У третьего батальона сегодня учения и я решил развернуть свой взвод чуть выше огневой позиции третьей миномётной батареи и потренироваться ячейку управления по засечке разрывов ночью. Засветло приехали, развернулись, подготовились к ночной работе. А как стемнело миномётчики отстреляли несколько задач, а потом открыли беглый огонь, начав с залпа. И тут меня позвал дальномерщик.
- Товарищ прапорщик, посмотрите..., - я наклонился к ящику с дальномером. Туда же склонились с интересом и остальные, кто находился на КНП и это нас спасло. Так как в этот момент раздался мощный взрыв, воздушной волной и осколками которого снесло половина бруствера окопа, завалив нас землёй, пробитыми насквозь приборами и экипировкой ячейки командира батареи.
Пока мы трясли башками, приходя в себя. Пока я ощупывал в темноте и опрашивал своих бойцов - Всё ли у них в порядке? На огневой позиции миномётчиков рядом стоял дикий ор. Орали раненые, кричали с испугу уцелевшие, бестолково матерились командиры миномётов...
- Сидеть здесь и никуда не вылазить..., - кинул команду перепуганным бойцам и выскочил наверх.
Первым, на кого наткнулся, сбегая к огневой позиции миномётчиков, был командир второго взвода прапорщик Казаков. Он стоял на коленях и молча раскачивался из стороны в сторону.
- Серёга, что с тобой? - Заполошно спросил товарища и осветил фонариком. А Серёга с удивлённым лицом смотрел на ладони, которыми он сильно зажимал живот, но кровь густой струйкой всё равно цедилась из-под ладоней. - Ни фига себе.....
Я застыл в мимолётной растерянности, но потом справился и крикнул раненому: - Держись... Я сейчас..., только гляну что с СОБом и бойцами...., - и ринулся к ячейке старшего офицера на батарее. Старшему лейтенанту повезло больше - его сильно долбануло прилетевшим обломком ящика. Но ударило плашмя, голова была целая, но судя по глазам смотрящим в разные стороны, сойдутся они не сразу. Но был живой и шевелился в окопе, пытаясь выбраться оттуда, всё время срываясь вниз. Вычислитель с радиотелефонистом не пострадали и испуганными глазами зачарованно уставились на свет фонаря.
Но вот в миномётном окопе, разбитом взрывом, всё было херово. От миномёта осталась только плита и обрывок ствола, рядом лежал на боку и сам виновник - заряжающий, без рук и без лица. У него от головы осталась только затылочная часть, с ровно подстриженным затылком. Командир миномёта был пробит в нескольких местах осколками и пытался что то сказать, но захлёбывался и на его губах опасно пузырилась кровь. Наводчик тоже был нашпигован осколками. Лежал сбоку, весь в крови. Крупным осколком его ударило в каску и с правой стороны она была разбита, но крепкий ремешок удержал её на голове и мозги остались в ней.
- Машину сюда гони, - крикнул я первому же сунувшемуся в окоп солдату и тот, послушно кивнув, тут же исчез из света фонаря и кинул в темноту следующую команду. - Всем проверить своих подчинённых...
И уже сам увидел в правом окопе торчащую ногу. Вернее видна была белая кость, а нога в сапоге болталась на сухожилиях. Это был командир соседнего миномёта и был он без сознания. Спусковым шнуром мигом перетянул культю, а на свет моего фонарика полз ещё один раненый с этого же расчёта.
- Ёлки-палки - да здесь что ли всех поубивало...? - Чуть ли не в отчаяние простонал я. Но уже слышался рёв подъезжающей машины, ко мне начали сбегаться уцелевшие и подбрёл СОБ, у которого за эти пять минут глаза собрались в правильное положение и он начал распоряжаться. Начали грузить в машину раненых. Убитым оказался только заряжающий.
- Боря, ты знаешь, где тут госпиталь? - Спросил СОБ, морщась от боли.
Я знал, что в Юторбогском гарнизоне есть госпиталь и примерно где. Кивнул головой и тут же вспомнил про командира взвода: - Тащите сюда Серёгу. Ему в живот попало....
Но прапорщик сам пришёл, держась руками за окровавленный живот.
- Всё что ли? - Спросил я и заглянул в кузов, где лежали и стонали четверо раненых и один убитый, - Серёга, садись в кабину на двигатель... Сможешь? - Тот кивнул и бойцы помогли устроиться прапорщику внутри кабины.
- Всё..., я погнал, - крикнул СОБу и тот разрешающе махнул рукой, но тут заорали из темноты.
- Стой.... Стой..., - и в свете фонарей появилось ещё несколько солдат тащивших четверых раненых от дальних миномётов. Их тоже загрузили, ещё раз проверили окопы и я помчался в госпиталь, до которого было восемь километров. По полигону пришлось ехать осторожно, а вот на асфальте погнал. Правильно свернул и через несколько сот метров, наорав на наряд по КПП, заехал на территорию госпиталя и остановился у крыльца, куда вышел недовольный внезапным вторжением дежурный врач. Но когда он глянул в кузов и увидел страшную картину раненых и убитых, лежавших вповалку на залитом кровью полу кузова, он вдруг заорал истошно: - Тревога... Тревога...
На его отчаянный вопль из здания вылетело до десятка санитарок, несколько выздоравливающих бойцов и пару врачей. Разобравшись с ситуацией, они начали выгружать раненых и заносить их в приёмное отделение. Серёге я сам помог вылезти из кабины и повёл его во внутрь госпиталя. Сергей упорно закрывал ладонями рану, вокруг которой вся форма была пропитана кровью, а я удивлялся - Во..., парень как держится. Получил осколок в живот, кровью истекает, а ходит бодренько....
Тут же подскочивший врач, стал его упрашивать: - Товарищ прапорщик, уберите руки... Давайте потихоньку, потихоньку... и посмотрю что там у вас...
Но Сергей не отнимал рук, умоляя врача: - Не надо..., не надо... Давайте я сейчас лучше лягу на операционный стол, а то руки уберу и кишки в штаны выпадут...
Я передал прапорщика врачу и тот его повёл куда то дальше, а сам выскочил и помог вытащить последнего раненого из кузова и мы его с санитаркой потащили в приёмное отделение. А там был кусочек Великой Отечественной войны. Раненые, кровь кругом, убитый лежит на столе. Группы врачей, прибежавших тревоге, склонились над ранеными, стоны и густой запах крови. Положив раненого на стол, я вышел на улицу и приказал водителю отогнать ГАЗ-66 в сторону, а пока наблюдал за его манёврами, к крыльцу подъехал УАЗик начальника ракетных войск и артиллерии дивизии, откуда он сам вылез и начарт нашего полка подполковник Басиев. Тут же подъехал и командир третьего батальона с командиром полка. Я доложил о количестве раненых и убитых и вся эта толпа прошла во внутрь, где к ним вышел весь в крови, как будто он сам раненый, дежурный врач. Он коротко обрисовал положение - Один убитый, остальные раненые тяжёлые. Их сейчас подготовят и на операционный стол. Единственный легко раненый - прапорщик. Ему в руку попал осколок. Крови потерял много, но сейчас ему рану обработают и отправят в палату. Остальная информация будет только утром, когда пройдут все операции. Толпиться тут не надо, вон прапорщика оставьте и он утром всю информацию вам доставит....
- Кстати, товарищ прапорщик, ты как крови относишься? - Внезапно обратился ко мне врач.
Я пожал неопределённо плечами: - Да вроде бы нормально....
- Ну и хорошо. Поможешь тогда, а то рук не хватает. Подожди тут в коридоре.
Врач вернулся обратно в приёмное отделение, а меня начальство сначала подробно обо всё расспросило.
- Ты там был, Цеханович, в самом эпицентре и не раненый. Своё виденье расскажи, что там произошло....
В принципе, мне как старому миномётчику, было всё понятно - Двойное заряжание.
- Но там же предохранитель стоит от двойного заряжания..., взрыватель наверно неисправный...., - попробовал расшатать моё видение начальник артиллерии. Я посмотрел на подполковника Басиева и мне была понятна его тревога. Если признать сам факт двойного заряжания, то многим придётся отвечать на очень херовые вопросы. СОБу наверняка светит уголовка - как самому ближнему во всех смыслах к происшествию. И именно на него и командира батареи "навешают всех собак". И плохо обучали, и плохо контролировали, и вообще не контролировали и всё в батарее херово... Под раздачу попадал и начарт полка, не избегал неприятностей и начарт дивизии с разными последствиями. Короче ЧП Группового масштаба по перечню номер один, когда докладывается министру обороны и с созданием комиссий, с разными орг. выводами. Короче, предстоящая неделя, да и последующая для всех нас будет тяжёлая. Вывернут наизнанку всё и всех. И обязательно что-нибудь накопают. Но вокруг меня стояли заинтересованные лица и здесь можно было говорить открыто. Поэтому я пояснил своё мнение.
- Огонь был назначен как беглый и первым был залп. Заряжающий кинул в ствол мину и зажался в ожидании выстрела. Скорее всего, зажал руками уши и отвернулся. Расчёт рефлекторно тоже отвернулся во время выстрела, поэтому на фоне залпа никто не проконтролировал - Был выстрел или осечка? Заряжающий подскочил со второй миной, сунул её туда, а там стоит предохранитель в положении "Закрыто". Тогда, не долго думая, в запарке, он рукой переводит предохранитель в положение "Открыто" и кидает в ствол мину.... Второе - ствол оборван на середине, что говорит о взрыве в стволе. Если бы взрыватель неисправный был - то взрыв произошёл бы не в стволе.... Оседающая втулка не дала бы сработать взрывателю мгновенно...
- Что за оседающая втулка? - Спросил командир полка.
- Один из предохранителей взрывателя, - со вздохом произнёс Басиев и огорчённо констатировал, - что ж, Цеханович, опыт действительно не пропивается....
Начальство потолкалось немного в коридоре, обсудили между собой на пониженных тонах некоторые аспекты сложившейся ситуации, а потом напутствовало меня: - Давай, оставайся здесь до утра. Собери всю информацию и утром доложишь, - и ушли, а через минуту в коридор вышел счастливый Серёга, баюкающий толсто забинтованную руку.
- Чего там у тебя? Не в живот? - Спросил, хотя сам ещё пять минут назад знал о ранении в руку.
Серёга неловко пошарил правой рукой в левом кармане брюк, достал оттуда помятую пачку сигарет и с наслаждением закурил.
- Блин..., думал это мне осколок прилетел в живот. А это я бежал к основному миномёту и мне осколок прямо в кисть руки ударил... Когда перед собой руками махал. А я подумал в живот, тем более когда руку к животу прижал и кровь оттуда идёт. Вот и подумал.... Боли совсем не чувствую, хотя врачи говорят косточки перебило, но обезболиванием закололи... Сказали повезло, быстро заживёт.
- Товарищ прапорщик, у нас не курят. Пойдёмте за мной..., - Серёга испуганно загасил сигарету, кивнул мне и послушно пошёл за медсестрой. А через пару минут другая медсестра помогала мне одеть медицинский халат.
Моя помощь сводилась к следующему - подай, разрежь, раздень, поверни... И я добросовестно разрезал окровавленную одежду, зажимал руками культю ноги, а врач перерезал мышцу. Потом помогал другому врачу: прижимал голого раненого к столу, а тот бился и задыхался. Врач взял огромный шприц с толстой иглой и с силой воткнул в голую грудь. Противный хруст, я подумал что игла сломалась, но нет она зашла глубоко в тело раненого и врач стал отсасывать шприцом кровь, после чего тот успокоился и задышал более спокойно. Теперь на соседнем столе стал биться в судорогах другой раненый и мне пришлось тупым бритвенным станком брить волосы на ноге. В выбритом месте врач ловко сделал длинный разрез и во внутрь ноги засунул тупой конец скальпеля, поддел какую то жилу и стал её вытягивать. Причём тут нога и жила? Но раненый мгновенно перестал биться и тоже успокоился. А я уже разрезал форму на солдате, которому проломило голову. Он не стонал и не бился. Лежал спокойно, лишь глаза неотрывно смотрели и сопровождали меня. Разрезав форму, я по команде врача перевернул его на бок, открываю спину, в многочисленных мелких осколочных ранах. Кости черепа от удара вдавились вглубь головы сантиметра на четыре огромной впадиной, в которой лениво колыхалась густая кровь. А он всё смотрел на меня и смотрел и также тихо умер. С открытыми глазами. И такое продолжалось около часа, в течении которого по готовности раненых уносили на операционный стол. Через час я вышел в коридор и устало брякнулся на небольшой диванчик, а следом за мной вышел врач и протянул мне стакан спирта, который выпил даже не почувствовав вкуса и горечи: - Молодец..., - и не понятно к чему он это сказал. То ли похвалил, что я не грохнулся в обморок, а спокойно работал вместе с ними. Или же за то, что единым махом, не поморщясь выпил спирт.
Врач ушёл, а я остался и сидел в коридоре до утра. Периодически ко мне выходили врачи и с горечью сообщали о смерти очередного раненого на операционном столе. К утру умерли все.
О последнем сообщил начальник госпиталя, устало сев на диван рядом со мной. Сел закурил и молчал, щурясь через сигаретный дым. А когда закончил курить предложил: - Пошли, прапорщик, загружать бойцов.
- Куда загружать? - Удивился я, считая что сейчас поеду в лагерь на ГАЗ-66 с сообщением о смерти.
- Куда? - Переспросил врач и сам же продолжил, - на твою машину и повезёшь их в свою часть. А оттуда в Потсдам на судебную экспертизу для подтверждении смерти от смертельного ранения. Пошли.
На улице уже серел рассвет, обещая отличную солнечную погоду. Я подогнал машину к подъезду морга и только сейчас обратил внимание, что ГАЗ-66 без тента.
- Ничего, - рассудительно успокоил врач, - сейчас быстро загрузишь со своим водителем и ещё по темноте быстро проскочишь на полигон. Тут по асфальту ехать сам знаешь километров пять...
Водитель наотрез отказался грузить: - Нееее...., товарищ прапорщик, нееееее...., - и закрылся в кабине.
Ладно, пошли вдвоём грузить. - Небольшое помещение морга было забито телами умерших. Они лежали прямо на кафельном полу в небольших лужицах крови и накрытые с головой когда то бывшими белыми простынями, сквозь которые проступали уже не красные, а бурые пятна крови.
Всё это я разглядел, пока ждал начальник госпиталя, который вышел в соседнюю комнату и вытащил оттуда не без труда громоздкие деревянные носилки сплошь покрашенные масляной краской бирюзового цвета. Положил их около первого трупа и нагнулся, взяв за плечи: - Бери за ноги и ложим на носилки.
Я тоже нагнулся и плотно обхватил ноги умершего, сразу почувствовав неприятную теплоту ещё не совсем остывшего тела. Поднял вверх одновременно с врачом неожиданно тяжёлое тело. Ноги и плечи мы подняли, но середина туловища сильно прогнулась и как бы мы выше не подымали тело, задница лишь чуть-чуть оторвалась от кафельного пола. Попытались положить труп на носилки, но высоты не хватило и задней частью тела мы только отодвинули носилки в сторону. Коротко матернувшись, мы рывком всё таки приподняли и с мокрым, чавкающим звуком, плюхнули умершего на носилки.
Дальнейшее не предполагало каких либо трудностей, но они появились и совершенно с неожиданной стороны, даже напугав меня. Подняли тяжеленные носилки и через дверь вышли на лестничную площадку с короткой, в четыре ступени, лестницей. Я шёл впереди и когда начал спускаться, то сумел поднять свою часть носилок лишь до подмышек, чтобы выровнять носилки. Но этого оказалось недостаточно и покойник быстро заскользил по наклоненной в мою сторону гладкой, смоченной уже кровью поверхности на меня. Я то этого не видел, но что то сзади зашуршало, слегка ударило в плечи и вот уже мимо моих глаз с обеих сторон головы показались голые ноги, а мою шею, с сильным толчком, уже оседлал покойник с чем то мокрым и противным. Дико реванув в голос, я резко дёрнул всем туловищем и сбросил мёртвое тело со своей шеи. Умерший послушно соскользнул со скользких носилок и бесформенной грудой упал на каменные ступеньки, а его голова с размаху, глухим стуком ударилась об пол. Простыня осталась на носилках и теперь мёртвый боец лежал на полу во всей красе. Весь в мелких многочисленных ранах от осколков. Где то кровь уже засохла, местами она была размазана, но хуже всего большие разрезы, которые были сделаны врачами для того чтобы достать крупные осколки или наоборот зашить что то повреждённое внутри. Если бы он остался жить, то наверняка его бы зашили аккуратно, но он умер и эти большие разрезы были просто неряшливо и грубо схвачены, только ради того, чтобы стянуть. От падения и удара об пол некоторые из них разошлись вываливая часть внутренностей на пол.
- Чёрт..., чёрт..., чёрт..., - я был в трансе. Не то, что дико испугался - мёртвых я не боялся. Но было очень неприятно и противно от именно ощущения прикосновения мёртвого тела, окровавленной задницы и яйцами к моей шее. Да и то, что лежало на полу не добавляла жизнерадостности.
- Ну, что стал? Давай ложить обратно, - недовольно забурчал начальник госпиталя. Я очнулся от ступара и привычно подчинился начальственному голосу. Уложили бойца на носилки и поднесли его к кузову. Тут уже действовали с учётом полученного опыта. Стали боком к открытому заднему борту, подняли носилки и просто перевернули их в кузов. Потом я залез туда и за руки оттащил его к кабине. Таким образом мы перенесли и остальных. Да..., если бы это увидели гражданские..., как мы грузили тела у них бы случился шок. Но никто не видел, и слава богу. Накрыли всех обратно простынями и начальник госпиталя махнул мне рукой - Езжай.... Развернулся сам и пошёл усталой походкой домой. Подъехал к КПП, дневальный открыл ворота и тут из центрального входа заполошно выскочила пожилая санитарка, замахала руками и заорала на всю территорию госпиталя: - Стой..., стой... Не выпускай его....
- Что за чёрт? - Я выскочил с кабины и уставился на подбегавшую женщину, - Что случилось?
- Простыни надо забрать..., простыни..., - отрывисто и запыхавшись кинула женщина.
- Какие простыни? Не понял?
- Да, вон те..., - санитарка кивнула на машину и ловко полезла в кузов.
- Да вы что - Охренели? Начальник госпиталя сам ими укрывал... Да я их привезу вам.. Не переживайте... Мне же их везти, а уже светло, - всё это я кричал в кузов, глядя как санитарка поспешно сдирала окровавленные простыни с трупов. Но та не обращала на меня внимание, а когда спрыгнула с машины, я уцепился в неё.
- Да привезу я их вам...
Но та тоже уцепилась и в свою очередь заверещала: - Отцепись, прапорщик... Мне по хер начальник госпиталя. Он за эти простыни не отвечает, а с меня потом вычтут, - она так пронзительно кричала и так крепко уцепилась в простыни, что мне стало понятно - без боя она их не отдаст.
Отцепился от неё, плюнул на асфальт и покрыл её площадным матом, а та обрадованная маленькой победой, радостно убежала в здание. Я встал на колесо машины и заглянул в кузов.
- Бляяяяядьььььь......, - на другое колесо залез дневальный по КПП, глянул и тоже заорал, - Бляяяяяядьььььь.....
Тоже в испуге заорали и дежурный по КПП со вторым дневальным, когда заглянули в кузов. Не кричал только водитель, который немо открывал рот в кабине, с ужасом глядя в кузов через заднее стекло.
Видел много фотографий о немецких концлагерях, особенно запомнились несколько фото с лагеря Заксенхаузен, куда нас возили на экскурсию. Большие кучи умерших заключённых, но там они были, если так можно сказать белыми и чистыми, хоть и истощёнными до предела. То в кузове лежала груда окровавленных тел, в многочисленных больших и малых ран, с разбитыми головами, оторванными ногами. Ещё вчера пышащие здоровьем и жизнью....
Откричавшись, мы спрыгнули с колёс и столпились сзади машины. Я то кричал не от испуга, а от возмущения и понимания, что по светлу должен везти погибших парней, на виду у немцев. Поэтому, выплеснут отрицательные эмоции в крике, надавил на наряд по КПП и через десять минут они принесли к машине кучу ненужного тряпья.
- Больше ничего не могли найти..., - виновато отчитался дежурный. То что они принесли, а это были рваные телогрейки, замасленные ватные штаны, пара кусков одеял, наволочка, хватило только на треть кузова и обречённо, махнув рукой, ГАЗ-66 выехал из ворот госпиталя. У немцев, в отличии от нас русских, была очень херовая, в моём случаи просто отвратительная привычка, начинать рабочий день по все стране очень рано. И шесть часов утра можно сравнить с нашими половина девятого. То есть почти пик дорожного движения, когда народ, сломя голову, несётся на работу. Но, влившись в дорожное движение на дороге Ютербог - Альтес Лагерь, я немного успокоился, так как на дороге были одни легковые машины и с них не было видно, что находилось в кузове. Осталось километр до своротки на полигон, где можно было уже не беспокоиться, как сзади нас догнал немецкий грузовик.
- Давай, жми на газ.... Грузовик сзади догоняет, - дал быстро команду водителю и тот прибавил скорости, но грузовик неумолимо догонял нас и готовился к обгону. Через заднее стекло я наблюдал за реакцией водителя, а тот ожидая момента, чтобы уйти на обгон, глядел на встречку. Но вот появилась возможность ему стартануть и он дал газу, выворачивая руль влево и пошёл на обгон. Кинул мимолётный взгляд на нашу машину и тут он увидел, а через секунду осознал, что лежит в кузове русской машины. Увиденное повергло его в ужас, отчего он мгновенно забыл об опасном манёвре и через секунду с силой врезался в правый бок нашего заднего борта. Рефлекторно нажав на тормоза, водитель отправил свою машину с противным и долгим визгом покрышек в немыслимый зигзаг. Машину занесло, накренило и я уж думал, что сейчас она закувыркается по асфальту, разбрасывая во все стороны барахло из кузова, но немец сумел справиться и машину вынесло на обочину, где он и остановился. Нас тоже от удара сначала занесло, чуть ли не поперёк дороги и вопреки всем законам физики, всё таки не перевернуло, а выскочив на встречку и благополучно разъехавшись с легковушкой, мы вернулись на свою полосу. Водитель дал по тормозам и попытался остановиться.
- Куда? - Неистово заорал я на водителя.
- Так..., немец врезался...., надо посмотреть..., - залепетал белый от испуга солдат.
- Дурак. Гони. В лагере смотреть будешь...
Перед своротом на полигон нас догнал автобус и секунд десять шёл вровень с нами и все эти секунды немцы просто прилипли к окнам и не могли поверить в то, что видели. Но мы уже сворачивали на полигонную дорогу и автобус улетел вперёд к Троенбрицену. И когда они доедут до Троенбритцена через тридцать минут они наверно подумают, что эти десять старшных секунд им просто привиделись. И не было русской машины, не было кучи мёртвых тел. И вообще в это прекрасное солнечное утро - этого просто не могло быть.
В лагерь я заехал со стороны палатки начальника артиллерии, у которой сидели командир батареи, с СОБом. На звук двигателя из палатки вышли подполковник Басиев, командир полка и начарт дивизии.
- Ты чего машину сюда пригнал? - Кивнул начальник артиллерии на машину, когда доложил о прибытии.
- Бойцов привёз... все умерли..., - буркнул я, а все офицеры непонимающе уставились на меня.
- Как все умерли? Что вот так все...? И никого не спасли? - Выдавили из себя несколько вопросов придавленные случившимся.
- Все..., - подтвердил я.
- А чего их сюда привёз? Почему не в госпитале оставил?
Они всё задавали и задавали вопросы, оттягивая время, когда надо будет заглянуть в кузов. Но вот вопросы все были заданы, ответы получены и все одновременно направились к машине и заглянули туда.
Конечно, никто из них не орал в испуге, как наряд по КПП. Но отошли они от машины бледные. Всё таки все надеялись, что медики совершат чудо и всё ограничится одним единственным убитым, но после этого.... Когда куча убитых, последствия и тяжесть всего резко возрастали. И тут помимо хорошей уголовки намечался целый звездопад, со снятием офицеров с должностей целой вертикали. Начиная с СОБ с комбатом, которые до этого момента выглядели ничего, а вот увидев.... Контуженный СОБ до этого держался, а тут сразу вырубился и упал и его быстро утащили к медикам. И кончая непонятно на какой высоте, это уже будет зависить у кого какие подвязки вверху.
Спросив разрешение привести себя в порядок, я ушёл: начальство осталось обсуждать новые реалия и линию поведения. Умывшись и побрившись, позавтракал и было собрался до обеда соснуть. Всё таки ночь не спал. Как меня вызвал к себе начальник артиллерии.
- Цеханович, садись. Разговор будет тяжёлый и серьёзный, - я сел, а начальник артиллерии продолжал ходить по палатке, не зная как начать разговор. Я, да не только я, а наверно все офицеры и прапорщики полка очень уважали подполковника Басиева Алексея Владимировича. Был он чеченцем по рождению, но по воспитанию был он русским. Да и прожил всё своё детство до училища в Геленджике. Но вот это кавказское из него очень часто лезло. Правда, положительное. Когда нас в 77 году, две батареи, перекинули с арт полка из Ошаца в 68 мотострелковый полк, для развёртывания дивизиона, начальником артиллерии целый год был у нас майор Боровков, тоже очень уважаемый офицер и был он знаменит в войсках такой хорошей военной придурью. И независимым характером. Так например при выезде в лагеря он запросто мог нарушить приказ начарта дивизии и стать отдельным лагерем. Да так стать, что полковник Семеняка, три дня не мог найти его на полигоне. Много чего и другого мог сотворить Боровков и артиллерия полка при нём жила некой вольной казачьей станицей, где были свои правила.
А вот сменив его, подполковник Басиев, наоборот артиллерию полка ввёл в жёсткие рамки предсказуемого порядка и дисциплины, где было масса плюсов. Не понятно с чего Басиев сразу меня выделил из массы артиллеристов и относился ко мне как к сыну. Наставлял, советывал, опекал, ворчливо ругал если я что то делал не так или прокалывался, что было довольно редко. Один раз он на меня очень здорово обиделся и не разговаривал со мной целый месяц. Вот как раз в этом и проявился его кавказский характер. Был у нас в полку ещё один чеченец, прапорщик, по фамилии Ормашов. Вот истинный чеченец - не убавить, не прибавить. В довершении всего очень обидчивый и очень щепетильно относился к своей фамилии. Мы, русские, часто не замечаем разницы в произношении буквы "А" и "О". Поэтому очень часто обращаясь к нему, те кто не знал о его обидчивости - звали его по фамилии Армашов. И тогда, сквозь зубы, он зло цедил: - Моя фамилия Ормашов.
И вот как то на разводе, командир полка решил за что того отругать прилюдно. Вывел к трибуне офицеров и прапорщиков и хотел вызвать его из строя, но в возбуждении забыл фамилию прапорщика.
- Товарищ прапорщик, - командир полка в досаде закрутил пальцами в попытке вспомнить фамилию, натужился. Видно было, что она у него крутилась в голове, а ухватить её не мог, - ну этот прапорщик... с этой своей фамилии... ну как её? Аааа.... Арматуров....
Прапорщика-чеченца в строю чуть удар не хватил от такого неуважительного обращения и его даже за руки пришлось держать. Вот из-за моей фамилии и обиделся на меня начальник артиллерии.
- Цейханович, зайди ко мне, - в окне второго этажа штаба виднелся начальник артиллерии и призывно махал мне рукой.
- Здравия желаю, товарищ подполковник, - поздоровался с начальником, войдя в кабинет и внимательно посмотрел на Басиева, который непривычно выглядел довольно взбудораженно.
- Садись, Боря, - я сел, а Басиев достал из сейфа бутылку коньяка и две небольших рюмочки, - давай выпьем. Я из-за тебя с женой капитально поругался.
- А я то причём? - Несказанно удивился я, чокнулся рюмочкой и выпил вслед за начартом. Он был чеченец, с кавказским характером, она русская. Спокойная и рассудительная. Работала в гарнизонной библиотеке и мы частенько с ней там болтали на разные темы, когда я приходил менять книги.
- Да ты ни причём, - досадливо отмахнулся Алексей Владимирович, - сидим, обедаем и я рассказываю, как ты обыкновенное бревно превратил в рационализаторское предложение и тренажёр для наводчиков миномётов. Ну, вот сидим, едим, я рассказываю, а она меня перебивает и говорит - Алексей, давно замечаю, что ты фамилию Бориса неправильно произносишь. Его не Цейханович зовут, а Цеханович....
Ну, тут я взбеленился. Слушай, говорю, во-первых женщина - не перебивая мужа, во-вторых - я его командир и лучше тебя знаю его фамилию. А она заладила - нет неправильно и херовый ты командир, раз за два года не выучил его фамилию. Вот и поругались. Я как хлопнул дверью и сюда. Блин, много стала думать я смотрю.... Давай..., - Басиев вновь разлил коньяка и вновь хлопнули.
- Так она права, Алексей Владимирович. Моя фамилия Цеханович.
- Как? - Басиев аж подскочил на стуле.
- Да, Цеханович.
- А почему ты никогда не поправлял меня, как этот Арматуров? - Зловеще прошипел начарт.
Я неопределённо пожал плечами, а Алексей Владимирович медленно поднялся над столом.
- Боря, я чуть не развёлся с этой умной и здравомыслящей женщиной.... Пошёл вон отсюда... Чтоб мои глаза тебя не видели, - бушевал подполковник, а я испуганным зайцем летел из штаба. Помирились мы через месяц.
Сделав задумчиво ещё пару кругов по палатке, Басиев остановился напротив меня.
- Боря, ты понимаешь что будет если версия об двойном заряжании подтвердится? Какие будут последствия для многих офицеров?
- Конечно, товарищ подполковник. Прекрасно понимаю. Но я там, в госпитале, озвучил потому что все были свои... А так я молчок.
Басиев тяжело вздохнул и снова нарезал круг по палатке: - Мы тут, в нашем кругу, обсудили создавшееся положение и решили придерживаться версии о неисправности взрывателя. Определить был ли взрыватель неисправен или нет, пусть определяет экспертиза. А точно она определить это не сможет, но пройдёт много времени и за это время острота сгладится и всё спустим на тормозах...
- Понятно, товарищ подполковник.
- Это хорошо, что понятно. Но ты в этом деле будешь играть главную роль, - Басиев вновь остановился напротив меня
- Понятно. А в чём моя роль? - Я удивился и в тоже время было любопытно.
- Как это не странно, но ты оказался в самом центре события.
- Так я там случайно и оказался... Занятия по засечке разрывов решил провести со своими разведчиками..., - я всё ещё не мог понять ход мысли начальника.
- Так вот. Ты там оказался не случайно, а был посредником на огневой позиции миномётчиков.
- Товарищ подполковник, но я же обыкновенный прапорщик и не могу быть посредником при офицере.
- Да, я просмотрел... Это моя ошибка, что на ОП не было посредника. Но кто мог подумать, что так получилось и теперь из-за бестолкового заряжающего могут пострадать куча нормальных офицеров. Ты не обыкновенный прапорщик, а прапорщик закончивший артиллерийское училище. Прапорщик на артиллерийской офицерской должности. И миномётчик с трёхлетним стажем. Это я всё обосную, когда зададут этот вопрос. Так что ты был посредником. Понятно?
- Так точно.
- Следующее, - подполковник ухмыльнулся, - ты ведь у нас на время лагерей отдан приказом и исполняешь обязанности начальника склада боеприпасов. К тебе ведь у следователей тоже будет куча вопросов... Я надеюсь у тебя там порядок?
- Ну..., вообще то так.
- Значит, договорились. Вопросы есть?
- Есть, товарищ подполковник. - Я наморщил лоб, - Если всё сваливать на неисправность взрывателя, то надо подкорректировать количество задач и стрельб, чтобы скрыть лишнюю мину.
- Во..., правильно суть уловил. Сейчас идёшь с командиру батареи и до приезда следователя всё это обыгрываете. И также проводишь всё по своим журналам выдачи боеприпасов со склада. Следователь приезжает завтра. После обеда собираемся все здесь и всё проигрываем.
За день всё и все, вплоть до последнего солдата были готовы к встрече со следователем. В этот же день всех погибших отвезли в Потсдам на судебно-медицинскую экспертизу. За день был прочёсан полигон в направлении выстрела и найден остаток ствола. Он пролетел восемьсот метров и упал в окоп пехотинцев, как раз между двумя спящими солдатами, едва не убив их. И сам окоп, где произошёл взрыв, был взят под охрану.
До обеда следователь осматривал место происшествия, склад боеприпасов, беседовал с начальством, знакомился с боевой документацией и до меня очередь дошла только под вечер.
К моему удивлению следователь лишь вскольз поинтересовался почему именно меня назначили посредником, а не офицера. И был удовлетворён моим ответом.
- Товарищ прапорщик, мне вас отрекомендовали как самого опытного миномётчика.
- Начальству виднее. Раз так сказали, значит так и есть.
- Ну, раз вы такой опытный миномётчик, то тогда по простому объясните - Почему все считают, что это неисправность взрывателя, а не двойное заряжание?
- Ответ очень простой. Вот я сейчас командир взвода управления 122мм гаубиц Д-30. Осколочно-фугасные снаряды снаряжаются взрывателем РГМ-2. Во взрывателе целых пять предохранителей. И пока они все не сработают, взрыватель не встанет в боевое положение. И это происходит в 70 метрах от ствола. То в миномётном взрывателе только два предохранителя, вследствии чего он приходит в боевое положение в 20 метрах от ствола. Я сегодня водил вас на полевой склад боеприпасов и показывал их вам. На складе находятся три вида боеприпасов: 122мм снаряды к гаубицам Д-30, мины к 120мм миномётам и снаряды к 76 мм орудию ЗИС-3. Так вот если 122мм снаряды 67 года выпуска, то уже мины 44 года, а 76мм снаряды 43 года изготовления. Разницу усекаете? Минам почти 40 лет. Да, при внешнем осмотре, ничего не было выявлено. А вот что там внутри - ну уж извините... Не рентген.
- На миномёте стоит предохранитель от двойного заряжания. Так и называется - От двойного заряжания. И если в стволе мина, то он закрывается и не даёт туда сунуть вторую. Открывается, только при выстреле, - здесь я несколько слукавил, но добавил, - ведь если пистолет стоит на предохранителе, вы ведь не сможете выстрелить. Так и здесь.
- А может он был неисправен?
- Товарищ капитан, конструкция до того проста, что либо он закрыт, когда мина опускается в ствол, либо он открыт, когда мина вылетает из ствола. Третьего не дано. И перед боевой стрельбой подписывается акт об исправности и готовности миномётов к стрельбе. А перед этим всё это проверяется....., - я постарался, чтобы быть перед следователем достаточно убедительным и кажется преуспел в этом.
Капитан кисло улыбнулся, понимая что ему придётся опускаться в эти артиллерийские дебри, а видать ему этого очень не хотелось: - В принципе понятно. К этому вопросу мы ещё вернёмся более подробно, тем более что завтра отберём несколько взрывателей и отправим их на экспертизу. А теперь разберём другой вопрос.
- Вы являетесь начальником полевого склада боеприпасов.
- Да. Назначен приказом по полку на время лагерей. Приказ есть.
- Это понятно. Меня интересует в этом плане другие вопросы. - Капитан достал руководящие документы по хранению и обращению с взрывчатыми веществами и боеприпасами.
Ну, это я знал почти назубок. И в течении часа рассказывал, как принимал снаряды и мины на полковом складе, как грузил их и как хранил. Отрицательно отвечал на вопросы - А роняли ли при погрузке и выгрузке боеприпасы с высоты более один метр? А подвергались они воздействию прямых солнечных лучей? Наводнение? Землетрясение? Пожару? А были ли на них трещины? Выделения пироксилина? Ржавчины? А как они лежали в кузове - Поперёк его или по ходу движения? И кучу других вопросов.
Вышел я от следователя с ощущением, что сумел его убедить в нашей версии. В течении последующих дней, в течении которых следователь работал в лагере, он вызывал меня ещё несколько раз. Выезжали и на огневую позицию, где проводили следственный эксперимент. Периодически он советывался со мной по техническим вопросам и наконец то закончил следствие. Конечно, не только я общался с ним. Он был под плотным колпаком начальства и буквально каждую минуту около него кто то находился, не давая времени размышлять на счёт других версий. Поэтому он уезжал с лагеря с твёрдой уверенностью в неисправность взрывателя.
Когда мы вернулись с лагерей, то в лабораторию был отправлен помощник начальника артиллерии, кручёный старший лейтенант якобы для оказания помощи в экспертизе. А на самом деле с определённой суммой денег, собранной артиллеристами и с задачей получить нужное заключение. И заключение было получено - неисправность взрывателя. Как потом старлей рассказывал, что их и уговаривать особо не надо было. Эксперты совсем не горели желанием разбирать взрывоопасные штуки, с удовольствием сходили на халяву несколько раз в гаштетт и написали нужную бумагу.
Через пару недель из госпиталя приехал за месячным окладом Серёга. Я его как раз встретил у штаба полка. Пообщались немного.
- Да нормально там в госпитале. Балдею, бабы... Вот только рука чего то хреново заживает, - Серёга поднял забинтованную руку и осторожно покачал ею.
А через месяц из госпиталя сообщили - Прапорщик Казаков умер......
Умер он от гангрены. Оказывается у него была редкая болезнь костей. Осколок перебил несколько косточек кисти. Если мышцы и кожа быстро зажили, то вот косточки никак не срастались и из них в мышечную ткань вытекал костный мозг. Мизерными капелюшачками, но он потихоньку гнил внутри и когда врачи спохватились, надо было отрезать кисть. Кисть отрезали, но опоздали и заражение пошло дальше и стремительно. Отрезали руку по локоть. Но было поздно.
Итог взрыва от двойного заряжания - десять погибших человек.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023