ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Цеханович Борис Геннадьевич
Следственный эксперимент

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 9.47*21  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История из прошлого

  Следственный эксперимент.
  
  
   Уроки сегодня закончились раньше и на обед домой мы пришли с отцом почти одновременно. Слегка удивился, увидев отца в форме, потому что ему гулять в отпуске ещё было неделю, а потом на это беззаботно махнул рукой и забыл. Пока переодевались, пока мыли руки, прибежала с работы мама и прямо с порога агрессивно спросила отца.
   - Чего тебя в управление к Милютину вызывали?
   - А ты откуда узнала? - Спросил отец, начиная накрывать на стол.
   - Да с финансового отдела выходила, а ты с приёмной начальника управления...
   - Ааааа...., - отец махнул рукой, - это по Ляпко и Семёнову вопрос решали....
   - А ты то тут причём? Опять что ли со своими друганами где-то пьяным попался? Как они меня уже задолбали твои пьянчуги..., - мать завелась с полуоборота и нервно стала расстёгивать пуговицы шубы.
   - Да ладно тебе. Что ты завелась? Нормальные мужики. Не хуже других. - Вяло отбивался отец от раздражённых нападок матери.
   Для матери дружба отца с капитанами Ляпко и Семёновым была болезненной темой. Частенько втроём выпивали и выпивали крепенько, из-за чего иной раз попадались начальству с различными неприятными последствиями. А матери, которая была местным начальством, эта дружба здорово не нравилась и она делала всё, чтобы разбить её.
   Я тоже очень негативно относился особенно к Ляпко и не скрывал этого. Иной раз даже не пускал его к нам домой, когда отец отдыхал, а тот приходил с бутылкой. Поэтому я тут же навострил уши.
   - Ладно..., не оправдывайся... Так что там с твоим Ляпко?
   - Да там старая история. Уж два месяца прошло. Ты ж слышала, что он и Семёнов, когда крутили обезумевшего зека, сломали ему руку....
   - Так там, насколько я знаю, всё ж нормально закончилось. И у этого зека рука уже в порядке....
   - Так это было два месяца назад и тогда вроде бы всё уладилось. А сейчас он... Ну..., этот зека... У него ещё погоняло Поводырь и авторитет довольно высокий на зоне имеет. Так вот он сейчас и возбух. Заявил и выставил жёсткие условия - "Вот приедет сейчас московская комиссия я им и заявлю на опросе про сломанную руку и то, что эту руку мне специально сломали. И что руководство колонии и Управления, во главе с полковником Милютиным, покрывают зверства данных офицеров. Тем более, что у меня есть куча свидетелей. И если вы меня не отпустите по УДО, то московская комиссия только так ухватится за этот случай. Всё начальство получит "по шапке", а Ляпко и Семёнов получат хорошие срока."
   Если бы мать умела свистеть, то она бы присвистнула от великого удивления, а так только воскликнула, непроизвольно сев на табуретку перед столом: - Ничего себе...!!! Вот эта заява!!!! Вот это наглость!!!! И что Милютин?
   - Что..., что...? На хрен ему такие головняки перед приездом такой серьёзной комиссии. Тем более, что мы сейчас еле-еле план вытягиваем...
   - И что...? Ничего нельзя сделать с этим..., как его? Поводырём? Нажать, пригрозить, да хотя бы придраться и посадить на месяц в штрафной изолятор, спрятав от комиссии?
   - Неее..., в авторитете он... Может зона подняться, а нам этого никак нельзя допустить. Такая комиссия приезжаем раз в 10 лет и с последующими орг. выводами. Поэтому нужна тишь и гладь и благодать.
   - Ну..., хорошо. Ладно. Согласна. - Мать уже плотно сидела за столом, наблюдая, как отец разливал суп по тарелкам, - А ты всё-таки здесь причём? Ты же в это время, когда руку ломали, был в командировке в Перми.
   - Так вот. Милютин вызвал и говорит - Ты ж у нас, товарищ капитан, раньше служил опером в уголовном розыске. И говорят, был неплохим опером. Так вот, товарищ капитан, хоть и вы и в отпуске давайте-ка займитесь этим делом и крутаните его. Ну.., не хочется мне эту сволочь выпускать, да и офицеров надо выручать. Тем более они ещё и твои друзья. Так что, товарищ Цеханович, идите и работайте. Через пять дней докладываете свои результаты и тогда будем принимать решение. Потом дам догулять....
   - И что ты будешь делать? - Мы с матерью вопросительно уставились на отца.
   - Работать буду..., - коротко отрезал отец, помолчал и добавил, - сейчас, минут через двадцать ко мне придут Ляпко и Семёнов. Буду разбираться и углубляться в мелочи.
   - Ну.., понятно. Пить будете, - ядовито съязвила мать.
   - Да ладно тебе, Люда.... Ну что ты на самом деле!? Ну.., выпьем..., поговорим... Мне надо разобраться, вникнуть во все тонкости - Как? Что? Почему?
   - Ууууу... Хорошоооо.... Наверняка они принесут водку..., да не одну бутылку... Ненавижу вашу пьянку... Разбирайся, вникай, но я эти рожи, даже видеть не хочу. Спасибо за обед, - мать взбудораженно подхватилась из-за стола, так и не пообедав. Резкими и судорожными движениями, надела шубу и, с возмущённым грохотом закрыв за собой дверь, улетела на работу. Отец тоже матернулся, обратившись ко мне с риторическим вопросом.
   - Вот что маме надо? Чего она недовольна? Ну.., выпьем...! И что? Что мы тут попадаем...????
   Через полчаса действительно заявились коренастый и плотный Ляпко, всем своим видом, круглым лоснящимся лицом, хитрыми глазками, полностью соответствующий ядовито и с чувством припечатанный матерью словом - ХОХОЛ. Худой и невзрачный Семёнов, со склеротической мелкой сеткой на лице. Оба хмурые и придавленные, вполне возможной уголовкой и с последующем сидением на зоне. Лет так пару. Мать не ошиблась. Вернее ошиблась в большую сторону. Да, там была не одна бутылка и не две, а целых четыре. Но это никого не пугало, так как в таком угнетённом психологическо взвинченном состоянии, это было не количество... А так..., лишь расслабиться... или слегка расслабить нервы. Они расположились на кухне за обеденным столом, а я пристроился на кресле в большой комнате у печки, откуда было прекрасно слышно любое слово, даже сказанное шёпотом. Меня зверски сжирало любопытство. Мне было 16 лет, зачитывался Конан Дойлем и прочитал у него всё про Шерлок Холмса с Ватсоном и было очень интересно, как отец будет крутить это дело. Лупу в его руках не видел, но судя по количеству водки... Опять же зная уже из Жюль Верна, наверняка он будет использовать кривизну бутылки с водкой внутри в качестве лупы и подстёгнутый алкоголем ум изощрится на изящное решение.
   Но, к моему великому сожалению, отец не смотрел пристально на Ляпко с Семёновым через бутылочное стекло, не подносил бутылочное горлышко к прищуренному глазу, чтобы на дне бутылке увидеть разгадку этого дела, не делал с умным видом какие-то великие и яркие умозаключения, на что очень надеялись его собутыльники и с каждым получасом их надежда на моего умного отца только угасала. Отец вместе с ними лихо квасил и нудно выспрашивал какие-то малозначимые мелочи, типа - А кто как стоял? А что у того было в руках? А видели ли у него в руках молоток или он уже валялся где-то там?
   В конце концов Ляпко не выдержал и неистово заорал: - Антоныч, ёб... тв... м...ть! Что за фуйню спрашиваешь? Ты, блядь, расскажи как ты нас из этого говна будешь вытаскивать?
   Дело шло к хорошей ссоре и с таким хорошим мордобитием. Но до щупанья облицовок не дошло. Все дружно и сочно послали друг друга на фуй. Что кстати не помешало добросовестно допить им водку до последней капли, после чего Семёнов и Ляпко ушли от нас совсем в подавленном состоянии и в понимании, что Антоныч ни хера им не поможет. А значит начальник Управления полковник Милютин через пять дней прикажет передать дело в прокуратуру с весьма предсказуемыми последствиями.
   Отец им тоже в след пьяно крикнул пару двадцатиэтажных конструкций, после чего спокойно завалился спать под моим разочарованным взглядом. Я то думал, что отец счас... А он нажрался и впереди предстоял "весёлый" вечер наполненный звуками пиления толстенного бревна. Роль пилы будет изощрённо исполнять мать, в роли бревна отец. Правда бревно, лишь хитро улыбалось и на самые сильные и едкие реплики матери, бубнило в мою сторону.
   - Борька. Смотри и учись. Наша мама совершенно не петрит в оперативной работе. Интересно, что она завтра будет говорить, когда приползут Ляпко с Семёновым и будут целовать меня в засос. Как Леонид Ильич Брежнев.
   Отец жестоко ошибся, потому что завтра вечером к нам в дом валилась целая толпа, среди которой мелькали счастливые лица Ляпко, Семёнова, их жёны взасос и пьяно целовали моего отца, мать и меня с младшим братом. Их дети трудолюбиво затаскивали в дом неимоверное количество разнообразнейшей закуски, которой мы с удовольствием питались потом почти две недели. С водкой, правда, произошёл досадный прокол. Её притащили такое количество.... Наверно её скупили во всех магазинах Ныроба. И самое интересное - её, в отличии от закуски, хватило только на пять часов.
   Дверь беспрестанно хлопала, впуская новых посетителей, возжелавших выказать свою уважуху отцу. Они тоже тащили водку и закуску, садились за стол напротив героя всей этой суматохи, выказывали ему своё восхищения и, открыв рот в великом удивлении, сидели и слушали, как отец ярко, быстро и оригинально раскрыл дело, спас товарищей от позора и тюрьмы. И наоборот, создав ситуацию, когда наглый зека Поводырь стал перед фактом получить дополнительно три года за клевету. Слушали, ухали, охали и уважительно чокались стаканами с отцом. А тот купался в лучах славы и что самое удивительное, почти не пил. Лишь снисходительно пригубливал, слушая вопли товарищей: - Антоныч!!!!! Как тебе в голову пришёл такой ход? Как вообще до такого можно додуматься? А с пустым фотоаппаратом какой финт запулил? Вот это Дааа....!
   Потом пьяные Ляпко и Семёнов пускали скупую мужскую слезу и в который раз пускались в совсем ещё свежие переживания, рассказывая как они видели себя в роли осужденных и прикидывали, сколько времени они ещё будут ходить на свободе и что надо сделать, чтобы семьи это время жили более менее обеспеченно. Услышав их рассказы, жёны обильно заливаясь слезами, снова лезли к отцу и опять его целовали взасос, крича, что они в вечном долгу перед Антонычем. А Антоныч расплывался в довольной улыбке, кидая иной раз опасливые взгляды в сторону хмурой в этот момент матери. Слаб был отец на женскую натуру и мама это прекрасно знала. Но это всё должно случиться в будущем, а пока Ляпко с Семёновым, опорожняя очередную рюмку, кричали мне с братом: - Борька, Мишка, когда закончите школу, идите работать в уголовный розыск и будете такие же умные, как ваш отец....
   Весь этот бедлам закончился лишь под утро, когда мы с братом спали не раздевшись, завалившись на диван. Так скажем - официально закончился, потому что он уже продолжался втихушку и не дома, а по каким-то только известным отцу и его друзьям явкам.
   Всё для капитанов Ляпко и Семёнова закончилось хорошо, отцу была выказана отдельная благодарность от начальника Управления Ш320 МВД СССР полковника Милютина. Проверка московской комиссии тоже прошла гладко и план годовой был благополучно вытянут.
   Я, погордившись отцом, ушёл в свои заботы выпускного года и забыл об этом. Вспомнил только уже через несколько лет, когда приехал в очередной отпуск из Германии.
   - Папа, а как там всё произошло?
   - Ааааа..., - отец махнул, с зажатой в руке сигаретой, - опыт в проведении допросов и такая наука, как Криминалистика... Вот и всё.
   - А если поподробнее... Интересно ведь. Ты тогда даже ещё не вышел из дома, а у тебя уже было решение. Или виденье....?
   Да..., вообще..., всё происшедшее..., - отец тянул, не зная как сформулировать ответ, - да там всего немного надо было пораскинуть мозгами. Хотя..., кто там мог...? Надо сказать, я на том случаи очень хорошо поднялся в глазах начальства и несколько моих проколов просто списали. А так всё было довольно просто и банально.
   - Вот этот зека, Поводырь, довольно опытная урка и авторитетом на зоне пользовался. Сумел завербовать солдата с конвойной службы и тот ему стал носить водку. Ну.., ты сам знаешь, как это делается...
   Да я знал, как зеки могли подловить гражданских, работающих на зоне, и солдат, чтобы те проносили водку, наркотики, деньги и другие хитрые дела на зону без обыска. И тут всё было по простой схеме. Поводырь присмотрелся к солдатам, несущим службу на вахте. Сумел психологически просчитать одного из них и однажды, выбрав удачный момент, обратился к нему с просьбой.
   - Слушай, начальник, чифирнуть хочется... Не купил бы ты мне пачек пять чая?
   - Да ты чё...? - Возмутился ВВэшник, - ты знаешь, что мне будет, если кто узнает?
   - Так я тебе не так просто предлагаю. Понимаю всё. На..., - и Поводырь, с угодливой готовностью, протянул солдату-первогодку сиреневую купюру. - Возьмёшь мне пять пачек чая, а за риск сдачу оставишь себе. Всё по-честному... Уважь, очень уж чифирнуть хочется...
   Такой соблазнительный расклад, мигом вверг молодого солдата в нехилые колебания между долгом, страхом за разоблачение и возможностью неплохо на этом заработать. Полтора рубля на чай и двадцать три с копейками себе в карман. Но..., всё-таки боязно. А вдруг кто узнает? И наверно он бы отказался, но в нужное время сказанные слова его сломали: - Начальник, ну я ж тебе не водку с наркотой предлагаю принести. Всего лишь чай....
   - Ладно.... Давай..., - деньги тут же перекочевали к солдату, а тот сразу пошёл к вахте, бросив через плечо, - жди через час здесь.
   - Оооо..., начальник, спасибо. Уважил, - Поводырь, с показной угодливостью благодарно гудел, воровато принимая пачки чая. - Командир, если что, обращайся. Я на зоне не последний человек. Если ножик хороший тебе нужен - только скажи какой и тебе подгонят.
   Через неделю Поводырь вновь повторил такой нехитрый манёвр и боец уже, не особо боясь, взял крупную купюру в двадцать пять рублей и вновь принёс чай.
   А ещё через неделю дал всего 15рублей и командирским тоном, в котором не было ни капли угодничества, приказал: - На..., три бутылки водки принеси....
   - Не понял...? - Солдат в недоумении крутил в руках несколько мелких банкнот, потом начал совать деньги обратно, - не..., водку не понесу. Одно дело чай, а тут и в дисбат недолго залететь. Не..., не пойдёт. Да и денег то тут мало...
   - Да ты, пацан, оказывается, ничего не понял? - Поводырь зловеще усмехнулся и негромко свистнул и из-за угла цеха промзоны сразу вывалило трое заключённых, звероподобного вида.
   - А сейчас ты понял, куда вляпался? - Поводырь через плечо ткнул пальцем в их сторону, - Ширый, Клёпаный и Лысый были свидетелями, как ты наехал на меня, угрожал штрафным изолятором и вымогал деньги в крупном размере. Да..., приносил за эти деньги чай, а остальное присваивал себе.... И требовал ещё...
   - Да, да...., начальничек, прямо сейчас идём и закладываем тебя, - радостно загалдели свидетели, - нам ничего не будет, а вот тебе...
   - А тебе, за связь с заключёнными полгода дисбата.., как минимум, - закончил за своими подельниками Поводырь и все язвительно засмеялись.
   Отсмеявшись, Поводырь деловито спросил: - Ну что, командир - полгода дисбата или три бутылки водки? Выбирай. Если дисбат - то мы пошли прямо к Куму, если - водка, то мы ждём и у тебя даже навар останется в четыре рубля....
   - Вот так для солдата и закончилось. Он выбрал водку и стал им регулярно носить и водку, и деньги, и наркоту...., - отец закурил очередную Беломорканалину
   И вот в один из дней Поводырь со своими товарищами капитально пережрались водкой, а тут как раз пригнали в цех ГАЗ-69 начальника колонии. Там надо было что-то подделать, а те пьяные вывалили в цех и Поводырь решил показать свою крутость. Схватил тяжеленный молоток и давай колотить им по корпусу машины, а напоследок решил разбить и лобовые стёкла. В этот момент и оказались рядом Ляпко и Семёнов, начали ему крутить руки... Конечно, пару раз зарядили тому. Скрутили, а тот завопил от боли. Притаскивают его к медикам, а те обнаруживают у него перелом правой руки. Оказали помощь, наложили гипс, а на следующий день, когда он протрезвел никаких претензий к офицерам не имел. Подлечился на больничке и после этого ещё отсидел на ШиЗо. А как узнал про московскую проверку, решил сыграть ва банк. Был бы полковник Милютин послабее характером у него, у Поводыря, может быть и получился этот финт. Но Милютин решил использовать все шансы до конца и предложил этим делом заняться мне.
   Когда они пришли ко мне и я их разговорил... Ну..., ты ж наверняка слышал всё. Я и так знал, что они только водку и умеют пить. А тут ещё и убедился - тупари они и дальше своего носа ничего не видят. Конечно, я немного понимаю их... Испугались они очень и страх перед уголовкой, совсем весь разум затмил. Ничего слышать не хотят, а желают только одного - возьми, Антоныч, и выложь им на блюдечке готовое решение. Вот они и психовали, считая, что я спрашиваю их разную ерунду. Мы тогда ж разругались вдрабадан....
   Но на следующий день прихожу на зону и сразу к ним и говорю: - Так, мужики... Если вы немного мне поможете, то уже через три-четыре часа всё для вас благополучно закончится и вечером мы будем пить водку весёлые и счастливые.
   - Антоныч..., они, Боря, чуть на колени не падают... Антоныч, всё сделаем и водка тебе будет и не только сегодня вечером - только спаси нас.
   - Парни, да вы хорош ныть то. Всё будет нормально. Значит так действуем. Через полчаса собираемся в том цехе, где всё и произошло. У вас постные рожи, как у нормальных людей, которые ходят под хорошей уголовкой, а не такие радостные как сейчас. Понятно? Хорошо. Дальше. Делаете всё, что я вам скажу. Скажу..., подписывайте и даже если там будет запись - Ляпко и Семёнов - гандоны.... Или полковник Милютин - дырявый гандон. Подписываете, даже не моргнув глазом. И, блядь, даже вопросов не задавать. Скажу говорить - говорите. Не разрешаю - сидите и молчите. Даже если вас Поводырь будет обзывать штопанными гандонами. Молчите, сволочи. Понятно говорю?
   - Антоныч, понятно. Даже если он на нас ссать будет - молчать будем. Только спаси нас.
   - Ну..., ссать на вас никто не будет... А пока здесь сидите.
   Выхожу и иду к себе в кабинет, а там уже сидит вызванный Поводырь.
   Встаёт по стойке Смирно и докладывает: - Гражданин начальник, осужденный по статье такой-то, такой-то, такой-то по вашему приказанию прибыл.
   - Садись...
   - Гражданин Такой-то, начальник управления с твоим заявлением ознакомился. Ему в предверии прибытия московской комиссии головняки совершенно не нужны и офицеров сажать ему тоже совершенно не хочется. Тем более что ты более половины срока уже просидел. Конечно, надо бы две трети, но решили на это глаза закрыть. Поэтому он принял решение о твоём условно-досрочном освобождении.
   У Поводыря аж глаза заблестели от такого неожиданно-благоприятного поворота. Честно сказать, он не ожидал этого решения и сделал такое наглое заявление, только чтобы ещё больше поднять свой авторитет. А тут такая удача прикатила, но тут я его немного осадил.
   - Но...., - я даже палец поднял, так значительно произнёс, - но есть условие. Начальник управления приказал мне провести расследование, чтобы потом начальнику колонии и ему никто не задавал разных вопросов, типа: - На каком основании данный осужденный был освобождён.
   - Согласен, гражданин начальник, - торопливо выпалил Поводырь и почти жалобно спросил, - А как долго, гражданин начальник, это расследование будет проходить?
   - Не ссы. Проведём быстро. Действуем следующим образом. В цеху, у машины уже ждут капитан Ляпко и капитан Семёнов. Ты сейчас туда приводишь своих свидетелей. И чтоб каждого там не допрашивать по отдельности, не размазываться по времени - всё сделаем там, под протокол. Нарисуем схему, все моменты зафотографируем, все подпишутся. Это займёт часа три-четыре. После обеда я оформляю дело, проявляю плёнку и печатаю фотографии. Вызываю тебя и ты подписываешь все фотографии. Вечером иду к начальнику управления и докладываю о положительных результатах законченного расследования. Завтра уже работает начальник колонии. Он оформляет и проводит твоё освобождение по нашим документам, решает этот вопрос с судьёй и прокуратурой. Полковник Милютин уже этот вопрос с ними перетёр. И всё... И послезавтра, чтоб духу твоего тут не было. Тебе понятно?
   - Гражданин начальник, гражданин начальник..., - Поводырь снова вскочил с табурета и с силой несколько раз ударил себя в грудь для убедительности, - гражданин начальник..., всё подпишу и все подпишут. Выпустите меня в 9:15 утра, в 9:30 меня в Ныробе уже не будет. Отпустите в 9:30, в 9:45 я пешком пойду до Соликамска.
   - Садитесь, осужденный... На попутной машине поедете, я договорюсь, а то замёрзнешь, блядь... И отвечай потом, почему ты замёрз.
   - Гражданин начальник, как скажете. Да я как мышь в кабине буде сидеть. Даже дышать не буду...
   - Всё... Хорош тут комедию ломать. Иди и веди своих свидетелей в цех.
   - Боря, его из помещения как ветром выдуло, а я сидел и в удивлении мотал головой. Вроде бы и опытный уголовник, а то что я ему туфту гнал сообразить не смог, так ему вдруг на свободу захотелось. Хотя, честно сказать, я тоже постарался правдиво всё сыграть. Ну, а следующая задача была, во время дознания, подвести его к некому моменту, сломать его и запугать, чтоб он потом при московской комиссии, даже в ту сторону боялся смотреть, не то что какие-то заявления делать.
   Собрались в цеху, стол принесли табуретки, машина начальника колонии стоит, о которой я договорился с начальником, объяснив весь сценарий действий, на что он эмоционально отреагировал: - Пусть на хер бьёт лобовуху... Новую поставим, но сделай, Геннадий Антонович, как задумал...
   В глубине цеха клубятся любопытствующие зеки, которым Поводырь уже похвастал своим досрочным освобождением и которые ждут триумфа своего сотоварища над этими козлами. Короче, та ещё обстановка.
   Начали. Дал расписаться всем - "За дачу ложных показаний". Расписались. Потом минут тридцать составляли и тщательно рисовали схему места происшествия. Не менее подробно на этой схеме показали - где и кто стоял. Опять все подписали. Помимо этого заставил Поводыря показывать, как стоял, где стоял и как бил стекло. И всё это защёлкал фотоаппаратом без плёнки, устало объяснив, что эти фото они все подпишут после обеда.
   Потом началась нудная часть и под протокол. Ещё раз, уже словесно прописали - Где, кто стоял и кто что видел. Но фишка здесь была в том, чтобы каждый: Ляпко, Семёнов, Поводырь и свидетели, играющие против офицеров, после каждого ответа ставили свою подпись. Уже через час я видел недоумевающе-разочарованное выражение лиц обоих капитанов, но они молчали, видя во мне последнюю надежду. А как говориться - Надежда умирает последней. И они сидели молча и уныло. Зато взбрыкнулся Поводырь, вдруг что-то заподозрив и попытался отказаться от подписания, после каждого своего ответа. Типа - Я ж всё равно потом буду каждый лист протокола подписывать... Чего мол разной фуйнёй заниматься будем. Отец укоризненно посмотрел на него долгим взглядом и по-отечески, устало спросил: - Ты на УДО хочешь послезавтра выйти или не хочешь? Вот видишь - хочешь. Ты думаешь мне нравиться с этим тут возиться? Так скажу - не нравиться, но чтобы быстрей с этим разобраться - давай и дальше так будем действовать... - И Поводырю пришлось смириться с такой странной с его точки зрения методикой допроса. А чтобы он всё-таки не догадался, к чему я его веду, приходилось через один-два вопроса резко менять направления вопросов, не давая ему сосредоточится.
   Кульминация наступила через три часа, когда все уже были вымотаны и ничего не соображали от однообразной нудности течения допроса и все мечтали о скорейшем окончании.
   - Ну, а теперь переходим к заключительной части - Следственному эксперименту. Быстренько его проведём и наконец-то всё закончим. - Все облегчённо зашевелились, а я предложил Поводырю взять тяжёлый молоток в руки. Час тому назад мы всеми подписями затвердили в протоколе - что данный молоток полностью идентичный тому молотку - как по размеру, так и по весу. 750 грамм.
   - Так, а теперь, осужденный, покажите как вы наносили молотком удары по металлическим частям автомобиля. Бить не надо только обозначьте. Прошу соблюдать точность, так как я это всё буду снимать на фотоаппарат.
   Поводырь заговорщески подмигнул своим свидетелям, взял в руки тяжёлый молоток с замызганной, грязной рукоятью и начал показывать, как он бил, замирая на месте, когда дознаватель подымал фотоаппарат к лицу и командовал - "Замри". Потом новая позиция и снова - "Замри". С этой частью следственного эксперимента закончили в три минуты и ещё минут 10 капитан Цеханович оформлял это протоколом и дал всем подписаться.
   - Я ведь, Боря, с самого начала заметил, что эта сучара становиться и показывает удары совершенно с других позиций, чем было записано и подписано в протоколе всеми. Но промолчал, потому что наступало самое главное.
   - Так..., хорошо и самое последнее. Покажите, пожалуйста, как вы разбивали лобовые стёкла. - Я замер, а Поводырь так и не поняв чего от него добиваются, встал в правильную позицию и я ему приказал - "Замри". Тот послушно замер, а я продолжил: - А теперь покажи, как ты бьёшь ближайшее лобовое стекло и Замри..., - Поводырь размахнулся и медленно опустил тяжёлый молоток на стекло.
   Два сухих щелчка затвора фотоаппарата и новая команда: - Теперь Бей дальнее лобовое стекло..., - Поводырь точно также замахнулся, перегнулся слегка через капот и чуть-чуть приложил тихим, стеклянным щелчком молоток к стеклу и послушно замер, услышав знакомую команду - "Замри".
   Услышав звук затвора камеры, Поводырь облегчённо выпрямился, считая, что это конец всей этой тягомотины, но удивлённо замер, а потом обернулся на начальство, услышав резкую команду: - А теперь бей стекло, как тогда бил....
   - Гражданин начальник, так чего бить то...? Я ж всё показал... Да и жалко... Ладно я тогда пьяный был, а сейчас мне жалко. Зачем? Я и так сейчас всё подпишу... - Попробовал убедить начальство Поводырь в бессмысленности продолжения.
   - Бей, сука, а то хуже будет...., - жёстко потребовал отец, но Поводырь упёрся, вдруг поняв, на чём его так легко подловили, как последнего фраера. И что УДО не будет, потому что всё это банальная разводка и поэтому решил сыграть в правильного и твёрдого вора. Даже собрался демонстративно отбросить молоток в сторону. А в цеху повисла заинтересованно-напряжённая тишина.
   - Не буду бить и ничего мне не сделаете..., - бросил он громко и вызывающе.
   - Ха..., - весело воскликнул капитан, - ну и дурак. Чего вылупился? Так до конца и не понял, к чему я тебя веду? А ещё авторитет! Блин.
   - Боря, он лупал глазами, пытаясь докопаться до самого низа моих слов и это у него не получалось. С такими же рожами сидели и его свидетели. Надо сказать тоже не последние урки на зоне. А про Ляпко и Семёнова я даже не говорю. Они вообще ничего не соображали, но чисто интуитивно понимали, что конец близок и Антоныч победил. И еле сдерживали свою радость.
   - Поводырььььь...., - протяжно закричал я, - если ты сейчас не ударишь, как тогда - то я тебя привлеку к уголовной ответственности за дачу ложных показаний и клевету на сотрудников колонии. И эти три года мигом добавятся к твоему сроку.
   - И вас тоже, за лжесвидетельство. - Это уже я ткнул пальцем в троицу свидетелей, возмущённо вскочивших со своих табуретов. - Вы что думали, зря что ли я заставлял вас под каждым ответом расписываться? А теперь на довесок, самое пикантное.
   Теперь я повернулся снова к Поводырю: - Я вам всем пришпандорю отягащающие обстоятельства - групповой сговор в даче ложных показаний и срочек сразу у вас всех хорошо подрастёт. И за это тебе придётся ответить перед ними, - я снова ткнул пальцем в матерившихся свидетелей, но немного промахнулся и получилось довольно двусмысленно - и вроде бы придётся ему отвечать перед свидетелями или же перед остальными зеками, столпившимися недалеко от наших разборок.
   - Бей, блядина.... Тогда не будет ложных показаний, группового сговора, разборок, а отделаешься только сломанной рукой.
   - Аааааа...., - отчаянно заревел авторитет, принимая спасительное решение и понимая, что сломанная рука это самое лёгкое и безопасное, что может с ним случиться. А так можно и попасть на правило, где ему могут выкатить серьёзную предъяву за подставу.
   - Ааааа..., - орал он, настраиваясь на предстоящую боль, но самое главное настраивая самого себя на это действие, противное его человеческой натуре, когда он легко сам доставлял боль другим, более слабым, а теперь себе.
   - Аааааа..., - заводился он в вопле и в безысходности, понимая, что этот капитан с погонялом Сталин, сделает именно так, как и обещал, если он не сломает руку.
   - Аааааа...., Менты..., суки позорные... Ненавижу Вассссс..., - выплеснув в этом крике всю свою ненависть и обиду, Поводырь хрястнул молотком по стеклу. Стекло брызнуло весёленькими осколками и.... Новый вопль, но уже боли покрыл все другие дикие крики возбудившихся зеков, толпившихся рядом и увлечённые самим процессом.
   - Боря, я даже не удивился, если бы узнал, что они там ставки делали - Ударит или не ударит?
   - Дальше всё было буднично. Только если тогда был закрытый перелом, то сейчас - открытый. Кровь остановили, я мигом достал две заранее приготовленные бумажки. В первой было признание, что он руку сломал именно при тех обстоятельствах, что и во время следственного эксперимента. Вторая, он отказывается от своего заявления, как осознав его ошибочным и внизу под обоими бумажками, под словами "с моих слов записано верно" подписался левой рукой. А по дороге в больничку я его предупредил.
   - Если где-то и кому-то ляпнешь - четыре года допом тебе обеспечено. Сейчас тебе осталось три, а придётся сидеть семь лет. Хотя сомневаюсь, что до освобождения доживёшь, тебя, твои свидетели, которым я тоже влуплю срока за лжесвидетельства на перо посадят. Так что молчи и дольше проживёшь и через три года выйдешь. Ты понял меня?
   - Понял, понял, не дурак....
   - Вот так закончилась эта история. - Мы с отцом сидели на груде гнилых брёвен у Ныробского кинотеатра "Север", который тоже был сложен из брёвен ещё в середине тридцатых годов и брёвна наверно предназначались для ремонта этого кинотеатра, но так и не были использованы по прямому назначению. Они тут лежали ещё, когда я учился в восьмом классе. Справа от нас белела каменными стенами церковь. Её построили аж в начале восемнадцатого века пленёнными под Полтавой шведами по прямому приказу Петра I в знак благодарности жителям села Ныроба. Сзади, в метрах трёхстах, находилась другая местная достопримечательность сквер, заложенный ещё при царе, с таким же старинным забором со старыми изразцами на каменных столбах. В центре сквера, до революции стояла часовня, а в ней яма, в которой в начале 17 века содержали дядю царя Михаила, сосланного в Ныроб по приказу Бориса Годунова для умервщения от голода. Но дети жителей Ныроба тайно пробирались к яме и из жалости подкармливали узника, в результате чего десятнику стрельцов пришлось спуститься в яму и умервщить узника. Так что всё кругом дышало интересной историей и заставляло копаться в уже совсем недавней истории.
   - Папа, так я так и не понял - А руку то он как сломал? - Задал я мучивший меня вопрос.
   Отец с лёгким сожалением посмотрел на меня и разлил водку по пятидесятиграммовым стаканчикам. Не спеша выпил, вкусно крякнул и полез чистой щепочкой, служившей нам вилкой, в банку с красной рыбой с гордым названием "бычки в томате".
   - Молодой ты ещё, Борька..., без опыта... Ты представь себе лобовое стекло ГАЗ-69.
   Я добросовестно представил лобовуху "козлика": - Ну..., представил. И что? Правое и Левое... Ну...? Ааааа...., ёлки-палки! Теперь-то я понял. Разделительная планка посередине... Ну ни фига себе, как просто...
   - Просто-непросто, а об неё он и сломал руку. Представляешь, пьяный, да с дури, каааак хрястнул, тяжеленный молоток пробивает стекло и уходит вовнутрь машины, а рука упирается в планку и рука идёт на перелом. Вот и всё.
   - Ну..., папа, я всегда знал, что ты умный... В смысле в общеобразовательном и знания у тебя не обрывочные, а системные, логичные, но сейчас я увидел тебя совершенно с другой стороны и ещё больше зауважал.
   - Аааа, - отцу были приятны мои слова и он несколько в смущении взял бутылку и разлил остатки водки по стаканчикам, - давай выпьем и я тебе по этой истории секрет один расскажу. А то заговорил - Умный..., умный...
   Мы выпили, зачистили импровизированной вилкой жестяную банку и отец с удовольствием задымил папиросой "Беломорканал".
   - Само интересное, - начал он, - руку то ему всё-таки сломали. Месяца через два по пьянке мне Ляпко признался. Говорит - Антоныч, поверь, не хотел, а тут что-то неудачно крутанул ему руку и такой противный хруст услышал, что вот сколько времени прошло, до сих пор его в мозгах слышу и в яйцах такой противный зуд начинается, как будто мне самому руку ломают....
   - Папа, а как же следственный эксперимент? Не понял я тогда? Ты тогда это уже знал что ли?
   - Я ошарашенно, таким неожиданным поворотом сюжета, развёл руками.
   - Да нет, конечно. Вернее догадывался, что это могло быть. Ты вот тут про логику сказал. Так вот я её включил и рассуждал следующим образом. Пьяный в дупелину, руки потные и грязные, наверняка жрали закуску руками. Значит ещё и скользкие, да от пьянки слабые. Вполне возможно ударил и молоток у него выскользнул из рук. Ну, даже и ударился он рукой об планку... Ну ушиб и здоровый синяк. А вот на следственном эксперименте - удар сильный, руки не дрожат и цепкие пальцы. Я подвёл его всей ситуацией и возможными последствиями к этому действию. А он сам, сознательно сломал себе руку. Хотя мог вовремя выпустить молоток из руки. Но он понимал, что тогда авторитет его падает, он идёт на правило под возможные предъявы и вполне возможно под ножик.
   - А так он себе даже авторитет поднял, типа поступил благородно, по воровским понятиям - пошёл на боль, на страдание и никого не подставил.
   - Ну, это их понятия. А так московская комиссия полковником Милютиным была встречена "Хорошо", поил, кормил..., другие дела. Все остались довольные: и уехавшая комиссия и Милютин. А там мы и годовой план всё-таки выполнили. И всё закончилось нормально. Ляпко через два года ушёл на пенсию и уехал в свою Полтавщину. Год назад фото прислал в письме, там такие щёки..., еле в фотку влезли. Семёнов тоже на пенсии. Тут живёт. Иной раз пересекаемся и выпиваем. Да.., бойцу, который водку и остальное Поводырю носил, дали год дисбата. Ну как тебе история...?
   - Да.....!!!!
  
  
  Екатеринбург
  Апрель 2017

Оценка: 9.47*21  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023