ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Цеханович Борис Геннадьевич
Птб или повесть о противотанковой батарее

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 6.28*144  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вашему вниманию предлагаются отрывки из повести о противотанковой батарее одного из Уральских полков, которой я командовал во время войны. Описаны действительные события с декабря 1994 года по июль 1995 года. Фамилии офицеров и прапорщиков изменены.

  ПТБ
  или повесть о противотанковой батарее.
  
  
  
  
  
   ....Последняя ночь была на исходе, но ещё было темно, и в живых остался только я один. Боевики из зелёнки хлынули неожиданно, без предварительной огневой подготовки и незамеченными пронеслись половину пути до моего блок-поста. Наблюдатели заполошно закричали и открыли огонь из автоматов, лишь чуть замедлив движение атакующих духов. Запустив вверх ракету и пока она разгоралась, я подскочил на наблюдательный пост. Одного взгляда хватило чтобы понять безнадёжность нашего положения: около ста боевиков, охватывая широкой дугой, стремительно приближались к блок-посту. Сзади меня, в расположении первого взвода слышались крики и команды, по которым солдаты и офицеры в ночной суматохе занимали позиции и теперь моя задача с двумя наблюдателями, была продержаться хотя бы несколько минут, чтобы остальные сориентировались в обстановке. Крикнул команду и, показав рукой направление, куда надо стрелять, я повернул пулемёт и открыл огонь по правому краю атакующих, который опасно стал приближаться в колеблющем свете осветительной ракеты к зелёнке, где уже не скрываясь можно подойти незаметно и ударить в тыл нашего блок-поста. Пулемёт грозно рокотал и вёл свою ровную строчку, выкидывая в ночь трассер-разрывная, трассер-разрывная. Из расположения второго и третьего взводов в небо, в нашу сторону, встревожено взлетели осветительные ракеты и теперь только они освещали поле боя. Я поливал огнём боевиков, не жалея пулемёта, длинными очередями и радостно орал, видя, как под ударами пуль часть цепи смялась, замешкалась и упала на землю, я повёл стволом влево, убивая и заваливая всё новых, и новых боевиков на землю. Но в целом судьба блок-поста всё равно была решена: два автомата наблюдателей, которые строчили слева от меня, лишь на некоторое время замедлили продвижение боевиков. Я перекинул пулемёт на их стенку и открыл огонь по чеченцам, которые были уже в семидесяти метрах от нас. Успел дать пару очередей, как пулей снесло полчерепа одному из солдат, забрызгав нас брызгами крови и мозга. Тело мгновенно рухнуло на землю, как будто из него выдернули железный штырь. Второму бойцу пуля попала в плечо и он заскулил, осев вдоль стенки.
   - Назад, уходи, - проревел я, не отрываясь от пулемёта, и у меня тут же закончилась лента. Грохот выстрелов прекратился и я услышал рёв автоматов со стороны духов и жалкую стрельбу наших АКСУ: нас задавливали численным преимуществом и огнём. На мгновение вслушался и с радостью не услышал стрельбы в районе второго блок-поста: значит они выживут. Со стороны остальных двух взводов и седьмой роты в небо, в наше направление шли одна за другой осветительные ракеты, облегчая нам ведение огня.
   Срывая ногти и разбивая в кровь пальцы, я мигом перезарядил ленту и подсоединил к пулемёту следующий короб на сто патронов, и вовремя: почти в упор врезал очередь в подбегающих двух духов, даже успел заметить обрывки тела и одежды, которые полетели в разные стороны от разрывных пуль, а один трассер застрял в теле боевика и продолжал гореть, когда он упал на спину. Раненого в плечо солдата рядом уже не было, только убитый солдат с разбитой головой лежал на земле. Дав, не прицеливаясь, ещё несколько очередей в набегающих боевиков, я выскочил из наблюдательного пункта и пятясь спиной, поливая перед собой огнём, начал отходить к своему салону. Вздыбились в небо ящики уже бывшего наблюдательного поста, от взрыва гранаты, меня сильно шатнуло взрывной волной, но устоял и в несколько прыжков оказался у салона. У входа в салон в агонии бился старшина, выдирая из земли скрюченными пальцами пучки травы и пытался что-то сказать мне, но изо рта толчками выбивалась чёрная кровь. Я в упор всадил очередь в одного, потом во второго боевика, выскочивших из-за салона, но второй успел выстрелить в Волкова, который выскочил из расположения первого взвода к салону. Пули попали моему заменщику в лицо, превратив его в кровавое месиво и мгновенно убив Волкова. Всё. Духи уже были везде. Это был конец. Развернулся и ещё успел застрелить последней очередью троих боевиков, длинными прыжками приближающихся ко мне от дороги: у одного из них в руке зловеще поблёскивал длинный кинжал. Они, как будто наткнулись на невидимую стену, но по инерции налетели на меня, сбив с ног. Пулемёт улетел под салон, а мимо меня, перескакивая через убитых, в расположение первого взвода пробежало до двадцати боевиков. Подождав секунд двадцать, я вздыбился и выбрался из-под убитых. Бой закончился, слышались за кустами отдельные очереди и крики боевиков перемеживаясь с криками погибающих солдат и офицеров. Тихо скользнув в темноту, я добрался по кустам до окопа, вырытым ещё в первую ночь техником Толиком и затаился там, лихорадочно пересчитывая патроны, магазины и гранаты. Стрельбы уже не было, слышались лишь торжествующие голоса победителей. Я немного успокоился и теперь прикидывал, как мне выскочить из зелёнки, напасть на духов и как можно больше их уничтожить, пока меня не убьют. Загорелся и быстро запылал мой салон, освещая всё кругом, заработали двигатели обоих УРАЛов, куда боевики начали торопливо грузить трофеи и боеприпасы.
   - Хрен вам, в первую очередь уничтожу машины, когда вы их загрузите, чтобы вам ничего не досталось, - я, пригнувшись к брустверу, разглядывал суетившихся боевиков, когда от них отделилось несколько человек и потащили в сторону сопротивляющегося человека. Ночь прорезал пронзительный детский крик: - Дяденьки, дяденьки не убивайте меня, не надо. Дяденьки не надо, мне же больно..., - взвился до высокой ноты крик и перешёл в жуткий хрип. Я весь покрылся липким потом: поняв, что только что моему солдату перерезали как животному горло. Какое-то время до меня, оцепеневшего от ужаса, доносились хлюпающие звуки, а боевики в десяти метрах от меня расступились и теперь гогоча пинали друг к другу бившиеся в агонии тело солдата.
   - Мразииии..., - я вскинулся и дал веером очередь: одну, вторую и не прекратил стрелять пока в магазине не кончились патроны, а боевики не затихли на земле. Остальные чеченцы мгновенно сориентировались, и мощный огневой шквал накрыл зелёнку. Я вынужден был присесть на дно окопа, меняя пустой магазин на новый, а в расположении взвода взревел двигатель УРАЛа и теперь на зелёнку упал мощный поток света от фар, сразу же высветив мою позицию. Пуль я не слышал, но бруствер кипел от свинцового ливня, срезая вокруг окопа всю растительность. Надо было как-то встать и попытаться загасить фары, но это было очень трудно, почти невозможно подняться под огнём автоматов.
   - А, всё равно убьют, - я вскочил над бруствером и с первой же очереди загасил одну фару, сразу стало меньше света, выпустив остаток магазина в метающиеся фигурки чеченцев, я опять нырнул целый и невредимый на дно окопа, перезаряжая магазин и собираясь с духом для того чтобы в очередной раз, наверно последний, выскочить из окопа. Судя по звукам, духи двинули автомобиль вперёд и теперь он давил кустарник в десяти метрах от меня, приближаясь к моему окопу. Я выдернул кольцо из гранаты, стремительно выпрямился над окопом и метнул гранату, целясь в фару, и не промазал. Граната с долгим звонким звоном впилась в фару, разбило стекло, но свет не пропал. А автомобиль продолжал надвигаться на меня.
   - Чёрт, где же взрыв, почему меня слепит фара? Почему??? - Я закрыл глаза и продолжал слышать в своих ушах звон разбитого стекла.
  
  Часть первая
  
  Глава 2.
  Эшелон.
  
  
   В 9 часов утра я пришёл в батарею. Офицеры и прапорщики опять не подвели меня. Машины были заведены и вытянуты в колонну. Солдаты отдохнувшие и накормленные, экипированы и находились на своих местах. Старшина сдал помещение противотанковому дивизиону без замечаний и тоже был в колонне. Быстро построил батарею, проверил оружие, боеприпасы, загруженное имущество, после чего забрался в свой БРДМ и по радиостанции вошёл в связь с начальником артиллерии, доложив, что готов к погрузке. После недолгого ожидания колонна артиллерийского дивизиона, за которой мы стояли тронулась, а за ней мы. Вышли в парк артиллерийского полка и начали набирать ход. В этот момент встала самоходная установка арт. дивизиона и сразу же темп движения сбился. По снегу машины батареи начали обходить остановившиеся самоходки дивизиона и колонна батареи начала опасно растягиваться и разрываться. Когда мой БРДМ выехал за КТП* арт. полка и свернул налево, за мной устремились ещё четыре мои машины. Зато остальные, как по закону подлости, свернули направо и исчезли вместе с УРАЛами за казармой. От такой бестолковщины я пришёл в бешенство, остановив около клуба арт. полка колонну, я ринулся напрямую за казарму на плац, где и нашёл заблудших. Техник и командиры взводов в растерянности бегали вдоль колонны и не знали, куда подевался комбат с остальными машинами. В довершении ко всему один БРДМ закипел и из него так пёр пар, что наверно это было заметно даже из космоса, ну а второй БРДМ заглох насмерть и не подавался реанимации. Как бы я не был разъярён, но сдержался и только пару раз злобно матюкнулся. Оставив с заглохшими машинами техника, я с остальными "торжественно" прибыл на рампу, где уже прогуливался полковник Гвоздев со своими офицерами штаба. "Орлиным взором" начальник посчитал машины и, подозвав к себе меня, задал неприятный вопрос: - Копытов, а где ещё два БРДМа и Урал?
   Я попытался что-то соврать, типа: всё нормально, всё под контролем, что сейчас они подъедут. Но в этот момент из ворот КПП "Зелёное поле" выехал Урал с техником: на прицепе у него был заглохший БРДМ, а следом ехал и кипел второй БРДМ, из всех щелей которого пёр белый пар. Как он "красиво" и буйно кипел - в жизни не видел, чтобы машины так кипели.
   Гвоздев зло плюнул и что-то пробормотал, но я успел услышать упоминание какой-то матери.
   - Копытов, что это такое? - Полковник ткнул пальцем в огромное облако пара, в котором запросто можно было спрятать два автомобиля "Урал".
   - Что, что? - Теперь я уже "завёлся", - киплю, товарищ полковник... Красиво киплю. Сейчас её погрузим и будем ремонтировать уже в Чечне.
   Гвоздев махнул рукой, мол, тебе воевать ты и крутись, развернулся и величественно удалился к платформам. Сразу же приступили к погрузке и одну за другой стали загонять машины батареи на платформы, следом за нами начали грузиться артиллеристы дивизиона и ВУНА. Как только мои машины становились на платформе, на своё место, бойцы из машины доставали готовую к применению проволоку, крепёжный материал и дружно начинали крепёж техники. Не зря я водил солдат и офицеров на занятие по погрузке, всё шло своим чередом и не требовало особого моего вмешательства. Гораздо хуже обстояло дело в дивизионе и во взводе начальника артиллерии. Солдаты там постоянно разбегались и прятались, всеми способами отлынивали от работы и над той частью, где грузился дивизион, стоял многоэтажный мат, там постоянно кого-то лупили, кого пинали под зад, кого-то за шкирку волокли к месту крепления техники. А у меня всё делалось спокойно. Единственная накладка произошла с креплением Уралов, где я понадеялся на самостоятельность водителей Самарченко и Наговицина, но они оказались в этом вопросе беспомощными. Пришлось им подкинуть людей на помощь. И через два часа техника батареи была закреплена, о чём я сразу же доложил начальнику артиллерии полка, справедливо ожидая что батарею отправят в вагоны, которые стояли на параллельном пути под личный состав и офицеров, но Гвоздев запретил туда нам грузиться, пока все не закрепятся. Пока мы работали мороза вообще не чувствовали, хотя стояло где-то градусов 15-18, а сейчас мы стали постепенно замерзать. Мои бойцы стали потихоньку расползаться, а в этот-то момент начальство решило бросить мой личный состав на помощь в креплении техники взвода обеспечения дивизиона. Проволока в дивизионе не была обожжена, плохо гнулась и для того чтобы её закрутить, нужно было приложить максимум усилий. Меня здорово это возмутило, но отменить приказ я не мог и сквозь пальцы смотрел как мои бойцы "валяли Ваньку" вместо помощи.
   Я отпросился на час и на машине Евсеева уехал домой пообедать, забрать вещи и попрощаться с родными. Обед прошёл в молчании и тишине. Валя уложила вещи и закуску, пришло время прощаться. Если до этого жена держалась, то тут не выдержала и тихо заплакала.
  Заплакала тёща. На душе у меня стало муторно: я ведь точно знал, что не вернусь с войны. Откуда у меня была такая уверенность, я не знал, но чувствовал это. Младшему сыну наказал, чтобы он во всё слушался маму. Старшего, Дениса, попросил помогать во всём маме и быть старшим мужчиной в доме. Обнял тёщу, поцеловал жену: пообещал обязательно вернуться и заторопился на выход, потому что почувствовал, чем быстрее я уйду, тем будет лучше. Не стоило затягивать расставание: у самого "на душе кошки скребли".
   Когда приехали на погрузочную рампу, там был самый разгар погрузки дивизиона. Вскоре подъехал бывший командир миномётной батареи Саня Козленко, приехал он с пивом и в течение двадцати минут мы пили пиво, наблюдая за погрузкой. Попрощался я и с Саней. В принципе, все ниточки были обрезаны - можно было ехать на войну.
   Около платформ с техникой меня выловил генерал-майор Фролов, отвёл в сторону и начал отчитывать за вчерашний доклад Гвоздеву о готовности к погрузке.
   - Ну, что ты, Копытов? Так хорошо у тебя всё шло, я нарадоваться на тебя не мог. Лучше всех шёл. А вчера ты так опозорился: готов, не готов. Готов, но если будет приказ командира полка. Ну, в чём дело?
   - Всё очень просто, товарищ генерал, - засмеялся я, - так отвечал, потому что протестовал против "инициативы" полковника Гвоздева. Но самое главное: мне эти четыре часа нужны были, чтобы жена успела пожарить курицу и приготовить закуску, для того чтобы я в поезде как нормальный офицер мог представиться и обмыть звание "майор".
   Фролов, секунд двадцать возмущённо смотрел на меня, а потом искренне засмеялся и замолчал, мы в молчании сделали пару кругов около платформы.
   - Да, - протянул генерал, - вот ведь и война от жаренной курицы, оказываться, может зависеть. Ну ладно, Копытов, поздравляю тебя с воинским званием "майор", но больше так не делай. А сейчас иди к батарее.
   Я откозырял и отошёл. Время постепенно шло, всё больше поступало докладов о креплении машин, постепенно темнело и холодало, вот и последняя машина закреплена. Все подразделения построились на рампе перед классными вагонами. Нудно и долго делили между подразделениями вагоны, представляли администрацию эшелона. Моей батарее, взводам управления дивизиона и начальника артиллерии достался один вагон, туда же сунули и лейтенанта Нахимова с солдатами первого батальона, которые по разным причинам отстали от батальона. Меня, конечно, назначили старшим вагона. Очень долго инструктировали о правилах поведения при следовании эшелоном, меры безопасности, потом напутственные речи и когда мы совсем замёрзли, нам дали команду на посадку. В течение получаса все сели и разместились. Батарее досталось четыре купе, с учётом третьих полок - всего 36 мест. При посадке в вагон, я "наехал" на лейтенанта Нахимова: он занял со своими солдатами целое купе. Налетел я с шумом, с напором, но после того как он аргументировано и в вежливой форме дал мне отпор я вынужден был с ним согласиться и несмотря на то, что он был офицер-двухгодичник, даже немного зауважал его.
   После того как всё успокоилось и все разместились я вышел на улицу. Откуда-то из темноты вынырнул капитан Мамедов, воровато оглянувшись, он протянул мне фляжку с водкой, предварительно хорошо глотнув из неё.
   - Боря, давай, за вашу удачу, - просипел он севшим голосом от чересчур большого глотка. Продышавшись, он продолжил, - завидую я вам, меня вот не пустили. Мусульманин говорят, а ведь хочется с вами уехать. С полком.
   Я тоже глотнул, холодная водка обожгла горло и провалилась в желудок. Как-то сразу стало теплее и спокойнее. Как будто этим глотком я провёл черту. И всё что было: семья, счастье, радости и горести - всё это было теперь "До" черты, и как это не странно, в почти далёком прошлом. А впереди неизвестная, новая жизнь; я её выбрал и смело, не оглядываясь, перешагнул всё, что меня отделяло от прошлого.
   - По вагонаааам! - Послышалась команда, я запрыгнул в тамбур. Из соседнего вагона, где располагался начальник эшелона и офицеры без личного состава, на рампу вышли Гвоздев, Фролов и несколько полковников. Лязгнули сцепления вагонов, и мы медленно тронулись в сторону станции Керамик. Некоторое время рядом с вагоном шёл полковник Гвоздев и что-то мне говорил. Но я его не слушал: все эти наставления до того надоели, что мне вдруг очень захотелось его послать куда-нибудь подальше, но хотя и с трудом я всё-таки сдержался. Гвоздев, наверное, что-то почувствовал и отстал. Его место занял капитан Мамедов, который уже бежал рядом с вагоном и что-то ободряюще кричал. Но вот и он отстал, мимо проплыло КПП "Зелёное поле", парк артиллерийского полка, ОБМО. Я жадно смотрел на всё это и запоминал - ведь всё это я видел в последний раз, и всё это впечатывалось в мой мозг как моментальная фотография.
   Прибыли на станцию Керамик: на ней, как правило, происходило окончательное формирование и оформление эшелона. Но в этом командиры подразделений уже не участвовали, всем этим занимался начальник эшелона майор Князев и его администрация.
   Как только эшелон остановился, солдаты дружно вскрыли консервы, достали хлеб, дружно застучали ложками и поели. От еды, в тепле их мгновенно разморило и они быстро завалились спать, а я собрал офицеров в своём купе, накрыл стол и как положено, с полным стаканом водки, представился по случаю получения очередного воинского звания. Застолье долго не продолжалось, все мы были вымотаны и через час тоже легли спать. Проснулся я, когда эшелон уже миновал Челябинск и находился на станции Полетаево. Быстро собрал оставшуюся закуску, водку, а набралось всего ещё достаточно и пошёл в офицерский вагон представляться, где меня уже ждали. Накрыл стол и закрутилось, и поехало застолье, ещё помню как проехали станцию Мисяш в Чебаркуле, на которой грузилась какая-то часть - больше ничего не помню. Проснулся уже на следующий день, далеко за Уфой.
   - Всё, Боря, хватит пить, - сказал я себе - надо использовать время для изучения личного состава. В принципе за эти десять дней я достаточно хорошо узнал часть личного состава, но в целом ещё имел лишь смутное представление о коллективе батареи.
   Достаточно хорошо показали себя командиры взводов. Я сразу выделил командира первого взвода лейтенанта Жидилёва: небольшого роста, хитроватый, хозяйственный, деревенский мужичёк. И солдаты подобрались такие же хозяйственные, всё что имело какую-то ценность в будущем на войне тащили во взвод и уже обросли своим имуществом, которым очень дорожили. Командир второго взвода лейтенант Коровин не отличался хозяйственной жилкой, но был добросовестным и грамотным офицером, насколько это можно сказать об офицере-двухгодичнике. Сумел заинтересовать и сплотить вокруг себя личный состав и его взвод уже представлял достаточно крепкий воинский коллектив. Очень много беспокойства вызывал третий взвод и его командир взвода лейтенант Мишкин. Глядя на него, я часто вспоминал фильм "Адъютант его превосходительства" и одного из героев - поручика Микки. Такая же романтическая и мечтательная натура, которая при первой встрече с реальной действительностью и трудностями повседневной службы очень быстро ломается. Мне кажется, он мечтал как можно скорее попасть на войну, где в бесконечных победных боях, он во главе взвода врывается в гущу противника, проявляя массу героизма - побеждает, а может быть и геройски погибает. Но уже на этапе боевого слаживания романтизма и восторга поубавилось. Как по закону подлости ему во взвод подобрались слабые сержанты и водители. Один водитель рядовой Снытко, со своей, вечно кипящей противотанковой установкой, мог вогнать в глухую тоску любую героическую натуру. Личный состав в третьем взводе подобрался разношёрстный и коллектив как таковой не сложился.
   Из прапорщиков я в полной мере мог положится на Игоря Карпука - добросовестный парень, инициативный. Постоянно работая на технике, он достаточно быстро узнал устройство и особенности эксплуатации техники батареи. Немаловажную роль сыграло и то, что он родом был с Бурятии, откуда была подавляющая масса личного состава. Среди них он быстро завоевал
  авторитет и солдаты безоговорочно выполняли все его указания. В результате чего получилось так, что Кирьянов был моей правой рукой, а Карпук стал, если так можно выразиться - левой рукой.
   Старшина же вообще не пользовался никаким авторитетом среди солдат. Он их боялся, а солдаты быстро это прочухали и давали ему отпор во всех его начинаниях. Да и я часто его ругал за то, что он всю работу взваливал на одних и тех же безответных, добросовестных солдат.
   Среди солдат я хорошо узнал тех, с кем мне приходилось часто сталкиваться в период
  подготовки батареи. Водителем на мой, командирский БРДМ, попал бывший заключённый, рядовой Чудинов - кличка "Чудо". В тюрьму попал по хулиганке, что-то там отсидел, что-то увидел, почувствовал, чем страшно гордится. Нахватался зековских понятий, законов и пытается здесь этим бравировать. Офицеров и прапорщиков считает "западло", особенно ненавидит старшину, за то, что тот бывший мент. С солдатами живёт нормально, говорит: "Чистые погоны - чистая совесть". Правда, пока выполняет все приказы беспрекословно, хотя иной раз саботирует указания старшины. Мне старается не залетать, так как я его сразу предупредил - если что, вышвырну. Сержант Алушаев, пулемётчик моей машины, серьёзный и надёжный парень. Санинструктор сержант Торбан тоже добросовестный, но бестолковый. По своей специальности подготовлен слабо и если сталкивается с какой-нибудь болячкой бежит за советом к технику. Игорь, оказывается, неплохо разбирается в медицине - правда на бытовом уровне. Самое хреновое в санинструкторе то, что он вечно ходит грязный, не соблюдая никакой личной гигиены. Среди командиров машин в лидерах ходят сержанты Некрасов и Фёдор Ермаков. Оба со второго взвода. Правда, краем уха слышал разговор среди солдат, что Фёдор слабоват на выпивку. Андрей Лагерев, командир противотанковой установки с первого взвода, всегда чистенький, аккуратный, но парень с ленцой и сам себе на уме. Такое ощущение, что в любой момент может принести пакость. Командир машины с третьего взвода сержант Рубцов пишет песни, хорошо играет на гитаре. Но в противовес ему его водитель рядовой Снытко. Дылда, самое натуральное "чмо", вечно грязный и машина у него вечно такая же зачуханная.
   Во втором взводе два сильных сержанта, третий сержант Кабаков, невысокого росточка, худенький. Как командир он ни о чём. Зато с водителем ему повезло. У меня не хватало одного водителя, полк не додал и я не знал, как выкрутиться. А тут подходит рядовой Харитонов: - Товарищ капитан, хочу воевать водителем противотанковой установке, а в батарее не хватает одного водителя. Дайте мне машину, а я вас не подведу. Правда, прав у меня нет, но я немного соображаю в технике и умею водить.
   Я задумался: в мирной обстановке я бы на такое предложение только рассмеялся. Нет прав - гуляй Харитонов. Я за тебя ответственность нести не хочу. Но сейчас я задумался лишь на минуту и решил по военному быстро.
   - Хорошо Харитонов, даю противотанковую установку, Сделаешь: она твоя. - И дал ему один из неисправных БРДМов, как раз Кабакова. Три дня торчала задница из двигательного отсека то Харитонова, то его и Карпука, то сразу нескольких водителей, которые ему помогали: но через три дня машина была готова. Я тоже своё обещание выполнил. Узнал я и других солдат, сержантов батареи, но это было довольно поверхностные знания, поэтому нужно было не терять времени в эшелоне.
   Жизнь в вагоне постепенно наладилась и потекла своим чередом. К личному составу я в основном не лез - так по очереди выдёргивал их в своё купе и разговаривал с ними. Солдаты первые двое суток спали, просыпались только покушать или сходить в туалет. Жизнь шла от
  приёма пищи до следующего приёма, когда все немного оживлялись. Кормили, правда, не ахти как, но мы перед каждым приёмом пищи принимали по сто грамм спирта и всё шло нормально. В офицерском вагоне тоже шла размеренная жизнь. Офицеры под руководством полковника Прохорова потихоньку попивали, играли в карты, а когда хорошо поддадут, вызывали техника
  второй батареи, наливали ему стакан водки и он с удовольствием им играл на гармошке и пел. Интересно было за ним наблюдать из-за особенной артикуляции губ во время пения. Когда он пел, губы у него так складывались, что его лицо становилось похожим на морду обезьяны. Так потихоньку мы ехали и приехали на станцию Таловое Воронежской области, где наш эшелон взорвался.
   ....Я спал. Спал мой вагон, спал весь эшелон. Мне что-то снилось, причём, что-то приятное и интересное, но в мой сон извне упорно пробивались какие-то посторонние звуки, гудки и крики, которые мешали мне наслаждаться приятными видениями и тревожили даже во сне. Как от толчка проснулся: эшелон стоял, а из-за стен вагона доносился какой-то шум. Перевернувшись со спины на живот, я выглянул в окно, за которым вдоль нашего состава метался локомотив, подавая тревожные гудки. Между гудками, высунувшись по пояс из будки локомотива, что-то кричал машинист. Но все его слова отскакивали от моего ещё не проснувшегося сознания. Сделав над собой усилие и встряхнувшись, я окончательно проснулся и стало понятно, чего он так волнуется.
   - ...Ну, кто-нибудь проснитесь. Вы... - военные.... Вы же горите..... Пожар в эшелоне.... Сейчас начнёте взрываться. - Локомотив укатил в голову эшелона и голос постепенно затих.
   Поглядел на часы - три часа ночи, пожара в вагоне нет, да и запаха дыма не чувствую. Затормошил техника и замполита: - Вставайте, будите командиров взводов и водителей. В эшелоне, кажется, пожар.
   Неожиданно, чуть ли не мне на голову, с третьей полки свалился старшина. Причём сразу же попал ногами в валенки Кирьянова и с диким воплем: - Горим!!! Спасайтесь, сейчас будем взрываться..., - устремился в панике по проходу на выход из вагона. Несколько солдат оторвались от подушек, проводили его недоумевающими со сна взглядами и снова уронили головы на постели. Мы быстро оделись и вышли из вагона на улицу. Действительно, в голове эшелона горело несколько вагонов и платформ с техникой. Там метались фигурки людей, а в морозном воздухе слышались тревожные крики. Кто-то командным, зычным голосом подавал команды. Но это не было бессмысленное метанье - люди организованно пытались или затушить, или хотя бы расцепить вагоны, чтобы огонь не перекинулся на другие вагоны и платформы. Спросонья крутили головами и ни как не могли сообразить, в каком конце эшелона находится техника батареи.
   - Коровин, подымай водителей и одевайтесь. Все должны быть готовы тушить технику, - приказал я командиру второго взвода, который выглянул из тамбура, - а мы сходим на разведку. Посмотрим, где наша техника и как там обстановка.
   Я, техник впереди, сзади нас Кирьянов, который тихо матерился на каждом шагу из-за того, что валенки старшины были очень малы и жали ноги, направились в голову эшелона. Очень быстро мы разобрались, что наша техника стоит на противоположном конце железнодорожного состава, а впереди на нескольких платформах горит техника взвода обеспечения дивизиона, загруженная продовольствием, имуществом и снарядами для самоходок.
   Приблизившись к горящим платформам, мы разглядели, что пожар пытаются ликвидировать офицеры и солдаты дивизиона. Большая группа военнослужащих, закидывая снег на машины, пыталась их потушить, а вторая, меньшая: пыталась расцепить вагоны, чтобы их потом оттащить на пустырь - в тупик. Но у них ничего не получалось. Всем тушением пожара руководил командир дивизиона майор Князев - это его зычный голос разносился в ночном воздухе. Рядом с ним виднелись фигуры Прохорова и других офицеров. Когда нам оставалось пройти ещё две платформы до горевших машин, чтобы присоединиться к тушению пожара, одновременно взорвалось несколько снарядов на одной из горевших машин. В воздухе засвистели осколки и куски раскалённого металла, осыпая суетившихся людей. Мы быстро присели и прижались к колёсам платформ, а остальные повалились на снег.
   Как по команде в кузовах горевших машин начали рваться снаряды и гильзы с зарядами. Боеприпасы рвались по одиночке и пачками, разбрасывая вокруг эшелона неразорвавшиеся снаряды, гильзы, остатки ящиков и машин. Всё это сыпалось с неба на людей, осколки металла яростно и злобно шипели в снегу, как будто сожалея о том, что они не попали в людей. Все кто тушил пожар, в перерывах между взрывами отбежали метров на сто и залегли, наблюдая, как огонь перекинулся на следующую платформу. Кажется, человек был бессилен перед разгулом этой стихии, кажется, осталось только лежать и ждать, когда всё что должно взорваться взорвётся и сгорит. Но в цепочке людей, которая лежала и в бессилии наблюдала за пожаром, внезапно поднялась фигурка человека и ринулась прямо в пекло. В свете огня мы видели, как командир взвода обеспечения, а это был он, подскочил к платформе и начал, пытаясь загородиться от жара пылающей на платформе машины, что-то делать со сцепкой. Казалось, что время остановилось. Одежда на прапорщике дымилась и тлела, вот-вот должна вспыхнуть. Но
  он всё-таки сумел расцепить платформы и ринулся в сторону. Отбежав метров на двадцать от эшелона, он повернулся к тепловозу: закричал, замахал руками, показывая - Трогаййй! Упал на снег и начал кататься, туша всё-таки вспыхнувшую одежду. В выбитых окнах тепловоза, появилось окровавленное лицо раненого машиниста. Он махнул рукой в ответ - Понял!
   И вот метр, два, пять, десять, двадцать - платформы всё дальше и дальше. Люди стали подыматься из снега и радостно закричали. Тепловоз, набирая скорость, потащил всё дальше и дальше горящие платформы. Когда они были от нас уже в ста метрах и поравнялись с водокачкой, на средней платформе вспух огненно-багровый шар: это взорвался сразу целиком автомобиль Урал с боеприпасами. Страшной силы грохот и взрывная волна даже на таком расстоянии повалило и разметало людей в разные стороны от взрыва. Крыша водокачки поднялась целиком в воздух, пролетела метров тридцать и рухнула на землю. Сразу несколько железных столбов линий электропередач были перебиты осколками и упали, обрывая провода, на землю. Тепловоз, вновь изрешечённый осколками сразу встал и загорелся, а из кабины на снег выпала фигурка машиниста, к которой подскочили солдаты и потащили в сторону от пожара и продолжавших греметь взрывов. Нас же взрывная волна швырнула вдоль платформы, около которой мы стояли. Я башкой, хорошо был в шапке, врезался в борт и упал. В полутора метрах от меня, обдирая голые руки об щебёнку, на животе проехал Карпук и головой воткнулся в сугроб. Откуда-то сверху между мной и Карпуком, обдав нас искрами, упала половинка горящего снарядного ящика. Кирьянов же, отлетев в сторону, утробно охнув, падая ухватился руками за валенок.
   Полуоглушённые, я и Игорь схватили замполита под руки и потащили в сторону от взрывов. Протащив метров тридцать, опустили Кирьянова на снег, тот постанывал и продолжал держаться руками за носок валенка.
   - Давай Алексей, убирай руки, - попросил Игорь - сейчас будем смотреть, что тебе прилетело.
   Грохнул ещё один сильный взрыв, рвануло опять сразу несколько снарядов. В двух метрах от нас упал на снег капот УРАЛа и по инерции, грохоча, укатился вдоль состава в темноту. Алексей Иванович осторожно расцепил руки и мы увидели небольшой осколок, который торчал из носка валенка, багрово поблёскивая в свете пожара, но крови не было видно. Мы осторожно стянули валенок с ноги. Раны не было, только мизинец на ноге распух и посинел. Осколок на излёте, тупым концом, ударил в валенок и лишь сумел его пробить, ударив сильно по мизинцу. На большее, у него не хватило энергии. Если бы он в валенок ударил острым концом, то Алексей Иванович лишился бы мизинца, и война для него на этом закончилась бы. Матерясь, замполит натянул обратно валенок и ещё больше хромая, поковылял к нашему вагону, а через несколько минут, и мы с Карпуком пошли за ним, убедившись, что нашей помощи не требуется и Андрею Князеву со своим личным составом осталось только наблюдать за трагическим концом трёх платформ, которые догорали и продолжали периодически взрываться.
   Только сейчас мы разглядели, что взорвались прямо на стации, в центре населённого пункта. Разрушений, в принципе, было немного: разбитая взрывом водокачка, повреждённые линии электропередач, вот и всё что мы разглядели в свете пожара.
   Около вагона ожидали, переговариваясь командиры взводов и замполит. Отсутствовал только старшина.
   - Ну, как только старшина появится я его прибью, - плотоядно пообещал замполит - за мои валенки, за то что в панике бросил батарею, да и за мой мизинец.
   Мы посмеялись, глядя как кипятится Кирьянов и стали наблюдать за происходящим на пожаре, пока наше внимание не привлекла странная фигура, появившиеся со стороны жилых построек. Она прямиком, через рельсы направлялась к нам. Ещё издалека мы разглядели, что это был не старшина, а незнакомый мужчина: на голове у него блином растеклась шапка, причём одно ухо торчала к верху, а второе свисало к низу. Под овчинном полушубком, который когда-то видел лучшие времена виднелись синие сатиновые трусы и застиранная майка на голом теле, на ногах валенки с обрезанным верхом. А в зубах больших размеров самокрутка. Было видно, что он нёс что-то очень тяжёлое.
   - Мужики! - Жизнерадостно закричал ещё издалека абориген, - вышел я покурить во двор. Живу я тут - метров четыреста. Слышу какие-то взрывы и тут прилетает ко мне во двор какая-то железяка и падает прямо на мою собачью будку. Так собака, которая рядом со мной стояла, с испугу через двухметровый забор без разбега сиганула. Железяка то, наверное, ваша, забирайте.
   В свете пожара мы разглядели у него на руках 122 миллиметровый снаряд от самоходки. Дружно засмеялись: - Ну, и повезло тебе мужик. Если бы этот снаряд разорвался у тебя во дворе, то не только от собачьей будки, но от твоего дома и от тебя ничего бы не осталось. Давай сюда, только осторожненько ложи.
   Мужчина, внезапно изменившись в лице, в испуге бросил нам снаряд под ноги, развернулся и стремительно побежал, провожаемый диким хохотом. Постояв ещё немного, и не дождавшись старшины, мы залезли в вагон спать, где я услышал ещё несколько сильных взрывов.
   Утром, приведя себя в порядок и отдав распоряжение о проверки техники на платформах, я вылез из вагона и направился к месту пожара. Небо было чистое, и от сверкающего на солнце снега слепило глаза. Станция уже была оцеплена милицией. На путях и прилегающей территории работали группы сапёров. Я прошёл сквозь оцепление к остаткам платформ, кругом которых на снегу и земле валялись осколки от снарядов, разорванные и целые снарядные гильзы, детали и куски от машин. Всё это было густо присыпано крупой и мукой. Оказывается, вместе с машинами с боеприпасами взорвались и машины с продуктами взвода обеспечения дивизиона. Рядом стоящая водокачка была разрушена наполовину, разбиты пути и рухнуло три опоры электропередач. Побродив немного вокруг и прислушавшись к разговорам прокурорских работников, я выяснил, что произошло. Вину прокуратура полностью возлагает на железнодорожников. Оказывается, по правилам воинских железнодорожных перевозок, между электровозом и эшелоном должны быть прицеплены несколько пустых платформ. Чего не было у нас. Во время движения от обледенелых проводов электропередач летели искры, которые и упали на тент машин с боеприпасами, от чего они и загорелись.
   Побродив ещё немного по месту пожарища, я вернулся в вагон, позавтракал и вместе с Игорем отправился в город попить пива, так как узнал, что стоять будем здесь как минимум до вечера. Сразу за вокзалом располагался рынок, по которому уже бродили подвыпившие солдаты дивизиона, а недалеко от рынка мы нашли пивную, полностью забитую народом, и тут тоже за несколькими столиками преспокойно расположились солдаты дивизиона. Пришлось подойти и выгнать их. Взяли пиво, но сидели недолго. Чувствовали себя неуютно, так как местные на нас косились, причём, не совсем дружелюбно. Вышли опять на улицу, но побродив немного по городу везде натыкались на болтающихся пьяных солдат. Решили вернуться в вагон, чтобы остановить своих солдат от пьянства, но было уже поздно. На рынке мы встретили Кирьянова с командирами взводов и болтающимся там же нашими солдатами. Не привлекая внимания местных жителей, мы собрали в сторонке Кушмелёва, Некрасова, Ермакова, Большакова и других солдат батареи. Видно было, что ребятишки неплохо поддали, но вели себя достаточно нормально. Не успел я выразить своё неудовольствие и отправить их в вагон, как к нам подвалила группа гражданских, которых возглавлял здоровяк.
   - Майор, мы здесь, на рынке, "фишку держим": то есть местная мафия. - С апломбом представился здоровяк, - ты чего к солдатам пристаёшь? Они едут на войну и имеют право выпить.
   Я оглядел рынок, по которому, помимо моих солдат, шлялось ещё человек тридцать солдат и офицеров с дивизиона. Значит можно и понаглеть.
   - Слушай, ты - Мафия. Шёл бы ты отсюда. Это мои солдаты и с ними я сам разберусь. Это мои проблемы, и нечего сюда нос свой совать. А то я сейчас свистну и вас отсюда на пинках вынесут. Понятно?
   - Не слушайте его ребята, - начал заводиться здоровяк, - давайте оставайтесь, девками, выпивкой обеспечим. Погуляем, а потом домой поедете: деньгами на обратный путь тоже обеспечим.
   - Нет "дядя", - засмеялся Большаков, - мы, со своими офицерами поедем и надерём "духам" жопу. - Остальные солдаты одобрительно загудели.
   Здоровяк загорячился: - Неужели вы верите своим офицерам? Ведь они ничего не умеют. Они же бестолковые и продадут вас там. Вот ты веришь своему командиру? - Ткнул пальцем Большакова в грудь мафиози.
   Я стоял и молчал, потому что мне был интересен этот диалог. Было интересно, что думают солдаты и что ответит Большаков.
   Солдат задумался на мгновение и спокойно ответил: - Мы, "дядя", верим своим офицерам и за ними пойдём, куда они нас поведут.
   Мафиози озадаченно молчали, а у здоровяка подозрительно заблестели глаза и он, чтобы скрыть свои слёзы, отвернулся и заматерился. Потом повернулся ко мне: - Командир, пошли выпьем, если тебе верят солдаты, то ты нормальный мужик.
   Я отослал командиров взводов с солдатами в вагон, а сам с замполитом и Карпуком пошли за мужиками. Зашли в ларёк, отделанное под кафе. Мафиози быстро организовали хороший стол, куда выставили несколько бутылок водки "Смирнов" и отличную мясную закуску. Здоровяк произнёс прочувственный тост: выпили. Через десять минут принесли ещё и горячие шашлыки. Мужики рассказали: что через их станцию днём и ночью идут эшелоны с войсками в Чечню, поэтому каждый тост заканчивался напутствиями, типа: надрать задницу чеченам, вернуться с победой, показать, что такое русский солдат и "как духи нас достали". Через сорок минут, распрощавшись, мы вернулись к вагону, где застали неприятную картину. Вся батарея была пьяна. Остальная часть вагона была трезвая и солдаты взвода управления дивизиона с интересом наблюдала за событиями, которые разворачивались в батарее. Вагон наполнял пьяный хохот, крики и мат. Командиры взводов беспомощно метались из купе в купе, пытаясь прекратить пьянку, но солдаты пили в открытую, никого не боясь и не стесняясь.
   - Товарищ майор, хрен его знает, как они пронесли водку в вагон. Ничего не можем сделать. - Встретили меня докладом взводники.
   Я прошёлся по своим купе; везде одна и таже картина - пьяные солдаты лихо, не обращая внимания на комбата, опрокидывали водку в глотки.
   - Где старшина? - Спросил я у офицеров, когда вернулся с обхода.
   Коровин с раздражением махнул рукой: - Сбежал, как только солдаты датые появились.
   - Сука, - со злобой произнёс я, потом повернулся к Кирьянову, - Алексей Иванович, я сейчас выведу батарею на улицу, а ты в это время с техником и командирами взводов обыщешь каждое купе. Всю водку, какую найдёшь - вылить. А потом я их заведу и разложим их спать, пока начальство не видит.
   Батарею сумел построить между путями, вдали от глаз начальства, лишь минут через десять. Строй стоял и качался. То один, то другой выпадывал из строя, но остальные затаскивали его обратно. Слышалось пьяное хихиканье и бессмысленные возгласы. Я прошёлся вдоль строя, провожаемый налитыми кровью, пьяными глазами, и остановился перед Некрасовым, который стоял и качался из стороны в сторону, тараща глаза куда-то в пространство. Вдруг его резко повело и он начал падать назад, на стоящий сзади вагон. Я не успел его подхватить и он затылком, со всего размаха ударился об ось вагона и потерял сознание.
   Поняв, что ругать и говорить им что-нибудь - бесполезно, я приказал подняться всем в вагон и лечь спать. С дикими криками, возгласами, подхватив бесчувственного Некрасова: падая и смеясь, пьяная толпа полезла в вагон.
   А на пьяные вопли и взвизги из-за вагона неожиданно вывернулся начальник артиллерии полка и сразу начал меня отчитывать за происшедшее. Я лишь попытался оправдаться, но факт был налицо - я пустил процесс на самотёк. Результат этого мы и наблюдали. Пообещав навести порядок, я забрался в вагон, а там стоял гвалт.
   - Товарищ майор, нашёл девять бутылок водки. Водка хорошая, я её не вылил, а собрал к нам в купе. - Шёпотом доложил Кирьянов.
   - Ладно, Алексей Иванович, потом разберёмся, а сейчас прекратить все разговоры. Всем спать.
   Начали разгонять солдат по полкам и постепенно наводить порядок. Не могли только утихомирить сержанта Ермакова, с которым началась истерика. Он бился на полке, плакал, звал маму, сожалея о том, что едет в Чечню воевать. Все его принялись успокаивать и утешать, а когда он более-менее успокоился, вдруг ему в башку ударило, что на улице, около вагона стоят его мама и невеста. Он рванулся и побежал на выход, где мы еле успели его догнать и завалить на боковую полку.
   - Мама, Нина, я сейчас выйду к вам. Пусть всё идёт к чёрту, я не хочу никуда ехать. Я сейчас выйду и мы поедем домой. - Бился в наших руках сержант.
   - Фёдор, тихо, тихо. Ты что? Мы сейчас находимся в Воронежской области, а ты с Иркутска. Какая мама? Какая Нина? Их тут нет, посмотри в окно, - увещевал Ермакова замполит, но сержант продолжал рваться из вагона. Втроём мы с трудом удерживали его на полке, а он был крепкого телосложения. Видя, что никакие убеждения не помогают, мы дружно навалились на него и я связал ему руки и ноги, что вызвало бурю возмущения и что самое интересное, солдат не моего подразделения, а взвода управления дивизиона, которые угрюмо и осуждающе наблюдали за нашими действиями. Посыпались угрозы в мой адрес и моих офицеров, а один из солдат взвода выскочил из купе и с угрожающим видом подскочил ко мне.
   - Товарищ майор, развяжите Ермакова, а то мы его сами освободим. - Начал орать он, размахивая передо мной кулаками. Обстановка в вагоне накалилась. Но тут на мою сторону неожиданно встала батарея. Оттолкнув меня в сторону, вперёд выскочило несколько моих солдат, которые сходу несколько раз крепенько ударили по лицу угрожавшему мне солдату, загнали его обратно в своё купе. Один из них стал посередине вагона и прокричал остальным солдатам: - Ну вы, суки, всем заткнуться. Это наш комбат и он имеет право сделать с нами всё, что захочет. Попробуйте кто к нам полезть, быстро морду набьём.
   После такового заявления солдаты и сержанты ВУДа попрятались по своим купе, но Ермаков продолжал биться в истерике: - Фашисты, гестаповцы, почему меня связали? Немедленно развяжите, а то всех урою.... Субанов, развяжи меня, ведь ты мой друг.
   Субанов, водитель противотанковой установки, ползал по Ермакову и пьяно ревел: - Федя, Федя, я не могу тебя развязать, ведь тебя связал комбат, а раз связал значит он это сделал правильно. Ты успокойся и засни, всё пройдёт, а я буду рядом.
   В вагоне по приказу Богатова появился начальник разведки артиллерии капитан Пальцев, чтобы оценить обстановку в вагоне и доложить начальству.
   - Алексей, всё нормально. Так и доложи начальнику артиллерии - я полностью контролирую обстановку.
   Пальцев неодобрительно покрутил головой, озадаченно посмотрел на меня и молча ушёл обратно в офицерский вагон. Ермаков постепенно успокаивался, плакал и потихоньку засыпал. Я уже начал думать, что пик всего этого прошёл, но тут новая незадача. Что-то не поделив между собой, в крайнем купе начали драться между собой несколько человек, постепенно втягивая в свалку остальную батарею. Собрав офицеров в единый кулак, мы ринулись в гущу драки. Били всех подряд, загоняли на полки и били их там. Вся остальная часть вагона с интересом наблюдала за этим побоищем, улюлюкало и вовсю веселилась, жизнерадостно обсуждая те или иные моменты свалки. В самый разгар драки в вагон ворвался отряд офицеров, которых кинул мне на помощь начальник артиллерии. Во главе его, как танк, шёл Сергей Щукин. Любитель подраться, и сам не хилого телосложения, он толком не разобравшись, пёр по проходу раздавая удары направо и налево, заваливая солдат совсем не моей батареи. Появление отряда лишь усугубило обстановку. Мои солдаты, прекратив драться между собой, теперь объединились и кинулись в драку с офицерами с удвоенной силой.
   Прорвавшись к Щукину, я прокричал, заваливая сильным ударом кулака в лицо солдата из взвода управления дивизиона: - Серёга, уводи офицеров, я сам справлюсь.
   Сергей, хорошо приложив, ещё несколько не моих солдат, с офицерами отступил обратно в офицерский вагон. После их ухода, мы изменили тактику. Врывались в драку, выхватывали из неё солдата, несколькими ударами "успокаивали" его. Связывали и кидали на пол в единую кучу, которая постоянно шевелилась и расползалась в разные стороны. Когда в куче собралось человек шесть-семь, я сел на них и точными ударами предотвращал их расползание и сопротивление. Таким образом, мы в течение минут двадцати выключили из драки самых активных драчунов, остальных разогнали по полкам. После чего связанных бойцов тоже разложили по местам, где они утомлённые и "успокоенные" стали засыпать. Тем самым, прекратив драку своими силами. Когда обстановка успокоилась, я выдернул несколько солдат, которые больше всех радовались и подзуживали моих солдат на оказание сопротивления. С большим удовольствием и им я набил рожу, чтобы они - сволочи, если не помогают офицеру в трудную минуту, то хотя бы не подзуживали других.
   Наконец-то в вагоне наступила относительная тишина. Батарея спала в тяжёлом угарном сне, остальные в вагоне затаились на своих полках. Я открыл ящик с пистолетами и выдал их офицерам и прапорщикам батареи на случай если пьяные солдаты попытаются захватить оружие, хотя сам понимал, что ситуация решительными действиями переломлена в нашу сторону. Игоря Карпук я сразу же послал посмотреть нашу технику на платформах, так как боялся что солдаты дивизиона под шумок почистят мои БРДМы.
   На улице, куда я вышел за техником, были уже сумерки. Я с удовольствием часто задышал, выгоняя из лёгких спёртый воздух вагона. Пройдя немного в сторону от вагонов, я наткнулся на небольшую толпу гражданских: мужчин, женщин, детей и солдат дивизиона. При виде меня гражданские стали прятать водку, а солдаты замерли, выжидая что я буду делать. Злобно обматерив солдат, я погнал их от платформ в вагоны. Кто-то из них пробурчал что-то нелестное в мой адрес и тут же получил от меня хороший пинок под зад. Гражданских, которые отхлынули в сторону, я подозвал к себе. Бесцеремонно заглянул в сумку к одной женщине, потом к другой. Подозвал ещё двух мужиков: заглянул к ним. Везде была только одна водка.
   - Мужики - обратился я к остальным, - у вас что-нибудь покушать или закурить найдётся?
   - Нет. - Чуть ли не хором прозвучал ответ. Я повернулся к женщинам, - а у вас не найдётся? - Те отрицательно затрясли головами.
   - Что ж вы делаете аборигены хреновые? Почему солдатам одну водку голимую несёте? В вагоне уже больше тридцати солдат пьяных в лежку лежат. А вы водку несёте. Вы бы, - я ткнул несколько ближайших женщин в грудь пальцем, - лучше чего-нибудь домашнего покушать им принесли вместо водки. Или у вас сыновья такие, что кроме водки ни о чём не думают. Мои же солдаты на войну едут. Хоть здесь бы вы проявили себя как матери, а вы что несёте? Какой он сейчас защитник, лежит пьянущий в вагоне, слюни и сопли пускает и голову поднять не может. А вы, мужики, сигарет бы принесли. Сволочи вы: такое впечатление, что в городе одни алкоголики остались.
   Толпа молча выслушала и без возмущения, также молча стала расходиться. Походив немного у вагона, я уже стал беспокоиться о технике, как со стороны наших платформ, раздались крики и пистолетный выстрел. Я нырнул между колёс на ту сторону и тоже выхватил пистолет. Рядом с платформой навытяжку стоял Чудинов, под ногами которого лежала куча новеньких шлемофонов, а от эшелона, в сторону жилых домов, бежали двое гражданских. Чувствуя, что могу сорваться, я приказал привести в вагон Чудинова через несколько минут, и сам направился туда же. Перед вагоном я походил немного пытаясь успокоить себя и, ощутив, что почти успокоился и могу спокойно разобраться, полез в вагон, где при моём появлении повисла гнетущая тишина. Я расположился за боковым столиком напротив своего купе и стал ждать когда приведут моего водителя. Про себя я принял решение: сейчас особо не разбираться, а потом придумаю, что с ним сделать. Но когда они зашли, и в руках у Карпука я увидел шлемофоны, приготовленные Чудиновым на продажу, а сверху лежал мой шлемофон - шлемофон командира батареи: единственный шлемак с коричневым мехом. Когда мне стало понятно, что он обворовал не только чужие БРДМы, но и свой, когда он подошёл к моему столу с нагловатой улыбкой, типа: а что тут такого - Всё нормально. Спокойствие мгновенно улетучилось и я с бешенством ударил его по лицу, заваливая на пол. Продолжал его бить и там: молча и беспощадно. Молча терпел мои удары и Чудинов, только кряхтел, закрывая руками лицо, а в вагоне стояла мёртвая тишина: все затаились и попрятались на своих местах. Закончив бить, я рывком поднял водителя с пола и злобно прошипел ему в лицо.
   - Солдат, если ты думаешь, что на этом всё и закончится - то ты ошибаешься. Сейчас идёшь на своё место и спать, а я потом тобой займусь. - Я с силой швырнул Чудинова в сторону его купе. От гнева и злобы у меня распирало грудь, сердце бешено колотилось и готово было выскочить из грудной клетки. Понимая, что если я пробуду в вагоне, в этом спёртом воздухе, ещё несколько минут то у меня случится инфаркт, я быстро выскочил на улицу. Остановился около вагона и часто-часто задышал, вдыхая чистый морозный воздух. Постепенно успокоился и заходил вдоль вагона. Нашарив в кармане кучу таблеток, кинул их в рот и совсем успокоился. Надо сказать, что в Чечню я поехал больной и скрыл это от начальства. В мае прошлого года у меня во время дежурства по полку случилось пред инфарктное состояние. Прямо с наряда меня увезли в госпиталь, Так как дело было накануне 9 мая, то в приёмном отделение заколов меня уколами, а когда я почувствовал себя неплохо, мне честно обрисовали картину: - Капитан, врачей до 11 мая в госпитале не будет. Если ты себя неплохо чувствуешь и можешь потерпеть до 11 мая, то езжай домой. Если ты желаешь сразу лечь, то мы тебя, конечно, положим, но лечения ты не получишь. Будешь просто лежать до выхода врачей после праздника.
   Посчитав, что всё нормально - приеду в госпиталь после праздника; я уехал на той же санитарной машине, которая меня привезла в госпиталь. Приехал домой, аппетита никакого, принял душ и лёг спать, а в три часа ночи проснулся от сильной боли в животе. Встать я не мог, от того что каждое движение причиняло страшную боль. Всполошилась жена, решила вызвать санитарную машину с санчасти, но я ей не разрешил - стало жалко солдата, водителя санитарной машины: пусть солдат до подъёма спокойно поспит. Ровно в шесть часов утра жена вызвала санитарную машину и, превозмогая боль, я оделся и спустился вниз. В приёмном отделении диагноз поставили сразу: в довершении к сердцу у меня лопнул гангренозный аппендицит. Очнулся я после операции лишь через сутки, и тогда мне сказали, что после лечения в хирургическом отделении, меня переведут в сердечно-сосудистое отделение для продолжения лечения. Но после семи дней, проведённых в скуке и безделье, я озверел и сумел договориться, что для лечения сердца я лягу в госпиталь в ноябре-декабре. Летом я чувствовал
  себя в принципе неплохо, но осенью стал себя чувствовать всё хуже и хуже. Здорово болело сердце и я не мог переносить продолжительные физические нагрузки. А тут Чечня: я не хотел, и было неудобно отказываться от Чечни на том основании, что ложусь в госпиталь, да и не хотел я отказываться. Во время боевого слаживания все нагрузки и усталость, здорово сказались на сердце. Я закупил кучу таблеток и глотал их, задавливая болезнь. Вот и сейчас крепко прихватило сердце, но чистый, морозный воздух быстро привёл меня в нормальное состояние. Из вагона вышел замполит и доложил, что обстановка в вагоне нормальная. Вдоль эшелона в это время забегали железнодорожники, попросив нас подняться в вагон: они начинали переформирование эшелона. Я поднялся в офицерский вагон и доложил начальнику артиллерии, что в батарее порядок восстановлен. Правда, потом мне пришлось в течение пятнадцати минут выслушивать от начальника не лицеприятные высказывания насчёт моей батареи и лично меня. Вспомнилось мне всё: справедливое и несправедливое. Но пришлось всё это проглотить. Я
  посидел ещё некоторое время в вагоне, наблюдая процедуру оформления военными железнодорожниками дальнейшего маршрута движения, и удалился к себе в вагон. Здесь была тишина. Бодрствовали лишь офицеры и прапорщики. Тут уже я выдал "по первое число" всё, что хотел сказать старшине, тоже ему вспомнил все его прегрешения за столь короткое время пребывания его в должности старшины батареи. Поговорив ещё немного, мы все заснули. Проснулся я уже в четыре часа утра, эшелон стоял где-то на задворках Воронежа. Слабый свет фонарей проникал в вагон и освещал спящих на полках военнослужащих. Мои солдаты постепенно просыпались и что-то с похмелья бубнили. Изредка монотонный шум прерывался ещё не отошедшими от пьянки голосами и смехом. Я скрипел зубами, но терпел. Неожиданно очень громко прозвучал чей-то, ещё пьяный голос: - А что, ребята, пока офицеры спят, может, маханём на станцию и ещё поддадим. А то я ещё хочу с майором с дивизиона рассчитаться. - Послышался пьяный смех.
   - Хорошо мы на той станции повеселились, - но это я уже услышал, когда бежал босиком по проходу. Злоба и бешенство душили меня. Я забежал в купе, откуда слышался голос и скинул со второй полки говорившего на пол, где его и начал бить: - Вот тебе за хорошее веселье. Вот тебе за майора, с которым ты расквитаться решил, Вот тебе лично от меня.
   Пнув его в последний раз, я заорал на весь вагон: - А ну, сволочь, марш на полку и замри там. Кто ещё хочет веселиться, подай голос? - В вагоне стояла мёртвая тишина. Я опять опустошённый вернулся на своё место и мгновенно провалился в тяжёлый сон. Утром, после завтрака я построил батарею в проходе вагона и произнёс следующую речь.
   - Товарищи солдаты, если вы думаете, что я изверг, то вы глубоко ошибаетесь. Я поставил перед собой и перед офицерами только одну задачу - "Всем войти в Чечню и всем вместе оттуда вернуться". Я не хочу стоять перед вашими родителями и моргать глазами, оправдываясь, что я мог вас сберечь, но не смог. Потому что вы этого не хотели: пили, балдели, не выполняли того чего от вас требовали ваши командиры. Я буду жестоко бороться впредь с употреблением спиртных напитков в батарее, я буду жестоко бороться с невыполнением приказов. Я лучше вам лишний раз морду набью, но спасу таким образом от смерти. Только единым, сплочённым коллективом мы сможем выполнить поставленную задачу и вернуться живыми: запомните это.
   - Со своей стороны обещаю, что приложу всё своё умение, опыт, который у меня есть для того, чтобы все мы вернулись домой живыми. Также обещаю, что с такими козлами как Чудинов я буду бороться всегда и везде. Всё. Разойдись.
   После построения я вызвал к себе в купе Некрасова и Ермакова. Они стояли передо мной, как побитые собаки. Хотелось сказать им многое и обидное, но я поступил по-другому.
   - Что, сержанты, головы опустили - стыдно? Вам уже рассказали, что вы вчера творили? - Бойцы одновременно кивнули головами, - А мне как обидно. Я честно говоря на вас обоих надеялся, больше чем на других. А вы больше других нарезались. Значит так, ругать я не буду, но честно говоря я насторожился в отношении вас. Ещё раз что-то подобное повторится, с вас
  спрос будет жёстче, чем с других. Идите и подумайте над этим.
   Через полчаса я попросил Алушаева позвать ко мне Чудинова, который прятался от меня в дальнем купе.
   - Садись Алушаев, - я хлопнул ладонью по полке, когда они зашли в купе, - я хочу чтобы ты послушал тоже. Алушаев, вот ты смотришь как комбат "трахается" с Чудиновым, пытается что- то вбить ему в голову, а ты в сторонке стоишь, посмеиваешься. Вы оба понять не можете того, что понимаю я. Ведь когда мы приедем в Чечню, то в бой пойдём вместе... В одной железной коробке - В "Бардаке" этом. И в этой железной консервной банке умирать тоже будем вместе, если подобьют. Мы ведь должны чувствовать и понимать друг-друга, как закадычные друзья. А что у нас получается: Чудинов слушает комбата только потому что тот офицер, а сам при удобном случаи напакостить норовит. Комбат пытается вбить водителя в военную колею, а пулемётчик Алушаев, кстати ещё и командир отделения, невозмутимо наблюдает за этими потугами комбата.
   Ты что, Алушаев, думаешь если нас зажмут то из пулемёта отстреляешься? Так не отстреляешься, потому что Чудинов украл и продал шлемофоны из машины, в том числе и шлемофон комбата. И комбат вместо того, чтобы вызвать помощь, достанет свой автомат и только огнём сможет поддержать тебя, а Чудинов ещё в спину нам стрельнет.
   - Не стрельну, - буркнул в сторону солдат.
   - Ну не стрельнешь, так продашь нас. Чудинов, я может быть и понял тебя, если бы ты эти шлемофоны украл из других машин, но как ты додумался украсть шлемофоны из своей машины - вот этого я понять не могу. Ты ведь мог оставить батарею без связи, ты же обрекал своих сослуживцев и себя в том числе на смерть. Шлемофона у комбата нету и вызвать подмогу я не смогу, да и батареей в бою не смог бы руководить. - Я замолчал на некоторое время, давая возможность своему водителю подумать, потом продолжил, - Значит так. Решение по тебе, Чудинов, я принял. Я его приведу в исполнение, когда мы будем подходить к границе Чечни, ну а ты, товарищ сержант, иди и работай с ним. У тебя в обязанностях написано воспитывать подчинённого, вот и воспитывай.
   Алушаев злобно посмотрел на Чудинова, потом обратился ко мне: - Товарищ майор, может, мы его в другой взвод сунем, а себе другого водителя возьмём.
   - Алушаев, ну кому мы его отдадим? Давай называй фамилию командира машины, кому мы это говно подкинем. У тебя хватит совести назвать фамилию? - Сержант сидел и молча сопел, - вот и я думаю: нам он достался, мы с ним и бороться будем. Вот иди и борись. Вперёд......
   День прошёл спокойно, солдаты отсыпались и отходили от пьянки. Уже поздно вечером наш эшелон втянулся на станцию Арзамас и остановился. Встали мы не совсем удачно: состав перекрыл проход из дискотеки в город и толпа малолеток, по окончанию танцев, ринулась через платформы в город. Часовые пытались направить их к переходу, который виднелся неподалёку, но всё было бесполезно. Часть толпы, человек сто, обкуренной и пьяной молодёжи хлынула на платформы. И начали ломать технику, пытаясь проникнуть во внутрь машин. Другая, большая часть, выделываясь перед девками, лезла на рожон и начала "качать права" часовым, которые пытались оттеснить их от эшелона. Толпа пьяных малолеток входила в раж, не помогло и подкрепление, которое прибежало от вагонов. Вдоль эшелона загремели выстрелы, караул открыл предупредительный огонь в воздух. Подростки прыгая и падая с платформ, брызнули в разные стороны и уже из переулков, которые подходили почти вплотную к железнодорожным путям, в часовых полетели кирпичи, камни и заточки. На помощь караулу из вагонов, получив автоматы, выскочили офицеры. Выскочили и мы - офицеры и прапорщики батареи. После переформирования эшелона, моя техника оказалась сразу за нашим вагоном, вот вдоль своих платформ мы и рассредоточились, занимая позиции в снегу. Только мы заняли оборону, так сразу же заметили, что в переулках стали скапливаться группы молодых людей, но не тех кто прорывался через нас из дискотеки: эти были гораздо взрослее. По дороге, которая проходила тут же, стали носиться взад и вперёд
  легковые машины, набитые молодыми мужчинами. Вдоль состава периодически щёлкали выстрелы и обстановка стремительно накалялась. В самый пиковый момент из переулка вывернула очередная легковая машина и медленно поехала вдоль состава. (Нервозность в тот момент добавляло и то, что нас предупредили: чем ближе к Чечне, тем больше вероятность нападения боевиков на эшелон, или попыток взорвать его) Машина сразу же была взята на мушку и все её вели, в готовности открыть огонь.
   Проехав наш вагон, машина остановилась в том месте где залёг Игорь Карпук. Из машины вылез молодой парень и с трудом вытащил из машины огромную картонную коробку, поставил её на снег и быстро юркнул обратно. Машина взревев двигателем, рванула с места и скрылась в ближайшем переулке. Я закричал и приказал технику отползать, считая что это может быть и мина, недаром они так быстро скрылись. Игорь стал пятится назад. Но через минуту эта же машина объехав квартал, выехала из переулка и снова остановилась около коробки. Игорь замер. Из машины опять вышел парень. Подняв руки вверх, подошёл к коробке. Поднял её и закричал: - Ребята, не стреляйте. Мы местная мафия. Мы вас уважаем за то, что вы едете воевать против духов, которые нас здесь всех заколебали. Это вам от нас - сигареты: не стреляйте. - И пошёл к Карпуку, который опустил автомат и поднялся во весь рост из снега. Даже на расстоянии, видно было в каком напряжении находился Игорь. Одно неверное движение со стороны парня и Игорь полоснёт его очередью. Парень это тоже чувствовал, медленно приближался, также медленно, когда до техника осталось пять метров, опустил коробку на снег, достал перочинный ножик, взрезал верх коробки и начал пятится к машине, сел в неё. Машина осталась на месте, а Карпук подошёл к коробке, не касаясь осмотрел её. Закинув автомат на плечо, поднял её и прокричал парням слова благодарности. Машина завелась и сигналя поехала, набирая скорость вдоль состава, пока не скрылась. В это время загудел тепловоз, предупреждая нас о начале движения, и через несколько минут только мелькнувший за окнами семафор напомнил нам об Арзамасе, который тут же и забыли. В вагоне мы открыли коробку, которая была полностью набита блоками сигарет "Опал".
   Утром эшелон прибыл в Пятигорск. Стояли часа три, проверяли крепление техники. Я разрешил в течение сорока минут проветрится своим солдатам, которые уже двое суток не выходили из вагона. Все офицеры и прапорщики ходили по станции с оружием. На соседние пути подошли ещё два состава, рядом с нами встал эшелон с техникой МЧС. Тронулись дальше и по эшелону пронеслась весть, что уже сегодня зайдём в Чечню. Прошли Моздок, после Моздока остановились на каком-то полустанке. До границы с Чечнёй оставалось 8-10 километров. Здесь мы впервые увидели чеченцев. Я, конечно, их видел и раньше, и не только видел, но служил вместе с ними. Но сейчас мы смотрели на них, как в первый раз. Во время стоянки к нашему эшелону подошли несколько оперативников, которые контролировали эту станцию. Разговорились. Они то и показали нам, на стоявшие несколько домов рядом с путями. Вокруг них суетились, занимаясь домашними делами, как это сейчас принято говорить - лица кавказкой национальности. Несколько небритых и угрюмых мужиков искоса бросали взгляды в нашу сторону.
   - Эти местные чеченцы - рассказали оперативники, - перед боевыми действиями ушли к Дудаеву. И пока он держал фишку, ревностно служили ему там. Но как только армия стала
  
  духов колошматить: все кто выжил - вернулись обратно.
   Мы с любопытством разглядывали их, ведь точно с такими же зверьками, может быть, придётся уже сегодня столкнуться.
   Поехали дальше, поезд ехал на совсем малой скорости, может быть километров пять-шесть в час. Начали выдавать солдатам оружие, боеприпасы и гранаты. Следующая станция Песчаная, а это уже территория чеченцев и как нам сказали оперативники, два часа тому назад ОМОН одного из южных городов опять отбил её у боевиков обратно. В купе появился Чудинов.
   - Товарищ майор, а мне почему старшина не даёт оружие и боеприпасы? - С удивлением и некоторой долей обиды задал вопрос водитель.
   - Ну, вот и пришло время, товарищ Чудинов, расставить все точки. Это я приказал не выдавать тебе оружия и боеприпасы. - Замолчал, чтобы посмотреть, какая будет реакция, но
  солдат молчал и поэтому я продолжил.
   - Чудинов, пойми... Мне нужен нормальный солдат, на которого я в боевой обстановке могу положиться и доверять, а не оглядываться постоянно и следить за ним. Такой, какой ты есть, со своими уголовными замашками и воровскими мыслями - ты мне не нужен. Вот у тебя сейчас есть два пути, - я поднял рядом стоявший вещмешок, развязал его и вывалил содержимое на полку.
   - Вот видишь, - я начал перебирать продукты и вещи, - я приказал прапорщику Пономарёву положить сухого пайка на двое суток, а он, как ты выражаешься, "поганый мент", положил продуктов на трое суток. Смотри, какое он тебе новое бельё нательное положил в вещмешок. Новые запасные фланелевые портянки. Не пожалел белья, а подумал о тебе старшина. Ну, бог с ним. Вот я сверху всего этого ложу твой военный билет. - Я достал из внутреннего кармана военный билет солдата и положил на вещевой мешок. - Вот тебе первый путь: забирай продукты, вещи, военник и пока поезд не зашёл в Чечню прыгай с него и уходи. Уходи куда хочешь. Я тебе честное офицерское слово даю, что никому и никогда я не доложу о том, что тебя отпустил. Ты мне просто не нужен. Вон, Карпук, у меня водителем БРДМа пока будет. Иди с богом Чудинов.
   Я помолчал, потом продолжил: - Второй путь: ты остаёшься. Но если ты решишь оставаться: то смотри. Если ты не будешь себя вести как нормальный солдат и продолжишь дальше пальцы веером распускать - я тебя Грохну. Вот тебе пять минут. Хорошо подумай: уходишь или остаёшься. Через пять минут доложишь. - Я хлопнул ладонями по коленам, резко поднялся и пошёл проверять, как идёт получение и снаряжение боеприпасов. Везде царило сдержанное возбуждение, солдаты снаряжали магазины патронами, раскладывали по подсумкам гранаты, складывали остальные боеприпасы в вещмешки. На обратном пути я захватил с собой Алушаева.
   - Вот мы и опять собрались своим экипажем. Давай, Чудинов, говори, что ты надумал нам с Алушаевым.
   Солдат поднял голову, с трудом выталкивая из себя слова, севшим голосом произнёс: - Товарищ майор, я остаюсь.... Обещаю, что я буду примерным солдатом.... Вы не пожалеете если оставите.... Я буду выполнять приказы даже старшины.....
   Я откинулся с облегчением на стенку купе. Эта была победа, пусть маленькая, но победа. Я опять подался вперёд.
   - Ты хорошо подумал, солдат? Я ведь тоже не так просто здесь воздух сотрясал, когда говорил тебе, если в случаи чего: я тебе голову откручу.
   - Я подумал хорошо, - уже более твёрдым голосом произнёс водитель.
   - Товарищ майор, - Алушаев рывком слегка повернул к себе Чудинова, - если он что-нибудь непотребное сделает, я ему первым голову откручу. - С угрозой произнёс сержант.
   Ну, что ж, я с еле скрываемым торжеством оглядел не только присутствующих в купе, но и соседние купе, в которых также с интересом прислушивались к нашему разговору. Воспитательная акция удалась и она должна сыграть свою положительную роль.
   - Старшина, выдай Чудинову оружие и боеприпасы.
   Эшелон тем временем продолжал медленно, как будто нащупывая в темноте путь двигаться к
  границе Чечни. Когда мы её пересекли - никто не видел, но все поняли что мы в Чечне, когда начали втягиваться в населённый пункт. Станция Песчанная. Вдалеке горело несколько домов, в воздухе рассыпались в разных направлениях трассы от автоматных очередей, взлетали осветительные и сигнальные ракеты. В остальном населённый пункт был в темноте.
   Поезд втянулся на станцию, последний раз дёрнулся и остановился. Мой вагон как раз остановился в тридцати метрах от здания вокзала. Как только прекратился стук колёс, мы отчётливо услышали звуки выстрелов вокруг эшелона, особенно часто стреляли в голове состава около локомотива. Автоматные очереди раздавались практически кругом: то вблизи вагонов, то вдалеке. Обстановка была абсолютно непонятная: кто стрелял и куда - непонятно. Рядом с нашим составом стоял ещё один эшелон и в темноте около него суетились вооружённые люди: кто они были - в этой непонятной обстановке тоже было неизвестно. Приказал своим солдатам и взводу управления дивизиона занять у окон оборону и открывать огонь только тогда, когда зазвенят разбитые стёкла в нашем вагоне от огня противника. Из офицерского вагона к нам прибежал от начальника артиллерии полка капитан Пальцев и сообщил, что рядом с нами стоит эшелон с ОМОНовцами, которые и контролируют станцию. Они нашли где-то огромное количество спирта и пережрались все 300 человек. Пока мы с Пальцевым обменивались информацией, около офицерского вагона послышалась беспорядочная стрельба и крики. Прибежал ещё один солдат из вагона руководства: сказал, что полковника Прохорова взяли в плен, но кто - неизвестно. Что делать в такой ситуации - непонятно? Ну, ладно - с пленением Прохорова пусть разбирается начальство с офицерского вагона, а у меня свой вагон и сто человеческих душ, за которые я в ответе. Вдруг, между нашим составом и ОМОНовским возникла яростная рукопашная схватка, оттуда доносились крики, хлёсткие удары и мат: кто и с кем в темноте бился тоже было непонятно. Попытался высунуться в окно, чтобы прояснить обстановку: только высунул голову, как кто-то заорал с улицы: - Ну, ты сука, обратно в вагон, а то стрелять буду. - Пришлось убрать голову. Ладно. Поступим тогда по другому. Я пробрался к проводнику, который сидел, забившись в угол служебного купе и в тоске готовился к смерти. Увидев меня, заскулил: - Когда же всё это закончится, майор?
   - Не писай кровью, Вован, прорвёмся. У нас в вагоне сто вооружённых до зубов солдат, так что просто мы им не дадимся. - Последние слова, по-моему, не стоило говорить. Володя приглушённо завыл, сполз на пол и стал закидывать себя матрасами и одеялами. Я с сожалением посмотрел на этого мужика, взял со стола ключ от дверей тамбура и направился к себе. Обстановка в вагоне была напряжённо-спокойная. Солдаты затаились на своих позициях у окон и всматривались в окружающую местность, освещённую горевшим рядом двухэтажным зданием. Они были готовы по первой моей команде вступить в бой. В заднем тамбуре собрались я, Карпук и замполит. Посовещавшись, решили: открыть дверь тамбура, я выбираюсь на платформу и понаблюдаю за местностью, может сползаю куда на разведку. Открыли дверь, меня подсадили и я выполз на броню БРДМ, который стоял у дверей. Прижался к холодной броне и затаился. На улице звуки выстрелов были слышны гораздо резче и отчётливей. Особенно сильная стрельба шла в голове состава, а здесь было относительно тихо: лишь изредка пощёлкивали выстрелы в районе офицерского вагона. Только я собрался спустится вниз, как из-за нашего вагона вывернулась группа вооружённых людей, которая шла, громко и возбуждённо о чём-то переговариваясь и споря. Прошли мимо меня, но в темноте я не разглядел - кто это были. На всякий случай взял их на мушку и стволом автомата проводил их до здания вокзала, куда они скрылись. Прошло несколько томительных минут, в течение которых обстановка не прояснилась. Под платформой послышался шорох.
   - Боря, Боря, это я - Чуватин. Слезай ко мне вниз.
   Оставив за себя Кирьянова, я тихо спустился с платформы. Внизу, прижавшись к колесу, сидел на корточках Игорь Чуватин.
   - Ты откуда? Что происходит? Кто и как взял в плен Прохорова? Что за схватка произошла между вагонами? - Все эти вопросы я выпалил враз и выжидающе смолк.
   - Пока знаю немного, ОМОНовцы пережрались и почему-то решили взять наш эшелон под свой контроль и обыскать его. Мы отказались выполнить их требования. И тогда они захватили в плен Прохорова. Наши офицеры поднялись и схватились врукопашную с ОМОНовцами и отбили назад Прохорова. А почему стрельба по всей станции идёт - никто не знает.
   Неожиданно началась стрельба в районе жилых домов, которые находились напротив офицерского вагона и мы с Игорем тут же быстро перебрались вдоль вагона в ту сторону и залегли под передним тамбуром, направив автоматы на освещённое пожаром пространство. Я повернул голову к Чуватину, чтобы у него что-то спросить и увидел, как из сливной трубы туалета, под которой лежал Игорь, ему на спину потекло говно. Я резко откатился, чтобы меня не обрызгало и, не удержавшись, засмеялся. Надо же, кругом стрельба идёт, в любой момент может начаться бой, а кому-то срать захотелось: то ли от страха, то ли время пришло естественных надобностей. Игорь возмущённо что-то прокричал, вскочил. Какой тут бой? Завертелся на месте, пытаясь заглянуть себе на спину, потом как-то обиженно и жалобно замычал и рванул в вагон разбираться с "серуном". Я смеялся, но недолго, так как осознал, что остался один и на меня прёт из-за домов человек десять с автоматами в руке.
   - Стой! Кто идёт? Стрелять буду. - Заорал я, чуть не сорвав голос.
   - Свои, не стреляйте. Я командир ОМОНа.
   Действительно, это были ОМОНовцы: - Где старший?
   Я показал им на вагон и вслед за ними залез тоже. Не задерживаясь в офицерском вагоне, ушёл к себе, где меня уже потеряли мои офицеры. Я с юмором рассказал о сложившейся обстановке не только офицерам, но и солдатам, чем немного снял напряжение. Солдаты и офицеры зашевелились и заулыбались, послышались шутки и смех. Убедившись, что здесь всё в порядке, я снова вышел в тамбур, где увидел Серёгу Щукина. Он открыл обе двери тамбура для сквозного прохода и курил.
   - Боря, - засмеялся Сергей, увидев меня, - сейчас у нас в вагоне сидит ОМОНовский командир, чуть не ревёт. У него весь отряд пережрался спиртом, спьяну им везде мерещатся духи и они лупят из автоматов во все стороны. Сейчас договариваются, чтобы быстрей наш эшелон выпустить со станции, а то он боится, что у нас от пьяной стрельбы пострадавшие будут.
   Мы засмеялись, и в этот момент перед нашим тамбуром остановились два ОМОНовца. Сказать, что они были пьяны - значит соврать. Они были в том счастливом состоянии, когда суровая реальность переставала существовать, когда все люди были братьями, когда человек существовал в своём выдуманном и прекрасном мире. И вот появляются два пьяных идиота, для которых существуют только они и трёхлитровая банка спирта. Есть ещё какие-то досадные препятствия, которые надо преодолевать: в данный момент тамбур, куда надо залезать, а руки были заняты банкой.
   Бросив к нашим ногам пулемёт, как обыкновенную палку, один из них: с воловьем упорством, пыхтя и тяжело сопя забрался в тамбур. Мы тряслись в немом смехе. ОМОНовец, в упор не замечая нас, поворачивается и нежно, с воркующей дрожью в голосе обращается к напарнику: - Петро, подай мне сюда банку.
   - Семён, только осторожно, - с любовью в голосе отвечает другой и как величайшую драгоценность, бережно передаёт Семёну банку. Глядя сияющими глазами на ёмкость с "огненной водой", срываясь с лестницы, при этом разорвав штанину новенького камуфляжа до паха, карабкается к банке. В том же порядке, упорно не замечая нас, Петро почти на брюхе сползает из тамбура на землю, что-то ещё с треском отрывается от его новенького обмундирования, но он этого не замечает. Протягивает руки и принимает банку со спиртом. Семён также, со значительным ущербом для своей формы выпал из тамбура на землю, и о чём-то воркуя, забыв пулемёт, менты стали удаляться к своим вагонам. Мы с Сергеем ржали как сумасшедшие: Щукин первый справился со смехом.
   - Мужики, а пулемёт вы нам оставляете?
   Петро и Семён в недоумении переглянулись и тупо уставились на нас. Мы закатились в новом приступе смеха. Казалось, что даже в холодном, ночном воздухе было слышно, как тяжело и со скрипом ворочались пьяные мысли милиционеров. Но всё-таки какой-то пятидесятый мозговой уровень, ещё не залитый алкоголем, помог вспомнить, что у них помимо банки со спиртом был и пулемёт.
   - Петро, ну что ж ты так, - с отеческой укоризной произнёс Семён.
   Петро молча вернулся и долго: сопя и срываясь, периодически выпадывая из почти достигнутого тамбура, лез за пулемётом. Мы смеялись до ломоты в скулах, наблюдая эту борьбу человеческого упорства и земного притяжения. Человек победил, но потерял в этой борьбе силы, так как взяв в руки пулемёт, тут же выпал из вагона и с шумом упал на голову. Был бы он трезвый, то так бы и остался лежать, пока бы его не отправили в госпиталь. А так Петро шустро вскочил на ноги и резво побежал за Семёном. Да, на следующий день они оба будут добросовестно пытаться вспомнить: откуда у них синяки, и почему тело местами так сильно болит, и почему у них так разорвана форма. Наверняка, они ничего не смогут вспомнить и припишут синяки и разорванную форму каким-нибудь подвигам, которые они совершали на ниве борьбы с духами. Ещё долгие годы они будут рассказывать своим сыновьям и внукам, как доблестно бились с боевиками на станции Песчанная.
   И как логическое завершение этого приключения, послышался гудок локомотива и мы двинулись дальше, в неизвестность. Закрыв двери в тамбур, я зашёл к проводнику, чтобы предупредить его о том, что ключ будет у меня до конца поездки.
   Меня встретил тоскливый взгляд побитой собаки. Какой-то весь взъерошенный и растрёпанный проводник сидел на своём месте, раскачиваясь из стороны в сторону.
   - Сволочи, скоты, - обиженно возопил он, - я тут чуть от страха не умер, а вы ржёте как жеребцы в тамбуре.
   Я ободряюще похлопал его по плечу. Достал ключ из кармана, показал ему и положил его обратно в карман: - У меня будет, потом отдам.
   Всю ночь эшелон малым ходом пробирался по тёмному, без единого лучика света пространства. Мало кто в эту ночь смог заснуть. Кончалась наша дорожная жизнь и завтра начнётся новая, полная риска и неизвестности.
   ...Утро застало нас на станции Ищерская, где мы должны были разгружаться. Станция также была под охраной ОМОНовцев, правда трезвых. Состав подогнали к рампе и моя батарея оказалась первой. Без проволочек завели технику и уже через пятнадцать минут машины батареи были вытянуты вдоль дороги. Сам населённый пункт находился в полутора километров от станции, но очень быстро набежало местное население: женщины, дети, старики, молодые парни. Стояли поодаль и угрюмо наблюдали за разгрузкой. Пока разгружался дивизион: Богатов и я пошли к ОМОНовцам устанавливать взаимодействие, да и вообще - узнать обстановку. Обстановка, по их словам сложная. Боевики в окрестностях Ищерской есть, но активности пока не проявляют. Вернулись обратно. Пока ходили к ОМОНовцам, на соседний путь прибыл последний эшелон нашего полка - рота материального обеспечения. В окне остановившегося вагона я увидел лица улыбающихся прапорщиков Маматюка и Базанкова, и так как очень хотелось пить, я ломанулся в их вагон за водой. Влетел в их купе и сразу же увидел под столиком канистру с водой, в которую я вцепился с хриплым криком: - Ну и пить я хочу, мужики, - схватил со стола солдатский котелок и налил пол котелка воды.
   Володя Базанков засмеялся: - Боря, если так сильно хочешь пить, наливай больше, - но я уже жадно припал к котелку и сделал несколько больших глотков. Теперь то я понял, почему они смеялись. В канистре была не вода, а чистейший спирт. Я закашлялся, но когда справился с кашлем, тоже рассмеялся. Я закусил, немного посидел с ребятами и пошёл к батарее, а через некоторое время и РМО приступило к разгрузке. В основном это были КРАЗы - наливники, заполненные под завязку горючим и машины с полковым имуществом. Машины, ревя двигателями и выбрасывая чёрный дым из выхлопных труб, становились рядом с нашей техникой, и вскоре вся площадка перед эшелоном была забита техникой. Посмеиваясь ко мне подошёл Богатов и сказал:
   - Сейчас разговаривал со Шварцнегером (так мы прозвали Гвоздева) доложил, что разгрузились нормально. Спросил он и про ПТБ, я ответил, что всё нормально.
   - Василий Михайлович, а как ты отсюда со штабом округа связался? - Удивился я.
   - Почему со штабом округа, я по радиостанции связался с районом сосредоточения полка, он там: вчера прилетел с Екатеринбурга бортом.
   Ёлки-палки, я то думал, что больше его не увижу, а он блин ещё и на войне нам мозги будет компосировать.
   В три часа дня из полка приехал КАМАЗ и из его кабины выскочил командир второго батальона Андрей Устименко, которого мы оставили в Екатеринбурге.
   - Ты то откуда? - Радостно галдя, мы обступили сослуживца.
   - Мужики, - жалобно попросил Андрей, - дайте мне чего-нибудь пожрать и я всё вам по порядку расскажу. - Через три минуты, размахивая горбушкой хлеба и одновременно залезая ложкой в банку с тушёнкой, Устименко начал рассказывать.
   Как только отправили последний эшелон, сразу же сколотили группу офицеров из штаба округа и дивизии, туда же вошёл и он, с Андреем Порпленко. Прилетели самолётом и командир дивизии с адъютантом, короче человек двадцать, с задачей: доукомплектовать полк техникой, имуществом и вооружением. Полк стоит в голом поле, в полутора километров от населённого пункта Толстый Юрт. Грязище, ставят палатки, воды не хватает. Кормят плохо. Самое главное нет дров, так что надо отсюда забрать всё, что горит до последней колодки. Вот и его прислали за дровами. Будем там стоять несколько дней, проводить боевое слаживание, а потом пойдём вперёд. Самое главное он сообщил в последнюю очередь: на ночь мы остаёмся здесь, а завтра с утра совершаем марш в район сосредоточения полка. Загрузив дрова, Андрей уехал обратно в полк, а я подошёл к куче колодок и горестно задумался - куда грузить дрова. Техника загружена под завязку. Мы даже ящики с патронами привязывали на борта БРДМов. Вязали их за все имеющиеся выступы. Вздохнув, созвал всех командиров машин и офицеров, обрисовал ситуацию и приказал всё что можно - загрузить. Пошёл по рампе, которая уже превратилась в цыганский табор. Кругом горели костры, около которых грелись солдаты и офицеры. Около одного из костров я наткнулся на пьяного Нахимова и его солдат. Если солдаты были слегка выпивши, то Нахимов являл жалкое зрелище и вести какой-либо разговор с ним было бесполезно. Весь в соплях и слюнях, размахивая руками, он произносил монолог, неизвестно кому предназначенный. Отругав солдат, я поставил задачу им следить за своим пьяным командиром, чтобы куда-нибудь он не убрёл: всё-таки без оружия. Пройдя ещё немного по рампе, я обратил внимание, что с рампы исчезли все женщины, дети и старики. Лишь молодые мужчины, оттянувшись метров на двести, маячили вдалеке на огородах. Сразу же наткнулся на взволнованного начальника артиллерии, который спешил в сторону станции.
   - Боря, пошли к ОМОНовцам устанавливать взаимодействие на ночь. По-моему духи хотят нас атаковать, видишь дети, старики и женщины исчезли.
   Начальника ментов мы нашли в вагоне, но тот упёрся, мол: у меня с духами перемирие. Я их не трогаю, они меня не трогают. Вы там сами решайте свои проблемы с ними.
   Мы ему: - Ты чего майор? Если у нас хоть один наливник рванёт, то не только от твоих вагонов, где вы прячетесь, но и от станции ничего не останется.
   Но он упрямо талдычит своё. Плюнули мы, чёрт с ним. Начнётся у нас, ему просто придётся вмешаться. Вернулись к своим и начали организовывать оборону на ночь. Батарее поставили задачу прикрыть станцию со стороны рампы, к которой примыкал мукомольный завод. Назначил охрану, определили сектора обстрела. Особый сектор выделил своему пулемётчику Алушаеву.
   - Алушаев, твоя задача: если начнут работать снайпера, а я считаю, что они оборудуют свои позиции на крыше водонапорной башни или крыше вон той вышки, то ты должен максимум через 45 секунд открыть огонь и раздолбать эти позиции. Смотри, я на тебя надеюсь.
   Сам собрал всех, кто не задействован ночью на охрану и убыл с ними в вагоны спать. Три часа тому назад, машинисты отцепились от эшелона, бросили платформы, посадили к себе запуганных проводников и умчались на ночь в Моздок. Ключом, который я забыл вернуть
  проводнику, я открыл дверь и запустил своих солдат. Проводник хоть и сбежал, но перед этим навёл порядок в вагоне. В чистоте и тепле мы перекусили и завалились спать.
  Часть вторая.
  
  Глава пятая.
  ЗАСАДА.
  
  
   Небольшая колонна из нескольких машин свернула в около деревни вправо, промчалась мимо фермы, двух прудов, где на острове ещё сохранились остатки кафе и въехала в лес у подножья хребта. Впереди шло ПРП начальника артиллерии, потом КШМ с дивизиона, мой БРДМ и противотанковая установка Некрасова. Пока дорога более-менее полого подымалась среди деревьев мы не отставали, а потом расстояние между машинами стало увеличиваться и мы остались одни. Так можно было дождаться неприятностей, которые не замедлили нарисоваться... .
   Алушаев с пулемётом в руках соскочил с машины и сразу залёг за деревом. Некрасов выскочил из противотанковой установки тоже залёг, но свой автомат направил в противоположную сторону. Проследив за этими манёврами солдат, я рукой показал, чтобы
  противотанковая установка подъехала ко мне, и сам соскочил с брони своего командирского БРДМ, настороженно оглядываясь вокруг. Увиденное не радовало меня. Мы находились в лесу и кругом нас стояли здоровенные деревья, названия которых мы не знали: может граб, а может бук и просматривался он во все направления достаточно далеко. Чеченский лес враждебно шумел, не суля нам ничего хорошего.
   Я прислушался к удаляющемуся гулу остальных машин осознавая, что остаюсь один со своими солдатами в лесу, по которому свободно шастают боевики. Мы контролировали лишь
  перекрёстки лесных дорог, да и то только несколько. Всё остальное было отдано на откуп чеченцам, которые могли на нас напасть в любой момент и с любой стороны.
   Чудинов уже нарезал третий круг вокруг машины, сокрушённо хлопая себя по бёдрам и виновато поглядывая на меня. Я опять повернулся к "бардаку", как мы его любовно называли и озадаченно поглядел на него.
   - Мда... . - Даже если пытаться так влететь специально, то и с десятой попытки не получится. Я озадаченно смотрел на свою командирскую машину и пытался придумать, как её вытащить из той ловушки, в которую мы попали. БРДМ во время движения по лесной дороге занесло на мокрой глине: вопреки всем законам физики стащило с дороги и заклинило между тремя мощными деревьями. Левым бортом мой "бардак" упёрся в дерево. Спереди и сзади машины стояли такие же деревья, к которым можно было подступится только с бензопилой "Дружба".
   - Товарищ майор, не виноват я. Стянуло меня с дороги. - Произнёс озабоченно Чудинов. Я посмотрел на него, потом ещё раз осмотрел лес и крякнул от досады.
   - Ладно Чудинов, подгоняй противотанковую установку. Хотя вряд ли получится, но попытаемся ею выдернуть.
   Тяжело завывая, машина подкатила задом к нам, мы сцепили тросом машины, и по моей команде противотанковая установка начала тянуть, натужено ревя двигателем и елозя колёсами по мокрой глине. Но всё было бесполезно, мой "Бардак" сидел мёртво.
   - Стой, хватит, а то сцепление спалим. - Я забрался во внутрь машины, надел наушники на голову.
   - "Родник! Родник! Я, Лесник 53. Приём".
   В наушниках захрипело, и сквозь помехи я услышал голос старшего нашей группы подполковника Чуватина.
   - "Родник"! Вернись ко мне. У меня проблемы технического характера. Я "Лесник 53". Приём.
   Получив подтверждение о приёме сообщения, я вылез на броню. Все обернулись ко мне с немым вопросом в глазах.
   - Всё нормально, сейчас наши подъедут, тогда и выдернем БРДМ. - С надеждой в голосе крикнул я им.
   Вскоре послышался гул приближающихся машин, и к нам подкатили ПРП начальника артиллерии полка, на котором восседал Чуватин. Вокруг него на броне сидела куча солдат с комендантского взвода полка: наше прикрытие. На башне, рядом с Игорем сидел майор Халимов и начальник разведки штаба артиллерии полка майор Седых. Следом за ним подкатила КШМ командира второй батареи. Немного суеты вокруг моей машины, взревела КШМ, закрутились гусеницы и мой БРДМ, вспарывая подстилку из прошлогодних листьев, выполз из ловушки.
   Дальше всё пошло как по маслу. Без задержек мы проехал по лесу пять километров, поднялись на хребет, проскочили несколько блок-постов десантников и через час остановились в базовом лагере роты десантников, которые здесь держали оборону.
   Игорь соскочил с ПРП и скрылся в землянке. Через несколько минут ожидания он подошёл к нам в сопровождении старшего лейтенанта - десантника.
   - Товарищи офицеры, представляю вам командира роты, - Игорь назвал его фамилию, но я её
  не расслышал, запомнил только его имя, - Виктор.
   Чуватин повернулся к командиру второй батареи: - Ты остаёшься здесь, будешь работать совместно с командиром роты. Я на ПРП с прикрытием, Боря ты со своими машинами, сейчас нам ротный даст проводника, через минное поле проезжаем за передний край. Там есть поляна с хорошим обзором местности, разворачиваемся и начинаем работать. Основную задачу поставлю там. Сразу предупреждаю, идём друг за другом, строго по колее. Кругом мины. Если вопросов нет, то по местам.
   Первой тронулось ПРП, за ней мой БРДМ и противотанковая установка. Миновали линию окопов, потом одиночный окоп на просеке, где за пулемётом находился десантник. Рядом с ним находился пульт управления минным полем. Провожаемые взглядом десантника мы начали спускаться по просеке, на которой проглядывались следы былой дороги. По ней мы спустились ложбину, где увидели первые мины. Не сомневаюсь, что в лесу справа и слева от просеки было заминировано всё. Но здесь на просеке стояли лишь мины, которые управлялись с пульта десантника - "Монки". Каждая из них своей вогнутой стороной была направлена вдоль просеки так, чтобы при взрыве она скосила нападающих. Таких мин я насчитал около десяти, пока мы выбирались из лощины. Проехали ещё метров двести, свернули влево и выехали на поляну, откуда открывался великолепный обзор местности.
   Справа от нас, внизу, метрах в трёхстах пятидесяти находилась окраина большой чеченской деревни, которая просматривалась насквозь вплоть до самой своей южной окраины. Прямо под нами на окраине суетилось около пятидесяти боевиков, которые что-то выносили из домов и грузили на машины. Ещё несколько групп боевиков передвигались на других улицах населённого пункта. Слева от окраины деревни раскинулось большое поле, оно тянулось на протяжении полутора километра, противоположным краем упираясь в шоссе, посередине поля протекала небольшая речушка, а за дорогой в двухстах метрах раскинулась ещё одна деревня. Тоже достаточно большая деревня. Она растянулась вдоль дороги километра на два. Дальше за деревней виднелся ещё один населённый пункт и на дороге, которая их связывала, видно было очень оживлённое автомобильное движение. Но это уже было недосягаемо для огня моей противотанковой установки.
   Слева от деревни раскинулось большое поле, на котором ровным изумрудным ковром зеленели под солнцем озимые. Поле упиралось в перекрёсток дорог, где судя по условным
  обозначениям, находилась газораспределительная станция. На местности действительно там была группа небольших зданий, за которыми раскинулся на нескольких гектарах сад. Ещё левее станции прямо из равнины, как на американском пейзаже высилась довольно высокая высота, с крутыми обрывами. Там, по данным разведки, был мощный опорный пункт боевиков, которые контролировали равнину, дорогу и перекрёсток дорог. Всё пространство перед нами на поле было покрыто группами кустарников, и узкой лентой деревьев, которые росли вдоль речушки.
   Несмотря на то, что мы старались быть незамеченными и технику ещё не вывели на поляну, боевики всё-таки заметили нас. Послышались автоматные и пулемётные очереди. Но так как боевикам приходилось стрелять вверх, то огонь их был мало эффективный. Понятно было, что боевики через несколько минут предпримут атаку, чтобы сбить нас с высоты. Игорь Чуватин начал командовать. Солдаты комендантского взвода вместе с Халимовым, пригнувшись побежали на противоположный конец поляны и скрылись из виду. Седых и Чуватин забрав всех остальных солдат, кроме механиков-водителей, которые остались около машин, начали
  растягиваться вдоль склона в цепочку и готовиться к бою. Я схватил пулемёт, пару коробок с лентами, побежал вверх по склону, где и занял оборону за стволом небольшого дерева. Со своего места я теперь контролировал всю нашу оборону сверху и в случаи, если духи сумеют в атаке сбить нас с позиций я смогу прикрыть наш отход к лесу.
   Ждать долго не пришлось. С криками "Аллах Акбар" боевики из укрытий и крайних домов ринулись в атаку. Я вёл стволом пулемёта, выбирая себе цель, пока не заметил здоровенного духа. Он бежал сзади всех, что-то кричал, может даже и командовал, стреляя из автомата в нашу сторону. Подбегая к забору, он попытался одним махом перепрыгнуть через него, но прыжок у него получился слабым и боевик лишь упал телом на забор. Я дал короткую очередь, но промахнулся. Пулями перебил несколько штакетин и во все стороны от забора полетели светлые щепки. Дух энергично задёргался и сумел быстро перевалиться через забор. Вскочил и огромными скачками бросился вдогонку атакующих. Я подправил точку прицеливания и дал ещё одну короткую очередь. От удара пуль в левое плечо, а они его достали в момент прыжка через канаву, боевика развернуло в воздухе вокруг своей оси и отшвырнуло на два метра назад. Я дал страховочную очередь по ещё дёргающемуся телу и перенёс огонь на остальных духов. Но те, под плотным огнём полутора десятков автоматов миновали открытое пространство, потеряв всего двух человек, сумели ворваться в заросли и пропали из виду. Мы полосовали автоматным и пулемётным огнём кустарник вдоль и поперёк, но крики "Аллах Акбар", которыми они подбадривали себя, приближались всё ближе. Положение становилось опасным, ведь кустарник подходил почти вплотную к нашим позициям.
   Я отсоединил от пулемёта коробку. Сто патронов было уже израсходовано. Быстро заложил ленту из новой коробки в приёмник пулемёта. Поправил коробку и стал ждать. Стрелять теперь не было необходимости. Надо было ждать, если цепь начнёт отходить, тогда я огнём из пулемёта прикрою всех. По команде Чуватина все приготовили гранаты - Ф-1, и когда боевики в кустарнике приблизились к нашим позициям, все одновременно кинули в кустарник на голоса и шум Ф-1. Потом ещё по одной. Дружно поднялись разрывы гранат, что и предопределило исход боя. Боевики стали отходить. Как с нашей стороны, так и со стороны боевиков стрельба стала затихать. Через какое-то время фигуры боевиков показались на окраине Чечен-Аула. Прикрываясь домами, они всё дальше и дальше уходили в глубь деревни, оставляя на улицах автомобили. Бой был выигран вчистую. У нас не было даже раненых. Но по правде, сколько было раненых и убитых у боевиков, это только один Аллах ведает. Даже тех двоих, которых мы срезали перед кустарником и духа, которого я грохнул, не было видно. То ли в горячке боя они уползли, а может быть их утащили, пока мы занимались другими.
   Я перевёл дух и услышал из-за противоположного конца поляны, где оборонялись комендачи, ругань и крики. Показался солдат, который бежал в нашу сторону; за ним мчался Халимов, в руке он держал бесшумную винтовку и на бегу пинал солдата в зад. Уже около нас
  он дал ему хорошего подзатыльника, от которого солдат упал и юзом несколько метров проехал на животе. Офицер остановился и стёр пот с лица, а солдат сел на земле и заканючил.
   - Товарищ майор, ну не знал я, что этого делать нельзя. Ну..., не знал... Вот что теперь делать?
   Я спустился к Халимову: - Ренат, что случилось там у тебя?
   - Боря, - возмущённо Ренат повернулся ко мне, - я три дня тому назад с Поздеевым пристрелял винтовку, а этот гад, позавчера, почистил её. Раскрутил прицельные приспособления, мушку выкрутил, а потом закрутил всё обратно. Я сейчас во время боя стреляю, стреляю, и всё мимо боевиков трассы идут. Начинаю разбираться, а он, оказывается, поработал над ней. - Халимов выругался ещё раз и со злостью кинул солдату винтовку, - сам, гад, теперь из неё стреляй.
   Я и подошедшие офицеры засмеялись. История вообще весёлая с этой винтовкой произошла, которая стала известна всему полку. Халимов и Поздеев, как только получили со склада бесшумную винтовку, решили её пристрелять. Выехали в первый батальон. Поздеев навёл винтовку в ствол дерева на переднем крае боевиков и выстрелил. У подножья дерева поднялся приличный разрыв. Поздеев с недоумением посмотрел на Халимова. Поднял опять винтовку, тщательно прицелился и произвёл два выстрела. У подножья дерева поднялись такие же два больших разрыва. Поздеев тупо уставился на винтовку и даже потряс её. Ренат же перевёл изумлённый взгляд с дерева на Поздеева.
   - Серёга, ты чем винтовку зарядил?
   Офицер выщелкнул из магазина патроны на ладонь: - Да, нормальные патроны, я сам не
  пойму, почему такие разрывы?
   Поздеев быстро вставил магазин в винтовку, прицелился и выстрелил. Около дерева опять поднялся разрыв
   - Ну, не могут быть от простой пули такие большие разрывы, - почти простонал в изумлении Ренат.
   На следующий день смеялся весь полк. Оказывается, выстрелы с винтовки совпадали с выстрелами из пушки БМП-2, которое в то же время, тоже стреляло по дереву....
   Тем временем послышался шум двигателя быстро приближающийся машины. На поляну выскочила боевая машина десанта, на которой сидело столько солдат, что из-под них не было видно самой машины. БМД* остановилось, и десантники горохом ссыпались на землю, разбежавшись в цепь. К нам подскочил командир роты.
   - Что у вас тут произошло? Такая стрельба шла, что мы ломанулись на помощь.
   Мы рассказали об атаке боевиков. Успокоившись, командир роты оставил БМД с двумя солдатами и командиром взвода, остальных увёл с собой обратно. Взводник забрался в башню, покрутив из стороны в сторону стволом пушки БМД и стал методически долбить по брошенным автомобилям боевиков в деревне.
   - Алушаев, если хочешь повеселится, давай. - Крикнул я своему пулемётчику и махнул рукой в сторону деревни.
   Сержант обрадовано нырнул в люк БРДМ. Через минуту ударил первый выстрел. Я проследил за трассой. Пуля от КПВТ, 14,7 миллиметрового пулемёта ударила в угол дома, из-за которого высовывался капот ГАЗ-53. Чуть подправив прицел, Алушаев следующую пулю, уже разрывную загнал прямо в двигатель. Секунд через двадцать из-под капота показался дымок. Алушаев врезал в двигатель ещё пару разрывных и ГАЗ-53 быстренько загорелся. К этому времени во дворе другого дома уже несколько минут горел, исторгая в небо чёрный, на удивление дым, автобус ЛИаЗ.
   - Некрасов, - подал я следующую команду, - ставь выносную противотанковую установку, с неё будешь вести огонь.
   Из-за спины послышался голос Чудинова: - Товарищ майор, здесь на краю поляны гуляет стадо, разрешите я завалю телёночка.
   Я мотнул головой и повернулся к офицерам: - Через сорок минут подходите ко мне, перекусим, - показывая на дерево, откуда я вёл огонь из пулемёта.
   В течении сорока минут усердного труда окоп был готов, установил поудобнее пулемёт, расставил 4 коробки с пулемётными лентами. К этому времени ко мне подтянулись офицеры. Из кустов тянет дымом и изредка мелькает фигура Чудинова. Игорь Чуватин осмотрел нас внимательным взглядом.
   - Ну что ж, настал момент, когда я могу назвать главную задачу этой засады. Завтра на этом участке, в направлении Гудермеса начинается наступление 501 и десантного полка, как раз через ту высокую гору и перекрёсток с газораспределительной станцией, вдоль дороги. - Мы все посмотрели на перекрёсток и на высокую гору. - Так вот наша задача пристрелять асфальтную дорогу, которая проходит вдоль вон той деревни и мимо нас. Показать боевикам, что мы реально контролируем эту дорогу, и не дать завтра по ней перекинуть подмогу для боевиков. Поэтому, Боря, сегодня ты своими ракетами должен уничтожать всё, что передвигается по этой дороге, желательно с первой ракеты. Сейчас я измерю дальность до высоты, может дотянем до туда ракетой, а то по данным разведке там два танка духов находятся.
   Игорь выглянул из окопа и дал команду своим разведчикам измерить дальность до высоты, те засуетились вокруг дальномера.
   - Четыре тысячи четыреста пятьдесят метров, товарищ подполковник, - прокричали дальность разведчики. Игорь развёл руками: дальность не позволяло вести огонь по горе.
   - Ну что, Игорь с постановкой задачи всё? - Спросил я у Чуватина. Тот утвердительно кивнул головой.
   - Некрасов, наблюдай за дорогой, о всех передвижениях докладывай, - крикнул я, затем повернулся к кустам, - Чудинов, ну как у тебя там дела?
   Из кустов выскочил мой водитель, руки у него были в крови, от только что заколотого телёнка.
   - Товарищ майор, мясо будет готово минут через тридцать, а пока я вам разогрею кашу на сковородке.
   Я махнул ему рукой и стал с помощью друзей готовить импровизированный стол.
   - Товарищ майор, по дороге движется "Волга". Кажется с боевиками, - закричал Некрасов. Мы повернулись и поглядели в том направлении, куда показывал рукой сержант. По дороге спокойно катилась белая "Волга". Я вскинул двенадцатикратный бинокль. В машине действительно сидели вооружённые люди.
   - Боря, давай. Бей их. - Заволновались офицеры.
   Я вскинул руку, призывая их помолчать. Наблюдая за боевиками в бинокль, я заговорил: - Ребята, вот сейчас мы их грохнем - ну, не интересно так. Давайте грохнем их, но с юмором. - Я оторвался от бинокля: - Некрасов, без моей команды не стрелять. - Крикнул и опять приник к биноклю.
   - Как с юмором? - С изумлением спросил Седых.
   Я пожал плечами, показывая, что сам ещё не знаю - как, и мы продолжили наблюдать за движением "Волги". Автомобиль замедлил ход и свернул к деревне, покатил по самой её окраине, переваливаясь на рытвинах с бока на бок, и через сто метров остановился. Открылись дверцы, из машины вылезли четверо боевиков, потягиваясь и разминаясь, собрались около капота и оживлённо о чём-то заговорили. Водитель остался сидеть за рулём.
   - Боря, давай команду на пуск, - зашипел на меня Чуватин сбоку, - пока они в куче.
   Я недовольно мотнул головой: не мешай мол.
   Через минуту из машины вылез водитель, в руке он также держал автомат, и начал обходить автомобиль, приседая и заглядывая под днище. После чего присоединился к общему разговору. Так продолжалось минут пять. Над нашими позициями нависла тишина, даже десантники прекратили долбить по машинам на брошенной боевиками окраине и тоже напряжённо наблюдали за происходящим. То одна, то другая голова солдата поворачивалась в нашу сторону и недоумённо глядела на нас: - Уйдут ведь духи.
   Наговорившись, четверо боевиков, не спеша, направились к ближайшему дому, а водитель, присев у левого переднего колеса, засунул под крыло руку и начал там шарить, через несколько секунд заглянул туда и долго что-то там рассматривал. Затем выпрямился, погладил капот рукой: мол, "стой моя лошадка, я скоро вернусь", и тоже направился в дом, который стоял в пятидесяти метрах от машины. Когда боевики подходили к дому, я резко скомандовал.
   - Некрасов, по "Волге", ракетой - Огонь!
   Сначала послышался характерный щелчок, через полсекунды сработал стартовый двигатель, ракета сорвалась с направляющей и помчалась, слегка рыская на траектории в сторону машины. Ещё несколько секунд и Некрасов полностью установил контроль над ракетой, и она как по ниточке, уже с шипящим шорохом устремилась к цели.
   Все, затаив дыхание, наблюдали за полётом ракеты. Ещё секунда и она врезалась в автомобиль.
   Взрыв!!!
   В разные стороны полетели, весело посвёркивая, осколки стёкол. Взрывом вырвало все двери, правая передняя дверь взлетела вверх и упала рядом с боевиками. Одновременно от взрыва вздыбился капот и багажник, а когда рассеялся дым. "Волга" без стёкол и с оторванными дверями, с поднятым капотом и багажником была до неприличая голая. Слегка дымилась, но огня не было видно. Боевики обернулись и замерли, с изумлением глядя на то, что осталось от только что целого автомобиля, затем как заторможенные направились к нему. Их опередил водитель, который подбежал к машине, и судорожно двигаясь вокруг него, начал заглядывать то в салон, то в багажник, то под капот. Когда остальные боевики подошли к нему, он накинулся на них с бранью. В бинокль хорошо было видно, что судя по его отчаянным жестам и распяленному в крике рту, он обвинял их, что кто-то из них оставил в машине гранату и она взорвалась. В ответ боевики затрясли перед ним поясами, на которых висели гранаты; - мол, гранаты наши все на месте.
   Мы все катались от смеха, до того это было смешно. Седых, справившись с приступом смеха, возбуждённо заговорил: - Представляю себе, о чём сейчас спорят духи. Передний край русских от них в пяти километрах, да и то за горами. Если бы поразили машину артиллерией, то была бы пристрелка, как минимум три снаряда: плюс, минус и цель. А тут - ничего. Взяла "Волга" и взорвалась. Смех, да и только. Ещё немного и они подерутся, разбираясь, кто из них оставил гранату в машине.
   Мы опять покатились от смеха, но драки так и не дождались. Боевикам надоело слушать обвинения и оправдываться перед владельцем "Волги", они развернулись и направились к дому, а один из них, судя по энергичному жесту, послал его по-русски "куда подальше". Водитель остался около машины, и вместе с присоединившимися к нему жителями начал осматривать машину, всё больше убеждаясь, что восстановить её невозможно. Махнув обречёно рукой, он тоже направился в дом. На крыльце он обернулся, поглядел на сиротливо стоявшую "Волгу" и скрылся в доме.
   - Некрасов! Теперь наведи в крайнее окно, что рядом с крыльцом и делай туда пуск. Что-то мне говорит, что они в той части дома.
   - Понял, - прокричал сержант. Через пару секунд ракета сорвалась с направляющей и понеслась к цели. Ещё пару секунд и она превратилась в красную точку, которая катилась над ровным полем по снижающей траектории к дому. Все затаили дыхание. Ещё пять секунд, и всем стало ясно, что Некрасов опять не подведёт. Ракета попадёт в окно. Ещё секунда и к нашему удивлению распахнулось окно, и из него выглянул боевик. Может быть, он даже и успел увидеть за две секунды приближающуюся ракету, но отпрянуть в глубь комнаты уже не успел. Ракета скользнула в окно и взорвалась внутри помещения. Разом и дружно брызнули осколки стёкол со всех окон. Резко открылась от взрыва и, ударившись о стену, закрылась дверь дома. Повалил дым. Местные жители бросили осматривать останки "Волги" и помчались к дому. Медленно, изнутри открылась дверь и на крыльцо неуверенной походкой выбрались два боевика. Один сразу же перекувыркнулся через перила и упал вниз головой, так и остался лежать неподвижно. Второй, держась руками за голову, осторожно спустился с крыльца, и шатаясь из стороны в сторону, направился к забору. Попытался через него перелезть, но обмяк и безвольно повис на нём. Несколько человек подскочили к нему, сняли его с забора и положили на траву. Начали над ним суетится. Потом выпрямились, наблюдая, как к ним подносили следующего боевика, которого положили рядом с первым. Судя по тому, что ими уже никто не занимался, возвращать их к жизни было бесполезно.
   В это время из окон дома выскочили первые языки пламени, лизнули крышу и через минуту охватили его полностью. Ещё через несколько минут рвануло внутри, и всё было кончено.
   - Вот это да, вот это я понимаю, - Ренат возбуждённо повернулся ко мне, - опять противотанковая батарея показала класс.
   Офицеры одобрительно похлопывали меня по плечам. А вокруг Некрасова собрались десантники и тоже выражали ему своё восхищение показанным спектаклем.
   Немного погодя все вернулись к прерванным делам: солдаты продолжили оборудовать позиции. Алушаев с десантниками опять стал поджигать одну машину за другой. И скоро на этой окраине одновременно горели восемь автомобилей. Постепенно мы увлеклись спором о ходе ведения боевых действий и перестали наблюдать за обстановкой.
   - Товарищ майор! - Крик Некрасова разом остудил наш горячий спор и вернул к действительности.
   - Товарищ майор! боевики загоняют КАМАЗ с боеприпасами в гараж. - И начал объяснять в какой части населённого пункта это происходит. Но объяснял он не совсем толково и мы долго шарили биноклями по окраине деревни, и никак не могли найти этот гараж. Но, в конце концов, мы в него уткнулись. Два вооружённых человека уже закрывали ворота огромного гаража.
   - Некрасов, а с чего ты взял, что машина с боеприпасами? - крикнул я.
   - Да в машине, было полно зелёных ящиков, такие как под снаряды или мины.
   Я на несколько секунд задумался: - Хорошо Некрасов, сначала врежь по воротам; они деревянные. Когда взорвём их, то запустим вторую ракету вовнутрь гаража и рванём КАМАЗ.
   Боевики к этому времени закончили закрывать ворота. Достали сигареты, и закурили, глядя в нашу сторону.
   Ракета сорвалась с направляющей, и быстро превратилась в красную точку, которая стремительно неслась к гаражу. Боевики спокойно стояли и курили.
   - Ну, мужики. Вы, что совсем охренели? Давай отскакивайте в сторону, мы ведь вас сейчас грохнем, - шептал я, напряжённо наблюдая в бинокль за приближающейся развязкой.
   Наверно, боевики усекли ракету в полёте, потому что за три секунды до попадания ракеты в цель, они резво метнулись за угол каменного гаража. Только они скрылись, как ракета попала в ворота и ярко-кровавой вспышкой взорвалась. Взметнулись пламя, дым и пыль. Ворота от взрыва упали вовнутрь сооружения. Не успел рассеяться дым, как из-за угла выскочили боевики. Заглянули вовнутрь, убедившись, что с машиной всё в порядке ещё раз оглянулись на горы, где были мы и скрылись в глубине гаража.
   Некрасов к этому времени установил новый контейнер с ракетой, подправил наводку и без моей команды запустил ракету. И в этот раз Некрасов не сплоховал. Ракета зловещей тенью скользнула во внутрь помещения. Мгновенно на месте гаража вспух огненный шар, и в разные стороны полетели большие и малые обломки здания и металла. Даже на таком расстоянии грохот от взрыва был достаточно впечатляющим. В течении минут десяти там яростно бушевало пламя и прогремело ещё несколько взрывов, но поменьше. Потом пламя как-то быстро пошло на убыль, и вскоре там уже догорало только то, что не раскидало взрывом. На безопасном расстоянии стояли кучками местные жители и наблюдали за пожаром.
   - Некрасов, считай, что у тебя на груди медаль "За отвагу" уже брякает. - Сказал я сержанту, когда он поднялся ко мне, - Я тебе не наливаю, потому что ты должен и дальше так работать.
   После этого каждый занялся своими делами. Халимов пошёл к комендачам, проверил, как они оборудовали окопы. А потом попытался вновь пристрелять бесшумную винтовку, но через двадцать минут бросил это занятие и вернулся ко мне. Я на окраине нашей деревни обнаружил в переулке автобус КАВЗ, который не был виден со своих позиций ни Алушаеву, ни десантникам. Но так как он был на предельной дальности для пулемёта, то Халимов взял бинокль и стал корректировать меня, когда я трассами с пулемёта пытался достать автобус. Истратив половину ленты, я всё-таки зажёг его, чему мы оба, как два дурака, были рады.
   Десантники, тоже вскоре уехали, а Алушаев, которому надоело стрелять, вылез на броню БРДМа и стал рассматривать окрестности в бинокль.
   Чуватин и Седых, установив взаимодействие с артиллерийскими дивизионами, начали гонять по полю боевика, который не вовремя (для себя) шёл из соседней деревни в нашу через поле. Но видно, сегодня был его день. Артиллерия работала вяло. С опозданием реагировала на изменение корректур. Снаряды рвались вокруг боевика, но с большим разносом. Боевик, хотя и изрядно повалявшись, всё-таки живой добрался до деревни и скрылся среди построек. Дав ещё туда, вдогонок боевику, залп дивизионом, который лёг тоже не туда, куда надо было, Чуватин и Седых по связи сказали начальнику штаба всё, что они думали о нём, о дивизионе и о его прошлом и будущем.
   В это время на дороге появился грузовой автомобиль с десятью боевиками. Некрасов всадил ракету в кузов и машина красиво взорвалась, но ещё метров пятьдесят ехала по инерции по дороге, пока не съехала в кювет, где и сгорела. Несколько боевиков, выброшенные взрывом из кузова, бегом бросились к деревне. Чуватин попытался накрыть их артиллерией, но опять неудачно. Игорь сплюнул и больше артиллерией никуда не стрелял.
   Вскоре мы сожгли ещё одну грузовую машину на шоссе. А ещё через полчаса пришлось повозится с бензовозом, который опрометчиво показался в поле нашего зрения. Он так неудачно стал за кустами, что Некрасову пришлось выпустить три ракеты, пока он не попал в цистерну. Бензовоз красиво взорвался и сгорел. Вместе с ним сгорел и дом, во двор которого он заехал. Некрасов был очень злой тем, что на одну цель он потратил три ракеты.
   В течении часа мы истратили ещё три ракеты, уничтожив три автомобиля, которые появлялись на окраине соседней деревни и пытались проехать по дороге к высокой горе. День прошёл результативно, духи со стороны нашей деревни нас больше не беспокоили. Да и вообще, день был жаркий и солнечный, и если бы не наша стрельба, то можно было бы поверить, что никакой войны и нет.
   Под вечер мы решили, чтобы не искушать судьбу, как стемнеет на ночь уйти в расположение десантников, а рано утром вернуться обратно. Ночью вполне возможно боевики попытаются сбить нас с позиций.
   Командир роты радушно нас встретил. Накрыл в землянке стол и мы хорошо посидели до трёх часов ночи.
   Утром, как только начало светать, мы уже были готовы выдвинуться на позиции. Сначала вперёд ушли десять десантников во главе с офицером для разведки наших позиций, на предмет: нет ли там сюрпризов, которые ночью могли оставить духи. Но всё было чисто, и в шесть часов мы обратно развернулись на старом месте. Был очень плотный туман, который медленно проплывал над землёй, и в десяти метрах ничего не было видно. Где-то в половине седьмого в стороне высокой горы загремел бой. Высоту брали десантники. Как потом мы узнали, десантники сумели скрытно пробраться на высоту и внезапно ударить на боевиков, которых было до тридцати человек. После короткого и яростного боя, иной раз переходящего в жаркие рукопашные схватки, десантники уничтожили боевиков и начали прочёсывать высоту. Чеченский командир, который возглавлял оборону высоты, сумел уйти живым на танке. Во время прочёсывания из одной землянки раздался крик уцелевшего боевика. Он просил не стрелять по нему, так как он хочет сдаться в плен. Действительно вышел боевик с поднятыми вверх руками, но когда ребята приблизились к нему, то с криком "Аллах Акбар" он кинул гранаты себе под ноги. От взрыва он и три десантника погибли. Так что и среди них есть герои.
   К девяти часам туман поднялся и рассеялся. Опять появилось солнце и постепенно стало жарко. В районе высокой горы изредка пощёлкивали выстрелы. От нескольких разрывов артиллерийских снарядов загорелось здание газораспределительной станции на перекрёстке дорог. Постепенно разрывы стали смещаться вдоль дороги в глубину обороны боевиков. Слева в полутора километров от нас из леса с нашей стороны начали выдвигаться подразделения 501 полка для рывка через перекрёсток дорог в сторону Гудермеса. Мы же наблюдали за дорогой, ожидая, когда боевики начнут перекидывать подкрепление, теперь уже к газовой станции, для того чтобы любой ценой задержать продвижения наших подразделений. Так думали мы. Но время шло, а духов всё не было.
   Громкий взрыв привлёк наше внимание. На поле, засеянном озимыми, опадало большое облако пыли. Мы наблюдали за ним и гадали, отчего мог произойти такой мощный взрыв. Разгадка пришла быстро. Только осело облако пыли, как стало понятно, что взорвался от случайного попадания газовый трубопровод, причём высокого давления. Но самое поразительное, что из огромной, уродующей зелёное поле, воронки выскочил боевик с автоматом и устремился к газовой станции. Боевик мчался через поле и вложил в бег все свои силы, понимая, что спасение для него заключалось только в том, чтобы быстрее добежать и скрыться в саду за зданием станции. По боевику начали стрелять десантники с высокой горы, со стороны подразделений 501 полка работали минимум десять пулемётов. Алушаев не растерялся, заскочил в башню БРДМ и короткими очередями из КПВТ пытался достать духа. Но тот наверно родился под счастливой звездой, никто не мог попасть в него. На поле вокруг боевика появились разрывы от 82 мм мин. Но боевик, лавируя среди разрывов, продолжал упорно бежать к саду. Мы все с азартом наблюдали этот поединок человека со смертью. Триста метров до сада - боевик живой. Двести - продолжает бежать, причём, невредимый. Сто метров: он перескочил дорогу, метнулся в сторону от разрыва мины, ещё несколько зигзагов и боевик под улюлюканье скрылся среди деревьев сада. Стрельба постепенно стихла.
   - Ну и зрелище... Вот это да... Да..., у боевика сегодня второй день рожденья. - В азарте мы обменивались этими впечатлениями, разглядывая сад в бинокли. - Боевик наверно пот сейчас стирает в саду со лба и сам, наверное, удивляется тому, что остался живым.
   Прошло секунд сорок пять, после того как боевик скрылся из виду, и на сад лёг залп из реактивной установки "Град". Двадцать секунд на месте газораспределительной станции и сада клокотало море разрывов. Но вот все сорок снарядов упали. И наступила тишина. Ветром облако пыли от разрывов отнесло в сторону. На месте здания продолжало бушевать пламя, но от сада ничего не осталось. От деревьев осталось искорёженные стволы, изрытая воронками земля, с кое-где валяющимися остатками деревьев.
   Чуватин засмеялся: - В то время когда мы с азартом наблюдали за бегом духа, а другие с не меньшим азартом стреляли по нему, нашёлся спокойный командир реактивной батареи. Понял куда стремится боевик. Подготовил спокойно данные по станции, и когда боевик там скрылся, дал залп одной установкой.
   Мы рассмеялись: - Душара даже пот со лба стереть, наверное, не успел, как к Аллаху в рай попал
   - Товарищ майор, духи на поле, - раздался голос Некрасова.
   Мы вскинули бинокли. Через поле в сторону соседней деревни из нашей на небольшой скорости ехал "Жигуль", в котором сидело четыре боевика. На багажнике автомобиля были закреплены четыре ящика из-под выстрелов гранатомёта. Дальность до них была метров восемьсот и мы разом заорали Некрасову, чтобы он немедленно уничтожил автомобиль. Но пока мы орали, а Некрасов наводил установку, машина проехала ещё сто метров и застряла в песке.
   - Некрасов, СТОЙ! - Прокричал я.
   - Боря, ты чего? - Зашикали на меня офицеры.
   Я с удивлением поглядел на товарищей: - Вы, что не понимаете? Если они сейчас вытолкают машину из песка, то тогда, конечно, мы уничтожим их. А если не смогут вытолкать, то они одного пошлют в деревню за другой машиной, и тогда мы уже две машины уничтожим. Понятно?
   Сослуживцы одобрительно загудели и мы с интересом стали наблюдать за действиями боевиков. Духи вылезли из машины и враскачку попытались вытолкать "Жигуль" из песка на обочину, но только ещё больше засадили её. Коротко посовещавшись, они отправили одного в деревню, а остальные распахнув дверцы автомобиля, удобно расположились, закурили сигареты и потёк у них неспешный разговор. Бандюги попались матёрые и на бой, который проходил в двух километрах от них, они не обращали внимания, ведя себя спокойно. Мы тоже набрались терпения: сидели, ждали дальнейшего развития событий.
   В это время подразделения 501 полка с десантом на БМП совершили рывок и заняли, без потерь, перекрёсток дорог.
   Прошло около сорока минут, и наконец из деревни к автомобилю выскочил МТЛБ. О такой удаче мы и не мечтали. Думали, на помощь придёт автомобиль, а тут целый МТЛБ. Мы в азарте даже захлопали в ладоши. Бронированная машина на большой скорости и напрямую помчалось к автомобилю. Из люка механика-водителя торчал боевик, голый по пояс. Левую руку он положил на край люка, а правой управлял рычагами. Характерная поза достаточно опытного механика. Рядом с ним на броне сидел боевик с автоматом в руках, который и бегал за помощью.
   МТЛБ подъехала к автомобилю, лихо развернулась, веером подняв облако пыли и песка, стала впереди Жигулей и тихонько начала сдавать назад.
   Боевики выскочили из машины, командами откорректировали движение тягача, когда она остановилась, двое из них споро сняли трос с брони и зацепили "Жигули" за МТЛБ. Сидевший на броне, скатился с машины и вместе с другими уселся в автомобиль. Механик перегнувшись из люка, смотрел за действиями своих собратьев, не слезая с машины.
   Водитель автомобиля из окна, что-то прокричал механику и махнул рукой, показывая направление движения. МТЛБ выпустило чёрный выхлоп, и сначала тихонько, а потом всё быстрее, как пушинку, потащило "Жигули" по песку в сторону брода.
   - Есть, ребята! - Я сделал не совсем приличный жест руками.
   - Некрасов! - Прокричал я команду, - сначала бей "Жигуль", а затем МТЛБ.
   - Понял! - Прокричал сержант, и почти сразу же ракета сорвалась с направляющей в сторону машин. Я боялся, что на такой дистанции Некрасов не успеет взять контроль над ракетой и промажет. Но Некрасов - Молодец!
   Ракета попала прямо в середину автомобиля, и на месте машины мгновенно вспух огненный шар - взорвался бензобак. Мы заорали от радости и продолжали наблюдать, теперь уже за МТЛБ. Некрасов вскочил, схватил следующий контейнер с ракетой, закрепил его на направляющей, упал и прильнул глазом к окуляру визира, резво заработал механизмами горизонтальной и вертикальной наводки.
   Механик МТЛБ, услышав взрыв, резко повернул голову назад и увидел, что на месте автомобиля яростно бушует пламя, а в пламени скрывается другой конец троса. Осознав, что через несколько секунд и его МТЛБ, наверняка, постигнет такая же участь, он выскочил из люка. На полном ходу спрыгнул с машины, перекувыркнулся через голову и помчался к деревне, а бронированная машина, не изменяя направления и скорости, продолжала нестись по полю.
   Вторая ракета вонзилась в бок МТЛБ, пламя кумулятивного заряда на мгновение охватило корпус машины, она как бы споткнулась и через секунду взорвалась. Теперь над полем потянулся чёрный дым от горящей солярки. Автомобиль напротив горел ярко, жарко и без дыма. А механик за это время, в бешенном темпе преодолел почти половину пути до деревни, всё ожидая, что и по нему вот-вот откроют огонь. Но никто по нему не стрелял. И постепенно он стал сбавлять ход.
   - Товарищ майор, ну что валить его? - Прозвучал вопрос Некрасова с позиции.
   - Некрасов, пока нет. Дадим ему надежду на спасение, а потом завалим.
   Боевик, выложился в рывке, и всё больше сбавлял темп, а через минуту уже устало брёл по полю к окраине. Когда до деревни осталось метров сто он остановился, достал сигареты из кармана брюк, и глядя на горевшие машины, закурил. Первую сигарету он скурил практически сразу, даже не убирая её изо рта. Прикурил вторую от первой и уже гораздо спокойнее стал курить, не отрывая взгляда от продолжавших гореть машин.
   Не отрывая глаз от бинокля, я стал рассуждать: - Представляете ребята, вот он сейчас стоит и думает. Ведь, если бы я не соскочил с машины, я бы вместе со всеми там догорал. А так я живой, а они мертвы. А ведь только что были живые и весёлые. Повезло мне, Аллах велик.
   Ребята смеялись, каждый добавлял свои комментарии к возможным мыслям боевика. А боевик, докурив сигарету, повернулся и медленно побрёл к домам.
   - Некрасов! - Закричал я в азарте. - Сделай его!
   Последняя ракета сорвалась с направляющей и по нисходящей устремилась вниз. Боевик, услышав звук приближавшейся ракеты, закрутил во все стороны головой. Рванулся вперёд, но было поздно. Ракета вонзилась прямо ему под ноги и взорвалась. Духа подбросило вверх метра на два и откинуло в сторону ещё на несколько метров. Пролетев по воздуху, уже безжизненное тело упало на землю, подняв облачко пыли.
   - Некрасов, убирай пусковую установку в машину. Можешь считать: орден уже у тебя на груди. - Я повернулся к товарищам и с удовлетворением поглядел на них. Мой взгляд остановился на командире роты десантников, который незаметно подошёл к нам и уже десять минут наблюдал за нашей работой.
   - Ну как, Виктор, понравился тебе наш цирк? - Спросил я его.
   - Классно. Знаю, что ПТУРы высокоточное оружие. Сам пытался стрелять, но не получалось. Но чтобы вот так, кто бы рассказал, вряд бы поверил. Ну, а теперь я вам свой цирк покажу. - Старший лейтенант стал отдавать команды, и его десантники рассыпались вдоль наших позиций. Зарычали двигатели БМД, они тоже начали выезжать из просеки, разворачиваться и становиться между нашими окопами. Десантники деловито располагались, раскладывая боеприпасы вокруг себя.
   Я спустился к Некрасову с пулемётом и с любопытством стал наблюдать за действиями солдат Виктора. Рядом со мной, в пяти шагах, на землю десантник положил несколько контейнеров с огнемётом "Шмель" и убежал за следующей партией. Через несколько минут
  около меня на земле лежало уже десять огнемётов. Ещё несколько минут и всё замерло. На линию позиций вышел командир роты, поднял вверх руку, поглядел вправо, а затем влево и выдохнул.
   - Огонь!
   Рёв пулемётов, автоматов, пушек БМД и огнемётов взорвал тишину. Вся эта лавина огня
  обрушилась на окраину нашей деревни и сразу же заполыхали два дома. Трассы пулемётов и автоматов хлестали по домам и другим строениям. Пушки с БМД обрабатывали более дальние
  цели.
   Десантник рядом со мной схватил контейнер с огнемётом и с силой ударил его торцом об землю. Вскинул на плечо, прицелился и выстрелил. Как это всегда бывает от оглушительного выстрела "Шмеля" у меня заложило уши. Но я был изумлён обращением солдата с огнемётом. У нас в батарее тоже есть несколько огнемётов, и мы тоже с них стреляли, но обращались с ними очень осторожно. Боялись их. Жутко боялись их и боевики. Снаряд, который вылетал из огнемёта, обладал огромной разрушительной силой, но изюминка была в том, что этот снаряд поражал не осколками, а выжигал, как объясняли мне, кислород в радиусе 25 метров. После взрыва снаряда, кто был поражён, лежали внешне не повреждённые, но внутри: почки, лёгкие, печень и другие органы были разорваны.
   А тут десантник берёт, хлопает огнемётом об землю и стреляет.
   - Солдат, ты что делаешь? - Возмущённо возопил я.
   Десантник дико, непонимающе посмотрел на меня, схватил следующий контейнер и снова трахнул им об землю. Вскинул, выстрелил. Чёрная точка снаряда прочертила плавную линию траектории и воткнулась в дом, в четырёхстах метрах от нас, в глубине деревни. От мощного взрыва полетели в разные стороны шифер, балки. Стены сложились и рухнули во внутрь здания. В небо поднялось громадное облако пыли.
   Я подскочил к солдату и дёрнул его за рукав: - Солдат, на хрена ты, сволочь, стучишь огнемётом об землю? Взорвёшься ведь и меня взорвёшь.
   - Товарищ майор, когда я стукаю огнемётом об землю снаряд от удар глубже оседает в контейнере и из-за этого дальше летит, - очумело заявил десантник.
   Возражать и объяснять ему в этой обстановке, да и ругать его не было смысла.
   - Солдат, ты дурак. Как он летит на четыреста метров, так он и будет лететь. А от твоих ударов он когда-нибудь рванёт. Прекрати этой ерундой заниматься.
   Я отошёл на свою позицию, и поддавшись азарту стал с пулемёта поливать улицы деревни, хотя я не видел ни одного духа, но рассуждая, что если десантники стреляют, значит, они их
  видят. Через минуту у меня над головой опять проревел "Шмель". Я повернулся к десантнику. Солдат бросил использованный "Шмель" и схватил следующий.
   - Боец! Пошёл отсюда. - Заорал я, но солдат, не слыша меня, стукнул о землю, вскинул огнемёт и выстрелил. Заматерившись, я схватил пулемёт, коробки с лентами и отбежал от десантника на безопасное расстояние. Из укрытия я стал наблюдать и ждать когда он взорвётся, но солдат раз за разом стрелял. И когда огнемёты у него закончились, он целый и невредимый стал поливать дома из автомата. В деревне горело уже около десятка домов, но духов я так и не видел.
   - Слушай, Виктор, - я подошёл к командиру роты, - Куда ты стреляешь? Я ни одного духа не вижу.
   Старший лейтенант наклонился ко мне и почти прошептал: - Товарищ майор, курятинки мне захотелось, вот я и отгоняю вполне возможно находящихся там духов в глубь деревни. А потом спущусь со своей группой вниз, в деревню. - Я изумлённо покрутил головой.
   - Если хочешь, и ты со своими солдатами к моей экспедиции присоединяйся. Что-нибудь и себе найдёшь. - Добавил офицер, видя моё удивление.
   Стрельба продолжалась ещё минут десять, но я уже не стрелял, а лишь наблюдал за результатами огня, старательно считая подымающиеся дымы от горевших домов. И удивлялся. Я тоже иногда допускаю излишнюю стрельбу. Меня даже не один раз вызывал к себе командир полка и говорил мне: - До меня доходят слухи, что вы, товарищ майор, стреляете одной ракетой по одиночному боевику.
   - А ты знаешь, Копытов, что твоя ракета по цене равняется автомобилю "Волга"? Так ты, - в этот момент командир, указывая пальцем на меня, делал значительную паузу продолжал, -
  таким дорогим автомобилем убиваешь боевиков, а это слишком дорого для государства.
   - Товарищ полковник, а если боевик танк подобьёт, сколько это "Волг"? - Этим вопросом я как правило, ставил командира в тупик и он меня обычно прогонял от себя.
   Я ещё раз старательно посчитал дымы от горевших домов: двенадцать штук. Получалось, из-за того, что командир роты захотел покушать куриного супчика: сгорело двенадцать домов, выпущено море боеприпасов и чем ещё вылазка закончится - неизвестно.
   Стрельба прекратилась. Командир роты с десятью десантниками и я, взяв с собой Чудинова, Кушмелёва и Некрасова в качестве поощрения, стали спускаться через кусты по едва заметной тропинке к окраине деревни. Нас сразу же обступили кусты, за которыми ничего не было видно. А когда прошли метров десять, стали заметны следы вчерашнего боя: срезанные пулями и осколками ветки, покорёженные стволы деревьев. В одном месте осколками гранаты в кустарнике пробило брешь и на тропе были видны следы крови, которые тянулись вниз. Впереди шли десантники, мы прикрывали их с тылу, настороженно вглядываясь в заросли. Сразу за мной, топая сапожищами, шёл Кушмелёв. До окраины деревни оставалось совсем немного, когда за моей спиной раздался одиночный выстрел и между моих ног появился фонтанчик от пули. Десантники резко рассыпались в стороны, а я стремительно крутанулся, одновременно передёрнул затвор. И почти воткнул ствол в побледневшее лицо Кушмелёва; и еле сдержался, чтобы не нажать на спусковой крючок.
   - Товарищ майор! - Испуганно закричал Кушмелёв, - я не хотел, а лишь случайно нажал на спусковой крючок.
   Я, наверно, с такой злобой, не опуская автомата, смотрел на него, что его лицо стремительно стало покрываться потом.
   - Не надо. Не стреляйте, - только и сумел он выдавить из себя.
   - Сука, ты только что чуть не застрелил своего командира. Идиот. - Я повернулся к десантникам. Они молча, направив оружие на нашу группу, наблюдали за происходящим. Увидев, что всё разрешилось, они поднялись и продолжили движение. Мы тоже двинулись за ними, но в это время за моей спиной пошла уже солдатская разборка случившегося. Послышалась короткая возня, несколько ударов и злобный шёпот Чудинова: - Сволочь, если бы ты сейчас завалил командира, то десантура нас бы всех здесь оставила лежать. Ты, скотина, что не видел какие у них были глаза. - Послышались звуки ещё нескольких ударов. Я повернулся к солдатам: - Отставить! Разбираться будем потом, в батарее.
   К этому времени мы сосредоточились за забором ближайшего дома, на веранде которого развевалось бельё, и внимательно стали наблюдать за обстановкой. Убедившись, что кругом тихо, мы разделились на две группы и выдвинулись на улицу. Десантники отправились в конец улицы, а я со своими солдатами начал пробираться вдоль заборов к центральной части деревни, заглядывая в каждый двор. Пройдя, таким образом, метров двести по улице, и не наткнувшись на боевиков, мы разделились на пары. Я и Чудинов стали обследовать дворы и дома слева, а Кушмелёв и Некрасов справа. Задача была одна: найти провизии.
   Зашли через разбитые ворота внутрь двора. Разбитый снарядами сарай и дом не сулили богатой добычи. Так оно и произошло. Дом оказался пустым. Следующий двор показался нам более многообещающим. Тут было всё целое, только разбиты стёкла в окнах. Чудинов ударом ноги вышиб дверь, и с автоматом на изготовку мы вошли, прикрывая друг друга, в дом. Обстановка и вещи были на своих местах: наверно, их не успели хозяева вывезти. Чудинов сразу же нашёл под кроватью трёхлитровые банки с соками. Их было штук двадцать. Сели на
   аккуратно заправленную кровать, штык-ножами открыли крышки и прямо из банки стали пить сок. На удивление, несмотря на жаркий день, он оказался очень холодным. Насытив первую жажду, я достал из серванта хрустальный бокал, облитый по краям золотом, налил туда сок и уже не спеша стал его пить, наблюдая как Чудинов шарится по шкафам и ящикам, выкидывая оттуда вещи.
   - Чудинов, ты что ищешь? - Поинтересовался я.
   Солдат поставил табуретку около шкафа, вскочил на неё и стал шарить рукой где-то в глубине.
   - Есть! - Радостно завопил он и достал со шкафа кассетный магнитофон. Магнитофон был весь в пыли и старый, но Чудинов довольно щёлкал клавишами: - Товарищ майор, я давно хотел в нашу машину достать у духов магнитофон, а тут ещё и радиоприёмник встроен. И музыку можно послушать, и новости, а то вы всё жалуетесь, что новостей не знаете.
   Я с сомнением осмотрел магнитофон: - Ты что, думаешь, он работать будет?
   - Если что, я его починю, - с апломбом заявил солдат, - я ещё тут пошарюсь, может ещё, что-нибудь найду.
   Чудинов вышел в другую комнату, а я остался сидеть на кровати, не спеша попивая грушевый сок. Потом налил в бокал из другой банки вишнёвого сока, смакуя выпил и его. Поставил бокал на стол и как был в грязных и пыльных сапогах завалился на постель. Сладко потянулся, ткнулся носом в подушку, вдыхая запах чистой наволочки. Как давно я не лежал в такой постели. Зажмурил глаза, представляя, как будто я дома, но как я ни старался, не получалось. К действительности меня вернул голос Чудинова.
   - Товарищ майор, я что-то тут нашёл, только не пойму что.
   Я встал и перешёл в другую комнату. Мой водитель сидел на корточках у открытой тумбочки, что-то рассматривая в глубине ящика. Я отодвинул его в сторону, присел и посмотрел туда.
   На дне лежал свёрток, из которого выглядывали несколько пластин коричневого цвета.
   - Товарищ майор, может быть это наркотики? - Возбуждённо задышал мне в затылок Чудинов.
   Я достал свёрток, развернул его. Осмотрел верхнюю пластину, на одной из сторон было выдавлено плохо различимое клеймо. Я понюхал её и ещё раз осмотрел - непонятно. Начал перебирать пластины, пытаясь разобраться в клейме. И только на последней пластине удалось прочитать - "Цейлонский чай".
   - Чудинов, да это плиточный чай. А ты - наркотик, да наркотик. Балбес. Они от старости уже и не пахнут даже. - Произнёс я, разглядывая пластины.
   Шумный и облегчённый вздох донёсся из-за спины, на который я резко обернулся и успел уловить напряжённо-вороватый взгляд солдата. Не выпрямляясь, крутанулся на пятках и ударом ноги сшиб Чудинова на пол, навалился и схватил его за горло: - Ты что, сука, задумал? Говори, а то задушу, - злобно зашипел я на него и сильно сдавил горло. Лицо Чудинова налилось кровью, он открыл рот, пытаясь вздохнуть.
   - Говори, задушу, брошу здесь и ничего мне не будет, - тряхнул я и ударил Чудинова головой об пол, правда не совсем сильно, но чувствительно. Конечно, в мои планы не входило убивать водителя, но своим уголовным прошлым и "номерами" он уже достал меня и сейчас настал момент, в очередной раз и наверно в последний, показать кто в батарее хозяин. Я слегка отпустил хватку на горле: - Говори, сука.
   Наверно мои решительные действия и злобный вид добили его, и бывший заключённый сломался.
   - Товарищ майор, не убивайте меня. Сукой буду, как на духу, как отцу родному скажу, только не убивайте. Как увидел это, подумал - наркотик. В голове всё помутилось, а тут вас позвал и пожалел. А когда вы начали рассматривать, решил вас убить, чтобы себе наркотики забрать. Хорошо, вы вовремя сказали, что это чай, а так я вас хотел уже ножом ударить сзади в горло. - Всё это солдат произнёс испуганным свистящим шёпотом.
   Левой рукой я снова сильно сжал ему глотку, солдат уже не сопротивлялся. Правой рукой я выхватил у него из-за пояса нож и приставил его к горлу: - Если хоть ещё раз, хотя бы в твоих глазах я увижу то, что мне не понравится, я тебя убью. Ты понял меня? - Я слегка нажал ножом и кончиком ножа проколол кожу на горле. Тонкая струйка крови быстро скользнула на одежду, и солдат утвердительно затряс головой, встряхнув ещё пару раз, я отпустил его и встал, наблюдая за ним.
   Чудинов сел, вытер кровь с горла и некоторое время рассматривал её на своей ладони. Медленно поднялся.
   - Подойди сюда, - подозвал я его.
   Когда солдат приблизился я, коротко размахнувшись, ударил его в челюсть. Водитель замахал руками и улетел в угол комнаты: - Ты, сволочь, хотел убить своего командира, который если бы тебя ранили, на своём горбу утащил бы....
   Ударил я его вроде бы не сильно, но солдат почти минуту сидел в углу и очумело тряс головой. Я ногой швырнул ему по полу автомат: - Хватит трясти башкой, это тебе уроком будет. Бери этот свой наркотик, чай будем пить в батарее и пошли отсюда.
   За этими разборками я совсем потерял контроль над ситуацией, а она уже резко изменилась. На улице совсем рядом послышались крики "Аллах Акбар" и автоматные очереди. Забыв раздоры, мы шустро выскочили в окно во двор, а затем на улицу и сразу же залегли у ворот под огнём боевиков. На противоположной стороне улицы, за обломками каменного забора засели Кушмелёв с Некрасовым и короткими очередями стреляли вдоль улицы. А в ста пятидесяти метрах, в глубине улицы от центра деревни перебежками продвигались боевики, ведя в ответ огонь в нашу сторону.
   Я махнул рукой, подзывая ребят к себе; одновременно я и Чудинов открыли огонь по духам, заставив их на минуту залечь, прикрывая бросок солдат к нам. Они благополучно перескочили улицу и плюхнулись рядом с нами, тяжело дыша.
   - Товарищ майор, давайте уходить, а то нас отрежут от десантуры.
   - Хорошо, только давайте в дом, хватайте банки с соком. Чудинов покажешь, и отходим. Даю вам две минуты, а пока я вас прикрою, - солдаты мотнули головой и исчезли во дворе. Я же короткими очередями стал сдерживать движение боевиков, хотя тут же пожалел о своём решении. Очереди моего АКСУ на фоне стрельбы боевиками из 7,62 мм автоматов звучали бледно и сиротливо.
   - Только бы они наступали по улице, - мелькнула у меня мысль, - если какая группа духов ещё продвигается дворами, то они запросто отрежут нас от десантников и нам будет конец. Долго не продержимся.
   Боевики, увидев, что им отвечает лишь один автомат, усилили натиск: то в одиночку, то группами они подымались и рывком проскакивали десять пятнадцать метров вперёд. Пули свистели над головой, крошили кирпичный забор и вздымали фонтанчики земли передо мной. И две минуты показались мне вечностью, отчего я уже хотел кричать своим, но в этот момент из ворот выскочили мои солдаты и вдоль забора стали отходить к окраине. Я приподнялся и усилил огонь, полосуя длинными очередями пространство улицы. Отойдя метров на пятьдесят, солдаты остановились и открыли огонь, теперь прикрывая мой отход. Я вскочил и зигзагами помчался к своим. Теперь пули свистели вокруг меня с обоих сторон.
   - Сейчас Чудинов хлопнет меня, и никто не докажет, что это сделал он. - Мелькнула у меня мысль и исчезла. Ещё несколько прыжков и я тоже залёг. Стёр пот, огляделся. Метров в тридцати от нашей позиции улица делала плавный поворот и он мог нас скрыть от боевиков. Прокричав приказ куда отходить, мы стали пятится, не прекращая огня. И вовремя, послышался выстрел гранатомёта и в двух метрах от того места, где мы только что были, вспух разрыв гранаты. Потом ещё один, но было поздно, мы уже скрылись за поворотом и спешным шагом двигались навстречу десантникам. Я в нескольких словах обрисовал командиру роты сложившуюся обстановку.
   Несколько команд и два десантника, выскочив из-за поворота улицы, выстрелили почти одновременно из огнемётов. Прогрохотали разрывы и стрельба со стороны духов быстро пошла на убыль.
   Мы начали отходить, но не поспешно, а организованно. Впереди шла моя группа. Я тащил пару трёхлитровых банок с соком, солдаты тоже тащили по несколько банок сока. Чудинов
  помимо банок нёс и магнитофон, а я то думал, что он его в перестрелке бросил. Но оказывается не так то просто напугать нашего солдата и отобрать у него то, что он добыл. Сразу за нами шли три десантника, которые тащили несколько тяжёлых и объёмных вещмешков, остальные прикрывали наш отход. Тут я наконец-то обратил внимание, что и с горы десантники вели огонь по духам, не давая им преследовать нас.
   Если с горы мы спустились в деревню быстро, то в гору подыматься было тяжело, сказывался малоподвижный образ жизни, да и подъём был достаточно крут. С небольшими остановками для отдыха мы всё-таки поднялись наверх. Я оглянулся на деревню, отметив про себя, что к горевшим домам добавились ещё несколько, которые были подожжены в ходе прикрытия нашего отхода. Пройдя несколько метров, я со стоном наслаждения расположился в тени дерева, куда сразу же подтянулись и другие офицеры. Сковырнув с банок крышки, мы все с большим удовольствием стали пить холодный сок. К нам присоединился командир десантников. Он тоже остался доволен вылазкой, притащив тринадцать кур, четырёх индюков и других съестных припасов по мелочи.
   - Ну что, когда вы будете сваливать отсюда? А то я сейчас дам команду курятинки приготовить. Посидим. - Сделал многообещающее предложение ротный.
   Но, получив ответ, что мы отсюда скоро уйдём, тоже особо не огорчился: - Ладно, тогда в другой раз угощу. А сегодня в роте устрою "праздник живота", - он довольно засмеялся и прокричал своим солдатам команду на сворачивание. Через пять минут они убыли в своё расположение.
   Пока мы ходили в деревню и наслаждались соком, обстановка кардинально изменилась. У перекрёстка дорог, у газораспределительной станции скопились тылы 501 полка, а сами подразделения уже были в двух километрах впереди. Одна из рот полка развернулась фронтом к северной окраине соседней деревни и заняла оборону, прикрыв от возможной атаки боевиков тылы полка. А с южной окраины деревни на Шали уходили автомобили нагруженные домашним скарбом.
   Задача наша была выполнена и мы, лениво попивая сок, поглядывали на впереди лежащую местность и на нашу деревню, которая опять была совершенно безлюдна, не подавая ни единого признака жизни.
   Но признак жизни всё-таки появился. В центре деревни из двора большого дома в небо стала виться тонкая ниточка дыма от костра.
   - Что там, хозяин совсем охренел? Или он нам вызов бросает? Так мы быстро сейчас всё на свои места поставим. - Удивлённо пробурчал Игорь Чуватин.
   Старший помощник начальника артиллерии подготовил данные для стрельбы и передал их на огневую позицию дивизиона.
   Как только мы услышали команду "Залп", вскинули бинокли и стали наблюдать. Разрывы двенадцати снарядов легли, не долетев до двора с костром сто метров. Было отмечено прямое попадание снарядов в несколько домов, а остальные снаряды разорвались на огородах и дворах.
   Игорь уточнил прицел. Следующий залп лёг теперь с перелётом сто метров. В небо дружно
  взлетели обломки домов, крыш. Ещё несколько домов не подлежало восстановлению. Чуватин споловинил пристрелочную вилку, подал команду "веер сосредоточенный" и дал команду на следующий залп. Мы в азарте замерли. Ведь если сейчас огневики сработают точно, то не только от двора, где кто-то развёл костёр, но и от соседних домов мало что останется.
   Но снаряды к удивлению легли несколько в стороне, но кучно. Вперемешку с дымом в небо
  поднялась и красная кирпичная пыль от взорванных домов. А двор с дымом от костра остался невредимым, и как будто в насмешку дым стал ещё гуще и солиднее.
   Чуватин недовольно выматерился, но дал команду довернуть залп влево. Но и следующий залп лёг не там, куда его направляли. Мы заржали, а Игорь высказал начальнику штаба дивизиона по радиостанции всё, что он думал о сегодняшней стрельбе дивизиона.
   Действительно, стреляли сегодня огневики из рук вон плохо. Долго наводили и неточно.
   - "Полтава", доворачиваю ещё раз, попробуйте не попасть. Приеду, всех вас в порошок сотру, - недовольно прокричал в эфир офицер, и передал корректуру на огневую позицию. Мы же во всю веселились, глядя на этот концерт, и спорили: попадут огневики в этот раз в цель или
   нет. Залп, конечно, лёг не туда куда надо. Смеялся даже Чуватин. Были разбиты все дома и строения в этом квартале, кроме одного дома. Он победно торчал среди куч кирпича и разбитых домов. Был цел даже забор, который ограждал двор. Кругом же дома дымились развалины, но дыма от костра уже не было. Когда он пропал, никто не обратил внимание. Это вызвало новый взрыв смеха.
   - Игорь, хватит, - смеясь, обратился к Чуватину майор Седых: - Ты уже загасил костёр. Вообще я предлагаю, когда мы уедем отсюда оставить здесь записку. Духи ведь проберутся сюда. Что, мол так и так: в разрушении данного квартала виноват хозяин такого-то дома, который нагло разжёг костёр среди бела дня во дворе дома. Так они его сами потом убьют.
   Отсмеявшись, мы начали сворачиваться и через пять минут были готовы к движению. Я сел на броню БРДМ-2, из люка лились звуки музыки, а водитель Чудинов балдел с закрытыми глазами от счастья.
   - Чудинов неужели ты отремонтировал магнитолу? - Удивился я.
   - Товарищ майор, да там оказывается предохранитель нужно было поменять, а теперь и новости Вы можете послушать - Чудинов защёлкал переключателем и послышались позывные "Маяка". Я только закрутил головой от удовольствия.
   Я заглянул в люк: - А где Алушаев? - Спросил я, не обнаружив, последнего на своём месте.
   - Сейчас, товарищ майор. Он за мясом пошёл.
   Я выпрямился и оглянулся. К БРДМ-2 подходил пулемётчик, нагруженный тремя вещмешками с мясом.
   - Откуда мясо? - Спросил я.
   - Да мы тут ещё одного телёнка завалили. Сегодня батарея мяса поест вдоволь, - с удовлетворением произнёс Алушаев, закидывая мешки на броню.
   Все были на месте. Можно было трогаться домой. Я махнул рукой, смотревшему на меня с ПРП Чуватину, что я готов к движению и мы тронулись. Так благополучно закончился 61 день моей войны в Чечне.
  
  
  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
  
  Глава третья.
  Отпуск.
  
  
   Мерно и ровно гудели двигатели самолёта ИЛ-76. За время полёта я уже наверно сотый раз обводил взглядом внутренности фюзеляжа, под завязку забитые разным воинским людом. Здесь были офицеры, прапорщики, солдаты. Отдельной кучкой держались менты, возвращающиеся домой. Рядом со мной расположились спецназовцы и мой взгляд частенько останавливался на красивой девушке, одетой в камуфляжную форму, которая находилась в их группе. Была она того типа молодых женщин, которые сразу же притягивали взгляд мужчин, но только не похотью, а той чистой, естественной красотой, которая дана природой. Она знала о своей красоте, знала что сотни изголодавшихся мужских глаз жадно рассматривали её, раздевали взглядом, хотели её, но чувствовала она себя в этой обстановке спокойно: зная, что её никто не обидит или оскорбит. Что каждый из этих мужчин, если понадобиться защитит её, от любых посягательств потому что она была членом нашего армейского коллектива.
   Вдоль бортов, справа и слева от меня сидели мои товарищи, которые вместе со мной летели домой в отпуск. Я ещё раз вскинул руку и поглядел на часы: до посадки в Москве оставалось около получаса. Я счастливо и блаженно вздохнул, в который раз удивившись про себя, как стремительно-переменчива бывает судьба военного. Ещё сутки назад, я даже и подумать не мог, что уже сегодня я буду в отпуске и приземляться в Москве.
   Вчера, уже в конце вечернего совещания подполковник Колесов встал и сказал: - Да, чуть не забыл. Командование группировки разрешила отправить ещё одну группу офицеров в отпуск до первого мая. Вы там у себя прикиньте, кто поедет с подразделений и сразу же подайте списки, чтобы оформить отпускные билеты. Выезд завтра утром.
   В голове у меня мелькнула мысль: - А почему бы и мне не съездить домой?
   В батарее вызвал к себе командиров взводов, техника и старшину: - Появилась возможность съездить в отпуск. Я решил следующим образом. Вы все холостяки и ехать вам в принципе не к кому. А мне есть куда ехать - к семье. Тем более я не знаю, как для меня окончится уголовное дело с танками. Стоит какая-то странная и непонятная тишина. И когда меня отсюда отпустят, я тоже не знаю. Поэтому буду проситься в отпуск. Как, Коровин, справишься с батареей? - Неожиданно и в лоб спросил я командира взвода, - сразу же хочу сказать: если меня не отпустят
  в отпуск, поедет кто-то из вас - командиров взводов.
   Коровин задумался, помялся, но потом как-то с неохотой произнёс: - Езжайте, товарищ майор, справимся.
   Через пять минут я стоял перед Колесовым и приводил доводы один за другим, пытаясь сломать неуверенность начальника штаба.
   - Копытов, чего-то не совсем нормально получается. У тебя ещё твой заместитель из отпуска не вернулся, а ты бросаешь батарею на командира взвода, тем более он у тебя двухгодичник. Справится ли он с батареей?
   - Товарищ подполковник, по настоящему батареей сейчас должен рулить старший прапорщик Карпук, который имеет непререкаемый авторитет у личного состава. Но он старший прапорщик, нельзя его оставлять за себя. Но Карпук сказал, езжайте Борис Геннадьевич, всё будет нормально. Да и Кирьянов вот-вот подъедет: может быть уже завтра или послезавтра и возьмёт бразды правления на себя.
   - Ладно, Копытов, убедил. Иди, оформляй отпускной. - И всё закрутилось. Форма чистая у меня была, оставалось только подшить её и оборудовать знаками различий. Гораздо труднее было достать хоть какое-то количество денег. С трудом, но я решил и эту задачу, правда понимая, что денег до дому всё равно не хватит и придётся рассчитывать на армейскую смекалку и удачу.
   Компания отпусников собралась разношёрстная: помимо меня, в отпуск поехал Николай Кудрявцев, Олег Касаткин, прапорщик Масленников, которого я пленил на станции Примыкание, один малознакомый офицер со штаба полка и ещё несколько младших офицеров с батальонов и подразделений. Старшим команды назначили начальника артиллерии подполковника Богатова. До Ханкалы нас добросили на машине, ну а дальше мы были предоставлены сами себе. Богатов быстро сориентировался, вывел нас на вертолётную площадку, где нам показали группу из трёх вертолётов: - Вон, тот крайний вертолёт вас и доставит в Моздок.
   Экипаж, когда мы подошли, был в сборе и готовился завтракать. Командир вертолёта выглянул из машины: - Ребята, всё нормально, я знаю про вас. Сейчас мы позавтракаем и минут через двадцать летим. Кто старший у вас? Вы, товарищ подполковник? Тогда, сколько вас человек? А, двенадцать.... Ну, тогда всё нормально. Извините, но мы покушаем. - Пилот скрылся в глубине вертолёта, оставив нас в лёгком удивлении.
   Судя по разговору, помятому виду и спотыкающейся речи, пилот был явно навеселе. Частенько приходилось слышать рассказы очевидцев о том, как квасят вертолётчики, но ведь летают и пока не слышно было чтобы разбивались по такому делу.
   Через несколько минут мы с Богатовым заглянули внутрь вертолёта и увидели картину, которая посеяла в наши души пока ещё только лёгкую тревогу. В салоне был расставлен раздвижной столик, на котором разложена закуска, а над всем этим возвышалась литровая бутылка водки "Распутин". Все трое членов экипажа, периодически прикладываясь к кружкам, бурно обсуждая произошедшую накануне вечеринку. Начальник артиллерии в расстроенных чувствах почесал затылок: - Бутылка на троих вроде бы ничего..., но вот на старые дрожжи.... Как ты на это смотришь, Боря?
   Мы махнули на всё рукой и стали терпеливо ждать окончания завтрака. За это время к нам присоединились ещё несколько полковников ВВ. Из чрева вертолёта выглянул командир экипажа, оглядел нас. Взгляд его был расплывчатый и никак не мог сосредоточиться.
   - Товарищ подполковник, пересчитайте ещё раз количество пассажиров. - Богатов посчитал и доложил, что нас уже шестнадцать. Хотя мы прекрасно знали, что вертолёт этот по норме подымал только двенадцать человек. Лётчик кивнул головой и стал что-то шептать нашему старшему на ухо, отчего у начальника артиллерии вытянулось лицо. Тот в свою очередь подозвал меня к себе.
   - Боря, ты взял водку, как я тебе говорил? - Вчера вечером Богатов вызвал меня к себе и приказал взять с собой водку, так как вертолётчики в качестве пропуска на вертолёт иной раз просят спиртное. Я передал две бутылки водки, а те в свою очередь исчезли внутри вертолёта.
   Когда командир экипажа в очередной раз показался в дверях, нас у вертолёта было уже двадцать четыре человека. Лётчик, крепко ухватившись руками за края дверей, молча выслушал доклад о количестве пассажиров, обвёл мутным, ничего не выражающим взглядом обращённые к нему с надеждой лица, оторвал руку от края дверей и бесшабашно заявил: - А, ерунда, взлетим.
   Вертолёт долго и нудно раскручивал винты, пробуя их на различных режимах, потом громко взревел и несколько раз попытался оторваться от лётного поля, но ничего не получилось. Я думал, что вертолётчики начнут часть пассажиров высаживать, чтобы взлететь, но вертолёт двинулся с места и мы покатили куда-то в сторону, пока не выкатились на бетонную полосу. Здесь машина быстро поехала по полосе, набирая скорость и в конце-концов тяжело оторвалась от земли и стала медленно набирать высоту. Дверца кабины открылась и оттуда вылез пилот, подошёл ко мне и спьяну попутав, стал докладывать: - Товарищ подполковник, мы сейчас прилетим на другой конец города, в аэропорт Северный. Там мы будем всего пять минут и потом сразу же летим в Моздок.
   Я махнул рукой, мол - валяй и прильнул к иллюминатору, осматривая панораму разрушенного Грозного с птичьего полёта.
   Через семь минут мы приземлились в аэропорту Северный и подрулили к полуразбитому зданию аэровокзала. Долго лётчик пытался открыть дверь, а когда она распахнулась, то в вертолёт ворвался авиационный генерал и стал распекать своего подчинённого за опоздание, но тут он обнаружил что тот ещё и сильно пьяный, и не только он, но и весь экипаж.
   Генерал бесновался, обещая всех выгнать и уволить, но ругался недолго, и скорее всего для порядка. Безнадёжно махнув рукой, приказал очистить от пассажиров салон и грузить в вертолёт носилки с раненными, для доставки их в Моздок.
   Машину быстро загрузили ранеными, туда же обратно влезли полковники ВВ и вертолёт улетел, оставив нас у здания аэровокзала. Я особо не волновался, возложив свои надежды на изворотливость своего начальника: он подполковник - пусть и крутится, а я всего командир батареи. Вместе с Олегом Касаткиным мы осмотрели разбитое здание аэропорта, потом покушали в офицерской столовой, расположенной здесь же, а через пятнадцать минут, через огромную толпу перед большим вертолётом МИ-26, пробились на посадку. Уже у дверей вертолёта взмыленные таможенники завернули обратно начальника артиллерии, обнаружив у него бинокль и пропустив в вертолёт нас. Посадка заканчивалась, когда появился уже порядочно взмыленный Богатов, который со злостью сунул таможеннику бумажку с подписью и печатью коменданта аэропорта, разрешающую вывоз бинокля.
   Моздок встретил нас мелким, нудным дождём, который поливал несколько самолётов, готовящихся к отправке в центральные области России, а также холодным и пронизывающим ветром. Техника посадки на самолёты в Моздоке была одна: офицеры и прапорщики ходили от самолёта к самолёту, выясняя куда он летит, а потом просились у экипажа на борт попутного самолёта. Конечно, много было злоупотреблений со стороны лётчиков, но с этим приходилось мириться, так как хотелось быстрее покинуть эту мало гостеприимную землю.
   Выяснив, что только один ТУ-134 летит в нашу сторону, мы пристроились в конец длинной очереди. Но, не доходя до нас несколько человек, лётчики прекратили посадку: мотивируя тем, что уже нет мест. Мы окружили командира экипажа и стали его горячо уговаривать. После некоторого колебания, он запустил ещё несколько человек, на бетоне осталась только наша группа.
   - Всё, ребята, даже не уговаривайте. На борту и так 113 человек. Больше никого не возьмём. - Категорично заявил командир.
   Я выдвинулся вперёд и сделал последнюю попытку уговорить лётчиков: - Товарищ коман-дир, мы вон на вертолёте МИ-26 сейчас прилетели, так там сто пятьдесят шесть человек летело. Неужели вы не можете к себе ещё 12 человек взять?
   Лётчики весело рассмеялись: - Товарищ майор, вот этот сарай, или как вы его армейцы называете "Корова", имеет право подняться в воздух, если у него на борту минимум семь тонн. Вот и посчитайте, сколько человек там в момент только взлёта должно быть.
   С грустью мы проводили взглядом улетевший самолёт и почти уже смирились с ночёвкой в не отапливаемой и сырой палатке пересыльного лагеря на аэродроме. Но в этот момент приземлился ИЛ-76, который выгрузил груз и отряд ментов.
   - Да, ребята, через полчаса вылетаем обратно в Москву. Садитесь, какие проблемы.
   Через полчаса самолёт был забит под завязку военнослужащими и взял курс на Москву.
   Уши сильно заложило, сигнализируя, что самолёт начал снижение, а через тридцать минут мы уже катили по рулёжным дорожкам аэродрома к освещенным ярким огнями зданиям. Задняя аппарель открылась и толпа ринулась на выход. Так как мы сидели почти у кабины пилотов, то
  нам пришлось немного подождать, пережидая неизбежную толкучку при высадке. Случайно разговорившись с лётчиком, с удивлением узнал, что это не конечный пункт прибытия, а высадив людей, они продолжат свой полёт в Нижний Новгород и они не против, если мы с ними долетим до конца. Я схватил за руку подполковника Богатова, который подхватив свои вещи, направился на выход: - Товарищ подполковник, полетели дальше.
   Но Богатов и малознакомый офицер штаба упёрлись и решили ехать из Москвы поездом. Оставив меня старшим группы, офицеры вышли из самолёта и направились к зданиям. А мы через час были в Нижнем Новгороде, тем самым съэкономив массу времени. Мы уже в Нижнем, а Богатов ещё, наверно, и до вокзала не добрался. Лётчики подвезли нас до здания аэропорта и тепло распрощались. Было уже около двенадцати часов ночи, а судя по расписанию поездов, у которого мы столпились, наш поезд отойдёт от вокзала через три часа - то есть успеваем переехать на вокзал. Посовещавшись, мы приняли решение звонить в комендатуру, чтобы те прислали за нами дежурную машину.
   По телефону связался с дежурным помощником коменданта города, представился и объяснил ситуацию: группа офицеров едет на несколько дней из Чечни в отпуск, среди нас есть легкораненые, что было недалеко от истины. (Вокруг меня слонялся Коля Кудрявцев и нянчил перевязанную руку. Наркоз отошёл и рука сильно болела, также он нуждался и в смене повязки) Попросил прислать за нами дежурную машину для переезда на железнодорожный вокзал.
   Возникла небольшая пауза, в течении которой дежурный помощник обдумывал ответ: - Товарищ майор, выслать машину за вами не могу, на сутки работы дежурной машины выдано только 34 литра бензина. Добирайтесь своим ходом.
   - Товарищ капитан, нам 34 литра бензина хватит, чтобы перебраться на железнодорожный вокзал, - я добавил командирские нотки в голос, - так что давайте, без лишних споров высылайте на аэропорт машину.
   - Товарищ майор, - послышался в телефонной трубке голос дежурного, в который он также добавил металла, - Вы, наверно, не поняли, что 34 литра бензина мне дали на сутки. Я подчёркиваю - на сутки, для того чтобы дежурная машина могла выехать для обеспечения служебной деятельности комендатуры и дежурных смен, несущих комендантскую службу.
   - Послушай, капитан, - я уже не скрывал своего раздражения, - меня не интересует где ты потом возьмёшь бензин. Если ты хочешь, я могу тебя научить, как добыть в городе бензин.... Ах, тебя учить не надо. Хорошо. Так выполняй свои служебные обязанности, в которые входят приём и отправка команд. А я старший команды военнослужащих, и не простых, а людей которые знают что такое смерть. - Дежурный помощник попробовал мне опять возразить, но я уже повысил голос и к металлу добавилась уже и злость, - Ты, тыловая крыса, сидишь в тепле: наверно, рядом лампа с абажурчиком, чтобы глаза не слепило и чайком балуешься. А у меня по ночам глаза на лоб вылезают, когда я пялюсь каждую ночь на передке в темноту. Значит так, если ты в течении часа не пришлёшь за нами машину, и мы опоздаем на поезд, жди нас в гости рано утром. Мы твою комендатуру по кирпичикам раскатаем. Что самое интересное - ничего нам за это не будет. Понял? Мы ждём машину.
   Я с треском опустил телефонную трубку на аппарат и огляделся. Вокруг меня стояли мои товарищи и с удивлением смотрели на меня.
   - Боря, я с кем ты так разговаривал?
   - А.., с дежурным помощником военного коменданта. Блин, не сдержался: теперь он хрен машину пришлёт.
   Кудрявцев убаюкивая раненую руку, засмеялся: - Ну ты, Боря, и орал. Тут чёрные недалеко крутились, так они сразу же слиняли, да и остальной народ разбежался.
   Действительно, зал и так был полупустой, но теперь только на противоположной стороне виднелся дежурный милиционер, который помахивал резиновой дубинкой и изо всех сил делал вид, что он в зале один и он нас не видит. Я ещё раз посмотрел на мента и принял новое решение.
   - Будем выбираться отсюда самостоятельно, пошли к ментам.
   В обшарпанном помещении милицейской дежурки находились два милиционера, которые плотоядно хихикали и суетились вокруг девушек явно лёгкого поведения, ведя извечную игру между женщиной и мужчиной. Дёвчонки были хорошо поддатые, смолили сигареты и с удовольствием принимали знаки плотского внимания. Дальше всё бы развивалось по избитому сюжету и утром менты бы с удовольствием смаковали разные подробности маленького, но весёлого приключения перед новой сменой. Наше появление слегка нарушили ход событий и милиционеры, возмущённые бесцеремонным вторжением на их территорию, попытались выдворить нас из помещения, но получили жёсткий отпор, после чего мы попросили отвезти нас на вокзал. Блюстители порядка быстро оправились от замешательства.
   - Товарищи военные, нет бензина. Выдают на дежурство по чуть-чуть, а так бы помогли. - Усмехаясь, заверил нас старший.
   Его усмешка заставила меня в очередной раз вспыхнуть: - Ты чего, сержант, усмехаешься? Я ещё и часа не нахожусь в России, а мне тут пытаются впарить, что я не в самой богатой нефтью стране нахожусь. Иди и показывай мне датчик бензина. Если соврал - пожалеешь.
   При других обстоятельствах, мне бы менты не простили того тона, с которым я с ними общался, но здесь было явное численное преимущество на нашей стороне, и вид наш говорил - лучше не связываться. Поэтому сержант послушно побежал из помещения к машине, где включил зажигание и показал действительное отсутствие бензина в баке.
   - Вот, товарищ майор, нам говорят, что всё горючее уходит к вам - в Чечню.
   Мы вывали обратно на улицу и решили скинуться деньгами и вообще разобраться - что мы имеем. Оказалось, что имеем очень мало. К нам, было подкатили местные и предложили перекинуть на вокзал за двести рублей с человека. Но мы их вынуждены были отфутболить: даже если бы и по сто рублей - мы всё-таки не тянули. А ведь надо ещё билеты нам покупать на что-то.
   Через несколько минут к нам подскочил и лихо затормозил невзрачный "Москвич-412", из него вылез такой же невидный мужичок и парнишка лет пятнадцати.
   - Ребята, вы что с Чечни?
   - Да, а что такое?
   - Да я в Афгане воевал, знаю что это такое за война, поэтому и вас уважаю. Давайте я вас в два рейса перекину на вокзал.
   - Спасибо, мужик, но мы не тянем по деньгам.
   - Да дайте мне до конца рассказать. Я по ночам здесь с сыном "бомблю", цены эти жлобские знаю. Я вас так перекину, а чтобы у меня хоть какая-то выгода была, возьму с вас по 25 рублей с человека. Как предложение?
   Да, это было уже нормальное деловое предложение. Первой партией мы отправили Николая Кудрявцева, чтобы он на вокзале до нашего приезда перевязал в медпункте руку и сделал обезболивающий укол, а я с оставшимися остался ждать второго рейса. Но в одиночестве мы были немного. К нам подошёл молодой человек и спросил - с какого мы полка.
   - С 324 го. А что? - Настороженно ответили мы.
   - Да ваш товарищ, с перевязанной рукой, приезжал к нам в полк, а я старший лейтенант Часов с 511 полка - ваш сосед слева. Я месяц назад был ранен и только позавчера приехал из госпиталя, сейчас здесь встречаю брата, должен прилететь. Пойдёмте в бар посидим, я угощаю.
   В баре старший лейтенант заказал пару бутылок коньяка, лёгкой закуски. И час до возвращения "Москвича", прошёл в оживлённой беседе. Мы тепло распрощались с офицером, за полчаса промчались по тёмным улицам Нижнего Новгорода и у багажного отделения воссоединились с первой группой, щедро рассчитались с водителем и ещё дали ему новенький камуфлированный костюм, чему он был особо рад.
   Когда "Москвич" уехал, я оглядел своих товарищей. Первая группа тоже зря время не теряла,
  ожидая нас. Все были датые и оживлённые, за исключением начальника связи: тот хмуро продолжал укачивать руку и временами морщился от боли.
   - Коля, тебе пить со всеми не стоило бы. Ты же знаешь, что обезболивающие на пьяного не действует.
   Бородуля ещё раз сморщился от боли: - Боря, да никто мне и не делал укол. В мед. пункте молодое хамло сказало: - Где вас ранили - там и перевязывайтесь.
   В мед. пункте, куда мы ворвались возмущённые и озлобленные, находился молодой врач и симпатичная, молоденькая медсестра. Врач, было дёрнулся и закричал: - Почему толпой? - Но тут же получил по лицу два хлёстких удара ладонью, правда не сильных. Один из офицеров сгрёб его за халат на груди и сильно встряхнул: - Ты, что это, сучонок? Офицер ранен, защищая тебя, твою медсестру, Россию, а ты его выгнал. - Врача ещё раз сильно встряхнули, - если духи придут сюда, то они задницу тебе прикажут лизать, а потом делать туда уколы, а в это время остальные медсестрой будут баловаться. Быстро, перевязывай рану и делай обезболивание майору.
   Побледневший эскулап, дрожащими руками начал отламывать ампулы и набирать в шприц обезболивающее. Мы же расселись на стулья и стали успокаивать напуганную медсестру, которая довольно быстро пришла в себя и стала даже наезжать на нас.
   - Я, конечно, не одобряю поступка врача: я ему потом сказала об этом, когда он выгнал майора. Надо было оказать помощь. Но и вы ведёте себя неправильно: избили врача, ведёте себя как хулиганы, а вы же офицеры. Про вас так красиво Газманов поёт.
   - Знаешь, дорогая, - Олег Касаткин пододвинулся к ней вместе со стулом, - стране и вам всем по большому счёту наплевать на нас военных: как мы там воюем в Чечне, за что погибаем, за чьи интересы и ошибки. Вот ты красавица вспомни: что ты делала 15 марта?
   - А мне и вспоминать не надо: день рожденье у подруги было, - у девушки даже улыбка появилась на лице: наверно, веселое день рожденье было.
   Олег внимательно посмотрел на медсестру и со вздохом пододвинул к себе сумку: - Ты даже оживилась, вспомнив день рожденье. Весёлое было - да? А теперь посмотри, что я в сумке везу. И ты доктор тоже посмотри. - Касаткин расстегнул сумку, стал доставать из неё и раскладывать на медицинской кушетке вещи и различные предметы. Мы знали, что эти вещи Олег везёт в музей боевой славы дивизии, но с интересом наблюдали за реакцией побледневшей медсестры и врача, который так и застыл с бинтом в руке. Когда вещи были разложены, Олег начал тихим голосом рассказывать: - Вот это бронежилет, вернее остатки бронежилета капитана Нестеренко. Он погиб в атаке, в 10 часов дня 15 марта, когда ты, солнышко, нетерпеливо ждала прихода вечера и чистила пёрышки, чтобы повеселиться. Только Юрка, уже смертельно раненый, тяжело умирал. А это его автомат. Автоматом эту железку уже не назовёшь, но вот что остаётся от оружия, когда рядом происходит взрыв. А это шлем старшего лейтенанта Сороговец: он погиб часом раньше, после того как разведчики в рукопашной схватке очистили окопы от боевиков, ему пуля снайпера попала прямо в глаз. Вот эти тёмные пятна на шлеме - засохшая кровь Сороговца. А это неотправленные домой письма сержанта Молдаванова. Правда, он погиб 13 марта, когда прикрывал вынос раненого из боя. Доктор, - Олег повернулся к врачу, - машина сержанта горела, а он вёл огонь из горевшей машины, так и сгорел, но не дал боевикам приблизиться к раненым. Тут у меня кинжал лежит, но это трофей. Видишь, какой он красивый и большой. Я его помыл после того, как он ко мне попал, а так он был в каких-то бурых пятнах: может кому-нибудь из наших пленных башку отрезали. Вот так. Были люди, смеялись, жили, детей растили, а теперь от них только вещи остались, которые будут лежать в пыльных витринах музея.
   И Россия нас встречает, как мачеха, как преступников или наёмников. Вот вам и пример, - Олег махнул рукой в сторону врача, - А Газманову низкий поклон от нас, хоть кто-то хорошее про нас говорит и поёт. А врач твой, ещё мало получил. Но ладно, мы его трогать больше не будем, но я думаю, что это ему послужит хорошим уроком, хотя любви к военным не прибавит. Но это уже его проблемы.
   Когда были закончены все медицинские процедуры, мы вышли из медпункта и направились в здание вокзала. Около главного входа, вертя головой во все стороны и переминаясь с ноги на ногу, стоял водитель "Москвича" с сумкой в руке, а около него стояли два патрульных мента, и проверяли его документы.
   - Ребята, - радостно закричал он, чуть ли не всю привокзальную площадь и дёрнулся к нам, но милиционеры крепко схватили его за руки, - я уж думал вы уехали.
   - Что за проблемы, мужики?
   - Проверяем документы у подозрительного лица.
   - Да я этих офицеров-чеченцев с аэропорта привёз. Ребята, я деньги с вас всё-таки взять не могу. Вот купил вам водки и закуски, - водитель поднял тяжёлую сумку и со стеклянным звоном встряхнул её.
   - Ребята, мы с Чечни, в отпуск домой на несколько дней едем. На аэропорту с нас по двести рублей с человека содрать хотели, а он нас, получается теперь, бесплатно перевёз. Отпустите его. - Менты, особо не споря, но для приличия всё-таки сделав мужику замечание, отпустили его и величественно удалились.
   Было уже два часа ночи и в кассовом зале куда мы зашли почти не было людей. Лишь около одной из касс виднелась небольшая очередь, во главе которой находились два пьяных в дымину, здоровенных солдата в парадной форме. Судя по размалёванным чемоданам и расшитую разными прибамбасами форму это были дембеля. Один из них, засунув по плечи голову в кассу, любезничал с кассиршей, представляясь самому себе сногшибательным Казановой. Второй стоял рядом и пыжился от сознания того, что они два перца "гарцуют" тут. Очередь терпеливо стояла и молчала, боясь сделать замечание бойцам и получить в ответ оплеуху. Коля Кудрявцев, шедший впереди нас, увидев эту минорную картину, молча, как разъярённый бык ринулся к солдатам и, далеко отводя раненую руку, приготовился ударить бойца с боку. В долю секунду ярко представив, как от сильного удара, отрезанная стеклянным краем голова солдата упадёт кассирше на стол я крикнул: - Кудрявцев, Стой!
   Но было поздно: солдат только высунул на крик голову и тут же получил сильный удар в челюсть. Пролетев метра три по воздуху, нелепо размахивая руками, он шмякнулся на гладкий мраморный пол и уехал в угол. Второй, получив мощный пинок под задницу и подхватив чемоданы, ринулся мимо нас на выход, где споткнулся о первого солдата, который уже на четвереньках выбежал из угла и вставал на ноги. Побарахтавшись на полу несколько мгновений, оба подхватив чемоданы вскочили и молча исчезли из кассового зала.
   Была ясно, что после такого демарша с нашей стороны - билетов мы не получим. Очередь заволновалась и с возмущением обрушилась на нас. Было тут много до боли знакомых выражений и оборотов, появившиеся в годы "демократических преобразований": - "откормленные молодчики" и "бедные солдатики, которые в армии как в тюрьме", "лучше вы бы боролись с дедовщиной, а не распускали руки", "обуза на шее государства и надо всех офицеров поставить к станку, или выгнать на колхозные поля с лопатой", но появились и новые, в свете событий в Чечне - "убийцы, наёмники, насильники и мародёры".
   Обвинений и оскорблений было так много, что Кудрявцев перестал трясти рукой и застыл, открыв рот в удивлении. Но назревающий скандал прекратила старушка, которая решительно встала на нашу защиту.
   - Чего разгалделись? Когда пьяные солдаты двадцать минут не давали никому билеты купить, так вы все молчали, языки проглотили. Чего вы, мужчина, молчали, когда они тут слюни пьяные пускали увидев девушку, а сейчас громче баб кричите. Сами в очках, наверно, в армии не служили? Правильно "офицера" сделали, навели порядок. Берите сынки билеты, не стесняйтесь.- Очередь как по мановению палочки заткнулась и теперь я сунулся к кассирше в окошко.
   Но не успел я спросить, как она отрезала: - Для вас, билетов никуда нет.
   - Девушка, давайте не будем ссориться: мне надо восемь билетов до Свердловска, а вы даже не поглядели.
   - Билетов нет, мне и смотреть не надо.
   Я долгим взглядом посмотрел на кассиршу и понял, что разговаривать с ней бесполезно. Мы отошли от кассы, а кассирша стала бойко продавать билеты и вполне возможно на наш поезд. Я ещё раз окинул взглядом пустой кассовый зал и в углу заметил неприметную дверь с надписью "Дежурный по вокзалу", около которой стояла женщина в железнодорожной форме и с красной повязкой на руке.
   - Товарищ дежурный, - обратился я к ней, - ваш сотрудник отказалась обслуживать нас. Я попрошу вмешаться и сделать ей замечание.
   Женщина сурово сдвинула брови: - Кассир сделала правильно, что не стала обслуживать хулиганов в форме. Я всё видела и полностью поддерживаю её действия.
   - Уважаемая, увидев что два пьяных солдата, мешают продаже билетов и отвлекают вашего сотрудника от служебных обязанностей, вы должны были вызвать патруль, или милицию, чтобы те привели этих дембелей в порядок. Давайте так, не будем раздувать скандала, идёмте к кассе. Вы продаёте нам билеты, и мы уже через пятнадцать минут уезжаем отсюда на поезде.
   Теперь к сурово сдвинутым бровям, прибавились сурово сжатые тонкие и бесцветные губы: - Билеты вам проданы не будут, пока вы не извинитесь перед солдатами.
   - Ну, вы мать, и даёте, - поняв, что билеты нам здесь вообще не продадут, я изменил тон, - а теперь послушай меня. Мы сейчас расположимся вон там - под вашим красивым, электронным табло. Достанем водку, закуску и устроим такой бедлам, что вы сами принесёте нам билеты. Это я вам обещаю. - Я повернулся к товарищам, - ребята, приземляйтесь вон там. Доставай водку и закуску.
   Дежурная возмущённо зафыркала: - Только попробуйте водку распивать здесь, я сразу же вызову милицию.
   - Давай вызывай, только милиция связываться с нами не будет. Они просто не имеют право задерживать нас - офицеров, а вызовут сюда комендатуру. Которая приедет и заставит вас продать билеты, да ещё где-нибудь запись сделают об вашем отношений к выполнению своих служебных обязанностей. А полезут менты к нам, мы тут такую драку устроим, что половину зала разнесём и вы изначально будете виноваты: так как вы спровоцируете своим действиями беспорядки. - Я приложил руку к головному убору, - Честь имею, сударыня.
   Дежурная задохнувшись от возмущения, резко развернулась и скрылась за дверью, предварительно громко хлопнув ей. Очереди перед кассой уже не было, кассирша вытянув шею, с опаской поглядывала в нашу сторону через стекло, а ребята, расположившись под табло, демонстративно раскладывали на скамейке водку, кружки и закуску, поджидая меня.
   Хлопнули по первой, потом по второй: постепенно оживились и стали забывать, для чего мы здесь находимся. Прапорщик Масленников "поплыл" первый и попытался запеть, но Коля Кудрявцев быстро заткнул его. Шуму большого мы не производили и когда в зал сунулась милиция - человек пять, то ничего предосудительного не обнаружила. На то, что мы в общественном месте распивали спиртные напитки, они просто закрыли глаза: посмотрели на нас издалека и ушли. Дежурная, которая вышла из помещения, поглядеть как менты нам будут крутить руки, разочаровано громко хлопнула дверью и тоже скрылась. Выпивка быстро закончилась, сказалась и усталость: мои товарищи стали постепенно засыпать, облокотившись на вещмешки и откинувшись на спинку скамейки. Вскоре я остался бодрствующим один. Посидел немного, думая над тем, как нам выбираться с Нижнего Новгорода. Потом встал и попробовал договориться с кассиршей, но та не шла на контакт ни в какую. Побродив по залу, я опять подошёл к расписанию движения поездов и ещё раз стал прикидывать возможности отъезда, которые были совсем не радостные - первый поезд был только через пять часов. Мой взгляд в очередной раз скользнул по расписанию и остановился на малоприметной строчке в самом низу расписания: - Почтовый поезд "Москва - Пермь" отправляется с Нижнего Новгорода в 3 часа 45 минут, ежедневно. Я бросил машинально взгляд на часы - 3 часа 30 минут. Так что, он должен сейчас отправляться и мы ничего про него не знали. У первого перрона, куда я выскочил, в серой
  предрассветной мгле, стоял почтовый поезд из десяти вагонов. Быстро пробежал вдоль состава, но двери везде были закрыты, и лишь когда я бежал обратно, двери одного из вагонов открылись и на перрон вышли две симпатичные девушки в железнодорожной форме.
   - Девчонки, вы с этого поезда?
   - Да, - девушки заинтересованно оглядели меня, что я сразу же отметил, как положительный фактор, - А что?
   - Девушки, милые, нас с Чечни в отпуск, пока в боях передышка, отпустили на неделю, а мы тут застряли. Не подхватите нас до Перми?
   Проводницы быстро переглянулись, но и так было понятно, что они согласны: - Ну, если развлекать будете - то тогда возьмём.
   - Девчонки, вы не разочаруетесь, что нас взяли. Мы сейчас мигом, - я рванул как на стометровке. За семь минут, что осталось до отправления поезда, нужно было разбудить ребят, объяснить ситуацию и всех посадить - что было достаточно проблематично.
   Бурей ворвался в зал и стал будить, тормошить и подымать сослуживцев. Но те непонимающими со сна и недавней выпивки глазами, смотрели с удивлением на меня и едва шевелились, не понимая, куда надо идти и зачем.
   - Ребята, чёрт побери, выпили же немного, чего же вы такие пьяные? Давай быстрей хватайте вещи, поезд отходит - я билеты купил.
   Слова "билеты" и "поезд" возымели магическое действие, офицеры встряхнулись и уже гораздо быстрее и чётче собрали вещи и ринулись на перрон. Я шёл последним и направлял группу, подталкивая в спину отстающих. Шуму было поднято достаточно и в зал из своего помещения выглянула дежурная по вокзалу, провожая нас недоумевающим взглядом. Времени было уже в обрез, да я и побаивался, что девушки увидев такую большую группу военных, да ещё не совсем трезвых - откажутся от нас, но дёвчонки криками стали подбадривать, чтобы мы ускорили посадку и я заскакивал практически уже на ходу.
   Отдышавшись и перезнакомившись, я поинтересовался не влетит ли девчонкам за то, что они нас пустили в вагон и смогут ли они нас довезти до Перми?
   Оказывается, проверок они не боялись, а так как их поезд в Пермь прибывал лишь к обеду следующего дня, то они предложили нам другой вариант: проехать с ними до ближайшей станции, от которой ходили электрички до Кирова и на них добраться до города. А оттуда на ближайшем поезде до Екатеринбурга. Так мы и сделали: и в два часа дня были уже в Кирове. В кассе нам сказали подойти через полтора часа, когда будет известно наличие свободных мест на проходящий поезд "Москва - Хабаровск". Ещё раз определились с деньгами - и с горечью убедились, что денег было мало, и вряд ли их хватит доехать всем даже до Перми. Военный, железнодорожный комендант, к которому я обратился за помощью, разъяснив ситуацию, лишь покачал головой и написал записку в кассу - "Данному офицеру оказать максимальное внимание и помощь в приобретении билетов".
   - Прости, майор, но больше я сделать ничего не могу. Извини.
   Погуляв немного, я подошёл к кассе, подал записку коменданта и попросил восемь билетов на все деньги: бумажные деньги и мелочь я вывалил на тарелочку. Тщательно пересчитав, она сказала: - Товарищ офицер, только до Верещагино.
   - Давайте до Верещагино, - про себя я решил: главное сесть в поезд, а там или договоримся с бригадиром поезда, или же пусть попробуют нас высадить. Получив билеты, я довольный вернулся на перрон, где оставил своих товарищей. Несмотря на отсутствие денег, Кудрявцев откуда-то притащил несколько бутылок портвейна "Кавказ", чем очень гордился и совал мне бутылки под нос. Узнав, что мы из Чечни, подошли ещё пару прилично одетых мужчин и стали угощать водкой. Короче, картина, которая мне открылась, не внушала оптимизма: Кудрявцев был пьяный, из сумки Касаткина вызывающе торчал ствол автомата Нестеренко, и по его виду нельзя было сказать, что это остатки автомата. Сам Касаткин, взяв огромный кинжал в рот, непонятно только как он его не разрезал до сих пор до ушей, и встав на цыпочки, нелепо размахивая руками, пытался танцевать стремительный кавказский танец. Масленников был в том состоянии, когда он закрыв глаза мог затянуть на весь вокзал неприличную песню. Танкист, тыча пальцем в нос, пытался рассказать такому же пьяному гражданскому, как его ранили в нос. Остальные были не лучше. Вокруг нас полукругом толпился народ, а в сорока метрах от этого бардака, кучковался с десяток милиционеров, причём, с каждой минутой их число только увеличивалось. Отодвинув в сторону, протянутую мне руку с водкой, я подошёл к формируемой цепи ментов, остановился в пяти шагах и обратился к единственному среди них офицеру: - Капитан, послушай меня. Я старший этой команды и как видишь трезвый. У меня билеты на Хабаровский поезд, он через пять минут подходит. Я сейчас своих людей собираю и иду на посадку, и мы уезжаем. Только я прошу вас, не трогайте нас: мы с Чечни в отпуск всего на несколько дней едем, нам тоже не нужны неприятности. Не надо ничего делать. Хорошо?
   Капитан, многозначительно поигрывая резиновой палкой, посмотрел на своих подчинённых и кивнул - Хорошо.
   Я метнулся обратно к своим друзьям: - Так, всё - собираемся. Если мы не хотим сидеть в ментовке, давай быстро собираемся и на третью платформу. Олег, Коля вперёд: вагон номер девять - занимайте места. Масленников давай шевелись.
   Так, поторапливая людей, я стал выпихивать их на третью платформу, постоянно оглядываясь на милиционеров, которые развернувшись в цепь, шли сзади нас. К моей радости объявили о прибытие нашего поезда, а через пару минут зелёные вагоны потянулись мимо пассажиров спешащих к своим вагонам. Увидев поезд, подтянулись и мои сослуживцы. Я уже начал успокаиваться, как ко мне подскочил Кудрявцев и чуть не плача заявил: - Боря, а нас не пускают в вагон.
   - Почему?
   Николай виновато отвёл глаза в сторону и опустил голову: - Боря, я проводниц послал на три буквы.
   Я только повёл в возмущении головой из стороны в сторону: - Знаешь, Коля, пошёл ты сам на эти три буквы.
   Разъярённый на начальника связи, я ринулся к вагону исправлять положение: так как понимал, если мы сейчас не сядем в поезд, то мы окажемся в комендатуре. Кудрявцев, как побитая собачёнка, послушно бежал следом за мной. Около дверей девятого вагона стояли две молоденькие, светленькие проводницы и в душе немного отлегло, с ними есть шанс договориться. Гораздо хуже если бы были проводницы в возрасте - те бы сейчас открыли пасть.
   - Девушки, солнышки, - с ходу запел я, - да простите вы этого майора. Мы все едем с войны и, конечно, нервы не в порядке. Тем более что майор ранен в бою несколько дней тому назад, и рана у него сейчас очень болит. Простите, красавицы, - я приобнял девушек за плечи.
   Проводницы с удивлением посмотрели на меня, а потом на Курявцева.
   - А за что его прощать? - Почти одновременно с удивлением воскликнули блондиночки.
   - Как за что? - Теперь удивился я, - он ведь вас нецензурно обругал.
   - Нет, мы его в первый раз видим.
   - Коля, иди сюда, - устало подозвал я Кудрявцева, - ты кого послал на три буквы?
   Офицер подошёл, посмотрел на вагон справа, потом слева и обрадовано кивнул головой на соседний вагон: - Вон тех, я послал.
   Я радостно засмеялся и от всей души поцеловал проводниц, которые шутливо, со смехом, отбивались от меня: - Загружайся ребята, занимай места. Девчонки, едем.
   Сам я сел почти перед самым отправлением поезда, чтобы не выпустить своих офицеров из вагона на перрон. Махнул на прощание рукой ментам и скрылся в вагоне. Ребята уже успокоились, даже как будто протрезвели: вели себя смирно и скромно. У проводников я узнал, что Верещагино будет через несколько часов и решил идти к бригадиру поезда договориться
  насчёт проезда до Екатеринбурга. Со мной напросился идти и Кудрявцев: чувствуя свою вину, Коля старался во всём мне помочь. В плацкартном вагоне, который мы проходили, в одном из купе сгрудились возбуждённые пассажиры: при нашем приближении они замолчали и как-то странно на нас поглядели. Молча посторонились, пропуская и пока мы не скрылись, чувствовали на своих спинах враждебные взгляды. Нашли бригадира и объяснили ему ситуацию. Мужик попался нормальный: - Ребята, езжайте хоть до Хабаровска. Насчёт ревизоров не беспокойтесь. Но если придут пассажиры на эти места придётся им уступить, а там что-нибудь придумаем.
   Радостные оттого, что решили проблему с проездом, мы опять вошли в тот вагон и нас сразу же остановила женщина: - Товарищи офицеры, тут ваши солдаты едут: посмотрите их.
   Под перекрёстными взглядами всего вагона, мы подошли к купе, несколько человек расступились, пропуская нас. На нижней полке сидели два бледных, болезненного вида солдата. Одеты были они хоть и в чистое камуфлированное обмундирование, но старое и застиранное. В довершение всего оно было на пару размеров больше, что превращало и так щуплых и худых солдат в детей, по ошибке одетых в военную форму. Тут же рядом стояли огромные, растоптанные сапожище, которые тоже повидали на своём веку немало. У одного из солдат штанина завёрнута выше колена и вся нога была залита кровью. Кровь уже остановили: кто-то из пассажиров наложил выше колена жгут.
   - Что тут произошло? - Обратился я к пассажирам.
   Сидевший напротив мужчина, он и наложил жгут, повернулся к нам: - Солдаты были ранены в Чечне, в госпитале не долечили и выпнули их оттуда домой в отпуск. Перед Кировом рана открылась - бинтов запасных у солдат нет. Хотели их здесь снять с поезда и отправить в местный госпиталь, но они упёрлись. Как мы потом до Хабаровска будем добираться? Ни билетов, ни денег. Что ж вы, товарищи офицеры, делаете? Что ж вы творите?
   Меня аж в жар бросило о того, с какой тоской произнёс это гражданский, скрипнул зубами: - Не по адресу, дорогой товарищ, обращаешься: мы обычные армейские рабочие лошадки, которые вместе с такими же солдатами и тянут трудный армейский воз. Мы тоже с Чечни едем на несколько дней домой в отпуск - денег хватило на билет только до Верещагино, а ехать в Екатеринбург. Товарищ мой, - я кивнул на Колю, - тоже ранен несколько дней назад, так сегодня ночью пришлось врачу на вокзале морду набить, чтобы он его перевязал.
   Я присел перед солдатами: - С какого полка, ребята?
   - С 511-го, товарищ майор, - второй попытался встать, но я его посадил на место.
   - С 511-го, а старшего лейтенанта Часова знаете? - С удивлением спросил я.
   Солдаты оживились: - Да, это наш командир роты. Он за два дня до нас ранен был и его увезли в госпиталь. А вы откуда его знаете?
   - Да сегодня ночью его встретили в аэропорту Нижнего Новгорода, позавчера его тоже выписали из госпиталя. У него всё нормально. А мы сами с 324 полка, правее Шали стоим - соседи ваши. Как же вас, не долечив, выписали?
   Второй солдат был побойчей, он и рассказал, что мест в госпитале не хватало и всех кого более-менее подлечили или залечили, выписали по домам в отпуска. Им на дорогу дали только проездные и тридцать рублей на пропитание до Хабаровска. А ведь от Хабаровска им ехать ещё достаточно далеко в глубину края: - А, прорвёмся товарищ майор.
   Пока он всё это рассказывал, Кудрявцев достал запасной бинт и перевязал ногу солдату.
   - Ладно, ребята, оставайтесь. Мы с офицерами что-нибудь придумаем, чтобы вы нормально доехали до Хабаровска. - Мы поднялись и я пригласил в тамбур для разговора несколько пассажиров, которые суетились вокруг солдат наиболее активно.
   - У меня такая просьба к вам, - когда мы собрались в тамбуре, - где-то до Перми, подкормите солдат. У нас сейчас у самих ничего нет: ни денег, ни продуктов, но мы что-нибудь придумаем. Я пока не знаю - что, но что-нибудь обязательно сделаем, чтобы солдаты достойно доехали до дома.
   В свой вагон мы пришли в гнетущем состоянии, собрали ребят и рассказали о солдатах. Ещё раз вывернули свои вещи, но кроме двух банок тушёнки ничего не обнаружили. В отвратительном настроении лёг спать, считая по пословице, что "утро вечера мудренее".
   В Верещагино остановка была пять минут и в наш вагон никто не сел, но проводницы предупредили, что в Перми, скорее всего, пассажиры появятся и придётся уступать места. До Перми я заснуть уже не мог: мысли, как помочь солдатам, неотступно преследовали меня. Незаметно подъехали к городу и я стал будить своих товарищей. Только поезд остановился, как в вагоне появились настоящие хозяева наших мест. Вместе с ними пришёл и бригадир поезда.
   - Товарищ майор, я совсем забыл. У меня же в конце состава прицеплены ещё два вагона с вашими солдатами. Едут где-то 160 человек до Новосибирска. Так что, идите туда и с ним спокойно доедете до Екатеринбурга.
   Переходную дверь между вагонами нам открыл солдат и представился дневальным по вагону, тут же появился дежурный по вагону, который и привёл к старшему команды. Подполковник выслушал меня и мою просьбу.
   - Товарищ майор, никаких проблем. Сейчас вам освободят два купе и располагайтесь, а потом я вас и других старших офицеров приглашаю к себе на завтрак.
   Через двадцать минут мы уже разложили вещи по своим местам и я, Кудрявцев, Олег Касаткин были в купе подполковника, где уже собрались два старших лейтенанта, капитан и пожилой прапорщик - старшина команды, который и накрыл стол. Напротив меня сидел подполковник - старший команды, которая перевозила сто шестьдесят сержантов, закончивших учебные подразделения в Сибирский военный округ. Быстро перезнакомились, старшина по команде подполковника достал водку и мы совсем оживились, а ещё через несколько минут они с жадностью слушали наши рассказы о войне. Весело рассказывая о боевом эпизоде своей батареи, я вдруг замолк, неожиданно вспомнив про солдат.
   - Михаил Семёнович, - обратился я к подполковнику и рассказал про раненых солдат, - ваши солдаты наверняка не весь сухой паёк съели. Пусть старшина соберёт, сколько сможет консервов и хлеба, может денег соберёт и всё это отнесёт с майором Кудрявцевым к ним. А вы потом их пригласите к себе и пусть они расскажут вашим сержантам про войну.
   Старшина, мужчина в возрасте, с энтузиазмом взялся за это дело и уже через пятнадцать минут два солдата стояли перед нашим купе, держа в руках плащ-накидку, набитую консервами и хлебом.
   - Я ещё и денег собрал, - прапорщик быстро посчитал деньги и мы остались довольны суммой, которой было достаточно, чтобы достойно доехать до дома.
   Вернулись они быстро: у Николая поблёскивали, подёрнутые влагой, глаза, а старшина был
  тихий и мрачный.
   - Ну, что там, как солдаты наши?
   Кудрявцев махнул рукой, а подполковник быстро разлил водку по кружкам: когда в молчании выпили и закусили, Коля стал рассказывать: - Мы когда туда зашли, полвагона у купе собралось. Они считали, что мы пообещали, а сами давно смылись с поезда и наплевать нам на солдат. А когда мы положили на полку сухпай и деньги - там полвагона ревело. Я сам еле сдержался.
   Старшина молча налил себе ещё водки и выпил: - Скоты, какие скоты....
   Про кого он говорил, никто не переспрашивал, а молча поддержали его: и так было ясно, что это относилось не только к руководству госпиталя, но и к министерству обороны, да и к руководству страны. Посидев с нами немного, старшина ушёл, а через полчаса появился снова в купе и положил на полку два комплекта нового обмундирования и обуви.
   - Вы, товарищи офицеры, за солдат не беспокойтесь. Пока мы едем до Новосибирска, они будут под моей личной опёкой. В обиду их не дадим. А пока я им тут подобрал форму, а то едут в чёрт знает в чём, - голос у старшины странным образом сел и стал хриплым. Он махнул рукой, сгрёб форму и быстро ушёл.
   Некоторое время мы сидели задумчивые, вспоминая своих солдат, потом встряхнулись: для этих солдат было сделано всё, что мы могли, теперь многое будет зависеть от них самих.
   Время шло и мы становились к дому всё ближе и ближе. Водка у подполковника не заканчивалась, и в купе постепенно перекочевали остальные офицеры и прапорщики. Все были хорошо навеселе, когда поезд остановился на какой-то станции, как раз напротив вокзала.
   Получилось так, что в окно полезло одновременно несколько человек, чтобы прочитать название остановки и также одновременно из нашей груди вырвался изумлённый крик - Шали!
   - Как Шали? Почему Шали? Мы оттуда едем уже сутки, и каким образом попали обратно в Шали? - Остальные, услышав наш удивлённый возглас, полезли тоже смотреть станцию и тоже в изумлении прошептали, - Шали, чёрт побери.
   Мы щурили пьяные глаза и раз за разом пробегали название станции, пока не сосредоточились и не прочитали правильно - ШАЛЯ. Это была станция ШАЛЯ и до Екатеринбурга оставалась три часа ходу. Громогласный хохот потряс вагон, а когда переставали смеяться, кто-нибудь произносил слово "ШАЛЯ" и мы опять закатывались в хохоте.
   - Всё, ребята, хорош. Пить больше нельзя. Домой нужно являться трезвыми, - Михаил Семёнович, попробовал продолжить сабантуй, но мы все наотрез отказались и теперь усиленно пили крепкий чай, выгоняя с потом остатки алкоголя.
   На перроне Екатеринбурга мы сердечно распрощались с администрацией команды, подошли к нам и солдаты 511-го полка, уже переодетые в новую форму, с ними были и несколько пассажиров из вагона. Было сказано много хороших слов в наш адрес, после чего мы расстались. А через час были в городке. Кудрявцеву нужно было идти в противоположную сторону городка и к дому я уже шёл один. Многие из женщин, узнав меня, обращались с вопросами о своих мужьях, но так как они служили в основном в 276 полку, то я ничего, кроме общих слов, сказать не мог. Вот и мой подъезд. Дома меня ждали.
   .....Несколько дней отпуска прошли как в тумане: я ещё не отошёл от войны, да и как отходить, когда через несколько дней нужно будет обратно возвращаться. Постоянные мысли о батарее - как они там? Приехал ли вовремя Кирьянов? - Не давали покоя. Не давало покоя и уголовное дело: могло случиться так, что этот отпуск будет у меня последним перед тюрьмой. Но самое неприятное было в том, что страна, население не знала правды о Чеченской войне: когда я вечером включил телевизор то на меня обрушился вал вранья, искажённых фактов и словоблудия. Журналисты соревновались друг с другом, чтобы найти, придумать или просто состряпать сенсацию и другие "жареные факты", обличающие армию и искажающие истинное положение дел. Телеэкраны были заполнены мерзкими рожами "правозащитников", "друзей и подруг Дудаева" вещающих о "мерзостях" и преступлениях армии в Чечне. Из их рассказов и свидетельств получалось, что мы боремся с маленьким, гордым и независимым народом, который хочет мирно трудиться на своей земле в мире и в сотрудничестве с другими народами. Получалось что армия выступала в роли душителя свободолюбивых и гордых людей. И ни капли правды: руководство страны хранило угрюмое молчание, вольно и невольно, давая свободу действия всем, кто хотел оболгать и опозорить солдат, офицеров, которые ценой своей жизни исправляли ошибки руководства и уничтожали бандитский режим. Дома жена тоже не хотела слышать моих рассказов, считая что если она не слышит, то и ничего не происходит. Не придало мне оптимизма и встреча с командованием дивизии, когда я пошёл разбираться насчёт моей очереди на получении квартиры. Когда я уезжал в Чечню, был первым в очереди на новую квартиру, в марте Валя мне сообщила по телефону, что мы уже четвёртые в очереди, а когда я пришёл разбираться, то в очереди я уже оказался седьмым. Причём, впереди меня стояло половина тех, кто просто отказался ехать в Чечню выполнять свой воинский долг и были за это уволены из армии. Заместитель командира дивизии по тылу, который был председателем жилищной комиссии, крутился как "жаренный карась" на сковородке, приводя всё новые и новые доводы для оправдания данного списка. Я же сидел и молча смотрел на полковника: спорить, приводить свои доводы было бесполезно и бессмысленно. Правильно говорил Суворов - через полгода пребывания тыловика на должности, их можно спокойно расстреливать.
   Я тяжело поднялся со стула: - Товарищ полковник, когда я вернусь окончательно с войны, вы уж к этому времени, наверно, разберётесь со списком и я в нём займу положенное мне место. - Полковник с облегчением начал сыпать словами, обещая всё сделать. А я же уходил с тяжёлым сердцем: если раньше я считал, что меня обманывало высшее руководство страны, то сейчас этот обман приблизился почти вплотную. Честно говоря, и надежды не было на то, что полковник выполнит свои обещания.
   Скромно и тихо отметили в семейном кругу моё сорокалетие. Не прибавили радости и встречи с однополчанами, вернувшимися из Чечни с 276 полком. Вроде бы времени после их возвращения прошло уже достаточно, но чувствовалось в них, несмотря на внешнюю весёлость, спокойствие - напряжённость и зажатость. Как-то вечером у ларьков встретил Игоря Карталова, в 276 полку он был командиром танковой роты: выглядел усталым и имел не совсем здоровый вид. Обнялись, взяли пиво, рыбы и сели недалеко от КПП городка. В течении первых двадцати минут бурно, перебивая друг друга, обменялись рассказами и впечатлениями о боевых действиях, потом успокоились и уже неторопливо стали рассказывать каждый о своём.
   - Боря, посмотри, - Игорь тронул меня за руку, - Унженин идёт.
   Я обернулся, по крутым ступенькам КПП осторожно спускался командир миномётной батареи капитан Унженин. Даже на таком расстоянии было видно, как у него тряслась голова, а когда он подошёл к нам, стали заметны и другие последствия контузии. Обнялись, офицер стал говорить, но речь его была невнятной, нечёткой: Унженин огорчённо махнул рукой и ушёл.
   - Сейчас он ещё ничего, а когда мы приехали он и ходил плохо, и почти не говорил - так капитально его накрыло. Выкарабкается, - Игорь задумчиво пожевал рёбрышко воблы, потом продолжил, - у меня тоже сейчас "крыша едет". Не контужен, не ранен, а крыша едет. Лучше бы наверно ранило, тогда было бы понятно, отчего она едет. А тут не понятно.
   Я удивлённо поднял глаза на друга: - А у тебя она отчего "едет"?
   Карталов болезненно поморщился: - Сниться мне, Боря, каждую ночь один и тот же сон. Иссушил он меня: как засыпаю так одно и тоже - словно видеоплёнку прокручивают в моей голове. Иногда по несколько раз за ночь. Каждую ночь засыпаю и как молитву произношу - Подбейте, хоть сегодня ночью. Хочу, чтобы мне приснилось другое, а сниться одно и тоже.
   Игорь разлил пиво по стаканам и залпом выпил свой, я молчал, не настаивая о продолжении рассказа, если он не хочет рассказывать, но Игорь неожиданно спросил: - Ты на центральном бульваре в Грозном и у дворца Дудаева был?
   Я молча кивнул головой.
   - Ну, тогда проще будет рассказывать. Только я начинаю засыпать, как вижу себя в своём танке, причём осторожно еду по бульвару вниз к дворцу Дудаева. Почему-то один еду: и боевиков не видно. Здания кругом разбиты, развалины дымятся, деревья бульвара посечены пулями и осколками. Тут и здесь видны разбитые и сожжённые автомобили. Миновали последний квартал и неожиданно я выезжаю на площадь перед дворцом Дудаева. Останавливаюсь и вижу, что вся площадь заполнена вооружёнными боевиками. Самое интересное - они меня не видят. Суетятся, строят баррикады, обустраивают огневые позиции, пулемётные точки.
   Подаю команду экипажу - Осколочно-фугасным. Огонь!
   А мне в ответ доклад - Снарядов нет.
   Тогда я следующую команду - Из пулемёта, Огонь!
   Доклад - Патронов тоже нет.
   Командую механику-водителю - Разворачиваемся и ходу отсюда.
   Танк тихонько разворачивается и только мы начинаем втягиваться в левую проезжую часть
  бульвара, как боевики замечают нас. Срывается УАЗик с гранатомётчиками и за нами, но мы уже дали ходу и летим по бульвару вверх. УАЗик через какое-то время догоняет нас и идёт параллельно по правой проезжей части и как только появляется перекрёсток или другое чистое пространство, так сразу же стреляет по танку из гранатомётов. И мимо - каждый раз мимо. Когда мы выскочили на площадь "трёх Дураков", там они от нас и отвязались. И так каждую ночь. Главное, Боря, я знаю - если меня подобьют, то этот сон больше сниться не будет.
   ...Подошло время возвращаться в полк, родные и близкие попрощались с нами на КПП дивизии, а дальше мы поехали одни. Ехали той же компанией, только старшим уже был подполковник Богатов. Билеты взяли на поезд "Абакан - Москва" в последний плацкартный вагон состава. Достался нам полностью один отсек около туалета, остальные были раскиданы по всему вагону. Выпили, причём, довольно крепко и легли спать. Поезд шёл очень медленно, так как был пассажирским и останавливался на каждой станции, поэтому с утра мы ещё выпили, причём, опять очень крепко. Товарищи разбрелись спать, а я решил выйти на несколько минут на перрон очередной станции, подышать свежим воздухом и тоже прилечь. На улице было тепло и солнечно, ошалело чирикали воробьи, не поделившие корку хлеба, то тут, то там доносились гудки локомотивов и лязганье сцепки вагонов. На перроне кроме наших двух проводников мужчин, меня и хорошо поддавшего Кудрявцева, никого не было. Коля стоял в сторонке, отвернувшись в сторону, и как-то странно согнувшись.
   - Коля, ты чего там стоишь? Иди сюда. - Николай подошёл ко мне, покачиваясь из стороны в сторону, лицо его было отрешённым и обиженным.
   - Боря, я сделал проводникам замечание за то, что в вагоне бардак и до сих пор чаю не дают пассажирам, а они меня послали "по дальше", - начальник связи, обличающее, ткнул пальцем в сторону насторожившихся проводников.
   Я тяжёлым и пьяным взглядом посмотрел на мордатых, наглых мужиков: - Коля, ты держи их здесь, чтобы не убежали, а я пойду в вагон, возьму свой "Вальтер" и расстреляем их у вагона.
   Отпихнув проводников от тамбура, и бурча под нос о "тыловых крысах", которых мы сейчас поставим на место я полез в вагон. Добрался до своей полки, упал на неё и провалился в тяжёлый сон.
   ...Проснулся я оттого, что кто-то больно и сильно бил меня по ногам. С трудом разлепил глаза и увидел, что всё пространство купе и проход был забит ОМОНовцами, экипированными по-боевому. В ногах стоял здоровенный майор и стукал меня резиновой палкой по ногам, пытаясь разбудить, а рядом с ним стоял проводник. Увидев что я открыл глаза он радостно завопил: - Это он! Это он у них самый главный и у него пистолет, из которого он хотел нас расстрелять.
   Я резко сел на полке, огляделся и выглянул в проход вагона, который был также забит ОМОНавцами. Товарищи мои спали глубоким сном, а за окнами была такая же глубокая ночь. Но пассажиры в большинстве своём не спали, с тревогой выглядывая в проход и шушукаясь между собой. Главное, что мои товарищи спали. И слава богу, что спали: если они сейчас проснутся - ну и свалка же здесь будет. Это же понимал и милицейский офицер.
   - Товарищ майор, - обратился он ко мне, - давайте выйдем в тамбур.
   - Бог с ним, если в тамбуре бить начнут - то хоть мои не увидят, - я послушно встал и вышел в тамбур, сразу же прислонившись спиной к дверям, чтобы было неудобно бить резиновой палкой по почкам: за мной туда же зашли ещё несколько ОМОНовцев и проводник, который злорадно расписывал как мы употребляли спиртные напитки в ходе движения. Старший ментов поморщился и с раздражением выгнал проводника из тамбура, потом послал одного из своих расспросить пассажиров, как мы себя вели.
   - Товарищ майор, кто вы такие? И давайте сюда ваши документы.
   После того как мент выслушал мой рассказ и проверил документы, спросил: - Ствол есть?
   Я мотнул головой
   - Где он?
   - В купе, под подушкой.
   - Тащи его сюда, - я с удивлением посмотрел на офицера: думал, что он пошлёт за пистолетом своего подчинённого, а он меня посылает. Ну, хорошо. В купе, когда я сунулся к подушке, меня остановил окрик милиционера: - Вы, куда?
   - Да твой старший, сказал чтобы я принёс пистолет: он у меня под подушкой лежит.
   А, ну тогда берите. - Я всё с возрастающим изумлением оглядел ОМОНовцев: то ли они очень уверены в себе, то ли неопытные и ни разу не обжигались. Я сунул руку под подушку и нащупал рукоятку револьвера: - Вот сейчас вытащу руку и семью выстрелами положу их всех тут. Пока неразбериха, хватаю автомат и все тут трупы.
   Усмехаясь, я вытащил руку из-под подушки, крепко сжимающую рукоятку револьвера и повернулся к ОМОНовцам - ноль внимания. В тамбуре я отдал газовый револьвер старшему и опять прислонился спиной к дверям тамбура. Мент высыпал патроны на ладонь: убедившись что они газовые, а в стволе стоит рассекатель и документы на "газовик" в порядке, всё вернул мне.
   - Что ж ты, майор, пальцы тут веером распускаешь и пугаешь проводников расстрелом?
   Поняв, что бить не будут, я возмутился: - А ты, майор, погляди на эти наглые рожи: они с самого Абакана не то что влажную уборку не делали, а даже не подметали в вагоне ни разу. Пассажиров ни разу не поили горячим чаем, а в туалет посмотри - там скоро сталагмиты и сталактиты вырастут, я уже не говорю про остальное.
   Майор кивнул одному из милиционеров: тот выскочил и через минуту вернулся: - Да, такого туалета я давно не видел.
   Зашёл ОМОНовец, который проводил опрос пассажиров, доложил, что мы вели себя нормально, но много жалоб на проводников и бардак в вагоне.
   - Хорошо, давайте вернёмся в купе и проверим ваши вещи, - в купе мои товарищи уже проснулись и недовольно ворчали - назревал конфликт, который был предотвращён моим появлением.
   - Ребята, всё нормально. Сейчас вещи у нас проверят и мы едем дальше. Что показывать?
   Майор задумчиво посмотрел на полки и ткнул резиновой палкой в большую и объёмистую сумку, в которой вёз своим офицерам домашние передачки Кудрявцев. Мы когда садились на поезд, еле её закинули на верхнюю полку, до чего она была тяжёлой.
   Коля молча поднялся и потянул за ручки сумки и крикнул стоящим в проходе ОМОНавцам: - Держите.
   Два милиционера подхватили падающую сумку, но не ожидая такой тяжести, потеряли равновесие и с грохотом завалились в проходе. Старший ОМОНовец заскрипел от досады зубами, а Николай злорадно рассмеялся. Не найдя ничего в сумке недозволенного и ещё раз предупредив нас не своевольничать, милиционеры покинули вагон и поезд тронулся. Не ожидавшие такой развязки, проводники испуганно топтались около своего купе: они то рассчитывали, что нас снимут с поезда.
   Я встал в середине прохода и стволом револьвера поманил к себе железнодорожников, потом засунул его за портупею. Я ещё раз оглядел с головы до ног проводников и, ощущая на себе взгляды пассажиров, веско произнёс: - Что, думали что нас снимут с поезда - стукачи. Да, ни фига подобного. А теперь слушай приказ: прямо сейчас делаете капитальную влажную приборку в вагоне, наводите порядок в туалетах и через два часа весь вагон пьёт горячий чай. Задача ясна? Ну, тогда выполняйте. Не уложитесь в два часа - я тогда всё-таки вас расстреляю.
   Не сомневаясь, что они будут выполнять мой приказ, я опять завалился спать. Вскинувшись через некоторое время, я увидел, как проводники усердно моют пол в вагоне, и опять провалился в сонное забытье. Проснулся я оттого, что ощутил рядом с собой чьё-то присутствие; чуть приоткрыв глаза, увидел милиционера, который оглядывал нас. Убедившись, что мы крепко спим, удовлетворённо произнёс в радиостанцию: - Спят, рейнджеры.
   Ещё через час разбудили не только меня, но и моих друзей: на столике стояли стаканы наполненные свежезаваренным чаем, рядом на отдельной тарелочке лежал нарезанный лимон, что было очень своевременно. А вскоре рассвело и мы въехали в Москву. В аэропорту "Чкаловский" мы оказались в десять часов. И сразу же были огорошены тем, что надо было заранее, за несколько дней, подать свои фамилии в список пассажиров, вылетающих в Чечню. И этот список утверждает сам начальник генерального штаба. Дебилизм да и только. Что, у начальнику генерального штаба других, более важных дел нет, только что списки утверждать. Богатов и Кудрявцев решили пойти к командиру авиационной дивизии, который мог, по словам лётчиков, разрешить своей властью посадку в самолёт. Но и здесь пришлось понервничать: в авиационной дивизии сегодня ночью повесился солдат, понаехало начальство и теперь шли активные разборки. Наверно, не улетим сегодня: командиру дивизии просто не до списков. Но к нашему удивлению он спокойно подписал нам разрешение на посадку и через час мы на ТУ-154 летели в Моздок, который встретил нас практически летней жарой. Мы сунулись к вертолёту, в который ВВэшники активно и дружно загружали боеприпасы: они сначала летели в Аргун, а оттуда на Ханкалу. Сопровождающие боеприпасы посмеялись над нами: - Ребята, да вы что? Зачем вам так рисковать, летите лучше на другом вертолёте. - Через несколько дней, я случайно узнал, что вертолёт при подлёте к городу Аргун был жестоко обстрелян боевиками и совершил аварийную посадку, в ходе которой пострадали и ВВэшники. Да, бог нас берёг.
   Подождали с полчаса и на попутном вертолёте спокойно перебрались в Ханкалу, а вечером прибыли в полк. В батарее всё было нормально. Алексей Иванович приехал через пару дней, как я уехал и сейчас с радостью передал мне батарею. На ночном дежурстве я ходил с автоматом по расположению и удивлялся - а был ли отпуск?
  
  
  Часть четвёртая.
  
  Глава вторая.
  Комендант.
  
  
   - Копытов, встанете первым блок-постом вот здесь, - карандаш командира поставил точку на карте, потом рука немного сдвинулась и поставила вторую точку, - а вторым здесь - в лесу.
   Я наклонился над столом и старательно перенёс обе отметки на свою карту, продолжая слушать постановку задачи: - Двумя блок-постами зажмёшь Лаха-Варанды и будешь прикрывать дорогу от хребта до вот этого поворота на населённый пункт Алхазурово. Там стоит отряд брата Шамиля Басаева - Ширвани. У него человек двести в отряде. Дорогу от Алхазурово должен прикрывать блок-пост 166 бригады, но какие они вояки, мы прекрасно знаем. Самое хреновое то, что от Алхазурова до твоей деревни сплошная зелёнка и сил у нас нет чтобы взять её под контроль: так что ты останешься один на один со всеми бандюгами, которые полезут к дороге. Так что крепись Боря. Кстати, сколько у тебя человек в батарее?
   Я сложил аккуратно карту и сунул её в полевую сумку: - Здесь у меня 27 человек и девять с третьим взводом на старом месте: охраняют РМО.
   Петров опёрся обеими руками на стол, задумчиво разглядывая карту, потом выпрямился: - Хорошо, сегодня твой третий взвод ещё охраняет РМО, а завтра забирай его к себе. Сейчас быстро собираешься и выдвигаешься на северную окраину деревни - там тебя уже ждут десантники. Да, смотри, будь внимательным, - командир снова наклонился к карте и ткнул карандашом в чёрные прямоугольники на карте, обозначающих группу зданий, - рядом со вторым блок-постом пионерский лагерь. Там боевики активности не проявляют, но напакостить возможности не упускают. Туда поставь усиленный блок-пост. Понятно?
   Я кивнул головой и вышел из штаба довольный поставленной задачей. Мне уже надоело бесполезно торчать на берегу Аргуна: первый батальон практически стоял в ущелье, слева от Дуба-Юрта. Десантники ещё вчера сумели прорваться по дороге мимо скалы к туберкулёзному диспансеру и вышли на окраину Чишков. Завтра туда уходит штаб полка и все тыловые подразделения, которые расположатся в диспансере. Седьмая рота оседлала вершину горы и отогнала боевиков в глубь зелёнки по хребту, но сбить их с позиций не смогла. Теперь там, на вершине, постоянно шла перестрелка с чеченцами. Сам командир роты со взводом расположился недалеко от пионерского лагеря в посёлке с названием Пионерское. Так что получив самостоятельную задачу, я обрадовался. Обрадовалась и батарея, быстро собрались и выехали к деревне. Там нас, действительно, ждали. Одно БМД загружённое имуществом под завязку, стояло недалеко от окраины, а рядом второе БМД - командира роты, вокруг которого стояли десантники и курили.
   - Мы уж заждались, товарищ майор..., - ворчливо начал было ротный, но я его прервал.
   - Да ладно тебе, мы приехали, и ты теперь можешь ехать.
   Первый взвод под руководством Кирьянова стал разворачивать блок-пост, а я со вторым взводом помчался за БМД десантников. Деревня, которую мы должны были зажать в тиски оказалась целенькой, но абсолютно безлюдной. Жители её покинули в полном составе, когда война подошла вплотную к входу ущелья, а боевики заняли свои позиции южнее деревни,
  поэтому она и не пострадала. Сразу же бросилось в глаза, что все дома, постройки и мечеть в деревне новые, а в посёлке Пионерский наоборот много старых домов, хотя местами, особенно на окраине виднелось несколько новых домов. Перед отворотом дороги от главной, в сторону пионерского лагеря, машина командира роты приняла вправо на обочину дороги и остановилась, а по его знаку мы тоже встали сзади неё.
   - Товарищ майор, пойдёмте покажу, где вы должны встать. - Следом за ним я, Коровин и его заменщик вошли под кроны величественных грабов и буков, прошли метров сто и остановились перед густыми зарослями лопухов, крапивы и других колючих кустов, откуда на тихий свист
  ротного вынырнул сержант и ещё один солдат.
   - Товарищ майор, вот здесь располагайте свой второй блок-пост. - Я мельком взглянул на карту и определил, что мы сейчас находимся на той точке, что я наколол на карте как место второго блок-поста. - За кустами начинается огород, а за ним территория пионерского лагеря и позиции боевиков. Активности особой они не проявляют, но следят за нами. Чуть что - стреляют, но стреляют из мелкашки - исподтишка: выстрела не слышно, только щелчок пули о ветки и листья. Так что пусть особо твои не высовываются..., - Ротный внезапно замолк, увидев как сержант резко, предостерегающе приподнял руку. Наступила тишина, нарушаемая пением птиц и шорохом листвы.
   - Товарищ майор, - шепнул командир десантников, - слушайте - духи разговаривают.
   Я прислушался, действительно, издалека невнятно доносились гортанные голоса: они то затихали, то доносились до нас отчётливо. Коровин слушал внимательно, но спокойно, а его заменщик с любопытством и с заметным беспокойством, но видя, что мы спокойно слушаем голоса противника, тоже не дёргался.
   - Они там, за огородами в пионерском лагере. Сил у нас не хватает, чтобы отогнать дальше в лес и уничтожить, у них тоже сил не хватает, чтобы нам наносить серьёзные удары. Вот и находимся мы все в подвешенном состоянии. Ну ладно, майор, удачи тебе, - командир роты выпрямился, попрощался со мной и с моими офицерами, после чего удалился, сопровождаемый десантниками. Туда же ушёл и заменщик Коровина, чтобы привести машины к месту будущего блок-поста. Раздвигая осторожно кустарник и пригнувшись, я и командир взвода пробрались к изгороди огорода.
   Огород, как огород: ограда из длинных жердей тянулась вправо и влево от нас на сотню метров. Справа, полускрытые деревьями, виднелись жилые дома Лаха-Варанды. Шириной огород был где-то сорок - пятьдесят метров; всё пространство буйно зеленело и радовало глаза. Богатый урожай должны собрать хозяева, если вернутся сюда обратно. Голоса боевиков с нашего места стали слышны более отчётливо и ближе. Коровин неосторожно приподнялся над кустарником и стал пристально вглядываться в ту сторону, и чуть не поплатился за это своей
  головой. Резкий щелчок и шелест пули в листве чуть выше над головой практически слились друг с другом, заставив Коровина резко присесть. Следующая пуля прошелестела немного ниже и ушла в лес, уронив на голову взводного несколько мелких веточек. Быстро, стараясь не потревожить ветки кустарника, мы сместились влево на пару метров и третья пуля прошла ещё ниже, но опять мимо.
   Откуда стрелял дух ни я, ни Коровин не заметили, потому не стали стрелять и выдавать свою новую позицию. Понаблюдав за противоположной стороной огорода несколько минут и услышав шум приближающихся БРДМ, мы тихонько отошли обратно.
   БРДМ подъехали, остановились около нас, солдаты соскочили с машин и по команде командира взвода выстроились в шеренгу. В течение нескольких минут я объяснил задачу батареи и конкретно их взвода. Обратил внимание на особенности несения службы в непосредственной близости от противника и пообещал завтра на усиление прислать третий взвод.
   - Коровин, - после постановки задачи и инструктажа я направился к дороге, где стоял мой
  "бардак", а командир взвода и его заменщик пошли меня провожать, - для усиления, на ночь, пришлю тебе Кирьянова и Карпук с пулемётом, но и сам сейчас ещё раз проинструктируй бойцов, чтобы никто из них с дуру не подставил голову под пулю. Связь по радиостанции: хотя, конечно, если у вас тут что-то завяжется, я и так услышу. Ладно, идите обустраивайтесь на месте.
   Взводники исчезли в лесу, а я дал Степанову команду - Вперёд. Медленно проехали вдоль вымерших домов посёлка Пионерский и выехали к отвороту дороги на пионерский лагерь, за которым справа от дороги расстилалась большая поляна с группой складских зданий на краю.
  Оттуда одна за другой выходили боевые машины десантников, доверху нагруженные палатками, матрасами, печками, трубами к ним и другим скарбом необходимым для организации лагеря на другом месте. Чуть проехав за колонной десантников, я свернул влево на окраину посёлка, где виднелся лагерь седьмой роты. Командира роты не было, он был на вершине горы с остальными двумя взводами. А здесь находился лишь один взвод с командиром. Предупредив пехотного офицера о том, что мы развернулись в лесу и попросил его организовать взаимодействие с моими, пообещав ему, что сейчас же пришлю к нему своего командира взвода. Обстановка здесь была спокойная: два поста, усиленные пулемётами, расположились в направлении пионерского лагеря и теперь даже если духи внезапно атакуют, то им сначала придётся преодолеть двести метров ровной поляны под огнём пулемётов. А тыл расположения седьмой роты прикрывал отвесный обрыв высотой с пятиэтажный дом. На вершине хребта изредка были слышны автоматные и пулемётные очереди, которыми обменивались противоборствующие стороны и шальные пули иной раз с жужжанием залетали даже сюда. Но в целом здесь был курорт.
   Я вернулся обратно к месту захода техники второго взвода в лес и остановил БРДМ. Из домов, которые находились на противоположной стороне дороги вышли Большаков и Кабаков, которые обшаривали брошенные дома в поисках необходимых в хозяйстве вещей и осматривали местность.
   - Товарищ майор, нас командир взвода послал найти воду и проверить дома, нет ли чего. Колодец мы нашли, и достаточно большой, так что и вам можно здесь заправляться водой, на огородах полно зелёного лука и другой зелени.
   Пока Кабаков бегал за Коровиным, я с пулемётчиком прошёл к колодцу, где впервые за несколько дней, не жалея воды, хорошо помылись. Поставив взводному задачу по установлению взаимодействия с пехотой, я поехал в сторону своего блок-поста. Ехал медленно, внимательно осматривая селение с левой стороны от дороги и зелёнку и огороды справа, за которыми тянулся на протяжении нескольких километров такой же отвесный и высокий обрыв, как и в 7ой мотострелковой роте. Опасности это пространство не представляло: обрыв на всём протяжении был высотой с пятиэтажный дом и забраться на него с берега было практически невозможно. А вот со стороны деревни можно было ожидать чего угодно, поэтому я и внимательно присматривался к ней. Лесок, в котором расположился второй взвод закончился и из-за деревьев показалась новенькая мечеть с кладбищем напротив. Так, пять свежих могил есть, но без пик обозначающих, что здесь лежат воины. В тридцати метрах от дороги тянулся ряд безлюдных домов. Кое-где были выбиты окна и двери, но в целом всё выглядело приличным. Проезжая мимо домов и на ходу заглядывая в распахнутые ворота, можно было наблюдать следы поспешных сборов перед бегством из селения: везде были разброшены домашние вещи, остатки мебели, посуды и другое имущество. Естественно, к этому бардаку приложили свою руку и артиллеристы десантников, позиции которых были прямо на улице Лаха-Варанды, здесь же валялись груды колец, применяемых при стрельбе из артиллерийских установок "Нона". И тут же единственное живое существо - пегая, вымазанная в саже, кошка, которая понуро сидела у калитки и ожидала возвращения своих пропавших хозяев.
   За время моего отсутствия Кирьянов развернул блок-пост - первый взвод расставил палатку, а наш салон загнали в кусты в пятнадцати метрах от дороги так, что он всегда был в тени и прикрыт от огня боевиков насыпью, где проходила дорога. Мне осталось только вместе с офицерами определить наиболее опасные направления, откуда могли атаковать нас боевики, и определиться со схемой огня. Напротив моего салона, на противоположной стороне дороги была небольшая возвышенность с одиноким деревом, но с которой хорошо просматривалась поле вперёд и вправо, зелёнка которая тянулась от деревни вдоль дороги на километр и в глубину до самого Алхазурова и окраина нашей деревни - на бугре решили оборудовать постоянный наблюдательный пост, где будет находиться БРДМ командира первого взвода,
  чтобы в случаи нападения он огнём своих пулемётов простреливал всю открытую местность и окраину деревни, которая проходила всего в ста пятидесяти метрах от нашего блок-поста. Там же на НП сосредоточил и необходимый запас боеприпасов. Поставив задачу на дальнейшее совершенствование позиций, я послал Карпука и Кирьянова с прикрытием в деревню, чтобы они её прочесали и попытались кого-нибудь там найти, для получения дополнительной информации, а сам сел за составление схемы непосредственного охранения и самообороны батареи. Самое интересное, что деревня не была нанесена на карте, но в горах была небольшая деревня с таким же названием - Лаха-Варанды. Решив отложить все вопросы до появления жителей, я включился в работу по оборудованию блок-поста. Старых, обстрелянных солдат осталось мало, в основном теперь в батарее была молодёжь, но бестолковая и ленивая. Приходилось их постоянно гонять, чтобы они что-то делали. Через два часа мне доложили, что наблюдательный пункт на бугре оборудован и готов. Действительно, ящиками было выложено укрепление, которое по грудь скрывало наблюдателей и закрывало БРДМ. Сами ящики были прикрыты в целях маскировки свежесрубленными ветками, но от жары они тут же стали вянуть. Смотрелось всё это красиво, но когда я сунулся открывать ящики, которыми были выложены стены укрепления, то они оказались пустыми. Кипя от злости, я собрал у наблюдательного поста остальных солдат и дал очередь из своего автомата по ящикам. Пули свободно прошили деревянные стенки и, выдрав большие щепки из ящиков, ушли в зелёнку.
   - Балбесы, вы чем думаете: башкой или задницей? На хрен такое укрепление нужно? Для меня вы что ли вы укрепление строите? Это я сейчас стрелял с АКСУ, да калибр у меня гораздо меньше, а придут с Алхазурово боевики, у них ведь автоматы посерьёзней и калибр 7.62. Пуля не только прошьёт эти деревяшки, но и у вас все кишки через спину унесёт. Ну, посмотрите: вот пуля вошла - видите какое маленькое входное отверстие. А теперь посмотрите, как она вышла и какие щепки вырвала. А пуля 7.62 полспины вынесет с позвоночником. Немедленно, сейчас же все ящики наполнить камнем или землёй. Вам понятно? - Для убедительности я легонько стукнул каждого, кто строил наблюдательный пост кулаком в лоб. Работа закипела, но всё равно
  мне приходилось постоянно вмешиваться, показывая, что землю не только надо в ящики насыпать, но и утрамбовывать её там плотнее.
   Пока мы занимались оборудованием блок-поста, мимо нас в сторону Чишков прошла развед. рота, штаб полка, комендантская рота и другие подразделения обеспечения. Минут через сорок из-за поворота вынырнул мой БРДМ, на котором на разведку уходили наши в деревню, за ним на прицепе тянулся грузовой ГАЗ-53. Из кабины весело улыбаясь, выглядывал Карпук. Я знаком показал свернуть им в кусты, чтобы автомобиль не был виден с дороги. С БРДМ соскочил Кирьянов, а из кабины вылез довольный техник: - Борис Геннадьевич, в деревне никого нет. Пошарились по домам: всё ценное имущество жители снесли в три дома на дальней окраине деревни. Но мы оттуда ничего брать не стали и бойцам ничего не сказали, чтобы не лазили туда. А на соседней улице вот этот трофей прихватили.
   Я молча обошёл, сопровождаемый товарищами машину, попинал колёса, ухватился за борт и заглянул в кузов, который был полностью забит домашними вещами.
   - Ну, я понимаю, приволокли машину, но на фига вы это взяли? - Недовольно кивнул я на имущество.
   - Борис Геннадьевич, - начал рассказывать Карпук, - она уже с вещами стояла и разгружать её не стали. В неё бензин осталось залить и аккумулятор поставить и будет у нас своя хозяйственная машина. Будем ездить за водой на ней и за ещё чем-нибудь.
   Я недовольно поморщился - не люблю такие трофеи, но настроение портить ребятам не стал: - Ладно, занимайся машиной. Что можно использовать в хозяйстве пусть взвода разберут, а всё остальное сложить в кусты и чем-нибудь закрыть. - Я ушёл, чтобы не наблюдать, как солдаты с удовольствием шуруют в вещах, а через полчаса сначала послышались гулкие хлопки двигателя "газончика", а через некоторое время он ровно и радостно загудел. Довольный Карпук вместе с Кирьяновым затащили в кузов ёмкости под воду и уехали к колодцу, а через сорок минут вернулись и торжественно стали щедро раздавать воду. Я уже смирился с новой забавой техника и с удовольствием помылся нагретой водой. Теперь можно воду было не экономить, поэтому на завтра назначил банный и постирочный день. Вечером, тщательно проинструктировав замполита и Игоря, отправил их во второй взвод, а сам приготовился к первой ночи на новом месте. Но ночь прошла без происшествий. Утром приехал Алексей Иванович и Игорь, доложили что ночью они сумели засечь несколько позиций боевиков, но трогать их не стали, правильно считая, что сил пока маловато. Поставили задачу на день проследить, будут ли боевики и днём на этих позициях.
   Вместе позавтракали и разъехались: я поехал в штаб полка на совещание, а замполит с техником уехали за третьим взводом. Быстро промчался по улице вдоль деревни, ещё раз отметив безлюдность улиц, проскочил блок-пост второго взвода, через триста метров остановился на окраине посёлка Пионерский. Вчера когда выставлял взвод на позицию и организовывал взаимодействие с пехотой, времени разглядывать местность и бывшие позиции боевиков не было. А сейчас, сидя на машине, я внимательно осмотрел скалу, на которой располагались чеченцы и три дня не давали десантникам пройти по дороге в ущелье. Практически все деревья на скале были искорёжены, разбиты огнём артиллерии и обожжённая листва приобрела бурый цвет. Такие же бурые пятна, наблюдались практически во многих местах леса, покрывающего хребет от подножья до вершины, где и сейчас не прекращалась вялая перестрелка между седьмой ротой и боевиками.
   Проехав ещё двести метров, остановился в самом узком месте, где дорога делала поворот за скалу: от скалы до обрыва реки было метров двадцать-тридцать. И ещё более узким это место делала расщелина шириной метров семь, которая шла от обрыва и метров пять не дотягивала до асфальта. Мы слезли с БРДМ и заглянули в расщелину, которая отвесными краями уходила до уровня реки. В пяти метрах от поверхности, заклинившись между каменными стенами висела подбитая боевая машина десантников, а на краю расщелины стояло дерево, с ветвей которого и сняли раненого механика-водителя.
   За скалой нас встретило сильное зловоние от нескольких трупов коров, который раздувшись лежали на обочине дороги. Зловоние до того было сильным и "липким", что даже проехав этот участок, ещё некоторое время ощущали труппный запах идущий уже от нашей одежды. Но вот дорога влилась в небольшое поселение: справа потянулась небольшая каменная стена, за которой располагались одноэтажные здания типичной больничной архитектуры. Причём, так годов тридцатых. Среди них живописно располагались машины и радийки роты связи. Несколько салонов, где жили командир, начальник штаба и остальные замы были обнесены маскировочными сетями и вход к ним охранял боец с развед. роты. Рядом со штабом, в здании на высоком фундаменте уже разместился полковой медицинский пункт. Всё это располагалось под большими и высокими деревьями, что придавало колоритный вид командному пункту. Слева от дороги располагались двухэтажные здания старой постройки, где уже разместились зенитчики и разведчики, прикрывая штаб с этой стороны. На одном из зданий виднелась старая и побитая вывеска - "почтовое отделение связи". Так как мы остановились около этой почты, то когда я слез с БРДМ, чисто машинально зашёл в разбитое почтовое отделение. Здесь уже похозяйничали, и я лишь с любопытством заглянул в раскуроченный сейф, откуда вытащил целые листы марок абонентской платы за радио. Сердце старого филателиста дрогнуло, отобрав пару целых листов, бережно положил их в полевую сумку.
   В штабе я доложил командиру полка о положении дел и не получив никаких дополнительных указаний, решил пройтись по командному пункту, чтобы ознакомиться с его расположением. За медицинским пунктом располагалась сапёрная рота, бойцы которой заканчивали расставлять баню, но у палатки командира роты уже был развёрнут большой резиновый резервуар на пять кубов, наполненный чистой водой.
   - Боря, купанёмся? - Из палатки вышел в трусах Сергей Малышев, командир сапёрной роты, и сделал приглашающий жест. Уговаривать меня не нужно было, я быстро скинул пропотевшее и пыльное обмундирование, и вперёд Сергея запрыгнул в прохладную воду, где на дне лежало с десяток зелёных бутылок с пивом. Малышев приподнял мою форму, - Боря, я сейчас кину в стиральную машинку стирать свою форму, давай и твою туда же. Пока пивком балуемся и охлаждаемся - она просохнет.
   Чокнувшись бутылками и отхлебнув прохладного пива, я почувствовал себя почти на вершине блаженства. Но на вершине я оказался лишь, когда через час одел просохшее, чистое обмундирование: - Сергей, как только я окончательно обоснуюсь у себя на блок-посту, ты будешь первым моим гостем, - пообещал я офицеру.
   После сапёров я зашёл к ремонтникам и в РМО, которые прикрывали собой командный пункт с южной стороны. Здесь каменная стена плавно поворачивала и вдоль дороги уходила в лес, а дорога внизу делала крутой поворот градусов на 150 и по ущелью круто уходила вниз. На противоположном краю ущелья, в двухстах метрах от РМО, виднелась окраина Чишков. Нами они заняты не были, и там вполне возможно могли быть боевики. Правда, пока они себя ничем не проявляли, как и местные жители.
   Вернувшись к БРДМ, я поехал на свой блок-пост и, ещё не доезжая до него, увидел в трёх километрах дальше, в районе моста через Аргун, подымающийся в чистое небо чёрный столб дыма. Вяло поразмышляв, что кому-то "повезло" нарваться на мину, я через пять минут подъехал к своему расположению, где увидел машины третьего взвода, за исключением одной противотанковой установки и бледных, суетящихся Кирьянова и Карпук, которые ринулись ко мне с докладом.
   Теперь я понял - опять "не повезло" Мишкину.
   - Что, это Мишкин горит? Голову даю на отсечение, что это несчастная машина Снытко. - Автоматом я ткнул в сторону дыма, жирным пятном, расползающегося в голубом небе. Алексей Иванович и Игорь обречённо кивнули головами.
   - Потери есть, кроме машины? - Получив отрицательный ответ, я выслушал сбивчивый рассказ подчинённых.
   - Приехали на старое место, быстро собрались. Машину Снытко зацепили за УРАЛ, так как она как обычно сломана и поехали, старшим туда посадили командира взвода. До моста доехали нормально, а когда отъехали от него метров на двести она внезапно загорелась и так быстро её охватило пламя, что экипаж и Мишкин еле успели выскочить из машины и отцепить её от УРАЛа. А через две минуты внутри начали рваться ракеты. Ну, вот и всё. Мы Мишкина и экипаж там пока оставили на охране догорающей техники. С десантниками договорились, если мы задержимся, то их покормят. - Замполит и техник виновато опустили головы. Немного, лишь для виду, упрекнув техника и Кирьянова за произошедшее, я их обнял за плечи: - Да ладно вам переживать, люди целы и слава богу. А машину спишут. Ерунда всё это. Ты, Алексей Иванович, веди третий взвод к Коровину, возвращайся и после обеда поедем к Мишкину разбираться.
   ....Мы слезли с БРДМ, остановившись в пятидесяти метрах от чадящего на обочине дороги корпуса противотанковой установки, и направились к командиру взвода и экипажу, которые
  поднялись с земли, увидев нас. Мишкин и его солдаты стояли передо мной, как военнопленные: без ремней, головных уборов и без оружия. Решив ещё раньше про себя, что не буду ругать командира взвода за происшедшее, хотя это была его прямая вина - бесконтрольность, я всё-таки начал "закипать".
   - Мишкин, что вы такие расхлюстанные перед командиром батареи стоите? Где ваше оружие?
   - В машине. Выхватить не успели, - еле слышно прошептал офицер и стал смотреть в сторону.
   Все мои благие намерения сдержаться мигом улетучились. Никогда не лежало у меня сердце к командиру третьего взвода, как бестолковый и безалаберный был - таким он и остался, хотя и провоевал, можно сказать, четыре месяца.
   - Это что ж, товарищ старший лейтенант, получается? Вы с командиром машины, побросав оружие, амуницию внутри машины, ехали на броне, как курорте. Забыв, что кругом противник, что он может выстрелить из-за любого куста. Это вы должны пинать бойцов, чтобы они были всегда начеку, а вы первый и нарушаете, тем самым, подавая пример для своих подчинённых.
   Я еле остановился, замолчал, а то если я буду продолжать его ругать, то ведь могу не сдержаться и в рожу ему заехать, так он меня со своим взводом достал.
   - Ладно, ругать больше я вас не буду - просто бесполезно. Мишкин, сколько ракет взорвалось внутри? - Командир взвода задумался, но потом нерешительно пожал плечами.
   - Не знаю, товарищ майор.
   Я тяжело вздохнул, подавляя нарастающий гнев: - Как ты был, товарищ старший лейтенант, "пиджаком" так им и остался. Ничему тебя не научили эти четыре месяца войны. Как с тобой разговаривать, я не знаю?
   - Товарищ майор, ну чего вы опять на меня наезжаете? Ну, не считал я, сколько взорвалось ракет, и что из этого?
   С досадой махнув рукой, я повернулся к командиру машины: - Сколько взорвалось?
   Сержант исподлобья взглянул на командира взвода, потом потупил взгляд: - Тринадцать.
   - А теперь, Мишкин, послушай, для чего твой сержант, в отличие от тебя считал разрывы ракет. Докладывайте, товарищ сержант.
   Командир машины чувствовал себя неуютно, считая что своими разъяснениями ставит в неловкое положение командира взвода и поэтому мялся, но потом пересилил себя и начал рассказывать: - В машине находилось пятнадцать ракет, взорвалось тринадцать. Две ракеты, которые не взорвались, подверглись воздействию высоких температур и, скорее всего, находятся во взведённом состоянии. Значит: транспортировать противотанковую установку нельзя, нельзя и туда лезть. Можно, конечно, кинуть туда гранату, чтобы они сдетонировали, но неизвестно - взорвутся обе или только одна. - Сержант замолчал и выжидающе поглядел на меня, как бы спрашивая, всё ли он сказал или что-то упустил.
   Я удовлетворённо мотнул головой и молча показал рукой на сержанта: мол, учись Мишкин, потом отослал солдат подальше, чтобы они не слышали, что я буду говорить их командиру.
   - Мишкин, ты хоть разговаривай с подчинёнными, общайся больше с ними и они тебя многому научат. Видишь, как сержант чётко и грамотно всё разложил - учись. Ладно, ругать больше не буду, но я тебя всё равно накажу. Может быть, я неправильно поступаю, но я тебя здесь оставляю, вместе с солдатами для охраны противотанковой установки, чтобы никто не полез туда из любопытства и не подорвался. Можно, конечно, было оставить одних солдат для охраны, но останешься и ты. Раз думать не хочешь, значит будем заставлять. Кушать и спальные мешки старшина вам привезёт. А я сейчас поеду к сапёрам и договорюсь, чтобы завтра они разминировали ракеты и мы утащим машину в ремонтную роту для её списания. Сходишь к десантникам и договоришься о взаимодействии.
   Приехав в штаб, я доложил командиру полка о происшествии, но командир воспринял моё сообщение спокойно и буднично.
   - Копытов, только с сапёрами вы там будьте поосторожнее. Лучше всего взорвать бы её.
   Ту же мысль высказал и командир сапёров: - Боря, давай её завтра взорвём к чёрту. Как разминировать твои ракеты после пожара - неизвестно? Завтра возьмёшь Андрюху Южмина, тротила побольше и все проблемы: автоматы перед этим достанем. - На этом и порешили.
   В двенадцать часов на следующий день мы были у противотанковой установки. Мишкин с солдатами всю ночь провели у костра и сейчас с красными, но радостными глазами встретили нас. Автоматы они достали ещё вчера: согнули проволоку крючком, осторожно залезли на броню и достали все три автомата, вернее их остатки.
   Южмин выгрузил из машины двадцати пяти килограммовый ящик тротила и в сомнении зачесал в затылке: - Чёрт, не знаю, сколько надо для того чтобы её взорвать. Боря тебе как надо её взорвать?
   - Надёжно, Андрей. Надёжно.
   Офицер бесшабашно махнул рукой и два солдата сапёрной роты осторожно опустили деревянный ящик во внутрь машины. Я остановил сапёра, который уже собирался поджечь бикфордов шнур: - Андрей, подожди. Ведь сейчас так рванёт, что и десантников может зацепить. Пойдём к ним и скажем, чтобы они попрятались.
   Около моста был развёрнут пункт водозабора и его охраняло несколько солдат. Чистая вода плескалась в нескольких больших резервуарах и от них отъехала полностью залитая водовозка. Десантники встретили нас подколками и шуточками: - Ну что, пехота, ковыряетесь там? Кинули бы две туда гранаты и всех делов.
   - Да нет, тут надо надёжнее машину "убить". Ты бы, прапорщик, зубы поменьше скалил, а лучше спрятались бы на время взрыва и убрали свои резервуары, а то мы сейчас дырок в них наделаем и резины у вас не хватит, чтобы заклеить. - Но прапорщик, старший водозабора, с презрением отнёсся к нашим предупреждением: типа, нашли чем десантника пугать. Мы пожали плечами и вернулись к останкам противотанковой установки. Развернули машины и отправили их вместе с солдатами метров за триста. Андрей Южмин поджёг бикфордов шнур и мы, обливаясь потом, тяжело побежали вверх по дороге. Длина огнепроводного шнура была рассчитана на то, чтобы мы спокойно добежали до укрытия.
   В брошенном окопе, куда мы ввалились, нас ждали подчинённые Южмина. Отдышавшись, мы направили бинокли на установку, сиротливо стоящую на обочине дороги. На водозаборном пункте, голые по пояс стояли десантники и, куря сигареты, тоже ожидали зрелища.
   - Эх, Андрюха, накроет их, - с досадой произнёс я, а сапёры с тревогой поглядели на десантников.
   - Да ну их к чёрту, Борис Геннадьевич, вечно выпендриваются, как будто они только здесь и воюют. Не накроет их, - сапёр хотел сказать это убедительно, но вышло у него всё это неуверенно и напряжение только усилилось. Взрыв грянул, как всегда неожиданно: на месте противотанковой установки внезапно вспух красно-багровый шар, в который мгновенно засосало всю пыль с обочины. Куски металла, большие и маленькие, понеслись в разные
  стороны, щедро посыпая землю осколками. Мы мгновенно повернули бинокли в сторону водозаборного пункта и с ужасом увидели, как куски металла дождём падают на резервуары и насосы, легко пробивая шланги и вспарывая резервуары, которые выпустив воздух резко накренялись на повреждённую сторону и выливали очищенную воду на землю. Десантники, закрыв головы руками, метались в поисках укрытий, падали на землю и неподвижно лежали, пережидая смертоносный дождь. Секунд десять длился этот железный ливень, пока не прекратился. Десантники стали неуверенно подыматься с земли, опасливо косясь в небо, но поняв что всё уже закончилось, начали сначала осматривать друг друга, а потом уже испорченное имущество. Увидев во что превратился водозаборный пункт, из груди десантников
  исторгся дикий и возмущённый крик и они дружно, даже забыв оружие, ломанулись в нашу сторону. Зачем они побежали к нам, гадать не приходилось. Мы с Андреем перевели бинокли снова на место взрыва и убедившись, что от БРДМ остался только днище, а остальное разлетелось по окрестностям, дали команду заводить машины и грузиться. Сапёры рванули в машину, как будто выполняли норматив, но мы, понимая что десантники здесь будут лишь минуты через две, спокойно подошли к своим машинам и, когда десантники уже были в ста метрах от нас, предвкушая как они расправятся с нами, тронулись с места всё более и более набирая скорость. Вторично возмущённый вопль десантников, который потонул в пыли, мы уже не слышали. Я был спокоен, так как номеров на наших машинах давно не было и найти, если Мишкин не проболтался, будет достаточно сложно.
   Командир полка, выслушав мой подробный доклад, жизнерадостно рассмеялся: - Боря, оказывается, чтобы списать противотанковую установку, её не взрывать надо было, а тащить на пункт сбора подбитой техники на станции Червлённая.
   - Товарищ полковник, что тащить? Ведь там осталось только днище.
   Петров опять рассмеялся и похлопал меня по плечу: - Боря, это твоя проблема - ты её и решай.
   Думать и переживать я особо не стал: вместе с Женей Ончуковым мы составили акт списания, который подписал особист. Ночью Мишкин из-под носа десантников сумел украсть днище и вместе с этим актом отвёз его в Червлённую, там тоже никаких проблем со сдачей остатков машины не было и через два дня, я и думать забыл об этой машины.
   Пока я занимался противотанковой установкой Замполит с Карпуком обшарили деревню и в одном из подвалов нашли большое количество картонных упаковок с фисташками, которые он на трёх машинах вывез к нам на блок-пост. Совещались мы недолго и нам не было стыдно за принятое решение: все фисташки отвезти на рынок и сдать торгашам, чтобы более-менее нормально доехать до дома, а ни как нищие ехать.
   - Борис Геннадьевич, когда мы загружали машины фисташками, в деревню зашла колонна машин под охраной десантников и прямиком направились к тем трём домам, где были складированы богатые вещи. Мы тихонько подобрались поближе и, не высовываясь по наблюдали: часть десантников заняла оборону, а другие начали быстро грузить вещи на машины. Всем распоряжался офицер, звания мы не разглядели, но кажется майор, и с машин все номера были сняты. Вылазить и спрашивать, кто они такие мы не стали, ну их на хрен. Но операция по изъятию ценностей была проведена на высшем уровне.
   Я чертыхнулся: - Правильно сделали, что не вылезли из укрытия, а то бы ещё расстреляли, чтобы свидетелей не осталось.
   Половину машины с фисташками мы разгрузили: часть отдали солдатам, часть забрали себе, немного раздали друзьям и десять картонных упаковок оставили в НЗ. На следующий день замполит и техник укатили в Грозный на рынок для поиска покупателя на фисташки, а я взял несколько солдат и решил проехаться по дальним улицам деревни, которые вплотную примыкают к зелёнке. В нескольких местах мы останавливались и осматривали дома вызывающие подозрения. Но всё было в порядке: во всех домах видны были следы спешных сборов, в помещениях валялись разбросанные домашние вещи, много мебели и других бытовых приборов было вытащено во двор и там брошено - наверно не вместилось в кузове автомобиля беженцев. Прочесав окраинную улицу и не обнаружив следов пребывания боевиков, мы сосредоточились во дворе крайнего дома. Было жарко и очень хотелось пить, присев в тени на корточки я послал двоих солдат в дом, чтобы они посмотрели нет ли там чего попить, а сам остался с ещё одним солдатом на прикрытии. Боец, из новеньких, посидев немного со мной в тени, стал бесцельно бродить по двору, разглядывая разбросанные домашние вещи, а когда он сунулся к холодильнику, брошенному в углу двора я его строгим голосом остановил: - Рыжов, Стой! Чего ты туда лезешь, а вдруг там мина или граната на растяжке?
   Разморённый от жары солдат, лениво поглядел на меня и в его взгляде я прочитал едва прикрытую усмешку, что меня здорово обозлило.
   - Боец, ты тут всего две недели, а строишь из себя бывалого фронтовика. Я себе этого не позволяю, и тебе не позволю. И если ещё раз увижу усмешку в твоих глазам на мои слова или приказы - морду начищу в два счёта. - Я замолчал, было так жарко, что даже ругаться не хотелось. Хотя надо бы встать и дать хорошего пендаля под жопу бойцу. Но я лишь продолжал лениво наблюдать за солдатом. Тот немного ещё покрутился около холодильника, не решаясь открыть дверь на глазах комбата, пошёл вдоль забора к дивану, который стоял в тени дерева. Расстегнув ширинку, с удовольствием помочился на ствол, отошёл от дерева и стал садиться на диван.
   - Рыжов, Стой! Замри! - Я чуть не сорвал голос в крике, заметив что сиденье дивана чуть приподнято над самим основанием. Солдат нелепо замер в раскоряку над диваном, испуганно глядя, как я в несколько прыжков подскочил к нему.
   - Ну-ка отойди, - солдат не распрямляясь, сделал несколько неуклюжих шагов вперёд и остановился. Из дома выскочили встревоженные моим воплем солдаты и рассыпались в разные стороны, заняв сразу же оборону: это были мои солдаты - из старых. Я махнул им рукой, мол, всё в порядке, встал на колени и заглянул в щель между сиденьем дивана и основанием, но там было темно и ничего не было видно.
   - Рыжов, притащи какой-нибудь осколок стекла или зеркала.
   А через минуту, когда я послал солнечный зайчик в темноту, удовлетворённо хмыкнул и дал открытой ладонью сильного леща в лоб Рыжову: - Солдат, с тебя выпивка и закуска. Усмехаешься над комбатом, а комбат тебе жизнь спас. Гляди, - я с силой нагнул голову солдата и посветил вовнутрь дивана. Рыжов посмотрел и ничего непонимающими глазами взглянул на меня.
   - Ну, ты и балбес, Рыжов. Сиденье дивана не закрывается, потому что упирается в расчёску. Видел? - Солдат мотнул головой, а я продолжил, - ты садишься на диван, расчёска ломается и крышка с силой опускается на взрыватель мины и твои яйца, весело звеня друг об друга, опережая тебя, летят в небо, ну а ты за ними. Что, не веришь? Смотри.
   Я ещё раз посветил вовнутрь, а потом осторожно приподнял сиденье - на дне дивана лежала противопехотная мина во взведённом состоянии. Надёжно зафиксировав сиденье, я торжествующе показал на мину, а потом подозвал остальных солдат.
   - Что, Рыжов, так кто прав? Убить тебя мина, конечно, не убила бы, но жопу разворотила основательно. Об яйцах я тебе уже рассказал. Задницу бы тебе в госпитале склеили, с яйцами посложнее. Ходил бы ты в раскоряку и на тебя показывали бы пальцем, как на урода и смеялись. Правда, живой, но на хрен кому нужна была твоя такая жизнь. Твои родители и родственники кляли и обвиняли бы министерство обороны в твоём уродстве, меня - твоего командира, а ведь виноват во всём этом ты был бы сам. Вот теперь-то я голову могу дать на отсечение, что и в холодильнике тоже мина или граната - РГДэшка.
   Солдат стоял и хлопая глазами: мину он видел и слышал, что я ему говорил, но пока он не воспринимал всё это относительно к себе. Минашкин нашёл в доме длинную бельевую верёвку и осторожно привязал её к ручке холодильника, мы отошли за угол и сильно дёрнули: послышался приглушенный щелчок, а затем сильный взрыв. Открывшиеся нам картина, была вполне обычной для военного времени: полуоторванная дверца держалась на одной петле, упёршись другим концом в землю. Сам холодильник сильно изуродованный взрывом, потерял свою первоначальную форму и пучился рваными краями металлической обшивки.
   - Рыжов, извини, но я ошибся: не РГДэшка там была, а Ф-1. - Я шутливо развёл руками, но тут же ожесточился, - безмозглая скотина, ты понимаешь, что я тебе спас жизнь сейчас два раза. До тебя хоть сейчас дошло, что ты на войне, а не в казарме?
   Что либо говорить или спрашивать Рыжова, дальше было бесполезно: солдат, тупо уставившись в развороченное нутро холодильника, усиленно потел, потом бледнел, а после этого его опять бросало в жар и краску. Наверняка, перед его внутренним взором проскакивали картины одна страшнее другой и он со стороны видел свой изуродованный труп рядом с холодильником с оторванными руками и разорванным животом, или рядом с диваном с развороченной задницей и захлёбывающим криком от боли.
   - Большаков, Минашкин, ведите его к машине, а я с диваном разберусь. - Дождавшись, когда солдаты залезут на БРДМ, я огляделся, вытащил гранату и, выдернув кольцо, бросил во внутрь дивана, а сам резво метнулся за угол дома. Прогремел взрыв, отбарабанили по земле остатки дивана и снова установилась тишина. Я залез на машину и устало скомандовал водителю - Вперёд! Но как только мы заехали за угол, показная усталость мигом слетела, я остановил БРДМ.
   - Степанов, Рыжов, отъезжаете на пару кварталов и замрите. Минашкин, Большаков за мной
  - сейчас посмотрим, кто прибежит на взрывы. Степанов, если в течении тридцати минут стрельбы не будет, возвращайся сюда, за нами.
   Мы спрыгнули с машины и она, взревев мотором, укатила в глубину деревни, а я с солдатами, пригнувшись, дворами вернулся к злополучному дому и выбрал удачную позицию, с которой хорошо проглядывался двор дома и подходы к нему. Но пролежали в засаде мы безрезультатно: видать, мины были поставлены давно и на взрыв никто не явился.
   Через тридцать минут приехал за нами БРДМ и мы поехали через центр деревни на свой блок-пост и тут налетели на нескольких чеченцев, которые суетились вокруг синего фургона во дворе одного из домов. Увидев нас, они застыли на месте, испуганно наблюдая за нашими действиями.
   Большаков, Минашкин и я мгновенно перебрались на противоположную сторону машины и залегли там, направив автоматы на чеченцев. Большаков развернулся и стал наблюдать за противоположной стороной улицы, готовый немедленно открыть огонь и прикрыть с тыла. Рыжов в это время в растерянности метался по верху машины, а Степанов, который по моему приказу внезапно остановил машину, теперь задрав голову из люка орал мне: - Товарищ майор, а мне что делать? А мне...?
   - Рыжов, сюда - сука, не мельчиши, - солдат, услышав голос командира, сразу же с ориентировался и скатился к нам, - Степанов, не дёргайся, если стрельба начнётся - врубаешь скорость и мы уходим.
   Увидев наши приготовления к бою, чеченцы дружно вздёрнули руки вверх и закричали что они мирные. Да и мы сами уже разглядели, что они выгружали из фургона домашние вещи и носили их в дом. Мы опять расселись поудобнее на броне и я взмахом руки подозвал к себе одного из них, но автоматы всё равно держали наготове.
   - Кто такие? Откуда и как сюда попали? - Я спрыгнул на землю и стал разглядывать стоящего передо мной чеченца. Лет ему было сорок восемь - пятьдесят, невысокого роста, хорошо одетый, держался с достоинством - судя по всему, был старшим. Я не ошибся.
   - Глава администрации селения Лаха-Варанды, - представился он и назвал себя - Рамзан, - фамилию я не расслышал. С ним его односельчане, которые приехали на машине из одноимённого населённого пункта в горах, где находятся остальные жители деревни. Приехали,
  чтобы посмотреть, что стало с деревней и подготовить дома к приёму остальных жителей, которые прибудут через несколько дней.
   - Как сюда попали? - Это меня сейчас более всего интересовало. Неужели, они проехали через мой блок-пост и их пропустили без моего разрешения? Но всё оказалось проще: они проехали через Чишки и их пропустили там.
   Тут меня чёрт дёрнул за язык и я в свою очередь представился комендантом деревни.
   - Так, Рамзан, через два часа у меня на блок-посту и там порешим многие вопросы, - я забрался на машину и не заезжая к себе, помчался в штаб полка.
   - Товарищ полковник, - обратился я к командиру, только что вылезшему из резинового
  резервуара, где он спасался от жары, - жители деревни начинают возвращаться домой, так я что думаю: с вашего согласия назначу себя комендантом деревни. С главой администрации я уже познакомился и приказал ему с докладом явиться ко мне на блок-пост. Мне ведь всё равно придётся контактировать с ними, так лучше, если я буду диктовать свои условия с позиции силы и власти. Как вы на это смотрите?
   Петров рассмеялся: - Боря, ну тебе и неймётся. Вечно что-нибудь придумаешь. Вот на хрена тебе это надо? Но, впрочем, ладно, валяй, но будь осторожен - не дай себя обмануть.
   Моё сообщение о назначении меня комендантом Лаха-Варанды не встретило энтузиазма у моих подчинённых: - На фига это нам надо, товарищ майор? Мы сами по себе живём, и они пусть живут сами по себе.
   Но я уже загорелся этой идеей и всё больше и больше находил доводов в пользу моего решения: - Ребята, нам всё равно придётся с ними решать разные вопросы, так лучше решать с позиции силы с нашей стороны, а также будем навязывать им свою волю. Пусть этот Рамзан приходит каждое утро и докладывает обо всём, что у него произойдёт в деревне, пусть он сам наводит там порядок от моего имени и чтоб он знал, что будет нести ответственность передо мной за всё, что там произойдёт. Ведь наверняка будут сношения боевиков и жителей деревни: ту ведь сторону, где зелёнка вплотную подходит к деревне мы всё равно не контролируем, вот пусть он вместе с жителями и дёргаются: не допускают туда боевиков, или по крайней мере сводят свои контакты с ними к минимуму. Короче, ребята, мыслей у меня по этому поводу дополна и думаю, что я правильное решение принял. И ещё вот что, кормить нас стали хреновато: так, я деревню данью обложу - пусть они нас кормят.
   Мои офицеры только головами закрутили: - Потравят они нас, товарищ майор. - Но я уже не обращал внимания на их сомнения.
   В семнадцать часов на окраине деревни замаячил Рамзан, я уже предупредил всех солдат, чтобы они не дай бог не открыли стрельбу по нему и взмахом руки подозвал его к посту. Провёл его к своему салону, где уже были собраны почти все солдаты: - Представляю вам старейшину деревни Лаха-Варанды. Он имеет право один пройти ко мне для доклада в любое время дня, больше никто. - После этого сообщения я распустил солдат и посадил главу администрации напротив себя.
   - Рассказывай, Рамзан, про деревню, про себя и про то, как ты видишь наше с тобой сотрудничество.
   Я внимательно, не перебивая, в течение получаса слушал чеченца, и не пожалел.
   Вот что он рассказал вкратце. До конца восьмидесятых годов все жители деревни проживали в населённом пункте Лаха-Варанды далеко в горах. Но случилось сильное землетрясение, которое разрушило деревню и правительство Советского Союза выделило деньги для строительства нового населённого пункта на равнине. Все желающие воспользовались случаем и в течение трёх лет был отстроено новое поселение (Теперь понятно почему селения нет на карте). Когда Дудаев пришёл к власти, то деньги, которые выделялись для строительства оставшихся домов, были спокойно положены дудаевцами к себе в карман, из-за чего население Лаха-Варанды не поддержали новые власти и всегда были в оппозиции к режиму. Сам Рамзан
  пользовался большим уважением среди односельчан за деловую хватку, за ум и справедливость. Совершил два раза хадж в Мекку и имел очень влиятельных родственников в Иордании, приближённых к королевскому дому. Поэтому жители предложили Рамзану стать главой администрации, справедливо считая, что боевики вынуждены будут по этим причинам закрывать глаза на независимую позицию деревни. Так оно и произошло. При приближении боевых действий к деревне жители решили переждать опасное время в горах, а когда узнали, что федеральные войска миновали Варанды, то послали нескольких мужчин для разведки.
   - Так что, товарищ майор, вкратце такова история, но я хочу рассказать и неприятные для вас вещи. Деревня полностью ограблена, - я переглянулся с офицерами, которые сидели вокруг нас и тоже слушали рассказ. Рамзан внимательно посмотрел на нас и продолжил, - когда мы в спешке покидали деревню, то самые дорогие вещи снесли в три дома, которые расположены на дальней окраине деревни, считая, что туда мародёры просто не доберутся. Но когда мы сегодня зашли в эти дома, то они оказались практически пустыми.
   - Товарищ майор, хочу вам открыть небольшой секрет. Перед уходом в горы мы в мечеть на самый верх принесли воды, продуктов и оставили там четырнадцатилетнего пацана с биноклем, для наблюдения за деревней, - Рамзан замолчал и со значением посмотрел на нас. Чтобы как то скрыть краску смущения, мне пришлось повернуться к бачку с водой и сделать вид, что я пью воду, потом повернулся к нему и в упор спросил его.
   - Рамзан, что ты этим хочешь сказать? - Старейшина думал, что мы заюлим от его полупрямых намёков и начнём оправдываться, но не увидев того чего ждал, сам заюлил, боясь прямым заявлением обвинить и обидеть меня.
   - Да нет, я ничего такого не хочу сказать, тем более обвинить вас, товарищ майор, но всё-таки факт пропажи вещей имеет место и это сделали военнослужащие федеральных сил. И вы, как комендант, несёте определённую долю ответственности за это, тем более, что у моего парня записаны все номера машин.
   - Рамзан, у нас с тобой впереди ещё много дней, когда придётся решать много хитрых, возможно неприятных вопросов и общих проблем. А мне совсем не нравиться, что наше сотрудничество начинается с "непоняток". Я не собираюсь от тебя скрывать, да ещё и оправдываться перед тобой в том, что мои подчинённые тоже ездили в деревню и тоже забирали оттуда продукты, посуду и постельное бельё. Это во-первых.
   Во-вторых: я сейчас поеду и арестую твоего, как ты говоришь, пацана: арестую его на том основании, что он вёл разведку за нашими подразделениями и передам его в особый отдел - пусть они с ним там пообщаются. Я думаю, что это будет и для тебя не совсем приятное воспоминание от общения с карательными органами.
   Ну а в-третьих: не тебе, мой дорогой, определять степень моей ответственности.
   - Товарищ майор, - Рамзан протестующе замахал руками, - ваших машин в том списке нет, а если вы, то есть ваши солдаты взяли посуду, постельное бельё и продукты из домов, то мы не в обиде. Мы понимаем, что солдатам это необходимо в быту каждый день. Так что пользуйтесь всем этим на здоровье и не обижайтесь если я что-то не так сказал.
   Я сделал задумчивое лицо: - Ну, если наших машин нет, то тогда сами решайте, что делать с остальными номерами. Хочу даже больше сказать: мы знали про эти три дома, но никому об этом не говорили, чтобы не возникало никаких соблазнов. И ещё: за кустами стоит грузовая машина ГАЗ-53. Мои офицеры её отремонтировали, домашние вещи аккуратно выгрузили, а машину несколько раз использовали для подвоза воды.
   Рамзан на минуту задумался: - Хм, у нас в деревне ни у кого не было ГАЗ-53, может, пойдёмте посмотрим.
   Чеченец несколько раз обошёл вокруг машины, заглянул в кузов и разворошил домашние вещи, потом уверенно заявил: - Нет, это не наша машина.
   - Ну, вот видишь, Рамзан, вполне возможно к грабежу приложили руку и твои земляки с других деревень, но ты с ними разбирайся сам. Машину я тебе отдаю, вместе с аккумулятором и заправленную бензином, так сказать - жест доброй воли. А завтра в восемь часов утра, приведёшь всех остальных к блок-посту, я хочу с ними познакомиться.
   Вечером Рамзан пришёл с водителем голубого фургона и они, загрузив домашние вещи, уехали в деревню.
   В восемь часов утра семь чеченцев стояли в пятидесяти метрах от блок-поста, а сзади них виднелся голубой фургон.
   - Рамзан, я ведь приказал построить только людей, машину я уже видел, - пошутил я, но увидев мрачное лицо старейшины спросил, - Что случилось?
   - Борис Геннадьевич, из Алхазурово лесом пришёл знакомый и сообщил моему односельчанину, что вчера от бомбы полностью погибла его семья. Как раз водителя фургона. У меня к вам просьба - договоритесь с начальником блок-поста у Алхазурово, чтобы его с машиной пропустили туда.
   - Почему именно с машиной?
   - По нашим законам надо хоронить до захода солнца. Если ехать, через Старые Атаги, потом по трассе Грозный - Баку и в горы то получается крюк в сто пятьдесят километров, да ещё проверки на блок-постах сколько времени отнимут - не успеет. А через Алхазурово он через час будет на месте.
   Я задумался: связываться с этим делом мне очень не хотелось, не хотелось ехать на блок-пост 166 бригады и договариваться о пропуске машины. Не исключал я и того, что чеченцы, вполне
  возможно, использовали меня втёмную в своей игре и мне это тоже очень не нравилось.
   Я подошёл к водителю, он вчера угонял машину от нас и Рамзан представил его мне: имя я не запомнил, только фамилию - Музаев. Водитель был внешне спокоен, но вчера когда я его видел и сегодня, это были два разных человека. Его лицо и так худое, за ночь осунулось ещё больше, красные глаза лихорадочно блестели, а руки жили своей беспокойной жизнью: то и дело застёгивали и расстёгивали пуговицы на рубашке, непрерывно поправляли брючной ремень, то вздымались к голове и теребили волосы. По моей команде он открыл фургон, и я убедившись, что там ничего нет, тщательно осмотрел в угрюмом молчании и всю машину. Ничего не обнаружив, я повернулся к Музаеву.
   - Как это произошло?
   Чеченец поднял руку к горлу и силой помял его, как будто хотел прочистить, несколько раз хрипло кашлянул и отвернул лицо от меня, но я успел увидеть скатившиеся слёзы из глаз. Я не торопил, а справившись с собой, он хриплым голосом рассказал.
   - Вчера днём, над деревней пролетел один единственный ваш самолёт и скинул всего одну только бомбу, которая попала в дом моего брата. Там жила и моя семья, которую я завтра хотел перевезти сюда. Полностью погибла семья брата, брат, моя жена и пятеро моих детей. Пришёл из Алхазурово знакомый, рассказал, что никто не может собраться с духом, чтобы собрать всё что осталось от моих. Просят, чтобы я сам пришёл и соскрёб их со стен. - Музаев стиснул зубы и со свистом втянул в себя воздух. - Помогите, товарищ майор, я сейчас бы собрал останки, к вечеру вернулся обратно и похоронил бы их на кладбище.
   Я тяжело вздохнул. Придётся помочь: - Ладно, поехали. Только сразу же хочу предупредить: попробую договориться, но если начальник поста упрётся, то я давить на него не стану. Всё-таки он офицер другой части.
   Я на своём БРДМ, сзади голубой фургон через полчаса подъехали к блок-посту 166 бригады, который расположился в пятистах метрах от окраины Алхазурово и перекрывал дорогу. Представившись старшему лейтенанту комендантом соседней деревни, я в нескольких словах объяснил ситуацию и попросил пропустить машину через его пост. Начальник поста внимательно посмотрел на меня, потом на стоявших в отдалении Рамзана и Музаева.
   - Нет, пропускать никого не буду.
   Я сделал ещё одну попытку нажать на старлея, и добился лишь частичного решения вопроса: он согласен пропустить чеченца одного, но без машины. На большее он не шёл. Пожав плечами, я отошёл к чеченцам.
   - Начальник поста согласен пропустить, но без машины, - Музаев сверкнул глазами, а Рамзан возмущённо всплеснул руками.
   - Борис Геннадьевич, я пойду поговорю с ним тоже, - Рамзан решительно направился к старшему поста и, возбуждённо размахивая руками, начал его уговаривать. Некоторое время я наблюдал за ними, потом повернулся к Музаеву.
   - Когда похоронишь, наверно, в лес уйдёшь - мстить?
   Чеченец тяжело вздохнул и с тоской произнёс: - А что мне остаётся делать?
   Через пять минут вернулся Рамзан и сокрушённо развёл руками: - Только пешком, машину не пропускает.
   - Ладно, - Музаев принял решение, - я пойду так. В деревне возьму машину и к вечеру вернусь обратно. Ты, Рамзан, машину отгони и могилы подготовь. Спасибо командир, что не отказался мне помочь, - Музаев повернулся и подошёл к старшему лейтенанту. Я знаком остановил Рамзана, а сам поспешно подошёл к офицеру и чеченцу, чтобы если у Музаева сейчас сдадут нервы не допустить конфликта.
   - Сынок, - чеченец вперил взгляд в офицера, - многое хочется тебе сказать, но ты не поймёшь сейчас, может быть, поймёшь когда будешь постарше. Скажу только одно - не дай бог тебе такого горя, как у меня. - Музаев махнул рукой и повернулся ко мне.
   - Спасибо, товарищ майор, вас и ваших я не трону, - он развернулся и понуро побрёл в сторону деревни. Дождавшись, когда он скроется среди домов, мы развернули машины и поехали в сторону Лаха-Варанды.
   В штабе, куда я приехал после того, как расстался с Рамзаном, царило оживление: из Екатеринбурга позвонили и сказали, что через два дня вылетает борт с заменой для офицеров и прапорщиков полка - всего около ста восьмидесяти человек. Все бегали и суетились, подписывали акты списания и другие необходимые документы для передачи подразделений. На всё это я смотрел спокойно и слегка свысока, так как уже знал что заменщика мне не нашли и когда найдут тоже неизвестно. Прокрутившись целый день в штабе и в подразделениях обеспечения, я совершенно забыл про Музаева и вспомнил только когда возвращался к себе после совещания, увидев на кладбище напротив мечети, толпу чеченцев человек в сорок, которые опускали в могилу останки семьи Музаева, сам он стоял среди громко причитающих женщин и, комкая в руках фуражку, смотрел на то, что осталось от близких. Услышав звук двигателя, все обернулись и стали недобрыми глазами смотреть на меня, сидящего на броне БРДМ, женщины прекратили причитать и тоже уставились на меня мокрыми и дикими глазами. Если бы взгляды могли убивать или зажигать, то бы не проехал живым и десяти метров, а так я словно плыл по воздуху, не чувствуя под собой машину, под этими ненавидящими взглядами, которые буквально пронзали меня и только скрывшись за деревьями я смог перевести дыхание.
   Вечером с докладом пришёл Рамзан: - Борис Геннадьевич, в деревню вместе с Музаевым приехало около ста человек, а основная масса жителей прибывает завтра к обеду. Это те, кто могут самостоятельно прибыть. Кто победнее, тех будем за счёт деревни перевозить и здесь нужна ваша помощь. Машины у нас есть, но вот с бензином проблемы. Нельзя ли через вас как-нибудь решить этот вопрос.
   - Я завтра попытаюсь порешать этот вопрос, но мне интересно знать каким маршрутом прибудут жители и сколько их прибудет. Да, и сколько нужно бензина, чтобы перевезти остальных людей?
   - Нам на первый день нужно литров сто двадцать, а потом каждый день на нужды деревни по сорок литров. А приезжать люди будут со стороны Чишков. Есть договорённость о пропуске завтра до полутора тысяч человек. Да, кстати, хозяина машины, которую вы передали нам, мы вычислили. Музаев, когда сегодня был в Алхазурово, уже задал ему неприятные вопросы, почему его машина оказалась в нашей деревне, нагруженной чужими вещами.
   - Слушай, Рамзан, раз о Музаеве разговор зашёл, он свою месть на моих ребят не перенесёт? В лес ведь он однозначно уйдёт.
   Рамзан пододвинулся ко мне: - Борис Геннадьевич, с Музаевым я разговаривал и не только я. Он сказал, что вреда своим уходом для деревни не принесёт. И уйдёт в отряд, который действует в другом районе. В принципе, наверно, для вас не секрет что боевики вычисляют всеми способами фамилии и адреса лётчиков. Платят любые деньги за любую информацию про них и больше всех их ненавидят.
   Мы помолчали, а потом я спросил: - Ну, а к нам как вы относитесь? Тоже, наверно, ненавидите?
   Рамзан помолчал, посмотрел на меня и на весело суетящихся в отдалении замполита и техника. Они полчаса тому назад приехали из Грозного и привезли солидную сумму денег за сданные фисташки, а тут узнали, что послезавтра им приходит замена.
   - Борис Геннадьевич, ведь эти летуны летят на очень большой высоте и кидают оттуда бомбы, ничем не рискуя, их ведь невозможно достать. Вот и с семьёй Музаева: если бы самолёт прилетел и отбомбился по деревне, даже если бы много было жертв среди селян, совершенно по-другому мирные жители всё это бы восприняли. А так пролетел мимо и бросил одну бомбу: так походя. У нас это ни у кого в голове не укладывается. Никто не может понять, зачем было на мирную деревню одну бомбу кидать? Ну а вы то что вы? Вы также как и боевики рискуете, можно сказать, воюете по-честному: или они вас, или вы их. Поэтому к вам и нормальное отношение.
   - Вот заодно, хочу вас спросить, Борис Геннадьевич: вон те три солдата они срочники или контрактники, очень уж они старые? - Рамзан кивнул головой на контрактников первого и третьего взводов, которые о чём-то толковали с Карпуком.
   Я весело рассмеялся: - Да ты что, Рамзан - это ведь срочники. Я контрактников сам не люблю, а эти с сельской местности: кто шесть классов, кто семь классов школы закончил и работать пошли. Согласно закона таких в армию берут, когда они вечернюю школу закончат или когда им стукнет двадцать семь лет. Вот они у меня и из этих - двоешников. А что, какие-то проблемы? - Я опять рассмеялся, надеясь на то, что сумел убедительно соврать.
   - Да теперь проблемы нет, раз это не контрактники. Вот их то ненавидят даже больше, чем лётчиков. Вы кадровые по приказу сюда приехали воевать, а они за это деньги получают, то есть приехали наживаться на чужом горе. - Рамзан в возмущении даже плюнул на землю, потом спокойнее продолжил, - это хорошо, что не контрактники, а то ведь их бы постарались убить.
   - Ладно, Рамзан, давай по делу поговорим. Раз у тебя основная часть жителей прибывает, то давай завтра же, в шестнадцать часов проведём митинг у школы, где ты меня представишь и я доведу свои требования, чтобы потом у нас не было друг к другу претензий. - Порешав ещё несколько насущных вопросов, мы разошлись.
   Кирьянов и Карпук на вырученные деньги купили немного выпивки, достаточное количество колбасы, сыра, кофе и других продуктов. Степанов сгонял на второй блок-пост, привёз командиров второго и третьего взводов. Через полчаса мы старым составом сели за стол, новеньких приглашать не стали и пусть не обижаются: это был наш коллектив, который сложился за эти пять месяцев, а их коллектив пусть складывает новый комбат.
   К обеду следующего дня в деревне закипела жизнь. Проехавшись на БРДМ по улицам Лаха-Варанды, я увидел десятки грузовых и легковых машин, множество тележек, в которые были запряжены даже коровы, откуда выгружались домашние вещи и утварь. Всё это активно заносилось в дома и складировалось во дворах. Всюду, где бы я не проезжал, я видел обращённые на меня любопытные взгляды, как будто я был представителем совершенно другой цивилизации, а не их соотечественник. Хотя было и достаточно много весьма недружелюбных, злобных взглядов, которыми провожали проезжающую машину. Когда я вернулся на блок-пост, то из-за заборов окраинных огородов частенько доносились крики "Аллах Акбар", что здорово нервировало моих солдат, особенно старослужащих: так как мы знали что обычно после этого выкрика следовал выстрел. Но останавливало солдат от ответных действий то, что голоса были детские.
   В течение часа я продумывал своё поведение на митинге и свои требования, прекрасно понимая, что только жёсткими требованиями на этом этапе я смогу держать обстановку под своим контролем. Теперь то я начинал понимать немецкого обер-лейтенанта, который с десятью солдатами стоял гарнизоном в русской деревне: угрозами и страхом немедленного возмездия, только так можно управлять в военное время людьми.
   Перед выездом на митинг я опять собрал всех офицеров: - Так ребята, сейчас мы проводим важное мероприятие. Батарее боевая готовность "Полная" - все на позициях пока я не вернусь с митинга. Обстановка в деревне неясная, многие взбудоражены гибелью семьи своего односельчанина. Все кто оставлял вещи, подсчитывают убытки от мародёрства. Вполне возможно, боевики из Алхазурово тоже знают о митинге и постараются настроить жителей против нас, чтобы организовать как минимум провокацию, а может быть они в этот момент постараются ударить по обоим блок-постам, поэтому всем "ушки на макушке". От того сумеем ли мы навязать свою волю деревне или нет, будет зависеть дальнейшая жизнь батареи на этих позициях. Если не сумеем, то в батарее будут раненые и что самое худшее убитые.
   Алексей Иванович, Игорь едете со мной. БРДМ поставите на улице, я уже место присмотрел, оттуда хорошо простреливается вся площадь перед школой, где будет митинг. Я с себя сниму всё оружия, оставлю только "свою" гранату и ракетницу. Если со мной что случиться - бейте всё подряд и уходите. Всё ребята, через пять минут я выезжаю, остальные по местам.
   Я вызвал к себе экипаж противотанковой установки, которая смотрела своими ракетами на деревню.
   - Вам особая роль отводится, особенно тебе товарищ сержант, - обратился я к командиру машины, - сейчас занимаете места в машине и ждётё красную ракету.
   Я достал из-за голенища сапога ракетницу и показал подчинённым: - Как только увидите ракету в воздухе, ты сержант делаешь пуск вон по тому сараю на возвышенности. - Я показал в бинокль сарай на склоне горы, - я тебе не приказываю, а прошу - смотри, не проворонь ракету и попади в сарай. От этого будет многое зависеть.
   - Товарищ майор, не беспокойтесь - всё будет нормально.
   Перед школой, куда мы приехали, бурлила огромная толпа: - Борис Геннадьевич, какие полторы тысячи? Да здесь три тысячи человек. - Ужаснулся Кирьянов, а я показал место куда он должен был поставить машину.
   - Ладно, Алексей Иванович, я пошёл, - под взглядами умолкнувшей толпы я снял с себя автомат, подсумки с гранатами и патронами. Одну гранату я сунул в карман, спрыгнул с машины и решительным шагом направился к собравшимся. При моём подходе толпа слегка раздалась и оттуда выскочил взмокший и разгорячённый Рамзан. Он что-то крикнул и толпа раздалась в стороны, освобождая проход к высокому крыльцу школы, где в креслах сидели, положив руки на посох, пять благообразных стариков в высоких каракулевых папахах.
   - Борис Геннадьевич, это наши самые уважаемые люди деревни и я сейчас вас представлю им. - Рамзан начал, говоря по чеченски, представлять меня старикам, которые с достоинством протягивали и пожимали руку, внимательно оглядывая меня. Закончив процедуру представления, Рамзан указал мне на свободное кресло и предложил сесть рядом со стариками.
   - Рамзан, садиться я не буду: не тот возраст, чтобы сидеть рядом с уважаемыми людьми. Если все собрались, то давай начнём.
   Глава администрации кивнул головой: - Борис Геннадьевич, вы только не обращайте внимания на то, что я сейчас буду говорить с жителями на чеченском языке: я им объясню о целях и задачах федеральных войск, представлю вас и в нескольких словах расскажу о ваших требованиях, которые мы обсуждали с вами, а потом я предоставлю слово вам.
   Я кивнул головой, соглашаясь с этим сценарием, и Рамзан начал говорить. Неясный гул, который шёл от толпы во время знакомства со старейшинами, сразу же смолк и толпа, придвинувшись ближе к крыльцу, стала внимательно слушать своего представителя. По мере того, как Рамзан говорил, в гуще людей сначала возник шёпот, шелест голосов, который всё более и более стал возрастать превратившийся в грозный гул, а Рамзану пришлось напрячь свой голос, чтобы перекричать возникший шум. Если присутствующие мужчины лишь сдержано обменивались впечатлениями и подчёркнуто держали нейтралитет, то женщины что-то визгливо кричали по чеченски и решительно проталкивались вперёд, вскоре заполонив всё пространство перед крыльцом, оттеснив в сторону мужчин. Теперь между мной и разъярёнными женщинами стоял только Рамзан, красный от гнева он продолжал кричать, пытаясь усмирить этих фурий, но постепенно под натиском женщин он отступал вверх ко мне.
   Со стороны, может быть, я казался внешне спокойным, внимательно поглядывающим на происходящее, но внутри меня шла лихорадочная работа мысли в поисках выхода из создавшегося положения. Не было сомнения, что данную ситуацию спровоцировали подговоренные, может быть подкупленные боевиками жители деревни, негативно настроенные к русским. И если сейчас решительно не прекратить истерию среди женщин, то мне живым не выбраться с митинга. Острой жалостью промелькнула мысль о сданном в марте на склад пистолете: сейчас его можно было бы выхватить из кобуры и разрядить обойму в воздух, тем самым охладить пыл этих дьяволиц. Можно конечно запустить вверх красную ракету, но я её хотел использовать для других целей. Я ещё раз оглядел колыхающее море голов и свой БРДМ, где суетился Карпук, а Кирьянов нагнулся в люк и что-то туда кричал. Потом он с Карпуком мигом перебрались за башню, которая быстро крутанулась в сторону толпы, пулемёты немного приподнялись вверх и воздух расколола оглушающая очередь из КПВТ. Толпа как бы присела и смолкла, над площадью повисла тяжёлая тишина, а женщины сразу же отхлынули от крыльца. Головы всех, как по команде повернулись в сторону БРДМ. Кирьянов и Карпук поднялись из-за башни и, демонстративно поправляя автоматы, снова уселись перед башней, как бы говоря, что стрельбы больше не будет.
   Незаметно переведя дух, я повернулся к Рамзану, который стоял за спинами стариков, спокойно наблюдавших за происходящим.
   - Рамзан, из-за чего такой шум?
   Глава администрации, успокаивающе махнул мне рукой и в течение двадцати секунд быстро переговорил со стариками, потом подошёл ко мне.
   - Люди возмущены тем, что они ограблены. У многих дома вычищены подчистую и им даже не на чем приготовить пищу. Возмущены, что к этому во многом причастны федеральные войска. Ну, а вы представитель этих федеральных сил, вот они и высказывали своё возмущение в ваш адрес.
   - Ничего себе, высказали возмущение: ещё немного и нас с тобой бы растерзали. Давай объявляй, что слово предоставляется коменданту.
   Рамзан вышел вперёд и по чеченски хрипло прокричал несколько слов, одно из которых было "комендант".
   Я встал на край крыльца и обвёл сотни и сотни обращённых ко мне лиц, толпа была спокойна, как будто и не было моря страстей пару минут назад. Женщины прятали свои лица и глаза под платками, опасливо косясь и оборачиваясь в сторону БРДМ, а мужчины смотрели прямо на меня, не скрывая, в основном, своих недружелюбных взглядов. Правильно говорят - "Чеченцы понимают только сильного" - вот с позиции сильного я и буду с ними разговаривать.
   - Я назначен к вам комендантом, но это не значит, что я теперь буду решать ваши проблемы: искать пропавших коров, разбираться с водой, доставкой продуктов, заниматься больными, мирить поссорившихся. Для этого у вас есть глава администрации и уважаемые жители деревни,
  - я показал рукой на Рамзана и стариков, - У меня и у моего подразделения, которое находится у входа в деревню и вон там в лесу, другая задача. Я отвечаю за безопасность передвижения подразделений федеральных сил в районе: от перекрёстка дорог Старые Атаги - Алхазурово и до туберкулёзного диспансера. В этот район входит и Лаха-Варанды.
   - Я знаю, что в трёх километрах отсюда в Алхазурово стоит отряд боевиков в двести человек, вон там на горе, - я показал рукой на вершину горы, - позиции боевиков, которые наши подразделения пока не могут взять, но всё-равно возьмут. Добьём артиллерией и возьмём. Пионерский лагерь, рядом с деревней тоже контролируется боевиками: у меня просто сейчас нет сил его зачистить. Но я чётко вижу, что по моим солдатам стреляют именно из пионерского лагеря, а не из деревни. В противном случаи, тогда бы я с вами разговаривал совершенно по другому. Я знаю, что сегодня ночью из Алхазурово в деревню приходили боевики и склоняли вас на провокацию во время проведения митинга, даже знаю к кому приходили, - последние слова я кинул в толпу наобум, лишь только предполагая, замолчал и повернулся к Рамзану. Но тот только развёл руками: типа, а что я могу с этим поделать.
   - Ладно, на первый раз я прощаю это, но предупреждаю, если контакты будут продолжаться - эти люди будут арестованы и переданы в особые отделы, а там разговор короткий. Я не собираюсь патрулировать окраинные улицы около леса или устраивать там засады. Если вы хотите жить в мире со мной, то сами договаривайтесь с боевиками, чтобы они не совали свой нос на мою территорию. У вас в деревне достаточно мужчин, чтобы они там стояли и не пускали их деревню. Но сразу хочу сказать и жестоко предупредить: если в моём районе будет даже небольшое нападение на моих солдат, на проходящие машины, не дай бог, кто-то будет ранен или ещё хуже убит, то деревня будет наказана. У меня в подразделении сто тридцать пять ракет и после каждого нападения я буду расстреливать ваши дома. У нас в библии тоже написано - "Око за око. Зуб за зуб". Так что не обессудьте. А теперь посмотрите, видите тот сарай на горке, - я достал из-за голенища сапога ракетницу и показал ею на присмотренный мною заранее сарай, - вот посмотрите, что с ним сейчас произойдёт.
   Я поднял вверх ракетницу и запустил в чистое и жаркое небо красную ракету, моля бога, чтобы экипаж противотанковой установки не спал. Но нет, прошло пятнадцать томительных секунд, со стороны блок-поста послышался звук выстрела, а ещё через пару секунд ракета появилась над деревней и стремительной тенью пронеслась несколько в стороне от толпы. Многие её увидели и закричали, тыча пальцами в небо и провожая её взглядами. На какое-то мгновение я пожалел, что сейчас нет свидетелей этого выстрела с полка, которые бы сотворили ещё одну легенду о противотанковой батарее. Ракета пронеслась над деревней и воткнулась в гнилые и дряхлые стены сарая, легко проломила их и ярко-красной вспышкой взорвалась внутри. От взрыва стены и крыша одновременно полетели в разные стороны, уже в полёте разламываясь на более мелкие куски и отдельные доски, поражая и ломая молодые деревца, росшие вокруг сарая. Через несколько секунд, когда рассеялся дым, взглядам толпы предстали жалкие остатки сооружения. Это был красивый и впечатляющий взрыв. Ошеломлённые результатами взрыва, люди повернули ко мне лица и глазах их я увидел растерянность.
   - Это произойдёт с любым вашим домом, после каждого нападения боевиков в моём районе. Я думаю, хорошо и наглядно вам продемонстрировал, что будет. Следующее: в деревне вводим комендантский час - после двадцати часов вечера и до восьми часов утра из деревни никто не имеет право выходить. Это распространяется и на улицу, по которой проходит дорога. Внутри деревни перемещения не запрещаю. Если кто-то этот приказ нарушит и будет задержан вне деревни, с тем я поступлю по законам военного времени - расстрел на месте, как пособника боевиков. - При последних моих словах в толпе опять возник неясный гул и движение, вперёд выскочила женщина и визгливо, на хорошем русском языке закричала.
   - Какой комендантский час? Какие двадцать часов? Да нас вы ограбили, во всей деревне вряд ли найдёте хоть одни часы. Вы мародёры и Аллах вас всех накажет..., - она что-то ещё кричала, пытаясь возбудить толпу, но по знаку Рамзана из толпы выскочил её муж и ещё несколько женщин, которые быстро утащили истеричку обратно в гущу людей. Дождавшись, когда восстановиться порядок, я продолжил: - Насчёт мародёрства и воровства, это не ко мне. Мы с вашим главой администрации этот вопрос обсуждали и он прекрасно знает, кто на самом деле воровал. А комендантский час будет: нравиться кому это или нет, но раз у вас часов нет, то в двадцать часов вечера дежурный солдат будет из пулемёта давать очередь из трассирующих пуль над деревней. Поверьте, вы её все услышите и увидите, в восемь часов утра то же самое - конец комендантского часа.
   - Борис Геннадьевич, - зашептал мне в затылок Рамзан, - народ спрашивает, скот ведь надо в шесть часов выгонять на пастбище.
   - Хорошо, конец комендантского часа в шесть часов утра, но каждый раз пастух прогоняет стадо по пустырю мимо блок-поста. В дальнейшем я сам буду указывать каждый раз, где ему стадо прогонять, - на лице у Рамзана появилось лёгкое удивление, но он промолчал.
   - Насчёт мародёрства, здесь я постараюсь вас защитить. Но для этого вы должны все выезды из деревни, кроме одного - у мечети, закрыть баррикадами, лучше всего, конечно, бетонными блоками. У оставшегося свободного выхода установить постоянное дежурство пять - десять мужчин. На ночь этот выход закрывать баррикадой. Если появились мародёры, немедленно гонца ко мне, а я с ними сам разберусь. Ещё один момент, кормить нас стали хуже, поэтому деревня должна ежедневно выделять определённое количество продуктов на моё подразделение: это в основном зелень, мясо, молоко и другое. С Рамзаном я это ещё обсужу более подробно. Не бойтесь, мы вас не объедим. И последнее: я понимаю что жизнь - есть жизнь: каждый день она преподносит сюрпризы и проблемы, и если они у кого-то внезапно возникнут, то не надо сразу же бросаться ко мне: все решения вопросов через главу администрации, а он мне доложит. В свою очередь хочу заверить, что если у меня будет возможность решить ваши проблемы - я их решу. Если вопросов больше нет - митинг закончен.
   Толпа возбуждённо загудела, обмениваясь впечатлениями, и стала расползаться в стороны и исчезать в глубине улиц. Я повернулся к стариками и стал с ними прощаться.
   - Борис Геннадьевич, старики говорят, что ты им понравился. У тебя честное, открытое лицо и хорошо держался. - Я молча усмехнулся, приложил руку к головному убору и направился к БРДМ.
   - Ну, ты комбат и взвалил на свою шею ярмо, на хрен тебе это нужно? - Встретили меня неодобрительно товарищи.
   - Алексей Иванович, Игорь это нужно. Кормить стали хреново, причём как-то резко сразу стало плохо с кормёжкой. А так я хоть с питанием налажу дела. И всё-таки я думаю, что налаживая контакты с деревней, навязывая свою волю, я поступаю правильно. Я хоть какую-то информацию с деревни буду иметь. Другое дело, если бы я встал просто и зажал блок-постами деревню: информации из деревни никакой и что они там делают и думают - неизвестно. Ладно, разберёмся.
   Вечером, в 20 часов я вышел на дорогу и дал длинную очередь из пулемёта трассирующими пулями над деревней - начало комендантского часа. Вернулся обратно к салону, а через полчаса до нас донеслись звуки боя со стороны блок-поста на окраине Алхазурово. С наблюдательного пункта в бинокль я попытался что-нибудь разглядеть, но мешала зелёнка. Понаблюдав минут десять, я приказал усилить наблюдение и спустился обратно к салону. Минут через десять от наблюдательного пункта прибежал солдат: - Товарищ майор, на опушке зелёнки замечен неизвестный, скрытно пробирается в сторону Лаха-Варанды.
   Через тридцать секунд я уже рассматривал в бинокль неизвестного, который действительно крался среди кустарника в сторону деревни. Оружия при нём я рассмотреть из-за большого расстояния не смог. Постепенно звуки боя стихли. Лишь изредка доносились одиночные выстрелы.
   - Берём, Алексей Иванович, - убрав бинокль от глаз, принял я решение, - Пойдёшь...?
   Организовав группу прикрытия, я, Кирьянов, Карпук и ещё один солдат, скрытно пробрались на опушку зелёнки и, рассредоточившись, залегли на пути движения неизвестного.
   Три минуты ожидания, зашелестели кусты и прямо на меня выскочил пацан. Лет четырнадцати.
   - Стой! Руки вверх! - Неизвестный мгновенно метнулся в сторону и наткнулся на Карпука, который пинком послал его ко мне. От сильного удара пацан упал на колени передо мной, потом быстро вскочил, но увидев вокруг себя русских, замер, держа руки над головой, в левой руке у него была пластмассовая бутылка наполненная прозрачной жидкостью.
   - Кто такой и откуда идёшь?
   Пацан, дрожа телом, испуганными глазами смотрел на меня и молчал, видимо не понимая, о чём я его спрашиваю. Я повторил вопрос, но уже в угрожающей форме.
   Судорожно сглотнув, он хрипло ответил: - Из Алхазурово.
   - Что там за стрельба и какое отношение ты к ней имеешь?
   - Я уже шёл сюда, когда там началась стрельба и я ничего не знаю.
   Хотя какие могут быть у подростка документы, но на всякий случай спросил: - Документы есть?
   Пацан кивнул головой и глазами показал на карман рубашки. Я достал оттуда паспорт и с удивлением прочитал имя - Юсуп, и ещё больше удивился, когда прочитал, что ему двадцать
  один год. Я внимательно посмотрел на фотографию и сверил с лицом стоявшего: сомнений нет - одно и тоже лицо.
   - На те, посмотрите и удивитесь. - Сунул я паспорт замполиту и технику. Услышав их удивлённые возгласы, я забрал обратно паспорт и задал ещё несколько вопросов, на которые он не смог ответить.
   - Хорошо. - Хотя ничего хорошего или проясняющего я не услышал. - Куда идёшь?
   - В деревню. Я тут проживаю.
   - Слушай, Юсуп, я сейчас открою паспорт на той странице, где прописка и если ты прописан в другом населённом пункте, просто расстреляю тебя на месте. - Я звонко щёлкнул паспортом по ладони, - так что, колись сразу, пока не поздно.
   У Юсупа дрогнуло лицо и из руки на землю выпала бутылка, а я медленно открыл паспорт и на странице прописки прочитал - Лаха-Варанды.
   - Ну, что ж, тут ты не соврал, но тебе всё равно не повезло. Ты являешься нарушителем комендантского часа и я должен тебя расстрелять. Что ты на это скажешь?
   Лицо парня покрыла испарина и он побледнел. Что-то хотел сказать, но кроме хриплого писка изо рта ничего не вылетело.
   - Ну, что ж ты так: неприлично ведь так пугаться - тебе же 21 год. А вот ответь на контрольный вопрос - кто в деревне глава администрации?
   Юсуп судорожно сглотнул и тихим голосом произнёс: - Мой дядя.
   - Как твой дядя? - Удивился я. - А как его зовут?
   - Рамзан.
   Я переглянулся с товарищами и мгновенно озвучил другое решение: - Ну, тогда тебе повезло. Рамзана я уважаю и расстреливать я тебе не буду - отпущу. Но в следующий раз не попадайся - расстреляем.
   Дождавшись, когда Юсуп скрылся за домами деревни, мы направились к себе.
   - Борис Геннадьевич, что, действительно, расстреляли если бы он не оказался родственником Рамзана? - Задумчиво спросил Карпук.
   - Да нет, Игорь, что я похож на карателя? Задержал бы его, а завтра отдал бы его особистам - пусть бы покрутили его.
   ...Утром в шесть утра прогремела очередь - конец комендантского часа, а в восемь у блок-поста стоял с докладом Рамзан.
   - Борис Геннадьевич, у нас в деревне всё нормально, но я сразу же хочу извиниться за моего племянника за то, что он отказался подчиниться и сбежал от вас.
   - Рамзан, не понял?
   Чеченец, услышав в моём голосе удивление, смешанное с негодованием, смутился: - Ну, вчера вечером он ко мне пришёл и расхвастался, что попал к вам в засаду, ловко вырвался, послал на три буквы и сбежал.
   Я расхохотался: - Рамзан, да он чуть не обделался от испуга. До того испугался, что слово произнести не мог. Да, если бы он вовремя не сказал, что ты его дядя, так бы и валялся сейчас с прострелянной башкой в кустах. Пригонишь его сегодня ко мне, я с ним воспитательную работу проведу.
   Теперь давай обсудим, сколько деревня и каких продуктов будет мне выделять. Я тут прикинул на бумажке, что мне в сутки на батарею нужно: два ведра молока, помидор - 30 килограмм, зелёного лука - 5 кг, редиски, чеснока, лука репчатого - 5 кг. Мяса килограмм десять. Так как я известный человек и хлебосольный хозяин, то мне нужно в день 4 бутылки водки. Пока, в принципе, всё, но список ещё не окончательный, - увидев кислое лицо главы администрации, я рассмеялся. - Что-то тебя, Рамзан, мой список не нравится.
   - Борис Геннадьевич, мы и так пострадавшие, а вы нас таким оброком обложили, - попытался выкрутится Рамзан, - а водка, я ведь дважды хадж совершал и мне грешно с ней связываться.
   - Рамзан, я бы на твоём месте не упирался, тебе ведь ещё не раз придётся ко мне обратиться. Тогда я тоже могу в сторону уйти и ты останешься со своими проблемами один на один, а ведь я мог и большие требования выставить.
   Рамзан помялся, сделал попытку поспорить, но всё-таки согласился и понуро ушёл в деревню, а через десять минут прибежал обратно и возбуждённый стал тянуть меня за руку: - Борис Геннадьевич, дети играли и нашли заминированное место. Борис Геннадьевич, помогите - разминируйте, иначе кто-нибудь подорвётся.
   Я озадаченно почесал затылок: - Рамзан, я как сглазил: только тебя укорил и ты через десять минут прибежал за помощью. Что за мина и где?
   - Около мечети дети играли и нашли в водостоке под дорогой мину. Я заглянул туда, а там что-то длинное и круглое лежит - явно ваша, выставил охрану и никого не подпускаем.
   - А с чего ты взял, что это мина, может быть, кусок трубы валяется?
   - Нет, это точно мина.
   Я опять почесал затылок: - Да я, Рамзан, вообще-то не сапёр. Даже не знаю, ну ладно, поехали посмотрим всё таки.
   Мы заскочили на БРДМ и помчались к мечети, где уже собирался народ. Слезли с машины и Рамзан издалека показал рукой на водосток под дорогой, который был единственным не забаррикадированным выходом из деревни. Осторожно подошёл, нагнулся и заглянул в тёмное, пахнувшего сыростью, отверстие водостока. Приглядевшись к полумраку, я увидел лежащий длинный предмет, но разглядеть толком его не смог, чуть отодвинувшись в сторону, чтобы больше света упало вовнутрь, я ещё раз заглянул и уже сумел разглядеть контейнер от противотанковой ракеты, но целый он или использованный разглядеть всё равно не мог, но по крайней мере крышка контейнера с этой стороны была закрыта. Я поднялся из канавы и перешёл на другую сторону дороги и снова поглядел в бетонный водосток. Теперь я ясно разглядел контейнер: и с этой стороны крышка контейнера была тоже закрыта. Он лежал, наверно, уже несколько дней, так как был слегка покрыт пылью. Никаких проводов идущих к контейнеру ни с этой стороны, ни с той я не заметил.
   Я выпрямился и подозвал рукой к себе замполита с техником, которые тоже приехали со мной. Сделал озабоченное лицо и стал деланно размахивать руками, как будто что-то бурно обсуждал со своими подчинёнными, а сам их инструктировал.
   - Алексей Иванович, Игорь, там контейнер с противотанковой ракетой лежит, вроде целый и ничего к ней не подсоединено, но вы сейчас перед чеченцами разыгрываете "драму", что якобы там стоит очень сложный и мощный фугас и Борис Геннадьевич очень сейчас рискует, самостоятельно разминируя фугас.
   Кирьянов и Карпук, зная что за нами наблюдают, чуть заметно ухмыльнулись: - Борис Геннадьевич, мы сейчас такую комедию сыграем, что они вас до вашей замены одними деликатесами кормить будут.
   - Смотрите, только не переиграйте.
   Я на виду жителей деревни с озабоченным видом, сделал несколько кругов вокруг водостока, приседая и заглядывая в зияющую темноту, сокрушённо покачивая головой и почёсывая затылок. Затем поднял взгляд к небу, картинно перекрестился и лёг у края водостока, запустив руку в темноту. Ощупал руками контейнер и убедился, что с этой стороны никаких проводков нет, не было их и с той стороны. Осталось самое опасное: затаив дыхание, я напрягся и с усилием потянул контейнер на себя. Протащив его сантиметров тридцать по трубе к себе, я окончательно убедился, что контейнер с противотанковой ракетой внутри никакой опасности не представляет. Я поднялся и вытер пот со лба и, услышав обрывок объяснения замполита, ухмыльнулся.
   - ....тот кто ставил мину не рассчитал, что когда она рванёт, то не только военные пострадают, но от взрыва наполовину разрушит мечеть с одной стороны, а с другой вон тот дом,
  поэтому оттуда надо эвакуировать жителей.
   Я уже спокойно лёг на землю и запустил руку к контейнеру, отщёлкнул предохранительную крышку для соединения контейнера с противотанковой установки и замер, изображая вид, что провожу разминирование фугаса. Через пятнадцать минут решительно поднялся, отряхнул форму от пыли и подошёл к Рамзану, а из-за заборов в это время, на приличном расстоянии, выглядывало как минимум голов двести.
   - Рамзан, ну вам и повезло. Я еле сумел отсоединить радиовзрыватель от мины. Не знаю, на кого они ставили фугас, но войска-то по этому мостику, ведь, не ездят. Ну, взорвали бы боевики, когда русские проезжали бы мимо, ну скинуло бы кого-нибудь с брони, поломали бы рёбра, ноги, но не убило бы. Зато взрывная волна пошла бы по бетонному водостоку в обе стороны. С той стороны мечеть к чёрту бы полетела, а с той вон тому дому и тому амбец пришёл бы..., - я поворачивался и показывал руками: то на мечеть, то на дома и "вешал лапшу" главе администрации, а тот послушно поворачивался за моей рукой и потемневшими глазами смотрел то на мечеть, то на дома и всё больше мрачнел.
   - Вот к чему может привести бестолковое и безмозглое сотрудничество с боевиками, - подвёл я итог моей "беседы", но это я уже адресовал и подошедшему хозяину дома, который якобы должен был пострадать от взрыва. Тот тоже помрачнел и что-то быстро и решительно проговорил Рамзану: как я понял, с кем-то он хотел разобраться. Пока я разговаривал, Игорь вытащил контейнер, загрузил его на БРДМ и мы укатили в штаб полка, где я передал особистам ракету. А в это время подошла колонна с заменщиками и в штабе начался бедлам: сначала все здоровались, обнимались, когда встречались со знакомыми, потом всю эту толпу построили и начали разбираться - кто взамен кого приехал.
   Знакомых офицеров и прапорщиков было не так уж много: вместо Будулаева командиром первого батальона приехал майор Тищенко. Несмотря на то, что, несколько лет тому назад оба мы бегали капитанами и поддерживали дружеские отношения, поздоровался он со мной холодно и как-то свысока. Славка Упоров приехал командиром ремонтной роты, но он остался принимать роту в старом лагере, подполковник Андреев заменял командира третьего батальона. Но пообщаться с ним толком не пришлось, его сразу же утащили к командиру полка, было ещё несколько знакомых офицеров, но основная масса прибывших офицеров была с Еланского и Чебаркульского гарнизонов.
   Кирьянов и Карпук вскоре привели ко мне своих заменщиков, а также замену для старшины. Мне они сразу не понравились. Я до того привык к своим подчинённым, к Мишкину и Пономарёву, что если бы мне пришли даже отличные офицеры - то и они мне, наверняка бы, не понравились.
   Новый замполит - лейтенант двухгодичник, "живого" солдата, наверно, никогда не видел, а тут полуобстрелянные бойцы, которые уже считают себя бывалыми фронтовиками. Техник - прапорщик, зовут Анатолий, в глазах неуверенность и тоска. Старшина мужчина в возрасте, но какой-то мягковатый с виду и больно уж домашнего вида. Но подчинённых, как и начальников не выбирают. Вздохнув, махнул рукой на БРДМ и, разместившись на броне, двинулись к себе. Мы отъехали от поворота дороги, скрывшего штаб, метров на триста как нас обстрелял пулемётчик боевиков, который расположился, по всей видимости, ниже позиций седьмой роты и теперь мог обстреливать этот участок дороги. Длинная очередь стеганула обочину дороги, подняв облачка пыли, а ещё несколько пуль ударило в корму БРДМ, обиженно взвизгнув. Все пригнулись, а Степанов по моей команде выжал из двигатель максимум и через несколько секунд нас скрыл от пулемётчика край скалы. Поглядывая назад, я увидел, что этот небольшой боевой эпизод, оказал сильное впечатление на прибывших. В расположении блок-поста меня уже ожидали Рамзан и его племянник, который держал в руках большой казан, а в ногах у них стояло несколько картонных ящиков.
   После того, как я представил прибывших замполита и прапорщиков личному составу своего блок-поста, я подозвал Рамзана и Юсупа к своему салону. Обрадовшись, что наконец-то и до них дошла очередь, Рамзан начал выкладывать на стол из картонных ящиков водку, зелень, овощи, сушёное, копчёное мясо и другие продукты.
   - Борис Геннадьевич, это вам от деревни за то, что вы, рискуя жизнью, разминировали мину, - он отодвинул продукты немного в сторону и поставил на стол казан, - а это вам от моего племянника. Вы как-то рассказывали, что вам нравиться наше чеченское блюдо - мясная шурпа. Так это приготовил племянник, в знак извинения перед вами. - Юсуп с готовностью заулыбался и как китайский болванчик закивал головой.
   Я засмеялся и, как бы призывая в свидетели собравшихся вокруг нас офицеров, прапорщиков, обвёл руками стол: - Рамзан, и ты так дёшево ценишь мою жизнь? У меня ведь шансы были - 50 на 50. Взорвусь или не взорвусь, а деревня мне прислала четыре бутылки водки и несколько килограмм мяса. Ведь, немецкий комендант не пошёл бы разминировать фугас, а русский офицер перекрестился и полез рисковать своей жизнью ради мечети и двух домов. Рамзан, я разочарован. Мне вот не нужно от вас за это ни денег, ни золота: мне нужно только чтобы вы правильно оценили этот мой поступок и соответственно относились к моему подразделению, помогали мне в поддержании порядка в моём районе. Вот это-то ясно?
   Я молчал, выдерживая паузу и глядя на смутившегося чеченца, который наверняка ожидал от меня слова благодарности за принесённую водку и продукты. Помолчав немного, я сменил тон: - Ну, ладно, Рамзан, что ты голову опустил? Это я так сказал тебе, к слову: особо не бери в голову, но слова мои передай односельчанам, а вот твой племянник так просто не отделается. У меня сегодня хорошее настроение, поэтому я сделаю вид, что не обиделся, но ты Юсуп, две недели мне будешь готовить шурпу и каждое утро, в восемь часов, будешь мне её приносить. Понял? Хотя, надо бы тебя отдать в особый отдел, но ладно. Живи.
   Я с Рамзаном обсудили ещё пару вопросов, а Алексей Иванович с Игорем в это время принесёнными продуктами накрыли стол, выставили солдатские кружки и пригласили меня и главу администрации садиться. Как всегда Рамзан отказался, ссылаясь что он правоверный мусульманин и совершил два раза хадж. Окинув критическим взглядом заставленный закусками стол, он удалился с племянником в деревню. А я пригласил вновь прибывших за стол, чтобы их накормить с дороги и поближе с ними познакомиться.
   После того как немного выпили и, выслушав каждого - кто он, с какой должности, где служил, я в свою очередь довёл сложившуюся обстановку вокруг полка и батареи, задачи подразделений, рассказал немного о личном составе. Что они из себя представляют, проанализировал ошибки, которые совершили уже новые командиры взводов, естественно, более подробно рассказал об их обязанностях и моих требованиях к ним. Через полчаса такого общения перед блок-постом опять замаячил Рамзан, вместе с ним к столу подошёл четырнадцатилетний мальчишка, который нёс объёмную картонную коробку.
   - Что случилось, Рамзан? Мы вроде бы с тобой обсудили все вопросы?
   - Борис Геннадьевич, я частенько наблюдаю, как у вас проходит застолье и как вы угощаете гостей из побитых и помятых кружек. Поэтому примите от деревни подарок. По знаку главы администрации мальчишка поставил коробку на скамейку и стал её распаковывать. Он доставал из ящика завёрнутые в бумагу предметы, разворачивал и ставил перед нами на стол хрустальную посуду, причём, это был набор на десять человек. Тонкостенные, высокие бокалы, рюмки, хрустальные фужеры, салатницы, стаканы и всё это красивым узором богато облито толстым слоем позолоты и теперь вся эта красота стояла на столе, стреляя в разные стороны острыми, тонкими, разноцветными лучиками. Я брал каждый предмет набора и с восхищением разглядывал каждую деталь, то отдаляя от себя, то приближая к себе любуясь игрой разноцветных искорок на хрустальных гранях. Закончив рассматривать, я завернул рюмку в бумагу и отдал её старейшине.
   - Рамзан, спасибо, но этот подарок я принять не могу.
   У главы администрации полезли брови вверх от удивления: - Почему, Борис Геннадьевич?
   - Это очень богатый подарок, тем более, что мы его быстро разгрохаем. Не могу, Рамзан, пойми меня правильно.
   - Борис Геннадьевич, разобьёте - ещё один принесём, но мне тоже неудобно, когда я вижу как вы, наш комендант, своих гостей угощаете из ржавых солдатских кружек. Жители деревни от чистого сердца вам дарят, а вы отказываетесь, - чеченец замолчал и остановил мальчишку, который уже стал заворачивать в бумагу посуду.
   - Лукавишь, Рамзан, наверняка сервиз этот из твоего дома, а не подарок деревни. А мне, честно говорю, жалко этот хрусталь - ведь разобьём. Лучше ты его забери обратно.
   Рамзан обиделся: - Борис Геннадьевич, назад я его не понесу: не берёте - значит, я его сейчас тут же сам и разобью, но не понесу. - Он схватил небольшую салатницу и запустил её на дорогу. Красиво сверкая в лучах солнца, она пролетела по воздуху и разбилась об асфальт, раскинув в стороны фейерверк играющих, разноцветных брызг. Рамзан схватил следующий предмет, но я его остановил: - Всё, всё хорош.... Раз такое дело пошло, чёрт с ним, с сервизом - оставляй.
   Конечно, первый же бокал мы разбили сразу же, как ушёл глава администрации. Разбил его новый старшина: - Всё старшина, теперь будешь пить только из кружки.
   Мы выпили ещё немного и я отправил всех передавать должности заменщикам. Игорь взял свою тетрадь, где у него было записано всё, что касалось техники и вооружения, акты передачи и начал лазить с новым техником по машинам, проверяя наличие имущества. Пономарёв минут десять показывал акты списания батарейного имущества, а когда новый старшина с изумлением констатировал, что документально в батареи имущества нет, а Пономарёв подвёл его к двум УРАЛам и, театрально откинув полога брезентов, изумил его ещё больше - кузова под завязку были набиты имуществом, которое прапорщик скрупулёзно подбирал и собирал на старых позициях брошенное пехотой. Вообще, справедливости ради нужно отметить, что Пономарёв здорово вырос в своей должности и последние два месяца у меня практически не было к нему каких-либо серьёзных замечаний.
   Новый старшина в растерянности подошёл ко мне и начал что-то мямлить, но я его прервал: - Иван Фёдорович, акты списания имущества есть? Есть. Всё что списано в наличии? В наличии. Солдаты спят в палатках, голые не ходят, маскировочные сети, которые тоже списаны, стоят и лежат на своих местах, цистерны под воду на месте. Да ещё имущества в кузовах машин на пару батарей, так что смело подписывай акты приёма должности.
   Новый старшина всё равно нерешительно мялся и не решался поставить свою подпись на актах, но услышав последний мой аргумент, что я, командир батареи, не уезжаю завтра, а остаюсь с ним служить дальше - решился подписать передаточные документы.
   Через десять минут я уехал с Карпуком и новым техником во второй и третий взвода, для проверки техники. Пока техники лазили по машинам, я с Коровиным через кусты выбрались на замаскированную позицию наблюдателей. Видать, мы всё-таки выдали чем-то своё прибытие,
  только мы присели к солдатам, как по кустам веером прошли пули, резкими щелчками о ветки наполнив пространство вокруг нас. Стреляли с нескольких малокалиберных винтовок и засечь позиции стрелков было невозможно. Пригнувшись ещё ниже, мы затаились на несколько минут и переждали ещё один шквал пуль, но уже в нескольких метрах справа.
   - Вот так собаки и стреляют временами, а откуда стреляют засечь не можем, - шёпотом доложили наблюдатели, - мы уже верёвки протянули и время от времени шевелим кусты в стороне, провоцируем на стрельбу - всё равно засечь не можем, слишком тихий выстрел. Но их разговоры слышим постоянно, жалко по чеченски разговаривают - ничего не понять.
   Остаток дня и вечера я, Алексей Иванович и Игорь просидели за столом - мы прощались. Водку даже и не трогали, полтора часа пили чай, а потом перешли в специально оборудованное нами место: типа курилки, но там мы сидели только тогда, когда ели реквизированные фисташки. Из трёх машин, которые мы вывезли, себе оставили половину машины и теперь все, как только выпадала свободная минута ели фисташки. Такая прилипчивая зараза, что остановиться было трудно: мы их назвали - чеченские семечки. Причём, офицеры и прапорщики ели только в одном месте: мы проводили эксперимент - какой слой шелухи получиться когда мы съедим все фисташки. Вот тут мы и сидели, щёлкая фисташки, разговаривали, старательно избегая темы завтрашнего отъезда.
   Ночь прошла спокойно: Игорь и Алексей Иванович отнесли своё последнее дежурство со своими заменщиками, всю ночь вдалбливая им, как надо себя поставить в коллективе батареи. Утром, когда мы привели себя в порядок и со второго блок-поста приехали Коровин и Мишкин, я усадил всех за стол и завтрак прошёл, несмотря на предстоящую разлуку, весело и непринуждённо. Я тоже смеялся, подымал тосты, желал им хорошего возвращения домой и маялся, не подавая виду. Смотрел на своих товарищей, смотрел на их заменщиков и понимал, что я не смогу сидеть вот так за столом с новыми моими подчиненными - не смогу: они были для меня чужими. Ни что не связывало меня с ними - ни общая радость, ни общие беды и неудачи, через которые нам пришлось пройти в эти месяцы.
   В штабе, куда мы приехали, всё кипело. Сюда собрались все кто мог покинуть позиции и сейчас толпа офицеров и прапорщиков колыхалась на пятачке перед зданием. Строевая часть вынесла столы на улицу и заканчивала выдавать документы отъезжающим. Командир полка стоял у столов в окружении замов - старых и новых, отдавая последние распоряжения. Самое интересное, что вчера заменщики приехали в полк без нового командира полка. Полковник Матвеев по неизвестной причине остался в Моздоке и Петров принял решение оставить полк на нового зама по боевой подготовке подполковника Есаулова, а сам со всеми ехать в Моздок, выловить там полковника Матвеева и подписать акт передачи полка. Когда я заходил через ворота, навстречу мне попался прапорщик Линник, который бежал к стоящему недалеко КАМАЗу.
   - Сергей ты куда? Я ведь попрощаться с тобой хочу.
   Линник остановился и кивнул на штаб: - Боря, проходи туда, а через сорок минут я вернусь. Только вот хлеб в третий батальон в последний раз отвезу, - Сергей махнул рукой и пошёл к машине. Замполит, техник, командиры взводов и старшина пошли к столам строевиков получать проездные документы, а я стал прощаться с уезжающими товарищами. Все были весёлые, возбуждённые, переступившими грань, за которой война для них закончилась, а мы оставались. Я прощался с ними и завидовал, мне тоже хотелось ехать с ними и через сутки оказаться дома, но я оставался и самое хреновое, что я даже и предположить не мог, когда я уеду отсюда. В округе не могли найти мне заменщика - именно противотанкиста. Он мог прийти и завтра, а мог прийти и через месяц или через полгода. Я пробился к командиру и попрощался с ним: - Копытов, держись тут. Как только я приеду в Екатеринбург так сразу же начну теребить командование, чтобы тебя и остальных заменить. Так что не переживай, ты не один в таком положении. Кудрявцеву, Князеву тоже замена не пришла.
   Колесов стоя рядом, облокотившись на костыль, засмеялся: - Боря, смотри: вон старлей с первого батальона хмурый стоит. Ему вчера заменщик пришёл, а ночью новенького тяжело ранили и замена накрылась.
   Я отошёл от командира и стал ходить от одной группы отъезжающих к другой, прощаясь с товарищами. Попытался проститься с зампотехом первого батальона, но Владимир Иванович уже ни на что не реагировал, до того он был пьян. Я его окликнул, но майор лишь вскинул голову, пытаясь разглядеть, кто с ним разговаривает и тут же бессильно её уронил на грудь.
   Прощание затягивалось, все уже давно позакидывали свои вещи в машины, но командир не давал команды на посадку, так как ждали прапорщика Линник. Водитель КАМАЗа, молодой солдат, не знал дороги в третий батальон и Линника послали отвезти хлеб. Но вот за каменным забором послышался рёв двигателя автомобиля, который быстро приближался к воротам. Это был КАМАЗ с хлебом для третьего батальона. Лобовые стёкла отсутствовали, а кабина со стороны старшего машины была расстреляна, самого прапорщика видно не было. Автомобиль остановился и двигатель тут же заглох, а водитель, судорожно сжимая баранку руля, расширенными от пережитого ужаса глазами шарился по обращённым к нему лицам и молчал. Первым среагировал новый начальник медицинской службы полка майор Волощук, он подскочил к двери машины открыл её и резко отодвинулся в сторону, от хлынувшей из кабины крови, так её много было.
   Иван Волощук начал вытаскивать тело Линника, которое лежало на полу кабины и одновременно нащупывать пульс: - Живой, носилки давайте сюда.
   К машине подскочило ещё несколько человек, помогли осторожно вытащить прапорщика и положить его на носилки. Хоть он и был весь в крови, но когда его проносили мимо меня, то были заметны раны в нескольких местах: в основном живот, правый бок и спина. Санитары занесли раненого в здание полкового мед. пункта и врачи склонились на Сергеем, оказывая ему первую медицинскую помощь.
   - Кудрявцев, срочно вызывай вертолёт и водителя КАМАЗа сюда быстро.
   Водителю уже дали глотнуть водки и он несколько пришёл в себя. Более-менее связно начал рассказывать, что произошло. На перекрёстке, где расходилось несколько дорог, Линник, наверно, ошибся и они поехали по дороге, считая что едут в третий батальон, а на самом деле прямиком помчались в населённый пункт Ярышмарды, занятые боевиками. Дорога всё время шла вдоль реки Аргун, была очень узкая и развернуться было негде, а перед самой деревней был небольшой пятачок земли, где было достаточно места для манёвра, что и спасло их от неминуемое смерти. Здесь уже сидели в засаде несколько боевиков, которые и ударили с автоматов, когда КАМАЗ выехал на площадку. Линника срезало практически с первой очереди, а так как стреляли со стороны старшего машины, то все пули ему и достались, невольно прикрыв своим телом водителя.
   Солдат не растерялся и сразу же стал разворачиваться, что удалось с первого раза, боевики перенесли огонь на него, но попасть уже не сумели. Прибавив скорости, автомобиль выскочил
  из под обстрела, а Линник сполз на пол кабины. Им повезло, что пули боевиков не попали в двигатель и у них был шанс уйти.
   Через несколько минут пришёл майор Волощук и доложил командиру, что состояние Линника критическое, и его может спасти только срочная эвакуация: он уже распорядился и раненого сейчас вывозят на вертолётную площадку. Подошедший начальник связи в свою очередь доложил, что вертолёт будет через пятнадцать минут и только дождавшись, когда улетел вертолёт, полковник Петров дал команду на отправление, но прошло ещё десять минут, в течение которых все рассаживались по машинам, а потом колонна тронулась в сторону Грозного.
   Я ещё послонялся по командному пункту, тут же у штаба выпили за здоровье Линника,
  вместе с нами выпил и заменщик Сергея: был он очень расстроен и подавлен, как будто чувствовал, что сам погибнет через две недели.
   Я вернулся на свой блок-пост и как неприкаянный начал слоняться в тоске по расположению, батарея как будто опустела. Попытался завязать беседу с замполитом, но она быстро угасла. Мне просто не о чем было разговаривать с ним. Парню двадцать два года: ни жизненного опыта, ни военного, ни внешности - худенький, скромный. Разве он может мне заменить Алексей Ивановича. Понаблюдав за техником, вспомнил слова Игоря, который предостерёг меня насчёт нового техника.
   - Борис Геннадьевич, боится он, поглядывайте за ним. Вечером, когда мы с ним дежурили, он всё ходил рядом со мной, а потом взял лопату и пошёл копать окоп в зелёнку. Чёрт с ним, пусть бы копал окоп, но он его выкопал бестолково: в середине зелёнки и из него ничего не видно. Честно говоря, и командиры взводов не блистали. Я опять с тоской вспомнил своих уехавших товарищей и совсем впал в тоску. Поэтому остановившуюся колонну БТР на блок-посту я воспринял как божий дар. Шустро поднялся на дорогу, где стояли пять БТР с ВВэшниками на броне Около головной машины стоял здоровенный капитан и ставил задачу своему водителю: - Даю тебе полчаса времени, чтобы ты сменил колесо.
   Я подошёл к нему, поздоровался и мы разговорились.
   Командир роты, Игорь, совершают марш в Дачу-Борзой. Это населённый пункт рядом с нами, для его зачистки, а потом он становиться там гарнизоном. На его БТР спустило колесо и он решил остановиться на моём блок-посту, чтобы его поменять. Пока мы стояли и разговаривали из деревни показался светло-серый УАЗик, который стремительно мчался к моему блок-посту. Два солдата, стоявшие в голове колонны, вскинули автоматы и стали целиться в приближающийся автомобиль, но я заорал им.
   - Бойцы, Стой! Не стреляйте, это ко мне глава администрации едет. - Солдаты обернулись на своего ротного, тот кивнул головой и они опустили оружие. УАЗик был новенький и ещё без номеров, а когда он приблизился, за лобовым стеклом мелькнуло испуганное лицо Рамзана. Он давно хвастал тем, что у него хорошие подвязки в новом правительстве Чечни, в котором ему пообещали выделить легковой автомобиль и даже пистолет, для самообороны. Вот он и ехал ко мне, чтобы похвастать машиной, но увидев ВВэшников, испугался и пролетел мимо нас не останавливаясь и умчался в сторону Старых Атагов.
   - Ты, что с ним контакты поддерживаешь? - С неодобрением в голосе спросил Игорь.
   - Игорь, я ведь ещё и комендант деревни: кстати, сам себя назначил. Лучше с ними поддерживать контакты, иметь информацию изнутри и влиять на ситуацию, чем их не иметь.
   Я пригласил Игоря, пока меняют колесо посидеть со мной и перекусить, на что он охотно согласился. Но когда он увидел богатую закуску и хрустальные рюмки, облитые позолотой, он одобрительно воскликнул: - Неплохо живёшь, Боря.
   Тут я и поделился с ним своим пока ещё небольшим опытом комендантства в деревне и посоветовал ему после зачистки, также назначить себя комендантом Дачу-Борзой.
   - Боря, слушай, а ведь это дельная мысль, - задумчиво протянул капитан, а через пять минут доложили о замене колеса и мы тепло распрощавшись, расстались. Ещё через пять минут появился Рамзан, который прятался недалеко и как только ВВэшники уехали приехал ко мне.
   - Борис Геннадьевич, это Внутренние войска?
   - Да, а что?
   - Боюсь я их, да не только я. Они сначала стреляют, а потом думают. А чего они приехали сюда? Зачистку что ли делать будут?
   - Вот чего они здесь делать будут, я тебе не скажу. Одно могу сказать: пока я у вас комендант и мы будем понимать друг-друга - зачисток у вас не будет, так что успокойся. Ты лучше подарком похвастайся.
   Рамзан немного успокоился и теперь уже с гордостью стал показывать машину, показал и
  документ от правительства на эту машину. Мы посидели немного у меня, попили чаю и чеченец укатил домой.
   ...Чего я опасался, так это и случилось: в полку начался разброд и шатание. Такая стремительная замена, какая произошла у нас, не могла не сказаться негативно. Около ста восьмидесяти боевых, опытных офицеров и прапорщиков, которые знали личный состав, могли держать их в кулаке, и что самое главное имели заслуженный авторитет у этого личного состава - уехали. Передав подразделения в течение суток людям, которые не знали ни личный состав, ни обстановки и не имели боевого опыта, что не прибавляло им авторитета. Не хотелось с предубеждением говорить о вновь прибывших, но всё-таки хотелось бы констатировать: что в первую смену в наших полках поехали лучшие офицеры и прапорщики. Конечно, во второй смене было много отличных и хороших офицеров, которые с честью и достоинством прошли
  все испытания, но было много и таких, которые если бы им предложили ехать ещё в первой смене - отказались бы наотрез и благополучно уволились, а так они за полгода разглядели: что на войне оказывается не так уж часто убивают, и далеко не всех. Да дают ещё должности, ордена-медали и квартиры. Можно также и неплохо "подзаработать", втихушку продав чего-нибудь из военного имущества чеченцам. И в гарнизонах, как это не парадоксально, появились очереди на командировку в Чечню.
   Через день, как уехал полк, появился новый командир полка - полковник Матвеев. Он был из нашего гарнизона, я его немного знал и уважения у меня он не вызывал. А первые же совещания расставили все точки над "i" и среди замов командира полка. Там нормальные были только двое, которые и пользовались заслуженным авторитетом: заместитель командира полка по боевой подготовке подполковник Есаулов и начальник штаба полка подполковник Мельников. А остальные были просто "ни о чём", лишь пытались изобразить из себя значительных командиров и начальников. Особенно этим блистали зам. по тылу и замполит полка. Много негативного было и среди командиров среднего и низшего звена. Отрицательную роль сыграло и то, что в данный момент было затишье в боевых действиях и многие вновь прибывшие офицеры, прапорщики, считавшие, что они сразу попадут в боевые условия, оказались сбиты с толку, попав практически в мирные условия. Да и для того, чтобы новым командирам подразделений взять ситуацию внутри своих коллективов под свой контроль и узнать ближе подчинённых, тоже нужно было время. Личный состав, а это в основном полуобстрелянные контрактники, которые тут же вообразили себя Рэмбами, сразу же воспользовались этой вынужденной паузой. В полку началось пьянство, мародёрство: личный состав группами бросал позиции и уже днём, ничего не боясь и не стесняясь, выезжал в деревни и мародёрничал, грабил, требовал наркотики, издевался над мирными жителями, пьянствовал.
   ...Я собирался ехать в полк, чтобы договориться о получении новых аккумуляторов на БРДМ, поэтому к тому времени когда увидел БМП, полное забитое контрактниками, остановившиеся на окраине моей деревни, я был вооружён. Контрактники встали во весь рост на броне и стали бурно обсуждать, с какой стороны лучше заехать в деревню, что мне дало время привести блок-пост в боевую готовность и отдать необходимые распоряжения. У пехоты обсуждение тактики мародёрства закончилось и они стали раздеваться до нижнего белья, решив заехать в деревню с моей стороны, через зелёнку, что было изначально невозможно, так как там проходила глубокая канава и им придётся возвращаться на дорогу обратно, где я их и встречу.
   На наблюдательном пункте в это время дежурили трое толковых бойцов с первого взвода, в
  том числе и пулемётчик с БРДМ. Объяснив им в нескольких словах, когда и как они открывают огонь, я решительно направился в сторону мародёров. Те же не замечая меня, разделись и теперь щеголяя грязными солдатскими трусами, а кое-кто и не первой свежести кальсонами, поднялись во весь рост на броне и машина тихонько тронулась вдоль заборов. Контрактники потрясая оружием, свистели, улюлюкали, изображая на броне танец индейцев, вышедших на тропу войны. Из общения с Рамзаном, я уже знал, что согласно обычаям и традициям чеченцев,
  мужчина не имел право раздеваться на виду у всех или быть раздетым: это считалось оскорблением присутствующих. А тут полтора десятка поддатых "контрабасов", пользуясь беззащитностью жителей, сознательно оскорбляли всю деревню. Чувство сильного и ощущение безнаказанности могли этих ублюдков в российской форме толкнуть на любое гнусное действие по отношению к деревенским, порождая в ответ ненависть и глухую неприязнь к любому русскому. Я решительно шёл вслед за БМП, шёл даже понимая, что могу нарваться на пулю от этих сволочей, но шёл и ощущал на себе взгляды жителей, считавших меня единственной защитой. Шёл и сам кипел от ненависти к этим подонкам.
   Как я и ожидал, БМП остановилось перед непреодолимой канавой и "контрабасы" загалдели в разнобой, решая как им быть, всё ещё не замечая меня. Остановившись в пяти метрах от боевой машины пехоты и оглядевшись, я с удовлетворением убедился, что меня и БМП отлично видно с моего НП. Скинув автомат с плеча, я веером дал длинную очередь над головами контрактников, которые от неожиданности присели и замерли, а потом медленно повернулись ко мне.
   - Ну, вот что, уроды третьего батальона, - я уже успел разглядеть бортовой номер машины и медленно подошёл к корме машины, - сейчас медленно разворачиваетесь и мотаете отсюда и передадите другим, чтобы сюда свой поганый нос никто не совал. Это моя деревня. Вам всё ясно?
   Контрактники, разглядев что я один, быстро пришли в себя. Один из них, судя по повадкам - главарь, прошёл на корму и присел на корточки. Гадливо ухмыляясь он вызывающе плюнул мне под ноги.
   - Ты, майор, ошибся - тут мы хозяева, а не ты, так что катись отсюда сам, пока мы тебя не завалили. И совет тебе - забудь, что мы с третьего батальона, - Контрактники дружно заржали, а главарь повернулся назад и подмигнул своим товарищам - во, как я его срезал.
   Я же спокойно наблюдал за этими веселящимися скотами, чувствующими своё численное превосходство. Реальную опасность представляли только двое: главарь и ещё один, с которым он обменивался нехорошими взглядами, что-то между собой замышляя насчёт меня. Пора было их пугануть.
   - Слушай ты, Рэмбо сраный, если я хотел бы вас завалить, я бы завалил вас давно, а не базарил с вами. Вы у меня давно на мушке. - Я поднял кепку над головой и резко махнул ей. Сначала ударила длинная очередь с ПК: ровная строчка пуль стремительно прошла по земле слева от БМП, красиво вздымая фонтанчики и ударила по забору, дробя доски и вырывая большие щепки из штакета. Следом солидно заработал КПВТ и его разрывные пули вздыбили уже не фонтанчики, а начали рвать землю у носа бронированной машины и разнесли вдребезги часть забора. Контрактники как стадо метнулись от носа машины на корму и столпились там. Как бы ставя точку грянул выстрел из гранатомёта и от взрыва гранаты не стало целого пролёта забора в тридцати метрах от нас. Контрабасы опять шарахнулись на корме как стадо баранов и столкнули своего главаря практически ко мне под ноги. Наступила тишина и теперь я присел на корточки перед главарём.
   - Ну, теперь тебе ясно, кто тут хозяин - Чмо? Или ты ещё дёргаться будешь? - Судя по злобе, которая колыхнулась в его глазах, сдаваться он не собирался, но его товарищи уже сдались.
   - Всё.., всё..., товарищ майор, мы уже уезжаем...
   Я выпрямился и ещё не ощущая что до конца переломил ситуацию в свою пользу, ещё раз махнул кепкой. Струя пуль из пулемёта Калашникова ударила в нос БМП и, вырвав правую фару из своего гнезда, ушла в сторону. Рокотнул КПВТ и опять наступила тишина.
   - Вроде бы сказали, товарищ майор, что уходим, - буркнул старший мародёрной команды, подымаясь с земли уже совершенно другим тоном.
   - Нет, погоди. Не спешите. Сейчас, скоты, оденетесь на виду у всей деревни, а когда уедешь отсюда то передай остальным, чтобы в эту деревню не совались - это моя деревня. И без глупостей: я тебе настоятельно советую - не старайся мне отомстить.
   Поспешно одевшись, контрактники расселись на броне и укатили в сторону своего располо
  жения. Когда БМП скрылось за поворотом и осела пыль, я почувствовал какого напряжения мне стоило это противостояние. Понял и чем для меня могло закончиться эта стычка, если бы я не подстраховался. В штаб полка я уже не поехал, а прилёг отдохнуть. Немного подремав, я всё-таки проехал на командный пункт и, решив ряд вопросов, сразу же поехал обратно. Миновав мечеть, я обратил внимание на ГАЗ-66, который одиноко и сиротливо стоял у одного из домов. Недалеко кучковались чеченцы, нерешительно поглядывая на автомобиль не решаясь подойти к машине. Оставив БРДМ на дороге, я тихо подошёл к автомобилю, оглядев пустой кузов, прошёлся вдоль машины, приоткрыл дверь и вытащил из замка зажигания ключи. Впереди кабины у забора стоял солдат, приподнявшись на цыпочках он глядел в огород и увлечённо тыча пальцем, кому-то командовал: - Да ты, с той грядки рви. Чего ты упёрся только в эту? А ты Петька иди к командиру взвода помоги барана скрутить, а то этот бестолковый лейтенант не справится один.
   Я слегка дёрнул солдата за автомат, а когда он повернул своё удивлённое лицо, сильно ударил его в челюсть. Боец, взмахнув руками, безмолвно рухнул на землю, оставив в моих руках оружие. Добавив ему ещё один удар, но уже ногой, я заставил лежать солдата на земле, а сам бросил взгляд за забор. Открывшиеся картина, заставила меня побагроветь от гнева. Безусый лейтенант неуклюже бегал по огороду за бараном, пытаясь его словить, но каждый раз его попытки заканчивались неудачей. На одной из грядок стоял солдат, наверно Петька, и заливался от смеха, наблюдая бесплодные потуги командира взвода. Третий солдат шёл по грядкам как комбайн и рвал всё подряд, запихивая добычу в узел, но больше топтал и ломал зелень, чем срывал.
   - Товарищ лейтенант, - позвал я, сдерживая гнев в голосе, командира взвода, - тут вашему водителю плохо стало. Подойдите сюда.
   Лейтенант, увидев постороннего офицера, испуганно заюлил глазами и нерешительно направился к забору, солдаты повернулись в мою сторону и настороженно наблюдали за происходящим. Офицер, тяжело навалившись на забор, перебрался на мою сторону и остановился, растерянно поглядывая то на водителя, которого я прижал ногой к земле, то на меня. Судя по всему, это был обыкновенный двухгодичник - "пиджак", который несколько дней тому назад приехал по замене.
   - Лейтенант, ёб....., - начал было я спокойно, но тут же сорвался на мат, - ....вот это чмо ты оставил на охране? Ты, "чудо в перьях", знаешь что было бы если б я сейчас не подъехал? Видишь тех чеченцев?
   Командир взвода затравленно мотнул головой, а я погнал дальше гнать "страшилку": - Вот сейчас бы они, а не я, обезоружили твоего бестолкового солдата, который ещё тобой командует через забор. Связали бы, переломали ноги - руки и всех четверых грохнули бы за этого барана и лук. Ты что творишь? Ты, "пиджак", позоришь меня - кадрового офицера, меня - коменданта этой деревни. Ты, с какого батальона - чучело?
   Лейтенант судорожно сглотнул и проблеял: - С третьего.
   - Забирай своих солдат и уё...., чтобы я тебе здесь больше не видел. А это чмо - накажи, накажи непременно, - я швырнул ключи от машины на землю, а лейтенант заметался между машиной и забором, потом невнятно подал команду, солдаты ринулись к забору, но тут я их остановил, - оставить всё что набрали, скоты.
   Пока солдаты садились в кузов, лейтенант горячо благодарил меня, только мне уже было не понятно за что: то ли за то, что я его отпустил, то ли за то что "спас" его и солдат от смерти, от рук местных жителей.
   Вечером ко мне пришёл Рамзан, который от имени жителей передал большую благодарность за защиту деревни. Я долгим взглядом посмотрел на главу администрации и промолчал: говорить, оправдываться за этих дебилов или что-то объяснять не было желания и я только с горечью махнул рукой, отсылая его обратно в деревню.
   Начались и у меня проблемы: солдаты стали потихоньку пить, причём, боялись они только
  меня. Все вновь прибывшие офицеры и прапорщики абсолютно не пользовались авторитетом у солдат, и мне постоянно приходилось выдергивать их к себе и пытаться настроить их на большую требовательность к подчинённым, но это не давало должного эффекта. Строил солдат, пытался убеждать, требовал прекратить выпивку, бил тут же рожи если находил в строю пьяных. И что самое поразительное - они за это не обижались на меня, воспринимая как должное. Единственно чего я смог добиться: контрактники стали выпить отдельно от срочников.
   А среди срочников наглостью и нахальством выделялся водитель моего БРДМ рядовой Степанов. Пока в батарее были старослужащие солдаты, которые прибыли со мной в Чечню, он ничем не выделялся среди остальных солдат. Но сейчас он настолько освоился, что стал потихоньку устанавливать свои порядки в батареи и даже попытался подмять под себя оставшихся последних старослужащих солдат - Большакова, Минашкина, Субанова и Кабакова, но к чести последних они дали отпор. Пока он в пьянке замечен не был, так как в любое время я
  мог куда-нибудь выехать. Но частенько был бит мною за попытки установить в батареи законы дедовщины.
   У пятерых моих "контрабасов" лидером был водитель восьмой противотанковой установки Синьков. Как только они приехали, я сразу же сказал: - Ребята меня не интересует, что вы, как контрактники, имеете право в какое-то своё личное время и я подчёркиваю - в мирное время - употреблять спиртные напитки. Вы водители и в любое время, мы можем вступить в бой. Поэтому, своим приказом для вас ввожу "сухой закон". Кто его нарушит, тот сразу же уедет домой.
   До последнего времени они держались, но поняв что в батарее осталось мало солдат, и комбат просто не пойдёт на отправку их из Чечни, так как тогда некому будет водить машины - они стали выпивать, правда, пока аккуратно - не напиваясь. Но всё равно меня это не устраивало: бить им морды, как простым солдатам, мне было неудобно - всё-таки им было от двадцати семи до тридцати пяти лет, как Синькову.
   ...Высокий и худой Синьков, стоял передо мной, шатался из стороны в сторону и "качал", как он думал, мне права. Почти не слушая, что он там мне бухтел, я сидел на лавке и мучительно соображал, как мне прекратить пьянку в батарее. Из-за кустов, машин, с наблюдательного пункта на дороге выглядывали солдаты и полупьяные контрактники, ожидая, что я предприму. Замполит сидел в тенёчке и также с интересом ждал моего решения. Тут же сидели и командир взвода со старшиной. Я поёрзал на скамейке, устраиваясь поудобнее и прислушался что же там буровит водила.
   - ..... Вы, товарищ майор, сравняли нас с простыми солдатами, с этими сопляками. Вы с ними сами разбирайтесь. А нас не трогайте. - Контрактник попытался назидательно поводить перед моим лицом пальчиком, но его так повело в сторону, что он поспешно ухватился за ствол дерева. Оправившись он продолжил "бухтенье", - я вот в любое время сяду за руль и всё будет "чики-чики". А придёт время, я и любому духу надеру задницу...
   - Синьков, да заткнись ты, а то я сейчас тебе сам задницу надеру, - контрактник благоразумно заткнулся и сейчас стоял напротив меня набычившись, но молча.
   Я наконец принял решение и поднялся со скамьи: - Степанов, заводи бардак, а ты Синьков залезай на броню.
   - Чё, товарищ майор, на губу повезёте? - Синьков попытался презрительно плюнуть, но это у него не получилось и обильная слюна упала ему на грудь. Размазав слюну по груди и подбородку, контрактник опять замотал пальцем перед собой, - ошибаешься, командир, я туда не поеду.
   Коротко размахнувшись, я тыльной стороной кулака ударил его в лоб. Хотя удар был и не сильный, Синьков потерял равновесие, попятился на несколько шагов назад и упал на спину, высоко задрав ноги. Я наклонился над ним: - Чучело, не "ошибаешься", а "ошибаетесь", товарищ майор - ударение правильно надо ставить. Я же с тобой на брудершафт не пил, чтобы ты ко мне на "Ты" обращался.
   Я выпрямился: - Вставай, я тебе другое придумал...
   Командир седьмой роты капитан Чикин был на месте и долго его уговаривать не пришлось.
  - Лёха, спасибо. Ты меня выручил: заколебал этот детский сад. Он у меня хоть и в возрасте, но ссыкло страшное. Ты его там в самое опасное место сунь, пусть обосрётся от страха. Синьков, иди сюда. - Контрактник уже почти "ручной", с готовностью подскочил ко мне, ожидая пакости от командира.
   - Солдат, через час пойдёшь с командиром роты вон туда на вершину, там и покажешь какой ты боец. Через трое суток я тебя оттуда заберу - это и есть моё наказание. Тебе задача ясна? - Я
  показал рукой на вершину горы, где пощёлкивали выстрелы.
   Контрактник, ожидая тяжкого наказания, облегчённо вздохнул и презрительно сморщился: - И это вы, товарищ майор, называете наказанием?
   - Ты солдат сначала сходи, а потом пальцы веером расставляй. - Я вспыхнул и у меня появилось желание хорошо заехать тому в челюсть, но меня успокоил Чикин, положив руку на плечо.
   - Боря, спокойно. Он через час сначала сдохнет, когда потащит в гору воду, продовольствие и патроны. Хмель-то быстро вылетит. Высота вроде бы шестьсот метров, а подыматься надо три часа, так что мало ему не покажется.
   Я отдал Синькову автомат и вернулся на блок-пост, где застал полковых особистов - Костю и Саню.
   - Боря, "бардак" хороший нужен для одного дела, часика на два. Дашь?
   - Какие проблемы, вот мой и забирайте, - особисты были вооружены капитально, видно что собрались на серьёзное дело. Костя даже одел бронежилет.
   Отправив Степанова с особистами, я прошёлся по блок-посту и остался недовольным тем бардаком, который творился в расположении первого взвода. Собрал в кучу командира взвода, замполита, старшину и всех троих отругал, особенно досталось командиру взвода и старшине за отсутствие порядка. Замполиту тоже сделал внушение, за отсутствие инициативы и, поставив ему задачу обшарить все кусты, обнаружить, где находится у солдат брага, которую они периодически хлещут. Дождавшись доклада о наведении порядка, я построил солдат в полной экипировке перед своим салоном, проверил состояние оружия, боеприпасов и в очередной раз провёл "воспитательную" беседу, но остался недоволен её результатом. Бойцы уже протрезвели и, стоя под солнцем, мучились от похмелья: были хмурые и мои слова отскакивали от них, как от стенки. Контрактникам пригрозил, что их в качестве наказания буду посылать в седьмую роту на вершину горы, а срочников пообещал отправлять в пехоту на перевоспитание. Я бы, наверно, ещё долго разглагольствовал на тему вреда пьянства, но на дороге остановился БТР, с которого слез командир полка полковник Матвеев и замполит полка подполковник Сорокин. Я развернул строй и доложил командиру о состоянии дел в батареи, после чего Матвеев с замполитом с удовлетворением осмотрели моих подчинённых, которые увидев начальство подтянулись и в полной экипировке выглядели вполне воинственно.
   Отпустив солдат, командир сел в тень деревьев за стол.
   - Давай, Копытов, свою рабочую карту, документы и рассказывай, как ты рулишь деревней и какая обстановка в округе.
   Я разложил карту, схемы и в течение десяти минут докладывал полковнику Матвееву об обстановке в моём районе. Командир полка внимательно выслушал и удовлетворённо отодвинулся от карты.
   - Я доволен, товарищ майор, положением дел в вашем подразделении. И о тебе лично мне дали положительную характеристику. Так что и действуй так и дальше.
   Зашелестели кусты и из них вылез замполит, который пока я докладывал обстановку смотрел, как живёт личный состав. Услышав последние слова Матвеева, решил показать, что он в полку тоже не последний начальник.
   Сдвинув бесцветные, жидкие брови к переносице, и напустив на худое лицо значимость, стал
  меня отчитывать.
   - Товарищ майор, если у ваших солдат в палатке и кругом неё порядок, то у вас бардак. Вы, хотя бы ради зарядки убирали пустые бутылки из кустов и мусор. А здесь, что за срачь? - Замполит ткнул рукой в место, где мы лущили и ели фисташки. Глупую мою инициативу про слой шелухи, неожиданно поддержали и солдаты. Даже в пьяном состоянии они ползли сюда и лущили здесь фисташки. Теперь толстый слой шелухи неряшливым пятном серел недалеко от салона. Я поглядел на шелуху, а потом с презрением посмотрел на заместителя командира, который даже в жару был в бронежилете. Я многозначительно молчал, не считая нужным что-либо объяснять. Моё молчаливое презрение взбесило подполковника, побагровев, он начал орать.
   - Товарищ майор, вы что себе позволяете? Что это такое? Почему ваши солдаты в бронежилете, а вы без него? Видите, я тоже в бронежилете, - он немного сбавил тон, считая моё молчание покорностью, и был очень поражён тем, что я ему ответил.
   - Ты, кто такой? Ты, кто такой, чтобы меня укорять за отсутствие бронежилета? Да, пошёл ты
  на ..., - дальше я произнёс слово из трёх букв, от которого замполит онемел и только беззвучно шевелил губами, да возмущённо показывал рукой на меня.
   Матвеев сильно хлопнул ладонью по столу и резко встал: - Прекратить. А вы, товарищ майор, в семнадцать часов ко мне на беседу. Понятно?
   Проводив ненавидящим взглядом этого прощелыгу, который пробыл в полку три дня и ещё пытается мне качать права. Ты сначала покажи, какой ты в боевой обстановке, а потом уж перья распускай или наезжай на тех, кто с тобой приехал. В такой манере я бубнил сидя за столом, но уже через пять минут забыл о происшедшем. Я тискал в своих объятиях Славку Упорова, который остановил колонну ремонтной роты на дороге.
   - Боря, - радостно орал мне в ухо однополчанин, - теперь мы часто будем встречаться. Я со своей ротой переезжаю к вам. Давай выпьем за встречу.
   Славка дёрнулся к своей машине, но я его схватил за руку и потащил к столу. Мигом достал бутылку и несколько кусков копчёного мяса.
   - Боря, погоди. Со мной же Гоблин, сейчас я его позову, - Упоров ринулся на дорогу, где нерешительно стоял зам. по вооружению полка подполковник Арсентьев и смотрел в нашу сторону. Славка его позвал, но Арсентьев отрицательно покачал головой и отдал команду на начало движения. Колонна ушла, а Славка спустился ко мне.
   - А, Гоблин, чего-то отказался. Я ему говорю: пойдёмте на пять минут, с однополчанином выпьем, но он не захотел, а мне разрешил попозже подъехать.
   Упоров посидел у меня минут двадцать и уехал размещать роту, а через двадцать минут на блок-пост заехал мой БРДМ и остановился. Саня и Костя молча сидели на броне и отрешённо смотрели на меня. Степанов вылез из люка, сел рядом с ними и дрожащими руками закурил сигарету. Были они, несмотря на загар, бледными и потрясёнными.
   - Ребята, что случилось? - Обеспокоено спросил я, подойдя к машине.
   Костя медленно слез с машины и пальцем показал на водителя: - Боря, вот этого солдата к медали "За отвагу" представь, что хочешь делай, но представь. Он нас тридцать минут тому назад из такого говна вывез, что мне до сих пор не понятно - как он это сделал.
   - Ну-ка, ребята, давайте слезайте. Пошли к столу. Степанов, давай за стол тоже.
   Только выпив залпом по сто пятьдесят грамм, они смогли членораздельно рассказать, что произошло.
   - Боря, вышли на нас чеченцы с одного горного селения и попросили встречи, для того чтобы решить вопрос об обмене пяти пленных солдат, на пленных боевиков. Как бы такие вопросы и раньше решали, поэтому мы поехали на встречу без всякой опаски. Приехали на горную дорогу в то место, какое нам указали. Узкая дорога: слева почти отвесная каменная стена, справа пропасть. Главное, развернуться негде. Смотрим два духа стоят, видно что без оружия. Костя
  остался на броне, а я пошёл разговаривать с ними. Самое интересное, что о возможности засады даже не подумали. Только обратил внимание, что они ведут себя нервно. А когда осталось до них метров двадцать, они упали за камни и оттуда по нам открыли шквальный огонь. Это была
  сплошная стена металла, - у Сани даже глаза сделались большими, когда он дошёл до этого места в своём рассказе, - как меня не смело с дороги, не понимаю до сих пор, и как в меня с двадцати метров не попали, тоже не понимаю. Практически одним движением я перекинул автомат из-за спины вперёд и длинными очередями стал полосовать по засаде. Слышу сзади Костин автомат заговорил и я начал отходить к БРДМ, чтобы хотя бы броней прикрыться. Тогда был шанс дождаться подмоги, но когда я обернулся к машине, то оказалось, что твой Степанов каким-то образом сумел развернуться и мне оставалось только запрыгнуть на броню, пока Костя огнём прикрывал меня. Я запрыгнул на верх и прикладом стукнул по броне, давая понять что можно трогаться, Степанов так рванул с места, что я слетел с брони и, зацепившись за поручень, повис над пропастью. Так я и провисел, пока БРДМ не вынес нас из-под огня. Потом уж я забрался на машину и мы спокойно двинулись в полк. Я Степанова и Костю всю дорогу расспрашивал, как они сумели развернуть бардак на дороге? Но оба ничего не помнят. Вот такие дела.
   Я только руками развёл, налил ещё водки Степанову: - Ну, молодец, Степанов, не опозорил батарею. Но если бы особисты не просили, хрен бы ты медаль у меня получил: очень уж ты говнистый.
   Время подошло к семнадцати часам, когда я начал собираться к командиру полка "на ковёр", особисты поехали со мной и всю дорогу инструктировали меня, как вести себя: - Боря, ты самое главное молчи, не вякай. Стисни зубы и стой молча, иначе они тебя сожрут.
   Ровно в семнадцать часов я пересёк, завешенный массетью вход на территорию командирского салона, где в пятикубовом резиновом резервуаре плескался командир полка с замполитом.
   Я остановился перед резервуаром и, не глядя на начальство, прокричал: - Товарищ полковник, майор Копытов по вашему приказанию прибыл. - И замер, застыв в строевой стойке.
   Первым вылез подполковник Сорокин, он взял полотенце и медленно обошёл вокруг меня, потом встал напротив и стал со значительным видом вытираться, как бы показывая - я сейчас вытрусь и тебе такой разнос устрою... Я же еле сдерживался, чтобы не сорваться и не нагрубить этому дебилу. Но насладиться своей властью, замполиту не дал Матвеев: он тоже вылез из воды, вытираясь полотенцем, спокойным голосом стал рассказывать, что со мной можно сделать, причём в пять минут.
   - Копытов, я ещё когда в Екатеринбурге был и знал, что ты нормальный и порядочный офицер, что здесь воевал грамотно. У тебя, у единственного в полку, за полгода нет убитых в батарее. Это ведь не только удача, но и определённый организаторский, командирский талант. Здесь тебя тоже все хвалят, и сегодня ты мне грамотно всё доложил и растолковал по своему району. Порядок нормальный у тебя в подразделении, не то что у многих. Да, в какой-то степени и я, и подполковник Сорокин признаём, что ты имеешь боевого опыта больше всех в полку. Но это не даёт тебе право по хамски разговаривать с заместителем командира полка. С офицером, который тебя старше по воинскому званию, должности и ещё является для тебя начальником.
   А теперь давай эту ситуацию рассмотрим с другой стороны. Я ведь могу поступить и по другому: вот ты сейчас к командиру полка приехал в нетрезвом состоянии, так я сейчас могу пойти и отдать приказ - откомандировать тебя в пункт постоянной дислокации с формулировкой: "За систематическое употребление спиртных напитков в боевой обстановке и не тактичное поведение по отношению к заместителю командира полка". Вот так: и твой авторитет, и заработанное уважение не помогут тебе отмыться. Будешь потом рассказывать, что командир полка плохой, принял решение сгоряча не разобравшись, но поверят то мне, а не тебе. Но я так поступать не буду и дам тебе возможность спокойно замениться. Ты понял меня?
   - Так точно, товарищ полковник, - хрипло произнёс я, понимая правоту командира. Он мог так сделать, и никто бы его не осудил. А внутри меня всё клокотало, видя как злорадно ухмыляется Сорокин, но приходилось молчать и мириться с этим положением.
   На вечернем совещании командир полка поставил мне задачу: укомплектовать две противотанковые установки и передать их на три дня в первый батальон. Поэтому с утра и до одиннадцати часов следующего дня я занимался этим вопросом, а потом поехал в батальон передавать экипажи. Оставив машины среди яблонь в саду, где располагался штаб батальона, я сразу же направился к кунгу командира батальона, где и нашёл Тищенко в тиши и спокойствии читающего книгу.
   - Здорово Игорь, - я по-свойски зашёл в салон и протянул руку товарищу. Тищенко медленно поднял голову и несколько секунд разглядывал меня, но увидев протянутую руку, нехотя поздоровался со мной. - Игорь, я там пригнал две противотанковые установки, полностью укомплектованные. Кому передавать?
   Тищенко некоторое время смотрел на меня непроницаемым взглядом, а потом суровым голосом спросил: - Товарищ майор, а почему вы как положено не докладываете? Ведь вы разговариваете с командиром батальона, - последние слова Тищенко произнёс с ударением.
   Его ледяной тон и слова поразили меня и я на несколько секунд потерял даже дар речи. С тех пор как Тищенко приехал, он всё время пытался подчеркнуть дистанцию между нами: я командир батальона, а ты командир батареи вот и знай своё место. То, что было раньше - забудь. Каждый раз, когда в его поступках и словах проскакивала эта позиция, я не особо придавал этому значение, считая, что у него плохое настроение или же он не особо настроен к общению.
   - Я... ? Подожди, это ты мне предлагаешь стать по стойке "смирно", приложить лапу к голове и с почтением доложить тебе? И вот это ты мне предлагаешь? - Командир батальона сидел на стуле и невозмутимо смотрел на меня. Я же грохнул автомат на стол, перед бывшим, теперь уже понятно было, что бывшим товарищем и решительно уселся напротив Игоря. - Тищенко, ты чего о себе возомнил? Ты хочешь тут мне рассказать, что твой батальон, под твоим руководством взял рейхстаг, или как минимум дворец Дудаева? Это таким, как ты - рассказывай. Да ты ещё живого духа, даже в бинокль не видел, а уже начинаешь передо мной, офицером первой смены, пальцы гнуть в обратную сторону. Ты не перед тем пальцы гнёшь.
   Я ткнул не глядя пальцем назад, на висящее на стене большое зеркало: - Иди, посмотри на себя в зеркало, у тебя же на лбу написано, что ты батальоном командуешь только пять дней. У тебя завтра батальон в бой идёт, а ты сидишь тут книжку читаешь. Будулаев сейчас бы свой батальон к бою готовил, и я его тут хрен бы застал.
   Я встал из-за стола и с удовлетворением заметил, что сумел пробить броню невозмутимости и Тищенко побагровел, но молчал. Уже в дверях я остановился и повернулся к командиру батальона: - Если бы этого доклада от меня потребовал Будулаев Виталий Васильевич, мне было бы неприятно, но я бы доложил, как положено, потому что он настоящий командир батальона, и за которым батальон пойдёт куда угодно. Понятно? Вообще-то тебя следовало бы послать подальше, но ты этого не поймёшь. Противотанковые установки стоят около ПХД, забирай.
   Я с удовольствием, сильно хлопнув дверью, отошёл к своим подчинённым, которые разговаривали с солдатами первого батальона. Проинструктировав солдат, я хотел сразу же уехать к себе, но подумав с минуту решительным шагом направился обратно к командиру батальона. Я ожидал увидеть нервно бегающего по помещению офицера: ведь по сути дела я выразил сомнение по поводу его способности командовать батальоном, даже может и оскорбил его, но открыв дверь, я застал Тищенко, продолжавшего спокойно читать потрёпанную книжонку. Я дождался, когда он подымет голову и заговорил: - Значит так, товарищ майор, я всё-таки "Тебе" доложу, но вытягиваться, щёлкать каблуками и прикладывать руку к головному убору перед тобой не буду. Две противотанковые установки: экипажи личным составом укомплектованы на 100%, горюче-смазочными материалами на 100%, ракетами и боеприпасами на 100%, продовольствием на трое суток. А теперь, пошёл ты на х....
   Дверь опять сильно хлопнула, закрыв от меня изумлённого Тищенко, а я опять проинструктировал солдат, в том плане чтобы они своим поведением не давали повода командованию батальона в негативной форме докладывать о батарее командиру полка......
  

Оценка: 6.28*144  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023