Аннотация: Отрывки из автобиографического романа Детство такое далёкое и близкое, активное и бесшабашное
Детство без Интернета.
Арбузы.
(август 1967 года)
Повезло. Как любит отец говорить - Оказался в нужное время, в нужном месте. А именно у поселкового магазина, куда подъехала грузовая машина с полным кузовом здоровых и полосатых арбузов.
- Тётя Маруся..., тётя Маруся..., я первый, - радостно закричал я, а следом так же завопил Генка Тутытнин, - тётя Маруся, а я второй....
Продавщица, мать моего одноклассника, ласково улыбнулась на наши восторженные крики и ворчливо сказала: - Бегите домой за деньгами. Я вам самые лучшие продам.
- Мам..., мам..., дай деньги..., арбузы привезли..., я первый..., - с диким воплем ввалился домой, донельзя возбуждённый, - мам..., только давай быстрей, тётя Маруся обещала нам самые лучшие...
Мать сунула бумажную трёшку в правую руку, в левую здоровенную, растянутую сетку и меня, ничего не соображающего от предвкушения сладкого арбуза, ураганом вынесло на крыльцо. А зря.
Дом наш, как и вся улица одной стороной, стоял на склоне невысокого холма. Когда-то здесь был лес, но его вырубили лет двадцать тому назад и теперь голый холм возвышался над нашей улицей вершиной, поросшей мелким березняком и осинником, где в грибную пору водились знатные грибы. Пологий склон холма плавно стекал в небольшую долинку, с речкой Сухой Лопач. И метров через двести также плавно подымался склоном другого холма и наш посёлок, с домами, Зоной и солдатской казармой. Посёлок как раз и располагался на склонах обоих холмов, так как весной, в период интенсивного таяния снега, вся долинка затоплялась половодьем. И вот вся наша улица, с нашим домом возвышалась над речкой метров на пятнадцать, при том, что до речки от дома было всего пятьдесят метров, что предполагало в этом месте довольно крутой спуск.
И вот, вылетев на крыльцо, я одним взглядом охватил двор с дорожкой из неширокого деревянного настила, спускающегося к калитке в метрах пяти ниже крыльца, сразу за калиткой довольно крутой спуск из десяти деревянных ступеней ещё на три метра ниже, выходящие на глинистую дорогу шириной метров пять, с обочиной поросшей ярко-зелёной и сочной травой. Крутой, метра три, травянистый склон, выходящий на зелёный берег речки, где мы пацаны любили кучковаться и обрывчик в метра два высотой, где внизу и была сама речка.
Так что можно было не спеша, лёгкой рысью, спуститься на дорогу. Я всё равно успевал... Но..., перед глазами маячил полосатый арбуз с её ярко-розовой и наверняка сладкой начинкой. Поэтому рванул прямо с крыльца, ни о чём не думая. Да и о чём я мог думать в свои двенадцать лет?
Стартанул с крыльца и пока бежал вниз до калитки, набрал приличную скорость. Даже не тормознув, пнул ногой деревянную калитку, которая легко распахнулась передо мной и тут я цапанул носком кеда уголок доски настила. Тело пошло вперёд, а ноги, оторвавшись от настила, приняли параллельную позицию над землёй и бег в один миг превратился в красивый полёт. Я стремительно летел по снижающей траектории над ступенями, даже не осознавая опасности в случаи падения на ступени, где просто мог распороть себе живот. Но фортуна была в этот день на моей стороне. Благополучно пролетев всю длину деревянной лестницы с её десятью смертельными ступенями, я грохнулся животом на дорогу и из меня не вышибло дух, просто не успело, так как по инерции стремительно заскользил через неё к зелёной обочине. По идее, на этом и должно остановиться моё весёленькое приключение, но оно продолжилось, так как я выскочил на зелёную и сочную травку обочины и по ней ещё быстрее заскользил вниз к нашей полянке на берегу, которую пересёк за пару секунд и красиво, слегка взлетев вверх, рухнул прямо на середине речки, подняв тучу весёло сверкающих брызг.
Любой бы взрослый, после такого содержательного полёта, некое время был бы в ступоре, мысленно прикидывая - Живой он? Или это он наблюдает самого себя со стороны? Потом бы внимательно ощупал себя в поисках переломов и повреждений. Горестно осмотрел свой напрочь испорченный внешний вид и, как минимум, пошёл бы обратно в дом приводить себя в порядок.
Но двенадцать лет - есть двенадцать, да ещё когда перед глазами стоит вожделенный фрукт, который ты можешь поесть только раз в год. Поэтому этап инвентаризации состояния и плачевного внешнего вида был безжалостно пропущен. Я пулей вылетел из речки и эту пулю не сумел задержать даже на секунду двухметровый обрывчик, а ещё через несколько секунд выскочил на дорогу, где встретился с Генкой, также ошалело мчавшийся с сеткой за арбузами. И мы рванули, но уже метров через десять чуть не затоптали дядю Лёшу, который в нелепой позе скакал по дороге на одной ноге, крепко уцепившись обеими руками за стопу другой ноги. Мы обогнули с обоих сторон загадочного соседа и он даже не заметил нас, так как скакал он с закрытыми глазами и сдавленным голосом матерился сквозь зубы.
Дядя Лёша промелькнул и остался где-то позади, а через две минуты мы появились у магазина, куда сбежалась половина посёлка.
Смех стоял гомерический. На фоне аккуратного Генки, я смотрелся экзотически. Мокрый и грязный. Но это ладно. Переда рубахи не было - были только изодранные рукава и то что сзади, да и майка.... Вернее остатки майки вызвали бы дикую зависть анархиста Попондопулы из фильма "Свадьба в Малиновке". Более менее целыми были мокрые и грязные шаровары, облепившие мои худые ноги.
Даже говорить не пришлось что мы первые и вторые. Нам без всяких разговоров выбрали арбузы, столько сколько мы могли утащить. А арбузы мы могли утащить очень много.
Дома тоже смеялись. Правда, смеялись отец и дед, а мать хмурила брови, но потом тоже смеялась. Тем более что тётя Маруся не обманула и арбузы оказались спелыми и сладкими. Так как и взрослые тоже, как и дети имели возможность есть арбузы только раз в год, то мы тут же так напоролись арбузами..., что зассали всю траву у забора, так как до уборной добежать элементарно не успевали.
Вечером мы опять смеялись, но уже над дядей Лёшей, который прихромал к отцу с дедом с бутылочкой водки. Вот тут и стала понятна загадочное поведение дяди Лёши на дороге. Оказывается в тот момент, когда я таинственно летел над лестницей, дядя Лёша колол дрова.
- Колю я себе спокойненько чурбаки... А тут с грохотом распахивается калитка и в воздухе появляется Борька и летит в сторону реки. Я как раз поднял колун над головой и так и застыл. А Борька, хрясь пузом на дорогу и как хорошая торпеда поперёк дороги, с пыльным шлейфом, Пьюююю.... Через дорогу и в реку. А я машинально - колуном тюк.... И, блядь, прямо по ноге.... Ой больно было... Я на одной ноге минут десять скакал вдоль дороги, ничего не видя.... Слава богу..., только сильный ушиб.
Взрослые смеялись. Только я не смеялся - я опять жрал арбуз, даже не понимая, что ночь будем бурная и беспокойная.
Забой кабана.
(ноябрь 1967 года)
На октябрьские праздники валили кабана. И тут не обошлось без смеха. Сначала смеялись над дядей Лёшей, который был великим специалистом по колке свиней. Убивал сразу и наповал. Потом смеялись над рассказом моего отца, который после того как дяде Лёше оказали первую медицинскую помощь, рассказал о подготовке к завалу кабана. Надо сказать, что забой свиней в посёлке был почти праздничным днём. Потому что это не только заготовка мяса, сала, но тут был важен сам процесс - как самого забоя, так и не менее важный ритуал - ПОСЛЕ. Жаренье мяса, печени и неспешные мужские разговоры под водку. Это почти Традиция - когда заранее заготавливалось спиртное, что для нашей местности тоже делом было довольно увлекательным и не простым. Наш посёлок Нижний Лопач, а по поселковому - просто Лопач, находился в тайге и в шестидесяти километрах от Ныроба, более крупного посёлка, где можно спокойно было затариться водкой. Но дорога туда была грунтовая и убитая. Правда, она сейчас, в преддверье зимы была укатана и доехать с ветерком можно было часа за полтора. Но автобус был один, старенький КАВЗ, и ходил в Ныроб раз в неделю. Так что с морозным ветерком туда можно было ехать в открытом кузове или стоя на узкой площадке за кабиной лесовоза. Да ещё надо отпроситься у начальства и на целый день. Быстрее не получалось. Так вот у отца не получилась поездка за водкой. Навалились дела по службе, да и начальство не отпускало. Поэтому отец пошёл более простым народным путём и даже был доволен таким неоригинальным решением. Ещё летом, будучи в Ныробе по делам, отец купил две двадцатилитровые пластмассовые канистры. На резонный вопрос матери: - Зачем ты их купил? И целых две? - Отец затруднился с ответом, озадаченно рассматривая стоящие на полу ядовито-синие канистры из толстого пластика с грубыми сварочными швами и, задавая самому себе тот же вопрос - Зачем?????
А потом рассмеялся: - А ты знаешь, Люда? Хватанул наверно, потому что это первые мои пластмассовые канистры в жизни.... Приспособим....
Так они с лета и валялись, пока отец не вспомнил о предстоящей колке кабана. Сахар, дрожжи, вода и ещё кое-что для пикантности, чтоб потом за столом похвастать перед товарищами. И на самый верх кухонной печки в самое тёплое место. Но только одну канистру. Больше мать не позволила.
Отец очень трепетно относился к спиртному и его употреблению. И когда ставил брагу, и когда она начинала бродить, то он чуть ли не ежедневно дегустировал сусло, очень чутко прислушиваясь к своим внутренним ощущениям и довольно крякал, когда ОНА - СТЕРВА удавалась.
А тут, как отрезало. Забыл отец про брагу. И вспомнил про неё одновременно со мной. Мы как раз сидели дома и обедали. Я пришёл из школы, отец забежал перекусить. Я думал о своих школьных делах с досадой, отец о своих и тоже с досадой, потому что постоянно хмурился. И вот мы одновременно подымаем глаза вверх и утыкаемся взглядом в канистру. И от её вида у отца выкатились в изумлении глаза. Но уже через секунду там заметалась паника, а я глядел на канистру и понимал - канистра доживает свои последние секунды. Как бы она не была сделана и сляпана грубо, с этими корявыми швами, но она ещё пока ДЕРЖАЛАСЬ!!!!! Держалась изо всех последних сил, правда, превратившись ещё не в шар, но уже около этого и многозначительно покряхтывала, как бы намекая - Бляяяяяя...., вы чего там сидите???? Вы чё лупаете глазами? Вы чё думаете - я и дальше буду вот так тужиться и терпеть......?
- Боря....., - неистово заорал отец и от этого крика в соседнем лесу в обморок грохнулся медведь, а отец уронил ложку и вскочил с табурета. Я же уже лихорадочно копался в дедовском ящике с инструментами. Вот он..., здоровый гвоздь и молоток.... Но было поздно. В кухне послышался глухое - БУММММММмммммм..... Посередине кухни с горестным видом стоял отец, весь в браге, брагой были залиты и стены, потолок кухни и всё что там находилось. Через минуту к нам присоединились мать и дед. Все весело хохотали над отцом, дружно решив: - ....Наверно, это к лучшему. Давно в кухне ремонт нужно было сделать...
Пришлось отцу идти к начальнику нашего посёлка, капитану Круглову, и проситься на день по личным делам отлучиться в Ныроб. Так что, к октябрьским праздникам и колке кабана отец успел заготовиться....
....Перед праздниками, когда шёл массовый забой свиней в посёлке, дядя Лёша был нарасхват. Но так как мы были соседями и отец с дедом частенько приглашали дядю Лёшу на свои посиделки, то мы шли вне очереди.
Не знаю почему, но всех кабанов у нас звали "Борькой". И наш Борька к праздникам вымахал в ражего, наглого и сильного зверя, вечно конфликтовавшего с дедом и мародёрствующего по огородам. Как нашего, так и соседских. Но вот всему этому пришёл логический конец.
Отец, дядя Лёша и дед, окружённые любопытной детворой, солидно осмотрели кабана, похлопывая по заросшему жёстким волосом могучему загривку и, скармливая ему кусок ржаного хлеба, посыпанного крупной солью.
Осмотрев кабана, мужики удалились в дом, где не спеша распили бутылочку водки, что было началом действа.
- Ну..., с Богом, - дядя Лёша вылез из-за стола. За ним поднялись отец и дед, а мама по-женски заволновалась.
- Лёша..., Гена..., вы его подальше отведите... Чтоб я ничего не слышала, - и убежала из кухни в спальню, где глубоко засунула голову под подушки.
- Люда.., да ты чего? - Крикнул ей в след дядя Лёша, - да я его одним ударом.... Он и хрюкнуть не успеет, не то что завизжать...
Теперь к кабану подошёл только дядя Лёша, а отец с дедом, слегка нервно, закурили в стороне. Мы, дети, тоже расселись на заборе чуть поодаль, ожидая увлекательного зрелища. Кабан, довольно похрюкивая, крутился под ладонью дяди Лёши, требуя, чтобы тот его и дальше поглаживал и подставлял загривок под ласку. А дядя Лёша гладил его, приговаривая: - Боря..., Боря...., Боря..., - и вытаскивал другой рукой здоровенный нож.
Ножик был у него знатный, немецкий, привезённый из Германии после войны. Длинный, узкий, с гибким лезвием....
- "Дамасская сталь"...., смотрите как гнётся, - хвастал дядя Лёша ножиком и гнул лезвие под таким углом, что даже нам детям было понятно - любой другой нож давно бы сломался. Но загадочное словосочетание "Дамасская сталь" заставляло трепетать.
Посчитав, что достаточно, дядя Лёша хищно собрался, поднял руку с зажатым ножом, прицелился и точно ударил в нужное место. Обычно, он убивал одним проникающим ударом, прямо в сердце и животное даже не успевало понять и ощутить боль от удара ножом. И туша падало на землю бездыханно. А тут пронзительный визг борова, удивлённый вскрик дяди Лёши... Потом кабан делает стремительный прыжок.... Новый крик, уже от боли и кабан летит, взрывая копытами снег, в сторону огорода дяди Лёши, легко завалив сразу два пролёта изгороди, вместе с нами.
Вслед кабану, из спины которого торчала рукоять ножа, летели злобные матюки, удивлённые крики взрослых и мы, детвора с радостными воплями, пытаясь загнать Борьку обратно к месту убоя.
А у дяди Лёши то ли дрогнула рука, то ли стакан водки был лишним, но лезвие ножа воткнулась в кость, изогнулось под немыслимым углом и вышла обратно, насквозь проткнув ладонь, поглаживающую загривок хряка.
Лезвие проткнула ладонь удачно - только проткнуло и всё. Крови было достаточно, но радикальное медицинское обслуживание в виде поднесённого тут же стакана водки без закуси. От закуси дядя Лёша мужественно отказался, две упаковки бинта на руку, после чего дяде Лёше налили ещё стакан, а вместе с ним с весёлым ухарством приняли во внутрь водку и отец с дедом.
- Антоныч...., так теперь тебе кабана валить надо. Я уже не боец, - и дядя Лёша сунул под нос моему отцу забинтованную руку.
- Да ты что...? Да, я свиней никогда не забивал и не знаю куда..., - всполошился отец, а дед, сразу сообразив, что он будет следующим претендентом на незавидную участь, поспешно потрусил в сторону дома, сделав вид человека вспомнившего о срочнейшем деле, причём не законченным.
- Да у тебя, Алексей, левая ведь рука ранена. А правая здоровая. Ну, что ты... Ты ж на войне разведчиком воевал...., - вывернулся отец, а дядя Лёша при слове "разведчик", горделиво выпятил грудь.
- Ладно... Покажу, как на фронте бывало... А ну, пацаны, гоните его на меня, - начал командовать дядя Лёша. А дед, услышав такое решение вопроса, сделал вид, что срочное и не законченное дело может и подождать, развернулся и ринулся старческой иноходью обратно в нашу сторону.
Пять минут весёлой беготни, криков загонщиков и кабан Борьба, правильно сориентировавшись, побежал, как он думал свинячьими мозгами, в верном направлении. Но в тот момент, когда он был уверен в свободе, из небольшого сугроба поднялась фигура и стремительно бросилась на хряка. Он взвизгнул от испуга и это было последнее в его свинячьей жизни. Не зря дядя Лёша носил свои награды по праздникам на груди. Он выхватил нож из спины и тут же коротким замахом, уже не промахнувшись, поразил сердце. И это на полном ходу.
Приняв законно заслуженную порцию похвалы от взрослых и восхищённые взгляды детворы, дядя Лёша стал распоряжаться.
Дальше всё пошло веселее. Тушу свиньи дружными усилиями, в том числе и нас детворы, закинули на деревянный щит, где её обмыли тёплой водой. Раскочегарили паяльную лампу и в течении минут сорока опаливали её, при этом мужики усердно скоблили опаленную кожу ножами и тут же опять обмывали.
Одним, ловким движением дядя Лёша вскрыл горло животного и слил тёплую кровь в тазик. И тут у соседа была своя неординарная фишка - он с удовольствием пил кровь убитых животных. Дядя Лёша достал из кармана специальную кружку, предназначенную именно для этого дела. Зачерпнул и, зная неодобрительное отношение многих к этому делу, всё-таки из вежливости молча протянул полную кружку моему отцу. Того аж перекосило от отвращения. Дед также твёрдо отказался от своей порции. Дядя Лёша ехидно сгримасничал лицом, типа: - Моё дело предложить..... И стал с видимым наслаждением, мелкими глотками пить тёмную кровь. А отец выхватил бутылку водку из кармана и прямо из горла сделал пару крупных глотков и сунул бутылку деду. Тот более спокойно сунул горлышко в угол рта и тоже пару раз глотанул, косясь из-за бутылки на дядю Лёшу. А мы с восхищением смотрели на нашего соседа и хотели вот так тоже небрежно завалить хряка, который раз в пять был тяжелее и больше нас и пить его кровь. А из нашего другана Лёшки, сына дяди Лёши, прямо пёрла ГОРДОСТЬ за отца и как тот завалил кабана, и то что тот был разведчиком на войне, и то что только у его отца был такой нож. Но вот эту гордость смазал Генка Тутынин, тоже наш друган и сосед, но с другой стороны. Тот, выпучив глаза на дядю Лёшу, смотрел как тот пил кровь, а потом взял и блеванул прямо себе на грудь. Да так смачно, что окружающие негодующе загудели, сами еле сдержав позывы рвоты.
Генку отправили замывать старенькую шубейку, а дядя Лёша продолжил разделывать тушу и через тридцать минут кабан был разложен по разным тазикам, корытам и просто на снегу. Мясо, сало, печень, сердце, ноги, голова и многое другое. Всем этим теперь взрослые будут заниматься завтра, потому что сейчас начнётся тоже, не менее интересное. Мужики переместились на кухню нашего дома, где мать уже начинала на большой чугунной сковороде жарить мясо и по всему дому летали умопорачительные запахи. Сегодня в нашем доме был день открытых дверей для соседей. На кухне за столом сидели мужики, в большой комнате обсуждали, что делать с мясом и как это лучше сделать тётя Настя, жена дяди Лёши, моя мать и тётя Нина Тутынина. Заодно обсуждали какую держать цену, когда придут покупатели. Это был важный вопрос, потому что завтра резали свинью у Тутыниных, а после завтра у Бессолицыных. А на небольшой кухне, рядом с печкой и скворчащей сковородкой суетились мы - дети. Первая порция для мужчин, а вторая сковорода мяса для нас. И так три дня обжираловки.
Зелёнка.
(январь 1968 года)
На уличном градуснике за окном красный столбик опустился в самый низ и уверенно показывал минус 54 градуса. Вчера было минус 40 и в школе сказали: - На пять дней занятия в школе прекращаются....
Поэтому почти праздничное настроение у меня было с самого утра. Единственно, что его омрачало, это отпуск матери. Она уже несколько дней была в отпуске и тоже с удовольствием суетилась по дому. Если бы она, как и отец с утра ушла на работу, мы с братом Мишкой устроили бы веселье. Но..., в данный момент..., когда она дома...
После завтрака я с энтузиазмом сел на диван, прикидывая, чем мне заняться в первую очередь, потом во вторую, потом..... И вдруг оказалось - заняться то, в присутствии матери, нечем...
- Блин...., - удивился я.
Побродил немного по дому, пытаясь придумать себе занятия, и тут же был оперативно отловлен матерью.
- Маешься... Вижу маешься от безделья. Ну.., когда у тебя что-нибудь в голове появиться, кроме игр. Ты же весь оброс тройками и двойками. Ну, что это такое..., - затянула мать свою "любимую" песню.
- Мам..., мам..., ну какие двойки... Ну, есть они. Так их ещё успеваю исправить, - также привычно, но вяло и с опаской отбрыкивался я, стараясь не раздражать её.
- Ну, конечно, исправишь...., с моей помощью...,- ядовито заметила мать и сейчас существовал только один способ прекратить её внушения - это изобразив смиренный вид и послушание. И не только изобразить, но и выполнить, а то ведь житья не даст. А мать продолжала, - тебе же почти тринадцать лет. Это брату твоему восемь лет и у него всё ещё впереди. А тебе через четыре года надо уже куда-то поступать. В институт или, как ты хочешь, в военное училище. Но с такими оценками и знаниями ты ведь никуда не поступишь.... А у тебя вон по алгебре, по геометрии.., русский язык хромает....
- Чёрт..., - надо было решать проблему кардинально и прямо сейчас.
- Мам... ну.., мам.... Я всё понял и прямо сейчас сажусь за учебники. Прямо сейчас вот сажусь и два часа учу русский язык, а после обеда два часа занятий по алгебре.
Мать недоверчиво посмотрела на меня, но замолчала, а я, заведённый донельзя, решительным шагом отправился в комнату и достал из потрёпанного портфеля учебник русского языка. И мать совсем успокоилась, когда через пять минут заглянула в комнату и увидела меня склонившегося над учебником с тетрадью. А я после родительской накачки твёрдо решил про себя: - Всё..., берусь за ум. И старательно учусь, а то действительно в училище не поступлю. Каждый день буду заниматься помимо выполнения домашних занятий, по часу над каждым проблемным предметом. Что можно отсеять? Историю знаю на пять. Ну, люблю я её и с интересом читаю историческую литературу. География - твёрдая пять. Благодаря случайности и отцу.
Отец непонятно где откопал большую и очень подробную карту мира, совмещающую в себе политическое деление, физические и географические моменты. Притащил её домой, чтобы её повесить и оказалось, что места на стенах для неё нет. Да и мать не позволила. Единственно, куда можно - узкая и длинная кладовка перед кухней. Так как она была светлой и очень тёплой от задней стенки кухонной печи, дед там оборудовал для себя лежанку, но очень редко ей пользовался и она стала моим любимым местом, где я любил читать. Вот там она и была повешена и благополучно забыта отцом. А вот я садился на лежанку, читал книгу и волей-неволей в перерывах блуждал глазами по карте, мигом запоминая конфигурации, границы и названия стран, городов, рек, морей и другие географические точки. А через полгода по географии я мог заткнуть за пояс любого взрослого по знанию карты.
Пятёрки имел по физкультуре и не мудрено шустрому, кипящему энергией пацану, иметь по физре пять. По труду. В школе имелась хорошая столярная мастерская. Геометрией мать меня зря упрекала - здесь я имел твёрдую четвёрку. А вот немецкий язык, русский, алгебра, химия, физика, зоологии - это была моя извечная проблема. И проблема матери, которая очень строго контролировала меня по этим предметам.
- Это что ж получается.., - размышлял я своим детским умом, - если по часу, даже по полчаса уделять каждому предмету....? Так я что - гулять не буду...? Что..., вот так буду сидеть сиднем дома, когда другие будут гулять и балдеть? Да впереди ещё четыре года. Два ещё можно гулять, а последние два.... Нет..., не два, а полтора года - нужно учиться. Тогда и с поступлением в училище вопрос сам с собой отпадёт.... Точно... Да успею я ещё всё выучить.
На этой оптимистической мысли все мои потуги улучшить свой имидж хотя бы в глазах матери мигом вылетели, а на их место пришла блестящая идея, как более качественно провести хотя бы этот день.
- Мам..., я к Генке Тутынину сбегаю..., - засуетился, лихорадочно натягивая на себя свитер.
- Ты куда? Ты же мне обещал два часа заниматься..., - возмущённо всплеснула мать руками.
- Мам..., ну потом..., потом..., - заныл я у дверей, - успею я ещё.... Я побежал.
- Оденься хотя бы, - но было поздно, дверь захлопнулась. Чего тут одевать?
Я выскочил на крыльцо и остановился на пару секунд, чтобы напрямую, не через замёрзшее окно, посмотреть на посёлок. А посёлок был накрыт донельзя промёрзшим воздухом, который сполз с холмов в долину, закрыв всю пойму реки и теперь обе улицы посёлка, как бы парили над белесым облаком. Воздушность этой картины придавали и вертикальные столбы дымов над каждой трубой и домом и составляли второй слой - верхний и тёплый. Но я был слишком молод для того, чтобы оценить открывшуюся красоту, поэтому мельком глянул и натянул ворот свитера на рот. Очень много читая, в том числе и книги Джека Лондона, знал, что в такие морозы нужно дышать через ткань, чтобы не обморозить лёгкие.
Спрыгнул с крыльца, через четыре метра свернул за угол дома, рывок вдоль окон, в том числе и кухни, откуда мне пальцем грозила мать, перепрыгнул через небольшой штакетный забор. Ещё один рывок и я открывал дверь соседнего дома.
У Генки дома взрослых не было. Не было и младших братьев, а присутствовал Лёшка Бессолицын. Оба аж вздрогнули, испуганно глядя на меня, так неожиданно ворвавшегося в дом. Впрочем, причина испуга тут же стала понятна. Генка утащил из домашних запасов банку сгущёнки, проделал дырочки и они кайфовали, по очереди высасывая сладость.
- Борька, я чуть не обоссался от страха. Думал родители пришли... Ты чё так врываешься? - Генка с Лёшкой уже пришли в себя и огорчённо пытались высосать остатки.
- Чё? Осталось что ли? Я тоже хочу, - попытался присоединиться к ним, но Генка потряс банку и с сожалением сказал.
- Всё... Кончилось, - потом посмотрел на Лёшку и на меня и, видя что мы бы не отказались... Да и самому тоже хотелось.... Бесшабашно махнул рукой, - сейчас ещё одну стырим. Там их ещё десять банок.
- Может не надо, - неуверенно предложил я, - заметят ведь и потом ремнём отхлестают.
Надо было сказать это с твёрдостью в голосе и тогда бы Генка, хоть и с сожалением, но не стал этого делать. Но тот охотно уловил неуверенность в голосе старшего товарища и сам же для себя всё решил.
- А..., возьмём ещё. Потом вылуплю глаза и скажу, что ничего не знаю..., - и Генка вылупил глаза, а мы рассмеялись.
Банка была высосана дочиста в две минуты и у нас хватило благоразумия, с сожалением отказаться продолжить.
На вполне законный вопрос - Где его младшие братья? Тем более, что детсадик тоже не работал. Генка засмеялся: - А..., мама сказала, что если вас троих оставить одних дома, то дом будет разгромлен. Она их вон, к Ольге увела, чтобы та поводилась с ними, - Генка мотнул головой на Лёшку, которому Ольга приходилась сестрой.
Да.., мать Генки совершила стратегическую ошибку, не продумав тот момент, что к Генке домой могут придти друзья, ещё более опасные и непредсказуемые. Эти в азарте могли не только разгрохать дом, но сделать ещё много чего более интересного.
Так оно и получилось. Поболтав о том, о сём и чисто о своём детском, мы подошли к главному мужскому событию в семье Тутыниных. Дядя Паша на день рождения купил себе новенькое ружьё. А к оружию нормальных пацанов притягивало ещё сильнее, чем к сгущёнке. И Генка смело открыл шкаф, где хранились отцовские охотничьи принадлежности, куда ему было категорически запрещено отцом "совать свой нос" и достал оттуда новенькую двухстволку 16 калибра.
- Ух ты..., - выразили мы с Лёшкой восхищение разглядывая ещё не поцарапанный тёмно-коричневый приклад, ствол и само ружьё, - вот это да....
- Да это ещё что..., - польщённый нашим восторгом Генка, переломил стволы и, заглянув туда, продолжил, - вы в стволы посмотрите...
- Оооо..., Генка, красота..., - внутренние поверхности стволов играли яркими бликами полированного металла. Дядя Паша ружьё хорошо обмыл, но вот ещё его не обстрелял.
Поахав и поохав, мы начали солидно и по-взрослому обсуждать те или иные достоинства данного ружья и сравнивать с ружьями своих отцов. Самое старое и непрезентабельное ружьё было у моего отца. Ружьишко, старенькое с потёртыми стволами, 20 калибр. У дяди Лёши ружьё было 12 калибра, более мощное, но тоже возрастное и покоцанное. А вот новое, дяди Паши ещё и бескурковка, с предохранителем... - Ого..го...
Мы по очереди уважительно держали ружье в руках и толковали о качествах оружия. Наверняка, если взрослые случайно подслушали наши рассуждения, они бы очень повеселились и долго подкалывали бы нас и снова смеялись. Я тоже, несколько дней тому назад, случайно подслушал, как мой младший на пять лет брат Мишка, собрал вокруг себя дедсадовскую детвору и вещал, держа в руках жестяной пистолет за 60 копеек - как он каждый вечер смазывает его машинным маслом, отчего тот стреляет пистонами в десять раз громче, чем не смазанный. Я душился от смеха за углом ещё и оттого, видя, как детвора, разинув рот, слушала более старшего пацана.
Обговорив и обсудив все достоинства ружья, мы по очереди стали прицеливаться, прикидывая, какая стойка более удобная для нас, учитывая определённую тяжесть для ещё детских рук. Потом Генка стал показывать, как быстро снимать ружьё с плеча и стрельнуть в зайца. И тут произошла КАТАСТРОФА. Чересчур широко размахнувшись, Генка случайно смахнул с недалёкой полки трёхлитровую банку с зелёнкой.
Для чего тётя Нина держала её в таком количестве - непонятно. Но банка, под нашими испуганными взглядами, как в замедленной съёмке, не спеша спикировала вниз и с гулким звоном распалась на несколько крупных стеклянных осколков, обильно забрызгав и залив ядовито-зелёным слоем всё кругом.
- Ааааа..., ААаааа..., ААААаааа..., - одновременно заорали мы в голос и громче всех в ужасе кричал Генка. А мы вторили ему, понимая, что и нам тоже достанется, но только уже от своих родителей.
- Ааааа..., ААааа...., АААаааа..., - испуганно орали во весь голос, потом мы очнулись и забегали по комнате, топча лужу и разнося зелёнку ещё дальше. Лёшка, в довершении всего, поскользнулся и грохнулся прямо в центр зелёной лужи. Грохнулся смачно, ещё больше и гуще заляпав брызгами мебель. Слава богу, упал он удачно и не порезался об стекло банки. Это нас отрезвило, я начал собирать осколки стекла, а Генка ринулся за ведром и тряпкой. Лёшка был наполовину в зелёнке, а вставая с пола довольно неуклюже, ещё больше перемазался. Особенно руки, которые он машинально стал вытирать об чистые места рубашки. Я же в большом зеркале гляделся на его фоне чистюлей. Но это издалека, а вблизи и если приглядеться - был весь покрыт мелкими зелёными брызгами. Примчался Генка с наполовину заполненным водой ведром и с половой тряпкой.
Дальнейшие наши действие по уничтожению следов происшедшего было малоэффективно и лучше бы мы за это не брались. Потому что обширная, первоначальная зона поражения зелёнкой на полу увеличилась ровно в три раза, равномерно распределившись - по мебели, стенам и по всему, что находилось в комнате. Даже на потолке, хотя когда она только разлилась, на белом потолке её не было. В ещё больший ужас пришли от многочисленных зелёных следов детских ног, которые были во всех помещениях дома. Я уж не говорю о снеге во дворе, который свой белый и чистый цвет поменял на эффектно изумрудный. Это мы туда выплёскивали остатки воды. Полотняные половики тоже изменили свои пёстрые расцветки в неожиданно весёленький и жизнеутверждающий зелёный цвет, напомнившим нам о так ещё далёком лето. Конечно, лет так через пятьдесят, знающие люди оценивая то, что мы натворили, успокоили бы нас, назвав это - смелым, талантливым, не тривиальным дизайнерским решением в оформлении дома и пригласили на работу. Но в это время такое ругательское слово как "дизайнер" - никто не знал и от этого мы были в ещё большем ужасе.
В ужасе были и от того, что на нас тоже было страшно смотреть - после такой интенсивной уборки, одежду можно было смело выбрасывать, а нас в течении недели отмывать. Ещё страшнее нам стало, когда Генка в очередной раз выбежал с ведром зелёной воды на улицу, чтобы придать и так зелёному снегу ещё большую насыщенность: - Мать идёт, - отчаянно крикнул нам, вернувшись домой.
Пробормотав что-то несуразное товарищу, испуганными зайцами я и Лёшка метнулись по домам. Я старым путём, а Лёшка сдуру помчался по улице, навстречу тёте Нине, поэтому, открывая дверь дома, я услышал изумлённый вскрик соседки: - Лёша, ты чего такой зелёный?
Ответа я не услышал, так как уже закрыл дверь и получил свою порцию испуганного изумления матери: - Борька, что с тобой?
А..., что? Да ничего!!! А когда я вышел с полутёмной прихожей на свет, мать сначала онемела от ужаса, потом в ужасе закричала, на что выскочил из своей комнаты дед. В течении полуминуты они меня ощупывали, тормошили, крутили и оглядывали, а убедившись, что я целый и невредимый, мать затрясла меня чуть ли не в истерике, одновременно давая подзатыльники и радостно целуя, от осознания что это простая зелёнка.
В этот оптимистический момент в прихожую с улицы зашёл отец, который в лоб задал мне вопрос, подкрепив его хорошим подзатыльником: - Ну и что на этот раз....?
- Да ничего.... Мы зелёнку у Тутыниных пролили и потом её убирали..., - жалобно и виновато проблеял я, а дед рассмеялся.
- Ну.., судя по тому, что ты весь в зелёнке - её было много...
- Три литра..., - прошептал я и покаянно опустил голову.
- Чего три литра? - Не понял отец.
- Трёх литровую банку зелёнки мы уронили....
Смеялись все, несмело смеялся и я. Отец вообще ухахатывался и всё вскрикивал между приступами смеха: - Три литра...? Ну..., Нина... Вот на хрена ей столько? Ой..., блинннн...
Смеялся дед, неожиданно встав на мою сторону: - Весь, Борька, в тебя, Геннадий... Ну..., вылитый ты в детстве. Тоже был любителем влезть в какую-нибудь историю... Ладно, не ругайте парня. Чего не бывает.
Через полчаса полоскания в жестяном корыте, где мать воду меняла раза три, я появился на кухне, где вся семья собралась за столом на обед.
- Люд, давай бутылочку сюда... Мы дедом дерябнем немного. Давно я так не смеялся, - дед с отцом веселились, смеялся и младший брат. И было отчего. Естественно, я не сумел отмыться от всей зелёнки. И если раньше она покрывала меня равномерным изумрудным слоем, то теперь равномерность была нарушена и я выглядел довольно экзотично и маскировочно. Если бы было лето, то стоя в кустах, я бы сливался с окружающим ландшафтом.
В иное время мать бы не выставила водку на стол, но сейчас сама решила присоединиться и немножко расслабиться. А я уже в подробностях, но только в тех какие положено знать взрослым рассказал о происшедшем. Тактично умолчав про ружьё и две банки сгущёнки.
Весело посмеиваясь и подкалывая меня: - Представляю, что сейчас твориться у Тутыниных..., -отец разлил водку по рюмкам, но выпить не успели, так как мимо окна кухни промелькнула тень.
- Во.., сейчас и узнаем... Нинка летит. Борька, прячься, - весело прокомментировал отец.
Но то, что ворвалось к нам в дом, мало было похоже на всегда аккуратную тётю Нину. К нам ворвалась растрёпанная и расхристанная, убитая горем женщина, которой было наплевать на меня. Тётя Нина ворвалась на кухню и в рыданьях упала головой на стол, чуть не сметя оттуда всё. Отец с дедом еле успели выхватить из под неё бутылку с водкой и полные рюмки.
- Генка повесился...., - прокричала она и забилась в истерике на столе.
Нас как громом поразило, все застыли на своих местах, а отец с дедом машинально выпили водку из рюмок и видать даже не почувствовали её вкуса.
Первой в себя пришла мать. Она схватила тётю Нину за плечи и приподняла её: - Нин.., Нин..., Нина, ты чего? Кто повесился? Ты ничего не попутала? Может тебе померещилось...?
Тётя Нина вскинулась и закричала во весь голос: - Люда..., повесился он... Висит Генка..., - и снова зарыдала.
Но тут пришли в себя отец с дедом и тоже засуетились вокруг тёти Нины. Дали ей выпить воды, потом рюмку водки и в течении пяти минут сумели сбить истерику, после чего, всё ещё заливаясь слезами она рассказала печальную историю.
- ....Иду домой на обед, а навстречу Лёшка бежит... Весь в зелёнке, испуганный... И мимо меня. Я захожу а там.. А там всё в зелёнке и мебель... и стены.., и Генка и всё... Ну, с горяча и нахлестала его отцовским ремнём..., - в этот момент я получил от отца звонкую затрещину и как это ни странно тётя Нина тут же встала на мою защиту.
- Ну что ты, Геннадий...? Не надо... Дети ведь. Я вот своего отколотила, а он повесился. Ты этого хочешь и от Борьки? - И тётя Нина опять зарыдала в голос и её снова начали успокаивать.
- Я что пришла? Гена, ты офицер и много чего видел такого. Пошли, из петли его достань..., - немного успокоившись, тусклым голосом озвучила просьбу соседка.
Отец крякнул, переглянулся с дедом и тот достал из кухонного шкафа два стакана, куда отец решительно вылил водку. Выпили, закусили. Встали.
- Пошли, Нина, показывай. Мы с отцом сейчас всё сделаем.
Печальная процессия: тётя Нина впереди, сзади отец с дедом, потом мать, я и Мишка. Мы с братом крались сзади, не ощущая мороза и боялись. Боялись, что родители, увидев нас, отошлют обратно и мы пропустим такое интересное зрелище, ещё своим детским умом не понимая трагичность ситуации.
Вслед за взрослыми, мы просочились в дом и все остановились в прихожей.
- Где он? - Спросил отец. Тётя Нина кивнула головой и мы гурьбой ввалились за ней в большую комнату.
- Там..., - кивнула она на большой дубовый шкаф и, едва сдерживая себя, тихо запричитала - там..., висит моя кровинушка....
Вот в чём не упрекнёшь русских мужиков - это в солидной подготовке, в данном случаи вот к такому печальному мероприятию.
Отец многозначительно хмыкнул и вопросительно глянул на деда. Тот кивнул головой и как фокусник достал из кармана непочатую бутылку водки. Когда и где он её взял, когда они все суетились на кухне - Непонятно!? Из другого кармана появились также ловко два гранёных стакана, куда громко забулькала крепкая жидкость, а между отцом и матерью мимикой, ужимками и недовольными гримасами, ярким выражением глаз, в безмолвьи произошла перебранка, суть которой можно раскрыть следующим образом.
- Гена, ты откуда взял водку...? Убери её... Нашёл место...
- Люда, ты стой и гладь, успокаивай Нину, а в мужские дела не лезь...
- Да как тебе не стыдно. У человека горе, а ты тут устроил пьянку... Воспользовался..., причину нашёл...
- Да.., перестань ты. Стоишь там и стой... А мне вон, с мертвяком возиться... Думаешь мне приятно...?
Всё это пролетело между ними, как молния и отец с дедом лихо выхлестали свои стаканы. Отец вытерся рукавом и встал напротив шкафа.
А остальные, даже тётя Нина, замолчав, сгрудились за спиной отца и мы с Мишкой подлезли снизу и открыли рот в напряжении и, приготовившись сигануть, если мёртвый Генка вдруг выскочит из шкафа и бросится на нас.
Отец взялся за ручки обеих дверок и резким движением распахнул их одновременно, раскрыв загадочное нутро.
Нутро, как нутро. Массивная перекладина, на которой плотно висела одежда взрослых, закрывая всю внутренность шкафа. Всё как обычно, как и в нашем шкафу, за исключением - Из вороха одежды, внизу торчали в сморщенных, полуспущенных чулках ноги Генки, не дотягивающие до низа шкафа сантиметров тридцать.
- ААааааххххх..., - и тётя Нина упала в обморок на руки матери. Все засуетились вокруг неё, приводя её в чувство. Отец с дедом успели выпить ещё по одному стакану. А когда та пришла в себя. Отец повернулся к шкафу и решительно раздвинул одежду.
- ААаааахххх...., - тётя Нина опять упала в обморок и не успела увидеть, что в глубине шкафа, живой и здоровый, сидел на качелях Генка и сурово смотрел на нас, нарушивших его личное пространство.
- Нина..., Нина..., - затормошила мать соседку, - Генка то ведь живой....
В течении пары секунд Генка был выдернут из шкафа вместе с качелями и одеждой, ещё в течении минуты его чуть на радостях не задушила в своих объятьях воспрянувшая из обморока тётя Нина, потом и остальные взрослые гладили его по голове и ласково с ним разговаривали. Нам с Мишкой Генка достался вообще на полминуты.
- Да.., мамка налетела на меня..., нахлестала, так я там и спрятался. Примастырил качели и решил отсидеться, пока она не успокоится...., - дальше он не успел ничего рассказать. Все как-то плавно и незаметно переместились на кухню за стол, куда тётя Нина вывалила на радостях водку, вяленое мясо с чесночком, аппетитное сало, солёную капусту и другие разносолы. Дед с отцом хлопнули сразу по стакану, женщины по рюмочке... Досталось и нам детям, но сладости. Все были оживлённо-радостные.... Много смеялись, вспоминая смешные моменты происшедшего... Короче, атмосфера была праздничная. Дядя Паша аж остолбенел в коридоре, увидев такое разгулье среди рабочего дня. Думал, прийти спокойно пообедать, а тут - Свадьба...
- Это что тут такое? - Только и сумел из себя выдавить.
Отец уже был в том состоянии, когда за базаром не особо следят, неопределённо махнул в воздухе рукой, где был зажат изрядный кусок мяса, и брякнул: - Да тут твой Генка повесился в шкафу, вот мы и обмываем благополучный исход..., - дядя Паша совсем вылупил глаза на счастливую и пьяненькую тётю Нину, которая обнимала Генку. Потом заглянул в комнату и, увидев там кучу одежды на полу, перед распахнутым шкафом, а также жизнеутверждающий зелёный цвет и вновь воззрился на нас, непонимающе тряся головой - Не понял?
- Паша, иди сюда... Сейчас хряпнем и всё расскажем, - и уже через пять минут все бродили по большой комнате, рассматривая живописные и яркие пятна на всём, куда дотянулись брызги зелёнки. Подымали половики и их рассматривали и смеялись от души. Потом мужики выпили и горячо зашептались, сдвинув головы друг к другу. Оказывается водка закончилась и они решали - как быть дальше.
Мать хотела устроить отцу головомойку, но потом махнула рукой и мужики мигом исчезли из дома, продолжать мероприятие уже у дяди Лёши, у которого всегда была брага, либо самогон. Нас с Мишкой мать отправила домой, чтобы мы не мешали им наводить порядок в доме. Я с часик почитал, помаялся, а потом решил сходить всё-таки к Генке на разведку.
Никакой уборкой в доме и не пахло. Тётя Нина и моя мать, достали бутылочку винца и тихонечко попивали её, болтая о своём женском, одновременно жаря на печи блины, стопа которых приличной горкой уже громоздилась на столе. А рядом сидел Генка, перед ним стояла банка сгущёнки и на большой тарелке тоже была сгущёнка, куда он макал блины. Меня тут же усадили за стол и я с удовольствием присоединился к другу. Ещё через пять минут нарисовался Лёшка, весь в зелёных разводьях и в уделанной одежде. Тётя Настя ещё не пришла с работы и Лёшка так и бродил беспризорником по своему дому.
Поохав и поахав над Лёшкой, женщины усадили его рядом с нами.
- Лёша, а что там наши мужчины и твой отец делают? - Задали они животрепещущий вопрос.
- Квасят...., - ответ получился ёмкий и содержательный, что впрочем не нарушил процесс поглощения блинов со сгущёнкой. А женщины стояли у печи и умиленно смотрели на нас. Иной раз подходили, гладили по нашим непослушным вихрам, целовали, вытирая набежавшие слёзы....
Детство..., беззаботное, счастливое детство.
Весна.
(апрель 1968 года)
Я уныло брёл по улице, почти волоча портфель по грязной дороге. Ничего меня не радовало: и весеннее солнце светит не так радостно и ярко, и тёплый ветерочек не такой ласковый и всё остальное тоже не добавляло положительных эмоций. Сегодня по зоологии получил двойку и дома меня ждала суровая материнская головомойка. Поэтому я так мрачно и обречённо двигался в сторону дома.
Как хорошо было вчера и как плохо сегодня. Я со злостью посмотрел на речку, неспешно катившую коричневые воды по привычному руслу и вознегодовал в праведном детском гневе.
- Это ОНА.... ОНА виновата в моей двойке. Вот что ей не хватало? Снегу ещё в лесу до черта... Ещё на неделю хорошего половодья. А она - вспучилась, разлилась... Блин... и за ночь сдохла. А я значит из-за этого Двояк отхватил.... И сейчас дома получу взбучку. Мать же меня до вечера пилить будет и на улицу гулять не пустит. Ну..., что за ерунда? Ну..., что за невезуха? - Таким образом причитая и полз домой, виня во всём невинную речку, хотя в душе всё-таки понимал, что виноват я сам и моя лень. Но признать это - значит, нарушить все Законы детской психологии, где виноваты все и всё, но только не ты сам.
Весна в этом году наступила внезапно и бурно. Вроде бы ещё пару недель тому назад стояли суровые морозы, дул пронзительный ветер, добавляя к имеющемуся холоду лишний десяток отрицательных градусов. А потом... В одни сутки..., холод убрался на север, а с юга пришло долгожданное в наших краях тепло. И буквально в несколько часов обильно закапало с крыш, а солнечный свет прямо слепил и не давал смотреть на всё белое, что ещё лежало вокруг нас. Вечером тепло куда-то уползало, ночью примораживало градусов до пятнадцати, что формировало отличный и такой желанный наст, по которому с утра и до часов одиннадцати можно было спокойно бегать и легко попадать в любое место за посёлком. Это было отличное время для детских гулянок. Помимо беготни по насту, у нас была ещё одна любимая и опасная забава. Но ей мы занимались вдали от глаз взрослых. По насту уходили километра за полтора-два от посёлка. Находили обширные проплешины, освобождённые теплом от снега и азартно играли в поджигателей и пожарников
Здесь было только одно обязательное условие - проплешина должна была надёжно отделена от леса широкой полосой снега. И тогда мы сначала определяли направление ветра, а потом поджигали высохшую траву и кусты. Когда всё это разгоралось, мы кидались с азартом в огонь и увлечённо тушили его, а один из нас бегал и поджигал всё новые и новые участки. В ходе борьбы с огнём, по команде "старшего пожарника", выбираемого заранее и по очереди, мы то объединялись, чтобы затушить один крупный очаг или наоборот разбирались на группы, чтобы одновременно тушить несколько небольших пожаров. Это была очень увлекательная и интересная игра. А когда потушим все очаги - перемазанные сажей, с неизменными небольшими ожогами, пропахшие сладким и едким дымом, с одеждой в мелких дырочках от искр и угольков, мы садились у костра, доставали куски хлеба, соль, картошку, сало, чеснок. Запекали её и хлеб.... И ели... УУУУууууу..... Как это вкусно!!!!! И впечатление от отлично проведённого дня не портили дежурная ругань родителей, обнаруживших в прогоревших прорехах одежду. Правда, один раз попало нам хорошо. Ругали нас тогда...., получили и подзатыльники. Особенно досталось мне, как старшему среди детворы нашей части улицы.
Ругали, правда, без злости, по инерции, а закончив, взрослые смеялись до изнеможения, глядя на наши унылые детские лица. А смеяться было над чем.
В этот раз всё было как всегда. Хорошо прогретая проплешина, с сухим буераком. Отличные пожарчики с большим и ярким пламенем. Азартная борьба с огнём. Генка Тутынин в этот раз, вместо лёгкой фуфайки, одел тяжёлое ватное пальто. Куда в самом начале игры попало несколько жарких искр. Генка был бдительным и сразу же затушил их, обильно засыпав места попадания влажным снегом. А чтобы и дальше исключить порчу, вполне ещё приличного пальто, он снял его и аккуратно положил в место, куда не мог дотянуться огонь и искры. А для надёжности он его ещё закопал в снег, оставшись в шароварах и стареньком свитере. День удался, мы затушили тогда несколько пожарчиков, собрались у костра, где во время перекуса оживлённо делились впечатлениями и строили планы, какую проплешину и где следующий раз раздуть пожар. Затушив костёр, мы собрались идти домой. Вот тут то и обнаружилась беда. Видать, он не все искры затушил и вата продолжала тлеть под снегом. Генка стоял и горестно смотрел на то, что он поднял с земли и мы запечалились, справедливо понимая, что достанется всем. Ведь Генка держал в руках лишь два рукава и почерневший от гари воротник, соединённые между собой узкой лентой обгоревшей материи. Вот это и одел на себя Генка и через полчаса очумело предстал перед взрослыми, как раз в этот момент собравшимися перед домом Тутытниных.
Да..., попало тогда, но всё равно смешно было, когда мы потом вспоминали Генку шедшего с нами в двух рукавах, обгоревшем воротнике и узкой ленточки материи на спине. Вспоминали и вонище горелых тряпок и ваты.
Но это быстро прошло, весна продолжала бурно наступать и вчера утром вспучилась и наша речка. Так-то она маленькая и мелкая. В самом широком месте метра четыре, с мелкими, весело журчащими перекатами и тёмными заводями метра в два глубиной. И зимой промерзала чуть ли не до дна, а весной под жаркими лучами солнца долго тужилась под толстым слоем льда. С неё исчезал снег, лёд сначала синел, потом темнел, слегка вспучиваясь от давления воды снизу. А вчера утром вдруг треснул и разом взломался, а с верхов уже катила вода, добивая ледяной панцирь.
Вода прибывала стремительно, заливая всю поселковую долину и быстро подымаясь. Льдины самых разных размеров, деревья, брёвна, различный лесной мусор всё это текло, мчалось, сбиваясь в заторы в узких местах и стремительно рвалось дальше, где в двух километрах за посёлкам вливалась в более широкую речку Байдач.
У нашей улицы она разлилась метров в двести шириной, а так как здесь был деревянный мост с дорогой, являвшейся одновременно как бы и дамбой, то здесь она ревела, сжатая откосами дороги и не давала всей водяной массе идти дальше. Было воскресенье и мы с самого утра бегали по берегу наблюдая и веселясь от такого зрелища, встречая криками всё что заслуживало нашего внимания. Махали руками друзьям, которые точно также бесились на улице противоположного края долины. Когда взрослые отвлекались и не глядели на нас, мы лихо и безрассудно вскакивали на небольшие льдины и гордо, под завистливыми взглядами малышни, катились по воде некоторое расстояние. Вода, не успевая пробиться под мостом, разливалась всё больше и больше, затопляя долину и неуклонно подымалась, погружая оба берега в свои воды. Вот она подхватила, приподняла настил старого моста и он, замшелый от старости легко поднялся и величественно поплыл по течению, торжественно разворачиваясь всей массой. А мы бежали за ним по берегу, жаждая того момента, когда он приблизиться, чтобы заскочить на него и доплыть до нового моста. И, слава богу, этот момент не настал, а так бы с кем-нибудь из нас точно случилась беда. Он проплыл мимо нас и всей массой ударился в новый деревянный мост, где всё клокотало. Взрослые и мы все замерли, затаили дыхание, считая, что стоящему мосту пришёл конец. Но настил, видать до того прогнил, что от удара в мгновение сломался, а бурлящая вода в минуту раздробила его и протащила остатки под мостом.
За два часа вода полностью затопила долину, сровнялась с настилом моста, где мы с нетерпением ожидали, когда вода хлынет через мост и дорогу. И вот этот момент настал. Вода как-то разом хлынула на мост и уже через минуту скрыла настил. Даже показалось, что он слегка приподнялся и тут же опустился под массой воды. А мы гоняли и бегали по мосту, азартно разбрызгивая мутную воду. Пока нас подзатыльниками оттуда не выгнали взрослые, потому что мы, ошалелые от такого развлечения, солнца и весны, гоняли по самому краю и могли запросто свалиться вниз в бурлящее пучиво. А вода продолжала быстро прибывать и теперь совсем под собой скрыла мост, дорогу и там можно было пройти только в болотных сапогах по пояс. И то только взрослый мужик, который мог противостоять мощному потоку. Что и сделал мой отец, возвращаясь со службы. И то его чуть не смыло с моста. Но он благополучно пересёк и закурил с остальными офицерами, обсуждая половодье.
- Всё залило... Все мосты..., - рассказывал отец, а мы радовались. Значит, уроки учить не надо и завтра в школу не пойдём. УРАААаааааа!!!!!!!
А вода всё прибывала и прибывала, радуя наши детские сердца, нежданно выпавшими лишними свободными от школы днями.
Так я и пробегал вместе с остальными до позднего вечера по берегу, жгли ещё костёр, пекли картошку и кидали горящие палки в воду. И заснул, как убитый, едва только голова упала на подушку.
- Боря, вставай... Борька вставай... В школу собирайся...
- Ну..., мам... Ну, какая школа? Как я через мост пройду? - Заныл я с закрытыми глазами, кутаясь в одеяло и желая ещё поспать.
- Давай, давай... Вставай... Вода спала и спокойно можно пройти.... Вставай.
Сон как рукой сняло. Я вскочил и сразу же ринулся к окну. Точно. Чёрт побери. Воды было ещё полно, но уровень её опустился примерно на два метра и она продолжала катить свои воды, но уже спокойно и не бурлила под мостом, который гордо и непокорённо возвышался над рекой.
Пришлось идти и так-то на уроках меня пронесло, но вот на зоологии я влетел и получил двойку и теперь меня ждал хороший нагоняй от матери.
Дома ещё никого не было и я в тоске уселся обедать. Но только зачерпнул кусок мяса с тарелки, как в дом бурей залетел Митька Лях. Друган с дальнего конца нашей улицы.
- Борька, ты чё? Мы тебя ждём.., ждём... Мы же вчера договорились в морской бой играть....
- Чёрт..., чёрт..., точно, - тоску и уныние, как корова языком слизало. Это был следующий этап весенних детских забав и мы заранее готовились к нему, предвкушая морские баталии на неглубокой воде. Ещё вчера мы снесли в выбранное место сколоченные хлипкие плоты и плотики. У кого какие получились. Взрослых они, конечно, не выдержат, а для нас как раз.
- Иди..., я счас...., - Митька улетел, а я в это время заглотил кусок мяса, отчекрыжал толстую горбушку чёрного ржаного хлеба и лихорадочно натирал его чесноком. Посыпал солью и сверху кинул солидный кусок сала и через минуту выскакивал на улицу, полностью готовый с нешуточной морской битве. Во дворе чуть не сбил с ног мать, которая шла на обед.
- Ты куда? - Попыталась она остановить меня. Но разве можно остановить ветер или вихрь? Когда оттуда доносились затухающие слова.
- Мам..., мам..., я бегать пошёл, мам... потом..., мам, я с пацанами...
- Вернись... Когда уроки будешь делать....?
- Вечером...., - но это уже было не понять - то ли эхо прозвучало, то ли ветер действительно донёс какие-то слова.
Морская баталия удалась на славу. Наши корабли сходились в таранах, которые перетекали в горячие абордажные схватки, мы топили противника, а он нас. Но мы вновь возрождались и снова вступали в схватки. И так бились изо всех сил до самого вечера. И на уроки сил уже не осталось. Мокрый, хоть выжимай, разгорячённый, с приятной усталостью я завалился домой, где получил от матери такую же горячую выволочку - за мокрую и убитую одежду, за двояк по зоологии и за много, много других моих проделок, которые мать гневливо свалила в кучу. Отругав, она меня накормила и усадила за уроки и на этом всё закончилось - я банально заснул за столом, уткнувшись лицом в учебник и снились мне прекрасные и счастливые сны о летних каникулах, до которых осталось чуть-чуть и когда я целых три месяца буду гонять по окрестностям, холмам, лесам с друзьями и ни о чём не беспокоиться. Есть мама, есть папа - вот они пусть и думают.
Телевизор.
(сентябрь 1968-февраль 1969 года)
УРААаааааа....! Родители купили телевизор. До этого у нас была большая и хорошая радиола "Беларусь 59". Да чего там была! Она и сейчас есть и до этого момента являлась хорошим окном в большой мир. Новости, концерты, радиоспектакли и многое чего другое интересное. Хорошая радиола, мощная и красивая, с зелёным глазком и с полированными деревянными боками...
Да... Городские может быть и удивились такой моей искренней радости. Конечно, в городе это давно уже не являлось диковиной. Мои костромские бабушка и дедушка ещё в 58 году купили телевизор с маленьким экраном и вся улица со своими стульями и табуретками собирались у них в доме по вечерам и смотрели всё подряд. У меня самое лучшее место было - на обеденном столе, где я часто и засыпал. Потом была Орша и у нас на площадке жил командир танкового полка, у которого был телевизор и дочка, моя ровесница из-за чего я имел свободный доступ к телевизору. А вот когда переехали на Урал, да в тайгу с её маленькими посёлками и огромными расстояниями... О телевизоре я забыл на несколько лет, пока в городе Березники, в двухстах километрах от нас, не появился телецентр. Потом построили телевышку на горе Полюдов Камень под Красновишерском и телевизионный сигнал пришёл и к нам, в тайгу. Но и тут были свои негативные моменты. Особенно на Лопаче. Вот этот холм, за нашим домом, давал телевизионную тень на нашу улицу. В остальной части телевизоры показывали, а на нашей улице, чёрт побери, тоже показывает, но с такими помехами...., что через неделю просмотра телевизионных передач, когда изображение человека на экране одновременно перекашивало в семи направлениях, моргало и прыгало со скоростью 3 кадра в секунду, пропадало совсем или превращалось в точку, а если останавливалось - то делило экран ровно пополам и потенциальный телезритель превращался в яркого и непредсказуемого невростеника, с патологическим желанием убить телевизор и всё, что было вокруг него. От немедленной гибели телевизор спасало только его высокая стоимость.
Но выход был. Если холм мешает и не хватает силы телесигнала - то нужно поднять антенну на такую высоту, чтоб сигнал был уверенный и устойчивый.
Практичный европеец, узнав на какую высоту нужно подымать антенну..... Да он сразу отказался бы от этой затеи и накрыл телевизор какой-нибудь цветастой тряпочкой до лучших времён.
Но вот русского такие пустяки совсем не смущали. Подумаешь 20 или 30 метров высоты. Да если надо... - то мы построим....
И строили, что являлось для нас хорошим развлечением. Стройка антенны разбивалась на два этапа. Первый: лесовоз с лесоповала привозил крепкие и прямые сосновые хлысты к указанному дому офицера. Там эти хлысты разгружались, после чего знающие зеки, под охраной солдат, осматривали их и подходящие хлысты, каждое из которых были длиной метров по десять и толщиной сантиметров двадцать, переносили к дому, к месту, где она будет сооружена. Там их обтёсывали, складывали в длину и крепко-накрепко перевязывали стальной проволокой. И в конце, на вершине закрепляли саму антенну. А к самому сооружению привязывались крепкие и длинные верёвки. Всё это готовили целый день. А вечером наступал второй этап. Собиралась группа толковых офицеров, человек в пять-семь. Солдаты под конвоем приводили 10-15 зеков, которые разбивались на пары по количеству верёвок и замирали на своём месте в ожидании начала работы. А офицеры в это время, в предверьи такого важного дела, разминались парой бутылочек "белой". Отмобилизовавшись таким эффективным образом, офицеры становились около верёвок и именно они, каждый на своей точке, руководили своей парой заключённых. Хозяин телевизора выходил на место, откуда ему всё видно и его все видели и по его команде начинался подъём всего этого сооружения.
Это было офигенно-познавательное зрелище, где каждый играл свою роль. Играл самозабвенно и с полной отдачей. По команде НАЧАЛИ - верхнюю часть антенны зеки начинали сначала подымать руками и в определённый момент под неё подсовывались длинные рогатины, с помощью которых антенну толкали вверх и подымали ещё выше, а остальные тянули верёвки помогая толкачам.
- .... Давай..., давай..., тяни... Да, что вы там заснули ёб тв...ю м...ть. Ты сам тяни..., чего ты орёшь? Так..., так.., так. Нормально. Теперь..., Куда? Ну, куда ты смотришь...? Ориентируйся на них... Сергей, Серёга, ты что не видишь, что у тебя верёвка провисла...? Пни этим идиотам под жопу.... Да..., Стой! Стой! Ху...и вы так тянете? Так, так..., хорошо.... Да пошёл ты... Держиии..., держииии.... Да не только держи, но и одновременно толкай..., толкай вверх. Ну что за козлы? Что лупаешь зенками, как ёб...ну промеж глаз... Ты кого привёл, сержант? Да это стадо баранов... Николай, Андрей теперь одновременно. Так... так.... Таакккк...., - и так минут пять - десять одновременной возбуждённой и азартной ругани всех разом, куда свою лепту вносили и зеки и охрана. Всё это происходило в динамике и беготне, в результате которой антенна становилась на своё место около дома, но всё ещё удерживаемая со всех сторон верёвками. Хозяин забегал в дом и по его следующим командам антенну начинали крутить, нащупывая то положение, когда изображение становилось наиболее чётким. После чего антенна окончательно закреплялась растяжками из стального провода. Всё. Зекам в виде премии выдавалось по пачке чая для чифира и по пачке сигарет, а офицеры приглашались в дом для обильного обмытия телевизора и антенны, чтоб она стояла и не гнулась, а телевизор показывал ВСЁ.
Но не всегда установка антенны проходила удачно и в каждом втором случаи она либо ломалась под своей тяжестью и обрушивалась на стоящих внизу зеков с рогатинами. И, слава богу, обходилось пока синяками и ушибами, пусть даже и сильными. Но зеки даже радовались такому мимолётному повороту судьбы, потому что их освобождали от работ и, как правило, ложили, на больничку на целый месяц, где можно отоспаться и отъесться более лучшей и качественной пищей. Последний раз одному из зеков сломало ногу и он был освобождён от лесоповала на целую зиму. А иной раз высоты не хватало и антенну приходилось опускать обратно на землю. А опускать было даже труднее и опаснее, чем подымать. Так что хлопот хватало.
Отец наученный опытом предыдущих установок антенн у своих товарищей, учёл всё и антенну поставили с первого раза. Но вот беда. Наш дом, в отличии от других, стоял в таком месте, где высоты антенны даже в 30 метров было недостаточно. И когда включили телевизор, то картинка на удивление была чёткой, но скакала по экрану, как сумасшедшая и моргала без всякой системы. И удары кулака по корпусу сверху и с боков абсолютно не помогали.
- Антоныч, надо опускать и наращивать антенну ещё метров на пять-десять. Давай, пока бригада здесь сразу и опустим, - предложили товарищи после безуспешных попыток остановить миганье кадра.
Но отец был ещё тот перец. Упрямый и упёртый. Вот он и упёрся.
- А вот хрен ей, - мстительно пообещал антенне отец, - раз Магомед к горе не пошёл - то тогда гора к Магомеду пойдёт. Садись мужики за стол - обмывать будем антенну, а я ей устрою..., - непонятно кому пообещал отец.
Обмытие прошло как всегда на высоте и на следующий день отец, который на целую неделю остался старшим над посёлком и всей Зоной, капитан Круглов убыл в командировку, начал претворять свой безумный план в действительность. Хотя в советской время именно безумные планы и получались, когда у тебя под жопой Зона в тысячу урок и техника тоже есть.
Сначала отец поднялся на противоположный по отношению к нам холм, где на вершине было оборудовано стрельбище, служившее в отсутствие стрельб футбольным полем и вертолётной площадкой. И оттуда прекрасно был виден Полюдов Камень, возвышавшийся над тайгой на несколько сотен метров и имевший форму постамента под Медным Всадником. В народе это скала называлась Полёт горой и именно оттуда и приходил телесигнал с телевышки. Хоть до неё и было километров пятьдесят по прямой, но человек с хорошим зрением без труда различал тонкие линии телевышки. Отец выбрал место откуда глазомерно определил три точки - он, наш дом и телевизионная вышка. Потом, также глазомерно провёл прямую линию через эти точки, но оставил только часть прямой - вышка и дом, через вершину холма. Удовлетворившись такими примитивными геодезическими изысканиями, он спустился в Зону, забрал две бригады зеков с топорами и пилами и с охраной. И через полчаса на вершине холма закипела работа, суть которой заключалась в вырубке осинника на самой высокой точке прямой линии телевышка - антенна нашего телевизора. К вечеру на вершине образовалась качественная плешь. А утром там заработало три бульдозера, срезая своими стальными ножами слой земли и каменной крошки. За день работы холм уменьшился в этом месте, образовав продолговатую выемку глубиной около пяти метров. Такая бурная деятельность не прошла незамеченной и в течении дня на вершине перебывало половина посёлка, а вчерашние собутыльники вечером снова собрались в нашем доме, чтобы воочию увидеть результаты такой работы, за которую через неделю Антоныч получит хорошую взбучку как по служебной линии, так и по партийной - "За самовольство и разбазаривания материальных ресурсов в личных целях".
Справедливости ради, надо сказать - взбучкой всё и обошлось. Телевизор стал показывать гораздо лучше и картинка лишь медленно ползла через весь экран, что очень здорово раздражало, но смотреть телевизор уже можно было.
Но смотрели редко и по привычке слушали радиолу или ходили на другой край посёлка, где телевизоры показывали нормально. А в феврале 68 года случились Олимпийские игры в Гренобле. Тогда все болели фигурным катаньем и хоккеем. Если фигурное катанье с ползущим кадром через весь экран ещё можно было смотреть, то на финальном матче СССР-Канада отец психанул. Он к нему готовился, ждал. Накрыл стол, куда они сели с дедом. Провели разминку первой бутылочкой и начали болеть. Болели бурно и азартно, не забывая прикладываться к очередной бутылке. И всё бы хорошо, но моменты заброса очередной шайбы в ворота Канадцев упорно не давались и экран активно почковался, деля весь эпизод пополам, не давая возможности оценить красоту игры наших хоккеистов. И вот когда была закинута пятая шайба в ворота Канадцев, а экран опять поделился пополам, отец хватил телевизор с тумбочки и в бешенстве затряс его, круча одновременно во всех плоскостях: - Да ты зае....л меня уже, да я сейчас либо грохну тебя об пол, либо сотрясу все твои мозги. Показывай сука нормально, а то тебе сейчас придёт звиздец....
Может отец что-то и сотряс внутри или в этот момент часть телевизионных волн качественно отразились от тропосферы и упали на нашу антенну, но кадр установился и замер в нужном положении: - Во..., ну совершенно другое дело. Так и показывай дальше, - удовлетворённый успехом, отец осторожно поставил телевизор на тумбочку и концовка матча прошла в эйфории.
Больше мы телевизор не смотрели, у отца пропало всяческое желание что-то там делать, мать не болела телевизором, а мы с братом гораздо охотнее смотрели любимые телефильмы "Капитан Тенкерш" и "Четыре танкиста и собака" в обществе друзей у кого-нибудь дома.
Регулярно начнём смотреть телек лишь через два года, когда переедем жить в Ныроб.
Велосипед.
(лето - осень 1969 года)
- Чёёёёёрт ...., - что-то мне очень не хотелось ехать вниз. Я посмотрел на Сашку Поздеева, с которым сдружился последнее время на почве велосипеда и увидел, что его тоже посетили некие сомнения по нашему мероприятию. Вновь посмотрел вниз...
- Чёёёёёрт..., какая она крутая...., - и затосковал, да и своего велосипеда стало жалко. У Сашки велосипед старый и подростковый, а мой новенький. "Урал". Для взрослых. Три месяца назад купили. Мечта каждого порядочного пацана.
....Три месяца назад, с началом летних каникул, мать жёстко поставила меня перед выбором: - Значит так. Выбирай. Либо ты едешь по путёвке на месяц на Чёрное море в пионерский лагерь "Орлёнок". Либо - мы тебе покупаем велосипед....
Я даже не сомневался ни секунды. Что такое море? И что такое велосипед? Да стану взрослым - каждое лето туда мотаться буду. А ВЕЛОСИПЕД....!
И тут же выставил условие: - Только взрослый. Никаких подростковых...
- Всё..., договорились..., - мать даже была довольна таким выбором. Никуда я не поеду и буду всегда у неё на глазах и переживать не надо - Как оно там, любимое чадо? А зря она так успокоилась, не зная хитрые, далеко идущие планы - вот этого чадо. Если б она знала - я бы на следующий день пешком ушёл на Чёрное море.
А так начались очень интересные хлопоты. Мать дня три перезванивалась с Ныробом и на четвёртый сообщила: - Собирайся, завтра с отцом едешь в Ныроб за велосипедом. Он по своим делам, а там тобой тётя Рая Попова будет заниматься.....
Блин... День тянулся томительно нудно, все мысли были заняты завтрашней поездкой и покупкой такого желанного аппарата. У всех моих друзей были велосипеды. Правда, у всех старенькие - но ведь они были. А у меня не было. И как наступало лето.... Вернее с середины мая, когда всё кругом просыхало и до конца сентября, они увлекательно гоняли, а я сгорал от жгучей зависти.
И вот завтра у меня будет новенький, взрослый велик. Теперь они мне завидовать будут.
Еле дожил до вечера, а чтобы ускорить приближение ЗАВТРА, я под смех родителей улёгся спать в семь часов вечера. Но всё было бестолку. Перевозбуждённый мозг, не давал мне заснуть.
Проворочавшись в постели, я всё-таки сумел заснуть и проснулся в шесть часов утра и еле дождался восьми часов, когда надо было идти на машину. Какой завтрак? Какой чай? Поехали....
Два часа езды и вот он Ныроб, центр нашей местной цивилизации. Отец передал меня тёте Рае Поповой и сам умотал по своим служебным делам. Та сначала меня накормила, что было совершенно не лишним и мы в первую очередь побежали в Ныробский магазин с многообещающим названием "Универмаг", хотя на самом деле это был обычный бревенчатый барак с голландской печью посередине, но опоздали. Там велосипеды уже были распроданы, что повергло меня в великое уныние. Тётя Рая наоборот, только возбудилась и мы метнулись в Городок, в новый двухэтажный торговый центр и о счастье - ещё три велика, в один из которых я уцепился мёртвой хваткой - МОЙ!!! Теперь нас не разлучит даже смерть и придётся отцу гроб колотить на две персоны - на меня и велосипед.
Конечно, со стороны я выглядел комично и тётя Рая сначала лишь смеялась, потом улыбалась сквозь зубы, а потом еле сдерживала раздражение. Потому что велик прямо прилип к моим рукам и с ним я был готов идти в столовую, куда меня с ним не пустили, в деревянную уборную, куда я не влез и многие другие любопытные места. И так целый день, пока она с великим облегчением не сплавила меня отцу. Отцепился я от велика, только когда мы загрузились на машину и поехали под вечер в свой посёлок.
Первая остановка была в посёлке Шунья, где в местном магазинчике, больше похожим на худой и старый скворечник, можно было купить водку. Но её в магазине не оказались, а офицеры и другие гражданские мужики, ехавшие с нами не расстроились, а дальновидно, предвидя такую ситуацию, затарились водкой в Ныробе.
Сам по себе посёлок Шунья ничем не выделялся, кроме одного. В посёлке была женская колония-поселение, где содержалась очень большое количество молодых тунеядок с Москвы и Ленинграда. А работы не было. А выпить и потрахаться хочется. Зная, что вечером, каждый день, мимо Шуньи проезжает на Лопач машина набитая в основном мужиками, к этому времени желающие, в боевой раскраске, рассаживались на завалинке магазина и ждали. Для чего здесь останавливалась машина знали даже мы - пацаны, я уж не говорю про жён, чьи мужья ехали в Ныроб по делам и которых жёны угрожающе предупреждали: - Смотри там мне... Убью...
- Катя, ну как ты можешь....
А сейчас эти же самые мужики и мой отец с жизнерадостным шумом выгружались с машины. Отец старший машины, собрал вокруг себя мужиков: - Товарищи офицеры и остальные, остановка два часа. Сейчас 15:50. Сбор здесь в 17:50. Время пошло, - и толпа с шумом и гамом с бутылкой в руке солидно подвалила к завалинке, разглядывая и оценивая товар.
- Ты..., - женщина вставала и уходила с мужчиной в ближайший лесок.
- Ну..., - и следующая пара исчезала, в другом конце леска.
- Пошли..., - и так в течении трёх минут, около машины остался я и Колька Морозов, который тоже ездил в Ныроб, но к стоматологу. И ещё водитель Зил-157 - заключённый бесконвойник. Ему было не положено и он голодным взглядом смотрел на лес. Впрочем, недолго. Хоть у него и не было в руках водки, но было кое-что в штанах, а желающих женщин было ещё достаточно.
Мы с Колькой тоже не теряли времени зря и по моему предложению смотались в деревушку Исаньево, где полазили по скале, а потом поглазели с огромного валуна на отрывшуюся красивую панораму леса. И к положенному времени вернулись к машине. Через пятнадцать минут стали подтягиваться и мужики - расслабленные, удовлетворённые и вяловатые. Не было только одного молодого старшего лейтенанта. Побибикали, поискали и не нашли, после чего отец решительно скомандовал: - Поехали, завтра доберётся... Дело молодое, холостое, видать знатную деваху отхватил....
Правда, наткнулись мы на них буквально сразу, как Шунья скрылась за ближайшим поворотом. Молодая, голая и пьяная девка, мотая полными титьками в разные стороны, бегала вокруг куста и весело визжала, а за ней такой же голый и совсем пьяный, но в фуражке с малиновым околышем, на веточке скакал потерявшийся, даже не замечая, остановившуюся машину и с великим любопытством наблюдающих пассажиров. Наверно, он бы её всё-таки догнал и сделал все дела бурно и азартно. Она и не особо от него убегала, желая ярких эмоций. И мужики с удовольствием поглазели бы развернувшийся перед их глазами спектакль. Но отец, глянув на нас с Колькой, тоже не без интереса глазевших, с сожалением крякнул и командирским голосом скомандовал: - Товарищ старший лейтенант, ко мне....
Было смешно глядеть, как скакавший офицер, тут же изменил направление и ровной рысью тподскакал на ветке к машине. Встал в строевую стойку с оттопыренным членом и чуть ли не трезво обратился с просьбой: - Товарищ капитан, дайте десять минут, - и послушно застыл, ожидая решение.
Отец оглядел молодого офицера суровым и отеческим взглядом и также сурово изрёк: - Разрешаю, товарищ старший лейтенант.
Старлей козырнул, чётко повернулся и поскакал к своей временной пассии: - Лена, у нас десять минут... За мной, - и два голых тела, на веточке ускакали в кусты. Хохот стоял громовой. Но старший лейтенант через десять минут вышел одетый по форме, за ним всё также голая шла Лена, даже не пытаясь прикрыться и стенала.
