Сундуков был родом с глухой, небольшой деревни, в такой сибирской глубинке, что даже советская власть сумела туда добраться только в 22 году. Как бы в деревне знали, что в Рассее давно нет царя, что где-то бьются большаки с белыми, которых никто в этой глуши не видел и которых деревенские мужики, как всякой власти, остерегались. Сидели в своём медвежьем углу тихо, незаметно, на самообеспечении. Жили рыбалкой, охотой, что-то там сажали на своих больших огородах. А когда необходимо было пополнить запасы пороха, муки и другого необходимого, да ещё на долгую зиму, собирались артелью и по реке в течение недели шли на нескольких больших лодках к населённым местам. Мигом закупались, чтобы не наткнуться на власть - белых или большаков, неважно и также быстро исчезали. Вот так и прожили без печали до 22 года. А зимой до них добрался уполномоченный от советской власти и за долгие месяцы зимы перебалгучил всю деревню. Так деревня присоединилась к остальной стране. Деревня зажила новой жизнью, организовалась охотничья артель. А так как всё-таки они жили в совсем далёкой глуши, все невзгоды, болезни, перегибы, становление колхозной жизни, индустрилизация и культурная революция прошли вдалеке от них, не всколыхнув ни взрослых, ни молодёжь. Да, культурная революция, а вернее борьба за всеобщую грамотность всё-таки зацепила деревню и Сундуков Тимофей научился читать, писать и считать. Правда, только в пределах сложения и вычитания. Но и это было большим достижением для деревенского парня, не видящего ничего кроме своей деревни и бескрайнего леса, где он охотился в составе артели. Не сказать, чтобы он был замкнутым и совсем тупым - просто был обычным деревенским парнем из глухой деревни. Слышал рассказы взрослых мужиков о другом и большом мире, но как-то это так проходило мимо и не укладывалось в сознании деревенского парня, не задумывающего дальше завтрашнего дня. Но когда его призвали на действительную службу в Рабоче-Крестьянскую Красную армию, когда он совершил целое путешествие со своей деревни в краевой город, увидел большой мир, паровозы и пароходы. Когда по железной дороге проехал до самой западной Белоруссии, он был просто раздавлен масштабами, многолюдством и многообразием открывшегося нового мира. В армии он замкнулся ещё больше, внутренне осознавая свою ничтожность, и от этого с готовностью подчинился более образованным и продвинутым новым товарищам и командиру отделения сержанту Никифорову, добросовестно выполняя несложные обязанности красноармейца и был неплохим бойцом. Единственно с кем сошёлся, это был красноармеец Иван Аксёнов с вятских краёв. Тоже с деревни, которая в отличии от деревни Сундукова, хлебнула и пережила всё, оставив в душе неплохого деревенского паренька сумятицу и нерешительность. И он тоже с охотой и готовностью подчинился сержанту Никифорову, городскому жителю, циничному и с сильным характером.
Всё, чем жила страна, к чему стремилась, чем гордилась, проходила мимо не особо замутнённого сознания Сундукова и Аксёнова. Они механически поддерживали все начинания, внимательно слушали лекции и опять не вникали, морщили лоб, с трудом и под смешки сослуживцев, отвечали на вопросы в ходе политических занятий, вместе со всеми голосовали Против...., Против чего - тоже не вникали. И после службы вернулись бы обратно, к такому привычному существованию.
Но война всё сломала.... Полк был разбит. Разбит сразу и наголово. Если бы не сержант Никифоров, Сундуков с Аксёновым в плен попали бы ещё там. Но опытный и более решительный сержант сумел сам выжить и вытащить их из этого ужаса и как они думали и смерти. Благодарные за это, они с благоговением смотрели на своего спасителя. И они пошли на восток, пошли бездумно за сержантом, вручив тому свои жизни и судьбы. Но тот шёл на восток, сначала по запарке, чисто механически, идя на соединение со своими. А когда попытались перейти дорогу и увидели длиннющую колонну пленных красноармейцев, да ещё когда напротив их кустов, где они затаились, конвоиры запросто и равнодушно пристрелили обессиленного и легкораненого пленного, это потрясло всех троих. И теперь Никифоров не особо стремился соединиться с армией, а решил отсидеться в глуши и там переждать лихое время. А потом принимать решение. Так они и оказались в этих местах, осели и беззастенчиво стали грабить местное крестьянство, постепенно входя во вкус. Первое время Сундукова и Аксёнова мучили некие смутные сомнения в правильности действий обнаглевшего младшего командира, но такого понятия как совесть и порядочность, не говоря уже об гуманизме - они не знали. А через несколько дней вообще отмахнулись от непонятных душевных угрызений. Жили сытно, пьяно и во всём полагались на своего, более продвинутого и наглого сержанта и не задумывались насчёт будущего, бездумно и во хмелю считая, что лето и такая лёгкая жизнь будет длиться до бесконечности....
Но появился страшный и более сильный, чем сержант майор Третьяков, легко и просто пристрелил бывшего командира. А возможность так просто лечь рядом с сержантом испугала обоих до икоты.
Они с усердием вычистили не только поляну, но и всё вокруг неё, постирались и насколько было возможно привели себя в порядок. Но майор не появился вечером, не было его утром и в обед они тронулись в путь. И буквально на следующий день попались полицаям. Попались по-детски и бестолково влезли прямо тем в руки.
Попинали слегка, повозили мордой по земле, но так как оружия при них не было, отделались они легко. Доставили в город, где с пристрастием допросили и выдоили из них всё, что можно было выдоить.
Полиция только образовалось и, видя их бестолковость и готовность делать всё, только бы не били, начальник полиции определил их на различные грязные хозяйственные работы, которые они с охотой и старательно выполняли. Содержали в отдельном помещении, под замком, но камерой назвать комнату, хоть и захламленную, было нельзя. Каждый день выводили на работу, в том числе они участвовали в кормёжке арестованных в камерах, битком набитых до отказа, вонючих, грязных и тёмных. Оценив разницу в содержании, да и в питании, они работали ещё старательней. Обширная территория полиции была обнесена высоким и глухим забором, где находилось само здание полиции, камеры, гараж, правда без машин, гораздо большая конюшня, вмещавшая в себя до двадцати стойл для лошадей, лёгкая постройка для приготовления пищи для заключённых и полицаев, большая часть которых, тоже проживала здесь же, в отдельном и приличном здании и другие хоз постройки.
Кормили Сундукова с Аксёновым отдельно от арестованных, со стола полицаев, остатками..., уже изрядно остывшими, после их приёма пищи, но сносно. После чего они в течение двух часов должны были помыть посуду и помочь повару, а потом поступали в распоряжение завхоза полиции, пожилого, прижимистого дядьки и они под его строгим присмотром крутились целый день и уже к концу, еле волоча ноги, приходили в свою комнату, где их замыкали, и падали без сил на топчан.
Особо за ними не следили и запросто можно было убежать. И убежали бы, если рядом с ними была более активная и целеустремлённая натура, но никто их не теребил, ничего подобного не предлагал, а самим им в голову такие мысли не приходили. А с чего им приходить, если была крыша над головой, кормили неплохо, пару раз мыли в бане, где они смогли постираться.... Не били.... Ну и что, что работа тяжелая.... И в деревне от зари до зари работали и в армии не без этого. А так куда-то надо идти, голодать... А если словят, то ведь могут и повесить... В полицию на тот момент было набрано всего двадцать полицаев и их здорово не хватало, чтобы охватить даже город, не говоря уже об районе. И уже несколько раз во двор выходил высокий, статный и суровый начальник полиции, которого тут боялись все. Выходил, курил, молча наблюдая за работой Сундукова и Аксёнова, а те под сумрачным взглядом главного начальника ещё старательней махали мётлами или другим инструментом. А тот покурит, поглядит и уйдёт. Подходили рядовые полицейские, угощали куревом, доброжелательно посмеиваясь, предлагали: - А что? Идите к нам служить... Хлопцы вы старательные. Обмундировка, паёк... Оружие вот... Власть мы... Советы больше не вернутся, так что свою жизнь строить надо...
Наверно, если бы их били, содержали в камере вместе с остальными арестованными, кормили хреново или, например, среди полицаев были бы и бывшие окруженцы, Сундуков и Аксёнов согласились. Но толчка не было. Кормили, для их положения, неплохо, не били, не было других примеров перед глазами и все эти предложения проходили мимо их. Вернее, Сундуков и пошёл бы..., но хотелось... бы не одному, а чтоб и Аксёнов тоже за компанию, так сказать, разделив ответственность за решение пополам. А тот "телился" и только невразумительно что-то мычал на прозрачные намёки товарища и не понять было чего он мялся. То ли от трусости, то ли по другой причине... Так они и работали при полиции, не о чём особом не задумываясь.
Вроде бы только заснули, как загремел замок и в открытую дверь, из сереющего проёма, прокричали: - Сундуков..., Сундуков..., выходи.
Привычно вскинувшись на свою фамилию, с трудом разлепив глаза, Сундуков сел на краю топчана, ещё ничего не соображая.
- Сундуков..., блядь, оглох что ли? - Вновь послышался недовольный голос, уже предполагающий не хилый пинок под задницу или удар кулаком в рыло, что сразу привело того в рабочее состояние.
- Я..., счас..., счас..., - быстро натянул сапоги и выскочил в коридор, но удар под жопу всё-таки получил.
- Ты чего там телишься? - И новый чувствительный удар в спину прикладом винтовки, - выходи....
От удара тот вылетел на улицу, где в предрассветной тьме была видна суета около камер с арестованными. Там тоже слышались ругань, звучные удары и крики боли.
- Чего встал? Где твоя лопата? - Послышался злой голос знакомого полицая, ещё днём доброжелательно общавшийся с Сундуковым и Аксёновым.
- Я счас... тут она у меня..., - и, не дожидаясь нового удара, Сундуков нырнул в ещё большую темноту навеса и тут же нащупал черенок лопаты, - здесь..., здесь.., беру уже.
- Совковую тоже бери, - прозвучала новая команда и Сундуков тут же ухватил и совковую лопату.
Когда он вышел и влился в царящую на дворе суматоху, то быстро разобрался в чём дело. Из камеры на двор выгнали несколько еврейских семей и они теперь плотной кучей стояли посередине двора, осыпаемыми градом ударов полицаев.
Сундукова толчками и пинками подогнали к евреям и тоже впихнули туда, вовнутрь небольшой толпы. Понимая, что твориться что-то страшное, в которое он попал по ошибке, Сундуков ухватился руками за черенки лопат и, выставив их, как обереги перед собой, неистово закричал: - Я не еврей... я не еврей... Я НЕ ЕВРЕЙйййй.....
То ли услышали, то ли разобрались, но его тут же выхватили и вытащили обратно, дали увесистую оплеуху, которую он, счастливый от такого поворота, даже и не заметил.
После некоторой суматохи, евреев наконец-то построили в небольшую колонну и погнали со двора полиции во всё светлеющий предрассветный сумрак. Сундуков, закинув лопаты на плечо, шёл рядом и как бы отдельно. И не с евреями и не с полицаями, неосознанно пытаясь отгородиться и от первых и от вторых, понимая, что для евреев это был последний путь и он нужен там для завершения этого пути.
Через некоторое время из проулка вывернула телега, которую полицая встретили радостными возгласами и по очереди стали подбегать к ней и прикладываться к четвертной бутыли с самогоном, снимая алкоголем напряжение от неправедного дела и, задавливая остатки человечности.
Бить евреев перестали, но более активно погнали к только им известному месту, которое оказалось в двух километрах от города в заброшенном карьере, где местные жители до войны брали глину для своих хозяйственных нужд. Здесь их уже ждал зам начальника полиции, при котором полицаи подтянулись, выказывая усердие и рвение, отчего количество ударов, тычков и ругани увеличилось в несколько раз.
Хоть и, выглядел Сундуков туповатым и недалёким, но не до такой степени, чтобы не знать об ночных расстрелах евреев. Даже слышал объяснения полицаев - мол, они продали Иисуса Христа, обдирали и обманывали народ и за это теперь должны понести расплату. Все. От стариков до детей.
Евреев оказалось ровно двадцать человек. Их быстро разбили на несколько частей и на какое-то время оставили в покое, под охраной двух полицаев, а остальные оживлённо столпились около телеги и зам начальника полиции, выпив первым самогонки, дал отмашку, отойдя в сторону закусывая здоровым ломтем хлеба с салом. Полицаи, скрывая криками и излишней суетой нервное напряжение, загомонили, чересчур оживлённо затолкались вокруг телеги и стали быстро опрокидывать в себя самогонку, торопливо зажёвывая её уже нарезанной и готовой закуской.
- Ну, всё.... Всё... Потом..., потом будете пить. Кто первые?
Вытирая рты рукавом и проявляя рвение, первая пятёрка полицаев вышла на исходную позицию, готовя винтовки, а к месту расстрела остальные погнали первую семью, тоже в пять человек.
Евреи с самого начала понимали, чем закончится их арест и давно смирились со смертью. И Сундуков, обострившимися от происходящего чувствами прекрасно видел, что евреи воспринимают данную казнь, как облегчение и воспринимают её как должный конец. Даже вроде бы желали, чтобы всё это закончилось быстрее. Но всё равно, как бы они не были готовы, когда их повели, не дав попрощаться с остальными, в предутреннюю серую темноту взлетели плач, крики мольбы и прощания с не таким уж плохим миром.... И удары, пинки и ругань полицаев не могли их прекратить и заставить молчать.
Семью выстроили у отвесного обрывчика и те, обнявшись, сразу сбились в кучу, где мать с отцом своими телами пытались закрыть двух дочек-подростков и мальчика девяти лет, спрятав головы внутри человеческой кучи.
Сундуков до боли в руках сжал свои лопаты и отвернулся, только бы не видеть того ужаса, творившегося на его глазах.
- Этого не может быть..., этого не может быть..., этого не может быть..., - как молитву твердил Сундуков, пытаясь психологически отгородиться от происходящего. Если бы сейчас, там стояли красноармейцы, или даже гражданские мужчины, то он бы только радовался, что не он там стоит. Но там стояли мирные и гражданские люди, семья. Хоть и еврейская, но люди, которые не несли никакой опасности для немецкого режима. Да...., их можно было использовать на работах, ещё как-то. Но убивать.... В этом не было никакого смысла. Ни практического, не военного.
Конечно, у него таких мыслей не было, они лишь бестелесными тенями метались в перевозбуждённом мозгу и он больше боялся за себя.
Сильный удар по плечу и грозный окрик, заставил его испуганно вздрогнуть: - Ты чего отвернулся? Смотри туда..., а то сам там окажешься, - рядом стоял зам начальника полиции и это он с силой повернул Сундукова и заставлял смотреть на казнь.
Полицаи выстроились шеренгой напротив приговорённых, по команде подняли винтовки, стволы которых качались в разные стороны то ли от выпитого, то ли всё-таки от внутреннего напряжения от неправедного дела. Но по команде старшего - Целься! Они выровнялись и довольно дружно выстрелили. Но пули поразили только отца с матерью и они, цепляясь за своих детей медленно, до ужаса медленно, опрокинулись на землю, оставив детей один на один со своими убийцами. Послышался громкий мат и полицаи стали судорожно передёргивать затворы и стрелять в детей вразнобой и без команды, пока те тоже не упали. Но ужас на этом не закончился. Несмотря на беспорядочную стрельбу все пятеро расстреливаемых были живы. Ранены, кто тяжело, кто легко, но всё ещё живы. Отец с матерью из последних сил ползали по земле в неосознанном желании закрыть своими окровавленными телами, из которых вместе с обильными толчками крови уходили последние силы и сама жизнь, закрыть своих детей..., раненых легко детей и кричащих больше от испуга, чем от боли. А их убийцы в оцепенении смотрели на это, опустив стволы винтовок.
- Что стоите, бараны? Добивайте..., - рявкнул начальник, приводя своим недовольным криком подчинённых в чувство. И те сорвались с места, кинулись к жертвам и практически в упор стали выстрелами добивать евреев. Всё закончилось в минуту и убийцы, забрызганные кровью и мозгами, шатаясь больше от совершённого преступления, чем от выпитого, отошли к телеге, где стали судорожно пить самогон. Видать, не всё человеческое ещё было погублено внутри их, но они встали на ту дорогу, откуда уже не было возврата и был только один путь - по ней идти дальше и катиться вниз.
Со следующей семьёй произошло тоже самое и зам начальника полиции, разъярённый бестолковыми действиями подчинённых, сам лично расстрелял следующую еврейскую семью из семи человек. И не всё у него получилось гладко, хотя и лучше чем у других, отчего он рассвирепел ещё больше и, схватив Сундукова за руку, неистово заорал.
- Что!? Думаешь их только закопаешь и чистеньким останешься...? Нет.., хрен тебе в глотку.... Теперь ты..., - и потянул обмертвевшего Сундукова к месту казни, куда подгоняли последнюю семью из трёх человек. Отец, мать и десятилетняя девочка, вцепившиеся руками в юбку матери. А старший полицай продолжал распоряжаться и орать, - винтовку сюда. На..., держи... Хочешь в сторонке стоять....? Не получится...
Сундуков в ужасе отталкивал от себя винтовку, а её совали вновь и вновь. И теперь на него орали все полицаи, окружившие плотной толпой, а через некоторое время зам начальника выхватил пистолет и ткнул в висок: - Стреляй, сука.... Считаю до трёх и потом ты становишься рядом с ними.... Раз...., два....
Одуревший от страха, от рёва, окруживших полицаев, от вида пистолета, Сундуков схватил винтовку и, задавливая в себе все чувства, почти не глядя, выстрелил в сторону казнимых с облегчающим ощущением, что промазал.
.... Но..., не промазал. Во время злобного рёва и крика, ругани, толчков и угроз, Сундукова, незаметно подтащили почти вплотную к расстреливаемым и от выстрела на его лицо попали многочисленные мелкие капли крови, а отец семейства вскинул руки к горлу, куда попала пуля и, захлёбываясь кровью с воздухом, со страшным хлюпаньем вырывающийся из раны, упал и стал кататься по земле. А Сундуков, помертвейший от произошедшего, беспомощно опустил винтовку.
- Стреляй...., - рявкнул над ухом старший полицай и больно ткнул пистолетом в бок, а потом выстрелил над головой и Сундуков, очнувшись от столбняка, трясущимися руками передёрнул затвор и, опять не целясь, выстрелил уже в мать, попав ей в бок. Женщина вздрогнула, негромко вскрикнула, но не упала, а медленно повернувшись, закрыла своим телом дочку и осталась стоять, сгорбившись и нависнув над ней.
В ужасе вновь передёрнув затвор, Сундуков вскинул винтовку и, направив ствол в голову женщине, выстрелил, попав в затылок и женщина безмолвно упала на испуганно кричавшую дочь, полностью накрыв её.
Сундуков судорожно передёргивал затвор, нажимал на курок и слышал во внезапно наступившей тишине только сухое щёлканье курка, не замечая, как от него отхлынули полицаи и, не видя ослепительной вспышки фотоаппарата.
- Так... хорош.... Стой, я сказал..., - заорал зам начальника и Сундуков уронил на землю оружие, с ужасом слыша даже не старшего полицая, а тонкий и пронзительный писк девочки из-под тела матери.
Винтовку подняли и вновь сунули в руки Судукова, но только кто-то уже подцепил на ствол штык и зам начальника пистолетом подтолкнул вперёд: - Иди..., теперь добивай штыком, раз пулей убить не мог....
Затравленно оглянувшись на полицаев, часть из которых ухмылялась, а другая смотрела выжидающе и с нездоровым любопытством, на зам начальника, намекающее поигрывающего пистолетом, Сундуков понял - если он сейчас не убьёт, то убьют его. И он решился. На ослабевших ногах подошёл к отцу семейства, который перестал уже кататься по земле, а просто лежал и с сипевшим звуком дышал, но не ртом, а пробитым горлом. Бесчувственным манекеном, подняв винтовку и, совершенно забыв все приёмы штыкового боя, он не сильно ткнул штыком в тело мужчины. Но тяжёлая винтовка, инерция движения даже такого слабого сделало своё. Трёхгранный штык с противным хрустом пробил грудину и пронзил сердце.
К этому времени ребёнок наполовину выполз из-под тела матери, а дальше сил не хватило и девочка заскулила по-щенячьи. И этот тихий скулёж чуть не убил Сундукова, который прямо сейчас желал, чтобы его убило громом и покарала божья кара. Но ничего не произошло, а глаза зам начальника обещающе сузились и пистолет стал, медленно и неумолимо подыматься. Сделав несколько неуверенных шагов на ослабленных ногах, Сундуков навис над девочкой, страшно закричал и под вспышку фотоаппарата с безумной силой пронзил насквозь детское тельце, засадив штык почти под ствол. Наверное, на счастье Сундукова, он убил её сразу. Второй раз он просто не смог бы. А сейчас он бессмысленно дёргал винтовку и не мог её выдернуть.
Дальше всё было как в тумане. Винтовку выдернули, сунули ему обратно в руки и заставляли в разных позах позировать около убитых.
Очнулся он только после второй полной кружки крепкого самогона и, увидев в своей руке белое сало, с розовыми прожилками мяса, его внезапно вывернуло, чуть ли не на телегу, где была разложена закуска. Но удачный и сильнейший удар зам начальника, вовремя отбросил его в сторону и там тяжело и долго рвало. Его подняли и заставили вновь выпить пару кружек, от которых он мгновенно захмелел и неожиданно для всех громко и истерично засмеялся. Упал на землю и стал кататься по ней, задыхаясь от смеха, постепенно превращая смех в истеричный плач.
- Может его... Тово...? Тоже...? - Задал вопрос один из полицаев, озадаченно глядя на катающегося в истерике Сундукова.
- Ничего... Не надо... Отойдёт..., - махнул рукой зам начальника и распорядился дальше, - ведите его в полицию, помогите отмыться, чтоб не вонял, а потом дайте самогонки и закуски и до завтра ни его, ни второго не трогать. Пусть попьют. А я пойду домой. Устал чего-то...., - полицай широко зевнул, сладко потянулся и уже было собрался идти, как что-то вспомнил.
- Да..., этих то закопайте....
Встревоженный Аксёнов с облегчением встретил возвращение в растрёпанных чувствах и пьяного сотоварища. В каком бы диком состоянии тот не был, но у него хватило ума не рассказать Аксёнову, что на самом деле произошло. Рассказал, усилённо икая и скуля, о самом расстреле и как ему потом пришлось закапывать тела убитых. Поставил перед Аксёновым бутыль с самогоном, туда выложил и закуску.
- Давай, Иван, выпьем и помянём убиённых. Сегодня нас трогать не будут...
Они быстро нажрались и свалились в тяжёлый, угарный сон, что было совсем не удивительно в их состоянии. Их действительно не трогали и только на следующее утро, загремел замок и в открывшуюся дверь прокричали: - Сундуков, бери ведро, тряпку и пошли порядок в кабинетах наводить.
Но привели Сундукова прямо в кабинет начальника полиции, где его ждал сам хозяин.
- Садись, - кивнул головой и небрежным взмахом руки отослал конвоира в коридор.
Несколько минут начальник полиции тяжёлым взглядом и молча рассматривал понуро сидевшего перед его столом. Потом встал из-за стола и несколько раз прошёлся по большому кабинету.
- Сундуков - жить хочешь? - Внезапно остановившись, в упор спросил полицай.
- Да я...., конечно, хочу.., - Сундуков аж приподнялся над табуретом в желании донести - Как он хочет жить.
- Сиди..., - махнул рукой начальник и Сундуков плюхнулся обратно на табурет, преданно следя взглядом за полицаем. А тот продолжал, как маятник, ходить по кабинету, а потом снова остановился перед сидящим.
- А жить... да ещё хорошо, да чтоб тебя уважали.... Хочешь?
- Да я, гражданин начальник...
- Понял, хочешь, - констатировал Дьяков, - но ведь это надо заслужить.
Сундуков вновь приподнялся над табуретом и тут же опустился, увидев повелительный взмах руки.
Начальник полиции сел обратно за стол и стал в упор смотреть на Сундукова, заставив того нервно ёрзать на жёстком сиденье.
Посчитав, что достаточно нагнал страха, Дьяков стал говорить: - Сундуков, насчёт тебя у меня есть определённые планы. О тебе неплохо отзываются мои сотрудники, да и я сам того же мнения. Думаю, что хватить тебе сидеть под замком и пора освобождать и принимать в полицию. Сначала, конечно, на рядовую должность, но думаю, что ты у меня быстро заслужишь повышение....
Сундуков в признательности приложил руки в груди и мучительно размышлял, как ещё больше выказать свою благодарность, но вовремя остановился, увидев, как недовольно поморщился будущий начальник.
- Ты, погоди благодарить. Выслушай сначала..., - а дальше Дьяков рассказал: как организует ему побег, куда должен идти и как найти отряд майора Третьякова, как втереться в доверие и как помочь в разгроме отряда и пленить самого командира.
Данное предложение оказалось совершенно неожиданным и изрядно напугало его, что он постарался скрыть, а Дьяков сделал вид, что не заметил испуга. Лихорадочно соображая, что делать, одновременно понимая - что отказ от этого задания повлечёт за собой непредсказуемые последствия и может быть даже мучительную смерть. Но и с другой стороны невыполнение его, или обычный завал, а то что он завалится сразу, как ему начнут задавать вопросы... - В этом Сундуков не сомневался. Себя то он хорошо знал, по крайней мере считал, что знает.
- Главное вырваться отсюда, а там я что-нибудь придумаю...., - наконец-то пришёл к решению Сундуков и сразу успокоился. Но Дьякова был битым и опытным человеком, прекрасно прочитав все мысли по глазам, поэтому пригрозив пальцем, припечатал будущего полицая к сиденью.
- Только не вздумай глупостей наделать. На, посмотри фотографии..., чтоб знал - назад у тебя дороги нет. И если что..... тебя будут искать - и мы, и они.... И пощады тоже не будет.
Фотографии были качественные и чёткие, на которых всё было видно до мельчайшей детали и Сундуков в главной роли....
Сундуков на фоне убитых, Сундуков прокалывающий штыком ребёнка, Сундуков стреляющий из винтовки... Короче, Сундуков был везде и везде главным убийцей еврейских семей.
- Вот так... Понимаю, неприятно. Но это так..., страховочка... Ну..., ну..., только не надо раскисать. На.., попей воды. Ну, что - лучше? Хорошо. Я сейчас выйду и закрою тебя на час, а ты подумай, как лучше выполнить задание.
Через час, начальник полиции открыл дверь и остановился перед Сундуковым.
- Ну...?
- Прошу вас, вместе со мной должен будет убежать и Аксёнов. Он ничего знать не будет и так мне лучше будет получить доверие Третьякова....
- Согласен. Сейчас возвращаешься к себе и готовишь друга к побегу. Мы ещё пару раз встретимся и обо всё договоримся.
Глава седьмая.
К великому облегчению всё прошло нормально и Сундуков уже на второй день даже забыл о своём задании. Попав вместе с Аксёновым в первое отделение, он и его товарищ снова и с удовольствием окунулись в этот маленький кусочек армейской жизни, привычно подчинившись более сильному и более продвинутому лидеру, которым оказался сержант Дюшков. А получив оружие, совсем ушли с головой в службу. Но пока Дюшков и командование отряда доверяли им только наряд на кухню и другие хозяйственные работы, но и эти простые и хлопотливые занятия выполнялись ими с удовольствием и охотно.
Но уже через неделю Сундуков начал беспокоиться, помня предостережение начальника полиции: - Сундуков, предупреждаю и ты это должен всегда помнить - сроку у тебя месяц. Ну..., может быть, два... Но наше немецкое начальство не желает слышать даже о месяце. Так что вот так. Ты не спеши, внедряйся, входи в доверие и думай, как можно пленить майора Третьякова, а отряд без него, я думаю, сам развалится или же его всё равно уничтожат. Главное для тебя -Третьяков. Жди, а я найду, как с тобой связаться...
Вот он и присматривался, приглядывался, наблюдая за командиром отряда с разных уголков небольшого лагеря, и со страхом ждал связного, так как не знал, что предлагать. Хотя, как бы он и не был особо наблюдательным и туговатым на соображалку, но всё-таки обратил внимание, что между командованием отряда и некоторыми вновь принятыми существовали натянутые отношения. В чём суть, Сундуков в силу своего деревенского развития понять не мог. Но его скоро просветил Аксёнов, случайно подслушав разговор отделенного командира со старшиной Сергушиным.
- Тимоха, Баранов и Синцов, оказывается тоже командиры и большие. Побольше, чем майор то наш. А их рядовыми поставили и они обиделись. Хотят отделиться и свой отряд создать.... Может там с ними будет легче, чем здесь...? А...?
Сундуков удивлённо-радостно вскинул брови, вдруг поняв, что у него в руках оказалась важная информация. Как ей воспользоваться он не знал, надеясь что связник подскажет или по крайней мере передаст её начальнику полиции. А тот уж своего не упустит.
А Аксёнов уже забыл и про Синцова, и про Баранова и толковал о другом, тоже подслушанным.
- .... Ты что не слышишь, что я тебе говорю? - Слегка обиженным тоном проговорил Аксёнов, задетый невниманием.
- А..., ааа..., что ты говоришь? - Очнулся от своих мыслей Сундуков.
- Так я говорю... Скоро проверка нам будет. Вот только на кого нападать будем - не знаю..., - Аксёнов озадаченно чмыкнул уголком губ и развёл руки в сторону, - вот бы узнать...? Интересно ведь.
Сундуков чертыхнулся про себя, удивляясь и одновременно радуясь удачливостью сотоварища, который невольно помог ему. Хлопнув того по плечу, похвалил: - Молодец, Ванька. Если что ещё узнаешь, скажи. Чтоб слепыми телятами не быть....
....Действительно, Третьяков с начальником штаба задумали операцию. И людей в деле проверить, и продовольствием запастись. Идею подкинул старшина Сергушин, сообщив на совещании, что продовольствия осталось на две недели. Вот тогда ему и поставили задачу найти объект для нападения. А через четыре дня он доложил.
- Деревня Язниково, там, товарищ майор, в амбары и скотный двор с округи собирают продовольствие и скот, для отправки в действующую армию. Собирают, конечно, не то слово - грабят самым беспощадным способом. Забирают всё подчистую. Там взвод немцев, около тридцати человек с офицером, обер-лейтенантом и пять полицейских. Набрали достаточно и один транспорт в пять машин два дня тому назад отправили. Ещё там осталось много, но когда будут всё это вывозить - неизвестно. Но каждый день одна, две машины приезжают и вывозят продовольствие. Немцы и полицаи в деревне. Охраняют собранное. Ну... и, конечно, пьянствуют. Правда, охраняют собранное хорошо. Вот я и предлагаю и немцев уничтожить, продовольствием затариться и дать жителям всё остальное растащить. А те уж спрячут... Научены...
- А что с соседними гарнизонами? - Спросил начштаба.
- Двадцать километров... В Рожнёво стоит полицейский пост. Семь человек, вооружённые винтовками. А до районного центра пятьдесят. Связь только курьерами или с проезжающими машинами...., - Сергушин замолчал и выжидательно уставился на командиров.
- Молодец, молодец... Хорошо поработал, - похвалил я старшину и подвёл итог, - цель для первого боя просто отличная. Осталось только проработать все детали. Одна просьба - молчок. Об месте операции и времени будут знать - мы трое и командиры отделений. Этим же кругом всё и обсудим. Так я думаю, будет лучше.
* * *
У начальника полиции помимо Сундукова были и свои задачи. Он метался с несколькими полицаями по вверенному району, где практически в каждой деревне у него были свои люди, знакомые и незнакомые, которые искренне уверовали в гибели Советов и решили примазаться к новой власти и поиметь от этого что-нибудь. Метался не зря и к концу недели смог под конвоем отправить в полицию около двадцати окруженцев. После соответствующей обработки человек двенадцать-тринадцать должны были пополнить ряды полиции. Те, которые были в числе первых полицаев, были местными. Они очень хорошо знали Дьякова, боялись его, а он как облупленных знал их. Знал их слабые и сильные стороны, знал как воздействовать на них, чтобы они более добросовестно исполняли свои обязанности. Но последние события, когда легко и просто убили нескольких полицаев при освобождении пленных, подтолкнули начальника полиции к более активным поискам новых сотрудников. Конечно, свои ..., даже вот такие, они лучше управляемые, но ставку нужно делать на подготовленных и обученных, которых в данный момент можно найти только среди осевших окруженцев. А своих, сугубо гражданских лиц, их потом и постепенно можно подтянуть до нужного уровня. Да..., были и среди них толковые люди, на которых можно было опереться. Но их было мало. Один из них заместитель Корпачёв и он сейчас остался в городе, чтобы твёрдой рукой держать в кулаке оставшихся полицаев и порядок на улицах. Старший полицай Курихин из бывших кулаков. Ну, очень злой на Советскую власть за раскулачивание и за родителей, которых угнали на жительство в Сибирь. Решительный и умный. Тоже был хорошей опорой для начальника полиции и ему Дьяков доверял даже больше чем заму. Он как раз был в поездке с Дьяковым и остальные пять верных человек были непрестанными спутниками начальника вот в таких вылазках и на них он собирался опираться и в будущем. Набрать бы человек тридцать бывших красноармейцев, поставить во главе преданных людей и можно, будет свои усилия уже направлять на организацию службы и более широкого охвата района. Чтоб было не хуже чем при советской власти. А потом.... Потом..., у Дьякова были свои, далеко идущие планы на "Потом". Он был уверен в своих силах и в том, что этот городок со временем станет хорошим трамплином на более высокие ступени, удачно начатой карьеры.
В деревне Рожнёво, куда сейчас направлялся Дьяков со своими людьми, стоял полицейский пост, в задачу которого входило не только держать под контролем округу, но и охрана длинного деревянного моста через неширокую, но с топкими берегами речушку. Не дай бог, что случится с мостом, ведь потом столько трудностей будет, чтобы по деревням того берега прошерстить и показать настоящую власть. Вот и приходится охранять. Основной поток разбитых советских войск схлынул и ушёл на восток или осели по деревням в примаках и работниках. О таких вещах как какие-то анахронизмы в виде партизан....
- Ну, это смешно... Какие партизаны - если целая армия разбита. А те кто ещё по лесам бродят... Разбойничают. Так их к зиме всех переловим... Кого к стенке, кого в лагерь, а кого и примем в полицию. Пусть свои грехи отрабатывают.... Так что ..., к зиме всё будет в порядке. А там....
Спокойный и неспешный ход небольшой конной группы располагал к таким же неспешным, приятным мыслям и даже смелым мечтаниям. Да и, честно говоря, задачи на эту поездку были тоже простыми и необременительными. Служба более-менее налажена, он хозяин района и его работой довольны немцы. Те, двадцать окруженцев, только начало... Ну..., а если Сундуков ещё не подведёт....
Время в дороге пролетело незаметно и перед обедом небольшой конный отряд спускался к длинному деревянному мосту деревни Рожнёво. Увидев, внезапно появившееся начальство, двое полицаев на мосту подтянулись и попытались браво встретить и доложить. Но от пристального взгляда Дьякова не ускользнуло - подчинённые были сильно навеселе.
- Ладно... Потом, - приняв доклад и задав пару вопросов, Дьяков с группой двинулся дальше, оставив гадать полицаев - Заметил или не заметил? Будут вечером наказаны или не будут?
Крепкое бывшее здание сельсовета, где расположился полицейский пост охранялся таким же датым полицаем, которого даже слегка шатало из стороны в сторону, вгоняя того в нешуточный испуг. Внутри бардак, запахи и следы вчерашней попойки, весело жужжащие мухи и больше никого....
- Семён..., - кликнул он старшего полицая Курихина, - разберись тут и наведи порядок, а я поеду обедать к старосте. К моему приходу построишь....
Староста встретил на обширном, затравелом дворе со всем уважением начальника полиции: - Здравствуйте, Арсений Семёнович. Милости просим. Как раз к обеду.
Они знали друг друга давно. Дьяков уважал в нём настоящего, крепкого и умного хозяина, а тот, с деревенской непосредственностью уважал в нём сначала представителя советской власти, а сейчас не только как представителя власти, но ещё и большого начальника. Но не лебезил, держался с достоинством.
- Каким ветром занесло в наш околоток, Арсений Семёнович? По своей службе, али новая развёрстка от властей? Так мы вроде бы всё немецкой армии, что положено уже как несколько дней отдали...
- Ничего, ничего, Никанор Ерофеевич, - успокоил он старосту, - по своим делам.., по своим. Ты мне лучше дай умыться с дороги, да за стол пригласи.
- Так..., милости просим. Марфа..., Марфа..., неси воды и рушник....
.... - Хорош..., хорош у тебя первачок, - польстил хозяину Дьяков и, с удовольствием выпив вторую чарку, стал с не меньшим удовольствием закусывать, а хозяин тем временем рассказывал начальнику полиции.
- Да у нас тут всё тихо. Никто не шалит. Народ живёт своей жизнью, хозяйством... Приглядываются, как дальше будет... Правда, когда неделю назад немцы с твоими начали реквизировать и забирать немецкой армии продовольствие... Вот тут перегибы были и я уж боялся - как бы народ не взбудоражился. Как бы не так надо было делать. И вроде бы взяли не в тягость нашей деревни, но как бы помягче надо было..... Собрали на площади и как обухом по голове, а потом по дворам пошли. А надо было... Поговорить, объяснить народу. Я бы распределил - кто и сколько и к вечеру мы сами всё немцам и принесли. А меня чуть ли не за шкирку самого и потащили по дворам... Нехорошо получилось. Нехорошо.... С криками, руганью, кое кому досталось и прикладом, хорошо хоть никого не убили... А ведь могли... Собрали две машины продуктов и уехали, а у людей в умах смущение осталось. - Староста всё журчал и журчал, - и твои, Арсений Семёнович, баловством занимаются. Службу то они несут вроде, но пьянствуют и хулиганят. Крестьянство обижают. Как через мост ехать, так дань им плати и опять же самогоном и закуской. Не нравиться..., не нравиться это народу... И я тут, между народом и властью. Мой авторитет падает. Да ещё с девками и бабами сильно охальничают. Ты уж поставь сюда строгого старшего, а то твой старший Тихон такой же, как и остальные....
- Всё..., всё..., Никанор Ерофеевич, услышал тебя и сам всё видел. За немцев и продовольствие ничего не могу сказать. Они мне не подчиняются. Но вернусь, в город обязательно доложу своему немецкому начальству и бургомистру, чтоб он по своей линии их тоже теребил. А порядок своим я наведу и мозги прочищу. Тихону особенно. Погляжу, кем его заменить, но недельки две потерпишь ещё его. Ты мне лучше, пока я тут порядки навожу, списочек составь тех, кто благонадёжен. Ну, и само собой - кто ждёт не дождётся возвращения советской власти. Да..., ещё... Окруженцы есть в деревне?
- Список-то я составлю. И окруженцы есть. Пять солдатиков недели три тому назад прибились. Трое ничего, хорошие ребята, деревенские и по-моему уже отвоевались. А вот двое - воду мутят. Нехорошо мне доносят...
- А чего моим их не сдал? - Слегка удивлённо и укоризненно спросил Дьяков, - глядишь и про пьянку хоть на время забыли бы.
Староста болезненно скривился лицом: - Да ты их сам после обеда увидишь...
Действительно. Увиденное привело сначала в бешенство и Дьяков еле сдержался, чтобы тут же не расстрелять старшего полицая Тихона, который не падал, только из-за того, что его поддерживали с двух сторон. Более-менее трезвыми были сменившиеся с охраны моста и часовой у сельсовета. А так... Вот и свои. Сволочи...
С бешенным свистом втянув в себя воздух, ещё раз обвёл взглядом коротенький строй. Сволочи...
- Семён, - чересчур громко крикнул своего помощника и когда тот выглянул из окна сельсовета, приказал, - сгоняй на мост. Этих мы видели, посмотри тех.
Оставив полицаев на улице, сам зашёл в сельсовет. Что ж, Курихин и здесь оказался на высоте. Пока Дьяков обедал у старосты, Семён сумел навести порядок и уже сейчас сюда можно было зайти спокойно. Конечно, при этом Курихин особо не стеснялся, что помогало полицаям быстро и качественно создать этот порядок. Но - ничего. Живописные синяки и хорошо разбитые морды только способствуют пониманию, что во всём должна быть мера.
Немного успокоившись и перекурив, начальник полиции выглянул в окно на конский топот: - Ну...? - Спросил он осадившего горячего коня перед окном.
- Да..., такие же... Я их, Арсений Семёнович, привёл в порядок, - и Курихин яростно потряс нагайкой, - с этими, что будем делать?
- Ладно..., - Дьяков по пояс высунулся в окно и, перегнувшись через подоконник, ещё раз поглядел на куцый строй, - хотел разобраться сразу... Но, чёрт с ними, завтра вернёмся и уже по трезвому, а то сейчас бесполезно воздух сотрясать. Ты сейчас оставь одного, на своё усмотрение, чтобы он их к завтрему привёл в порядок. А сами поехали в Язниково, там тоже дела есть. Да..., чуть не забыл. Староста покажет окруженцев. Так вот троих отдельно, кого он скажет, а двоих под особую охрану. Завтра со всем этим разбираться будем....
Честно сказать, особой необходимости ехать в Язниково не было. Те полицаи, которые были с немцами, они с ними и должны были завтра вернуться в город. Ещё по пути сюда, его обогнала небольшая колонна немецких грузовиков. Они должны были забрать остатки продовольствия и вывезти из деревни немцев с полицаями. Сам он хотел только этих проверить, да насчёт окруженцев деревню пощупать...
Но увидев пьяных полицаев на мосту, да в деревне, решил и туда проскочить... Да и развеяться...
Он и Курихин ехали по лесной дороге бок о бок, не спешно, беззаботно разговаривая и обсуждая будущие перспективы службы. Вспоминали некоторые моменты прошедшего и весело смеялись... Сзади, отстав на десять метров ехали остальные четверо. Перед выездом выпили немного. Так сказать..., для поднятия настроения и чтоб веселее ехать было. Веселье добавляло и то, что выпив и закусив в деревне, Курихину пошло это как-то не в дугу и он вынужден под беззлобные подколки и смешки каждые десять-пятнадцать минут отставать и, тихо матерясь, слезать с коня и присаживаться в придорожных кустиках. Но через десять минут вновь догонял отряд и вновь пристраивался справа от начальника. Но через некоторое время вновь незлобно матерился и отставал. Для закрепления желудка старшего полицая даже останавливались на уютной лесной поляне и приняли ещё немного народного лекарства. Закусили и поехали дальше. Как это не удивительно, но крепкая самогонка помогла и Курихин теперь лишь один раз отстал. И уже километра за три до Язниково, досадливо чертыхнулся.
- Я сейчас... ещё раз...., - отстал и остался за поворотом дороги.
Всё остальное произошло совершенно неожиданно. Дьяков, как раз слез с коня, чтобы подтянуть подпругу, пропустив своих подчинённых вперёд, а те с высоты коней, проехав метров сорок вперёд, внезапно разглядели в глубине придорожных кустов вооружённых людей. Закричали, скидывая с плеч оружие, но было поздно, дружные выстрелы практически в упор, мгновенно выбили троих полицаев из сёдел и они, с предсмертно-растерянными криками, упали в придорожную пыль. Четвёртому просто повезло - конь от громких выстрелов, криков вздыбился и принял на себя град пуль, спасая седока от неминуемой смерти. Стал заваливаться на бок, а полицай удачно соскочил с падающего коня, ещё раз увернувшись от следующего града пуль, залёг, сделал пару выстрелов из винтовки и ловко скатился в вовремя оказавшуюся здесь выемку, уходящей в лес. Этот удачливый полицай и отвлёк внимание засады от начальника полиции и дал ему возможность оказаться невредимым в лесу, но уже в другом направлении. А на дорогу выскочило несколько человек азартно стрелявших в скрывшихся.
Выстрелы, донёсшиеся с лесной дороги, оказались для нас неожиданными и сразу сломали так тщательно продуманный план. Много было споров, как проводить первую свою операцию. Опыта ни у кого, естественно, не было и сначала все склонялись к варианту ночного нападения. Часов так в четыре-пять утра, когда часовым спать хочется больше всего: и вроде бы ночь прошла спокойно и вот-вот сейчас будет рассвет. А вот старшина предложил напасть под вечер.
- А что...? День на исходе, можно расслабиться и выпить, отдохнуть и готовиться к ночи. Вот в этот момент как раз, по-моему, и не ждётся никакой пакости....
Обсудили, подумали и так и решили. Решили давануть с двух сторон. Первыми начинает моя группа. Мы, как можно ближе незаметно подбираемся по деревне к центру, нападаем на небольшую сельскую школу, где располагались немцы и полицаи. Связываем их боем. При удачном раскладе уничтожаем. Если с налёту не получилось, то держим их в окружении, пока старшина со своей группой чистит амбары. Если местное население не испугается и вовремя смикитит, то дать возможность им растащить остатки по дворам. Облегчало то, что амбары и скотный двор находились на другой окраине деревни и охранялся исключительно полицаями.
Мы только вышли на исходные позиции и наблюдали издалека за деревней и за хорошо видимой школой, так как до начала атаки оставалось часа три. Правда, какой-либо особой тревоги выстрелы у немцев не вызвали. Вроде бы сначала они засуетились у школы, но стрельба, донесшиеся из леса, как началась, так буквально через полминуты и закончилась. Донеслось потом ещё одиночных четыре выстрела и опять наступила тишина. В той стороне у меня расположилось половина отделения сержанта Дюшкова. Вроде бы немцы приехали за продовольствием на грузовиках и мы решили, что если немцы загрузят продовольствие и захотят тут же его вывезти, то мы пропускаем их, и уже Дюшков со своим их подбивает и связывает боем. А мы, оставляем заслон от нападения немцев со стороны деревни, в свою очередь атакуем автоколонну с тыла. Но немцы оставались в деревне, а из леса никто в деревню не прорвался. Немцы посуетились на окраине с полчаса и потом оттуда небольшой цепью выдвинулась разведка, остальные прикрывали их от околицы. Пока они осторожно двигались через поле к месту, где дорога входила в лес, ко мне прибежал связной от Дюшкова.
- Товарищ майор, - виновато стал докладывать связной, - полицаи на нас наткнулись. Если бы они шли пешком, не увидели бы, а так с высоты лошадей мы в кустах как на ладони были... Там кусты низкие... Пришлось вступить в бой и троих мы убили сразу, а двое побежали в лес. Дюшков приказал Сундукову остаться и собрать оружие и другие припасы у убитых, а мы кинулись в погоню за оставшимися в живых. Не догнали никого, а когда вернулись, Сундукова не было и оружия не было - ни его, ни убитых полицаев. По следам, которые на дороге в пыли оказались, получается, что он пошёл в ту сторону, откуда полицаи пришли. Все лошади полицаев на месте, четыре невредимые, только испуганные и одна убитая, а след одной лошади, тоже в ту сторону...
- Что? Сбежал Сундуков, что ли? Ни хрена себе..., это очень нехорошо пахнет. А где Аксёнов? Давайте его сюда... А ты давай обратно к Дюшкову и скажи, чтобы все отходили в глубину леса, немецкую разведку не трогать. Как они уйдут, вновь возвратиться в засаду.....
Но Аксёнов сам был безмерно удивлён пропажей товарища и ничего за ним не замечал особенного такого. Всё как обычно. Расспросы других тоже ничего не проявили, оставив неприятный осадок и твёрдое убеждение - либо сбежал, либо непонятно кем и как взят в плен.
Пока проходили эти разбирательства, немецкая разведка вернулась обратно. До места боя они не дошли буквально метров двести и повернули назад, так и не выяснив причин стрельбы. Скорее всего, они предположили случайность стрельбы, потому что уже через два часа жизнь немцев в деревне вернулась в безмятежное русло.
Вот как раз безмятежности среди командования отряда совсем не было. Я сидел в глубине кустов и лихорадочно соображал - Что делать?
Если Сундуков сбежал или хотел сбежать!? Тут сразу появлялась развилка: отчего он сбежал - От страха быть партизаном, воевать и в конце-концов погибнуть или попасться в плен, подвергнуться ужасным пыткам и быть повешенным или расстрелянным? Или же - махнул рукой и захотел пересидеть лихое время. Или же.... Про это "или же..." не хотелось думать, но не имел право отмахиваться и от этой версии. Всё-таки за мной отряд, а не только я - майор Третьяков.
С другой стороны - Что знает Сундуков? Чёрт, знает многое.... Людей, место базы... Этого достаточно, чтобы подстраховаться.
И при любом раскладе размышлений становился новый вопрос - Что делать с операцией? Либо, в свете новых обстоятельств - сворачиваться и уходить? Либо...? Вот ко второму либо я склонялся больше... Причём, все эти версии крутились у всех, сидевших вокруг меня, и тут же горячо обсуждаемые....
... А Сундуков в это время, не подозревая о терзаниях своего командира, усердно бежал впереди лошади Курихина, осыпаемый сильными и болезненными ударами, со связанными сзади руками. Бежал, неловко падал, больно ударяясь грудью, плечами о землю и разбив в кровь лицо. Вновь вскакивал и бежал снова, изо всех сил надеясь, что его не застрелят по дороге. Всё произошло внезапно, не давая времени принять какое-то решение: только что он был партизаном, а уже через минуту стал пленным, с одной только мыслью - выжить, выжить любым путём.
Честно говоря, ему повезло. Если бы на месте Курихина был, человек менее храбрый и не стойкий... Стрельнули бы его из-за поворота..., и смотался. Но старший полицай Курихин, был помимо того, что идейным противником советской власти, ещё и человеком храбрым и мужественным, поэтому услышав беспорядочную стрельбу и крики, он не сбежал, а залёг, изготовившись к бою. Выждав несколько минут и не дождавшись продолжения внезапной стрельбы, он поднялся и осторожно подошёл к повороту дороги, откуда и выглянул, увидев, что один из нападавших нервно обыскивает убитых и собирает оружие..... Да ещё знакомая личность. Так бы можно было стрельнуть, но теперь нет
Сундуков попал в ту часть отделения сержанта Дюшкова, которая стала засадой на дороге, чему он был только рад. Аксёнов наоборот, обрадовался тому, что будет участвовать в атаке на немцев и сумеет оправдать доверие новых командиров.
Думал отсидеться, но не получилось. Поняв, что обнаружены, Дюшков опередил противника, что сразу же стало удачей. Полицаи были мгновенно уничтожены, а за двумя ринулись в погоню.
- Сундуков, остаёшься. Собери трофеи и жди нас тут...., - бросил на бегу Дюшков и скрылся в кустах.
Странно было шарить по карманам убитых людей, которых ты знал живыми совсем недавно. Были бы они заклятыми врагами...., одно дело. Но в том-то и дело, врагами он их не воспринимал. В том, пленном прошлом, они относились к Сундукову и Аксёнову нормально. Да иной раз, когда не было настроения, пинали под задницу, ругались, и прикладом прикладывались, но это было не со зла..., по службе и необходимости. В хорошем настроении делились куревом, общались и давали другие поблажки. А вот Курихин, вернее старший полицай, как он его знал, тот был опасным. Он не бил, не ругал, но всегда смотрел на них нехорошим взглядом.
Поэтому, увидев Курихина с автоматом в руках, он обмер и совсем не сопротивлялся. Под автоматом и под злым шёпотом, он послушно собрал оружие и без звука побежал за поворот, где стоял привязанный конь полицая. Через километр и дальше, он бежал, нагруженный оружием и осыпаемый ударами, площадной руганью и обещанием, как только прибудут в деревню - беспощадный допрос и добротный, высокий столб.
В деревне, куда они прибежали через два часа, Сундуков свалился без сил под ноги изумлённого часового, а ещё через пять минут был безжалостно закинут в крепкий чулан, где оказался в томительном и мучительном одиночестве.
Курихин сначала развил кипучую деятельность, но быстро утух. Он просто не знал, что делать дальше. Ну..., поднял по тревоге и собрал всех полицаев в центр деревни, озадачил старосту... и всё. Восемь человек, а дальше что делать?
Правда, в таком состоянии он пребывал недолго. Через пару часов появился убежавший от погони полицай, а ещё через полчаса зло-возбуждённый начальник полиции. Бросил с грохотом автомат на стол и устало опустился на длинную лавку, откинувшись на голую стену. Искоса и недовольно поглядел на Курихина, как бы виноватя его в происшедшем, и буркнул: - Докладывай....
Он думал, что Курихин благополучно сбежал, воспользовавшись удачным стечением обстоятельств, но был приятно удивлён, что тот не испугался и ещё взял в плен одного из нападавших. Да и оружие всё собрал, хотя в глубине души его самолюбие царапнуло такой расклад, где Курихин показал себя бойцом, а ему пришлось бесславно уходить от погони.
- Но, Арсений Семёнович, с пленным-то сюрприз получился. Разрешите его привести? - Подкинул в конце интригу.
- Ну..., давай, давай, веди его сюда, - оживился Дьяков, а через пять минут широко раскрыл глаза в удивлении, увидев Сундукова. А Сундуков, не скрывая, испустил вздох облегчения. Удивлён был и Курихин реакцией начальника полиции, который отпустил приведшего его полицая и приветливо пригласил сесть арестованного за стол и сам лично перерезал верёвку на руках.
- Это мой человек, Семён... Не удивляйся. По моему заданию он там был. Рассказывай, - приказал он Сундукову и сел за стол. Рядом с ним сел заинтересованный Курихин.
А обрадованный приветливой встречей, Сундуков с увлечением рассказал всё, что он видел в отряде, считая, что теперь он останется в полиции и будет нести спокойную и сытую службу в городе.
Что ж, Сундуков не зря был в отряде и принёс весьма ценную информацию. Особенно два момента: место лагеря....
- Вот я ещё раньше про это место немцам говорил, - удовлетворённо хлопнул он ладонями по коленкам, - вот, что значит знать район. Их оказывается ещё раньше можно было прихлопнуть.
Второй момент, что в отряде есть весьма недовольные командиром люди: - Интересно, интересно..., - но дальше свою мысль развивать не стал.
Закончив рассказывать, Сундуков вполне справедливо считал, что теперь-то его накормят, хотя бы для начала нальют стакан самогона, запах которого просто витал в воздухе. Но у Дьякова были свои планы, которые он мгновенно прокрутил в голове.
- Теперь тебе как-то надо вернуться в отряд без подозрений. Вот над этим сейчас и будем думать.
Сундуков даже дёрнулся, как от удара и чуть не свалился с колченого табурета: - Гражданин начальник, гражданин начальник... Зачем мне туда? Зачем...? Я ведь всё сделал... Не надо..., не надо..., - качнулся он почти в истерике к Дьякову, но тот хлопнул кулаком по столу.
- Ну-ка тихо... Молчать! Как я сказал, так и сделаешь. Ты мне там ещё нужен, а если брыкаться будешь - пристрелю и всё. Прямо тут. А выполнишь задание - будет тебе нормальная служба, это я тебе обещаю. А сейчас подойди ко мне...
Сундуков мигом заткнулся, услышав про расстрел, живо вспомнив, как Третьяков пристрелил сержанта. Покорно встал и с бессильно опущенными руками подошёл к начальнику полиции. Думал, что тот начнёт ему что-то втолковывать, но тот резко развернувшись, ударил его в челюсть, выбив пару зубов. Заботливо поднял его с пола и отечески похлопал того по щеке, отчего тот болезненно замычал.
- Ничего..., ничего. Так надо было, а то могут и не поверить. Ты в амбаре посиди, а мы подумаем... Эй, кто там...? - Крикнул он, повернувшись к дверям. Открылась дверь и в неё сунул кудлатую голову полицай, - отведи его в амбар обратно....
Обсуждение было не долгим, да и вариантов только один - побег Сундукова из-под стражи. Но они оба поморщились, когда представили появление Сундукова в отряде и его простенькое объяснение, что он сбежал.
- Я бы не поверил, - безапелляционно заявил Курихин.
- Да я тоже...
Через пять минут сосредоточённого сопения и поглядывания друг на друга, Курихин нерешительно произнёс: - Я тут подумал..., для такого дела... надо пожертвовать кем-нибудь.
- Я тоже об этом подумал. Ну и кого?
- Тихона, - уже смелее предложил полицай, - толку от него, как оказалось никакого. Думали, что раз здоровый то и командовать будет нормально остальными, а он только самогон здоров жрать. Да и тут, накуролесил. А сейчас, когда тут я начал организовывать оборону - еле лыком вяжет. Всё равно наказывать в назидание должны были. Так не зря... и делу послужит...
В амбаре, куда его закинули, теперь добавилось ещё двое молодых парней, которые вполне сочувственно отнеслись к избитому Сундукову.
- Ты за что здесь? - Спросили, когда он, морщась от зубной боли, жадно выпил кружку холодной воды.
- Ох..., - последний раз охнув, закрыл рукавом рот, где от холодной воды, как будто острыми иголками закололи в челюсть. Чуть переждал боль и с придыханием сказал, - партизан я... Чёрт, чёрт.... Так глупо попался.... Мы же их завалили..., а я глупо...
- Вот сейчас и допрос устроили - Где лагерь? Кто командир? Да... про командира они сами знают, а вот про лагерь и сколько нас там - нет. Вот и насовали мне... Ох и больно... Сказали, что скоро ещё раз вызовут. Лучше бы меня там грохнули..., - почти искренне запечалился Сундуков.
А в это время, план побега вчерне был готов и ещё через час Сундукова вновь вызвали на "допрос".
- Так, теперь слушай внимательно. Расклад следующий, - начал Дьяков, когда Сундуков боязливо присел на угол табурета, - я могу тебя не посылать в отряд Дьякова и ты будешь нести службу в городе.
Сундуков радостно вскинул голову, а Дьяков продолжал, как будто не замечая реакции надежды: - Я от своих слов не отказываюсь. Сказал, что будешь служить в нормальном месте, значит так и будет, тем более ты информации принёс более чем нужно... Но..., сам пойми... Пока мы не убьём или не возьмём в плен Третьякова, он постарается достать тебя и уничтожить. И пока он живой, пока есть его отряд я и копейки не дам за твою жизнь. Ты вникаешь в это? Вникаешь... Это хорошо. Поэтому дело нужно доделать до конца. Тебя не зря кинули к тем двоим в амбар. Вот с ними ты и сбежишь. Мы сделаем так, что через какое-то время, ворота амбара будут открыты и ты должен будешь убить часового, заберёшь винтовку и вот с этими двумя ты и бежишь в отряд. Они подтвердят, что благодаря тебе они и сбежали. В отряде сидишь тихо и ждёшь связь. Как видишь - ничего сложного. Ты меня понимаешь?
.... Операция прошла успешно, насколько это можно было сказать. Конечно, хотелось большего: захватить продовольствие, уничтожить и немцев и полицаев. Спокойно раздать собранное ими продовольствие, провести митинг.... Принять в отряд пополнение из местных... Но, то ли опыта не хватило, или хватки... Но немцев мы сумели только блокировать в школе и они там просидели в жёсткой обороне. Попытались мы их штурмануть и всё-таки уничтожить, но откатились обратно, потеряв двоих убитыми и трое раненых. Раненых вынесли, а вот убитые остались на территории школы. Тогда и решили немцев блокировать.
В остальном всё прошло, как и планировали. Двое часовых из полицаев у амбара: один сдался сразу, а второй попытался сбежать, но был словлен и обезоружен. Правда, с грузовиками произошла осечка. Мы надеялись захватить хотя бы один, чтобы на нём вывезти свою часть продовольствия, но они стояли около школы и к ним было не подступиться. Пришлось их уничтожить издалека.
Оставив около школы начальника штаба, сам убыл к амбарам, где уже толпились наиболее смелые и отчаянные деревенские. Деятельно распоряжался старшина, непонятно откуда пригнав к амбарам несколько запряжённых лошадьми телег, и на них уже грузили продовольствие. Деревенские, этому интересному действу, почему-то уделяли совсем мало внимания. Они столпились у связанного полицая и о чём-то возбуждённо галдели.
Убедившись, что старшина сам справится, неспешным шагом направился к возбуждённым деревенским, среди которых преобладали молодые и пожилые женщины, пытавшимся разобраться с полицаем, но к нему не допускали двое вспотевших охранников, отталкивая и матерясь винтовками людей.
- Добрый вечер..., - громко поздоровался я и люди в недоумении оглянулись, пытаясь понять - Кто хочет им помешать? А я, насмешливо посмотрев на них, представился, - я, командир отряда майор Третьяков. Там у вас хлеб увозят, а вы тут...
- Да хлеб у нас есть, командир..., - вперёд выскочила бойкая молодуха, в белой кофте с длинными рукавами, - не всё нашли. А вот его отдай нам....
- Да я с ним сам разберусь. Не беспокойтесь...
- А мы не беспокоимся, - молодуха была настроена очень решительно и также решительно ткнула пальцем во второго связанного полицая, - ты с ним разбирайся, а его нам...., очень уж шкодливая скотина...
Я был настроен пошутить с бабоньками и сбить накал страстей, но не рассчитал: - Да, ладно... Молодой, здоровый мужчина..., при власти, может где-то перегнул палку. Я не защищаю его, но давайте разберёмся и справедливо накажем.... Виновен - расстреляем....
- Аааа..., ты тоже молодой и здоровый... Тогда посмотри, только глаза не отводи. Неужели ты это сможешь сделать? - Молодуха одним нервным движением вздёрнула рукава и белые, женские руки засинели, зажелтели пятнами многочисленных синяков.
- Так это ещё ничего...., ладно. Смотри дальше, - молодуха неуловимым, чисто женским движением, обхватив крест накрест себя руками, решительно сдёрнула через голову белую кофточку, оставшись в нательной сатиновой рубашке. Без малейшего стыда и жеманности, скинув бретельки с плеч, она оголила высокую грудь, которая тоже была покрыта многочисленными синяками и как это не удивительно укусами, следы которых явственно виднелись на нежной, женской коже, - Ну что? Избил, исщипал, искусал и снасильничал.... Хорошо муж сейчас в Красной Армии - А как я мужу потом в глаза смотреть буду? И я не одна такая. Так что отдай....
Я присел и с силой повернул к себе лицо, набычившегося полицая: - Правда?
Полицай не ответил, лишь дёрнул головой, вывернув лицо из моей руки.
- Ну и чёрт с тобой. Только по моему сейчас тебе что-то отрежут...., - я встал с корточек, кивнул часовым, отпуская их, - забирайте женщины. Он ваш....
Я встал, повернулся и пошёл к старшине, уже не видя, как женщины схватили связанного и потащили того за амбары. Тот извивался, что-то кричал умоляющим голосом, а через несколько минут, из-за амбаров, послышался пронзительный визг, где в единое целое слились боль, унижение, страх и совершенно не похожий на крик мужчины, страдающего от мучений.
Этот крик будоражил нас минут пять. Он то взлетал до самой высокой ноты, то затихал также стремительно, как и взлетал. То захлёбывался, превращаясь в невразумительные звуки. Но и он замолк, а ещё через пять минут из-за амбаров появились женщины, старавшиеся не смотреть друг на друга. Молодуха уже была в кофте, перед которой был покрыт многочисленными мелкими пятнами крови. Увидев женщин, второй полицай засучил ногами, стараясь уползти в заросли лопухов, но после хорошего пинка молодого партизана, он затих, закрыв глаза и только мелкая дрожь всего тела, говорила об ожидании развязки. Но женщины, не обращая на него внимания, направились к амбару и включились в делёжку.
В течение часа всё было закончено. Старшина погнал четыре телеги, наполненные продуктами, в сторону базы, а ещё через полчаса сняв блокаду вокруг школы, начальник штаба с партизанами, отступил к амбарам.
- А что, этого с собой что ли заберём? - Кивнул начальник штаба на связанного полицая. Он уже знал судьбу первого, сходил за амбар и вернулся оттуда весьма озадаченным и только и сказал.
- Ну, видать он и ходок был, не ожидал такого от баб....
Я посмотрел на полицая. За этот час я его допросил, а деревенские к нему претензий не имели. Говорят, был тихим и не борзым. Выполнял, что от него требовало начальство и не активничал. Лучше бы активничал - тогда бы сомнений не было. А так....
Я набрал в грудь воздуха, чтобы распорядиться судьбой полицая и так его и выпустил молча и растерянно.
- Блядь...., - выругался и повернулся за помощью к начальнику штаба. Расстрелять не за что. Оказывается, он в армии не служил. То есть измены Присяге нету. Оставить в живых вот здесь, а это значит отпустить - язык не поворачивался. Забрать с собой - А зачем?
Но начальник штаба сам отвёл глаза в сторону. Злости к сдавшемуся сразу полицаю не было...., а проблему надо было решать. И тут решение пришло с неожиданной стороны. Видя нерешительность командования, от группы партизан отделился бывший пленный и, решительно дёрнув винтовкой, предложил.
- Вы, товарищ майор, и остальные идите... Я сам всё сделаю. Суки они.... И не хрен их жалеть. Не ту сторону он выбрал... Я догоню.
Я кивнул головой и уже через пару минут мы двинулись в сторону опушки. Где-то на середине пути услышали вскинувшийся ввысь и резко оборвавшийся пронзительный крик. А уже на опушке леса боец нас догнал. Был он бледный, но решительный вид не предполагал даже минутной слабости. А вот немцы эту слабость проявили, не посмев организовать даже для видимости преследование.
Но меня это уже не беспокоило, больше всего мысли крутились вокруг Сундукова. Старшину с продовольствием я отправил на резервную базу, о которой знали единицы. Чтобы он там переждал пару дней и дождался либо нас, либо гонца от меня. Сундуков об этой базе не знал. А перед боем я в лагерь послал двоих, чтобы предупредить остающихся там об опасности. И сейчас мы сами рванули в сторону базы. Я хотел опередить вполне возможное нападение немцев и решил их встретить сразу на двух путях подхода к лагерю. И тут у меня был свой расклад. Конечно, можно было предположить, что Сундуков банально сбежал... и сбежал для того, чтобы где-нибудь спрятаться и осесть. Но всё-таки исходил из худшего. Сбежал, и сбежал к немцам. Непонятно по какой причине и сейчас она мне была совсем неинтересна. И временной расклад здесь такой. Три часа до деревни, где стоял пост полицаев. Опять же, если он о нём знал. Там ему необходимо часа два для того, чтобы убедить полицаев и рассказать о своей цели. Принятие опять же полицаями решения, лошадь скачки до районного центра. Это ещё четыре часа.
То есть, мы уже, закончив бой, имеем форы перед Сундуковым, которому ещё до районного центра целых два часа и успеваем добраться до окрестностей лагеря, устроить хорошую засаду и встретить немцев. И остальные партизаны, после такого успеха, горели новым боем. Все себя показали только с лучшей стороны. Даже Баранов и Синцов, действовали умело и смело. Аксёнов, за которым был особый пригляд, тоже воевал без оглядки на других. Так что можно было попытаться повторить успех.
Всё так и получилось, как задумывалось, кроме одного и самого удивительного. Через шестнадцать часов ожидания в засаде на нас вышел живой и здоровый Сундуков. Правда, весь побитый, с выбитыми зубами, но с винтовкой и двумя парнями, которые смотрели на Сундукова, как на освободителя и взахлёб, перебивая друг друга, рассказывали - как Сундуков, убив часового, освободил их и спас от неминуемой смерти. Это совершенно не вязалось с нашим представлением о Сундукове и только и приходилось переглядываться друг с другом.
- Хорошо... Молодец. Но оружие сдать. Все вы трое посидите в землянке под охраной, а мы всё проверим. Без обид...
Последующие несколько дней всё подтвердило и мы только крякнули от досады, узнав какие караси ускользнули из нашей засады. Чуточку везения и головка всей полиции была бы уничтожена. Эх, чёрт...
Глава восьмая.
- Нет, Дьяков..., - Зейдель в упор посмотрел на сидящего напротив начальника полиции, - нет... Ничего не будем сейчас предпринимать.
Дьяков был ошеломлён. Он, сломя голову, с Курихиным скакал всю ночь и часть утра в город. Разбил всю задницу, ноющую сейчас тягучей болью, как будто она разъехалась в разные стороны. Думал, сейчас доложит обер-лейтенанту, тот по тревоге подымет немецкие подразделения и кинет их на лагерь Третьякова. Но вот такого решения он не ожидал. Правда, сообщение о том, что он подвёргся нападению у деревни Язниково сначала выслушал внимательно и с видимой тревогой. Оказывается, они тоже забеспокоились, не дождавшись оттуда колонны машин с продовольствием и немцами, и уже через час туда ушло усиленное подразделение.
После этого они вновь уединились в кабинете у Зейделя. Видя изумление начальника полиции, Зейдель усмехнулся про себя, чувствуя реальное превосходство, превосходство арийца над недалёким славянином. Немца, видевшего на несколько ходов вперёд и понимающего, как эти ходы осуществить. Усмехнулся и снизошёл до снисходительного объяснения.
- Господин Дьяков, я вижу вы удивлены. Что ж..., объясню...
....Дьяков вышел на крыльцо, впервые недовольный своим начальником обер-лейтенантом. Выругался и пошёл к себе в полицию.
- Чёрт побери, всё бы им игры.... Хотят показать себя умнее, чем мы. Да уничтожать надо сразу и всё. А если они разделятся. И эти два недовольных образуют свой собственный отряд. Тогда в районе будет два отряда.... Лови их потом...
Действительно. К этому всё и шло. Прошло три дня, в течение которых немцы не проявляли никакой активности в поисках нападавших. Да..., провели определённые мероприятия, изобразили... Вернее, всё-таки провели прочёсывание нескольких лесных массивов, совершенно в другой местности. И успокоились. То ли посчитали нападение чем-то случайным, то ли ещё что-то... Хотя, я никогда не считал немцев дураками, но сейчас все их действия именно об этом говорили. А вернувшиеся разведчики, только подтвердили мои выводы, доложив о результатах первой боевой вылазки. Они были не особо впечатлительными. Немцы потеряли троих убитыми и пять человек ранеными. Причём легко. Двое полицейских убитых при амбарах и четыре уничтоженных автомобиля. И трое, которые попали в засаду. У нас двое убитых и четыре раненых и тоже легко. Зато продовольствием мы были обеспечены на месяц, да и местным тоже досталось немало. Когда немцы поняли, что опасность миновала, они устроили массовый шмон в деревне, пытаясь вернуть продовольствие и самое главное - выявить пособников среди местных. Разбирались жёстко и к великому нашему сожалению не обошлось без жертв. Одного мужика застрелили и двоих повесили в центре деревни. И то, на них показал местный прихлебатель, как на сочувствующих советской власти. И на этом успокоились, а к вечеру совсем убрались с прибывшей подмогой из этой местности в город. Мы тоже получили определённый опыт и теперь надо будет учитывать при планировании других операций, место и возможности мести немцев в отношении местного населения, чтобы свести к минимуму вполне возможные репрессии. Да..., хотелось бы конечно большего эффекта, но самое главное мы боем проверили людей и теперь думали над следующей операцией.
Все себя показали в бою только с лучшей стороны. В том числе и Синцов с Барановым. Действовали грамотно, уверенно и инициативно. Уничтожили пулемётное гнездо, подобравшись и закидав его гранатами. Хотя, это особо не помогло, но факт есть факт.
Честно сказать, за всеми заботами и хлопотами, я уже и забыл тот вечерний разговор, вспомнив только тогда, когда они вдвоём подошли ко мне и предложили обсудить кое какие вопросы.
- Товарищ майор, - начал с напором и официально Баранов, поглядывая быстрым взглядом на Синцова, - мы бы хотели вернуться к тому разговору. Проверку боем мы прошли. Думаю, вам не в чем нас упрекнуть - действовали не хуже других. А если по-честному, то лучше многих. Поэтому хотелось бы расставить все точки над "i" и определиться с нашим положением в отряде. Хочется ещё раз напомнить, что мы - единственные командиры в отряде на рядовых должностях. И заметьте - подполковник и батальонный комиссар, а не "товарищ красноармеец". - Назидательно закончил Баранов. Его поддержал Синцов, ультимативно и ребром поставив меня перед решением.
- Я полностью согласен с подполковником Барановым, - сделал упор на слове "подполковник" заговорил Синцов, - или вы нас ставите в отряде в соответствии с нашими званиями и должностями. Или же давайте разделяться и будем действовать параллельно и двумя отрядами, что принесёт двойную выгоду.
По большому счёту претензий к ним у меня не было. После того разговора, они обиделись, сначала замкнулись, выполняли без лишних обсуждений всё, что им поручалось. Но потом стали активно общаться с остальными, особенно с теми, с кем были в плену, среди которых они чувствовали себя в лидерах. Гораздо сложнее происходило общение у них с командирами отделений. Здесь было всё подчёркнуто и на официальном уровне - "Товарищ сержант....", "Товарищ красноармеец..." - это по отношению к Носкову, командиру отделения. Со Стрельцовым у них были равные отношения на уровне имени и отчества. Конечно, я их в глубине души понимал - Ну..., заедало.... И тревожило одновременно. Они явно добивались и старались укрепить свой авторитет в глазах хотя бы в тех, с кем были в плену. Как бы двух полярности власти или какого-то иного влияния на обстановку внутри отряда пока не наблюдалось, но бывшие пленные не скрывали своего уважения к ним. К старшине Сергушину обращались официально, к начальнику штаба по званию. Ко мне: когда были одни по имени и отчеству, при людях по званию.
Вот и сейчас. Наверняка, они обсуждали различные варианты вот этого разговора. Просчитывали, что я им отвечу... Как прореагирую... Что им отвечать, на тот или иной ответ? Кто и что говорит и в какой манере? Но передумали саму ситуацию и мой характер. Если бы Баранов закончил, а Синцов не вмешался или же просто поддержал товарища, скорее всего я бы что-то им пообещал и постарался это выполнить в ближайшем будущем, причём, не ущемляя своих проверенных и ближних подвижников. Но своим неумным, ультимативным заявлением он только разозлил меня.
- Я не понял - Вы, что мне сейчас ультиматум ставите? Да я вас сейчас по стойке "Смирно" поставлю и никаких разговоров не будет....
Поняв, что слегка "перегнули палку" Баранов с Синцовым заюлили: - Алексей Денисович - Ну, какие ультиматумы? Товарищ майор..., действительно я несколько категорично поставил вопрос... Но и нас поймите....
- Да я и не хочу понимать, - обострять ситуацию не хотелось. Не хотелось и оставлять за своей спиной обиженных. Поэтому начал резко, но постепенно смягчил тон, - мне и понимать нечего. Куда я вас поставлю - если некуда ставить. Вот вы, товарищ Баранов - Назовите мне командира, вместо кого, я вас должен поставить? Или вы товарищ Синцов. Давайте - предлагайте. Кстати, Товарищ Баранов, сержант Дюшков уже подходил ко мне с таким предложением. Мол, давайте поставим вместо меня подполковника Баранова. И что вы, товарищ подполковник, на это скажете?
Баранов молчал, лишь болезненно морщился и было ясно видно, что он не претендует на эту мизерную должность. Вот должность начальника штаба или моего зама, когда можно проявить свою начальственную суть, командирский рык, который иной раз у него прорывался - наверное ДА.
С другой стороны, он прекрасно понимал, что Дюшков был на своём месте и если его сейчас вот так поставят вместо сержанта, то он столкнётся с неприятием его, как командира. Но и предложить себя вместо капитана Нестерова - язык не поворачивался. Поэтому, помявшись немного, Баранов буркнул: - Ну, ладно, для меня нет должности, а вот капитан Синцов... Почему его комиссаром отряда не поставить? Что этому мешает?
Синцов насторожился, а я оценивающе посмотрел на батальонного комиссара: - Да ничего не мешает, кроме одного - жирновато иметь одного комиссара на сорок человек. Чем он будет заниматься?
- А что? - Я с удовольствием наблюдал за насупившимся в обиде батальонным комиссаром, - А если разделимся, как тут предлагалось? Стрельцов же с вами не пойдёт и придётся вам, Синцов, тянуть аж две должности и комиссара и начальника штаба. И это всего на двадцать человек...
Баранов ядовито улыбнулся: - Если до этого варианта дойдёт, мы уж как-нибудь разберёмся сами.
- Да уж разберётесь - тут не сомневаюсь, - задумчиво произнёс я и в голове сложилось решение, которое думаю на этом этапе устроит Баранова.
- Товарищ подполковник, а если поступим следующим образом. Мы тут задумали небольшую операцию. Надо разгромить полицейский пост в деревне Рожнёва и покарать старосту тамошнего за то, что сдал парней, которые с Сундуковым пришли. Что если ты и Синцов возьмётесь за её исполнение? А?
- Что опять проверка? - Обидчиво вздёрнул подбородком Баранов, а Синцов его поддержал.
- Мы что - в бою этого не доказали?
- Ха..., - коротко и скептически хакнул я, - претензий к вам в том бою нету. Но считаю, что для таких опытных командиров, хвалиться действиями простых рядовых... Ну..., не совсем скромно.... Вот теперь предлагаю показать себя с командирской стороны... Товарищ Баранов, ну не надо морщиться... Не хотите, тогда вы товарищ Синцов возглавите эту операцию. По ней и будем судить - Готовы вы или нет проводить руководящую линию партии в массы?
Синцов снова возмущённо всплеснул руками: - Ладно вам, Алексей Денисович, сейчас не будем ни про партию, ни про её руководящую роль. К этому мы потом вернёмся. А так скажу, откровенно - как коммунист. Эту операцию лучше меня спланирует и проведёт подполковник Баранов, - батальонный комиссар повернулся к подполковнику, - Константин Иванович, давай берись за это дело. Раз хотят, чтоб мы что-то ещё доказали - мы докажем....
