ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Цеханович Борис Геннадьевич
Искушение

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.76*47  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Как иной раз глубоко "срывает крышу"
  Искушение.
  
  
   Я выдирался, барахтался, рвался к свету и изо всех сил боролся со страхом и ужасом, охватившим меня, а когда наконец вырвался и проснулся, то в первые мгновения был не в силах даже открыть глаза, приходя в себя. Смысл и содержание сна не запомнил, но ощущение чего-то неприятного, мутного, страшного и ужасного осталось. Тем более, что проснулся липким от выступившего по всему телу пота.
   - Чёрт побери, несколько дней в госпитале, а снится чёрте что....
   Открыл глаза и медленно обвёл взглядом пустую палату, уткнувшись в сидящего около моей кровати импозантного мужчину в щеголеватом, дорогом костюме. Даже беглый взгляд на "нового русского", а то что он "новый русский" кричала буквально каждая деталь его костюма, причёски, холёных рук, даже поза, в которой он сидел выдавало в нём незаурядную, сильную личность, которая прекрасно знала себе цену. А цена, судя по всему, была ну... очень высокая.
   Хрипло прокашлявшись, извинительным тоном произнёс: - Сон нехороший приснился... Я тут случайно не бился в кровати? Не орал?
   - Да, нет. Всё нормально было, - голос у мужика был тоже сильный и бархатный, если так можно было его оценить.
   - Вы кого то ждёте? - Снова оглядев пустую палату и, ломая голову на тем, куда подевались остальные болящие пациенты обратился к посетителю, чтобы как то поддержать общение.
   Мужчина до этого внимательно разглядывающий меня, оживился: - Да.., вот жду... когда ты, Борис, проснёшься. К тебе пришёл.
   - Хм...., - недоумённо хмыкнул, несколько смешавшись, и уже более внимательно пригляделся к сидевшему, добросовестно пытаясь вспомнить, где мы с ним пересекались. То что он не входил в круг моих знакомых, даже дальних, сомнений не вызывало. Но то что он держался со мной свободно и непринуждённо, смущало и я выжидательно протянул, - хм..., но к сожалению не могу вас вспомнить...
   - Да это и не важно - важно, что я тебя знаю и знаю только с хорошей стороны. Тут тебе принёс кой чего, - мужчина поднял с пола большой, красивый полиэтиленовый пакет и многозначительно потряс им в воздухе, где что то приятно звякнуло, булькнуло и шуршануло, после чего стал выкладывать гостинцы на тумбочку, - в принципе, набор стандартный: апельсины, яблоки, твёрдокопчёная колбаска, конфеты, шоколад, сок. Выудил он оттуда и бутылку с разноцветной, яркой этикеткой, - а вот коньяк. "Наполеон". Настоящий "Наполеон". Как у вас с этим тут?
   - Вас как зовут? А то вы меня знаете, а я вас нет... Неудобно...
   - Как? - Мужчина испытующе посмотрел на меня, - А, Иван Ивановичем, зовут...
   - Темнит мужик..., КГБист что ли? Так не похоже, - подумал я, - а..., впрочем, потом разберёмся.
   - Иван Иванович, так Иван Иванович. Ну, здесь с этим делом строго. А так мне можно. А настоящий "Наполеон" только один раз пил и интересно снова ощутить прекрасный вкус настоящего коньяка. А всё-таки, где мы с вами пересекались? Прямо гложет меня любопытство...
   - Борис, всему своё время. Давай сначала выпьем. - Иван Иванович оглянулся и со стола взял два мутноватых стакана. Критически их осмотрел и плеснул грамм по пятьдесят.
   - По правилам, надо бы из больших бокалов пить, но раз нет так нет. Ну, давай за твоё здоровье. - Мы выпили и, отломив по дольке шоколада, закусили. Иван Иванович достал изящный и дорогой перочинный ножичек и нарезал аккуратные кружочки твёрдой колбасы, - колбаска, конечно с коньяком не сочетается, но мы по-русски... Давай ещё по одной и тогда поговорим, более детально.
   Выпив и закусив, но уже колбаской коньяк я, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, с удивлением подумал: - И чего это коньяк с колбасой не сочетается? Вполне нормально даже сочетается....
   - Борис, - начал Иван Иванович, - давно к тебе присматриваюсь. Очень давно. А сейчас и момент удобный подошёл. Ты лежишь в госпитале, на обследовании. Здоровый... Ты сам даже в этом не сомневаешься. Выходишь на пенсию и сейчас тебе нужно не ошибиться с выбором пути. И тут я могу тебе помочь. Как? Интересен тебе такой разговор?
   Иван Иванович замолчал, выжидательно глядя на меня.
   - Интересно..., интересно... Конечно, интересен. Тем более что он перекликается с моими размышлениями о будущем. Мне всего сорок пять лет и я ещё полон энергией и сил. Так что продолжайте, а там посмотрим...
   - Вот и я к тому же клоню. Ты, Борис, прошёл в армии от солдата до подполковника. Обогнал многих офицеров, которые закончили военные училища, а то и академии. Добился всего сам. На войнах что в первой, что во второй Чечне, да и в Абхазии показал себя только с хорошей стороны. И в тебе есть и ощущается потенциал. Ты перспективный. Поэтому хочу тебе сделать довольно удивительное, захватывающее предложение. Но с другой стороны оно попахивает безумием и сумасшествием. Как ты - Готов выслушать без эмоций, без скороспелых выводов и заключений?
   Я испытующе посмотрел на него: - Надеюсь не криминал?
   - Да, нет. Для этого есть другие люди и другого уровня. Ниже чем у тебя... Ну что?
   Кивнув головой я приготовился выслушать сумасшедшее предложение, но был потрясён до самой глубины души тому что услышал и в первое мгновение даже не знал как реагировать. Беззвучно разевал и открывал рот, пытаясь сказать хоть что то, но изо рта вырывались лишь бессмысленные сиплые звуки, а Иван Иванович снисходительно посмеиваясь улыбался. Наконец моя рука нащупала бутылку и, не глядя, налил себе полстакана коньяка и тут же, не останавливаясь, хлопнул его. Приятно пахнущий алкоголь, да ещё в таком количестве, приятно ожёг полость рта, вернув мне дар речи.
   - Иван Иванович, повтори ещё раз. - Хрипло произнёс я, бесцеремонно перейдя на "Ты".
   - Да.., да, Борис... Ты не ослышался и понял всё правильно. Да - Я ДЬЯВОЛ, в самом прямом смысле этого слова. Ты мне нужен и я тебе предлагаю взамен: здоровье, власть, славу, богатство, положение в обществе. Бессмертие. С бессмертием, конечно, не в прямом смысле слова, а в разумных пределах. Это мы с тобой отдельно обговорим. Если ты говоришь мне - "Да", то в течении года я всё это организую и легализую.
   Несмотря на всю абсурдность предложения и всего происходящего, я сразу же поверил во всё что он говорил мне и в то что он обещал.
   Я был атеистом: не верил ни в бога, ни в дьявола. Но с другой стороны с уважением относился к религии, к православной вере, в которую был крещён бабушкой в неразумном младенчестве, в глубине души понимая, что за всем этим - ЧТО ТО ЕСТЬ. Будучи атеистом, я тем не менее крестил своих детей и жену. Не мог так просто и отмахнуться от памяти предков, которые на протяжении тысячелетий искренне верили в бога. Воюя в первой и во второй Чечне мне было известно, что когда наши солдаты и офицеры попадали в плен к духам, то им в обязательном порядке предлагали поменять веру и перейти в мусульманство. И были, были, те кто менял веру, принимал мусульманство и становился на сторону духов. Год назад показывали документальный фильм про подполковника, попавшего в плен. И там ему тоже предложили перейти в мусульманство. И он начал юлить, пытаясь выиграть время. Типа: а мне надо подумать..., а мне надо почитать Коран на русском языке...
   Честно говоря, с одной стороны я понимал его - он боролся за свою жизнь, тянул время, надеясь, что подвернётся момент и его или освободят, или обменяют. И ему повезло. Его освободили в Комсомольском, куда сдуру спустился отряд Гелаева. Но с другой стороны я его и осуждал. Не по офицерски как то. Осуждал его поведение - отсутствие даже показной твёрдости. Я бы не смог так телиться. Твёрдо, даже будучи атеистом, сказал бы - НЕТ! И сказал бы НЕТ, основываясь на уважение к памяти предков, на уважении к православии. И плевать, что после этого меня расстреляют или перережут глотку.
   А сейчас сам дьявол предлагает мне свои услуги - и тут было отчего голове пойти кругом. Но самое удивительное не испугался. Где то даже на психологическом уровне был готов к такой встрече. После первой Чечни, где был командиром противотанковой батареи, я знал, что батарея, под моим руководством уничтожила помимо бронированных и других целей 70 боевиков, сведения о которых после каждого боя заносились в журнал боевых действий полка. Это был противник, который в свою очередь мог меня и моих солдат уничтожить. И по поводу их смерти особо не заморачивался. Даже совсем не заморачивался. Но вот после второй Чечни, где был начальником артиллерии полка и, понимая что снаряд выпущенный по моей команде, не разбирает где боевик, а где мирные жители - тут уже задумался. И крепко...., понимая что в рай уже не попаду. Меня до сих пор сверлил вопрос - А сколько на самом деле огнём своей артиллерии я уничтожил боевиков и сколько погибло мирных жителей?
   Иван Иванович с усмешкой наблюдал за моими метаньями, потом плеснул немного коньяка в стакан и спокойно выпил.
   - Самое интересное, Борис, что понимаю и знаю о чём ты думаешь. Я потом тебе отвечу на твой вопрос. И давай пока понятия "Добро" и "Зло" отбросим в сторону. Это субъективные, философские понятия, а поговорим на бытовом уровне... Обсуждая некую сделку между мной и тобой.
   - А что взамен просишь - Душу что ли? - Хрипло прокаркал я и закашлялся, подавившись слюной.
   - Ээээ, дарагой..., - искусно с имитировав кавказский акцент, протянул Иван Иванович и тут же перешёл на русский, - на фиг мне нужна твоя душа? Это сказки той стороны. Чтобы людей отвернуть от меня. Ты мне нужен - ТЫ. Именно ты - как личность. Нужен твой талант руководства, твоя упёртость в достижении цели, твоя твёрдость характера. А обо всё прочем мы с тобой потом договоримся. И не думай, что если ты скажешь мне "ДА", то через год или ещё через какое то время, когда тебе дам всё что обещал, я потребую от тебя творить "ЗЛО". Я ещё раз повторяю, что "ЗЛО" и "ДОБРО" субъективные понятия.
   - Почему я? Неужели нет других?
   - Есть и много, но это рядовые люди, а мне нужен лидер. Нужен ты.
   - Я вот никогда не замечал за собой особых лидерских качеств...
   - Всё это ерунда. Ты их не видишь и ладно..., а я их вижу в тебе. И предлагаю взамен их то, что озвучил.
   Молчал я, молчал Иван Иванович и со стороны можно было подумать, что я серьёзно обдумываю предложение. Но на самом деле в голове царил кавардак. И что самое интересное был большой соблазн сказать - ДА!
   С одной стороны у меня были твёрдые, жизненные принципы и по своим убеждениям был государственником. Но до определённых пределов. И всё чаще риторически задумывался над вопросом - А чтобы сделал, если бы у меня была власть? Вот в этом и был соблазн.
   Иван Иванович вкрадчиво произнёс: - Борис, ты представляешь чтобы ты сделал с предателями России, со взяточниками, с людьми, которые нагло и беспринципно разворовывают страну и её богатство, с криминальными элементами и торговцами наркотиков, с продажными ментами... А?
   - Иван Иванович, но вы же меня тоже толкаете на определённое предательство... На предательство того во что я верил.
   - Борис, я не толкаю тебя на измену своим принципам, а наоборот - да живи и действуй по ним. Вот тебе пример. Советский Союз, как сейчас общепринято считать - Империя Зла. То есть остальной мир, цивилизованный: Европа, Америка - Светоч добра. Но ведь в СССР люди жили, были счастливыми, с оптимизмом смотрели в будущее и ты сейчас прекрасно знаешь, что нужно изменить, чтобы русские люди и люди населяющие Россию и Екатеринбург в том числе стали жить ещё лучше, богаче и интереснее.
   - Ээээ, Иван Иванович, вы прекрасно понимаете, что Советский Союз, советскую власть не вернуть. И я это понимаю. Так о чём тогда говорить? И второе: мы оба знаем, что я вместо рая попаду в ад. Так к чему тогда лошадей гнать? Попаду туда и наверно и там тоже пригожусь вам?
   - Отвечаю по порядку поступления вопросов. Действительно, вернуть сейчас обратно советскую власть невозможно, но можно отмотать ленту времени назад и воткнуть тебя в любой ключевой узел и дерзай. А можно всё это провернуть и в этом времени - я это могу, только дерзать будем вместе. Второе: ада, в том виде, какой его преподносят - НЕТ. Всё цивилизованно и там ты у меня будешь при деле, но разговор сейчас идёт не об этом. - Иван Иванович замолчал, а потом предложил.
   - Давай делаем так: сейчас выходим из госпиталя на улицу и я тебе там показываю, что людей которые на моей стороне очень много. И ты их должен воспринимать как своих подчинённых, которые будут беспрекословно выполнять все твои повеления и твои задумки. Пошли.
   Как был в спортивке, так и пошёл. К моему удивлению нас никто не остановил и мы беспрепятственно вышли через КПП и в три минуты дошли до улицы 8го Марта.
   - Теперь, идём в сторону цирка и ты, Борис, смотри всем в глаза. На некоторое время я подключу тебе к своему зрению. Как увидишь человека с красно-огненными зрачками глаз так знай - это твой подчинённый. Этот человек на нашей стороне.
   Прогулочным шагом, не спеша мы двинулись в сторону цирка. Всё было как обычно: ярко, жарко, зелено, оглушительно чирикали воробьи, заливались звонками трамваи. Девушки и молодые женщины, лёгкой походкой демонстрировали стройные ножки и умопорочительное мини. Люди, обычные пешеходы шли, спешили по своим, только известным им, делам. Всё как обычно, не считая того что половина людей: девушек, парней, молодых мужчин и мужчин в возрасте, женщины бальзаковского возраста и возраста, когда думается о вечном - были с красными глазами. Среди них не было только детей.
   Мы остановились около цирка: - Ну, Борис...? Ты видел их...? И что ты скажешь?
   Я был подавлен и ошеломлён: - Неужели так много?
   - Да.
   - У меня есть время подумать?
   - Время для размышления есть всегда. Думай... и давай встретимся ровно через два месяца в 13:00. Место встречи я сам выберу. Согласен? Ну и хорошо... Да, чтобы лучше думалось, я тебе режим "начальства" оставлю на полчаса. Поэкспериментируй...
   Иван Иванович старомодно поклонился мне и уже через минуту затерялся в толпе пешеходов. А я плюхнулся на скамейку в тени огромного здания цирка. От всех этих передряг я вспотел и машинально пошарился по карманам, намереваясь купить ледяного пива. И тут меня как ожгло - ЛЕТО!!!! Какое лето??? Сегодня ведь 17 марта 2001 года. Я позавчера у врача отпросился и бегал к "Чёрному тюльпану", где ежегодно встречались однополчане, воевавшие в полку в первую Чечню, и поминали павших ребят. Хорошо помянули и поэтому, просто не может быть сейчас лета. Но в глаза нагло лез и пёр летний антураж с голоногими девушками, с зелёными, слегка запылёнными деревьями, с гораздо более пыльными зелёными газонами, покрытыми одуванчиками, бабушкой кормящей семечками и кусочками батона недалеко от меня воробьёв и голубей. И банальной летней жарой.
   - Вот это да...., - изумлённый и озадаченный метаморфозами, опровергающими всё мироустройство, осторожно огляделся кругом и уткнулся взглядом в молодого парня, застывшего недалеко и подобрастно взирающего на меня. Глаза у него знакомо горели красными огоньками.
   - А была, не была. Этот вряд ли сумеет сдать меня в сумасшедший дом. Хиловат... Молодой человек, можно вас на минутку.
   Парень с готовностью подбежал и чуть ли не угодливо согнулся, весь превратившись во внимание, что здорово покоробило меня. Не люблю таких.
   - Молодой человек, скажите пожалуйста - Какое сегодня число? - С невозмутимым видом задал вполне невинный вопрос.
   - 16 июня 2001 года, шеф. - Чётко отбарабанил парень.
   - А с чего ты взял, что я твой шеф?
   - Как с чего? - Искренне удивился молодой человек, - Вы наш шеф и об этом знают все...
   - Хорошо, - хотя ничего хорошего в этом не видел и, затаив дыхание, небрежным тоном приказал, прекрасно понимая, что сейчас мне вполне возможно рассмеются в лицо и пошлют куда-нибудь подальше, - сходи-ка, сынок, за ледяным пивком. Что то жарковато..., однако....
   Но парень и не думал посылать меня, лишь радостно, как будто я его только что наградил медалью, спросил: - Какое, шеф?
   - Балтику..., семёрочку...
   - Счас....
   - Ого..., ничего себе... Сколько времени у меня осталось, начальствовать? Двадцать две минуты... Что я могу успеть за это время?
   Взгляд почему то сразу остановился на привлекательной молодой женщиной, которая гордой походкой, ощущая на себе восхищённые взгляды мужчин, проходила недалеко. Почувствовав мой взгляд на себе, он слегка сбилась с ноги и закрутила головой, пока не уткнулась вопросительным взглядом в меня. Хотя и горел в её глазах знакомый красный огонёк и времени достаточно, но я сам себе сказал - Стоп! И красотка, кинув ещё раз вопрошающий взгляд, пошла дальше, а через пару минут подлетел и парень с банкой ледяного пива. Всё было как то сказочно, всё доступно и парень наотрез отказался от денег за пиво, лишь стоял и ждал, что ему прикажу ещё. Но я его отпустил. Голова шла кругом и даже пиво, которое чуть ли не выдул в один глоток, не сумело как то привести мои чувства в порядок. В довершении всего, кто то сзади крепко ухватил меня за локоть и с синего небо на меня понеслось....
   - Больной..., больной.... Да, вы что? Очнитесь....
   Я открыл глаза и сначала ничего не увидел в полутьме, но сфокусировав взгляд, сумел разглядеть перед собой встревоженную медсестру, которая тормошила меня за локоть правой руки.
   - Больной..., что с вами?
   - Бррр..., - я отчаянно затряс головой и задал идиотский вопрос, - А как я тут оказался?
   Медсестра отступила на пару шагов и настороженно спросила: - Больной, а у вас всё в порядке?
   - Да что ты заладила - Больной..., больной..., - я внезапно озлился, - здоровый я. Как здесь оказался?
   - Заладишь тут с вами, - тоже озлилась медсестра, - у нас тут как Зомби никто ещё не бродил по коридорам. Я завтра доложу, что вы были пьяны...
   Только тут обратил внимание, что в руке сжимаю банку с пивом "Балтика 7", которая ещё хранила в моей ладони остатки прохлады. Я машинально поднял банку к лицу, уже по лёгкости определив, что она пустая и нюхнул её. Сухо и никакого запаха пива.
   - На..., понюхай. Ничего я не пил, - рывком протянул банку к медсестре и там заторможено нюхнула, подняв в недоумении тонкие брови, - сон мне плохой приснился. Про войну...
   Медсестра стремительно потеряв ко мне интерес, махнула рукой и пошла к своему рабочему столу, буркнув мне: - Идите спать, больной.
   Я вернулся обратно в палату, постоял в темноте несколько секунд, ещё раз нюхнул банку и бросил её в мусорное ведро под столом. Часы показывали час ночи и я завалился на кровать. Мои коллеги-однопалатники безмятежно спали, а я, растревоженный сном и понимая, что нового сна мне не видать как минимум часа два - окунулся в печальные размышления.
   Такие понятия как "Афганский синдром" у наших военнослужащих, "Вьетнамский синдром" у американских солдат у меня всегда вызывали активное раздражение. Особенно когда этот "синдром" затягивался и бывший контрабас или боец-чеченец, гулко стуча себя в грудь и надрывно при этом кричал намекающе - Что он что то там видел и что то там пережил и он никак не может забыть этого потрясения. Поэтому чрезмерно бухающие бывшие контрактники и бойцы-чеченцы, зачастую из-за этого опускающиеся до скотского состояния - тоже кивали на эти "синдромы", но объясняли это гораздо проще - "Крыша поехала". А если говорить совсем по-честному, то подавляющее большинство их - ТАМ ничего не видело и ничего такого не переживало, а банально катились по наклонной плоскости вниз из-за элементарного отсутствия ВОЛИ и не желания работать.
   "Крыша ехала" у всех. И "ехала" у каждого по разному. Мне тоже "повезло" это испытать в полной мере после первой чеченской. Но это у меня произошло из-за контузии, которая сотрясла мои мозги до основания и что то там нарушила, усугубившейся вдобавок и из-за моего отказа лечь в госпиталь. Я потом ещё целую неделю руководил своей противотанковой батареей до замены. А поехала она у меня в Москве, куда я прилетел на самолёте из Моздока. До этого момента организм был настроен на выживание, а тут оказавшись на Казанском вокзале, за ресторанным столиком, за час до отхода поезда в Екатеринбург, вдруг сказал - ФУУУУууууу.... и расслабился и "крыша поехала".....
  
   * * *
  
   - ... Боря! Боря! - Я закрутил головой, обшаривая взглядом большое помещение ресторана, но никто не смотрел в мою сторону, никто не обращал на меня внимание и я озадаченно хмыкнув, повернулся к столу. Времени было половина первого ночи, но настроение было прекрасное и я не чувствовал себя утомлённым. С удовольствием осмотрел стоявший на столе армянский пятизвёздочный коньяк, салат столичный, пару салатиков из селёдочки и помидорчиков. Пельмени, правда, на вкус были не домашними, и тесто толстое: но всё это щедро политое уксусом, майонезом и посыпанное перцем уминалось мною с удовольствием. Я налил в рюмку коньячка и с наслаждением, медленно выпил. Закусив, откинулся на спинку стула и, закрыв глаза, в очередной раз удивился.
   Прошло чуть больше суток, как я метался под огнём чеченского пулемётчика, по кювету, меньше суток как разбудил Волкова и торжественно сдал ему последнее своё дежурство. Потом прощальный салют из автоматов, когда мы двинулись с батареи, вертолёт до Моздока, там почти сразу солдат пихнул в самолёт до Уфы, через Ульяновск, а сам через час улетел на ИЛ-76ом до Москвы. И вот сейчас сижу в ресторане Казанского вокзала, в кармане билет до Екатеринбурга, ещё тридцать минут можно спокойно посидеть и двигать на посадку.
   - ...Боря! Боря, чёрт побери, - я опять закрутил головой, ожидая увидеть сослуживца: уж очень знакомый голос, но опять равнодушные лица и ни одного в военной форме, кроме меня. Я в недоумении опять повернулся к столу и замер в изумлении, снова услышав голос.
   - Боря. Боря... Да это я, внутри тебя. Я - "второе твоё я". Вот сидишь ты, Боря, и ни фига не видишь, что у тебя голова шире плеч, - тут я почувствовал, что действительно, голова у меня шире плеч, - сидишь ты и не видишь, как народ украдкой поглядывает, показывает на тебя пальцами и удивляется.
   - Боря, не слушай его, - заговорил второй голос, - с головой у тебя всё нормально. Ты вот потрогай рукой и убедись. - Я послушно поднял руку и дотронулся до головы. Голоса, заспорив между собой замолкли, а я убедился, что голова у меня нормальных размеров. Озадаченно
  ощупывая голову, даже приподнялся и заглянул в большое зеркало, висевшее недалеко от меня - голова как голова, не больше чем обычно. Но как только убрал руки от головы, как голоса вновь ворвались в мою действительность и заспорили, а вместе с ними появилась тяжёлая, тупая боль.
   - Товарищ майор, у вас всё нормально? - Ко мне подскочил официант и вопросительно посмотрел на меня. Пытаясь не обращать внимания на голоса, я принуждённо улыбнулся, ответив, что всё "нормалёк", попросил рассчитать меня и дать в дорогу ещё пару бутылочек коньячка, с какой-нибудь закуской. Рассчитавшись и получив всё, что заказывал, подхватил сумку и солдатский вещмешок, где было всё моё имущество, провожаемый удивлённым взглядом официанта, направился к выходу из ресторана, тем более что радио уже сообщило о начале посадки на мой поезд "Москва - Улан Уде".
   - Боря, - радостно сообщил мне первый голос, - сейчас ты со своей головой застрянешь в дверях на выходе. Она у тебя просто не пройдёт.
   Я опять чувствовал внушительные размеры головы и в сомнении остановился перед ресторанными дверями.
   - Боря, да не слушай ты его, иди смело, - возник в голове второй голос. Я перехватил вещмешок в руку с сумкой и, делая вид, что поправляю головной убор, прижал руку к голове, тем самым убедившись в нормальных размерах головы и заставив исчезнуть голоса. Неуклюже протиснувшись через двери, я вывалил в прохладу ночи и, используя любую тень, стал пробирать к перрону, где стоял мой состав, а потом по темной стороне перрона, избегая пассажиров спешащих на посадку, стал пробираться к вагону, который стоял в конце перрона. У моего вагона скучал проводник, он уже посадил первых пассажиров и теперь прохаживался у входа, поглядывая в мою сторону. А мне было стыдно от ощущаемого уродства, хоть я и стоял в темноте, но мне казалось, что проводник видит какая у меня непропорционально большая голова, а в мозгу пел песни хор голосов, но громче всех был первый голос: - Боря, ты встрял. Ты посмотри, какой узкий тамбур, если ресторанные двери были широкие, то здесь твоя голова наверняка застрянет. Представляешь себе эту картину? - Ехидно спросил меня голос. Конечно, я представлял себе эту унизительную картину и с надеждой ждал, что мне скажет второй голос, но он молчал. В таком, нерешительном состоянии я простоял до конца посадки и уже за минуту до начала движения проводник окликнул меня: - Командир, ты садиться собираешься?
   Если бы он не окликнул, я бы так и не решился на посадку - в таком диком "раздрае" находился. Глубоко вздохнув и затаив дыхание, я подхватил свои вещи и, как будто проглотив лом, прямой как доска подошёл к входу в вагон и шагнул в тамбур, ожидая, что моя голова сразу же заклинит. Но к своему удивлению спокойно зашёл в тамбур и свернул в узкий коридор купейного вагона. И здесь тоже не застрял, хотя ожидал, что буду больно стукаться головой о стенки, и то что всё прошло удачно меня здоров удивило и обрадовало, потому что я всё-таки ощущал на плечах большую голову, и ещё чувствовал на своей спине удивлённый взгляд проводника.
   Открыв дверь в купе, увидел в полутёмном помещении женщину моих лет. Круглое, широкое лицо, венчала причёска, делая весь этот ансамбль: голова-причёска даже немного шире её и так широких плеч. Ну, типичная Анжела Дэвис.
   - Слава богу, я не один такой урод, - с облегчением констатировал этот факт и, поздоровавшись, закинул вещи на верх после чего сел напротив женщины, продолжая рассматривать её. Обычная женщина, моих лет, не совсем приветливо смотрит на меня. Судя по характерным чертам лица - бурятка. Как только я сел на своё место, поезд тронулся от перрона и теперь мягко постукивал на стыках рельс и чуть чаще на стрелках. За окном проплывала спящая Москва, иной раз в вагон с улицы доносился металлический голос железнодорожных диспетчеров, которые командовали по всей вероятности ремонтными бригадами и сцепщиками.
   Дверь с шумом отъехала в сторону и в купе зашёл проводник: - Билетики пожалуйста... .
   Быстро принял билеты, перекинулся с нами парой фраз и разрешил забрать с верхней полки уже застеленное бельё. Я вышел в полутёмный коридор, давая возможность попутчице переодеться и заправить постель. На душе было муторно, голова болела ещё больше, а в мозгу царил хаос.
   - Вот блин, мозги поплыли, - со страхом вспомнил слова врача, - хоть бы до дома добраться,
  а то ещё где-нибудь снимут с поезда и сдадут в психушку. Надо держаться, сейчас зайду в купе, выпью коньяка и держаться изо всех сил. - Я принял решение, как клятву и несколько успокоился. А тут отъехала в сторону дверь и в коридор выглянула уже переодетая бурятка.
   - Товарищ военный, заходите, устраивайтесь.
   Я быстро застелил постель на нижней полке и сел, прислушиваясь к ожесточённому спору между первым и вторым голосами. Второй голос нападал на первый и требовал, чтобы первый голос отцепился от меня. Вся эта перебранка, мешала мне сосредоточиться, поэтому мне пришлось даже прикрикнуть на них обоих и упрекнуть второй голос: - Ты, то сам чего молчал, когда я в поезд чуть не упустил? Чего не подбодрил?
   - Боря, я молчал, потому что ты должен сам принимать решения, никого не слушая: ни меня, ни его: просто не обращай на нас внимания.
   - Чтобы не обращать на вас внимания, я сейчас вас просто коньяком задавлю....
   - Эй, мужчина, мужчина, - внезапно я увидел перед собой попутчицу, которая встревожено трясла меня за руку. - С вами всё в порядке? А то, может, приляжете, поспите.
   Я немного помолчал, приходя в себя, а потом спросил: - Вас как зовут?
   - Ирина Константиновна, - резко и твёрдо ответила женщина, как бы ставя стену между нами и отметая даже саму возможность разговора, не говоря уже об обычном флирте.
   - Ну, а меня Борис Геннадьевич, - помолчал с полминуты, потом снова обратился к ней, - Ирина Константиновна, у меня сегодня очень богатый день на впечатления был и мне необходимо выпить сто грамм коньяка. Конечно, с вашего согласия. - Поспешил добавить, увидев как протестующе она встрепенулась, но услышав о её согласии успокоилась.
   - А вы буянить не будете? Приставать ко мне не будете?
   Я искренне рассмеялся: - Ирина Константиновна, я сейчас выпью и сразу же лягу спать. У меня сегодня очень трудный день был, поверьте и я очень устал.
   - Ну, что ж, пейте.
   Быстренько достал кусок колбасы и нераспечатанную бутылку армянского коньяка, скрутил крышку и молча предложил соседке, но та отказалась. Уже не стесняясь, налил под протестующим взглядом Ирины Константиновны полный стакан и, залпом выпив, откусил кусок колбасы. Закрыл глаза прислушиваясь к себе и опять удивился действию алкоголя: голоса и боль мгновенно пропали, как будто щёлкнул тумблером.
   - Разве так коньяк пьют? Вы же его хлещете, как алкаш..., - я не стал дальше слушать осуждающих слов, снял обувь и с наслаждением растянулся поверх постели, закрыв глаза. Запах чистых простыней и наволочки мгновенно отправили меня в прошлое и я снова увидел себя лежащим на кровати в чеченском доме, услышал как в соседней комнате шарится Чудинов...
   Вздрогнул, как от толчка и открыл глаза: тусклый свет ночника, пустые верхние полки и спящая через проход женщина. Я снова закрыл глаза и слёзы тихо потекли из моих глаз: я ехал домой и должен радоваться, но радости не было - была тоска и горечь. В прошлое уходил важнейший этап моей жизни, особые человеческие отношения, переживания, которых мне в будущем не будет хватать, о которых я буду тосковать и помнить всю оставшуюся жизнь, как и всех людей, которые окружали меня на войне.
   .... Прямые солнечные лучи, блуждали по моему лицу и будили, вытаскивали меня из объятий Морфея. Я открыл глаза, но пробуждение не принесло радости: голова трещала по швам, а в мозгу эти ненавистные голоса, к которым прибавился сильный неприятный свист. Рывком сел на постели и оглядел купе, ища причину свиста. Но свист был внутри меня. Угрюмо поздоровавшись с Ириной Константиновной, которая лёжа читала детектив, быстро собрался и пошёл в туалет привести себя в порядок. Вернувшись, чувствовал себя посвежевшим, но от этого боль и хаос в голове не пропали, а даже немного усилился. Немного поерзал на своём сиденье, а потом решительно обратился к попутчице.
   - Ирина Константиновна, разрешите я выпью сто грамм коньяка.
   Женщина в изумлении подняла на меня глаза, потом подбоченилась и начала стыдить.
   - Как вам не стыдно, товарищ майор? Вы же такой молодой и уже алкоголик: вчера попросили выпить сто грамм, а выпили все двести пятьдесят. Вы же видите, что мне неприятна ваша выпивка, а вы снова хотите нажраться и упасть на полку. Вы же офицер, неужели у вас нет ни стыда, ни совести, ни чести....
   Я уже не слушал этих причитаний, а достал бутылку и налил полный стакан коньяка: всё это одним махом плеснул в глотку и замер, зажмурив глаза и ощущая, как уходит боль и стихают где-то вдали голоса. Удовлетворённый произошедшей реакцией организма, открыл глаза и увидел продолжающую возмущаться женщину, которая собиралась идти жаловаться на меня проводнику.
   Из кармана достал разноцветную справку Формы 100 и молча протянул её женщине, она настороженно взяла её в руки, пробежала глазами по одной, потом по второй стороне и подняла на меня непонимающий взгляд.
   - Что это?
   - Это, Ирина Константиновна, называется справка "форма 100". Кто имеет такую справку, для того война заканчивается. Там написано, что я контузию получил 15 июня в 1 час 15 минут ночи, а с другой стороны другая запись - От госпитализации категорически отказался. Я мог с радостным писком лечь в госпиталь, но отказался и уехал обратно в своё подразделение. Поверьте, таких дураков, как я - мало. Вот сейчас и страдаю от болей в голове и от того хаоса, который там твориться. Как выпиваю спиртное, так всё сразу же на несколько часов пропадает и я себя чувствую нормальным человеком. А мне, сейчас, обязательно надо доехать домой, там уж непременно обращусь к врачам.
   Через полчаса, в течение которых я рассказал о контузии, показал фотографии сделанные в Чечне, немецкую каску, Ирина Константиновна оттаяла и уже доброжелательно общалась со мной. Мы с ней выпили чаю, весело общались и я был очень удивлён, когда оказалось, что она не только знает майора Кушмелёва Павла Павловича, но и была ему дальней роднёй.
   Прошло часов пять и я снова стал себя чувствовать всё хуже и хуже, но старался не подавать виду, решив перетерпеть головную боль и подкатывающую тошноту. Внезапно поднялась температура и меня бросило в обильный пот, что сразу же заметила Ирина Константиновна и переполошилась.
   - Борис Геннадьевич, выпейте коньяка, - потребовала она, но я отказался, решив держаться до конца. Я сильно потел и вскоре был абсолютно мокрый, было мокрым и полотенце, которым не переставая вытирался. Перед глазами всё плыло, но продолжал через силу улыбаться встревоженной женщине, а по моим собственным ощущениям температура уже была в районе тридцати девяти с половиной градусов.
   Ирина Константиновна вышла из купе и я немного расслабился, откинулся на постель и провалился в забытьё, из которого меня вырвал бодрый голос.
   - Ну и где у нас тут больной? - На пороге стоял приятно-улыбчивый мужчина, а из-за спины выглядывала Ирина Константиновна и проводник. Я вроде бы энергично вскинулся на постели, но сил хватило только, чтобы приподняться и опереться на столик. Дрожащей рукой вытер мокрое от пота лицо и волосы.
   Врач присел рядом на постель и молча осмотрел меня, посмотрел мою справку о контузии и попросил: - Рассказывай...
   Я как на духу рассказал при каких обстоятельствах получил контузию, что ощущаю и как. В конце моего рассказа у дверей уже стояло несколько человек и с изумлением слушали меня. Выслушав, врач хлопнул обеими руками по коленям и качнулся несколько раз вперёд: - Всё понятно. Тебя контузило, и пока ты был в боевой обстановке, организм был в напряжении и предпринимал все усилия, чтобы в той экстремальной ситуации выжить. А как только ты оказался в мирной обстановке, нервное напряжение спало и организм расслабился, началась обратная реакция. У тебя, майор, начался кризис.
   Врач повернулся к проводнику: - Какая ближайшая, крупная станция, где его можно снять с поезда и поместить в больницу?
   Проводник даже не думал: - Верещагино, там будем через сорок минут.
   - Доктор, давай без снятия с поезда, - я сильно сжал руку врача выше локтя, - до Екатеринбурга осталось несколько часов. Уж если ложиться в госпиталь, то там: хоть жена будет приходить навещать. Я выдержу, сейчас хлопну коньяка и всё будет нормально.
   Врач поморщился: - Вот спиртное при контузии и нельзя употреблять. Но раз ты и так уже лечишься таким образом неделю, то ещё один стакан тебе уже не повредит. Но смотри перед Пермью я приду и если ты будешь такой же "плохой" - сниму с поезда безжалостно, - распорядившись, чтобы проводник принёс порошок против температуры он ушёл и мы снова оказались вдвоём с Ириной Константиновной. Она молча пододвинула свой стакан и я ей тоже плеснул коньяка: себе налил полный и выпил. Алкоголь снова сработал: боль пропала, голоса тоже, но меня бросило ещё больше в пот. К моему удивлению, когда врач повторно пришёл в купе я чувствовал себя прилично, температура снизилась и теперь держалась на уровне 37 градусов. Доктор хмыкнул, поболтал со мной минут пятнадцать и ушёл. Остаток пути до Екатеринбурга пролетел незаметно, и когда я сходил с поезда чувствовал себя почти в норме, беспокоило только то, что от меня несло потом, как от хорошей, ломовой лошади. Дома никого не было, и я открыл своим ключом дверь, зашёл в квартиру и блаженно сел в кресло: всё - я дома, теперь мозги пусть плывут и плавятся, мне ничего не страшно. Дома и стены помогают. В голове чуть пошумливало. Спокойно пройдясь по комнатам квартиры, я подошёл к телевизору и щёлкнул кнопкой включения и первую минуту бессмысленно таращил глаза на Валдиса Пельша, который кривлялся, размахивая руками, в своей передаче "Угадай мелодию". Потом на меня накатило волна бешенства: - Там, умирают офицеры, солдаты, а тут никто не бьёт в набат, никто не привлекает виновных в этой войне к ответственности, всё нормально - как будто, так и должно быть....
   Моя рука начала судорожно шариться по портупеи, пытаясь найти гранату, чтобы взорвать этот гнусный и несправедливый мир, взорвать этого Пельша, которому до лампочки гибнущие на войне солдаты: он рубит бабки на этой полудебильной игре и зарабатывает себе дешёвую популярность, а больше его ничего и не интересует. Но гранат на поясе не было и я вынужден выключить телевизор, чтобы не видеть этой фальши, этого бесстыдства.
   Тогда я не знал, что с гораздо большим бесстыдством мне придётся столкнуться уже завтра, когда с экрана телевизора на меня хлынет поток клеветы и грязи на Армию, на тех солдат и офицеров, которые в подавляющем своём большинстве честно воевали, умирали и исправляли ошибки допущенные политиками. Когда наши журналисты прямо охотились за негативными моментами и фотографировали худых и щуплых солдат грязными, оборванными, тянувшими свои руки к костру или поедающие кашу из закопчённого котелка. Зато боевиков они с удовольствием фотографировали чистыми, здоровенными и весёлыми на этом празднике войны.
   Когда вечером придёт с работы жена и скажет мне, что в очереди на квартиру мы уже двенадцатые, а не первые как было, когда я уезжал на войну, не седьмые когда был в отпуске. И опять в очереди впереди меня большинство тех, кто благополучно увернулся от войны. Услышу суждения о том, что мы только гробили солдат, да пили водку и дальше туалетов никуда не ходили. Столкнусь и с лицемерием военно-страховой компании, куда пришёл получать причитающую мне страховку за полученную контузию. Мне долго, нудно будут рассказывать и объяснять, что мне не положена страховка, так как я отказался от госпитализации: их не волновали ни причины, по которым отказался от госпитализации, ни то при каких обстоятельствах она получена. Я молча выслушал отказ в страховке, взял со стола и в бешенстве порвал ксерокопию справки 100 и швырнул клочки бумаги в лицо клерку, перегнулся через стол и схватил чиновника за пиджак: - Ты, тыловая крыса, да вы всей компанией должны дифирамбы мне петь за то, что я не спрятался в госпиталь, за эту справку, а опять ночью уехал на передок. Да подавитесь вы моими деньгами, - я швырнул чиновника обратно в кресло и вышел на улицу. Всем было до лампочки, что там происходит: все жили и радовались, что их это не коснулось. Впрочем, всё это было впереди, и я ещё успею хлебнуть горечь равнодушия и забвения.
   ....Последняя ночь была на исходе, но ещё было темно, и в живых остался только я один. Боевики из зелёнки хлынули неожиданно, без предварительной огневой подготовки и незамеченными пронеслись половину пути до моего блок-поста. Наблюдатели заполошно закричали и открыли огонь из автоматов, лишь чуть замедлив движение атакующих боевиков. Я запустил вверх ракету и пока она разгоралась, подскочил на наблюдательный пост. Одного взгляда хватило чтобы понять безнадёжность нашего положения: около ста боевиков, охватывая широкой дугой, стремительно приближались к блок-посту. Сзади меня, в расположении первого взвода слышались тревожные крики и команды: солдаты и офицеры в ночной суматохе занимали позиции и теперь моя задача с двумя наблюдателями, была продержаться хотя бы несколько минут, чтобы остальные сориентировались в обстановке. Крикнул команду и, показав рукой направление, куда надо стрелять, я повернул пулемёт и открыл огонь по правому краю атакующих, который опасно стал приближаться в колеблющем свете осветительной ракеты к зелёнке, где уже не скрываясь можно подойти незаметно и ударить в тыл нашего блок-поста. Пулемёт грозно рокотал и вёл свою ровную строчку, выкидывая в ночь трассер-разрывная, трассер-разрывная. Из расположения второго и третьего взводов в небо, в нашу сторону, встревожено взлетели осветительные ракеты и теперь только они освещали поле боя. Я поливал огнём боевиков, не жалея пулемёта, длинными очередями и радостно орал, видя, как под ударами пуль часть цепи смялась, замешкалась и упала на землю, я повёл стволом влево, убивая и заваливая всё новых, и новых боевиков на землю. Но в целом судьба блок-поста всё равно была решена: два автомата наблюдателя, которые строчили слева от меня, лишь на некоторое время замедлили продвижение боевиков. Я перекинул пулемёт на их стенку и открыл огонь по чеченцам, которые были уже в семидесяти метрах от нас. Успел дать пару хороших очередей, как пулей снесло полчерепа одному из солдат, забрызгав нас брызгами крови и мозга. Тело мгновенно рухнуло на землю, как будто из него выдернули железный штырь, второму пуля попала в плечо и он заскулил, осев вдоль стенки.
   - Назад, уходи, - проревел я, не отрываясь от пулемёта, и у меня тут же закончилась лента. Грохот выстрелов прекратился и я услышал рёв автоматов со стороны духов и жалкая стрельба наших АКСУ: нас задавливали численным преимуществом и огнём. На мгновение вслушался и с радостью не услышал стрельбы в районе второго блок-поста: значит они выживут. Со стороны остальных двух взводов и седьмой роты в небо, в наше направление шли одна за другой осветительные ракеты, облегчая нам ведение огня.
   Срывая ногти и разбивая в кровь пальцы, мигом перезарядил ленту и подсоединил к пулемёту магазин на сто патронов, и вовремя: я почти в упор врезал очередь в подбегающих двух духов, даже успел заметить обрывки тела и одежды, которые полетели в разные стороны от разрывных пуль, а один трассер застрял в теле боевика и продолжал гореть, когда он упал на спину. Раненого в плечо солдата рядом уже не было, только убитый солдат с разбитой головой лежал на земле. Дав, не прицеливаясь, ещё несколько очередей в набегающих боевиков, я выскочил из наблюдательного пункта и пятясь спиной, поливая перед собой огнём, начал пятиться к своему салону. Вздыбились в небо ящики уже бывшего наблюдательного поста, от взрыва гранат, меня сильно шатнуло взрывной волной, но устоял и в несколько прыжков оказался у салона. У входа в салон в агонии бился старшина, выдирая из земли скрюченными пальцами пучки травы и пытался что-то сказать мне, но изо рта толчками выбивалась лишь чёрная кровь. Я в упор всадил очередь в одного, потом во второго боевика, выскочивших из-за салона, но второй успел выстрелить в Лискова, который выбежал из расположения первого взвода к салону. Всё. Духи уже были везде. Это был конец. Развернувшись, я ещё успел застрелить последней очередью троих боевиков, длинными прыжками приближающихся ко мне от дороги: у одного из них в руке зловеще поблёскивал длинный кинжал. Они, как будто наткнулись на невидимую стену, но по инерции налетели на меня, сбив с ног. Пулемёт улетел под салон, а мимо меня, перескакивая через убитых, в расположение взвода пробежало до двадцати боевиков. Подождав секунд двадцать, я вздыбился и выбрался из-под убитых. Бой закончился, слышались за кустами отдельные очереди и крики боевиков перемеживаясь с криками погибающих солдат и офицеров. Тихо скользнув в темноту, я добрался по кустам до окопа, вырытым ещё в первую ночь техником Толиком и затаился там, лихорадочно пересчитывая патроны, магазины и гранаты. Стрельбы уже не было, слышались лишь торжествующие голоса победителей. Я немного успокоился и теперь прикидывал, как мне выскочить из зелёнки, напасть на духов и как можно больше их уничтожить, пока меня не убьют. Загорелся и быстро запылал мой салон, освещая всё кругом, заработали двигатели обоих УРАЛов, куда боевики начали торопливо грузить трофеи и боеприпасы.
   - Хрен вам, в первую очередь уничтожу машины, когда вы их загрузите, чтобы вам ничего не досталось, - я, пригнувшись к брустверу, разглядывал суетившихся боевиков, когда от них отделилось несколько человек и потащили в сторону сопротивляющегося человека. Ночь прорезал пронзительный почти детский крик: - Дяденьки, дяденьки не убивайте меня, не надо. Дяденьки не надо, мне же больно..., - взвился до высокой ноты крик и перешёл в жуткий хрип. Я весь покрылся липким потом: поняв, что только что моему солдату перерезали как животному горло. Какое-то время до меня, оцепеневшего от ужаса, доносились хлюпающие звуки, а боевики в десяти метрах от меня расступились и теперь гогоча пинали друг к другу бившиеся в агонии тело солдата.
   - Мрази, - я вскинулся и дал веером очередь: одну, вторую и не прекратил огня пока в магазине не кончились патроны, а боевики не затихли на земле. Остальные боевики мгновенно сориентировались, и мощный огневой шквал накрыл зелёнку. Я вынужден был присесть на дно окопа, меняя пустой магазин на новый. В расположении взвода взревел двигатель УРАЛа и теперь на зелёнку упал мощный поток света от фар, сразу же высветив мою позицию. Пуль я не слышал, но бруствер кипел от свинцового ливня, срезая вокруг окопа всю растительность. Надо было как-то встать и попытаться загасить фары, но это было очень трудно, почти невозможно.
   - А, всё равно убьют, - я вскочил над бруствером и с первой же очереди загасил одну фару, сразу стало меньше света, выпустив остаток магазина в метающиеся фигурки чеченцев, я опять нырнул целый и невредимый на дно окопа, перезаряжая магазин и собираясь с духом для того чтобы в очередной раз, наверно последний, выскочить из окопа. Судя по звукам, духи двинули автомобиль вперёд и теперь он давил кустарник в десяти метрах от меня, приближаясь к моему окопу. Я выдернул кольцо из гранаты, стремительно выпрямился над окопом и метнул гранату, целясь в фару, и не промазал. Граната с долгим звонким звоном впилась в фару, разбило стекло, но свет не пропал. А автомобиль продолжал надвигаться на меня.
   - Чёрт, где же взрыв? Почему меня слепит фара? Почему??? - Я закрыл глаза и продолжал слышать в своих ушах звон разбитого стекла.
   ....Я опять открыл глаза. Фара продолжала гореть, но горела каким-то яростным, холодным светом и почему-то сверху и всё ещё продолжался слышится звон опадающего битого стекла. Я вскинулся и огляделся диким взглядом вокруг: в разбитое окно продолжала светить круглая луна, жена, испуганно закрывшись простынёй с ужасом, смотрела на меня. Я бессильно откинулся назад на подушку и шумно выдохнул воздух - оказывается, всё это мне приснилось в первую мою ночь дома.
   - Боря, ты сильно кричал и бился в постели, а потом внезапно схватил хрустальную пепельницу с тумбочки и запустил её в окно.....
   Убрав осколки стекла, мы опять легли спать и вскоре жена ровно задышала мне в ухо. А я не мог заснуть, мысли бежали своей чередой, цепляясь одну за другую. Вскоре я обратил внимание на громкое тиканье часов: Тик-Так, ТИк-ТАк, ТИК-ТАК эти звуки долбили, сверлили мне мозг, ТИК-ТАК, ТИК-ТАК. Неожиданно на ладони возникла некая масса и с каждой секундой тик-так, тик-так она быстро увеличивала свой вес. Тик-так - вот я уже не могу держать эту массу одной рукой, перевернувшись на боку я ухватился второй рукой за руку и стал удерживать её, удерживать изо всех сил. Тик-так, тик-так вес массы вырос до семидесяти килограмм, я обливался потом, изо всех сил удерживая груз на ладони. ТИК-ТАК, ТИК-ТАК вес массы стремительно возрос и безболезненно провалился сквозь ладонь и упал на пол, пробил его и с обломками бетонной плиты рухнул на пол квартиры первого этажа, ломая деревянный пол и заваливая мебель у стены, провалился в подвал. Всё это я увидел явственно, как днём, несмотря на то, что вокруг меня была темнота ночи. Я лежал на постели, боясь пошевелиться, обливаясь потом: - Ничего себе, как "крышу срывает".
   Но громкое тик-так, тик-так снова начала свою разрушительную работу. Я поспешно спрятал руку под себя, но это не спасло меня от сумасшествия: я вновь ощущал, что моя рука лежит на краю кровати, ладонью вверх и снова ощущал и видел, как на моей руке росла масса. Опять она проламывала мой потолок, падала в квартиру внизу и уходила в подвал. Непроизвольно дёрнувшись, я нарушил сон жены.
   - Боря, всё нормально? - Она поцеловала меня в мокрые от пота волосы и, услышав, что всё хорошо вновь провалилась в сон. Подождав, пока она опять не задышала ровно, я осторожно слез с кровати и унёс часы на кухню, засунув его глубоко в шкафчик с крупами. Немного успокоившись, открыл холодильник откуда достал бутылку водки и, налив ударную дозу, влил её в себя. Остаток ночи я проспал без сновидений.
   Утром, чувствовал я себя не важно, да и вид наверно тоже был ещё тот. После завтрака жена решительно сказала мне: - Боря, шуруй-ка ты в госпиталь и если нужно - ложись.
   Я тоже уже особо не раздумывал.
   ...В течение недели прошёл полное обследование в окружной, военной поликлинике, в ходе которого были выявлены серьёзные отклонения и нарушения психики вследствии получения контузии.
   - Товарищ майор, вы служить хотите? - Услышал я вопрос, после бурного обсуждения врачами моего диагноза.
   - Конечно, какие вопросы? - Начальник военной поликлиники облегчённо вздохнул и, заполняя справку, начал рассказывать.
   - Раньше был приказ министерства обороны о том, чтобы увольнять на пенсию всех, найдя у офицера какие-либо отклонения в здоровье. Наувольнялись до такой степени, что сейчас спустили приказ - никого не увольнять. А у тебя, как раз такая контузия, что подходит под увольнение.
   - Нет, товарищ полковник, я хочу служить. Как говорится - Дал присягу, от неё ни шагу.
   Хлопнув печатью по заполненной справке, полковник встал и торжественно вручил её мне.
   - Товарищ майор, я поздравляю вас с вступлением в касту неприкасаемых.
   - Не понял? - Я непонимающе уставился на начальника поликлиники, который улыбнулся на все тридцать два зуба.
   - Да вы, товарищ майор, с такой справкой неподсудны ни одному суду, максимум вас могут положить на принудительное лечение на полгода, но при хорошем поведении и показателях вас обязаны будут выпустить, - "обнадёжил" меня медик.
   Выйдя из здания поликлиники, я ещё раз внимательно прочитал диагноз врачей и как клятву выдохнул: - Хрен вам, я нормальный офицер, и я сам справлюсь со своими проблемами.
  
   * * *
   Незаметно закончился слякотный март, прошёл апрель с солнечными и одновременно холодными днями, пролетели дождливые первомайские праздники. Жизнь продолжалась и без армии она была какой то суетной и мелочной - без цели и какого-либо определённого смысла. Всё как то в подвешенном состоянии, потому что никак не мог определиться с будущим, которое вне армейской жизни было серым и безрадостным. Что говорить: армия для меня была семьёй и любимым делом. И если передо мной был бы выбор - армия или семья, то наверняка я выбрал АРМИЮ. Но, а пока я существовал в длительном отпуске и чуть ли не каждый день бегал в полк, где размякал душой. Вот и сейчас, довольный и слегка уставший вернулся с полка. Задумчиво поглядел на кухню и решил - лучше сначала вздремну, а потом пообедаю.
   Уютно прилёг на диванчик, почитал минут пятнадцать и незаметно для себя стал проваливаться в сладкие объятия Морфея. Но не провалился. Зазвонил дверной звонок и разъявив на ширину приклада рот в длительном и сочном зевке, я направился к входной двери, гадая кто бы это мог быть. И был ошарашен.
   На лестничной площадке стоял Иван Иванович.
   - Вижу, вижу.... Удивлён моим появлением. Дай-ка пройду.
   Иван Иванович слегка отодвинул меня в сторону и прошёл в квартиру: - Ну что ж..., живёшь неплохо. Чего встал столбом, давай будем где то располагаться. На кухне? Что ж давай на кухне. Вид красивый из окна у тебя... Дайка ножик, мяско сейчас порежу, а ты помой помидорчики и огурчики. И тарелочки, тарелочки давай. Ага, рюмки вижу. Чего ты как варёный двигаешься? Борис, давай очнись. Не снюсь я тебе. Возьми и ущипни себя или давай я... Ааа..., больно? То то же.... Мы с тобой договорились встретится через два месяца в тринадцать ноль-ноль или как по военному - когда число тринадцать делится на два нуля...
   Так ладно. Что там у тебя с помидорами и огурцами? Помыл? Молодец. Давай сюда. Ну что ты там опять встал? Иди за стол садись. Всё готово. Я тут другой коньяк принёс. Арманьяк. Настоящий. Элитный. Могу смело спорить, что ты его не пил, а это будет повыше чем "Наполеон" Давай, только ты сначала выпей и не закусывай. Оцени букет - аромат...., вкус, ощущения. Ооооо....
   Иван Иванович даже глаза закрыл в блаженстве, потом открыл их и деловито подтолкнул меня: - Давай..., давай... Как французы рекламируют - Арманьяк обладает ароматом с нотками цветов жасмина, засахаренных фруктов, ванили и корицы, имеет округлый, бархатистый, сложный вкус - элегантный, мягкий и прекрасно гармонирующий с ароматом напитка.
   Я глотанул, попытавшись уловить все эти оттенки разом и прислушался к своим ощущениям: - Ну..., пьётся легко...., вкусный...., крепкий и чего то там намешано.....
   Иван Иванович рассмеялся, засмеялся и я, представив свою русскую задумчивую рожу, пытавшуюся что то там ощутить.
   - Ладно..., ладно... не обижайся. Это надо пить регулярно, тогда сможешь различать разницу, а то пьёте, понимаешь, водку на ацетоне, да произведённую хрен знает где. Да и не тот у тебя менталитет. Для того чтобы различать все ньюансы таких коньяков и вин надо быть французов от происхождения. Тогда ты можешь даже различать какого года урожая пьёшь. А так..., нравится тебе пить водку, хорошую - вот и пей. Это твоё.
   - Ну, так вернёмся к нашему разговору. Что ответишь?
   Я вновь налил себе коньяка и медленно выпил, добросовестно пытаясь ощутить всю богатую палитру вкуса напитка. Но, не обнаружив особой какого то шарма, с сожалением поставил рюмку на стол.
   - Боюсь, Иван Иванович, зря на меня время тратите...
   - Насчёт моего времени, можешь не беспокоиться. Я вне времени и кажется уже тебе это доказал, когда первый раз переместил в июнь. Ты сейчас, Борис, находишься на перепутье. Ты злой. Злой на окружающую тебя несправедливость, злой на власть, не нравится путь каким идёт Россия и куда катится общество, не нравится развал всего, что свято для тебя. Ты, хоть и являешься по духу и убеждению коммунистом, теперь прекрасно понимаешь за что боролись белогвардейские офицеры, против большевиков, против быдла и голодной, ленивой черни. Поэтому, а почему бы не использовать свой шанс и не попытаться всё это перевернуть?
   - Да..., хочу. - Чуть ли не выкрикнул в лицо Иван Ивановичу, - но куда деть предков, которые верили в бога, в церковь? Куда?
   - Куда? Куда...? Да туда же, куда и тебя церковь отправила. Ты наивно думаешь, что церковь за тебя, воина, молится? Так я тебе хочу глаза открыть - церковь всех воинов на время войны отлучает от веры. От-лу-ча-ет..... Она считает следующим образом - жизнь любого человека, в том числе и врага принадлежит богу. И только он решает, кого лишать жизни. И хоть война, даже Великая Отечественная, считается справедливой, но люди там убивали по своему выбору других людей. Брали прерогативу решения о лишении жизни в свои руки и тем самым грешили. В том числе и ты. Те кто верят в бога по настоящему, они после войны бегут обратно в церковь и замаливают свои прегрешения. Ты даже не представляешь какую по настоящему процедуру там надо пройти, чтобы снова стать полноправным членом церкви. А ты в церковь не бежишь. Вот и получается, что маешься на перепутье. А то что ты грешен и в рай не попадёшь, ты это и сам прекрасно понимаешь. Хочешь знать сколько боевиков убили снаряды выпущенные по твоему приказу? Хочешь.... Вот на ....
   Иван Иванович, достал дорогую ручку и быстро черкнул несколько цифр на салфетке: - Вот сколько боевиков, а вот столько мирных.
   Я глянул на цифры, сердце дрогнуло. В принципе, примерно такой расклад я и предполагал.
   - И всё таки, Иван Иванович - Нет.
   Я думал, что он огорчится, но тот даже глазом не моргнул: - Сегодня - Нет, завтра - Да. Время покажет.
   - Что? Создадите мне условия, чтобы я заорал - Да!
   - Ну что ты - на Зоне что ли? И я тебе не Кум. Мне важно чтобы ты пришёл к этому решению сам и тогда работать будешь злее и целенаправленнее....
   Я думал, что на этот наша встреча и свернётся, но мы ещё часа два просидели разговаривая о том, о сём. Больше, конечно, я его спрашивал и тот охотно рассказывал, разворачивая возможные перспективы.
   Иван Иванович ушёл, а я прибравшись на столе, прилёг на диван и незаметно уснул. Сколько спал - долго или нет.... Но с трудом проснулся от сильного стука в дверь и пронзительных трелей звонка.
   Протирая кулаками глаза, прибрёл к двери и только открыл, как в квартиру влетела разъярённая жена.
   - Ты чего не открываешь? Я все кулаки поотбивала об дверь..... Целых пять минут..., я уж не знала что делать? То ли ты умер..., то ли валяешься без сознания.... А ты просто спал. Выпил что ли? Да нет - не пахнет от тебя. - Жена сбавила обороты и уже внимательно смотрела на меня.
   - Что..., сердце опять?
   - Да нет, что то так крепко заснул....
   Жена, выплеснув в крике свои переживания, быстро успокоилась, а я сел на диван: - Ну.... надо ж опять Иван Иванович приснился. А ведь как всё натурально было, как наяву. И вкус коньяка до сих пор ощущаю.
   - А это что у тебя тут? - Хлопнула на кухне дверца холодильника.
   - А что там?
   - Это коньяк что ли?
   Слегка удивлённый я зашёл на кухню. Жена с интересом рассматривала знакомую мне бутылку коньяка "Арманьяк".
   Поставив бутылку на стол, жена снова сунула руку в глубь холодильника и достала оттуда тарелку с тонко нарезанными ломтиками мяса и осторожно попробовала кусочек: - Слушай..., вкусно. Откуда?
   Зная очень негативное отношение супруги на всё, что касается моих войн и длительных командировок, я конечно скрывал все свои душевные недуги. Поэтому ответил довольно нейтрально.
   - Да это друган приходил. Ты его не знаешь. Посидели, он выпил, я не захотел. Ну и всё....
   Жену мой ответ удовлетворил и мы через полчасика усугубили коньячок и я удивил жену, свободно прокомментировав про нотки цветов жасмина и засахаренных фруктов, ванили и корицы, а также про бархатистый, мягкий вкус....
   Валя недоверчиво-удивлённо посмотрела на меня, с первой рюмки не ухватившись за все эти сложные вкусовые гаммы и накатывала рюмочку за рюмочкой в попытке вкусить весь сложный букет. Так незаметно и нарезалась.
   А с Иван Ивановичем мы общались ещё несколько раз. И эти общения проходили в довольно непринуждённой обстановке. Он на меня особо не давил, не требовал и не ставил в неприемлемые условия жизни, чтобы выдавить из меня согласие. Я же больше не задавался вопросом - Сон это или наяву встреча? Едет у меня психика не в ту сторону или мне нужно обращаться к психиатру? Но я был нормальным русским мужиком, а не хлипким американцем, который по любому поводу и без него бежал к личному психиатру. Принимал всё как есть и не особо боялся, что у меня "сорвёт башню". Контролировал себя чётко. Но всё равно надо было как то прекращать эти встречи и наконец то обрести душевный покой. Но как это сделать - не мог понять.
   Помог как всегда случай. Я уже год как работал оперативным дежурным в одном из мощных охранных предприятий города. Офис располагался на последнем девятом этаже и как то в очередное дежурство в выходной день, к нам в дверь позвонили.
   Поглядев в глазок и увидев на лестничной площадке нескольких знакомых мне мужиков с восьмого этажа, я открыл дверь. Помимо них на площадке стоял представительный и моложавый священник в своём облачении с помощником.
   В нескольких словах мне объяснили суть происходящего. На восьмом этаже располагалось техническое помещение одной из фирм сотовой связи. Я уже бывал у них на этаже, когда пару месяцев назад пришло сообщение об заминировании восьмого этажа. Тогда тоже был дежурным и, с быстро примчавшимися службами МЧС, ФСБ, Милиции, прошёл в качестве понятого на их этаж, который был полностью заставлен стойками с оборудованием. В самом начале осмотра помещения произошёл смешной случай. Мент открывает ящик первого стола, а там лежит боевой пистолет ПМ. Немая сцена. ФСБэшник отвёл мента в сторону и бу..., бу..., бубу... ему на ухо и мент закрывает ящик и идёт дальше, а ФСБэшник отвёл в сторону багрового начальника смены и злым шёпотом стал ему высказывать своё неудовольствие. Недаром слух ходил, что эта сотовая под "крышей" спецов ходит.
   И вот сейчас, как это не удивительно, руководство фирмы решило, для улучшения связи, для исключения внезапно возникших каких-либо неприятных технических моментов, освятить оборудование, в том числе и антенны на крыше. Ключи от выхода на крышу были внизу, на первом этаже у наших охранников. И пока ходили за ключами, я пригласил батюшку к нам в офис и усадил его в удобное кресло. Как то сразу возникла мысль обратится с этим хитрым вопросом к священнослужителю и действовать, как он скажет.
   - Отец Павел, - так он мне представился, - я военный пенсионер, подполковник. В недавнем прошлом участник боевых действий первой и второй Чечни. За первую особо не переживаю. Там я был лишь небольшим начальником и уничтожал только боевиков. А вот во второй был уже большим начальником и в моём подчинении было мощное оружие. И я понимаю, что снаряды, выпущенные по моему приказу убивали не только противника, а в том числе и мирных жителей. Я чувствую на себе этот грех и ко мне стал регулярно приходить дьявол, предлагая перейти на его сторону. Но я не хочу. Я крещёный, но к церкви не принадлежу. Вот что мне делать и как от него избавиться?
   Всё это я высказал и ужаснулся тому, что рассказал. Хорошо в это время в коридоре офиса никого не было кроме нас и мне мигом не приписали сумасшедшие. Невольно сжался, ожидая не совсем адекватную реакцию священника на мою исповедь. Но отец Павел выслушал меня внимательно и доброжелательным тоном рассудил.
   - Сын мой. Это тебе не казалось, это действительно к тебе приходил дьявол и искушал тебя. И ты такой не единственный, к кому он приходит. Я сейчас прочитаю над тобой коротенькую молитву, а ты на неделе приходи в церковь на Вознесенской горке. Я там служу. И уже над тобой более обстоятельный и надёжный обряд совершим. Чтоб надёжно было.
   Я склонил голову и отец Павел встал с кресла и прочитал коротенькую молитву, а когда закончил её появились сотрудники сотовой связи с ключами и они ушли освящать антенны на крыше.
   Конечно, у меня как у человека здравомыслящего, была определённая доля скептицизма. Как так? Как несколько слов молитвы может повлиять на глубинные слои моей психики и Иван Иванович больше не придёт?
   Но как это не парадоксально - Иван Иванович больше меня не посещал. Правда, и к отцу Павлу я тоже не ходил.
   ....... Прошло больше десяти лет. Я несколько лет вообще не вспоминал об Иван Ивановиче. Жил, работал, рос в гражданской жизни. Но в последнее время стал его вспоминать всё чаще и чаще. Вроде бы по всем меркам выбился в средний класс, благополучно живу, дети устроены и надёжно встали на правильный жизненный путь. Живи да радуйся. Но вот окружающая меня жизнь и действительность, особенно на мелком бытовом уровне как то стала меня доставать, видя как активная, молодая часть народа уверенно скатывается в быдлячество и пошлятину. Да и чего греха таить и государство тоже, принимает в этом активное участие оболванивая с экранов ящиков население. Вместо того чтобы наоборот бороться с этой деградацией и низкой культурой не только воспитания, но и общежития. Заводит меня, когда вижу как из окон автомобилей летит на улицу или обочину мусор, раздражает, когда в медленно двигающейся пробке стоят десятки автомобилей, а по обочине летят хитрожопые, которые потом вклиниваются и ещё больше замедляют движение. Убивает, когда машину бросают не у своего дома, а когда делаешь замечание вылупают глаза и заявляют - А ты что эту землю купил? Возмущает оханье и аханье насчёт порядка, организованности и чистоты, когда возвращаются "оттуда" и тут же сами, у себя в стране превращаются в быдло, загаживающее всё и вся. Как то увидел как самосвал "КАМАЗ" вывалил в засеяном поле кучу строительного мусора. Я ведь тогда чуть не убил этого водителя. Я бил, бил и бил его до бессознательности. А ведь не хотел. Только всего, вежливым тоном, задал вопрос - Зачем вы это сделали? Так в ответ он из кабины достал монтировку и хреново улыбаясь спросил - Ты кто такой, чтобы мне эти вопросы задавать? Может тебе по башке настучать.....? Только я ему настучал. Потом забрал права. Ох и выл он. Права сжёг. Конечно, с моей стороны это чистого вида уголовка, а его проступок тянул лишь на административный штраф. Но уже смотреть на это безучастно не хватает сил.
   И порой ох как хочется заорать на весь мир - Иван Иванович - ДАААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА......!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
  
  
  Екатеринбург
  Июнь 2013 года.
  
  
  
  
Оценка: 8.76*47  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023