелось, но надо было встать и поглядеть в дежурке.
Нехотя встал и с завистью посмотрел на механика-водителя, безмятежно спавшего на своей полке. Подошёл к двери и толкнул её от себя. Дверь плавно пошла вперёд и вправо, закрывая собой кафельную печь, а я сделал ещё два шага вперёд и оказался посередине дежурного помещения. Солнечные лучи заливали небольшую дежурку и стоявшего в углу, в странной позе, рядового Колбаева, с болтавшимся на опущенном ремне штык-ножом. Вжавшись в угол, между двухоконных проёмов, солдат стоял, подняв руки вверх, и пристально
2
смотрел куда-то за мою спину, за правое плечо. Дверь за мной заскрипела и с лёгким стуком закрылась.
Сонливость ещё присутствовала в моём теле и я, широко зевнув, нехотя спросил подчинённого: - Колбаев, что за поза и где Сарымсаков?
Дневальный перевёл на меня глаза, ничего не ответил и опять стал напряжённо смотреть мне за правое плечо.
Похолодев, но продолжая глупо улыбаться, я повернул голову, чтобы посмотреть, что же происходит у меня за правым плечом и ещё больше похолодел, увидев диверсанта. Что он диверсант, сомневаться не приходилось.
Крепкий, моложавого вида мужик, в сером комбинезоне, с автоматом странного вида, который висел у него на левом плече и был направлен мне в спину, сидел на корточках наверху кафельной печки и хищно улыбался одними губами.
В голове закрутился вихрь мыслей, из которых было ясно одно - жить осталось секунды. На автомате виднелся внушительного вида глушитель и спокойные глаза врага обещали мне лишь недолгое будущее.
Диверсант поднял палец, приложил к губам и негромко произнёс: - Schweigen*
- Ну, может проживу ещё минуту или максимум до окончания минирования парка. Одного оставили, для того чтобы наряд нейтрализовать, сняли часового и человек пять сейчас минируют танки в боксах. Профессионалы это сделают быстро и тогда диверсант просто полоснёт нас очередью из автомата и спокойно уйдёт. Вот и я с бойцами стану очередной легендой дня "Икс". Нет, надо действовать и действовать решительно...., - Все эти мысли разом мелькнули в голове в долю секунды и я, сильно оттолкнувшись от пола, прыгнул назад спиной на прескартоновую дверь, опередив автоматную очередь на какую то долю секунды.
Автомат залязгал затвором, выбрасывая из себя жёлтые латунные гильзы, но я уже летел к двери... Ход действий был следующий: в прыжке выдёргиваю из кобуры пистолет, всей тяжестью тела бьюсь о прескартоновую дверь, легко пробиваю её насквозь, падаю спиной на пол, передёргиваю затвор и через прескартонную перегородку стреляю несколько раз в диверсанта.
- ...Нет, дверь я не пробью - слишком слабо оттолкнулся, да и пистолет в прыжке не успею выхватить.., - я тяжело грохнулся спиной о дверь и действительно не сумел её пробить, а в прыжке лишь успел открыть клапан кобуры, - Всё, мне конец....
Диверсант хищно оскалился ртом, злорадно наблюдая за моим барахтаньем, и медленно, слегка провернувшись на носках ног, вновь нацелил автомат в меня.
- Двигаться, надо двигаться - в любую сторону, но только двигаться...., - Мысль мелькнула, а организм и инстинкт выживания сработали в верную сторону. Я резко присел и вторая очередь вихрем пронеслась над моей головой, лишь сбив пулями фуражку...
- Scheise*, - яростно выругался немец и, опасно наклонившись, вновь нацелился на меня автоматом....
Присев почти до пола и сжав ноги как пружины, я прыгнул на диверсанта. Прыгнул удачно и верно: ударил противника под автомат и от удара, немец находившийся и так в неустойчивом положении, не удержался на печке и начал падать на пол, судорожно размахивая свободной от автомата рукой, пытаясь за что то зацепиться. В падении он дал ещё одну неприцельную очередь и пули разбили штукатурку вокруг неподвижно стоящего дневального.
- Аааа, Сукааааа...., - радостно заорав и находясь в более выгодном положении, я изловчился и сильно пнул в бок падающего диверсанта. От удара ногой, автомат с грохотом упал на пол и укатился за сейф, а я бросился на лежащего на полу противника.
- Победа..., - мелькнула у меня шальная, радостная мысль. Оглушенный от падения и от удара ногой, диверсант вяло шевелился подо мной, но с каждой секундой сопротивление его увеличивалось и я понимал, что максимум секунд через тридцать секунд он придёт в себя и применит ряд приёмов, против меня, хоть и здорового парня, но не обученного рукопашному бою. Я оседлал лежащего на спине противника и своими руками прижал его руки к полу, но и сам теперь оказался в трудном положении - не зная, что делать дальше, так как руки у меня были заняты. В тридцати сантиметрах от себя я видел горевшие ненавистью глаза немца. Они наливались всё большей и большей яростью и желанием уничтожить меня. Его тело всё сильнее и энергичнее билось подо мной, с каждой секундой промедления приближая момент, когда он вырвется и уже сам нападёт на меня.
- Колбаев, давай сюда. Помогай держать...., - мне нужно было освободить хоть одну руку, чтобы несколькими сильными ударами в голову вырубить противника. Колбаев, до этого неподвижно стоящий в углу дежурки, вздрогнул качнулся было ко мне, но потом сделал чёткий, почти строевой шаг в сторону бокового окна. Разбил головой стекло и под акомпонемент оглушительного звона падающего стекла, неуклюже вывалился через окно на улицу, хотя он спокойно и беспрепятственно мог выскочить и через дверь.
Немец уже почти полностью пришёл в себя и попытался ударить носком ноги меня в затылок, но я успел выгнуть горбом спину, тем самым смягчив удар. Но диверсант продолжал бить ногой, надеясь через спину достать ногой мою голову. Я лихорадочно соображал - что делать? Инициативу в этой борьбе я уже упустил, а ждать помощи не приходилось. Что же делать? Мысли метались в голове: сделал попытку не выпуская рук врага, ударить его головой в лицо, но ничего не получилось - так как жёстко поставленные руки не дали даже на десять сантиметров приблизиться к лицу противника.
На улице внезапно загрохотал автомат и это меня на мгновение порадовало - значит часовой жив и ввязался в бой с остальными диверсантами. Услышав звуки стрельбы, немец подо мной забился ещё сильнее и стал выворачиваться из моей хватки. И тут мне пришла помощь, о которой я совсем забыл.
Сзади меня открылась дверь помещения для отдыха и на её пороге тенью возник дежурный механик-водитель. Мгновенно поняв, что происходит, механик захлопнул за собой дверь, а через пару секунд она стремительно распахнулась и из неё в прыжке вылетел солдат с тяжеленным молотком в руках. Не рассчитав силу прыжка, механик как ракета пролетел над нами, ударился лбом об алюминиевую кромку стола и упал на пол. От удара кожа на лбу лопнула и хлынувшая кровь мгновенно залила бойцу глаза. Солдат быстрым движением руки вытер глаза, размазывая кровь по лицу, но та тут же опять залила ему глаза. Диверсант и я мгновенно забыли друг о друге, так как механик поняв бессмысленность попытки "прозреть", начал размахивать молотком, пытаясь вслепую попасть по голове немца.
Я резко нагнулся, когда молоток опасно просвистел над моей головой, а диверсант резко дёрнул головой и молоток раздробив часть половицы вновь взмылся вверх. Мы: я и диверсант - только я верхом на нём, резко заелозили по полу отползая от непредсказуемого механика, а тот услышав шум дёрнулся за нами и вновь нанёс вслепую сильный удар. Но теперь он достался мне и на какое то время левая рука онемела. Тут бы и вырваться диверсанту из под меня, но немец загипнотизированный хаотическим движением молотка, наоборот прикрывался мной и выталкивал меня под удар.
От резкой боли я заматерился и заорал солдату: - Что ты мудак делаешь, ты же меня бьёшь?
Механик рукой быстро стёр кровь и в секунду, пока кровь вновь не залила глаза, разглядев ситуацию и расположение действующих лиц, радостно завопил: - Сейчас, сейчас я его уделаю, товарищ прапорщик...., - и вновь ударил меня молотком по плечу.
Я взвыл от боли: - Ты же сволочь меня опять ударил...
Поднатужившись, я приподнялся и рывком немного вытащил вперёд, почти не сопротивляющегося от ужаса немца под удары варварского молотка, а механик-водитель изменив тактику теперь уже мелкими, но частыми ударами пытался опять же вслепую поразить голову врага. Я продолжал крепко держать диверсанта, прижимая его к полу, а тот судорожно дёргался верхней частью туловища и головой, пытаясь избежать удара в голову. Танкист бил и бил молотком и никак не мог попасть в цель, потом дёрнулся вперёд и нанёс последний удар. Я еле увернулся от молотка и он с глухим хрястом опустился на ключицу диверсанта. Противный хруст, утробный крик врага и он разом обмяк подо мной.
- Стой, - заорал я механику, но тот по инерции, правда слабо, опять ударил меня в плечо, - Стой, дурак. Завалили его...
Шипя от боли, я затряс рукой.
- Солдат, вяжи ему руки, а я в парк, - выхватил из заднего кармана носовой платок, сунул в
руку механику и выскочил на улицу, где тут же споткнулся о Колбаева, который весь в кровище
от многочисленных порезов стекла ворочался на бетонном тротуаре.
- Колбаев, у тебя всё в порядке? - Я на мгновение нагнулся над дневальным и убедился: в немедленной помощи он не нуждался. Из многочисленных порезов обильно сочилась кровь, но это было не смертельно.
Я выхватил из кобуры пистолет и выскочил на обсаженную с двух сторон дорогу, ведущую от ворот парка к боксам танкистов. Пробежал метров двадцать и сразу же увидел остальных диверсантов. Несколько боксов были открыты и около них валялись большие брезентовые мешки. Первый диверсант, которого я увидел, тяжело ворочался в десяти метрах впереди в большой луже крови. Услышав мои шаги он медленно перевернулся на спину и попытался поднять автомат, но силы его оставили и он его уронил обратно на землю. Страшно захрипел, а через мгновение через рот хлынул поток крови. Немец попытался сглотнуть её, но захлебнулся и когда я подбежал, глаза у него закатились, он последний раз раздёрнулся и затих. Ногой, на всякий случай я отпихнул подальше автомат, и с пистолетом в руке рванул дальше. На площадке между боксами валялось ещё два убитых диверсанта, а оставшиеся четверо, стреляя экономными очередями в сторону ящиков с мусором, шустро бежали к бетонному забору в противоположной стороне от меня. Сгоряча я вскинул пистолет, но тут же опустил его, поняв что для пистолета далековато. Прозвучала короткая очередь и самый последний диверсант, резко вскинув руки вверх, упал на землю и перекувыркнулся через голову. Оставшиеся в живых разом остановились и открыли огонь по часовому. Я побежал вперёд, но тут же вынужден был прыгнуть за дежурный тягач, так как один из них развернувшись, дал длинную очередь по мне. Пули защёлкали по асфальту и по броне тягача, но я тут же выглянул из-за гусеницы и увидел спины немцев, бежавших к забору. Со стороны мусорки прозвучали две очереди и два диверсанта, подняв пыль, упали на землю.
- Часовой, по ногам стреляй, по ногам.... Чего ты их валишь? Живыми берём..., - я выскочил на площадь перед боксами и азартно орал часовому, который засел за мусоркой в углу забора и стрелял по последнему диверсанту, залезавшему на верх забора. Я бежал изо всех сил и уже был недалеко от диверсанта, но прозвучала очередь часового и пули попали в спину немцу, он дёрнулся, зашатался на заборе и была надежда что он упадёт во внутрь парка. Однако диверсант качнулся вперёд и упал за забор. А там был крутой склон, поросший кустарником, который своим нижним краем спускался прямо к железнодорожным путям и немец должен был скатиться на рельсы, под колёса проходящего как раз внизу железнодорожного состава. Не останавливаясь, я прыгнул на забор, подтянулся и вылез на верх. Действительно, внизу медленно проползали платформы с лесом, но на рельсах тела диверсанта видно не было. Приостановившись на верху забора, чтобы определиться, куда спрыгнуть и самому не укатиться под колёса, я вынужден был тут же спрыгнуть обратно в парк, так как чуть ли не в упор прозвучала очередь из кустов: я даже ощутил, как пули с лёгким ветерком пронеслись мимо меня.
- Ни фига себе, живой... сволочь..., - в несколько секунд я пробежал метров сорок вдоль бетонных плит и опять заскочил на забор, чтобы с другой стороны спрыгнуть вниз и напасть на диверсанта. Но было уже поздно, немец, собрав остатки сил, скатился вниз и уже карабкался на последнюю платформу и даже если я бы попытался скатиться к рельсам, то уже не догнал бы состав. Проводив сожалеющим взглядом платформу, куда забрался диверсант, я спрыгнул обратно в парк. Из-за мусорки выбрался часовой и с автоматом наизготовку шёл к трупам диверсантов.
Я сунул пистолет в кобуру и крикнул солдату: - Да все они готовы, завалил ты их...
Подошёл к ближайшему убитому диверсанту и с любопытством осмотрел труп: он лежал на животе и три пули вошли в спину. Маленькие дырочки, но когда я с трудом перевернул тело, то отшатнулся. Слыхал от офицеров, которые здесь ходили на охоту на оленей, как пули калибром 7,62 мм прошивали животных насквозь и при этом выносили пол бока. А тут человек и у него вырвана впереди вся грудная клетка.
- Погляди тут остальных, а я пошёл на КТП*, а то там у меня все дневальные раненые и одного взяли в плен...
Часовой мотнул головой и стал осматривать остальных убитых, а я резво направился в сторону дежурки.
Но помощи там моей уже не требовалось. Не успел я подойти ещё к дежурному тягачу, как тяжко загудели металлические ворота и через них начали лезть вооружённые офицеры, да и через проходную, выбив дверь, в парк заскочила толпа офицеров с автоматами, во главе которой бежали два наших полковых особиста. У дверей КТП продолжал ворочаться окровавленный Колбаев, а из дверей выскочил весь в крови механик-водитель и радостно завопил: - Я его взял, товарищ прапорщик..., но он без сознания...
- Копытов, что у тебя тут произошло? - Офицеры окружили меня со всех сторон.
- Да, ничего, - на удивление спокойным голосом ответил я, и как будто это происходило каждый день, продолжил, - силами наряда отразили вооружённое нападение диверсантов. Шесть диверсантов убито, один раненый сумел перевалить через забор и уйти на поезде и одного захватили в плен. С нашей стороны потерь нет...
Дальше все события покатились с калейдоскопической быстротой, причём не в мою сторону. Я по молодости и наивности думал, что меня все будут хвалить за срыв нападения и в конце представят к награде, может быть и к ордену. Но не тут то было: механик-водитель, часовой и даже струсивший Колбаев оказались героями. А я дежурный по танковому парку главным подозреваемым и виноватым в нападении на парк. К довершении всего выяснилось, что бесследно исчез рядовой Сарымсаков и нигде его не могут найти. Колбаеву оказали первую медицинскую помощь, но вытрясти с него сведения, где Сарымсаков - не могли. Колбаев был в психологическом шоке и только что то бессвязное бормотал по-узбекски. На этом дежурство для меня закончилось. У меня забрали пистолет, усадили в УАЗик и отвезли в особый отдел...
- Ну, давай Копытов сюда. Что ты там написал? - Буданов перегнулся через стол и взял у меня лист мелко исписанной бумаги. Отдав лист, я устало откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
- Копытов, не спать. Рано, - прозвучала резкая как хлыст команда.
- Да не сплю я, товарищ капитан. Так, глаза закрыл.
- Так, так, тааак, так, - капитан Буданов увлечённо читал мою объяснительную и незаметно для себя тянул одно и тоже слово, лишь варьируя тональность.
Я хмыкнул и долгим взглядом посмотрел на особиста, тяжело вздохнул и заново стал писать. Через час добросовестной писанины, я протянул листок бумаги Буданову и тот углубился в чтение.
- Давай, пиши снова, - капитан положил передо мной очередной чистый листок бумаги.
- Товарищ капитан, ну сколько можно? - Жалобно протянул я.
- Пишите, пишите, товарищ прапорщик. Такие мы "особые" люди, - скаламбурил особист и жизнерадостно рассмеялся.
Сломался капитан Буданов на восьмом экземпляре, тогда он уже не смеялся, а молча положил очередной листок передо мной.
- Не буду больше писать, - я решительно отодвинул лист, - да вы поймите, товарищ капитан, я уже всё выучил наизусть. Даже если через двадцать лет меня подымут с постели и спросят про это, то я вам отбарабаню то, что я сейчас семь раз написал. Вы же видите, что расхождений нет. Чего же ещё писать?
Особист устало опустился на стул напротив меня: - Боря, осталось тебе сказать самое неприятное. Ты задержан на неопределённое время и тебя сейчас сопроводят на гарнизонную гауптвахту, до выяснения всех обстоятельств. Ну а ты там хорошо подумай, может чего забыл написать? Может, что и вспомнишь? - С надеждой и значительно протянул Буданов.
От изумления я даже задохнулся, потом вскочил из-за стола и заорал на офицера.
- Ты, чего, капитан, охренел что ли? Какие такие обстоятельства? Да если бы я вовремя не проснулся, это вы давали бы сейчас показания об разных обстоятельствах, а я бы холодненьким и красивеньким трупом спокойно лежал в морге....
- Садись прапорщик, - Буданов тоже вскочил как ужаленный из-за стола и заорал в ответ, - ты что так и не понял в какое говно вляпался? Да тебе сейчас нужно башкой думать, как оттуда выбраться и не пострадать. Вот и сиди в камере, думай и вспоминай весь прошедший год. Можешь тогда вспомнишь, кто тебя завербовал, какие задания выполнял? Чего глаза таращишь удивлённо? Ты думаешь, что мы ничего не знаем? Ошибаешься, Копытов.
Я в изумлении хлопнулся на стул и ничего не мог сказать в ответ. Буданов быстро успокоился, тоже сел и уже спокойным тоном продолжил.
- В наше поле зрения ты попал, когда год назад у тебя со взвода сбежал рядовой Никифоров. Помнишь? Ага, по глазам вижу - помнишь. Жалко только тогда этим делом занимался не я, а Кривцов и ты ему чем то понравился. Ну, это его личное дело. Никифоров пытался перейти границу ГДР с ФРГ, но был задержан немецкими пограничниками. Ты тогда всячески его выгораживал: мол, лучший солдат взвода, лучший наводчик...
- Ну, если это так - тогда, товарищ капитан, и майора Павловского надо привлекать - флаг то в честь лучшего наводчика рядового Никифорова по его приказу вывесили на передней линейке лагеря. Каково? - Язвительно протянул я.
- Ты, Копытов, на Павловского не кивай, а слушай дальше. Много я тебе информации для размышления подкину. Когда Никифорова передали нам, то он через три дня опять сбежал: снял тяжёлую решётку, спрыгнул со второго этажа и сбежал. Но тогда его уже словили на границе с западном Берлином. Сняли солдата с крыши электрички прямо на границе. Вот ты мне объясни: как деревенский парень: даже если он лучший наводчик дивизиона, смог додуматься до такого финта? А может кто то ему это подсказал? А?
- Молчишь? Хорошо тогда скажи, где твой Сарымсаков? Почему он исчез перед нападением? Ответь и ещё на один вопрос: часовой почти все патроны выпустил, уничтожая диверсантов, а ты, дежурный по парку, ни одного. Да ещё упустил раненого, я подчёркиваю раненого диверсанта. Что на это ответишь?
- Одного то я живым всё-таки взял. Заметьте живым, а не мёртвым. Часовому я орал, чтобы он по ногам стрелял, а он их валил как сумасшедший...
- Ну, тут ты не примазывайся к этому. Это механик-водитель в "рукопашку" схватился и повязал его. Тебя даже рядом не было, хоть ты тут и расписываешь..., - Буданов небрежно швырнул одну из моих страниц ко мне.
- Дальше рассказывать или хватит?
- Валяйте дальше, товарищ капитан, интересно поёте. - Я взял себя в руки и уже держался спокойно, хотя на душе скребли кошки. Я ведь знал, что меня было за что взять - были грешки, не так чтобы арестовали, но высылку в 24 часа из ГДР я мог схлопотать. Хотя про это они знать не могли.
Буданов несколько секунд пристально смотрел на меня, потом усмехнулся с превосходством и как бы продолжая мои мысли сказал: - Знаем, знаем, прапорщик: и про профессора, которому ты золотишко и камушки продавал. И как ты, прикрываясь коллекционированием марок, ходил на сборище немецких филателистов и общался там с западниками.
- Там я реально только марками менялся и профессор тоже филателист, так что мне нечего тут "шить белыми нитками" дело. Доказать надо. Я забыл, как это слово называется....
- Презумция невиновности называется. Только я доказывать ничего не буду.... Вообще, Копытов, ты ещё салага и тебя даже жалко топить, потому что ты в свои куцые 23 года не имеешь никакого жизненного опыта и тебе можно так насрать в душу, что даже мне цинику становиться тошно. Думай, думай своей башкой и колись. Пока есть ещё время. Поверь, если мы сейчас договоримся и ты всё честно расскажешь, то ты отсюда выйдешь "чистым". Ну, поругают немного, потом всё поутихнет и будешь ты спокойненько служить дальше: так может быть в знак благодарности кое какую информацию мне подкинешь. Ну, так как?
- Стукачём мне прелагаете быть?
- Ну что ты, Копытов, так всё конкретизируешь, - недовольно поморщился Буданов, - я же сказал тебе - информировать будешь...
- Нет, товарищ капитан, не потянет. Не хочу...
- Да, товарищ прапорщик, зря. Зря. Ты знаешь, а я ведь даже ход мыслей могу твой рассказать. Ну, подумаешь меня на контактах с немцами словили. Пол полка знает, что я коллекционированием марок занимаюсь. А продажу золота и камушков ещё доказать надо. Всё что тут расписывал мне капитан - всё это фигня. Да, что-то он знает, что-то кто то сказал. Ну, отругают меня за связи с этим профессором: так я пообещаю больше с ним не связываться и не буду. А с этими диверсантами - так это вообще фигня. Ну, ни разу не стрельнул - так за это не выгоняют и не сажают. Пугает. Главное - это то, что пропал Сарымсаков. Вот где он - вот это проблема. Здесь самое слабое место моё....
Я даже вспотел немного о того, как он точно рассказал мои мысли. Буданов заметил замешательство на моём лице и злорадно усмехнулся.
- Правильно мыслишь, только одного ты не учитываешь - ничего я доказывать не буду. Если ты не согласишься работать со мной, то я напишу обыкновенную докладную. В ней я изложу всё что я про тебя рассказал. В принципе, я ведь ничего не совру. Не так ли?
- Ну, допустим, - я насторожился, даже не предполагая, что он может сделать.
Буданов обрадовался: - Вот видишь, ты уже сделал признание небольшое признание, но ты не беспокойся это останется между нами. Я по другому поступлю: в своей докладной я лишь немного изменю акценты. Смотри, я ведь имею право на свои выводы. Так ведь?
Я вынужден был кивнуть головой.
- Боря, я радуюсь: ты соглашаешься со мной - значит между нами установился контакт, - особист с деланным энтузиазме развёл руками.
- Продолжаю. В свою докладную я вставляю свои выводы, которые будут звучать следующим образом - "прапорщик Копытов, под видом коллекционирования почтовых марок активно искал контакты среди граждан ГДР, для того чтобы через них выйти на связь с гражданами ФРГ. В результате поисков Копытов познакомился с профессором местного университета и через него вышел на контакт с гражданами ФРГ. Прикрываясь обменом филателистическим материалом, прапорщик Копытов осуществил контакты с гражданами ФРГ..., дальше будут перечисляться фамилии, даты и время контактов.....
- Дальше я продолжать не буду. Поверь мне, Боря, никто тебя конечно не посадит, но после такой докладной тебя, от греха подальше, сплавят в 24 часа в Союз. И это произойдёт: ну завтра нет конечно, а вот послезавтра - точно. Тебя прямо с гауптвахты, под конвоем доставят на вокзал, посадят с сопровождающим тебя офицером в поезд "Эрфут - Брест" и отправят в Союз. В Бресте сопровождающий офицер, прямо на платформе, вручит тебе пакет с твоим личным делом, деньги на проезд и проездные куда-нибудь в Дальневосточный или Забайкальский гарнизон. Причём, он будет такой отдалённый, что тебе оттуда до границы три года на лошади скакать. И до конца своей службы в твоём личном деле будет стоять пометка о неблагонадёжности....
Я взмок от пота от нарисованных перспектив, внезапно поняв, что Буданов не блефует и он точно так сможет сделать. Буданов же, не торопясь закурил сигарету и, глубоко затянувшись, откинулся на спинку кресла, с любопытством наблюдая, как я налил себе воды в стакан и залпом выпил. Немного помолчав, особист с видимым удовольствием стал добивать меня.
- Боря, ты думаешь что это самое неприятное с чем тебе придётся столкнуться? Так ты ошибаешься. Вся интрига в том, что пятьдесят на пятьдесят процентов ты или узнаешь про это..., а может не узнаешь. Вот что интересно, - капитан даже зажмурился от этих своих логических умозаключениях.
- Что ж я ещё такого не учёл и не знаю, просветите? - Хрипло спросил я.
- Ладно, Боря, если тебя и учить жизни - то уж учить до конца, - Буданов отчаянно-весело махнул рукой, - вся пикантность будет в том, что тебя в 24 часа отправят в Союз, а жена твоя останется здесь. Тебя ведь через границу повезут как солдата, по списку, а ей надо будет визу делать - двадцать дней. Потом ей надо будет собрать вещи, доставать фанеру, колотить ящики. Ну ладно, ящики батарея твоя ей сколотит. Ну, а контейнер и фанеру ведь ей придётся самой пробивать. Женщина она красивая, сексуальная и поверь мне, чтобы ей дали контейнер, ей придётся дать самой и многим. Никто из мужиков не упустит момента на этой почве трахнуть твою жену и ей в свою очередь, как бы она не противилась, придётся поступиться своей честью....
В моей голове всё помутилось, ненависть и злоба на самодовольного особиста распирало меня и я уже не владел собой. Как сквозь вату до меня доносилось бубнение капитана, - она приедет к тебе в отдалённый гарнизон и когда-нибудь, в ссоре, в приливе женского гнева выдаст тебе всё это "на гора".... Боря, ты что охренел...? Поставь графин на место....
Грохот падающего кресла и крик Буданова несколько отрезвил меня.
- Копытов, сядь! - Как хлыст, прозвучала команда из-за спины.
Я медленно оглянулся и увидел входящего в дверь капитана Кривцова. Брюки мои были облиты водой из графина, горлышко которого было крепко зажато в моей правой руке. Буданов стоял в углу, заслонившись от меня тяжёлым креслом и злобно глядел поверх него на меня.
Осторожно поставил графин на стол и почти рухнул на стул: - Ну, капитан, твоё счастье, что Кривцов зашёл вовремя, а то бы досталось тебе.... Убить бы, не убил, но по башке графином ты бы получил хорошо...
Буданов удивительно быстро пришёл в себя и как ни в чём не бывало сел обратно в кресло: - Ну, разбил бы ты мне "бошку", я бы тебя потом отметелил и припаяли бы тебе определённый срок. И тебе это надо? Я тебе правду жизни рассказал и тебе меня благодарить надо за учёбу, а ты с графином на людей кидаешься...
Кривцов обошёл стол, сел на стул и внимательно посмотрел на меня: - Что у вас тут произошло?
- Я, Сергей, его перед выбором поставил: или он с нами или остаётся в дураках. И всё это рассказал в цветах и красках, а Копытов обиделся...
Кривцов перевёл взгляд на меня: - Ну а ты что скажешь?
- Да я в гробу видал его правду, да и вашу тоже. Вот я сейчас понимаю, что мне не надо было просыпаться, вступать в рукопашную схватку с диверсантом. Бегать, прыгать под огнём, чтоб потом слышать, что я чуть ли не организовал это нападение. Да лучше, наверно, если бы меня, дневальных "почикали ножичками", взорвали бы боксы с танками. Ладно, обозвали бы меня мёртвого дежурного по парку дураком, идиотом, но не предателем.....
- Ладно, ладно, Копытов, чего ты тут утрируешь?
- Да ни фига не утрирую, вон Буданов, уже меня задерживает по подозрению в моей связи с диверсантами. Да вы что не профессионалы? Чего вы на меня, на пацана молодого наезжаете? Свалить на меня всё собираетесь? Да вы лучше бы вместо того чтобы тут, в кабинете, штаны протирать взяли бы и прочесали микрорайон рядом с городком и тогда бы обнаружили на каждом десятом балконе оптику. Через которую, весь наш сраный гарнизон вместе с танковым парком как на ладони. Идите там и работайте...
Я выдохся и замолк, а Кривцов повернулся к Буданову: - Игорь, иди. Я дальше сам поработаю.
Мы немного помолчали, Кривцов в это время задумчиво прохаживался по кабинету, потом сел за стол и сказал: - Иди, Боря, домой. Никто тебя задерживать не собирался, это манера у него такая дурацкая - давить всех морально. Так что не обижайся на него... Иди домой, всё нормально будет.
- Так я что, идти домой могу? - Я не верил своим ушам: только что меня увезли в Союз под конвоем, уже служу в отдалённом Сибирском гарнизоне и с женой не всё в порядке - а сейчас иди домой, всё будет в порядке....
- Да иди, только дня три дома посиди. Можешь считать это домашним арестом, а можешь заслуженным отдыхом, но это решение командира полка.
Уже в дверях с вспомнил про Сарымсакова, вернулся обратно и сел на стул: - А что насчёт моего солдата пропавшего? Нашли его?
- Да, нашли твоего солдата. Всё до банального просто оказалось. Сарымсаков ночью взял графин и пошёл в кочегарку за водой. Чёрт побери - тупая ситуация: сел солдат на кучу угля и заснул, так с графином в руке и проспал до восьми часов утра. А когда мы тут все на говно изошли, разыскивая его, спокойно пришёл на разгромленное КТП то у нас даже сил не было ругать его....
Просидел я дома неделю и лишь после этого мне разрешили выйти на службу. Колбаева и Сарымсакова к этому времени отправили в отпуск за эти события. Часового и дежурного тягачиста наградили медалями "За отвагу", подарили по приёмнику "Океан" и тоже отправили в отпуск. Меня ничем не наградили, даже ничего не сказали. Как будто все в рот воды набрали или ничего не произошло. А, да чёрт с ними, главное меня никто больше никуда не таскал и я был рад этому, а вскоре вернулись мои солдаты из отпуска. Я их поставил перед собой, поглядел на их виновато опущенные головы и не стал ничего спрашивать.
Но когда вернулся из отпуска часовой я нашёл его.
- Ну что, Рязанов, давай мне теперь расскажи, как ты сидел в засаде за мусоркой и ждал когда диверсанты вскроют ворота боксов, чтобы было "явное нападение на пост" и ты мог стрелять по ним без предупреждения. Как ты не спал на посту, а вот дежурный по парку спал. Ты герой, а я в говне. Как это понимать?
- А что я должен был говорить, товарищ прапорщик? Да, я спал за мусоркой и проснулся от того, что разбилось окно в дежурке. Это что ли мне говорить? Но я ведь не дурак такое рассказывать....
- Да, солдат, ты не дурак - ты у нас герой, медаль "За отвагу" получил за сон на посту, только дураком я остался. Ты сам сейчас признаёшь, что если бы я не вступил в схватку с диверсантом и не разбилось стекло, то ты так бы и проспал, пока не начались взрываться боксы. Вот тогда и ответь мне: где ты был бы если бы не я?
Рязанов молчал, опустив голову.
- А был ты сейчас на гарнизонной гауптвахте, вместо отпуска, да без медали. И вместо той чепухи, как ты выступал по Ленинским комнатам перед солдатами, типа я всю жизнь готовился к этому подвигу и ещё в детском садике знал про подвиг Александра Матросова, Павлика Морозова .... Ты бы вместо этого отвечал бы на допросах: а почему вы, товарищ солдат, вообще заснули? И почему именно за мусоркой? А вы оказывается уже не первый раз там на посту спите... А вы что не спали перед караулом? А спали... Так почему же вы пошли за мусорку и всё таки заснули? А может быть вы были в сговоре с диверсантами...? И это ещё не все вопросы, которые тебе могли задать.
Солдат засопел громко носом и жалобным голосом спросил: - Так, что мне теперь делать то? Идти и говорить про сон...?
Я с досадой махнул рукой: - Да никуда не надо ходить. Живи солдат и знай, что на посту спать нельзя..., - развернулся и ушёл к себе в подразделение. Раньше я хотел поговорить и с механиком-водителем, но после разговора с Рязановым желание разбираться и с ним пропало. Но через пару недель на плацу я столкнулся с механиком и в лоб спросил его, почему он заявил, что это он один захватил диверсанта.
- Не знаю, товарищ прапорщик, как получилось: когда я выскочил из КТП то по запарке у меня так выскочило, а потом на попятную было поздно идти....
..... Наступил сентябрь и в один из солнечных и тёплых дней я поехал в город по своим делам. Пошатавшись по магазинам и купив что мне надо было, я направился к ближайшей трамвайной остановки.
- Копытов, Боря...., - меня окликнули и я увидел на противоположной стороне капитана Кривцова, который призывно махал мне рукой.
Перебежав улицу, я с удовольствием пожал руку всегда нравившегося мне офицера.
- Как со временем у тебя, Боря?
- Для вас, товарищ капитан, я всегда свободен.
- Тогда пойдём, посидим, пообщаемся.
- Да я как-то не при деньгах..., - смущённо протянул я.
- Да, ладно. Сегодня угощаю я. - Кривцов улыбнулся и показал рукой на ближайший ресторанчик, - ты же Копытов, знаешь наверно, что я заменяюсь....
- Да уж, весь полк гудит об этом - придёт какой-нибудь чёрт вместо вас типа Буданова: вот наплачемся тогда...
- Да фигня: как жил полк так и будет жить.
Мы удобно расположились за столиком в чистеньком и уютном зальчике немецкого ресторана и Кривцов подозвал к себе официантку, сделал заказ и через пять минут мы уже потягивали холодное пиво, ожидая основного заказа.
Особист уезжал завтра: семью и вещи он отослал ещё неделю назад, а сам остался до сдавать свои дела.
- ... Вот, Боря, сейчас мы и спустим с тобой последние мои марки, - Кривцов по своему расставил тарелки, мисочки принесённого заказа и стал разливать по стопкам водку. Выпили за его будущее место службы, которым он был очень доволен, - ...Рига, Боря, представляешь центр Риги... Да я до сих пор не могу поверить, что вместо Забайкальского округа попал в Латвию....
Я по хорошему позавидовал ему, понимая, что через три года я сам могу залететь по замене куда-нибудь в Сибирь, а то и дальше...
- Ну ладно. Это хорошо, что я встретил тебя, - Кривцов откинулся на спинку стула и спокойно закурил с интересом разглядывая меня через сигаретный дым.
- Боря, хочу сдать тебе, одну из наших особистких тайн, но только сразу хочу предупредить: если она каким-нибудь боком вылезет из тебя то на меня ни в коем случаи не ссылайся. Хотя, честно говоря, это даже и не наша тайна, а так небольшой секрет нашего полка, вернее руководства полка, да и связано это с тобой и этот секрет тщательно скрывают от тебя. Но всё равно не хочу, чтобы это было связано с моим именем.
- Товарищ капитан, да никогда..., - горячо заверил я особиста, сгораемый от любопытства.
Кривцов, помолчал немного, потом спросил: - Боря, как ты относишься к командиру полка?
- Командир? Да нормальный мужик, у меня к нему претензий нет...
- А к парторгу полка? Какого ты мнения о нём?
- "Плафон" что ли? То есть к майору Сидорову? - Я по привычке назвал парторга полковой кличкой, но потом смутился и поправился. Майору Сидорову в одном из подразделений упал на голову плафон от люстры и разбился о его абсолютно лысую голову, после чего за ним крепко прицепилась кличка - "Плафон".
- Да вы наверно сами знаете, что в полку он уважением не пользуется: лизоблюд и хитрожопый, поэтому и у меня к нему такое же отношение. Правда, последнее время, что-то он стал избегать меня, а то всё доставал меня со вступлением в партию.
- А что сильно стало заметно, что он избегает тебя? Я то думал что у него совсем совести нет, - задумчиво протянул Кривцов.
- Да не так чтоб заметно, но мне почему то это бросилось в глаза.
- Вот, Боря, о причине этого я и просвещу тебя. А то ты идёшь по жизни, с верой в других людей и в начальство и не понимаешь, что кругом много непорядочных людей. Вот когда случилось у тебя с диверсантами, то много было офицеров, которые ходатайствовали за тебя. Здесь я особо хочу отметить твоего начальника артиллерии подполковника Басиева. Очень он за тебя просил. Ну, а есть ещё и подлецы. Ты то сам что думаешь по поводу того, почему от тебя отстали и не стали больше теребить?
- Да даже не знаю... Много предположений, но наверно вы больше знаете...
- Боря, только между нами... Нравишься ты мне: хороший прапорщик, многие офицеры о тебе хорошо отзываются и артиллерист ты неплохой. Поэтому прими информацию и по жизни иди более продуманно. Диверсанта, которого повязали на КТП мы были вынуждены сдать немецким спецслужбам. Те быстренько оказали ему медицинскую помощь и он сразу же "запел". Он рассказал, как и где готовилась диверсия, как изучался объект нападения и многое другое. Подготовились они отлично и осечки не должно было быть. По плану они должны были втихую вырезать наряд по КТП, то есть тебя и твоих дневальных вместе с дежурным тягачистом. Но в последний момент, командир группы непонятно по какой причине, изменил решение и приказал тебя и тягачиста не трогать, а захватить врасплох дневальных и уничтожить их после окончания операции, когда они будут уходить. Наше предположение, что он хотел таким образом "шикануть". Второй неприятный сюрприз ожидал их в самом парке, когда они не смогли обнаружить часового. Они обшарили весь парк, но по своему немецкому воспитанию и менталитету, даже подумать не могли, что русский часовой мог спокойно спать за мусоркой...
- Так вы, что знали что часовой спал? - От удивления я не совладал со своим голосом и громко крикнул вопрос на весь зал, отчего все немцы испуганно обернулись на нас.
- ... Тихо, тихо, Боря, - особист нажал под столом ногой на мой сапог и успокаивающе улыбнулся посетителям: типа всё в порядке, - да, знали, но пойми и ты нас правильно. Всё-таки солдат завалил огнём из автомата шестерых диверсантов и сорвал диверсию, поэтому все и закрыли глаза на этот факт. Раненого тоже взяли, благодаря твоим сведениям: он был без сознания на платформе. Немецкие ГБисты молчали три дня, а мы за это время тоже отрабатывали все наши моменты, в том числе и твои связи с немцами и ты был на грани того чтобы стать "козлом отпущения". Вот тут то и заявились в полк немцы ГБисты, каким то образом сразу же напоролись на парторга и стали расспрашивать про тебя. Майор Сидоров, зная что ты числишься в "крайних" стал расписывать тебя в очень негативном виде, чем немало удивил немцев. "Плафон", чёрт побери, майор Сидоров естественно поинтересовался, почему твоя персона так их интересует. Вот тут то немцы и удивили парторга.
- Вы плохо знаете своих подчинённых, - заявили немецкие ГБисты, - если бы не ваш "фендрих": по-немецки это, Боря, прапорщик, то диверсанты взорвали бы танковый парк "к чёртовой матери". Это ваш "фендрих", расстреливаемый в упор из автомата, вступил в рукопашную схватку с матёрым диверсантом и поборол его, лишь потом ему помог солдат. Это ваш "фендрих" ринулся брать живым раненого командира группы и едва не был уничтожен огнём из автомата и тогда он не спасовал, а повторил попытку взять его живым и успел заметить как командир группы залез на поезд. Догонять поезд уже было бесполезно. Наше командование решило представить этого "фендриха" к боевой награде вот и вы дайте нам его фамилию и другие данные, приезжайте за наградой и в торжественной обстановке вручите ему.
Парторг, когда немцы ушли, промолчал: никому не стал докладывать, а немцам дал свои данные, через неделю забрал медаль. Никто про это не знал, а вылезло всё это совершенно случайно.
Командир полка был в бешенстве и хотел этот случай придать гласности. Но вмешались политические органы и замполит полка. А к нему ты как относишься?
- Я, как бы правильно сказать, по службе с ним особо не пересекался... Когда выступает на построениях полка и совещаниях, вроде бы говорит правильные вещи. Я вот лично очень уважаю Брежнева, а так как он здорово внешне похож на него то я наверно и неплохо думаю о нём. Как коммунист, по-моему, он тоже хороший...
- Да, Боря, плохо ты ещё по молодости разбираешься в людях и много не знаешь, что знаем мы - особисты. Впрочем, то что ты многого не знаешь - может и к лучшему. Так вот продолжаю, пришёл замполит к командиру и сказал ему следующее - я, как коммунист, политработник обязан вас предупредить: майор Сидоров является руководителем партийной организации полка и одновременно как бы олицетворяет в лице простых коммунистов саму партию. Если вы, товарищ полковник, предадите это дело огласке то от этого пострадает не только майор Сидоров, но и авторитет партии среди военнослужащих не только нашего полка, но и других частей. Мы всё-таки с вами государственные люди и должны думать по государственному. Я предлагаю следующий выход - раз так получилось, то это надо предать забвению. Если же вы всё-таки "вынесете сор из избы", то я хочу вас предупредить, что вы будете иметь неприятности и за подрыв авторитета партии слетите с должности. Подумайте над этим и над тем, что вам дороже: отобрать медаль у майора и отдать её прапорюге, после чего слететь с должности. Или всё забыть и дальше, и выше идти по карьерной лестнице, не забывайте, что вас предлагают на должность начальника штаба дивизии....
- Ну, ничего себе, я даже предположить не мог, какие страсти на верху кипели...
- Командир побушевал немного, а потом в свою очередь выставил замполиту ультиматум - Чёрт с ним, с парторгом, с медалью, но если я увижу эту медаль у него на груди за последствия я не ручаюсь. И последнее: не знаю, как парторг будет крутиться, но он должен будет выбить у своих партийных коллег-немцев для Копытова любую медаль...
Замполит согласился с этими условиями и нашли тебе медаль. Смеяться будешь, но я знаю какую..., - особист сделал значительную паузу и смеющими глазами наблюдал за моим изумлением, - на медали выбито "За отлично выполненное задание", но она сельскохозяйственная. Как тебе?
Все немцы в ресторане вновь оглянулись на нас и теперь с удивлением наблюдали за русскими военными, которые хохотали от души. Непонятные они эти русские - то чуть не кричат на весь ресторан, то тут же весело над чем-то смеются....
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023