Аннотация: Вашему вниманию предлагаются отрывки из повести о противотанковой батарее одного из Уральских полков, которой я командовал во время войны. Описаны действительные события с декабря 1994 года по июль 1995 года. Фамилии офицеров и прапорщиков изменены.
ПТБ
или повесть о противотанковой батарее.
....Последняя ночь была на исходе, но ещё было темно, и в живых остался только я один. Боевики из зелёнки хлынули неожиданно, без предварительной огневой подготовки и незамеченными пронеслись половину пути до моего блок-поста. Наблюдатели заполошно закричали и открыли огонь из автоматов, лишь чуть замедлив движение атакующих духов. Запустив вверх ракету и пока она разгоралась, я подскочил на наблюдательный пост. Одного взгляда хватило чтобы понять безнадёжность нашего положения: около ста боевиков, охватывая широкой дугой, стремительно приближались к блок-посту. Сзади меня, в расположении первого взвода слышались крики и команды, по которым солдаты и офицеры в ночной суматохе занимали позиции и теперь моя задача с двумя наблюдателями, была продержаться хотя бы несколько минут, чтобы остальные сориентировались в обстановке. Крикнул команду и, показав рукой направление, куда надо стрелять, я повернул пулемёт и открыл огонь по правому краю атакующих, который опасно стал приближаться в колеблющем свете осветительной ракеты к зелёнке, где уже не скрываясь можно подойти незаметно и ударить в тыл нашего блок-поста. Пулемёт грозно рокотал и вёл свою ровную строчку, выкидывая в ночь трассер-разрывная, трассер-разрывная. Из расположения второго и третьего взводов в небо, в нашу сторону, встревожено взлетели осветительные ракеты и теперь только они освещали поле боя. Я поливал огнём боевиков, не жалея пулемёта, длинными очередями и радостно орал, видя, как под ударами пуль часть цепи смялась, замешкалась и упала на землю, я повёл стволом влево, убивая и заваливая всё новых, и новых боевиков на землю. Но в целом судьба блок-поста всё равно была решена: два автомата наблюдателей, которые строчили слева от меня, лишь на некоторое время замедлили продвижение боевиков. Я перекинул пулемёт на их стенку и открыл огонь по чеченцам, которые были уже в семидесяти метрах от нас. Успел дать пару очередей, как пулей снесло полчерепа одному из солдат, забрызгав нас брызгами крови и мозга. Тело мгновенно рухнуло на землю, как будто из него выдернули железный штырь. Второму бойцу пуля попала в плечо и он заскулил, осев вдоль стенки.
- Назад, уходи, - проревел я, не отрываясь от пулемёта, и у меня тут же закончилась лента. Грохот выстрелов прекратился и я услышал рёв автоматов со стороны духов и жалкую стрельбу наших АКСУ: нас задавливали численным преимуществом и огнём. На мгновение вслушался и с радостью не услышал стрельбы в районе второго блок-поста: значит они выживут. Со стороны остальных двух взводов и седьмой роты в небо, в наше направление шли одна за другой осветительные ракеты, облегчая нам ведение огня.
Срывая ногти и разбивая в кровь пальцы, я мигом перезарядил ленту и подсоединил к пулемёту следующий короб на сто патронов, и вовремя: почти в упор врезал очередь в подбегающих двух духов, даже успел заметить обрывки тела и одежды, которые полетели в разные стороны от разрывных пуль, а один трассер застрял в теле боевика и продолжал гореть, когда он упал на спину. Раненого в плечо солдата рядом уже не было, только убитый солдат с разбитой головой лежал на земле. Дав, не прицеливаясь, ещё несколько очередей в набегающих боевиков, я выскочил из наблюдательного пункта и пятясь спиной, поливая перед собой огнём, начал отходить к своему салону. Вздыбились в небо ящики уже бывшего наблюдательного поста, от взрыва гранаты, меня сильно шатнуло взрывной волной, но устоял и в несколько прыжков оказался у салона. У входа в салон в агонии бился старшина, выдирая из земли скрюченными пальцами пучки травы и пытался что-то сказать мне, но изо рта толчками выбивалась чёрная кровь. Я в упор всадил очередь в одного, потом во второго боевика, выскочивших из-за салона, но второй успел выстрелить в Волкова, который выскочил из расположения первого взвода к салону. Пули попали моему заменщику в лицо, превратив его в кровавое месиво и мгновенно убив Волкова. Всё. Духи уже были везде. Это был конец. Развернулся и ещё успел застрелить последней очередью троих боевиков, длинными прыжками приближающихся ко мне от дороги: у одного из них в руке зловеще поблёскивал длинный кинжал. Они, как будто наткнулись на невидимую стену, но по инерции налетели на меня, сбив с ног. Пулемёт улетел под салон, а мимо меня, перескакивая через убитых, в расположение первого взвода пробежало до двадцати боевиков. Подождав секунд двадцать, я вздыбился и выбрался из-под убитых. Бой закончился, слышались за кустами отдельные очереди и крики боевиков перемеживаясь с криками погибающих солдат и офицеров. Тихо скользнув в темноту, я добрался по кустам до окопа, вырытым ещё в первую ночь техником Толиком и затаился там, лихорадочно пересчитывая патроны, магазины и гранаты. Стрельбы уже не было, слышались лишь торжествующие голоса победителей. Я немного успокоился и теперь прикидывал, как мне выскочить из зелёнки, напасть на духов и как можно больше их уничтожить, пока меня не убьют. Загорелся и быстро запылал мой салон, освещая всё кругом, заработали двигатели обоих УРАЛов, куда боевики начали торопливо грузить трофеи и боеприпасы.
- Хрен вам, в первую очередь уничтожу машины, когда вы их загрузите, чтобы вам ничего не досталось, - я, пригнувшись к брустверу, разглядывал суетившихся боевиков, когда от них отделилось несколько человек и потащили в сторону сопротивляющегося человека. Ночь прорезал пронзительный детский крик: - Дяденьки, дяденьки не убивайте меня, не надо. Дяденьки не надо, мне же больно..., - взвился до высокой ноты крик и перешёл в жуткий хрип. Я весь покрылся липким потом: поняв, что только что моему солдату перерезали как животному горло. Какое-то время до меня, оцепеневшего от ужаса, доносились хлюпающие звуки, а боевики в десяти метрах от меня расступились и теперь гогоча пинали друг к другу бившиеся в агонии тело солдата.
- Мразииии..., - я вскинулся и дал веером очередь: одну, вторую и не прекратил стрелять пока в магазине не кончились патроны, а боевики не затихли на земле. Остальные чеченцы мгновенно сориентировались, и мощный огневой шквал накрыл зелёнку. Я вынужден был присесть на дно окопа, меняя пустой магазин на новый, а в расположении взвода взревел двигатель УРАЛа и теперь на зелёнку упал мощный поток света от фар, сразу же высветив мою позицию. Пуль я не слышал, но бруствер кипел от свинцового ливня, срезая вокруг окопа всю растительность. Надо было как-то встать и попытаться загасить фары, но это было очень трудно, почти невозможно подняться под огнём автоматов.
- А, всё равно убьют, - я вскочил над бруствером и с первой же очереди загасил одну фару, сразу стало меньше света, выпустив остаток магазина в метающиеся фигурки чеченцев, я опять нырнул целый и невредимый на дно окопа, перезаряжая магазин и собираясь с духом для того чтобы в очередной раз, наверно последний, выскочить из окопа. Судя по звукам, духи двинули автомобиль вперёд и теперь он давил кустарник в десяти метрах от меня, приближаясь к моему окопу. Я выдернул кольцо из гранаты, стремительно выпрямился над окопом и метнул гранату, целясь в фару, и не промазал. Граната с долгим звонким звоном впилась в фару, разбило стекло, но свет не пропал. А автомобиль продолжал надвигаться на меня.
- Чёрт, где же взрыв, почему меня слепит фара? Почему??? - Я закрыл глаза и продолжал слышать в своих ушах звон разбитого стекла.
Часть первая
Глава 2.
Эшелон.
В 9 часов утра я пришёл в батарею. Офицеры и прапорщики опять не подвели меня. Машины были заведены и вытянуты в колонну. Солдаты отдохнувшие и накормленные, экипированы и находились на своих местах. Старшина сдал помещение противотанковому дивизиону без замечаний и тоже был в колонне. Быстро построил батарею, проверил оружие, боеприпасы, загруженное имущество, после чего забрался в свой БРДМ и по радиостанции вошёл в связь с начальником артиллерии, доложив, что готов к погрузке. После недолгого ожидания колонна артиллерийского дивизиона, за которой мы стояли тронулась, а за ней мы. Вышли в парк артиллерийского полка и начали набирать ход. В этот момент встала самоходная установка арт. дивизиона и сразу же темп движения сбился. По снегу машины батареи начали обходить остановившиеся самоходки дивизиона и колонна батареи начала опасно растягиваться и разрываться. Когда мой БРДМ выехал за КТП* арт. полка и свернул налево, за мной устремились ещё четыре мои машины. Зато остальные, как по закону подлости, свернули направо и исчезли вместе с УРАЛами за казармой. От такой бестолковщины я пришёл в бешенство, остановив около клуба арт. полка колонну, я ринулся напрямую за казарму на плац, где и нашёл заблудших. Техник и командиры взводов в растерянности бегали вдоль колонны и не знали, куда подевался комбат с остальными машинами. В довершении ко всему один БРДМ закипел и из него так пёр пар, что наверно это было заметно даже из космоса, ну а второй БРДМ заглох насмерть и не подавался реанимации. Как бы я не был разъярён, но сдержался и только пару раз злобно матюкнулся. Оставив с заглохшими машинами техника, я с остальными "торжественно" прибыл на рампу, где уже прогуливался полковник Гвоздев со своими офицерами штаба. "Орлиным взором" начальник посчитал машины и, подозвав к себе меня, задал неприятный вопрос: - Копытов, а где ещё два БРДМа и Урал?
Я попытался что-то соврать, типа: всё нормально, всё под контролем, что сейчас они подъедут. Но в этот момент из ворот КПП "Зелёное поле" выехал Урал с техником: на прицепе у него был заглохший БРДМ, а следом ехал и кипел второй БРДМ, из всех щелей которого пёр белый пар. Как он "красиво" и буйно кипел - в жизни не видел, чтобы машины так кипели.
Гвоздев зло плюнул и что-то пробормотал, но я успел услышать упоминание какой-то матери.
- Копытов, что это такое? - Полковник ткнул пальцем в огромное облако пара, в котором запросто можно было спрятать два автомобиля "Урал".
- Что, что? - Теперь я уже "завёлся", - киплю, товарищ полковник... Красиво киплю. Сейчас её погрузим и будем ремонтировать уже в Чечне.
Гвоздев махнул рукой, мол, тебе воевать ты и крутись, развернулся и величественно удалился к платформам. Сразу же приступили к погрузке и одну за другой стали загонять машины батареи на платформы, следом за нами начали грузиться артиллеристы дивизиона и ВУНА. Как только мои машины становились на платформе, на своё место, бойцы из машины доставали готовую к применению проволоку, крепёжный материал и дружно начинали крепёж техники. Не зря я водил солдат и офицеров на занятие по погрузке, всё шло своим чередом и не требовало особого моего вмешательства. Гораздо хуже обстояло дело в дивизионе и во взводе начальника артиллерии. Солдаты там постоянно разбегались и прятались, всеми способами отлынивали от работы и над той частью, где грузился дивизион, стоял многоэтажный мат, там постоянно кого-то лупили, кого пинали под зад, кого-то за шкирку волокли к месту крепления техники. А у меня всё делалось спокойно. Единственная накладка произошла с креплением Уралов, где я понадеялся на самостоятельность водителей Самарченко и Наговицина, но они оказались в этом вопросе беспомощными. Пришлось им подкинуть людей на помощь. И через два часа техника батареи была закреплена, о чём я сразу же доложил начальнику артиллерии полка, справедливо ожидая что батарею отправят в вагоны, которые стояли на параллельном пути под личный состав и офицеров, но Гвоздев запретил туда нам грузиться, пока все не закрепятся. Пока мы работали мороза вообще не чувствовали, хотя стояло где-то градусов 15-18, а сейчас мы стали постепенно замерзать. Мои бойцы стали потихоньку расползаться, а в этот-то момент начальство решило бросить мой личный состав на помощь в креплении техники взвода обеспечения дивизиона. Проволока в дивизионе не была обожжена, плохо гнулась и для того чтобы её закрутить, нужно было приложить максимум усилий. Меня здорово это возмутило, но отменить приказ я не мог и сквозь пальцы смотрел как мои бойцы "валяли Ваньку" вместо помощи.
Я отпросился на час и на машине Евсеева уехал домой пообедать, забрать вещи и попрощаться с родными. Обед прошёл в молчании и тишине. Валя уложила вещи и закуску, пришло время прощаться. Если до этого жена держалась, то тут не выдержала и тихо заплакала.
Заплакала тёща. На душе у меня стало муторно: я ведь точно знал, что не вернусь с войны. Откуда у меня была такая уверенность, я не знал, но чувствовал это. Младшему сыну наказал, чтобы он во всё слушался маму. Старшего, Дениса, попросил помогать во всём маме и быть старшим мужчиной в доме. Обнял тёщу, поцеловал жену: пообещал обязательно вернуться и заторопился на выход, потому что почувствовал, чем быстрее я уйду, тем будет лучше. Не стоило затягивать расставание: у самого "на душе кошки скребли".
Когда приехали на погрузочную рампу, там был самый разгар погрузки дивизиона. Вскоре подъехал бывший командир миномётной батареи Саня Козленко, приехал он с пивом и в течение двадцати минут мы пили пиво, наблюдая за погрузкой. Попрощался я и с Саней. В принципе, все ниточки были обрезаны - можно было ехать на войну.
Около платформ с техникой меня выловил генерал-майор Фролов, отвёл в сторону и начал отчитывать за вчерашний доклад Гвоздеву о готовности к погрузке.
- Ну, что ты, Копытов? Так хорошо у тебя всё шло, я нарадоваться на тебя не мог. Лучше всех шёл. А вчера ты так опозорился: готов, не готов. Готов, но если будет приказ командира полка. Ну, в чём дело?
- Всё очень просто, товарищ генерал, - засмеялся я, - так отвечал, потому что протестовал против "инициативы" полковника Гвоздева. Но самое главное: мне эти четыре часа нужны были, чтобы жена успела пожарить курицу и приготовить закуску, для того чтобы я в поезде как нормальный офицер мог представиться и обмыть звание "майор".
Фролов, секунд двадцать возмущённо смотрел на меня, а потом искренне засмеялся и замолчал, мы в молчании сделали пару кругов около платформы.
- Да, - протянул генерал, - вот ведь и война от жаренной курицы, оказываться, может зависеть. Ну ладно, Копытов, поздравляю тебя с воинским званием "майор", но больше так не делай. А сейчас иди к батарее.
Я откозырял и отошёл. Время постепенно шло, всё больше поступало докладов о креплении машин, постепенно темнело и холодало, вот и последняя машина закреплена. Все подразделения построились на рампе перед классными вагонами. Нудно и долго делили между подразделениями вагоны, представляли администрацию эшелона. Моей батарее, взводам управления дивизиона и начальника артиллерии достался один вагон, туда же сунули и лейтенанта Нахимова с солдатами первого батальона, которые по разным причинам отстали от батальона. Меня, конечно, назначили старшим вагона. Очень долго инструктировали о правилах поведения при следовании эшелоном, меры безопасности, потом напутственные речи и когда мы совсем замёрзли, нам дали команду на посадку. В течение получаса все сели и разместились. Батарее досталось четыре купе, с учётом третьих полок - всего 36 мест. При посадке в вагон, я "наехал" на лейтенанта Нахимова: он занял со своими солдатами целое купе. Налетел я с шумом, с напором, но после того как он аргументировано и в вежливой форме дал мне отпор я вынужден был с ним согласиться и несмотря на то, что он был офицер-двухгодичник, даже немного зауважал его.
После того как всё успокоилось и все разместились я вышел на улицу. Откуда-то из темноты вынырнул капитан Мамедов, воровато оглянувшись, он протянул мне фляжку с водкой, предварительно хорошо глотнув из неё.
- Боря, давай, за вашу удачу, - просипел он севшим голосом от чересчур большого глотка. Продышавшись, он продолжил, - завидую я вам, меня вот не пустили. Мусульманин говорят, а ведь хочется с вами уехать. С полком.
Я тоже глотнул, холодная водка обожгла горло и провалилась в желудок. Как-то сразу стало теплее и спокойнее. Как будто этим глотком я провёл черту. И всё что было: семья, счастье, радости и горести - всё это было теперь "До" черты, и как это не странно, в почти далёком прошлом. А впереди неизвестная, новая жизнь; я её выбрал и смело, не оглядываясь, перешагнул всё, что меня отделяло от прошлого.
- По вагонаааам! - Послышалась команда, я запрыгнул в тамбур. Из соседнего вагона, где располагался начальник эшелона и офицеры без личного состава, на рампу вышли Гвоздев, Фролов и несколько полковников. Лязгнули сцепления вагонов, и мы медленно тронулись в сторону станции Керамик. Некоторое время рядом с вагоном шёл полковник Гвоздев и что-то мне говорил. Но я его не слушал: все эти наставления до того надоели, что мне вдруг очень захотелось его послать куда-нибудь подальше, но хотя и с трудом я всё-таки сдержался. Гвоздев, наверное, что-то почувствовал и отстал. Его место занял капитан Мамедов, который уже бежал рядом с вагоном и что-то ободряюще кричал. Но вот и он отстал, мимо проплыло КПП "Зелёное поле", парк артиллерийского полка, ОБМО. Я жадно смотрел на всё это и запоминал - ведь всё это я видел в последний раз, и всё это впечатывалось в мой мозг как моментальная фотография.
Прибыли на станцию Керамик: на ней, как правило, происходило окончательное формирование и оформление эшелона. Но в этом командиры подразделений уже не участвовали, всем этим занимался начальник эшелона майор Князев и его администрация.
Как только эшелон остановился, солдаты дружно вскрыли консервы, достали хлеб, дружно застучали ложками и поели. От еды, в тепле их мгновенно разморило и они быстро завалились спать, а я собрал офицеров в своём купе, накрыл стол и как положено, с полным стаканом водки, представился по случаю получения очередного воинского звания. Застолье долго не продолжалось, все мы были вымотаны и через час тоже легли спать. Проснулся я, когда эшелон уже миновал Челябинск и находился на станции Полетаево. Быстро собрал оставшуюся закуску, водку, а набралось всего ещё достаточно и пошёл в офицерский вагон представляться, где меня уже ждали. Накрыл стол и закрутилось, и поехало застолье, ещё помню как проехали станцию Мисяш в Чебаркуле, на которой грузилась какая-то часть - больше ничего не помню. Проснулся уже на следующий день, далеко за Уфой.
- Всё, Боря, хватит пить, - сказал я себе - надо использовать время для изучения личного состава. В принципе за эти десять дней я достаточно хорошо узнал часть личного состава, но в целом ещё имел лишь смутное представление о коллективе батареи.
Достаточно хорошо показали себя командиры взводов. Я сразу выделил командира первого взвода лейтенанта Жидилёва: небольшого роста, хитроватый, хозяйственный, деревенский мужичёк. И солдаты подобрались такие же хозяйственные, всё что имело какую-то ценность в будущем на войне тащили во взвод и уже обросли своим имуществом, которым очень дорожили. Командир второго взвода лейтенант Коровин не отличался хозяйственной жилкой, но был добросовестным и грамотным офицером, насколько это можно сказать об офицере-двухгодичнике. Сумел заинтересовать и сплотить вокруг себя личный состав и его взвод уже представлял достаточно крепкий воинский коллектив. Очень много беспокойства вызывал третий взвод и его командир взвода лейтенант Мишкин. Глядя на него, я часто вспоминал фильм "Адъютант его превосходительства" и одного из героев - поручика Микки. Такая же романтическая и мечтательная натура, которая при первой встрече с реальной действительностью и трудностями повседневной службы очень быстро ломается. Мне кажется, он мечтал как можно скорее попасть на войну, где в бесконечных победных боях, он во главе взвода врывается в гущу противника, проявляя массу героизма - побеждает, а может быть и геройски погибает. Но уже на этапе боевого слаживания романтизма и восторга поубавилось. Как по закону подлости ему во взвод подобрались слабые сержанты и водители. Один водитель рядовой Снытко, со своей, вечно кипящей противотанковой установкой, мог вогнать в глухую тоску любую героическую натуру. Личный состав в третьем взводе подобрался разношёрстный и коллектив как таковой не сложился.
Из прапорщиков я в полной мере мог положится на Игоря Карпука - добросовестный парень, инициативный. Постоянно работая на технике, он достаточно быстро узнал устройство и особенности эксплуатации техники батареи. Немаловажную роль сыграло и то, что он родом был с Бурятии, откуда была подавляющая масса личного состава. Среди них он быстро завоевал
авторитет и солдаты безоговорочно выполняли все его указания. В результате чего получилось так, что Кирьянов был моей правой рукой, а Карпук стал, если так можно выразиться - левой рукой.
Старшина же вообще не пользовался никаким авторитетом среди солдат. Он их боялся, а солдаты быстро это прочухали и давали ему отпор во всех его начинаниях. Да и я часто его ругал за то, что он всю работу взваливал на одних и тех же безответных, добросовестных солдат.
Среди солдат я хорошо узнал тех, с кем мне приходилось часто сталкиваться в период
подготовки батареи. Водителем на мой, командирский БРДМ, попал бывший заключённый, рядовой Чудинов - кличка "Чудо". В тюрьму попал по хулиганке, что-то там отсидел, что-то увидел, почувствовал, чем страшно гордится. Нахватался зековских понятий, законов и пытается здесь этим бравировать. Офицеров и прапорщиков считает "западло", особенно ненавидит старшину, за то, что тот бывший мент. С солдатами живёт нормально, говорит: "Чистые погоны - чистая совесть". Правда, пока выполняет все приказы беспрекословно, хотя иной раз саботирует указания старшины. Мне старается не залетать, так как я его сразу предупредил - если что, вышвырну. Сержант Алушаев, пулемётчик моей машины, серьёзный и надёжный парень. Санинструктор сержант Торбан тоже добросовестный, но бестолковый. По своей специальности подготовлен слабо и если сталкивается с какой-нибудь болячкой бежит за советом к технику. Игорь, оказывается, неплохо разбирается в медицине - правда на бытовом уровне. Самое хреновое в санинструкторе то, что он вечно ходит грязный, не соблюдая никакой личной гигиены. Среди командиров машин в лидерах ходят сержанты Некрасов и Фёдор Ермаков. Оба со второго взвода. Правда, краем уха слышал разговор среди солдат, что Фёдор слабоват на выпивку. Андрей Лагерев, командир противотанковой установки с первого взвода, всегда чистенький, аккуратный, но парень с ленцой и сам себе на уме. Такое ощущение, что в любой момент может принести пакость. Командир машины с третьего взвода сержант Рубцов пишет песни, хорошо играет на гитаре. Но в противовес ему его водитель рядовой Снытко. Дылда, самое натуральное "чмо", вечно грязный и машина у него вечно такая же зачуханная.
Во втором взводе два сильных сержанта, третий сержант Кабаков, невысокого росточка, худенький. Как командир он ни о чём. Зато с водителем ему повезло. У меня не хватало одного водителя, полк не додал и я не знал, как выкрутиться. А тут подходит рядовой Харитонов: - Товарищ капитан, хочу воевать водителем противотанковой установке, а в батарее не хватает одного водителя. Дайте мне машину, а я вас не подведу. Правда, прав у меня нет, но я немного соображаю в технике и умею водить.
Я задумался: в мирной обстановке я бы на такое предложение только рассмеялся. Нет прав - гуляй Харитонов. Я за тебя ответственность нести не хочу. Но сейчас я задумался лишь на минуту и решил по военному быстро.
- Хорошо Харитонов, даю противотанковую установку, Сделаешь: она твоя. - И дал ему один из неисправных БРДМов, как раз Кабакова. Три дня торчала задница из двигательного отсека то Харитонова, то его и Карпука, то сразу нескольких водителей, которые ему помогали: но через три дня машина была готова. Я тоже своё обещание выполнил. Узнал я и других солдат, сержантов батареи, но это было довольно поверхностные знания, поэтому нужно было не терять времени в эшелоне.
Жизнь в вагоне постепенно наладилась и потекла своим чередом. К личному составу я в основном не лез - так по очереди выдёргивал их в своё купе и разговаривал с ними. Солдаты первые двое суток спали, просыпались только покушать или сходить в туалет. Жизнь шла от
приёма пищи до следующего приёма, когда все немного оживлялись. Кормили, правда, не ахти как, но мы перед каждым приёмом пищи принимали по сто грамм спирта и всё шло нормально. В офицерском вагоне тоже шла размеренная жизнь. Офицеры под руководством полковника Прохорова потихоньку попивали, играли в карты, а когда хорошо поддадут, вызывали техника
второй батареи, наливали ему стакан водки и он с удовольствием им играл на гармошке и пел. Интересно было за ним наблюдать из-за особенной артикуляции губ во время пения. Когда он пел, губы у него так складывались, что его лицо становилось похожим на морду обезьяны. Так потихоньку мы ехали и приехали на станцию Таловое Воронежской области, где наш эшелон взорвался.
....Я спал. Спал мой вагон, спал весь эшелон. Мне что-то снилось, причём, что-то приятное и интересное, но в мой сон извне упорно пробивались какие-то посторонние звуки, гудки и крики, которые мешали мне наслаждаться приятными видениями и тревожили даже во сне. Как от толчка проснулся: эшелон стоял, а из-за стен вагона доносился какой-то шум. Перевернувшись со спины на живот, я выглянул в окно, за которым вдоль нашего состава метался локомотив, подавая тревожные гудки. Между гудками, высунувшись по пояс из будки локомотива, что-то кричал машинист. Но все его слова отскакивали от моего ещё не проснувшегося сознания. Сделав над собой усилие и встряхнувшись, я окончательно проснулся и стало понятно, чего он так волнуется.
- ...Ну, кто-нибудь проснитесь. Вы... - военные.... Вы же горите..... Пожар в эшелоне.... Сейчас начнёте взрываться. - Локомотив укатил в голову эшелона и голос постепенно затих.
Поглядел на часы - три часа ночи, пожара в вагоне нет, да и запаха дыма не чувствую. Затормошил техника и замполита: - Вставайте, будите командиров взводов и водителей. В эшелоне, кажется, пожар.
Неожиданно, чуть ли не мне на голову, с третьей полки свалился старшина. Причём сразу же попал ногами в валенки Кирьянова и с диким воплем: - Горим!!! Спасайтесь, сейчас будем взрываться..., - устремился в панике по проходу на выход из вагона. Несколько солдат оторвались от подушек, проводили его недоумевающими со сна взглядами и снова уронили головы на постели. Мы быстро оделись и вышли из вагона на улицу. Действительно, в голове эшелона горело несколько вагонов и платформ с техникой. Там метались фигурки людей, а в морозном воздухе слышались тревожные крики. Кто-то командным, зычным голосом подавал команды. Но это не было бессмысленное метанье - люди организованно пытались или затушить, или хотя бы расцепить вагоны, чтобы огонь не перекинулся на другие вагоны и платформы. Спросонья крутили головами и ни как не могли сообразить, в каком конце эшелона находится техника батареи.
- Коровин, подымай водителей и одевайтесь. Все должны быть готовы тушить технику, - приказал я командиру второго взвода, который выглянул из тамбура, - а мы сходим на разведку. Посмотрим, где наша техника и как там обстановка.
Я, техник впереди, сзади нас Кирьянов, который тихо матерился на каждом шагу из-за того, что валенки старшины были очень малы и жали ноги, направились в голову эшелона. Очень быстро мы разобрались, что наша техника стоит на противоположном конце железнодорожного состава, а впереди на нескольких платформах горит техника взвода обеспечения дивизиона, загруженная продовольствием, имуществом и снарядами для самоходок.
Приблизившись к горящим платформам, мы разглядели, что пожар пытаются ликвидировать офицеры и солдаты дивизиона. Большая группа военнослужащих, закидывая снег на машины, пыталась их потушить, а вторая, меньшая: пыталась расцепить вагоны, чтобы их потом оттащить на пустырь - в тупик. Но у них ничего не получалось. Всем тушением пожара руководил командир дивизиона майор Князев - это его зычный голос разносился в ночном воздухе. Рядом с ним виднелись фигуры Прохорова и других офицеров. Когда нам оставалось пройти ещё две платформы до горевших машин, чтобы присоединиться к тушению пожара, одновременно взорвалось несколько снарядов на одной из горевших машин. В воздухе засвистели осколки и куски раскалённого металла, осыпая суетившихся людей. Мы быстро присели и прижались к колёсам платформ, а остальные повалились на снег.
Как по команде в кузовах горевших машин начали рваться снаряды и гильзы с зарядами. Боеприпасы рвались по одиночке и пачками, разбрасывая вокруг эшелона неразорвавшиеся снаряды, гильзы, остатки ящиков и машин. Всё это сыпалось с неба на людей, осколки металла яростно и злобно шипели в снегу, как будто сожалея о том, что они не попали в людей. Все кто тушил пожар, в перерывах между взрывами отбежали метров на сто и залегли, наблюдая, как огонь перекинулся на следующую платформу. Кажется, человек был бессилен перед разгулом этой стихии, кажется, осталось только лежать и ждать, когда всё что должно взорваться взорвётся и сгорит. Но в цепочке людей, которая лежала и в бессилии наблюдала за пожаром, внезапно поднялась фигурка человека и ринулась прямо в пекло. В свете огня мы видели, как командир взвода обеспечения, а это был он, подскочил к платформе и начал, пытаясь загородиться от жара пылающей на платформе машины, что-то делать со сцепкой. Казалось, что время остановилось. Одежда на прапорщике дымилась и тлела, вот-вот должна вспыхнуть. Но
он всё-таки сумел расцепить платформы и ринулся в сторону. Отбежав метров на двадцать от эшелона, он повернулся к тепловозу: закричал, замахал руками, показывая - Трогаййй! Упал на снег и начал кататься, туша всё-таки вспыхнувшую одежду. В выбитых окнах тепловоза, появилось окровавленное лицо раненого машиниста. Он махнул рукой в ответ - Понял!
И вот метр, два, пять, десять, двадцать - платформы всё дальше и дальше. Люди стали подыматься из снега и радостно закричали. Тепловоз, набирая скорость, потащил всё дальше и дальше горящие платформы. Когда они были от нас уже в ста метрах и поравнялись с водокачкой, на средней платформе вспух огненно-багровый шар: это взорвался сразу целиком автомобиль Урал с боеприпасами. Страшной силы грохот и взрывная волна даже на таком расстоянии повалило и разметало людей в разные стороны от взрыва. Крыша водокачки поднялась целиком в воздух, пролетела метров тридцать и рухнула на землю. Сразу несколько железных столбов линий электропередач были перебиты осколками и упали, обрывая провода, на землю. Тепловоз, вновь изрешечённый осколками сразу встал и загорелся, а из кабины на снег выпала фигурка машиниста, к которой подскочили солдаты и потащили в сторону от пожара и продолжавших греметь взрывов. Нас же взрывная волна швырнула вдоль платформы, около которой мы стояли. Я башкой, хорошо был в шапке, врезался в борт и упал. В полутора метрах от меня, обдирая голые руки об щебёнку, на животе проехал Карпук и головой воткнулся в сугроб. Откуда-то сверху между мной и Карпуком, обдав нас искрами, упала половинка горящего снарядного ящика. Кирьянов же, отлетев в сторону, утробно охнув, падая ухватился руками за валенок.
Полуоглушённые, я и Игорь схватили замполита под руки и потащили в сторону от взрывов. Протащив метров тридцать, опустили Кирьянова на снег, тот постанывал и продолжал держаться руками за носок валенка.
- Давай Алексей, убирай руки, - попросил Игорь - сейчас будем смотреть, что тебе прилетело.
Грохнул ещё один сильный взрыв, рвануло опять сразу несколько снарядов. В двух метрах от нас упал на снег капот УРАЛа и по инерции, грохоча, укатился вдоль состава в темноту. Алексей Иванович осторожно расцепил руки и мы увидели небольшой осколок, который торчал из носка валенка, багрово поблёскивая в свете пожара, но крови не было видно. Мы осторожно стянули валенок с ноги. Раны не было, только мизинец на ноге распух и посинел. Осколок на излёте, тупым концом, ударил в валенок и лишь сумел его пробить, ударив сильно по мизинцу. На большее, у него не хватило энергии. Если бы он в валенок ударил острым концом, то Алексей Иванович лишился бы мизинца, и война для него на этом закончилась бы. Матерясь, замполит натянул обратно валенок и ещё больше хромая, поковылял к нашему вагону, а через несколько минут, и мы с Карпуком пошли за ним, убедившись, что нашей помощи не требуется и Андрею Князеву со своим личным составом осталось только наблюдать за трагическим концом трёх платформ, которые догорали и продолжали периодически взрываться.
Только сейчас мы разглядели, что взорвались прямо на стации, в центре населённого пункта. Разрушений, в принципе, было немного: разбитая взрывом водокачка, повреждённые линии электропередач, вот и всё что мы разглядели в свете пожара.
Около вагона ожидали, переговариваясь командиры взводов и замполит. Отсутствовал только старшина.
- Ну, как только старшина появится я его прибью, - плотоядно пообещал замполит - за мои валенки, за то что в панике бросил батарею, да и за мой мизинец.
Мы посмеялись, глядя как кипятится Кирьянов и стали наблюдать за происходящим на пожаре, пока наше внимание не привлекла странная фигура, появившиеся со стороны жилых построек. Она прямиком, через рельсы направлялась к нам. Ещё издалека мы разглядели, что это был не старшина, а незнакомый мужчина: на голове у него блином растеклась шапка, причём одно ухо торчала к верху, а второе свисало к низу. Под овчинном полушубком, который когда-то видел лучшие времена виднелись синие сатиновые трусы и застиранная майка на голом теле, на ногах валенки с обрезанным верхом. А в зубах больших размеров самокрутка. Было видно, что он нёс что-то очень тяжёлое.
- Мужики! - Жизнерадостно закричал ещё издалека абориген, - вышел я покурить во двор. Живу я тут - метров четыреста. Слышу какие-то взрывы и тут прилетает ко мне во двор какая-то железяка и падает прямо на мою собачью будку. Так собака, которая рядом со мной стояла, с испугу через двухметровый забор без разбега сиганула. Железяка то, наверное, ваша, забирайте.
В свете пожара мы разглядели у него на руках 122 миллиметровый снаряд от самоходки. Дружно засмеялись: - Ну, и повезло тебе мужик. Если бы этот снаряд разорвался у тебя во дворе, то не только от собачьей будки, но от твоего дома и от тебя ничего бы не осталось. Давай сюда, только осторожненько ложи.
Мужчина, внезапно изменившись в лице, в испуге бросил нам снаряд под ноги, развернулся и стремительно побежал, провожаемый диким хохотом. Постояв ещё немного, и не дождавшись старшины, мы залезли в вагон спать, где я услышал ещё несколько сильных взрывов.
Утром, приведя себя в порядок и отдав распоряжение о проверки техники на платформах, я вылез из вагона и направился к месту пожара. Небо было чистое, и от сверкающего на солнце снега слепило глаза. Станция уже была оцеплена милицией. На путях и прилегающей территории работали группы сапёров. Я прошёл сквозь оцепление к остаткам платформ, кругом которых на снегу и земле валялись осколки от снарядов, разорванные и целые снарядные гильзы, детали и куски от машин. Всё это было густо присыпано крупой и мукой. Оказывается, вместе с машинами с боеприпасами взорвались и машины с продуктами взвода обеспечения дивизиона. Рядом стоящая водокачка была разрушена наполовину, разбиты пути и рухнуло три опоры электропередач. Побродив немного вокруг и прислушавшись к разговорам прокурорских работников, я выяснил, что произошло. Вину прокуратура полностью возлагает на железнодорожников. Оказывается, по правилам воинских железнодорожных перевозок, между электровозом и эшелоном должны быть прицеплены несколько пустых платформ. Чего не было у нас. Во время движения от обледенелых проводов электропередач летели искры, которые и упали на тент машин с боеприпасами, от чего они и загорелись.
Побродив ещё немного по месту пожарища, я вернулся в вагон, позавтракал и вместе с Игорем отправился в город попить пива, так как узнал, что стоять будем здесь как минимум до вечера. Сразу за вокзалом располагался рынок, по которому уже бродили подвыпившие солдаты дивизиона, а недалеко от рынка мы нашли пивную, полностью забитую народом, и тут тоже за несколькими столиками преспокойно расположились солдаты дивизиона. Пришлось подойти и выгнать их. Взяли пиво, но сидели недолго. Чувствовали себя неуютно, так как местные на нас косились, причём, не совсем дружелюбно. Вышли опять на улицу, но побродив немного по городу везде натыкались на болтающихся пьяных солдат. Решили вернуться в вагон, чтобы остановить своих солдат от пьянства, но было уже поздно. На рынке мы встретили Кирьянова с командирами взводов и болтающимся там же нашими солдатами. Не привлекая внимания местных жителей, мы собрали в сторонке Кушмелёва, Некрасова, Ермакова, Большакова и других солдат батареи. Видно было, что ребятишки неплохо поддали, но вели себя достаточно нормально. Не успел я выразить своё неудовольствие и отправить их в вагон, как к нам подвалила группа гражданских, которых возглавлял здоровяк.
- Майор, мы здесь, на рынке, "фишку держим": то есть местная мафия. - С апломбом представился здоровяк, - ты чего к солдатам пристаёшь? Они едут на войну и имеют право выпить.
Я оглядел рынок, по которому, помимо моих солдат, шлялось ещё человек тридцать солдат и офицеров с дивизиона. Значит можно и понаглеть.
- Слушай, ты - Мафия. Шёл бы ты отсюда. Это мои солдаты и с ними я сам разберусь. Это мои проблемы, и нечего сюда нос свой совать. А то я сейчас свистну и вас отсюда на пинках вынесут. Понятно?
- Не слушайте его ребята, - начал заводиться здоровяк, - давайте оставайтесь, девками, выпивкой обеспечим. Погуляем, а потом домой поедете: деньгами на обратный путь тоже обеспечим.
- Нет "дядя", - засмеялся Большаков, - мы, со своими офицерами поедем и надерём "духам" жопу. - Остальные солдаты одобрительно загудели.
Здоровяк загорячился: - Неужели вы верите своим офицерам? Ведь они ничего не умеют. Они же бестолковые и продадут вас там. Вот ты веришь своему командиру? - Ткнул пальцем Большакова в грудь мафиози.
Я стоял и молчал, потому что мне был интересен этот диалог. Было интересно, что думают солдаты и что ответит Большаков.
Солдат задумался на мгновение и спокойно ответил: - Мы, "дядя", верим своим офицерам и за ними пойдём, куда они нас поведут.
Мафиози озадаченно молчали, а у здоровяка подозрительно заблестели глаза и он, чтобы скрыть свои слёзы, отвернулся и заматерился. Потом повернулся ко мне: - Командир, пошли выпьем, если тебе верят солдаты, то ты нормальный мужик.
Я отослал командиров взводов с солдатами в вагон, а сам с замполитом и Карпуком пошли за мужиками. Зашли в ларёк, отделанное под кафе. Мафиози быстро организовали хороший стол, куда выставили несколько бутылок водки "Смирнов" и отличную мясную закуску. Здоровяк произнёс прочувственный тост: выпили. Через десять минут принесли ещё и горячие шашлыки. Мужики рассказали: что через их станцию днём и ночью идут эшелоны с войсками в Чечню, поэтому каждый тост заканчивался напутствиями, типа: надрать задницу чеченам, вернуться с победой, показать, что такое русский солдат и "как духи нас достали". Через сорок минут, распрощавшись, мы вернулись к вагону, где застали неприятную картину. Вся батарея была пьяна. Остальная часть вагона была трезвая и солдаты взвода управления дивизиона с интересом наблюдала за событиями, которые разворачивались в батарее. Вагон наполнял пьяный хохот, крики и мат. Командиры взводов беспомощно метались из купе в купе, пытаясь прекратить пьянку, но солдаты пили в открытую, никого не боясь и не стесняясь.
- Товарищ майор, хрен его знает, как они пронесли водку в вагон. Ничего не можем сделать. - Встретили меня докладом взводники.
Я прошёлся по своим купе; везде одна и таже картина - пьяные солдаты лихо, не обращая внимания на комбата, опрокидывали водку в глотки.
- Где старшина? - Спросил я у офицеров, когда вернулся с обхода.
Коровин с раздражением махнул рукой: - Сбежал, как только солдаты датые появились.
- Сука, - со злобой произнёс я, потом повернулся к Кирьянову, - Алексей Иванович, я сейчас выведу батарею на улицу, а ты в это время с техником и командирами взводов обыщешь каждое купе. Всю водку, какую найдёшь - вылить. А потом я их заведу и разложим их спать, пока начальство не видит.
Батарею сумел построить между путями, вдали от глаз начальства, лишь минут через десять. Строй стоял и качался. То один, то другой выпадывал из строя, но остальные затаскивали его обратно. Слышалось пьяное хихиканье и бессмысленные возгласы. Я прошёлся вдоль строя, провожаемый налитыми кровью, пьяными глазами, и остановился перед Некрасовым, который стоял и качался из стороны в сторону, тараща глаза куда-то в пространство. Вдруг его резко повело и он начал падать назад, на стоящий сзади вагон. Я не успел его подхватить и он затылком, со всего размаха ударился об ось вагона и потерял сознание.
Поняв, что ругать и говорить им что-нибудь - бесполезно, я приказал подняться всем в вагон и лечь спать. С дикими криками, возгласами, подхватив бесчувственного Некрасова: падая и смеясь, пьяная толпа полезла в вагон.
А на пьяные вопли и взвизги из-за вагона неожиданно вывернулся начальник артиллерии полка и сразу начал меня отчитывать за происшедшее. Я лишь попытался оправдаться, но факт был налицо - я пустил процесс на самотёк. Результат этого мы и наблюдали. Пообещав навести порядок, я забрался в вагон, а там стоял гвалт.
- Товарищ майор, нашёл девять бутылок водки. Водка хорошая, я её не вылил, а собрал к нам в купе. - Шёпотом доложил Кирьянов.
- Ладно, Алексей Иванович, потом разберёмся, а сейчас прекратить все разговоры. Всем спать.
Начали разгонять солдат по полкам и постепенно наводить порядок. Не могли только утихомирить сержанта Ермакова, с которым началась истерика. Он бился на полке, плакал, звал маму, сожалея о том, что едет в Чечню воевать. Все его принялись успокаивать и утешать, а когда он более-менее успокоился, вдруг ему в башку ударило, что на улице, около вагона стоят его мама и невеста. Он рванулся и побежал на выход, где мы еле успели его догнать и завалить на боковую полку.
- Мама, Нина, я сейчас выйду к вам. Пусть всё идёт к чёрту, я не хочу никуда ехать. Я сейчас выйду и мы поедем домой. - Бился в наших руках сержант.
- Фёдор, тихо, тихо. Ты что? Мы сейчас находимся в Воронежской области, а ты с Иркутска. Какая мама? Какая Нина? Их тут нет, посмотри в окно, - увещевал Ермакова замполит, но сержант продолжал рваться из вагона. Втроём мы с трудом удерживали его на полке, а он был крепкого телосложения. Видя, что никакие убеждения не помогают, мы дружно навалились на него и я связал ему руки и ноги, что вызвало бурю возмущения и что самое интересное, солдат не моего подразделения, а взвода управления дивизиона, которые угрюмо и осуждающе наблюдали за нашими действиями. Посыпались угрозы в мой адрес и моих офицеров, а один из солдат взвода выскочил из купе и с угрожающим видом подскочил ко мне.
- Товарищ майор, развяжите Ермакова, а то мы его сами освободим. - Начал орать он, размахивая передо мной кулаками. Обстановка в вагоне накалилась. Но тут на мою сторону неожиданно встала батарея. Оттолкнув меня в сторону, вперёд выскочило несколько моих солдат, которые сходу несколько раз крепенько ударили по лицу угрожавшему мне солдату, загнали его обратно в своё купе. Один из них стал посередине вагона и прокричал остальным солдатам: - Ну вы, суки, всем заткнуться. Это наш комбат и он имеет право сделать с нами всё, что захочет. Попробуйте кто к нам полезть, быстро морду набьём.
После такового заявления солдаты и сержанты ВУДа попрятались по своим купе, но Ермаков продолжал биться в истерике: - Фашисты, гестаповцы, почему меня связали? Немедленно развяжите, а то всех урою.... Субанов, развяжи меня, ведь ты мой друг.
Субанов, водитель противотанковой установки, ползал по Ермакову и пьяно ревел: - Федя, Федя, я не могу тебя развязать, ведь тебя связал комбат, а раз связал значит он это сделал правильно. Ты успокойся и засни, всё пройдёт, а я буду рядом.
В вагоне по приказу Богатова появился начальник разведки артиллерии капитан Пальцев, чтобы оценить обстановку в вагоне и доложить начальству.
- Алексей, всё нормально. Так и доложи начальнику артиллерии - я полностью контролирую обстановку.
Пальцев неодобрительно покрутил головой, озадаченно посмотрел на меня и молча ушёл обратно в офицерский вагон. Ермаков постепенно успокаивался, плакал и потихоньку засыпал. Я уже начал думать, что пик всего этого прошёл, но тут новая незадача. Что-то не поделив между собой, в крайнем купе начали драться между собой несколько человек, постепенно втягивая в свалку остальную батарею. Собрав офицеров в единый кулак, мы ринулись в гущу драки. Били всех подряд, загоняли на полки и били их там. Вся остальная часть вагона с интересом наблюдала за этим побоищем, улюлюкало и вовсю веселилась, жизнерадостно обсуждая те или иные моменты свалки. В самый разгар драки в вагон ворвался отряд офицеров, которых кинул мне на помощь начальник артиллерии. Во главе его, как танк, шёл Сергей Щукин. Любитель подраться, и сам не хилого телосложения, он толком не разобравшись, пёр по проходу раздавая удары направо и налево, заваливая солдат совсем не моей батареи. Появление отряда лишь усугубило обстановку. Мои солдаты, прекратив драться между собой, теперь объединились и кинулись в драку с офицерами с удвоенной силой.
Прорвавшись к Щукину, я прокричал, заваливая сильным ударом кулака в лицо солдата из взвода управления дивизиона: - Серёга, уводи офицеров, я сам справлюсь.
Сергей, хорошо приложив, ещё несколько не моих солдат, с офицерами отступил обратно в офицерский вагон. После их ухода, мы изменили тактику. Врывались в драку, выхватывали из неё солдата, несколькими ударами "успокаивали" его. Связывали и кидали на пол в единую кучу, которая постоянно шевелилась и расползалась в разные стороны. Когда в куче собралось человек шесть-семь, я сел на них и точными ударами предотвращал их расползание и сопротивление. Таким образом, мы в течение минут двадцати выключили из драки самых активных драчунов, остальных разогнали по полкам. После чего связанных бойцов тоже разложили по местам, где они утомлённые и "успокоенные" стали засыпать. Тем самым, прекратив драку своими силами. Когда обстановка успокоилась, я выдернул несколько солдат, которые больше всех радовались и подзуживали моих солдат на оказание сопротивления. С большим удовольствием и им я набил рожу, чтобы они - сволочи, если не помогают офицеру в трудную минуту, то хотя бы не подзуживали других.
Наконец-то в вагоне наступила относительная тишина. Батарея спала в тяжёлом угарном сне, остальные в вагоне затаились на своих полках. Я открыл ящик с пистолетами и выдал их офицерам и прапорщикам батареи на случай если пьяные солдаты попытаются захватить оружие, хотя сам понимал, что ситуация решительными действиями переломлена в нашу сторону. Игоря Карпук я сразу же послал посмотреть нашу технику на платформах, так как боялся что солдаты дивизиона под шумок почистят мои БРДМы.
На улице, куда я вышел за техником, были уже сумерки. Я с удовольствием часто задышал, выгоняя из лёгких спёртый воздух вагона. Пройдя немного в сторону от вагонов, я наткнулся на небольшую толпу гражданских: мужчин, женщин, детей и солдат дивизиона. При виде меня гражданские стали прятать водку, а солдаты замерли, выжидая что я буду делать. Злобно обматерив солдат, я погнал их от платформ в вагоны. Кто-то из них пробурчал что-то нелестное в мой адрес и тут же получил от меня хороший пинок под зад. Гражданских, которые отхлынули в сторону, я подозвал к себе. Бесцеремонно заглянул в сумку к одной женщине, потом к другой. Подозвал ещё двух мужиков: заглянул к ним. Везде была только одна водка.
- Мужики - обратился я к остальным, - у вас что-нибудь покушать или закурить найдётся?
- Нет. - Чуть ли не хором прозвучал ответ. Я повернулся к женщинам, - а у вас не найдётся? - Те отрицательно затрясли головами.
- Что ж вы делаете аборигены хреновые? Почему солдатам одну водку голимую несёте? В вагоне уже больше тридцати солдат пьяных в лежку лежат. А вы водку несёте. Вы бы, - я ткнул несколько ближайших женщин в грудь пальцем, - лучше чего-нибудь домашнего покушать им принесли вместо водки. Или у вас сыновья такие, что кроме водки ни о чём не думают. Мои же солдаты на войну едут. Хоть здесь бы вы проявили себя как матери, а вы что несёте? Какой он сейчас защитник, лежит пьянущий в вагоне, слюни и сопли пускает и голову поднять не может. А вы, мужики, сигарет бы принесли. Сволочи вы: такое впечатление, что в городе одни алкоголики остались.
Толпа молча выслушала и без возмущения, также молча стала расходиться. Походив немного у вагона, я уже стал беспокоиться о технике, как со стороны наших платформ, раздались крики и пистолетный выстрел. Я нырнул между колёс на ту сторону и тоже выхватил пистолет. Рядом с платформой навытяжку стоял Чудинов, под ногами которого лежала куча новеньких шлемофонов, а от эшелона, в сторону жилых домов, бежали двое гражданских. Чувствуя, что могу сорваться, я приказал привести в вагон Чудинова через несколько минут, и сам направился туда же. Перед вагоном я походил немного пытаясь успокоить себя и, ощутив, что почти успокоился и могу спокойно разобраться, полез в вагон, где при моём появлении повисла гнетущая тишина. Я расположился за боковым столиком напротив своего купе и стал ждать когда приведут моего водителя. Про себя я принял решение: сейчас особо не разбираться, а потом придумаю, что с ним сделать. Но когда они зашли, и в руках у Карпука я увидел шлемофоны, приготовленные Чудиновым на продажу, а сверху лежал мой шлемофон - шлемофон командира батареи: единственный шлемак с коричневым мехом. Когда мне стало понятно, что он обворовал не только чужие БРДМы, но и свой, когда он подошёл к моему столу с нагловатой улыбкой, типа: а что тут такого - Всё нормально. Спокойствие мгновенно улетучилось и я с бешенством ударил его по лицу, заваливая на пол. Продолжал его бить и там: молча и беспощадно. Молча терпел мои удары и Чудинов, только кряхтел, закрывая руками лицо, а в вагоне стояла мёртвая тишина: все затаились и попрятались на своих местах. Закончив бить, я рывком поднял водителя с пола и злобно прошипел ему в лицо.
- Солдат, если ты думаешь, что на этом всё и закончится - то ты ошибаешься. Сейчас идёшь на своё место и спать, а я потом тобой займусь. - Я с силой швырнул Чудинова в сторону его купе. От гнева и злобы у меня распирало грудь, сердце бешено колотилось и готово было выскочить из грудной клетки. Понимая, что если я пробуду в вагоне, в этом спёртом воздухе, ещё несколько минут то у меня случится инфаркт, я быстро выскочил на улицу. Остановился около вагона и часто-часто задышал, вдыхая чистый морозный воздух. Постепенно успокоился и заходил вдоль вагона. Нашарив в кармане кучу таблеток, кинул их в рот и совсем успокоился. Надо сказать, что в Чечню я поехал больной и скрыл это от начальства. В мае прошлого года у меня во время дежурства по полку случилось пред инфарктное состояние. Прямо с наряда меня увезли в госпиталь, Так как дело было накануне 9 мая, то в приёмном отделение заколов меня уколами, а когда я почувствовал себя неплохо, мне честно обрисовали картину: - Капитан, врачей до 11 мая в госпитале не будет. Если ты себя неплохо чувствуешь и можешь потерпеть до 11 мая, то езжай домой. Если ты желаешь сразу лечь, то мы тебя, конечно, положим, но лечения ты не получишь. Будешь просто лежать до выхода врачей после праздника.
Посчитав, что всё нормально - приеду в госпиталь после праздника; я уехал на той же санитарной машине, которая меня привезла в госпиталь. Приехал домой, аппетита никакого, принял душ и лёг спать, а в три часа ночи проснулся от сильной боли в животе. Встать я не мог, от того что каждое движение причиняло страшную боль. Всполошилась жена, решила вызвать санитарную машину с санчасти, но я ей не разрешил - стало жалко солдата, водителя санитарной машины: пусть солдат до подъёма спокойно поспит. Ровно в шесть часов утра жена вызвала санитарную машину и, превозмогая боль, я оделся и спустился вниз. В приёмном отделении диагноз поставили сразу: в довершении к сердцу у меня лопнул гангренозный аппендицит. Очнулся я после операции лишь через сутки, и тогда мне сказали, что после лечения в хирургическом отделении, меня переведут в сердечно-сосудистое отделение для продолжения лечения. Но после семи дней, проведённых в скуке и безделье, я озверел и сумел договориться, что для лечения сердца я лягу в госпиталь в ноябре-декабре. Летом я чувствовал
себя в принципе неплохо, но осенью стал себя чувствовать всё хуже и хуже. Здорово болело сердце и я не мог переносить продолжительные физические нагрузки. А тут Чечня: я не хотел, и было неудобно отказываться от Чечни на том основании, что ложусь в госпиталь, да и не хотел я отказываться. Во время боевого слаживания все нагрузки и усталость, здорово сказались на сердце. Я закупил кучу таблеток и глотал их, задавливая болезнь. Вот и сейчас крепко прихватило сердце, но чистый, морозный воздух быстро привёл меня в нормальное состояние. Из вагона вышел замполит и доложил, что обстановка в вагоне нормальная. Вдоль эшелона в это время забегали железнодорожники, попросив нас подняться в вагон: они начинали переформирование эшелона. Я поднялся в офицерский вагон и доложил начальнику артиллерии, что в батарее порядок восстановлен. Правда, потом мне пришлось в течение пятнадцати минут выслушивать от начальника не лицеприятные высказывания насчёт моей батареи и лично меня. Вспомнилось мне всё: справедливое и несправедливое. Но пришлось всё это проглотить. Я
посидел ещё некоторое время в вагоне, наблюдая процедуру оформления военными железнодорожниками дальнейшего маршрута движения, и удалился к себе в вагон. Здесь была тишина. Бодрствовали лишь офицеры и прапорщики. Тут уже я выдал "по первое число" всё, что хотел сказать старшине, тоже ему вспомнил все его прегрешения за столь короткое время пребывания его в должности старшины батареи. Поговорив ещё немного, мы все заснули. Проснулся я уже в четыре часа утра, эшелон стоял где-то на задворках Воронежа. Слабый свет фонарей проникал в вагон и освещал спящих на полках военнослужащих. Мои солдаты постепенно просыпались и что-то с похмелья бубнили. Изредка монотонный шум прерывался ещё не отошедшими от пьянки голосами и смехом. Я скрипел зубами, но терпел. Неожиданно очень громко прозвучал чей-то, ещё пьяный голос: - А что, ребята, пока офицеры спят, может, маханём на станцию и ещё поддадим. А то я ещё хочу с майором с дивизиона рассчитаться. - Послышался пьяный смех.
- Хорошо мы на той станции повеселились, - но это я уже услышал, когда бежал босиком по проходу. Злоба и бешенство душили меня. Я забежал в купе, откуда слышался голос и скинул со второй полки говорившего на пол, где его и начал бить: - Вот тебе за хорошее веселье. Вот тебе за майора, с которым ты расквитаться решил, Вот тебе лично от меня.
Пнув его в последний раз, я заорал на весь вагон: - А ну, сволочь, марш на полку и замри там. Кто ещё хочет веселиться, подай голос? - В вагоне стояла мёртвая тишина. Я опять опустошённый вернулся на своё место и мгновенно провалился в тяжёлый сон. Утром, после завтрака я построил батарею в проходе вагона и произнёс следующую речь.
- Товарищи солдаты, если вы думаете, что я изверг, то вы глубоко ошибаетесь. Я поставил перед собой и перед офицерами только одну задачу - "Всем войти в Чечню и всем вместе оттуда вернуться". Я не хочу стоять перед вашими родителями и моргать глазами, оправдываясь, что я мог вас сберечь, но не смог. Потому что вы этого не хотели: пили, балдели, не выполняли того чего от вас требовали ваши командиры. Я буду жестоко бороться впредь с употреблением спиртных напитков в батарее, я буду жестоко бороться с невыполнением приказов. Я лучше вам лишний раз морду набью, но спасу таким образом от смерти. Только единым, сплочённым коллективом мы сможем выполнить поставленную задачу и вернуться живыми: запомните это.
- Со своей стороны обещаю, что приложу всё своё умение, опыт, который у меня есть для того, чтобы все мы вернулись домой живыми. Также обещаю, что с такими козлами как Чудинов я буду бороться всегда и везде. Всё. Разойдись.
После построения я вызвал к себе в купе Некрасова и Ермакова. Они стояли передо мной, как побитые собаки. Хотелось сказать им многое и обидное, но я поступил по-другому.
- Что, сержанты, головы опустили - стыдно? Вам уже рассказали, что вы вчера творили? - Бойцы одновременно кивнули головами, - А мне как обидно. Я честно говоря на вас обоих надеялся, больше чем на других. А вы больше других нарезались. Значит так, ругать я не буду, но честно говоря я насторожился в отношении вас. Ещё раз что-то подобное повторится, с вас
спрос будет жёстче, чем с других. Идите и подумайте над этим.
Через полчаса я попросил Алушаева позвать ко мне Чудинова, который прятался от меня в дальнем купе.
- Садись Алушаев, - я хлопнул ладонью по полке, когда они зашли в купе, - я хочу чтобы ты послушал тоже. Алушаев, вот ты смотришь как комбат "трахается" с Чудиновым, пытается что- то вбить ему в голову, а ты в сторонке стоишь, посмеиваешься. Вы оба понять не можете того, что понимаю я. Ведь когда мы приедем в Чечню, то в бой пойдём вместе... В одной железной коробке - В "Бардаке" этом. И в этой железной консервной банке умирать тоже будем вместе, если подобьют. Мы ведь должны чувствовать и понимать друг-друга, как закадычные друзья. А что у нас получается: Чудинов слушает комбата только потому что тот офицер, а сам при удобном случаи напакостить норовит. Комбат пытается вбить водителя в военную колею, а пулемётчик Алушаев, кстати ещё и командир отделения, невозмутимо наблюдает за этими потугами комбата.
Ты что, Алушаев, думаешь если нас зажмут то из пулемёта отстреляешься? Так не отстреляешься, потому что Чудинов украл и продал шлемофоны из машины, в том числе и шлемофон комбата. И комбат вместо того, чтобы вызвать помощь, достанет свой автомат и только огнём сможет поддержать тебя, а Чудинов ещё в спину нам стрельнет.
- Не стрельну, - буркнул в сторону солдат.
- Ну не стрельнешь, так продашь нас. Чудинов, я может быть и понял тебя, если бы ты эти шлемофоны украл из других машин, но как ты додумался украсть шлемофоны из своей машины - вот этого я понять не могу. Ты ведь мог оставить батарею без связи, ты же обрекал своих сослуживцев и себя в том числе на смерть. Шлемофона у комбата нету и вызвать подмогу я не смогу, да и батареей в бою не смог бы руководить. - Я замолчал на некоторое время, давая возможность своему водителю подумать, потом продолжил, - Значит так. Решение по тебе, Чудинов, я принял. Я его приведу в исполнение, когда мы будем подходить к границе Чечни, ну а ты, товарищ сержант, иди и работай с ним. У тебя в обязанностях написано воспитывать подчинённого, вот и воспитывай.
Алушаев злобно посмотрел на Чудинова, потом обратился ко мне: - Товарищ майор, может, мы его в другой взвод сунем, а себе другого водителя возьмём.
- Алушаев, ну кому мы его отдадим? Давай называй фамилию командира машины, кому мы это говно подкинем. У тебя хватит совести назвать фамилию? - Сержант сидел и молча сопел, - вот и я думаю: нам он достался, мы с ним и бороться будем. Вот иди и борись. Вперёд......
День прошёл спокойно, солдаты отсыпались и отходили от пьянки. Уже поздно вечером наш эшелон втянулся на станцию Арзамас и остановился. Встали мы не совсем удачно: состав перекрыл проход из дискотеки в город и толпа малолеток, по окончанию танцев, ринулась через платформы в город. Часовые пытались направить их к переходу, который виднелся неподалёку, но всё было бесполезно. Часть толпы, человек сто, обкуренной и пьяной молодёжи хлынула на платформы. И начали ломать технику, пытаясь проникнуть во внутрь машин. Другая, большая часть, выделываясь перед девками, лезла на рожон и начала "качать права" часовым, которые пытались оттеснить их от эшелона. Толпа пьяных малолеток входила в раж, не помогло и подкрепление, которое прибежало от вагонов. Вдоль эшелона загремели выстрелы, караул открыл предупредительный огонь в воздух. Подростки прыгая и падая с платформ, брызнули в разные стороны и уже из переулков, которые подходили почти вплотную к железнодорожным путям, в часовых полетели кирпичи, камни и заточки. На помощь караулу из вагонов, получив автоматы, выскочили офицеры. Выскочили и мы - офицеры и прапорщики батареи. После переформирования эшелона, моя техника оказалась сразу за нашим вагоном, вот вдоль своих платформ мы и рассредоточились, занимая позиции в снегу. Только мы заняли оборону, так сразу же заметили, что в переулках стали скапливаться группы молодых людей, но не тех кто прорывался через нас из дискотеки: эти были гораздо взрослее. По дороге, которая проходила тут же, стали носиться взад и вперёд
легковые машины, набитые молодыми мужчинами. Вдоль состава периодически щёлкали выстрелы и обстановка стремительно накалялась. В самый пиковый момент из переулка вывернула очередная легковая машина и медленно поехала вдоль состава. (Нервозность в тот момент добавляло и то, что нас предупредили: чем ближе к Чечне, тем больше вероятность нападения боевиков на эшелон, или попыток взорвать его) Машина сразу же была взята на мушку и все её вели, в готовности открыть огонь.
Проехав наш вагон, машина остановилась в том месте где залёг Игорь Карпук. Из машины вылез молодой парень и с трудом вытащил из машины огромную картонную коробку, поставил её на снег и быстро юркнул обратно. Машина взревев двигателем, рванула с места и скрылась в ближайшем переулке. Я закричал и приказал технику отползать, считая что это может быть и мина, недаром они так быстро скрылись. Игорь стал пятится назад. Но через минуту эта же машина объехав квартал, выехала из переулка и снова остановилась около коробки. Игорь замер. Из машины опять вышел парень. Подняв руки вверх, подошёл к коробке. Поднял её и закричал: - Ребята, не стреляйте. Мы местная мафия. Мы вас уважаем за то, что вы едете воевать против духов, которые нас здесь всех заколебали. Это вам от нас - сигареты: не стреляйте. - И пошёл к Карпуку, который опустил автомат и поднялся во весь рост из снега. Даже на расстоянии, видно было в каком напряжении находился Игорь. Одно неверное движение со стороны парня и Игорь полоснёт его очередью. Парень это тоже чувствовал, медленно приближался, также медленно, когда до техника осталось пять метров, опустил коробку на снег, достал перочинный ножик, взрезал верх коробки и начал пятится к машине, сел в неё. Машина осталась на месте, а Карпук подошёл к коробке, не касаясь осмотрел её. Закинув автомат на плечо, поднял её и прокричал парням слова благодарности. Машина завелась и сигналя поехала, набирая скорость вдоль состава, пока не скрылась. В это время загудел тепловоз, предупреждая нас о начале движения, и через несколько минут только мелькнувший за окнами семафор напомнил нам об Арзамасе, который тут же и забыли. В вагоне мы открыли коробку, которая была полностью набита блоками сигарет "Опал".
Утром эшелон прибыл в Пятигорск. Стояли часа три, проверяли крепление техники. Я разрешил в течение сорока минут проветрится своим солдатам, которые уже двое суток не выходили из вагона. Все офицеры и прапорщики ходили по станции с оружием. На соседние пути подошли ещё два состава, рядом с нами встал эшелон с техникой МЧС. Тронулись дальше и по эшелону пронеслась весть, что уже сегодня зайдём в Чечню. Прошли Моздок, после Моздока остановились на каком-то полустанке. До границы с Чечнёй оставалось 8-10 километров. Здесь мы впервые увидели чеченцев. Я, конечно, их видел и раньше, и не только видел, но служил вместе с ними. Но сейчас мы смотрели на них, как в первый раз. Во время стоянки к нашему эшелону подошли несколько оперативников, которые контролировали эту станцию. Разговорились. Они то и показали нам, на стоявшие несколько домов рядом с путями. Вокруг них суетились, занимаясь домашними делами, как это сейчас принято говорить - лица кавказкой национальности. Несколько небритых и угрюмых мужиков искоса бросали взгляды в нашу сторону.
- Эти местные чеченцы - рассказали оперативники, - перед боевыми действиями ушли к Дудаеву. И пока он держал фишку, ревностно служили ему там. Но как только армия стала
духов колошматить: все кто выжил - вернулись обратно.
Мы с любопытством разглядывали их, ведь точно с такими же зверьками, может быть, придётся уже сегодня столкнуться.
Поехали дальше, поезд ехал на совсем малой скорости, может быть километров пять-шесть в час. Начали выдавать солдатам оружие, боеприпасы и гранаты. Следующая станция Песчаная, а это уже территория чеченцев и как нам сказали оперативники, два часа тому назад ОМОН одного из южных городов опять отбил её у боевиков обратно. В купе появился Чудинов.
- Товарищ майор, а мне почему старшина не даёт оружие и боеприпасы? - С удивлением и некоторой долей обиды задал вопрос водитель.
- Ну, вот и пришло время, товарищ Чудинов, расставить все точки. Это я приказал не выдавать тебе оружия и боеприпасы. - Замолчал, чтобы посмотреть, какая будет реакция, но
солдат молчал и поэтому я продолжил.
- Чудинов, пойми... Мне нужен нормальный солдат, на которого я в боевой обстановке могу положиться и доверять, а не оглядываться постоянно и следить за ним. Такой, какой ты есть, со своими уголовными замашками и воровскими мыслями - ты мне не нужен. Вот у тебя сейчас есть два пути, - я поднял рядом стоявший вещмешок, развязал его и вывалил содержимое на полку.
- Вот видишь, - я начал перебирать продукты и вещи, - я приказал прапорщику Пономарёву положить сухого пайка на двое суток, а он, как ты выражаешься, "поганый мент", положил продуктов на трое суток. Смотри, какое он тебе новое бельё нательное положил в вещмешок. Новые запасные фланелевые портянки. Не пожалел белья, а подумал о тебе старшина. Ну, бог с ним. Вот я сверху всего этого ложу твой военный билет. - Я достал из внутреннего кармана военный билет солдата и положил на вещевой мешок. - Вот тебе первый путь: забирай продукты, вещи, военник и пока поезд не зашёл в Чечню прыгай с него и уходи. Уходи куда хочешь. Я тебе честное офицерское слово даю, что никому и никогда я не доложу о том, что тебя отпустил. Ты мне просто не нужен. Вон, Карпук, у меня водителем БРДМа пока будет. Иди с богом Чудинов.
Я помолчал, потом продолжил: - Второй путь: ты остаёшься. Но если ты решишь оставаться: то смотри. Если ты не будешь себя вести как нормальный солдат и продолжишь дальше пальцы веером распускать - я тебя Грохну. Вот тебе пять минут. Хорошо подумай: уходишь или остаёшься. Через пять минут доложишь. - Я хлопнул ладонями по коленам, резко поднялся и пошёл проверять, как идёт получение и снаряжение боеприпасов. Везде царило сдержанное возбуждение, солдаты снаряжали магазины патронами, раскладывали по подсумкам гранаты, складывали остальные боеприпасы в вещмешки. На обратном пути я захватил с собой Алушаева.
- Вот мы и опять собрались своим экипажем. Давай, Чудинов, говори, что ты надумал нам с Алушаевым.
Солдат поднял голову, с трудом выталкивая из себя слова, севшим голосом произнёс: - Товарищ майор, я остаюсь.... Обещаю, что я буду примерным солдатом.... Вы не пожалеете если оставите.... Я буду выполнять приказы даже старшины.....
Я откинулся с облегчением на стенку купе. Эта была победа, пусть маленькая, но победа. Я опять подался вперёд.
- Ты хорошо подумал, солдат? Я ведь тоже не так просто здесь воздух сотрясал, когда говорил тебе, если в случаи чего: я тебе голову откручу.
- Я подумал хорошо, - уже более твёрдым голосом произнёс водитель.
- Товарищ майор, - Алушаев рывком слегка повернул к себе Чудинова, - если он что-нибудь непотребное сделает, я ему первым голову откручу. - С угрозой произнёс сержант.
Ну, что ж, я с еле скрываемым торжеством оглядел не только присутствующих в купе, но и соседние купе, в которых также с интересом прислушивались к нашему разговору. Воспитательная акция удалась и она должна сыграть свою положительную роль.
- Старшина, выдай Чудинову оружие и боеприпасы.
Эшелон тем временем продолжал медленно, как будто нащупывая в темноте путь двигаться к
границе Чечни. Когда мы её пересекли - никто не видел, но все поняли что мы в Чечне, когда начали втягиваться в населённый пункт. Станция Песчанная. Вдалеке горело несколько домов, в воздухе рассыпались в разных направлениях трассы от автоматных очередей, взлетали осветительные и сигнальные ракеты. В остальном населённый пункт был в темноте.
Поезд втянулся на станцию, последний раз дёрнулся и остановился. Мой вагон как раз остановился в тридцати метрах от здания вокзала. Как только прекратился стук колёс, мы отчётливо услышали звуки выстрелов вокруг эшелона, особенно часто стреляли в голове состава около локомотива. Автоматные очереди раздавались практически кругом: то вблизи вагонов, то вдалеке. Обстановка была абсолютно непонятная: кто стрелял и куда - непонятно. Рядом с нашим составом стоял ещё один эшелон и в темноте около него суетились вооружённые люди: кто они были - в этой непонятной обстановке тоже было неизвестно. Приказал своим солдатам и взводу управления дивизиона занять у окон оборону и открывать огонь только тогда, когда зазвенят разбитые стёкла в нашем вагоне от огня противника. Из офицерского вагона к нам прибежал от начальника артиллерии полка капитан Пальцев и сообщил, что рядом с нами стоит эшелон с ОМОНовцами, которые и контролируют станцию. Они нашли где-то огромное количество спирта и пережрались все 300 человек. Пока мы с Пальцевым обменивались информацией, около офицерского вагона послышалась беспорядочная стрельба и крики. Прибежал ещё один солдат из вагона руководства: сказал, что полковника Прохорова взяли в плен, но кто - неизвестно. Что делать в такой ситуации - непонятно? Ну, ладно - с пленением Прохорова пусть разбирается начальство с офицерского вагона, а у меня свой вагон и сто человеческих душ, за которые я в ответе. Вдруг, между нашим составом и ОМОНовским возникла яростная рукопашная схватка, оттуда доносились крики, хлёсткие удары и мат: кто и с кем в темноте бился тоже было непонятно. Попытался высунуться в окно, чтобы прояснить обстановку: только высунул голову, как кто-то заорал с улицы: - Ну, ты сука, обратно в вагон, а то стрелять буду. - Пришлось убрать голову. Ладно. Поступим тогда по другому. Я пробрался к проводнику, который сидел, забившись в угол служебного купе и в тоске готовился к смерти. Увидев меня, заскулил: - Когда же всё это закончится, майор?
- Не писай кровью, Вован, прорвёмся. У нас в вагоне сто вооружённых до зубов солдат, так что просто мы им не дадимся. - Последние слова, по-моему, не стоило говорить. Володя приглушённо завыл, сполз на пол и стал закидывать себя матрасами и одеялами. Я с сожалением посмотрел на этого мужика, взял со стола ключ от дверей тамбура и направился к себе. Обстановка в вагоне была напряжённо-спокойная. Солдаты затаились на своих позициях у окон и всматривались в окружающую местность, освещённую горевшим рядом двухэтажным зданием. Они были готовы по первой моей команде вступить в бой. В заднем тамбуре собрались я, Карпук и замполит. Посовещавшись, решили: открыть дверь тамбура, я выбираюсь на платформу и понаблюдаю за местностью, может сползаю куда на разведку. Открыли дверь, меня подсадили и я выполз на броню БРДМ, который стоял у дверей. Прижался к холодной броне и затаился. На улице звуки выстрелов были слышны гораздо резче и отчётливей. Особенно сильная стрельба шла в голове состава, а здесь было относительно тихо: лишь изредка пощёлкивали выстрелы в районе офицерского вагона. Только я собрался спустится вниз, как из-за нашего вагона вывернулась группа вооружённых людей, которая шла, громко и возбуждённо о чём-то переговариваясь и споря. Прошли мимо меня, но в темноте я не разглядел - кто это были. На всякий случай взял их на мушку и стволом автомата проводил их до здания вокзала, куда они скрылись. Прошло несколько томительных минут, в течение которых обстановка не прояснилась. Под платформой послышался шорох.
- Боря, Боря, это я - Чуватин. Слезай ко мне вниз.
Оставив за себя Кирьянова, я тихо спустился с платформы. Внизу, прижавшись к колесу, сидел на корточках Игорь Чуватин.
- Ты откуда? Что происходит? Кто и как взял в плен Прохорова? Что за схватка произошла между вагонами? - Все эти вопросы я выпалил враз и выжидающе смолк.
- Пока знаю немного, ОМОНовцы пережрались и почему-то решили взять наш эшелон под свой контроль и обыскать его. Мы отказались выполнить их требования. И тогда они захватили в плен Прохорова. Наши офицеры поднялись и схватились врукопашную с ОМОНовцами и отбили назад Прохорова. А почему стрельба по всей станции идёт - никто не знает.
Неожиданно началась стрельба в районе жилых домов, которые находились напротив офицерского вагона и мы с Игорем тут же быстро перебрались вдоль вагона в ту сторону и залегли под передним тамбуром, направив автоматы на освещённое пожаром пространство. Я повернул голову к Чуватину, чтобы у него что-то спросить и увидел, как из сливной трубы туалета, под которой лежал Игорь, ему на спину потекло говно. Я резко откатился, чтобы меня не обрызгало и, не удержавшись, засмеялся. Надо же, кругом стрельба идёт, в любой момент может начаться бой, а кому-то срать захотелось: то ли от страха, то ли время пришло естественных надобностей. Игорь возмущённо что-то прокричал, вскочил. Какой тут бой? Завертелся на месте, пытаясь заглянуть себе на спину, потом как-то обиженно и жалобно замычал и рванул в вагон разбираться с "серуном". Я смеялся, но недолго, так как осознал, что остался один и на меня прёт из-за домов человек десять с автоматами в руке.
- Стой! Кто идёт? Стрелять буду. - Заорал я, чуть не сорвав голос.
- Свои, не стреляйте. Я командир ОМОНа.
Действительно, это были ОМОНовцы: - Где старший?
Я показал им на вагон и вслед за ними залез тоже. Не задерживаясь в офицерском вагоне, ушёл к себе, где меня уже потеряли мои офицеры. Я с юмором рассказал о сложившейся обстановке не только офицерам, но и солдатам, чем немного снял напряжение. Солдаты и офицеры зашевелились и заулыбались, послышались шутки и смех. Убедившись, что здесь всё в порядке, я снова вышел в тамбур, где увидел Серёгу Щукина. Он открыл обе двери тамбура для сквозного прохода и курил.
- Боря, - засмеялся Сергей, увидев меня, - сейчас у нас в вагоне сидит ОМОНовский командир, чуть не ревёт. У него весь отряд пережрался спиртом, спьяну им везде мерещатся духи и они лупят из автоматов во все стороны. Сейчас договариваются, чтобы быстрей наш эшелон выпустить со станции, а то он боится, что у нас от пьяной стрельбы пострадавшие будут.
Мы засмеялись, и в этот момент перед нашим тамбуром остановились два ОМОНовца. Сказать, что они были пьяны - значит соврать. Они были в том счастливом состоянии, когда суровая реальность переставала существовать, когда все люди были братьями, когда человек существовал в своём выдуманном и прекрасном мире. И вот появляются два пьяных идиота, для которых существуют только они и трёхлитровая банка спирта. Есть ещё какие-то досадные препятствия, которые надо преодолевать: в данный момент тамбур, куда надо залезать, а руки были заняты банкой.
Бросив к нашим ногам пулемёт, как обыкновенную палку, один из них: с воловьем упорством, пыхтя и тяжело сопя забрался в тамбур. Мы тряслись в немом смехе. ОМОНовец, в упор не замечая нас, поворачивается и нежно, с воркующей дрожью в голосе обращается к напарнику: - Петро, подай мне сюда банку.
- Семён, только осторожно, - с любовью в голосе отвечает другой и как величайшую драгоценность, бережно передаёт Семёну банку. Глядя сияющими глазами на ёмкость с "огненной водой", срываясь с лестницы, при этом разорвав штанину новенького камуфляжа до паха, карабкается к банке. В том же порядке, упорно не замечая нас, Петро почти на брюхе сползает из тамбура на землю, что-то ещё с треском отрывается от его новенького обмундирования, но он этого не замечает. Протягивает руки и принимает банку со спиртом. Семён также, со значительным ущербом для своей формы выпал из тамбура на землю, и о чём-то воркуя, забыв пулемёт, менты стали удаляться к своим вагонам. Мы с Сергеем ржали как сумасшедшие: Щукин первый справился со смехом.
- Мужики, а пулемёт вы нам оставляете?
Петро и Семён в недоумении переглянулись и тупо уставились на нас. Мы закатились в новом приступе смеха. Казалось, что даже в холодном, ночном воздухе было слышно, как тяжело и со скрипом ворочались пьяные мысли милиционеров. Но всё-таки какой-то пятидесятый мозговой уровень, ещё не залитый алкоголем, помог вспомнить, что у них помимо банки со спиртом был и пулемёт.
- Петро, ну что ж ты так, - с отеческой укоризной произнёс Семён.
Петро молча вернулся и долго: сопя и срываясь, периодически выпадывая из почти достигнутого тамбура, лез за пулемётом. Мы смеялись до ломоты в скулах, наблюдая эту борьбу человеческого упорства и земного притяжения. Человек победил, но потерял в этой борьбе силы, так как взяв в руки пулемёт, тут же выпал из вагона и с шумом упал на голову. Был бы он трезвый, то так бы и остался лежать, пока бы его не отправили в госпиталь. А так Петро шустро вскочил на ноги и резво побежал за Семёном. Да, на следующий день они оба будут добросовестно пытаться вспомнить: откуда у них синяки, и почему тело местами так сильно болит, и почему у них так разорвана форма. Наверняка, они ничего не смогут вспомнить и припишут синяки и разорванную форму каким-нибудь подвигам, которые они совершали на ниве борьбы с духами. Ещё долгие годы они будут рассказывать своим сыновьям и внукам, как доблестно бились с боевиками на станции Песчанная.
И как логическое завершение этого приключения, послышался гудок локомотива и мы двинулись дальше, в неизвестность. Закрыв двери в тамбур, я зашёл к проводнику, чтобы предупредить его о том, что ключ будет у меня до конца поездки.
Меня встретил тоскливый взгляд побитой собаки. Какой-то весь взъерошенный и растрёпанный проводник сидел на своём месте, раскачиваясь из стороны в сторону.
- Сволочи, скоты, - обиженно возопил он, - я тут чуть от страха не умер, а вы ржёте как жеребцы в тамбуре.
Я ободряюще похлопал его по плечу. Достал ключ из кармана, показал ему и положил его обратно в карман: - У меня будет, потом отдам.
Всю ночь эшелон малым ходом пробирался по тёмному, без единого лучика света пространства. Мало кто в эту ночь смог заснуть. Кончалась наша дорожная жизнь и завтра начнётся новая, полная риска и неизвестности.
...Утро застало нас на станции Ищерская, где мы должны были разгружаться. Станция также была под охраной ОМОНовцев, правда трезвых. Состав подогнали к рампе и моя батарея оказалась первой. Без проволочек завели технику и уже через пятнадцать минут машины батареи были вытянуты вдоль дороги. Сам населённый пункт находился в полутора километров от станции, но очень быстро набежало местное население: женщины, дети, старики, молодые парни. Стояли поодаль и угрюмо наблюдали за разгрузкой. Пока разгружался дивизион: Богатов и я пошли к ОМОНовцам устанавливать взаимодействие, да и вообще - узнать обстановку. Обстановка, по их словам сложная. Боевики в окрестностях Ищерской есть, но активности пока не проявляют. Вернулись обратно. Пока ходили к ОМОНовцам, на соседний путь прибыл последний эшелон нашего полка - рота материального обеспечения. В окне остановившегося вагона я увидел лица улыбающихся прапорщиков Маматюка и Базанкова, и так как очень хотелось пить, я ломанулся в их вагон за водой. Влетел в их купе и сразу же увидел под столиком канистру с водой, в которую я вцепился с хриплым криком: - Ну и пить я хочу, мужики, - схватил со стола солдатский котелок и налил пол котелка воды.
Володя Базанков засмеялся: - Боря, если так сильно хочешь пить, наливай больше, - но я уже жадно припал к котелку и сделал несколько больших глотков. Теперь то я понял, почему они смеялись. В канистре была не вода, а чистейший спирт. Я закашлялся, но когда справился с кашлем, тоже рассмеялся. Я закусил, немного посидел с ребятами и пошёл к батарее, а через некоторое время и РМО приступило к разгрузке. В основном это были КРАЗы - наливники, заполненные под завязку горючим и машины с полковым имуществом. Машины, ревя двигателями и выбрасывая чёрный дым из выхлопных труб, становились рядом с нашей техникой, и вскоре вся площадка перед эшелоном была забита техникой. Посмеиваясь ко мне подошёл Богатов и сказал:
- Сейчас разговаривал со Шварцнегером (так мы прозвали Гвоздева) доложил, что разгрузились нормально. Спросил он и про ПТБ, я ответил, что всё нормально.
- Василий Михайлович, а как ты отсюда со штабом округа связался? - Удивился я.
- Почему со штабом округа, я по радиостанции связался с районом сосредоточения полка, он там: вчера прилетел с Екатеринбурга бортом.
Ёлки-палки, я то думал, что больше его не увижу, а он блин ещё и на войне нам мозги будет компосировать.
В три часа дня из полка приехал КАМАЗ и из его кабины выскочил командир второго батальона Андрей Устименко, которого мы оставили в Екатеринбурге.
- Ты то откуда? - Радостно галдя, мы обступили сослуживца.
- Мужики, - жалобно попросил Андрей, - дайте мне чего-нибудь пожрать и я всё вам по порядку расскажу. - Через три минуты, размахивая горбушкой хлеба и одновременно залезая ложкой в банку с тушёнкой, Устименко начал рассказывать.
Как только отправили последний эшелон, сразу же сколотили группу офицеров из штаба округа и дивизии, туда же вошёл и он, с Андреем Порпленко. Прилетели самолётом и командир дивизии с адъютантом, короче человек двадцать, с задачей: доукомплектовать полк техникой, имуществом и вооружением. Полк стоит в голом поле, в полутора километров от населённого пункта Толстый Юрт. Грязище, ставят палатки, воды не хватает. Кормят плохо. Самое главное нет дров, так что надо отсюда забрать всё, что горит до последней колодки. Вот и его прислали за дровами. Будем там стоять несколько дней, проводить боевое слаживание, а потом пойдём вперёд. Самое главное он сообщил в последнюю очередь: на ночь мы остаёмся здесь, а завтра с утра совершаем марш в район сосредоточения полка. Загрузив дрова, Андрей уехал обратно в полк, а я подошёл к куче колодок и горестно задумался - куда грузить дрова. Техника загружена под завязку. Мы даже ящики с патронами привязывали на борта БРДМов. Вязали их за все имеющиеся выступы. Вздохнув, созвал всех командиров машин и офицеров, обрисовал ситуацию и приказал всё что можно - загрузить. Пошёл по рампе, которая уже превратилась в цыганский табор. Кругом горели костры, около которых грелись солдаты и офицеры. Около одного из костров я наткнулся на пьяного Нахимова и его солдат. Если солдаты были слегка выпивши, то Нахимов являл жалкое зрелище и вести какой-либо разговор с ним было бесполезно. Весь в соплях и слюнях, размахивая руками, он произносил монолог, неизвестно кому предназначенный. Отругав солдат, я поставил задачу им следить за своим пьяным командиром, чтобы куда-нибудь он не убрёл: всё-таки без оружия. Пройдя ещё немного по рампе, я обратил внимание, что с рампы исчезли все женщины, дети и старики. Лишь молодые мужчины, оттянувшись метров на двести, маячили вдалеке на огородах. Сразу же наткнулся на взволнованного начальника артиллерии, который спешил в сторону станции.
- Боря, пошли к ОМОНовцам устанавливать взаимодействие на ночь. По-моему духи хотят нас атаковать, видишь дети, старики и женщины исчезли.
Начальника ментов мы нашли в вагоне, но тот упёрся, мол: у меня с духами перемирие. Я их не трогаю, они меня не трогают. Вы там сами решайте свои проблемы с ними.
Мы ему: - Ты чего майор? Если у нас хоть один наливник рванёт, то не только от твоих вагонов, где вы прячетесь, но и от станции ничего не останется.
Но он упрямо талдычит своё. Плюнули мы, чёрт с ним. Начнётся у нас, ему просто придётся вмешаться. Вернулись к своим и начали организовывать оборону на ночь. Батарее поставили задачу прикрыть станцию со стороны рампы, к которой примыкал мукомольный завод. Назначил охрану, определили сектора обстрела. Особый сектор выделил своему пулемётчику Алушаеву.
- Алушаев, твоя задача: если начнут работать снайпера, а я считаю, что они оборудуют свои позиции на крыше водонапорной башни или крыше вон той вышки, то ты должен максимум через 45 секунд открыть огонь и раздолбать эти позиции. Смотри, я на тебя надеюсь.
Сам собрал всех, кто не задействован ночью на охрану и убыл с ними в вагоны спать. Три часа тому назад, машинисты отцепились от эшелона, бросили платформы, посадили к себе запуганных проводников и умчались на ночь в Моздок. Ключом, который я забыл вернуть
проводнику, я открыл дверь и запустил своих солдат. Проводник хоть и сбежал, но перед этим навёл порядок в вагоне. В чистоте и тепле мы перекусили и завалились спать.
Часть вторая.
Глава пятая.
ЗАСАДА.
Небольшая колонна из нескольких машин свернула в около деревни вправо, промчалась мимо фермы, двух прудов, где на острове ещё сохранились остатки кафе и въехала в лес у подножья хребта. Впереди шло ПРП начальника артиллерии, потом КШМ с дивизиона, мой БРДМ и противотанковая установка Некрасова. Пока дорога более-менее полого подымалась среди деревьев мы не отставали, а потом расстояние между машинами стало увеличиваться и мы остались одни. Так можно было дождаться неприятностей, которые не замедлили нарисоваться... .
Алушаев с пулемётом в руках соскочил с машины и сразу залёг за деревом. Некрасов выскочил из противотанковой установки тоже залёг, но свой автомат направил в противоположную сторону. Проследив за этими манёврами солдат, я рукой показал, чтобы
противотанковая установка подъехала ко мне, и сам соскочил с брони своего командирского БРДМ, настороженно оглядываясь вокруг. Увиденное не радовало меня. Мы находились в лесу и кругом нас стояли здоровенные деревья, названия которых мы не знали: может граб, а может бук и просматривался он во все направления достаточно далеко. Чеченский лес враждебно шумел, не суля нам ничего хорошего.
Я прислушался к удаляющемуся гулу остальных машин осознавая, что остаюсь один со своими солдатами в лесу, по которому свободно шастают боевики. Мы контролировали лишь
перекрёстки лесных дорог, да и то только несколько. Всё остальное было отдано на откуп чеченцам, которые могли на нас напасть в любой момент и с любой стороны.
Чудинов уже нарезал третий круг вокруг машины, сокрушённо хлопая себя по бёдрам и виновато поглядывая на меня. Я опять повернулся к "бардаку", как мы его любовно называли и озадаченно поглядел на него.
- Мда... . - Даже если пытаться так влететь специально, то и с десятой попытки не получится. Я озадаченно смотрел на свою командирскую машину и пытался придумать, как её вытащить из той ловушки, в которую мы попали. БРДМ во время движения по лесной дороге занесло на мокрой глине: вопреки всем законам физики стащило с дороги и заклинило между тремя мощными деревьями. Левым бортом мой "бардак" упёрся в дерево. Спереди и сзади машины стояли такие же деревья, к которым можно было подступится только с бензопилой "Дружба".
- Товарищ майор, не виноват я. Стянуло меня с дороги. - Произнёс озабоченно Чудинов. Я посмотрел на него, потом ещё раз осмотрел лес и крякнул от досады.
- Ладно Чудинов, подгоняй противотанковую установку. Хотя вряд ли получится, но попытаемся ею выдернуть.
Тяжело завывая, машина подкатила задом к нам, мы сцепили тросом машины, и по моей команде противотанковая установка начала тянуть, натужено ревя двигателем и елозя колёсами по мокрой глине. Но всё было бесполезно, мой "Бардак" сидел мёртво.
- Стой, хватит, а то сцепление спалим. - Я забрался во внутрь машины, надел наушники на голову.
- "Родник! Родник! Я, Лесник 53. Приём".
В наушниках захрипело, и сквозь помехи я услышал голос старшего нашей группы подполковника Чуватина.
- "Родник"! Вернись ко мне. У меня проблемы технического характера. Я "Лесник 53". Приём.
Получив подтверждение о приёме сообщения, я вылез на броню. Все обернулись ко мне с немым вопросом в глазах.
- Всё нормально, сейчас наши подъедут, тогда и выдернем БРДМ. - С надеждой в голосе крикнул я им.
Вскоре послышался гул приближающихся машин, и к нам подкатили ПРП начальника артиллерии полка, на котором восседал Чуватин. Вокруг него на броне сидела куча солдат с комендантского взвода полка: наше прикрытие. На башне, рядом с Игорем сидел майор Халимов и начальник разведки штаба артиллерии полка майор Седых. Следом за ним подкатила КШМ командира второй батареи. Немного суеты вокруг моей машины, взревела КШМ, закрутились гусеницы и мой БРДМ, вспарывая подстилку из прошлогодних листьев, выполз из ловушки.
Дальше всё пошло как по маслу. Без задержек мы проехал по лесу пять километров, поднялись на хребет, проскочили несколько блок-постов десантников и через час остановились в базовом лагере роты десантников, которые здесь держали оборону.
Игорь соскочил с ПРП и скрылся в землянке. Через несколько минут ожидания он подошёл к нам в сопровождении старшего лейтенанта - десантника.
- Товарищи офицеры, представляю вам командира роты, - Игорь назвал его фамилию, но я её
не расслышал, запомнил только его имя, - Виктор.
Чуватин повернулся к командиру второй батареи: - Ты остаёшься здесь, будешь работать совместно с командиром роты. Я на ПРП с прикрытием, Боря ты со своими машинами, сейчас нам ротный даст проводника, через минное поле проезжаем за передний край. Там есть поляна с хорошим обзором местности, разворачиваемся и начинаем работать. Основную задачу поставлю там. Сразу предупреждаю, идём друг за другом, строго по колее. Кругом мины. Если вопросов нет, то по местам.
Первой тронулось ПРП, за ней мой БРДМ и противотанковая установка. Миновали линию окопов, потом одиночный окоп на просеке, где за пулемётом находился десантник. Рядом с ним находился пульт управления минным полем. Провожаемые взглядом десантника мы начали спускаться по просеке, на которой проглядывались следы былой дороги. По ней мы спустились ложбину, где увидели первые мины. Не сомневаюсь, что в лесу справа и слева от просеки было заминировано всё. Но здесь на просеке стояли лишь мины, которые управлялись с пульта десантника - "Монки". Каждая из них своей вогнутой стороной была направлена вдоль просеки так, чтобы при взрыве она скосила нападающих. Таких мин я насчитал около десяти, пока мы выбирались из лощины. Проехали ещё метров двести, свернули влево и выехали на поляну, откуда открывался великолепный обзор местности.
Справа от нас, внизу, метрах в трёхстах пятидесяти находилась окраина большой чеченской деревни, которая просматривалась насквозь вплоть до самой своей южной окраины. Прямо под нами на окраине суетилось около пятидесяти боевиков, которые что-то выносили из домов и грузили на машины. Ещё несколько групп боевиков передвигались на других улицах населённого пункта. Слева от окраины деревни раскинулось большое поле, оно тянулось на протяжении полутора километра, противоположным краем упираясь в шоссе, посередине поля протекала небольшая речушка, а за дорогой в двухстах метрах раскинулась ещё одна деревня. Тоже достаточно большая деревня. Она растянулась вдоль дороги километра на два. Дальше за деревней виднелся ещё один населённый пункт и на дороге, которая их связывала, видно было очень оживлённое автомобильное движение. Но это уже было недосягаемо для огня моей противотанковой установки.
Слева от деревни раскинулось большое поле, на котором ровным изумрудным ковром зеленели под солнцем озимые. Поле упиралось в перекрёсток дорог, где судя по условным
обозначениям, находилась газораспределительная станция. На местности действительно там была группа небольших зданий, за которыми раскинулся на нескольких гектарах сад. Ещё левее станции прямо из равнины, как на американском пейзаже высилась довольно высокая высота, с крутыми обрывами. Там, по данным разведки, был мощный опорный пункт боевиков, которые контролировали равнину, дорогу и перекрёсток дорог. Всё пространство перед нами на поле было покрыто группами кустарников, и узкой лентой деревьев, которые росли вдоль речушки.
Несмотря на то, что мы старались быть незамеченными и технику ещё не вывели на поляну, боевики всё-таки заметили нас. Послышались автоматные и пулемётные очереди. Но так как боевикам приходилось стрелять вверх, то огонь их был мало эффективный. Понятно было, что боевики через несколько минут предпримут атаку, чтобы сбить нас с высоты. Игорь Чуватин начал командовать. Солдаты комендантского взвода вместе с Халимовым, пригнувшись побежали на противоположный конец поляны и скрылись из виду. Седых и Чуватин забрав всех остальных солдат, кроме механиков-водителей, которые остались около машин, начали
растягиваться вдоль склона в цепочку и готовиться к бою. Я схватил пулемёт, пару коробок с лентами, побежал вверх по склону, где и занял оборону за стволом небольшого дерева. Со своего места я теперь контролировал всю нашу оборону сверху и в случаи, если духи сумеют в атаке сбить нас с позиций я смогу прикрыть наш отход к лесу.
Ждать долго не пришлось. С криками "Аллах Акбар" боевики из укрытий и крайних домов ринулись в атаку. Я вёл стволом пулемёта, выбирая себе цель, пока не заметил здоровенного духа. Он бежал сзади всех, что-то кричал, может даже и командовал, стреляя из автомата в нашу сторону. Подбегая к забору, он попытался одним махом перепрыгнуть через него, но прыжок у него получился слабым и боевик лишь упал телом на забор. Я дал короткую очередь, но промахнулся. Пулями перебил несколько штакетин и во все стороны от забора полетели светлые щепки. Дух энергично задёргался и сумел быстро перевалиться через забор. Вскочил и огромными скачками бросился вдогонку атакующих. Я подправил точку прицеливания и дал ещё одну короткую очередь. От удара пуль в левое плечо, а они его достали в момент прыжка через канаву, боевика развернуло в воздухе вокруг своей оси и отшвырнуло на два метра назад. Я дал страховочную очередь по ещё дёргающемуся телу и перенёс огонь на остальных духов. Но те, под плотным огнём полутора десятков автоматов миновали открытое пространство, потеряв всего двух человек, сумели ворваться в заросли и пропали из виду. Мы полосовали автоматным и пулемётным огнём кустарник вдоль и поперёк, но крики "Аллах Акбар", которыми они подбадривали себя, приближались всё ближе. Положение становилось опасным, ведь кустарник подходил почти вплотную к нашим позициям.
Я отсоединил от пулемёта коробку. Сто патронов было уже израсходовано. Быстро заложил ленту из новой коробки в приёмник пулемёта. Поправил коробку и стал ждать. Стрелять теперь не было необходимости. Надо было ждать, если цепь начнёт отходить, тогда я огнём из пулемёта прикрою всех. По команде Чуватина все приготовили гранаты - Ф-1, и когда боевики в кустарнике приблизились к нашим позициям, все одновременно кинули в кустарник на голоса и шум Ф-1. Потом ещё по одной. Дружно поднялись разрывы гранат, что и предопределило исход боя. Боевики стали отходить. Как с нашей стороны, так и со стороны боевиков стрельба стала затихать. Через какое-то время фигуры боевиков показались на окраине Чечен-Аула. Прикрываясь домами, они всё дальше и дальше уходили в глубь деревни, оставляя на улицах автомобили. Бой был выигран вчистую. У нас не было даже раненых. Но по правде, сколько было раненых и убитых у боевиков, это только один Аллах ведает. Даже тех двоих, которых мы срезали перед кустарником и духа, которого я грохнул, не было видно. То ли в горячке боя они уползли, а может быть их утащили, пока мы занимались другими.
Я перевёл дух и услышал из-за противоположного конца поляны, где оборонялись комендачи, ругань и крики. Показался солдат, который бежал в нашу сторону; за ним мчался Халимов, в руке он держал бесшумную винтовку и на бегу пинал солдата в зад. Уже около нас
он дал ему хорошего подзатыльника, от которого солдат упал и юзом несколько метров проехал на животе. Офицер остановился и стёр пот с лица, а солдат сел на земле и заканючил.
- Товарищ майор, ну не знал я, что этого делать нельзя. Ну..., не знал... Вот что теперь делать?
Я спустился к Халимову: - Ренат, что случилось там у тебя?
- Боря, - возмущённо Ренат повернулся ко мне, - я три дня тому назад с Поздеевым пристрелял винтовку, а этот гад, позавчера, почистил её. Раскрутил прицельные приспособления, мушку выкрутил, а потом закрутил всё обратно. Я сейчас во время боя стреляю, стреляю, и всё мимо боевиков трассы идут. Начинаю разбираться, а он, оказывается, поработал над ней. - Халимов выругался ещё раз и со злостью кинул солдату винтовку, - сам, гад, теперь из неё стреляй.
Я и подошедшие офицеры засмеялись. История вообще весёлая с этой винтовкой произошла, которая стала известна всему полку. Халимов и Поздеев, как только получили со склада бесшумную винтовку, решили её пристрелять. Выехали в первый батальон. Поздеев навёл винтовку в ствол дерева на переднем крае боевиков и выстрелил. У подножья дерева поднялся приличный разрыв. Поздеев с недоумением посмотрел на Халимова. Поднял опять винтовку, тщательно прицелился и произвёл два выстрела. У подножья дерева поднялись такие же два больших разрыва. Поздеев тупо уставился на винтовку и даже потряс её. Ренат же перевёл изумлённый взгляд с дерева на Поздеева.
- Серёга, ты чем винтовку зарядил?
Офицер выщелкнул из магазина патроны на ладонь: - Да, нормальные патроны, я сам не
пойму, почему такие разрывы?
Поздеев быстро вставил магазин в винтовку, прицелился и выстрелил. Около дерева опять поднялся разрыв
- Ну, не могут быть от простой пули такие большие разрывы, - почти простонал в изумлении Ренат.
На следующий день смеялся весь полк. Оказывается, выстрелы с винтовки совпадали с выстрелами из пушки БМП-2, которое в то же время, тоже стреляло по дереву....
Тем временем послышался шум двигателя быстро приближающийся машины. На поляну выскочила боевая машина десанта, на которой сидело столько солдат, что из-под них не было видно самой машины. БМД* остановилось, и десантники горохом ссыпались на землю, разбежавшись в цепь. К нам подскочил командир роты.
- Что у вас тут произошло? Такая стрельба шла, что мы ломанулись на помощь.
Мы рассказали об атаке боевиков. Успокоившись, командир роты оставил БМД с двумя солдатами и командиром взвода, остальных увёл с собой обратно. Взводник забрался в башню, покрутив из стороны в сторону стволом пушки БМД и стал методически долбить по брошенным автомобилям боевиков в деревне.
- Алушаев, если хочешь повеселится, давай. - Крикнул я своему пулемётчику и махнул рукой в сторону деревни.
Сержант обрадовано нырнул в люк БРДМ. Через минуту ударил первый выстрел. Я проследил за трассой. Пуля от КПВТ, 14,7 миллиметрового пулемёта ударила в угол дома, из-за которого высовывался капот ГАЗ-53. Чуть подправив прицел, Алушаев следующую пулю, уже разрывную загнал прямо в двигатель. Секунд через двадцать из-под капота показался дымок. Алушаев врезал в двигатель ещё пару разрывных и ГАЗ-53 быстренько загорелся. К этому времени во дворе другого дома уже несколько минут горел, исторгая в небо чёрный, на удивление дым, автобус ЛИаЗ.
- Некрасов, - подал я следующую команду, - ставь выносную противотанковую установку, с неё будешь вести огонь.
Из-за спины послышался голос Чудинова: - Товарищ майор, здесь на краю поляны гуляет стадо, разрешите я завалю телёночка.
Я мотнул головой и повернулся к офицерам: - Через сорок минут подходите ко мне, перекусим, - показывая на дерево, откуда я вёл огонь из пулемёта.
