ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Цеханович Борис Геннадьевич
Бойцы

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 9.26*32  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Воспоминание о своих бойца. Фамилии некоторых солдат изменены

  Бойцы.
  
  
   Дело было вечером - делать было нечего. Но и в нашем кадрированном полку вечер можно было провести приятно и со смыслом, или же без оного. Скинулись мы - я, командир второго дивизиона, со своим комбатами и с комбатами первого дивизиона, которыми я тоже временно командовал по причине "ваканта" командира первого дивизиона. Купили пива, рыбки, кое что ещё на стол и решили уже не формально пообщаться. Так сказать немного расслабиться. И вот в этот пикантный момент, когда ты первую кружку возжделенно подносишь ко рту, тебя срочно вызывают к командиру полка.
   Чёрт..! Сегодня полкового совещания не было и неожиданный вызов пакостно предполагал такой же неожиданный приказ с таким же дурацким сроком выполнения - К утру..., К понедельнику и что самое хреновое - НЕМЕДЛЕННО.
   Командир, вальяжно раскинувшийся в кресле, принял доклад о прибытии и кивнул - Сядь.
   - Боря, у тебя ведь все бойцы на дембель ушли? - Полуутвердительно и полувопросительно спросил командир, приподняв одну бровь.
   - Так точно, товарищ подполковник.
   - То есть ты сейчас - Гол как сокол и нищий как вошь в кармане латыша....
   - Так точно, товарищ подполковник... Заколебала эта нищета. Задумал тут с комбатами обновить всю экипировку и матбазу на оба дивизиона.... Короче, заколебались резать чертить, клеить..., ну и так далее. А что у вас вариант с бойцом есть.
   Командир аж встрепенулся в кресле: - Во..., что значит опыт и профессионализм. В точку, Цеханович, смотришь. Есть боец и как вы артиллеристы любите - из интеллигентной семьи, умный, рисует и красиво пишет.... Может ещё пляшет и классно поёт. Отдаю...., как от сердца отрываю... Себе б такого забрал..., но помня о любимой артиллерии.... Правда, насчёт пляшет и классно поёт я только что сам придумал. Но всё равно - боец есть.
   Как то такай щедрость мне не совсем понравилась, а сделав поправку на многолетний опыт и профессионализм, который как говорится - не пропивается - НАСТОРОЖИЛСЯ. Потому что такой флакон, в котором всё вместе и умный, и рисует и красиво пишет, да ещё из интеллигентной семьи, в армии просто не существует, да при том что его не забирают себе, а наоборот отдают. Явно флакончик то битый....
   Командир уловил мою настороженность, засмеялся: - Да ладно, успокойся... и колючки из глаз убери. Завтра пойдёшь в 276 полк и заберёшь его к себе.
   - Есть, товарищ подполковник, - я поднялся, - разрешите идти?
   - Да куда ты помчался? Сядь, - с досадой воскликнул командир, - тебе, что не интересно какую подляну подсовывает родной командир полка?
   Я внимательно посмотрел на командира. Был он нормальным командиром, грамотным и справедливым, проявлял заботу о своих подчинённых и пёкся за полк. Пользовался заслуженным авторитетом в офицерской среде и что не мало важно, допускал обсуждение своих приказов, правда, только в разумных пределах. Даже можно было слегка и эмоционально поспорить с ним и попытаться как то убедить его и развернуть ситуацию в другую сторону. Но если ты "зарывался" случайно, или переходил некую незримую границу, либерализм прямо выдувался из командира насквозь и тогда приказ выдавался жестяным голосом, а ты стоял по стойке "Смирно".
   Сел и со вздохом сожаления приготовился слушать эти подлые слова.
   - Боря, - командир подался вперёд и опёрся грудью на сложенные руки, как бы придавая проникновенность своему тону и словам, - Этот приказ мне спулила дивизия, а им навязал округ. Я как мог барахтался, сопротивлялся, но ничего поделать не смог. Ну, ты ж меня знаешь.
   Да, я знал командира и даже представлял, как он мог сопротивляться. Но его тоже видать поставили по стойке перед приказом.
   - Ну, так вот. Боец то действительно есть. И ты его завтра можешь забрать. Из молодого пополнения и округ держит этого бойца на особом контроле.
   - Что? Чей то сынок? - Предугадал я.
   Командир откинулся на спинку кресла: - Да. Сегодня прибыл с молодым пополнением, а завтра ты его заберёшь под своё крыло. Фамилия его...., - дальше командир полка с видимым безразличием назвал фамилию молодого солдата. Фамилия оказалась знакомой и я наморщил лоб, добросовестно пытаясь вспомнить - Кто это?
   - Ну, как тебе, фамилия...? - Через некоторое время, с любопытством наблюдая мои потуги, спросил командир.
   - Блин. Фамилия больно знакомая, а вот никак не могу вспомнить хоть одного полковника или генерала окружника с такой фамилией.
   - Боря....! - В весёлом изумлении взвился командир, - Ты что, не знаешь эту фамилию?
   - Так я и говорю - знакомая фамилия, а вспомнить не могу.
   - Ну, ты даёшь! Услышав эту фамилию, люди вскакивают с места и восторженно восклицают - ООООооооо....., - командир округлил губы и глаза, отчего его лицо мигом стало глупо-восторженным.
   - Хорошо..., если это не сынок окружника, а с министерства обороны, то мне чего то ООООооо..., говорить не хочется. А наоборот, разочарованно - УУУУуууууу....
   - Какое министерство обороны? - Командир откровенно веселился, - ты хоть ни кому не говори, что не знаешь про этих знаменитостей, дебильной деревенщиной выглядеть будешь....
   Я в недоумении скорчил рожу и ещё раз попытался вспомнить.
   - Боря..., - в отчаянном веселье вскричал командир, - ты хоть телевизор и кино смотришь иногда....???
   - Тьфу ты..., японский городовой... Вот это я тупанул, товарищ подполковник, - слова "телевизор" и "кино" сыграли роль кодовых слов и в башке у меня сразу же всплыла целая семейная плеяда артистов, киноартистов, режиссеров, писателей обременённых народной любовью, с кучами вручённых различных премий начиная от Сталинской, Ленинской и кончая Государственной, увешанные различными званиями "Народный артист РСФСР, Народный артист СССР", уж не говорю про многочисленные ордена и можно и дальше вспомнить и другие титулы.
   - Погодите, товарищ подполковник, насколько я помню у них только одна дочка - артистка, тоже заслуженная. И всё.
   - Ну это, Боря, совершенно не важно - одна, две.... Или пять по всему Союзу. Важно то, что у этой знаменитой семьи есть любимый, вот этой дочерью, тоже знаменитой артистки, мальчик, родственник, который и будет служить у тебя. И это она именно там, в Москве, и подняла в министерстве обороны вот эту нехорошую волну. И мы с тобой, и с ним вместе, теперь будем служить как под прожектором.
   Я нервно забарабанил пальцами по крышке стола, тихо матюкнулся и намекающее спросил: - Товарищ подполковник, а почему я?
   Командир улыбнулся иезуитской улыбкой: - А куда и кому? Это ты мне предлагаешь это тепличное создание отправить служить в танковый батальон? В этот НАРОД? Который он видел из Москвы, и только по телевизору? Чтоб его там научили материться, пить, курить, вульгарно трахать совхозных девок в грязных сараях и боксах и много чего другому....? Это ещё ладно бы, хоть какой то жизненный опыт получил бы... Но ведь его там мигом зачмырят и прогремим мы на всю нашу демократическую общественность, которой только и дай повод ещё раз в гавно нас окунуть...
   - Ну, зачем то в танковый батальон. У нас ведь кроме артиллерии есть и другие, даже более интеллигентные подразделения.... Рота связи, например. Там и бойцы нормальные.
   - Какая рота связи? О чём ты говоришь? Если наш полк был бы развёрнутым, то командир роты никогда не стал бы ротным. Ему самому нужна нянька и бойцы там тоже такие же лохи, как он сам. Прапорщика Сергеева даже в расчёт не берём.
   Но я продолжал гнуть свою линию: - Товарищ подполковник, ну а зенитчики. Там и офицеров комплект и все опытные.
   - У меня претензий к зенитчикам нет. Офицеры на месте и опыта у них не занимать. Но у них методика работы с личным составом совершенно другая, чем у тебя. И я с ними, вернее мы всем полком, ещё быстрее известность получим, чем если его танкистам отдать. Ну, что ты не понимаешь что ли?
   Короче, всё, Боря. Ты мой лимит демократичности исчерпал. Я уже и в дивизию доложил, что ты персонально за него отвечать будешь и они сразу успокоились. Так что иди завтра на сборы молодого пополнения, забирай его, сажай в канцелярии, дай ему линейку, карандаш и пусть он там все два года сидит и учерчивается на хер.
   - Не, товарищ подполковник, слишком вы упрощенно на это всё смотрите. Это мне сейчас нужно чисто вымыть шею, посадить его туда и все два года нести его на своей шее, при этом вытирать ему сопли и наверное задницу тоже....
   - Во, Боря, ты самую суть понял и даже планчик небольшой накидал, где первым пунктом идёт - Вымыть шею...
   - Всё вам смешки, товарищ подполковник, а мне отдуваться...
   - Нам, Боря, нам с тобой вдвоём если что под жопу и дадут, и на пенсию выгонят....
   - Ага, вы уйдёте туда подполковником и командиром полка, а я только майором. Я тоже подполковника хочу получить.
   - Ладно тебе хныкать. Во всё этом надо и положительные стороны видеть - зато познакомишься со знаменитой артисткой и ещё хвастать потом этим будешь...
   - Да на хрен мне такое знакомство. Как женщину я бы её и трахнул, а как артистка она на мой взгляд совершенно посредственная, а так одни только головняки от неё.
   Командир расхохотался во всё горло: - Самое интересное, что ты её и оттрахаешь. Даже не сомневаюсь в этом, и солдатика этого оближешь с ног до головы, и наши борзые Даги в его сторону даже смотреть не будут, зная что это твой солдат и по еблищу получат мигом, если они даже только мирно поздороваться с ним захотят.... Всё, Боря иди... Иди, а то пиво нагреется.
   Командир отпускающее махнул рукой, а я предложил: - Товарищ подполковник, может присоединитесь к нам? А?
   Подполковник с укоризной посмотрел на меня: - С тобой и с твоими командирами батарей - запросто, а вот с комбатами первого дивизиона - это только себя не уважать.
   - Так может я сюда притащу пива, рыбки - сядем, расслабимся..., - предложил сразу другой вариант.
   - Иди..., иди, Боря. Сплачивай и спаивай свой коллектив..., - и уже когда я был на пороге добавил, - да.., чуть не забыл. Дивизия предупредила, что вот эта артистка приедет сюда недельки через две и обязательно проведает своего любимца-протеже. Так что солдат должен быть всегда чистый и без, не дай бог конечно - синяков.... Про отрицательные впечатления от службы, я вообще не говорю.
   Моё появление в канцелярии, встретили хмельным и одобрительным гулом, судя по которому было понятно - ребятишки успели уже влить в себя по литрику и уже слегка расслабляющее поплыли. А я с удовольствием посмотрел на своих комбатов капитана Панкратова и лейтенанта Семухина. Семухин хоть и двухгодичник, но толковый и добросовестный, которому можно было поручить любую задачу. Про Панкратова и говорить не хотелось - любой командир хотел бы иметь такого подчинённого - грамотный, ответственный, просто добросовестный и я уж не говорю про хороший боевой опыт. Третий комбат у меня был вакант. В первом дивизионе - тоже два комбата, два двухгодичника. Яркие представители пиджакового племени. Лейтенант Глазырев - невысокого росточка, худенький, но чересчур активный и бестолковый. Вроде бы не дурак, схватывал всё на лету, но делал как специально всё наоборот. Как говорит мудрая армейская пословица - Лучше иметь в подчинении предателя, чем подчинённого дурака. Ещё хуже, когда дурак с инициативой. Там хоть знаешь, что предатель предаст рано или поздно, а вот дурак может подставить в любой момент. Особенно когда он инициативный. Лейтенант Харченко, наоборот длинная дылда, по характеру сангвиник. Этому даже ничего и не поручалось. Бесполезно, только под непосредственным руководством. Так что командир полка был прав. Но ничего, я не командир полка - могу с ними посидеть и попить, тем более что они меня уже обогнали на целый литр и мне надо догонять.
   В отличии от меня, офицеры сразу поняли про кого я говорю, когда рассказал о причине вызова к командиру. Харченко и Глазырев восхитились самой возможностью познакомиться и с отпрыском знаменитой фамилии, и со знаменитой артисткой. Мой Семухин озадаченно хмыкнул, а Игорь Панкратов с осуждением посмотрел на "пиджаков", коротко и ёмко бросив: - Дебилы...
   - И что делать будем? - Спросил Игорь.
   Я хорошо отхлебнул пива, на секунду задумался, а потом с досадой ответил: - Что, что...? Завтра пойду его получать и буду думать, как его сплавить...
   - Зачем? - Чуть ли не хором и удивлённо спросили Глазырев и Харченко, - ведь прикольно, товарищ майор, ни у кого такого солдата нет, а у нас есть....
   - Да..., "широка страна моя родная...", - с презрением в голосе проговорил Панкратов, глядя на веселящихся Харченко и Глазырева, а потом злым голосом стал просвещать безлошадных командиров батарей - что такое солдат, особенно такой какой придёт завтра, а я как то погрузился в прошлое и перед моим мысленным взглядом как бы строем прошли все бойцы, которыми когда либо командовал. Были они разные и всякие. И хорошие, с которыми легко было служить, и плохие, которых нужно было заставлять служить. Толковые и бестолковые. Холерики и сангвиники. Добросовестные и хитрожопые. Умные и чересчур "вумные", которым "ум" мешал правильно смотреть на жизнь и на службу в армии. Всякие. И все оставили в душе свой след: кто хороший, а кто не очень....
   - Борис Геннадьевич, - прервал мои мысли разгорячённый Игорь Панкратов, - расскажите им про своих солдат. Какие они бывают. Про "голубого", который служил у вас, про первого своего солдата здесь в противотанковой батареи, а то они нюх совершенно потеряли. Видели тут и имели дело только с Серёгой Лихачёвым и Серёгой Колчановым, с этими толковыми и преданными бойцами...
   Я выслушал горячечную речь капитана, поглядел на растерявшихся комбатов первого дивизиона, которых надо учить и учить...
   - Хорошо, расскажу.... Только про этих потом, а вот мне чего то вспомнился один солдат, из советского времени. Правда, сейчас уже не помню - еврей он был или не еврей, но фамилия у него была - Пыц. А солдаты переиначивали на Поц, что по-еврейски вроде бы член.
  
  Рядовой Пыц.
  
   Рядовому Владимиру Пыц, повезло трижды: призвали его в армию последней партией, под самый Новый год. Избежал сборов молодого пополнения с бесконечно суматохой, зубрёжкой Уставов и нудными строевыми занятиями. Я уж не говорю про физические нагрузки, которые могли обрушиться на его неокрепший организм. И сразу попал к нам в батарею, где навечно был зачислен Герой Советского Союза старший лейтенант Борщик и куда специально отбирали личный состав. 90% рядового состава были тоже молодые солдаты, призванные с родной деревни Героя и где их тщательно отбирали на общем собрании всем совхозом миллионером. И молодые сержанты, пришедшие с учебок, тоже показали себя добросовестными и порядочными. А ведь мог попасть в другие батареи, где наоборот до 70% рядового состава были безмозглые азера, которые своим поведением чуть ли с гордостью подчёркивали - Мы спустились с гор за керосином, а нас забрали в армию....
   А так пришёл, в течении трёх дней изучил в тепличных условиях основные положения Уставов, отстрелял из автомата контрольное упражнение, Присяга у Боевого Знамени части и покатилась рутинная служба. Парнишка вроде бы толковый, не дурак и ничего не предполагало, что у нас и у него могут возникнуть сложности и странности.
   Как только он принял Присягу, так сразу же обратился с просьбой отпустить его в увольнение, чтобы позвонить маме и сообщить о данном факте. Ничего в этом особенного мы не видели и солдат в ближайшее воскресенье ушёл в город и вовремя вернулся. Прошло две недели, в течении которых Пыц добросовестно выполнял все свои обязанности и не имел нареканий со стороны сержантского состава, да и нашего. Но ровно через две недели после увольнения, солдат наотрез отказался идти в парк на занятия.
   - Товарищ капитан, - бесстрашно заявил он в канцелярии командиру батареи капитану Беденко, - сейчас должны позвонить из строевой части и вызывать меня для оформления документов на досрочное увольнение из Армии.
   - Какого увольнения? - Удивился не только комбат, но и мы присутствующие в канцелярии, - солдат, ты только призвался и тебе ещё трубить и трубить....
   - Ни как нет, товарищ капитан, - безбашенно перебил комбата рядовой, - я у матери единственный кормилец. Сразу же, после Присяги, сообщил матери о её принятии и вот-вот из военкомата придут необходимые документы на увольнение.
   В канцелярии повисла удивлённая тишина. Комбат крякнул, покрутил могучей шеей в тесном вороте рубашки и выдал решение: - Ладно, разберёмся, а сейчас идёшь в парк на занятия. Позвонят, тебя оттуда вызовут...
   Но не тут то было, солдат упёрся и наотрез отказался, твердя - что вот сейчас... Сейчас, в течении трёх минут позвонят... Чего он будет бегать из парка в казарму... Сразу оформится и на вокзал. Домой.
   Был бы это солдат, прослуживший хотя бы год, да покрепче, Беденко особо бы не рассуждал. И солдат, потирая рукой либо задницу, либо челюсть с радостью, что ничего не сломано, убежал бы впереди подразделения в парк. Но перед нами стоял молоденький солдат, худенький, которого запросто можно было "перешибить соплёй".
   - Шиза какая то, - недовольно пробурчал комбат и пошёл звонить в строевую часть, а вернувшись удовлетворённо объявил, - рядовой Пыц, давай все эти мысли выкидывайте из головы и идите на занятие. В строевой части ничего не знают о тебе. Бред какой то....
   Но солдат залился слезами, сквозь которые всё твердил и твердил - Что если сейчас нету, то через десять минут документы придут.
   - Пффффф..., - комбат беспомощно пустил воздух через губу и откинулся на спинку стула, после чего кивнув головой на рядового Пыц, распорядился, - Боря, бери его, садись с ним и побеседуй - что там и к чему. Потом доложишь.
   История рядового Пыц была простенькая. Призвался из Днепродзержинска и действительно отца не было и воспитывала его одна мать. Когда пришла повестка в армию, мать сказала: - Сынок, идёшь в армию. Как только ты принимаешь присягу, сообщаешь мне и я иду в военкомат и ставлю их в известность, что я инвалид такой то группы и ты являешься единственным кормильцем. А согласно Закона о всеобщей воинской обязанности, где сказано про единственного кормильца - тебя должны уволить. Вот тебе 50 рублей. Смотри, никуда не трать - на них и поедешь домой.
   Володя Пыц солидно достал новенькую зелёную банкноту в 50 рублей и с благоговением продемонстрировал её мне
   - Вот так, товарищ прапорщик, - солдат сидел напротив меня и смотрел чистыми, незамутнёнными, детскими глазами, свято веря в рассказанное и в то - что так и будет.
   - Хм..., а чего мать сразу не пошла в военкомат? Тебя бы просто не призвали.
   - Так, товарищ прапорщик, если бы меня не призвали - это одно дело. Как будто я больной и неполноценный какой то. А так принял Присягу и уволен из армии по Закону. То есть я в армии служил...
   Хм..., ситуация сложилась дурацко-патовая. Солдат отказывался отходить от телефона, стоявшего на тумбочке дневального, дальше пятнадцати метров. Я уж не говорю про занятия и работы. Его можно было только вывести силой или же вынести. Единственно, что он позволял себе - это приём пищи и баня. Всё остальное время блуждание по казарме, причём так чтобы телефон всегда был в пределах видимости и слышимости. И если звонил телефон, то Пыц срывался с места и оглашено летел на телефонную трель.
   - Не подымай трубку... Я сам её возьму... Это мне звонят...., - орал он перепуганному дневальному, такому же молодому солдату. Хватал её и представлялся, - рядовой Пыц слушает...
   И разочарованно передавал её дневальному. И ничего мы поделать не могли - Молодой солдат.
   - Чего вы там? - Ворчал замполит полка, когда к нему за советом пришёл комбат, - не можете с молодым солдатом справиться? Доведите до него каждую статью Закона о всеобщей воинской обязанности под роспись. Да он заколебается подписывать и сам выбросить эту блажь из головы. Короче, идите, товарищ капитан, и работайте. У меня другие проблемы и более глобальные, чем ваш солдат.
   Водили его и к строевику, где капитан шаркал ногами по щербатому паркету и, ёрничая, с серьёзным выражением лица, толковал рядовому: - Товарищ солдат, вот поверьте.... Как только придут документы, вот прямо тут же бросаю все дела, звоню вам и в течении пятнадцати минут уволю вас. Не секунду позже. Даже ночью, прибегу в строевую и через пятнадцать минут вы будете уволены...
   Беседовали, доходчиво рассказывали, обещали - но всё было бестолку. Солдат ждал своего дембеля. Быстрого дембеля и в любую минуту, я уж не говорю секунду.
   И мы махнули рукой: - Пусть идёт вечным дневальным и стоит на тумбочке, а ты Боря, срочно письмо в военкомат - пусть проверят его семейное положение и дадут официальный ответ, - вынес решение командир батареи.
   Такое временное решение устраивало всех: и рядового Пыц и нас. Теперь он на законных основаниях находился у телефона, предаваясь мечтаниям, как он.... Вот сейчас зазвонит телефон и его вызовут в строевую часть, а через пятнадцать минут, как обещал капитан-строевик, он с независимым видом зайдёт в казарму уже свободным человеком, на зависть всем.... И как он поедет на эти пятьдесят рублей домой, к маме.
   Ходил он через сутки и был рад, что его никуда не дёргают, а в перерыве между нарядами помогал старшине в казарме.
   Через три недели пришёл официальный ответ от военкома, в кратком содержании извещающий нас, что по нашей просьбе работник военкомата ходил к матери рядового Пыц с проверкой семейного положение. Действительно Мария Ивановна Пыц, воспитывала сына одна. Действительно является инвалидом такой то группы и по поводу увольнения сына по этому поводу обращалась в районный военкомат, где ей был дан отказ.
   В соответствии с Законом о всеобщей воинской обязанности рядовой Пыц имеет право на досрочное увольнение при таких семейных обстоятельствах только при достижении матерью солдата возраста 55 лет. Сейчас же Марии Ивановне Пыц 53 года и 55 лет она достигнет в июле следующего года. Тогда и будет уволен рядовой. Подпись военкома, печать.
   Мы собрались в канцелярии и стали совещаться - Как быть? Отказ от увольнения может запросто "убить" солдата или же подвигнуть его на необдуманный поступок. Скрывать письмо до бесконечности мы не можем. Ну, пару дней, ну..., неделя...
   Не говорили рядовому о письме сутки, а за эти сутки подготовили пятерых надёжных солдат-сержантов, которые ни на минуту не должны были выпускать из своего поля зрения Пыц, чтобы он не наделал глупостей. Пригласили его в канцелярию и дали прочитать ответ военкома.
   Для него это был страшный удар, когда в один момент разрушились все хрустальные замки, а жизнь повернулась своей неприглядной изнаночной правдой. Рядовой Пыц прямо на месте грянул в обморок. Три недели солдат был в депрессии и желал только одного - умереть. Он не хотел жить и служить. Хотел либо сразу умереть, либо заснуть и проснуться через год и столько то месяцев чтобы прямо с кровати - встать, взять в руки чемодан и уйти на вокзал. Так все эти три недели не зарастала "народная тропа" к кровати, где он лежал безучастный ко всему. Кто только не сидел у этой кровати в попытке разговорить, расшевелить и заставить его жить. Приходил даже командир дивизии - постоял в сторонке, похмыкал и удалился.
   Спустя три недели солдат смирился с участью и встал с кровати, ещё через месяц вроде бы втянулся в жизнь подразделения, но выполнял все свои обязанности солдата, приказы чисто механически и с равнодушием, уйдя глубоко в себя. Но жизнь - есть жизнь и она потихоньку подчиняет себе всё. И летом Володя Пыц наконец то зажил полноценной жизнью.
   Зная о том, что у него есть 50 рублей, многие подкатывали к нему, просили взаймы, а азера вообще решили отобрать у него силой и тут Пыц впервые проявил мужскую сущность и насмерть дрался за эту банкноту, превратившийся для него в икону и символ ДЕМОБИЛИЗАЦИИ и СВОБОДЫ.
   Но банкноту банально украли. Украли ночью. А утром на разводе он вышел из строя и громко сказал: - Если завтра..., к утру.... Не вернёте. Я всё равно узнаю кто это сделал и убью того..., - это было сказано сильно и очень убедительно, а на следующее утро эту самую банкноту он обнаружил на своём месте, в военном билете.
   Полтора года службы для рядового Пыц прошли благотворно. Из худенького, зажатого юноши, Володя превратился в рослого, красивого и возмужавшего парня, на которого с женским любопытством заглядывались девушки, когда он гулял в увольнении или нёс службу в патруле.
   За неделю до 55летия матери, заматеревший рядовой Пыц пришёл в строевую часть и потребовал от строевика заранее подготовить документы на дембель. Капитан долгим взглядом смотрел на борзого военнослужащего, флегматично решая про себя - либо послать бойца подальше, либо подготовить документы. Рассудив здраво, что этот солдат его всё равно задолбает свои дембелем, отрывая от других задач, со вздохом сказал: - Хорошо, приходи вечером - покажу.
   Конечно, многие офицеры с других частей, особенно с пехотных, осуждали нашу, как они говорили - "мягкотелость" в отношении данного солдата.
   - Чего вы там? - Бурчали они, сидя за столом в совместной компашке, - дали бы в рыло и пусть служит. Вот ещё... А то ходит и требует... Придёт время - уволят же...
   Но мы только посмеивались. Артиллерийский полк и офицеры-артиллеристы в работе с личным составом несколько отличались от пехотных, где было всё просто и ясно. А неординарная история с рядовым Пыц стала добрым полковым анекдотом, за ходом которого с интересом следил весь полк.
   Документы были готовы, как и обещал строевик и Пыц был удовлетворён их видом, особенно содержанием. Но он выдвинул новое условие.
   - Товарищ капитан, я должен буду уволен в 00:01 часов 10 июля - в день рождение моей матери.
   Тёртый и матёрый строевик не ожидал такого поворота и даже на секунду растерялся, но тут же пришёл в себя.
   - А не много ли ты на себя берёшь, товарищ солдат?
   - А что я такого сказал, товарищ капитан? - Пыц был уже дембелем, поэтому мог себе позволить некоторые вольности и даже слегка настоять, - вы вечером у командира полка подписываете документы, ставите печати и в 00:01 10 июля я должен быть уволен. Всё по закону. В это время моей матери стукнет 55 лет. Я ведь ничего лишнего не прошу. Если вы хотите спать в это время, то можете документы отдать дежурному по полку, а он мне их вручит в назначенное время.
   Пыц был уверен в своих непробиваемых аргументах, но строевик пришёл в себя и вновь превратился во въедливого военного чинушу, каким он по сути и был: - Солдат! Если ты тут и мне будешь стаивать условия, то я тебя имею право уволить в 23 часа 59 мину 10 июля и формально не нарушу Закона. Даже сам тебе вручу документы. А так ты получишь документы на увольнение в 10 часов утра после развода. Я считаю это нормальным, хотя по распорядку работы строевой части могу уволить с 17:30 до 18:00. Так что выбирай.
   Здравомыслия у Пыц хватило не спорить с капитаном и он согласно мотнул головой и 10 июля в 10:01 минуту рядовому Пыц вручили документы на увольнение. Строевик поздравил его и хотел произнести напутственную речь, но был беспардонно остановлен.
   - Не надо, товарищ капитан, я сам всё знаю, как мне жить, - и спокойно вышел из строевой части, оставив капитана с открытым ртом и с уязвлённым самолюбием.
   - Хоть бы спасибо сказал, Пыц, - крикнул в закрывающуюся дверь строевик.
   Дверь вновь открылась и на пороге появился Уволенный: - За что спасибо, товарищ капитан? Вы выполнили положенные обязанности. Я тоже выполнил свои солдатские обязанности....
   В канцелярии батареи рядовой Пыц, приложив руку к фуражке, браво доложил командиру батареи о самом факте увольнения и предложил сделать соответствующую запись в Штатно-должностной книге.
   Дождавшись окончания записи, под нашими любопытными взглядами, обстоятельно сложил документы во внутренний карман парадного кителя, рядовой Пыц приложил руку к головному убору и рявкнул бравым голосом: - До свидания товарищи офицеры.
   Развернулся и ушёл не только с канцелярии, но и из казармы, сухо попрощавшись с внутренним нарядом, оставив в наших душах осадок. Всё таки пришлось очень много с ним повозиться... Да какой там повозиться? Понянчиться, чтобы он за эти полтора года стал нормальным парнем. Ну, бог с тобой Володя Пыц.
  
  
  Рядовой Кобылов Кобыл Кобылович.
  
  
   Майора Шаталова, которого менял на противотанковой батарее после Кубы, немного знал и до Кубы. Он и тогда квасил, а сейчас пил "по чёрному", поэтому его и увольняли с армии. Накануне я его выловил в городке в более-менее нормальном состоянии и он клятвенно обещал прийти и сдать батарею. Но не пришёл. А забегая вперёд, скажу - больше его и не видел. По большому счёту принимать то и нечего было. Кадрированный полк, такая же батарея 85 мм противотанковых пушек и один солдат, прослуживший полтора года - Дембель. Семь новеньких ЗИЛ-131, прямо с завода и чтобы их не разграбили, стояли они на складе РАВ, за колючей проволокой, так как своего бокса в батарее не было. Вернее он был. Его построили, и даже завели под крышу, но не достроили. Отсутствовали четверо ворот, не было пола и что самое хреновое половина пола составляло банальное болота, где утонув по кузов насмерть сидело ещё два батарейных ЗИЛа, древние как гавно мамонта.
   Всю недостачу вбил в акты приёма. Пошёл он на хрен. Пришёл бы на сдачу - всё бы решили, а так..... Всё принял уже до обеда, а после него пошёл искать солдата Кобылова, который числился по штату.
   Солдат в полку было человек шестьдесят. В основном это были танкисты, а остальные по одному, два человека на подразделения. Жили они в одном расположении, называемый танковый батальон. Зашёл и поинтересовался у внутреннего наряда, где тут рядовой Кобылов и его кровать.
   Дежурный, вместе с нарядом сардонически посмеялись над наивностью нового командира батареи, но кровать показали. Обкоцанная, чуть ли не ржавая и погнутая. Наверно, самая херовая кровать дивизии, побывавшая под танком. Такое же рваное и замасленное одеяло, под которым не было простыней. Но для того чтобы постель не выделялась на общем фоне других кроватей, она была этим ветхим одеялом аккуратно заправлена и сверху лежала подушка в серой от грязи наволочки. Ну и такие же полотенца - лицевое и ножное. Разбитая тумбочка и облупленная табуретка, где на сколах запросто можно было посчитать многочисленные слои краски, за счёт которых она и стояла. Кровать была в самом дальнем углу, и поэтому, сливаясь с основным фоном, не выделялась.
   - Понятно, а где сам солдат? Где мне его найти и как он выглядит? - Спросил сержанта, предполагая что тот хотя бы временно к какому то подразделению причислен и находится на работах. Дежурный снова глумливо ухмыльнулся, что меня здорово скребануло, но своё нарастающее раздражение задавил. Пока было не время ставить себя над этим сержантом. Ещё рано, а прекрасно зная реалия армейской жизни - думаю, что основная моя проверка "на вшивость" сегодня и произойдёт. Тем более, что я её ускорю. Инициативу надо брать в свои руки и напасть первым.
   - Так всё же - Где рядовой Кобылов Кобыл Кобылович?
   - Товарищ старший лейтенант, вы его не здесь ищите, а в парке. Он там уже три недели живёт? - Ядовито сообщил сержант, а я внимательно и многообещающе посмотрел на дежурного и также многообещающе сказал.
   - Я ещё с тобой, сержант чуть по позже пообщаюсь....
   Через полчаса про своего солдата знал всё. Честно сказать ему не повезло с командиром батареи и с самого начала службы он был брошен и предоставлен самому себе. Как мне сказали физически развит, но не ощущая командирской поддержки и заботы, он быстро опустился и его почти зачмырили. Денежное довольствие не получал, потому что комбат пропивал эти несчастные 3 рубля 80 копеек. А последнее время полковые азера на него стали наезжать и он был вынужден уйти жить в парк, в полуразрушенный кунг от ГАЗ-66.
   Я зашёл в финчасть и попросил бланк чистой денежной ведомости. Затем сходил на вещевой склад арт. полка, где наш полк стоял на довольствии. Складчиком был мой старый товарищ прапорщик Воробьёв.
   - Толя, не в службу, а в дружбу. Мне надо полностью весь солдатский комплект - новенький. Начиная от портянок и кончая шинелью. Толя, ты меня знаешь - за мной не пропадёт. Да..., мне ещё нужен постельный комплект, тоже всё первой категории. Одеяло можно не первой, чтоб не выделялось из общего фона, а всё остальное первого....
   - Боря, так ведь простыни, наволочки и полотенца первой категории выдаются только, когда молодой солдат приходит на службу....
   - Толя, мне вот это надо для провокации.... Дай. - Дальше я рассказал о своём солдате и о своих предполагаемых первых шагах по вливанию в полковой коллектив.
   Товарищ сокрушённо рассмеялся: - Да..., забыл я..., оторвался... от активной жизни тут на складе. Ты только будь осторожнее, не перегни палку. За эти два с половиной года, что ты был на Кубе - многое изменилось и не в ту сторону. Сейчас не так, как тогда когда то...., - и выдал то что я просил. Так, что я еле упёр здоровенный куль к себе в канцелярию.
   Сегодня был не банный день и пришлось "слегка" повалять кочегаров по полу дивизионного банно-прачечного комбината и показать что такое почти тридцатипятилетний русский мужик, прошедший хорошую школу жизни, в том числе и военную, после чего азера-кочегары были просто вынуждены согласиться помыть через час в их личной душевой моего бойца. Особенно их впечатлило моё обещание приходить с проверкой к ним, когда выпью. Да ещё плотоядно добавил - Что когда выпью - я вообще ДУРАК....
   В парк заявился с вещмешком, набитым новым обмундированием. Дневальные показали будку и я окликнул своего подчинённого: - Кобылов, ты тут?
   Ответа не последовали, но судя по неясному шуму внутри - он был там. День, как и последующие, был дождливый и хмурый. Дождь, правда, не шёл, но всё было пропитано влагой и полугнилой кунг, выглядел большой, неопрятной собачьей будкой. Окликнул солдата снова и, получив в ответ шуршание и потрескивание покачнувшегося кунга, с неохотой согнулся и полез в дыру, завешанную гнилым тряпьём, на месте когда то висевшей двери.
   Внутри было ещё хуже чем снаружи. Вонь не только немытого тела, но и от кучи прелых тряпок, которыми укрывался солдат и откуда выглядывало его осунувшееся лицо. Блядь! Шаталов - Сука... Я заскрипел зубами от возмущения на пьяницу-комбата, опустившего своего подчинённого на этот уровень.
   Справившись со своим чувствами, я представился: - Старший лейтенант Цеханович. Я твой новый командир и теперь я буду отвечать за тебя и твою службу. Давай вылазь и пошли в баню.
   Когда солдат наконец то вылез полностью из под тряпья, новая волна смрада ударила по моим всем чувствам, но я стиснул зубы, оставаясь внешне спокойным и невозмутимым. Это какой скотиной надо быть, чтобы довести единственного своего бойца до такого состояния. Да я его оближу всего и восстановлю в его глазах рухнувший авторитет всего офицерского корпуса. Да я порву глотку любому, кто только попытается нарушить его нормальную солдатскую службу. Моё внутреннее возмущении и гнев, я вывалил на азеров-кочегаров и, пока Кобылов мылся, по второму кругу отлупил их: за то что они принадлежали к этому племени, не понимающему правила общежития, и за то что они вольно служат в кочегарке, а не в подразделении.
   Мылся боец минут тридцать, а за это время я вытащил всё что было у него в карманах и сжёг старую форму.
   - На, одевай, - протянул ему новые трусы, майку и всё остальное, ещё не обмятое обмундирование с такими же новыми сапогами. Кобылов быстро и с удовольствием одел всё это и как всё равно преобразился. Передо мной стоял солдат, с которого можно уже что то спросить и что то приказать.
   - Сколько месяцев денег не получал? - Задал ему следующий вопрос. Солдат помялся немного, слегка задумался.
   - Полгода, товарищ старший лейтенант...
   - Понял, - достал аккуратно сложенную денежную ведомость и в первой строчке сделал запись, - распишись и получи.
   И вручил ему хрустящую банкноту в 25 рублей. Деньги, конечно, были мои, но я всегда считал и требовал - солдат должен получать всё до копейки и всё до грамма. Лишь после этого ты имеешь право ему приказывать.
   Кобылов растерянно завертел денежную купюру в руках, глаза у него подозрительно заблестели, но он справился с собой и твёрдой рукой расписался в денежной ведомости.
   В казарме, после того как Кобылов заправил новеньким, первой категории, постельным бельём кровать, я подозвал к себе дежурного по танковому батальону.
   - Сержант, принимай. Видишь, простыни, наволочка, полотенца - ножное и лицевое.
   - Ну, вижу. И что? - Недовольно буркнул дежурный.
   - Ты не "Нукай", не лошадь запрягаешь, а я тебе передаю и ты будешь за них отвечать.
   Сержант вызывающе сгримасничал лицом и дерзко ответил: - Пока я дежурный - приму, а вечером передам другому и совсем не собираюсь отвечать, что будет потом.
   - Понятно, ничего ты видать не понял. Придётся поучить..., - я мгновенно наступил своим сапогом на стопу ноги сержанта и сильным толчком тыльной стороны ладони толкнул того в лоб. Не имея возможности сделать шаг назад и удержаться на ногах, дежурный, замахав руками как ветряная мельница крыльями, грянул со всего размаху спиной на пол, хорошо приложившись головой об пол. Я же стремительно нагнулся, схватил сержанта за грудки и рывком поднял с пола и тут же отвесил ему обеими ладонями сильные, полноценные оплеухи.
   - Ещё тебе добавить, чтобы ты понял, что разговариваешь с офицером, а не с товарищем....? - Грозно прорычал я, приблизив своё лицо к лицу дежурного и, только обозначив намерение уже качественно заехать в рыло ему кулаком.
   - Товарищ старший лейтенант, понял..., понял..., я понял..., - сержант попытался загородиться от меня руками, но я его сильно встряхнул и отпустил одежду.
   Дежурный молча расправил сбившееся обмундирование и, исподлобья поглядывая на меня, стал оправдываться: - Товарищ старший лейтенант, я всё таки служу в танковом батальоне, а он в противотанковой батарее.... Как я за него буду отвечать? Тут ведь и другие есть....
   - Вот так и будешь. По-человечески. Не в разных казармах живёте, а в одном кубрике. А насчёт других... Передай им. Вот этот солдат, - я ткнул сначала в стоящего рядом Кобылова, потом обвёл широким овалом в воздухе кровать с тумбочкой, - Это мой солдат. Вот это имущество - это моё имущество. Всем этим я командую и я же им распоряжаюсь. Больше никто и если другие этого не поймут - они будут иметь дело со мной. Хреново иметь....
   Что будет потом - я не сомневался. И за пятнадцать минут до вечерней поверки шёл в казарму, с тревогой размышляя, как бы в предстоящих разборках вовремя остановиться и не перейти грань. Кобылов сидел потухший на табурете около своей кровати в закапанной мелкими каплями крови обмундировании. Нос и верхняя губа были разбиты и опухшие. Ну и постельное бельё первой категории отсутствовало. Вместо него, сверху одеяла валялось уже мятое и использованное.
   Судя по всему - грабёж. То есть отъём денег, совершённый дерзким способом. В казарме, открыто, на виду у всех, да ещё группой лиц. Экспроприация имущества....
   Я, конечно, ожидал этого, но вид избитого моего солдата, который ещё пару часов тому назад воспрянул духом и надеждой на новую службу и жизнь.... Но я ещё сдерживал себя и махнул рукой, подзывая давешнего дежурного к себе.
   - Сержант, кто это сделал? - Громко и на всё помещение задал вопрос и в помещении, наполненным практически всеми солдатами, повисла тишина. Молчал и сержант. Да, мне и не нужен был его ответ - мне нужна была завязка действа.
   - Кобылов, деньги покажи.... А..., и деньги у тебя забрали. Ну что ж, будем разбираться.
   - Сержант, - я ткнул пальцем в танкиста, - идёшь к входным дверям и никого отсюда не выпускаешь. Если хоть одна сволочь выскочит - тебе звиздец. Я буду расценивать как пособничество....
   А я отпустил вожжи и ПОШЛО. Можно было сразу направиться в угол, где сидела кучка азеров, гортанно гыркая между собой и где снежной белизной белели мои полотенца и наволочка. Но мне надо было на уши поставить всю казарму, а не только азеров. Я шёл вдоль ряда кроватей и одеяла, простыни сильными и большими птицами взлетали к потолку, а подушки расшвыривались моими сапогами в разные стороны, а я шёл, я целеустремлённо двигался к тем скотам, которых жаждал покарать, заодно и остальным показать на будущее - что с противотанковой батареей лучше не связываться и командир батареи там в определённых условиях "больной на голову". Перевернув таким образом половину казармы, я остановился в углу азеров и стал молча смотреть на них, держа длительную паузу. Дикие азера, лучшие комсомольцы Азербайджана наверняка никогда не слыхали про Станиславского и про то, что паузой можно было выразить всё. И чем длиннее эта пауза, тем больше можно было ею сказать. Но что можно взять с детей гор, которые не знали что такое театр и которые эту паузу посчитали совершенно неправильно. Какой то там старлей перевернул пол казармы, а дойдя до ихнего угла ЗАССАЛ и они воодушевлённо загыркали на своём языке, обмениваясь язвительными репликами в мой адрес. Терпеливо дождавшись окончания гырканья, я нагнулся и сдёрнул с кровати свеженькое ножное полотенце.
   - Это твоё? - Спросил я, протягивая полотенце и голосом показывая, что едва сдерживаю злость. Потом прошёл вперёд между двумя кроватями, нагло оттолкнув главаря азеров в сторону и сдёрнул уже лицевое полотенце, - И это твоё?
   - Мой..., - с вызовом прорычал нерусский и остальные одобрительно загудели.
   - А мы сейчас проверим..., - и развернул оба полотенца, где заранее мною было подписано крупными буквами - ПТБ. Дальше я себя уже не сдерживал. Хлестанул по роже туго свёрнутым жгутом материи... Ну, а дальше в ход пошло всё. Давненько я так не дрался... Вернее, первую минуту они ещё пытались сопротивляться, но только первую. Потом они бегали по расположению в ужасе, потому что их просто убивали, и никак не могли найти выхода. Разбегались от меня и остальные, пытаясь увернуться. Уворачивались. Ну а если не успевали увернуться.... Падали и разлетались в разные стороны.... Это они получали за то, что молчали, когда эти суки в открытую грабили и били моего бойца.... Ссали и радовались, что не их это...
   Несмотря на то, что я бил азеров всем, что попадало в руки, какая то часть сознания, всё таки контролировало мои действия и я никого не убил и не покалечил, но оторвался от души. Как в известном комедийном фильме говорил один из героев - Буду бить больно, но аккуратно...
   Когда дежурный по полку пришёл в казарму проводить вечернюю поверку, в полуразрушенном расположении личный состав полка дисциплинированно стоял на центральном проходе. Напротив строя стояла жалкая кучка избитых и понурившихся азеров, с оборванными карманами, где я искал деньги солдата. А к дежурному подошёл незнакомый старший лейтенант, оглянулся на строй и сказал: - Тебя как зовут?
   - Андрей...
   - Ну, а меня, Борис. Я вместо Шаталова противотанковой батареей командовать буду. Ты на бардак внимания не обращай. Я тут небольшую воспитательную работу провёл. Ладно, я пошёл
   С тех пор служба у меня и у рядового Кобылова пошла нормально. Старлей "Дурак" и лучше с ним не связываться - таков вердикт вынес личный состав полка после показательной порки.
   Кобылов, уютно и комфортно ощущая себя за надёжной спиной комбата, быстро округлился, приобрёл вальяжность и надёжно влился в ряды дембелей. А на меня Кобылов всегда смотрел преданно, ревностно выполняя мои приказы и до конца его службы он не принёс мне никаких огорчений. Уволил я его чуть ли не первой партией.
  
  Рядовой Нестеров.
  
   Без солдат я был недолго и скоро мне, с 276 полка, перевели рядового Нестерова. Парень был неплохой, из хорошей и состоятельной семьи, где жил до армии, окружённый любовью родителей. И естественно, ограждённый от всякого рода жизненных трудностей. Поэтому и пришлось ему, белоручке по жизни, там, в пехоте, оченнно трудно.
   Я тоже не особо обрадовался такому подарку судьбы, потому что поручить выполнить какую либо работу или поставить задачу на выполнение - это как минимум надо быть с ним рядом и самому же с ним и выполнять. Это Кобылову можно было поставить задачу и спокойно уйти, зная что всё будет выполнено в лучшем виде. А тут помимо того, что поручить нельзя, нужно ещё его и опекать от разных армейских невзгод. Промучился я с ним в течении декабря месяца и тут, после Нового года, приходит приказ в дивизию: сформировать команду и отправить её для прохождения дальнейшей службы в 5ую армию, в Приднестровье, вследствии там обострения обстановки между Приднестровьем и Молдавии после референдума о создании Приднестровской Автономной Социалистической Республики. От нашего полка ехало двадцать человек, в число которых попал и мой Нестеров. Команда комплектовалась в течении суток и я эти сутки ни на шаг не отходил от своего подчинённого, боясь что Нестеров кому-нибудь из начальства заявит свой отказ ехать в Приднестровье. Всё это время, с "искренним" сожалением в голосе, рассказывал Нестерову как ему повезло и как я завидую, что солдату придётся служить на благодатной молдаванской земле, как там сейчас тепло и какое там хорошее вино. И так его убалтывал, что к концу суток у меня не только язык опух, но по моему и голова. Ещё хватило сил помахать рукой, когда колонна двинулась из городка на аэродром.
   Может быть я его и не запомнил. Сверкнул в моей военной жизни и исчез. Но он отложился в связи с другим солдатом нашего полка. В декабре, один из танкистов в самоходе совершил преступление. Как это всегда бывает - по пьяни и русской дурости, так то боец и неплохой. Завели уголовное дело. Арестовывать и содержать под стражей не стали и он продолжал служить под следствием в батальоне, ну и под наблюдением. И срок по этому преступлению ему светил приличный. А тут как раз эта партия в Приднестровье и бойца быстренько туда суют. С командирским напутствием: - Давай, шуруй туда. Глядишь под шумок и проскочишь. И если там себя в той смутной обстановке ещё покажешь нормально - спокойно уйдёшь на дембель.
   По этому поводу поднялся со стороны военной прокуратуры страшный шум, но командование полка "включила дурака" - типа, в спешке вбили в списки..., забыли... Но, если надо..., отзовём. И даже обозначило попытку телодвижения в эту сторону.
   Но пик скандала к этому времени прошёл, прокуратура "остыла" и под маркой - Чего там.., через половину страны тащить бойца обратно - И закрыло уголовное дело. И вроде бы всё сладилось нормально. Но уже через пару месяцев, пришло в полк письмо одного из отправленных солдат, написавший, что танкист погиб едва сойдя по трапу самолёта. Молдавские националисты сделали один единственный выстрел, да ещё издалека, в сторону прилетевшего самолёта из Свердловска и пуля наповал убила солдата.
  
  Истрафилка.
  
   Так как в полку после отправки отсутствовало по штату половина солдат, дивизия по полкам и отдельным батальонам наскребла эти двадцать человек и передала их нам. Всё это происходила под вечным армейским девизом - "Дай нам Боже, что тебе не гоже" и в артиллерию нам дали аж целых два солдата из Азербайджана. Так как полковая артиллерия на тот момент состояла из дивизиона и противотанковой батареи, то и поделили по-братски. В дивизион на пять офицеров дали самого большого азера в дивизии рядового Мамедова, ну а мне в противовес самого маленького, можно сказать миниатюрного азера в дивизии рядового Истрафилова. Плюс здесь был только один - оба они были молодыми солдатами и не совсем ещё успели подпасть под дурное влияние своих старослужащих земляков, поэтому на них можно было влиять и брать в жёсткие тиски. Тем более что самые борзые азера нашего полка уволились осенью и в полку этого племени больше не было. Ну, а в остальном одни только минусы. По-русски ни бум-бум. Словарный запас слов двадцать-тридцать, из которых самая распространённая буква "Ээээээ....", которой они эмоционально и разнообразно могли выразить все свои чувства. В остальном "бараны-баранами"...
   Громила Мамедов оказался добродушным балбесом, а мой Истрафилка маленьким балбесом и когда чего-нибудь не того совершит, поглядишь на этого миниатюрного человечка, поблёскивающего живыми чёрными глазами, сизой от щетины рожей и ругать его не хочется, я уж не говорю чтобы замахнуться....
   Так мы и маялись с ними, потихоньку обучая армейским премудростям и русскому языку. А тут мне подкинули с Челябинского танкового училища уволенных курсантов. Братьев близнецов. Они отучились в училище два с половиной года, были с Москвы и кто то там у них из ближайшей родни очень хорошо раскрутился на кооперативах и предложил им уволиться, типа - Что там офицеры зарабатывают? Вы у меня в пять раз больше денег иметь будете... И прямо сейчас.... Вот они написали рапорта на увольнение. Высокие, красивые, русские парни. Толковые, приятно иметь таких в своём подчинении. Но по сложившейся армейской традиции таких, да отслуживших больше двух лет, увольняли максимум через месяц. Я хотел их уволить дней через десять - Чего парней держать? Но тут на десять дней командир полка ушёл в отпуск по семейным обстоятельствам. И мои курсанты, в один прекрасный вечер, дрызнули из части в свою Москву. А ещё через неделю, за ними поехал я. Жили они в Щёлково, по адресу нашёл довольно быстро и даже застал обоих дома. Они не удивились моему приезду, потому что знали - "ПРИЕДУТ" и ждали.
   - Товарищ капитан, мы сейчас вас поселим в квартиру. Обеспечим всем, только вы подождите три дня и не делайте никаких резких телодвижений ни с военкоматом, ни с милицией. А через три дня мы будем уже служить в местной части. Вернее числиться там до увольнения. Получите все какие положено документы и мы вас спокойно отправим в Свердловск.
   Так и получилось. Поселили в бывшую бабушкину квартиру, обеспечили продовольствием, пивом и другой выпивкой. Я целыми днями беззаботно гулял по Москве, а вечером потихоньку квасил в квартире, сидя у телевизора и отдыхал. Через три дня получил через военкомат и воинскую часть все необходимые документы. Получил от парней сумочку на дорожку с пивом и закусью и со спокойной совестью уехал. Эти не пропадут.
   Через два месяца нашему полку передали тыловое КПП "Зелёное поле". Долго решали, как там организовать несение службы, так как личного состава было в обрез. Полк ежедневно выделял в полковой наряд 14 человек, да стоит 14, ещё человек пять различных писарей были освобождены от нарядов... Так что вроде бы наряд по КПП два человека, а ставить и менять ежедневно - некого. Подумали, подумали, да и поставили наших азеров, Мамедова и Истрафилова, дневальными по КПП, бессменно и на полгода. Мамедова поставили дежурным, а Истрафилова дневальным. Зенитный дивизион, которому навесили каменное здание КПП, провёл там небольшой косметический ремонт, мы оборудовали комнату отдыха под постоянное проживание и наши азера балбесы-балбесами, дальше закрутились сами, неплохо организовав там свой быт и существование. Раньше КПП "Зелёное поле" было практическим проходным двором, через которое можно было вывезти всё и завезти тоже. Но уже через месяц службы азера прочухали выгодность своего стратегического положения и стали эффективно им пользоваться. Изучили порядок оформления путевых листов: какие подписи и чьи там должны быть. Где расписывается начальник КТП, где зам по вооружению, а где водитель и старший машины. Скопировали подписи всех начальников КТП и зампотехов. И стали этим эффективно пользоваться, зная о том что левые путёвки оформляют сами старшие, ставя левые подписи. Периодически я проверял житьё-бытиё. Так..., раз в неделю и уходил оттуда успокоенный. В помещении КПП и вокруг него всегда был порядок. Мамедов и Истрафилов на боевом посту, чистенькие, подшитые и подтянутые. Довольные жизнью. Уходил я всегда успокоенный, но как опытный военный знал: такая служба, такое вольное житьё всегда чревато и рано или поздно нарыв может лопнуть, причём в самый неожиданный момент и с таким вывертом, что воочию вспомнишь классическое высказывание поэта Некрасова - "Умом Россию не понять, аршином не измерить.... В Россию можно только верить", а тут даже и не русские, а азербайджанцы. Рожи которых, с каждым моим посещением становились шире, лощёней и они уже вальяжно встречали меня. Истрафилов превратился в подобие круглого колобка, правда чёрного. А здоровяк Мамедов стал ещё шире. Кусок парка, где располагались недостроенные боксы моей батареи, бетонным забором вплотную примыкал к КПП "Зелёное поле" и я решил как то сесть в засаду за забором и посмотреть - Как несут службу наши азербайджанские артиллеристы и чего они такие довольные?
   Увиденное меня весьма позабавило. Подъезжает автомобиль к воротам КПП и если этот автомобиль едет на занятие на Учебный центр, или различного рода машины технических служб и если там старшим сидит офицер, то эти машины пропускались беспрепятственно. Конечно, если они были забиты в наряд на выпуск машин. Если машины в наряде нет, дежурный по КПП рядовой Мамедов превращался в оловянного солдата, до мозга которого было невозможно достучаться - да и бесполезно в следствии не знания русского языка. Он стоял на вытяжку перед разгоряченным офицером и талдычил только одно - Нэт..., нэ пущу..., нэт наряде.... И ведь не пускал.
   Но другая картина происходила, если подъезжала машины тыловых служб. Особенно продовольственики и вещевики, а старшими там сидели прапорщики. Автомобиль подкатывал к воротом и ещё издалека начинал отчаянно гудеть сигналом, чтобы наряд по быстрее выпускал. Ноль эмоций. Через минуту безуспешного сигналивания из кабины грузно вываливался прапорщик и, зычно матерясь, устремлялся во внутрь КПП, где и происходило основное действие примерно по следующему сценарию.
   - Ты чего, солдат, не выпускаешь? Сидишь тут..., жопой расщеперился. Давай, открывай ворота..., - орал багроволицый прапорщик.
   - Ээээээ..., давай путёвка. Писать будим.
   - Какая путёвка? Открывай на хер....
   - Путёвка давай....
   - Ёб.... тв... Серёга, тащи сюда путёвку, - кричал прапорщик водителю, считая что таким образом он съэкономит время, сохранит свои нервные клетки и авторитет, не прерыкаясь с солдатом.
   Тут начиналась вторая фаза раскручивания старшего машины: - Эээээ..., - долго и многозначительно тянул Мамедов.
   - Спидометра нет..., - и водитель послушно записывал на путёвке показание спидометра, а прапорщик на обратной стороне путевого листа писал предполагаемый маршрут движения.
   - Ну, что всё что ли? - Добродушно рокотал пожилой прапорщик, считая инцидент исчерпанным, - давай, записывай в свой журнал...
   - Ээээээ...., понымаеш.... Подпись командыра не правильный..., - это Мамедов показывал подпись зам по вооружения. И тут начинался самый увлекательный этап - этап торговли, в конце которого прапорщик выезжал в свою левую поездку, но за это он платил либо продуктами, либо вещами со склада.
   В такой лафовой службе прошло почти полгода и справедливости ради, надо сказать, что они даже навели порядок в выезде машин через их КПП. Все прапорщики знали - либо ты выезжаешь с правильно оформленным листом, либо ты будешь платить. Или вообще не пустят.
   Но всему хорошему приходит конец. И этот конец совпал с началом летних лагерей. В опер группу для развёртывания лагеря нужно было направить и своих солдат-артиллеристов, которых в полку так и осталось количеством два человека. Командир полка, считая артиллерийские лагеря святым делом, снял наших бойцов с тёплого места, поставив туда других. Уже русских.
   И смех и грех. За час до отправления машин опергруппы на полигон Мамедов и Истрафилов наотрез отказались ехать в лагеря.
   - С вами, с командырами поедем, а так нэт.....
   Блядь. Ни уговоры, ни угрозы не действовали. Бойцы упорно стояли на своём. Первым не выдержал я.
   - Ах так. Истрафилов..., сука.... Я тебя сейчас свяжу, на хрен и связанным закину в машину, - Слово было сказано и сразу же приступил к его выполнению. Схватил бойца за руку и мигом завернул за спину. Через пару секунд и вторая рука оказалась там же. Но незадача, в гневе не подумал, чем буду вязать и динамика развития ситуации с моей стороны замедлилась, но вот со стороны Мамедова она наоборот стала развиваться стремительно. Мамедов бросился на помощь Истрафилову и сильным, мягким толчком, я был отброшен в сторону, сметая по пути пару стульев. А офицеры дивизиона скопом накинулись на своего бойца и повисли на нём. Началась жуткая свалка, благо пространство бывшей каптёрки, превращённой в канцелярию, позволяло развернуться обеим сторонам. В эту кучу мигом прыгнул мой Истрафилка, повиснув сзади на шее одного из комбатов, а из кучи периодически вылетал то один, то другой офицер, но шустро вскочив на ноги, снова кидался во внутрь схватки. Если бы Мамедов бил нас в полную силу, нам бы не поздоровилось, а так он только отшвыривал нападающих. Мы тоже его не били, а старались свалить на пол и там его связать, но ничего не получалось до тех пор, пока капитан Хилько, подобравшись сзади, не стукнул Мамедова табуреткой по голове.
   Результат был удивительный. Мамедов, с повисшими на нём офицерами, с трудом повернулся к Хилько, растерянно стоявшему с табуреткой в руке и укоризненно, практически на чистом русском языке сказал: - Ну что ж вы так, товарищ капитан...., - и рухнул без сознания на пол, где и был мигом скручен - по ногам и рукам. Истрафилова я скрутил один. Привели в чувство Мамедова, убедились народным способом, что в голове ничего не сотряслось и глаза не съезжаются к переносице или наоборот не разбегаются в разные стороны. Развязали ноги и под нытьё помятых подчинённых поволокли их к готовой к движению колонне. Старший колонны начальник штаба артиллерии дивизии, увидев связанных азеров, которые будут "активно" участвовать в развёртывании лагеря, аж взвыл от возмущения.
   - У вас, что - Других нету? - А услышав наш ответ, что это и есть наша артиллерия, возмущённо заматерился, - ну и трахайтесь с ними сами. На х...й они мне такие там нужны. Пусть идут отсюда в п...у....
   И побежали развязанные и радостные бойцы с вещмешками в казарму. Вернулись мы с лагерей через полтора месяца и командир полка, буквально на следующий день с облегчением поставил Мамедова и Исрафилова на КПП опять нести и налаживать службу. Как это не парадоксально, русские парни не справились и командира полка чуть ли не через день ругали за плохую организацию службы на КПП "Зелёное поле". А Мамедов с Истрафиловым быстро навели там порядок и ещё долго ворчали на срач, который развели русские парни на КПП.
   Так мы спокойненько прослужили ещё полгода. После Нового, 1991 года, я как то стал подмечать изучающие взгляды, который исподтишка стал бросать на меня Истрафилов. И создавалось такое впечатление, что он хочет завести со мной какой то важный для него разговор, но не решался. Пришлось самому его подвигнуть на откровенный разговор.
   - Истрафилов, ты ничего не хочешь мне сказать? - Задал я как то в лоб вопрос, придя с очередной проверкой на КПП и, удобно расположившись за столом. К этому времени что Мамедов, что мой подчинённый вполне свободно уже говорили по-русски и, немного помявшись Истрафилов изложил суть проблемы.
   Из бесед со своим подчинённым я и ранее знал, что семья у них очень большая. И он сам был последним и младшим сыном. Старший брат, которому сейчас около тридцати пяти лет во время перестройки хорошо раскрутился и стал в ихней округе очень уважаемым и влиятельным человеком. Поэтому когда начались трения между Арменией и Азербайджаном на национальной почве и по Нагорному Карабаху, он сумел создать довольно крупный отряд численностью более двухсот штыков и возглавил его. Узнав, что младший брат проходит службу в противотанковой батарее на базе ПТУРов, он через брата хочет сделать мне предложение. Прислать в город Свердловск троих своих человек, а я в течении месяца должен обучить их обращению с носимыми пусковыми установками, ракетами и провести интенсивные тренировки на тренажёрах. Понимая определённые трудности, риск и издержки морали - за всё это он готов заплатить 20 000 рублей.
   - Хм...., заманчиво. Двадцать тысяч рублей.... По нынешним временам это ну очень хорошие деньги. Огромные деньги..., - я смотрел на подчинённого рассматривая эту проблему со многих точек зрения, опираясь на свои жизненные принципы, желания, суждения и предубеждения, и конечно учитывая определённые финансовые трудности, которые всё чаще и чаще начали затрагивать Армию.
   И если по честному говорить, отбросить определённые моральные аспекты, то никаких трудностей и рисков я тут не видел. Сразу, после летних лагерей, меня назначили старшим сборов приписников. Тридцать мужиков от 27 до 38 лет возраста, местные. Пришли на месячные сборы без особой охоты. Да и мне тоже валандаться с ними - желания никакого не было. Поэтому через неделю построил их, обрисовал свои военные проблемы, которые в основном заключались в недостроенном боксе. И предложил: - Кто способен помочь в решении этой проблемы - того готов отпустить прямо сейчас домой и балдейте там до конца сборов. Только приедете в конце и заберёте документы о прохождении сборов.....
   Откликнулось аж десять желающих и расторопных "партизан". Через три дня у меня висели четверо ворот, на следующий день вовнутрь завезли крупный щебень и забутили болото, занимающее половину бокса, потом ещё завезли щебень более мелкой фракции, раскидали его, приехал каток и всё это уплотнили так, что можно было уже без опаски загнать туда противотанковые установки и ГАЗ-66, в будке которого располагался тренажёр по пускам. С этим я немного повременил и через неделю, когда стали завозить асфальт на боксы первого и второго батальонов, себе тоже завёз. Даже до конца сборов сумел оставшимися "партизанами" ровно раскидать асфальт по щебню. А вот с катком, чтобы укатать асфальт, вышел казус. В батальонах асфальт закатали, а у меня не получилось. Пришлось мотаться по окрестностям и искать дорожников. Но вместо них нашёл брошенный на пустыре, недалеко от городка, семитонный каток. Несколько дней наблюдал за ним, ждал, когда объявится его хозяин, чтобы с ним договориться. Но всё было бесполезно. И тогда я принял решение угнать каток и если его не хватятся оставить в полку. Договорился с танкистами, несколько канистр соляры, танковый аккумулятор, полчаса суматохи вокруг катка и он ровно затарахтел, пуская из выхлопной трубы сизые дымки сгоревшего топлива. Каток оказался исправным и бодро двинулся в сторону городка. Вот тут то и проявился его хозяин, который догнал нас с монтировкой в руке и здоровой злостью, практически у ворот городка.
   - Вон того мужика не пускать за нами..., - отдал я приказ дневальным по центральному КПП, когда каток заехал в городок, а мужик с яростным рёвом бежал к воротам из каслинского литья. Дневальные на моё счастье оказались с развебата, чёткой подсечкой завалили мужика на асфальт и заломали руки. Я присел, у переставшего биться под разведчиками водителя катка, и участливо заговорил: - Ну что ты, мужик, каток бросил? Я три дня его пас, пас, ожидая когда появится хозяин. Починил его тебе, заправил солярой, а ты с монтировкой кидаешься..... Нехорошо.
   Небритый мужик, волком смотревший на меня, начал успокаиваться и оттаивать, видя что его не пинают и разговаривают нормально.
   - Отпустите меня. - Буркнул он.
   - Отпущу, ещё тебе в каток соляры залью и аккумулятор дам. Правда, старенький, но это лето на нём отработать хватит. Да, ещё и налью... Мне твой каток всего то на час и нужен. Вот сейчас отпустим тебя ты мне в боксе и асфальт закатаешь. Договорились?
   Мужик профессионально закатал пол и я рассчитался по-честному.
   Бокс мой стоял в самом дальнем углу парка полка и в него можно было незаметно, через забор у КПП "Зелёное поле", попасть к боксу. А там закрылся внутри и занимайся сколько тебе влезет. Можно проводить техническую подготовку, специальную. Тренироваться в развёртывании переносной установки 9П135 - места в боксе хватало. Часами сидеть в тренажёре и делать, тренироваться, в сотнях пусков до опупения и никто туда не придёт с проверкой. Получить свои, честно заработанные 20 000 рублей и всё это добросовестно забыть. Но вот как раз слово "Честно" и не вписывалось в мои жизненные принципы и приоритеты.
   Прослужив на срочной службе и оставшись потом в Армии, у меня сложилось чёткая система взглядов и отношений на те народы, представители которых меня окружали. Так и в отношениях к Армении, Грузии и Азербайджану. На первое место по положительному отношению как к нации ставил Грузин. Нравились солдаты-грузины мне своей обстоятельностью и добродушием. На второе место - Армян. А вот Азербайджанцы, на фоне дружелюбных и адекватных грузин и армян, гляделись дикими, неуправляемыми и безкультурными. Не маловажно и то, что азербайджанцы первыми начали наезжать на армян, проживающих в Азербайджане, устраивая армянские погромы. И сейчас, обучая азербайджанских боевиков, за эти отличные деньги я могу плюнуть на свой жизненный опыт, приоритеты и принципы, за которые я сам себя и уважаю.
   После недолгого молчания, решительно произнёс: - Деньги хорошие, Истрафилов - но нет. Вот приедешь на дембель и доложишь брату, как служил в противотанковой батарее.
   С тех пор я стал тщательно следить, чтобы Истрафилов к боксу и к литературе по ПТУРам на пушечный выстрел не подходил. Тот сделал несколько попыток подхода ко мне, но ему пригрозил сдачей в особый отдел и он внешне успокоился.
   Летом, уже перед самым развалом СССР пришёл приказ на всех азербайджанцев - исключить их из списков части и отправить дослуживать в Азербайджан. В полку у нас были только наши и они засуетились, забегали. Ехать в свой нищий Азербайджан, воюющий с Арменией..., да ещё прекрасно понимая, что их сразу же запнут на войну, а воевать они категорически не хотели. Писали рапорта, просили оставить хотя бы до дембеля, чтобы потом на законных основаниях остаться на территории РСФСР. Но приказ есть приказ. Получили они в зубы документы и из городка под жопу.
   Утром прихожу в казарму, а они спят на своих койках. Командир полка приказывает: - Цеханович, везёшь их на вокзал и сажаешь их в поезд. С вокзала уходишь тогда, когда увидишь последний вагон...
   Всё сделал, как положено, но на следующее утро Мамедов и Истрафилов опять лежали на своём месте. Теперь с ними поехал капитан Бондаренко. Доехал до Куйбышева, а там за одну минуту до отхода, неожиданно выскочил из поезда с вещами, помахав огорчённым солдатам рукой. Больше мы их не видели.
  
  Сержант Савельев.
  
  
   - Товарищ капитан, я не виноват. - Был вечер воскресенья и ко мне прибежал сержант Савельев, - это танкисты пристали ко мне и хотели отобрать у меня шарфик. А тут неожиданно появился оперативный дежурный по дивизии и всех нас повязали.
   - Так меня что ли вызывают? - Тупо спросил подчинённого, абсолютно не желая никуда не идти.
   - Никак нет, товарищ капитан....
   - А чего тогда прибежал? - Выказал здоровое удивление.
   - Так завтра вам наговорят лишнего и неправильное впечатление у вас обо мне сложится.....
   - Так я не понял - Ты виноват или не виноват?
   - Нет, - твёрдо произнёс сержант.
   - Ну, тогда иди. Завтра разбираться будем....
   Сержант успокоенный убежал, а я сел в кресло и попытался дальше смотреть фильм по телевизору, но мысли всё время возвращались к непонятному приходу сержанта.
   Савельев появился у меня через неделю, как мы отправили азербайджанцев. Сержанта откомандировали в наше распоряжение с другой части, где он был писарем и здесь тут же был тоже приписан к штабу полка, к начальнику штаба. Я сначала напрягся, да и внешне он не глянулся. Среднего роста, сложен неплохо, но узкое и прыщавое лицо неуловимо делало его похожим на хорька. И что то в нём было неприятное и грязное, но писарем оказался хорошим и за прошедшие пару месяцев претензий к нему тоже не было. Дисциплину не нарушал, в солдатском коллективе пользовался авторитетом. Целые день и зачастую вечерами сидел в штабном кабинете, корпя над документами и различными другими бумагами, коих у начальника штаба всегда было полно. Я немного ослабил контроль и вот этот неожиданных приход оставил некий неприятный осадок. Впрочем, уже через тридцать минут я про него забыл.
   Понедельник был командирским днём и рано утром я шуровал в полк, совершенно забыв про Савельева, но о нём напомнил замполит полка, который появился перед разводом.
   - Боря, ты в курсе дела насчёт своего Савельева?
   - Так, в общих чертах, товарищ майор. Танкисты, шарфик, оперативный дежурный по дивизии, после развода начну разбираться....
   - Ха..., хаааа..., ха..., - весело рассмеялся замполит, - ничего ты оказывается не знаешь. Не знаешь, что и шарфик Савельева с очень голубым рисунком....
   - Это вы на что намекаете, товарищ майор? - Неприятно удивился я.
   - На то, на то..., Боря. Гомосек твой Савельев и танкисты это вычислили. Подождали и сняли с таких же, как он сам и решили раскрутить его на бабки. Но тут случайно, да не в том месте, оказался оперативный дежурный и всё поломал танкистам. Так что езжай сейчас в Чкаловскую милицию. Партнёров Савельева туда по вызову оперативного отвезли... Съезди туда и разберись - что и как... Командира я предупрежу.
   В Чкаловском РУВД меня сразу же направили к дежурному то ли следователю, то ли просто менту. Тоже оказался капитаном и у нас сразу же наладился контакт. Тем более что он собирался после суточного дежурства быстро смотаться домой.
   - На, капитан, читай....
   Прочитал и с недоумением вернул обратно листки протоколов: - Вы что - пытали их что ли? Или иголки под ногти загоняли? Что они тут выложи всё.
   Капитан коротко хохотнул: - Что ж, не буду кривить душой.... Бывает. Не иголки, правда... Не фашисты ведь. А насчёт этих - так они у нас постоянные клиенты. Раза четыре уже здесь побывали и смысла им что то скрывать нету. Так что работайте со своим солдатиком, может у вас он там организовал чего-нибудь весёленькое.
   - Сержант.., - машинально поправил я его.
   - Во..., во..., тем более и его подчинённых потряси. Разберись - Кто из них пассивный, а кто активный?
   Я снова подтянул к себе желтоватые стандартные листки протоколов из плохой бумаги и пощёлкал ногтями по ним: - Слушай, я в этой сексуальной нише плохо ориентируюсь. Вот тут имена Рита и Зина - Это кто такие?
   - Так это и есть гомосеки, которые и сняли твоего сержанта. Они пассивные, поэтому и носят женские имена, а твой активный. То есть тот, кто в жопу порет.
   Я снова бегло прочитал протокол из коего следовало. Данные Рита и Зина в поисках сексуального партнёра оказались на территории военного городка, где увидели выходящего из офицерской столовой сержанта. Подошли, попросили закурить и разговорились, входе чего быстро выяснилось, что сержант по имени Андрей "ихних кровей". Сержант провёл их уже на территорию части, в какое то здание. Где в одном из кабинетов всё и произошло. Удовлетворённые прошедшим актом, они собрались уходить, но в этот момент в кабинет ворвались солдаты и стали их шантажировать на деньги. У них денег не было и тогда они стали угрожать Андрею. А потом появился офицер с красной повязкой и всех повязал. Их, Зину и Риту, отправили в Чкаловское РУВД....
   - А почему женские имена? Они ведь мужики...., - задал наивный вопрос менту и тот весело рассмеялся над моей простотой.
   - Да...., видать тебе не приходилось с этим гавном сталкиваться. Пассивные они - вот и женские имена. Твой сержант их в жопу драл.
   - А мне можно на них посмотреть? - Задал следующий вопрос.
   - Не стоит, да и отпустили мы их. А зачем это тебе?
   - Любопытно взглянуть, хоть представление иметь...
   - Ха..., - коротко хохотнул капитан и тут же задал сам вопрос, - Ты то сам, как характеризуешь своего подчинённого? Ну и внешне тоже.
   - Да, в принципе, до этого момента ни хорошо, ни плохо. А внешне, что то от хорька у него в лице и неприятное присутствует....
   - Вот, - удовлетворённо произнёс капитан, - а теперь представь себе, что ему пятьдесят лет, жизнью побитый, испитый мужик... На лицо... и проработал он в Уралмашевском морге последние пятнадцать лет, пил там, там же среди трупов трахался.... Представил себе? Во. Вот это и есть Рита и Зина. Старые педерасы.... Я как чувствовал, поэтому тебе копии протоколов эти пидарюги переписали. Почерк, правда, херовый, но прочитать можно. Бери.
   Сержант Савельев играл в пленного партизана и до моего приезда держался стойко, ни в чём не признаваясь: - Нет и всё.... Ничего не было. Мужики были, но я их не знаю... Типа: шли мимо и зашли в кабинет начальника штаба полка воды попить. Короче, мазался по-детски....
   Весь допрос происходил в этом же кабинете и на начальника штаба было жалко смотреть, от той маски омерзения, которая приклеилась с самого утра к лицу, когда он узнал что здесь, вот прямо на его рабочем месте... и происходило. Он стоял растопыренный посередине кабинета, боясь прикоснуться к любому предмету и части интерьера, на которых явно лежала печать осквернения. И он не знал - Что теперь делать? Если бы был свободный и подходящий кабинет - ни секунды не медля, он бы переехал туда. Причём, не взяв из этого кабинета ничего. За исключением бумаг и документов, хранящихся в сейфе. Но кабинетов не было и ему приходилось мириться с мыслью, что придётся прикасаться к столу, на который наверняка опирались грязными ручонками гомосеки, когда их пердолили в жопу, садиться на стул, где..... Короче...
   - Цеханович, ну....? - Прозвучал одновременно и единым вздохом присутствующих вопрос, когда я зашёл в кабинет. Не торопясь, достал из кармана листки протоколов и устроил громкую, выразительную читку. И чем дальше читал, тем ниже опускалась голова Савельева.
   - Уууууу...., - как от зубной боли застонал начальник штаба, мотая как бык на водопое головой, когда я ещё добавил некоторые подробности и рассказал, что из себя представляли Зина и Рита. Подполковник бешенным ударом ноги распахнул дверь и неистово завопил в коридор, - Наряддддд..., наряд по штабуууууу....
   Когда они заполошено влетели в кабинет, начальник штаба стал тыкать пальцем во всё: - Это... это..., это..., это.... и вот это.... Всё на хер отсюда. Можете сжечь, можете выкинуть..., можете всё пустить на дрова...., но чтоб этой..., этого здесь ничего не было....
   Потом повернулся к Савельеву и ткнул пальцем в его сторону: - Цеханович, забирай эту суку.... Я смотреть на него не могу.
   Я сидел за столом и молча разглядывал подчинённого. Что говорить ему? О чём? Не знаю? Тут недавно узнал, что Чайковский тоже был гомиком и трахался со своим конюхом, от которого несло за версту навозом. Пытался честно бороться со своим грехом, но ничего у него не получилось. А я как узнал про Чайковского, так он для меня перестал существовать и как русский, и как человек и как композитор. Или известный балерун, знаменитый говорить не хочется, Нуриев. С этой нашей демократией и свободой слова, узнал и про это ЧМО. Причём, наше независимая пресса преподносило это так, как будто если бы он не был голубым, он бы так не танцевал. 25 лет жил с таким же гомосеком и жизнь закончил по-гомосекски - больным СПИДом. Но ладно, хоть они достигли каких то вершин и известности. А вот что с ним делать?
   Я с такой щекотливой ситуацией ещё не сталкивался, но из рассказов знающих о том негативе, который окружал таких вот голубых отщепенцев и вполне мог довести сержанта до чмошного состояния, а то и до самоубийства.
   Моё задумчиво молчание Савельев истолковал по своему: тяжело вздохнул и стал исповедываться.
   - Товарищ капитан, ну что поделаешь, если я такой. Всё понимаю, но ничего не могу поделать с собой. Я - ДРУГОЙ. Я вот тоже, и вообще не понимаю, как вы можете трахаться с женщинами. Мне вот они противны и они меня совсем не возбуждают, а вот в бане.... И здесь в армии я изо всех сил держался. А ведь хочется..., и очень хочется. И для меня поход в солдатскую баню целая проблема. Как увижу вокруг себя голых пацанов, их фигуры - хочу, хочу, хочуууу... Хочу сразу всех, мне нравятся их тела, мне нравятся их попы, у меня всё встаёт и требуется большие усилия, чтобы совладать с собой. Но слава богу, совместные походы в баню были только первые полгода, а потом я ухитрялся один ходить, под маркой что завален работой в штабе. А себе дал страшную клятву - ни с кем здесь. Завязал член и всё. Решил - только после армии. Там, где я живу, нас таких всего человек двадцать и мы друг друга знаем. Ну..., и крутимся без опаски между собой. Вот и мечтал, когда приеду домой... А вчера уткнулся, вернее они в меня уткнулись и не смог я остановиться. Но зато, честно скажу, оторвался на них по полной. Спустил пар. Только никак не могу понять на чём я перед танкистами прокололся? Как они меня вычислили? Вот это не пойму.
   Я с любопытством слушал Савельева и когда он замолчал, задумавшись над вопросом - На чём...? Я спросил: - Может со старого места слушок пошёл?
   - Не..., товарищ капитан. Я ж говорю, что завязал и ни к кому не лез. Хотя там был один, но тоже шифровался. Я там не сошёлся с командиром и он меня сюда сплавил.
   - Что с тобой, Савельев, теперь делать будем? Как служить то дальше? Ведь тебя зачмырят теперь... Ни сидеть, ни кушать, ни общаться с тобой теперь никто не будет.
   - А..., ерунда. Ничего не будет - не тот коллектив, - уже совсем беспечно отмахнулся сержант, видя что я не собираюсь его прессовать.
   Как в последствии оказалось, он был прав. Если бы это было в развёрнутом полку, где каждое подразделение было сплочённым воинским коллективом - ему бы было худо. А у нас среди солдат коллектива не было. Более менее сплочёнными были танкисты, около сорока человек, но они всегда были раздёрганы. Три смены караула, которые варились в своём соку и три смены внутреннего наряда. Остальные отдельные подразделения имели по два, максимум три человека. Ещё РМО и Ремрота по пять человек. Но ремрота практически жила в парке и своей парковой жизнью, а водители РМО вечно на выезде. И чмырить то Савельева было практически некому.
   А тут через три дня начальника штаба прижало. И как бы он не ярился, как бы не хотел, но был вынужден обратно подключить сержанта к своим делам. Благо тот всё знал и был в этом плане толковым. Только выделил ему в штабе маленькую конурку, где тот и корпел чуть ли не сутки над бумагами. И как то всё утихло, тем более что до дембеля ему оставалось пару месяцев.
   Так, иной раз, будучи дежурным по полку, ночью от нечего делать, подымал его с кровати. Ставил перед собой и приказывал: - Так, давай рассказывай какой ты другой и как тяжело тебе жить среди таких чмырей как мы.
   - Не буду, товарищ капитан, вы опять зло смеяться будете надо мной и издеваться, - упирался сержант.
   - Ладно, ладно.... давай рассказывай. Вдруг я тоже пойму, что неправильно живу. Ведь ты же, сучара, наверняка и на мою задницу поглядывал? И как она тебе - Нравилась? - Подзуживал я подчинённого.
   - Ну, вот вы меня опять оскорбляете. - Обижался Савельев, но я его жал и он начинал отнекиваться, - не..., товарищ капитан, вы для меня старый.
   - Ну, вот, - показушно обижался я, - мне ведь ещё и сорока нет.... В самом соку и задница у меня спортивная...
   Постепенно я раскручивал сержанта и тот с воодушевлением начинал делиться сокровенными мыслями и желаниями, а я слушая его, удивлялся - Ну, надо ж какой выверт сделала природа на этом молодом человеке? А когда представлял его прыщавую, в похотливой гримасе рожу, да ещё когда он трудится над Ритой или Зиной, давал ему хороший пинок под зад и прогонял его.
   - Ну, вот, товарищ капитан, опять как всегда...., - ныл, уходя, сержант.
   Как только ясно стало с увольнением на дембель, так его сразу же и выпнули от греха подальше. А наши, нормальные парни обиженно гудели: - Вот же блядь, как пидор, так на дембель первым....
  
  
  
  Сержант Бороздин.
  
  
   О том, что сержант Бороздин продал гранаты криминальщикам, я узнал как только приехал с Тюмени, где сдавал самоходки нашего дивизиона, прибывшего из Чечни, в ремонт. Узнал от особистов, когда они меня вызвали на беседу. Сначала задавали вопросы, в каком состоянии прибыл дивизион? Как он прибыл? Как его осматривали и проверяли? Что там находили? И так далее...
   Дивизион прибыл в составе выводимого нашего полка год назад в августе 96 года. Как раз они ушли оттуда за несколько часов до начало августовских событий. Следом встал на погрузку 276 полк и они не успели. Прямо с рампы их обратно кинули на Грозный и в течении нескольких дней полк потерял убитыми ещё 56 человек. Не повезло парням. Дивизион прибыл последним эшелоном, вместе с моей бывшей противотанковой батареей. Я уже командовал вторым дивизионом, поэтому быстро согнали и стащили не движимые самоходки с платформ и выстроили их перед своими боксами. А на следующий день закипела работа по приёму самоходок. Принимать, в принципе, было и нечего. САУ активно отвоевали в Чечне полтора года, настрела на стволах было от 15 до 17 тысяч выстрелов, ЗИПов практически не было. Только самоходки и всё то, что необходимо для стрельбы. Сдающая сторона акты подписало не моргнув, и мы тоже не дрогнув рукой, потому что все знали - немножко обслужим их и они уйдут либо на капитальный ремонт, либо вообще на списание. Ободранные, прострелянные, пробитые и побитые корпуса, текущие противооткатные устройства, изношенные двигатели.... А сколько мусора и хламу накопилось внутри.... Буквально горы всего этого выросли на следующий день, как мы начали обслуживать самоходки. Причём, горы мародёрки: одежды, обуви, останков музыкальных центров, видиков, даже пару монументальных напольных часов, кучи документов чеченцев (вот на хрена они кому то нужны), пачки ещё советских денег, охотничьи ружья, различные ножи, посуда и много, много чего другого. Тут же, но немного отдельно складывали найденные многочисленные боеприпасы. Лазали мы по самоходкам и КШМкам с большим интересом и любопытством, как будто занимались кладоискательством. Естественно, найденные боеприпасы по счёту сдавали на склад РАВ. Очищали, обслуживали и готовили технику на списание две недели. Но вот со списанием как раз и произошла неувязка. Одним из оснований списания самоходки являлось состояние ствола. И здесь никто не сомневался, что износ канала ствола в 15-17 тысяч выстрелов, как раз и будет веской причиной. Ведь по всем правилам ствол служит максимум 10 000 выстрелов. Составили комиссию и прибором замеры каморы ствола, произвели замеры и результаты удивили всех. Удлинение зарядной каморы стволов на всех САУ оказалось в норме. РАВисты зачесали затылки - хорошо, блин, в советское время делали стволы. И привезли с окружного ремонтного завода Гагарки единственный прибор для замера глубины каналов ствола. И тут их тоже ждало разочарование - глубина каналов соответствовали нормам. В течении нескольких месяцев решалась судьба самоходок и лишь два месяца назад приняли решение. Сдать самоходки на завод в Тюмени на капитальный ремонт, после чего их поставить на длительное хранение, там же на складах. Вот как раз я и вернулся оттуда. Рассказав всё это, я в свою очередь задал вопрос - А чем вызван интерес?
   Вот тут то мне и рассказали про моего сержанта Бороздина. Пришёл он ко мне в дивизион после учебки, как раз перед приходом самоходок из Чечни. Призывался из одной центральной губернии, среднего роста, крепенький и вроде бы всё нормально, но впоследствии в наружу стали вылазить его гнилые черты характера. Нехорошим парнем оказался. Вроде бы больших нареканий по службе не было, предупредительный, но как то у него всё было втихушку и изподтишка. Вроде бы смотрит тебе открыто в глаза и на твои требования чётко отвечает - Есть! Так Точно! Будет исполнено! А потом вылазит то там, то тут - что он за углом сказал про тебя или твоё приказание, или как это всё делалось и много чего другого негативного. Короче, потенциальный предатель. Очень надо было с ним осторожным быть.... И в воровстве подозревали его не без оснований, но за руку словить не смогли.
   Вот тогда, когда чистили и обслуживали самоходки, бойцы нашли целый вещмешок заныканных кем то гранат. Честно поделили между собой. Для чего - до сих пор и сами понять не могут. А вот сержант свою часть решил продать и стал выжидать удобного случая и вскоре он представился - пришло время железнодорожным транспортом отправлять самоходки в Тюмень и сержанта назначили начальником выездного караула. Заготовили выпивку. Правда, в разумных пределах. Во время движения выпили, словили кайф и тут Бороздин сказал, что он свои гранаты взял с собой и предложил одну, прямо сейчас, испытать. Кинули - понравилось. Кинули ещё одну и на этом хватило ума остановиться. Во время разгрузки, на замудоханной станции, в тайне от других сержант толкнул остальные шесть гранат молодым людям явно криминального вида, приехавшие полюбопытствовать на военную технику. Может и никто бы и не узнал об этом, но в составе караула у особистов был свой человек, который по возвращению и доложил информацию. Пока я сдавал технику в Тюмени особисты крутили всех причастных к гранатам. Остальные бойцы сразу же сдали свои и для них всё закончилось благополучно. А вот мой сержант влип по полной. За две гранаты отчитался и их подрывы подтвердили свидетели. А вот остальные... Ни приметы, ни ещё чего-нибудь, чтобы зацепиться за тюменских парней - ничего не мог сказать... И всё расследование забуксовало.
   Вот как раз в этот момент и приехал я. Отругали меня, правда вяло и по инерции, что плохо проверял прибывшую технику, что ни хрена не провожу воспитательную работу, что нет у меня своих источников среди личного состава... За что то ещё... Да и всё. А мне, привычному к армейским регалиям, тем более по фиг этот бестолковый сержант - Если дурак, то это надолго. И сядет - тоже надолго.
   И вот тут на сцене появляется старшая сестра сержанта. Зря начальство меня ругало, хорошо я знал и изучал свой личный состав и мог в течении часа рассказывать, опять же начальству, про сестру подчинённого, не видев её в глаза ни разу. Было ей двадцать восемь лет, энергичная, умная девка. В школе училась хорошо, в отличии от своего ленивого младшего братца. Поступила и успешно закончила высшее учебное заведение и также успешно включилась в бизнес. И на данный момент имела три довольно крупных магазина в областном центре. Можно и дальше рассказывать, но остальное к делу не относиться, можно только добавить - холостая. А когда она появилась перед моими глазами, то к остальной характеристики можно смело добавить - русская красавица. Упакованная, высокая, грудастая, стройная блондинка с изумрудными, завораживающими глазами и с такими ногами, что Клаудиа Шиффер в тоске ушла бы в бомжи, если они в Германии есть.
   Быстро разобралась в ситуации и была готова любыми способами помочь избежать уголовки брату. И решила бы, имея такую внешность, да и не против сама.... Но вот всему этому мешали шесть пропавших гранат. Особисты, прокурорские и все остальные, причастные к этому уголовному делу, прямо облизовались на такой лакомый кусочек, но никто не решался перешагнуть через шесть сгинувших на задворках железнодорожной станции гранат, могущие в любой момент где то рвануть или кого то. Единственно что ей сказали: - Привезёшь гранаты - всё решим. Но знай - партии гранат зафиксированы в деле.
   - Разберёмся, - пообещала сестра и уехала разбираться с уголовным миром Тюменской области.
   - ....Мудак...., - с чувством охарактеризовал я, стоявшего с понурой головой сержанта, - Мудак, ты понимаешь, что подставил родную сестру? Её же там сейчас грохнут... Не..., сначала оттрахают во все дыры, а потом грохнут..., - подправил я своё видение будущего молодой женщины.
   - .... Не грохнут..., - с тоской и тайной надеждой в голосе протянул Бороздин и добавил, - она кручёная....
   - Дурак..., - рявкнул на сержанта, - это она там...., у себя, может и кручёная. А здесь? Ты ж даже не можешь сказать, как они выглядят. Ну..., даже найдёт. И скажет - отдайте гранаты. Да её в лучшем случаи на х...й пошлют. Чего тебе объяснять? Ты представь себя сам на их месте. Представил? Во..., потом отвезут в лес и трахнут всем кагалом, а потом грохнут и закопают....
   Но через неделю она вернулась и положила шесть гранат на стол перед изумлёнными особистами. Именно те гранаты, той же партии.
   - Как?
   - А какая разница? Я выполнила ваше условие, теперь дело за вами.
   Через неделю дело было закрыто. Я свечку не держал, но особисты и прокурорские ходили с видом сытых, самодовольных котов. И вид у неё был явно довольный, и явно не только закрытием уголовного дела.....
   Удачно пролетевшее мимо уголовное дело, ни чему не научила сержанта. Даже никакая мозга нигде не шевельнулась и не сказала: - Андрюха, оставшиеся месяцы ты должен служить как оловянный солдатик - Есть! Так точно! Никак нет! Разрешите идти! Ураааааа!!!!! Ни какие шаги - ни вправо, ни влево, ни назад, а только вперёд...., к дембелю...., мелкими шажками, только чтобы не споткнуться....
   И этот, блядь, Андрюха, продолжал служить спустя рукава, периодически залетая, но не по крупняку и всё ограничивалось, как правило, "занесением замечания в грудную клетку", ну...., может ещё куда... Надо сказать, не моя метода, но Бороздин был как раз из того племени, которое понимало только кулак и причём его надо было бить по графику.
   Был у меня такой солдат Ершов, когда служил в арт. полку в советское время. Ходячее ЧП. Вот с ним как раз пришлось работать по графику. Заходишь в подразделение утром и сразу же ему такой хороший подзатыльник. Тресьььь.... Даже не спрашивая ничего и не думая, а просто зная - не ошибся. И Ершов, отскочив в сторону, не кричит обиженно и оскорблёно: - За что?????
   А виновато канючит: - Не хотел я, товарищ прапорщик, так получилось..., - и мне даже в данный момент не интересно - что у него не получилось и за что меня будут ругать на утреннем разводе.
   Заходишь через два часа в казарму и Дыньььь.... Ему в дыню молча и слушаешь покаянные вопли солдата: - Ну не заметил я..., не заметил, когда за угол свернул и не отдал воинского приветствия командиру полка....
   Ещё раз Дынььььь..., по чайнику и тут же следует продолжение: - Ну и сбил его с ног...., - а в шестнадцать ноль-ноль меня уже своими ногами "топтал" командир полка, распялив в крике рот с достаточно убедительным и категоричным выводом - "Какие подчинённые - такие и командиры".
   А в шестнадцать тридцать новое замечание в грудную клетку уже за разбитое стекло в туалете. Уходя вечером домой, профилактический и предупреждающий удар - Не Сметь...! Бесполезно, потому что утром меня уже топтал замполит полка за оторванное в драке ухо. А Ершов тоскливо тянул на одной ноте: - А я что...? Я ведь ничего...., я ведь с ним и не дрался совсем... Так..., за ухо слегка потрогал, а оно чего то отвалилось....
   Моё противостояние с Ершовым затягивалось и грозилось вылиться в хорошее ЧП окружного масштаба. Или его убью, потому что он ничего не понимал и я уже остановиться не мог. Или он меня застрелит, заступая в караул....
   Но бог есть и он всё видит. И в самый пик наших непростых взаимоотношений, пришёл приказ на отправку с дивизии команды для дальнейшей службы на Дальнем востоке. И при обоюдном удовлетворении, молчаливом согласии командования. Ершов оказался там в числе первых. Но даже его отбытие принесло мне огорчения и неприятности.
   - Боря, - позвонил мне дежурный по парку, - у тебя на воротах бокса печать отлетела. Пришли кого-нибудь или сам приди и опечатай...
   - Понял, - идти самому не хотелось и я вышел в расположение, где на этот момент дисциплинированно сидел Ершов с вещмешком, ожидая команды на погрузку на машину. - Ершов, пока ты тут, сгоняй в парк и опечатай бокс.
   Солдат взял мою металлическую печать для хранилищ, ускакал в парк, а через десять минут доложил о выполнении приказа. А тут пошла команда на погрузку.
   - Ну.., ты, товарищ солдат, не держи зла на меня. Сам знаешь, сколько неприятностей через тебя хлебанул. Смотри там, сделай выводы и служи на новом месте по нормальному.
   А через час я возмущённо возопил к небесам: - Ершов, сука, я убью тебя...., - он не вернул мне печать и в конце месяца я схлопотал полновесный выговорешник.
   Примерно такая же картина была и с Бороздиным, но я уже не опускал на уровень прапорщика. Всё таки был майором и тут больше нужно было работать головой.
   - Ирина Владимировна? - Удивлённо и одновременно озадаченно воскликнул я, увидев в дверях кабинета, сестру Бороздина, - Я что? Не знаю про очередное уголовное дело вашего брата?
   Сейчас она выглядела ещё шикарнее, чем когда приезжала в прошлый раз. Да и видел её всегда либо в шубе, либо в тёплой куртке. А тут, в мае, она была в прекрасном кремового цвета, брючном костюме, с глубоким многообещающим открытым вырезом на груди, притягивающий любой мужской взор таинственной глубиной.
   - Тьфу, тьфу, тьфу..., - весело сплюнула молодая женщина, проходя к моему столу, - на этот раз совершенно по другому поводу.
   Она легко села на стул и бесшабашно поставила на стол элегантный пакет, в котором безошибочно можно было угадать и неплохую выпивку и такую же закуску.
   - Что такой за жизненный повод, что вы столь многозначительно ставите на стол пакет с выпивкой? - Весело ёрничал я, а Ирина, сходу подхватив беззаботный стиль общения, также весело и легко предложила.
   - Может сначала выпьем для того чтобы все вопросы и предложения с моей стороны воспринимались и решались легко и просто с вашей стороны, - и молодая женщина непринуждённо стала выставлять на стол действительно ну очень хорошую выпивку и уже нарезанную и готовую закуску. - Да заодно перейдёмте на "Ты", а то я как услышу Ирина Владимировна так мне всё кажется, что я уже в бальзаковском возрасте....
   - Нееее..., Ирина Владимировна, - многозначительно засмеялся я и, подавшись вперёд, продолжил, - так дело не пойдёт. Чтоб просто и легко решать вопросы... Как говориться в одном известном произведении - "Сначала деньги - потом стулья"....
   Та мило улыбнулась и кокетливо, ничуть не смущаясь, спросила, обведя пальчиком кабинет: - Что.., прямо здесь и сейчас? А может чуть попозже и в более комфортных условиях....?
   - Нееее..., вы меня совсем не знаете и поэтому не поняли. Если бы между нами не стоял ваш, откровенно говоря бездарный и бестолковый братец, то можно было прямо и здесь и сейчас и потом в более комфортных условиях. И думаю, мы бы доставили немало приятных минут друг другу. Но что то мне подсказывает, что вопросы будут касаться ближайшего будущего Андрея и вот тут.... Появляются определённые "политические" трудности в нашем с вами общении. Так что, Ирина Владимировна, я вас слушаю и уже по вашим вопросам и будем решать - Стоит ли нам продолжить общение и переходить на "Ты", либо к обоюдному неудовольствию расстаться?
   Лицо женщины стало серьёзным и деловым. Твёрдой рукой взяла бутылку дорогого коньяка, с хрустом скрутила пробку и налила в хрустальные рюмку, которые тоже достала из пакета, насыщенную тёмнотой жидкость. Подняла, покрутила в изящных, тонких пальцах и открыто посмотрела на меня поверх рюмки.
   - Борис Геннадьевич, давайте выпьем. Это вас ни к чему не обязывает. Просто выпейте не с сестрой подчинённого, а просто с женщиной.
   - Просто с женщиной и женщиной, нравящейся мне, выпью, - я взял рюмку, мимолётно пожалев, что о её маленькой ёмкости и выпил.
   Чуть закусил и откинулся на спинку стула, как бы сигнализируя о начале серьёзного разговора. И сигнал был принят.
   - Я успешна в бизнесе, у меня всё получается, как хочу. И в будущее смотрю тоже со здоровым оптимизмом. И во многом это связано с тем, что очень серьёзно и обстоятельно готовлюсь к сделкам. И "крыша" у меня самая лучшая. Я когда привезла те самые гранаты, все удивлялись - КАК? Я никому не рассказала правды и не хотела. А сейчас могу сказать, если вы только молчать будете, - я, молча, кивнул головой и Ирина продолжила, - я ведь тогда "крыше" позвонила. Мигом приехали трое - один "умный" и двое "сильных". Так вот "умный" за несколько часов на уши всю станцию поставил, даже местных Ментов. А когда нашли этих шестёрок, которые думали, что они на станции "фишку держали", то вступили в дело "сильные" и гранаты были отданы даже с готовностью и бесплатно, только бы мы быстрее уехали и оставили их.
   Так вот, дело закрыли без вашего участия. А вот уволить без вас никто не может. Конечно, я сразу пошла к вашим особистам. Вот так же сели и выпили, но они честно сказали, что этот вопрос надо решать только в полку. Даже при мне позвонили командиру полка и попытались договориться, но ваш командир сразу отказался обсуждать этот вопрос - Разговаривайте с командиром подразделения.... И вот я здесь. О вас знаю очень много и положительного и отрицательного. Плохо о вас говорят, наверняка ваши личные враги, но хоть и хаят - хаят уважительно, где общий рефрен - он СИЛЬНЫЙ ДУРАК... Так что я знаю ваши сильные и слабые стороны...
   - Интересно, а какие слабые у меня стороны?
   - Разговор то не об этом, - уклонилась от неудобного вопроса Ирина, - мне сейчас нужно чтобы вы уволили Андрея в течении ближайших двух недель и нужна от вас хорошая характеристика. Вот для этого я и приехала сюда.
   Женщина замолчала и выжидательно глядела на меня.
   - То есть, вы уже нашли тёплое местечко для него?
   - Ну, тёплым его не назовёшь, но что то около этого..., - неопределённо прозвучал ответ.
   - А всё таки? - Жал я на сестру подчинённого и, видя её колебания, дожал, хотя уже догадывался о чём пойдёт речь, - я же должен знать в каком направлении мне писать... А то ведь можно и не дописать.
   Ирина тяжело и протяжно вздохнула и после секундного колебания открыла "секрет Полишинеля": - В ОМОН областной... Туда...
   - Значит и "крыша" ОМОНовская у тебя. Кто ещё может на чужой территории местных ментов на уши поставить. Только, Ирина Владимировна, брат то ваш и вас подведёт и начальника ОМОНа подставит...
   Женщина в удивлении широко открыла глаза: - А вы откуда про командира ОМОН знаете? Андрей, что ли сказал?
   - Да нет... Вы же сами и сказали, а связав несколько разных слов, можно запросто сделать практически безошибочный вывод. Подставит ведь он вас и здорово подставит...
   - Нет, там он будет под контролем. Вы только дайте хорошую характеристику, а там его возьмут в кулак.
   - Под каким контролем? Это здесь он под контролем и то какие вещи творит, а там под контролем он будет только на службе. А вне службы как будете контролировать? Соблазнов будет полно, а характера и стойкости у него абсолютно нет.
   - Но ведь родной брат.... Да, знаю упустили его родители, но пока я ещё могу влиять на него - я постараюсь сделать всё, чтоб он стал настоящим мужчиной.
   - Да вы влиять можете только до того момента, пока он зависит от вас. И кивать головой будет, показывая что согласен с вами, но как только выйдет отсюда, поступит в ОМОН - влияние ваше на этом закончится.
   - Там будет кому его держать...
   - Ерунда, это будет только в рабочее время....
   Примерно в таком духе у нас шёл разговор в течении часа и как то незаметно мы выпили бутылку коньяка и тут же на столе появилась вторая. На что я категорически сказал - Нет.
   Ирина здорово опьянела и готова была уже и сейчас и здесь, лишь бы додавить меня и получить вожделенную характеристику, но у меня был противный характер Тельца - когда на меня давили, я делал всё наоборот. Так поступил и сейчас.
   - Нет... Давайте поступим следующим образом. Вы приходите сюда вечером в девятнадцать часов за окончательным моим решением. А сейчас, я хочу, чтоб вы ушли..., - несколько разобиженная Ирина, почти с оскорблённым видом собралась и только что не громыхнула изо всех сил дверью. И я её понимал: цели своей не достигла, да ещё ею, на которую все западали - пренебрегли.
   Вечером она опять сидела за моим столом, где всё так осталось, когда она уходила: и коньяк и закуска, которая немного привяла. Была она собранная и по деловому настроена. Правда, стиль её одежды, несколько отвлекал меня, настраивая на моветон. Пришлось самому взять свою волю в кулак и уже хотя внешне равнодушным взглядом смотреть на сексуальную штучку, сидевшую напротив меня.
   - Ирина Владимировна, я целый день размышлял - Как мне поступить? Сидел вот здесь, - я махнул рукой на стол с выпивкой и закуской, потом ткнул большим пальцем за спину. - Смотрел в окно. Там ведь не только сосны видно - но и неспешная жизнь полка. Смотрел на неё, смотрел на ваш коньяк и как то так, перед моими глазами прошла моя военная жизнь. Я ведь тоже срочку служил. Мог служить как Ваш Андрей, но почему то служил по другому - Добросовестно. Также и потом служил и сейчас служу. Мог бы делать в этом полку видимость службы и готовиться к пенсии, а вот почему то совесть не позволяет. Что то стараюсь, куда то стремлюсь. Это я сейчас не для того рассказываю, чтобы покрасоваться перед вами и пококетничать... Вот какой я положительный.... Просто служил, служу и живу по принципу - НЕ ЗА СТРАХ, А ЗА СОВЕСТЬ и других людей, их поступки, их отношение к окружающей жизни - я сужу по себе. Никогда не ссылался и не мерил жизнь по СТАДНОМУ принципу многих других - А ВОТ ВСЕ...., А ВОТ У ВСЕХ.... Мне вот важно - А КАК Я, ЧТОБ ПОТОМ НЕ БЫЛО СТЫДНО И МОГ ОТКРЫТО СМОТРЕТЬ ДРУГИМ В ГЛАЗА.
   Так вот здесь вырисовываются два варианта. Первый: всё таки дать авансом вашему брату положительную характеристику. Наплевать на свою добросовестную срочную службу, наплевать на сотни тысяч солдат и сержантов, которые служат отлично. Наплевать на солдат, которые служат в нашем полку без замечаний и нареканий. Наплевать на их обиду, когда они узнают, что сержант Бороздин, этот негодяй увольняется чуть ли не в первых рядах с хорошей характеристикой. Наплевать на то, что они скажут: - Да чего тогда нормально служить, если таких в первую очередь увольняют....? Наплевать. - Я поднял со стола лист стандартной бумаги и многозначительно потряс ею в воздухе, - вот она хорошая характеристика и с этой характеристикой запросто примут в ваш ОМОН. Здесь я расписываю, какой он активный, какой он дисциплинированный и много чего другого положительного. Вот смотрите и печать есть, нет только пока моей подписи. А что? Чёрт с ними с моими принципами - ЗА ВСЁ НАДО ПЛАТИТЬ. Плевать на то, что он трепал всем нервы - сделаем ему добро. Сейчас поставлю подпись, выпьем коньяк, побарахтаемся приятно... А..., Ирина Владимировна? Пойдёмте, вон за ту дверь, там и постель готова....., - сестра Бороздина смотрела на меня несколько удивлённая и сейчас реально не знала - Как ей реагировать?
   - Есть второй вариант, - я немного подождал, с любопытством ожидая её реакцию, потом поднял второй лист стандартной бумаги, - это негативная характеристика. Тоже довольно полная. В ОМОН его, конечно, не возьмут. И в никакое приличное место тоже не примут. Вот что поделаешь? Какую заслужил....
   Хотел ещё сказать, но не стал больше ничего говорить и мы какое то время молчали, после чего Ирина вздохнула и сказала: - Дайте хорошую характеристику....
   - Дам. - Я пододвинул лист с характеристикой к женщине, - только подписывать не буду - рука не поднимается ему подписывать. Сами подпишете. И даю её только из уважения лично к вам. Уважаю таких людей как вы - целеустремлённых, деловых, знающих, что они хотят от жизни и каким путём этого добиваться. И только в последнюю очередь - как красивой женщине, которая мне нравится. Дам и вторую характеристику.
   Я пододвинул второй листок: - Чтоб вы знали, что из себя представляет ваш брат на этот временной отрезок его жизни. Может вы и сумеете его взять в "ежовые рукавицы" и сделать из него нормального мужика. Но я в это не верю. Время упущено и его сейчас может научить только жизнь... Да, ещё я её вам даю и сразу же предупреждаю. Если что натворит ваш Андрей и кто то потребует от меня служебную характеристику - вот такая она и будет. От положительной я откажусь запросто... Так вот так.
   Ирина взяла оба листка и, внимательно прочитав характеристики, с облегчением вздохнула, после чего аккуратно сложила их в сумочку. На её губах заиграла восхитительная улыбка, заискрились глаза и она вопросительно посмотрела на меня: - Ну что? Дело сделано, а сейчас можно более приятными делами заняться....
   Я же засмеялся и потянулся к бутылке с коньяком: - ну, вот теперь, когда дело сделано можно приступить к банкету за ваш счёт, - скрутил пробку и разлил по рюмкам, - но только банкет. Конечно, я пожалею потом - имел возможность и сам отказался обладать красивой женщиной... Но, такой уж у меня дурацкий характер.
   Допив бутылку, Ирина предложила продолжить у неё в номере, но я лишь развёл руками, типа: извини, но раз сказал слово то....
   Когда она ушла из кабинета, я вызвал сержанта Бороздина. Долго смотрел на него, молчал. Потом сказал: - Уйдёшь на дембель и если ты подведёшь свою сестру - ты просто будешь большой СУКОЙ. Иди отсюда, я на тебя даже смотреть не хочу.
  Серёга Лихачёв.
  
   Рядовой Лихачёв был настоящим русским солдатом, про которого сказки слагают и рассказывают детям, формируя у них положительный образ русского солдата. При случаи он мог сварить и кашу из топора и этим же топором вытесать из дерева любую штуку. Был мастером на все руки и за все два года службы к нему не было ни единого замечания - только одни положительные эмоции. С таким можно смело идти в разведку и делать другие хитрые дела. Надёжный и обстоятельный. Про таких даже если хочешь рассказать, то укладываешься в несколько строк и выжать больше ничего не можешь. Но таким бойцам всегда хочется идти навстречу.
   Как то подходит ко мне, мнётся и не знает, как начать разговор.
   - Что Серёга хочешь сказать? - Помог я ему.
   - Да у нас дома, товарищ подполковник, начинается период шишкования... Кедровые орехи... И надо бы дней на десять домой сгонять. Помочь отцу с братом.
   Я задумался на пару секунд, прикинув что у нас планировалось на этот месяц. Хм..., а ведь можно его отпустить: - Да ни каких проблем. Когда надо?
   - Дня бы через три, товарищ подполковник.
   - Деньги на дорогу есть?
   - Есть.
   - Ну, тогда можешь ехать сегодня. Нам с начальником артиллерии по мешочку орехов привезёшь.
   - Привезу, обязательно привезу, товарищ подполковник. Спасибо.
   Прошло две недели. Был поздний вечер и я уже готовился скоро завалиться спать, как резко прозвучал звонок в дверь. Поморщился недовольно, потому что такие поздние звонки предполагали только срочный вызов на службу. И пока шёл к дверям в голове промелькнуло несколько вариантов причин вызова в том числе и по Лихачёву, который чего то запаздывал. Я его ждал ещё вчера. Но это был не посыльный, а сам Лихачёв - раскрасневшийся, потный и запыхавшийся.
   - Оооо.., Серёга, а я уж думал, что насчёт тебя вызывают...
   - Не..., товарищ подполковник, всё нормально. Прибыл без замечаний. Давайте я мешок занесу.
   - Какой мешок? Не понял..., - я уже забыл про орехи, а Серёга с трудом вытащил со ступенек к дверям здоровенный мешок.
   - Я уж один мешок начальнику артиллерии отнёс, а это вам. Кедровые орехи..., - я ошарашенный посторонился и дал занести орехи в прихожую.
   - Так ты чего, Серёга? Я ведь про обычный полиэтиленовый мешочек говорил, а ты тут. Наверно весь урожай привёз, - ужаснулся я.
   Лихачёв, примостив мешок в углу, вытер пот, а я его повёл на кухню пить чай. Где Серёга обстоятельно рассказал про то какие у них кедровники и сколько они в сезон собирают орехи.
   - .....В этот год хороший урожай собрали, так что не переживайте. У нас самые ленивые набили сто мешков, а мы с братом и отцом 240. С хорошими деньгами в этом году будем. Вам и начальнику артиллерии по мешку. Отборные, ешьте на здоровье....
   Встретил его через два года, после дембеля. Он приезжал в охотничьей магазин покупать себе карабин. Женился, обзавёлся хозяйством и крепко стоит на ногах в своей глуши. Настоящий русский мужик, который и страну прокормит и если придёт лихая година её же и отстоит. Жалко только что таких в нашей стране мало.
  
  
  
  Серёга Колчанов.
  
   - Фууууу...., - мы наконец то затащили здоровенный лист ДСП на свой четвёртый этаж и, прислонив к стене, напротив нашего кабинета по-хозяйски осмотрели древесно-стружечную плиту. Подполковник Докторевич достал из кармана рулетку и тщательно обмерил лист.
   - Как раз, Борис Геннадьевич... Тютелька в тютельку и вписываемся в размеры.
   Я до этого внимательно наблюдал за манипуляциями Сергея Юрьевича и теперь облегчённо вздохнул: - Ну и лады... Я уж думал он не даст..., но нет получилось уговорить.
   Нам срочно понадобился один лист ДСП, которые были в большом дефиците и мы пошли договариваться. А когда договорились, сдуру решили сами и утащить. Лист сам по себе тяжёлый, да ещё громоздкий, размером 183 на 275 сантиметров. Если до учебного корпуса, где располагался наш штаб и наши кабинеты, дотащили нормально, то и затащить на четвёртый этаж решили сами. Нет, чтобы позвать Лихачёва с Колчановым - нет, упёрлись и чуть не умерли, протаскивая лист через узкие площадки и неудобные лестничные марши.
   - Серёга...., Колчанов, - чуть ли не хором завопили мы с начальником артиллерии и на наши крики из совмещённого кабинета выскочил Серёга Колчанов. Пришли он и Лихачёв ко мне в дивизион молодыми солдатами. Лихачёв оказался толковым и добросовестным малым и был у нас на подхвате. Серёга Колчанов был добросовестным, но бестолковым и любую задачу, чтоб он её выполнил, надо было разжевать до тонкостей - тогда можно быть уверенным, что выполнит всё как положено. Зато в отличии от Лихачёва красиво писал, чертил и рисовал. Вот это он делал с душой. И был у нас с Докторевичем писарем и ординарцем на двоих, а также хозяином обоих наших кабинетов. Нам выделили на четвёртом этаже большое помещение, которое разгородили перегородкой на два помещения и ещё закуток под комнату отдыха, где стояла заправленная кровать с тумбочкой и посудой, необходимой для дружеских посиделок, коих у нас было через день. Вот оттуда и выскочил Колчанов, в готовности выполнить любой приказ, который он тут же получил.
   - Колчанов, - начарт снова достал рулетку и тщательно вымерил строго середину листа, - смотри, как раз по эту линию... Давай, бери ножовку и по этой линии пили. Тут тебе работы на 15 минут, а мы пока с Борис Геннадьевичем передохнём.
   И Докторевич заговорчески подмигнул мне, что означало - мы сейчас вмажем. Так оно и произошло: из сейфа появилась початая бутылка молдавского коньяка, засохший кусок сыра и два чёрных сухаря, ещё советской сушки с крупинками крупной соли. Мы опрокинули по первой, чуть кусанули и вспоминали, ухохатываясь над некоторыми эпизодами протаскивания листа ДСП по лестнице.
   А из коридора доносилось мерное шарканье ножовки - ширк-ширк...., ширк-ширк...., ширк-ширк... Потом мы ещё навернули, потом ещё и остановились, когда бутылка опустела, а из коридора всё также монотонно доносилось ширк-ширк..., ширк-ширк..., ширк-ширк, что как то сразу навеяло нехорошее предчувствие - там что то шло не так... Тут пилить то минут пятнадцать, а звуки пиленья доносились до нас уже минут сорок. Удивлённо переглянувшись, мы выскочили в коридор.
   - Серёга..., блядьььь...., - наш горестный вопль угасающим эхом прокатился по коридору этажа несколько раз и остановил добросовестного, но тормознутого Колчанова, который был практически весь мокрый от пота, выполняя фигурное пиленье по ДСП, чем напрочь загубил лист. - Тебе же сказали по эту черту.....
   Колчанов непонимающе посмотрел на подполковника и меня, потом скорчил лицо и обратил свой взор на почти распиленный лист: - Дак, как вы сказали товарищ подполковник, так я и пилил.... По линии...
   Докторевич неопределённо хрюкнул горлом готовый то ли разразиться руганью, то ли почти истеричным смехом, но засмеялся над анекдотической ситуацией. Действительно, в том месте где нужно было пилить была нанесена кем то ровная черта длиной сантиметров десять, но потом у начертавшего эту черту то ли разыгралась буйная фантазия, то ли он пьяный падал около листа, не убирая с него карандаш и он вычертил через весь лист линию сложной конфигурации и Серёга Колчанов добросовестно её повторил. И теперь оба куска ДСП, с таким трудом добытый и с не меньшим пылом затащенный на четвёртый этаж, никуда не годился. Нет, конечно, мы его потом куда-нибудь и пристроим. Но нам нужно уже завтра к вечеру показать результат.
   Ругаться, тем более смеяться истеричным смехом начальник артиллерии не стал, а будничным тоном сказал: - Колчанов, я не знаю где ты возьмёшь ещё лист ДСП, но завтра с утра мы с Борис Геннадьевичем должны увидеть два куска ДСП нужных размеров.
   - Борис Геннадьевич, пошли, вмажем ещё и поднимем жизненный тонус, а то мне от этого бестолковизма жить не хочется....
   Вмазали мы очень хорошо, да так что мысли о ДСП были вышиблены из мозгов напрочь, поэтому утром мы не сразу воткнулись - Чего одновременно жалуется и смеётся дежурный по полку?
   - Ну, Колчанов..., ну, спать тебе не давал... В чём проблема то? - Лишь через пару минут и то с подачи дежурного вспомнили про вчерашнее.
   Дежурка дежурного по полку располагалась в фойе учебного корпуса и стало понятно чего он нам рассказывает: - ....Так я и говорю... Среди ночи с грохотом распахивается дверь и в фойе ваш Колчанов затаскивает целый лист ДСП. Я даже глаза вылупил от удивления. Там то вдвоём неудобно нести, а он один... и так принёс, что не побил и не покрошил углы и края. Но это ладно, так он всю вторую половину ночи грохотал на лестницах, матерился орал и этот лист тащил на четвёртый этаж. Там по всем законам физики не протащить, если только между лестничных маршей не просовывать.... Но он же был один...
   После развода мы постарались проскользнуть к себе на четвёртый этаж первыми, чтобы вперёд командира полка оценить обшарпанные и поцарапанные стены лестниц. Но всё было чистенько и свежо. Никаких следов титанической ночной работы. На нашем этаже аккуратно прислоненные к стене, стояли два распиленных куска ДСП, именно того размера, которые нам необходимы. Дверь кабинета была распахнута настежь, а в комнате отдыха, на тревожной кровати, крепко спал "убитый" Колчанов. Вот на нём то, следы титанических усилий были видны отчётливо и рельефно. В воздухе стоял отчётливый запах лошадиного пота, вся форма была изгажена насмерть в опилках и извёстке, а рукава полуоторваны в области подмышек.
   Мы тихонько вышли из комнатушки и также тихо сели за стол. Докторевич налил из графина воды, выпил и надолго задумался, а потом раздумчиво произнёс: - Да, Борис Геннадьевич, на это способен только русский солдат. Вот где он звизданул этот лист.....?
   Может для Докторевича, не прошедшего срочку, это и удивительно - то мне нет. Как то сразу вспомнилось, как на срочке, в Еланской учебке, старшина батареи старший сержант Николаев, поставил мне задачу: - А меня не волнует, товарищ курсант, где вы возьмёте дверь... Где хотите там и берите...
   И я взял..., где хотел. Среди бела дня, нагло снял дверь с петель полковой санчасти, взгромоздил её на спину и побежал, сильно побежал, от того что за мной гнались здоровые и откормленные санитары из постоянного состава, задохлики больные - временный состав, такие же курсанты как и я. Гнались, кипя праведным гневом, объединённые единым желанием - догнать наглеца и убить этой же дверью, а потом поставить её на место - а то ведь холодно. А у меня была задача выжить в этой гонке и добежать до своей четвёртой батареи вперёд них, где меня прикроет старший сержант Николаев. И я выиграл этот бег с препятствиями, с тяжёлым и неудобным грузом - добежал до батареи, где во второй акт весело и азартно вступил мастер спорта по боксу старшина.
   С гордым воплем: - Уёбки..., догнать не могли.... Это вам не санчасть, а четвёртая батарея..., - стал крушить санитаров. Курсантов не тронул и тактически правильно сделал, потому что они добросовестно потащили своих мучителей санитаров обратно в санчасть..... Ну, а я был поощрён - За наглость и за высокие показатели по физической подготовке. Хотя как раз показатели у меня были низкие и я тут банально спасал свою шкуру....
   И такими ситуациями Колчанов веселил нас частенько, но парень был добросовестный, служил честно. На праздник присвоили ему звание "ефрейтор", а тут подошло время ехать мне в командировку в Тюмень сдавать чеченские самоходки. Она предполагала затянуться на месяц, а так как Колчанов был сам с Тюменской области, село Созоново, то я решил его взять с собой и устроить ему за хорошую службу месячный отпуск.
   Сам я поселился в казарме учебного центра "Озеро Андреевское", показал Серёге свою комнату: - А теперь шуруй домой. Смотри, чтоб всё было в порядке и раз в пять дней приезжаешь. Я на тебя посмотрю - Какой ты? Жив - здоров, ну и шуруй домой обратно, благо твоя деревня от Тюмени километров сорок....
   Через пять дней, захожу в комнату, а там дисциплинировано сидит Колчанов. Ждёт меня. Около стола стоят две большие клетчатые сумки.
   Вскочил и докладывает: - Здравия желаю, товарищ подполковник, отпуск проходит без замечаний.
   - Вижу, вижу. Ну, рассказывай, как там отпуск проводишь? Всех баб перетрахал или ещё осталось кого?
   Серёга рассмеялся: - Кого хотел и нужно было - оттрахал. Я тут немного подхарчиться вам привёз, а то в солдатской, здешней столовой не особо разгуляешься, - и стал из сумки доставать и ставить на стол домашние разносолы. А увидев количество привезённого, я тихо ужаснулся.
   - Колчанов, да ты же с голоду оставил умирать свою деревню... Гуся то на хера привёз?
   Но Серёга весело отмахнулся от повисшего над деревней Созоново призрака голода, развеяв мои опасения.
   - Да нет, товарищ подполковник, наша деревня богатая. Мы же стоим прямо на трассе, идущей на север и там все неплохо торгуют. Наша семья, например, держит на трассе три ларька и торговля идёт бойко. Приеду после армии домой, дом мне будем строить. А это всё кушайте, - Колчанов замялся, но потом всё таки запустил руки в почти опустевшую сумку и достал трёхлитровую банку с мутной жидкостью. Я сделал вид, что не догадался и наивно спросил.
   - А это что такое?
   - А это, товарищ подполковник, наш самогон. Ухххх..., какой хороший, - Серёгу аж передёрнуло в восхищении, - это я проставляюсь за ефрейтора.
   - Ээээ нет, товарищ ефрейтор, так дело не пойдёт. Садись.
   - Товарищ подполковник, - горестно и в испуге возопил Колчанов, когда я наполнил доверху солдатскую кружку, - это ж мне много....
   - А что ты думал, товарищ ефрейтор? Тебе ещё повезло, что лычки не надо ртом ловить... Ладно, дай-ка я сначала попробую, что за самогон такой, - сделал несколько глотков, прислушался к своим ощущениям, - да действительно - много тебе будет полная кружка. Градусов шестьдесят... Ладно, разрешаю на два раза...
   - Товарищ подполковник, на три..., - пискнул Серёга.
   - Ладно, на три.
   Колчанов выпил и по моей подсказке сказал, что положено сказать. Потом быстро-быстро начал закусывать, а успокоившись, стал рассказывать о первых днях отпуска дома. Я тоже выпил, отломил от зажаренного целиком гуся ножку и как то вспомнился мне такой же гусь и сержант Гайнутдинов.
   В 79 году я в составе целинного батальона выехал на целину. Первый этап у нас был в Волгоградской области и базировались на окраине деревни Краснокоротовка. Жители деревни ещё с Великой Отечественной войны с благоговением относились к Красной армии. Между деревней и районным центром Новоаннинское было всего шесть километров, но в 42 году наша армия встала насмерть в двух километрах от деревни и не пустила дальше немцев. А в районном центре они стояли шесть месяцев и оставили своим зверствами по отношению к местным жителям ну очень негативную память. Вот и сейчас, с самого утра дети тащили к нам в лагерь всевозможную еду. Я был в должности замкомвзвода целинного взвода, расставил какие положено элементы ПХД (Пункта Хозяйственного Довольствия, а по простому Кухня) и ничего не варил, так как хватало пищи жителей. Одним из командиров отделений был сержант Гайнутдинов с Татарстана. Хороший парень, нормальный сержант не вызывал никакого беспокойства. А тут через неделю, как развернулись на месте, приезжает его отец, по проведать своего сына. Тоже нормальный мужик. Комбайнёр. Три дня они были вместе, а вечером отец в палатке командира взвода накрывает богатый стол, где помимо остальной закуски стоял хорошо прожаренный гусь с гречневой кашей внутри, а с боку стола полный ящик водки.
   Командир взвода старший лейтенант Мусин, техник взвода прапорщик Пожидаев и я - замкомвзвод, растерянно топтались около накрытого стола и тогда всё руководство взял на себя отец сержанта, который уезжал домой сегодня вечером.
   - Так, всё. Прошу к столу, - составил солдатские кружки в кучу, энергично скрутил пробку с первой бутылки и ещё больше вогнал нас в растерянность, видя как он водкой наполняет кружки доверху.
   - Ну.., всё..., давайте..., поехали..., - был первый тост и Гайнутдинов-старший лихо, в несколько крупных глотков, выпил всю кружку до дна. А ведь там двести пятьдесят грамм. И служба в Германии, после употребления зверской водки "Луникофф", приучила нас пить исключительно по пятьдесят грамм. Ну..., максимум - сто... Конечно, были ухари пили и большими дозами, но нормальное мужское большинство пило осторожно и малыми дозами.
   Мы замялись с полными кружками в руках, но под удивлённым взглядом деревенского мужика, выдохнули воздух и начали цедить водку сквозь зубы и не опозорились - выпили тоже до дна.
   Только успели перевести дух и что то там кусануть, как Гайнутдинов-старший вновь смело наполнил кружки доверху, а когда командир взвода выказал робкое сомнение о слишком высоком темпе и большими дозами, то отец сержанта округлил в удивлении глаза.
   - ... Да у нас в деревне всегда так пьют....
   Вторая у него проскочила тоже легко, а мы пучили глаза и цедили, но справились, правда.., меняяяя... так хорошо повело....
   И тут он снова наливает полные кружки под нашими паническими взглядами. Поднял свою и говорит, обращаясь к Мусину: - Так я заберу своего сына дней на пять домой?
   - Да..., да..., забирайте..., - почти в отчаянье крикнул взводный и мы его понимали.
   Пусть забирает своего сына, пусть они едут отсюда, только бы не пить в таком темпе третью, а потом четвёртую, а там ещё водки полно.... Когда топот шагов отца и сына растворился за стенками палатки, мы просто рухнули на табуретки, а Боря Мусин удивлённо и пьяно простонал.
   - Ну, я себя считаю не хилым в этом плане, но так пить....
   Вернулся сержант через пять дней и его как всё равно подменили - он стал просто неуправляемым, запросто вступал в споры с нами, да и смотрел на нас нехорошим взглядом.
   А когда я попытался с ним откровенно поговорить, то он в запальчивости выкрикнул: - Не надо мне морали тут читать, всё я про, про прапоров и офицеров знаю... Все вы сволочи и скоты.... Мне в отпуске старший брат глаза на вас открыл....
   Что уж он там открыл ему глаза и в чём - не знаю, но до конца целины мы маялись с сержантом.
   Месяц я сдавал самоходки. Не один конечно, приезжали и мои комбаты и другие... И месяц, мой Колчанов отдыхал дома. Ну и слава богу - хороший солдат.
  
   * * *
  
   На следующий день, на сборах молодых солдат я появился в двенадцатом часу.
   - Что, Борис Геннадьевич, за "подарком" пришёл? - Засмеялся подполковник Докторевич, который был начальником сборов.
   - За ним, за ним..., Сергей Юрьевич... Где это чудо природы?
   Через пять минут передо мной стоял отпрыск знаменитой семьи, который меня совсем не впечатлил. Невысокого росточка, худенький, а судя по глазам - ещё и "ботаник"... Блин... И это чадо я должен опекать. Мы должны, всем полком и от него должна зависеть не только моя военная судьба, но и других.
   Задав ему несколько простеньких вопросов, мы с начальником артиллерии только убедились в предстоящей непростой службе - у него не было ничего, за что можно было зацепиться и сделать из него нормального солдата.
   - Мда...., - это мы оба и одновременно произнесли с начартом и вариант, что он сразу будет дальше работать в нашей канцелярии - отпал сразу. Рано.
   Я достал из полевой сумки, чистые будущие блокноты Дальномерщика и Разведчика, ручку с чёрной пастой, линейку МПЛ-50. Всё это разложил на столе.
   - Иди сюда, до обеда, вместо строевой подготовки, будешь разлиновывать эти блокноты. Видишь..., рамки на каждой странице уже выполнены и тебе осталось только разлиновать строки по одному сантиметру. Вот линейка, вот ручка с чёрной пастой. А вот блокноты. После обеда я приду и посмотрю. Задача ясна.
   Солдат покрутил в руках линейку - Чего тут не понять?
   - Понятно, товарищ подполковник....
   После обеда я долго и удручённо крутил в руках готовые разлинованные блокноты и, помня что в таких творческих семьях, рождаются дети с тонкой и нежной психикой, думал - как бы мне культурно высказать своё неудовольствие качеством выполнения простенькой задачи. Но на ум почему то лезли народные выражения, которые с культурой не имели ничего общего. Очень хотелось слегка, только реально слегка, стукнуть в лоб и спросить - Ты случайно не учился в школе для супер одарённых детей, которых сейчас модно называют дети "Индиго"? А на мой примитивный взгляд так называемые дети "Индиго" неврастиничные, психопатичные, не развитые личности, а по простому, по-русски - ДЕБИЛЫ и нечего тут правду скрывать за красивыми названиями.
   - Товарищ солдат, вот это вы считаете, что линии проведены через один сантиметр? - Осторожно спросил своего подчинённого.
   Солдат сам посмотрел на меня как на человека, страдающего последней стадией Аутизма, полистал блокнот и недоумённо пожал плечами: - Как сказали про сантиметр, так я и прочертил....
  
   - Хорошо, отставим пока размеры. Ну а здесь... Вы же видите, что тут всё испачкано пастой...., - я разговаривал с ним, как с больным - тихо и спокойно.
   Солдат опять посмотрел на меня и в его чистом взгляде проскальзовывало не только удивление, типа - Чего вы до меня пристали? Я же всё расчертил.... Там же было и сожаление - Ну и тупой командир у меня....
   - Так паста пачкается... Что я сделаю?
   Я закрыл глаза и досчитал до десяти.
   - Хорошо, товарищ солдат, - голос мой, хоть я и сдерживался, приобрёл гулкость и медность, которые для обычного солдата как правило не обещало ни чего хорошего и мне пришлось ещё раз досчитать уже до двадцати. Начальник артиллерии, присутствующий при этом, потом мне рассказывал, - Борис Геннадьевич, я думал что тебя либо сейчас "Кондратий" хватит, такой вид у тебя был, либо канцелярия сгорит от искр, сыпавшихся из твоих глаз. Но, молодец, уважаю - ты сдержался и даже не стукнул его в лоб. Правда, голос у тебя был очень нехороший. Успокаивало одно - квартира у тебя есть, пенсия тоже. Стукнешь..., ну и уйдёшь... на пенсию... Тем более контуженный.
   - Хорошо. А почему тогда линии кривые и через линию я вижу ваши пальцы?
   - Так получилось, - был безмятежный ответ и я себя почувствовал подпоручиком Дубом перед солдатом Швейком.
   - Хорошо, - это было произнесено трубным голосом Ангела оповещающего мир об КОНЦЕ СВЕТА и так громко, что мухи заснувшие на зиму, проснулись и полетели умирать на улицу, - покажите мне на линейке один сантиметр.
   Я больше не сомневался. Семья, знаменитой династии отдыхала на этом отпрыске, а если откровенно говорить - она на нём кончалось. Солдат ни секунды не колеблясь, показал вторую половину линейки с делениями масштаба 1:50 000, где каждой большой деление равнялось двумя сантиметрам.
   - А это что? - Я повернул линейку другой стороной и показал обычные сантиметровые деления и теперь солдат смотрел на них "как баран на новые ворота". Чтобы не натворить чего-нибудь непотребное, мигом выскочил из канцелярии и умотал к себе в полк. Успокоившись, с бутылкой коньяка, стараясь быть незаметным, только бы не столкнуться с навязанным мне дебилом, я пробрался в канцелярию сборов молодых солдат, где застал хорошо поддатого и очень весёлого Сергея Юрьевича.
   - Борис Геннадьевич, садись. Есть повод нажраться, - Докторевич откуда то из-под стола достал ополовиненную бутылку коньяка и плеснул мне в кружку, а я с надеждой спросил.
   - Убило что ли бойца или заболел тифом? Нет.... Нет, Сергей Юрьевич, это слишком жестоко... Может приехала эта артистка и забрала его служить в Москву? Во..., вот это как раз для него..., пусть там Москву и министерство обороны разваливает...
   На мои умственные изыски Докторевич щурился загадочно и по доброму: - Всё то ты, Борис Геннадьевич, понимаешь правильно. Пусть живёт и живут другие. Слава те Господи, ты только ушёл, как за ним приехал целый половник и увёз его служить в батальон охраны округа. Так что Министерству обороны повезло, а вот командиру батальона охраны - не очень. - Под такой оптимистический мажор я выставил на стол ещё одну бутылку коньяка. А с этих сборов мы подобрали хорошего солдата Селедкова, который был отличной заменой Лихачёву и Колчанову.
  
  
  Екатеринбург
  Февраль 2014 год.
  
  
  
  
  

Оценка: 9.26*32  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023